Отец Василий, заочник второго курса Московской духовной академии, только что сдал последний экзамен. «Слава Богу, — облегченно вздохнув, сказал он, — теперь в далекий обратный путь». Собрав свои нехитрые вещи в небольшой чемоданчик, он тепло простился со своими преподавателями и собратьями и вышел во двор. Душа влекла его последний раз поклониться преподобному Сергию, и он, повернув направо, направился в Троицкий собор. Приложившись к гробнице великого угодника, отец Василий вышел из стен монастыря и направился на станцию. «Слава Богу, — думал молодой священник, — и эта сессия прошла благополучно. Но что это так плохо у меня на душе? Как будто что-то внутри надорвалось. Но что именно?» Отец Василий напрягал свою память и не мог припомнить, что именно внушило ему такое мрачное настроение. Навстречу волнами двигались люди. «Сколько их, — думал батюшка, — и вот никто из них... ах да, вопрос старого профессора...» Как же этот вопрос задел его сильно за сердце. Отец Василий вспомнил и самого профессора, и его внимательные, полные отеческой доброты глаза.

— Кому нужен священник? — спрашивал профессор отца Василия. Он тогда не запнулся, сказал:

— Священник нужен верующим людям, преимущественно пожилым: старикам, старушкам.

Ответил будто и не совсем плохо, но профессор был, кажется, недоволен. Так вот с чего у него начался кавардак в душе. Кому он нужен — священник? Да и верно, вот сколько идет народу, сколько же удивленных взглядов! Да и не только удивленных, но кажется, что и недобрых. Даже вон та ворона, что уселась на сухой ветке, и та как-то надрывно заорала, когда отец Василий стал проходить мимо дерева. И смотрит-то она как-то подозрительно, даже нахально, на молодого священника. «Кому нужен священник?» — снова вспоминается вопрос старого профессора. «Почти никому, — невольно напрашивается убедительный ответ. — Только разве старым да глупым. Но ведь и с ними должен же кто-нибудь быть. Ведь и они — люди. Да еще какие!» Малое стадо (Лк. 12, 32) — припоминаются отцу Василию слова Спасителя.

— Нет уж, ладно об этом. — И молодому батюшке вспомнились те дни, которые тогда одним разом решили его будущую судьбу. Какое было страшное время. Какая холодная грязная ночь. Как сильно тогда рвались снаряды, точно само небо обрушилось и давило своей раскаленной неимоверной тяжестью. Он вспомнил то неприятное ощущение, которое овладело им в один роковой миг. Страшной силы взрыв, пламя жаркого огня, комья сырой слизистой глины — и он заживо погребен в сырой могиле. Давило грудь, давило голову, резало глаза, ныли ноги, и он даже не помнит, сколько продолжалось так. Только молнией резануло его сознание: «Конец». Помощи ждать неоткуда. Чудо одно могло его спасти. Инстинктивно он ухватился за это слово: «Чудо».

«Если Ты есть, — мелькнуло в голове, — дай мне пожить, буду священником». Больше отец Василий ничего решительно не помнит. Он очнулся в госпитале, услужливая память напоминала ему последние обрывистые мысли: «Дай мне пожить — буду священником...» И вот он стал священником. «Но кому нужен священник?» — снова, как назойливая муха, засверлила прежняя мысль в голове отца Василия.

На платформе станции Загорск толпилась масса народу. Поезд запаздывал. Начинало темнеть. Священником снова овладели прежние неприятные чувства. Как много здесь народу, а он среди них одинок, никому не нужный. Его будто не замечали. Каждый был занят своим делом, и у всех была общая мысль: скорее бы поехать. Отец Василий отошел в сторону платформы, где народу было меньше и опять взялся за прежнее: «Старики, старухи — вот знаменитое поле моей пастырской деятельности, а остальные?..»

— Я извиняюсь, — раздался рядом тихий женский голос.

Отец Василий даже вздрогнул от неожиданности. «Неужели это ко мне? — подумал он. — Да в такой обстановке. Да кому же я здесь понадобился?»

— Вы, кажется, священник, — сказала девушка, слегка делая поклон. — Не скажете ли Вы мне, какому Богу помолиться, мне завтра оперируют сердце? Операция будет длиться три часа. Бабушка мне сказала, что священник в этом может помочь.

Она говорила возбужденно, с каким-то жаром. Через темноватые очки на отца Василия смотрели большие доверчивые глаза. Ему стало жалко эту хрупкую девушку. Было ясно: она, как утопающая, хваталась за соломинку.

