В Шушенском, куда я ездил собирать воспоминания о Ленине, мне показали дом, в котором жил сосланный в Сибирь еще до Владимира Ильича революционер Павел Аргунов.

Имя это мне помнилось смутно. В Минусинске, в знаменитом краеведческом музее имени Мартьянова, музее, который в конце прошлого столетия называли «чудом Сибири» – такие удивительные научные работы были здесь проведены, такие собраны коллекции по этнографии, геологии, животному и растительному миру Енисейской Сибири, – я хотел было узнать подробности о революционере, сосланном в Шушенское до Владимира Ильича. Но как только назвал я имя Аргунова, пошла, можно сказать, фантастика.

Чтобы читатель понял, однако, что дальнейшее хотя и смахивает на фантастику, но является вполне реальной правдой, надо сказать еще несколько слов о краеведческом музее в Минусинске. Основал его Николай Михайлович Мартьянов – провизор из Казани, самоучкой ставший одним из образованнейших людей своего времени и великим специалистом музейного дела. Сибирь привлекла его своей малой изученностью, и он посвятил ей свои огромные знания и более чем скромные капиталы. Мартьянов, однако, сумел увлечь тех, кто капиталы имел немалые, – сибирских богачей – и бескорыстных патриотов края, и тех, кто рассчитывал из науки о Сибири извлечь выгоду. А ум, знания, энтузиазм, необходимые для успешной работы музея, Мартьянов позаимствовал у другой категории сибирских жителей – у политических ссыльных. Он объединил вокруг своего музея всех, кто был сослан в Минусинский округ. А были среди них весьма видные ученые – бывшие и будущие профессора и академики. Конечно, царским чиновникам не по душе пришлось это объединение крамольного элемента, но тягаться с державшими руку Мартьянова тузами сибирской промышленности и торговли чиновники не решались. И стал мартьяновский музей одним из светочей просвещения в Сибири. Владимир Ильич, наезжая в Минусинск из Шушенского, каждый раз посещал музей, работал в его редкостной библиотеке, изучал его коллекции, дружил с самим Николаем Михайловичем Мартьяновым и с его ссыльным музейным штатом.

Сам Николай Михайлович Мартьянов умер в 1904 году. А члены семьи его остались жить, кто до сих пор в Минусинске, кто в Красноярске, кто в Москве. Когда я был в музее, меня водил по его залам внук Николая Михайловича – Николай Евгеньевич Мартьянов, видный сибирский геолог и автор оригинальной гипотезы о происхождении Земли. Мне посчастливилось: на летнее время приехала в Минусинск и дочь основателя музея – Нина Николаевна Мартьянова, которая хорошо помнит все «минусинское общество» времен пребывания в округе Владимира Ильича Ленина.

В семейном кругу Мартьяновых, в их доме, сохранившем старинную мебель и радушный уклад сибирского гостеприимства, провел я несколько замечательных вечеров, во время которых было рассказано и о дореволюционных временах, и о тех, когда Минусинск стал центром народной партизанской борьбы против Колчака.

В один из таких вечеров я и догадался спросить у Нины Николаевны Мартьяновой о Павле Александровиче Аргунове – знает ли она что о нем.

– Как же не знать, – пропела своим по-девичьи чистым голосом восьмидесятилетняя Нина Николаевна. – Павел Александрович не только был сотрудником музея и оставил по себе память в виде многочисленных трудов, но он еще и наш близкий родственник. Мать моя, Аполинария Александровна, была родной сестрой Павла Александровича Аргунова.

– Не знаете ли, за что сослан был Павел Александрович в Шушенское?

– Чего же не знать – за переводы Маркса. Он ведь один из первых переводчиков Маркса. Еще находясь студентом Московского университета, был в числе основателей общества переводчиков и издателей. Да вы об этом подробнее можете узнать от жены Павла Александровича – Юлии Александровны Аргуновой. Она проживает в Москве, как и я, в одном из арбатских переулков, Спасопесковском. Да, да, не удивляйтесь. После смерти своей первой жены, известной революционерки Вигилевой, Павел Александрович, уже в весьма преклонном возрасте, женился на молоденькой. Так вот Юлия Александровна в полном здравии и может вам рассказать об одном из первых русских переводчиков Маркса.

