Так много погибло людей в телевизоре, Так много погибло в кино, И всем это кажется мизерным, И всем вроде бы все равно. И так много жизней растрачено За-ради успешных лент. И все это как бы незначимо, И лишь бы в конце «хэппи энд». Живет по своим законам Правдивая эта ложь: Ружье на стене стреляет И режет столовый нож.

Прости меня, прошу тебя, Прощения прошу. Проси меня, ищи меня — Безропотно грущу. Как тело бездыханное Хожу, не обернусь. Прости меня, желанная, Прости, и я вернусь.

Били, били, – не любили, Били, да почти убили. По хребту и по лицу — Так и надо подлецу. Били так, как свищет ветер, Били, как за все на свете, Били, как за что-нибудь. Покрестись, да и забудь. Чтоб тебя навек любили Так, как в этой жизни били.

Я руководимый, я ведомый и безропотный, Если мне любимой надо что-то объяснять. Я бываю кроликом подопытным, А бываю – доблестная рать.

Я не верю в расставанья, Я не верю в корабли, Я не верю в ожиданья, Хоть их и изобрели. Я не верю в самолеты И не верю в поезда, Но опять сажусь и еду Из откуда-то в куда. Постоянная тревога Заменяет мне покой. Я лишь верую в дорогу, Что несет меня Домой.

Сделай это для меня, Милая, вернись. Ничего не говоря, Просто улыбнись. Приоткрой тихонько дверь И войди в наш дом. Я люблю тебя, поверь, Всем своим нутром. Я люблю твои шаги, Голос в тишине… Только ты мне помоги И вернись ко мне. Я люблю твои глаза, Просто так люблю. Только ты вернись ко мне — Молю…

Я участник московской депрессии, Я невольный ее сожитель. Меня как-то давно приметили, Соблазняя сгореть в подпитии. Я сбежал бы, но поздно, видимо, (Отречение – наказуемо), Все равно возвращаться, строя мост От ума своего к безумию. Собираясь к рассвету кучками, Члены партии депрессующих Разгружают свой мозг навьюченный На таких же друзей кочующих. Собираясь рядами стройными, Лейкоциты бредут заблудшие. Странно это – но посторонние Нас порой называют лучшими. Нас порой называют гордостью И на доску почета вешают. Мы повесимся сами с возрастом Иль просохнем, как воды вешние. Здесь кого-то так любят преданно, Без корысти, без всякой выгоды. Я люблю этот город ветреный, У меня нет другого выхода.

Зима, зима. Кругом постель — Поверхность белоснежная. Лежу себе Поближе к ней, Какая ж она нежная. Зима – любовь, Зима – красна, Как калорифер включенный. Зима – вопрос, На что ответ Уже давно полученный. Зима – судьба, Зима – цветы, Зима – весны рождение. Зима – любовной красоты Твое прикосновение. Зима – пурга, Зима – жара, Зима – температура. Зима – ослепшая пора, Пронзенная амуром. Зима, воспетая в стихах, Судьбы открыла книжку. Я до сих пор в твоих ногах — Мужчина, муж, мальчишка.

Он, наверно, был высоким, А потом стал маленьким. Был ли он на самом деле, Помнят только валенки. Был ли он в плечах широким Или узким в талии, Знают две сестры далеких, Да и те – в Италии. Был трудягой скрупулезным Или был бездельником, Помнят разве только звезды Да метелка с веником. Люди даже сомневались, Жил ли он на свете-то, Но потом на фотке старой «Паренька приметили». Скромно так, на заднем плане Неудачник с детства. Как же мог тот поц оставить Миллиард в наследство.

Вы – это поступь Вселенной. Вы – это толпы людей. Я – самый обыкновенный Наполовину еврей. Вы – это судеб капризных Времени гордая лань. Я – через музыки призму — Нот черно-белая рвань. Вы – это общее счастье, Общее солнце на всех. Я – это сердце на части За пресловутый успех. Вы – это мощная сила. Вы – это мой худсовет. Я – это мальчик красивый, Больше которого нет.

Споры – маленькое дело Для больших проблем. Стоит трусом быть и смелым Тем же временем. Стоит сильным быть и слабым, Зрячим и глухим. Мужиком, немножко бабой, Клёвым и плохим. Быть одним, со всеми вместе, Другом и врагом. Умным и неинтересным, Плеткой, пирогом. Быть начальником раздора И глухонемым. Впрочем, на хрен эти споры Рассудительным.

