10.1. Ах, эти женщины в трико

433. Кто вы?

Когда меня спрашивают:

— Ваши родители ученые, дипломаты? — я отвечаю:

— Увы, нет. Я дитя манежа. Я родился в цирке.

Обычно после этих слов я ожидаю, что люди, считающие себя острословами, — а таких всегда немало — весело спросят:

— В какой клетке?

На самом деле родился я не в цирке. Но мои родители работали в цирке, много гастролировали. И именно в цирке мой отец, в ту пору инспектор манежа, или, как тогда называли, шпрехшталмейстер, познакомился с моей матерью, тогда танцовщицей кордебалета (та самая, которые «Ах, эти женщины в трико»).

434. Умный слон

Однажды с мамой приключилась история. Она тогда выходила в кордебалете аттракциона Юрия Дурова. Во время представления она споткнулась, а так как была самой маленькой по росту и шла последней, то упала прямо под ноги идущему сзади слону. Цирк замер. Слон медленно опускал ногу прямо ей на голову. И вдруг, почти коснувшись головы, задержал ногу. Мать вскочила, отбежала. Слон спокойно опустил ногу. Зрители зааплодировали, они решили, что это очередной трюк. Дуров не мог прийти в себя несколько минут. С отцом, который в это время стоял за форгангом, чуть не случился обморок.

Позже, когда мне уже было семь лет, Юра подвел меня к этому слону, и я покормил его морковкой.

435. Мама дрессирует пантеру

После моего появления на свет мама решила сделать свой номер. Из какого-то зоопарка привезли черную пантеру, и мама убедила начальство дать ей возможность сделать с ней номер. Специалисты начали готовить пантеру для выхода на манеж. Это обычная практика. В цирке тот, кто не имеет цирковой профессии, обычно начинает с номеров с животными. Их кто-то готовит, а на арену выходит новичок.

Все было хорошо, мать уже несколько раз входила в клетку с пантерой, кормила ее, но… Как-то папа проходил мимо клетки с пантерой, увидел разъяренную хищницу и сказал: «Никогда! У тебя годовалый сын, я не хочу, чтобы он рос без матери».

В это время был объявлен набор в новый балетный коллектив «Танцы народов СССР». Отец настоял, чтобы мама участвовала в конкурсе. Конкурс был сложным (чем не A Chorus Line с Майклом Дугласом), но она понравилась набиравшему танцовщиц Игорю Моисееву, и он взял ее в состав своей первой труппы. Недавно я видел фильм о Моисееве и среди танцовщиц узнал свою мать.

А пантеру так и не выпустили на манеж. Дрессировщики нашли ее очень агрессивной и отправили в зоопарк.

Через двадцать пять лет я почти повторил историю матери, только не с пантерой, а со львами.

436. Глаза Золушки

Прекрасный послевоенный фильм «Золушка» недавно был показан в цвете. Режиссеры, делавшие, как теперь говорят, «оцветовку», рассказывали, что у них были трудности с цветом глаз главной героини Янины Жеймо, игравшей Золушку. Не сохранилось ни одной цветной фотографии актрисы.

А я мог бы прийти им на помощь.

Жеймо была подругой моей матери, они вместе работали на эстраде, иногда в разговоре переходили на польский язык. Янина как-то сказала ей: «У твоего сына точно такой же цвет глаз, как у меня, — голубые с серым отливом». Мать согласилась.

Когда я посмотрел фильм в цвете, то обратил внимание на цвет глаз Золушки. Режиссеры не ошиблись. Он был точно такого же цвета, как у меня.

437. Потомственный циркач

Сам я в цирк попал в 1961 году.

После исключения из университета я сначала подрабатывал в отделах внешних сношений различных ведомств, а потом закрепился в иностранном отделе Управления цирков.

В цирке еще помнили моих родителей. Встретили меня как «потомственного циркача», и я сразу же окунулся в яркую жизнь цирка с его блеском, шутками и сплетнями. Цирковой лексикон и цирковые правила для меня не были чужими. Я с детства знал, что такое да капо и корпатура, знал, что самая тяжелая профессия — каучук, и что работают с животными одни, а на манеж выходят другие.

