АДАМ И ЕВА

На всей земле никогда не было столь страшного события, как падение первых людей — Адама и Евы. В тот ужасный момент, когда Адам и Ева по обольщению змия вкусили запрещенный плод, вся земля затряслась, звери и птицы затаили дыхание; вся тварь пришла в страх и трепет, укрываясь и темные места. Все ждали, что вот-вот заклубится небесный огонь, в вихре пламени и серы пожрет он всю землю и всех, кто на ней, и опять земля погрузится в небытие…

Бедные Адам и Ева! Как они плакали, как рыдали и издания и жалобные стоны, нарушив заповедь Господню и оскорбив своего Создателя!

“О Ева! — взывал Адам к нашей праматери. — Зачем ты дала мне этот запрещенный плод? Лучше был бы я один, без тебя, и не оскорбил бы так своего Господа”.

Она же, плача, отвечала Адаму: “Не гневайся на меня, Адам, я и так несчастна. Змий меня обманул, Господь прогневался, а ты хотя бы пожалей меня одинокую и не гони от себя”.

Адаму жалко было Еву. Она так сильно рыдала, так горько плакала, уткнувшись лицом в траву, что он не мог дальше терпеть, подошел к ней и положил свою руку на ее спутавшиеся волосы.

“Успокойся, Ева, — сказал Адам, взволнованным голосом, — Бог не совсем отверг нас от Себя. Он через тебя пошлет Спасителя миру и вернет нам потерянный рай”.

Она оживилась, подняла на него свои большие заплаканные очи и с затаенным сердцем спросила:

— А как скоро это будет, Адам?

— После нашей смерти и смерти наших детей, внуков и правнуков и многих родов и столетий.

— Итак, мы умрем? — в страхе сказала она, глядя с тревогой Адаму в лицо.

— Так благоволил Бог, — печально ответил он. — Но не будем отчаиваться, Ева, Спаситель мира сокрушит злобную главу змия, так мне сказал Архангел Гавриил.

Святое Предание говорит, что Адам и Ева, поселившись недалеко от райских Врат, часто приходили к Вратам Рая и плакали. Они, склоненные к земле, проводили так целые часы, оплакивая свое падение. И если бы не обещание Божие, что Бог пошлет Искупителя. Который поразит диавола и даст людям снова блаженное общение с Богом, Адам и Ева могли бы совсем погибнуть в отчаянии. Поэтому они терпели все горе, все болезни, все беды, надеясь, что Бог скоро избавит их (и все человечество) от этой смертной тяжелой жизни и даст вечное блаженное успокоение.

Это и было “Первоевангелие”, т. е., благая, радостная весть, ободряющая людей от гибели, уныния и отчаяния. И как часто потом вспоминала Ева, особенно в минуты горя, скорбей, про то “Семя Жены”, которое раздавит голову змия. Ведь змий обманул ее так жестоко. И как хотела она, чтобы он скорее был наказан! А когда Ева, идя по траве, неожиданно встречала ползущую змею, она, бедная, так страшно пугалась, что после этого болела несколько дней.

Так ли мы, потомки Адама и Евы, боимся врага спасения диавола, когда он обольстит нас на пагубный грех? Не идем ли мы снова на совершение греха, испытав однажды его смертельную сладость?!

Как от всепожирающего зверя надо бежать нам от беззакония, чтобы не повторять его еще и еще.

И поныне мы, бедные сыны Адама, немощные и глупые, обманываемся сладостью познания греха и вкушаем запретный плод.

О Господи Иисусе Христе, Спаситель наш и Искупитель! Ты пришел и стер главу змия, поразил Крестом сатану в самое его богомерзкое сердце. Но он опять живет и не перестает обольщать нас своей ложью и обманом!

Скоро ли Ты, Господи, насовсем его раздавишь, заключишь нею его богопротивную рать в бездне ада?!!

“Се, гряду скоро, — говорит Господь, — и возмездие мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его” (Откр. 22, 12).

КАИН И АВЕЛЬ

Ева родила Адаму два сына: сначала Каина, а потом Авеля.

Каин был жестоким и завистливым. Он был земледельцем. Авель был кроткий и смиренный, занимался он скотоводством. Они были уже взрослые, когда однажды пошли в поле принести жертву Богу. Дым от Каиновой жертвы стелился по земле, а от Авелевой возносился к небу. За это Каин возненавидел брата своего Авеля.

“Авеля Бог любит больше, чем меня”, — думал Каин и решил убить своего родного брата.

Господь Бог предупреждал Каина, говоря: “Что это ты, Каин, задумал делать?” Но злой Каин уклонился от Бога и не изменил своего решения.

“Пойдем в поле”, — сказал Каин Авелю.

Кроткий Авель, не допуская ничего плохого от брата своего, пошел с ним в поле. И вот, когда они были далеко от дома, Каин схватил большую кость, и стал бить Авеля по голове.

“За что ты бьешь меня?” — плача спрашивал Авель брата. Но Каин был страшен. Глаза его налились кровью. Он только рычал, как зверь, и метил ударить Авеля прямо в темя или в висок.

“Брат мой, — умоляюще говорил Авель, — ты, убивая меня, убиваешь наших родителей. Ведь как будут плакать наш отец и наша бедная мать, когда узнают об этом страшном убийстве”. Но Каин был вне себя от злобы. Он не смотрел в глаза брату своему. Он хотел скорее убить его, а потом сказать родителям, что Авеля растерзал голодный зверь.

“Каин, Каин, — умоляюще взывал Авель, — одумайся, не убивай меня, я тебе плохого ничего не сделал и не сделаю”.

Каин злобно ухмыльнулся: “Молчи, любимчик, ты очень уж хорош, чтобы тебе жить”.

Авель был взрослый и достаточно силен, чтобы защищаться от брата, но он не поднял и руки своей. Он только просил и умолял Каина, чтобы тот не делал такого страшного греха.

После сильного удара по голове Авель замолк и свалился, как подрубленное молодое деревце. Он лежал на земле весь в крови и тихо стонал. Каин еще несколько раз ударил брата своего по голове, по сердцу и, убедившись, что он мертв, пошел прочь.

“Восстал Каин на Авеля, брата своего и убил его.”

(Бытие 4, 8).

О, как убивалась Ева, когда узнала об этом страшном убийстве! Как она плакала над телом изуродованного юноши!

И если бы не Адам, успокаивающий ее, то не вынесла бы она такого удара.

“Ева, — говорил ей Адам, — все это последствие нашего грехопадения в раю. Мы с тобой виновны в этом злом убийстве. Если бы не нарушили мы заповеди Божией, то не было бы и этого убийства. Но не плачь, Ева, успокойся, покоримся Богу во всем, и Он избавит нас от вечной смерти”. Ева слушала Адама и, утирая слезы, говорила: “О, если бы не обещание Божие об Искупителе, я не вынесла бы этой муки”.

А как плакала Ева, когда умирала! Адам прожил 930 лет (Быт. 5, 5), а Ева умерла раньше.

“Неужели, Адам, я больше не увижу тебя? — рыдая, говорила праматерь Ева при смерти. — Будь проклят тот час, когда я но совету змия вкусила в раю запретный плод”.

“Не плачь, Ева, не унывай! — утешал ее Адам. — Мы много уже пожили, и Бог судил нам умереть. Такова сила греха. По смерти пойдем в ад, но придет Искупитель-Господь, и изведет нас из ада смертного”.

Она слушала Его, и тихие слезы надежды текли по ее худым выцветшим щекам.

Адам со всеми своими сыновьями, внуками, правнуками и праправнуками похоронили Еву с великим плачем и потом сам приложился к матери-земле, как повелел Бог.

СВЯТОЙ ПРАВЕДНЫЙ НОЙ

Грех подобен смертельной чуме. Он распространяется так быстро, что сразу заполняет целые семьи, общества, народы, страны. Большинство людей добро делают с принуждением, но зло, грех делается с наслаждением и так быстро, что человек только потом опомнится, как уже сотворил грех.

Вот так стремительно зло распространилось по земле, что заразились им все буквально: и старые, и малые, и мужчины, и женщины, и даже малые дети творили зло. Бога все забыли, обожали порок и мерзость.

Например, если человек живет, как скотина: пьет, блудит, ворует, убивает, предает, хулит и прочее, то такой считается самым почетным в обществе, самым культурным и прогрессивным. Ему все кланяются, его все уважают, его даже любят.

А если, наоборот, человек почитает истинного Бога, молится Ему, боится делать грех, не ворует, не блудит, не предает своего ближнего, такой почитается отсталым человеком, некультурным, непросвещенным, невежественным и т. д. Вот к таким отсталым людям и относился праведный Патриарх Ной, когда вся земля растлилась и все люди были наподобие зверей, только лица у них были человеческие.

“И воззрел Господь (Бог) на землю, и вот она растлена, ибо всякая плоть извратила свои путь, на земле…. И сказал Господь Бог Ною: конец всякой плоти пришел пред лице Мое, ибо земля наполнилась от них злодеяниями, и вот Я истреблю их с земли” (Быт. 6, 12–13).

Только в одной семье Праведного Ноя хранилась вера в Первоевангелие. Только он один помнил об истинном Боге и чтил Его в своих молитвах.

Господь велел Ною построить ковчег (корабль) и ввести в нею свою семью, и скот, и зверей, и птиц попарно. Затем сорок дней и сорок ночей лил сильный дождь. Вода поднялась выше домов, выше деревьев, выше высоких гор, и погибли все нераскаянные грешники, скот, звери, птицы — все живое на земле. Один Ной в ковчеге спасся и не погиб, потому что верил Богу и ожидал пришествия Искупителя.

В 1970 году было страшное наводнение в восточном Ираке. Вода поднялась выше самих высоких гор, на которые люди бежали спастись. Погибли сотни тысяч людей: мужчин, женщин, стариков, детей. Неисчислимое множество скота, зверей, птиц, гадов.

Очевидцы говорили, что когда они облетали на вертолете район бедствия, то вся вода была покрыта трупами людей, животных. Уцелевшие хищные птицы садились на трупы и жадно клевали их, издавая при этом гортанные крики.

В одном месте они видели молодого мужчину с женщиной и гремя маленькими детьми. Они плыли на вздувшихся трупах людей, связанных, как плоты, веревками. Сидя на трупах, она отчаянно кричали и махали руками, прося помощи. Но никто им не помогал, все погибли. Может, они с голоду ели эти же трупы, на которых плыли, а потом и сами погибли. А может быть, отец и мать сначала съели своих детей, а потом и сами умерли от заразы.

А потом, когда после двух недель сошла вода, видели, как вся земля, горы, деревья, дороги, крыши домов были усеяны трупами погибших людей, животных, от которых исходил ужасный смрад и зловоние. Нигде не было признаков жизни. Не было живого человека или животного на протяжении многих десятков километров.

Были случаи, что кто-то спасался на судне, лодке, бревнах, но потом и они все равно погибали, потому что есть и пить было нечего. Все продукты, пресная вода были залиты илом и отравлены эпидемией заразных болезней…

Это вид Всемирного Потопа в наши дни. Видимо, люди здесь были также беззаконны и развратны, как и те, в дни Ноя.

Кого они, бедные, призывали на помощь в час своей гибели? И кто им мог помочь избавиться от ужасов смерти? Как счастливы те люди, которые помнят об Истинном Боге, живущем на небесах, Ему кланяются, Ему служат! Безпомощны, беззащитны и несчастны те, которые Его не признают, намеренно хулят и оскорбляют. В дни бедствия Господь отвратит от них лицо Свое, в стократ усилятся их страдания и муки.

СВЯТОЙ ПРАВЕДНЫЙ ЛОТ

Но где жил Лот со своей семьей, не нашлось и десяти праведников. Поэтому Содом и Гоморра были обречены на уничтожение. Жители этих развратных городов были как скоты. Они были развращены до неистовства. Блудили среди улицы на глазах у других…

А праведный Лот (племянник Авраама) мучился и страдал душой, видя гнусные дела соотечественников и плакал за них пред Богом.

Господь в виде двух странников пришел к Лоту в дом и велел ему немедля оставить город Содом и бежать в горы. Лот, жена и две дочери бежали в горы. А на богомерзкие города пролился огненный дождь с серой, и они погибли со всеми жителями.

“И встал Авраам рано утром и посмотрел к Содому и Гоморре, и на все пространство окрестности, и увидел: вот дым поднимается с земли, как дым из печи” (Быт. 19, 28).

Что спасло Лота от гибели? Вера в Бога и Искупителя мира. Если бы не эта вера, мог бы Лот остаться неразвращенным?!

Зараза греха поразила бы и его со всей семьей. Но он твердо знал Господа, любил Его и старался быть верным Его святым обетованиям.

А содомляне? Они совсем не ожидали гибели. Они жили, как и мы сейчас, ни о чем не думали, ехидно смеялись над покаянием. И в ту роковую ночь, когда на заре им обречено было сгореть, они особенно развратничали, блудили, насыщались и пресыщались срамом безстыдных дел своих. Они спали, ели, гуляли и тут же ненасытные безчинствовали друг с другом. Они не только не стыдились безстыдств своих, но наоборот, гордились и хвалились ими, делали их так, чтобы видели все. Для этого были и специальные зрелища установлены, где содомляне собирались во множестве, от мала до велика, а их показывали на сцене как надо более изощренно, с наибольшим наслаждением делать блуд с людьми, со скотом, птицами, с гадами, с вещами разными и с самим собой.

О, что это только было за общество?! Скопище скотов и животных, потерявших человеческий облик, всякое приличие и совесть!

“Наша жизнь процветает не по дням, а по часам”, — говорил содомлянин своему другу. Они шли на зрелище, были одеты в изящные, разноцветные хитоны, блистая своей внешностью. “В эту ночь будут показаны новые методы общения, — сказал другой, — наши города славятся невиданной свободой любви”.

— Я думаю, — опять сказал первый — мы скоро будем богами.

— Непременно, — подтвердил второй, — достоинство богов — делать все, что они только захотят.

— А вы слышали, какой-то иностранец проповедует нам покаяние? — спросил один другого.

— Это Лот, — ответил приятель. — Он невменяем. Говорит, что наш город вот-вот погибнет.

— Какой вздор! — возмутился собеседник. — Жизнь как раз идет к небывалому расцвету, а он тут со своим покаянием. Да и в чем же нам каяться и кому? Ведь мы сами стали почти боги!

В это время около одного дома они увидели группу людей разного возраста. Их было человек 50. Все они неистово кричали, чего-то требовали.

Из дома вышел благообразный старец и робко сказал:

— Братья мои, не делайте зла. Вот у меня две дочери, которые не познали мужа, лучше я выведу их к вам, делайте с ними, что вам угодно, только людям сим, которые пришли в мой дом, не делайте ничего.

— Вот он, — сказал приятель другу, — этот самый Лот. К нему пришли двое красивых “юношей” и люди требуют их себе, а он не хочет их выдать.

— А! — закричал приятель, — Вот он какой! — и бросился в толпу. Но в это время случилось что-то невероятное. Толпа сначала притихла. Люди шарили руками и, как слепые, чего-то искали. Потом раздался вопль злобы и мщения: “Он ослепил нас, смерть ему! Мы ему покажем!”

Толпа кипела, как котел. Люди с искаженными от злобы лицами протягивали свои руки вперед, натыкались друг на друга. Кто-то крикнул: “Вот он здесь!”

И тут пошла бойня. Безумцы, не видя ничего перед собой, хватали друг друга за что придется, ломали руки, ноги, ребра, кусали зубами пока не обезсилели все и расползлись кто куда. Два странника-юноши сказали Лоту:

“Мы истребим сие место, потому что велик вопль на жителей его к Господу, и Господь послал нас истребить его” (Быт. 19, 13).

“И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба.” (Быт. 19, 24) И все погибли.

Не нашлось в Содоме другого Финееса, чтобы отвратить гнев Божий от людей. Финеес жил среди израильтян. И когда израильтяне стали любодействовать с дочерями моавитян, потому что они были красивы, то Господь поразил народ израильский смертельной язвой. Финеес увидел, как израильтянин, по имени Чимри, вел к себе для блуда моавитянку Хазву. Финеес взял копье, вошел в их спальню и, увидя их блудящими, пронзил их обоих: израильтянина и женщину в чрево ее… И прекратилось поражение сынов израилевых (Числ. 25, 7, 8).

“Если не покаетесь, все так же погибните”, — сказал Господь.

СВЯТОЙ ИОСИФ ПРЕКРАСНЫЙ

СВЯТОЙ ПРОРОК МОИСЕЙ

СВЯТОЙ ПРАВЕДНЫЙ ИОВ МНОГОСТРАДАЛЬНЫЙ

СВЯТОЙ ПРОРОК ДАВИД

Кто из нас с молодых лет и доныне не читал святые псалмы пророка Божия Давида?! Кто не утешался ими в минуты скорби и покаяния?! Кто не плакал словами их?! Весь наш многострадальный русский народ и славяне-братья наши воспитаны преимущественно на псалмах пророка Давида.

Скорбен человек — в псалмах он находит себе великое утешение; весел он — в псалмах обретает источник и струи новой радости; в затруднении он — псалмы Давида разрешают все его недоуменные вопросы; недостает ли ему чего-либо — словами псалмов он молится и выпрашивает себе у Господа все, в чем он имеет нужду.

Псалмы Давида — это великое неоценимое духовное богатство, которое оставил нам святой пророк Давид. И кто не читает у себя дома псалмы, тот живет без источника живой воды, и духовно беден и слаб.

Святой Василий Великий говорил так: “Пусть лучше остановится солнце, нежели мы оставим чтение Псалтири”.

Судьба царя Давида необыкновенна. Господь его избрал отроком. Он пас овец и был самый младший из всех братьев. Видом он был белокур и красив. Телосложения — среднего. Но сила и ловкость у него были особенные. Когда лев попадался ему на дороге, Давид его хватал и побеждал без всякого оружия. В юности Давид победил Голиафа — филистимлянина, который хулил и поносил Бога Израилева. Голиаф был так велик ростом, что Давид перед ним был подобен ребенку. Давид пришел в стан навестить своих братьев, которые были воинами, но вот он увидел, как от филистимлянского войска отделился человек огромного роста и стал насмехаться над израильтянами, что они плохие вояки и трусы и нет среди них храброго человека, который бы сразился с ним один-на-один. И так как Голиафу не Находилось равного, то он еще больше стал издеваться над израильтянами, а потом стал хулить и Бога Израилева, кощунственно Его унижая.

Юный Давид этого уже не мог вынести. В нем кипела ревность о Боге своем. “Пойду и убью это животное!” — в гневе сказал Давид. Но люди смеялись над ним и говорили: “Он тебя, как вошь, раздавит. И тебе ли говорить это?!” — “Я пойду с именем Бога моего, и Бог предаст его в мои руки, ибо ом поносил Его!” — отвечал юноша.

Когда царь израильский Саул разрешил Давиду идти на Голиафа, Давид взял свою пращу, в пастушескую сумку набрал гладких камушков и вышел из стана на средину.

— Куда ты идешь, малый? — сказал Голиаф. — Или в тебе ума нет? Вот я сотру тебя сейчас в порошок!

— Я иду на тебя с именем Бога моего, — ответил Давид. И натянув пращу, выпустил камень в Голиафа. Камушек попал прямо в лоб великану. Голиаф зашатался и упал. Давид мигом подбежал к противнику, выхватил у него меч и, подняв меч обеими руками, (меч был очень тяжелый) отсек голову Голиафу.

Увидя это, израильтяне бросились на филистимлян и били их до самой ночи.

Так Господь руками еще юного Давида побеждал сильных мира сего. А когда Давид стал царем израильским, то народ в его царствование процветал и господствовал над многими языческими царствами.

Но Господь Бог посещал царя Давида и многими скорбями. Так вначале сам царь Саул выслеживал Давида, чтобы убить ею. Однажды Давид играл Саулу на гуслях, развеселяя его. Саул же, питая ненависть к Давиду, неожиданно бросил в него свое копье. Он хотел юношу пригвоздить копьем к стене, но Давид легко увернулся от удара и выбежал из спальни Саула.

В другой раз Саул с отрядом своих воинов искал Давида в пустыне, чтобы поймать и убить его. Им попалась глубокая пещера. Саул зашел туда, чтобы передохнуть от жары, и заснул там. Давид же со своими людьми был в глубине пещеры. Люди говорили Давиду:

— Вот Сам Бог предает царя в твои руки; убьем его и все.

Но Давид, удерживая их, отвечал так:

— Нельзя поднимать руки на помазанника Божия.

Когда Саул спал в пещере, Давид тихо подошел к нему и отрезал мечом край от плаща царя. Саул, отдохнув, вышел из пещеры. Тогда Давид закричал ему вслед:

— Царь, во веки живи! Вот ты был в моих руках, царь, но я не тронул тебя, ибо боюсь Бога. Ты, царь, ищешь моей смерти, но я не хочу смерти твоей, и не сделаю тебе зла.

Саул умилился от этих слов Давида. Но спустя немного времени снова искал убить Давида. На этот раз с воинами. Саул остановился ночевать под горой, на которой был Давид с небольшим отрядом. Темной ночью, когда Саул уснул и стража его спала, Давид со своим слугой прокрался к шатру царя. Давид опять не тронул своего врага. Он только взял его меч и копье и вернулся обратно на гору. Утром же, когда взошло солнце, Давид, встав на горе, закричал Саулу: “Царь! Вечно живи! Вот ты ищешь моей смерти, царь, но посмотри, чей это меч в моих руках и копье? Не ты ли в эту ночь был в моих руках, царь? Но я не тронул тебя”.

О, какое дивное незлобие имел святой Давид! Его гнали, а он прощал; его души искали, а он все покрывал любовью.

Когда же Давид стал царем иудейским, то бедствия не оставляли его. На него восстал родной его сын Авессалом, который хотел убить отца своего и воцариться вместо него.

Давид тайно бежал из города, спасая свою жизнь. Он шел, как простой человек, глава его была открыта, одежда изодрана, ноги босые. Идя по дороге и плача, святой Давид молился так: “Господи! Как умножились враги мои. Многие восстают на меня, многие говорят душе моей: нет ему спасения в Боге, но Ты, Господи, щит предо мной, слава моя, и Ты возносишь главу мою. Гласом моим взываю ко Господу, и Он услышит меня со святой Горы Своей…” (Пс. 3, 1–5).

Когда же Господь поразил Авессалома, и он, убегая от Давида, повис своими же волосами на дереве, а мул, на котором он ехал, выскочил из-под него, военачальник Овеса стрелой убил Авессалома.

Ох, как плакал Давид над телом своего буйного сына!

“Сын мой, Авессалом! Сын мой! Сын мой, Авессалом! О кто бы дал мне умереть вместо тебя, Авессалом, сын мой, сын мой! (2 Царств 18, 33).

Святой пророк и царь Давид был необычайно кроток и терпелив. Он не мстил своим врагам и не помнил зла ненавидящим его.

Когда Авессалом восстал на Давида, Давид бежал с несколькими приближенными в соседний город. По дороге ему попался Семей, который страшно злословил царя и бросал в пего камни. Давид шел по дороге и не обращал на хулителя своего внимания. Приближенный Давида с возмущением скатал ему: “Царь, позволь, я сниму голову с этого хулителя!” Но святой Давид кротко сказал: “Оставьте его. Он поносит меня по делам моим”.

Святой пророк Давид в некоторых своих псалмах ясно и четко выразил будущие страдания Мессии, Господа Нашего Иисуса Христа. Своими духовными очами он созерцал великий позор, злострадания, муки нашего Спасителя. Эти псалмы называются “мессианскими”.

Вот один из них.

“Боже, Боже мой! Для чего Ты оставил меня? Далеки от спасения словеса вопля моего. Боже мой! Я вопию днем, и Ты не внемлешь мне, ночью и нет мне успокоения.

Но Ты, Святый, живешь среди славословий Израиля. На Тебя уповали отцы наши; уповали, и Ты избавил их; к Тебе взывали они и были спасаемы; на Тебя уповали и не оставались в стыде… Я же — червь, а не человек, поношение у людей и презрение в народе. Все видящие Меня, ругаются надо Мною, говорят устами, кивают головою: Он уповал на Господа, пусть избавит его, пусть спасет, если он угоден Ему” (Пс. 21, 1–9).

Псалмопевец Давид предвидел, что предателем Иисуса будет близкий Ему человек: “Ибо человек мира Моего, на негоже уповах, ядый хлебы Моя, возвеличи на Мя запинание” (Пс. 40, 10).

Пророк Давид как бы своими глазами созерцал страдания на Кресте Спасителя и переживания Его: “Сонм лукавых одержаша Мя, ископаша руце Мои и нози Мои. Исчетоша вся кости Моя, тии же смотриша и презреша Мя. Разделиша ризы Моя себе, и о одежде Моей меташа жребий” (Пс. 21, 17–19).

“Поношение чаяше душа Моя, и страсть: и ждах соскорбящаго, и не бе, и утешающих, и не обретох. И даша в снедь Мою желчь, и в жажду Мою напоиша Мя оцта” (Пс. 68, 21–22).

Бог явися во плоти, и Дух вещает: “Сын Мой еси Ты, Аз днесь родих Тя” (Пс. 2, 7); “из чрева”, то есть из существа Моего, “прежде денницы”, то есть прежде всякого времени, “родих Тя” (Пс. 109, 3).

Иисуса Христа Дух Святый называет Богом, Господом, Адонаи, Елогим и Иегова. “Престол Твой, Боже, в век века: жезл правости, жезл Царствия Твоего. Возлюбил еси правду и возненавидел еси беззаконие: его ради помаза Тя, Боже, Бог Твой елеем радости, паче причастник Твоих” (Пс. 44, 7–9), и в псалме 109, 1 — “Рече Господь Господеви Моему: седи одесную Мене”.

Господь наш Иисус Христос во Своем служении роду человеческому, являя Свое всемогущество, возвестил волю Божию о спасении мира и дал законы веры и благочестия, и как Помазанник по человечеству от Бога “елеем радости, паче причастник Своих” (Пс. 44, 8) явился в силе Духа, как величайший из пророков, ибо ветхозаветные пророки были только Его провозвестниками и слугами в Дому Божием.

От лица Мессии Христа Бога взывал к Богу Псалмопевец: “Повем имя Твое братии Моей, посреде церкве воспою Тя” (Пс. 21, 23), закон Твой посреде чрева Моего. Благовестах правду в Церкви велицей, се устнам Моим не возбраню: Господи, Ты уразумел еси. Правду Твою не скрых в сердце Моем, истину Твою и спасение Твое рек, не скрых милость Твою и истину Твою от сонма многа” (Пс. 39, 9-11).

Христос Спаситель, Истинный Мессия, пришел на землю “взыскати и спасти погибшаго” (Мф. 18, 11). Он “Путь и Истина, и Живот” (Ин. 14, 6), и Агнец; и Сам Бог устами пророка Давида взывал к Мессии: “Ты иерей во век, по чину Мелхиседекову” (Пс. 109, 4).

“Яко не оставиши душу Мою во аде, ниже даси Преподобному Твоему видети нетления” (Пс. 15, 10). А Вознесением Своим на небеса Иисус Христос отверз для всех верующих в Него Царство Небесное, ибо “восшел еси на высоту, пленил еси в плен: приял еси даяния в человецех” (Пс. 67, 19).

А в 44 псалме воспевается слава Великого Царя Христа Бога и Царицы неба и земли Богородицы: “Предста Царица одесную Тебе, в ризах позлащенных одеяна преиспещрена. Слыши, Дщи, и виждь, и преклони ухо Твое, и забуди люди Твоя, и дом отца Твоего. Вся слава Дщери Царевы внутрь, рясны златыми одеяна и преиспещрена. Приведутся Царю девы и вслед Ея, искренния Ея приведутся Тебе. Приведутся в веселии и радовании, введутся в храм Царев” (Пс. 44, 10–16).

Святой Давид знал, что злые люди всегда бывают хозяевами; они со своей хитростью, ложью, ловкостью, огнем и мечом, всякой неправдой, подкупом, предательством и прочее добиваются для себя всего, чего хотят, и благоденствуют в жизни.

Видя эти “извращения жизни”, праведные и добродетельные люди часто соблазняются и начинают роптать на Бога, сами претерпевая злострадания, гонения, будучи неповинны. “Не ревнуй злодеям, — говорит святой пророк Давид, — не завидуй делающим беззаконие. Ибо они, как трава, скоро будут подкошены и, как зеленеющий злак, увянут. Уповай на Господа и делай добро. Живи на земле и храни истину. Утешайся Господом, и Он исполнит желания сердца твоего. Предай Господу путь твой и уповай на Него, и Он совершит… А нечестивые погибнут, и враги Господни, как тук агнцев, исчезнут, в дыме исчезнут” (Пс. 36, 1-20).

Царствование Давида было золотым веком в Израиле. Оно продолжалось сорок лет. И когда, спустя две тысячи лет, пришел Господь наш Иисус Христос, то Его и хотели посадить на престол Давида, чтобы Он царствовал в Израиле. Но увы! Престолом Мессии должен был стать КРЕСТ!

Господь наш Иисус Христос и был (добровольно) вознесен на Крест… А престол Давида и поныне стоит незанятым…

О, великий царь и пророк Давид! Ты — краса Израиля, ты — его надежда! Но какой великий грех повторит Израиль, когда на твой святой престол посадят “богоборца” и второго Иуду!!! (АНТИХРИСТА).

“Боже! Язычники пришли в наследие Твое, осквернили святой храм Твой, Иерусалим превратили в развалины… Пролей гнев Твой на народы, которые не знают Тебя, и на царства, которые имени Твоего не призывают” (Пс. 78, 1–6).

“Господь созидает Иерусалим, собирает изгнанников Израиля” (Пс. 146, 2)…

“Кому мне говорить и кого увещевать, чтобы слушали? Вот ухо у них необрезанное, и они не могут слушать; вот слово Господне у них в посмеянии, оно не приятно им” (Иеремия, 6, 10).

СВЯТОЙ ПРОРОК ИСАИЯ

СВЯТОЙ ПРОРОК ИЕЗЕКИИЛЬ

СВЯТОЙ ВЕЛИКИЙ ИОАНН, ПРЕДТЕЧА ГОСПОДЕНЬ

Последним и самым славным пророком из ветхозаветного периода является Иоанн Креститель. Он встретился лицом к лицу долгожданного Мессию-Христа, беседовал с Ним и даже крестил Его в водах иорданских.

Но какой нужен был суровый подвиг Иоанну Крестителю, чтобы встретиться с Христом?

С отроческих лет и до годов зрелости святой Иоанн был в безлюдной пустыне. Он жил в жгучей заиорданской местности, среди раскаленных солнцем камней и среди диких зверей. Целых тридцать долгих лет святой Иоанн готовился к своему великому пророческому подвигу. Питался он самой скудной пищей и носил пустынную одежду из шкур зверей. Его пламенная речь на берегу Иордана также не обошлась без обличения.

— Порождения ехиднины! — говорил святой Иоанн Предтеча начальникам, фарисеям, саддукеям. — Кто внушил вам бежать от будущего гнева? Сотворите же достойный плод покаяния! Уже и секира при корне дерева лежит, всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь (Мф. 3, 7-10).

Стыдно было священникам и старцам слышать эти обличения. Но они притворно молчали и не делали зла Иоанну, потому что боялись народа.

— Я крещу вас водой, но Идущий за мною сильнее меня: я недостоин понести обувь Его (Мф. 3, 11).

Так ясно, так ощутимо говорил святой Иоанн о Христе, что народ плакал от радости, а фарисеи содрогались от страха, но все же многие из них крестились от Иоанна.

Святой Пророк убедительно призывал народ к покаянию, к исправлению жизни, к милосердию и братолюбию, к смирению и кротости, а главное — к чистоте жизни и целомудрию.

Ужас! Люди дошли до последней степени развращения, и сам царь иудейский Ирод жил в гнусном блуде с женой родного брата. Кровосмешение и безбожное распутство царило в народе Божием.

“Сотворите достойные плоды покаяния!” — день и ночь взывал святой Иоанн Предтеча.

Но народ уперся, заупрямился, особенно духовенство: священники и старейшины. Они считали себя вполне исправными, которым совсем не в чем было каяться. А когда Пророк прямо указал на идущего Мессию: “Се, Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира (Ин. 1, 29)”, — фарисеи насторожились и с этого времени тщательно следили за Спасителем.

Участь последнего Пророка также не обошлась без мученического венца. Святому Иоанну отсекли голову в темнице. Беззаконная Иродиада, гнусная блудница и интриганка, коварством добилась смерти Крестителя.

Так был завершен цикл Великого приготовления людей к принятию Мессии-Христа. Ветхозаветные патриархи, пророки бережно и трепетно несли веру Первоевангелия через многие века, поколения, народы. Последний из них — Великий Предтеча Христов Иоанн — еще раз громогласно засвидетельствовал перед всеми, что Мессия уже пришел, и настало на земле Царство Божие.

Сказав на земле людям о радости пришествия Мессии, святой Иоанн пошел в ад, чтобы и там благовествовать наступление новых времен.

И надо только представить, как были рады услышать весть о пришествии Мессии святые наши праотцы: Адам, Ева, Авель, Сиф, Ной, Лот, Авраам, Исаак, Иаков, Иосиф, Давид; пророки: Илия, Иеремия, Иезекеиль и многие другие! А как плакала от радости Ева, наша праматерь, по чьей вине был заключен рай земной! Вот теперь пришел Искупитель, и Он сокрушит главу коварного змия.

О, милые наши праотцы и пророки! Сколько тысяч лет вы томились в темном аду, ожидая своего избавления! Томились, плакали, молились, верили, надеялись… И ваша вера даже среди самого ада вас не посрамила!

Восходила тихая заря христианской эры… Новый закон, закон любви и всепрощения, светлой и яркой звездой осиял мир.

Прошли века неведения и нравственного рабства!

АГНЕЦ БОЖИЙ, МЕЕСИЯ-ХРИСТОС, ПРИШЕЛ!

А ты все печальна, несчастна, нерадостна, измучена, прибита каким-то неослабным горем! Дни твои проходят, как в неволе, как в плену каком, и сама жизнь не радует тебя! Не веселит, не резвит! И питаешься ты прахом — пищей без наслаждения и удовлетворения.

И с людьми встречаешься так, будто все — чужие для тебя, светлое солнышко даже грея, не согревает тебя, жжет, но не греет душу бедную…

Слышишь, птички поют? А кто знает, может быть они так плачут? Слышишь, ветерок шелестит? А кто знает, может быть он тихо рыдает? Ну, слышишь, как мир, словно рой пчелиный, гудит? А Бог знает, может быть он гудит перед великой бурей?

Вот ты снова прилетела, маленькая, крошечная птичка. Что ты так внимательно и печально смотришь ко мне в окошко? Зовешь ты меня куда? На широкий простор свободы, жизни? Но где он, простор — то место, где легко дышится, где все это? И ты все чирикаешь, все смотришь в мое окно! Или и ты, бедненькая, так же несчастна в большом мире? Или и тебя кругом враги подслеживают и ловят? Вот ты и неспокойна от этого. То озираешься вправо, то влево, то мигом обернувшись, глядишь, нет ли опасности позади… О, бедная, милая птичка! Знать и тебе живется несладко.

Вдруг черная тень нависла над окном. Маленькая птичка испуганно вскрикнула и стрелой ринулась прочь… Серый большой коршун медленно и величаво проплыл над хижиной. На этот раз маленькая птичка избежала острых когтей кровожадного хищника, но опасность гибели не подслеживает ли ее вновь?..

ЯВЛЕНИЕ ГОСПОДА НАШЕГО ИИСУСА ХРИСТА

Святой архангел Гавриил принес с неба эти дивные, радостные слова. Он принес Пречистой Деве Марии это радостное приветствие. И Она Своим чистейшим сердцем почувствовала эту льющуюся радость. Она вострепетала от благовестия. Но все скрыла под тихим покрывалом смирения.

Сердце изнывает, душа смущается, трость дрожит в руке моей от горького сознания того, что принесет ли мое слово кому-нибудь радость Евангелия? Обрадует ли оно чье сердце и увеселит ли чью-либо добрую душу? Если нет, то горе мне, горе великое! Лучше бы мне не видеть свет Божий, и умереть бы в утробе моей родимой мамочки. Но Господь знает, может быть, вина холодного безчувствия кроется в твоем сердце, читатель! Может быть, ты нечистой и не простой душой берешься читать святые Благовестия? Евангелие — значит радостная весть. И радость эта не простая, а особенная. Радость не чего-либо земного, временного, например радость покупки, радость сладкой еды, веселой встречи! Нет! Совсем нет! Здесь радость более высокая, более ценная. Радость блаженной жизни с Богом, радость считаться сыном Божиим по благодати, радость вечно жить и созерцать любимого Господа нашего Иисуса Христа, радость прощения грехов, радость встречи родных, любимых нами в том мире. И просто не перечислишь тех радостей, которые даются нам святым Евангелием.

У нас сейчас совсем нет радостей. Мы живем и ходим, как в густом холодном тумане. Другие, правда, например мирские, неверующие, они больше имеют радостей. Они пользуются всеми мирскими благами, все в их руках, чего только захотят, то и делают, чего захотят, то и едят. И хотя это удовольствия временные, суетные, однако, и в них человек получает удовлетворение. У нас верующих, нет и временных удовольствий.

Жизнь неспокойная, униженная, всегда под страхом осмеяния или лишения последних удобств жизни; беззащитная жизнь, безславная, безперспективная, постоянная тревога за завтрашний день; и много-много других переживаний у истинно верующего человека.

А какие острые переживания, например, у родителей за своих милых деток, особенно когда они подрастают!.. Переживание духовных отцов, крестных отцов и матерей за своих духовных детей, врученных им Самим Богом. Тревога за их службу, учебу, за их святую веру…

Ну, скажите, откуда здесь быть радости? Наоборот, не целая ли туча печалей, тревог, переживаний? И вот как нам, бедным и бездомным, нужна настоящая радость! Такая радость, которая бы затмила собой все: земные соблазны и лишения; такая радость, которая бы из нас, мертвых и безжизненных, сделала живых и радостных людей; такая радость, которая бы, как теплое солнышко, согрела наше холодное сердце и растопила лед нашей повседневной жизни. И вот такую-то радость и дает нам святое ЕВАНГЕЛИЕ Господа нашего Иисуса Христа!

Нет, мой друг, если ты верующий, а не любишь Господа нашего Иисуса Христа, то и святое Евангелие не принесет тебе радости. Оно только будет тяготить тебя и связывать; например, ты будешь все время дрожать, как бы кто не увидел его у тебя. Ты будешь прятать его все время и тревожиться, как бы не узнали соседи и на работе, что ты — верующий. Затем, без любви к Господу тебе очень трудно будет каждый день читать святое Евангелие. Все-то надо принуждать себя, заставлять прочесть хоть одну главу. Ведь времени-то все нам не хватает! Дел-то сколько, куда “более важных”, чем однообразное содержание Евангелия. Ох, и читать без любви трудно! А вот жить по святому Евангелию без любви в тысячу раз труднее!..

Но, внимание! Кажется, кто-то говорит? Вы слышите таинственный голос, который вам советует: “Встань, возьми раскрытую книгу (святое Евангелие) из руки Ангела, стоящего на море и на земле… Возьми и съешь ее, она будет горька в чреве твоем, но в устах твоих будет сладка, как мед. Я взял книжку из руки Ангела и съел ее, она в устах моих была сладкая, как мед. Когда же съел ее, то горька стала в чреве моем” (Откр. 10, 8-10).

И тебе должно, друг мой, не только читать святое Евангелие, но и свидетельствовать о Христе, что ты любишь Его, что веруешь в Него, что молишься Ему.

Когда вы стоите в храме и диакон читает на амвоне святое Евангелие, вы голову склоняете долу и благоговейно слушаете. А в это самое время священник в алтаре горячо молится о вас такими словами:

“Возсияй в сердцах наших, Человеколюбче Владыко, Твоего благоразумия нетленный свет, и мысленные наши отверзи очи во евангельских Твоих проповеданий разумение; вложи в нас и страх блаженных Твоих заповедей, да плотские похоти все поправши, духовное жительство пройдем все, яже ко благоугождению Твоему, и мудрствующе и деюще. Ты бо еси просвещение душ и телес наших, Христе Боже, и Тебе славу возсылаем, со Безначальным Твоим Отцем и Всесвятым, и Благим, и Животворящим Твоим Духом ныне, и присно, и во веки веков. Аминь”.

(Молитва чтения святого Евангелия в храме).

Длинная молитва, и ее читать может только священник. А вот, когда вы дома читаете святое Евангелие, то сначала помолитесь такими словами:

“Господи, ум мой светом святого Евангелия Твоего просвети, душу — любовию Креста Твоего, сердце чистотою словесе Твоего, тело мое — Твоею страстию безстрастною, мысли мои — Твоим смирением сохрани”.

(Домашняя молитва перед чтением Евангелия).

При чтении святого Евангелия старайтесь запомнить те слова, которые вам наиболее понравились (один стих или два), и их весь день вспоминайте. Помните также о том, что вы читали сегодня: или притчу, или исцеление Господом больного, или поучение Спасителя к ученикам. Это не трудно. Ум ваш будет занят словом Божиим, а на сердце так мирно, так хорошо! Так можно делать при физической или умственной работе.

Вот вы читаете, а Господь смотрит на вас, смотрит милостиво, кротко, любовно, понимающе. Вы забыли и лампадочку засветить перед святой иконой. А горит ли она в вашем сердце? Если бы — да! И чтобы она никогда-никогда не угасала там… в вашем добром сердце, НИКОГДА!.. И поцеловать-то святую иконочку вы сегодня позабыли. И только не так целуйте, как неверный ученик, а как святые жены-мироносицы, как любящая Магдалина!..

Вот она, радость-то святая и предивная! Она тихонечко и войдет в ваше сердечко, ну хотя бы в один уголочек его, и веющая чистота охватит свежестью вашу уставшую унылую душу… Только когда вы почувствуете в своей душе одну капельку радости, не показывайте ее другим, не надо. Главное — все не поймут, а еще хуже — позавидуют, и ваша святая радость омрачится тенью новой неприятности. О, бедные мы люди! Как мы жалки и ничтожны! Если человек имеет какое земное богатство, мы завидуем ему, если он имеет богатство духовное: смирение, кротость, чистоту, милосердие, радость — мы завидуем ему вдвое больше. И чем больше человек радуется, мы делаемся более печальными и недовольными собой!..

Будем же благодарить Господа за то, что имеем; а если совсем ничего нет у нас духовного, тогда приходится опять благодарить Бога, трудиться и ВЕРИТЬ, что рано или поздно будет и у нас что-либо.

Святое Евангелие Господа нашего Иисуса Христа рассказывает нам о жизни Спасителя на земле и о Его учении.

Сам Спаситель не писал ни одного слова, хотя Он, как гласит предание, учился в назаретской синагоге, когда был мальчиком.

Жизнь и учение Господа нашего Иисуса Христа описали святые апостолы. Они были с Господом более трех лет, видели, как Он творил чудеса, слышали, как Он учил народ и, главное — видели своими глазами всю Его бедную и странническую жизнь, и все это записали, каждый в свое Евангелие; причем, писали не при жизни Спасителя, а после того, как Он пострадал, умер и воскрес.

Получив через воскресшего Христа Духа Святаго, апостолы, по внушению Святаго Духа, написали все о Господе, ничего не забыли, потому что Дух Святый все им напомнил.

Всех Евангелий — четыре. От Матфея, Марка, Луки и Иоанна.

Когда в церкви вы прикладываетесь к святому Евангелию, видите, что с евангелистом Матфеем изображен человек; с евангелистом Марком — лев; с Лукой — телец и с Иоанном — крылатый орел. Это символические образы святого Евангелия.

Святой пророк Иезекииль (1900 лет до Р.Х.) видел видение: на небе страшно клубился бурный огонь, посреди его — яркий, блистающий свет, и в свете этом — образы четырех созданий: человека, льва, тельца и летящего орла (Иез. 1, 4-21). Эти четыре вида означают характерные свойства евангелистов. Святой Матфей пишет более о человеческой стороне нашего Спасителя; святой Марк — о царственной; святой Лука — о жертвенной; святой Иоанн — о высоком небесном происхождении Спасителя.

Все четыре евангелиста пишут об одном: жизни и учении Спасителя. Но пишет каждый в своем плане и со своими особенностями. Один дополняет другого.

Святой Иоанн Златоуст восхищается подлинностью писателей Евангелия. Он говорит, что святые евангелисты писали в разное время, будучи в разных местах, причем далеко друг от друга. Они не списывали друг у друга, но Святой Дух диктовал им. Поэтому и имеются некоторые разночтения в Евангелиях, что особенно и подтверждает их подлинную самостоятельность изложения.

В Евангелие входят: Деяния святых Апостолов; одно послание апостола Иакова; два послания апостола Петра; три — Иоанновых, одно — Иуды (не Искариота); 14 посланий святого Павла и откровение Иоанна Богослова. Вот в целом все это и называется святым Евангелием.

Как видим, в святом Евангелии заложена Великая мудрость Бога, мудрость от века предусмотренная и предопределенная.

Характерными особенностями святого Евангелия являются: зов к самоотречению, самопожертвованию, к полному служению истине Христовой, служению людям больше, чем себе, любовь к Правде и непримиримость ко злу и лицемерию, честность, прямота и полное безкорыстие.

Когда мы читаем святое Евангелие, что нас особенно поражает? Прежде всего, добровольное уничижение Господа нашего Иисуса Христа; Его удивительная кротость, Его истинное смирение, правдивость, защита слабых, помощь больным и несчастным.

Во-вторых, полная и всецелая устремленность к Небу и Богу, Создателю мира; подчинение земных интересов интересам небесным, вечным, непреходящим.

В-третьих, стояние за Правду до смерти. “Кто хощет по Мне идти, да отвержется себе, возьмет крест свой и по Мне грядет”, — сказал Господь.

В святом Евангелии изложена самая высокая мораль, какой нет ни в каком другом учении: полагать жизнь свою за врагов, прощать им все, что они нам сделали плохого, прощать и молиться о них даже тогда, когда они совсем не каются в своих злодеяниях, прощать искренне их тогда, когда они убивают нас и считают нас за самых последних извергов, тунеядцев, возмутителей общественной жизни, неисправимых мракобесов и проч.

Полное незлобие и искренняя доброжелательность ко всем тем, кто нас страшно ненавидит и считает недостойными самой жизни.

Во всем свете не было, нет и не будет другого такого учения, которое могло бы сравниться с учением Господа нашего Иисуса Христа, изложенным в святом Евангелии. И это потому, что учение Свое Господь наш принес с Неба, потому оно и высокое, и чистое, а другие учения земные написали люди, поэтому они все ниже святого Евангелия; как небо высоко от земли, так учение Божие выше учений человеческих.

Когда один европейский журналист спросил индейца, по имени Маной, что ему дало христианство, почему он его принял, Маной посмотрел на журналиста с недоумением, вздохнул и сказал:

— Спрашиваете, что мне дал Христос? — Он дал мне многое, и очень многое.

— Что же именно? — допытывался журналист.

Маной, указывая на большие камни, лежащие на дороге, сказал:

— Если бы я не был христианином, то разбил бы твою голову об эти камни.

— Что это значит? — спросил журналист.

— Это значит, что Христос научил меня любить всех, даже врагов своих!

О Господи Иисусе Христе Сыне Божий! Вот эти полуграмотные, полуобразованные, простые люди идут далеко впереди нас, культурных и умных людей. Они теперь принимают Евангелие и любят Христа куда больше и преданнее, чем мы, родившиеся христианами.

Недаром Спаситель говорит, что блудники и прелюбодеи впереди нас идут в Царствие Божие…

Мы не будем излагать подробности содержания Евангелия. Самое лучшее, если вы сами возьмете Евангелие в руки и ежедневно будете с благоговением читать его. Тогда вы как бы лично будете беседовать с Христом, Господом нашим. Но считаю нужным указать, что наряду с истинным Евангелием, раньше и теперь существуют лжеевангелия. Иными словами, сатана, в противовес настоящему Евангелию и истинному учению Христову, создал и создает ложные учения о жизни и счастье человека. Эти учения бесовские (или лжеевангелия) так сильны и так многочисленны, что затемняют собой истинный свет Христова учения. Как черные тучи застилают свет солнца от растений, так лживые учения затемняют собой свет правды Божией, и люди предпочитают жить под искусственным светом электрических лампочек, нежели под лучами теплого солнышка.

“Дух ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским” (1 Тим. 4, 1).

Уже в первые века христианства были так называемые апокрифические евангелия. В них излагалось учение Христово превратно, и Церковь Божия отвергла эти вымыслы.

В последующие века возникали одно за другим ложные учения о Христе, Святом Духе, Деве Марии. Они были так сильны, что колебали Церковь Христову в самом ее основании. Православных христиан, особенно духовенство, гнали, мучили, заключали в темницы, предавали смерти, а еретики, безбожники благоденствовали, хозяйничали в Церкви Божией и сидели на архиерейских и патриарших престолах.

В последние века бесовские учения особенно размножились. Сатана старается “залить” мир своей мутной и богопритворной идеологией: “толстовщина”, восточные веры и философии, сектантство во всех его видах, гитлеризм, материализм, вольтеризм, индуизм и проч. Новые “просветительные и освободительные” учения столкнулись в смертельной схватке с Евангелием Господа нашего Иисуса Христа.

На своем вооружении диавол имеет все: прессу, радио, телевидение, деньги, ложь, силу, дипломатию, науку, искусство. Святое Евангелие же Христово почти не имеет защитников. Оно — сама истина, и земными средствами оно не защищается.

Иисус Христос, Основоположник святого Евангелия, скорее вновь пострадает, нежели воспользуется человеческими средствами защиты.

Когда Спасителя взяли воины в Гефсиманском саду, то Петр выхватил меч, чтобы защитить своего любимого Учителя, но Господь сказал ему: “Возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут. Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?” (Мф. 26, 52–53).

Характерные свойства лжеевангелий (ложных учений) заключаются в следующем: все они подделываются под правду; все они претендует на право дать людям наибольшее “счастье и свободу жизни”; все они подстраиваются под настроение преимущественно простого народа и яро защищают их интересы. К тому же эти бесовские учения подводят под себя “твердую научную основу”, создавая себе таким путем видимость нерушимой истины и исторической правдоподобности.

Читая и изучая эти лжеучения, люди поражаются жизненной правдой их содержания и искренне начинают верить тому, о чем они пишут. К тому же все антихристианские учения носят на себе печать современной модности и кулыуры, что придает их читателям и последователям ложный пафос культурного и образованного человека. Словом, ясный признак лжеевангелия состоит в том, что все они нетерпимо и с насмешкой относятся к Евангелию Господа нашего Иисуса Христа, а тех, кто читает его, клеймят словами позора, умственной отсталости, средневековым невежеством и вообще непониманием жизни.

“Всякий, кто не любит Господа нашего Иисуса Христа, да будет проклят (маранафа)”, — сказал святой Апостол Павел.

О Господи, наш Спаситель! Сохрани нас от лживых, многообещающих, льстивых учений бесовских. Пусть нас поносят, как только хотят, как им вздумается, но мы все же будем читать Твое святое Евангелие. И хотя нам и трудно жить так, как в нем написано, все же будем стараться исполнять все, что нам под силу. А Ты, наш Спаситель Прелюбимый, укрепи нас в верности Тебе, чтобы нас, неопытных, не обольстил сатана модностью и стройностью своих лжеучений и чтобы нам не погибнуть от их подслащенного яда.

У английского писателя В. Литтона герой романа, юноша Кенелм, не хочет мириться с традиционной ложью жизни. Будучи сыном богатого отца, он уходит из дому и скитается по всему свету, как странник. Всюду, где только он бывал, везде видел несправедливость человеческой жизни. Он старается защитить слабых, помочь бедным, вернуть к жизни отчаявшихся. А когда его двоюродный брат Гордон путем лжи, подкупа, лести, предательства достиг высокого положения в сенате, Кенелм сказал ему просто:

— Ты подлец и сволочь!

— Зачем так оскорбляешь меня? — возмутился Гордон.

Кенелм ответил ему:

— Друг мой, не обижайся, но знай, что благоразумнее любить правду и лишения, нежели — славу и почет, добытые подлостью.

Вот святое Евангелие Господа нашего Иисуса Христа и учит нас любить правду, бороться за нее до смерти, любить в каждом человеке ту капельку добра, которая хранится в глубине его души, не бояться страданий, лишений за истину, если даже это стоило бы и самой жизни.

В акафисте святому Николаю Чудотворцу мы читаем такие слова: “Радуйся, учителю Божественных велений; радуйся, губителю богопротивных учений” (Ик. 9).

Святой Тихон Задонский, проникнутый чувством сокрушения о грехах человеческих, падши ниц, рыдая говорил: “Господи, пощади! Кормилец, помилуй! Потерпи, Благость наша, грехам нашим! Услышь, и не погуби нас со беззакониями нашими!”

“Восстану же я и пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать Того, Кого любит душа моя”

(Песнь песней 3, 2).

ХРИСТОС

* * *

Но кто это так горько плачет? Стоны, стоны и жалобный вопль; как малый ребенок, когда потеряет свою родную маму. Чуть-чуть уймется стенание и вновь усиливается в своей невысказанной страстности и безутешности.

… Пройдя несколько шагов в сторону от дороги, он увидел человека, сидящего на зеленой траве. Был ли это юноша или девушка — неизвестно. Одетый в хорошее нарядное платье, человек закрыл лицо обеими руками и горько плакал. Движимый чувством гуманности, он подошел к плачущему, и, как бы смущаясь своим вмешательством, тихо и мягко спросил:

— Не могу ли вам чем помочь?

К нему повернулось красивое молодое лицо с большими глазами, полными слез.

— Вам трудно, вы несчастны? — снова спросил он.

О, ужас! В ответ раздался ужасный хохот, будто глупого человека, и полился поток гневных обличительных слов.

— Вы берете на себя роль благотворителя и гуманиста. Тогда как сами несчастны до мозга костей. Вон отсюда! Идите, откуда пришли, прочь!

Он был поражен такой неожиданностью, но, овладев собой, стоял, не сходя с места. Когда окончился гневный поток речи страждущего, и, кажется, приступ миновал, он опять также тихо сказал:

— Вы, юноша, очень опрометчиво поступаете со мною, тогда как я мог бы быть вам полезен.

— Я не юноша и не девушка, — ответил тот.

— Кто же вы такой? — удивился он.

— Я — “юность”.

— Вы — юность нашего века? — уточнил он, все более удивляясь.

— Да, текущего века. Но почему вы так любопытны? — в свою очередь задала вопрос юность.

— Ваша расстроенность привела меня сюда. Не могу ли я быть вам полезным?

