Егор влетел на крыльях любви в свой кабинет. Давно уже он не чувствовал такой жажды жизни, деятельности, счастья! Единственное, что его раздражало в этот день, были голоса окружающих, которые так и резали по ушам нежного влюбленного.

Он сел к компьютеру и нашел файл с информацией о «нужных людях». Гос-споди! Кого там только не было! За эту дискету кое-кто очень дорого заплатил бы. Материал бесценный: кого, когда и от чего лечили, методы лечения, размер гонорара.

Выбрав нужную фамилию, Егор с удовольствием вспомнил, чем эта важная персона страдала и как смешно выглядела в распашоночке до пупа и в разводах зеленки. Но пришили крепко! Жена даже не заметила. Егор хмыкнул и набрал телефонный номер.

— Алло. Иван Сергеевич у себя? Егор Овчинников. Барышня! — Егор чуть повысил голос. — Вы не задавайте глупых вопросов, а соединяйте. По личному я.

Через пару минут барышня, выяснив все, что следовало, соединила Егора с «нужным человеком».

Егор продиктовал номер машины и осведомился, можно ли узнать фамилию и адрес владельца.

— Все можно… — зарокотал в трубке добродушный бас. — А нужно ли?

— Конечно, нужно. Не могу же я бросить своих больных и бегать по всей Москве…

— Ну-ну, лечи, это у тебя получается, одобряю. Зашел бы в гости. Супруга моя, Вера Павловна, давеча про тебя спрашивала. Говорит, приснился ты ей — в золотых погонах, а на погонах — бо-ольшущие шестиконечные звезды. К чему бы это? Ты вроде не еврей?.. — Обладатель баса вопросительно повысил голос.

— Майора дадут посмертно, — серьезно ответил Егор.

— Майора, говоришь? — Собеседник закатился оглушительным хохотом. — Посмертно, говоришь?! Передам Верунчику! Я ведь тоже майором был, когда Верку у генерала увел. Страшное дело! Меня тогда в лейтенанты разжаловали и в такую жопу загнали! А Верунчик — за мно-ой. И бровью не повела, царица! — Бас снова закатился здоровым смехом. — Та-ак. Записывай. Самохин Илья Борисович, 1947 года рождения, русский — ха-ха! — все они русские, Борисовичи! — И смешливый собеседник отчетливо продиктовал адрес и телефон.

Егор принялся тихо, с достоинством благодарить, но собеседник прервал его:

— Ты во что вляпался, парень?

— Да пока ни во что, — насторожился Егор.

— Тачка в угоне, — с удовольствием сообщил Иван Сергеевич. — Уже два… нет, почти три часа как в угоне. Ты-то откуда узнал? Я — понятно, мне надо все знать, но ты? В общем, разбирай на запчасти! И ты мне не звонил. — Иван Сергеевич еще раз хохотнул, да так оглушительно, что Егор рефлекторно отодвинул трубку от уха, и всеведущая барышня разъединила их.

Егор задумчиво почесал затылок и сказал сам себе:

— Надо идти в шестую…

В шестой палате лежал квадратный дяденька, пуховое одеяло мерно вздымалось на его могучей груди, на толстых щеках играл яркий румянец. Левая рука у него была присоединена к капельнице, а правой он похлопывал по ягодице медсестру — без всякого волнения, так, для проформы, чтобы обозначить свое мужское присутствие. Под мощными ударами медсестра буквально ходила ходуном, что, впрочем, не мешало ей ловко обрабатывать раны на ногах больного.

Егор стремительно вошел в палату, жестом отослал медсестру и привычно откинул одеяло. Затем выдернул иголку капельницы и сурово спросил:

— Бока не отлежал? Ты хоть ворочайся иногда — а то скоро пролежни будем лечить!

— Я ворочаюсь, — запротестовал квадратный и даже продемонстрировал, как он это делает. Кровать загудела.

— Надо найти машину. Она сейчас в угоне, и, скорее всего, уже превратилась в набор запчастей.

Квадратный задумался, на лбу его прорезалась одна маленькая морщинка.

— Это трудно. Москва — большой город.

Егора такие мудрые слова развеселили.

— Столица нашей Родины! — поддержал он размышления квадратного. — В Урюпинске я бы сам нашел…

— Все равно трудно, — уперся квадратный и попытался стыдливо прикрыться одеялом.

Егор погладил его по голове.

— Конечно, трудно. У нас у всех трудная работа. Мы все — на передовой! Ты вспомни, как тебя привезли — в багажнике, да еще отстреливались по дороге… Ты же был как решето, и из каждой дырки — кишка торчала, тоже не целая… А еще ругался, Ивана за ногу укусил…

— Я без сознания был, — сухо отрезал квадратный.

