Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди

Агранянц Олег

11. Комсомол не трожь

 

 

11.1. Дела райкомовские

458. Единственный социальный лифт

Однажды во время работы в МИДе для утверждения очередного дипломатического ранга я должен был пройти через кабинет секретаря парткома МИДа В. Стукалина.

— Держит по четверть часа, — жаловался мне коллега. — Вопросы задает. Докапывается.

Пришла моя очередь. Я вошел.

— Здорово, Олег. Как дела?

Мы с ним работали на комсомоле.

Пять минут беседы о знакомых — и я получил подпись.

Тогда действовало комсомольское братство. В стране узаконенного непотизма комсомол был единственной организацией, где можно было сделать карьеру без вельможной протекции. Недаром многие нынешние деятели начинали с комсомола: Ходорковский, Матвиенко.

Недавно я читал, что, когда кто-то удивился, почему вполне успешные люди празднуют сейчас День комсомола, один олигарх его обрезал:

— А комсомол не трожь.

459. Неприбыльная должность

На семинаре в Вашингтоне дама из Бруклина живописала привольную жизнь комсомольских начальников. Потом настала моя очередь подняться на трибуну, и я рассказал, что в мои годы зарплата секретаря райкома комсомола в Москве была маленькой, никаких пайков у секретарей не было, ни к каким магазинам они не прикреплялись.

Дама возмутилась:

— Не говорите о том, чего не знаете.

Я знал. Я четыре года проработал секретарем райкома комсомола в Москве.

Мой хороший знакомый Валя Водорезов был старшим инженером проектного института и получал 180 рублей в месяц. Потом его выбрали освобожденным секретарем комсомола института, и он стал получать 160 рублей. Когда ему предложили должность секретаря райкома на 140 рублей, он отказался: «Боюсь, как бы еще куда-нибудь не повысили».

460. Особые дела в особом районе

Район у нас был особый — центр Москвы. Ни одно заседание не обходилось без того, чтобы мы не рассмотрели какое-нибудь «дело».

Учебные институты выгоняли из комсомола двоечников и прогульщиков; научные, в основном гуманитарные, пытались втянуть нас в обычную для них научно-теоретическую склоку. И те и другие боролись с моральным разложением. Министерства и всякого рода государственные учреждения редко выносили сор из избы, но уж если выносили, то это были дела с политической начинкой, тщательно отредактированные, с большим количеством длинных протоколов. Не давала скучать творческая группа: Союз писателей, шесть театров, консерватория, училище Гнесиных, ГИТИС, школа-студия МХАТ.

Заседания бюро кончались поздно ночью, когда городской транспорт уже не работал, и мы, члены бюро и секретари, шли через всю Москву пешком. Денег на такси у нас не было.

Помню, я долго стоял на углу Трубной и Цветного бульвара с Борей Хмельницким. (Будущий Робин Гуд был тогда секретарем комитета комсомола Щукинского училища.) Обсуждали дело студентки ГИТИСа, которая вела крайне неправедный образ жизни.

Борис посмотрел на часы:

— Пять. Через час поедут троллейбусы. Давай еще час поговорим о ком-нибудь. У нас в училище тоже есть пару блядей. И каких!

461. Так ведь совокупляются

То и дело приходилось тормозить ретивых секретарей первичных организаций: бюро ГИТИСа норовило исключить из комсомола Ларису Голубкину за то, что та несвоевременно уплатила взносы за гонорар, полученный за «Гусарскую балладу», бюро Института славистики исключило парня из комсомола за то, что тот наотрез отказался жениться… на члене бюро. В МГИМО «раскрыли» заговор с целью покушения на Хрущева (всего-навсего!), а в Институте иностранных языков четыре (!) раза раскрывали «притоны». Правда, в одном случае то, с чем мы столкнулись, вполне подходило под это название.

Я спросил у секретаря иняза:

— Что у вас происходит на самом деле?

И он шепотом ответил:

— Так ведь совокупляются.

На самом деле вместо книжного «совокупляются» он употребил другое слово — на «е».

462. Как шьют солдатские шапки

Члены бюро покатываются со смеху. Я стою и не могу понять, что происходит.

Обсуждали ЧП на единственной в нашем интеллигентном районе фабрике. Называлась она «Красный воин», там шили солдатские шапки. Две девчонки, учащиеся техникума при фабрике, поругались, и одна засунула другой бутылку… попробуйте догадаться куда. Врач не засвидетельствовал никаких повреждений деликатного женского организма, несмотря на то, что жертве было всего 14 лет.

Заседание бюро райкома комсомола. Исключаем из комсомола виновную. Я веду заседание. Читаю мораль по поводу того, что «ты слабая девочка, и не в твоих интересах, чтобы мир был устроен так, чтобы диктовали сильные».

— Запомни мудрое житейское правило, — вещал я. — Как ты с людьми, так и они с тобой.