…В Спасопесковский переулок я направился сразу после возвращения из Сибири.

Дом № 3 по Спасопесковскому переулку – не старый и не молодой, стройки 30-х годов нынешнего столетия. Юлия Александровна Аргунова выглядит тоже не молодой, но еще и не старой: как была, так и осталась активисткой 20-х годов. Короткая стрижка, решительные движения, проницательный взгляд – она ведь не только жена старого революционера, но и сама участница революционных событий: в гражданскую войну была чапаевкой, потом воевала на деникинском фронте. Ушла на фронт из Саратова с томиком Чернышевского в ранце: на идеях своего замечательного земляка воспитывалась она с малых лет. Когда вернулась с фронта, поступила учиться в Саратовский университет. В 1921 году это было. А там Павел Александрович Аргунов преподавал. Не молодой по годам, а сердцем совсем юноша.

Познакомилась она с ним в день похорон Ленина. Павел Александрович выступал на университетском траурном митинге – разволновался, разгорячился и слег. Ее и выделила общественность за ним ухаживать, как бывшую фронтовую медсестру, которой можно доверить здоровье старого революционера.

Выходила Юлия Павла Александровича – не только хорошей сиделкой оказалась, но и преотличной слушательницей. Эти два персонажа в ней постоянно боролись. Один так бы и слушал без конца Павла Александровича, но другой приказывал: прекратить долгие собеседования, вредные для больного.

А рассказывал Павел Александрович о далеких, но близких ее сердцу годах – своем студенчестве, когда он и приобщился к революционной работе. Шел тогда ему только девятнадцатый год, но в среде московских студентов почитали его чуть ли не старым революционером. Как так?

А вот так. Родился Павел Аргунов в Восточной Сибири, в Иркутске – центре каторжного по тем временам края, где томился в те годы Чернышевский, куда ссылали всех бунтарей духа: и «охотников» на царя – народовольцев, и польских повстанцев, и религиозных еретиков. С малых лет пропитался Павел бунтарским духом. Но за способности в гимназическом учении был послан на казенный кошт, с выделением восточносибирской стипендии, в Московский университет на медицинский факультет. Здесь сразу стал Аргунов одним из вожаков сибирского землячества – самого революционного из всех землячеств университета.

Поступил Павел Аргунов в университет в 1881 году. Был тот год особым для революционной России. 1 марта в Петербурге народовольцы убили царя-«освободителя» Александра II. Последовавшая казнь народовольцев, разгром их движения, молчание народа, на который убийство царя не оказало ожидаемого террористами зажигательного воздействия, – все это заставило передовую молодежь задуматься: каким путем идти дальше?

…Почти ничего не осталось у Юлии Александровны после смерти Павла Александровича, случившейся в 1944 году, ничего из многочисленных документов, которые хранил он о годах своей революционной молодости. Жили они перед войной в Феодосии, спешно эвакуировались из нее накануне захвата гитлеровцами Крыма, оставили в городе и библиотеку редких книг, и папки редчайших документов. Только самые важные документы захватил в портфель Павел Александрович, да и его потерял на страдных путях-дорогах эвакуации. Сохранилось только то, что лежало в сумочке Юлии Александровны – несколько фотографий молодого Павла Александровича. Чудом как-то еще сохранилась книга, написанная Павлом Александровичем в Шушенском, – «Очерки сельского хозяйства Минусинского края». Да еще бережет она переснятые в Ленинской библиотеке статьи Павла Александровича из различных сборников и журнала «Каторга и ссылка».

Но сохранился еще один уникальный документ, который позволяет точно представить события необычайной жизни Павла Александровича Аргунова. Документ этот – автобиография, написанная при подаче заявления о вступлении в Коммунистическую партию. Заявление это он подал в 1943 году, за несколько месяцев до своей смерти.

К вступлению на склоне лет в партию Павел Александрович отнесся как к важнейшему шагу жизни. Самому себе было трудно объяснить, почему он решил сделать этот шаг так поздно, хотя десятки лет был подлинным марксистом, борцом за дело Маркса – Энгельса – Ленина. И автобиографию при подаче заявления он изложил не как обычно, на одной-двух страницах, а очень подробно. Вот этот единственный документ о 60 годах революционной работы Павла Александровича и сохранила как священную реликвию его жена, поставившая своей целью рассказать возможно большему числу людей об одном из тех, кто стоял у истоков марксистских организаций России. Этот документ и дала мне Юлия Александровна, буде я захочу писать о Павле Александровиче.

