"Но позвольте вас спросить, – после тревожного раздумья заговорил заграничный гость, – как же быть с доказательствами бытия божьего, коих, как известно, существуют ровно пять?
– Увы, – с сожалением ответил Берлиоз, – ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства существования бога быть не может.
– Браво! – вскричал иностранец, – браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила по этому поводу. Но вот курьез: он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство".
Михаил Булгаков. "Мастер и Маргарита". Роман.
– Что это она танцует у гроба? – шепотом спросил я.
Айгешат и я в Доме политпросвещения смотрим "Покаяние".
– Это ее сыну кажется, что мать танцует у гроба свекра.
"Если кажется, то перекрестись". Кажущиеся вещи – род легкой формы галлюцинации. Чем прославился Иммануил Кант? Где-то прочитал, будто Кант утверждал: окружающая нас действительность мнимая, кажущаяся. Нам кажутся звезды, небо, кажемся друг другу все мы.
Сидящая рядом в кинозале Айгешат, присутствие которой я осязаю прикосновением на подлокотнике кресла, тоже, как там…
"квинтэссенция тектонически адекватных ощущений…", но вовсе не реальность.
"Галлюцинация – мнимое восприятие несуществующих вещей, возникающее на почве расстройства деятельности мозга". Иначе, распад сознания. Нам многое кажется, многое мнится. Как утверждает Айгешат, сие результат работы подсознания. Незавершенность системы вещей сидит внутри нас и когда она пробивается наружу, мы начинаем потихоньку гнать.
То, что можно потрогать, обнюхать, принять внутрь, по Канту это не реальность. У Воланда мнимость действительности служит доказательством "бытия божия".Что из этого следует? О, очень многое следует. Решительно все следует.
А что Кант? Кант попал впросак и попер по бездорожью.
После Нового года мяса в магазинах завались, каждый день в продажу выбрасывают офигенную сметану. Очереди рассосались. Айгешат на кухонном столе кромсает магазинную баранину. Ее успокаивает
Алтынбек.
– Не волнуйся… Мясо в магазинах исчезнет к весне.
– Дядя, ну почему?
– Баран растет не один день.
Стенгазетная заметка не прошла незамеченной. Название
"Достоинство нации" вычурное, содержание постарался выдержать.
Единственно, что позволил себе, так это немного поглумиться над простоватостью и хамством русаков в надежде, что партия разберется с истинными виновниками. Жаркен похвалил меня: "Молодец, не придерешься, но пробирает". Лерик передал, как у них на стенде при разборе заметки насмешничал Токсанбаев: "Кто такой этот Ахметов?".
Главные вещи произошли на партсобрании. Возник Володя Рябинин:
"Кто дал Ахметову разрешение пропагандировать национализм?". Рябинин мордвин или удмурт и лезет. 5 января неизвестные газету сорвали, дело на меня передали в товарищеский суд. Формально не за заметку. В декабре я оставил на столе записку для уборщицы с просьбой не лазить по столам. Она пошла с заявлением в местком. Телега три недели лежала без движения, после новогодней стенгазеты о ней вспомнили и теперь мне шьют оскорбление рабочего класса. Ерунда, конечно, но в одном месте на меня задул холод.
Тереза Орловски сходила в местком и сказала, что записка адресована ей. Что до того, почему я не обратился к ней устно, так мы, мол, были в ссоре, и Ахметов на бумаге попросил прекратить лазание в его столе.
С Нового года Каспаков работает ведущим научным сотрудником. На работе ведет себя тихо, часто вызывает из комнаты поболтать. После первой зарплаты позвал меня зайти с ним в обувной магазин.
У прилавка с зимними ботинками кружит сосед Жаркена Леонид
Иванович. С соседом Каспаков до прошлого года хорошо побухивал, сейчас посматривает на него свысока.
Старик повертел в руках меховой сапог и спросил: "Жаркен, как ты думаешь, эти подойдут?". Каспаков напыжился: "Что пенсию получил?".
Леонид Иванович хоть и алкаш, но про собутыльника все понял.
– Причем здесь пенсия? – обиделся сосед.
Я рассказал Айгешат о Леониде Ивановиче и заметил:
– Жаркен опять на уровне.
– Какой все-таки Жаркен… – брезгливо скривилась жена.
В субботу с утра к маме пришла тетя Шафира. Я спустился за газетами. В "Известиях" на всю полосу статья-разоблачение Щепоткина
"Паутина". В ней речь и о вузе, где проректором работает сын тети
Шафиры Булат. Щепоткин громил ректора, про Булата ни слова. Почему я и прочитал статью вслух, но тетя Шафира переполошилась. Как оказалось, не зря.
Публикация в "Известиях" получила резонанс. Партком института созвал народ на общеинститутское собрание. Булату, дабы ненароком не перепало, надо было по умному отмежеваться от ректора. На собрании сын тети Шафиры и отмежевался.
– Я не раз делал ему замечания, требовал прекратить безобразия…
Ректор не мог припомнить, когда это осмеливался прежде Булат делать ему замечания и уж тем более требовать покончить с безобразиями, но атакованный со всех сторон народными мстителями, сидел пунцовый и молчал в тряпочку.