Помню, тогда весь цирк смеялся над такой историей. В Иркутске должна была выступать любимица московского начальства эквилибристка Ирина Бирина, но восьмидесятилетний директор цирка не включал ее в программу и она не получала зарплату. Бирина послала в Москву телеграмму такого содержания: «Почему меня не используют в программе?». Начальство послало телеграмму директору цирка: «Почему не используете Бирину?». И получило ответ, заставивший хохотать весь цирк: «Использовать не могу связи преклонностью возраста».

Я попал в круг интересных людей. Первой моей близкой знакомой была воздушная гимнастка Ира Щетинина. Мне приятно было бывать в гостях с этой на вид хрупкой и красивой девушкой. Единственное, что выдавало в ней гимнастку, — это мускулистая шея, которую она искусно прятала за воротничками. Однажды Ира подрабатывала Снегурочкой в Колонном зале. В перерыве, когда она отдыхала на лестничной клетке, к ней начал приставать с ухаживаниями подвыпивший родитель. Она терпела, терпела, потом подняла его и посадила на высокий подоконник. И он стал скулить: «Товарищ Снегурочка, снимите меня отсюда».

Подходил ко мне легендарный Александр Борисович Буше, которому отец передал должность инспектора цирка. Он любил вспоминать, как отец учил его продлевать антракт на пять минут, за что и получал от благодарных буфетчиц фужер коньяка.

438. О времена! О нравы!

В Главном управлении цирков старшим инспектором числился некто Зайцев Александр Николаевич. Высокого роста, красивый, всегда прекрасно одетый, с вкрадчивыми манерами и сносным английским языком. Инспектором он только числился, ибо носил погоны и управление было для него ширмой. Его непосредственное начальство использовало его для контактов с кинозвездами женского пола и не без успеха. И вообще, к слабому полу он имел тяготение; зато совсем не испытывал тяготения к работе в управлении, которую он должен был выполнять хотя бы для виду.

Коллег по управлению он не то чтобы не любил — побаивался. А со мной отношения были самые великолепные. Не скрою: он частенько брал меня с собою на «мероприятия», а посему и доверял.

По утрам он звонил мне и командовал:

— Запусти станок, разбросай стружку.

Это означало, что я должен вынуть из стола его тетрадь, паркер и создать видимость, что он просто вышел на минуту. А вечером:

— Собери стружку, выключи станок.

Много лет спустя, когда я стал начальником, я позвонил своему подчиненному и сказал:

— Запусти станок, разбросай стружку.

И для верности спросил:

— Понял?

— Понял, — весело отрапортовал он.

Когда я появился через час, подчиненный доложил:

— Все в порядке, — и показал на стол. Там стола бутылка коньяка и лежали бутерброды.

О времена! О нравы!

439. Говорящий тигр

Как-то меня вызвал председатель управления Феодосий Георгиевич Бардиан и сказал:

— Ты потомственный циркач и нечего тебе делать в Отделе внешних сношений. Готовь свой номер.

После недели раздумий я явился к Бардиану и завил, что у меня есть идея: говорящие хищники. К хищнику прикрепляется маленький, но мощный динамик. Выходит тигр на арену и говорит льву: «Здравствуй, лев», а тот отвечает: «Здравствуй, тигр».

Бардиану такая идея понравилась:

— Помогу.

Через несколько дней я поехал к своему знакомому дрессировщику Косте Константиновскому, мужу Маргариты Назаровой и руководителю ее аттракциона. Недавно я видел по телевизору фильм «Полосатый рейс», где Назарова играет главную роль дрессировщицы, и еще раз поразился, насколько она фотогенична.

В тот месяц они выступали на Малой спортивной арене в Лужниках. Костя подвез меня к павильону, где они тогда жили, и сказал:

— Поужинаешь у нас.