Вот что писал П.А. Аргунов о том 1881 годе, на котором остановился мой рассказ:

«После разгрома революционного народничества в сердце России, Москве, казалось, все замерло. Но на периферии Московской области уже был слышен приглушенный ропот рабочих. Эти молекулярные движения в рабочей среде рефлекторно передались чуткой части революционного студенчества университета, Высшего технического училища, Петровской сельскохозяйственной академии и других». И несколько далее в той же автобиографии: «Для нас, тогдашних московских студентов, субъективно появилась потребность выработать в себе какое-то новое отношение к действительности, новую программу действий. Объективно же – и это теперь особенно ясно – такие устремления диктовались доходившим до нас пульсированием рабочих настроений вокруг Москвы: Морозовская и другие стачки 1885 года объяснят многое, бывшее неясным в ту пору.

Я стал усиленно изучать „Капитал“, том I, а также не переведенные тогда „Нищету философии“, „Анти-Дюринг“, „От утопии к науке“, „Положение рабочего класса в Англии“ – все, что можно было достать через профессоров, пользовавшихся правом выписывать из-за границы работы на иностранных языках без цензуры. Ввиду крайней редкости „Капитала“ на русском языке я составил извлечения основного хода мыслей Маркса, по возможности словами самого автора, с добавлением цитат и из других его сочинений. Такую тетрадку можно было прочесть и прокомментировать в течение двух часов на собрании кружка, что мною было и проделано. Этот конспект получил применение в пропаганде марксизма и впоследствии издавался нелегально».

Итак, 1881 год – первое прочтение Маркса и первые, совсем кустарные попытки его распространения. Дальше дело пошло было более масштабно и организованно. Об этом читаем в той же автобиографии: «В 1882 – 1883 годах в Москве организовался нелегально довольно значительный кружок для изучения классиков марксизма. В состав кружка входили студенты преимущественно университета, учителя средней школы, учащаяся женская молодежь высших курсов. Но очень скоро от изучения кружок перешел к мысли переводить творения марксизма, издавать их нелегально под видом студенческих записей лекций (такие издания были тогда очень распространены на всех факультетах) и распространять среди широких слоев учащихся, рабочих и военнослужащих. С партийной точки зрения кружок был неоднороден, как неоднородна была тогда вся революционная Россия: были и народовольцы, и ранние социал-демократы, и сторонники военного заговора (так называемые „милитаристы“)… Одно несомненно, что эта ранняя марксистская группа уже критически относилась к народническим учениям о значении капитализма в России, о роли крестьянства, о решающем влиянии террора и т.п. … После более или менее удачного издания „Манифеста Коммунистической партии“ и некоторых мелких произведений было решено приступить к изданию журнала или сборника под названием „Социалистическое знание“».

…В библиотеке Института марксизма-ленинизма я видел это редчайшее издание. На его довольно искусно литографированной и украшенной рисунком обложке стоит жирными черными чернилами начертанный номер – полицейская пометка. Пометка показывает, что экземпляр этот извлечен был, по-видимому, в 1917 году из некоего жандармского архива и после ряда перемещений по библиотекам попал в Институт марксизма-ленинизма. Работники института установили, что еще несколько таких же журналов, тоже с жандармскими отметками, хранятся в других библиотеках страны. Но попадаются и сборники без жандармской нумерации. Об одном из них рассказал сам Аргунов. В автобиографии он пишет: «Первый выпуск „Социалистического знания“ вышел в самом начале 1884 года и содержал „От утопии к науке“ Энгельса, его же „Положение рабочего класса в Англии“, отрывки из „К критике политической экономии“, „Нищеты философии“ и др. Этот сборник получил широкое распространение, как выяснили потом жандармские обыски. Один его экземпляр покоился под видом лекций по политической экономии до 1920 года в одной библиотеке города Саратова, где я его обнаружил – целехонький экземпляр с нашим обращением к читателям и моими примечаниями из Маркса».