— Ваш елейный голос, — ответила презрительно юность, — выдает в вас усердного служителя какого-то бога, и надеюсь, что вы не предложите его мне в утешение?!

— Бог один, — кротко, но твердо сказал он, — и предлагать я вам ничего не собираюсь, если вы сами не изволите Его найти.

— Я искала, — задумчиво ответила юность, — видела и Христа, и Магомета, Будду и многих других. Все они…

— Нет! — прервал он собеседницу. — Не будем говорить о Будде, Магомете и др. Но почему вы не подошли близко ко Христу?

— Ко Христу? — удивленно воскликнула юность.

— Да, ко Христу!

— Но ведь совсем не было Его. Это только вымышленный образ! Это только вымышленные теории.

— Но Христос был, есть и будет!

Юность устремила на незнакомца свои грустно-красивые глаза и долго испытующе глядела ему в лицо. Сердце незнакомца дрогнуло ноткой сострадания и сочувствия.

— Вы меня жалеете? — спросила юность. — Но я счастлива.

— Вы счастливы по-своему. Но что значат ваши вопли?

Юность не ответила. Но затем, подумав, сказала:

— Это, видимо, от пресыщения жизни.

— Неверно! — сказал он. — Наоборот, это от неполноты жизни.

Во время всего разговора юность сидела на зеленой траве. Но теперь она встала. И как прекрасен был ее вид! Тонкий, гибкий стан, грация, изящество форм и линий ее одежды, светлый, чуть задумчивый взгляд красивых глаз, мягкие, равномерные движения.

— Вы прекрасны! — с простодушием воскликнул он, глядя на нее с интересом.

— А вы еще желаете мне чего-то! — сказала она, слегка улыбнувшись.

Но улыбка получилась невеселой и, тем более, не величественной.

— Одного! — братски глядя ей в ее большие глаза, сказал он.

— А именно?

— Вам недостает радости Христова Евангелия!

На этот раз юность не возражала ни единым словом. Устремив свой взор вдаль, она с чувством сказала неопределенные слова:

— Поиск, поиск, поиск…

— Искренне желаю вам найти то, что всего дороже, сказал он и, повернувшись, хотел уходить. Но юность подошла к незнакомцу и сказала с чувством:

— Спасибо вам, — сказала она с чувством, — мне кажется, вы приоткрыли завесу чего-то нового и… немаловажного для меня. Еще раз спасибо.

Он слегка поклонился ей и пошел туда, куда звал его долг. Пройдя несколько шагов, он оглянулся. Юность смотрела ему вслед и махала нежно рукой… Он вынул платок и тоже помахал ей…

— О, судьбы, судьбы истории! — шептал он, идя неровным шагом. — Подойди же Ты, Христос Бог наш, Сам к тем, кто так настойчиво ждет Тебя, подойди, Милостивый…

Говоря эти слова, он даже не заметил, как по его щекам текли слезы, и он их вытирал своим синим платочком…

* * *

— Вы меня пожизненно хороните в сырую тюрьму, — сказал узник своим суровым судьям, — об одном прошу, умоляю вас, исполните мою просьбу…

— Вы хотите подать апелляцию?

— Нет!

— Хотите, чтобы вам уменьшили срок?

— Нет!

— Хотите, чтобы вам позволено было ежемесячное свидание с родными?

— Нет!

— Чего же вы хотите?

— Хочу до самой смерти быть здесь, но только дайте мне Святую Библию.

Библию ему дали и закрыли на всю жизнь в сырое подземелье…

Спустя год к нему пришли на свидание. Он был неузнаваем. Ранее румяное, молодое лицо стало бледным, как белое полотно; щеки ввалились, глаза сделались еще больше, и какая-то новая непреклонная сила была в них. Сам он высох, как скелет.

— Вам здесь плохо? — спросили его.

— Нет, мне хорошо.

— На кого и на что жалуетесь?

— Жалоб у меня нет.

— Может быть, есть какая просьба?

— Да.

— Скажите, мы постараемся ее, удовлетворить.

Он посмотрел своими круглыми выцветшими глазами на высокие железные ставни окон, через которые чуть-чуть просачивался слабый свет, глубоко вздохнул и тихо сказал:

— Прошу вас, дайте мне чуть побольше света.

Бедный юный узник, читая Святую Библию в тюремной темноте, стал терять зрение. А для него лишиться чтения Святой Книги было равносильно смерти. И эта просьба его была удовлетворена. В одиночной сырой камере стало чуть светлее… Сладкое слово Божие снова стало доступно нашему узнику…

Приходили к нему еще несколько раз. Он таял с каждым годом, месяцем, днем.

Больше у него никаких просьб не было до самой смерти. Ему было хорошо, потому что с ним было Святое Евангелие.

А когда к нему пришли еще раз, и в последний, он лежал на сыром полу, и глава его безжизненно смотрела ввысь. Святая Библия лежала на его худой груди, и казалось, что она его придавила. Но лицо при этом не выражало ни единой доли муки. Оно было спокойным, кротким и необыкновенно светлым. На тонких безцветных губах сияла улыбка.

(Из истории “Царственный Узник”)

У нас, кажется, света хватает. И Господь дает его нам без меры. Но святое Евангелие читать мы еще не умеем… Никак не научимся. О, лучше бы совсем лишиться света солнечного, но приобрести свет Евангельский! Может быть, от утробы матери лучше быть совсем слепыми… Тогда Господь меньше бы нас осудил!..

“Не ведаю, егда нощь, егда день, не терпита ми нозе каменного преткновения, не видех бо солнца сияюща; ниже во образе меня Создавшего, но молю Ти ся, Христе Боже, призри на мя и помилуй мя” (стихира недели о слепом).

СИЛА СВЯТАГО ЕВАНГЕЛИЯ

Вот в этом и есть основная сила Евангелия; по этой великой Книге будет судим мир.

Святое Евангелие содержит в себе как бы кодекс всех христианских правил, по которым надо жить каждому человеку. Затем на святом Евангелии лежит “Печать” жертвенной крови Сына Божия, которую люди не переставая попирают. Вот поэтому Судия-Христос и положит святое Евангелие как обвинительный документ для одних и оправдательный — для других, чтобы наказать непокорных и чересчур “умных” грешников и наградить смиренных и послушных праведников.

Мы очень бедны умом и ограничены благодатью, чтобы во всей силе раскрыть действенную силу Евангелия на страшном Суде Христовом. И святые мужи Божии смиренно обходили этот страшный и сугубо таинственный вопрос “воздаяния” на страшном судилище.

Ведь как много людей, которые пострадали в жизни безвинно, умерли в мучениях, не будучи просвещены Евангельским учением Христовым! Язычники, иноверцы, безбожники и не слышали, может быть, о святом Евангелии. А их дети, умершие, убитые, да сколько их было и есть? Сотни тысяч, миллионы! И все они умерли, не зная святого Евангелия Христова! В чем их вина, что они не крещены во имя Святой Троицы? В чем их преступление, что они не слышали о любви Христовой? И вот все они также будут судимы по Евангелию.

О, православный христианин! Ты сугубо счастлив, что ты крещенный во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, и ты знаешь святое Евангелие Господа нашего Иисуса Христа. Но беда твоя может стать в том, что имеющего все это преимущество, тебя Бог осудит вдвое сильнее, нежели тех, которые некрещены и не просвещены Светом Истины…

“Господь сказал, что устами они чтут Меня, а сердцем далеко отстоят от Меня, всуе чтут Меня” (Из Евангелия).

Вот плачем, а потом снова грешим. Прямо стыдно за себя становится…

Итак, мы не знаем, как велика сила Евангелия будет на страшном Суде и после страшного Суда, но хорошо знаем силу Евангелия, бывшую среди людей согрешающих и спасающихся, и противящихся.

а) Согрешающие — это все мы грешные люди, которые хотим спастись, хотим приблизиться к Господу своему, хотим читать и исполнять святое Евангелие, но грех так пронизал все наше существо, что мы стали подобны красному дереву, изъеденному червями, или подобны железному сосуду, который изъела ржа.

Что делать нам, находящимся в таком жалком положении греховного плена?

Отчаявшись, грешить до пресыщения, а потом умереть? Нет! Святое Евангелие кротко говорит нам, чтобы мы не унывали и тем более не отчаивались в борьбе с грехом.

Грех нас борет и побеждает, но это не насовсем. Увидя наш труд, слезы и молитвы, Господь поможет побороть пагубный грех и стать свободными во Христе навеки.

Так святое Евангелие укрепляет дух грешников, помогая им бороть зло в сердце своем и не отчаиваться в падениях.

б) Спасающиеся — это люди более крепкие духом. Они побеждают зло в себе с большей свободой. Хотя и они имеют несчастие впадать в непослушание Христу, однако быстро встают и продолжают путь спасения еще успешнее. Грех имеет власть и в их сердце, но не такую, как у согрешающих. Укрепленные силой святого Евангелия, эти люди бодро и безбоязненно идут вперед, поражая грех, как ядовитую змею, в самую голову. Спасающихся меньше чем согрешающих, но их молитва и живой пример святой жизни укрепляюще действуют на остальных и приносят им большую пользу. Если согрешающих можно отнести к началу пути движения к Царству Небесному, то спасающихся — к середине этого пути.

Первые страшные опасности они уже прошли. Горечь греховного рабства некоторые испытали на опыте; теперь они более опытны, более сильны духовно, хотя и не безопасны от повторных падений.

О, Господи! Сподоби же нас, грешных, быть в числе этих спасающихся, дабы нам более твердо шествовать стезей спасения и побеждать коварное зло в себе и окружающем нас мире!

в) Противящиеся — это бунтари против святого Евангелия. Это люди, не хотящие принять учение Христово. Они очень “умны”, “учены”, “культурны”. У них нет желания покориться слову Божию. Видите ли, говорят они, Евангелие очень простая книга и вместе с тем — фанатична. Там одни чудеса и невероятные события. А наука ясно говорит, что чудес в мире нет. Есть еще только неизведанные силы природы, которые ученые откроют потом. Например, хождение по водам, исцеление словом, воскрешение мертвеца и проч. Все это — не чудеса Божии, а силы природы, которыми люди будут пользоваться потом. Таким образом, “противящиеся” совсем не признают чудес в Евангелии, которые совершал Господь наш Иисус Христос и святые Его апостолы. Они не знают и не хотят знать Самого Иисуса Христа как Спасителя мира. Они знают только одно — противиться очевидной истине Христова учения и противиться с ожесточением. Но самые страшные вещи не в этом, а в том, что “противящиеся” не молчат. Наоборот, они всеми силами трубят против святого Евангелия, осмеивая его истину; они сбивают других, чтобы не доверять Евангелию, и этим духовным ядом заражают многих неопытных.

И все же любовь святого Евангелия не отметает таковых совсем. Господь, не хотящий смерти грешника, через святое Евангелие снова влечет их к покаянию. Сила Евангелия действует на них: одних все же смиряет, других более ожесточает. Последние, видя, что с Евангелием им не справиться, делаются более злыми и жестокими. Они уже сознательно становятся на сторону врагов Христовых и ведут с Ним борьбу, насколько хватает сил и жизни.

Так, один из “противящихся”, умирая, не захотел поцеловать крест, который поднес к его губам священник. Он отвернулся от креста и умер с искаженным от злобы лицом в страшных муках.

Другой был задушен бесами. Когда родные из сострадания к больному позвали священника, то он не захотел его впустить в свою комнату. Пока батюшка стучался в дверь, в комнате больного раздался вопль и подобие ржания конского… Выломав дверь, люди пришли в ужас! Больной лежал на полу с выпученными глазами, шея была синяя от давления и все тело измято. На полу остались кровавые конские следы…

Нет! Господи! Это уже слишком ужасно! Бесам такая участь да будет, но не людям!..

Пощади нас, Владыко, пощади…

Вздохни из глубины души, друг мой, перекрестись и читай со слезами дальше. Сила святого Евангелия Христова на нас, живущих, еще и в том, что вот мы живем, а еще не умерли, спасаемся, а не погибли; грешим, а ведь еще не отвергнуты; ходим в храм Божий, причащаемся, молимся дома, носим крестик на груди, имеем отца духовного, есть что почитать, с кем повидаться по духу — и все это по силе святого Евангелия.

А смотрите, что делается в природе! Всходит еще теплое солнышко, падает освежающий дождичек, зеленеет травка, цветут разноцветные душистые цветы, дует тихий ветерок, шепчутся зеленые нежные листочки на деревьях, журчат прохладные ручейки, порхают красивые бабочки… Боже мой! Да разве можно перечислить все блага природы, данные человеку благодатью святого Евангелия?!

А еще, самое главнейшее из главных, как сказал один старец, — это та тихая слезочка, которая пробежит по щекам нашим; тот глубокий вздох, который вырвется из нашей больной груди; то доброе слово, которое мы скажем нашему ближнему; то безкорыстное доброе дело, которое мы еще можем делать; тот тихий примиренный взор, который мы возведем к Распятию или иконочке Пречистой Богоматери; да еще та тихая минуточка нашего уединения и беседы с любимым Господом; а еще то поношение, то унижение, тот позор или даже страдания, смерть, которые мы можем еще перенести за Бога своего. Вот ведь какие мы имеем неоценимые блага, дарованные нам силою и любовью святого Евангелия Христова.

ДВЕ ДЕВУШКИ

Две молодые девушки шли с работы. О, как они устали за целый день! Суета, брань, напряжение, нецеломудренные, двусмысленные слова, страстные, пожирающие взгляды… А дома… тоже ждет суета, забота, непонимание родных.

— Аня, подождем здесь немного, — сказала одна девушка другой.

— А чего, Оля?

— Да видишь как хорошо, тихо, птички поют!

Девушки остановились, огляделись, глубоко вдохнули свежий воздух.

— И правда, как хорошо здесь! — почти воскликнула Аня.

Оля молчала, она не могла налюбоваться на красоту Божьего мира. Ее большие глаза стали влажными.

— Вот, Аня, сколько мы ходили здесь, — заговорила она тихо и растроганно, — и не разу не видели этого. А вот остановились, всмотревшись, и увидели чудо любви Божией.

— Да, Оля, — согласилась Аня, — мы сильно осуетились. И на работе, и дома, и в храме, и везде-везде, даже когда дома одни, и то в суете идет время.

— Пчелка! Пчелка! — зашептала Оля, и пригнулась к цветочку.

Действительно, на желтеньком цветочке сидела пчелка.

Она была неподвижна, но еще живая.

— Укусит! — закричала Аня. — Не трогай, Оля!

Но Оля взяла пчелку в теплые ладони и стала тихо дуть теплым воздухом на насекомое. Пчела, почувствовав тепло, зашевелила усиками и стала перебирать застывшими лапками.

— Бедненькая, озябла, — сказал Оля. — И солнышко уже заходит, ведь погибнет ночью от холода.

— Давай возьмем ее домой, — предложила находчивая Аня, — согреем ее в печурке, накормим сахарным сиропом, а завтра, когда солнышко подогреет, выпустим ее, она найдет свою семью.

И вот девушки сделали из листа бумаги небольшой кулечек, посадили в него пчелку и понесли домой. На душе у них было как-то тихо-тихо. Маленькое добро, а душа согрелась…

Дома подняли шум. Мамаша кричала: “Две дуры! Пчелу принесли и радуются. Вот если бы рыбы свежей достали! А это — что?! Еще укусит!”

— Она кусает тех, кто сам кусается! — отшучивалась Оля.

Пчелку положили в вязанную варежку и в печурку. А чтобы она не умерла с голоду, на бумажку положили капельку меда (разыскали же!). А ночью все посматривали, жива ли. И ночь прошла как-то тихо, спокойно. Ане даже что-то хорошее приснилось: будто она летала по воздуху и у нее было два крыла, только побольше, чем у пчелки. Да так хорошо на душе было!..

Утром пчелку выпустили. Но она не сразу полетела: села на подоконник и долго водила усиками. Потом лапки чистила. Когда это все было сделано, стала пробовать крылышки, в порядке ли они. Затем несколько раз повернулась, помотала головой, будто прощаясь, а уж потом миг — и пчелки нет. Только жужжание… И скрылась… Оле и Ане было почему-то радостно, и грустно…

О, святая любовь Евангелия Христова! С тобой много радости, хотя и маленькой, а все-таки с ней легче жить на грешной земле… легче!

Хорошие девушки Оля и Аня! А вот пьяного мужика они не пожалели… Хотя его не спрячешь в ладонях и в печурку не положишь, а все-таки помочь и ему можно было.

…Девушки шли зимой той же дорогой. Видят, в снегу лежит пьяный мужчина. Весь окоченел, и главное — пьян до безчувствия. — Ой, какой пьяный — закричала Аня, — Бежим скорей домой!

— Помочь надо, — просто сказала Оля.

— Вот дура! — горячо запротестовала сестра. — Он же пьяница, вишь как надулся, непутный. Пусть замерзает себе!

Оле стало больно от этих слов сестры, но и подойти к пьяному было небезопасно. “Может быть, его обокрали и могут сказать в отделении милиции, что это сделали они, эти девушки”.

Оля обвела глазами местность. Кругом — ни души. Час был поздний.

“Замерзнет!” — мелькнула страшная мысль в голове.

Она перекрестилась и решительно подошла к несчастному. Какой же был ужас девушек, когда они услышали гневную матерщину из уст пьяного. На оклик Оли он так страшно взглянул, что у сестер заледенели сердца. В добавок он начал их поносить скверными словами, каких они никогда в жизни не слышали. У Оли вся благородная отвага отпала. Она, как напуганная лань, отскочила от пьяного и прижалась к сестре.

— Бежим скорее! — испуганно шепнула Аня.

Но Оля еще медлила. Сердце кололо состраданием к несчастному. Но когда тот стал ворочаться, стараясь встать на ноги, и притом что-то грозил, они обе побежали прочь. Отбежав порядком, они остановились, прислушались. До них доносился голос пьяного. Он ругался, грозил всех покалечить, кто только посмеет встать ему среди дороги. Девушки шли молча. На душе было скверно и грустно.

Когда Аня рассказала эту историю маме, та обрушилась на них с укором:

— Дуры нетесаные! Лезете не в свое дело. Прилично ли девушкам лезть к пьяному мужику?! Напился, и пусть себе валяется…

Оля все время молчала. А вечером в постели даже плакала почему-то… Ночью ей приснился сон. Она увидала Господа в образе доброго Пастыря. Он лазил по горам и стремнинам, весь израненный. Он искал пропавшую овцу…

На работе девушки узнали, что ночью замерз человек из соседнего цеха. Говорили, что его бросила жена и вышла за другого, взяв с собою ребенка, которого муж безумно любил. Он не вынес этого горя, напился, и вот дорогой замерз. И никто не спас его от этой смерти. Оля целую неделю ходила, как подбитая. Душа болела, горько было за себя, и все думала: “Неужели мы не могли помочь несчастному?” Долго она решала этот вопрос. Наконец решила, что помочь было можно, если бы в душе была…

ЖИВАЯ ЛЮБОВЬ

СОЛДАТ

Отправляясь на войну, он взял с собой маленькое святое Евангелие. Носил его в правом кармане своей гимнастерки. У других в карманах были табак, папиросы, карты, а у него маленькое святое Евангелие. Читать приходилось мало: всегда среди солдат, служба, учеба. И только когда его ставили в наряд, на караул, он был один, но это были редкие моменты. Стоя на часах, он умудрялся прочесть несколько стихов из Евангелия, потом снова незаметно положить в карман гимнастерки. Целые месяцы, годы страшной военной жизни прожил солдат благодаря маленькому Евангелию. Конечно, диаволу не нравилось такое дело. Погубить такого человека, у которого на груди было Евангелие, он не мог. И вот он задумал уничтожить это Евангелие: ведь дух святого Евангелия не давал ему покоя. Оно было маленькое, завернутое в газету, но “запах” его разносился по всей казарме, по всем солдатам, полям, лесам, где только ни бывал по долгу службы солдат.

Задумал и сделал. Но… на свою голову! Получилось это так. У какого-то солдатика пропали часы. Он доложил командиру взвода.

— Обыскать всех до единого! — распорядился командир.

Выстроили всех в шеренгу и обыскали. Часов не нашли, а вот Евангелие у солдатика одного нашли. Командир схватил его и на глазах у всех разорвал… Листочки беленькие, маленькие, тоненькие понеслись по ветру.

Солдатик, у которого нашли Евангелие, ни в чем виноват не был, но его посадили в глубокую холодную яму. Яма была открытая. Ночью шел проливной дождь, и пленника намочило до мозга костей. Из сочувствия двое солдатиков ночью принесли ему его шинель, которая была в палатке.

Но дело совсем не в этом, а вот в чем.

Разорванные листочки Евангелия улетели далеко-далеко. Их поднимали солдаты. Одни свертывали из них махорку и курили, другие, прочитав, осторожно прятали в карманы. Если раньше только один солдат тайком читал святое Евангелие, Дух которого был так противен сатане, то теперь его стали читать сотни других, и, конечно, сатане стало еще неприятнее от этого. Он понял, да было уже поздно. Уничтожил одно Евангелие, а их стало более тысячи.

В одном только успел диавол. Вот, в чем.

Уже в конце войны солдатику однажды сказал его друг:

— А знаешь, Коля, командира взвода, который разорвал твою “книжечку”, ведь убило.

— Как? — удивился Николай. — В бою, что ли?

— Нет, хуже… — И сосед замялся.

— Ну, скажи, скажи, что ж тут такого? — настаивал Николай.

— Знаешь, — понизив голос, сказал друг, — его раздавило машиной.

— Ну, и сразу до смерти?

— Да еще нет.

— Вылечился?

— Где там, все кости перемололо, а он в горячах выхватил пистолет и застрелился.

Друзья помолчали. Жаль было человека.

— Узнаешь, — сказал приятель, протягивая Николаю маленький листочек.

Николай всмотрелся в бумажку, и губы его задрожали.

— Узнаю, — взволнованно сказал он.

— Всю войну хранил, и вот теперь… тебе обратно листочек от Евангелия, — сказал друг.

— А как звали его? — вдруг спросил Николай!

— Кого? — не совсем поняв вопроса, в свою очередь спросил друг.

— Да этого, нашего командира.

— Кажется, Александр.

— О Боже! — Тихо взмолился Николай. — Не вмени ему это в грех.

УЧЕНЫЙ

В половине XVIII столетия в Европе жил знаменитый учетный. Он был так одарен, что своими сочинениями приводил в полное восхищение буквально всех. Его друзья и поклонники не находили слов, чтобы достойно восхвалить своего учителя.

Но святой Апостол правильно сказал, что знание — кичит! Точно так и этот ученый человек, обладая достаточными знаниями, изучив философию, историю, естествознание, медицину, биологию, химию и целый ряд других наук, пришел к абсурдному самосознанию. Он возомнил себя почти Богом. А уж так, то прочь все авторитеты, и человеческие и Божественные.

Исторически известно, что довольно человеку кое-что узнать, кое-что почитать, кое-что в жизни увидеть, как он уже начинает отрицать и Бога, и веру, и начальство, и все, что несозвучно с его настроением. Особенно такие “всезнайки” стали появляться в последние столетия. И нельзя сказать, что они действительно очень умные и даровитые. Ученые средних веков и более ранних куда были умнее и способнее их, но те были люди верующие, например Дионисий, Иероним, Ньютон, Коперник, Ломоносов и другие. Но эти “новые” ученые, или ученые последних столетий, слишком смелы и горды. Они, при своей гордыне, с неуважением и даже презрением относятся ко всем до них бывшим ученым авторитетам, безцеремонно и с насмешкой критикуют их взгляды на жизнь и их мировоззрение, нагло выдвигают свои гипотезы и домыслы, придавая им неоспоримую достоверность. И если бы все это ограничивалось земной сферой знания, где свойственно одному ученому опровергать и порочить другого. Но когда дело касается вопросов сверхчеловеческих или сверхъестественных, к которым любому смертному следует относиться весьма осторожно, то здесь ученые новых времен также показали себя абсолютно “всезнающими”.

— Какой там сверхчувственный мир! — говорят они. — Какой там рай на небе! Какой там Бог, откуда Ему взяться? (перекрестись, дорогой мой друг, чтобы и тебе не стать причастником безумия).

А уж раз нет Бога, рая, ада, значит, и Церковь выдуманная, и Христа никогда не было, и христианство, как религия попов и монахов, скоро уничтожится и пропадет, как и все другие, ранее бывшие.

Святой апостол Павел писал к римлянам: “Они осуетились в умствованиях своих, и омрачилось несмысленное сердце их; называя себя мудрыми, обезумели” (Рим. 1, 21–22).

Но что делать? Такая эпоха настала! Эпоха отрицания и переоценки ценностей (св. Филарет Московский). Вот к таким-то ученым и относился Вольтер — французский энциклопедист, написавший сотни грузных томов и проводивший активную кампанию против Церкви и Бога. Этот ученый так “глубоко” постиг психологические корни христианства, что однажды при своих друзьях он победоносно воскликнул: “Еще 40 лет, и вы не найдете ни одной Библии на земле!”. Друзья горячо аплодировали “гению” и, в свою очередь, были абсолютно убежденны, что это получится именно так, т. е. не пройдет и 40 лет, как христианская религия самоуничтожится, и люди вынесут Библии на площадь и сожгут их, а пепел развеют по ветру.

Что вы! Это же не первое такое “пророчество”. Еще Нерон (I в.), Диоклетиан (IV в.), Юлиан Отступник (IV в.) и др. говорили то же самое. Но получилось совершенно иное дело. (Хорошо бы вам почитать “Общую церковную историю”, хотя бы Попова, где раскрываются массированные “походы” на христианство, и полный провал этих кампаний).

Как же ответила история на “пророческий” выпад Вольтера? Получилось совершенно невероятное дело. На том самом месте, где знаменитый ученый предрекал скорую гибель христианству, ровно через 40 лет было создано “Библейское общество”, которое стало выпускать на разных языках Библию в миллионах экземпляров!

Что это? Ирония судьбы? Случайное совпадение? Как хотите думайте, а факт остается фактом. Вместо полного уничтожения Библии, она, эта Божественная книга, стала распространяться на сотнях различных языков по всем странам мира.

Давно уже нет Неронов, Диоклетианов, Юлианов и многих других гонителей христианства. Их прах развеян по вольному свету, а вот Святая Библия живет, потому что она есть Божественное произведение, а не человеческое. И будьте уверены в том, что Библия живет, и будет жить ВЕЧНО! Так хочет Бог.

СТУДЕНТ

Ему было всего 19. Стройный, красивый, способный, он привлекал к себе внимание сверстников и особенно девушек. Его любили как доброго, отзывчивого, деликатного юношу, поэтому его выбрали старостой курса.

Нельзя сказать, что Николай (так звали студента) был энтузиастом в идеологических спорах. Он считал, что этот вопрос будет решаться им в будущем. Но когда его втянули в общественную жизнь (он стал старостой курса и членом редколлегии), ему пришлось в силу необходимости стать активистом и участником всех дел, проводимых в институте.

И вот здесь-то и стал обнаруживаться редкий талант Николая. Он был непобедимым оратором, красноречие которого поражало весь институт. По существу, ему следовало бы учиться в юридическом институте, а он попал в медицинский.

— Ну, и что за беда! — говорил Николай друзьям. — И врачи бывают юристами, а то и наоборот, только бы попом не оказаться.

Все хохотали от этих острот и, хлопая по плечу друга, приговаривали:

— Какой уж из тебя поп, деревянный лоб!

— Не деревянный, а золотой, — шутили другие.

Словом, Николай, как говорят, лез в гору не по дням, а по часам. Все у него ладилось, все спорилось. Учеба давалась очень легко и все остальное шло как по маслу…

Но вот однажды Николаю дали новую нагрузку, от которой перевернулось все вверх колесами. Дело в том, что на одном курсе с Николаем училась девушка, о которой ходили недобрые слухи, будто она — сектантка.

Девушка училась великолепно. Хотя и была за ней недобрая слава, однако профессора и преподаватели вынуждены были ставить ей всегда “5”, так как ее ответы по всем дисциплинам были блестящими.

Дело двигалось к выпуску, и надо было давать характеристики всем выпускникам. “Какую же характеристику давать Петровой Люде? — так думала дирекция института. — Надо дело уточнить, кто же все-таки Петрова, каковы ее убеждения?”

Николаю, как опытному, красноречивому и интересному студенту, было получено наладить контакт с Людой, хотя бы любовно-формальный, и узнать сокровенные мысли девушки.

Без особого труда Николай сблизился с Людой, стал за ней ухаживать и, вообще-то, был уверен, что дело свое выполнит успешно, и не только узнает всю “душу” девушки, но и постарается переубедить ее на свой лад.

Люда сразу “раскусила” план Николая, и при первой же встрече просто сказала ему:

— Чего ты, Коля, ко мне привязываешься, ведь ты прекрасно знаешь, что я верующая, и мама моя верит в Бога, и вся семья.

— Да ладно, Люда! — хитрил Николай. — Дело не в вере, а в человеке.

— Вот и в человеке. Я — человек верующий, а ты — нет. Так какое же может быть знакомство между нами?!

— Э, Людочка! — шутил парень. — Кто знает, может быть, и я стану верующим. Вот ты расскажешь мне кое-что о вашей вере, авось мне и понравится.

— Нет, Коля, это несерьезно, — задумчиво говорила Люда, — вопрос веры слегка не решается.

— А знаешь, Люда, — возразил Николай, — я признаться, о религии еще не думал, времени не хватало: учеба, сочинения, дела. И может быть, настало время вот теперь решить этот вопрос!

Как ни как, а это было правдой. Когда же, действительно, думать студентам о Боге, религии, когда так много работы. К тому же этот вопрос давно решен кем-то другим… Студентам и думать о Нем нечего. Им нужно принимать идею “небытия Бога” как уже аксиому, без них решенную, и досконально изученную.

Николай, как и другие учащиеся, почти не вникал в религиозную сферу. Он доверчиво согласился, что Бога нет, ведь так все думают. И, как образованный юноша, постигал вершины знания других полезных наук, а эту — обошел стороной, как застоявшееся болото… А вот теперь, может быть, и по правде для него настало время подумать и о религии, что она есть такое?..

Люда, как деликатная и душевная девушка, не смогла сразу отказать Николаю в знакомстве, между ними завязалась дружба.

Однажды Николай зашел к ней на квартиру. Люда была одна. Мать и два младших брата уехали в деревню. Парень чувствовал себя довольно свободно, но, увидя иконы и горящую лампадочку, чего-то робел. Ему казалось, что они не одни в доме, Кто-то есть еще, кроме них…

— А ты что делаешь, Люда? — спросил он дружелюбно девушку.

— Видишь, читаю святую Библию, — ответила она.

— Библию?

— Да, Библию.

— А я думал ты “дипломную” пишешь.

— И дипломную пишу. А это — больше.

— Ты какая-то чудная, Люда! — заметил парень.

— А ты еще чуднее, — отпарировала девушка.

— Почему я чуднее?

— Да хотя бы потому вот… не хочу с тобой дружить, а ты таскаешься за мной!

Яркая чистота и искренность девушки поразила Николая, но он не показал вида, а заговорил с нею в ее же тоне. Это был блестящий дипломатический прием опытного оратора, умеющего “упрощать” свою речь и поражать своего противника его же оружием.

— Да, знаешь, Люда, — начал Николай, вставая со стула, — ты мне многим нравишься.

Он подошел к девушке и хотел погладить ее по голове. Она тоже встала. Люда была несколько ниже Николая ростом, но ее светлое лицо и чистый проницательный взгляд, стройная фигура и пленяющая простота ставили ее выше этого любимца института. Они стояли друг против друга и смотрели прямо друг другу в глаза.

— Николай, — сказала девушка с некоторой горечью в голосе, — ты умный парень, отличник в учебе, красив, добр, но вот одного тебе недостает.

— Чего именно? — осведомился Николай.

— Честности.

— Да? — порозовев, воскликнул он.

— Ты думаешь, — продолжала девушка, все также глядя ему прямо в глаза, — думаешь, я не понимаю, зачем ты ходишь за мной. Труд твой благородный, но намерение — нечисто. Неужели ты, друг мой, искренне убежден, что всю эту волынку маскируешь любовью к бедной девушке? Так ли тебя воспитала школа и институт?! Почему тебе, Коля, не начать разговор прямо на “тему”? Зачем с этих чистых, юных лет тебе лицемерить и обманывать? Скажи мне прямо, Коля, чего от меня тебе нужно?

— Знаешь, Люда, — сказал он, отводя взгляд в сторону, — мне очень неудобно говорить тебе правду. Но ведь весь институт говорит, профессора, доценты, преподаватели, студенты, — ну, все говорят…

— Что я сектантка, — тихо улыбнувшись, вставила, Люда.

— Ну конечно. И вот тебя надо, действительно, “спасать” от этого суеверия. Ведь ты девушка неглупая, понимаешь, что с этим клеймом тебе жизни не будет. Вся твоя наука и способности кончатся прахом. Ведь сама ты видишь, Люда, что сектантство — дело гибельное, и вера в Бога — совершенно необыкновенное дело. Это — поповская выдумка, и на руку имущим классам.

— Ну, хватит, Коля, хватит, хватит! — заспешила девушка. — Ты говоришь, как настоящий дипломат, но бьешь мимо цели!

— Как мимо цели? Я — по существу дела.

— Коля, друг мой, — мягко сказала Люда, и опять ее проницательные глаза устремились прямо в душу. — Ведь я — не сектантка, как ты говоришь, а я — настоящая православная христианка.

— Православная христианка? — повторил юноша. — Но ведь это, кажется, одно и то же, один лапоть, только другой стороной.

— Про лапти ты вот знаешь, — строго сказала Люда, — а вот провести разницу между сектантством и Православием ничуть не можешь. Двойка тебе, — не смеясь, сказала Люда, — можете идти.

Николай не знал, что говорить. Люда стояла строгая, добрая, правдивая и красивая. А он, первый студент в институте, зашел в тупик. Видя растерянность парня, сердце доброй девушки сильно забилось. Она хотела смягчить остроту момента.

— Слушай, Николай, — сказала она несколько мягче, — если ты осуждаешь меня и ненавидишь, то больше не приходи, а если желаешь повысить свои знания, о которых в институте нам не говорили, то…

Николай не дал договорить девушке. Он просветлел от положительного исхода дела и серьезно сказал:

— Если можно, Люда, то дай мне что-либо почитать.

— У меня нет ничего, кроме этой большой Библии и вот этого маленького Евангелия.

— Она указала на маленькую книжечку, лежащую на краю стола.

— Если желаешь, возьми ее и почитай.

Парень взял Евангелие в руки и неожиданно угрожающе сказал:

— Теперь я убежден, что ты — настоящая сектантка.

Она не показала вида смущения, но все так же кротко и дружелюбно ответила:

— Теперь, друг мой, я — в твоих руках, делай что тебе угодно!

— Ладно! — резко ответил он и, повернувшись, почти выбежал из комнаты.

Девушка перекрестилась и стала читать святую Библию. Ей открылся псалом Давида 89-й: “Господи, Ты нам прибежище в род и род! Прежде нежели родились горы, и Ты образовал землю и вселенную, и от века и до века Ты — Бог”… Мысли в голове роились одна страшнее другой, но Люда внимательно углублялась в чтение, и скоро воображение успокоилось. “Ты возвращаешь человека в тление, — читала Люда, — и говоришь: возвратитесь, сыны человеческие! Ибо пред очами Твоими тысяча лет, как день вчерашний, когда он прошел, и как стража в ночи. Ты, как наводнением уносишь их; они как сон, как трава, которая утром вырастает, утром и зеленеет, вечером подсекается и засыхает” (Пс. 89, 1–6).

Долго читала девушка святые слова, сердце ее успокоилось настолько, что она все забыла на свете. Никто для нее не существовал, только Один Господь был перед ее умственным взором, ради Которого она готова была отдать всю свою цветущую молодость и самую жизнь. Почитав еще, она закрыла святую Книгу, потом подошла к Распятию и стала тихо молиться. “Господи, — шептали уста девушки, — а как с Тобой хорошо, как умильно, трудно и тревожно, и очень хорошо! Как мне Тебя благодарить, Господи? Как мне благоговеть перед Тобою! Никого нет у меня, одна мама и братья. Они живут своей жизнью. А у меня только Ты, Один, Господи! Мне с Тобой очень и очень хорошо!”…

Она закрыла лицо руками и тихо заплакала от радости, от полноты счастья, от сладкой любви к Господу своему, с Которым ей не страшно и не скучно…

Целую неделю Люда не видела Николая. Да и никто его не видел. В институте ходили слухи, что он заболел. Ходили навестить домой, но мать сказала, что Николай закрылся в своей комнате и никого пускать не велел.

Наконец Люда его увидела. Он прошел мимо нее и даже не поклонился, как раньше.

Прошло еще с неделю. Вдруг стало известно, что Николай до экзаменов отпросился в деревню, мотивируясь недомоганием.

В деревне он пробыл с месяц. Наконец совершенно неожиданно в один из вечеров, когда Люда опять была одна дома, он постучался в дверь.

— Николай! — открывая дверь, воскликнула девушка.

— Прошу извинения, — сказал Николай, входя в комнату.

— Ты одна?

— Нет, я — с Богом! — ответила Люда.

— Хорошо. Я принес книгу. Вот она, — и он подал ей святое Евангелие.

— Читал? — спросила она сухо.

— Почти нет.

— От чего же?

— Так. Она не похожа на наши книги.

— Это — слово Божие, а у нас — человеческое.

— Я не знаю, Люда, — уже мягче сказал Николай, — но я пришел рассказать тебе сон?

— Какой сон?

Они сели друг против друга. Девушка все так же проницательно смотрела Николаю в глаза. Он тушевался.

— Когда я от тебя ушел, — начал он, — то придя домой, бросил книгу под матрац своей койки и лег спать. И только я чуть задремал, вижу светлый призрак, говорящий мне: “Если хочешь знать правду, то читай, а если нет, то скорее возврати книгу обратно”. Голос был живой, угрожающий. Он и сейчас в моих ушах, как отдаленный гром, от которого я почему-то дрожу всем телом. Я вскочил с постели и всю ночь ходил по комнате, боясь заснуть, чтобы не повторилось то же самое. Боялся я и читать твою книгу, только вытащил ее из-под матраца и скорее положил в тумбочку, под книги. Нести обратно тебе мне ни за что не хотелось. И только на третий день я начал ее читать… Ты что? Наколдовала мне? — вдруг спросил Николай.

— Я колдовать не умею, — ответила Люда просто.

— А что это за сон или видение? Ведь я с того часа потерял весь покой и бодрость духа, калекой стал.

— Я сама не знаю, Николай, что ты видел, но мне кажется, что Бог заботится о тебе, как и о всех неверующих. Он побуждает тебя искать правду в жизни. А бояться здесь нечего, Бог карать тебя не будет теперь, — ласково добавила Люда.

— Потому что ты человек мало сведущий, хотя и отличник. А жизнь наша — глубина безконечная. Ее надо бы изучать более основательно, чем мы это делаем. Жаль, Николай, что ты так суеверно отнесся к слову Божию и не читал Евангелия, — закончила девушка.

— Я не читал, — сказал юноша, — но узнал многое.

— А если бы почитал, то узнал бы гораздо больше.

Они встали. Николай собрался уходить. Он был уже у двери, как вдруг повернулся и сказал:

— Люда, может быть, ты подаришь мне эту книжечку? Она от радости вся вспыхнула и сказала:

— С удовольствием. Как другу по учебе.

— И по единомыслию.

Коля душевно поблагодарил добрую девушку, положил Евангелие в грудной карман пиджака и вышел.

Спустя месяц в институте узнали новость: Николай Абрамцев подал заявление об отчислении из института. Он уехал в другой город и там закончил институт.

Потом ходили слухи, что Абрамцев учился в Ленинградской Духовной Академии, стал священником и потом уехал куда-то в Сибирь служить. (Из книги жизни).

СВЯТОЕ ЕВАНГЕЛИЕ

ОДИНОКАЯ

* * *

ВЕРНОСТЬ

Нет! Свет солнечной теплоты неизменно господствует над лунной ночью. Так слово святого Евангелия Христова победоносно преобладает над любыми гениями человечества. Оно боримо, но не побеждаемо, гонимо, но не уничтожаемо, безславно, но всюду прославляется.

Сам Господь наш Иисус Христос вознесся от нас на небо, но нам оставил НЕПОБЕДИМОЕ Свое слово, которого трепещут демоны, боятся и поносят безбожные люди. А мы ликуем, радуемся, дерзаем на победу в неравной борьбе. И слово Божие — с нами! И будет оно у нас ныне и во веки веков. Аминь.

“И видел я отверстое небо, и вот КОНЬ БЕЛЫЙ, и Сидящий на нем называется Верный и Истинный, Который праведно судит и воинствует.

Очи у Него, как пламень огненный, и на голове Его много диадим. Он был облечен в одежду, обагренную кровью.

ИМЯ ЕМУ: СЛОВО БОЖИЕ” (Откр. 19, 11–13).

Но кто это пробирается через века и народы, языки и племена? Он подобен Великану с высоко поднятой головой. Верх его головы достигает облаков, ноги, как столпы будто огненные… Он шагает гигантскими шагами, переступая моря, океаны, высочайшие горы, и голос его — голос шума грома и буйных волн морских. Тень его мечется всюду: над водами океанов, морей, стран и континентов, городов и селений. Даже под звездами гремит голос его, и в недрах земли — имя его!.. Но как горд и высокомерен образ его! Будто бог или сын его воплотился в это чудовище земли… Уста хулят, сердце превозносится превыше всего святого. Мысли витают огненной радугой выше седьмого неба. Кто сей великий и прегордый?

ИМЯ ЕМУ: СЛОВО ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ!..

И как ни странно, как ни противоестественно, но слово человеческое, в своей безумной гордыне, мечтает и уже трубит во все трубы о своей “победе” над Словом Божиим. Оно самодовольно говорит: “Меня читают и превозносят все народы земного шара. Мне верит и меня слушает весь мир. Мной заполнены магазины, библиотеки, школы, клубы, а главное — умы и сердца человеческие. И нет сильнее меня во всем свете!”….

И видно было, как при этих словах “Великан” распустил свои могучие крылья и, взмахнув ими, мигом устремился туда, где виден был “белый Конь”, дабы сразиться с Ним в великой ярости…

Святой Пророк говорит: “В последние времена люди будут издыхать от голода, не от того, что не будет хлеба и воды, а от голода слова Божия. Будут ездить из края в край, из страны в страну и будут спрашивать: “Не слышали ли вы где слово Божие?”

И чтобы этот голод насытить, слово человеческое старается вклиниться всюду, окружив себя ореолом святости и безупречной правды, оно внедряется в плоть и кровь людей, господствует над их совестью и делает “счастливой” саму жизнь. А святая Библия лежит в пыли. Лежит она где-то в углу или за шкафом, лежит с ободранными корками или совсем без переплета, не имея ни начала, ни конца. Лежит она забытая или тщательно спрятанная от посторонних и домашних людей.

Наши святые отцы и предки святую Библию клали на самом видном месте, переплетали ее в самый красивый и дорогой переплет, читали ее по воскресным и праздничным дням всей семьей, а то и каждый Божий день читали, особенно в долгие зимние вечера. Да как благоговели перед святой Библией! Как любили ее читать и исполнять написанное в ней! А более всего они любили читать святое Евангелие. Вот так: сидит за столом старичок с седыми волосами и бородой, на нем — длинная белая холщовая рубаха, подпоясанная ремнем, на глазах — очки, привязанные ниточкой. Около старика сидят другие старички и внимательно слушают. Они в большинстве неграмотные. А этот, что впереди, начетчик. По углам избы расселись старухи, молодухи, на полу — дети побольше, а маленькие — на руках. Керосиновая лампа с тусклым стеклом слабо освещает строгие деревенские лица слушавших. Но как ни слабый свет лампы, особенно в дальних углах избы, однако видно, как старушки, повязанные в платки, кончиками их вытирают слезы и глубоко вздыхают. Видно также, как с печи свесил свою седую голову престарелый дед. Он совсем глухой, но глазами видит, что делается в избе. Поэтому, выставив вперед правое ухо, он напряженно прислушивается, что читает Дормидоныч.

На дворе метель. В замерзшие стекла летит снег, в трубе воет ветер, но в избе тепло и на душе мирно и радостно.

“Кто хочет душу свою спасти, тот потеряет ее, — читает Дормидоныч старческим голосом, — а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее. Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?” (Мф. 8, 36–37).

Дормидоныч остановился и поглядел сквозь тусклые очки на слушающих, будто стараясь убедиться, как действуют слова Христовы на них. Все сидели смирно и смотрели-на него с вниманием. Даже ребятишки на полу и на руках матерей не шумели и смотрели в его сторону.

Может быть, малышей привлекала и лампа, зажигавшаяся только по праздникам, а в будни зажигали только коптилку. Лампа была роскошью в деревне, и она всегда прежде всего интересовала ребят. Убедившись, что его внимательно слушают, Дормидоныч начал читать дальше. Он читал протяжно, хотя и негромко, старался выговорить каждое слово, даже каждую буквочку святой Книги. Когда он ошибался, то снимал тусклые очки и долго тер их полой своей белой рубахи.

Когда же ребятишки засыпали, и бабы начинали класть их в зыбку, порядок нарушался, благочиние падало и Дормидоныч недовольно кряхтел. Но вот старинные часы с хрипом и каким-то громыханием пробили одиннадцать. Дормидоныч внезапно остановился. Он перекрестился широким русским крестом, поцеловал раскрытую книгу и торжественно закрыл ее. Потом он снял свои старые очки, аккуратно замотав их тряпицей, и положил в карман рубахи.

Все понимали, что поучение заканчивается; как по команде, все встали.

— Ну, дорогие мои, — сказал Дормидоныч, кланяясь в пояс, — Христа ради меня простите за старческую немощь, плохо стал видеть, и очки немного того…

— Бог тебя простит, Дормидоныч, — отвечали все в один голос, — Господь тебя наградит за доброе дело.

И так расходились по домам. Зимний ветер выл в трубе, по переулкам он наметал кучи холодного снега: заметал калитки, ворота, окна, дорожки к хатам — все покрывал белым снегом. А люди после доброго слова Евангелия тихо засыпали в тепло натопленных избах, и на душе у них было так же тихо, радостно и спокойно.

Эх, друг мой милый и добрый! Как можно написать все это в книге!? Как можно изобразить словами человеческими великую и благодатную силу Евангелия!? Можно исписать целые вороха книг, можно этими книгами заполнить весь мир, но если человек опытом своим не вкусит эту радостную силу святого Евангелия, если он душой своей не переживет на себе эту Евангельскую благодать, то никакие слова, никакая книга не могут научить его и тем более — убедить в том, что святое Евангелие есть ЖИЗНЬ и читающий святое Евангелие есть чадо Божие по благодати.

“Господи, просвети ум мой светом святого Евангелия Твоего, душу мою — любовью Креста Твоего, сердце мое — чистотою словесе Твоего, тело мое — Твоею страстию безстрастною, мысли мои Твоим смирением сохрани”…

МОНАХИНЯ АННА

Как она любила читать святое Евангелие! Но когда зрение ее стало слабеть, она старалась не пропустить чтения святого Евангелия в храме. Но как трудно было попасть в храм Божий! Ведь она жила на самом краю города Т… А храм был на другом краю. Трамваем, автобусом, троллейбусом, такси иногда, да еще пешком — и так каждый день. И какая скорбь охватит душу, если она опоздает к чтению Евангелия в храме! Весь день проходит в тоске, будто что-то великое теряла, бедная душа не находит себе покоя. Но вот еще горе — матушка Анна приболела. Одна, никто ей не почитает монашеское правило, никто не согреет чайку, пол некому подмести, водички свежей из колонки принести… Целую неделю она жила как в затворе. Спасибо соседке: принесла хлеба и кружку молока. А у нее свои дети, семья.

— Господи, — плакала мать Анна, — хоть бы к этому воскресению выбраться в церковь. Умираю без слова Божия. Царица Небесная, услыши бедную сироту! Николай Чудотворец, исцели меня грешную! — и старушка горько заплакала…

В субботу монахиня Анна стала чувствовать себя совсем хорошо. В воскресенье рано утром она вышла из своей подвальной комнатушки; опираясь на сухую палку, она тихо шла, читая Иисусову молитву. Время от времени она тревожно смотрела вперед и говорила:

— Бог даст, успею! Кормилец, помоги!

Дойдя до трамвайной остановки, монахиня Анна присела на лавочку.

— Слава Тебе, Господи, доползла.

Трамвай запаздывал. Посидела-посидела монахиня Анна, а трамвая все не было. Люди побежали на троллейбусную остановку. Но и тот запаздывал. Такси совсем не видно было. Поглядывая сквозь очки, старушка видела, как волновались и суетились люди, нервничали, некоторые побежали на работу.

— Тебе куда, бабушка? — спросила монахиню Анну молодая женщина.

— Вот, родимая, в церковь мне надо, к Евангелию, да наверно опоздаю.

— А мне на работу, — сказала печально женщина, — будет мне, если не приду вовремя.

— Бог милостив, — посочувствовала ей монахиня.

Женщина побежала по тротуару. Посидев еще немного, монахиня Анна убедилась, что праздник ее весь пропал: к святому Евангелию она уже наверно опоздала.

— Матушка, Владычица! — глубоко вздохнув, взмолилась она. — Неужто я сильно согрешила против Тебя? Последнее утешение — и того нет у меня! Прости меня грешную, Заступница!..

Вытирая платочком очки, монахиня Анна, как в тумане, увидела большую машину, которая с ревом и треском остановилась прямо около нее. Надев очки, она увидела двоих солдат. Выбравшись из большой кабины, они подняли крышку с мотора и залезли туда с головой, только ноги было видно наружи.

— Мне бы на Покровку, — сказала она солдатам как можно громче.

Но они ковырялись в моторе и не слышали ее голоса.

— Я опаздываю к Евангелию, родимые, довезите скорее! — повторила старушка свою просьбу.

Один из солдат повернулся, увидев старушку, стоявшую около них, он спросил:

— Тебе чего, бабушка?

— Родимый! — взмолилась снова монахиня Анна. — Довезите меня скорее до Покровки, я к Евангелию опаздываю…

Солдат не сразу сообразил в чем дело. Но потом уразумел немного и сказал:

— И мы вот едем на Покровку, да вот видишь…

Но монахиня Анна ничего не видела. Она видела только одну большую зеленую машину с огромными колесами. “На такой, — думала она. — Раз — и на Покровке”.

— Родимый, — не отступала она, — довезете? Солдат поглядел на монахиню Анну и опять молча улез с головой в машину. “О, Николай Угодничек! Что ж это такое? Знать, не хотят со старухой возиться,” — шептала монахиня Анна. Она хотела уже уйти от машины, как из нее вылез второй солдат.

— Христа ради, родимый! — обратилась к нему старушка. — Довезите меня до Покровки, я опаздываю к Евангелию.

— К какому Евангелию? — переспросил ее солдат.

— Да что в церкви читают.

— А, ну ладно! — неопределенно сказал солдат и опять влез с головой в машину.

Монахиня Анна обрадовалась. Маленькая надежда появилась в ее душе. Но когда солдаты вылезли из машины, с громом закрыли крышку и сели оба в большую кабину, старушка опять приуныла.

— Родимые! Родимые! — кричала она им снизу. — До Покровки меня!

Машина все фырчала, а с места не трогалась. Монахиня Анна сделала последнюю отчаянную попытку. Она обежала машину кругом и подошла к другой стороне кабины.

— Мне на Покровку! — что есть силы, закричала она. — Я опаздываю к Евангелию!

Дверка открылась, и солдат сказал раздраженно:

— Мать, машина поломалась, не заводится.

— Все равно, только довезите меня, к Евангелию опаздываю!

— А! Ну ладно, садись, — сказал солдат. И протянув руку вниз, он поднял старушку и усадил рядом с собой.

И только мать Анна хорошо уселась, как мотор заревел, и большая машина, как сам дьявол, с шумом и грохотом понеслась по улице… Народ оглядывался, разбегался по сторонам, маленькие машины жались ближе к тротуару, а монахиня Анна неслась, как на облаке, по городу. Вдруг у самой церкви остановились.

— Приехали, — сказал солдат в ухо монахине Анне.

Открылась дверка, старушку спустили за руки вниз и она, кланяясь, кричала:

— Спасибо, родимые, спасибо! Сам Христос спасет вас.

Машина заревела и, как сумасшедшая, ринулась дальше.

Когда монахиня Анна входила в храм, то услышала как батюшка сказал: “Мир всем”. — “И духови твоему!” — прошептала счастливая монахиня Анна и приготовилась слушать святое Евангелие…

“Одна женщина, возвысив голос из народа, сказала Ему: блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие! А Он сказал: блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие Его” (Лук. 11, 27–28).

Ты говоришь, что “вот читаю, читаю Евангелие, слушаю Его в храме со вниманием, а жить по Евангелию — не живу. Или слово Божие слабо, не как раньше, не действует на душу, или сам я не могу вместить Его в свое сердце, или другие какие причины?”

Вот мы и посмотрим, как слово Божие действовало во времена апостольские (I век); в мученический период (I-IV века); в период святоотеческий (IV-XII); патриарший (XII-XIX); и в наш, т. н. эсхатологический период (XIX-XX).

Для основы данного исторического деления возьмем притчу Спасителя о работниках в винограднике (Мф. 20, 1-16).

…ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ подобно хозяину дома, который вышел рано поутру нанять работников в виноградник свой и, договорившись с работниками по динарию в день, послал их в свой виноградник (АПОСТОЛЬСКИЙ ПЕРИОД).

Выйдя около третьего часа, он увидел других, стоящих на торжище праздно. И им сказал: идите и вы в виноградник мой и что следовать будет, дам вам. Они пошли (МУЧЕНИЧЕСКИЙ ПЕРИОД).

Опять вышел около шестого и девятого часа и сделал то же (СВЯТООТЕЧЕСКИЙ И ПАТРИАРШИЙ ПЕРИОДЫ).

Наконец вышел около одиннадцатого часа и нашел других, стоящих праздно, и говорит им: что вы стоите здесь целый день праздно? Они говорят ему: “Никто нас не нанял”. Он говорит им: “Идите и вы в виноградник мой, и что следовать будет, получите” (ЭСХАТОЛОГИЧЕСКИЙ ПЕРИОД).

Когда же наступил вечер, говорит господин виноградника управителю своему: “Позови работников и отдай им плату, начав с последних до первых”. И пришедшие около одиннадцатого часа получили по динарию. Пришедшие же первыми думали, что они получат больше, но получили и они по динарию. И получивши, стали роптать на хозяина дома и говорили: “Эти последние работали один час, и ты сравнял их с нами, перенесшими тягость дня и зной”. Он же в ответ сказал одному из них:

— Друг! Я не обижаю тебя, не за динарий ли ты договорился со мной? Возьми свое и пойди. Я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе… Разве я не властен в своем делать что хочу? Или глаз твой завистлив от того, что я добр?”

