Собрались как–то вечером скобняки на жайляу. Двое. Один — молодой–молодой. Другой — старый. На жайляу идти далеко–далеко, подниматься высоко–высоко. Тропинка узкая, пропасть глубокая. Крутовато подниматься. Идут. Молодой впереди бежит. Старый отстал совсем, за спину держится, не может ходить. Шёл–шёл, совсем устал, решил постоять. А молодой бежит, не смотрит назад. Только голос слышно:
— Дошёл! Добежал! Вот и жайляу уже рядом.
Покряхтел старый, проворчал что–то и тоже пошел вверх потихоньку. Наверно, целый час шёл. А куда спешить? Ночь. Темно. Новолуние. И зачем вообще идти надо было, на ночь глядя? Вот же молодой! Вечно торопится!.. Не думает о других. Так, ворча, и поднялся. Огляделся.
— Эй! Ты где?
— Здесь я! Вот он.
— Ты куда меня привёл?
— А что?
— Это же не наше жайляу!
— А чьё?
— Ачье! Ачье жайляу это! Сейчас ачьё придут! Что делать будем?? Они злые! Увидят чужаков — и спрашивать ни о чём не станут — затопчут и всё!
— Ачьё? А кто это?
— Да, есть тут такие… Пасутся по ночам. Сейчас как раз их время.
— Может, назад побежим?
— Поздно. Ты–то прыткий. Может, ещё спасёшься. Беги. А мне, старому, поздно. Не успею. Не дойду. Пропал я.
— Ты, что, дедушка! Я тебя не оставлю. На себе понесу.
— Ага, оба в пропасть и свалимся. Хорошо придумал. Пусть хоть кто–то один спасётся. Беги, сынок.
Ай, поздно! Тут камешки сверху посыпались, ачьё спускаются, воздух ноздрями нюхают, фырчат между собой:
— Неужели кто–то посмел наше жайляу занять? Ну, мы ему покажем! Ну, поплатится он за это сейчас!
Скобняки от страха оба легли наземь и уши прижали, чтобы не дышать. Скобняки обычно ушами дышат, а носом слушают. Порода такая.
Вот выходят ачьё на жайляу своё исконное. Осторожно выходят, чтобы врага не спугнуть раньше времени. Крадутся. Всё ближе и ближе подходят… не выдержал молодой скобняк! Как вскочит! Как побежит! А–а–а-а-а!
Ачьё его тут же хвостами, как хлыстами, стеганули да скрутили. Не шевелись! Кто такой?
Застыл молодой, хвостами–то скрученный. Ну, всё. Пропал. Ах, как жить хочется!
И тут поднялся старый скобняк, которого не заметили, медленно так поднялся, серьёзно. Уши распустил, глубоко дышит, кх–кх–кх…
— Эй, вы, ачьё! И не стыдно вам с ребятёнком воевать?! А, ну, все сюда! Ко мне! Это я, старый, сослепу на чужое жайляу поднялся. Моя ошибка — я и отвечу!
Ачьё хвосты отпустили, развернулись и толпой к старому двинулись.
И тут как крикнет старик да на все горы громко–громко:
— Эгеге–гей!
Эхо во все стороны полетело. Летучие мыши–собаки выпорхнули из пещер. Лаять начали с перепугу–то. Глядит молодой: летит по звёздному небу кто–то огромный. Шумом интересуется. Так это же большой хохлатый кудыкль! Уцепился малец за крыло да на спину кудыклю упал. Кричит молодой кудыклю в ухо:
— Старика забери! Будь другом! Век помнить буду!
А кудыкли хорошо летают, быстро. Пришлось назад возвращаться, на ачьё жайляу. Подхватил кудыкль дедушку скобняка, посадил на спину. В самый последний момент успел! Ачьё от досады завыли, жалобно так. Только никто их жалеть не стал. На самом–то деле никому их жайляу не нужно. Пусть себе пасутся до утра, потом солнышко выглянет, и они баиньки пойдут в норы свои спать до самого вечера.
Вернулись скобняки в родную деревню. А там их соседи уже встречают, как героев! Ай, да молодцы! Самим ачьё носы утёрли! Герои! Оказывается, летучие мыши–собаки лаем своим всех разбудили и про всё уже рассказали.
— Что, сынок, испугался? — спрашивает старик, сам улыбается.
— Ага, дедушка, очень. А ты — настоящий герой: как ты на них здорово накричал!
Как расхохочется старик в ответ, как рассмеётся. Долго–долго остановиться не мог.
— Дедушка, ты что смеёшься?
— Так я ведь того — с перепугу кричать начал. А видишь, как всё складно получилось.
И начали они оба над собой смеяться. Так весь день до вечера всё хохотали да подмигивали друг другу. И опять хохотали. А вечером снова пошли на жайляу. На звёздное небо смотреть. Теперь уже точно — на своё.