И вдруг девица завизжала: «Ой, пожалуйста не надо», а члены бюро покатились со смеху.

Смеялись долго. Оказывается, увлекшись пылкой речью, я не заметил, как локтем отодвинул штору, и взору присутствующих открылся подоконник, на котором стояла… пустая бутылка. И девица решила, что сейчас ее ожидает публичное возмездие.

463. У собаководов

— Слово предоставляется секретарю Фрунзенского райкома комсомола…

И моя фамилия.

Отказываться было глупо…

В райком часто приходили разнарядки на сидение в президиумах. Так получилось и в этот раз. Из горкома пришло указание направить одного из секретарей на всесоюзный слет (или съезд) собаководов. Отдельно было оговорено: без выступления. Поехал я.

Слет проходил в Клубе имени Дзержинского. Среди организаторов оказался мой бывший сотрудник по райкому Олег Гудим. Парень неординарный, с выдумкой. И он выдумал: вписал меня в списки выступающих, шутки ради. Он решил: когда объявят «Слово предоставляется такому-то, приготовиться следующему оратору», он подойдет к ведущему собрания и скажет, что произошла ошибка.

Но вмешался случай. Объявленный оратор отсутствовал, и слово предоставили сразу мне. Я направился к трибуне. Беда еще состояла в том, что я толком не слушал, о чем говорили до меня. Проходя мимо Олега, я мрачно процедил: «Убью».

И я начал говорить. О том, что наличие животных в доме благотворно влияет на воспитание подрастающего поколения. О том, что в школах необходимо приветствовать создание живых уголков. И прочие благие пожелания.

Потом на меня даже ссылались: «Правильный вопрос поставил представитель комсомола».

А у выхода меня ждал Олег с маленьким мешочком. Когда он работал в райкоме, то часто опаздывал и ссылался на то, что у него не было пятака на метро. После очередного его опоздания я начал перед концом работы выдавать ему пятаки на метро. И теперь он сбегал в буфет и принес мне подарок — мешочек, набитый пятаками. Я засмеялся и… простил.

464. Маршал борется с серостью

Однажды в качестве гостя на отчетно-выборную конференцию Фрунзенского райкома комсомола был приглашен маршал П. Ф. Батицкий. Конференция проходила в зале Дома киноактера. Маршал перепутал входы и пробирался к нам через Союз писателей. Его водили по коридорам, лестницам, и у нас он появился в крайне возбужденном состоянии.

— Кто главный? — спросил он.

Первый секретарь в это время делал доклад, следующим был я.

— Я главный.

Маршал с минуту смотрел на меня, а потом спокойно сказал:

— Вы — серость.

Я провел маршала в президиум. Через полчаса ему предоставили слово.

— Сейчас что-то будет, — предупредил я первого секретаря.

Маршал поднялся на трибуну и начал говорить о том… как он любит комсомол и какие у комсомола хорошие руководители… боевые, задиристые.

465. Чья это могила

Помню, как в течение почти пяти минут смеялись делегаты конференции, почти тысяча человек. Тогда шла кампания по приведению в порядок захоронений солдат, погибших под Москвой. Отыскивали захоронения, и комсомольцы организовывали уход за могилами, находили родственников погибших.

Выступал секретарь комитета комсомола Государственного дома звукозаписи. Он долго говорил о том, как они искали могилу и наконец нашли. И радостно заявил:

— И тогда мы решили: это наша могила!

466. Борьба с незрелым мнением

Отчетно-выборная конференция райкома комсомола созывалась раз в два года. А в тот год, когда конференции не было, райком комсомола отчитывался непосредственно перед первичными организациями. Составлялся доклад часа на три, и работники райкома разъезжались по первичным организациям. В крупные отправлялись секретари, в мелкие — работники рангом пониже.

И каждый раз представитель райкома обращался к собравшимся с такими словами:

— Райком подготовил доклад о своей работы за год. Чтение доклада займет приблизительно три часа. Есть два варианта: либо зачитать только те части доклада, которые касаются непосредственно вашей организации, это займет приблизительно минут сорок, либо зачитать весь доклад.

Председатель собрания ставил вопрос на голосование. Естественно, все голосовали за сокращенную копию доклада.

Но не везде.

Я приехал для доклада в Министерство внутренних дел. Тогда оно называлось Министерство охраны общественного порядка. Министром был Вадим Степанович Тикунов.

Я спросил собрание, зачитывать мне весь доклад или нет, и, к моему удивлению, услышал предложение зачитать весь доклад. Естественно, трехчасовое чтение меня совершенно не прельщало, я вышел из президиума и спросил зал:

— Может быть, у кого-то будут другие предложения?

Какой-то офицерик из зала закричал:

— Зачитайте часть.