— Ты не отвлекайся от главной темы нашего разговора! — Егор протянул бумажку с данными.

Квадратный надел очки и стал изучать одну-единственную строчку — с номером и маркой машины. Егор терпеливо ждал. Пациент посопел и уверенно заявил:

— Ее не разберут. Это заказ. Мы такие вообще не разбираем. Нерентабельно. Целые, они лучше идут. Где моя записная книжка? У меня там все праздники отмечены…

Егор покопался в тумбочке и достал простреленный блокнотик, покрытый засохшей кровью.

Квадратный любовно прижал его к груди и прошептал:

— Он мне жизнь спас! Верный друг!

— Как он мог спасти тебе жизнь? — рассердился Егор. — Он у тебя в сапоге лежал. А выше сапога было еще семнадцать ранений, не совместимых с жизнью! Я тебе жизнь спас, я! Запомни!

Мужчина, не слыша циничных заявлений Егора, бережно листал заскорузлые странички.

— Бабы, бабы… — бурчал он. — Всё зло от них! Бабы и водка… — Затем ткнул ногтем в блокнот: — Вот день рождения! А тут именины! Значит, либо эта, либо та… Такие игрушки бабам дарят. Мужику она не с руки — пузо низкое, бензину жрет много, а скорость — так себе, в грязи глохнет, багажника вовсе нет… Бабья тачка!

Квадратный встал, достал из шкафа английский строгий костюм, английские ботинки, такое же пальто из верблюжьей шерсти, быстро оделся, надвинул на глаза черную шляпу, распихал по карманам мелочи: золотой портсигар, бумажник крокодиловой кожи, авторучку «Паркер» и белоснежный носовой платок размером с детскую простынку. Он с тоской взглянул на пуховое одеяло, на капельницу, на судно, белевшее под кроватью, на пуленепробиваемые зеркальные стекла и бронированную дверь своей палаты.

— Я скоро… За пару дней обернусь. Номер за мной оставьте! — сказал он. Затем пошарил в карманах и, достав драгоценный блокнотик, положил на подушку. — Вот. Пусть лежит.

— Да Гос-споди-и! Всегда рады! — развел руками Егор.

У почти двухсоткилограммового пациента неожиданно обнаружилась легкая кошачья походка. Он бесшумно и быстро пересек по диагонали просторную палату, а на пороге вдруг обернулся и сморщился в детской улыбке:

— Кисель у вас… клюквенный… я в детстве, помню… мама всегда… Ну, там, у нас, в Сибири… — И, не договорив, махнул широкой, как лопата, ладонью.

Егор заглянул в перевязочную, в ординаторскую, на кухню. Все было в порядке. Идеально налаженный механизм работал без перебоев. Потом вернулся в кабинет, проверил счета, вызвал секретаршу, велел подготовить десятую палату, а в шестую никого не класть. Напоследок, уже одетый, заглянул в приемный покой и отправился по своим делам.

Они привели его на Профсоюзную улицу, к огромному дому сталинской постройки, раскинувшемуся на целый квартал. Егор нашел нужный подъезд и на ватных ногах вошел. А вдруг Она откроет дверь, и что, что он Ей скажет?! Какие слова? И даже без цветов… Он остановился перед дверью, перекрестился и нажал кнопку звонка. Раскатилась мелодичная трель, а затем в квартире воцарилась тишина… Егор позвонил еще раз. И еще… За его спиной приоткрылась дверь.

— А у них нету никого! — сообщила соседка. — Напрасно трезвоните, молодой человек. Вы по какому вопросу, позвольте узнать? Не настройщик?

Егор обернулся и увидел в щели — дверь была приоткрыта на длину цепочки — сверкающий рентгеновский взгляд и какое-то хозяйственное орудие типа скалки.

— Н-нет, я не настройщик, — ответил он, лихорадочно обдумывая линию поведения. — Я… по поводу машины! — вдруг осенило его.

— Ну да, ну да… Купить хотите? — тонко улыбнулась соседка.

Егор разгадал ее нехитрую уловку и холодно отчеканил:

— Что вы несете? Я по поводу машины, угнанной сегодня во второй половине дня.

Подозрительный взгляд смягчился, лицо в щели похорошело и просияло любовью к органам. Соседка быстро захлопнула дверь, загремела цепочкой и вышла на лестничную площадку. В пестром халате и без скалки. Информация пошла потоком, без пауз и знаков препинания.