Гоняешься по призрачной дороге, В тумане ничего не разобрать, За деньгами в младенческой тревоге, Которых в жизни не насобирать. За статусом и зрительской любовью, Что столько раз таких же предала. За тем, что сотни раз бывало новью, За искрами публичного тепла. За ветром, что и сам летит куда-то, Гоняешься за тридевять земель. Бессонница – суровая расплата — Гостиничную комкает постель. Все быстро, на ходу, мотая снасти, Мотаешься, завидуя порой Простому человеческому счастью, Что, между прочим, рядышком с тобой.

Солнце из-за тучи светит Под большим сомнением. Кто бы мог меня заметить, Если б я был гением. Я сидел бы горделиво У кастрюли с чайником И смеялся бы глумливо Над любым начальником. Я б смотрел на мир глазами Умными, голодными, И не ждал бы, что сказали Журналисты модные. Я б луну свою на части Поделил невидимые, Если б не один – за счастье, Только вряд ли, видимо. Я бы мир смешной, бесстыжий Превзошел познанием, Чтоб от тараканов рыжих Получить признание. Я бы стоил три копейки, Скромно, без стяжательства. Я б любил судьбу-злодейку Лишь за невмешательство. Я б искал в вине спасенье, А нашел бы формулу. Но для мира потрясенье Было б смехотворным. Мир бы ждал моей кончины, Имени не ведая, А узнал б из викторины, Как всегда, обедая. Светит солнце за туманом, Лучик бледно-мнительный. Я хочу быть шарлатаном — Или просто, без обмана, Крепеньким любителем.

Возьмите мои руки, Они же не лентяйки, Они умрут со скуки Без музыки – хозяйки. Возьмите их на время Играть чего попало, Они такие дуры И им так надо мало. Возьмите мое имя — Одиннадцать согласных. Все в мире допустимо И шлейф имен напрасных Нам имена, как нити, К которым нас привяжут, Так вы мое возьмите, Вас сильно не обяжет. Возьмите мою глотку, Осипшую в тавернах. Ей бы еды щепотку Да водки непомерно. Инструкцию оставлю Я с ней по примененью, Возьмите мою глотку, В придачу вдохновенье. Возьмите мои уши, Больные перепонки, Вы сможете послушать Вселенную в колонках. Но вот придется с песней Покончить одним махом, Сбежать – и в тихом месте Таиться с диким страхом. Возьмите мое сердце, Но только осторожно, Вам с непривычки греться Так и сгореть возможно. И я – в кои-то веки — Вздохну свободней, шире. Возьмите мое сердце Дня на три – на четыре. Мозги мои возьмите (Особая примета), Но обвинять не надо Потом меня за это. Я скромно предлагаю, Берите на удачу. Судьба недорогая С везением в придачу. Возьмите мою душу На маленькое время, Я лишь для вас нарушу Законы сотворенья. Боюсь, я сам не сброшу Прилипшую одежду. Возьмите мою ношу, Оставьте мне надежду.

Давай напишем быль вчерашнего дня, Давай сотремся в пыль – из тебя и меня, Давай построим дом из розового И жить мы будем в нем и возле него. Давай разбудим сны неведомые, Останемся верны над бедами мы. Давай играть, судьбой неписаные, Лишь бранною строкой расписанные. Давай полюбим жизнь несвойственную. Держаться – так держись за собственную. Давай удвоим две способности Прожить, не утонув в невесомости.

Обижаться, конечно, надо, А потом терпеливо ждать, Чтоб заслуженную награду Снисходительно получать. Чтобы видеть себя, виноватого, В отражении глаз твоих. Чтоб судьбу поругать проклятую И жалеть себя за двоих. Чтобы слоги слагать возвышенные И униженные слагать. Чтобы губы твои обиженные Целовать, целовать, целовать.

Веровать в вечное счастье Вселенной — Словно в тарелку вкуснятины – было бы странно. Надо быть либо дурным, либо просто блаженным, Зная, как тело прощается с ужином званым. Надо быть беглым романтиком либо юродивым, Чтоб, осмотревшись вокруг, не увидеть реальности. Знаю – но чувствую: есть эта ниточка вроде бы, Что составляет цепочку счастливых случайностей.