Переступив порог их жилища, я замер от неожиданности и испуга: на полу лежал тигр… Конечно же, я видел тигров в цирке, но не представлял, что вблизи они такие огромные!

— Проходи, Олег, не бойся. Это Пурш, — раздался голос Маргариты.

Я знал, что тигр этот совершенно уникальный. Маргарита никогда не входила к зверям, если в клетке не было Пурша. Она знала, что в случае непредвиденного поведения хищников он ее защитит. Всех остальных зверей подбирали так, чтобы они были похожими на Пурша. Все трюки на арене делал один Пурш, но у зрителей складывалось впечатление, что работают все звери.

Я все понимал, но, признаюсь, за ужином думал только о том, как пойду назад мимо Пурша.

Косте моя идея не понравилась.

440. Львы и Уланова

Зато кто сразу заинтересовался, так это Ирина Николаевна Бугримова. Она тогда выступала со своими львами, кажется, в Баку и прилетела в Москву на неделю.

В первый же день знакомства она повела меня… в Большой театр на «Лебединое озеро» с Галиной Улановой.

— Пойдем в уборную к Гале, — сказала она мне, когда спектакль закончился.

Признаюсь, меня, скромно одетого двадцатипятилетнего парня, смущало нахождение рядом с блистательной, сверкающей золотом, ослепительно красивой и далеко не молодой дамой. Ее узнавали, с ней здоровались. Близким знакомым она представляла меня по имени и отчеству. Кстати, до Улановой мы так и не добрались: та быстро уехала домой.

Через неделю Ирина Николаевна улетела, а я стал с ужасом ждать, когда через месяц она вернется со своими львами.

Но не дождался. Мне нужно было восстанавливаться в университете, писать дипломную работу. А для этого я должен был работать где-то по профилю факультета. Доказать, что цирк имеет какое-то отношение к химическому факультету, было весьма проблематично.

И с большой грустью с цирком я расстался.

В последние дни работы я встретил Юру Дурова. Мы сидели в буфете цирка на Цветном бульваре. Я его спросил, где тот слон, которому я обязан жизнью.

— Жив. Работает. Ты ведь знаешь, что слоны живут по сто лет?

Как это хорошо, что слоны живут по сто лет. Жалко, что люди посылают на войну умирать ребят, которым еще не исполнилось двадцать.

441. С такой физиономией в пасть крокодилу нельзя

Однажды, уже работая в Комитете по науке, я приехал в Брест встречать французскую делегацию. До прихода поезда из Польши оставалось несколько часов, и я отправился в парикмахерскую. Тогда еще в парикмахерских брили.

— Я новенькая, работаю первую неделю, — предупредила меня парикмахерша.

После бритья мое лицо выглядело, как после наждака.

— Я не возьму с вас денег, — вздыхала парикмахерша, замазывая порезы и ссадины коллодием.

Я отправился в зал ожидания, где встретил моих друзей из цирка, они ждали поезда в Польшу. Это была группа Степана Исаакяна. Его я хорошо знал, у него был уникальный номер. Степан работал с крокодилом и двумя бегемотами и по ходу номера засовывал голову в пасть крокодила.

Мы с ним пошли в бар выпить пива.

Осмотрев меня, он спросил:

— Что у тебя с лицом? Откуда порезы?

Я объяснил.

Степан на полном серьезе сказал:

— Знаешь что? С таким лицом тебе нельзя совать голову в пасть животным.

В цирке хорошо известно, что даже с небольшой раной к хищникам приближаться нельзя: запах крови их дурманит, они могут броситься на дрессировщика.

Я сказал, что подожду, когда царапины заживут, тогда и засуну голову в пасть крокодилу.

Степан согласился:

— Тогда можно.

442. Балет у станка

Мать моя танцевала у Игоря Моисеева в составе его первой группы.

Когда началась война, ансамбль отправился на длительные гастроли. Детей с собой брать не разрешили. Мать ушла из ансамбля и поступила работать на фабрику, почти два года шила солдатские шинели. Осенью 1943 года вернулась в балет.