О журнале «Социалистическое знание» знал Энгельс. Знал и о кружке, его издававшем. Энгельс находился в переписке с одним из членов этого кружка – Евгенией Паприц, которая, по мнению Аргунова, видимо, была заграничным корреспондентом кружка переводчиков и издателей. Точно Павел Александрович этого не знал и пояснил почему: из-за строгой конспирации, действовавшей в кружке.

Евгения Паприц – актриса, собирательница русских песен, жена народника Линева. 26 июня 1884 года, находясь в Лондоне, она обратилась с письмом к Энгельсу, тоже проживавшему тогда в британской столице. Паприц просит в этом письме у Энгельса совета в «уверенности, что Ваш совет будет, несомненно, лучшим из всех, которые мне могут быть даны по интересующему меня вопросу». А просит она назвать ей «малоизвестные статьи, как Ваши, так и Маркса, которые были в свое время опубликованы в прессе», для перевода на русский язык и нелегального их издания. Вот при этом она и сообщает, что «с целью распространения в русском обществе идей научного социализма в Москве предпринято издание литографированного журнала „Социалистическое знание“ (печатать его, к сожалению, невозможно). Программа включает переводы работ о научном социализме».

Энгельс отвечает Паприц в тот же день – 26 июня. Письмо начинается так: «Сударыня! Про литографированный журнал, о котором Вы говорите, я уже слыхал, хотя мне еще не удалось увидеть ни одного экземпляра».

И дальше Энгельс вступает в полемику с Паприц, которая довольно негативно обрисовала положение с революционным движением в России. Она писала Энгельсу: «Существует довольно распространенное мнение, что русские социалисты лучше других подготовлены к революции. Мне кажется, что этот взгляд верен только наполовину. Преследования вызывают у них большую силу сопротивления, увеличивают, быть может, их энергию. Но, с другой стороны, русские являются невеждами в общественных делах. В случае революции русские социалисты не будут знать, что делать со своей победой, они ее не удержат потому, что у них нет ни твердых принципов, ни организации, ни настоящих научных знаний». Чтобы пополнить эти знания, Паприц и просит порекомендовать для перевода нужную литературу.

Энгельс посылает Паприц своего «Анти-Дюринга» и называет литературу, которую считает полезной для перевода на русский язык. Но одновременно он оспаривает мнение своей корреспондентки о русском революционном движении. «Мне кажется, – отвечает Энгельс Паприц, – что Вы немного несправедливы к Вашим соотечественникам. Мы оба, Маркс и я, не можем на них пожаловаться. Если некоторые школы и отличались больше своим революционным пылом, чем научными исследованиями, если были и есть еще кое-где блуждания, то, с другой стороны, была и критическая мысль и самоотверженные искания в области чистой теории, достойные народа, давшего Добролюбова и Чернышевского. Я говорю не только о революционных социалистах, действующих на практике, но также об исторической и критической школе в русской литературе, которая стоит бесконечно выше всего того, что создано в этом отношении в Германии и Франции официальной исторической наукой. И даже среди революционеров-практиков наши идеи и экономическая наука, коренным образом переработанная Марксом, всегда встречали понимание и симпатию».

Энгельс просит Паприц оказать ему «честь своим посещением». Но была ли представительница московского кружка в гостях у Энгельса, неизвестно.

В автобиографии Аргунова есть небольшая главка о переписке Энгельса с Паприц. Аргунов подчеркивает, как быстро узнал Энгельс о вышедшем в том же году в Москве сборнике «Социалистическое знание», и задает себе вопрос: кто же еще до Паприц сообщил Энгельсу о выходе нелегального журнала?

Чтение автобиографии Аргунова, беседы со старыми большевиками, знавшими его лично, с историками, изучающими тот период, когда в России возникали первые марксистские кружки, сделали для меня ясным: время это еще не изучено достаточно. У нас хорошо знают плехановскую группу «Освобождение труда» как первую русскую марксистскую организацию. Но она же появилась не на пустом месте?