Так, будут последние первыми, и первые — последними. Ибо много званных, а мало избранных. (Мф. 20, 1-16).

Пусть эти пять моментов дня (рано поутру, третьего часа, шестого и девятого часа и, наконец, одиннадцатого) будут таинственно изображать определенные исторические периоды, в которые Господь призывает верных тружеников в свой виноградник трудиться.

И вот здесь открывается великая тайна домостроительства Божия, тайна безконечной любви Божией к людям.

Господь все знает, как трудно целый день работать под палящими лучами солнца. И Он за это дает большую награду — целый динарий.

Работники, нанятые в третий час, уже будто меньше трудились, но получают тоже динарий. А нанятые в шестой час и в девятый час еще меньше трудились, но получают ту же плату.

Всех меньше трудились в винограднике Божием нанятые в одиннадцатый час, т. е. в конце рабочего дня, но к удивлению других эти, всех меньше работавшие, получают тоже динарий, т. е. такую же плату, как и проработавшие весь день, и еще удивительнее, что хозяин труд их оценил выше других работников, раньше их пришедших. Он велел наградить их первыми, хотя они и были последними.

Что за тайна этой доброты Божией? Святые отцы говорят, что работники, нанятые в одиннадцатый час, это те верующие, которые будут жить в последнее время. Их труд будет оценен выше, чем других христиан, живших в добрые ранние периоды. Они мало сделают за свою жизнь, как бы мало поработают в винограднике Божием, но их труд будет оценен дороже, потому что времена их жизни будут страшно тяжелыми. Искушения и соблазны, окружающие их, будут такими сильными, что и “праведник едва спасется”. Потому-то они и будут первыми в награде. Потому-то их “малый” труд и будет сравнен с теми, кто трудился целый день…

— Отче, что мы сделаем для Царства Божия?

— Исполним заповеди, — ответил старец.

— А что сделают те, которые будут после нас?

— Те сделают только половину нашего.

— А что сделают те, которые будут после них?

— Они ничего не сделают, — ответил старец, — но за терпение и сохранение веры они получат больше, чем мы…

Вот читай, друг мой, и благодари Бога, что Господь призвал тебя в Свой виноградник в одиннадцатый час. Мало ты трудишься для Бога, мало ты делаешь добра и для ближних, больше ропщешь, недовольствуешь, злишься на всех и вся. А самое главное — унываешь и отчаиваешься в своем спасении.

И как же не унывать тебе, как не отчаиваться?! Читаешь святое Евангелие, читаешь жития святых, видишь как надо жить и как жили святые, а сам так не живешь? Ничего не исполняешь, ничего богоугодного не делаешь. Вот душа-то и унывает, вот она и томится и не видит светлой радости, доброй жизни и исправления…

За что же нас — последних горе-христиан награждать? За что нам давать динарий? ЗА ТЕРПЕНИЕ! ЗА СОХРАНЕНИЕ ВЕРЫ в Господа нашего Иисуса Христа. За слезы покаяния и сокрушения о грехах своих.

С “терпением Будем проходить предлежащее нам поприще, взирая на Начальника и Совершителя веры Иисуса, Который вместо предлежащей Ему радости, претерпел Крест, пренебрегши посрамление” (Евр. 12, 1–2). “Итак, выйдем к Нему за стан, нося Его поругание”

(1-й в), (Мф. 20, 1–2).

(Харизматический — благодатный).

“Господь спросил учеников Своих, за кого почитаете Меня? Пётр сказал Ему в ответ: Ты — Христос” (Мф. 8, 29).

В апостольский период слово Божие распространялось не по дням, а по часам и минутам. Святые апостолы и ученики Господа нашего Иисуса Христа: Петр, Иоанн, Андрей, Иаков и др. были очевидцами Спасителя. Они получили от Него силу творить великие чудеса, а потом еще, в день Пятидесятницы (святой Троицы), получили и дар Духа Святого в виде огненных языков.

Таким образом, имея в себе такую благодатную силу, святые апостолы весьма смело и дерзновенно говорили о Христе. Они уже не боялись ни книжников, ни фарисеев, ни старцев народных. Тем более их не страшили ни римляне, ни греки, ни скифы — никто. Смерти они желали как светлого праздника, мук совсем не страшились и ходили по всей тогдашней Римской империи, проповедуя слово Божие дерзновенно.

Даже святой Иоанн Златоуст удивляется, как эти 12 простых рыбаков, почти полуграмотных, неученых могли весь мир привести ко Христу?

“О, если бы, — восклицает он, — с ними не было Христа и Святаго Духа, то как они могли бы это сделать?!”

“Во всю землю изыде вещание их, и в концы вселенныя глаголы их” (прокимен).

В апостольские дни сила благодати Божией текла, как обильная полноводная река. Она смывала всю вражью силу, стоящую на пути проповеди Евангелия. Она укрепляла сердца благовестников — апостолов и их учеников — нерушимой мощью; она входила в души сотен тысяч людей, услаждая их радостью Новой Христовой веры и сладостью вечной жизни.

Имея свой “сборный” центральный пункт в Иерусалиме, святые апостолы разошлись по всем углам тогдашнего мира, неся людям радость новой жизни во Христе и радость спасения.

Так, святой апостол Андрей Первозванный (родной брат святого апостола Петра) был на горах киевских. В то время (1-й век) Киев еще не существовал. На том месте, где теперь стоит этот древнейший город, шумел степной ковыль и гуляли ветры.

“Повесть временных лет” говорит, что святой Андрей Первозванный со своими учениками дошел до этих мест, поднялся на киевские горы, водрузил на них большой деревянный крест и сказал: “На этих горах будет славный город и много, много церквей”.

Трудно было святым апостолам обходить страны и города, так как в те времена передвижения были незначительные. Не было ни железных дорог, ни самолетов, ни автомобилей, только по морю плавали на парусных кораблях. А так все ходили пешком, с котомочкой за плечами и с посохом в руке. Шли днем и ночью, в жару и холод, в дождь, зимой и летом. Разделившись по одному, по два, они шли с именем Христовым в чужие города, чужие народы. В любую минуту их подстерегала мучительная смерть, опасность, оскорбления, но они все равно шли. Гнали их в одном городе — они бежали в другой, гнали в этом — они бежали в третий. И так всю свою жизнь.

Сейчас вот мы стали какие-то слабые, дряхлые, боязливые.

— Почему, отче, мы такие стали — недоумевая, спрашивает старца ученик.

— Чадо, — отвечает старец, — вера слабая в нас, а рассуждение — очень сильное.

— Как же, отче, не рассуждать, когда все рассуждают?

— То-то и беда, сын мой, и апостолы были не глупые, а умные, но свой ум они подчинили вере Христовой.

— Хорошо было им верить, — возразил ученик, — они своими глазами видели Господа, а вот мы…

— А нам еще легче верить, потому что до нас миллионы людей веровали. Мы же не умнее их.

— А вот, отче, говорят, что мы умнее наших предков. Они в большинстве были неграмотные, а мы все умеем читать и сочинять новое.

— Читать все умеем, чадо, а вот думать не научились.

— Как это, отче?

— Так, сын мой, кто имеет добрый ум и думает им, тому и книги — лишний груз.

— А как, отче, укрепить веру, чтобы она была как у святых апостолов?

— Надо любить Господа Иисуса Христа, как любили Его они.

— А как научиться любить, отче?

— Разлюби сначала мир, и любовь Христова сама придет к тебе в душу.

Брат опечалился. Он любил мир и особенно любил красоту природы и боялся, что это грех.

— Отче, — спросил он снова старца, — а святые апостолы любили природу?

— Природу? — Переспросил старец, недослышав.

— Да.

— Любили, чадо, потому что в красоте и мудром устроении природы они видали “след” Божий, и, размышляя о Творце, умилялись и сильнее любили Его.

— Отче, а грех змею убивать?

— Змею?

— Да, отче.

Старец улыбнулся наивности ученика, однако вопрос касался нравственного поведения христианина, и ответ следует на него дать.

— Святые апостолы, надо полагать, никого не убивали. Они сами были как овцы, обреченные на заклание. Вот когда святой апостол Павел на острове Мелите собирал хворост, чтобы согреться у огня, большая змея повисла у него на руке. Он спокойно сбросил ее в костер.

— А как, отче, научиться ничего не бояться, как святые Апостолы?

— Когда будешь бояться Бога, чтобы не оскорбить Его, другой никто тебе не будет страшен.

— А на самолете грех летать?

— Когда жили апостолы, самолетов еще не было. Они ходили пешком. Машин тоже не было. А когда они пешком совершали большой труд, то и проповедь имела большой плод. А теперь проповедники наши летают на самолетах и на удобных машинах, оттого и успеха они не имеют.

— Отче, а если бы тогда были самолеты, апостолы стали бы летать на них или нет?

— Не знаю, сын мой. Ты очень любопытный. Говорю тебе, тогда не было машин, и они ходили пешком. И им было хорошо и радостно. Ныне же мы очень быстро и высоко летаем, быстро и удобно ездим на автомобилях, а все какие-то зачумленные, безрадостные, безпокойные.

— Да, отче, — согласился брат, — вот веры бы мне побольше, я тоже пешком стал бы ходить, как апостолы.

— Чудной ты какой-то, чадо, а главное — ленивый и болтливый не в меру.

— Да, отче, истинно я такой есть, помолись обо мне, грешном, — смиренно произнес ученик и поклонился старцу в ноги (Книга жизни).

ЗАРЯ ХРИСТИАНСТВА

Прочитав этот текст людям, батюшка о. Агафон начал говорить проповедь. Он говорил горячо, убедительно, говорил ото всей души и от всего пастырского сердца. “Видите, братья и сестры, как жили верующие христиане в дни святых апостолов, — начал отец Агафон. — Вы там, Пафнутьевна, не разговаривайте, — сделал он замечание полуглухой старухе, которая, невзирая на проповедь батюшки, продолжала что-то рассказывать соседке.

— Я, батюшка, все равно не слышу, что ты говоришь, глухая я, — отозвалась Пафнутьевна.

— Глухая, то сиди и молчи, — посоветовал отец Агафон.

— Вот они как жили, братья и сестры, — продолжал он. — Все были вместе.

В это время к отцу Агафону подошла другая старушка и спрашивает его:

— А скока, батюшка, мясоеда нынче? — и как бы оправдываясь, добавила:

— Я сама-то мяса не ем давно уже, батюшка, зубов нет у мене, и вот Санька, соседка, велела мене спросить.

Отец Агафон немного смутился.

— Ты что это, Крискентьевна, — укорил он старуху, — иль слепая, не видишь, что я проповедь говорю.

— Один глаз не стал видеть, батюшка, а один еще видит, слава Богу, батюшка.

— Ну раз видит, так смотри, а зачем ты меня перебиваешь?

— Я дело спрашиваю, батюшка, — настаивала старуха, — ведь Санька велела спросить.

— Вот так, братья и сестры, они и жили, — снова начал свою проповедь о. Агафон, — все верующие были вместе и имели все общее. Жили вместе, это значит, жили мирно, дружно, любовно, боялись ссориться, боялись гневаться один на другого.

Если чего не хватало у одной семьи, например хлеба или соли, то шли к соседу, и тот давал сколько надо, и давал безвозвратно. Например, негде было жить одной семье: сгорел дом или еще что, то эта семья шла к кому хотела, и те принимали ее, как бы она ни была многочисленна. И жили дружно, как родные, как самые близкие. Вот как Господь соединял верующих Своей святой Любовью, и как верующие любили друг друга. Все были они вместе и имели все общее. А если, например, в другом городе голодали верующие, то им собирали нужное из других городов и везли им, чтобы они не голодали. Такая вот любовь была у первых христиан: для других они ничего не жалели, себе даже отказывали, ближним все отдавали. Никто не был голоден, никто не был раздет, никто не был без крова. А главное, братья и сестры, — и отец Агафон обвел всех слушающих взглядом.

Вдруг он заметил, что в храме нет ни одного мужчины, все — женщины, старушки…

— И так, сестры, мои, — поправил он свое обращение, — слышите, как жили наши предки! Они жили, как Ангелы Божии. Любили друг друга, жалели друг друга, заботились друг о друге. Никакого богатства у них не было, и они его не хотели.

Одно только у них было богатство и одно сокровище — Христос и жизнь вечная. А мы как живем?! — отец Агафон обвел всех вопросительным взором. — Слышишь, Пафнутьевна, иль нет?

— Слышу, батюшка родимый, слышу, — отозвалась старуха, — отлегло у меня немного, слышу теперь тебе.

— Живем мы теперь худо, — повысив голос, продолжал отец Агафон, — живем и не знаю, как сказать: или для себя, или не для себя, только худо, и очень худо. При апостолах христиане жили все вместе, а мы, наоборот, живем все врозь, сторонимся друг друга, прячемся, правды не говорим брату своему, а одну ложь или полуправду, дома свои запираем на семь замков от своих ближних, потому что не доверяем никому, даже домашним своим, родным, односемейным не доверяем. Если кому дадим взаймы хлеба, денег или еще что, то стараемся записать, чтобы не забыть, что дали в долг, чтобы ничего не пропало. Храм Божий не любим, молиться ленимся. Вот Крискентьевна спрашивает сколько мясоеда, ей больше ничего не надо, спросила и ушла себе. А куда ей торопиться? Что у нее, семья что ли? Молилась бы да и была в храме до конца, как Бог положил нам делать. А вот ей все некогда. Видишь ли, ей надо идти к Саньке, соседке, обедать, а то опоздает. А службу Божию бросает и все. Нет, сестры мои, так святые апостолы не учили нас делать. Они сами молились по целым ночам безвыходно, трудились и проповедовали слово Божие безвозмездно. А как они заботились о своих чадах духовных! Как они убеждали их жить по Божьи и по-христиански! Вот я сколько ни говорю вам, сестры мои, — где ваши мужики, сыновья, дочки? Ну, где они у вас? Почему они в храм Божий не идут? Почему они не хотят исповедаться и причащаться? Почему они не идут в церковь, да не ко мне, попу Агафону, а к Господу Иисусу Христу? Который кровь Свою пролил за них! Где они, сестры мои, ваши дорогие муженечки, ваши дорогие сыночки, ваши милые доченьки, племяннички? Где они, мои милые духовные дети? Кто их теперь пасет? Кто их питает духовной пищей?…

Вдруг голос отца Агафона сорвался, он не то заплакал, не то застонал. Закрыв лицо обеими руками, он немного постоял перед народом, хотел что-то сказать, но слова не выговаривались. При гробовом молчании батюшка ушел в алтарь.

— Ишь как, сердечный, растрогался, — сказала Пафнутьевна, знамо, обидно духовному пастырю. Глухие мы к слову Божию, как дикари какие…

Вот так теперь в наших храмах на закате христианства. При святых апостолах была “заря христианской веры”, а теперь, спустя 2000 лет — закат ее… Храмы Божии опустели, мужчины и парни совсем не хотят ходить молиться. Они считают себя уже образованными, знающими, а попы обманывают, деньги собирают, а правды не делают совсем.

Эх, святые наши богоносные Апостолы! Если бы вы посмотрели теперь на нас, какие мы стали! Куда делась наша вера, за которую вы проливали свою кровь?! Где наше послушание Церкви Божией, которую вы основывали многими трудами и скорбями безмерными?! Помолитесь о нас! Да не погибнет в геенне ваше стадо духовное!…

ПЛАЧ НАД КОЛЫБЕЛЬЮ

Слышите? Скрипит, покачивается гигантская люлька — колыбель человечества!.. Круглая многотонная, то палит ее жаркое солнце, то обдувает ее ветер с холодного севера, то льет на нее проливной дождь, то заваливает ее снег сыпучий и ползучий…

От чего защитить тебя, дитя человеческое? Что тебе дать и чем тебя осчастливить?

Защити меня от полузнания и лжи погибельной;

Защити меня от равнодушия и гордыни;

Защити меня от сердца коварного и всякой нечистоты;

Защити меня от безверия и отчаяния;

Защити меня от обманчивого земного покоя;

Защити меня от скудоумия и подлой мерзостной нечистоты.

Мама!

Учишь меня, взрослого, ученого, но непросвещенного. Ты на асфальтовой дорожке учишь меня ходить, но ноги мои скользят как на скользком льду. На чистой и белой бумаге учишь меня писать, но сердце мое черно от грязи и не вписано в него Слово жизни; красивыми одеждами и шелковыми пеленами одеваешь меня, но душа моя бедная совсем нагая. А что самое страшное, мама, моешь ты и умащаешь мое тело чистой водой и разными дорогими духами, а бедная душа моя не обмыта водами святого Крещения.

Мама, чей я сын теперь? Человеческий, если не сын Божий по благодати? Чье я детище? Кто мой родной отец и кто моя родная мать? Или я стал без отца и без матери? Я стал подкидыш несчастный, и вы меня подобрали у своего порога…

Мать долго не могла ответить своему приемному сыну всего человечества. И только когда, успокоясь, вытерла слезы, сказала:

— Дитя ты мое многоликое и многостранное, как ты бросаешь мне такое обвинение тяжкое, своей родной матери! Не ты ли сам от самих пеленок пошел жить непослушанием. Не ты ли сам, едва начал ходить, отвергаешь меня, свою мать, которая желает тебе одного добра. Не ты ли, сын мой, едва научившись говорить, отвергаешь Бога, нас создавшего. Не ты ли, безценный плод несчастного моего чрева, не признаешь своих родителей и говоришь, что ты потомок обезьян и без-словесных животных. Что теперь я буду делать с тобой, сын мой? Какому уделу доброму научу тебя, несчастный мой? И какая только будущая судьба ожидает тебя? Какие суровые и радужные тайны готовит тебе Провидение?..

Вот тихий луч солнышка как бы с опаской проник в огромную спальню человечества и заиграл на колыбели. Он ласкал теплым ветром и радугой колыбель, осушал мокроты шелковых пелен, прогонял вон сгустившийся запах нечистот и испражнений…

— Это луч веры Христовой, принесенной святыми Апостолами, — тихо и ласково сказала мать.

Но ребенок вдруг закричал:

“Мама, я боюсь его! Боюсь его, луч тьмы и обмана! И не хочу его, нет! Мне без него лучше и темнее… Мне, мне”… И подрастающий ребенок забился в судорогах протеста и младенческого упорства…

Слышите? Скрипит, покачивается гигантская колыбель человечества… Растит она новое дитя мира, новое поколение сверхчеловеков, новых апостолов неправды и маскированной лжи…

За стенами огромного дома слышен шум как бы многих голосов. Не то они поют, не то от ярости плачут, не то еще что-то делают непонятное.

Гремели пляски зловещим шумом… Люди, упившиеся “вином любодеяния”, барабанили по бочкам с бензином, которые готовы были взорваться; били ножом по ножу, высекая одновременно звуки и огонь, бешено топали по листам гофрированного железа, издавая громовые раскаты ужасного шума…

А колыбель человечества все качалась… И только где-то там за печкой, за перегородкой домашней стены слышен приглушенный плач матери…

СИЛА АПОСТОЛОВ

Настоящий “лжепророческий период”, — сказал пожилой человек своему более молодому приятелю, — особенно характерен он каким-то страхом.

— Это совершенно верно, — согласился молодой человек, — а не скажите, чем объяснить такое ощущение?

— Я думаю, — сказал первый — что причина здесь кроется в сознании одиночества.

— То есть, как это?

— А вот как: смотрите, святые Апостолы, как известно, ничего и никого не боялись. Книжники и фарисеи для них как бы не существовали. Римские власти — тем более. А гонения, бичевания, смерть! Ничего этого они не боялись! Наоборот, они хотели, жаждали пострадать за правду Христову, желали перенести муки, оскорбления, гонения, смерть за своего Божественного Учителя и своих духовных детей.

— О, какое превосходное качество! — воскликнул в восхищении молодой собеседник. — Быть безстрашным, верным, правдивым человеком.

— Вот, именно, — продолжал пожилой, — святые Апостолы были не одни. Они твердо верили и даже чувствовали, что с ними — Бог и Его святая Правда! Поэтому, чего и кого им было бояться? Вот святые апостолы Петр и Иоанн идут в храм ранним утром. Они увидели хромого человека, сидящего у дверей храма. “Золота и серебра нет у нас, — сказал ему святой апостол Петр, — а вот что имеем, даем тебе: во имя Иисуса Христа, Назорея, встань и ходи!” Больной вскочил, и от радости стал бегать (Деян. 3, 6). Начальники иудейские взбесились. Они призвали Апостолов к себе и стали им грозить смертью. Они приказали им не говорить больше народу об Иисусе Христе. Но Апостолы возразили: “Судите сами, справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Его? Мы не можем не говорить того, что видели и слышали” (19–20). Видя смелость апостола Петра и Иоанна и приметивши, что люди они некнижные и простые, фарисеи удивлялись. Потом, пригрозив, отпустили их, не находя возможности наказать по причине народа — боясь народа. Другой раз опять книжники и законники по зависти наложили руки на Апостолов и заключили их в народную темницу. Но Ангел Господень ночью отворил двери темницы и, выведши их, сказал: “Идите и, ставши в храме, говорите народу все сии Слова жизни” (5, 19–20). Начальники иудейские пришли от этого в ярость. Они призвали их в свой синедрион (верховное судилище) и сказали им: “Не запретили ли мы вам накрепко учить о имени сем? И вот вы наполнили учением вашим Иерусалим и хотите навести на нас кровь того Человека?” Святые Апостолы снова отвечали им: “Должно повиноваться более Богу, нежели человекам” (28–29). Святых Апостолов били, потом, запретив проповедовать о Христе, отпустили их. Они же пошли из синедриона, радуясь, что за имя Господа Иисуса удостоились принять безчестие, и всякий день в храме и по домам не переставали учить и благовествовать об Иисусе Христе…

Иван Ильич (так звали рассказчика) так легко и интересно рассказывал о делах и проповеди святых Апостолов, что молодому собеседнику захотелось еще что-нибудь услышать об учениках Христовых и их славных делах.

— Иван Ильич, — обратился он к приятелю, — вы удивительно ярко и картинно рассказываете о святых Апостолах; посидим здесь, под деревцом, а вы расскажете мне еще что-нибудь.

Приятели сели на скамеечку. Тень деревьев прикрывала их от зноя. На аллее было тихо и безлюдно.

— Ведь вот, друг мой, что удивительно, — снова начал Иван Ильич. — Какая сила огромная действовала в те времена!

Теперь ничего подобного нет, даже малого сравнения нельзя привести нашего времени с днями Апостольскими… Вот идет святой Петр по улице города Лидды. Смотрит — лежит человек в полном расслаблении. Восемь лет он, бедный, уже валялся в постели. “Эней! (так звали больного) Исцеляет тебя Иисус Христос! Встань с постели твоей”, — сказал ему святой Апостол. Больной вскочил. И все видели это чудо. (Деян. 9, 34) А в Иопии была некая ученица по имени Тавифа. Неожиданно заболела она и умерла. Ее омыли и приготовили к погребению. Когда святой апостол Петр пришел в Иопию, его привели к умершей. Взяв с собой родителей, а всех прочих выслав вон, святой апостол Петр вошел в горницу, где лежала умершая девица, преклонил колени, помолился, потом, обращаясь к умершей, сказал: “Тавифа, встань!”. Она открыла глаза свои и, увидевши Петра, села (Деян. 9, 40). То же делали и другие Апостолы. Например, святой апостол Павел. Известно ли вам, что Павел вначале был страшным гонителем Апостолов и всех христиан. Он фанатично ненавидел христианство и истреблял всех мужчин, женщин, детей, которые веровали в Иисуса Христа. С его одобрения был зверски убит камнями святой архидиакон Стефан. Но вот один момент — и Господь чудесно обратил Павла в Апостола. Он стал ревностным проповедником учения Христова и великим борцом за Правду Евангелия (желающим подробнее узнать об обращении Павла в Апостола предлагаем прочесть из книги “Деяния святых Апостолов” девятую главу, стихи 1-20).

— Слушайте, Иван Ильич, — перебил рассказчика молодой приятель, — а психологически возможна такая перемена, происшедшая с апостолом Павлом?

— Возможна, друг мой, вполне возможна. Здесь явно воздействовала на Павла сила Божия и, не нарушая его личной свободы, коренным образом перевернуло в его сознании все прежнее мирозрение.

— О, если бы и теперь так делал Бог! — сказал молодой человек. — Вера Христова не упала бы в сердцах людей.

— Нет, дорогой мой друг, теперь этого не нужно делать. Тогда надо было для проповеди и Евангелия, а теперь… Теперь, скажете, — для поддержания его? Нет! Истина дана нам; теперь от нас требуется подвиг веры! Доверимся тому, чему учили святые Апостолы. Несчастье наше — не хотим верить. И чудо не поможет!

Иван Ильич замолк, как бы раздумывая над чем-то, потом неожиданно сказал:

— И какая силища была против проповеди святых Апостолов! Сатана вооружил всех своих клевретов, чтобы сорвать успех проповеди Евангелия! Вот смотрите, на острове Кипре был город Пафа. В этом городе оказался волхв по имени Вариисус. Этот волхв сильно противился учению Христову. Он отговаривал народ и начальников, чтобы не слушали Павла, а выгнали его прочь. Святой апостол Павел вступил с ним в единоборство. Устремив на волхва взор, он громко произнес: “О, исполненный всякого коварства и всякого злодейства, сын диавола, враг всякой правды! Перестанешь ли ты совращать с прямых путей Господних?! И ныне вот рука Господня на тебе. Ты будешь слеп и не увидишь солнца до времени”. И вдруг напал на него мрак и тьма, и он, обращаясь туда и сюда, искал вожатого (Деян. 13, 10–11).

— Вот так бы теперь хулителей веры Христовой, — не выдержав, сказал юный слушатель.

— Нет, не так, — поправил Иван Ильич, — а вот как. В Листре святые апостолы Павел и Варнава исцелили хромого от рождения. Народ сильно возбудился к вере Христовой, но пришли некоторые иудеи из Антиохии и Иконии и стали говорить, что эти люди ничего хорошего не говорят, а все лгут и обманывают народ. Тогда все возмутились и, схватив апостола Павла, били его камнями почти до смерти. Видя, что он уже не дышит, вытащили его за город, почитая умершим (Деян. 14, 19). Вот видите, как обстоит дело? Истина прежде всего и сама страдает, а не наказывает! Она своею кровью свидетельствует Евангельскую правду. И только в исключительных случаях проявляет Божественную силу самозащиты, и опять не для сохранения телесной жизни, а только во славу Божию и Евангелия. А вот в Македонии какой был страшный случай. Святые апостолы Павел и Сила исцелили служанку — прорицательницу. Потеряв источник дохода, господа ее возмутили народ против апостолов. “Эти, будучи иудеями, люди, — говорили они, — возмущают наш город и проповедуют обычаи, которые нам, римлянам, не следует принимать”. С апостолов сорвали одежды и били их палками и, давши много ударов, ввергли в темницу (Деян. 16, 23).

— Иван Ильич, — спросил молодой человек рассказчика, — а не скажете ли, какая была характерная черта у святых Апостолов, полезная для наших, современных проповедников?

— Безстрашие, друг мой; я говорил тебе об этом апостольском качестве. А второе и, может быть, самое замечательное — “безразменность” и верность своей евангельской линии.

— Это я плохо понимаю, — сказал юноша.

— Дело все в том, — продолжал рассказчик, — что человек не тверд в своей вере, он ищет себе опору в людях, особенно у влиятельных особ. Так вот, теперь распространился культ “человекоугодничества” служителей Церкви перед властями мира сего. Господь Спаситель и святые Его апостолы никогда не отходили от Евангельской линии. Они нисколько не преклонялись перед римскими и иудейскими властями. Никакого человекоугодничества, никакой политики они не касались. Если их дело было — проповедовать святое Евангелие, то все другое, мирское, политическое их совершенно не касалось. Это не потому, что они не разделяли интересов народа, были безразличны к его участи, совсем нет. Они глубоко были “народными”, желали ему счастья и хорошей жизни и, уклоняясь политических интриг, несли народу истинное духовное счастье — учение Евангелия, которое дороже всего на свете. Как раз в этой Евангельской прямолинейности и была подлинная сила апостольской проповеди. А в приспособленчестве, человекоугодничестве, человеконадежде проявляется самое жалкое безсилие и безпомощность. А древние пророки, смотрите, друг мой, кто из них потакал царям и правителям?! Не наоборот ли?! Пророки строго обличали царей и правителей, которые уклонялись от веры своих отцов. Они уговаривали их обратиться к истинной вере и вести народ правильным путем. За это-то строгое обличение почти все святые пророки (Исаия, Иеремия, Иезекииль, Даниил и др.) были замучены и умерли в страданиях и пытках. И как же теперь молчат наши пастыри при виде полного отступления людей от веры?! Просто непонятно такое потакание неправде, такое двоедушие, безразличие к тысячам, миллионам погибающих душ человеческих! Такое поведение можно объяснить только двумя причинами: или боязнь и животный страх перед сильными мира сего, или (что самое страшное) сговор действовать заодно с ними, чего добивался сатана, искушая Господа в пустыне: “все дам Тебе (т. е. жизнь, свободу, достаток, власть), если, падши. поклонишься мне”. Спаситель категорически отверг этот гнусный сговор; отвергли его и святые Апостолы, мученики, все истинные служители Христовы. А вот большинство наших нынешних духовных отцов это условие приняли; они предпочитают людям кадить фимиам более чем Богу, и служить, и бояться людей мира сего более чем Бога; поэтому они ныне так безсильны и осмеяны… Кажется, я слишком далеко зашел, друг мой, — сказал Иван Ильич, спохватившись. — И вообще мои суждения могут назвать нереалистичными, утопическими. Но душа болит о родных братьях по плоти, как сказал некогда святой апостол Павел. Душа ноет, плачет и стыдится за пассивное бездействие наших пастырей, за их непростительный страх за себя и безразличие к тысячам блуждающих и погибающих людей…

ГРОЗА В ГОРАХ

АПОСТОЛЬСКИЙ ВЕНЕЦ

СВЯТОЙ АПОСТОЛ ИАКОВ

Святой апостол Иаков был братом Господним. Он от первой жены Иосифа. Иаков еще с юности любил Спасителя. Они воспитывались с Иисусом вместе в одном доме. Семья Иосифа была бедной, и потому Иисус, сын Марии, с ранних лет работал по плотничьему делу. Иаков был всегда с Иисусом. Он был старше Спасителя лет на 15.

Когда еще Господь был младенцем и вместе с Матерью и Иосифом бежал от злобного Ирода в Египет, то Иаков провожал их, готовый защитить Иисуса от любой опасности.

Святой Иаков особенно любил Господа. И эта любовь к Спасителю принесла ему много страданий. Недаром в самых первых строках своего Соборного послания святой апостол Иаков пишет о страданиях и терпении за веру. К тому же эти страдания, как говорит он, должны вызывать в нас не уныние и печаль, а, наоборот, радость великую.

Когда Господь наш Иисус Христос возрос и пошел на Евангельскую проповедь, то святой апостол Иаков пошел за Ним. Он был одним из 70-ти учеников Спасителя. Матери Божией эта близость святого Иакова к Господу доставляла особое утешение. С малолетнего возраста Иисусова Она видела, как Иаков всегда заботился о безопасности Ее Сына. Так и теперь Она утешалась, что Иаков будет заботиться о Спасителе и охранять Его от опасности.

Господь Сам еще до Своих крестных страданий поставил святого Иакова первым Иерусалимским епископом. Этот выбор был сделан очень мудро, так как святой Иаков отличался редкой правдивостью и ревностью о законе отцов, то его выбор мог понравиться всем книжникам и начальникам города Иерусалима. Они все его уважали и называли не иначе, как праведником. К тому же начальники и старцы иерусалимские надеялись, что Иаков, имея любовь и уважение к закону Моисея, не станет его попирать и вводить новые христианские порядки. Словом, книжники и фарисеи возлагали большие надежды на Иакова праведного. Как покажет дальнейший рассказ, они надеялись использовать святого Иакова в борьбе с христианской верой. Однако все их надежды рухнули. И случилось это так.

В святой Иерусалим на праздник Пасхи собрались миллионы людей со всех стран рассеяния. Все они слышали о Христе, что Его распяли и убили иерусалимские начальники. Но ходили упорные слухи, что Христос воскрес из мертвых и вознесся на небо, потому что Он — Сын Божий и Мессия.

И вот, чтобы одним разом рассеять слухи о Христе и тем самым отвести от себя обвинение в Его убийстве, начальники взяли святого Иакова и возвели его на самый высокий портик иерусалимского храма. Отсюда было видно, как миллионы людей волновались около храма. Увидя, что святой Иаков показался на портике, тысячи голосов закричали ему: “Праведный! Праведный!” Начальники, стоя рядом со святым Иаковом, сказали ему: “Скажи, праведный, народу всю правду об Иисусе, сыне Иосифа, что Он обманывал народ и был распят законно”.

Святой епископ медлил и внутренне молился. Он готовил себя к смерти. “Скажи, скажи, праведный”, — торопили его начальники. Святой Иаков видел, как их лица налились кровью и они готовы с ним сделать все, что угодно. Между тем народ внизу волновался. Лица всех были устремлены на него. Все знали, что праведный не обманет, что он-то обязательно скажет им всю правду о Христе. Святой Иаков понял, что решительный момент настал. Он выступил вперед к самым перилам портика и, когда наступила тишина, громко сказал: “Мужи и братья, вы считаете меня праведным, вы надеетесь услышать от меня слово правды о Том Муже, который называл Себя “Сыном Человеческим” и Которого наши начальники распяли и убили как злодея. Да будет вам известно, весь Дом Израилев, что сей Иисус есть истинный Мессия, что Он”… Дальше говорить святому Иакову не дали. Сильный толчок сзади повалил праведника за перила, и он, что-то еще говоря, полетел с высоты вниз и ударился головой о каменные плиты. Святой Иаков был еще жив; став на колени, он молился: “Господи, прости им грех сей!” Один суконщик подбежал к нему и убил его вальком по голове. Раздался, как буря, крик народного гнева; вверх летели камни, клочья одежды, пыль. Могли быть новые жертвы народной мести, но предусмотрительные начальники сохранили спокойствие. Чтобы дать делу иной оборот, один из них выступил вперед и громко призвал к порядку. Народ долго не мог успокоиться. Но когда труп святого епископа был унесен близкими, люди стали успокаиваться. “Мужи и братья, — сказал громким голосом начальник, — Бог — свидетель, что в смерти праведного, которого все мы уважали, никто из нас не виноват. По своей старости и слабости ума он сказал вам не то, что думал; вот поэтому Бог отцов наших наказал его: праведный поскользнулся”…

Что здесь только было! Народ взорвался, как пороховой погреб. Вся площадь пред храмом наполнилась страшным шумом и проклятиями. Это, казалось, были не люди, а морские волны, буря на океане. Все буквально бушевало, ревело, пыль закрыла солнце. Начальник еще раз попытался успокоить народ, но его никто не слушал, только неслись гневные угрозы, проклятия. Тогда все с портика благоразумно скрылись. Появились римские легионеры на конях и приступили к своим обязанностям…

Вот так завершилась великая проповедь святого Иакова, брата Господня, первого епископа святого града Иерусалима. Как полагают историки, это произошло в 100 году по Р. X.

Прочитав житие и кончину святого Иакова, брата Господня, отец Лаврентий (так звали молодого архимандрита) был поражен богатством любви и терпения этого избранника Христова. Закрыв книгу, отец Лаврентий долго сидел молча. Он думал, запоминал. Вдруг в его голове мелькнула мысль: “Как было бы хорошо, если бы прочесть житие всех или, по крайней мере, выдающихся Апостолов, а также основательнее изучить их послания”. Эта мысль очень понравилась отцу Лаврентию, тем более, что такое мероприятие давало ему, как молодому пастырю, большую школу познания апостольских принципов руководства духовными чадами, которых у отца Лаврентия было уже немало. Попросив мысленно у Господа помощи в задуманном деле, архимандрит встал, помолился на святые иконы и пошел на свое монастырское послушание.

Вечером он снова пришел к старому своему другу и отцу и сказал ему:

— Отче, меня захватила мысль о святых Апостолах, их жизни, проповеди. Благословите мне заняться изучением этого важного дела.

— Очень хорошо, друг мой отец архимандрит. Тем более, что в наше время наблюдаются уклонения от апостольской линии и, даже страшно говорить, — измена правилам и апостольским традициям. Теперь, особенно вам, академикам и преподавателям, а также пастырям словесного стада Христова, надо стоять и стоять твердо в вере наших святых отцов и учителей Церкви. Теперь очень легко уклонится в сторону, а потом незаметно пойти против святых Апостолов и отцов. И в какой великий соблазн и гибель ввести в стадо Христово можно, идя таким путем! Когда еще преподобный Серафим Саровский говаривал о заблуждениях наших русских архиереев и пастырей церковных, о том великом соблазне, какой введут они в нашей церкви Православной.

— Отче, — сказал отец Лаврентий, — скажите мне что-либо о характере и основном содержании послания святого Иакова, брата Господня.

— Я слаб в памяти стал, братец, но вот оно здесь послание, почитаем и разберем главные его мысли. Старец взял Евангелие, перекрестился, раскрыл Его и нашел послание святого Апостола Иакова.

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПОСЛАНИЯ СВЯТОГО АПОСТОЛА ИАКОВА

(Все послания приводятся не дословно, а только их суть).

Весьма замечательно, — сказал старец, — что все вопросы, о которых пишет святой Иаков, настолько важны для пастыря и христианина, что будто они написаны не две тысячи лет назад, а как бы вчера. Таково уж свойство священного Писания. Потому что оно написано не только для того периода времени, в которое писалось, но и на все века жизни на земле. И если пройдут еще тысячелетия после нас (что весьма сомнительно), и тогда священное Писание будет все так же ново и так же жизненно важно и необходимо.

— А правда, отче, что мир будет существовать тысячелетия и после нас?

— Правда, мир будет существовать, но не земной, а небесный. Вот почитаете Послания святых Апостолов и узнаете сами. Первое, о чем говорит святой апостол Иаков в своем послании, это о сомневающихся. “Кто сомневается в вере, в молитве, прошении, тот подобен морской волне, ветром поднимаемой и развеваемой (Иак. 1, 6). Да не думает такой человек получить что-либо от Господа”, — говорит святой Апостол. О, сколько ныне таких сомневавшихся! И что крайне обидно, сомневаются сами пастыри, учители, богословы; рядовые верующие значительно крепче их. И чему такой сомневающийся пастырь научит других?! Сможет ли он утешить скорбящих в надежде на небесные радости, в которые сам не верит?! Далее святой Апостол учит хвалиться УНИЖЕНИЕМ (Иак. 1, 9), в которое ставит нас, верующих, мир, т. е. не бояться этого унижения, осмеянности за Христа, а наоборот, хвалиться им, гордиться тем, что вера для нас то, что для других — их честь, гордость, достоинство. А мы-то вот как раз и не такие. Унываем, обижаемся, ноем, ходим подавленные, неспокойные, боимся унижения за веру и, тем более, боимся, как огня, гонения и тюрьмы.

— Вот я такой, отец, — вставил отец Лаврентий.

— Да, почти все мы такие хилые и немощные. Рассказывали мне, как в одной богословской Академии студенты заспорили о Боге. Одни говорят, что Он есть, а другие — нет. Надо же такое дело! И где? В Духовной Академии! И вот особенно один студент отрицал Бога, и никто не мог его переспорить. В это время простой мужичок топил печку и все это слышал. Ему стало стыдно за такую дерзость богослова, отрицающего Бога. Истопник подошел к этому студенту и говорит ему: “Петров, и ты отрицаешь бытие Бога?” “Конечно, ведь Его никто не видел, — ответил тот. — Может быть, вы Его видели, брат истопник?” “Я не видел, потому что грешник”, — смиренно ответил истопник. — “Ну, вот видите, значит, Бога нет”, — торжествующе заключил студент. — “Ну, хорошо, Петров, вы говорите, что раз Бога никто не видел, значит Его и нет. Но вот, простите меня, у меня есть бабушка. Вы ее видели?” — продолжал спрашивать истопник. “Нет, не видел” — ответил Петров, не понимая, куда клонит мужичок. “А она и до сих пор живет в деревне” — закончил истопник. Раздался гром смеха и аплодисментов учащихся.

Пристыженный Петров покраснел и удалился. Видите, отец архимандрит, — сказал старец, — какие теперь пастыри воспитываются в Академиях?! Вот почему святой апостол Иаков и далее говорит об обуздании языка.

“Язык — небольшой член, но много делает…

Язык — огонь, прикраса неправды…

Он оскверняет все тело и воспаляет круг жизни, будучи сам воспаляем от геенны” (3, 6).

О, сколько ныне язык разносит лжеучений, ересей, неправды, клеветы, злобы, зависти! Кажется, такого в истории человечества еще не было. Как мутные реки, как моря клокочут ложь и неправда повсюду. И все это разносит язык! Воспаляемый от геенны…

А как верующих людей клеймит коварный язык! Они — невежды, тунеядцы, фанатики, несмысленные ослы! И все это потому, что верующие обычно — бедные, простые люди, их некому защитить, а сами они не могут защититься и тем паче — защитить свою веру. Вот святой Иаков пишет об этом:

“Не бедных ли мира избрал Бог быть богатыми верой и наследниками Царствия… А вы презрели бедного” (Иак. 2, 5).

И затем, исполнившись огненной ревности по правде Божией, святой Апостол восклицает:

“Дружба с миром есть вражда против Бога… Кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу…”

“Сокрушайтесь, плачьте и рыдайте, смех ваш да обратится в плач, и радость — в печаль” (Иак. 4, 9).

“Что такое жизнь ваша? Пар, являющийся на малое время и исчезающий… Вы роскошествовали на земле и наслаждались, напитали сердца ваши, как бы на день заклания, — говорит святой Апостол. — Вы осудили, убили праведника, и он не противился вам” (Иак. 5, 5–6).

Старайтесь же утешить бедных и гонимых. Святой Апостол говорит им, чтобы они не сетовали, не унывали, не роптали на своих притеснителей. “Вы слышали о терпении Иова, — пишет он им, — и видели конец оного от Господа, ибо Господь весьма милосерд и сострадателен” (Иак. 5, 11).

Как замечательно, что святой Апостол призывает нас к терпению и добрым делам. “Вера без добрых дел — мертва”, — говорит он.

В заключении святой Апостол говорит о великом значении обращения к вере заблудших. “Братия, — пишет он, — если кто из вас уклонится от истины и обратит кто его, пусть тот знает, что обративший грешника от ложного пути его, спасет душу от смерти и покроет множество грехов” (Иак. 5, 19–20).

— Вот эта уже миссия, — сказал старец, поднимая глаза на собеседника, — относится преимущественно к нашим пастырям, одни из которых, действительно, жертвуя собой, ищут заблудших овец, а другие, наоборот, разгоняют бедное стадо Христово, предавая его на растерзание кровожадным зверям и убийцам.

Отец Лаврентий слушал с затаенным дыханием. Как все это ново для него! Сколько раз он читал Послание святого Иакова и только вот теперь оно открылось ему во всей силе и красоте. Он вспомнил слова поэта:

— Спасибо тебе, старец, — сказал отец Лаврентий вставая, — мне кажется, что вы открыли мне новый мир.

— Да будет воля Божия, — смиренно ответил старый архимандрит, — иди домой. Господь да будет с тобой всегда!

Отец Лаврентий шел, как в густом тумане. Он ничего и никого не замечал. Ум его витал где-то высоко, высоко. “Господи Иисусе Христе, — шептали его уста, — как я живу худо, как я далек от учения святых Апостолов! Как они горели огнем любви к своему Учителю! Как они страдали за паству Христову! А я что? Архимандрит, академик, пастырь? А что у меня пастырского, что жертвенного, что, вообще, доброго делаю для словесного стада Христова?”

Придя в свою келию, отец Лаврентий сразу бросился на кровать и зарыдал как ребенок… “Господи! Господи! — слышались его вздохи. — Помоги, укрепи, наставь!”

Спустя час, отец Лаврентий, сосредоточенный, необычайно серьезный, читал жизнь и подвиги святого Петра.

СВЯТОЙ АПОСТОЛ ПЁТР

Святой апостол Петр был старейший по летам из всех Апостолов. Он был призван Спасителем одним из первых. По профессии рыбак, святой Петр отличался простотой нрава и редким прямодушием. Он не мог терпеть лицемерия, лжи и всякой неправды. От природы будучи правдивым и честным, святой Петр всей душой полюбил Господа Иисуса Христа. Он видел в Нем Сына Божия и Великого небесного Посланника.

Как патриот своего иудейского народа, святой Петр вместе с другими с нетерпением ждал пришествия Мессии, Который избавит Израиль от унизительного рабства Рима. Всей душой святой Петр прилепился к Спасителю и был всегда неотступно с Ним. Он и жалел Господа, и любил Его, и всячески оберегал Его от завистников, лжеучителей и вообще — от всего плохого. Так, когда Спаситель шел в Иерусалим, то святой Петр уговаривал Его не ходить туда, потому что начальники иудейские хотят убить Его. Господь тогда сказал ему: “Отойди от Меня, сатана! Ты думаешь не то, что Божие, а что — человеческое”…

Святой Петр не обиделся, что Учитель назвал его “сатаной”, и продолжал, как верный ученик, любить и благоговеть перед Спасителем.

Господь любил Своего ученика и доверял ему тайны своего учения. Он берет святого Петра (вместе с Яковом и Иоанном) в комнату умершей дочери Иаира и воскрешает ее перед ними. Он возводит их на гору Фавор и преображается перед ними. Берет также этих троих в Гефсиманский сад в час молитвы и душевных мук Своих.

Вот перед нами картина русского художника — Христос с учениками идет засеянными полями в субботу… Какая дивная и выразительная работа! Спаситель с апостолом Петром идет впереди. Они в бедных одеждах и без головного убора. Лица их задумчивы и серьезны. Господь — молод, апостол Петр — с сединой в волосах. Он что-то внимательно слушает. Господь кротко ему говорит. О чем они ведут речь? О царстве Израиля? О будущей славе Иерусалима? Об их личной славе и власти? Нет! Скорее всего Божественный Учитель говорит своему верному ученику о скорых Своих страданиях и об их безславии и гонении за имя Его… Может быть в этот самый момент святой Петр и уговаривал Своего любимого Учителя пожалеть Себя и не идти на страдания и смерть.

Но пожелтевшая нива, по которой они шли, напоминала апостолу Петру, что час великой Жатвы настал… Что минуты страшных страданий приблизились… Поэтому и лица их так серьезны и печальны…

Позади их идут цепочкой остальные ученики. Они голодны, уставшие. Как дети, еще не ведая, что ждет вскоре, они срывают колосья, растирают их в руках, выдувают мякину и едят зерна.

Был субботний день, и ученики знают, что рвать колосья в этот день нельзя. Закон Моисеев запрещает в субботу что-либо делать. Но Учитель их ничего не говорит им. Значит Он не запрещает это делать. Тем более Он знает, что ученики Его голодные и уставшие, между тем, жестокие законники осудили за это учеников и сделали Спасителю замечание.

А вот другая картина работы итальянского художника, знаменитого Рафаэля Санти, “Тайная Вечеря”.

Господь сидит посреди учеников. Он — задумчивый и печальный. На столе — хлеб и вино с водой, солило с солью. Ученики — в замешательстве. Только что Учитель сказал, что один из учеников предаст Его… Все в смятении и ужасе. Кого предает? Учителя, нашего Господа и Мессию! И кто такой изверг нашелся между нами? Святой Петр хватается за меч. Спустя несколько часов, он вторично выхватит свой меч, чтобы защитить невинного Учителя от расправы над Ним в Гефсиманском саду. И здесь он, на этой последней Вечере, готов вмиг рассчитаться с предателем. Одним ударом он положил бы конец этому гнусному продажничеству. Но кто он, этот изменник, который поднимает руку на любимого Учителя и Господа. И неужели святой Петр за целых три с половиной года совместной жизни со всеми учениками не мог распознать подлого Богоубийцу?

Святой Петр был человеком редкой честности и правдивости. Он просто не мог и подумать, что среди учеников может найтись такой негодяй, который может предать его Господа! И только вот теперь, когда уже Сам Учитель сказал им об этом, пылкий Петр вышел из себя. Не зная кому нанести заслуженный удар, он бросается к святому апостолу Иоанну, сидящему рядом с Учителем, дает ему знак, чтобы Иоанн тихонько спросил Господа, кто Его предатель. И тогда уж этой черной душе не сдобровать. Но Господь, добровольно идя на страдания и смерть, скрыл своего неверного ученика; святой Петр едва мог успокоиться.

Читая это место, отец Лаврентий весь дрожал от нервной возбужденности. Ему, как и святому Петру, казалось чудовищным, что Господь с самого начала, зная Своего несчастного предателя, ни одним словом не выдал его. Он скрывал его злодейский замысел перед остальными учениками. Он даже поощрял Иуду, доверив ему быть казначеем и носить при себе ящик, в который сострадательные люди бросали милостыню на их странствующую группу.

“Как это можно? — мучительно думал отец Лаврентий. — Вот если бы я узнал, что кто-то из наших иеромонахов меня предаст, наклевещет всякую небылицу на меня и потом продаст, я бы не знаю что с ним сделал!”

Молодой архимандрит задумался. “А что с ним ты сделал бы? — сказал сам себе. — Ничего бы и не сделал. Даже любезнее стал бы с ним разговаривать, но в душе… в душе-то, конечно бы, чувствовал, что около тебя — гадина, и вот-вот она тебя укусит… О Господи! Как все это Ты терпел! И как непостижима Твоя любовь к людям! Научи и нас, Господи, так делать!…” Но в жизни святого Петра, — читал дальше отец Лаврентий, был тяжелый случай, — который заставляет всякого человека вздрогнуть и прийти в ужас.

В тяжелый час поругания над Спасителем во дворе первосвященника апостол Петр неожиданно отказывается от Христа и говорит, что он не знает этого Человека… Как это может быть? Тот, который горячо и пылко любил Иисуса, который дважды бросался с мечом защитить Его, вдруг отрекается от Спасителя и говорит, что он не ученик Его и никакого отношения к Нему не имеет.

О ты, святой Апостол и ближайший ученик Христов! Не ты ли пошел за Христом, оставив дом, семью, имущество, чтобы только всегда быть с Ним неразлучно?! Не ты ли привязался душой своей ко Христу, слушал и благоговел перед Ним всем сердцем? Не ты ли, старейший по летам и умнейший по опыту жизни, скитался с Господом, испытывая голод, жажду, унижения, гонения за Его честь и проповедь? Не ты ли удостоился видеть чудеса Христовы, и сам именем Своего Учителя творил знамения? Не ты ли, верный друг Христов, клялся перед всеми, что лучше умрешь злой смертью, но никогда не отречешься от Учителя? Не ты ли, не ты ли… Здесь отец Лаврентий заплакал. Он дальше не мог читать: слезы ручьем лились из его глаз, и слов в книге он не мог уже разобрать. Ему так стало жалко святого апостола Петра! Этого верного, простого труженика, честного и любящего ученика. “Как он мог впасть в такое страшное несчастье? — думал отец Лаврентий. — Как только он мог, мужественный и самоотверженный, отречься от Спасителя? Может быть, это попущено Богом для того, чтобы усилить страдания Христа Спасителя? Чтобы чашу мук и оставленности всеми Он выпил до дна?”

Успокоившись, отец Лаврентий стал читать дальше… Господь Спаситель простил святому Петру его отречение. Он восстановил его в апостольском достоинстве. За то святой Петр чувствовал всю остальную жизнь вину свою перед Господом и, как говорит святое Предание, он всегда ранним утром, когда пел петух, вставал и горько плакал о своем грехе. Поэтому глаза его всегда были красные от слез и сердце — растворено покаянием.

Прожив по Вознесении Господнем еще несколько десятков лет и совершив проповедь Евангелия по многим странам, святой апостол Петр умер мученической смертью. Его распяли в Риме в глубокой старости. Идя на смерть, он плакал от радости, что удостоился как и Его Учитель, умереть на кресте. Но почитая себя недостойным умереть как Христос, святой Петр просил воинов, чтобы они прибили его к кресту вниз головой, чтобы возможно было ему целовать то место, где были прибиты ноги Спасителя.

Святое Предание повествует, что святой апостол Петр, уступая настойчивым просьбам римских христиан, пытался удалиться из Рима и тем самым избежать мученической смерти. Но на пути явился ему Христос. Святой Петр изумился, увидев идущего в Рим Господа. “Куда Ты идешь, Господи?” — спросил он Спасителя. “Иду пострадать в Риме, как пострадал в Иерусалиме”, — кротко ответил Спаситель. И стал невидим.

Святой апостол Петр понял, что Спаситель шел в Рим пострадать вместо него. Поклонившись невидимому Господу, Апостол вернулся в Рим. Он тут же был схвачен и осужден на крестную казнь (в Эрмитаже, Государственном музее Ленинграда, есть картина неизвестного художника “Распятие апостола Петра”. Святой Петр, обнаженный, висит на грубо сколоченном кресте вниз головой. Его старческое тело висит с прибитыми ногами, а руки распростерты в стороны. Седая голова безпомощно прижалась к дереву, глаза молитвенно смотрят на синее небо; в лице нет ни страха, ни боли, одно лишь незримое счастье и умиление).

СВЯТОЙ ПЕРВОВЕРХОВНЫЙ АПОСТОЛЕ ПЕТРЕ, МОЛИ БОГА О НАС!

* * *

Повествование о святом апостоле Петре не менее сильно поразило сердце и воображение отца Лаврентия. Он несколько дней был под глубоким впечатлением от прочитанного. Вспоминал, передумывал, умилялся, восторгался и, как говорится, набирался апостольского духа для своей пастырской жизни.

Надо сказать, что отец Лаврентий увлекался прогрессивными тенденциями в церковной жизни. Его интересовало новейшее течение церковников — идти в ногу с миром, не отставать от жизни, народа, быть в центре научных достижений, активно участвовать в общественно-политической жизни своей страны и всего мира.

Подпадая под влияние этих заманчивых идей, отец Лаврентий душой, однако, чувствовал всю их фальшь и вредность для истинного пастыря Церкви. Он хорошо знал святое Евангелие и ясно усвоил линию, какую проводил Спаситель в отношении гражданских властей. Создавая Церковь Свою на земле, Господь указал апостолам и пастырям заниматься лишь церковными делами: служением, молитвой, проповедью о Царствии Божием. Общественно-политические дела их не касались. Для этих дел есть гражданские дипломаты. Что касается молитвы и спасения, то Церковь обязана молиться за всех буквально, потому что все люди — дети Божии.

