Мальчишка, мчащийся в ночное,

не понукающий коня,

я расскажу тебе смешное,

мальчишка, пожалей меня.

Да, мало в жизни я видала.

Сидеть не приходилось мне

на кляче самой захудалой,

не говоря о скакуне.

Верхом — мое ли это дело!

Беда не так уж велика!

Но раз я, помнится, глядела

на удалого седока.

Он пролетел, протяжно крикнув,

припав к раздольному коню,

и долго вздрагивали кринки,

развешанные по плетню…

О парне том не забывая

и злую зависть не тая,

я не прощу себе трамвая,

в котором часто езжу я.

Его сидячего покоя,

его гремучей суеты…

Но знаю я, что где-то кони

жуют горючие цветы.

И есть один, гнедой и рослый.

Покуда я живу в Москве,

он бродит по колено в росной,

пробитой клевером траве.

Он мой. Он ждет меня к ответу

за всю трамвайную езду,

и слышно далеко по ветру

его трезвонную узду.

Поедем.

Он на землю сбросит

меня на берегу реки,

но как-нибудь он сам попросит

веления моей руки.

И вот лечу я, не седлая

того лихого жеребца,

и грива пенится седая

и плещет около лица.

Дома, заборы, куры в просе,

мальчишка с множеством значков…

Ах, конь!

И мне уже не бросить

его задумчивых зрачков,

его горячего оскала,

когда он жадно пьет в реке…

Лечу!

Того, что не пускало,

уже не видно вдалеке…