Прошли годы. Она начала оформлять пенсию. Балетным полагается особая пенсия, но, для того чтобы ее получить, надо непрерывно проработать в балете определенное количество лет. И серьезная дама из собеса отказала матери, так как у нее был перерыв в балетном стаже… во время войны работала на фабрике.

Мать отправилась к председателю собеса.

Когда тот узнал причину отказа, то позеленел, выскочил в общий зал, подбежал к даме, занимавшейся мамой, и стал орать на нее матом. Потом извинился перед матерью.

Пенсию ей дали. Тогда еще помнили, кто как себя вел во время войны.

 

10.2. Наследник из меня не получился

443. Подарок через 15 лет после смерти

В 1964 году мы с Ларисой были на выставке в Третьяковской галерее.

— Зайдем в Комитет по авторским правам, — предложил я. — Здесь рядом.

В течение многих лет после смерти отца я получал гонорар за написанные им песни. Авторские права выплачиваются в течение пятнадцати лет после смерти автора, а тогда со смерти отца прошло чуть больше пятнадцати лет. Но чем черт не шутит. Каково же было мое изумление, когда я узнал, что мне причитается приличная сумма.

На полученные деньги мы купили люстру, и я шутил: отец сделал мне подарок на новоселье через 15 лет после смерти.

444. Как создавался гимн Москвы

Деньги в основном шли за песню «Моя Москва». Во время войны отец работал режиссером ансамбля железнодорожников, художественным руководителем которого был И. Дунаевский. Каждую неделю ансамбль показывал новую песню. Отец писал тексты, Дунаевский музыку. Однажды Дунаевский показал отцу два четверостишия из «Огонька» и попросил дописать несколько куплетов. Подобная практика повторялась не один раз. Одной из таких песен оказалась та, которой суждено было стать гимном Москвы.

После смерти отца и Дунаевского автор первого куплета Марк Лисянский заявил, что всю песню написал он. Стараниями его друзей автором песни стал называться только он. Я на это смотрел весьма спокойно, ибо деньги за песню перечислялись мне регулярно, в Комитете по авторским правам верили только документам. Прошло время. Появились публикации о неблаговидной роли Лисянского и его дружков. Мой школьный друг Борис Гудков недавно прислал мне публикацию, ставящую все точки над i. Имя отца восстановлено, Лисянский посрамлен. И как всегда, не обошлось без перегибов. Я уже читал статью, где Лисянский вообще не упоминается как автор песни.

Дунаевский часто бывал у нас дома. В своих воспоминаниях он назвал отца своим другом.

Умер отец в 1949 году, ему было 39 лет. Умер мгновенно. От инсульта. До этого никогда не болел. В поликлинике даже не было его карточки. Председателем комиссии по его похоронам был И. Дунаевский. Через 6 лет не стало и его.

445. На расстроенном пианино

Дунаевский прекрасно играл на рояле. Он долгие годы работал тапером, и мастерство осталось. Играть он мог на безнадежно расстроенном пианино, и никто не замечал, что оно расстроено.

Но был человек, который играл лучше. Володя Авроров, концертмейстер ансамбля, потомственный музыкант. Отец Володи играл при дворе, и его крестницей была императрица.

А когда они садились рядом… И уже нетрезвые. Особенно Володя.

446. Дунаевский и иностранные языки

После войны Исаак Осипович вздумал изучать английский язык. Моя бабушка нашла ему преподавательницу в нашем доме. Позанимался он с полгода и бросил.

— Ты понимаешь, Сережа, — объяснил он моему отцу. — По-моему, она тоже не знает английский. А с меня достаточно и двух языков.

Когда он бывал у нас на даче, то просил зайти нашу соседку, с которой часами с удовольствием беседовал на идише.

Рядом с этой соседкой он снял на лето дачу для будущей матери Максима.