Плывут кораблики, лохматые от лампочек, Лукаво щерится фонариками мгла, И лишь борта белеют пароходов-ласточек, Какая жизнь, моя любимая, была. А утром зонтики раскроются ажурные И поплывут под ручку, сбросив якоря. Надраят палубу не вахтенные, юные, Я даже помню это, честно говоря. И, как ни странно, я немножечко завидую Наивным, милым и несбывшимся мечтам. Мы до сих пор с руки питаемся флюидами, Что, как и мы, остались там, остались там. Мне даже кажется – те пароходы с башнями, Что по Москве-реке плывут в погожий день, Немного важничают памятью вчерашнего, Как наша собственная солнечная тень.

Потерялась записная книжка. От роду лет двадцать пять – не малость. Телефоны, памятки и фишки, Ничего, короче, не осталось. Ничего, что мне казалось важным Или упомянутым небрежно, Номера, записки на бумажках И стихи, по-юношески нежные. Закорючки, что затерлись временем, Адреса, которые сменились, Куча бесполезной дребедени, Имена, что как-то позабылись. Буквы с фиолетовым узором, Несколько страниц былого цвета. Ведь открылась перед чьим-то взором Жизнь моя, которой больше нету. Жалко мне пергамент неразумный, Аж на сердце маленькая рана. Чем сгореть на дне чугунной урны, Мог бы жить почетным ветераном.

Мы поддаемся отчаянью. Оно не прощает. Переговоры и совещанья Не назначает. Мы убегаем и мечемся, А потолки низкие. Падаем и увечимся Меж переписками. Душим себя не за-ради И не случайно. Голых на маскараде Находит отчаянье. Голых выводит из строя Незащищенных в снег, По одному и по двое, Да поименно всех. Сердце стучит неистово, Неприкаянно. Может отстанет, смилостивится Отчаяние.

С пьяницей, поэтом и повесой Будешь жить ты, если не со мной, То есть вот с таким же вот балбесом, То есть вот с такой же, блин, бедой.

Тебя так вежливо прощает мир, Хотя ты выглядишь порой довольно глупо Такой съедобный и смешной кумир, Как хлебный сыр из лукового супа.

Лепестки цветочные, Огоньки полночные, Вереницы лампочек, Кавалькада лиц. Вы хотели крайностей, Но чтоб без случайностей Доползти до тапочек, До своих границ. Утром небо новое За оградой кованой Серо-бело-хмурое Разведет капель. Вы, как дети малые, От игры усталые, Мятые, понурые Спрячетесь в постель.

Мы малые сошки на этой Земле, Необозримой в обхвате. Мы мысленно крупные сами себе, Но мелкие в общем формате.

Дайте на землю поставить ноги, Дайте выйти мне из самолета. Слишком близко надо мною боги, Слишком мало подо мною лёту. Слишком низко для того, чтоб выжить, Слишком долго в небесах болтаться. Дайте выйти мне из самолета, Дайте выйти мне и нализаться.

Это недетская игра, Она не блещет новью, Стоим за стойкой до утра Наносим вред здоровью.

Лишь связать словами запятые И ответы ставить за вопросами, Так получатся стихи плохие И хорошие – одним и тем же способом.

Все, пора! Но выйти невозможно, У дверей пурга себе пургою. А душа тихонько, осторожно, Чуть дыша сопит с душой другою. Все, пора вспорхнуть из клетки птицей. Быть крутым, талантливым нахалом. Но душа так сладостно томится Под большим и теплым одеялом. Все, пора, не надо расслабляться. Надевай на улицу ботинки, А душа молит тебя остаться С той, другой, – своей душой в обнимку.

Какая разница – профессия, судьба. Какая разница – успешен, неуспешен. Какая разница – удачна ли мольба И был ли грешен. А видишь разницу – возьми ее с собой, Свои свершения, успехи и потуги. Одно я знаю, между мною и тобой, Что мы друзья с тобой скорее, Чем подруги.

Не хотел бы быть старым занудой, Но буду. Не хотел бы жить в мире иллюзий, Но хрен. Я боюсь, что какие-то важные вещи забуду, Но, пожалуйста, Выдайте новую память взамен. Я карабкаюсь, честное слово, Стараюсь. И ищу для себя и для близких Пути. Если кажется мне это только, То каюсь И не смею прощенья искать, Но пытаюсь найти. Я хотел бы быть милым и добрым, Но гордый. Я не смею всю правду сказать — И молчу. Я из тех, кто за праведный грех Первородный Аккуратно и первостепенно Плачу.

Поднаторели мы в изъянах, Мы ими изобилуем. Расковыряли в себе раны — Авось, да бог помилует. Не глухари на небо зарятся, Да воробьи скукожившись. Луна – она и есть красавица, Прям с этой своей рожицей.