— Господь у нас один, — тихо, но твердо сказал отец Василий, — и Он слышит взывающих к нему.

— Но я не умею молиться, меня никто не учил, — сказала печально собеседница.

— Когда Вы уже будете на операции, — снова сказал отец Василий, — то в последние минуты Вашего сознания призовите Его на помощь, и Он станет возле Вас.

— Спасибо, Вам, большое спасибо, — тихо ответила девушка, и отец Василий увидел, как две крупные слезинки, точно жемчужинки, скатились по бледным щекам юной собеседницы.

В эту минуту подошла электричка, и он, подхваченный волной толпы, оказался мигом в вагоне. На душе было какое-то сложное чувство исполненного долга. Он оказался нужным в этой серой, многолюдной толпе. Никто другой из этих людей не мог утолить горечь души этой юной страдалицы, как только он, священник, молодой пастырь.

Вагон гудел, как переполненный улей. Молодого священника как будто никто не замечал. И снова мысли — кому он здесь нужен? И без него всё обходится хорошо. Даже как-то легче, свободнее без священника. Что хочешь, то и делай, что вздумается, то и мечтай. А он, даже его близость (если он стоит рядом или сидит) — уже стеснение, связанность какая-то. Он, священник, даже идея о священнике как-то неотвратимо вторгается в мысли, их ограничивает, они делаются выше, серьезнее. Поэтому всё шумное, веселое, молодое, неудержимо-буйное — там, в том конце вагона. А около отца Василия тише. Разговаривают мало, а иные объясняются полушепотом. «А все-таки я здесь одинокий, никому не нужный, даже лишний», — думает про себя отец Василий.

— Молодой человек, вот здесь есть свободное место, пожалуйста, садитесь, — проговорил сильный женский голос.

Все невольно обернулись.

— Я Вас приглашаю, — с каким-то оттенком властности говорила женщина, обращаясь непосредственно к отцу Василию.

Все расступились, давая свободный проход молодому священнику. Отец Василий кротким «благодарю Вас» выразил свою признательность этой особе и молча сел на свободное место.

— Вы, кажется, священник? — всё так же громко и непринужденно заговорила «благодетельница». Отец Василий еле заметным кивком головы ответил «да».

— Понимаете, Вы мне очень нужны, — еще оживленнее продолжала женщина. — Я жена крупного государственного деятеля. Мой муж погиб в авиационной катастрофе. Но что самое ужасное, он приходит ко мне среди ночи и, протягивая руки, говорит: «Наташа, ведь ты должна мне помочь». От этих слов мне ужасно больно, я немедленно зажигаю в спальне свет, и мой Алеша пропадает. Я говорила об этом своим родным, просила их помощи. И что же Вы думаете, — какой ужас! — вместо того чтобы помочь Алеше, они решили помочь мне. Вы не можете себе представить, что они придумали. Срочно вызвали врача и хотели отправить меня в сумасшедший дом. Да, да. Как я возмутилась! Знаете, властью мужа я готова была их карать, но воздержалась. Что же это такое: совершенно здорового человека считать сумасшедшим! Вещи, требующие глубокого изучения, считать галлюцинацией. Что Вы на это скажете, молодой человек? — глядя в упор на отца Василия, спросила женщина. — Вы тоже, может быть, склонны считать меня ненормальной?

Окружающая публика затихла настолько, что можно было слышать биение собственного сердца. Отец Василий вдохнул в себя воздух и совершенно спокойно ответил:

— Ваша история с мужем — обычное явление. И я далек от того, чтобы считать Вас ненормальным человеком.

— Что же Вы посоветуете мне, чтобы избавиться от этих кошмарных видений? — взмолилась женщина.

— Есть очень простой, но верный способ, — ответил отец Василий. — Вам нужно поставить свечку в храме и раздавать милостыню.

— Это же так легко, — почти воскликнула женщина, — и хотя я человек совершенно неверующий, но я это непременно сделаю. Как я рада, молодой человек, что Вы смогли понять меня. Так трудно быть непонятой. Теперь я вполне уверена, что моему бедному Алеше и мне будет легче.

Она смотрела на отца Василия такими глазами, которые говорили, что она готова отдать целое состояние, лишь бы отблагодарить за добрый совет.

— Вы самый дорогой для меня человек в мире, — подавляя волнение, сказала она решительно. Затем быстро встала и направилась к двери. В это время электричка остановилась, и она вышла на перрон.