Сам Павел Александрович Аргунов, рассматривая вопрос о том, как соотносился московский кружок переводчиков и издателей и другие подобные кружки с плехановской группой «Освобождение труда», пишет следующее: «Остается, однако, бесспорным, что и организация нашего кружка, и его издания были совершенно независимы от плехановской группы „Освобождение труда“, а появлением на свет в пределах России даже опередили ее. Но дело не столько в первенстве, сколько в том, что в России появились свои, туземные истоки марксизма, первые его самостоятельные ростки – пусть слабые и не столь культурные, как заимствованные группой Плеханова у заграничных товарищей, но зато подготовлявшие почву для той же плехановской пропаганды. Именно наличием таких самостоятельно возникавших марксистских групп в различных городах России и можно объяснить самый успех плехановского дела.

Если бы наша московская группа могла продержаться еще год-два, несомненно мы вошли бы в тесный контакт с группой Плеханова, хотя, быть может, не слились с нею, образовав особую группу марксистов, с какой-то более активной тактикой. Но всему этому не суждено было осуществиться, потому что летом 1884 года жандармерия начала в Москве массовые аресты, а в сентябре был арестован и я».

Дальнейшее повествование автобиографии – обычный рассказ русского революционера, рассказ о тюрьмах и ссыльных поселениях, о жизни под надзором полиции, продолжавшейся до самого 1917 года. История, в своих общих чертах достаточно знакомая по многочисленным воспоминаниям. Но в начальной своей части уникальная автобиография восстанавливает малоизвестные подробности одного из интереснейших периодов революционной жизни России, того периода, когда только начали складываться в стране первые марксистские организации.

Вот на какие документы можно натолкнуться случайно.

Юлия Александровна Аргунова посвятила свою жизнь тому, чтобы история жизни ее мужа стала известна молодежи страны. Отчасти ее стараниями в первом томе последнего издания «История КПСС», выпущенного Институтом марксизма-ленинизма, появилось несколько строк об «Обществе переводчиков и издателей», об его организаторах, в том числе и о Павле Александровиче Аргунове.

Несколько строк, которые еще предстоит «развернуть» историкам.

* * *

В 1818 году в маленьком немецком городке Трире родился человек, который – к тому подвела его история, – вобрав в себя чаяния умов и жар сердец лучших людей многих народов и эпох, создал науку, определившую, как будет развиваться впредь человечество. 150 лет прошло с тех пор. 150 лет в нашу эпоху достаточный срок для проверки основ любой науки. Сколько дисциплин перечеркнуло XX столетие созданием квантовой физики, теории относительности, кибернетической и космической практики, молекулярной генетики! А марксизм был и остается единственной научной теорией, объясняющей процессы, происходящие в человеческом обществе и предвидящей их дальнейший ход.

Существует изречение: «Человек – это природа, познающая самое себя». Маркс, Энгельс, Ленин – гении, лучше других познавшие суть отношений между людьми. Они вооружили человечество научным методом, который позволяет наиболее верно и глубоко познавать и природу, окружающую человечество, и само человечество.

Несмотря на проходящие годы, Маркс, Энгельс и Ленин продолжают быть нашими современниками. И каждая их вновь открываемая статья или обнаруженное в архивах письмо приобщают нас к их размышлениям, к их сомнениям, к их предвидениям, которые остаются актуальными и современными.

Каждое новое прочтение того, что написали основоположники научного коммунизма, – событие в интеллектуальной жизни человечества. Около тысячи новых прочтений содержит второе издание Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса. Столько же новых прочтений (интересное совпадение!), первых публикаций в томах Полного собрания сочинений В.И. Ленина, тоже завершенного недавно Институтом марксизма-ленинизма.

Это великий дар человечеству. Масштабы дара, может быть, еще полностью не осознаны. Произведения основоположников марксизма-ленинизма помогают человечеству и лучше понять свое прошлое, и еще успешней преобразовывать мир, приближая гармоничное, разумное, счастливое будущее.

…Публикуется впервые… Сколько поисков стоит за этими словами! Какие «приключения мысли» за ними, какая мобилизация знаний, какие волнения, споры, озарения и какой – на протяжении лет – самоотверженный труд!

вспоминая еще раз, в заключение, эти строки Данте, приведенные Марксом для объяснения атмосферы творческой, исследовательской работы, я хочу сказать, что люди, о которых было рассказано в этой книге, своим трудом доказали: они тверды и бесстрашны.