Я знаю, что, увы, не молодею, Но все ж желаю жить на этом свете. Не для того, чтоб видеть, как старею, Лишь посмотреть, как повзрослеют дети.

А что, если любви не бывает? Она просто рыбка в огромном бассейне. А мы, дураки, не знаем И ходим себе с сотрясением. А что, если любви не бывает, Это просто химическое слияние. А мы ничего не знаем И любим свое незнание. А что, если ее придумали Известные нам писатели? А мы живем себе, умные, Романтичные такие мечтатели. А если вот подумать сесть — И люди, и эти людские страсти… Нет, кто-то определенно на небе есть, Раз на земле случается счастье.

Почему белый пакет В эконом-классе дают, А в бизнесе нет, — Там что, не блюют?

Часы считают слишком честно Твои минуты наяву, Я ж их теряю повсеместно И время просто так живу. Хожу без точного отсчета, Минуты прочь из головы. Но знаю, что хоть у кого-то Часы работают, увы.

Отдайте дань, Успокойте душу, Успейте выразить и сказать. Тому, кто так вас хотел послушать, Хоть как-то дайте О чем-то знать. Откройте маленькие секреты. Откройте тайну своей любви. Спросите что-то, на что ответы Намного проще, чем знали вы. Верните все, что вы получили, Что вам отдали за просто так. И вы поймете, что вас любили, Любили искренне, как-никак. Любили даже на расстояньи И ждали слова хоть одного. Верните все это вашей маме. Хотя бы что-нибудь из всего.

Я многих знавал поэтов, С которыми пел я песни. Я был дураком. При этом, Они были интересней.

Ты моя жена моряка, Ты моя подружка навек. Любишь ты меня, дурака, Ох, везучий я человек. Ты, моя девчушечка, – жизнь, Даже если ты далеко. Без тебя я – так, механизм, Бить по шестиструнной рукой. Жизнь такая радостная, Если б не жилась на бегу. Мне бы вот доплыть до тебя И развеять эту тоску. Ты моя жена моряка, Я твой телефонный звонок. Сотовая связь так хрупка — Вот он, милый мой голосок. Сердце задрожит на ветру В исступленье жаркого дня. Милая, я скоро умру, Если не увижу тебя.

У меня рубец на сердце с детства, Так случалось, впрочем, и с другими. Я хотел с ней рядышком согреться И сгорел желаньями лихими. А потом тянулись годы, годы, И рубец тянуло заживавший. Слава богу, стал я пароходом, К пристани любви своей приставшим.

Я проснулся, словно выпил Всю канализацию. Черт бы, блин, ее побрал — Акклиматизацию.

Как только ночь заслышится, Ему так сладко пишется, Сидит и пишет гений, Мой бог, Сергей Есенин. А жизнь вокруг волнуется, Дожить не обязуется, А он сидит, безвременный, Своей судьбой беременный.

Кружат, кружат по земле листья. Очень осень на меня злится. Ну кому я такой теперь нужен. Просто листья по земле кружат. Скоро станешь ты ковром белым, Словно что-то я тебе сделал, Словно я дождями лил слезы, Словно грозами сжигал грезы. Я зонтом своим закрыл небо, Так тебя я защищал мною, Рисовал тебя, где б я не был, Яркоцветною своею весною.

Все меняется, между прочим. Ветер гонит рябую лужу, Ту, что камень лениво точит Да заснет в ледяную стужу. Чтоб проснуться весною раннею, Запустив по волнам флотилии, Воспитав поколение странников И засохнув в мирской идиллии. Превратившись в озера с речками, Погрузившись в рутину времени, Что бросается человечками, Как подсолнухи своим семенем.

Медленно, очень медленно, А хочется все немедленно. Надо бы все мгновенно, Сейчас, да и непременно. Трепетные фантазии Разбередить в людях, Но старая Евразия — На комплексах и конфузиях. И мы с ней такие жалкие Идем по дороге глиняной. Забыли, что были галлами, Забыли, что были римлянами, Славянами были славными, Прославленными в боях. Зачем нам куда-то двигаться, Останемся спать в сенях.

Можно написать что попало, Если кто-то красиво оформит. А ежели кто-то прочтет И, мало ли, еще запомнит.

Есть люди, что сочиняют слова, Такие известные и вроде бы новые. А есть, что находят в душе сперва Немного забытые, но очень знакомые.