И тут…

Поднялся сидевший в президиуме секретарь парткома, полковник и обратился к кому-то в зале:

— Капитан Иванов, незрелое мнение о сокращении доклада райкома комсомола является незрелым мнением лейтенанта Сидорова или незрелым мнением всего вашего отделения.

Капитан Иванов (фамилии я, естественно, привожу условные) четко отрапортовал:

— Предложение о сокращении доклада райкома комсомола является незрелым мнением лейтенанта Сидорова.

И мне пришлось читать весь доклад.

467. Обед у министра без министра

После доклада в Министерстве охраны общественного порядка меня пригласили отобедать.

Вел на обед секретарь парткома. Мы прошли через несколько коридоров, спустились на лифте и попали в маленькую комнату, где был сервирован стол на четырех человек. За стол сели секретарь парткома, секретарь комитета комсомола и я. Четвертое место оставлялось пустым.

— Это для министра, — объяснил секретарь парткома.

Подали закуску. Потом первое. Подали первое и отсутствующему министру.

— Министр задерживается? — спросил я.

— Нет, он в Ташкенте.

— Так он вряд ли придет, — высказал я предположение.

— Вряд ли, — согласился секретарь парткома.

В это время отсутствующему министру принесли второе.

— Так зачем это? — я показал на блюдо.

— На всякий случай, — спокойно ответил секретарь парткома.

Через много лет я встретился с Тикуновым. Тогда он был послом в Камеруне. Я часто бывал в Камеруне, и он всегда приглашал меня к себе домой.

Однажды я рассказал ему историю с обедом. Он ответил:

— А я иногда неожиданно приезжал.

— Сколько раз? — спросила его жена.

Он подумал и ответил:

— Ни разу.

468. Крах эгоиста

Однажды я явился домой в три часа ночи.

— Заседание бюро затянулось, — объяснил я Ларисе.

По ее лицу я понял, что она не поверила. Но через несколько дней я показал ей «Известия», где был напечатан фельетон «Крах эгоиста», начинавшийся словами: «До двух часов ночи заседали члены бюро Фрунзенского райкома комсомола Москвы».

Заседание было бурным. Научный сотрудник Института экономики — то ли социализма, то ли капитализма — на вечере пригласил танцевать свою коллегу. Она отказалась, и он врезал ей пощечину. Все члены бюро института, одни представительницы слабого пола, с жаром требовали его исключения из комсомола. Спор возник из-за формулировки: я считал его поступок просто хулиганством, но молодые ученые леди смотрели шире — они находили в мордобое воплощение его эгоистической натуры. В конце концов, моя взяла — его исключили за хулиганство. На заседании присутствовала корреспондент «Известий», она стала на женскую сторону, думаю, потому что иначе написать «проблемную» статью у нее не получилось бы.

У истории есть продолжение, и не одно. Свирепые девы из бюро настояли на привлечении хулигана к уголовной ответственности. И он получил год тюрьмы. Но когда женщины увидели, как у них на глазах в зале суда на парня надели наручники и увели, их сердца сразу же преисполнились жалостью. На следующий же день ученые дамы появились в моем кабинете и потребовали отдать арестованного им на поруки. Особенно настаивала на том, чтобы ей отдали хулигана на поруки, сама жертва.

— Через год, — резонно ответил я.

Они отправились в «Известия». В том, что парня посадили, они считали виновной только корреспондентку, что в принципе соответствовало истине. Шумели они солидно и долго.

Но самый конец истории оказался неожиданным. Узнав, что парень — специалист по статистике, в Бутырках ему предложили заниматься какими-то статистическими расчетами. Он так хорошо справился, что после освобождения его оставили работать в тюрьме, и через два года он защитил диссертацию. Мне рассказывали, что через пять лет его видели в форме майора милиции.

469. Я — грустный секретарь

Однажды и я попался на примитивный журналистский крючок.

В начале семидесятых в моду входили всякого рода опросы. Наш райком решил не отставать, и я подписал текст такого опроса. Естественно, ответы предлагались самые разные. Например, на вопрос «Ваше отношение к комсомольскому собранию?» наряду с ответами «Интересное мероприятие», «Крайне необходимое мероприятие» предлагался ответ «Ненужное времяпрепровождение». Среди ответов на вопрос «Помогает ли вам комсомол в работе?» предлагался и ответ «Только мешает», а на вопрос «Кто у вас секретарь комитета комсомола?» — ответ «Карьерист».

Каково же было мое изумление, когда в популярном тогда «Крокодиле» я прочел фельетон под названием «Грустный секретарь», где было сказано о секретаре райкома (не забыли упомянуть фамилию), который полагает, что «комсомол только мешает работать, комсомольское собрание — это «ненужное времяпрепровождение», а секретарь — «карьерист». И ни слова о том, что это всего лишь варианты ответов на вопросы анкеты.

470. Поющий член бюро

Член бюро райкома Виктор Кобенко окончил Гнесинский институт по классу «пение». Тенор у него был прекрасный. Но пошел он по комсомольской линии.