— Какой ужас среди бела дня Светочка так убивалась на секундочку домой зашла переодеться и на тебе ведь уже пару раз снимали колеса а теперь всю машину угнали куда смотрит милиция я вот в овощном уронила эту дурацкие новые деньги не знаю какая больная голова их выдумала и не хотела их брать да продавщица всучила нагнулась монетки собрать а капусты в сумке и нету и очередь молчит при Сталине был порядок Светочка так убивалась что она папе скажет машина-то папина она по доверенности ездит Илья Борисович где-то в Африке негров петь учит своей-то у нее машины нету вот выйдет замуж может отец ей подарит говорят в этой Турции хорошо платят в твердой валюте не то что у нас каждую неделю новые деньги…

— Спасибо! — невежливо прервал ее Егор. — Мне бы встретиться с… потерпевшей. У нас есть надежда на скорое завершение этого дела…

Вулкан красноречия извергся с новой силой.

— Надо бы встретиться да как же уехала поплакала и уехала на недельку говорит и ключ от почтового ящика мне оставила она же не знала что вы так быстро раскроете оставьте мне телефончик вашей Петровки на Лубянке и я сразу же как только…

— Куда уехала?! — рявкнул Егор.

— На метро уехала машины-то нету еще спрашивала сколько сейчас проезд в общественном транспорте стоит я ей жетончик подарила на говорю Светочка по-соседски хоть твой папа и гордый со своими неграми и никогда со мной не здоровается но я вот выше…

— Куда?! — взвыл Егор.

— А мне не сказывалась может на дачу у них на Николиной Горе трехэтажный особняк и лесу гектар а может в Анталью позагорать кто их сейчас разберет мы вот не такие были скромные белый свежий воротничок вот и все украшения даже губной помады не знали…

— Спасибо за информацию. — Егор постепенно отступал к лифту. — Мы вас вызовем.

— А как же показания в письменном виде? — удивилась соседка.

Егор похлопал себя по нагрудному карману, из которого выпирал толстый бумажник.

— Не беспокойтесь, все записано, каждое слово.

Соседка восхищенно ахнула. Егор нырнул в лифт.

Это Она! Она! Я нашел Ее! Все пело и ликовало в душе Егора. Он даже приплясывал от нетерпения, предвкушая их встречу. Совсем неплохо, что Ее сейчас нет в Москве. Будет время все обдумать, подготовить… На высшем уровне! Не какое-нибудь там… «Девушка, я вас где-то видел!» Нет, нет! Алые паруса — как минимум! И весь невостребованный запас юношеской романтики всколыхнулся и забурлил в его душе.

Егор вылетел во двор, зачерпнул пригоршню снега и прижал к пылающему лбу. Так. Машину найти, восстановить. А, лишь бы номер от старой принесли, остальное куплю… Цветы, оркестр, шампанское… Нет, шампанское при первом свидании — это купечество. «Миллион, миллион, миллион алых роз!» — всплыло вдруг в мозгу. Нет. Классику… Только посоветоваться надо со специалистом. Кажется, на втором этаже в клинике композитор лежит с геморроем… правда, в общей палате… И вертолет! Да! Для начала сойдет, а там посмотрим… Как говорится, по одежке встречают…

И тут раздался противный писк сотового телефона. Звонила мать.

— Ты ночуешь в моей новой квартире! — сообщила она без всяких предисловий.

— Но…

— Никаких «но»! Во-первых, шкаф сторожи. Во-вторых, рано утром придут рабочие, я договорилась…

— Но мама! Где я там буду спать?! В шкафу? — возмущенно завопил Егор.

Екатерина Петровна раздраженно повысила голос:

— Егор! Ты как дитя! Я обо всем позаботилась. Постель и ужин завезла. И не задерживай меня пустыми разговорами. Мне все упаковать надо, тут такое творится!.. — сообщила она и отключилась на полуслове в характерной для нее манере.

Егор вздохнул, попытался было вернуться к приятным мыслям о прекрасной незнакомке, но не получилось. И вдруг на него навалилась тяжелая свинцовая усталость. Он даже сам удивился. А потом припомнил весь длинный день с самого утра… Сколько всего произошло. Жизнь перевернулась! Да-а, надо бы отдохнуть.

Егор приехал к новой квартире матери уже в темноте, по дороге купил бутылку вина и фруктов, справедливо рассудив, что ужин мать приготовила, но насчет десерта он должен позаботиться сам.

Трагические силуэты в холле были уже стерты. Егор прошелся по пустым гулким комнатам, включая свет, — в поисках еды и постели.

Наконец в огромной гостиной он обнаружил шкаф, пересекающий комнату по диагонали, на каминной полке — пакет молока и батон белого хлеба, а на полу у камина — его старый, еще студенческих времен, спальный мешок. Мать, как всегда, оказалась на высоте. Ничего лишнего, никакого баловства. Привал спартанца перед битвой. Со щитом или на щите!