В зале нашлись и те, кто хорошо помнил, как совсем недавно Булат публично превозносил ректора. Они-то и покатили баллон на сына тети
Шафиры. Возглавила движение за изгнание из проректоров Булата Флора
Есентугелова.
Дочь дяди Аблая декан факультета и завкафедрой. В институте уважают ее и за ум, и за боевой характер. Булат пробовал поговорить с ней. Флора еще больше распалилась и пообещала довести дело изгнания вероломщика из проректоров до конца.
Тетя Шафира срочно прибежала к матушке. Мама тоже перепугалась за
Булата и на следующий день позвала Флору с тетей Альмирой на разговор.
– Тетя Шаку, я знаю кто вам Курмангалиевы, но прошу вас, не вмешивайтесь, – дочь дяди Аблая мало того, что правдолюбивец, она еще и упрямая, – Знали бы вы, какой ваш Булат подлый.
– Ой бай, подлый… – матушка рассмеялась.
Смех ее означал: покажи мне пальцем, кто у нас не подлый. Если найдешь такого, вместе поплачем.
Тетя Альмира молчала и не улыбалась. Ничего смешного в деяниях сына тети Шафиры она не наблюдала и хорошо понимая, что Булат далеко не Анастасио Сомоса, но согласиться с теорией своего сукина сына тетя Альмира не могла. Флора поведала о числящихся за Булатом эпизодах и по наивности справедливой души думала потрясти матушку.
Мама знала младшего сына тети Шафиры 26 лет и ничто из рассказанного
Флорой нисколько не дотягивало до уровня "удивляется вопрос". Тем не менее, она уже не смеялась, но продолжала стоять на своем.
– Ерунда… Флорочка, прошу тебя, не трогай его…
На примере Флоры можно было видеть: женщину с принципами лучше не злить. Такая запросто любого заборет. Дочь Есентугелова плюнула на
Булата на третьем часу переговоров.
– Тетя Шаку, ладно… – сказала Флора.
Булат мужик рассыпчатый, но поступил он правильно. Раз уж ректор попал под жернова, его бы уже ничто не спасло. Залогом будущей неприкосновенности сына тети Шафиры теперь могло послужить гарантированное затопление бывшего старшего товарища. Булату ничего не оставалось, как помочь открыть подлодке ректора все, до единого, кингстоны.
Неожиданно позвонил Олег Жуков. Почти четыре года не виделись. Из молодежи он один вспомнил о моем существовании. Подъехал через полчаса, быстро разделся, прошел на кухню, поздоровался с Айгешат.
– Где тетя Шаку?
– В больнице.
– Что-то серьезное?
– Да нет…
Олег, как всегда, со вкусом прикинут. Сказал: "Ни с того ни сего вдруг вспомнил о тебе и решил увидеться".
– Кого видишь? – спросил я. – Как там Кемпил?
– На Тулебайке околачивается, – ответил Жуков. – Кочубей в прошлом году женился. – сообщил Вася и спросил. – Тебя почему на свадьбе не было?
– Не было, потому что меня туда никто не звал.
– Не может быть.
Олег играл с Шоном.
– Знаешь, что он говорит?
– Что? – Вася посадил к себе на колени пацана.
– Приходит из садика и материт меня: "Папа педераш и бондон!".
– Ха-ха-ха! Молодец! – Олег расцеловал Шона и спросил. – Кто тебя научил?
– Представь себе, в садике. .Зинаида Петровна с выдворением Кунаева ушла на пенсию – время понянчить внуков теперь у нее есть. Да и материально в семье дела неплохие. Олег пахал огранщиком памятников и хорошо зарабатывал.
– Молилась ли ты на ночь, Дездемона?!
– О, мавр мой, ты, видно, оброзел!
В "Литературке" отчет о Пленуме Союза писателей СССР. Петр
Проскурин поизмывался над Борисом Васильевым из-за статьи в
"Советском экране". Васильев написал: "Посмотрев "Покаяние"
Абуладзе, я прозрел". Оратор дал понять Борису Львовичу: и в экстазе следует воздерживаться от простодушных откровений. Проскурину не понравилась и форма покаяния Абуладзе. "Нельзя трогать покойников!
Что мы знаем о смерти?!" – воскликнул Петр Проскурин. Воскликнул, как будто не желал понимать, что выбрасывание из могил всего лишь метафора.
Не более.
У Бориса Васильева есть мысль: для того, чтобы человек от души боролся с общим врагом, у него обязательно должен быть личный счет к этому врагу.
Институт раскололся на два лагеря после 17-18 декабря прошлого года. Раскололся ненадолго и объединился в единой цели после того, как активисты-баламуты окончательно убедились в справедливости поговорки: смелость города берет.
Чокин не город. Он директор и старый человек.
Брожение начинается с чтения газет и просмотра телевизора. В начале января на Рижском заводе микроавтобусов впервые в стране избрали совет трудового коллектива.
Смуту заварили Хмыров, Палатник, Мельник, Кочетков, и, конечно же, Алдояров.