«Как всё-таки интересно, — подумал отец Василий, — что я и здесь оказался нужным. Видимо, ни один из многочисленных пассажиров не мог положительно решить ее вопрос. Кто бы мог ее понять, да и кому она могла бы поверить так, как священнику?»

Остальное время до Москвы отец Василий проехал в каком-то полузабытьи. То ему представлялась та черная ворона, которая с дерева кричала ему вслед. Только она уже не по-вороньи, а прямо человеческими словами яростно вопила ему: «Кому ты нужен! Кому ты нужен!» То вдруг перед ним засияли две звездочки горящие, катясь, крутясь, они остыли и превратились в две крупные, как янтарь, прозрачные слезинки той молодой девушки.

В Москве отец Василий очень удачно сел на дальневосточный поезд, чтобы через несколько суток спокойно добраться до родного места. «Как странно, — думал отец Василий, — вся дорога будто является ответом на вопрос старого профессора. Надо же так! Но уж здесь-то, в этом несущемся поезде, где все пассажиры в своих купе заняты отдыхом, вряд ли кому я буду нужен как священник».

За перегородкой в соседнем купе было шумно. Там ехали три молодых человека, видимо, студенты старших курсов. По крайней мере, для них отец Василий не мог остаться незамеченным. Двое суток поезд с головокружительной быстротой нес отца Василия в Сибирь. Проведя спокойно третью ночь, он освежился в туалете струей холодной воды. Затем спокойно, не спеша прочел на память, как всегда, утренние молитвы. Затем отец Василий обратил внимание на то, что обычно в это время утра за стеной давно уже шумели и разговаривали, а в это утро что-то очень спокойно. Прислушавшись, он убедился, что его молодые соседи отнюдь не спали, а о чем-то напряженно и тихо беседовали между собой. Поезд быстро несся вперед, оставляя позади гущи темных уральских лесов. Отец Василий задумчиво уставился в окно вагона, и как-то совсем незаметно его взгляд перескочил от леса на летящую птицу, которая так быстро летела, будто хотела перегнать несущийся экспресс.

«Ах да, — подумал отец Василий, — ворона... Да, та крикливая ворона, что, будто давясь, кричала мне вслед. Какая же назойливая мысль, будто кто нарочно втискивает ее в мое сознание. Оно, конечно, и правда: уж где-где, а здесь-то наверняка я абсолютно никому не нужен. Поезд, как планета в бесконечном пространстве, несется... Может настать час, когда и на всей планете священник не будет нужен. Да и теперь... но что это? Будто стучат в двери моего купе. Наверное, гости», — отец Василий оторвался от окна, подошел и открыл дверь. Перед ним стояли три молодых человека.

— Мы извиняемся, — начал первый, — может быть, мы ошибаемся, но нам кажется, что Вы священник.

— Можете меня арестовать, — мягко улыбаясь, шутливо ответил отец Василий, — я всецело в вашем распоряжении.

— Да нет, — смутились гости, — мы совершенно не о том. Вы знаете, мы студенты, едем на каникулы, и вот, понимаете ли, какой счастливый случай для нас — увидеть молодого священника и не через преподавателя, как это в школе бывает, а непосредственно с Вами выяснить несколько религиозных вопросов.

Отец Василий насторожился, однако вполне откровенно сказал:

— Друзья мои, но ведь вы знаете, что беседовать священнику со студентами — дело не вполне безопасное.

— Нас, в сущности, интересует только один вопрос, — сказали гости, — и ответ Ваш будет иметь решающее значение в формировании нашего мировоззрения. Скажите, пожалуйста, — уже перешел к делу говоривший, — как Церковь относится к современным научным достижениям, и в частности к освоению космоса?

Отец Василий немного подумал и сказал:

— Церковь всегда послушна воле Создателя. Он сотворил первых людей и сказал им: размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею. «Обладать» — значит открывать новые законы природы и осваивать в человеческих возможностях Вселенную.

Молодые люди не могли скрыть своего замешательства и на глазах отца Василия стушевались. Было вполне очевидно, что ответ дан был как раз по существу.

— А не скажете ли нам, — вмешался второй из них, — где такие слова написаны? Мы прочитали всю Библию и, кажется, такого не встречали.

Отец Василий несколько раз поднял свой взор, как бы соображая, и затем уверенно сказал:

— Бытие, 1-я глава, 28-й стих.

Молодые люди искренне раскланялись, пожали отцу Василию руку и тихо закрыли за собою дверь. Оставшись один, молодой священник зашагал из угла в угол и совершенно неожиданно для себя сказал: «Да, отец Василий, а все-таки ворона напрасно старалась. Выходит, что я и здесь оказался весьма нужным».