Понимая пастырскую линию именно так, отец Лаврентий все же колебался в душе: “Где правильный путь, — думал он, — где точная апостольская линия пастырской жизни?”

И вот однажды с этими смешанными мыслями отец Лаврентий ложится спать. Он видит сон.

СОН

По гладкой и широкой дороге с бешеной скоростью несется колесница. На ней реет алый флаг свободы. Люди сидящие машут руками, чего-то кричат, жестикулируют. Их много, и они какие-то сановитые, упитанные, чисто одетые. На их крупных лицах застыло выражение какой-то жажды борьбы, мщения, непримиримости…

Странная колесница пронеслась, как метеор, и скрылась в густой пыли…

“Колесница времени!” — послышался чей-то голос.

Отец Лаврентий подошел к большой дороге, по которой только что пронеслась колесница, и на указке прочел: “Дорога в никуда”. Не успев как следует опомниться от впечатления виденного, отец Лаврентий заметил вторую колесницу, которая неслась также по этой дороге. Предусмотрительно отойдя подальше в сторону, архимандрит видел, как эта колесница пронеслась мимо него. Она была наполнена также людьми, но не такими, какие были в первой колеснице. Эти люди были одеты в церковные ризы, митры. В руках они держали сияющие кресты, золотые светильники и раскрытые книги, обложенные золотом. По виду эта колесница была похожа на сияющее солнце, окруженное многоцветной радугой. На колеснице золотом было написано: “Католичество”…

Отцу Лаврентию показалось, что множество людей спешат за этой колесницей. Они будто летят, клубятся, мешаются, обгоняя друг друга. И когда пронеслась вся эта несметная туча людей и улеглась пыль, дорога была усеяна тысячами трупов…

Недолго пришлось удивляться и недоумевать отцу Лаврентию о видении второй колесницы. В облаке клубящейся пыли он заметил третью колесницу, которая быстро неслась по этой же страшной дороге. На третьей колеснице сидели совсем странные люди. Они были не то духовного сословия, не то светского. Однако книги и некоторые другие вещи показывали, что это какие-то пастыри, отцы, учители народа. Отец Лаврентий едва успел заметить на колеснице надпись “протестантство”. Эта “квадрига” была не так богата и сияющая, как предшествующая. Но обилие людей, спешащих за ней, было не менее многочисленное. Зато когда унеслась эта многолюдная туча и улеглась дорожная пыль, оставшихся трупов было больше прежнего… Но этим дело не кончилось. И отец Лаврентий чувствовал, что должно быть еще что-то. Его мучил вопрос об участи своей Православной церкви. “Неужели, — думал он, — и Православная церковь будет мчаться по этой дороге, догоняя колесницу Времени?” Не успел он как следует поразмыслить об этом, как, к своему ужасу, заметил, что по дороге снова мчится какая-то “конструкция”. Можно было подумать, что она приотстала несколько от ушедших вперед колесниц и поэтому усиливала скорость движения, и без того уже рекордную.

Отец Лаврентий сразу узнал пастырей Православной церкви, наполняющих эту колесницу. Их было меньше, чем сидящих в прежних колесницах. Одеты они были в священные одежды, митры с крестами на головах их. В руках — жезлы и посохи, символы апостольской власти. Многие были с длинными волосами и предлинными бородами, которые, как вееры, раздувались по ветру. Отца Лаврентия объял ужас. “Боже милостивый! — молился он. — Неужели и здесь будут жертвы?” Вдруг он почувствовал, как его что-то неумолимо тянет за этой колесницей, какая-то сила влекла его неудержимо вперед. Он сделал страшное усилие над собой и оказался в стороне от дороги. Внимательно всматриваясь, он заметил знакомые лица, которые махали ему руками, давая понять, чтобы и он включился в эту компанию. Вдруг он услышал голос одного из архиереев, который говорил другому:

— Может быть, уменьшим ход?

— Нет, надо ускорить, — раздраженно отозвался тот.

— Но ведь жертвы! Много будет отставших! — сказал первый.

— Пусть их! — небрежно заметил второй. — Фанатики и упорные консерваторы пусть гибнут!

Отец Лаврентий не верил своим ушам, что он слышит.

Как истинный пастырь может так жестоко рассуждать о своих пасомых? Как он может пренебрегать их силами и спасением?!

Едва отец Лаврентий успел прочесть надпись: “Православие”, как его охватил химический ветер, точнее — ураган клубящегося вихря, и тяжелая православная “конструкция” с громом пронеслась мимо…

Шум приветствий и одновременно проклятия наполнила пыльный воздух. Много людей спешили догнать своих пастырей, умчавшихся вперед, многие едва двигались по пыльной дороге. Они часто останавливались, поднимали усталый взгляд к небу, что-то страшное и неясное произносили их уста… А многие остановились, постояли, пораздумали и пошли обратно. Среди отставших были духовенство, монахи, старички, старушки, больные, немощные и много-много детей…

Люди, скорбные и покинутые, собрались кучками и спрашивали друг друга:

— Что же теперь будем делать? Куда будем подаваться?

Отец Лаврентий видел, как брошенное словесное стадо стало рассыпаться в разные стороны. Одни пошли направо, другие — налево, иные — назад. Многие плакали, вопили, звали Матерь Божию на помощь.

А с восточной стороны надвигалась черная туча. Сразу заметно потемнело. Подул холодный ветер, предвестник бури, навалилась ужасная тьма и покрыла собой, как чугунной плитой, все огромное поле бедных, беззащитных людей: мужей, жен и детей, рыдающих матерей, и… трупы погибших.

Отец Лаврентий проснулся от чего-то скользкого и липкого. Вся подушка, на которой он спал, была мокрая от слез. Он спал и… плакал. Сначала он лежал неподвижно, боясь пошевельнуться, но потом взглянул на часы. Было половина первого. Вставать еще рано. Он старался заснуть, но, как только закрывал глаза, ему представлялись страшные призраки. То он видит задушенного ребенка, который валяется на дороге; то видит мать, стоящую на коленях, она ломает свои руки от ужасного горя и рвет волосы на голове. “Что с вами, успокойтесь!” — пытается говорить с ней отец Лаврентий. Но она безсмысленно водит большими глазами, не обращая на него внимания. “Бедная, от горя утратила рассудок”, — заключает отец Лаврентий. Он снова просыпается в слезах. Перевернув подушку другой стороной, пытается вновь заснуть. Но что это? Боже мой! Звери! Дикие звери! Как их много! Да разной породы. Они выходят из лесов, гор, оврагов, бросаются к жертвам и рвут их на части. Перед самым лицом отца Лаврентия — образ молодой девушки, монахиня она или инокиня? Вся дрожит от страха, глаза расширились, волосы растрепались по сторонам. Она пытается бежать, но какой-то огромный зверь одним прыжком догоняет ее… Несется душераздирающий вопль и тут же замирает на высокой ноте…

“Боже Милостивый! — шепчет отец Лаврентий, ворочаясь в постели. — Что же это такое?”

Часы показывают три. “Ох, хоть немного бы заснуть!”… И снова видит он: какие-то люди группами молятся в небольших хижинах или подвалах. Кругом тьма, только слышатся возгласы и приглушенные молитвословия… плач, вздохи…

Потом увидел какого-то человека, не то он священника, не то монаха, или мирянина. Его сначала вели по дороге, потом вдруг толпа накинулась на него со всех сторон и начала безумно рвать, давить, топтать ногами. Он даже и не защищался. Когда неистовые люди разошлись, на дороге неподвижно лежал изуродованный труп. Отца Лаврентия потянуло посмотреть, кто это такой. Он подошел к убитому. Что-то знакомое показалось ему в этом несчастном. “Боже Правосудный! — воскликнул отец Лаврентий от изумления. — Да это же мой близкий друг, с которым мы учились в Ленинградской семинарии!” Потом слышал умоляющие голоса: “Спасите! Помогите!” Когда он снова очнулся, брезжил рассвет. Отец Лаврентий тут же встал. Оделся. Все тело ломило, голова страшно болела.

Вечером, вернувшись с послушания, он все, что видел ночью, записал в памятную тетрадь, чтобы потом рассказать своему старцу.

ДОРОГА

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПОСЛАНИЙ СВЯТОГО АПОСТОЛА ПЕТРА

Только спустя несколько дней отец Лаврентий мог сесть за книгу и заняться чтением и изучением Посланий святого апостола Петра. То, что он видел во сне, по мнению старца, имеет для него (отца Лаврентия) прямое отношение. Молодой архимандрит воспрянул душой. Прежней подавленности и неопределенности в настроении как не бывало. Чтение о святых апостолах Иакове и Петре и вещий сон открыли ему многое, в чем он раньше колебался.

Однажды придя с послушания, он помолился на свои келейные иконочки и сказал себе: “Итак, дальнейший поиск!” Открыв Первое послание святого апостола Петра, отец Лаврентий начал читать. Его внимание приковали к себе следующие вопросы:

1. Господь Спаситель возродил нас из мертвых к упованию живому; к наследству нетленному, чистому, неувядаемому, хранящемуся на небесах для нас. О сем радуйтесь, поскорбевши теперь немного, если нужно, от различных искушений (1 Петр. 1, 3–6).

Посему, возлюбленные, препоясавши чресла ума вашего, бодрствуя совершенно, уповайте на подаваемую вам благодать…

К тому же вы куплены не тленным серебром или золотом, но драгоценной кровью Христа, как непорочного и чистого Агнца (18–19).

“Какая радость, какое утешение! — вздыхая, думал отец Лаврентий. — Для нас хранится нетленное наследие, и мы уже не свои, и тем более не вражьи, а Божии и куплены Им для Себя НАВСЕГДА… К чему же еще унывать, к чему кручиниться?”

2. Святой апостол Петр призывает возлюбить чистое словесное молоко, т. е. слово Божие, из которого узнаем о Христе Спасителе. А Христос для нас — камень драгоценный и краеугольный. Мы, верующие, ИМ спасаемся, а неверующие о Него претыкаются и гибнут.

Затем святой Апостол прямо умоляет “удаляться от плотских похотей”, восстающих на душу… Просит также быть покорным всякому человеческому начальству… (2, 13). Пишет, чтобы жены повиновались своим мужьям, а мужья обращались с женами, как с немощнейшим сосудом, как с сонаследницей благодатной жизни (3, 1).

3. Святой апостол Петр умоляет пастырей пасти стадо Божие не принужденно, но охотно, не господствуя над наследием Божием, но подавая добрый пример стаду…

“Как это все сказано по существу! — размышляет отец Лаврентий. — Значит, господствование, властвование над пасомыми и раньше было. Иначе святой Апостол не написал бы об этом. Хотя в наше время сильно-то не погосподствуешь! Однако есть пастыри, которые предпочитают пасти более дубинкой и страхом, чем словом любви и увещения. Вот проблема! Страхом пасти овец, как советуют многие суховыйные люди, тогда овцы будут шарахаться от меня. Ведь кто теперь не бьет беззащитных верующих! И директор, и начальник цеха, и бригадир, и звеньевая, и домоуправ, и кому только не лень — все укалывают и бьют овец, и когда они, бедные, приходят в церковь к своему пастырю, то он вместо того, чтобы пожалеть их, как жалеет мать обиженного ребенка, он еще больше набрасывается на них и бьет жезлом своим по тем самым кровавым ранам, какие они получили от чужих. “Эх, нет, — вздыхая, думает отец Лаврентий, — лучше пасти любовью. Пусть говорят суховыйные, что любовь балует, расслабляет овец, но она ведь и животворит. И воскрешает духовно мертвых! Она сохраняет от отчаяния больших грешников и окрыляет их в надежде спасения. И святой Петр говорит: “Пасите Божие стадо… не для гнусной корысти, но из усердия” (1 Пет. 5, 2). А усердие — это святая любовь”.

Заинтересовавшись чтением, отец Лаврентий открыл и Второе послание святого апостола Петра. Он хотел одним разом усвоить главные мысли Апостола и закрепить их в сердце.

ВТОРОЕ ПОСЛАНИЕ СВЯТОГО АПОСТОЛА ПЕТРА

Во втором Послании отец Лаврентий обратил внимание на следующие вопросы. Как бы продолжая свое Первое послание, святой апостол Петр говорит здесь о двух моментах, крайне необходимых верующему: о ВЕРЕ и ЛЖЕУЧИТЕЛЯХ.

I. Показав важность веры, святой Апостол полагает ее в основании и строит на этом основании лестницу добродетелей, возводящую на самое небо.

“Покажите в ВЕРЕ вашей ДОБРОДЕТЕЛЬ,

в ДОБРОДЕТЕЛИ — РАССУДИТЕЛЬНОСТЬ,

в РАССУДИТЕЛЬНОСТИ — ВОЗДЕРЖАНИЕ,

в ВОЗДЕРЖАНИИ — ТЕРПЕНИЕ,

в ТЕРПЕНИИ — БЛАГОЧЕСТИЕ,

в БЛАГОЧЕСТИИ — БРАТОЛЮБИЕ,

в БРАТОЛЮБИИ — ЛЮБОВЬ” (2 Петр. 1, 5–7).

Эти семизвездные добродетели не что иное, как семитаинственные ступени, по которым устрояется свободный вход в Небесное Царство. Кто старается идти по этим ступеням, тот достигнет желаемого, а кто не приобретает их, тот слеп, закрыл глаза свои и забыл об очищении прежних своих грехов. К тому же необходимо обращаться к пророческому слову, которое, как светильник, сияет в темном месте. Читая его, легко можно обнаружить лжеучителей, которые явятся в последнее время.

2. “У вас будут лжеучители, которые введут пагубную ересь, и, отвергаясь искупившего их Господа, навлекут сами на себя скорую погибель. И многие последуют их разврату, и через них путь истинный будет в поношении. И из любостяжания будут уловлять вас льстивыми словами; суд им давно готов, и погибель их не дремлет” (2 Петр. 2, 1–3).

“Это — сыны проклятия! Оставивши прямой путь, они заблудились, идя по следам Валаама, сына Восорова, который возлюбил мзду неправедную…”

Читая это место, отец Лаврентий чувствовал дыхание огня от слов апостола Петра. Великий апостол в священном гневе громит неверных учителей и пастырей народных. Сердце в нем горит пламенем по правде Христовой. Лаврентию кажется, что вот-вот святой Петр выхватит свой меч, как в Гефсиманском саду, и ударит им рабов обмана и обольщения…

“Это — безводные источники, облака и мглы, гонимые бурей, им приготовлен мрак вечной тьмы… Они обещают свободу, будучи сами рабы тления… Лучше бы им не познать пути правды, нежели познав, возвратиться назад… С ними случается по верной пословице: пес возвращается на свою блевотину, и вымытая свинья идет валяться в грязи” (2 Петр. 2, 17–22).

Отцу Лаврентию стало страшно. Неужели и он относится к этим лжеучителям и лжепастырям? Как сильно, как правильно бьет каждое апостольское слово по сердцу и совести!

И дальше: “Знайте, что в последние дни явятся наглые ругатели… говорящие: где обетование пришествия Его? Ибо с тех пор, как стали умирать отцы наши, от начала творения все остается так же”… (2 Петр. 3, 3–4).

“Да, — думает отец Лаврентий, — теперь говорят многие, что никакого пришествия Христова не будет. В мире все идет прежним плавом, все так же ничего особенного не замечается, никто не предвещает катастрофу мира. Наоборот, жизнь и общественные условия людей улучшаются, земля становится краше и веселее… Поэтому будем есть, пить, наслаждаться и веселиться… Что же говорит Апостол?.. “Нынешние небеса и земля… сберегаются огню на день Суда и погибели нечестивых человеков… И Господь не медлит с обетованием пришествия Своего, но долго терпит нас, не желая, чтобы кто погиб но пришли к покаянию… Господь придет неожиданно, тогда небеса с шумом прейдут, стихии же, разгоревшись, разрушатся, земля и все дела на ней сгорят” (2 Петр. 3, 9-10).

Какие страшные события! У отца Лаврентия в голове все кружится, вертится. Воображение рисует страшную катастрофу мира… “стихии, разгоревшись, разрушатся… земля и все, что на ней построили, сгорит”… Как это? Какой силой? И вдруг разум начинает философствовать.

Отец Лаврентий недавно читал, что люди на планетах: Луне, Марсе, Венере и др. хотят установить ядерные и водородные центры. Если они это скоро устроят, то довольно будет какому-нибудь безумному душегубу нажать одну маленькую кнопку управления — и весь космос вспыхнет, все небо загорится, земля обуглится и… всему конец… “Но ведь это — человеческая рука, — думает отец Лаврентий, — а тогда Сам Господь Своей Божественной силой все сокрушит”… И опять разум путается, немоществует в голове его…

“… Впрочем, мы, — читает дальше отец Лаврентий, — по обетованию Его, ожидаем нового неба и новой земли, на которых обитает ПРАВДА” (2 Петр. 3, 13). Здесь батюшка прослезился, глубоко вздохнул, перекрестился и облегченно сказал: “Твори, Господи, на нас волю Твою Святую! Аминь”.

СВЯТОЙ ИОАНН БОГОСЛОВ

С отцом Лаврентием случилось событие, после которого он никак не мог читать о святом Иоанне Богослове. Не раз пытался он взять книгу в руки, но помысл сурово обличал его душу.

Дело в том, что отец Лаврентий на клиросе поскандалил с иеродиаконом М. Все получилось из-за пустяков. Отцу Лаврентию хотелось пропеть “Трисвятое” в минорном тоне. Это отвечало его настроению. А иеродиакон М. запротестовал и запел “Трисвятое” в мажорном тоне. После службы отец Лаврентий сказал иеродиакону М.:

— Ну, что ты, отче, все поешь в мажоре? Иль тебе всегда очень весело?

— Эх ты, батюшка отец Лаврентий, — ответил отец иеродиакон, — и ты еще не понимаешь меня?!

— Да как же тебя не понять? Поешь ты все песнопения в веселом стиле, значит, очень весело тебе живется. А вон верующие идут в церковь поплакать о грехах своих и излить скорби жизни, которых так много у каждого накопилось.

Иеродиакон М. посмотрел на отца Лаврентия, вздохнул так глубоко, будто он вез целый воз на себе, и сказал:

— Оттого-то, милый батюшка, и пою в мажоре, что душа моя незримо рыдает, как сиротский ребенок. И вот, чтобы совсем мне не кануть в бездну уныния или отчаяния, пою Богу моему так “доньдеже есм!”

Отец Лаврентий видел, как отец иеродиакон тайком смахнул две крупные слезники, а сам не показал и виду, что расстроился.

— Ну, хорошо, — сказал примирено отец Лаврентий, — ты стараешься поднять свое настроение. А как же наши богомольцы? Ведь они соблазняются таким пением?!

— Думаю, что нет! — ответил отец иеродиакон. — Если кому поплакать, то он поплачет, а если кто унывает, тот приободрится и повеселее станет измученной душе.

Лаврентий в душе не мог не согласиться с правдивостью доводов отца иеродиакона и пришел в свою келью очень расстроенным.

“Эх ты, да еще духовник! — укорял он себя. — А душу своего ближнего не мог понять! Какой же ты духовный врач больных душ человеческих!? А они доверчиво идут к тебе в надежде получить исцеление”…

Отец Лаврентий до того разобиделся на себя, что ходил по келии сам не свой. “Духовник, духовник! Врач духовный! — корил он себя безпощадно. — А страдающую душу брата не понял! Не прочитал ее прикровенных страданий! Эх ты! А еще потихонечку в душе кичишься: я, я, ко мне идут больше, чем к другим духовникам”…

Наверно, отец Лаврентий не скоро бы отстал от себя, как вдруг в открытое окно келии влетела большая муха. Она набросилась на отца Лаврентия и стала его мучить: то сядет на голову, то на щеку, то в ухо метит, то — в нос… Отец архимандрит долго терпел такую напасть. Он вроде пытался бы и стукнуть назойливую муху, но она всегда была на страже, и малейшее движение — она сгинет и нет ее. Чтобы не совершить напрасного кровопролития, отец Лаврентий открыл окно и хотел выгнать муху на улицу, но не тут-то было! Муха забралась на самый потолок, и с высоты невозмутимо смотрела на батюшку. “Вот сатана — то! — подумал Лаврентий. — Ведь соображает не хуже человека!”

В келии стало холодно, и отец Лаврентий закрыл окно. Муха будто этого и ждала. Мигом слетев с высокого потолка, она снова стала мучить батюшку, пока не довела его до исступления. Архимандриту уже стало казаться, что это не муха, а истинный диавол, превратившийся в муху, чтобы его ввести в грех раздражения. Закрыв последнюю форточку, он схватил веник и стал гоняться по келии за озорной мухой, пока не настиг ее в углу и угостил веником. Муха упала на пол. Отец Лаврентий отдышался, потом подмел муху ближе к окну и стал ее рассматривать. “Неужто и в правду сам диавол? — думал он с опаской. — Если — да, то муха сейчас вскочит и снова накинется на меня с удвоенной силой. И тогда — конец”… Но муха была, как муха. Она болезненно перебирала ножками, трепетала подбитыми крылышками и вздрагивала всем телом, пока совсем не умерла. Отцу Лаврентию стало жалко муху. “Как она, бедная, страдала! Как мучилась! Ведь создание Божие, как и я, — думал он, — только без души”. Ему стало стыдно за себя, что он, духовник и священник, призван как раз не мучить и убивать кого бы то ни было, а наоборот, целить и жалеть всех, и даже, конечно, и муху, и всякую букашку. Выбросив убитую муху на двор, отец Лаврентий, однако, не сразу мог забыть свое “преступление”. И когда ему хотелось почитать о жизни святого апостола Иоанна Богослова, он не в силах был взять в руки книгу. Он знал, что святой Иоанн — апостол любви, а он этой любви не имеет и в раздражении убил муху…

Прошло более недели, прежде чем отец Лаврентий взял святую книгу и стал читать о святом апостоле Иоанне.

Любимый ученик любимого Учителя! Как светлая и ясная звездочка слилась воедино с теплым солнышком, так душа святого Иоанна соединилась с Господом Иисусом Христом. НАВСЕГДА!

Совсем еще юным и детски-нежным призван был святой Иоанн Господом стать Его учеником. Воспитанный в благочестивой семье Зеведея, святой Иоанн вместе с родным своим братом Иаковом сначала был учеником святого Иоанна Крестителя.

Так, с самых юных лет он стремился к подвигу служения Богу. Святой Иоанн Креститель воспитал в сердце юного Иоанна любовь к грядущему Мессии, преданность Ему и полное доверие.

Будучи от природы внимательным и задумчивым, святой Иоанн часто мечтал о том, как он увидит Христа-Мессию, что он Ему скажет и как попросится к Нему в ученики… И когда однажды утром он увидел Человека, смиренно идущего к Иордану, и услышал взволнованный голос Иоанна Крестителя: “Се, Агнец Божий, Который берет на Себя грехи всего мира” (Ин. 1, 30), юный Иоанн вместе со своим братом Иаковом благоговейно бросились к Иисусу. Святой Иоанн еще больше полюбил Спасителя, когда увидел Его бедным, одиноким, в простой одежде, с непокрытой головой. И первая беседа с Ним пленила его юное сердце настолько, что Иоанн уже ни на одну минуту не мог оставить Христа. Он часто видел во сне, как они с Учителем ходят по городам и селам Иудеи, исцеляют больных, утешают плачущих, защищают обездоленных…

Внимательный и впечатлительный, Иоанн еще в детстве видел, как страдает бедный народ, какую тяжесть несет он от жестоких римлян и от своих хитрых начальников. Он много плакал в детстве, забившись куда-нибудь в сарай, чтобы только не видеть, как страдают люди, животные, птицы, как страдают все.

И вот теперь мечта Иоанна сбылась: Христос-Спаситель и Утешитель пришел, и он, Иоанн, — Его ученик. Оставив дом, отца, родную семью, святой Иоанн стал теперь ходить с

Господом как странник. Они не имели своего угла, не имели своего хлеба, воды, одежды, не имели имущества. ПРОПОВЕДЬ СВЯТОГО ЕВАНГЕЛИЯ — вот было их занятие и самое важное дело.

Святой Иоанн, чем больше присматривался к Иисусу, тем все больше любил Его и сердцем благоговел перед Ним. А когда Господь защищал бедных, исцелял больных и, особенно, когда Он обличал лицемерие книжников и фарисеев, то Иоанн приходил в такой восторг, что готов был расцеловать Спасителю ноги, руки, одежду и даже самый след от обнаженных ног Его.

Эта святая любовь к Иисусу Христу возродила в сердце Иоанна святую ревность. Святой Апостол любви возмущался и ревновал, когда видел, что многие люди и особенно начальники иудейские не почитали Спасителя и не хотели слушать слов Его.

Так, в одном самарянском городе, когда горожане не приняли Иисуса и выгнали Его, святой Иоанн так возмутился, что просил Учителя свести огонь с неба и попалить непокорных. Тогда Господь кротко сказал Иоанну и другим ученикам: “Не знаете, какого вы духа. Сын Человеческий пришел не губить, а спасать погибающих…”

Предание говорит, что святой Иоанн был самый юный из всех учеников Христовых и в то же время — самый любящий. Видя чистоту Иоанна и его преданность, Господь полюбил юного ученика Своего. Он приблизил его к Себе и открывал ему особые тайны Царствия Божия.

Господь готовил Своего любимого ученика к великим небесным откровениям, таинственным видениям, которые другие ученики не в силах были вместить.

Прежде чем другим ученикам, Господь открыл святому Иоанну и о Своих скорых страданиях за людей, о Своей крестной смерти, погребении и воскресении.

Святой Иоанн не дерзал, как святой апостол Петр, перечить Спасителю, чтобы Он поберег Себя. Нет, Он слушал все это, молчал и только плакал. Ему было, как и другим ученикам, совсем непонятно, как это может быть, что их Божественный учитель и Господь будет распят и умерщвлен. Возможно ли это? И может ли допустить такое злодеяние. Бог над Своим Единородным Сыном? Не понимая всего этого, святой Иоанн верил, что раз Господь сказал, значит это будет с Ним, и его любящее сердце разрывалось на части. Недаром говорит пословица: “Любовь сильнее смерти!” Истинно так!

Святой Иоанн, любимый ученик Христов, не убоялся смерти, когда остальные ученики ее убоялись. Они все разбежались в разные стороны и скрылись в темноте ночи, когда предатель Иуда с воинами схватили Христа.

Святой Иоанн шел следом за этой бандой убийц и предателей. Он слышал все издевательства и насмешки толпы над его любимым Учителем, но помочь Ему не мог. Господь знал, что ученики Его бросили и разбежались, но не все. Жертвенная преданность любимого Иоанна доставляла Спасителю отраду. Даже на кровавой Голгофе, где собрались одни торжествующие враги Иисуса и праздная толпа зевак, святой Иоанн не оставил Господа. Он хранил Матерь Божию от возможных над Нею насмешек и издевательств; и вместе с немногими женами видел муки Христа…

Господь с креста увидел стоящего Иоанна. Ему было жаль любимого ученика Своего. Он видел и знал, что Иоанн сильно мучается чистой своей душой за своего любимого Господа. И вот видит Иоанн, как страдающий лик Христов поднимается и смотрит прямо на него. Глаза, полные муки и любви, глядят прямо в его душу. Он осторожно трогает Матерь Божию за одежду и взволнованно говорит Ей: “Мати моего Господа, смотри”. “Жено, се сын Твой!” — слышится слабый голос с креста. Потом, обращаясь к Иоанну, Господь сказал: “Се Матерь твоя!” (Ин. 19, 26)

Этими великими предсмертными словами Господь усыновил любимого ученика Своего Пречистой Своей Матери, а в его лице Он усыновил Ей весь род человеческий. Она лишилась Сына Святого, Он дает Ей сына грешного — всех людей, чтобы Она их спасала и защищала от врагов видимых и невидимых.

Святой апостол Иоанн потом, после воскресения Христа, проповедовал святое Евангелие иудеям. Он творил много чудес. Его ревность о Христе была столь великая, что бесы его трепетали, а безбожники приходили в ужас. Затем он был схвачен и его сильно мучили, били, колесовали, бросали в котел с кипящим оловом. Но Господь хранил Своего любимого ученика и избавлял его от смерти. Тогда мучители сослали святого Иоанна в ссылку на каменистый остров Патмос. Они надеялись, что он там погибнет. Но Господь и там хранил его. На этом безлюдном скалистом острове Господь открыл святому Иоанну будущую Судьбу Своей святой Церкви. Святой Иоанн записал это откровение в особую книгу, называемую “Апокалипсис”.

Затем святой Апостол Иоанн написал святое Евангелие. Как очевидец жизни, проповеди, страданий, смерти, воскресения и вознесения Господа, он написал это все для нас и всех народов мира.

Кроме святого Евангелия и Откровения, святой Иоанн написал еще три Соборных послания. Во всех его трудах звучит голос необыкновенной ласки, нежности и любви к людям.

Святое Предание говорит, что в дни своей глубокой старости он уже не мог ходить и много говорить. Его ученики носили на носилках.

Обращаясь к своим ученикам и народу, он говорил неизменно одни и те же слова: “Дети, милые дети, любите друг друга!” Когда ему заметили, почему он говорит им одно и то же, святой Апостол любви ответил: “Если исполните эту заповедь — и довольно с вас!”

Когда приблизился час кончины, святой Иоанн велел ученикам закопать себя в землю до половины. Они плакали и рыдали, а он смотрел на них тихим, любящим взором. Потом он велел засыпать себя по плечи, а затем и совсем, с головой…

Поднялся великий плач! Народ рыдал и стонал от скорби. Вопли неслись далеко по ветру. Женщины и дети вопили особенно жалобно. Мужчины вытирали слезы молча. Плач не прекращался несколько суток. Чтобы успокоить народ, ученики решили откопать тело святого Апостола. Когда они раскопали могилу, то… она была пуста… Только дивное благоухание легкой дымкой струилось по ветру…

Так оправдались святые Слова:

“Любовь никогда НЕ УМИРАЕТ!”

На следующий день отец Лаврентий поделился своими мыслями с одним старцем-игуменом:

— Как, отче, святой Иоанн Богослов взят живым на небо или нет?

— Любовь не может умереть, — ответил игумен.

— Но ведь и другие апостолы любили Господа, а умерли?

— Да, но святой Иоанн не испытал смерти. Так, например, думают многие святые отцы.

— А какие еще есть мнения о святом Иоанне Богослове?

— Он должен прийти на землю, как святые пророки Илия и Енох, и последний раз сказать всему миру, что Христос есть Истинный Бог и что Он идет судить мир.

— Какое чудо! — воскликнул отец Лаврентий. — А захотят ли ему поверить люди?

— Захотят или не захотят — дело ихнее. А знаете, отец архимандрит, — понизив голос, сказал игумен, — и сейчас вот Господь творит чудеса, чтобы обратить людей к покаянию.

Собеседники сели на лавочку возле стены монастырского корпуса.

БЕЛЫЙ ЦВЕТОЧЕК

Вот, например, что мне говорила бывшая прихожанка, — продолжал игумен. — У них рядом с городом есть кладбище. На этом кладбище похоронена одна девочка, единственная дочка богатой вдовы. Девочка погибла от молнии. Мать любила ее и поставила ей хороший памятник — мраморную статую Христа. Чистый, ясный, сияющий Спаситель распростертыми руками благословлял все кладбище, весь город, весь мир… Но что интересно, к этому памятнику стали приходить дети. Они собирались групками по восемь, десять душ и играли у этого мраморного Спасителя до самозабвения. Они рвали на кладбище цветы, делали веночки, мерили их на своей голове, потом, взявшись за ручки, хороводом бегали кругом могилки, кричали, пели, смеялись, прыгали. И так делали они два-три года. Особенно их интерес к Спасителю возрос тогда, когда они, идя однажды к могилке, увидели, как перед изваянием Христа стоит на коленях девочка лет двенадцати. Она молилась, сложа ручки на груди. И так она была хороша и прекрасна, что дети замерли от восхищения! Постояв немного, они закричали ей. Девочка обернулась и поманила их к себе. Ребята, обгоняя друг друга, бросились к могилке, но когда прибежали туда, никакой девочки там не было. Только где она стояла на коленочках лежал увядший веночек из живых полевых цветов… Когда дети рассказали об этом дома, и слух дошел до той вдовы, чья дочка была там похоронена, то старушка сильно плакала. Она узнала, что ее дочь молилась за детей…

Отец игумен остановился. Вынув из кармана старенькой своей ряски носовой платок, он вытер свои глаза, вздохнул, помолчал и продолжал свой рассказ:

— Понимаете, отец архимандрит, что получилось дальше? Ведь детям запретили ходить к этому памятнику!.. А на памятнике как раз были написаны слова Спасителя: “Не запрещайте детям приходить ко МНЕ”. Детишки стали скучать. У них отняли самое дорогое! Тайком, по два, по три человека они посещали родное место, но потом их сильно наказывали за это. Тогда они, собравшись стайкой, залазили на гору и оттуда смотрели на дорогого Спасителя. Но уже играть им не хотелось. Они были печальны и задумчивы. Наберут полевых цветочков, сплетут веночки и держат их в руках. Посидят, погладят их и тихо разойдутся. Что это все значило, отец архимандрит? Ну, вы скажите мне, старому человеку, — с дрожью в голосе спросил игумен.

Но отец Лаврентий молчал. Он тоже был взволнован этой детской историей.

— Ведь, понимаете, дети: никто им ничего не говорил о Спасителе. А вот полюбили Его, этот образ. Знать, им очень хорошо играть около Спасителя. Хорошо было рядом с Ним. Значит, сердечко-то их детское чувствовало, что и Христос любит их сильно и вот им было хорошо и радостно. Но что же было дальше, друг мой? — спросил игумен, и тут же сам ответил. — А вот, что. Было самое страшное — дети стали гибнуть. Поначалу заболел мальчик Ваня. Отец и мать очень любили его. А Ваня заболел какой-то непонятной болезнью. Врачи даже не могли установить диагнуз что ли, так его там называют?

— Диагноз, — поправил отец Лаврентий.

— Ну, да. И вот бедный мальчик увядал, как цветочек. Не ест, не пьет, не играет. “Что ты, милый сыночек, не ешь ничего?” — спросила его мать. — “Мамочка, не хочу” — ответил Ваня, а сам так грустно-грустно посмотрел ей в глаза. “Скучаешь что ли о ком?” Ваня промолчит, а потом заплачет, да так жалобно-жалобно, что мать не вытерпит и тоже разрыдается. Подойдет отец с новой игрушкой: “Вот, Ваня, поиграй”. Мальчик тихо возьмет игрушку, посмотрит и опять положит ее так же тихо. “Я хочу туда”, — скажет он родителям. “Куда, Ваня хочешь, милый мой?” — спросит мать. “Туда, мама, где мы все играли. Нам было там так хорошо, так радостно!” “Туда, Ваня, нельзя!” — скажет отец. — “Папа, папочка, а я хочу!” — заплачет мальчик, и так долго плачет, плачет, что ничем не уймешь его. Так, отец однажды взял его, одел потеплее и понес на кладбище. “Только не плачь, Ваня”, — говорил он. “Нет, папа, я больше не буду плакать никогда”.

Когда отец подходил к кладбищу, то заметил, что у самого памятника будто кто-то есть. Внимательно всмотревшись, он ясно увидел девочку лет двенадцати, стоящую на коленях. Дрожь пробежала по всему телу, но отец ничего не сказал Ване. Когда же они подошли ближе, то Ваня, оживившись, спросил:

“Папа, а где она?” — “Кто, мой мальчик?” — спросил отец. “Девочка!” Отец не ответил, но понял, что таинственную девочку видел и Ваня. Мальчик попросился посидеть на зеленой травке около памятника. Как он был счастлив в эту минуту! Какой он был прекрасный! Точно Ангел слетевший с неба. Грустные глаза его горели, как звездочки, бледные щечки покрылись алым румянцем, синие губки зарделись малиновым цветом. Мальчик сидел и смотрел на Спасителя. Отец никогда еще не видел его таким прекрасным, чистым, милым созданием. Вдруг мальчик воскликнул: “Папа, смотри, — белый цветочек!” Отец сорвал маленький белый цветочек, который совсем недавно еще расцвел у подножия Спасителя, и подал его сыну. Ребенок с каким-то трепетом взял в руки этот цветочек и прижал его к своей больной груди…

“НЕ ЗАПРЕЩАЙТЕ ДЕТЯМ ПРИХОДИТЬ КО МНЕ”. Прочитал Ванин отец надпись у подножия памятника, и сердце его заныло… “Пойдем, Ваня”, — сказал он грустно ребенку.

“Папа, папочка! Еще немножечко я посижу здесь и, потом пойдем,” — попросил Ваня. Когда они шли обратно, Ваня все время смотрел назад. Его осунувшееся личико опять стало бледным, а глазки — печальными. Когда памятник скрылся из виду, Ваня еще больше присмирел. Потом, не бросая белого цветочка, он обнял шею отца и тихо сказал: “Папа, а я скоро сюда приду”… Через три дня он умер. Белый цветочек положили с ним в гробик. Похоронили Ваню недалеко от памятника Спасителя…

Отец игумен умолк. Что он думал в эту минуту? — Бог знает. Чтобы немного ослабить напряженное молчание, отец Лаврентий сказал со вздохом:

— Печальная история.

— Она еще не кончилась, — сказал игумен, — и вряд скоро кончится.

— То есть, как это понимать?

— А вот как, друг мой, отец архимандрит. Мальчик Ваня был, так сказать, первой ласточкой. Спустя неделю пропала девочка лет 13-ти и ее не могли найти. Потом один мальчик бежал, упал и сломал себе руку и ногу. Затем, однажды дети пошли купаться на речку, и двое из них утонули. Одного мальчика убил пьяный отец. Другого зарезали хулиганы, уже большой парень был. Что все это значило бы, отец архимандрит? — вновь спросил игумен.

Отец Лаврентий ничего ему не ответил… Уж очень было все ясно! И старый игумен больше не спрашивал его.

Когда отец Лаврентий шел домой, в его голове звучали слова Спасителя: “Не запрещайте детям приходить ко мне”… Не то они были угрожающими, не то — умоляющими?..

ЗВОН

* * *

Пораженный печальной трагедией детских душ, услышанной от отца игумена, отец Лаврентий тем охотнее взялся читать Послания святого апостола Иоанна Богослова. В них он нашел отражение той нежной, чистой, ангельской святости и любви, которыми наделена от природы детская душа. И когда заглушаются эти святые ростки в душе ребенка, он вянет и блекнет, как сорванный цветок.

Отец Лаврентий “ухватился” за святую любовь возлюбленного ученика Христова и освежал свою скорбную душу живым источником его учений. Здесь, в Посланиях святого Иоанна Богослова, как нигде, он нашел себе отраду и ответ на многие больные вопросы современной жизни.

В настоящее “вывихнутое” время современные души жаждали ничего другого, как одной святой любви, сострадания к себе, отеческой жалости.

Святой Иоанн Богослов в своих любвеобильных Посланиях никого не укоряет, не наказывает, не клеймит огненной угрозой и возмездием. Святой апостол Петр, в священной ревности пророка Илии, бичует беззаконников самыми страшными словами. Он называет их “сынами проклятия”, безсловесными животными, срамниками, наглыми ругателями, сквернителями и пустословами, псами, возвращающимися на свою блевотину и свиньями, идущими снова валяться в грязи, а святой апостол Иоанн покрывает всех своей любовью. Он больше умоляет нежели ругает, больше сам плачет нежели наказывает. “Возлюбленные дети мои! Дети мои возлюбленные!” — вот его слова ласковые к людям, даже и к тем, которые не хотят его слушать.

Сколько раз в своем Евангелии и Посланиях он называет слово “ЛЮБОВЬ”! Сколько раз он умоляет людей, говоря: “Дети, любите друг друга!” И вот эта отеческая нежность, эта объемлющая любовь, эта всепокорящая святость сломили гордыню многих непокорных сердец, которые сложили свое оружие и пали перед нежным и правдивым словом апостола любви.

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПОСЛАНИЙ СВЯТОГО АПОСТОЛА ИОАННА БОГОСЛОВА

Святой апостол Иоанн радуется, что он видел Господа своими тазами, рассматривал Его, осязал руками своими Слово жизни. Это Слово жизни было у Отца на небе. И вот пришло к нам, стало Иисусом Христом. Святой Иоанн радуется и призывает радоваться и нас всех, верующих в Сына Божия. Тем более, что Кровь Иисуса Христа очищает нас от всякого греха. Поэтому будем исповедовать грехи свои друг другу и священникам, чтобы Господь очистил нас от всякой неправды (Ин. 1, 1-10).

2. Пишу вам, дети, пишу вам, отроки, пишу вам, юноши, пишу вам, отцы! Не любите мира, ни того, что в мире. Кто любит мир, в том нет любви Отчей…

Мир проходит и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек! (1 Ин. 2, 17).

И вдруг святой Апостол сразу говорит о самом страшном: “Дети, последнее время! Идет антихрист, и уже теперь есть в мире много антихристов. Кто отвергает Иисуса Христа, Сына Божия, тот и есть антихрист. Это лжецы вышли от нас, но они — не наши. Ибо если бы они были наши, то остались бы с нами; но они вышли, и через то открылось, что не все наши” (1 Ин. 2, 18).

3. “Возлюбленные! Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире, Духа Божия и духа заблуждения узнавайте так: всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть от Бога. А всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста… Но вы, дети, любите Бога, потому что Он прежде возлюбил вас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши” (1 Ин. 4, 1-10).

И вот какое дерзновение мы имеем к Нему: что когда просим чего, по воле Его, Он слушает нас… Дети! Храните себя от идолов! (гордости, лености, объядения, самолюбия, сладострастия, блуда, осуждения, корысти, дерзости, многословия и др.) Аминь.

Во Втором послании святой Иоанн просит христиан наблюдать за собой, чтобы не потерять того, над чем трудились, но чтобы получить полную награду. Затем он повелевает не принимать того, кто приходит с учением не Христовым. Того не принимайте в дом и не приветствуйте его, ибо приветствующий его в злых делах его участвует (2 Ин. 1, 10–11).

В Третьем послании святой Иоанн пишет о самой большой для него радости. “Для меня нет большей радости, как слышать, что дети мои ходят в истине. Не подражайте злу, но — добру. Кто делает добро, тот — от Бога, а делающий зло — не видел Бога” (3 Ин. 1, 11).

Как тихий чистый ручеек течет и напояет жаждущую землю, так учение святого Иоанна о беззаветной любви к Богу и людям напояет души человеческие. Оно утешает, умиляет и возбуждает чистый пламень любви к Господу Спасителю. Мы грешной десницей почерпнули только несколько долей из этого чистого источника, можно ли исследовать всю глубину этого дивного небесного учения? Надо быть вторым апостолом любви, чтобы вместить хоть в малой мере его святое Писание.

Ох, как теперь иссохлась душа человеческая без любви!

Как она нуждается в святой влаге доброго, искреннего слова! Весь мир чахнет в пустынном зное жгучих человеческих страстей! Вся вселенная задыхается от раскаленного воздуха взаимной злобной вражды!… А здесь течет чистый, освежающий источник любви и отрады. Течет для того, чтобы бедные, истомленные люди пили, оживлялись и радостно жили… Но нет! У людей, видимо, извратился вкус ко всему истинно жизненному. Они не хотят пить от источника Жизни, а стремятся целыми стадами к горьким водам Мерры, в тщетных поисках лучшего…

ДЕТИ

СВЯТОЙ ИОАННЕ БОГОСЛОВЕ, МОЛИ БОГА О НАС!

АМИНЬ.

СВЯТОЙ АПОСТОЛ ИУДА (не Искариотский)

Святой апостол Иуда был также брат Господень, как и святой Иаков. Он с первых дней пошел за Спасителем и стал Его учеником. Его поражала необыкновенная бедность Господа и полное безкорыстие. К тому же он видел, как начальники иудейские утопают в роскоши и с непримиримой ненавистью смотрят на их Учителя.

Можно полагать, что когда Матерь Божия приходила из Назарета проведать Своего возлюбленного Сына, то апостол Иуда, как близкий Ей человек, устраивал их встречи, которые так искала Пречистая Дева.

По вознесении Спасителя на небо, святой апостол Иуда проповедовал в Иудеи, Галилеи, Самарии, Идумеи, Аравии и Месопотамии. В дни его проповеди уже бродили ереси и лживые учения, как например такое, что можно жить и в роскоши, и в удовольствиях, и это не является грехом. Были и другие заблуждения, с которыми святой Иуда боролся словесно и письменно.

Твердо уверенный в Спасителе и имея в сердце* своем любовь к Нему и преданность, святой апостол Иуда, как и святой апостол Петр, не мог спокойно переносить ложь и клевету против Господа, каковой осыпали Учителя невежественные и злонамеренные люди.

Святой апостол Иуда в своем Послании клеймит таких людей жестокими и сильными словами. Он называет их “безсловесными животными”, нечестивцами, наглыми ругателями, мечтателями, безплодными деревьями, дважды умершими, свирепыми морскими волнами, пенящимися срамотами своими и пр.

Бичуя неверных такими словами, святой апостол Иуда говорит так не потому, что питает к ним вражду и неприязнь, а потому, что хочет пробудить в них совесть и вернуть их на истинный путь жизни. Любовь к правде, любовь к людям заставляет его мучиться душой и бить ложь огненным словом.

Святого апостола Иуду убили на кресте. Его привязали обнаженного к древу и стреляли в него, как в мишень, из луков. Стрелы вонзались в тело его, вызывая острую, жгучую боль. Мучители пускали стрелы до тех пор, пока святой Апостол не испустил дух свой Господу.

Пока еще был жив, он молился о тех, кто его убивал и просил Господа Иисуса, чтобы спаслись и они.

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПОСЛАНИЯ СВЯТОГО АПОСТОЛА ИУДЫ

Святого Апостола больше всего волновала жажда дать людям истинную веру в Господа нашего Иисуса Христа. Он переживает, что “вкрались некоторые люди, издревле предназначенные к сему осуждению, нечестивые, обращающие благодать Бога нашего в повод к распутству” (Иуд. 1, 4).

Святой апостол Иуда сразу переходит к справедливой угрозе. Он говорит, что Господь ангелов падших не пощадил. Содом и Гоморру превратил в пепел, и все это поставлено нам в пример.

…А сим злословят то, чего не знают… Горе им, потому что идут путем Каиновым, предаются обольщениям мзды, как Валаам, и в упорстве погибают, как Корей (Иуд. 1, 10–11). Это люди душевные, не имеющие духа…

Святой Иуда призывает помнить предсказанное апостолами. Они говорили, что в последнее время появятся ругатели, поступающие по своим нечестивым похотям… А вы, возлюбленные, назидая себя на святейшей вере… Сохраняйте себя в любви Божией… К одним будьте милостивы с рассмотрением, а других спасайте страхом… гнушаясь даже одеждою, которая осквернена плотью (Иуд. 1, 20–23).

Так отец Лаврентий шаг за шагом шел по пути апостольского учения. Он все больше и больше поражался жизненностью содержания этого учения и необычайной глубиной и неоспоримой правдой его сути.

ОСЕННИЙ БУКЕТ

Но вот однажды, придя в келью одного брата, отец Лаврентий увидел журнал, на обложке которого было изображено огромное дерево. В этом дереве ютились птицы разных видов, редкие животные, красивые виды растений росли на нем. Под деревом — два человека: мужчина и женщина. Они водоносами поливали корень. Под картиной надпись: “Храните богатство природы!”

“Эх, — думает отец Лаврентий, — последний букет, что дает нам природа: леса, цветы, сады, реки, озера, редкие птицы, животные, чистый воздух и проч. Разве это надо поливать?.. Мы “поливаем” природу грехами своими, мы живем безбожной жизнью, мы каждую минуту оскорбляем Бога и не собираемся как следует каяться в своих мерзостях и хотим, чтобы леса наши зеленели как и раньше, хотим, чтобы в реках и озерах вода была чистая как и прежде, мы страстно желаем, чтобы воздух, без которого мы жить не можем, был чистый и здоровый как и при отцах наших, словом — мы стремимся сохранить тот остаток богатства природы, который перешел к нам по наследству от наших отцов… Мы поняли, что без здоровой окружающей нас природы нам долго не прожить, задохнемся, как мухи, закупоренные в бутылку”.

— Что вы там смотрите? — спросил брат отца Лаврентия.

— Да вот, символическое дерево природы рассматриваю, — ответил архимандрит.

— Это верно, природу надо хранить, как зеницу ока.

— Но чем мы ее поливаем? — спросил отец Лаврентий.

— Как чем? Своим усердием, вниманием, любовью к природе.

— Природа нам дает свой последний “осенний букет”, — сказал отец Лаврентий серьезно, — и надо этот дар хранить и даже, если можно, оживить!

— То есть как это?

— А вот как, братец мой. Если мы, люди, хотим еще жить на планете, то наша жизнь зависит не от качества природы, а наоборот — природа зависит от качества нашей человеческой жизни. Иными словами, людям надо изменить свою жизнь. Им надо горько покаяться в грехах своих и, прилепившись к Богу, исправить свою жизнь. Вот тогда Бог, увидя наше обращение, даст природе новую свежесть, новую жизнь и многое еще долголетие. А если мы не перестаем безбожно грешить и даже усиливаем свои злодеяния и в то же время страстно хотим жить в благоухающей, здоровой природе, то тому не бывать!

— Ты уж очень мудро говоришь, отче, кто так может понять тебя?!

— У нас есть “живительные” источники, — продолжал отец Лаврентий все так же серьезно. — Это священное Писание, в том числе и учение святых Апостолов. Людям надо их читать и исправлять свою жизнь. И вот тогда этой чистейшей влагой будет орошаться вся наша природа, леса наши будут зеленеть еще сотни, тысячи лет, источники водные будут чистые, как слезочки, воздух будет свеж и благорастворен полезными и здоровыми элементами, все будет обновляться и воскресать, а не загрязняться и умирать как теперь.

— Да, — протянул брат неопределенно, — журнальчик хороший, недаром и зовется он “Здоровье”.

Отец Лаврентий печально посмотрел на брата и, вставая, сказал:

— Прости меня, брат, я пошел.

Идя домой, он с горечью думал: “Боже мой! До чего же мы дожили? Хотим, чтобы у нас все зеленело и расцветало, а сами все поливаем раствором яда грехов своих… И что крайне обидно — такой простой истины не понимают даже наши отцы… Эх! Если бы мне “отпечатали” уста, я бы, наверно, на весь мир закричал: “Люди! Братья! Идите к забытому источнику живой воды — читайте слово Божие, живите с Евангелием, тогда жизнь ваша и вся окружающая вас природа зацветет снова и заблагоухает на многие, многие годы…”

Последний “осенний букет” природы увядает!.. А с ним увядает и умирает жизнь всего человечества…

МНОГОДЕТНАЯ…

…Не забудутся те чувства, которые переживал он в одной горной деревне. Выходя на тропинку, ведущую к источнику, он видел вдали на высоком холме сияющую церковь. Она ликовала в слезах и лучах утреннего солнца, и какая-то непонятная тоска и боль щемили в груди и отдавались в больном, измученном сердце…

Отец Лаврентий читает дальше.

СВЯТОЙ АПОСТОЛ ПАВЕЛ

Святой апостол Павел был один из самых бедствующих Апостолов. Он так много перенес горестей, гонений, унижений, побоев за веру Христову, что ни один другой апостол этого не переносил.

На нем как бы сконцентрировалась вся злоба бесовская и злоба человеческая. И с какой непримиримой ненавистью ранее Савл (так звали его раньше) гнал и мучил Церковь Христову, с такой же жестокой ненавистью гнали и мучили его иудеи, когда он перешел в христианство.

Ему явно мстили как изменнику веры отцов, и его не только гнали из города в город. Нет! Цель была — скорее уничтожить, убить апостола Павла, чтобы он вовсе не жил, чтобы не видели его глаза и не слышен был его голос. Он так был. ненавистен начальникам иудейским, что они не знали что бы сделали, лишь бы стереть апостола Павла с лица земли. Были случаи, когда они заклинались не есть, не пить, пока не уничтожат Павла.

Как злые тени, ходили они десятками за ним, куда бы он ни пошел с проповедью Евангелия. Но ни деньги, ни грубая сила, ни коварная лесть не имели для них успеха.

Святой апостол Павел был неуязвим. Он громил своих противников метким словом мудрости и мечом святой веры в Христа. А Господь хранил его жизнь, как зеницу ока. И когда его однажды заперли в городе, чтобы он не смог вырваться из этой ловушки, то ученики спустили его ночью в корзине по стене из верхнего окна…

И всегда казалось, что жизнь великого апостола Павла висит на ниточке над пропастью: вот — расправа. Вот — конец… Однако нет! Час еще не наступил, и святой Апостол опять жил, смело проповедовал Христа и громил неверных.

Как известно, апостол Павел не был учеником Христовым при жизни Спасителя. Когда Господь ходил по городам и весям Палестины и учил народ, Савл был учеником некоего мудреца по имени Гамалиил. У ног этого фарисейского учителя Савл и познал всю мудрость века сего, а главное — изучил веру своих отцов и стал ярым ревнителем отеческих преданий.

Когда до него дошла весть об Учителе — Иисусе, Савл с пренебрежением отнесся к ней. И потом, когда вера в Христа стала расти и множиться, Савл возненавидел ее и объявил ей непримиримую войну.

Как ученый, как фарисей из знатного фарисейского рода, Савл имел огромную власть арестовывать и убивать христиан, и он это делал весьма успешно.

Заключив в темницу многих христиан в Иерусалиме, он идет с полномочиями убивать и мучить их в Дамаск, но на пути явился Иисус Христос и кротко сказал: “Савл! Савл! Что ты гонишь Меня?” “Кто Ты, Господи?” — ответил смущенный Савл. “Я — Иисус, Которого ты гонишь”, — был ответ (Деян. 9, 5).

Вот здесь-то и совершилась Великая тайна обновления души Савла — в Павла. Он понял свою прежнюю ошибку, он получил крещение и исцеление. Затем три года был в Аравии, переосмысливая свой путь, и вернулся в Иерусалим преданнейшим учеником Христа, сильным и мужественным борцом за Его святое Учение.

Святые Апостолы сначала не принимали Павла. (В крещении Савл получил имя Павла). Они боялись его, как страшного своего гонителя и врага. И когда Павел говорил, что и он стал Христов ученик — они не верили ему, считая его шпионом и ловким разведчиком. Затем, благодаря Варнаве, апостолы допустили Павла в свое общение.

Слабый и хилый с виду, апостол Павел имел такую духовную силу, что никакие ученые мудрецы, никакие знатные философы не могли устоять перед его, как меч, острым и мудрым словом. Он сокрушал все козни бесовские, одним ударом разрывал все сети, хитро сплетенные против него, и становился победителем во славу Христову.