Однажды возвращались мы утром с одного мероприятия, изрядно помятые, человек пять: члены бюро и секретарь.

В метро было много народу, и кто-то из нас громко предложил:

— Может быть, Витя что-нибудь споет.

Внешне Витя меньше всего походил на лирического тенора. И реакция пассажиров была единодушной: вам бы лучше помолчать.

Но не тут-то было, и Витя начал:

— Скажите, девушки, подружке вашей…

Вагон замер. На следующей станции несколько человек не вышли из вагона. «Мы тебя, парень, послушаем».

Недавно я узнал, что Виктор стал председателем Литфонда и погиб в очень сомнительной автокатастрофе.

471. О вреде пения гимна

Партийные конференции обычно заканчивались пением «Интернационала».

Однажды я был гостем на партийной конференции в Свердловском районе. Секретарь объявил, что заседание закрывается. Зазвучала мелодия «Интернационала», и люди начали быстренько смываться, чтобы не ждать очереди в раздевалке. Я решил не толкаться, спокойно допел «Интернационал» и не торопясь спустился в раздевалку. Там меня ждал неприятный сюрприз: мою шапку украли. И я в двадцатиградусный мороз возвращался домой без головного убора. Люди смотрели на меня с удивлением.

— Не холодно? — спросила меня в метро участливая бабка.

— А у нас в Сибири все так ходят, — гордо ответил я.

С тех пор я никогда не пел «Интернационал» на конференциях.

472. Черный список

— К тебе священник, — доложила секретарь Галя.

Вошел человек в рясе, уже немолодой, поинтересовался, я ли секретарь райкома, потом положил на стол список.

— Кто это? — поинтересовался я.

— Это список пятидесятников, адвентистов… — он назвал еще кого-то, я теперь забыл, — и все с адресами.

— Зачем мне? — удивился я.

— Чтобы вы передали, куда следует, — в свою очередь удивился священник.

Будучи атеистом, я не видел большой разницы между официальной религией и сектами. Я поблагодарил его, а когда он ушел, список разорвал и выкинул.

Потом я узнал, что он регулярно передавал такие списки моему предшественнику, и тот отдавал их в отдел райкома партии, курирующий КГБ.

473. Две сущности

Раз в году комсомольский актив района собирали за городом в каком-нибудь пансионате.

После трех дней учебы организовывали банкет, который заканчивался капустником.

Капустники были веселыми, на высоком профессиональном уровне, среди участников были секретари театральных вузов, театров, консерватории.

Помню выступление Министерства внешней торговли. Ребята вынесли на руках своего секретаря, моего друга Игоря Коновалова, будущего директора «Интуриста», с песней «В открытом море не обойтись без кормчего».

Помню, как на последнем заседании выступал только что приехавший из Англии секретарь одного научно-исследовательского института. Говорил он в основном об этике. Через час (всего через час!) на капустнике он пел заплетающимся по понятной причине голосом «Ромашки белые, лепесточки нежные», с трудом выговаривая слово «лепесточки».

Наутро я подивился столь быстрой метаморфозе, на что он ответил:

— У человека два сущности: одна для публики, другая для друзей.

Сейчас он главный редактор влиятельной газеты. По моему скромному наблюдению, своей концепции двух сущностей он остался верен.

474. Прыжки с помидорами

— А банки с солеными помидорами и огурцами я забыл в номере, — горестно сообщил Норик Енгибарян.

Участники учебы актива жили в главном корпусе санатория, а райкомовское начальство — в доме персонала санатория. Норик как рядовой участник расположился в главном корпусе. И теперь мы, собравшись после трудового дня в домике для начальства, узнали, что прекрасная закуска осталась в главном корпусе. Возникла проблема, как вынести две большие банки через главный вход на глазах у всего актива. За банками отправились мы с Игорем Коноваловым, тогда секретарем комсомола Министерства внешней торговли.

— У меня есть план, — сказал Игорь. — Мы выйдем через окно. На первом этаже есть комната, куда я поселил стенографисток из нашего министерства. Проверенные девчонки, не продадут.

Мы быстро нашли банки, и Игорь повел меня в комнату стенографисток. Они уже готовились ко сну.

— Девочки, не обращайте на нас внимания, — предупредил Игорь.

Он открыл окно, стал на подоконник и под изумленные возгласы полуодетых девиц сиганул вниз. Потом подошел к окну я и, только когда прыгнул, понял, что окно это на втором этаже и я с банкой маринованных помидоров лечу вниз.

К счастью, дело было зимой и приземлился я в огромном сугробе. Первым, кого я увидел, был Игорь, выбиравшийся из сугроба с банкой соленых огурцов. Оба мы были целы и невредимы. Банки тоже.