Последующие дни отец Василий ехал как в раю. Соседи его вели себя настолько спокойно, что будто их не существовало. При встрече в коридоре не задавали никаких вопросов.

Рано утром поезд должен был доставить отца Василия на родной полустанок. По мере приближения к месту молодой священник всё больше и больше стал предаваться прежним чувствам. Почему-то ему опять вспомнился дословно заданный профессором вопрос и ворона, эта злосчастная ворона, которая так старательно и бесцеремонно своим хриплым криком провожала его из Загорска. На этот раз вспомнился ему и его приход, куда он ехал, и даже некоторые детали его проводов в Москву, когда он уезжал на сессию.

— Ты что-то, отец Василий, зачастил уж в Москву, — провожая его, недовольным голосом сказал староста, — смотри, смотри голубчик, не заучись там-то.

«Да и вообще, видимо, старик хочет изжить меня отсюда, а на мое место устроить знакомого ему священника. А псаломщица? Так эта терпеть меня не может. Просто не переваривает моей персоны. Скажу ей: “Петровна, ты читай и не спеши”. А она мне: “А ты сам-то, батюшка, как читаешь? Намедни читал акафист, я ни одного слова не разобрала у тебя. А еще в Академии учишься, в Москву ездишь”.

Вот и поговори с ней. Да и других сколько неприятностей. Ах, кто меня ждет там теперь? Кому я нужен?.. Да и жизнь свою всю поломал. Ведь молодой еще. А около жизнь-то какая!»

Долго так думал отец Василий, переворачиваясь с боку на бок на диване. Под утро всё же заснул. Ему снились какие-то огненные взрывы. Черный, как уголь, дым застилал небо. Слышались вопли и крики сотен людей. Вот снова удар, снова, да совсем близко, рядом и какой же страшный, сильный, точно само небо проломилось и тонны раскаленного металла рушатся на землю. Отец Василий очнулся. «Боже Ты мой», — невольно с хрипом вырвалось у него из груди. Что же это такое делается? Гроза за окном, да какая страшная гроза! Настоящее светопреставление. Удар за ударом — раскаты грома. Вспышки молний разрывали небо. Страшной силы ливень обрушился на идущий поезд. А какая тьма адская!.. Отец Василий вспомнил, что ему сходить с поезда на полустанке по крайней мере за час до рассвета да идти пешком до своего села надо не меньше трех часов. А дорога-то какая! Дрожь пробежала по его телу. Кто его ждет здесь и что?!

Закутавшись в одеяло, он снова забылся. И только закрыл глаза — ужас! — ворона, да не где-нибудь, а прямо в купе — уселась на край его чемодана, таращит пустые глаза, а сама пыжится, раздувается, как бочка, и трещит: «Кому ты нужен? Ну, кому ты нужен? Никому ведь ты не нужен!»

Отец Василий открыл глаза. Пора, через двадцать минут он выходит. Гроза будто прошла. «А темень-то какая, Боже мой!»

Поезд тихо остановился, издал пронзительный свист и тут же снова стал усиливать ход. Единственный фонарь на столбе бросал тусклый свет. Отец Василий мигом оказался на сырой земле. Взглянув на вагон, он увидел, как из открытого окна высунулись три руки и энергично махали ему на прощанье.

«Не спят, — мелькнуло в голове у отца Василия, — уследили даже, когда ему сходить, и вот прощаются». Рука его невольно потянулась в карман, достала платочек, и он утер им непрошенные слезы. В это же мгновенье он заметил, что кто-то копошится в темноте. «Бандиты, — молнией пронеслась мысль. — Уследили всё-таки. Господи, — невольно вырвалось из груди, — твори волю Твою святую!»

— Василий Иванович, Василий Иванович, ты ли это, голубчик? — послышалось негромкое из темноты.

«Кажется, голос-то нашего старосты, — подумал отец Василий, — неужели встречать меня приехали, да в такую непролазную грязь?»

— Батюшка ты наш, отец Василий, голубчик ты милый, — причитала псаломщица Петровна, — как мы все ждем-то тебя.