Один тиран сказал своим друзьям: “Я не терплю слово: Любовь! Оно меня бесит, злит; оно недостойно чести и достоинства”… Это поистине сатанинское признание! Это — бесовская философия, стремящаяся все разрушить, уничтожить, все и всех погубить!..

Святой апостол Павел дышал этой Христовой любовью. Он готов был умереть за иудея и язычника, раба и свободного, верного и неверного. Он нисколько не дорожил своей жизнью, лишь бы дать ее людям, а вместе с жизнью — и радость Евангелия Христова.

Какая великая духовная сила таилась в этом с виду болезненном человеке! О, если бы теперь встал святой апостол Павел и вновь начал свою проповедь, начиная с российских пределов, весь мир “ново-языческий” разом огласился бы его огненным словом! И как он легко и метко закрыл бы нечестивые лжемудрствующие уста нынешних “философов”! Какое бы доброе и умное слово сказал он им!..

Но больше того, что сказал святой апостол Павел в своих 14-ти Посланиях, вряд ли что можно сказать?!

Для познания Бога, для спасения человека все уже сказано. Надо только нам сломить свою гордыню и благоговейно читать то, что написано святыми апостолами.

“Но нет разумевающего, никто не ищет Бога, все совратились с пути, до одного — негодные, нет делающего добро, нет ни одного. Яд аспидов на губах их” (Рим. 3, 11–13).

Отец Лаврентий читал, и у него кружилась голова. Какое-то тяжелое чувство сковывало душу. Какая-то неотвратимая черная туча шла и покрывала его келию, монастырь, городок и весь необъятный грешный мир… Даже на улице стало темнее, хотя и был еще полдень. “Что это такое?” — подумал отец Лаврентий и поднял голову. На дворе сделалось совсем почти темно… Кто-то пробежал торопливо по коридору. Кто то испуганно выкрикнул… Где-то совсем рядом страшно грохнуло… Архимандрит не тронулся с места. Он даже не встал, чтобы включить свет, а сидел в потемках… “Все совратились с пути! — неслось в воспаленной голове. — До одного негодны, нет делающего добро, нет ни одного… О Боже! Как мне душно и тяжко! Как мало света в жизни!.. Как же дальше, Господи! — послышался его сдавленный плач. — Неужели мы все погибли?”…

За окном выл ветер. Буря была ужасная! Молния сверкала по всему небу. Дождь лил как из ведра…

Когда гроза прошла, стало совсем светло. Омытая природа повеселела. Полегче стало и на душе у отца Лаврентия. Он перекрестился набожно и тихо произнес: “Тебе все возможно, Ты и мертвишь и живишь! Твори на нас волю Твою, Боже наш!”…

Собрав внимание, он снова стал читать о святом апостоле Павле.

…Героическая была борьба великого апостола с разными бесовскими заблуждениями. Каждый день он умирал за Христа Бога своего, и вновь воскресал для проповеди святого Евангелия. За каждого отдельного человека, за каждый народ он готов был страдать и мучиться. Особенно святой апостол Павел страдал за своих братьев по плоти, т. е. за еврейский народ. Он готов был быть исключенным из книги жизни, лишь бы спаслись его соплеменники. Так он любил всех и свой родной народ, что не имел покоя за его участь ни днем, ни ночью.

Здесь отец Лаврентий опять задумался. Ему бывало стыдно за себя. Он был русский человек, и он также знал, что русские наиболее отошли от Бога далеко. В других народах: украинцах, белорусах, грузинах и др. вера еще теплится, тогда как русские совсем почти забыли Господа Бога. И, можно сказать, что русские являются организаторами безбожия. От того в центральной части России снесены почти все храмы, и редко найдется село, в котором уцелела бы церковь Божия.

Вот так и еврейский народ в дни святого апостола Павла.

Он распял Христа, а русский народ совершает двойное распятие: вторично — Христа и Его святую Церковь…

“Эх! Как бы надо оплакивать мне родной мой народ! — думает отец Лаврентий. — Как слезно надо молиться о нем! Ведь какой хороший русский народ! Какой сильный, добрый, талантливый, терпеливый, умный! Какая у него славная история! Какие красивые традиции!”

… Великая для меня печаль и непрестанное мучение сердцу моему о родных братьях мне по плоти…

“А что так? — мелькнуло в голове у отца Лаврентия. — Ведь наш русский народ в таком положении считает себя куда счастливее: всюду прогресс, открытия, значительное улучшение жизни, всесторонний подъем духа и мысли… Нет! Что-то не то, что-то это не так!” — несется в голове у батюшки. “Как же не то? — перечит обратная мысль. — Тебе не то, а другим — то. Ведь многим нравится, и притом подавляющему большинству! Ох! Времена, времена! — вслух подумал отец Лаврентий, и на душе у него опять стало темнее ночи. — Другие радуются за наш народ, а я почему-то плачу, видимо, я такой уж недалекий?..”

Включив свет, так как был уже вечер, отец Лаврентий продолжал чтение.

…Святой апостол Павел прошел много стран. Он нес всем народам радость святого Евангелия Христова. Он написал 14 Посланий разным народам, в которых раскрыл все вопросы христианской веры и самой жизни.

Умер святой апостол мученически. Его, как римского гражданина, усекли мечом. Так окончилась великая жизнь святого апостола Павла — апостола языков.

“Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил, а теперь блюдется мне венец правды” (2 Тим. 4, 7–8).

МУЧЕНИЦА

ПОСЛАНИЯ СВЯТОГО АПОСТОЛА ПАВЛА

Всех их 14. Написаны они сильным, вдохновенным язычком. Ясный стиль и исключительно грамотное изложение. Благодать Духа Божия дышит в каждом слове, в каждой букве. Характерно, что во всех Посланиях святого апостола Павла нет ни слова, ни даже намека на уныние или подавленность его духа. Испытывая каждый час и минуту гонения, унижения, побои, издевательства, святой апостол не падал духом. Он был спокоен и светел. Вера, живущая в его душе, всегда укрепляла его. Христос Спаситель, имя Которого он нес всем народам земли, всегда был с ним. Он твердо верил, что Христос Бог, Творец неба и земли, победит всю силу зла. Добро и истинная вера христианская восторжествует на всей земле, и все народы узнают сладчайшее имя Христа и поклонятся Ему. Эта вера вселяла в душу апостола бодрость и радость всегда, и даже среди ужасных страданий и гонений. Он видел скорую победу Христа над сатаной и в душе своей радовался этому. А любовь к Спасителю озаряла его и согревала, вселяя радость вечной жизни в его сердце. И вот эту-то радость святой апостол раздавал всем, кто только поверит Христу и полюбит Его всем своим существом. Упоенный пламенной любовью к Господу, святой апостол восклицает: “Кто отлучит нас от любви Божией? Скорбь, или теснота, или гонение, или нагота, или опасность, или меч?” (Рим. 8, 35).

Любовь ко Христу сильнее всех этих страхов и смертей, и ничто не может победить ее, идя уничтожить.

“Ни смерть, ни жизнь, ни ангелы, ни начала, ни силы, ни господствия, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем” (Рим. 8,38–39).

Этот великий гимн святой Любви, воспетой святым апостолом Павлом, проходит светлой полосой через все его послания.

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПОСЛАНИЯ К РИМЛЯНАМ

Сущность этого Послания — оправдание верой через смерть «Я и воскресение Господа нашего Иисуса Христа.

а) Если ранее язычники предавались всякой нечисти: блуду, женоложеству, мужеложству, мерзости, срамоделанию, то теперь во Христе новый человек. Через Спасителя мы примирились с Богом. Из врагов стали детьми по благодати.

б) Святой апостол строит путь к небу из следующих добродетелей.

Вера дает мир душе,

мир рождает благодать,

благодать — надежду,

от надежды — скорби,

от скорбей происходит терпение,

от терпения — опытность,

от опытности — упование вечной жизни,

от упования — любовь (Рим. 5, 1–5).

в) Если все распри происходят от гордости, то и думайте о себе скромно, по мере веры, какую каждому уделил Бог. Покорность властям, покорность старшим, покорность установленным традициям Церкви, покорность друг другу. Сильные должны помогать слабым, а не себе угождать (Рим. 12,3-20).

г) Умоляю вас, братья, Господом нашим Иисусом Христом и любовью Духа — подвизаться со мною в молитвах за меня к Богу. Чтобы избавиться мне от неверующих в Иудее и чтобы служение и мое… было благоприятно святым. Дабы мне в радости, если Богу угодно, прийти к вам и успокоится с вами (Рим. 15, 30–32).

д) Умоляю вас, братья, остерегайтесь производящих разделения и соблазны вопреки учению, которому вы научились, и уклоняйтесь от них… Приветствуйте друг друга с целованием святым… Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми вами. Аминь. (Рим. 16, 24).

ПОСЛАНИЕ К КОРИНФЯНАМ (1-е)

Святой апостол Павел смущен, что среди коринфских христиан происходят разделения на партии. Одни говорят: я Павлов, другие — я Аполлосов, а иные — я Петров, а иные — я Христов. “Разве разделился Христос?! ” — восклицает святой апостол. Разве Павел распялся за вас, или Петр, или Аполлос?” Читая это место, отец Лаврентий задумался. Ему вспомнился случай, как в одном храме подрались прихожане. И с кем, думаете? Да между собой подрались. В храме было четыре батюшки, и каждый батюшка тянул к себе духовных чад как можно больше. Отец Иван затягивал к себе ласковым, льстивым словом; отец Григорий — деньгами. Станет так благословлять человека и незаметно оставит в его руке красненькую бумажку. Отец Максим хорошей исповедью тянул к себе, а отец Никандр, этот — хорошей проповедью. И самое горькое было то, что батюшки враждовали между собой постоянно из-за духовных чад. И каждый старался от другого перетянуть к себе. Ну настоящая скупщина. И вот все передрались за своих батюшек, а батюшки передрались между собой за своих духовных детей.

В храме стало тихо… потому, что его закрыли.

Вспоминая этот случай, отец Лаврентий с горечью подумал: “Что бы таким “духовным отцам” сказал святой апостол Павел? И что бы он сказал таким “духовным чадам”… Разве Христос разделился? Разве отец Григорий или отец Максим распялся за вас? Какое невежество пастырей и какая плотяность духовных чад!… Если бы отец Иван, отец Максим, или отец Никандр смиренно служили у Престола Божия и смиренно ставили себя ниже один другого и вели бы своих чад духовных ко Христу, а не к себе привязывали, тогда в храме и по сей день была бы служба”.

“Погублю мудрость мудрецов,

и разум разумных отвергну” (1 Кор. 1, 19).

Истинно такие разделения бывают от духовной гордости пастырей и от их лжемудрования. Сохрани, Матерь Божия, нашу святую Православную церковь от такого страшного разделения. Если уж раздоры среди рядовых пастырей приводят к закрытию храмов Божиих, то что может быть, если раздоры пойдут среди архиереев, митрополитов, патриархов?!

а) Итак, святой апостол Павел видел, что разделение в Коринфской церкви произошло от гордости. Некоторые ученые и родовитые пастыри унижали неученых и бедных священников и христиан, они считали их необразованными, невежественными. Святой апостол Павел хотя сам был ученейшим апостолом, однако он встает на защиту этих неученых и простых.

“Бог избрал немудрое мира,

чтобы посрамить мудрых.

И немощное мира избрал Бог,

чтобы посрамить сильное;

и незнатное мира и уничиженное,

и ничего не значащее избрал Бог,

чтобы упразднить значащее…

и это для того, чтобы никакая плоть

не хвалилась пред Богом

(1 Кор. 1, 27–29).

б) От гордости и блудодеяния.

“Некто вместо жены имеет жену отца своего”. А вы еще гордитесь, а надо плакать…

Дух святого Апостола возмутился гневом священной ревности по чистоте. “Я решил такого предать сатане во измождение плоти, чтобы дух был спасен… Малая закваска квасит все тесто. Бегайте блуда… Разве не знаете, что тела ваши суть храм живущего в вас Духа Святаго… И вы не свои, но куплены дорогой ценой” (1 Кор. 6, 18–20).

Заклеймив страшным позором блуд, святой Апостол восхваляет девство и чистоту. Он говорит, что не женатым быть лучше, нежели женатым, и девой быть лучше, нежели замужней. Время уже коротко, так что имеющие жен должны быть как не имеющие… и пользующиеся миром сим — как не пользующиеся. (1 Кор. 7, 29–30).

в) В 13 главе святой апостол Павел увековечивает святую любовь, как вечную царицу. Он облекает ее в царские одежды и полагает на голову драгоценный венец. Коринфские мудрецы ставили во главу угла чопорную ученость и знание иностранных языков. Святой Апостол разом опроверг эту аристократическую псевдомудрость.

“Любовь выше всех языков, даже ангельского.

Любовь выше всех чудес, даже если и горы переставляете.

Любовь выше всех жертв, даже если и тело свое отдадите в огонь, — ничто не будет значить без святой Любви”.

И вдруг святой Апостол ставит великую лестницу Любви от земли на небо.

“Любовь долготерпит, — восторженно говорит он.

Любовь милосердствует,

Любовь не завидует,

 не гордится,

  не безчинствует,

   не ищет своего,

    не раздражается,

     не мыслит зла,

      не радуется неправде,

       сорадуется истине,

        все покрывает,

         всему верит,

          всего надеется,

           все переносит.

Любовь никогда не перестает.

Пророчества прекратятся, языки умолкнут; знание упразднится, а Любовь будет ВЕЧНО!”

(1 Кор. 13, 1-13)

Поистине счастлив тот безконечно, кто имеет святую Любовь!

ОДА СВЯТОЙ ЛЮБВИ

“Отрезвитесь как должно и не грешите, ибо, стыду вашему, скажу, некоторые из вас не знают Бога” (1 Кор. 15, 34).

ПОСЛАНИЕ К КОРИНФЯНАМ (2-е)

Святой Апостол вторично пишет Коринфской церкви. Он спешит утешить тех, с кем поступил строго и кого огорчил первым посланием. Отлученца за грех блуда он просит простить и снова принять в общение, так как он исправился.

а) Затем святой апостол Павел просит не преклоняться под чужое ярмо с неверными, ибо какое общение праведности с беззаконием… какое согласие между Христом и Велиаром. (2 Кор. 5, 14–15).

б) Остерегайтесь лжеапостолов, злых делателей, которые принимают на себя вид апостолов Христовых. И это не удивительно, потому что и сатана принимает вид ангела света… Но конец их будет по делам их. (2 Кор. 11, 13–14).

в) Чтобы отвести от себя суетную похвалу, святой апостол говорит, что знает человека, который был восхищен в рай и слышал там неизреченные слова, которых человеку нельзя передать. (Этим раевидцем был сам святой апостол Павел).

Поэтому, перенося скорби и гонения, он благодушествует, зная, что в скорбях и притеснениях за Христа таится неизреченная радость и обетование вечной славы на небесах…

Испытывайте самих себя: в вере ли вы. Самих себя исследывайте… Радуйтесь, усовершайтесь, будьте единомысленны, мирны, и Бог любви и мира будет с вами. Аминь. (2 Кор. 13, 11).

НЕ ОТГОНИ

СВЯТЫЙ АПОСТОЛЕ ПАВЛЕ, МОЛИ БОГА О НАС!

П0СЛАНИЕ К ГАЛАТАМ

Враг рода человеческого по пятам ходил за апостолом Павлом. Святой Апостол сеял семена любви и правды, сатана досевал вражду и ложь. И стоило святому апостолу Павлу перейти в другое место, как здесь начинали бурно всходить “волчцы” раздоров и отступлений. Люди колебались, ссорились; святой апостол Павел скорбел, услыша обо всем этом.

По этим причинам он пишет Галатам. Он ревнует о своих духовных чадах. Он пламенеет и возбуждается духом за них. Он с горечью видит, как зло и неправда завладевает их сердцами.

а) “Удивляюсь, — пишет он Галатам, — что вы от призвавшего вас благодатью Христовою так скоро переходите к иному благовествованию… Ибо если даже мы или ангел с неба стал благовествовать не то, что мы благовествовали вам, да будет АНАФЕМА! АНАФЕМА! АНАФЕМА! (Гал. 1, 6–8). Стойте во свободе, которую даровал вам Христос и не подвергайтесь опять игу рабства… О, если бы удалены были возмущающие вас!… Весь закон в одном слове: люби ближнего своего, как самого себя…

б) Святой апостол говорит, что в человеке постоянная борьба духа с плотью. Дух требует своего, а плоть — своего. Поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделение плоти.

Плод духа:

Воздержание,

 Кротость,

  Вера,

   Милосердие,

    Благость,

     Долготерпение,

      Мир,

       Радость,

        Любовь.

“Если мы живем духом, то по духу и поступать должны” (Гал. 5, 25).

А дела плоти:

Безчинство,

пьянство,

убийства,

ненависть,

ереси,

разногласие,

распри,

гнев,

зависть,

ссоры,

вражда,

волшебство,

идолослужение,

непотребство,

нечистота,

блуд,

прелюбодеяние

и тому подобное

(Гал. 5, 19–22).

“Поступающие так Царствия Божия не наследуют” (Гал. 5, 21).

Какая страшная лестница, ведущая в глубину преисподней! Какой ужасный спуск по этим страшным ступеням, все ниже и ниже низводящим бедного грешника во тьму кромешную! Если он хоть на три-четыре ступени спустился, то как трудно ему подняться обратно. Как трудно, да и возможно ли без помощи Божией?

В 1970 г. в Болгарии открыли “Черную пропасть”. Это самый глубокий подземный колодец в мире. Вглубь “Черной пропасти” вели небольшие металлические ступени, поржавевшие от времени. Кто подходил к этой Черной пропасти и смотрел в нее, у того кружилась голова и холодный пот выступал по телу… Гнилой ледяной запах выходил из страшной пропасти, заставляющий людей скорее отойти от нее подальше. Ну, а если бы еще из глубины этой пропасти люди услышали стоны, плач и рыдание многих голосов?..

Смрадные и безбожные грехи своей многоступенчатой десницей низводят бедного грешника еще глубже “Черной пропасти”…

Вначале люди сами идут по этой адской лестнице, а потом их уже влекут, почти чуть ли не силком, завязав канатом за шею… Ох, какой это ужас! И какое вечное несчастие!

“Сеющий в плоть свою, от плоти пожнет тление, а сеющий дух, от духа пожнет жизнь вечную”. Аминь.

(Гал. 6, 8).

ПОСЛАНИЕ К ЕФЕСЯНАМ

Святой апостол Павел перед духовными очами ефесских христиан создает как бы в видении дивное здание Церкви Божией. Эта Церковь Божия создана на основании Апостолов и Пророков, имея Самого Иисуса Христа краеугольным камнем. На этом камне все здание Церкви, слагаясь, стоит стройно и чинно (Еф. 2, 20–21). Одних он поставил апостолами, других — пророками, иных — евангелистами, иных — пастырями и учителями к совершению святых, на дело служения…

Поэтому мы не должны быть более младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения… Но следует облечься в нового человека, созданного по Богу, в праведности и святости истины… Отвергши ложь, говорите истину каждый ближнему своему… Гневаясь, не согрешайте; солнце да не зайдет во гневе вашем. И не давайте места дьяволу. Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, а только доброе для назидания в вере… (Еф. 4, 29).

Поступайте осторожно, не как неразумные, но как мудрые, дорожа временем, потому что дни лукавы…

Далее святой апостол рисует “златую цепь” святого послушания: Жены, повинуйтесь своим мужьям как Господу… Мужья, любите своих жен, как Христос возлюбил Церковь… Дети, повинуйтесь своим родителям в Господе… а вы, отцы, не раздражайте своих детей, но воспитывайте их в учении и наставлении Господнем (Еф. 5, 1–4).

И, наконец, святой Апостол умоляет укрепиться Господом, потому что брань наша страшная и опасная, козни бесовские велики, и наша борьба не против крови и плоти, но против начальства, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных… (Еф. 6, 10–12).

Эти слова святого апостола Павла читаются при пострижении в монашеский чин. Ведь кто, как не они, первые из всех, призываются на смертельную борьбу с дьяволом! Призываются не только бороться с ним, но и победить его коварную силу. А если монахи этой борьбы с бесом и страстями не ведут, то они и не монахи, а тщеславные лжемонахи. Аминь.

ПОСЛАНИЕ К ФИЛИППИЙЦАМ

Святого апостола Павла выводят из терпения эти “разорители” учения Христова. Как ни старается святой апостол дать 4 людям чистую Евангельскую пищу, “злые делатели” обязательно подмешают яд свой, и “псы” растаскают, разнесут эту ложь по свету, очерняя и подавляя истину Христову. “Утешьте меня и дополните мою радость, — пишет святой апостол к филиппийцам, — имейте одни мысли, имейте ту же любовь и будьте единодушны и единомысленны… Ничего не делайте по любопрению или по тщеславию, но смиренномудрено почитайте один другого высшим себя”. (Флп. 2, 2–3).

Посмотрите же на Господа Христа. Он смирил Себя, был послушным даже до смерти, и смерти крестной. Посему Бог и превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени. Дабы пред именем Иисуса поклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних… (Флп. 2, 8-10).

Святой апостол плачет от жалости, что враги так ловко и коварно извращают истину Божию. “Ибо многие, о которых я часто говорил вам, а теперь даже со слезами говорю, поступают как враги Креста Христова. Их конец — погибель. Их бог — чрево, а слава их — в сраме, они мыслят о земном. Наше же жительство на НЕБЕСАХ, откуда мы ожидаем Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа (Флп. 3, 18–20). Богу же и Отцу нашему слава во веки веков. Аминь.

НА РУБЕЖЕ

ПОСЛАНИЕ К КОЛОССЯНАМ

Наконец-то святой апостол радуется, что колосские христиане хранят веру в Господа Иисуса Христа, любят Спасителя и укрепляются силой могущества Его… Поэтому, хотя он сам и страдает в скорбях и гонениях, однако дух его радуется за духовных детей. “Ибо хотя я и отсутствую телом, но духом нахожусь с вами, радуясь и видя ваше благоустройство и твердость веры вашей во Христа” (Кол. 2, 5).

Посмотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу (Кол. 2, 8).

О, как теперь в наш суемудрый двадцатый век “простое” учение Евангелия смешивается с примесью фальшивой философии, пустым обольщением по стихиям мира, а не по Христу!… И так называемые нынешние богословы, преподающие учение Христово в духовных школах, как они изворачиваются в изъяснении, например, чудес Иисуса Христа. Они не хотят прямо сказать, что вот Господь наш Иисус Христос силой Своей исцелил слепорожденного, и он стал видеть, а говорят так: вот, мол, Иисус Христос плюнул на землю, сделал мазь из земли. Эта мазь имела свои химические целительные свойства: оттого-то слепой и стал видеть…

Разве это не фальшивая философия по стихиям мира? И еще страшнее — разве это не прямое кощунство над Божественной силой Иисуса Христа?

Святой Апостол отечески предупреждает нас и от другой крайности: “Никто да не обольщает вас самовольным смиренномудрием и служением Ангелов, вторгаясь в то, чего не видел, безрассудно надмеваясь плотским своим умом”. (Кол. 2, 18).

Что это такое? Да это не менее страшное дело, чем философия по стихиям мира. Объясним это лучше примером.

Одна уже немолодая монахиня решила подвизаться. Она стала молиться (хотя и не так уж много). Но вот во время молитвы стала замечать, что с ней в комнате есть еще кто-то. Обернувшись, она увидела “ангела”. Ей стало радостно и приятно, и она об этом никому не говорила, боясь, что неопытные духовники не поймут ее. Так она сделалась скрытая, “смиренная”, почти кроткая и воздержанная, пока однажды “светлый ангел” чуть не задушил ее… А другая явно видела бесов в своей комнате и этим хвалилась перед другими.

Да владычествует в сердцах ваших мир Божий, к которому вы и призваны… Будьте дружелюбны. Слово Христово да вселяется в вас обильно со всякой премудростью… Все что делаете, делайте во имя Господа нашего Иисуса Христа, благодаря через Него Бога и Отца (Кол. 3, 15–17). Аминь.

СОРАСПЯТИЕ

Едва отец Лаврентий окончил чтение, как в дверь его келии постучали. Неизвестный голос сотворил молитву. ‘Аминь”, — ответил отец Лаврентий и сам открыл дверь. “Я к вам, батюшка”, — сказал священник средних лет, входя в келию. “Пожалуйста, отец Петр, милости просим”, — пригласил отец Лаврентий. “У меня серьезный разговор к вам”, — сказал отец Петр и сам закрыл дверь. “Помолимся”, — предложил отец Лаврентий.

Поклонившись святым иконам, они сели на стулья. “Дело вот в чем, — начал гость без разных предисловий. — Я вас знаю давно и доверяю вам душевные свои тайны”.

Отец Лаврентий наклонил голову и приготовился слушать. “Я служу на приходе, и вы знаете, какой он у меня. Почти самый большой и самый разбросанный. Мои духовные дети работают и на фабрике, и в колхозах, работают на строительстве дорог и лесоразработках. Много их в дальних краях на заработках, много их в здешней больнице и доме престарелых, монашествующие, молодежь есть — ребята и девушки, — младенцы. О Боже! Душа моя рвется на миллион кровавых частиц, и за них я не имею себе покоя ни днем ни ночью. Только вот, когда служу Божественную литургию, наплачусь за всех, нарыдаюсь и немного успокоюсь. А правильно ли я делаю, отче? — глядя прямо в глаза отцу Лаврентию, спросил отец Петр. — Когда я служу Литургию, я прошу у Господа только одного — чтобы Он, Милосердный, спас моих духовных чад всех до единого. Чтобы никто из них не стал жертвой диавола. Ну никто! И чувствую я душой, что Господь это обязательно сделает, не ради моей молитвы, а по Своей неизреченной любви”.

Отец Петр передохнул и вытер глаза носовым платком. По выражению лица отца Лаврентия он понял, что отец архимандрит не осуждает такой его молитвы.

“Молюсь я и дома, — продолжал Петр. — И молюсь, не в хвальбу сказать, иногда горячо. У меня в комнате большое Распятие, и я люблю перед ним молиться. И вот вчера, что у меня получилось. Читал я вечерние молитвы один. Все семейные спали. Прочитал так я молитвы и вспомнил о своих прихожанах, где они? Кто и что делает? Время теперь страшное, погибнуть можно в одну минуту. А они рассеяны, как горох в осеннюю пору, кто где, живут, кто как. Спасаются, бедные, как кто сумеет. А иные и совсем не думают о спасении души своей, суета их засосала по горло, болезни, заботы заморили совсем с головой. Подумал вот я так, и горько-горько сделалось на душе. Мне даже показалось, что сердце мое кровью захлебнулось и перестало биться… даже само время как бы остановилось. Смотрю я так на Распятие, смотрю, а оно оживает передо мной. Господь тихо поднял Свою голову с груди, открыл глаза, да так на меня и смотрит… глаза глубокие, впалые, но лучистые, лучистые… Я замер, как статуя, все тело у меня задрожало будто в лихорадке. Не сон ли я вижу? И осенив себя крестным знамением, еще и больно ущипнул себе руку выше локтя. Вот видите черное пятно?”

И отец Петр показал руку выше локтя и продолжил: “Когда я убедился, что это не сон, а наяву, мне стало еще страшнее, озноб пробежал по всему телу, члены застыли. Но вот я заметил, что пригвожденные руки Спасителя вздрагивают от боли. Я не помню, как проникся жалостью к Господу и говорю Ему: “Иисусе Сладчайший! Ты до сих пор на кресте!” Он устремил Свой взор вдаль и тихо сказал: “Не сойду с креста, пока всех не привлеку к себе”. Я упал ниц и зарыдал. В глазах у меня дрожал образ страдающего Господа. Устремленный вдаль взор жаждал спасения людей… “НЕ СОЙДУ С КРЕСТА, ПОКА ВСЕХ НЕ ПРИВЛЕКУ К СЕБЕ!” Этот тихий голос терзал мою внутренность, и я чувствовал себя виновным перед Господом и духовными детьми… “Как я живу? Как я молюсь?” — думал я, валяясь на полу. Как я часто схожу с пастырского креста своего и ищу себе успокоения!

Так ли я, окаянный, страдаю за народ, как страдает Господь мой Иисус Христос?!. Я не смел подняться с пола и еще раз посмотреть на Распятие. Мне было стыдно за себя, за свою плотяность, леность и нерадение… Так прошло не знаю сколько времени; только мне показалось, что в комнате стало темнее. Собравшись с духом, я поднял лицо и со страхом взглянул на Распятие… Было темно, лампадочка погасла. Сквозь окно пробился лунный свет, и я увидел одни руки Спасителя. Они были распростерты и казались живыми. Лица Спасителя не было уже видно. И вот сам не знаю как, будто молния осветила мне голову и мысль заговорила: “Сораспнись Христу за своих детей духовных!” Я поднял свои руки и стоял крестообразно перед Распятием. Руки Господа и мои руки были воздвигнуты горе. В этот же момент я почувствовал в своей душе какое-то духовное удовлетворение… Я стоял так несколько часов, мне было радостно, что я сораспинаюсь Христу моему. К тому я почему-то был твердо убежден, что пока я стою с крестообразно воздетыми руками, мои духовные дети побеждают врага, а как только я опущу руки вниз, то их побеждает диавол. Так ли я думаю, отче? Скажи мне истину”.

И отец Петр устремил свой взор на отца Лаврентия. Архимандрит не сразу ответил. Он был в каком-то тяжелом состоянии. Глубокая кривая морщина легла через весь его лоб. Он напряженно думал, а потом сокрушенно сказал: “Мы, духовенство, бежим от скорбей. Мы готовы сойти с креста своего и искать себе успокоения. И мы же одновременно хотим, чтобы наши духовные дети спаслись и не погибли. Но возможно ли спастись людям, если их пастырь не на кресте?.. Потому-то книжники и фарисеи говорили Христу: “Сойди с креста, и мы уверуем в Тебя!” Они говорили так не потому, что хотели уверовать в Сына Божия, а потому, что хотели, чтобы Спаситель сошел с креста, и тогда никто не смог бы спастись. Так вот и теперь нас, пастырей, враги низводят с креста, они обещают нам разные приманки: иную мирную деятельность на благо человечества, иной пастырский подвиг вне молитвы и собранности. Предлагают нам то хлебы, то власть, то выгодный переход на их сторону для совместной работы. Это все то, что сатана однажды предлагал Господу Иисусу Христу, искушая Его в пустыне…

Наш Спаситель категорически отверг все эти демонские предложения и взошел на крест, как судил Ему Отец. А вот мы теперь, сопастыри Христовы, идем на эти бесовские приманки, или совсем не входим на крест страдания, или, взойдя на него, вскоре сходим с него, и этим представляем своим духовным детям гибнуть, а бесам торжествовать победу…”

“Скажите, отче, а можно мне молиться с воздетыми крестообразно руками?” — спросил отец Петр.

“Сам Христос показал вам это”, — ответил Лаврентий, а потом, подумав, добавил, — “Об одном прошу вас, отец Петр, храните тайну этого видения до самой смерти”.

“Помолись обо мне грешном, отче”, — смиренно попросил отец Петр, и оба пастыря упали друг другу в ноги.

На следующую ночь отец Лаврентий совсем почти не спал. Ему представлялись какие-то плачущие образы. Они умоляли его помочь им в чем-то. Кто-то ухватился за его ноги, кто-то упал на землю и горько плакал… Потом он слышал даже не во сне, а наяву какие-то голоса: то многие, то поодиночке. Они будто кричали там, за окном… Может быть это шумел ветер и хлестал дождь в окно? Но нет! Голоса слышались явно и звали его по имени: “Отец Лаврентий, дорогой наш батюшка, — слышались умоляющие голоса, — мы гибнем, враг совсем нас одолел… батюшка! Батюшка”…

Спать было невозможно. Сердце ныло, как в тисках, голова кружилась и все путалось.

Собрав последние силы, отец Лаврентий встал, оделся. Была еще ночь. Надев епитрахиль и поручи, он встал среди келии, перекрестился перед иконами и воздел руки к небу… Слов не было. Мысль извелась и потухла, но сердце подсказывало, что делать надо только так…

Постояв немного с крестообразно воздетыми руками, отец Лаврентий стал замечать, что крики и возгласы за окном стали уменьшаться, потом совсем умолкли…

Много дней потом отец Лаврентий провел под острым впечатлением слов Спасителя: “Я не сойду с креста, пока не привлеку всех к Себе”…

И когда он становился на молитву, то теперь его руки сами поднимались к небу. Его душа по-апостольски сораспиналась Христу.

Сила крестообразного воздевания рук к небу была испытана уже задолго до Иисуса Христа. Когда еще Моисей вел Израильский народ через пустыню в землю обетованную, то на пути они столкнулись с сильным народом — амаликитянами. Произошла страшная схватка. Моисей был на горе. Он стал молиться: когда он поднимал руки к небу, израильтяне побеждали, а когда опускал — побеждали амаликитяне.

ПОСЛАНИЯ К ФЕССАЛОНИКИЙЦАМ (1-е)

Какое великое счастье для человека, что Бог хочет освятить его даром! Смыть всю грязь грехов, очистить душу от всякой мерзости, сделать человека чистым и непорочным для того, чтобы вселить в рай. Это может сделать только Господь по Своей неизреченной любви и милости. От нас же зависит — соблюдать свой сосуд в святости и чести… Ибо призвал нас Бог не к нечистоте, но к святости. (1 Фес. 4, 4–7).

А сколько у нас любимых сродников умерли и перешли в иную жизнь! Что о них сказать нам, живущим?

“Не хочу оставить вас, братия, в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды… Когда мы доживем до Пришествия Господня, тогда Сам Господь при гласе Архангела и трубе Божией сойдет с неба, и веровавшие во Христа воскреснут первые. А потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем” (1 Фес. 4, 13–17).

А когда же придет Господь? — Когда будут говорить: “Мир и безопасность”, — тогда внезапно постигнет их пагуба… Итак, не будем спать, как прочие, но будем бодрствовать и трезвится… (1 Фес. 5, 3–6) .

И здесь святой апостол дает нам целую программу жизни. “Просим же вас, братия, уважать трудящихся у вас и предстоятелей ваших в Господе и вразумляющих вас. И почитать их преимущественно с любовью за дело их…”

Давая наставление уважать истинных пастырей, святой апостол этим хочет сказать, что находящихся в едином союзе с пастырями враг-антихрист не сумеет обольстить и обмануть. Они бодрено встретят Христа и войдут с Ним в Чертог Славы…

“Всегда радуйтесь, — пишет святой апостол, — непрестанно молитесь, за все благодарите… Духа не угашайте. Пророчества не уничижайте. Все испытывайте, хорошего держитесь. Удерживайтесь от всякого рода зла…” (1 Фес. 5, 12–22).

ПОСЛАНИЕ 2-Е

Получив первое Послание и прочитав его, фессалоникийские христиане глубоко приняли его к сердцу. Особенно их поражала весть о скором Втором Пришествии Христовом. Они стали бросать свои житейские дела и каждый день ожидали на облаках явление Спасителя. Святой апостол Павел пишет им Второе послание и успокаивает их тем, что день тот не придет, доколе не придет прежде ОТСТУПЛЕНИЕ (от веры) и не откроется человек греха, сын погибели (Антихрист). Он будет превозноситься выше всего, называемого Богом или святыней, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога… (2 Фес. 2, 4).

Но антихрист не придет до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь… Кто это удерживающий? — Дух Святый, действующий в Церкви; или сильная гражданская власть, в частности, тогда Римская империя, а сейчас… какая империя?.. Когда “удерживающий” будет взят, тогда и откроется беззаконник (антихрист), которого Господь Иисус убьет Духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего. А пришествие антихриста будет по действию сатаны… со всякой силой, знамениями и чудесами ложными (2 Фес. 2, 8–9).

Чтобы нам не быть обманутыми врагом, святой апостол упрашивает держаться ПРЕДАНИЯ, которое передали апостолы устно или Посланиями.

Святое Предание хранится теперь в Церкви Православной. Поэтому надо блюсти Церковь Божию, нашу матерь, как зеницу ока, и любить ее, и жертвовать за нее своей жизнью… Кто не хранит святого Предания — удалиться от такого человека и не сообщаться с ним, чтобы устыдить его. Но, однако, не считайте такового за врага, а вразумляйте, как брата (2 Фес. 3, 15).

Кажется, теперь это последнее наставление святого апостола перешло все границы. Так как с иноверцами, даже с еретиками, наше православное духовенство совершает не только общение и собеседование, но вместе и служат в храмах, вместе молятся. Тогда как подобное соединение с ними запрещено святыми апостолами и святыми отцами Церкви. И вот получается, что мы Предания апостольского теперь не держим и грубо нарушаем его, оправдывая себя благородными миротворческими мотивами.

ОСТАНОВИСЬ!

“Ибо праведно пред Богом — оскорбляющим вас воздать (вечной) скорбью” (2 Фес. 1, 6).

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПАСТЫРСКИХ ПОСЛАНИЙ СВЯТОГО АПОСТОЛА ПАВЛА

СВЯТОЙ АПОСТОЛ АНДРЕЙ ПЕРВОЗВАННЫЙ

Святой апостол Андрей был родным братом апостола Петра, но только младше его. С первого раза как Господь позвал за Собой Андрея, он вместе с братом Петром оставил рыбацкие сети и пошел за Спасителем. По своей скромности святой Андрей не проявляет себя среди других апостолов; он уклоняется от всего гласного и видного, представляя первенство другим, более достойным и способным. Сам же, подобно святому Иоанну Богослову, смиренно довольствуется тем, что каждый день и час видит Господа, слышит его голос и пользуется званием Его ученика. Особую славную миссию выполняет святой Андрей после вознесения Спасителя на небо. Он получает жребий проповедовать Евангелие в странах Черноморского побережья. Таким образом святой апостол Андрей с учениками попал в нашу южную Русь, священный град Киев. Конечно, г. Киева тогда еще не было, а были одни горы и расстилался степной ковыль. Святой апостол поднялся на эти горы и сказал: “Здесь, на этих горах, будет великий город и много, много церквей”. В знак памяти на вершине горы он велел поставить большой деревянный крест. Спустя пять-шесть веков на киевских горах действительно поднялся большой город, ставший центром славной Киевской Руси.

Великий князь Владимир, крестивший киевлян в девятом столетии, распространил христианство по всей южной России, а потом вера Христова засияла и по всей необъятной матушке русской земле. Таким образом, святой апостол Андрей является нашим родным Апостолом, еще в первом веке озарившим нашу страну светом Евангелия Христова. Святой апостол Андрей умер мученической смертью. Его распяли на Х-образном кресте. Умирая, он радовался душой и сердцем. Более двух суток он висел на кресте. К нему приходил народ, и он поучал его с креста, затем его добили, и он умер с тихим сияющим лицом.

“Придите, благословенные Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царство от сложения мира” (Мф. 25, 34).

Святой апостол Андрей принес святое Евангелие Христово нам, в нашу русскую землю. Русская земля от своего младенчества до зрелости возрастала силой Евангельского слова, духовно питалась им, мужала, крепла, била врагов и иноземных захватчиков, а вот теперь, когда стала сверхмощной державой, возгордилась… Евангелие Христово отбросила в сторону… Что будет теперь без Евангелия?.. Оно заменено другим “благовестием”, но только не Христовым и не Божественным… “Драгоценный камень” — Христос выброшен из грандиозного здания “Новая Россия”. Поэтому восточный угол этого здания завис…

Петр Степанович у Достоевского говорит: “Настоящее свинство в том, что в России простой человек верует в Бога больше, чем священник”… (“Бесы”). А старец Зосима (“В братьях Карамазовых”) говорит Алеше такие слова: “Если и весь мир совратится, и ты единый останешься, принеси жертву Богу, а если вас двое будет, то вот уж и весь мир — живой любви”…

СЕЯТЕЛЬ

СВЯТОЙ АПОСТОЛ ФОМА

Святой апостол Фома, как и все апостолы, нес светильник веры Христовой во тьму народную и пробуждал народ от духовного сна.

Далекая Индия была местом его проповеди, где он перенес много скорбей, побоев и злостраданий. И если святой Фома особое “недоверие” проявил к чуду воскресения Христова из мертвых, то потом он уже наиболее горячо и убежденно нес учение Христа людям как человек, опытно познавший истину Божию.

Святой апостол Фома по складу своего характера наиболее близко походил к нам, современным людям. Теперь мы, как никогда, (особенно мало-мальски ученые) не хотим верить никаким чудесам. “Бога нет и чудес нет, — говорят люди легкомысленно. — Надо проверить, увидеть, пощупать руками, так ли это. А если ощупать нельзя и увидеть невозможно, то, значит, и нет этого ничего и никого”…

Только разница святого апостола Фомы с людьми нашего ХХ-го века та, что апостол Фома не доверял истине по любви к самой истине, а мы не верим истине по любви ко лжи… Разница оказывается огромная. Вот один человек летал в космос. А когда он прилетел оттуда, то людям все говорил, что он никакого Бога в космосе не видел, хотя и летал туда не для того, чтобы найти там Бога. А другой, когда там летал, в изумлении все говорил:

“Боже, Ты сотворил небо и землю, и как предивно и превосходно сотворил их!”…

Вот такие у нас на земле дела.

Святой апостол Фома знал наперед, что будут же такие люди после него, которые не захотят верить на слово. Но святой апостол счастлив. Он нашел истину, и в восторженной радости воскликнул: “Господь мой и Бог мой!” (Ин. 20, 28). А вот найдем ли мы ее, если любим более ложь, нежели истину…

Умер святой апостол Фома мученически, за проповедь святого Евангелия его осудили на крест. Привязавши к кресту обнаженным, в него стали пускать стрелы. Несколько человек стреляли из луков как в мишень. Не давая быстро умереть святому апостолу, мучители пускали стрелы по одной; потом шли смотреть куда вонзилась стрела. Сделав некоторый перерыв, они снова стреляли в апостола, пока он совсем не испустил дух в руки своего Господа Спасителя.

Так же и все остальные ученики Христовы — святые апостолы Варфоломей, Филипп, Нафанаил, Симон Кананит — все они смело шли навстречу скорбям, гонениям, побоям, смерти. Все они несли людям радость Евангелия Господа нашего Иисуса Христа. Давали эту великую радость даром, а взамен получали себе гонение и мученическую смерть.

Так святая Правда на земле омывалась, омывается и поныне своей же честной кровью. Запечатлевается она печатью мученической смерти и венцом вечной радости на небесах.

ТРУЖЕНИКИ

“Благодарение Богу, Который всегда дает нам торжествовать во Христе” (2 Кор. 2, 14).

* * *

Отец Лаврентий с великой пользой для души прочел о казни, делах и учении святых апостолов. Он теперь ясно понимал, в какую великую пропасть тащат пастырей современные хитроумцы. Как они тенетами лжеименного космо-христианства отвлекают их от основной пастырской службы! Оправдывая Евангельскими принципами Иудину философию, многие пастыри волею или неволею подпряглись под чужое ярмо с неверными и изменили Христу…

Чтобы еще раз проверить свои соображения, отец Лаврентий пошел к своему старому другу и наставнику. И застал его дома.

“Я, отче, прочел, хотя и в кратком изложении, жизнь, деятельность и учение святых апостолов”, — сказал он.

“Рад, дорогой мой, — ответил тот, — надеюсь, что труд твой не был напрасным”.

Отец Лаврентий рассказал старцу все, как он понял суть апостольского учения, и насколько это учение, по его мнению, не соответствует теперь поведению некоторого духовенства.

“Может быть, отче, — сокрушенно говорил отец Лаврентий, — я не вполне глубоко освоил характер апостольских требований, так как читал по сокращенному их житию и выдержкам их Посланий. Но мне казалось, что я подражал той Евангельской хананеянке, которая довольствовалась “крохами” от трапезы Христовой. Вот эти “крохи” я собрал с великим благоговением и чувствую в душе, что они тот же благодатный хлеб небесный, который дает всем верующим Христос”.

Старый архимандрит долго не говорил отцу Лаврентию свою точку зрения по этому поводу. Он все рассказывал какие-то примеры, ничего общего, казалось бы, не имеющие к их разговору. Отец Лаврентий стал уже сильно волноваться и переживать. Как вдруг старец встал. Прощаясь с отцом Лаврентием, он крепко пожал ему голову, поцеловал и внушительно сказал: “Как ты правильно понял путь апостольский! Входи же теперь бодро в период МУЧЕНИЧЕСКИЙ!..”

(I-IV вв. Мф. 20, 3–4)

…Имуще во крепость Твою, мучителей низложиша, сокрушиша и демонов немощныя дерзости… (Троп. муч).

Нет более славного, более человеческого, более яркого подвига за веру Христову, как подвиг открытого мученичества. Его трепещет сатана и все его темное царство, его боятся земные служители сатаны, как самого светлого и самого смелого свидетельства за правду Христова Евангелия.

“Если уж люди так смело и весело идут на смерть, — сказал один языческий писатель про христиан, — то, значит, они знают, за что страдают и умирают”.

Поэтому смерть мученика за Христа была “семенем”, от которого рождались десятки, сотни, тысячи новых борцов за святую веру. Если один христианин или христианка страдали на арене римского цирка и на глазах у всех умирали с радостным лицом, то на место этого одного вставали десятки, сотни новых мучеников. Они были из самых язычников. Видя смелость и непобедимость духа мученика, они верили во Христа и тут же, исповедуя Его Истинным Богом, шли на мучения.

Какой дивный, светлый, благородный путь! Путь мученичества за Христа. Сколько в нем святой красоты! Сколько подлинного геройства! Сколько преданной любви к Господу Спасителю!

Именно благодаря этому открытому свидетельству святых мучеников первых столетий нашей эры (I-IV вв.), вера Христова, как молния, распространялась по всему миру и по всем народам. И наоборот, благодаря трусливому и малодушному исповедничеству христиан последующих веков, и особенно их обмирщвлению, Христова вера стала слабеть, явно умаляться.

Сатана имеет достаточно большой опыт борьбы с правдой Божией. Вначале он открыто и дерзко хотел задушить юную Христову Церковь, утопить Ее в собственной мученической крови. Но эта попытка провалилась. Что ни больше убивали христиан, их становилось в десять раз больше. И вместо того, чтобы утопить юную Церковь Христову в Ее крови же, сатана сам захлебнулся с головой. Тогда оправившись, он повел иную борьбу с Церковью Христовой. Уже не открытую, а скрытую, т. е. внутреннюю борьбу. Он выдумывал ложные учения, которыми подрывал ЦЕРКОВЬ изнутри (ереси Нестория, Македония, Евтихия, монофизитство и др.).

Это был поистине адский план борьбы. Церковь Божия так колебалась, что едва устояла на своих апостольских основах. К томе же Церковь была свободной от насилия царской власти; а в иных случаях цари-императоры (в Греции) даже искренне помогали Ей и защищали Ее. Затем сатана изобрел новый метод борьбы с Церковью Христовой. Он стал успешно прельщать христиан, и особенно церковных руководителей, земным богатством и славой, убивая этим истинный дух ревности по Боге в сердцах их.

В последние же столетия диавол придумал еще ряд приемов борьбы с христианами. Наряду с прежними методами, он ввел животный страх в сердца служителей Христовых. Пастыри, например, боятся открыто и свободно проповедовать святое Евангелие Христово, боятся говорить правду о скором пришествии Христовом. Они боятся беседовать с народом о вере, о вечной жизни, страшно боятся причащать школьников и младенцев, боятся также пойти в дом больного или умирающего и причастить его. Кроме страха, враг внушил безумное пристрастие к земным вещам: уютный отдельный домик, спокойная и удобная служба, свой транспорт — машина, мотоцикл, мопед, велосипед, свой огородик, культурное обслуживание (телевизор, радиоприемник, магнитофон) и прочие, и прочие удобства жизни. Ну, скажите пожалуйста, легко ли священнику отказаться ото всех этих земных утешений и пойти страдать за Христа?! Знает искусный супостат, как обмануть бдительность пастыря! Знает коварный, как опутать его сетями мирских интересов! А уж когда пастырь пойман в эти сети, тогда весьма легко поймать и его пасомых.

Нет! Христиане первых веков были совершенно свободны от этих сетей вражиих. Они шли открыто за Христом, шли безбоязненно, шли ревностно, отвергая земные пристрастия, и решительно стремились к небесному отечеству!

Вот когда мы совершаем память святых мучеников, то священнику надо не только облачаться в мученические (красные) ризы, но облачать свою душу в святое безстрашие, в ревность по правде Христовой, в ревность о спасении погибающих чад духовных; облачать свою душу в пламенную любовь к Господу и готовность пойти вместе с мучениками на смерть за Христа.

Горе нам, современным пастырям, предпочтившим служить миру более нежели Христу, горе нам, современным христианам, ищущим более земного чем небесного… Горе нам всем, что забыли Христа, своего Благодетеля, и предались сатане — врагу и губителю!..

Но где, где вы, живые и самоотверженные Христовы Мученики? Где ваши святые примеры любви и верности Богу? Покажитесь нам! Откройтесь! Выведите из-под холодеющего тумана робости и малодушия… Осияйте нас ярким светом Божественного огня и зажгите им наши сердца, леденеющие,

   умирающие,

     в безсильной борьбе погибающие…

ТАИНСТВО ЛЮБВИ (Священномученики)

Долго думал Эмилий над этими словами Христа Спасителя: “Если бы я знал, — говорил он сам себе, — что мой Господь сидит в темнице, я бы разметал все на свете и обязательно проник бы к Нему”…

Эмилий совсем еще недавно был закоренелым язычником. Он с каким-то необъяснимым презрением относился к христианам и называл их, как и все, “ослами и поклонниками ослиной головы”. Господа нашего Иисуса Христа, как кроткого и послушного Агнца, язычники в посмеяние часто называли “ослиной головой”… Известно, что осел самый кроткий, послушный и трудолюбивый из животных. Отсюда и христиан в насмешку называли поклонниками “ослиной головы”.

Но с тех пор, как он был в цирке и видел там безропотно умирающих христиан, с Эмилием что-то случилось непонятное. Такого он еще в жизни не видел, чтобы люди, обреченные на смерть, шли к ней с такой радостью, будто на свадебный пир. И та юная девушка в белой одежде, которую растерзал голодный зверь, ведь не дрогнула и не закричала от страха. Она только тихо склонила свои колени и, радостно смотря в небо, встретила ужасную смерть.

Но юноша! Этот настоящий римлянин! О, как он вдохновенно говорил к народу! Как он прощал всех — цезаря, осудившего его на смерть, сенаторов и весь римский народ… Как же он говорил! Какой любовью светился его вдохновенный взор!.. Эмилий обеими руками закрыл свое лицо. Где он сейчас, этот герой веры? Ведь его не могли растерзать и хищные звери! Вдруг сознание Эмилия осенила какая-то мысль. Он быстро встал. Поспешно накинул на плечи тунику и вышел во двор. Молодой человек прихватил с собой какой-то блестящий предмет. Это был длинный нож. Рим спал. Пройдя две-три улицы, Эмилий круто свернул в переулок. Здесь жил его давний друг, юрист. “Он-то знает непременно, — думал Эмилий, — где можно найти вчерашнего героя-христианина”. Друг-юрист внимательно посмотрел в глаза Эмилию, как бы спрашивая: “И зачем он тебе нужен, или ты и сам стал христианином?” Эмилий понял недоумение друга и, чтобы рассеять его мысль, вынул блестящий нож и мельком показал ему. Юрист понимающе кивнул головой и рассказал Эмилию, где и как найти этого дерзкого и непреклонного мученика-христианина. Спустя час по темным улицам ночного города пробирался человек. Он шел быстро. Закутанный в широкий плащ, он походил на легионера или на сановитую особу, спешащую по какому-то важному делу. Подойдя к большому каменному зданию, неизвестный кого-то окликнул. Ему ответили. Из-за темного угла вышли двое вооруженных воинов и провели пришедшего внутрь тюремного двора.

Таким подложным путем Эмилий проник в тюрьму к Лаврентию (так звали юношу-христианина). Подойдя к указанной двери, Эмилий осторожно положил свой нож в кучу кирпича. Затем вложил ключ в замок и открыл дверь… В лицо пахнул гнилой тюремный запах, и больше Эмилий не мог ничего разглядеть. Закрыв за собой дверь на ключ, он тихо и взволнованно произнес: “В темнице был, и вы пришли ко Мне”. “Если ты христианин, — послышался голос из темноты, — то Христос наш да будет между нами”. “Аминь”, — ответил Эмилий и упал в ноги мученику. Сердце его трепетало, дух сперся в груди. Он готов был рыдать в ногах Лаврентия, но тот ласково поднял его и, обнимая, сказал: “Брат мой, Христос да будет с тобой. Скажи мне, что побудило тебя прийти сюда?” “Я пришел, чтобы убить тебя, но вместо этого я выведу тебя из темницы” — ответил тот. “Нет, — сказал мученик, — я буду здесь до тех пор, пока не придет изволение от кесаря”. — “Тогда благослови меня, — сказал Эмилий, — чтобы я сегодня же пострадал за Христа”. “Нет, — тихо и ласково произнес Лаврентий, — ты должен жить, ты должен видеть торжество Церкви Христовой над гонителями. Ты увидишь, как славный Рим будет повержен перед Христом. Тогда цари и кесари будут отцами, а царицы будут кормилицами и матерями наследия Божия. Из небесного Рая увижу я это. Ты не плачь, брат мой во Христе Эмилий”.

Святой Лаврентий никогда не знал Эмилия, но Дух Святый открыл ему имя молодого человека.

“Расстояние между нами будет невелико, — продолжал Лаврентий. — Мы будем молиться, и молитва соединит нас. А теперь иди. Христос будет с тобой. Аминь”.

Он поцеловал Эмилия в голову и удалился в угол камеры. Молодой человек быстро вышел, закрыв дверь снова на ключ, прошел тюремный двор, вышел наружу и скрылся в темной ночи.

Прошло три дня. Наступило утро восьмого августа. Правитель Маркиан прибыл в город и стал вызывать на допрос видных преступников. Привели к нему и святого Лаврентия. “Ты, кажется, казнохранитель, Лаврентий, — сказал он мученику, — можешь ли ты сдать мне сокровища церковные?” “Могу, — ответил мученик, — только дайте мне два дня”. “Даю”, — сказал, улыбаясь, Маркиан и велел отпустить Лаврентия на два дня, чтобы он за это время собрал все сокровища храма и принес ему.

Прошло двое суток. Утром на третий день явился святой Лаврентий к дому правителя в сопровождении большой толпы нищих. Маркиан встретил его при входе в атриум и спросил: “Собрал ли сокровища?” “Собрал, господин, — ответил Лаврентий. — Выйди и посмотри”.

Маркиан был поражен, когда увидел множество бедняков, калек, вдов, сирот, слепых, престарелых, увечных, стоявших рядами.