К нам подбежал ждавший нас на улице первый секретарь Эдик Родкин:

— Когда я увидел, что открывается окно на втором этаже и оттуда летит Игорь в обнимку с огромной банкой в руках, я онемел.

На следующий день одна из стенографисток рассказала мне:

— Мы уже раздеваемся. Вдруг врываетесь вы с огромными банками. Игорь подбегает к окну, открывает его и прыгает вниз. Такого мы не ожидали и от ужаса завопили. Мы потом долго не могли заснуть.

475. Разбойники

Все участники актива разбивались на отряды. Одним из таких отрядов руководил я. Однажды мы так увлеклись банкетом, что забыли подготовиться к капустнику. Другие уже выступали, а у нас ничего. Пришлось делать все впопыхах. Получилось следующее.

На сцену выхожу я и объявляю:

— Шиллер. Сцена из трагедии «Разбойники». Действующие лица и исполнители. Франц Моор — такой-то. Его отец — такой-то. Разбойники. Первый разбойник — секретарь комитета ВЛКСМ райпищеторга. Второй разбойник — секретарь комитета ВЛКСМ районного отделения милиции.

И так далее. Публика смеялась. Думала: все. Ан нет. Открылся занавес. На сцене сидит человек, укутанный в одеяла. Это отец. Выходит Моор и говорит:

— Отец мой, выслушай меня.

На что отец отвечает:

— Оставь, сын мой, я болен.

Моор повторяет:

— Отец мой, я умоляю, выслушай меня.

На что получает ответ:

— Я болен, я тяжело болен.

И так несколько раз. Потом выхожу я и объявляю:

— Из-за болезни отца спектакль отменяется.

476. «Одинокая гармонь» без штанов

Мы хохотали. Пели песню «Одинокая гармонь» и хохотали. На нас смотрели с удивлением, но ничего не могли понять.

Дело происходило в пансионате в Звенигороде на учебе комсомольского актива. Смеялись мы трое: Игорь Коновалов, секретарь Министерства внешней торговли, Валера Кузнецов, секретарь комитета комсомола МГИМО, сын ленинградского Кузнецова, в будущем личный секретарь Александра Яковлева, и я, секретарь райкома. За роялем сидел Норик Енгибаров из Внешторга, он знал, в чем дело, но мужественно держался. Вокруг ходили люди, некоторые подпевали.

Норик часом раньше напомнил нам старую шутку: в известной песне «Ничего мне на свете не надо, только видеть тебя, милый мой» после нечетной строчки добавляется «в штанах», после четной — «без штанов». И получается: «Ничего мне на свете не надо… в штанах. Только видеть тебя, милый мой… без штанов».

И мы стали пробовать другие песни. Одну, другую и наконец «Одинокую гармонь». Вот тут-то мы и стали смеяться. Посудите сами:

То пойдет на поля, за ворота… в штанах, То вернется обратно опять… без штанов. Словно ищет в потемках кого-то… в штанах И не может никак отыскать… без штанов. А дальше просто великолепно: Может, радость твоя недалеко… в штанах, Да не знает, ее ли ты ждешь… без штанов. Что ж ты бродишь всю ночь одиноко… в штанах. Что ж ты девушкам спать не даешь… без штанов.

Можете меня осуждать, но я до сих пор не могу слушать эту песню без смеха.

477. Еще один фанат ЦСКА

Секретаря райкома комсомола Владлена Кутасова ребята любили, начальство — не очень.

У него были проблемы по женской части. Жена писала на него письма в райком партии. Он с ней развелся. Его новая жена Алла Северина, в ту пору второй секретарь райкома комсомола, тоже не пользовалась любовью райкома партии. Из комсомола Владлена удалили. После некоторых перемещений он оказался заместителем председателя общества «Знание». Правда, зарплата его увеличилась почти вдвое.

Владлену и Алле я многим обязан. Владлен «дал мне старт»: из клерка Комитета по науке — в секретари райкома комсомола. По протекции Аллы — она тогда была секретарем горкома комсомола — меня назначили деканом Центральной комсомольской школы. Позже ее подруга, ответственный секретарь Комитета молодежных организаций Тамара Мащенко, рекомендовала меня в МИД.

Так же, как и я, Кутасов болел за ЦСКА.

 

11.2. Быт комсомольского вожака

478. Вы уж, ребята, не очень

Со спиртным на комсомоле переборы бывали.

Помню: направлялись мы на какое-то мероприятие. Выходим с Эдиком Родкиным, первым секретарем райкома, из гастронома с покупками и натыкаемся на первого секретаря горкома Бориса Пастухова.

— Куда это вы?

— У нас семинар с секретарями первичных организаций.

— Только без спиртного, — напутствовал Пастухов.