447. Солодарь

По просьбе Дунаевского отец и после войны доделывал и переделывал тексты. Это позволило известному писателю Цезарю Солодарю на одном из капустников в ЦДРИ прочесть эпиграмму, которая заканчивалась словами: «А как же Пушкин писал без Аграняна!».

Отец обиделся и в свою очередь написал на Солодаря эпиграмму: «Искусству так же нужен он, как в ж…е клей синдетикон».

Цезарю после этого стали дарить тюбики с клеем.

На похоронах отца Цезарь подошел ко мне и сказал очень теплые слова об отце.

448. Почему весело

Чтобы я не оставался по вечерам дома один, мать и отец брали меня с собой на концерты. Они, как правило, выступали в разных местах и часто просили кого-нибудь перевезти меня от отца к матери или наоборот в зависимости от того, кто вернется домой раньше.

Однажды меня везла известная в те годы певица Зоя Рождественская. Ее песню «И были три свидетеля, весна голубоглазая…» помнят до сих пор. Красивая, ярко одетая, она была очень остра на язык. Ехали мы в переполненном трамвае. Какой-то мужик сзади прокричал:

— Давайте веселее.

На что Зоя громким голосом отчеканила:

— Кому давать? И почему весело?

449. Певица на рынке

Однажды мы были с ней на Дорогомиловском рынке.

Она спросила, почем морковь, ей ответили. И эта изящная, модно одетая дама понесла:

— Ты что, ох…ела, твою мать. Засунь эту морковку себе в…

— Да бери морковку бесплатно. Тебе не жалко, — промолвила восхищенная торговка.

Лет через тридцать я первым в МИДе отрастил бороду. Тогда вообще редко можно было встретить молодых людей с бородой.

На том же Дорогомиловском рынке я спросил у торговки, сколько стоит ее морковь.

— Что вы, батюшка, вам бесплатно. Берите.

Разные времена, разные предпочтения.

450. Иммунитет по балетной части

Чтобы сделать сына настоящим мужчиной, некоторые матери просят своих подруг научить его интимным премудростям.

Хорошо, что моей матери не пришла в голову такая мысль. Ибо все без исключения ее подруги по балету были, как бы сказать помягче, непривлекательными.

Уж не знаю, поэтому ли, но меня никогда не интересовали не только балерины, но и актрисы вообще. Иммунитет с детства.

451. Баритон и коньяк

После расформирования ансамбля железнодорожников отец руководил театрами на территории Парка культуры имени Горького, считался специалистом по организации праздничных мероприятий по всей Москве. Часто брал меня с собой. Я близко видел всех звезд тогдашней театральной Москвы. В памяти остались забавные сцены.

Сильный дождь. Зеленый театр Парка Горького. Концерт в честь Дня военно-морского флота. Тогда это было ответственным мероприятием, концерт транслировался по радио на всю страну. Солист Большого театра баритон Алексей Иванов отказывается выходить на сцену:

— На открытом воздухе в дождь! Ты понимаешь, Сережа, что для меня голос!

Отец соглашался, но, пробегая мимо, не забывал наливать в фужер коньяку. По мере выпитого настроение у Иванова менялось:

— В такой день… я должен… но не могу… Завтра мне петь Игоря.

После очередного фужера:

— Я вот тут в тепле. А ребята под дождем. Разбаловался я.

И в конце концов:

— Сережа, иди объявляй.

452. Русланова и дождь

Или снова дождь. И снова концерт на открытой площадке. На этот раз в Сокольниках. В течение двух часов сижу в тесной комнатке рядом с закутавшейся в шаль простуженной Л. Руслановой. Когда отец пробегает мимо нас, она каждый раз нудным голосом повторяет одну и ту же фразу:

— Сережа, ну е… твою мать. Когда ты начнешь?

Это повторялось раз двадцать. Дождь не кончился. Концерт отменили. Русланова повернулась ко мне:

— А я твоему отцу говорила, что дождь не кончится.

453. Поэты Серебряного века

По стопам отца я не пошел, хотя стихосложением занимался со школьной скамьи. Стихи мои достаточно хороши, чтобы их печатали в журналах, но достаточно плохи, чтобы сделать их производство профессией.