“Что значит эта дерзость?” — воскликнул разгневанный Маркиан. “Это — сокровище Церкви, — отвечал Лаврентий, — вот девицы, вдовы, малолетние дети — драгоценные жемчужины Церкви. Вот слепые, хромые, обездоленные — истинное церковное богатство. Употреби их на пользу страны, императора и всего народа. Молитвы их пусть будут оружием в руках ваших против врагов Рима”.

“Ты смеешься надо мной! — закричал префект. — Вот я покажу тебе, как издеваться над римским народом.” “Смерть не страшна христианину”, — сказал Лаврентий. — “Знаю, что в вашем безумном фанатизме вы презираете смерть, но я заставлю тебя умереть медленной смертью и продлю, на — сколько будет возможным, твои мучения. И это все-таки будет меньше, чем ты заслуживаешь, людоед, детоубийца” — гневно продолжал Маркиан. (Так как христиане тайно собирались в катакомбах и там, совершая Литургию, вкушали Тело и Кровь Христову, то язычники стали обвинять их за то, что будто они режут младенцев, едят и пьют кровь их). Ликторы схватили Лаврентия и привели его в базилику. Эмилий был здесь. Он едва смел следовать за святым Лаврентием, боясь видеть его мучения. Однако поборов это чувство, молодой человек смело пошел, чтобы видеть торжество христианской веры. Ликторы провели Лаврентия мимо толпы, в которой стоял Эмилий. Лаврентий узнал его. “Таинство любви святой да будет с вами вечно!” — сказал он, ласково и спокойно глядя Эмилию в лицо.

Затем Эмилий увидел на полу базилики кучу горящих углей и над ними железную решетку. Он видел как святого мученика подвели к решетке, сорвали с него одежды и, обремененного цепями, положили на это ужасное ложе. Он видел, как кожа святого Лаврентия покрылась пузырями, трескалась на огне, и чад шел от горящего тела. Он видел, как тело корчилось и трепетало, и каждый мускул конвульсивно сжимался, упорно храня в себе жизнь. Эмилий взглянул в лицо Мученика. Ни один нерв не шевельнулся на нем, ни одна тень мученья не омрачила его прекрасные черты. Казалось, поднятые к небу глаза его созерцали, подобно святому Стефану, будущую славу. Воображение Эмилия и присутствующих здесь христиан было возбужденно. Они видели и чувствовали, как от тела возносился ароматный дым, подобно благовонному ладану, и венец из сияющих лучей украсил голову мученика. Ни одного стона, ни одного упрека мучителям не вырвалось из груди его. Святой Лаврентий тихо молился о Риме, об обращении его к Богу. И так молясь, он предал дух свой Христу.

СВЕЧА

“Бог же мира сокрушит сатану под ногами вашими вскоре” (Рим. 16, 20).

АРГУМЕНТ

Теперь, как никогда еще в истории человечества, не хотят верить словам. Всему надо доказательства, всему нужны аргументы. Изолгавшийся язык потерял всю свою силу. Даже Евангелию не стали доверять. “Все, что в Нем написано невыполнимо и недоступно человеческим силам” — говорят люди нашей эпохи.

Пожилой лысый человек, сказавший эти слова, замолк. Видимо, ему было горько судить строго своих современников, но совесть могла ли пойти на компромисс?

“Чем же объяснить недоверие к фактам нынешнего человека?” — спросил приятеля его собеседник, человек с маленькой бородкой и такими же ничтожными усами. “Гордостью! Понимаете, что вам говорят некоторые? Что нам Евангелие и Жития святых? Все можно написать, бумага выдержит”, — ответил пожилой и снова умолк.

Он был крайне задумчив и неразговорчив. Человек с маленькой бородкой и такими же усами тоже молчал. Он знал, что его приятель непременно скажет еще что-то более важное, потому терпеливо выносил гнетущее молчание. “Вот хотите, скажу вам по памяти один пример из жизни мучеников?” — сказал полувопросительно лысый. “Милости просим,”-умоляюще произнес тот что с бородкой. “Интересная вещь: гордость делает людей отступниками, а смирение — мучениками. На Востоке, в Антиохии, были два духовных брата: священник Саприкий и его клирик юноша Никифор. Но вот, как люди, они из-за чего-то поссорились. Никифор не раз примирения искал, но Саприкий не хотел простить своему клирику. Вдруг возникло гонение на христиан. Кесарь Валериан издал указ забирать и казнить всех христиан, не хотящих принести жертву богам. Священника Саприкия взяли первым, его принуждали, чтобы он похулил Христа и принес жертву богам.

— Я — священник, и бесам жертву не принесу, — сказал Саприкий.

Его мучили, били, морили голодом и жаждой, но он стоял на своем. Тогда Валериан приказал отсечь голову Саприкию. Его повели на место казни. Никифор, услыхав, что Саприкия ведут на казнь, выбежал к нему навстречу.

— Мучениче Христов, — сказал он, упав Саприкию в ноги, — прости мне мою вину!

Но Саприкий отвернулся от Никифора. Он и слышать не хотел о примирении. И вот за такую гордость Господь отнял Свою благодать от священника. Когда его привели на место казни и палач уже занес меч, чтобы отсечь голову Саприкию, как он вдруг закричал:

— Стой! Я хочу принести жертву этим болванам.

Никифор, увидев, что Саприкий изменил Христу, закричал ему:

— Что ты делаешь, несчастный! Одна минута, и ты был бы Христов мученик, а теперь ты христопродавец Иуда. Я — христианин! — еще сильнее закричал Никифор. — Убейте меня вместо этого отступника!

Воины же не замедлили исполнить желание Никифора. По приказу Валериана они отсекли Никифору голову, а Саприкия отпустили домой.

(Память священномученика Никифора 9 февраля).

Вот и вся история. Что здесь неясного? Что неправдоподобного? Нет, вот надо бы еще аргументик к этому, т. е. подтверждение: подлинно ли все это, не сочинено ли кем из ничего…”

— Вот именно, — подтвердил человек с бородкой, а сам что-то задумался…

Прошло 10–15 дней, и человека с бородкой видели на вокзале. Он куда-то уезжал. При нем были кое-какие вещи. Потом, перед самой посадкой в вагон, он натолкнулся на своего недавнего собеседника.

— Вы что, уезжаете? — воскликнул лысый старичок.

— Вот именно, — ответил с бородкой.

— И далеко ли?

— На север к якутам.

— Что же будете там делать в такой глуши?

— Знаете, — ответил задумчиво человек с бородкой, — я по профессии доктор, и хочу жизнь свою сделать аргументом, иначе говоря, туда из врачей никто не едет, а я решил добровольно. Видите ли, там сейчас свирепствует страшная болезнь.

— А! Вот это благородно! Благородно! — обнимая доктора говорил лысый. — А как же ваше имя? Кажется…

— Да, да меня зовут Никифор Никифорович.

А потом уже на ухо добавил:

— Помолитесь обо мне.

— А! Никифор, Ник…

И старик, вспомнив недавний разговор, от волнения стушевался. Затем он горячо обнял доктора и сказал:

— Кажется, мы с вами не в ссоре, избави Бог? Желаю успеха и награды вечной…

Прошло более года. Старичок внимательно читал газеты. И вот однажды он заметил некролог. Там сообщалось о смерти знаменитого доктора Н. Н. Иванова. Добровольно выехав в Якутию, он включился в борьбу с эпидемией. Доктор день и ночь принимал больных — стариков, женщин, детей. Он даже сам ходил по их домам, рискуя заразиться. Местные жители его полюбили и называли “дохтуром” — отцом. Но однажды, попав под холодную вьюгу, Никифор Никофорович сильно простудился. Затем в ослабевший организм проникла инфекция, и славный доктор оказался на смертном одре…

Газета выражала соболезнование родным почившего и увековечивала его жертвенный подвиг наградой… Старик, прочитав некролог, глубоко вздохнул. Затем, утерев слезы платочком, он взволнованно произнес: “Вечная тебе память, дорогой мой Никифор Никифорович. Ты избрал путь смиренной жертвы в подражание своему Ангелу, мученнику Никифору. Знай, родной брат, что и твой подвиг не забудется и будет иметь своих подражателей”. Потом, подумав, старик решительно сказал себе: “Наверное и я остальную свою жизнь сделаю аргументом. Только что же доброго я могу оставить людям?”

Ох, если бы мы каждый вот так задумывались над своей жизнью!.. Если бы каждый из нас свою жизнь делал аргументом! Например, верующий ты человек — покажи свою веру в Бога не словами и мечтаниями, а самой жизнью своей. Ругают тебя — благодушно терпи.

Гонят — смиренно переноси. Смеются над тобой — не обижайся. Клевещут, грозят — искренне смиряйся. Пусть жизнь твоя будет живым аргументом, т. е. подтверждающей Евангельское учение, наглядным подвигом твоих добрых дел…

“Никто да не обольщает вас пустыми словами, ибо за это приходит гнев Божий на сынов противления” (Ефес. 5, 6).

“Бог гордым противится, а смиренным дает благодать”.

КРОТКИЙ ЗМИЙ?

Да, да, в Индии так называют самую ядовитую в мире кобру. Укус этой змеи смертельный. Она очень красивая и проворная. Незаметно выползая из-за цветка, кобра встречает человека. Она гордо поднимает свою ядовитую голову, распускает капюшон и мигом бросается на жертву.

…Когда одна безжалостная мать-индуска, заведя своего шестилетнего мальчика в лес, бросила его там одного, то кобра не заставила себя долго ждать. Она явилась перед плачущим ребенком, высоко подняла голову и играла раздвоенным язычком. При этом глаза хищницы смотрели холодно и неподвижно. Нет! Нет! Хоть и называют индийцы кобру “кроткой змеей”, однако она не пощадила бы бедного ребенка. Но, по Божией воле, лесом ехал мужчина. Он услыхал плач мальчика, быстро подъехал и убил змею. Кобра была более двух метров длины. (Многие скажут: что же индейцы за люди, если они боготворят ядовитых змей? А мы, европейцы, далеко ли ушли от индейцев, если боготворим обезьян? Не мы ли считаем, что обезьяны — наши предки и изначальные прародители? Не мы ли утверждаем, что мы — никто иные, как дети обезьян. Значит, мы настоящие обезьяны, только в костюмах и шляпах, т. е. обезьяны культурные).

Так, многие современные культурные “индейцы”(и Востока, и Запада) называют гордость новой добродетелью. Она и благородна, и любознательна, и красива, и исторически заслуженна, и спасительна. А то, что гордость порицали прежние фанатики, то это сущий вздор, говорят они. И ядовитая кобра вдруг стала кроткой и полезной…

Вот такие наши дела. Да что там кобра! Самого сатану — убийцу и душителя — люди полюбили больше Бога!.. Какой ужас! Какие времена…

РЕКА СМЕРТИ

А это уже Южная Америка. Там в водах живет такая рыба, что стоит зайти в воду покупаться, как от вас в одну минуту останутся одни косточки.

Один турист поплыл через речку, и на него напали эти рыбы и обглодали его всего, оставив только скелет. Корова стала переходить реку, и через несколько минут у берега плавал скелет, обглоданный хищницами. Пиранья — вот название этой рыбы. Она подобна таранье, но зубы у нее как бритва. Нападая стаей на жертву, свирепые пираньи пожирают все, оставляя один скелет, голые кости.

Есть здесь один приток, который так и называется “река смерти”. В этом притоке страшная пиранья кишмя кишит, как червь. И стоит бросить туда убитую корову, как вода закипит точно в котле. Через 5–6 минут от нее останутся одни белые кости и больше ничего.

“Река смерти!”… Хотя и страшно говорить, но наша жизнь не есть ли “река смерти”? А прожорливые и свирепые страсти: блуд, обжорство, гордыня, ненависть, зависть, предательство, неверие и пр. не есть ли страшные пираньи? Стоит только человеку погрузиться в эту реку повседневной суеты и греха, как страсти ненасытные гложут его и губят насовсем… Если это так, то почему мы такие безстрашные, почему живем и не чувствуем как сатана безпощадно обгладывает нашу душу, съедая веру, надежду, любовь, другие добродетели и оставляет один скелет сухой, безрадостной жизни!..

Вот святые мученики знали все это и дорожили своей душой более чем своим телом, и намного более. Тело они отдавали на терзание и муки за Христа, а душа очищалась белее снега. И при всем этом, какое они имели глубокое СМИРЕНИЕ! Смиренным Господь дает благодать — силу Свою великую, с которой и муки ужасные были не страшны им; а вот гордая и ненавистная душа лишается поддержки от Бога и гибнет в своем упорстве.

“Я решил жизнь свою сделать живым аргументом!” Решись же и ты, мой друг! И тогда ни лжекроткий змий (сатана), ни прожорливые страсти (пираньи) не смогут погубить души твоей. Вместе со славными мучениками она полюбит Господа Христа и с радостью отдаст эту краткую жизнь Ему в жертву хвалы.

Если псалмопевец Давид жаждал славить Господа в тимпане и лицех… во струнах и органах, то и мы, в подражание этому, восхваляем Бога и святых в лире и стихах поэзии человеческого искусства. И этим стремимся еще более оживить и украсить подвиги святых.

МУЧЕНИКИ

СВЯТОЙ ИГНАТИЙ БОГОНОСЕЦ

Я пшеница Божия, да измолот Буду зубами зверей… (Из его послания).

Игнатий, носящий имя Богоносца, епископ святой Божией Церкви, находящийся в Антиохии, радуйтесь! Исполняя мою волю, Господь дарует мне увидеть вас, чего я очень желаю. Узник Иисуса Христа, умоляю вас, не мешайте мне любовью вашей. Теперь предоставляется мне возможность перейти… Оставьте меня быть пищей зверей, через что я приближусь к Богу. Я — пшеница Божия, да измолот буду зубами зверей, чтобы мне показаться чистым хлебом для Бога… От Сирии даже до Рима со зверями борюся, на суше и на море, днем и ночью связан я с десятью леопардами… которые тем делаются грубее и хуже, чем более добра я им делаю (конвой из десяти воинов, сопровождавший святого Игнатия из Сирии в Рим, был ужасно жестоким). Простите меня, братия, и не мешайте мне получить жизнь, ибо Иисус Христос есть Жизнь вечная… Поминайте в молитвах ваших Церковь Сирскую, которая имеет, кроме меня, Живого Пастыря-Христа. Тот Пастырь посетит ее и позаботиться о ней. Я же стыжусь называться одним из пастырей, почитая себя недостойным носить это имя… Пишу вам из Смирны через ефесских христиан. Здесь со мною находится и Кронос со многими другими, идущими из Сирии в Рим ради славы Божией. Написал вам это в 107 году, 24 дня, месяца августа. Здравствуйте всегда, братия, в терпении Иисусовом Христовом. Аминь”.

Это Послание (в сокращении) святого Игнатия Богоносца, епископа Антиохийского, написанное им к римским христианам. За веру Христову его оклеветали перед Траяном. Клеветники говорили, что Игнатий — главный предводитель христиан, что он проповедует Христа распятого, Который установил закон о целомудрии и презрении богатств.

“Ты ли называешься Богоносцем и ты ли противишься моим повелениям, развращая всю Антиохию проповедью о Христе?” — спросил Траян святого Игнатия. “Да, это я”, — ответил епископ. “Что означает название “Богоносец?” — спросил царь. “Богоносец называется тот, кто имеет в душе и сердце своем Христа Бога нашего”, — сказал Игнатий. “Так ты носишь своего Христа в сердце?” — продолжал спрашивать Траян. “По-истине ношу, — ответил святый, — ибо в Слове Божием написано: вселюся в них и буду ходить в них” (2 Кор. 6, 16). “А разве ты думаешь, — возразил Траян, — что мы не носим в душе богов своих?” — “Увы! Царь, — ответил святой Игнатий, — ты по заблуждению своему бесов называешь богами. Бог только Один, Который сотворил небо и землю, море и все, что в них” — ответил Игнатий. “Оставь все это, Игнатий, что ты говоришь, а лучше послушай меня, — сказал Траян, — принеси жертву богам нашим, и я сделаю тебя первосвященником Дия, да еще назову тебя отцом Сената”. — “Какая мне польза быть первосвященником твоего Дия, когда я — архиерей Христа моего”, — ответил святый епископ. “Кому ты служишь, Игнатий, Тому ли, Кого распял Понтий Пилат?” — вопрошал император. “Да, Который был пригвожден ко кресту, умер и воскрес и сокрушил силу диавола!” — отвечал мученик. “Мне кажется, — сказал царь, — что ты, Игнатий, не имеешь здравого ума и неправильно рассуждаешь, насколько полезно повиноваться царским указам. Принеси же жертву богам со всем моим народом”.

Святой Игнатий с особым воодушевлением ответил: “Если ты, царь, отдашь меня на съедение зверям, если распнешь на кресте, если предашь меня мечу или огню, то все-таки я не поклонюсь пред бесами, не убоюсь смерти за Господа Христа, пострадавшего за меня волею… Кто ваши боги, царь? Люди безчестные и злые. Дий — первый ваш бог — был погребен на Крите, Асклепий погиб, пораженный молнией, гроб богини Венеры — в г. Нафосе, Геркулес — сожжен огнем”.

Царь и члены Сената, боясь, чтобы святой Игнатий своими рассуждениями совсем не разоблачил богов, велели отвести его в темницу. На утро он вынес решение: отправить святого Игнатия в Рим, чтобы там отдать его львам на растерзание. Траян не хотел мучить святого Игнатия в Антиохии чтобы не возмутить город, а в Риме его не знали и могли подумать, что он большой преступник и злодей. Услышав такой приговор, святой Игнатий поднял взор к небу и благодарил Господа за такую милость. Антиохийцы плакали с женами и детьми, провожая своего святителя. Они падали на землю и целовали его ноги, одежду. “На кого ты оставляешь нас, пастырь добрый, беззащитных овец твоих?” — говорили они святителю, плача и рыдая. “Сам Христос упасет вас, — утешал их святой Игнатий, — и никто из вас не погибнет”.

Святого Игнатия передали десяти самым свирепым и жестоким воинам, которые и повезли его в далекий Рим. Они всю дорогу мучили святителя, делая его путь ужасным и невыносимым. Недаром в своем послании к римским христианам святой епископ называет их леопардами, которым чем больше делаешь добра, тем они становятся злее. Святой Игнатий опасался, что римские христиане силою или подкупом захотят избавить его от мученической смерти. Поэтому он еще из города Смирны пишет им послание, в котором умоляет не препятствовать ему умереть за Христа и быть пшеницей, измолотой зубами зверей… Римские христиане получили это послание и плакали от умиления. Они встретили конвой со святым епископом еще за городом Римом и поклонились святому Игнатию, как мученику и страдальцу за Христа. В Риме святого Игнатия заключили в темницу до приезда Траяна. Возвратившись в Рим после войны с персами, Траян устроил для народа множество кровавых игр и зрелищ. На одном из них был выведен и святой Игнатий Богоносец. Это было жуткое зрелище, когда голодные звери рвали тело осужденного на куски, заглатывая мученика и ломая его кости. Когда святого Игнатия вывели на арену цирка, среди многотысячной толпы зрителей водворилась могильная тишина. Никто не мог согласиться с тем, что перед ними один из восточных предводителей шайки разбойников, как оповестили глашатаи о святом Игнатии. Благородный, степенный вид святителя говорил обратное. Видя седые волосы и кроткий спокойный взгляд, народ проникся тайным уважением к осужденному. “Епископ, епископ, христианский епископ”, — слышался шепот. И когда завизжали железные двери, и на арену вышли, щурясь от яркого солнца, звери, то многие отвернулись, чтобы не видеть, как они будут терзать этого маститого старца. Святой мученик знал, что на его смертный подвиг пришли посмотреть и многие римские христиане. От такого сознания ему было легче на душе. Языческий город Рим, столица всей великой империи, доживал последние свои золотые годы. Христиан было в Риме уже очень много, и настанет скоро время, когда гордая столица склонит свои колени перед Распятым Христом.

Когда звери, заметив жертву свою, стали медленно подкрадываться к святому Игнатию, он поднял свои руки к небу и стал вслух молиться:

“Господи Иисусе Христе, Бог правды и любви, Ты молился за распинающих Тя, услыши и меня, раба Твоего, молящегося за город и народ сей, обрати сердца их к любви Твоей. Прости, Господи, гонителей веры Твоей и народа Твоего, не вмени им и мою смерть, раба Твоего. Спаси, Господи, Церковь Твою, в крови обагренную, и мою паству Антиохийскую”…

Вдруг раздался страшный женский крик. Он походил на вопль отчаянно бьющегося за жизнь человека… Вслед за этим рев набросившихся на жертву зверей заглушил все прочее…

По толпе зрителей пробежал холод непонятного страха, и римляне со своим цезарем и сановниками поняли, что они все — убийцы…

Когда святой Игнатий был растерзан зверями, и цирк был очищен от зрителей, верные люди сумели проникнуть на арену. Они нашли на окровавленном песке одни кости и, как говорит Предание, нашли еще нетронутое сердце, на котором золотыми буквами было написано:

“ИИСУС ХРИСТОС!”

Так сердце, которое носило в себе Христа, могло ли быть растерзано зверями?!

Святого Игнатия называли Богоносцем еще и потому, что когда он был еще младенцем, его держал на Своих Пречистых руках Господь наш Иисус Христос. Святое Евангелие говорит, что Иисус взял дитя и, показывая его народу, сказал: “Если не будете как дети, не внидите в Царствие Божие”… Это дитя и был святой Игнатий, будущий епископ Антиохийский.

ЮНОШИ-МУЧЕНИКИ

ДЕВЫ-МУЧЕНИЦЫ

ДЕТИ-МУЧЕНИКИ

* * *

Вот как смело и безбоязненно святые мученики, даже дети, боролись за правду, как они ненавидели зло, не входили с ложью ни в какое согласие. Святое Евангелие звало их на открытое и решительное сражение с сатаной, с его земным и подземным царством. Святой апостол Павел говорит: “Что общего света со тьмой, и какое общение Христа с Велиаром?”

Куда делась теперь эта смелость мученическая? Куда делся священный огонь любви, который заставлял трепетать самых жестоких мучителей и противников святого Евангелия? Где та непреклонная верность Христу, которая порождала новые сотни мучеников и исповедников за правду? Не стало у нас теперь ничего этого. Нас поразил паралич страха и маловерия. Мы стали слишком «умны» и в свою пользу «рассудительны», и это нас обезценивает и ставит в ужасное унизительное положение. Мы зазнались, мы загордились и засчитали себя самыми верными христианами на всем земном шаре. И вдруг сами пали до того, что лишились веры, лишились домашних, родных, детей, друзей. Никто нас не слушает, никто не любит, все ждут нашей смерти и считают нас не иначе, как неизлечимыми фанатиками и жалкими мечтателями. На одном из духовных торжественных заседаний один из видных иерархов сказал: “Мы теперь не должны входить в какие бы то ни было конфликты, ни с кем… чтобы еще больше не повредить Церкви”…

Этими словами князь церкви выразил примиренческую позицию слабых и трусливых людей, боящихся потерять “теплое” местечко и высокий титул своего чина. Другой иерарх знал бездну падения, в которую многие ниспали, и, выступая там же, сказал: “Как мы теперь слабы, как малосильны, как несамостоятельны… И вот, несмотря на нашу такую страшную немощь, такую постоянную неверность Евангелию и Богу, мы еще живем и поддерживаем союз любви с другими Церквями”.

По первому выступлению выходит, что святые мученики, вступая в открытий конфликт с мучителями, этим вредили Церкви, отчего гонение еще сильнее ожесточалось на христиан. А что если бы они уступали игемонам и приносили жертвы богам, хотя бы для отвода глаз, т. е. притворно, в душе же оставаясь христианами? Были бы они тогда исповедниками и мучениками или становились бы трусливыми предателями и корыстными иудами, за жизнь, за деньги продавшими Христа своего?! Вот теперь явно одобряется этот безконфликтный путь, дающий возможность высшему духовенству (особенно) спокойно жить-поживать, а врагам Церкви безнаказанно и без всяких хлопот похищать духовное богатство Церкви в самих верующих. О, где наши святые ревнители правды? Где непреклонные борцы за чистоту веры и народную нравственность? Святой Иоанн Креститель обличал царя Ирода за блудодеяние; святитель Златоуст огненным словом бичевал царицу Евдоксию за роскошь и безбожие; преподобный Сергий обличал и вразумлял русских князей за корысть и властолюбие; святитель Филипп обличал царя Ивана Грозного за произвол и неправедный суд сильных над слабыми; священномученик Гермоген обличал московских бояр за их предательство и сговор с католичеством. И сколько их, этих давних духовных ревнителей, которые ценой своей жизни защищали дорогую правду, народные традиции и самую святую веру Православную! И вот если бы и они так пошли на “мировую” со всяким злом, безпутством, хищничеством, вероломством царей и правителей, то что было бы с нами?!

Какое бы нищенское духовное наследие досталось нам?

Как хорошо и торжественно мы теперь празднуем память этих святых!

Зато и “по делам” нашим Господь воздает нам!…

ШЕПОТ

А ОНИ ИДУТ…

Так скрылись от нас за поворотом столетий славные сонмы мучеников, унося с собой радость святой любви и безконечной преданности Господу Христу Спасителю. Святая простота, невинность, чистота, мужество, дивная любовь, живая вера и преданность Богу — все ушло с ними… И как хочется плакать и плакать без конца о той сиротской оставленности, в которой мы оказались теперь! Ну почему мы не родились и не жили в те славные времена?! Чтобы и нам вместе с ними легко и радостно пойти на страдания и смерть за Господа нашего Иисуса Христа. О! Если бы мы могли умереть с ними и не видеть позора наших дней!..

Святые великомученики, мученики, священномученики и все добрые страдальцы за святое Евангелие, молите Бога о нас!

…Но что это такое? Кажется, несется всадник? Да, да, во весь галоп по разбитой дороге истории несется конный всадник. Он — воин. Его одежда, шлем и меч сияет радугой на солнце. Проехав огромный участок дороги, всадник выскочил на высокий холм и остановился. Одновременно в небо взвился огромный белый флаг, на котором золотом написаны слова: “Свобода христианской веры. Великий Константин. 313 год”.

Раздались торжественные звуки музыки, пение голосов многих народов… Тихий радостный плач…

Так, через великую и кровавую историю борьбы за Христово Евангелие святые страдальцы мученического периода привели историю Церкви к периоду святоотеческому.

(IV-XII вв.) (Мф. 20, 5).

…Помилование зависит не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего (Рим. 9, 16).

Нет сомнения в том, что сатана и его темное воинство, потерпев полное поражение в борьбе с мучениками, теперь скрылись как бы в подполье. Нося на своем бесовском “духо-теле” глубокие раны поражения, они собрались в подземном царстве на “чрезвычайное заседание”. Вопрос был один: “Методы дальнейшей борьбы с Церковью”. После недолгих прений был выработан генеральный план дальнейшей борьбы с воинствующей Церковью Христовой, которая стала свободной и торжествующей. “Усилить нашу бдительность и хитростью изнутри разлагать Церковь, порождая внутрицерковную вражду и раздоры, особенно в правящих кругах Церкви”. Эта резолюция была принята единогласно. Затем были переизбраны некоторые исполнительные органы, назначены новые комитеты, подкомитеты, комиссии и подкомиссии. В заключительном слове выступил сам начальник тьмы, великий мастер зла и бог всего “свободного” подземного царства. Он говорил о великом пройденном пути, о великих победах и достижениях в области психологии и знания человеческой души. Говорил и хвастался о ловкости и изворотливости мероприятий “духов свободного царства”, об их умении работать и добиваться успеха в любых трудных условиях борьбы. Сатана коснулся будущей работы. Он сказал, что хорошо работать открыто, бороться с позиции силы и власти. Но еще лучше работать тайным способом, т. е. прикровенно, замаскировано, под личиной добра и правды. Этот путь борьбы наиболее эффективный и терроризирующий. Он дает нам блестящие результаты. Особенно же, подчеркнул сатана, следует направлять наши силы на монашествующих, которые, как надо полагать, устремятся в пустыни для своего нравственного усовершенствования. Бороться с ними ложью, обольщением, гордостью, леностью, сладострастием и другими способами. Второй фронт борьбы — высшее и среднее духовенство. Здесь надо развивать честолюбие, зависть, жажду славы, пьянство, обжорство, ереси и новое псевдоучение и прочие симптомы антидуховности. Идя таким курсом, мы еще чувствительнее и еще эффективнее потрясем устои церковной жизни; и в конце концов добьемся своей победы. Пожелав своим соратникам успеха, сатана, под общую овацию всех присутствующих, распустил собрание…

Но едва успело разлететься темное воинство на свою работу, как стали уже появляться малыми и большими группами первые пораженцы. Они прилетали с потрепанными крыльями и вздутыми телами. Особенно воины сатаны прилетали жалкие и подавленные с пустынных объектов борьбы. Там святые пустынники и затворники разили их огнем креста и правдой святого Евангелия. Не вынося такого побоища от монахов и пустынников, бесы жаловались сатане на невозможность дальнейшей искусительной деятельности. Особенно же они трепетали, терялись, когда видели везде открыто лежащие Крест и Евангелие. “В каждой келье, в каждой каменной дыре, где только помещались пустынники, — говорили бесы, — везде у них Крест и Евангелие. Не можем терпеть такого изуверства.

Мы задыхаемся, мы обжигаемся, даже стены и вещи там палят нас и душат”… Так жаловались бесы своему главному предводителю. Но он, хотя и сам когда-то в пустыне потерпел унизительное поражение, однако, мало сочувствовал бесам. Сатана предпочитал чувствительно наказать их всенародно, постыдить их за трусость и малодушие и вновь прогнать на свою работу.

Что же касается второго фронта борьбы — с духовенством, то здесь явно прогнозировался солидный успех. Духовенство, почувствовав свободу, власть, богатство, славу, абсолютную привилегированность своего положения перед простым народом, пошло на бесовскую удочку охотно.

В ГОРОДАХ

В ПУСТЫНЯХ (ЕГИПЕТСКИХ)

В ПУСТЫНЯХ (РОССИЙСКИХ)

В ЯЗЫЧЕСКИХ ДЕБРЯХ

В ДЕБРЯХ ЛЕСНЫХ

ИТОГИ

Святоотеческий период включает в себя золотое подвижничество, начиная от далеких египетских пустынь, греческих христологических споров и кончая нашими русскими равнинами, горами, дебрями и лесами. Этот емкий и благодатный период — самый насыщенный, самый активный в борьбе за духовную свободу христианина, подвижника, служителя Церкви. Не касаясь сторон эволюции христианской жизни западной Церкви, мы коснулись главным образом Восточного Православия, к которому относится наша Русская Православная Церковь. Здесь за весь долгий святоотеческий период Господь посылал Церкви дивных мужей, стойких борцов за чистоту Православия и решительных сторонников свободы христианской совести. Мирская власть всегда стремилась поработить себе Церковь. Так было у греков, так было в царской России, так есть и теперь. Но поскольку Церковь Христова есть организм чисто духовный, не от мира сего, то она должна заниматься духовными делами. Однако, были духовные чины, которым мало было церковных дел, и они лезли в гражданские сановники и таким образом мешали гражданское с духовным, становясь более светскими политиками чем духовными отцами. В таком вавилонском смешении могло ли быть успешным дело Евангельской проповеди? Могло ли слово Божие свободно пленять души и сохраняться чистым сущность Христова учения?

Многих святых отцов и подвижников мы не коснулись в этих записях ввиду их многочисленности. И все они шли по жизни с Евангелием не только в руках, но и в сердце; они показали нам воочию, что духовная жизнь выше жизни мирской, что дело спасения души выше всех прочих дел житейских как бы они ни казались значительными. Отсюда вывод: если ты — христианин, то будь уж настоящим, преданным христианином, а не лжехристианином; если ты — монах, то будь уж настоящим монахом, а не лицемером и карьеристом; если ты, тем более, духовное лицо — иерей или архиерей, то будь уж истинным, жертвенным, безкорыстным пастырем, а не торгашом своей совестью. Теперь время поисков, время нахождения новых, более совершенных форм и методов работы, но это в мире техники, медицины, электромеханики и пр. В духовной науке все остается так, как сказал Христос, как вымучили святые мученики, как пережили святые богоносные отцы. Нового нам теперь выдумать, найти, изобрести нельзя, да мы и не в силах… Какие мы теперь “Златоусты”, умудренные подвижники?! Какой у нас духовный аскетический или благодатный опыт?! А если так, то остается нам смиренно следовать учению и наставлению богомудрых отцов, бывших прежде нас. Если же мы ухитряемся создать какое-то новое христианство, какое-то смешение или даже слияние Православия с католичеством, протестантством и даже социальными философиями мира сего, тогда добра ждать нечего…

Святоотеческий период переходит дальше в патриарший. События и примеры этого периода касаются исключительно Русской Церкви. Главная нить повествования будет вестись на ярких примерах тех избранников Божиих, которые безбоязненно говорили правду сильным мира сего, кто бы они ни были: князья или цари, или другие правители. И хотя они, как и Христос, увенчались венцами мученичества, зато показали царям и владыкам, а также и народу, что святая ПРАВДА ЕВАНГЕЛЬСКАЯ дороже всего на свете, что если жить с Евангелием — значит за него и надо умереть.

(XII–XIX вв.) (Мф. 20, 5)

И буду пасти овец, обретенных на заклание, овец поистине бедных (Захария 11, 7).

С конца XII-го и начала XIV-го веков Русь и Русская Церковь начинают набирать темп быстрого роста. Татарское засилье было сломлено, русские князья стали стремиться к “великокняжеству”, а церковная власть — к митрополии и даже — патриаршеству. Экономически русский народ стал жить более зажиточно, и потому мощь Русского государства крепла все больше и больше.

Церковь Русская также расширялась и укреплялась: строились монастыри, духовные училища, соборы, храмы и русская церковная иерархия управлялась Митрополитом.

1. СВЯТИТЕЛЬ ПЕТР был первым Московским митрополитом. Он содействовал Великому Московскому князю Иоанну Калите образовывать московский центр управления с главным столичным городом Москвой.

С тех именно времен Москва, бывшая маленьким деревянным поселением, начинает расти и набирать силу.

Святой Петр был поистине родным отцом для Москвы и Московского князя Иоанна. Он заботился о том, чтобы собрать русских князей под единую власть московского князя. Богомудрый святитель знал, что в единении — сила. Хватит страданий, раздоров, вражды и междоусобных кровопролитий! Надо соединиться всем русским в единую могучую семью и стать непобедимым государством. И этого святой Петр, митрополит Московский, успешно добился.

Тем более, что власть Церкви была велика. Ее волю слушали князья и бояре. К Русской церкви нередко приезжали Восточные патриархи: из Иерусалима, Константинополя, Антиохии. Этими приездами они еще больше усиливали авторитет русских митрополитов.

Святитель Петр поистине был Божий избранник. Его жизнь — сплошной подвиг страданий и забот о русском народе. Хотя татарское иго было сильно надломлено, но его еще надо было сломить окончательно. И вот святой Петр вместе с Московским князем Иоанном Калитой набирают моральные и физические силы.

Господь помогал великому святителю. Святое Евангелие распространялось все шире и шире по необъятной стране.

Святитель Петр скончался в глубокой старости. Церковь причислила его к лику святых. (Память его 9 января).

2. СВЯТИТЕЛЬ АЛЕКСИЙ был вторым Московским митрополитом. Он продолжал дело, начатое святым Петром. Личная подвижническая жизнь сделала его великим пастырем земли русской. Пост, молитва, богослужения, заботы о благоустроении церквей, монастырей, духовных общин были постоянным его делом. Святитель сам лично ездил по княжествам, улаживая различные неполадки и разногласия. С этой же целью он посылал и влиятельных людей, как, например, преподобного Сергия Радонежского, с которым был в самых дружественных отношениях. За великую духовную жизнь Господь даровал святому Алексию дар чудотворений. Так, он исцелил от слепоты Тайдулу, жену хана, благодаря чему добился для русского народа больших льгот от татарского повелителя. Любил святитель монашескую жизнь и способствовал ее распространению. Он испрашивал у Московского князя позволения на постройку монастырей и располагал богатых купцов к милости для обителей и бедных людей.

В этот “митрополичий период” наблюдается полное согласие и духовное сотрудничество светских властей с церковными. Князья охотно слушались митрополитов московских и почитали их своими личными отцами духовными и покровителями своих княжеских семей и княжеств, малейшее уклонение от норм нравственности вызывало нарекание со стороны митрополита, и князь смирялся, прося прощение как духовный сын, он каялся перед митрополитом и исправлял свою жизнь. Какое великое поле деятельности для духовенства, какая свобода выбора для добрых дел!

“Кроткие наследуют землю…” (Мф. 5, 5), — сказал Господь.

И вот кроткие служители Церкви, подвижники и рачители народного блага с усердием и самоотвержением пекутся о русском народе. Сами они живут бедно и, часто — без пищи и сна; зато отечески благоустраивают бедных, безродных, вдовиц, многосемейных, бедные храмы, обители и пр. Никто им в этом благородном Божьем деле не мешает, никто не противоречит. Святое Христово Евангелие становится в этот период подлинной Божественной книгой, каждое слово которой звучит законом для мирской власти и для церковной, для каждого русского человека. Слово Божие люди выполняли более, чем читали. Да и как читать, когда большинство было неграмотно! Зато уж, услыша слово Божие в церкви, народ нес его домой, как сокровище, и исполнял его в своей жизни.

“Эх, Петровна, — сказал мужичок в новой холщевой рубахе соседской бабе, — ты, кажись, нынче и в церкви не была?” “Истинно так, Егорыч, — отвечает, покраснев, смущенная баба, — вот промыкалась на базаре, каналья, а купить — ничего не купила, да и мужик мой хворый лежит”. “И взаправду хворый?” — удивляется Егорыч. “Знамо, хворый, — говорит Петровна, — зашел бы вот к больному и рассказал, какой Евангель читали в церкви”. И вот Егорыч идет к больному соседу, дает ему маленькую просфорочку и рассказывает, как дьяк читал “Евангель” о блудном сыне. Больной от радости плачет и благодарит Егорыча, а вместе и кается, что Бог наказал его за то, что он прошлой ночью украл из соседского амбара 10 пудов пшеницы. “Неужто украл?” — спрашивает с удивлением Егорыч. “Вот истинно, Егорыч, украл”, — и больной крестится. “Да у кого же это ты?” — спрашивает Егорыч. “Да у тебя, Егорыч, прости Христа ради,” — признается сосед. Егорыч в недоумении, он молчит. В его душе буря поднимается, негодование, гнев… Но он вспомнил чтение про блудного сына и разом смяк. “У тебя что, есть, что ли, нечего?” — уже спокойно спрашивал он больного. “Не уродилось, Егорыч, детей куча…” — сосед плачет, утирая слезы грязным рукавом рубахи. “Так тебе ищо нада? Вот хвороба у тебе пройдет, — мягко говорит Егорыч, — приходи, насыплю еще десять…” Сосед благодарит, целует руку у Егорыча. А он тихо встал, перекрестился на образа и вышел. На душе у него так сладко-сладко, что самому плакать хочется от умиления.

А вот другая картина: по грязной улице деревянной Москвы едет князь. Он окружен блестящей свитой. Народ приветствует своего князя радостными возгласами и ликованием. Вдруг конь, на котором ехал князь, остановился, как вкопанный. Он даже пятится назад. Князь ударяет верного коня золотой плетью. Конь — на дыбы, но вперед не идет. “Что за беда такая?” — думает в недоумении князь. “Иваша! Иваша!” — слышится в народе. Князь видит, как его свита окружила человека и готова его бить. Один из приближенных князя спрыгнул с коня и пытался свернуть руки назад неизвестному человеку. “Иваша! Иваша!” — кричит народ. Странный человек, которого народ называл “Иваша”, вдруг нагнулся, взял ком грязи и кинул в князя. Все замерли от ужаса немедленной расправы. Но все получилось совсем не так. Князь спокойно сошел с коня, стряхнул со своего белого кафтана грязь и подошел к неизвестному, которого крепко держали приближенные. “Кто это?” — быстро спросил он, оглядывая странного человека, увешанного цепями. — “Иваша! Иваша!” — шумел народ. “Ты — Иваша?” — строго спросил князь неизвестного. “Грязная твоя душа, как это пятно на твоей одежде”, — ответил ему юродивый. Рядом стоящие выхватили мечи. “Оставьте”, — кротко сказал им князь. “Бедная вдова жует солому”, — снова громко произнес Иваша неопределенную фразу. Князь потупился. Эта фраза юродивого сильно его потрясла. Он быстро повернулся, вскочил в седло и сунул руку под полу кафтана… Люди думали, что князь выхватит меч. Но он, вынув золотой, подал оскорбителю. Тот швырнул монету в грязь, опять схватил ком грязи. Но князь уже скакал по улице деревянной Москвы. Он ехал прямо к дому митрополита. За ним следовали его приближенные. “Иваша! Иваша!” — кричали в народе. Войдя к митрополиту, князь упал в ноги и просил прощения за то, что он оскорбил бедную вдову, приказав забрать у нее участок земли. “Бог простит тебя, сын мой, — сказал ему митрополит, — не обижай никогда бедного человека”. “Враг попутал, Владыка”, — смиренно ответил князь, вставая с пола. “За бедного человека стоит Бог, — нравоучительно произнес митрополит, целуя голову князя, — верни землю обиженной вдове”.

Когда князь возвращался обратно в свой княжеский дом, то сопровождающие его видели, как лицо его светилось тихой радостью и необыкновенной добротой…

Вот так наши добрые предки выполняли на деле святое Евангелие. Так они своим личным примером давали народу святые заветы, как надо жить, как исправлять свои ошибки.

Особую силу голос народа стал приобретать потом, когда светская власть от князя перешла к царю. Теперь каждый правитель чувствовал свою сугубую власть. Он гордился своей абсолютной царской державой, и голос совести стал затихать в его сердце. Хотя русские цари были христианами, однако и они допускали человеческие немощи в своем царском деле. Допускали излишества, оскорбления невинных, захват чужого добра, даже убийства и казни по наговору коварных людей. Словом, делали то, чего не должен был делать православный царь. Но в этих уклонениях от норм правды русских царей жестоко обличали или народ, в лице юродивых, или духовенство — в лице митрополитов Московских.

Характерно, что духовенство в описываемый период пользовалось всеми духовным правами, всеми привилегиями. Они могли бы спокойно и благоустроенно жить, как им хотелось, однако, они пренебрегали личным благоустроением, душой они болели о других, главным образом о народе, если видели, что их спасению грозит опасность соблазна и искажения веры в благочестивой жизни. Тогда-то вот святители московские не молчали. Они не мирились с тем, что делает царь плохого. Они не подлаживались под волю и наклонность сильного самодержца. Нет! Они грозно обличали его грехи, чувствуя и остро сознавая свое призвание от Бога — быть хранителями чистоты веры и нравственной жизни народа, они безбоязненно и мужественно говорили царю, что это делать неправильно, а это — нехорошо. Если же самодержец не хотел признать своих ошибок и не смирялся, тогда митрополиты обличали их всенародно в храме или на площади.

Надо понять, что подобные обличения были делом нелегким. Они часто кончалась казнью или, в лучшем случае, тяжелой ссылкой для обличителя. Но долг правды был дороже для служителей Церкви. Евангельская истина горела в их сердцах священным огнем, пламенем непримиримости ко злу, и они мужественно говорили правду. Некоторые говорят, что так может “не ладить” с христианским правительством фанатичное духовенство, т. е. то, которое, якобы, “завышало” свою духовную власть и потому так жестоко обличало своих же христианских царей. “Можно было бы, — говорят они, — обойтись без жертв и казней духовенства, если бы умело и дипломатично указывать ошибки. А резкие формы обличения вызывают неизбежно и ответные жестокие наказания”.

Если так рассуждать, то можно говорить, что и Иисус Христос в неправильной форме обличал книжников и фарисеев. И святые апостолы, мученики неверно обличали мучителей — надо было “ладить”, надо было идти на сделку со злом и с несправедливостью. Так думать честная и боголюбивая душа не может, и тем более — поступать так она не согласится. Она скорее сама пойдет на страдание, смерть, но правду скажет в глаза и кому угодно.

ПРАВДА ИЛИ СМЕРТЬ

В наилучшие времена патриархальной жизни русского народа имеется немало случаев, когда, наряду с благочестием царя, выявлялись его кровожадность и жестокость в наказании невинных. Идя в церковь причащаться, он отдает приказ убить или задушить невинного христианина или даже епископа.

Вот к такому периоду относится XV век, когда на московском престоле восседал царь Иван Грозный. Этот человек оставил после себя удивительно запутанную и сложную ситуацию. Он сам был полон противоречий добра и зла, и такое же сознание оставил в людях. Его царство омрачено страшными преступлениями с одной стороны, а с другой — неописуемым благотворением и построением монастырей и храмов.

Особенно в последние годы своего царствования Иван Грозный был болезненно подозрителен и зол. Он не останавливался ни перед какими жертвами, убивал невинных и карал самых близких и нужных ему людей, которые действительно были истинными его доброжелателями и друзьями.

Святые богоносные отцы говорят, что когда народ начинает духовно разлагаться, тогда Господь выдвигает мучеников, чтобы их жертвами оздоровить, излечить народную жизнь.

Так, например, русское общество начала XVI века стало уклоняться от евангельской чистоты. Появились пороки: национальная гордость, излишество и пресыщение, особенно в правящих классах, насилие над бедными, вымогательство и пр. Надо было пробудить народную общественность от духовной спячки. И вот Господь выдвигает ревнителей Евангелия. Они готовы умереть за чистоту учения Христова, только бы пробудить совесть властей и народа в целом.

ПРЕПОДОБНЫЙ МАКСИМ ГРЕК (21 января)

Преподобный Максим Грек похоронен в Троице-Сергиевой Лавре. Его святые мощи находятся в Свято-Духовской Церкви, с левой стороны от входа. Как мученик за Правду, он и избрал себе место покоя святую Лавру Сергия Преподобного, как бы для того, чтобы в ее стенах всегда громко звучал голос святой Правды за веру Христову и Евангелие.

Преподобный Максим был родом из Албании. Он был высоко образован. Сильно любил монашество. Жил несколько лет на Афоне.

На Русь его вызвал московский князь Василий Иванович и поручил разобрать библиотеку, затем перевести Толковую Псалтирь. Кроме того, преподобный Максим перевел много и других церковных книг, а также святоотеческой литературу. Он много исправил в книгах ошибок. Но, так как плохо сам знал славянский язык, то и допустил немало ошибок. Его оклеветали пред Московским князем чуть ли не в ереси. Максим защищался, но успеха не имел. Его сослали в заточение в один из дальних монастырей, где он провел 6 лет в ужасных условиях. Тяжелые оковы не снимались с его рук и ног. У него была тесная дымная келия, он терпел холод и голод, а что самое страшное — он был отлучен от святого Причащения и не мог ходить в храм Божий. В слезах и изнеможении он лежал однажды на полу своей тюрьмы, как вдруг почувствовал приятное тепло и услышал голос: “Терпи, старец, этими муками избавишься вечных страданий!” Преподобный поднял голову и увидел Ангела. Он стоял в темном углу и ласково смотрел на старца. Вся келия сияла от его славы.

Преподобный Максим, увидя Ангела, еще сильнее заплакал. Он плакал, как обиженный ребенок, которого пожалела мать. Ангел подошел ближе, взял старца за руку и, подняв его, кротко сказал: “Мужайся, старец, мужайся! Бог укрепит тебя”. Обрадованный и утешенный, преподобный Максим написал углем на стене канон Святому Духу, который мы теперь читаем.

Затем преподобного перевели в Отрочь-монастырь (в Твери). Здесь ему разрешили ходить в церковь и причащаться святых Христовых Тайн. Тут он написал много разных сочинений.

В 1551 году его — уже престарелого и измученного — наконец переводят в Троице-Сергиеву Лавру, где он и скончался, прожив еще пять лет.

Невинные страдания преподобного Максима уготовали ему венец страдальца за Правду Божию!

Хотя преподобный в жизни и никого не обличал в нечестии, но он своими исправлениями насаждал ПРАВУЮ ВЕРУ в людях. Будучи ученым и просвещенным, он видел, как много заблуждений коренится в народной жизни. В своих книгах он боролся со злом, поэтому враг рода человеческого и поднял на него такую страшную бурю гонений.

Дорогой читатель! Когда Бог приведет тебя быть в Лавре Сергия преподобного, зайди в Свято-Духовский храм, пройдя со входа в левую его сторону, ты увидишь святую гробницу преподобного Максима, поклонись ей, припади к ее подножию… В ней упокоился великий безропотный страдалец за Правду Божию. Эта одна из жертв за русский народ патриаршего периода.

А еще, дорогой мой читатель, прошу тебя, вспомни у этой святой гробницы тех, которые ныне страдают за Правду, которых ты знаешь, дабы преподобный Максим помог им терпеливо нести крест жизни и до конца остаться верными Богу и Его святому Евангелию.

СВЯТОЙ ФИЛИПП, МИТРОПОЛИТ МОСКОВСКИЙ

Истинно так! Надменные — счастливые, смиренные — несчастные! Да, да смиренные — самые несчастные на всей земле. Так говорит и святой апостол Павел и добавляет: “Если бы Христос не воскрес”. А так как Он воскрес, то надменные останутся ли целы?!

Святой Филипп, митрополит Московский, был очередной жертвой за нравственное оздоровление русского народа XVI века. Он страдал и мученически умер, когда его друг юности царь Иван Васильевич Г розный управлял русской державой. В детских и юношеских летах они вместе, Иван и Василий (таким было мирское имя святого Филиппа), играли в царском дворце, гоняли голубей по старой Москве. Но вот выросли и… один убивает другого. Так жестокая власть расправляется со святой дружбой и правдой.

Юный царедворец Василий однажды услышал в храме такие слова: “Никто не может служить двум господам”… (Мф. 6, 24).

Усмотрев в них призыв Спасителя — отречься от мира, он ночью уходит на Соловки. Скрыв свое происхождение (из бояр Колычевых), юный Василий проходит в Соловецком монастыре самые низкие и тяжелые послушания. Уединение, молитва, физический труд его были особенные. Приняв вскоре иноческое пострижение с именем Филипп, скромный подвижник усиливает свои труды и молитвы. Он целые ночи проводит в молитве и поклонах, по несколько дней не вкушает пищи и питья. И так год за годом, целых тридцать лет!

Слышал Филипп, что в далекой Москве царствует на российском престоле друг его юности, Иоанн. Но что было подвижнику до этого? Хотя он тоже мог быть великим царским чиновником, жить в златоглавой Москве и пользоваться всеми почестями мира сего, но Филипп решил умереть монахом далеко-далеко от мирской суеты. Довольно для него и того, что он видел в юности при царском дворе: видел зависть, клевету, подстрекательство, а то и насилие, жестокость. Теперь вдали от всего этого он хотел тихо умереть и представиться Господу…

Однако Господь готовил Филиппу исповеднический и мученический венец. В 1566 году, когда Московская кафедра стала праздной, Иван Васильевич вызвал Филиппа в Москву. Филипп был уже игуменом. Он категорически отказывался от чести быть всероссийским митрополитом. Но царь непреклонен в своем решении. Может быть, Иван Васильевич надеялся, что Филипп, как его сверстник и друг, поддержит царя во многих его мероприятиях или, по крайней мере, не будет его обличать за беззаконные дела. Однако правда выше дружбы, и священный долг выше личного благополучия. “Если ты, государь, — сказал игумен Филипп царю, — будешь меня слушать, как духовного отца и первосвятителя Божия, то я соглашусь стать митрополитом земли русской, а если же ты будешь делать по своей царской воле без согласия митрополита или вопреки его воле, то лучше отпусти меня в монастырь, где я буду о тебе молить Бога, пока не умру”. Царь Иван Грозный, хотя и не без внутреннего раздражения, дал согласие, что без совета митрополита он ничего важного предпринимать не будет. Хотя этого слова он и не сдержал.

Святой Филипп строго следил за своей русской паствой. Как он любил православный народ, охранял его от всяких заблуждений, и в случае каких-либо испытаний готов был в любую минуту положить душу свою за други свои!

Царь первое время крепился. Он явно боялся митрополита. Но потом, подстрекаемый клеветниками и опричниками, стал производить насилия и жестокости подчас над невинными людьми. Окружив себя недостойными временщиками (опричниками), он делал ночные убийства и грабежи, а потом во дворце писал имена казненных им бояр в синодики и клал о них земные поклоны.

Святой Филипп видел все это и не один раз приходил к царю, чтобы наедине вразумить его. Но самодержавец зашел уже очень далеко. Он даже поверил тому, что будто митрополит хочет его низвергнуть с престола, сам — управлять Россией.

Ночные и дневные казни не прекращалась. Гибли невинные люди. Митрополит выступил в защиту своей паствы. Когда однажды в большой праздник царь со своими приближенными пришел на богослужение, одетый в одежду опричника, святитель Филипп сказал ему: “Государь и самодержавец всероссийский! Прилично ли тебе одеваться в эту одежду разбойников и убийц. Днем ты пришел в храм Божий, а ночью будешь убивать невинные христианские души”. “Владыка, — злобно сказал царь, — не следует тебе вмешиваться в мою царскую державу”.

“Гибнут мои невинные овцы, — твердо произнес митрополит, — и я более не буду молчать, пока жив”.

Царь сдержал свою злобу, он подошел к кресту, но митрополит не дал поцеловать ему креста.

В другой раз, на крестном ходе вокруг Новодевичьего монастыря, митрополит читал святое Евангелие. Он ясно видел, как один из приближенных царя стоял в шапке. Святитель показал на него царю. Царь оглянулся, но лукавец уже успел снять свою шапку. “Ты, владыка, клевещешь на моих опричников”, — сказал раздраженно царь. И с этого момента он решил разделаться со смелым и мужественным митрополитом.

Однажды, когда святитель совершал Божественную службу, в Московский собор ворвалась толпа опричников. Они были одеты во все черное, как монахи, из-под одежды торчали мечи и кинжалы. Святитель знал, что пришел конец его свидетельству за правду: или его убьют здесь же, в храме, или, надругавшись, сошлют в глухой монастырь. Он спокойно служил, когда толпа убийц ворвалась в алтарь, схватила митрополита, сорвала с него святительские одежды, била, пихала; потом в одном рваном подряснике вытащили его из собора, бросили на дровни, и пара лошадей увезла святителя Божия в глушь зимних степей…

Святой Филипп несколько лет был в суровом заточении в Тверском Отрочь-монастыре. К нему никого не допускали. Его морили голодом, жаждой, холодом, явно, что хотели скорее его изжить. Святитель дни и ночи проводил в молитве и слезах.