Мы закивали головами. И в это время из гастронома выходит другой секретарь райкома — Борис Чугин — с… ящиком водки. Пастухов покачал головой:

— Вы уж, ребята, только не очень…

479. Пионерский рапорт

Мои друзья, секретари московских райкомов комсомола Эдик Родкин, Боря Чугин и Вадим Исаев, как-то отдыхали вместе в Крыму. Первым возвращался в Москву Борис. Я поехал встречать его во Внуково.

— Чемодан у меня тяжелый, сам не могу понять, почему, — сказал мне перед получением багажа Борис.

Чемодан действительно оказался тяжелым — я еле донес его до машины. Когда мы открыли чемодан дома у Бориса, внутри оказался… сегмент чугунной решетки, которой обкладывают деревья.

— Это Родкин, точно он! — догадался Борис. — Ну, погоди!

Через неделю прилетел Родкин.

Не успел он спуститься с трапа, как к нему подошла женщина в аэрофлотовской форме:

— Пожалуйста, сюда.

Около самолета его ждал взвод пионеров с флагами и барабаном. Навстречу вышла пионерка и после барабанной дроби начала рапорт:

— Товарищ секретарь райкома, пионерская организация докладывает…

И дальше — о выполнении плана по сбору лома и еще чего-то.

Прилетевшие пассажиры окружили пионеров, улыбались. А Родкин в помятом пиджачке стоял, боясь открыть рот, дабы пионеры не поняли, что он, секретарь райкома, нетрезв.

— Ну, Чугин, ну, Чугин! В следующий раз я тебя встречу с военным оркестром, — говорил вечером за столом Эдик.

480. Рецидивисты

Как-то мои друзья Эдик Родкин и Борис Чугин, оба первые секретари московских райкомов комсомола, с кем-то повздорили в шашлычной в Сокольниках, и их отвели в милицию. Так получилось, что ни у одного, ни у другого документов с собой не оказалось.

Они спокойно дошли до отделения и попросили дежурного позвонить секретарю Куйбышевского райкома комсомола Вадиму Исаеву (благо, находились они на территории Куйбышевского района) и сказать, что Чугин Борис и Родкин Эдуард находятся в отделении милиции. И стали спокойно ждать.

Все было бы хорошо, но Вадим принял звонок дежурного за розыгрыш:

— Родкин и Чугин говорите? Это опасные преступники. Рецидивисты. Следите за ними внимательнее. Утром за ними приедут.

Дежурный отвел обоих в подвал и запер.

Вадим сидел дома и ждал, когда ребята позвонят. Прошел час. Никто не звонит.

— Ты с ума сошел! Они на самом деле в милиции, — первой догадалась его жена. — Немедленно звони туда.

— Я не помню, из какого отделения звонили.

— Делай что хочешь.

Вадим позвонил начальнику районного управления милиции. Тот, естественно, быстро узнал, где находятся «рецидивисты», и сам поехал за ними.

— Рецидивисты здесь? — грозно спросил он.

— Так точно, товарищ полковник, — отрапортовал дежурный.

— Я их забираю с собой.

Борис и Эдик поняли, в чем дело, и, заложив руки за спины, покорно проследовали за полковником.

У Вадима пили до утра. Оба «рецидивиста», Вадим и полковник.

481. Опасная стеклотара

Секретарь комсомольской организации поликлиники МИД Женя Слепова была девушкой деловой. И всегда была готова прийти на помощь.

Во время медкомиссии перед поездкой за границу у Ларисы обнаружили гайморит. Надо было делать прокол.

Женя нашла выход:

— Я сделаю повторный снимок за нее.

Так и поступили. Но… у Жени тоже оказался гайморит. И даже более тяжелой формы.

Дело кончилось тем, что Жене сделали прокол, а Ларисе — нет, так как следующий снимок показал, что прокол ей делать не надо.

Иногда Женю заносило. Однажды на бюро райкома она заявила:

— Наша организация решила зарабатывать деньги.

Мы поинтересовались, как. Она бодро отрапортовала:

— Мы будем мыть и сдавать в приемные пункты стеклотары баночки из-под анализов.

Минута молчания и потом хохот минут пять.

482. ЧП районного масштаба

В райкоме комсомола пропало знамя. В отличие от милиции из фильма «ЧП районного масштаба», наши пинкертоны знамя нашли быстро. Его украла заведующая школьным отделом райкома Лиля Шубина. История совершенно банальная: любовный треугольник. Украла, чтобы отомстить первому секретарю райкома.

Но кража райкомовского знамени — дело нешуточное, почти уголовное. И Лилю отправили на экспертизу в Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии имени В. П. Сербского, благо, он находился в нашем районе.

Я хорошо помню диагноз: что-то на латыни, похожее на «психопатикостервозо».

— Стервоза и есть стервоза, — сказал я, беседуя с первым секретарем райкома партии.

Решили серьезно ее не наказывать — перевели из членов партии в кандидаты.