Егор разулся, снял пиджак, ослабил узел галстука и сел на спальный мешок в позе бедуина. Конечно, если бы затопить камин… так дров нет, а шкаф рубить рановато. А почему, собственно, нет дров. Камин-то отнюдь не декоративный, вон и зола… Он заглянул внутрь и увидел на решетке полусгоревшую стодолларовую банкноту. Отметил про себя, что номер уничтожен, и пошлепал на кухню в поисках дров. В одном из встроенных шкафов Егор обнаружил ровные высушенные полешки. Он наносил приличный запас в гостиную, развел огонь, выключил свет и развалился на спальном мешке.

Ему вдруг стало хорошо. Тепло, спокойно. Егор сделал глоток вина, закусил бананом и засмеялся. Сейчас он был даже благодарен матери за то, что она так резко выдернула его из привычной колеи… Ну, торчал бы сейчас в казино… или вместе с Вероникой смотрел бы по видику очередной ужастик… потом — набивший оскомину домашний стриптиз… Егора передернуло. Нет, с тем, что у него сейчас есть в душе, он уже не может вернуться к прежнему…

Егор трусливо отогнал мысль о Веронике. Он это, конечно, как-нибудь устроит, но потом… А сейчас лучше смотреть в огонь и потягивать терпкое благоухающее вино; все эти странные обстоятельства: пустая незнакомая квартира, камин, дрова, шкаф, спальный мешок, тишина и одиночество — почему-то соответствовали его состоянию. Душа хотела жить, любить и жертвовать собой…

И вдруг откуда-то сверху прозвучал ангельский Голос:

Открылась душа…

Егор замер. Он сразу узнал этот Голос. Краем сознания как врач он понимал, что это галлюцинация, но как человек он хотел, чтобы это мгновение длилось всю жизнь. Он лежал на спальном мешке, причудливые тени скользили по потолку, горячие слезы текли по щекам. «Пусть я схожу с ума, но как это прекрасно…»

В окно постучали. «Четвертый этаж, — подумал Егор. — Открыть, что ли?» — И поудобнее устроился на спальном мешке, пытаясь вернуть то блаженное состояние, в котором только что пребывал. Но пение прекратилось. Егор мучительно вслушивался. Кто-то ходил за окном по откосу, постукивая металлическими подковками. У Егора волосы на голове зашевелились. Он вовсе не собирался сходить с ума окончательно. В окно заколотили так, что рамы задрожали.

«Соседи проснутся», — решил Егор. Он осторожно приблизился к окну, вгляделся в неясные темные очертания и спросил шепотом:

— Кто там?

— Открывай!.. Замерза-аю! Пацан, ты что, глухой, в натуре?! — проорал сиплый простуженный голос.

Егор стал быстро открывать на окне все задвижки.

— Наконец-то, Гос-споди… Шевелись! — скомандовал все тот же сиплый голос.

Егор распахнул окно. Что-то холодное, тяжелое и мокрое упало ему на грудь, сшибло с ног и пролетело по комнате. Стало тихо. Только ледяной ветер врывался в гостиную, овевал шкаф и раздувал огонь в камине, швыряя под потолок снопы искр.

Егор встал, закрыл окно и пошел поглядеть бутылку — что же за вино он купил? Вроде и выпил немного, а как в голову ударило! Да нет, «Божоле» как «Божоле», ничего особенного, он таких полдюжины мог выпить без всякого ущерба для здоровья.

В ванной зашумела вода. Егор замер. Послышалось, или кран сорвало? Егор глубоко вздохнул, взял полено, обулся и пошел по стеночке. Резко распахнул дверь ванной.

Из душа хлестал кипяток, в клубах пара ошарашенный Егор увидел огромного попутал (примерно метр двадцать высотой…), который приплясывал под тугими струями, растопырив широкие грязные крылья.

— А-а-а! — кряхтел попугай, блаженствуя. — О-о-о!..

— Так это ты стучал? — растерянно спросил Егор, роняя полено.

Попугай старательно закрутил своим разбойничьим кривым клювом кран с горячей водой, отряхнулся, как собака после купания, забрызгав Егора с головы до ног, и вылетел из ванной.

Когда Егор вернулся в гостиную, мокрый попугай сидел на спальном мешке, набросив на широкие плечи пиджак Егора, и жрал его ужин: виноград, бананы, хлеб, — запивая молоком из расклеванного пакета, и задумчиво поглядывал на недопитую бутылку «Божоле».