Он не жаловался на свое ужасное положение, не роптал на Бога и на царя, на то, что так безчеловечно его терзает судьба. Святитель знал, что он должен непременно стать жертвой за свою русскую паству и что час его близок…

Между тем, царь собрался войной на казанских татар. Был удобный повод покончить с опальным митрополитом. Проезжая мимо Отрочь-монастыря, царь послал к святому узнику своего опричника-бандита Малюту Скуратова, чтобы он задушил его. Святой страдалец провидел, что настал конец его жизни. Он всю ночь молился со слезами перед образом Спасителя. Вдруг дверь отворилась, и в нее протиснулся убийца. “Владыка святый, — издевательски сказал пьяный Малюта, — государь просит твоего благословения идти на Казань”. Святитель даже не оглянулся. Он стоял на коленях перед образцом и молился. “Владыка” — заревел опричник. “За чем пришел, то и делай скорее”, — кротко сказал страдалец Божий. Убийца набросился на митрополита, повалил его, надавил на лицо его подушкой и так держал, пока святитель совсем не задохнулся.

Господь чудодейственно прославил исповедника нетлением святых мощей его, во свидетельство торжества Правды Божией над неправдой человеческой.

Память святого Филиппа 9 января.

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ГЕРМОГЕН, ПАТРИАРХ МОСКОВСКИЙ

“Ешь солому!” — раздался грубый голос сверху. И к ногам святителя упал сноп ржи. Измученный, обезсиленный Щатриарх всероссийский Гермоген поднял бледное лицо на окно, откуда падал слабый луч света. Ему казалось, что голос, раздавшийся за окном, очень знакомый. “Не иначе это один из московских бояр так радушно питает своего патриарха, — подумал святитель. — Эх, времена, времена, — прошептал он, — как слаб человек без веры и правды Божией!”

Упав на земляной пол темницы, святитель долго лежал неподвижно. Казалось, что он, измученный, истерзанный, всеми покинутый, набирался сил от родной матери-земли. Только она была с ним — святая русская земля! Распростершись на ней, святитель молился. “Господи, — шептал он, — спаси русскую землю. Матерь Божия, спаси Православную веру, спаси русский народ!”…

Шепот стих… Наступила жуткая тишина. В живой могиле не слышно даже малейшего шороха. Только откуда-то сверху, через толстую каменную стену и узкое окно, доносился рокот столичной жизни: глухие голоса, цокот конских копыт. “Господи, — снова раздался стон в сыром подземелье, — лучше мне здесь умереть, чем видеть Русь окатоличенной, а святое Православие — поруганным… Господи!” Казалось, что слабое, изможденное тело Патриарха бьется о сырую землю… Он рыдает… Потом снова все стихло.

Над златоглавой Москвой спустилась холодная, темная, осенняя ночь… “Смутное время” — так назвали историки период, когда Россия не имела своего царя. Иван Грозный умер. Его наследник Димитрий-царевич был зверски убит в Угличе. В стольном граде Москве хозяйничали польские уланы. Воспользовавшись междоусобицей русских бояр, поляки заняли Москву и хотели посадить на русский престол своего короля. Какое это было ужасное время! Какое смущение умов! В какой страшной опасности находилась Православная вера!

Московские бояре продались полякам. Духовенство было обезглавлено. Патриарх брошен в заточение. Народ клонился туда и сюда, как трава от сильной бури.

Силой и коварством оккупанты добились того, что все было готово для торжества католицизма над пораженной Москвой. Только не хватало согласия Патриарха. За решительный отказ дать свое благословение, патриарха Гермогена бросили в сырое подземелье Чудова монастыря. Томимый голодом и холодом, он, как адамант несокрушенный, твердо стоит за святую православную Русь, свободу Православной веры и национальные интересы русского народа. О, если бы Патриарх устрашился мучений?! Если бы он поставил свою личную жизнь выше жизни и интересов своего народа?! Словом, если бы он вместе с московскими боярами пошел на сделку (компромисс) с поляками, что было бы с родной Россией?! Что было бы с нашей Православной верой?!.

Кажется, что никогда еще Русь не испытывала такой страшной опасности, как в то “смутное время”. Никогда еще католический Запад так не торжествовал своей скорой победы, как во времена “Лжедмитрия”. Но “адамант” веры Патриарха Московского победил! Великий святитель Гермоген отстоял свободу веры Православной и русского народа. Но какой ценой!

…Ночью в сырое подземелье со скрипом открылась дверь. Вошли польские чиновники и московские бояре. “Владыка, — сурово сказал один из бояр, — запрети русским ополченцам идти на Москву”. “Сам Бог ведет на вас, предатели земли русской, этих людей” — сказал патриарх. Голос его дрогнул, и он в изнеможении опустился на скамью. “Запрети, владыка, иначе сгниешь здесь, в подземелье!” — сказал другой боярин и, выхватив нож, бросился на святителя. “Вот крест Христов против твоего ножа, изменник!” — строго промолвил патриарх и перекрестился.

В это время снаружи послышался шум, и постыдная делегация быстро удалилась, заперев за собой железные двери. Святитель упал на пол и долго не вставал. Он был глубоко потрясен низостью своих московских бояр. Душа его обливалась кровью за родную православную паству.

Патриарх уже несколько суток не ел и не пил. Его решили уморить голодом. Он уже не мог писать воззвания к народу, не мог молиться. Его сознание начинало путаться. Он совершенно изнемог и лежал на полу недвижимым.

В это время Минин и Пожарский с огромным русским ополчением подошли к самой Москве. В жестокой схватке с поляками они ворвались в столицу. Ополченцы несли чудотворную икону Божией Матери “Казанскую”.

Враги с русскими изменниками заперлись в Кремле. Но и оттуда их выбили. Господь услышал слезные молитвы своего верного служителя. Он спас Россию от нового рабства и сохранила ней святую Православную веру наших отцов. Однако святителю Гермогену не суждено было увидеть торжество правды на святой Руси. Он умер жертвенной смертью в сыром подземелье от голода и полного истощения сил. Но его жертвенной смертью ожила Русская земля, еще более окрепло Православие, еще более объединился в могучую семью весь русский народ.

Святой Пророк говорит: “…Ты сама приучила их начальствовать над тобою, не схватят ли тебя боли, как рождающую женщину” (Иер. 13, 21).

Страх, малодушие, постыдное замалчивание, ужасное рабское подхалимство перед сильными, “кесарево — кесарю и Божие — кесарю” вдохновляет зло и ведет его на подавление Правды. Но Господь выдвигает сильных духом, о волю которых, как о гранитную скалу, разбиваются все волны зла и насилия.

СВЯТОЙ СВЯЩЕННОМУЧЕНИЧЕ ГЕРМОГЕНЕ, МОЛИ БОГА О НАС!

Мы, православные русские люди, верим, что если опять нависнет угроза над Православной верой в России (а она уже нависает…), Господь снова выдвинет людей, о веру и мужество которых разобьются и эти ярые волны бесовские. А ПРАВОСЛАВИЮ на Руси стоять вечно!

ПРИМЕТЫ ВРЕМЕНИ

“Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь” (2 Фес. 2, 7) — ПРАВОСЛАВИЕ.

ЮРОДИВЫЕ

Юродивый, как безумный, говорит несвязные речи, совершает глупые поступки, отказывается от пищи, одежды, человеческого жилья, не имеет постоянного пристанища. Он проводит время на площадях, городских улицах, у церковной паперти, на кладбищах, а иногда даже на куче мусора. Но под грубой внешностью, за странными и часто предосудительными поступками юродивые скрывали чистое сердце, полное преданности Богу, и великую любовь к людям.

Своим видом, образом жизни юродивые часто вызывали к себе презрение, притеснения, насмешки, а иногда и побои, но они все терпели благодушно и с радостью.

Какой смысл этого подвига, и как юродивые стояли за Евангельскую правду?

Поэт сказал о России:

Сила русского народа была в юродивых… Чистота Православной веры была в них.

Было время, когда никто из смертных не мог говорить правду. Страх жестокой расправы закрывал уста всем; никто

не решался открыто обличить беззакония правителя, не рискуя своей головой. А между тем, истина Евангельская осквернялась, традиции церковные грубо нарушались, вера святая терпела поругания. Кто осмелится поднять голос Правды? Кто безбоязненно обличит зарвавшегося деспота? Юродивые! С виду — безумные и глупые, но которые внутри полны благодатной силы и безстрашия. Они косвенно или явно говорили правду, они обличали зло, насилие, безбожие, и Христова правда вновь торжествовала на Руси.

БЛАЖЕННЫЙ ПРОКОПИЙ УСТЮЖСКИЙ

Вот эту земную “ценность” и обличал святой Прокопий Устюжский. Русское общество заразилось мирским духом и привязанностью к суете, наживе, деньгам, торговле. А он, раб Божий, Прокопий, ходил днем по улицам города Устюга, ходил полунагой, голодный, холодный, всеми обижаемый, а ночью, когда все покоились в тепле и неге, он обходил церкви, и на папертях их плакал и молился о родном народе.

Насмешки, ругательства, побои градом сыпались на Прокопия, но он не только не обижался, но горячо молился о своих обидчиках. Утомленный, измученный, часто избитый, он ложился отдохнуть на голой земле, на камнях, навозе, где только придется. Зимой и летом ходил он без обуви, в рваной одежде, скудную пищу принимал только от людей богобоязненных. Любимым местом святого Прокопия был камень на берегу реки Сухоны. Сидя на нем, он молился о плавающих по реке и тех, кто плавал… по бурным волнам житейского моря. Кажется, никого он не оскорбил, никого не обличил своим словом, но своей святой жизнью он обличал всех, кто забывал Бога, кто забывал неизбежность своей смерти и страстно прилеплялся к земной суете и богатству.

Русское духовенство учило народ нищете Христовой, учило безкорыстию, но сами напивались и богатели, служа более маммоне, чем Живому Богу. Святой же Прокопий, молча, обличал их в этих пороках, показывая своею жизнью полное безкорыстие и заботу о спасении души.

“Кто это идет?” — в страхе спрашивала барыня у своего мужа. Они ехали на богатом тарантасе, одетые в лисьи шубы. На занесенной снегом тропе показался странный человек. Он был почти раздетый, и голыми ногами ступал по хрустящему снегу. “Это юродивый Прокопий, — ответил барин, — он идет в церковь молиться”. “Ой, я боюсь его, — закричала в истерике барыня, — он страшный!” — “Он незлобив, как агнец”, — успокоил суеверную жену барин. “Кучер! — крикнул он. — А ну-ка, дай ему кнутом по голяшкам!” “Нет, барин, — решительно возразил мужик, — кто Прокопия обидит, того Бог возненавидит. Лучше я дам ему свой медный пятак”. Поравнявшись с юродивым, кучер придержал лошадей и кинул ему монету. Прокопий что-то сказал и поднял глаза к небу. Барыня, закутавшись с головой в шубу, одним глазом все же видела, как голые ноги святого Прокопия были по колено в снегу, по ним стекал тающий снег и тут же замерзал сосульками… Барыня бросила взгляд на лицо юродивого. Оно было спокойным и кротким. Глаза их встретились, и она прочла во взоре Прокопия себе приговор и сострадание.

Всю дорогу она молчала. А когда барин пытался с ней заговорить, она ему не отвечала… Он повернулся, чтобы увидеть ее лицо. Оно было в слезах… Барыня плакала.

Так и умер святой Прокопий на морозе. Нет, не от холода: тело его было теплым и мягким; но от хлада человеческих сердец, которые он согревал своей жизнью.

БЛАЖЕННЫЕ НИКОЛАЙ И ФЕДОР НОВГОРОДСКИЕ

Новгородцы, разделенные на две половины рекой Волховом, часто враждовали между собой. Они сходились на Волховском мосту и устраивали бойни. Было много жертв с обеих сторон. Это было ужасное разделение и непримиримая вражда. Она длилась веками. Никто — ни князья, ни митрополиты не могли помирить враждующих друг с другом новгородцев. Но вот два юродивых, Николай и Федор, образумили народ. Юродивые жили на разных берегах Волхова. Николай — на правой стороне, а Федор — на левой. Каждый день в полдень они сходились на мосту и в обличение народа вели между собой “борьбу”. Они часами кричали друг на друга, махали руками, падали, будто сраженные, потом вскочив, снова продолжали “борьбу”.

“Не выходи, нехристь, на мою сторону!” — кричал Николай Федору. “А ты не смей ходить на мою! — возражал Федор.

“Я убью тебя здесь и раздавлю!” “А я тебя, как щуку, утоплю в реке!” — отвечал тем же Федор. “Ты нехристь и бусурман! Уйди с моего моста!” — угрожал Николай. “А ты уйди с моей реки! Ты — фарисей и саддукей!” — вторил ему Федор.

Новгородцы с обеих сторон реки собирались кучками и смотрели на юродивых. Им было стыдно за свою вековую вражду. Те и другие — христиане. И вот надо же биться до крови, до убийства! Они мало-помалу осознавали свой грех, пока, наконец, не бросили эту вековую затею.

Николай часто прогонял Федора, бросая в него кочанами капусты, за что и прозван был юродивый “Никола Кочанов”.

БЛАЖЕННЫЙ НИКОЛА ПСКОВСКИЙ

Городу Пскову угрожало полное истребление. За какую-то вину Иван Грозный решил отомстить псковчанам. Он в сопровождении своих верных опричников приехал в Псков и начал было расправу. Случайно зайдя в келью юродивого Николая (Салоса), Иван Грозный был удивлен тем, что юродивый положил перед царем кусок сырого мяса. “Ешь, государь, — сказал Никола, — мясо вкусное!” “Я — христианин, — возразил Грозный, — и не ем мяса в Великий пост”. “Ты пьешь человеческую кровь, — смело сказал ему юродивый. — Оставь наш город и не трогай его”. “Я караю изменников!” — гневно крикнул царь. — “А тебя Бог покарает, как убийцу” — ответил Никола. Грозный вскочил, метнул своими огненными глазами и вышел из кельи. На другой день он уехал в Москву, не причинив никому вреда. Псковитяне плакали от радости, благодарили Бога, прославляли своего заступника, юродивого Николу Салоса.

БЛАЖЕННЫЙ ВАСИЛИЙ МОСКОВСКИЙ

С бранней юности он оставил родителей лишив себя на всю жизнь крова и всякого земного утешения. Зиму и лето блаженный ходил едва прикрытый, перенося холод и насмешки праздной толпы. Среди городского шума он был углублен в молитву и не отвечал на оскорбления и грубость. Глубоко и болезненно святой переживал народное заблуждение и часто плакал ночами, валяясь в стужу на церковной паперти.

Проходя мимо домов, в которых люди пировали и пресыщались, он обнимал углы и целовал их. “Что это значит?” — спрашивали Василия. “Ангелы скорбные, — отвечал он, — стоят у этих домов и плачут о погибающих и пирующих”.

Господь дал блаженному дар прозорливости. Царь Иван Грозный стоял однажды в соборе и мечтал о том, какой дворец он построит себе на Воробьевых горах. После службы царь, увидя блаженного, спросил его: “Где ты был, Василий? Я не видел тебя в храме”. “А я видел тебя, — ответил юродивый, — ты был на Воробьевых горах”.

Однажды царю вздумалось пригласить Василия к себе на именины. Подносили заздравную за царя. Юродивый три раза принимал чашу и выливал ее за окно. “Что ты делаешь?” — гневно спросил его царь. “Заливаю пожар в Новгороде”, — ответил Василий.

Действительно, потом выяснилось, что в это время в Новгороде был пожар.

Один вельможа пожалел юродивого. Увидя его раздетым в лютый мороз, он дал ему дорогую шубу. Василий сначала не брал шубу, но потом уступил вельможе и взял. Надев лисью шубу, он помчался в ней по улице. Это увидела недобрая молодежь и решила посмеяться над ним. Один из них, притворившись умершим, лег на дороге. Другие стали просить Василия пожертвовать им что-либо на “погребение”. Отдавая богатую шубу, юродивый сказал: “Лукавнующие потребятся”. Когда он ушел, обманщики стали звать товарища, но он был мертв…

Блаженный не раз предсказывал грядущие народные бедствия. Он побуждал народ молиться, творить милостыню; сам целыми ночами плакал на церковных папертях, не вкушая пищи по несколько дней. Господь по молитвам блаженного отвращал гнев Божий от Москвы и ее окрестностей и ниспосылал Свое благословение.

Юродивый скончался в 1552 году. В честь его в Москве на Красной площади красуется храм “Василия Блаженного”.

Сходите в него, дорогой мой читатель, посмотрите, помолитесь в душе святому угоднику Божию Василию блаженному, Христа ради юродивому, московскому чудотворцу. Вспомните его необычный, трудный подвиг и вместе с ним слейтесь в молитве о родной Москве и русском народе.

БУИ

Один из видных иерархов нашего “вывихнутого” времени сказал, что юродивых теперь нет на шумных улицах, площадях, папертях, они обязательно есть в тесных келиях, бедных монастырях, трущобах. И к их голосу нам надо прислушиваться, как тогда, в годы глубокой старины, так и теперь: их смиренными устами говорит Бог… О, если бы наши правители и церковные строители были так смиренны и благоразумны и следовали бы этому мудрому совету, тогда бы дела церковных обществ и государств не были так шатки, легковесны и опасны…

Упоенные властью, человеческой славой, успехами своих жизненных дел, правители народные, презирая все божественное и святое, несутся победным маршем вперед, вперед, не глядя себе под ноги, а между тем, путь опускается все ниже и ниже и вдруг он падает в бездну и исчезает в глубине…

Спаситель сказал: “Если слепой ведет слепого, то не оба ли упадут в яму?..” (святое Евангелие).

ТРАВМЫ ПАТРИАРШЕГО ПЕРИОДА

Сии пророческие слова явно исполнялись на церковных управлениях XVII века, когда русская церковь, возгордившись своим господствующим положением, уклонилась от прежней смиренной любви и Христова милосердия.

Став правой рукой гражданских правителей, патриархи и митрополиты возомнили себя не смиренными служителями Христа, а великими деятелями и преобразователями церковной жизни. Обложенные неограниченной властью и несметным богатством, они заботились больше о роскошных службах, драгоценных церковных одеждах, богатых приемах, золотых украшениях, и меньше всего — о народном духовном устроении и Христовой спасительной нищете.

В этом фарисейском убранстве, особенно высшая церковная иерархия, незаметно отошли они от близости простого народа, сделались кабинетными дельцами, не зная духовных запросов народа и не разделяя их нужд и жизненных потребностей.

Повсюду случалось, что епархиальная паства совсем не знала в лицо своего архиерея, потому что он спокойно сидел в своем архиерейском поместье. По праздникам он блистательно служил в своем соборном храме, окруженный славой и величием, а потом разъезжал на тройке с колокольчиком по гостям: к губернатору и им подобным. А о пастве и не думал, поехать по своим далеким приходам и не собирался.

Так, незаметно, церковные начальники стали не духовными отцами, а истинными чиновниками, которые заботились о своей кафедре и личном благополучии больше, чем о живых душах своих пасомых. Более того, они возносились вследствие своего высокого и независимого положения в отношении простых верующих русских людей, особенно крестьян, которые вечно копались в земле и никуда не ездили, кроме базара, чтобы продать рожь или картошку и купить себе сахару, соли и лапти.

Считая себя духовно сведущими, они смело боролись за преобразование, как например: исправление церковных книг, вводя этим в церковную среду ужасную смуту, раскол и трагическую гибель сотни тысяч русских людей.

Вот таким властным церковным деятелем XVII века был патриарх Никон.

ПАТРИАРХ НИКОН

Русская церковь еще не знала такой “бури”, такого общего духовного потрясения, как при патриархе Никоне. Со времени патриарха Никона в Русской церкви произошло печальное разделение: на православных и на старообрядцев. Православные (никоновцы) ненавидели старообрядцев, а старообрядцы ненавидели никоновцев. И этот раздор был так велик, что православный не давал старообрядцу и кружки воды напиться, а старообрядец — православному. Между тем, те и другие были христианами. Те и другие чтили и исполняли Евангелие Христово и хорошо знали заповедь о любви.

И до сих пор еще пропасть раздора между православными и старообрядцами. Около трех столетий идут взаимные недоверие и явная скрытая вражда. А в музеях с удовольствием показывают людям роскошные золотые ризы патриарха Никона, его неподъемные одежды, усеянные дорогим жемчугом и драгоценными камнями; показывают его двухпудовые митры золотые, посохи, панагии. Великий был златоносец, сильный волей, могуч духом и телом… Но и оставил после себя великий раскол. Он как бы единым ударом рассек Русскую церковь на две половины, отсюда открылся “позор” ее разделения на многие, многие поколения.

ПРОЛОГ

В скиту брат впал в грех. Братья, собравшись, послали за аввой Моисеем. Но он не хотел идти. Тогда пресвитер послал к нему послушника с такими словами: “Иди, авва, тебя ждет собрание”.

Авва Моисей встал, взял худую корзину, наполнил ее песком и так пошел. Братья спрашивали его: “Что это такое, авва?” Старец отвечал им: “Это грехи мои сыплются позади меня, но я их не вижу. А вот чужие грехи вижу, и пришел их судить”.

Услышав это, братия ничего не стали говорить падшему, а простили его и отпустили (из древнего Патерика).

“Мы никого не обидели, никому не повредили, не от кого не искали корысти” (2 Кор. 7, 2).

Если жить с Евангелием в руках, а не в сердце… Если Евангелие украшать золотом и драгоценными камнями, и не исполнять написанное в нем, то скажите, к чему можно прийти?..

КАЗНЬ СТРЕЛЬЦОВ

Событие это до сих пор леденит кровь в жилах, когда высмотрите картину Серова. Это было в начале XVIII века. Хотя Петр Первый, всероссийский царь, и обезглавил русскую Церковь, низложив патриаршество, однако святейший Синод мог бы сказать разгневанному царю, что велика измена против земного царя, но еще страшнее измена Царю Небесному…

Нет! Никто из святого Синода не осмелился заступиться за несчастных стрельцов, которых Петр зверски повесил на зубчатой стене Новодевичьего монастыря в Москве. А в чем была их вина? В том только, что они присягнули на верность сестре Петра, царевне Софии. Ведь она была старшая и законная наследница русского престола.

Вот смотришь на эту жестокую расправу над неграмотными, ничего не знающими мужиками и стрельцами и удивляешься — куда же смотрело духовенство? В Евангелие или в широкий карман?

Святитель Амвросий Медиоланский заградил собой вход в церковь великому императору Феодосию, сказав: “Царю, пролившему кровь христианскую, нельзя входить в дом Божий”.

А здесь ни Стефан Яворский, ни Феофан Прокопович, ни другие влиятельные члены Синода не осмелились сказать молодому разъяренному Петру о смягчении вины “полувиновным” беднякам. А они? Они покорные, беззащитные, полураздетые, полуживые, со связанными назад руками подходили к монастырской стене, подставляли свои головы в петлю… и враз повисали в воздухе, долго качаясь из стороны в сторону…

О, если бы встал митрополит Филипп Колычев? Если бы взглянул на эту зверскую расправу патриарх Гермоген! Неужели бы они промолчали? Неужели бы они побоялись сказать царю: “Ты — русский царь, да еще христианин, не тебе ли благороднее простить этих несчастных, введенных в заблуждение людей, смягчить им вину и не клеймить свое имя вечным позором”.

ДОКТОР Ф. ГААЗ

Он был даже по национальности не русский, а немец. Однако имел удивительную любовь к людям, причем к тем, которых считали убийцами, смертниками и пр.

Раздав все свое родовое имущество бедным, Феодор Гааз обрек себя на служение каторжникам, заключенным. Он ездил по тюрьмам, каторжным острогам, лазаретам, и всюду старался облегчать тяжелую участь этих обреченных.

Несмотря на то, что каторжники были осуждены “по закону” и несли муки по заслугам, добрый доктор Гааз все же изыскивал путь облегчить их участь, ослабить их страдания. Будучи глубоко религиозным и гуманным человеком, он видел как много людей страдает жестоким образом, страдания делают их еще отчаяннее, еще грубее. Он понимал, что эти люди лишены всякой Христовой любви, всякой нежности; и если Христос исправлял людей более любовью, нежели жестокостью, то почему же к этим русским заключенным нельзя применить такой метод исправления? Так думал доктор Гааз, так он и старался осуществить свои мысли.

Являясь ученым и популярным медиком, доктор Гааз стучался во все высшие инстанции прокуратуры и министерства. Он просил, умолял, доказывал, что заключенные находятся в ужасных условиях, что их не считают за людей, что их бьют, морят голодом, как хотят, так и издеваются над ними.

Когда ему говорили, что они осуждены на это по закону, то он отвечал, что один суд человеческий, а иной суд Божий. Не находя себе должной поддержки в светских кругах, добрый доктор обратился к властям духовным. Он считал, что здесь его поймут, что здесь выполняют Евангельские идеалы любви и милосердия лучше, чем где-либо. Он написал прошение в святой Синод, прося его ходатайствовать перед правительством об улучшении условий для заключенных. И долго-долго доктор не получал никакого ответа на свою просьбу. Он написал повторное прошение такого же содержания. И вот его вызывают в Синод и спрашивают:

— Вы ходатайствуете о заключенных?

— Да, я, — отвечает доктор.

— Разве они не правильно осуждены?

— Правильно, но содержатся безчеловечно.

— А что до этого святому Синоду?

— Здесь — духовные отцы и носители Христовой любви и правды.

— Вы содействуете умножению преступности.

— Нет, я добиваюсь Евангельской правды и человеческого отношения к людям.

Так или иначе, а доктору предложили удалиться с этим вопросом и разрешать его в гражданских инстанциях.

Доктор Гааз плакал от огорчения. “Как это так, — думал он, — кто же теперь может помочь мне, если и святители Христовы забыли дело милосердия Божия!”

Однако он не оставил своих усилий. Ходил в прокуратуру и Синод, всех тревожил, всем надоедал; наконец, чтобы отделаться от назойливого просителя, Синод снова вызвал доктора к себе.

— Вы ходатайствуете о заключенных? — спросил его митрополит.

— Да, я, — ответил доктор Гааз.

— Разве они неправильно осуждены?

— Правильно, но содержатся безчеловечно.

— А что до этого святому Синоду?

Доктор Гааз перестал отвечать. Ему казалось, что над ним бездушно издеваются, а также — над всем страждущим осужденным миром.

“Вы добиваетесь облегчить участь заключенных?” — опять невозмутимо спросил его митрополит.

Доктор молчал. Он чуть не плакал. Нет, не от злости, а от той холодной канцелярской бездушности, безучастности, которые звучали “медью звенящей” в устах митрополита.

“Вы забыли, что они осуждены по закону”, — опять сказал митрополит.

Доктор не выдержал. Он взглянул святителю прямо в глаза и сказал:“А вы, Владыко, забыли Христа, Он тоже был осужден по закону”. Он повернулся и вышел.

О, бедные осужденные! Как они любили доктора Гааза! Он давал им маленькие Евангелия, писал им на клочке бумаги короткие молитвы, сидел ночами около умирающих, писал последние письма их родным: женам, детям, старенькой матери. Поистине он был их родным отцом и матерью, смягчая их грубые, озлобленные сердца Евангельской любовью. И все же доктор Гааз добился своей цели. Он выработал новый проект облегчения ножных и ручных кандалов. И этот его проект был утвержден высшей властью. Раньше кандалы были так тяжелы, что в них заключенный мог пройти всего несколько шагов. Теперь кандалы стали называть именем доктора “Гааз”. Они были значительно легче и удобнее. В них заключенный мог свободно ходить, работать и отдыхать, а главное — молиться и стать новым человеком. Но не новым… заключенным.

Говорят, что, умирая, доктор Гааз молился и плакал. Он просил Господа, чтобы Господь и Освободитель избавил человечество от всяких уз, и телесных, и духовных, и даровал миру свободу во Христе.

Мы не знаем, услышал ли Бог молитву этого нового праведника. Только видим, что уз на земле становится… все больше и больше.

* * *

* * *

НА РУБЕЖЕ РЕШАЮЩИХ СТОЛЕТИЙ (XIX–XX ВВ.)

Патриарший период русской церковной жизни богат и своими благодатными подвижниками, которые ярко сияли на церковном небе. Они были и архиереи, как например, святой Тихон Задонский, Иоасаф Белогородский, Димитрий Ростовский и простые иереи, иеромонахи и миряне. В конце XIX века светлой звездой, озарившей закат патриаршего периода, был преподобный Серафим Саровский. Это дивный и благодатный старец был последним светильником земли Русской в XIX веке. Он был дан Богом русскому народу в тяжелые дни сомнения и разложения, когда интеллигенция духовно гибла от безбожия и разного рода противоречий.

Господь, в лице преподобного Серафима, показал России и всему миру духовную красоту жизни с Богом. Смотрите, мол, вот он новый человек во Христе, — чистый, счастливый, любящий, прекрасный. Он стал с Богом как бы “сверхчеловеком” — целит больных, воздвигает полумертвых, живет со зверями, питается Духом Божиим. Он видит Ангелов, созерцает херувимов и Самого Господа, а Матерь Божия с сонмом девственниц сходит к нему в келию и благословляет его.

Сатана обольщал интеллигенцию прелестью свободы и независимости от Бога и всякого начальства. А Господь, устами преподобного Серафима, говорил: “Смотрите, люди, вот где истинная свобода духа и подлинное блаженство человека, только в союзе с Богом и Его детьми, достигается совершенное развитие личности и конечная цель его жизни…”

Если говорить аллегорически, то можно сказать, что пламенный Серафим слетел с неба на землю и стал жить среди людей России. Он слетел для того, чтобы еще раз убедить русского человека в твердой вере в Бога, чтобы еще раз показать дивную красоту Богоподобия.

Для России наступила пора тяжких, невиданных испытаний и потрясений. Революционная волна быстро надвигалась на русский народ. Эта волна должна была смести с лица земли все старое, традиционное, Божественное. И что было бы с Россией, если бы Бог заранее не дал бы ей преподобного Серафима?! Что было бы с Русской Православной церковью, если бы она не имела у себя этого предивного молитвенника?!

На рубежах апокалипсических столетий явился великий старец Серафим в дремучих саровских лесах и засиял несказанным светом любви и милосердия к людям. Тяжелый физический труд и духовный подвиг воспитали в нем тайнозрителя небесных откровений. Он видел телесными очами Христа — Царя Славы, видел пророков, апостолов, мучеников, всех святых, стоящих окрест Престола, видел Херувимов, Серафимов, Архангелов, Ангелов, летающих и прославляющих Господа. А Матерь Божия — Царица неба и земли — приходила к нему 12 раз с сонмом Ангелов и преподобных.

Ну, скажите, кто из святых от века сподобился такой дивной славы и благодати от Бога?! И все это потому, что преподобный Серафим должен был стать огненной стеной для русского народа в период грядущих социальных потрясений. А предсказания преподобного Серафима о будущих служителях Православной русской церкви делают его пророком последних времен. Он ясно говорит, что будет такое время, когда архиереи земли русской и другие духовные лица уклонятся от сохранения Православия во всей его чистоте. И за то гнев Божий поразит их.

“Три дня, — говорит преподобный Серафим, — стоял я и просил Господа помиловать их; просил лучше лишить меня, убогого Серафима, Царствия Небесного, нежели наказать их. Но Господь не приклонился на просьбу убогого Серафима. Он сказал, что не помилует их, ибо они будут учить заповедям и учениям человеческим, сердце же их будет стоять далеко от Господа”.

Какое страшное пророчество! Какой страх наводит оно на православного христианина! И как это ни ужасно, а это пророчество преподобного Серафима исполняется в наши дни. Последняя четверть двадцатого столетия довершит все…

Теперь же развернута огромная работа по линии “обновления” Православия. Значительный процент русского православного духовенства (высших его кругов) вовлечены в эту работу и активно проводят ее…

О Великий и убогий Серафим, ходатай земли русской! Может быть, еще не поздно умолить о нас Бога? Может быть, теперь Он склонится на твое прошение — помиловать русское духовенство? Или уже…

Кажется, слышится отдаленный голос народного покаяния? Нет! Это гул самолетов, закрывших от нас небо. А где же всеобщий плач смиренного покаяния и молитвы? Он будет. Но не слишком ли поздно?..

ПРЕПОДОБНЕ ОТЧЕ СЕРАФИМЕ, МОЛИ БОГА О НАС!

Вот он идет по заросшей лесной тропочке. Все такой же как и раньше… Согбенная фигурка, приветливое и светлое лицо, белые, как снег, волосы, шапочка на голове, котомочка за плечами, лапотки на ногах, в руках — топорик. Боже мой! Неужели Преподобный идет посекать нас, безплодных смоковниц?..

Но лицо его мягко, глаза голубые и лучезарные, хотя и не без печали… Вот он вышел из лесочка, кажется, усталый и печальный. Подходит к “дальней” своей пустыньке, а там… там мать с детьми: мальчик и девочка лет двенадцати. Старец хотел было укрыться за большой елью, но мать уже увидела его издалека и показала детям. Девочка рванулась, как молодая лань, к святому старцу. Она бежала, размахивала своими ручками, волосы на ее головке развевались по ветру, красивое личико порозовело от радости и волнения.

Увидев бегущую к нему девочку, преподобный остановился. Он стоит, опершись на топорик, его уставшее лицо выражало радость и сожаление. Между тем мальчик не спешил. Он шел ленивой походкой, и было видно, что ему страшно не хотелось идти к старцу. Его юное круглое лицо выражало отчужденность и какое-то безразличие. Преподобный встретил обоих детей радостно и ласково. Он поцеловал их в головки и усадил около себя на пне. С неподкупной добротой и каким-то загадочным старческим движением он из-за пазухи вынул ветхое Евангелие, благословил им детей, дал поцеловать обоим. Потом по-детски сказал радостно: “Вот я вам, милые дети, сейчас покажу вашего Спасителя”. Девочка озарилась и всплеснула руками от радости. Мальчик вел себя независимо. Он с каким-то холодком смотрел на старца и не выражал никакого чувства восторга.

В это время подошла мать. Она с благоговением приняла от старца благословение и молча села на траву, не сводя своих глаз с Преподобного. Старец открыл Святое Евангелие и стал читать о блудном сыне. Весь его светлый лик дышал любовью и каким-то таинственным вдохновением. Со всей очевидностью казалось, что старец не просто читает книгу, нет! Но еще он беседует с кем-то невидимым. Он видит Кого-то Великого и Доброго и слушает Его голос…

У некоторого отца было два сына, и сказал младший из них отцу: “Отче! Дай следующую мне часть имения”. И отец раздал им имение.

По прошествии немногих дней, младший сын, собрав все, пошел в дальнюю страну и там расточил имение свое, живя распутно…

Мягкий голос старца оборвался. Было заметно, что он расстроен. Отерши слезы краем своей полумантии, Преподобный взглянул на мальчика… 2–3 секунды он смотрел на него с каким-то страхом, потом перевел взор на мать. Она плакала, закрыв лицо свое обеими руками. Девочка ласково прижалась к матери и не сводила своих больших глаз со старца.

Успокоившись, Преподобный стал читать дальше: “Когда же он прожил все, великий голод в той стране настал, и он начал нуждаться”… (Лук. 15, 13–14).

В это время со стороны поля послышались голоса. Видимо, толпа заметила старца и двинулась к нему в лес. Закрыв святое Евангелие и озабоченно положив его за пазуху, Преподобный быстро встал. Он подошел к плачущей матери и, положив свою руку ей на голову, сказал: “Судьбы России исполняются здесь. Но ты молись за сына, радость моя, труден путь”…

Ласково взглянув на девочку, он взял свой топорик и быстро скрылся в лесу.

Где ты теперь, наш великий молитвенник и печальник земли русской? Вещие слова твои сбылись!.. Россия плачет о своем блудном сыне… а его все еще нет… и вернется ли он в свой дом отчий?..

На рубеже решающих столетий (XIX-XX) Господь дал земле нашей великого молитвенника и ходатая — преподобного Серафима Саровского чудотворца. Яркое светило осияло собой всю великую Русь, весь мир и зашло медленно за темный горизонт… Но светлые и теплые лучи его все еще сияют в мире и мы, бедные, слабые, оставленные, беззащитные, оледеневшие, согреваемся ими…

Чувствуешь ли ты, дорогой читатель, теплоту этих благодатных лучей?

Святое Евангелие преподобный Серафим всегда носил за пазухой. А жизнь его была открытым радостным благовестием. Там, где он подвизался, теперь шумит ветер. Птицы садятся на развалины великих святынь и печально поют… Густая и колючая проволока держит в заключении дивный ансамбль

Саровской пустыни. (Сейчас деятельность монастырей в Сарове и Дивееве возобновлена, 1 августа 2003 г. произошли всенародные празднования 100-летия прославления преподобного Серафима Саровского — прим. ред.)

Но истоки святой Великой любви преподобного Серафима ничем не связать! Ничем не заключить! Они разлились по всем благородным сердцам и всему миру.

“Рыдай, кипарис, ибо упал кедр” (Зах. 11, 2).

ПРОЛОГ

Генерал, увешанный орденами, пришел в келью преподобного Серафима. “Радость моя!”, — приветствовал его старец, поцеловал и усадил на деревянную скамью. Затем, тыча пальцем в ордена, стал приговаривать: “Этот вот — за турков, а этот — за Альпы, а этот — за Париж, а этот вот — за Рим, а этот — за… ром”. Глядя на генерала, старец хитро улыбался: “Вот, радость моя, сколько их у тебя!”

Карьерист понял, что Преподобному все открыто. Опустившись на колени, он стал снимать свои ордена и класть в кучу.

“Вот оно что, радость моя, жизнь-то какая, — говорил старец, — правда-то всего дороже!”

Губернатор города Н., здоровый, цветущий, пришел к старцу. “Идем, радость моя”, — сказал ему Преподобный и поманил за собой. Вошли в темные сени. Во тьме стоит гроб. Старец молча зажигает свечи и ставит их по углам гроба. У губернатора — лед на спине, волосы на голове поднялись. Преподобный печально смотрит ему в глаза.

“Когда?” — весь дрожа спрашивает губернатор.

“Завтра, в двенадцать”, — тихо говорит старец, и ведет его исповедовать.

На следующий день ровно в 12 часов губернатор умирает.

(XIX–XX вв.) (Мф. 20, 6)

Дабы все небесное и земное соединить под главою Христом (Ефес. 1, 10).

Атомный век или Каменный… Речь идет о духовном умонастроении, с каким вступает человек в новою эру. Об атмосфере, в какой он живет и дышит, о нравственном его существе, о нацеленности воли его, о незримом мире его души… (“Новый мир”, 1971 г. стр. 118).

Этот период (эсхатологический) называется потому, что по святой Библии он должен стать последним в истории человечества. А так как конец мира закончится судом Божиим, где добро и зло получат по своим заслугам, то и век, предшествующий этому, называется Эсхатологическим, т. е. последним, или решающим.

Господь сказал: “И проповедано будет сие Евангелие Царствия во всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придет конец.” (Мф. 24, 14).

Отсюда XX век — век всемирной проповеди Евангелия, век небывалого массового отпадения от Христа. Для России это век коренного переворота и социального переустройства, технического и культурного прогресса, а также духовного одичания.

В этот тяжелый период Господь дает России одного за другим двух Великих светильников. Преподобный Серафим уже “догорал” в глухих Саровских лесах (он умер в 1833 г.). В другом краю России, в Архангельской губернии, в 1829 году возродилось новое “светило” — отец Иоанн Кронштадтский.

Столп православия XX века, отец Иоанн Кронштадтский жил уже не в пустыне и лесах, а в огромном стольном Петрограде, где были люди из всех стран мира. И голос его был не в простом старческом (неученом) слове, а в грамотном, академическом стиле и в точных, научных выражениях. Словом, в лице преподобного Серафима Господь призывал к вере простой народ, в лице святого Иоанна Кронштадтского призывал ученых, мудрых, дотошных до всего людей, потерявших всякую веру в Бога и доверие к человеку.

Одним из важнейших мероприятий отца Иоанна Кронштадтского была борьба за святое русское Православие. Он знал, что искажение или измена Православию есть фактически измена Богу, Церкви и святым отцам. Сам, опытно испытав истинность Православной веры, отец Иоанн убеждал и других любой ценой держаться святого Православия.

Чтобы уничтожить веру христианскую на земле, сатана прежде всего обрушивается на Православие. А подорвав Православие, он легко может победить и все прочее христианство.

Нам очень важно знать, как отец Иоанн учил о Православной вере. Вот некоторые его выдержки.

МЫСЛИ О ПРАВОСЛАВИИ

Ни одно исповедание христианской веры не может привести человека к совершенству, святости, как святое Православие.

Другие исповедания “содержат истину в неправде” (Рим. 1, 18). Они примешали суемудрие и ложь к истине.

Опыт истории показал истинность и богоугодность Православной веры как нельзя лучше. Сколько святых и праведных людей дала нам святая Православная церковь. Другие исповедания: католическое, лютеранское, англиканское — святых не имеют. Всеобъемлющая любовь Православной церкви и за гробом печется о своих чадах. В лютеранской и англиканской церквях этого нет: о своих усопших братьях они не молятся..

Наша святая Церковь непорочная, с чистым, смыслом, близка к Богу. Она дерзновенно молится о своих чадах, живых и умерших, и вымаливает им спасение. Другие церкви, уклонившись от истины, не могут иметь такого дерзновения к Господу и бывают не услышаны Богом. Та вера есть истинная, которая ежедневно, ежечасно истребляет в человеке всегубительный грех, освящает человека, обновляет его, оживляет, укрепляет, а не та, которая производит вражду и раздражения, пытки и казни (католическая) или которая приводит к лжемудрованию и растлению разума (господство его над Божественным откровением), к отвержению апостольской иерархии, таинств, постов и пр. (протестантская).

Не та церковь истинная, которая отпала от живоносного и плодоносного древа Церкви апостольской. Не та церковь истинная, которая дерзостно пресекла связь с “Церковью первородных, на небесах написанных” (Евр. 12, 23), угодивших Богу…

Множество существует отдельных исповеданий христианских… Нельзя считать их за истинные и спасительные…

Безразличие в вере или признание всякой веры за одинаково спасительную ведет к окончательному безверию и атеизму, способствует нерадению в исполнении правил и уставов церковных.

“Симоне, Симоне! Се сатана просит, чтобы сеять вас как пшеницу” (Лк. 22, 31).

Это он, сатана, и сделал, т. е. породил разделения, расколы, ереси. Строго держитесь единой истинной веры и Церкви и спасетесь.

Православная Церковь превосходит все церкви неправославные.

Во-первых. Своей истиной, своим Православием, соблюденным и сохраненным от святых Апостолов.

Во-вторых. Она вернейшим образом ведет ко спасению ровным, прямым и верным путем. Она в полноте очищает, освящает, обновляет через преемственную от апостолов иерархию.

В-третьих. Православная Церковь учит наилучшим образом угождать Богу и спасать свою душу; наилучшим образом руководит ко спасению, покаянию, молитве, благодарению.

Где есть такие молитвы, моления, благодарения, богослужения как в Православной церкви? Нигде!

Православие, как солнце, сияет в поднебесной! И хотя православных меньше, чем католиков или протестантов, однако истина — не в количестве, а в качестве…

“Не бойся, малое стадо, ибо Отец дает вам Царство” (святое Евангелие).

Так, в самом начале XX века, когда святому Православию на Руси угрожала опасность, предстояли тяжкие испытания, Господь возжег новый светильник и поставил великий столп (отца Иоанна Кронштадтского), на который оперлась Православная Русь в дни потрясения.

Отец Иоанн Кронштадтский скончался в 1908 году, т. е. в самом начале XX-го столетия. А спустя 8 лет русское Православие потрясли страшные удары, от которых оно и до сих пор не может поправиться.

ОБНОВЛЕНЧЕСТВО В НАЧАЛЕ ХХ ВЕКА

Злополучное обновленчество начала XX века, о котором пророчествовал преподобный Серафим Саровский и от которого учил бежать, как от заразы, отец Иоанн Кронштадтский — отражено в Откровении святого апостола Иоанна Богослова. (6 гл. 7-11 стихи) Прочтите это место и подумайте! Это — четвертая и пятая печати. Звездный всадник, которому дана власть над четвертою частью земли, может быть, не кто иной, как революционный ураган 1917 года, с необычайной силой пронесшийся по России (7–8). А события из последующих стихов (9-11) — как неизбежные его тяжелые последствия: церковные смуты, обновленчество и многочисленные кровавые жертвы!..

О, НЕТ!

Нет! Нам, кажется, не передать тех ужасных, трагических чувств, какие мы пережили тогда, в период обновленчества (1918-29 годы текущего столетия). Нам, очевидцам, казалось, что огромный страшный дракон выполз из здания Церкви, поднялся к самому кресту и, обвив его своим красно-зеленоватым телом, стал царствовать над русским Православием. Православные храмы немедленно закрывались, духовенство арестовывалось, иконы, книги церковные жгли или бросали в омут. Русский антихрист (самомитрополит Введенский) спал со своей новой женой, а утром, после мясного завтрака, шел в собор совершать литургию.

А другой лидер обновленчества — К. сам себя сделал архиепископом: надел шелковую мантию, белый клобук, золотую панагию и поехал в Кремль договариваться о церковных делах.

Неужели вы, русские православные люди, так скоро забыли об этом страшном времени!? (Неужели успели уже забыть об этом страшном?) Неужели успели уже залечить свои раны, нанесенные кровавым богопротивным обновленчеством? Нет! Это невозможно!

МАЛЬЧИК ВАНЯ

Вот идет по дороге мальчик лет двенадцати. Рядом с ним тащится старая-престарая старушка. Они одеты очень плохо. Ледяной зимний ветер пронизывает их насквозь. Сорокаградусный мороз сковывает их тощие конечности. Мальчик то и дело поворачивается к ветру спиной и идет так, подставляя ветру спину. Его красивое бледное личико не выносит встречного убийственного ветра. Ветер его пронизывает до самых костей. Старая заплатанная фуфайка не задерживает холодного напора. Тело окоченело, конечности рук и ног омертвели от холода. Малыш чуть не плачет от боли и изнеможения. “Мама, мамуля, — жалобно он зовет свою мать-старушку, — скоро ли доберемся?” “Скоро, скоро, — утешительно говорит мать, — потерпи еще немножечко, милый Ваня, потерпи, мой родименький”. Но сильный порывистый ветер уносит в сторону половину добрых слов старушки, и мальчик их не слышит. “Мама, мамуля ты моя, я не могу больше идти, ноженьки мои как деревянные, они совсем закоченели”. Его глаза, овеянные снегом и инеем, умоляюще смотрят на мать. “Касатик ты мой родненький!” — завопила старушка. Ей так жалко стало Ванюшу, что она остановилась, прижала к себе замерзающего ребенка, и оба они жалобно заплакали…

Ледяной ветер подхватил эти страдальческие стоны. Он еще покружился около двух замерзающих фигурок, бросил из сострадания на них несколько хлопьев пушистого снега, чтобы им было потеплее, и, взвизгнув, понесся прочь!..

Заметно вечерело… Пунцовая полоса заката быстро темнела. Наступала холодная темная ночь.

— Кто-то плачет? — сквозь ветер кричит Иван Петрович своему приятелю Николаю Ивановичу.

Они ехали на дровнях, заваленные соломой и снегом. Худенькая небольшая лошадка едва тащила их против ветра.

— Да нет, это воет ветер, — ответил Николай Иванович.

— Они проехали немного молча. Погонять Серушку не было смысла, она, бедная, едва тащила ноги и могла каждую минуту упасть в снег.

— Кричит мальчик! — Иван Петрович схватил приятеля за рукав полушубка. — Слышите?

Серушка остановилась. Ночная тьма, как тать, ползла по снегу, делая его серым, неприветливым. Игривый ветер рванул одежду, солому, гриву лошади, обдав путников облаком колючего холодного снега. Бледная луна выглянула из-за темных разорванных туч и скупо осветила снежное необъятное поле… Было видно, как снежная поземка неслась по полю, быстро засыпая дорогу и следы людей.

— Гони скорее! — крикнул Николай Иванович соседу. — Там замерзают люди!

Но Серушка от удара кнутом только подняла свою голову и махнула хвостом. Хозяину жалко было бить бедную лошадку, но ведь там, впереди, гибли люди. Дровни медленно тащились вперед. Потеряв твердую дорогу, Серушка отступила в сторону и увязла по брюхо в глубокий снег. Одновременно Иван Петрович увидел в стороне, недалеко от них, небольшой курганчик снега.

— Не замело ли кого? — подумал он и, спрыгнув с саней, полез прямо по снегу к холмику.

— Люди! — услышал по ветру Николай Иванович приятельский голос.

Да, это были люди. Еще пять минут — и они совсем погибли бы. Мать обняла Ваню, прижала к себе, закрыв его своей старой одеждой.

Идти дальше они уже не могли, сели на самой дороге и от усталости заснули. Сначала Ваня кричал. Его тоненький детский голосок подхватывал ветер и нес в снежную даль. А потом и он затих, прижавшись к матери. Ураган и поземка забросали их снегом и… Они забылись от леденящей ночной стужи…

Спустя час или больше Иван Петрович удивленно спрашивал обогревшегося Ваню:

— Куда это вы идете в такую ужасную погоду?

— В церковь идем.

— А разве в Матреновке нет церкви?

— Есть, но она — живоцерковная.

— Как живоцерковная? — смущенно и несколько раздраженно спросил Иван Петрович.

— Да так вот, и живоцерковная! — ответил Ваня восторженно, со знанием дела и поглядел на свою мать.

— Мы — православные, — сказала старушка, — и в церковь обновленческую не ходим.

— А-а! Вот оно что! — протянул Иван Петрович и переглянулся со своим приятелем. — А куда же вы ходите молиться?

— Да вот в село Покровское, к отцу Кириллу. Он, бедный, так много перетерпел от обновленцев! А все-таки служит по-старому. Намедни его хотели прямо убить каких-то два пьяных мужика. Знать, подговорили их, но Бог спас батюшку, а их, антихристов, гром поразил.

Мать говорила убежденно и смело. Ваня слушал, а Иван Петрович с Николаем Ивановичем чего-то краснели и волновались…

Хозяйка дома, где остановились путники, тоже внимательно слушала рассказ старушки, а потом добавила:

— Слышала я, будто эти разбойники хотят отомстить отцу Кириллу, но Господь опять защитит доброго пастыря и поразит злодеев!

— Так им и надо! — вставил Ваня свое веское слово. — Они — живоцерковники, вот и все!

Ивану Петровичу и Николаю Ивановичу было страшно стыдно за себя. Эти добрые люди не знали, что речь идет о них. Ведь их обновленческий поп Николай из села Матреновки подкупил за большие деньги: убить отца Кирилла, потому что он один не хотел идти в другую, “живую церковь”.

В первый раз они убежали от отца Кирилла в каком-то ужасном страхе. Теперь ехали снова, чтобы довершить злодейство. Но после разговора с этими православными людьми их темные сердца пронизал какой-то таинственный свет, и они, простившись с хозяйкой, вернулись обратно домой.

А Ваня, милый Ваня давно уже похоронил свою любимую мамочку. Теперь он — опытный священник; служит в одном из приходов Московской епархии и усердно борется за святое Православие.

ПЛЕМЯННИЧЕК

А вот отец Григорий не дожил до наших дней. Его засадил в тюрьму его же родной племянник, диакон Максим, с которым вместе служил отец Григорий. Ведь умирал племянничек от голода при язве смертельной. Отец Григорий спас его и пристроил к себе служить, но диакон Максим и отплатил ему за все это.

“И восстанут дети на родителей и умертвят их” (Мф. 10, 21).

Понравилось диакону Максиму обновленчество. Видите ли, он, будучи в сане диакона, захотел вторично жениться, да еще на монахине. Обновленческие “архиереи” разрешили ему это делать. Вот и диакон Максим перешел целиком: и душой, и телом в омут обновленчества. А еще обновленчество ему нравилось и потому, что он, будучи диаконом, живя с молодой своей женой, может быть архиереем. Как ведь складно-то! И с женой спать, и архиерейскую мантию с митрой надевать! Все можно ему в новой, обновленческой вере. А самое-то главное — что обновленческое духовенство никто-никто не трогал: ни правители, ни даже самые бесы (они любили обновленцев очень сильно). И вот, ловко учитывая всю эту выгодную ситуацию, диакон Максим и погрузился весь в новую, “живую” церковь.

Однажды у него со своим дядей был такой разговор:

— Ты, дядя, — сказал диакон Максим отцу Григорию, — умный человек, а вот не учитываешь реальность вещей.

— То есть, каких вещей? — поинтересовался дядя.

— Да вот хотя бы обновленческих идей! Ведь они разумны и необходимы для Церкви.

Отец Григорий подумал и сказал:

— Видишь ли, мой дорогой племянничек, обновленчество нужно тому, кто хочет иметь пять жен и в то же время быть митрополитом.

Диакон Максим вспыхнул. Очень уж дядя метко сказал, будто в глаз иглой кольнул.

— Знаете, дядя, — сказал желчно диакон, — вы очень далеко отстали от жизни. Вы — фанатик узкий и эгоист. Вы не хотите видеть реальных запросов жизни. Жизнь идет неумолимо вперед, а вы хотите удержать ее движение и цепляетесь за старые обычаи Церкви.

Отец Григорий не обиделся… Он посмотрел ясными глазами на племянника, потом задумчиво, но как-то торжественно сказал:

— Всякое дерево, которое не насадил Отец Небесный, ИСКОРЕНИТСЯ! (Евангелие).

— Посмотрим! — резко ответил племянник.

— Именно так! — тихо сказал дядя.

Эта беседа сильно задела Максима. Он решил мнение дяди передать своему другу по обновленчеству архимандриту Поликарпу.

Тот поставил Максиму выбор: одно из двух — или дядя, или три тысячи рублей.

Конечно, диакон Максим, как идеальный обновленец, выбрал последнее. Он написал на своего родного дядю вескую клевету, вплоть до того, что будто отец Григорий Иванов — бывший дезертир Красной Армии, что он работал с белыми, за одно и много небывалого написал племянничек на своего дядю.

Когда отец Григорий узнал обо всем этом, он нисколько не смутился. Хотя ему и жалко было оставлять свою старушку Анну Петровну, однако он и ее поручил воле Божией.

Прощаясь с своим племянником диаконом Максимом (его возвели уже в протоиереи), отец Григорий сказал ему: “Ну, прощай, мой родной, да помни, что у тебя никогда не было дяди, тридцать серебренников для тебя дороже Самого Христа”.

Нет! Отец Григорий больше не вернулся в свой приход… Зато дело его восторжествовало. И хотя его племянничек Максим и достиг епископского сана, но сидеть на кафедре архиерейской ему не довелось. Очень уж наш русский народ чуткий, особенно эти бабы — фанатички. Устроили же они епископу Максиму встречу.