Через пару лет я встретил Лилю в электричке. В партии ее восстановили, она показала удостоверение, где было написано, что она руководит районным отделом народного образования. И поделилась секретом: на следующей неделе ее должны избрать секретарем райкома партии.

Прощаясь, сказала:

— Даже самые умные женщины, когда дело касается мужчин, ведут себя как полные дуры.

Она имела в виду себя.

483. Гришин и начало застоя

В комсомоле почувствовали конец вольных времен, когда вместо Н. Егорычева первым секретарем горкома партии стал В. Гришин.

Конференция горкома комсомола. В комнате президиума собирались члены президиума. Обычно туда приходил и Егорычев. Обменивались шутками, задавали вопросы. В свое время в комнату президиума заходил Л. Брежнев, охотно отвечал на вопросы, шутил.

Ждали нового первого секретаря. Но вместо него появился мускулистый дядя и распорядился:

— Выходите из комнаты, у третей колонны смешиваетесь с товарищем Гришиным и идете в президиум. Там на стуле для товарища Гришина лежит газета.

Это чтобы кто-нибудь невзначай не занял стул, на котором должен сидеть товарищ Гришин.

— Вот и наступили новые времена, — заметил кто-то из первых секретарей райкома.

И не ошибся.

484. Пионеры, будьте готовы

Выступая на слете пионеров, первый секретарь райкома партии Сергей Сергеевич Грузинов оговорился. Да как! Он поприветствовал пионеров:

— Пионеры, за дело Ленина — Сталина будьте готовы!

Сергей Сергеевич мне потом рассказывал, что плохо спал ночью.

В самом начале рабочего дня ему позвонил Гришин:

— Мне рассказали, как вы вчера пионеров приветствовали. Я смеялся минут пять.

Напряжение было снято.

485. Хрущев доверял комсомолу

Специальные группы, формируемые из актива московского комсомола, получали гостевые билеты на съезды КПСС. Я присутствовал на двух съездах.

У нас было несколько задач. Во-первых, мы должны были заполнять пустые места в зале. Каждый раз после начала заседания нас по два-три человека вводили в зал, и мы садились на незанятые кресла. Во-вторых, во времена Хрущева мы должны были обеспечивать аплодисменты. Позже этим занимались активисты горкома партии.

И в-третьих. Съезд охраняли чекисты из Девятого управления. Одни стояли в проходах, другие сидели в зале. Весь съезд, кроме одного заседания, на котором зачитывались результаты тайного голосования. На время оглашения результатов чекистов заменяли московские комсомольцы: им Хрущев доверял больше, чем чекистам.

Я очень удивлялся, когда слышал, сколько голосов «против» получали руководители партии. Помню, много «против» получил Н. Подгорный, но особенно много — Д. Полянский.

486. Встреча на «Севрюге»

В 1968 году произошла реструктуризация районов в Москве — и наш райком просто перестал существовать. У нас на балансе оставались солидные средства, и чтобы они не испарились, их надо было потратить до 1 января 1969 года. Сначала мы съездили в гости к белорусским товарищам. Нас принимали на республиканской даче в Беловежской пуще (не той ли самой?) Потом мы решили устроить прощальный Новый год. Но подальше от глаз райкома партии. И сняли пароход.

Зимой речные пароходы стоят на приколе. Выглядят они очень странно. Лес, заснеженное поле. И у опушки стоит пароход.

Нам выделили вполне современный пароход, который в память о легендарном судне из «Волги-Волги» мы окрестили «Севрюгой», и днем первого января устроили там «прощание».

За столом с большим количеством спиртного собрались все. Только Коля Иванов, второй секретарь райкома, вообще не пивший спиртного, предпочел прогулку на лыжах. Во время прогулки он упал и здорово поцарапал лицо.

Трудоустройством оставшихся без работы ребят из райкома комсомола занимался райком партии. Колю рекомендовали в КГБ. Но когда через два дня после Нового года он явился в отдел кадров КГБ, на работу его не взяли.

Когда инструктор райкома партии поинтересовалась причиной отказа, ей ответили: неискренний, после Нового года явился с поцарапанной физиономией и сказал, что вообще не пьет!

Через много лет я встретил нашего общего знакомого, он рассказал, что Коля начал пить и окончательно спился.

487. Курят все, а дыма нет

Как-то просматривая список комсомольских организаций, я натолкнулся на комсомольскую организацию Комитета по художественным лотереям. Я знал, что художественные лотереи уже год как отменены. На мой вопрос, работает ли еще эта организация, инструктор ответил утвердительно. И я решил съездить посмотреть.

Признаюсь, я ожидал увидеть тишину и запустенье, но, как только вошел в двухэтажное здание, занимаемое комитетом, то сразу погрузился в обстановку кипучей деятельности: все куда-то спешили, несли бумаги.

Секретаря комсомольской организации я нашел в кабинете парткома.

— Чем вы занимаетесь? — с места в карьер спросил я. — Художественные лотереи давно уже не разыгрываются.