Отец Василий был тронут такой теплой встречей. Да и приехали-то, главное, те, кто особенно его недолюбливали и козни ему строили на приходе. Староста и псаломщица повели своего батюшку грязной тропинкой. Да всё заботились, чтобы он не поскользнулся, чтобы не замарался. Затем посадили отца Василия на повозку, которая стояла на дороге, и всю дорогу наперебой говорили, как все ждут его нетерпеливо. Сколько треб накопилось — видимо-невидимо. Петровна говорила, что ни в одном царстве-государстве, небось, столько дел не набралось, как в их храме. Она даже не преминула похвалиться отцу Василию, что она научилась вразумительно и очень разборчиво читать. Староста более деловито повествовал отцу Василию, что у них здесь дожди всё залили, всё как есть. В колхозе хлеба гибнут, что надо бы поскорее молебен отслужить, чтобы Господь вёдро послал, чтобы и хлеба, и всё что ни есть не погибло. Да на скотину «хандра» какая-то напала: «Говорят дохтора — ящер какой-то такой», — и тоже водосвятный молебен в церкви надо отслужить, чтобы скотинку-то спасти всю.

— Намедни, — говорил староста, — председатель колхоза мне повстречался, говорит: «Где у вас делся Василий Иванович?» Это он вас так именует, батюшка. Говорю ему, что в Москву уехал, наверно, в Кремль, на сессию какую-то.

Отец Василий улыбнулся:

— Нет, Кузьмич, не в Кремль, а в Загорск.

— Ну да, я ему так и говорю. А он эдак и говорит: «Скорее бы возвращался. Пока он был здесь, у нас всё будто ладно было, а как уехал, так всё кувырком пошло: ливни да болезни, и чума какая-то на детишек, и всё такое».

Телега тащилась по грязной дороге очень медленно. Колеса то и дело погружались в ямы с грязной водой. Начинало светать, по дороге попадались кустики, а то и большие деревья. На одном из них уселась большущая черная ворона и при виде незадачливых путешественников, начала громко, как по заказу, гортанно, неистово кричать. Староста заметил нервный взгляд отца Василия в сторону вороны и не преминул пояснить:

— Вон какую рань, бедняга, заорала, точно сам диавол ее разжигает.

Уже хладнокровно слушая удаляющийся вороний вопль, отец Василий, как бы про себя, промолвил:

— Как же это не нужен? Нужен я здесь, нужен...

— Вот именно, — не зная истории с вороной, подхватил староста. — Очень нужен ты, батюшка, да как же это не нужен? Шибко нужен, — и староста снова пустился рассказывать отцу Василию про новости, которые за недельное отсутствие его прямо потрясли их приход.

Завидя издали купола и крестики своего храма, отец Василий облегченно вздохнул и истово перекрестился. Подъезжая к сторожке, он увидел, что стоит какая-то телега, запряженная лошадью. Увидав ее, староста недовольно буркнул себе под нос:

— Вот те на, уж кто-то приехал.

Войдя в сторожку, батюшка узнал, что приехали за ним — причастить умирающего парня. В эту ночь он шел поздно по улице, и его ударила молния. Отец Василий помнит этого юношу. Николай. Дотошный был парень. В первый раз они встретились три года назад, когда отец Василий шел со станции, а Николай на станцию, парень попросил закурить. Батюшка ему тогда ответил, что не курит, а Николай, узнав, что он священник и направлен в их село, улыбаясь, заметил, что старики да старухи давно ждут его, а уж они, молодые, обойдутся и сами — зачем им нужен священник? Теперь же, говорят, Николай сам попросил, чтобы сходили да позвали к нему отца Василия. Видно, трудно парню. Рассказывают, что весь, бедный, обгорел. И от ожогов муки нестерпимые.

Всё это произвело на отца Василия сильное впечатление. Он только на минуту забежал к своей родной семье. Успокоил матушку своим благополучным возвращением, надавал маленькой Леночке московских гостинцев, оделся потеплее и, благоговейно взяв Святые Дары, вышел на требу.

Лошадь потащила телегу на другой конец села. Мотаясь из стороны в сторону на ухабах, молодой священник думал: «Вот теперь-то я окончательно осознал, почему старый профессор недоволен был моим ответом. Вот теперь бы я ответил иначе. На его вопрос: “Кому нужен священник?” — я ответил бы без колебания так: священник нужен не только старым и глупым, но он нужен абсолютно всем! И Боже Ты мой! Я теперь готов отдать все свои силы, чтобы послужить именно всем. И сколько в этом невыразимого счастья, осознания до конца исполненного долга».

И в тихом, умиленном сознании отца Василия всплыли, как огненные строки, слова святого апостола Павла: ...нас наказывают, но мы не умираем... мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем (2 Кор. 6, 9-10).