Учась в седьмом классе, я попал в литобъединение при Доме пионеров. Ребята там подобрались интересные. Частыми гостями у нас бывали известные литераторы. Как забыть встречу в Доме ученых со Львом Кассилем! Он до самого утра рассказывал о Маяковском, и за ночь мы выпили шесть бутылок «Тавквери». Ездили мы на окраину Москвы ко всеми забытому футуристу Алексею Крученых. Были в Ленинграде в гостях у Анатолия Мариенгофа. Сидели в кафе на улице Горького с Рюриком Ивневым, который, кажется, кроме как о Есенине, ни о чем не говорил.

А приезд Михаила Матусовского с двумя хорошенькими секретаршами, одна из которых своим платочком вытирала стул, на который должен был сесть великий поэт!

454. Фадеев

Неприятная история вышла у меня с самим Александром Фадеевым.

Уж не знаю, по какой такой глупости я ему задал вопрос: «Не было бы лучше, если бы эти ребята (речь шла о молодогвардейцах) тихо сидели, сохранили жизни и потом активно участвовали в восстановлении народного хозяйства?». Фадеев взорвался: «На такие вопросы я не отвечаю! Кто подготовил этот вопрос?». И уехал.

Руководитель семинара Н. Кудряшова потом рассказывала, что после этого инцидента ночью не спала: времена были еще сталинские. Но все обошлось.

455. Ахматова

Помню Анну Ахматову. Она гостила в Москве, кажется, у В. Ардова. Увы, в те годы муза Модильяни не производила впечатления женщины, которая может кого-либо вдохновить. И дело не только в высокопарности речи «Когда мы с Николя гуляли по Парижу», не в том, что ее давно не мытая шаль не вызывала в памяти «заповедный душистый платок», она, наверное, просто была из другой жизни, жизни, которая вызывала у нас улыбку.

Я водил ее в кондитерский магазин на Кировскую, покупал пирожные. Однажды она меня спросила:

— Какое мое стихотворение вам больше всего нравится?

Я ответил, не раздумывая:

— Это действительно великие строчки, — согласилась она.

456. Лиля Брик

Как-то были мы у Лили Брик. Пришли мы, кажется, на Чистые пруды. Встретил нас заспанный В. Катанян. Потом вошла она. Точнее, вплыла вместе с запахом духов, не назойливо крепких, а каких-то легких цветочных. Услышав мою фамилию, воскликнула:

— Сережин сын. Боже мой, какая я старая. У Сережи уже взрослый сын! Почему Сережа ко мне не заходит?

Отец мой к тому времени уже лет пять как умер.

Она обратилась к Катаняну:

— Ты помнишь Сережу? Его приводил Яша. Мы вместе ходили к Володе.

Кто такой «Яша», я не догадывался и не осмелился спросить. Но что «Володя» — это Маяковский, знал.

Беседовать с ней было интересно. Она внимательно следила за гостями и находила возможность сказать что-нибудь лично каждому. Потом был чай и «заходите, обязательно заходите».

457. О пользе быть растратчиком

Почти все мои друзья по литературным кружкам пошли «в литературу»: Роберт Рождественский, Игорь Шаферан, Володя Амлинский, Саша Тимофеевский, Наташа Рязанцева.

Как-то Роберт сказал:

— Лучше быть растратчиком, чем писать книги о растратчиках. Какие-то случайные люди будут решать, печатать твои книги или нет, а ты будешь бегать за ними и клянчить гонорар. И жить будешь, перебиваясь с хлеба на воду. А растратчик будет всю жизнь как сыр в масле кататься. Ну, посадят его лет на пять. Ну и что! А то, глядишь, и не посадят.

Растратчиком я не стал, но выбирал профессии, любимые авторами произведений авантюрного жанра. И теперь, когда мне уже больше восьмидесяти, я пишу автобиографию, которую, естественно, нужно было бы назвать «Автобиографией авантюриста».