Стало быть, нас мало. Стало быть, мы бренны. Как же нас все достало. Как же мы откровенны. Вера ли нас любит? Верными ли мечтами? Странные же мы люди. Как нелегко с нами.

Так ветрено сегодня, пальмы гнутся, А океан спокоен удивительно. Я так хочу опять сюда вернуться К своей несвоевременной обители. И облака плывут, чуть-чуть подкрашены, Плывут по небу древними гравюрами. Им, безусловно, нечего вынашивать, Играя в поле белыми фигурами. Они проходят вехами короткими, В халатах теплых, в тапочках домашних, Смотря в окно бездонными и кроткими Глазами неизвестного вчерашнего. Так ветрено сегодня, пальмы гнутся, Хотя на океане полный штиль. Пойду перед отъездом окунуться. В окошке – сказка, а на ощупь – быль.

Выпала ночь такая, Чтобы не ждать погоды. Просто сидеть и хаять, То, на что мы пригодны. Чтобы хвалить и верить В то, что мы не умеем. Славно, что все проверить Сложно, да и не успеем.

Желтых огней вереницы. Мы – перелетные птицы, Мы – моряки и пилоты, Мы – корабли, самолеты, Мы – путешественники Жизни бездонной реки.

Когда-то ведь и нас Захочет видеть Бог… Я ненавижу смерть Так, как сказать я смог.

Распишитесь где-нибудь навечно, Чтоб запечатлеть миг быстротечный. В детстве свои подписи оставьте Белым мелом на сухом асфальте. Распишитесь в книге предложений. Оставляйте след своих сомнений. Оставляйте след своих желаний. Оставайтесь, оставайтесь с нами. Распишитесь в медицинской карте, В паспорте, в грабительском контракте. В бракосочетательном союзе. Оставайтесь вместе с нами, люди. Распишитесь в собственном незнании. Распишитесь где-нибудь на здании. Кто-то любит вас, не сомневайтесь. Оставайтесь с нами, оставайтесь.

Строчки, строчки, строчки, строчки. Ручка, стол, на нем тетрадь. Сыновья мои и дочки, Вы должны об этом знать. Я случайно вас придумал, Вас могло бы и не быть. И никто б не стал читать вас, И никто б не стал любить. Не любить никто не стал бы Перевернутых страниц. Я нарочно вас придумал — Белоснежных птиц.

Халат, диван и тапочки – лежишь, В окно посмотришь грустно и молчишь. Тебе б вчера такое показать, Ты, может, и не стал бы зажигать. Хотя, наверно, стал бы, один хрен, Лежи уже – носитель своих ген.

Песни не пишу – сами пишутся. И стихи: дождусь – да услышатся. Карандашик сам в руки просится, И слова, как эхо, доносятся. Но когда насупится мнительность, Чтобы победить вдохновение, — Стоит проявить свою бдительность, Дабы побороть свое мнение.

Я написал трилогию, «Трилогику» о любви. В ней персонажа три: Он, она, их любовь. Потом написал двулогию, «Двулогику» потери. В ней персонажа два: Он и его любовь. Затем написал повесть Без логики совершенно. В ней персонаж один — Она.

Та дорога, что когда-то глянцевой была, Заплутала, захворала, мохом поросла. Заросла травой зелёной, в поле улеглась И под небом опалённым в косы заплелась. На дороге-невидимке Уж и не найти Поворотики-тропинки, Тайные пути. Там по ним, храня сердечко от всего, всего, Ты бежала до крылечка, прям до моего. Потревожит летний ветер Давнюю печаль, Только до тебя забудет донести, А жаль…

Я б узнать хотел однажды, Растворившись в пыль мирскую, Кто мой стих прочёл бумажный И теперь сидит-тоскует, И смеётся непременно, И немного греет душу. Может, и пишу я скверно, Можно кое-что послушать, И немножечко коряво Апеллируя словами, Всё же я имею право Воссоединиться с вами.

Вы глядели хоть раз на Арбат Ранним утром, пустым и угрюмым? Он спокойствию вовсе не рад, Хоть давно не является юным. Он лежит посреди тишины — Одинокая кошка на лавке, Словно выжили после войны Только здания в серости зябкой. Разноцветный талантливый холст Словно смыла осенняя сырость, Как бы бросило войско форпост, Побросало оружье и скрылось. Ты стоишь и глядишь пред собой И не веришь, что через мгновенье Забурлит непослушной рекой Долгожданное столпотворенье.

Стихотворение – не уравнение, Не абсолютная аксиома. Лишь субъективное озарение В рамках периметра своего дома.