«Тварь безмозглая!» — подумал Егор, увидев, как мокрые пятна проступают на дорогой ткани пиджака. Он решительно подошел к незваному гостю и пнул его:

— Кыш!

Попугай покосился, пробежал несколько шажков, по дороге уронил пиджак и оскорбленно взмыл под потолок. Заложил несколько крутых виражей и шмякнулся на крышу шкафа. Оттуда он тяжело взглянул на Егора, который ответил не менее тяжелым взглядом. И оба отвернулись.

Егор перевернул спальный мешок сухой стороной вверх и лег на него. Допил остатки вина. Камин догорал. Егор молчал, и попугай молчал. Уже засыпая, Егор услышал сверху:

— Охо-хо-нюшки…

* * *

Егор проснулся рано — еще не светало — от холода. Камин давно погас, а залезть в спальный мешок он не догадался. Егор посмотрел на шкаф — там никого не было. «Тьфу! — подумал он. — Чего только не померещится с пьяных глаз!»

Вдруг за спиной кто-то чихнул. Егор подскочил. Потом резко обернулся. В камине, зарывшись в теплую золу, грелся попугай.

— Как тебя звать? — хрипло спросила птица, свесив голову набок и строго оглядывая человека.

— Егор, — машинально ответил мужчина и тут же пожалел об этом.

— Гор-ор… — загудело в камине.

И тут раздался звонок.

— Звонят, — раздраженно пробормотал попугай. — Иди открывай…

— Не командуй тут! — огрызнулся Егор и направился к двери, размышляя по пути, как эта птица похожа на маму — умеет перехватить инициативу, сделать из тебя дурака и командовать, подавляя вечной правотой надзирателя.

Погруженный в эти невеселые мысли, Егор распахнул дверь и посторонился. Вошли трое — в замызганных ватниках и несолидных беретиках. Почему-то у каждого в руках был футляр от скрипки. Егор как-то не обратил внимания на эту деталь. И напрасно.

Один из «гостей» притиснул его к стене и, благоухая дорогим парфюмом, неожиданно спросил:

— Где Фердинанд?

У Егора отпала челюсть.

— Ребята! — закричал он. — Я не знаю, что вам сказала мама!.. Я оплачиваю ее прихоти, грешен, каюсь, но не вникаю во все детали, у меня своих проблем…

«Скрипачи» плотно обступили Егора с явно недобрыми намерениями. В это время дверь распахнулась, и еще четверо в ватниках и беретиках вкатили газовый баллон со всеми сварочными причиндалами. «Скрипачи» обернулись.

— Опять конкуренты! — зашипела на них вторая смена. — Дешевка из Молдавии!..

— Да не, Сеня, хохлы, по ряшке вижу! А ну, пошли отсюда! Гады! У москвичей хлеб отбивают!

«Скрипачи» завозились с футлярами, но что-то у них не ладилось с защелками. А москвичи перешли к боевым действиям. Про Егора все забыли, и он пополз в гостиную. Взглянув в окно, Егор обомлел. Прямо на него летел здоровый детина в маске. Спецназовец выбил раму, ввалился в комнату и, не теряя ни секунды, стал стрелять поверх голов из «Калашникова». Все залегли плечом к плечу, как братья, и забыли раздоры и междоусобицы. По коридору грохотали кованые ботинки.

— Лежать! — скомандовали спецназовцы. «Альфа» это была или «Омега», никто не разобрал, но квартиру они взяли чисто. Шкаф не пострадал.

Через пару минут все присутствующие лежали со скованными за спиной руками. Двухметровый верзила прошелся по разгромленной квартире, выудил Егора из-за шкафа, приподнял его без всякого усилия и, держа на весу, спросил:

— Где Фердинанд?

Егор заплакал — от смеха или от ужаса, он сам не понимал. Жалкий, в наручниках, не доставая ногами до пола, он вдруг отважно ответил, дескать, убейте, ребята, не знаю. Егору поверили и отпустили.

Оставшись один в разгромленной квартире, Егор заглянул в камин, но там было пусто. На золе виднелись следы лап и еще теплый помет.

— Вылезай, — сказал Егор, — ушли.

В дымоходе что-то зашуршало и пискнуло. Егор понял, что попугай застрял в узкой трубе. Он залез в камин и, сунув руку в вытяжку, нащупал птицу. Попугай вывалился из дымохода, грязный, как трубочист.

— Фердинанд, — сообщил он, мотая желтым гребнем. — Фердинанд-Фердинанд…

Егор осмотрел стены, изукрашенные автоматными очередями, и вздохнул:

— Придется ремонт делать, Федя…

— Окно вставь, — посоветовал попугай человеку. — Холодно…