Когда он, высоко подняв свою головушку, шествовал на первую архиерейскую службу, кто-то в толпе подставил ему ножку… “Епископ Максим” был грузный телом, он упал как пласт на чугунный церковный пол, ударился головой и долго не мог подняться. Потом он три месяца лежал в больнице, все бредил и говорил одно и то же: “Дядя, дядя, где ты, мой дядя?”

АРХИЕПИСКОП СИМОН

А сей православный архипастырь сидел в каменной клетке. Попал в нее он по дружеской услуге. Его церковный начальник митрополит Варлаам давным-давно замечал за ним нечто “старое”. Ну, например, преосвященный Симон очень почтенно относился к патриарху Тихону; затем он отрицал все новое, не традиционное в церкви, и очень горячо отвергал женатый епископат.

Однажды митрополит Варлаам прямо спросил преосвященного Симона:

— Вы очень не любите обновленцев?

— Очень! — ответил тот просто.

— А они вас как?

— Думаю, что вдвое ненавидят!

— И вы не намерены менять свою позицию?

— Не намерен.

— А не думаете, что вы останетесь одни?

— Думаю.

— А как же тогда? Ваше дело проиграно будет!

— Нет!

— Как же нет. Видите, православных храмов осталось всего десять процентов.

— При святом Григории Богослове их было всего один процент.

— Э, братец, вон вы какой! — сказал митрополит Варлаам и как-то подозрительно и недружелюбно посмотрел на архиепископа Симона. На этот раз разговор был окончен. Но он возобновился через пять лет. Преосвященный Симон сидел в каменной клетке. Многое он передумал за эти долгие пять лет заключения. Много претерпел скорбей и злостраданий.

Одно в нем оставалось прежним — отношение к обновленцам. Преосвященный слышал, что лидеры “живой церкви” хозяйничают вовсю. Что они взяли почти всю церковную власть в свои руки. Они безчинствуют, сажают своих собратьев-архиереев, клевещут и пишут доносы на кого только хотят. Им верят, их почитают. Такой неистовый произвол злодеев в рясах смущал преосвященного Симона. Он много молился о святой Православной русской церкви, много плакал о русских людях. В его сердце не было зла и ненависти к этим новым еретикам, но чувством жгучей жалости и сострадания томилась душа за простой русский народ и страдалицу Русскую церковь.

“Господи! — взывал святитель, плача ночью пред Богом, — да не погибнет русская церковь, да не пожрет сатана дорогой мне и милый русский народ… Господи! Матерь Божия! Святители Московские! Сергий Преподобный и все Святые!..”

В железную дверь камеры раздался угрожающий стук… Вопль в камере затихал, но слезы… горькие и обильные слезы долго еще омочали холодный пол подвала…

Но вот, однажды, часов в пять вечера дверь в камеру быстро отворилась. В нее вошел какой-то архиерей. Дверь за ним захлопнули, щелкнул замок. Преосвященный Симон видел, как новичок осторожно осматривался. Затем он медленно двинулся вглубь камеры, плохо ориентируясь в темноте.

— Ради Бога скажите, есть ли кто здесь? — прозвучал его дрожащий голос.

— Есть, — спокойно ответил преосвященный Симон.

Вошедший подошел ближе.

— Вы заключенный? — спросил он с волнением в голосе.

— Да.

— Давно здесь?

— Пять лет.

— А, простите, кто вы будете?

— Я — Архиепископ Симон Кедров.

Наступило минутное молчание.

— Вы кто будете такой? — в свою очередь спросил Владыка Симон пришедшего.

— Я… Я… Я… Митрополит Варлаам.

— Вы митрополит Варлаам?! — воскликнул преосвященный Симон и бросился ему на шею.

Так встретились прежние друзья. И хотя Владыка Симон знал, кто виновник его заключения, однако он, следуя Евангельскому учению, предпочел все забыть и покрыть любовью.

— Вас оклеветали свои собратья? — спросил он митрополита.

— Разумеется, да! — ответил тот растяжно.

— Вы, видимо, разочаровались в обновленчестве?

— Да, разочаровался. Они все подлецы и бездушные карьеристы.

— Вы раскусили всю гниль обновленческих идей?

— Да, раскусил. Обновленчество — антиканонично, противоцерковно, бесовское сборище.

— И давно вы так стали думать?

— Недавно.

— А мне думается, — начал осторожно Владыка Симон, — что обновленчество имеет в себе какие-то благородные мотивы, обещающие дать русской Церкви много добрых начинаний.

Собеседник молчал. Он явно сбит с толку. Ловким маневром Владыка Симон перемешал все его карты. Дело в том, что с самого момента прихода митрополита преосвященный Симон заподозрил во всем этом хитрую ловушку. Он понял, что митрополита прислали лидеры обновленчества, чтобы выпытать у заключенного “материал” для официального его осуждения. Приняв сторону восхваления обновленчества, преосвященный Симон хотел этим еще раз проверить свои подозрения к митрополиту. Заметив его сбивчивость, он убедился окончательно, что Варлаам совсем не заключенный, а специально к нему подослан. Горько стало преосвященному Симону от этих лукавых дел своих же церковников. Он встал с железной койки, на которой они сидели рядом, и нервно заходил по камере. Варлаам тем временем собрался с мыслями и начал так:

— Хорошо бы, Владыка Симон, Вам написать “Осуждение” патриаршей линии. Ведь вы человек влиятельный, и на вас смотрит вся Русская церковь!

Преосвященный Симон остановился. Он весь дрожал, как в лихорадке. О, если бы он был простым человеком! Он сейчас бы бросился тигром на этого подлеца в рясе и не знамо, что бы ему сделал. Но он — православный епископ и делать этого ему нельзя. А между тем, тучная фигура митрополита сидела развязно перед ним и говорила:

— Напишите, преосвященный, и всему конец. Сегодня же будете на свободе…

Собрав все силы духа и воли, Владыка Симон подошел ближе к митрополиту. Снизу на него смотрели лукавые глаза лжесобрата.

— Так, вы не заключенный? — тихо спросил преосвященный.

— Кто же я?

— Вы, владыка, — предатель и Иуда!

— Я! Я! — закричал митрополит. — Я — Иуда, предатель?!

— Да, дорогой мой владыка, вы и поныне все такой же!

Митрополит кинулся на преосвященного, как разъяренный тигр, но в эту минуту открылась дверь камеры.

— Почтенным отцам можно делать все, но только не драться, — сказал насмешливо комендант тюрьмы. Он стоял на пороге камеры, и с ним двое вооруженных часовых.

Митрополит остепенился; сдерживая гнев, сказал преосвященному Симону:

— В последний раз предлагаю вам: или напишите, или… сгниете здесь!

— Не напишу! — твердо и как-то торжественно произнес преосвященный Симон.

— Ну и сгнивайте! — воскликнул митрополит, выскакивая за дверь.

Необычайно сильно щелкнул дверной замок, и послышались удаляющиеся шаги. Затем все стихло.

— Господи! — взмолился преосвященный Симон. — Твори волю Свою на нас! Пусть я буду жертвой к жертвам, только спаси от этих злых волков в овечьих шкурах Церковь Свою святую!..

И архиепископ Симон стал жертвой. Он умножил собой сонм русских мучеников и украсил своей верностью Христу Русскую Православную церковь.

Слава и честь вам, доблестные страдальцы ПРАВОСЛАВИЯ! Мы, ваши потомки, не забудем вашего мученического подвига! И воодушевляемые им, будем подражать вам!

КРАСА ПОДВИГА

ГЕРОЯМ ВЕРЫ

РУССКАЯ ГОЛГОФА

На Русской Голгофе, когда обновленческие священники и архиереи вторично распинали Христа, народ действительно был глубоко смущен. Он видел, как обновленцы буйствовали и безчинствовали в православных храмах, как они безцеремонно и предательски “лобызали” истинных пастырей народных и убирали их с дороги прочь. Народ долго смущенно молчал. Потом он стал выражать свое возмущение особым протестом. Он совершенно перестал ходить в обновленческие храмы. Церкви, где служили обновленческие архиереи, священники оказались пустыми. Люди предпочитали молиться у себя дома или шли за несколько десятков (а то и сотен) километров в уцелевший Православный храм и плакали и молились за страдальцев и страдающую Русскую Православную церковь.

Сколько горя, сколько слез, стенаний, горьких рыданий перенес православный народ, оказавшийся почти без пастырей своих и духовных отцов. Как круглая сирота, народ русский искал себе истинных пастырей, но они сидели в тюрьмах, погибали в шахтах и на тяжких работах. А продажные и зубатые “волки” в светлых золотых ризах сидели на высоких кафедрах и наслаждались славой и преклонением льстецов и человекоугодников.

Видя это безбожное кощунство обновленцев, народ кинулся опять к патриарху Тихону и вместе со своим избранником и мучеником слезно и горько возопил к Богу. Господь смилостивился над Русской Церковью. Он внял горьким мольбам страдальцев — заключенцев, которые день и ночь умоляли Бога за родной свой русский народ.

Правительство изменило свое отношение к обновленцам. Оно увидело, что народ не пошел за ними, как этого хотелось. Лишившись поддержки извне и изнутри, эпидемия обновленчества стала слабеть, и через три-четыре года растворилась в народе, но совсем не уничтожилась…

Оставив на церковном теле ужасные смертельные раны, обновленчество, как загнанная ехидна, притаилось в гуще народной, чтобы в удобный для себя момент снова поднять свою ядовитую голову и убить Церковь навсегда…

Да, в течение 11-12-ти лет (1918–1929 гг.) наша святая Православная церковь пережила ужасный период. Недаром святые страдальцы (православное духовенство и многие из народа), замученные за святое Православие, возопили пред Богом: “Доколе, Владыка Святый и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу?” (Откр. 6, 10).

Господь помиловал Русскую церковь, но надолго ли?

ПАДЕНИЕ ЗВЕЗД

Святой Нифонт Цареградский о духовенстве последних времен говорил так: “Занимающие престолы будут неискусны и не будут знать художества добродетели. Таковы же будут и предстоятели монашествующих, ибо они будут низложены чревоугодием и тщеславием и будут служить для людей более соблазном, чем образцом. Многие будут одержимы неведением, падут в прелесть, заблуждаясь в широте пространного пути”…

Один историк рассказывает ужасную картину. Он видел падение звезд с неба. В холодную зимнюю ночь звезды сыпались с неба, как горох. Они летели по небу, оставляя за собой длинный огненный хвост. Падающих звезд было такое множество, что, казалось, все небо опрокидывается вверх дном. “Это было нечто ужасное и кошмарное, — пишет историк, — все небо горело, большие горящие звезды неслись во множестве за горизонт. Ни одна из них не упала на землю. И если бы звезда упала, хотя бы одна, на землю или коснулась ее, тогда произошло бы светопреставление, земля в один миг сгорела бы, как спичка, и рухнула безвозвратно в бездну”.

Словом, люди, видевшие это ужасное зрелище, бежали кто куда, сломя голову. Одни неистово кричали, другие рыдали и вопили от страха, третьи ревели и хохотали, лишившись рассудка.

Как могли звезды падать в таком множестве и куда они упали? Историк объяснить не мог. Он только свидетельствует, что было и что он сам видел.

Конечно, страшное событие — видеть падающие звезды, но еще страшнее — видеть падение других “звезд”…

В 1961 году один церковный деятель говорил себе: “Ну что я так живу? Общество меня не любит, одни старухи мне кланяются, молодежь мне смеется в глаза, люди серьезные косятся, даже мои родные дети — и те меня ненавидят. Уйду из церкви на завод — послужил священником 30 лет и хватит. Куда народ идет, туда и я пойду”.

И он снял с себя священство и ушел в мир… В эту ночь его матушка много молилась, когда она вышла на крыльцо, то неожиданно увидела, как большая сияющая звезда быстро падала с неба… Она сразу все поняла и горько-горько заплакала…

Отрекшееся духовенство или перешедшие работать дьяволу — это упавшие звезды. Ранее они горели на церковном небе, теперь упали с высоты небесной и не стало их!..

Святой апостол Иуда называет их “звезды блуждающие, которым блюдется тьма навеки” (Иуд. 1, 13).

“Прелюбодеи и прелюбодейцы! — восклицает святой апостол Иаков. — Не знаете ли, что дружба с миром есть вражда против Бога” (Иак. 4, 4).

В нашей русской Церкви “падение звезд” с неба началось с периода злосчастного обновленчества. Тогда архиереи и протоиереи десятками покидали Православную церковь и переходили в привилегированное обновленчество.

В мировом масштабе массовое “падение звезд” с неба совершилось в 1941-45 гг. и далее. Тогда произошло мировое землетрясение, солнце стало мрачно, как власяница, и луна сделалась, как кровь. Звезды пали на землю… И небо скрылось, свившись, как свиток… И всякая гора и остров двинулись с мест своих… (Откр. 6, 12–14).

И кто бы мог подумать, что русское обновленчество даст потом такой мировой резонанс!?

Сатана, начавши свое знаменитое низвержение звезд с неба России, развил его на весь мир. Во всех великих и малых странах мира Церковь христианская стала терять сотни и тысячи своих пастырей. Одних мучили, убивали, вследствие меняющихся правительств, другие массами переходили на службу той или иной власти, “падая”, таким образом, с высоты церковного неба и становясь “потухшими” камнями.

Таким образом, “великое трясение” всех народов, возникшее вследствие Второй мировой войны, продолжается и поныне. Государства и страны живут на слабой песчаной почве. Мало где существует твердый, нерушимый строй жизни. Всюду неустройства, всюду демонстрации, волнения, убийства. А самое страшное, что вследствие этого трясения (1941-45 гг.) “небо скрылось”, свившись как свиток, и всякая гора и остров двинулись с мест своих… Ох, уже если небо скрылось от нас, то чего же нам ожидать теперь?! Солнце стало мрачно, как власяница, луна сделалась, как кровь, звезды попадали… и само небо скрылось…

И такое бедствие совершается теперь не только в нашей Русской Православной церкви, но и во всем христианском мире.

“Солнце” — светлая вера Христова сделалась всюду темной, осмеянной, очерненной, подобно власянице, “луна” — другие, нехристианские религии стали страшные для народов, они окровавились, окрасившись в кровавый цвет.

Духовенство (звезды) поблекли и многие упали с высоты, оземнели, материализовались, и небо церковное скрылось от людей. “Эх! — вздыхает Божий человек, — какая только стала жизнь на земле! Куца делась прежняя отрада души! Куда делась тихая радость сердца? Почему нет мира и покоя в жизни? Где делась святая нежная любовь? Почему люди не стали доверять друг другу? Почему страх и трепет царствует в наших сердцах? Отчего дети не любят свято своих родителей? Отчего родители тяготятся своими немилыми детьми? Куда делся тихий семейный уют? Куда исчезла навсегда обаятельная брачная радость?”

Небо скрылось от нас, и народы остались на земле “без неба”. Как ни строй новое, “земное небо”, как ни улучшай бытовую жизнь каждой семьи, каждого общества, мира в целом, все равно, без подлинного неба не может быть радостной и спокойной жизни на земле. “Всякая гора и острова двинулись с мест своих” (14 стих).

Святой Андрей Кесарийский, святой Иоанн Златоуст и другие святые отцы видят в этом печальное оскудение духовной жизни.

“Гора” и “остров” — возвышение, высота среди бушующего житейского моря. Когда эти высоты вследствие землетрясения меняют свои места и оказываются совершенно в иных краях, тогда нарушается обычная гармония физической жизни.

Точно так же духовная высота или остров (сильные духом люди, пастыри, старцы) будут гонимы с места на место, из одного монастыря — в другой, с одного прихода — на другой, из одного села — в другое село, из края, — в край, лишь бы скорее их изжить с земли. Разве не пострадает, разве не поблекнет, не уменьшится от этого духовная жизнь?!

— Что вы меня гоните? — жаловался седой игумен своим собратьям в монастыре. — Ведь я здесь уже 50 лет живу!

— Мы тебя не гоним, отче, — говорили они ему, — тебя переводит начальство.

— А зачем меня переводят? Куда меня переводят?

— Переводят, чтобы тебе покой дать.

— Здесь мне очень покойно.

— Здесь народ к тебе ходит и безпокоит тебя.

— Ну и пусть ходит, скорбные они, вот и ходят.

Старец пошел к настоятелю чтобы узнать всю правду, почему его переводят в другой монастырь и в какое место. Настоятель сделал вид, что сочувствует горю старца, но помочь никак не может, потому что так распорядился архиерей.

— Что я плохого сделал архиерею? — спрашивает гонимый старец. — За что он переводит отсюда?

— За то и гонит, — утешает его настоятель, — что за тобой ходит народ и почитает тебя за святого.

Старец заплакал. “О Господи Боже мой! — вздыхает он больной своей грудью, — до чего же я дожил, люди почитают меня за святого, а архиерей гонит меня за это?”

Но вот в монастырь неожиданно приезжает и архиерей. Он важно всех благословляет и чувствует себя среди этих безответных и беззащитных людей важным хозяином.

Подходит и гонимый старец под благословение.

— За что вы, святый Владыко, гоните меня из монастыря? — сквозь слезы спрашивает он архиерея.

— Как? — сердится Владыка архиерей. — Я гоню тебя, отец Никон?! Што ты, што ты!

— Ну как же, — плача поясняет старец, — вот уже меня выписали отсюда, и отец настоятель грозит “убираться” сегодня же.

Отец настоятель невинно улыбается. Он разыгрывает из себя доброго духовного отца и, перемигнувшись с архиереем, ласково говорит старцу:

— Владыка тут невиновен, Никон, это чтобы тебе, отче, покой создать, — ласково улыбаясь и гладя по седой голове старца, елейно поясняет настоятель.

Старец Никон, не надеясь лично увидеть Патриарха, попросил иеродиакона Павла написать Святейшему письмо, в котором умолял его Святейшество защитить его, больного старика, от насильственного перевода в другой монастырь, ему незнакомый.

Патриарх прочел “Прошение” отца Никона и вслух сказал:

— Не могу помочь, старче, придется тебе отсюда уехать…

“Предаст же брат брата на смерть и отец — чада; восстанут чада на родителей и убиют их” (Мф. 10, 21).

Когда отец Никон прощался с братией, он сильно плакал. Шутка ли сказать! Около 50 лет прожил он вместе с ними. Сколько трудов, скорбей, слез потратил он здесь! И вот теперь, изгоняемый отсюда, он не знал за что же все-таки его прогоняют. Он подошел к своему приятелю архимандриту Исидору, с которым часто вместе исповедовал народ. Архимандрит Исидор не любил отца Никона. Он, по существу, завидовал ему, потому что весь народ шел исповедоваться не к нему, а к отцу Никону. И теперь он в душе был рад, что Никона выпроваживают. Теперь ему будет больше славы и почета от народа. Прощаясь с отцем Никоном и стараясь как можно мягче умастить свою речь, он все же желчно проронил:

— Надо было тебе, отче, поменьше молиться, да пореже проповедовать, а то вот видишь, как получилось?..

Отец Никон поднял на собрата удивленные глаза и ничего не сказал. Комок подступил к горлу, дыхание сперлось в груди. Он судорожно махнул рукой и согбенный, жалкий, никому не нужный вышел из ворот… “Остров” двинулся со своего места (Откров. 6, 14).

ДОРОГА

* * *

…Друг мой милый! Что это так горько на душе? Кажется, горы, горы камня навалено на тебя! И нет у тебя силы вздохнуть свободно и легко… Или уже бедная грудь стала больной-пребольной, что уже не может дышать свободно? Или недобрые люди сковали тебя цепями железными по рукам и ногам, а тебе венок терновый надели?

“Господи! Господи! — воскликнул я в исступлении. — Или Ты все это видишь, или Ты жалеешь меня?!” — Сказав это, я упал к Его ногам. Но мне стало еще страшнее, когда я увидел, что Он — босой и вот гвоздиные раны на Его ногах…

“Господи! Господи! Кормилец Ты наш, — шептал я у Его ног, — и Ты все так ходишь, не имея где главы приклонить”…

Он тихо положил Свою руку мне на голову и сказал: “Теперь Я хожу больше, потому что люди забыли Евангелие, надо же им напомнить”… (Из Пролога).

Поистине в двадцатый век, век атома и культуры, люди забыли святое Учение Христа, Господа нашего. И не только забыли, но категорически отвергли как отжившее, как даже сугубо вредное, опасное…

…Отец и мать строго наказывают бабушке: “Смотри, старая, за ребенком, ходи за ним, но о Боге ему — ни слова! Испортишь нашего ребенка, искалечишь”… И бедная бабушка ходит за родным ребенком, жалко его ей, любит его всей душой, но вот сказать ему о том, что ей дороже всего на свете и что ребенку полезнее всего на свете, она не может. Поэтому и плачет она часто украдкой, молится, чтобы дитя не видело. Разве от него что утаишь?

— Бабуля, бабуленька, — спрашивает ребенок бабушку, — ты опять нынче плакала?

— Нет, милый касатик, — отнекивается она, — я не плакала.

— Нет, ты плакала, бабуленька моя милая, — шепчет ребенок и нежно обнимает сухую шею старушки белыми пухленькими ручками, — я знаю о чем ты плачешь.

— О чем же я, Коленька?

— Обо мне ты плачешь, о моих папе и маме.

— Кто тебе, милый, сказал это?

— А я сам знаю… — и ребенок долго-долго смотрит старушке в глаза. Его умные, ясные детские глазки затмились печалью. Вот-вот из них, как из туманного облачка, выкатится слезочка… И эта слезочка делается больше и больше, вот она уже готова сорваться с длинных ресниц ребенка… И тут Коля роняет свою бедную головку на грудь бабушки и тихо рыдает…

— Успокойся милый мальчик, успокойся, — шепчет сквозь слезы бабушка. Она нежно-нежно целует Колю в пылающую щечку, и сама плачет…

О, эти старческие слезы! О, Боже! Боже Праведный! Не будут ли они подобны тайне Крещения, освящающей невинное дитя от родительской скверны?..

О, Господи, Сыне Пречистой Девы! Когда же Ты придешь к нам, чтобы пожалеть наших бедненьких детей?..

Да, светлые “звезды” падают с неба… Наши премилые старушки, старички, матери духовные, духовные отцы умирают, уходят от нас навсегда, и мы остаемся совсем круглыми сиротами. И самое “небо” скрылось от нас, светлая и радостная Церковная жизнь удалилась от нас… Храмы запечатались железными замками и… ЖЕЛЕЗНЫМИ СЕРДЦАМИ… А те, которые остались открытыми, в них уже нет “тихого сияющего неба”, а царствует страшная сугубая суета, страх и алчное лицемерие…

ПРОЛОГ

“Не один ли у всех нас Отец? Не один ли Бог сотворил нас? Почему же мы вероломно поступаем друг против друга, нарушая этим завет (любви) отцов наших”

“Кто любит мир, тому невозможно не печалиться. А кто презрел мир (и похоти его), тот всегда весел”

“Вода угасит пламень огня, а милостыня очистит грехи”

“Видел я человека, который, сделав явный грех, покаялся в тайне, и тот, которого я осудил, как блудника, был уже целомудр у Бога”

СОН

Тихим вечером, когда светлое солнышко давно уже зашло-за горизонт, когда на западе алела тонкая полоска багрового цвета, а с востока тянуло холодом и сгущающимся мраком, отец Кенсорин — почтенный старец монастыря — сидел в своей одинокой келии. Он читал какую-то книгу. Всюду была чарующая тишина и мягкий покой. Только кое-где тихонько скрипнет дверь в соседней монашеской келии или пролетит мимо окна запоздалая птица, спешащая на ночной покой.

“О Господи, Боже Милостивый! — молитвенно прошептал отец Кенсорин, глядя в открытое окно. — Какая же тишина, какая благодать Божия!”

Но не успел старец сказать эти слова, как почувствовал, что на него пахнула струя какого-то холодного духовения. “Неужто будет буря? — подумал он про себя и, перекрестившись широким русским крестом, он вслух добавил: “Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое…”

Закрыв окно келии, он стал готовиться ко сну. Ложась в постель, он слышал, как за окном уже гудел страшной силы ветер. Хлопали ставни окон, громыхала старая железная крыша, где-то совсем рядом за углом что-то рухнуло, и старцу даже показалось, что он явно слышит жалобный голос, зовущий о помощи… Поднявшись на локтях, он прислушался. Нет, голосов совсем не слышно, только один ветер выл, стонал, рвал, ужасно свирепствовал.

Как-то очень печально и грустно стало на душе отца Кенсорина. “Господи! Господи! — шептал он, плача в постели. — Что-то будет скоро, непременно будет! Ведь какая была тишина, и вдруг — эта ужасная буря!..”

Когда ранним утром старец проснулся, он был еще печальнее и задумчивее… За окном келии было еще темно и гудел ветер. Но на душе у отца Кенсорина было еще темнее и бушевала тревога… “О Боже Милостивый! Пречистая Дева! Николай Чудотворец! — спешно шептал старец и уповательно взглянул на иконы… Мягкий свет лампады и благочестный лик Спасителя, смотрящего в темноту, немного успокоили мятущуюся душу отца Кенсорина. Он стал “Иисусову молитву” читать, и дыхание его сделалось ровным и покойным.

Спустя час — полтора старец делился со своим собратом, иеромонахом Кукшей, какой он видел нынче ночью страшный сон. “Я видел, — начал он тихим дрожащим голосом, — большое-пребольшое море-океан. Вся вода была кровавой. Это кровавое море сильно бушевало. Мне казалось, что брызги летели мне в лицо, и я чувствовал на своих губах привкус крови”… При этих словах старец невольно вытер свои уста рукавом старенькой ряски и продолжал говорить дальше: “Вдруг мне показалось, что я слышу человеческие голоса: мужские, женские, детские — целое море голосов… Они кричали, выли, плакали, рыдали… Я невольно окинул взглядом кипящее кровью море, но никого не увидел. Значит, они все там, в глубине, подумал я в ужасе. Но вот неожиданно недалеко от меня из моря показалась как бы суша, будто остров какой. Он был совсем небольшой, но потом расширился и стал большим. Мне казалось, что это — твердая земля. Она быстро обсохла, и кровавые волны уже не доходили до земли, не заливали ее. Что все это значило бы? И слышу голос, доносящийся как бы откуда-то сверху:

— Море — это мировая жизнь, а остров — материя!

— Материя! Материя!.. — думаю я усиленно. — Что это за материя такая? Но узнать мне этого не пришлось, потому что я вдруг увидел что-то весьма ужасное, от чего весь задрожал, как в лихорадке… На остров из глубины кровавого моря вылазил страшный змий (Откр. 13, 1). Вначале показалась его огромная голова с узкими озлобленными глазами, а потом и он весь выбрался на сушу. Огромный, упругий, красно-зеленого цвета. Свившийся в большую спираль, он долго лежал на острове; вдруг он издал шипящий змеиный звук. Я совсем был недалеко от него, и потому страх леденил мои члены. Глаза неотступно следили за каждым его движением, но что было со мной, я не могу сказать. Я увидел, что змий поднимается все выше и выше. Я ясно видел выражение его торжествующих глаз, в его ходящей туда-сюда большой пасти скрежетали зубы… Но самое страшное, отче Кукша, было потом”…

Старец закрыл лицо ладонью и долго молчал. Он, видимо, молился. Кто-то прошел мимо келии, и отец Кенсорин очнулся и продолжил рассказ: “Да, вот что было потом. Змий неожиданно затанцевал на острове. Он выделывал разные выкрутасы.

Слизистое упругое тело его металось, как на могучих крыльях. Одновременно он издавал отвратительный свист и ужасное зловоние. Я не мог смотреть без омерзения на этот бешеный танец морского зверя, и невольно закрыл глаза. Тем более, что у меня страшно кружилась голова и в горле тошнило. Вдруг все стихло. Только плеск кровавого прибоя волн доносился до моего слуха. Я открыл глаза. Боже мой! Лучше бы я их никогда не открывал”…

Старец обеими руками обхватил голову и застонал. Отец Кукша нервно передернулся, хотел перекреститься, но рука его не поднималась.

“Боже мой! Боже мой! — стонал отец Кенсорин. — Что же я увидел!”…

Вдруг старец выпрямился во весь рост, перекрестился и сказал: “Я увидел самого сатану. Он стоял на острове, широко расставив ноги. Никакого змия уже не было, а на месте его стоял черный великан. Голова его упиралась в облака. И слава Богу, что я не видел его демонского лица. Но его ужасные ноги я видел. Как он был велик и чудовищен! Я даже не могу рассказать этого. Ноги его уперлись в землю (материю), а голова… а голова в вышине что-то гордо говорила”. Слушая это, отец Кукша вспомнил, как он давно еще читал про Геркулеса, который просил дать ему точку опоры, чтобы перевернуть весь мир.

И как бы угадавши мысли отца Кукши, рассказчик со страхом сказал: “Да, да он уперся в эту материю ногами, чтобы своей силой поколебать и разрушить весь мир — и земной, и небесный”.

За дверью послышалась молитва. “Аминь!” — ответил отец Кенсорин. Вошедший брат прервал рассказ старца. Но, видимо, он уже был и окончен.

Странный и страшный сон! Но как много в нем правды…

Князь разрушения — сатана, нашел себе опору в материи.

Он положил эту материю в основу жизни всех народов XX века. Материальностью подавив всю духовность, виновник зла тем самым совершил радикальный переворот человеческого быта. Люди всего мира стали искать и бороться за материальные ценности, принося духовные ценности в жертву земным кумирам.

Попущением Божием, потрясши весь мир, сбив на землю большинство звезд и очернив светлое небо на земле, сатана еще и еще сотрясает народы: меняется строй государств, гибнут и исчезают правительства, рушатся навсегда и безповоротно моральные устои народов, религиозные организации до предела теряют свою силу и влияние на людей.

С 1945 года и по настоящий (1970 г.) мир находится в состоянии кошмарно-трагического сна. Люди, в подавляющем большинстве, спят духовно и вряд ли когда смогут проснуться…

Христианская Церковь, как мать, призванная спасать людей от духовной гибели, находится в состоянии “безмолвия” (Откр. 8, 1). Она страдает и вынужденно молчит (особенно в России и др. восточных странах). А если где и слышится ее материнский оберегающий голос, то его никто не слушает. Люди даже озлобились на Церковь, потому что она в течение двух тысяч лет будто бы вела их неверным путем. Она обещала им царство на небе, но не для всех, а только для избранных. А вот теперь люди строят царство земное, и оно доступно всем поголовно.

…Они противиться ветрам не могут больше.

По волнам несет их ветер злой к… крушению!..

Как все это страшно и безнадежно! Одни страхи! Одни наказания! И кажется, что нет ни капельки просвета в этой темной Апокалиптической ночи… Неужели мир погиб? Неужели сатана сильнее Бога? Неужели князь тьмы и греховной “сладости родитель” обманул Бога, людей и все человечество переманил на свою сторону! Есть ли где святая правда на земле? Есть ли святая любовь? Есть ли самое главное — ПОКАЯНИЕ?!

Славу Богу, есть! Ибо если бы всего этого не было, то мир давно сгорел бы в космическом взрыве… И на месте нашей грешной земли сияла бы в глубине небесного пространства “новая светлая звезда”…

Тихо, очень тихо в лесу. Не шелохнет ветерок, не крикнет птичка, не пробежит зверек по сухим опавшим листьям. И кажется, нет ни одной души на свете! Ни одного живого существа!..

Сквозь желтоватые ночные тучи проглянула луна. Она ведь хозяйка в эту царственную ночь! Она испускает бледные свои лучи и окрашивает ими тревожно спящий мир… Но что она, ночная хозяйка-луна, так пристально глядит на землю? Или что заметила необычное? Или разбой, или коварное убийство, или злое насилие сильного над слабым, или?…

Или увидела что?… Ну, что? Говорите же скорее. Ужасную тиранию зла над добром… Луна увидела все, все это ужасное, небывалое, постыдное… И лик луны сделался еще бледнее и тревожнее. Вот она хотела снова спрятаться за черные тучи, чтобы не видеть всех ужасов и магического сна, царящих на земле. Как вдруг среди густого леса, засыпанного опавшей осенней листвой, она увидела человека. Он стоял на коленях у большого дерева и… молился.

Бледная луна с любовью посмотрела на одинокого молящегося человека, и ее лик от радости порозовел. “Слава Богу — Творцу нашему, — тихо сказала она в пространство, — что есть еще люди, почитающие Бога”. Она хотела получше увидеть своего незнакомца и бросила на него больше света, но человек, увидев себя освещенного луной, встал с пожелтевшей листвы и укрылся в тени, да так, что луна совсем не могла его увидеть. “Эх! — вздохнула Луна и сказала”, — Как жаль! Кто спит, кто безчинно пиршествует, кто проливает кровь неповинную, а кто и молится”… Сказав это, она “заплакала”. Ланиты ее сделались еще бледнее. И чтобы ее никто не увидел, ее слез, она скрылась за тучи и долго-долго не показывалась…

В лесу стало еще темнее… Тихий голос, до полушепота, доносился из глубины ночного леса:

ПРИРОДА И ЧЕЛОВЕК

ЗАПЕЧАТЛЕННЫЕ (Откр. 7, 4)

Взгляни, светлое солнышко, на нашу мрачную землю и согрей ее своими теплыми, ласковыми лучами. Согрей и деревья, и травку, и цветочки, и маленькую букашечку, которая притаилась у стены забора, готовая уже умереть от холода. Согрей ты, любимое солнышко, и животных, так усердно и невольно служащих человеку, и зверюшек согрей, ищущих себе пищу в пустынях и дебрях лесных, согрей и гордого нынешнего человека, который, в своей культурной надменности, застывает от внутреннего духовного холода и вражды. Всех согрей нас, теплое солнышко, и не прячь так долго от нас свое светлое и милое лицо…

Эсхатологический век! (XX-ый). Сколько в тебе тьмы, сколько зла и горя, бед и напастей! А сколько новых открытий, достижений, блестящих успехов в технике, науке, искусстве!

И все-таки на душу веет какой-то неведомый, таинственный холод, какая-то жгучая тревога и страх… Что это такое? Зачем это? Или люди сами на себя нагоняют страх и трепет? Выдумывают какие-то опасности и злоключения, которые будто ожидаются впереди… И особенно в этом искусны церковники. Они, основываясь на своем писании, говорят, что времена теперь очень тяжкие, а впереди будут еще тяжелее. А потом будет и конец света! Так ли все это? Конечно, так! Истинно так!

Вот отсюда и тревога, страх за себя, родных, любимых, страх за свою бедную душу…

“О, нет, — говорят некоторые верующие, — спастись уже все равно невозможно! Все равно гибель! Тартар и геенна огненная — вот что нас ждет и чего все мы заслужили себе!”

Правда ли это? Да, истинно, правда и это! Дела наши вопиют к небу. Беззакония людей превысили всякую меру долготерпения Божия!

“Все совратились с пути истины, нет праведного ни одного!”…

“Господи! Жертвенники Твои разрушили, Священников и пророков избили. Остался я один, и моей души ищут” (3 Цар. 19, 10).

Так взывал со слезами великий пророк Илия, сидя укрывшись в ущельях гор. И был к нему голос Божий: “Я сохранил Себе семь тысяч человек, которые не преклонили колен своих пред Ваалом”…

О Боже наш! Среди такого поголовного разврата, среди безбожия и ужасной содомщины, среди насилия и всякой нечистоты Ты сохранил целых семь тысяч душ в чистоте и верности Себе! Так невозможное человеку — возможно бывает Богу!

“Запечатленные Богом!..” Известно, что в последнее время антихрист будет класть свою сатанинскую печать на людей, ему преданных (Откр. 13, 16). Для чего это? Для того, чтобы окончательно и безповоротно усвоить себе людей в погибель. Чтобы запечатлеть их своею печатью и сделать навечно их пищей ада…

Но что делает Бог? Господь Бог же кладет Свою Божественную Печать на людей, оставшихся Ему преданными и верными. Он этой святой Печатью отделяет верующих от неверующих, Божиих людей — от людей бесовских и делает их Себе “Усвоенными” на веки веков.

“И слышал я число запечатленных, — говорит тайнозритель, — было сто сорок четыре тысячи” (Откр. 7, 4).

Святые отцы говорят, что это число не буквальное, а иносказательное. Из трехмиллиардного количества, которое составляет теперь человечество, 144 тысячи — это очень мало!

Боже мой! Неужели так много будет погибающих? Три миллиарда душ, а то и три с половиной будет к тому времени во всем мире. И только сто сорок четыре тысячи спасенных!.. Нет! Это очень мало! Может быть, сто сорок четыре тысячи означают 144 миллиона? И это мало! Господи! Ведь 90 % всех живых людей земли идут в бездну!? Да возможно ли это для Твоего милосердия и любви? Господи!..

Вот снова закрылось светлое солнышко… Густые черные тучи, как чугунной гробовой плитой, заложили горизонт… Ни капельки просвета, ни искорки луча, ни долечки тепла и ласки!.. Сижу я у окна, читаю книгу но ничего не вижу. Темно… Боже! Где же Твое прославленное Милосердие? Где Твоя расхваленная Любовь?.. — А вот она, смотрите! Смотрите! Какое ясное Милосердие! Какая нежная и заботливая Божия любовь!

Среди развращенных до предела людей последнего времени, среди лжи, обмана, безбожия и нечистоты Господь запечатлевает Себе сотни тысяч верных, которые не поклонятся антихристу! А уж если Господь Бог “запечатлевает” их Своею всесильною Печатью, то какая же вражья сила может их погубить? Никакая! Они “забронированы” Богом и спасены, но “как бы из огня” (Апостол).

О, какие же это счастливые люди! Как этим людям не позавидовать?!

Но подожди, мой брат, или сестра, или чадо, ведь ты тоже, видимо, в числе счастливцев?! “Куда мне, — говоришь, — такой грешнице быть запечатленной Богом!” А скажи, разве ты не крещена, разве не миропомазана, разве не несешь жизненный крест (оскорблений и унижений за веру) на своих плечах?.. Вот здесь-то и открывается великая истина о нас самих, истина и вместе — великая радость о том, что мы запечатлены Печатью Креста Господня и бояться нам ничего не следует. “А что же, — скажете, — нужно нам теперь делать?” Надо терпеливо нести Печать Креста по своей жизни, каяться в грехах, с великой радостью благодарить Господа за Его святую милость и, побеждая зло, творить добро всем людям.

Так погибнет всякий, противящийся Богу нашему. А кто смиренно покорится своей судьбе и воле Всемогущего Бога, тот, сгибая свою волю, останется стоять (жить), освеженный струями ветра и орошенный свежестью росы. Он будет еще прекраснее…

А еще окинем своим духовным взором, мои братья и сестры, и посмотрим на родные и далекие края нашей Родины. Как далеко от нас холодная Камчатка, суровый остров

Сахалин, Соловки, обширная Сибирь, Архангельск, северные края! Всюду в этих далеких краях лежат дорогие нам косточки: отцов, матерей, братьев, сестер, пастырей церковных. Они там невольно трудились, мучились и полегли, как жертвы, за спасение своих братьев…

Все эти люди, запечатленные Печатью Креста Христова, легли своими костями в далеких краях нашей многострадальной Отчизны. На их священном мученическом прахе воздвигнута новая Россия. И знает ли наше поколение, кому оно обязано своим внешним благополучием?..

И сколько ныне запечатленным живым суждено в унижении и страхе нести позор своего убеждения! Сколько их еще полягут жертвой святой за Евангельскую правду и учение Христа!..

И дай Господь вам — верным служителям Христовым — в терпении нести свое высокое призвание. Кто бы вы ни были: пастыри ли словесных овец, ученые ли мужи, военные или гражданские труженики, рабочие или инженеры, колхозники и торговцы и все люди православные всякого звания, сословий, национальности, цвета кожи — все крестоносные из вас прославят Христа Бога нашего и посрамят противника Его — антихриста, черная тень которого поднимается над миром.

“Не бойся, малое стадо, — говорит Спаситель. — Отец обещает вам царство… (святое Евангелие).

Но когда же оно будет, о Господи, Твое то царство!?

ЛЕГЕНДА О РЫБАКЕ

Первой приметой “лжепастырей” конца ХХ-го века является их деятельность по линии лживого миротворчества.

Сколько горячих речей, сколько командировок за границу, сколько различных конференций и резолюций, богатых приемов совершается во имя т. н. мира во всем мире и дружбы между народами! Какая, действительно, великая миссия — работать на пользу мира во всем мире, клеймить войну с ее ужасами, насилием и несправедливостью!

Сам Господь наш Иисус Христос плакал и молил Отца Своего, чтобы все были едины (Ин. 17, 21), чтобы не было вражды и был мир повсюду, чтобы не убивали детей, матерей, стариков, беззащитных. Благороднейшая миссия. Великая работа! И Псалмопевец говорит: “Как красны ноги благовествующих мир!..” Но когда наши пастыри не хотят попоститься, не хотят слезно помолиться, а только мотаются туда и сюда и разглагольствуют о мире красивые слова, а у самих в душе нет никакого мира, то могут ли они добиться чего-либо мирного?!

Если они сами не в мирных отношениях с Богом, друг с другом, с людьми Божиими — верующими, то о каком мире они могут говорить, какого мира во всем они могут добиться?!..

Вот настанет скоро момент, когда государство ясно увидит, что церковные “миротворцы” не оправдали своего доверия, и тогда гнев Божий постигнет их с обеих сторон… сверху и снизу… О, как трудно писать об этом! Как больно и страшно брать на себя такую обличительную миссию!

Где вы, милые, светлые и смелые пророки ветхозаветные!.. Святые пророки Исаия, Иеремия, Иезекииль, Малахия и др. Как вы любовно, смело, правдиво и прямо в глаза говорили правду ветхозаветному священству! Хотя вы за это пролили свою кровь, мученически умирая, когда правдиво обличали, однако слова ваши не были напрасными. Кто же теперь продолжит вашу миссию? Кто теперь скажет слово обличения и любви новозаветному пастырству? Неужели у нас в Церкви все в порядке? Неужели мы совсем непогрешимы и чисты?! Как трудно писать об этом! Как опасно! Но кто же будет это делать?

Вторая примета лжеучительства эсхатологического периода — это полное замалчивание о личном и народном покаянии.

Перед первым пришествием в мир Спасителя зов к покаянию так был силен и настойчив (Мф. 3, 2), что взволновал народ израильский до самых глубин.

Перед Вторым пришествием Христа в мир учители и архипастыри это должны делать с удвоенной силой. Они должны звать народы всего мира к покаянию. Должны готовить весь мир к встрече с Христом. Ибо Он идет судить мир, “его же созда и искупи Своею кровию…”

Но посмотрите, звучит ли где речь о покаянии?! Слышна ли она где-либо вообще на мировой арене? Говорят ли о необходимости покаяния на конференциях или на всемирных Христианских Конгрессах наши пастыри, профессора и доктора богословия? Нет! О покаянии, о своих нравственных ошибках, о своей вине перед Богом и о необходимости с Ним примириться через покаяние — никто из наших пастырей-дипломатов не говорит! Значит, все у нас хорошо и гладко. Значит, мы во всем правы и чисты. Значит, нам мириться с Богом незачем, а вот только с людьми… Только низшая часть духовенства Православной Русской церкви (настоятели бедных приходов, рядовые иереи, иеромонахи, монахи) идут сами путем покаяния и зовут за собой народ. И вот ради этих поистине народных тружеников и добрых пастырей, не знающих роскоши и бегущих от суетной славы, пощади нас, Господи, потерпи и не погуби!

“ПОРФИРОНОСНАЯ” (Откр. 17 гл.)

Третья черта заблуждения последнего периода — это “учение Валаама, который научил Валака ввести в соблазн сынов израилевых, чтобы они ели идоложертвенное и любодействовали” (Откр. 2, 14).

Учение Валаама — страшная новая ересь, которую проповедуют дипломаты-архиереи, профессора богословия не только в пределах русской Православной Церкви, но и за рубежом, т. е. на международной церковной арене.

Эта пагубная ересь сводится к коренному извращению христианства. Она категорически осуждает традиционный подвиг в Церкви Христовой; Святых мучеников, которые отдали за веру Христову жизнь свою, они считают узкими фанатиками; святых подвижников, отцов Церкви, которые, презрев суету мира сего, скитались по горам, вертепам, пропастям земным, терпя добровольно голод, холод, неудобства жизни — их считают “фальсификаторами” (извращенцами) христианства; славных святителей наших и борцов за Православие считают недалекими людьми, не считавшимися с реальностью времени. Словом, “новое учение Валаама” — это страшный целенаправленный подкоп под все здание христианства и особенно — под святую Православную веру.

Научить “есть идоложертвенное” — значит соблазнять верующий народ по-язычески: без крещения, без венчания, без покаяния и причащения, ходить без креста, не соблюдать постов, праздников Божиих и прочее.

Научить “любодействовать” — значит научить измене всему святому, православному; значит изменить своей Православной Церкви и любодействовать с государством (стать его женой), любодействовать с католичеством, протестантством, англиканами, басурманами, магометанами, буддистами, словом — со всеми, кто только попадается на пути — со всеми любодействовать… Поэтому пророк и сказал ветхозаветной церкви: ты со всеми готова блудить, поднимая подол свой проходящему…

Ох, православный христианин! Если тебе дорого святое Православие, если тебе дорога святая русская Православная Церковь, гони от себя гибельное учение нового Валаама. Не ешь идоложертвенное и не пей вина сладострастного любодеяния! Будь до конца верен вере святых отцов и молись за лжеучителей, чтобы смирил их Бог и жестоко не погубил…

ТВОЯ ВОЛЯ

ЭТО БУДЕТ СКОРО!..

Мы, — говорил шахтер, — собирались в шахтах. Пробирались из бараков так, чтобы никого не разбудить. Шли в полной тьме. Мороз. Одежда плохая, обувь тоже не лучше. Только и грела внутренняя жажда — слышать шепотом произносимые молитвы. Какой там хор? Какая роскошь, иконы, паникадила? Тишина была да темь. Такой тишины ни в одном храме другом не встретишь. Напрягались, слушали, чтобы не пропустить ни слова. Собирались чаще всего часам к четырем. О чем только не передумаешь, пока, затаив дыханье, пробираешься к заветной шахте. Зато уж молитва была какая! И как долго-долго она потом не выбивалась!.. Бывало, что и “накрывали”. Кого хватали, кого на месте душили, кое-кто половчее — убегал. И потом долго-долго не могли собраться оставшиеся…”

ЛИТУРГИЯ

Темнело. Чуть слышный стук в трубу… Тихо, стараясь не скрипнуть дверью, выходит сгорбленная фигура, до глаз замотанная платком. Осторожно отодвигается задвижка. Входят неслышно. Через несколько минут снова тихий стук в трубу. Снова “привратница” неслышной тенью впускает пришедших… Ждут еще некоторое время во мраке. Ждут сосредоточенно, не разговаривая, каждый думает о том — не в последний раз ли это?..

Собрались. Начали шепотом служить литургию. Старенький священник тихо, с глубоким чувством говорил ектении, многие плакали, особенно когда причащались. А причащались все кто был. Какое счастье — святая Литургия! Приведет ли Господь еще? Какой риск и какое мужество! Но любовь все побеждает.

К ОДНОЙ ЦЕЛИ!

Темнота — хоть в глаз коли… За овином залаяла собака. За ней — другая, третья. Надо переждать. Под ногами скрипит снег. Яркая луна вышла из-за туч и осветила поле. Темные фигурки прячутся за плетень. Потом они тихо-тихо поплыли к крайней избе.

Там, не зажигая огня, в простенькой (из мешковины сшитой) фелони архимандрит Н… Он готовится служить новогодний молебен. Стоя у аналойчика, он вспоминает своих духовных чад. Кто из них пришел, и кто нет! “Господи, — вздыхает он больной грудью, — сохрани Ты их и собери всех сюда помолиться единым сердцем и едиными устами”…

Завтра Новый год! Что он еще принесет этим отверженным миром людям?..

“Господи! — снова вздыхает грудь, — хоть бы почаще нам собираться. Или Ты отнимешь у нас и это?”… Архимандрит плачет…

ВЕСЕЛУХА

В одном месте, еще при Борисе Годунове, была построена башня. Ее назвали “Веселуха”. Местечко то было глухое, никто туда уже не ходил. Заросла башня бурьяном и лопухами. Только ребятишки облюбовали это место для игры в “войну”.

Однажды, играя так, они услышали приглушенное пение. Женские голоса тихо пели молитвы… потом пение прекращалось и, спустя немного, пели опять…

— Ванька! — обратился один мальчик к другому, — слышишь?

— Слышу, — ответил тот, — поют.

— Надо сказать отцу!

— Не надо.

— А если это шпионы?

Сказали старшим, а те начальству, и через час уже вели связанных семь-восемь женщин. Среди них избитый до крови иеромонах.

С тех пор “Веселуха” замолкла. Не стали и ребятишки играть около нее. Стыдно было, хоть они и ребятишки…

ПОДРУГА

Настя пришла ночевать к своей подруге Нине Ивановне. Зная где ключ, она открыла дверь и вошла в комнату. Не успев закрыть за собой дверь, она почувствовала, что в нее кто-то ломится.

— Кто там? — окликнула Настя.

Ответа не было. Она пошла и приоткрыла дверь. В нее тут же ворвались трое военных.

— Вы будете Нина Ивановна?

— Я, — ответила твердо Настя.

— Вы арестованы.

— Подождите минутку, я переоденусь.

Пройдя в спальню, она схватила листок бумаги и написала:

“Милая моя Нина, у тебя малые детки, с кем они останутся? Я иду за тебя с радостью. Твоя Настя”. Сунув записку под подушку, она перекрестилась и спокойно вышла к конвою. Больше ее никто не видел никогда!..

В ГОРАХ

Они были высокие и неприступные. Снег блестел на их вершинах. В долинах — зеленая трава и цветы. По разбитой тропинке поднимался человек. Он был еще молод. Тяжелые мешки были на его плечах. Посидев на камне, он опять устало пошел вверх. “Господи! — шептал путник, — хоть бы все было благополучно. Ну и времена стали, в горах и то житья нет!”

Долго шел незнакомец. Он не раз переходил пропасти, переваливал через ущелья, миновал темные леса, быстрые реки. Вдруг он остановился. Вид его был настолько растерянный и убитый, что он едва не упал в обморок. “Где же они, где мои милые братья? — шептал путник, обводя по дымной площадке взглядом, где только что была пещера отшельников. — Милый брат Иван, Максим, Феодор, Николай, Василий, Тихон, Владимир. Да где же вы, что стало с вами?”

Ответа не было. Только ветер взвыл и, подняв облако горячей золы, рванулся с кручи… Бедный путник упал на землю и долго-долго плакал…

“Ибо Я не буду больше миловать земли сей, говорит Господь Бог”

“Скажите робким душам: не бойтесь. Вот Бог ваш идет с отмщением и воздаянием”

МИХАИЛ ВЕЛИКИЙ

Испокон веков существует благочестивое поверие, что в последнее время на защиту верующих христиан выступит Великий князь Михаил. Он со своей стальной ратью защитит гонимых и мучимых христиан и даст решительную победу правде над ложью, добру — над злом.

И вот верующее сердце, измученное и истерзанное, поднимает свои надежды к Богу — когда же он пошлет им, верным людям, Великого Михаила, защитника мучеников?

Но кто же будет этот победоносный воевода? Скоро ли он придет к нам?

Известно, что во времена древнего Израиля, когда правда Божия была в поношении и гонении, святой Архангел Михаил, архистратиг всех сил небесных, выступал на защиту гонимых и уничтожал зло. И у нас, на Руси, во время смутных времен (XVII в.), когда поляки рвались в Троице-Сергиеву Лавру, монахи ночью, при лунном свете, видели на белом коне светоносного всадника, который молнией носился по вражьему стану и косил мечом целые полки врагов. Это был Архистратиг Михаил. Значит Великий небесный воевода был защитником ветхозаветного Израиля и ныне является поборником Израиля новозаветного — всей христианской Православной Церкви.

Что может быть отраднее этой великой истины?! Наш защитник и заступник Архангел Михаил со всеми небесными силами! Так чего же нам бояться за себя и за Церковь Православную, если борется за нее сам небесный Воевода?!

“Так-то это так, — скептически говорит отец Макарий, худенький безволосый иеромонах, — вот если бы Архангел с небесными силами пришел к нам на землю и схватился бы с супостатами, тогда была бы очевидной его помощь”.

Старина говорил правду и возразить ему на это было трудно. Беседовавший с ним на эту тему отец Климентий, серьезный и вдумчивый протоирей, видевший “огни и медные трубы”, сказал, щуря свои глубокие глаза:

— Эх, как мы все хотим скоро да враз! А Бог все делает иначе.

— Ну как же иначе? — волновался отец Макарий. — Мы видеть хотим своими глазами эту силу. Где она, помощь-то Архангела Михаила?

Отец Климентий не стал больше возражать приятелю. Он тихо встал, накинул на себя епитрахиль и сказал кротко:

— Давай, отче, совершим молебен Архангелу Михаилу.

И как он молился! Как он горячо призывал на помощь Архангела Михаила и все небесные силы!..

И сразу отец Макарий почувствовал, что келия наполнилась Ангелами. Их было так много, такие они были сильные и могучие, что сразят любого врага! Ангелы стояли стройными рядами и готовы были исполнить любое послушание. Отец Макарий перекрестился, упал на пол и долго не мог подняться… С этого таинственного момента отец Макарий изменился. Он стал всех умолять со слезами и всем говорил: “Милые братья и сестры! В какое время мы живем! Какая ужасная гибель грозит миру! Если праведник едва спасется, то где обрящемся мы, грешные? Умоляю вас, милые и дорогие! Чтобы нам не погибнуть навеки в грядущем огне, читайте каждый день святое Евангелие Христово! Идите с этим Евангелием по жизни смело и решительно! А еще умоляю вас — каждый вечер и утро на молитве призывайте святого Архангела Михаила с небесными силами, заказывайте в храмах чаще ему молебен и, охраняемые этой небесной силой, бодро и мужественно встречайте грядущую звезду!..

… С этого времени заговорили о Енохе и Илии. Слухи упорно ползли по разбуженной от сна земле. Говорили, что пророки ходят и даже многие их видели… Однако слухи эти были неосновательные и преждевременные. Но голос тихий и предостерегающий звучал. Это был голос отца Макария. “Выброшенный” своими из родного скита, он жил где придется, терпел, сколько хватало сил, все плакал и говорил: “Милые братья и сестры! Живите по Евангелию и слезно молите Архангела Михаила со всеми Небесными Силами да защитит он нашу Православную Церковь и весь мир от гибели…”

Над родной Русью и всем миром восходила новая звезда… Она, казалось, была больше, чем другие. Но почему, увидя ее, встревожился весь мир?.. Звезда была очень близка к солнцу, и столкновение ее с ним было неизбежным…

Больше книг на