— Мы работаем с комсомольцами, — гордо ответил он. — Пока существует комитет, существуют комсомольцы.

— Ты можешь познакомить меня с комсомольцами?

И мы пошли по кабинетам.

В отделе живописи мы увидели людей, которые составляли каталог картин для лотереи. В другом отделе спорили о качестве какой-то картины. Оживленно было в отделе внешних сношений, там работали над изучением опыта лотерей за границей. Ну а бухгалтерия, отдел кадров — их вопрос об отмене лотерей не касался.

Комитет расформировали только через восемь месяцев после моего посещения.

Это была лотерея, смысл которой заключался в том, что люди выигрывали картины. Отмену ее никто не заметил, но я посещал организации, которые вроде бы занимались делом нужным, но не делали ничего. Так, секретарь комсомольской организации Научно-исследовательского института лекарственных препаратов говорил мне, что за три года в институте не было получено ни одного нового лекарства, а работало там 230 человек.

488. Как общаться с продавцами

Около моего дома на улице Новаторов открыли новый продовольственный магазин. Я по ценам небольшой специалист, но соседи говорили, что директриса мошенничает.

Однажды на каком-то семинаре в горкоме я встретил парня, который раньше был инструктором в нашем райкоме комсомола. Теперь он стал одним из начальников московского общепита. Я пожаловался на директрису магазина.

— Какой магазин? — спросил он.

— Новый. На улице Новаторов.

— А! Там директор… — и он назвал фамилию директрисы. — Нет, ее не надо трогать. У нее уже есть квартира, есть машина. У сына тоже есть квартира и машина. Если назначим нового, он будет собирать и на квартиру, и на машину.

Тогда я решил пожаловаться на то, что в магазине не бывает «Боржоми», только «Миргородская слабительная вода».

— Ничего нельзя поделать. Если завезти «Боржоми», то его моментально раскупят, и продавщицам придется самим таскать из подвала новые ящики, потому что денег на грузчиков нет.

— Но зачем слабительная вода?

— Они обязаны иметь в ассортименте одно название минеральной воды. У нас все директора борются за эту «Миргородскую»: ее мало кто покупает. Поэтому она всегда есть в ассортименте и не надо таскать ящики. А тебе я могу дать совет. Завтра приходи и напиши благодарность в книгу жалоб и предложений.

Так я и сделал. И с тех пор в магазине меня встречали как родного и предлагали то, чего не было на полках.

Когда у меня дома бывали гости, я иногда просил их спуститься в магазин и написать благодарность.

489. Шоколадный торт и Гагарин

Первый раз я увидел близко Юрия Гагарина в ноябре 1964 года. Тогда к активу московского комсомола приехал только что избранный первым секретарем ЦК Л. Брежнев. Моложавый, в прекрасно пошитом синем костюме, с обручальным кольцом, Брежнев шутил, в перерыве охотно отвечал на вопросы. Совещание проходило в зале гостиницы «Юность» около метро «Спортивная». Тогда через одного человека от меня сидел Гагарин. Он был напряжен, не улыбался.

Через три года снова совещание в «Юности». И снова я увидел Гагарина. Более того, оказался с ним в одной очереди в буфет за немецкими шоколадными телефонами.

Я рассказал ребятам, что этот телефон для меня очень кстати:

— Сегодня у моей жены день рождения, на подарок я отложил пять рублей, но после захода в бар в кармане осталось только два рубля. А телефон и выглядит отлично, и стоит рубль.

— Отличный подарок, — согласились ребята.

— Отличный-то отличный, но подарок за рубль… несолидно.

— А ты скажи, что он стоит десять рублей, — посоветовал кто-то.

— Не поверит.

— А мы все подтвердим, распишемся, что он стоит десять рублей, — предложил Гагарин.

Договорились.

Я купил телефон. Но в это время раздался звонок. Все заторопились. Подпись у Гагарин я так и не получил. Через несколько месяцев он погиб.

490. Кольцо и коммунизм

В ноябре 1974 года через месяц после прихода к власти Брежнев приехал на встречу с комсомолом.

Нас собрали в конференц-зале гостиницы «Юность». Брежнев появился вовремя, прочел доклад на два часа, в перерыве оставался в зале, отвечал на вопросы. Спросил, где можно покурить, потом передумал, сказал: «Надо бросать».

Нам он понравился: в модном синем костюме, дружеское расположение. От него пахло хорошим табаком и дорогим лосьоном.

Сидевший рядом со мной Саша Рыбин из ЦК ВЛКСМ после доклада сказал мне:

— Все. Коммунизм откладывается на неопределенный срок.

— Почему? — удивился я.

— А ты разве не заметил у него на руке золотое обручальное кольцо?

И повторил:

— Коммунизм откладывается на неопределенный срок.

Как в воду глядел.