Как же я хочу спать, Как надоело это. Передо мной тетрадь И самое позднее лето. Скоро придут холода, Осень придёт, в общем. Всякая ерунда Делает сон тощим. Всякая ерунда Всячески возникает И забирает сон — Лучшее забирает. А я во сне бы смог Фильмами насладиться. Только один лишь Бог Знает, зачем не спится.

Моя жизнь, независимая от меня, Хоть и мною получена, — Я её наблюдаю день ото дня, И посему неразлучны мы. Она тащит упорно меня за собой, Но сберечь не пытается, Словно не понимая, что вместе со мной Скончается. Я хочу её жить, я один у неё, Мне подаренной Матерью. А она себе думает что-то своё И ко мне не внимательна. Я смотрю на себя — Я не автор спектакля, который провалится. Но, конечно, меня моя «умная» жизнь Слушать не собирается. Я пытаюсь влезать И сценарий черкать, Чтобы после не мучиться. Только вот в чём беда: Она знает всегда Наперёд, что получится.

Шел дождь. Не то чтоб плакал и смеялся, Не слезы лил, храня девичью дрожь. И не из плена серого на руки крыш сорвался, А просто шел обычный мокрый дождь. Каналы улиц, стих венецианский — Не то чтоб не до этой ерунды, Но табором спасаясь по-цыгански, Сберечь бы туфли, полные воды. Был город удивительно растерян И люди так беспомощно малы. Машины, легкоходные доселе, Как танки или, что ли, как мулы. Не стал индустриальный мир гигантов Оазисом тропических дворцов, Мечтателей, поэтов, музыкантов, А тупо – дождь и ветер прям в лицо. И ничего в стихии и тревоге Не близко вроде сердцу моему. Но я стоял, промокший, средь дороги И сам, дурак, не зная почему.

Яблоки ног прожилками, В груше руки игла. Лежит человек с дырками, Которому – пора. Более нет пакости, Чем чародейство лет. Лежит человек в статусе Человека, которого нет.

Ты меня любила, За меня болела, Молоко варила, На ночь грелки грела. Я под одеялом С видом безнадежным Мямлил что-то вяло И глотал тревожно. Я хворал исправно, Ты читала книжку. Было очень славно Быть чуть-чуть врунишкой. Жить в своей квартире Со своей ранимой, Самой лучшей в мире Мамочкой любимой.

Я будто внутренне застыл. На деле – двигаюсь спонтанно. Хватает радоваться сил И грусть становится желанной. Сама усталость не в зачет. Восход – сюрприз и откровение. Кому-то друг – надменный черт, А мне – простое вдохновение. Оно дарует мне любовь, Оно волнует, развращает. Оно приходит вновь и вновь, Хоть приходить не обещает. Оно спускается с небес, Берет тихонечко за душу И говорит тебе: «Балбес, Закрой глаза и просто слушай».

Мы побывали в раю. Мы – это я и ребята. Ну, я тебе говорю: «Надо же жить когда-то». Рай на земле такой: Море в твоем оконце, Солнце живет с тобой, Личное твое солнце. Турки вокруг снуют, Нам они не мешают. Даже поесть дают И «искренне» уважают. Странный такой ландшафт: Хвойные горы коржиком, В общем, на первый взгляд Творчество чеха Грошека. Мы побывали там, Где надо бывать когда-то. Я говорил это вам? Мы – это я и ребята.

Если можешь сказать – говори, Говори – только очень немного. Разве взрослый Сент-Экзюпери Нам оставил лишь детского Бога? Разве все мы пытаемся жить, Забывая, что ветхи и мелки И куда-то решились доплыть На просрочившей сроки тарелке. Я хотел бы побольше сказать, Но «побольше» не знает прощения. Все пытаемся верить и лгать, И наивно искать искупления. Мы, прощенья пытаясь просить, Собираемся ждать до ответа. Непонятное «быть иль не быть» Нам дороже, чем проблески света. И, не видящий Бога в глазах У иконы, расписанной Богом, Ты когда-нибудь вправе сказать: «Я ушел, меня нет, меня много».

Я помню, как тогда ты Писал свои картины. Они не виноваты, Точней, они невинны. Они лишь отражали Твое существование. Я помню те картины, Не помню их названия. Я помню, как успешно, Почти совсем недавно. Мы жили быстро, спешно, Задиристо, забавно. И не было бы трудно, И не было бы горько, Когда б не жить нам, юным, До столько.