Виктор Иванович Хмыров до 76-го был замдиректора, теперь он заведует лабораторией защиты атмосферы, где руководит сектором Игорь
Борисович Палатник. Хмырова Чокин убрал из замов из-за сокращения главком до одной должности заместителя директора. Хмыров кандидат наук и полагал, будто Устименко, хоть он и доктор наук, и членкор, будет пожиже его, человека, как он думал про себя, человека с размахом, личности. Палатник, как специалист, глубже Хмырова, но тоже немного пребывал во власти воспоминаний о будущем, почему полностью соглашался с завлабом, что пришла пора спасать науку от
Чокина.
Мельник и Кочетков серьезные изобретатели и, глядя на их надутые губы, без опасения сильно ошибиться, можно было сказать: "Эти парни тоже немного непризнанные гении". При всей своей тщательности четверка, естественно, размышляла над тем, куда способна завести их безоговорочная ставка на Алдоярова. Все они умные люди и видели, что
Бирлес, как все цитатники, от и до вторичен и, уж тем более, не обольщались на счет его мавританских свойств. Сделала четверка тараном Алдоярова в уверенности, что он то, Бирлес, не станет мешать правильно делить заработанные деньги.
Краегульным камнем реформации четверки служила идея группового хозрасчета – финансовая независимость от директора, завлаба, получившая в то время оформление в виде временных творческих коллективов.
В конце января без ведома и участия Чокина инициативная группа приступила к выборам совета трудового коллектива. От нашей лаборатории делегатами на собрание пошли Каспаков, Аленов, Шкрет и
Руфа. Каспаков по настроениям в зале сделал вывод: идея СТК как инструмент удаления Шафика Чокиновича из директоров получила горячий отклик в сердцах ведущих и старших научных сотрудников теплотехнического сектора института. Допреж понурые умарики, почувствовали, что если начальство взять на горло, то оно способно быстро открыть в себе способность безостановочно пятиться назад.
– Алдоярова избрали председателем СТК, – сообщил утром Каспаков.
– Что делать?
– Ничего не надо делать… – предупредил Жаркен. – Кто мы такие?
В современных условиях совет трудового коллектива приобретает разящую силу полкового комитета исключительно при одобрении партийного комитета. Год назад Чокин обновил партком, но за последние две-три недели и в умонастроениях членов партбюро произошли существенные изменения, в результате чего кроме Заркеша
Сакипова на прочокинских позициях стоял только Марат Курмангалиев, заведующий лабораторией топочных устройств. Заместитель Сакипова по партии Дорошин как и Алдояров, тоже из лаборатории теплофизики.
Аскетичной наружности, принципиальный парень Дорошин каждое утро вышагивал к парткабинету под впечатлением накачки Алдоярова.
Должность парторга Бирлес обещал оставить за Геной. Что дальше?
Дальше зажмуриться от предвкушения удовольствия и продолжать тромбить Сакипова.
– Выстоит ли Сакипов? – подумал я вслух.
– Кто знает, – отозвался Каспаков, – он задумался и сказал, -
Вряд ли.
Сегодня движущая сила науки народ. Если дело дойдет до выборов директора, а все к тому и идет, то голосовать будут все. От докторов до вахтеров.
Новый министр энергетики СССР Майорец Чокина не знает. На министерство надежды нет.
– Вы разговаривали с Чокиным?
– Разговаривал.
– Что он думает делать?
– Ничего он не думает…
– Так нельзя. Подскажите ему: пусть позвонит в ЦК КПСС Марчуку.
"Марчук играет на гитаре". Бывший главный инженер Братской ГЭС, ныне заведующий сектором энергетики промышленного отдела ЦК КПСС и хорошо знает Шафика Чокиновича.
– Думаешь, Марчуку сейчас до Чокина?
Разумом я понимал, эпоха Чокина уходит в прошлое. Видел я и что слова о том, что все только и думают о будущем науки несусветная глупость и ложь. Наука не человек, а объективная реальность, которой ни жарко, ни холодно от заклинаний ее служителей. Внутри меня воцарялся мрак, когда я представлял, как меня в случае прихода к власти будет шпынять Алдояров. Иногда и я проявлял готовность смириться с его директорством при условии, если Бирлес даст гарантии моей неприкосновенности. Однако вспомнив, как он посмотрел на меня дома у Макса, я оставлял мысли о капитуляции в покое.
Последние месяцы мавр всерьез точит лыжи в высшее общество и рассказывает всем, как уделал на корте Марата Курмангалиева. Марат после войны жил возле парка Горького и в его увлечении теннисом ничего особенного нет и потом ему, элегантному мужчине, белая майка и шорты к лицу. Мавр же делал вид, что у них там, в Кзыл-Ординской области большой теннис еще до войны потеснил асыки с лянгой и имеет с тех пор устойчивые традиции.
– Обыграл Марата, – сказал Кул и спросил, – И что тут такого?
– Как что тут такого? – дернулся Бирлес. – Марат Курмангалиев выше меня на полторы головы.
Здесь ли надо искать истоки его целенаправленности? Паренек тщится доказать рослым парням, что они всего лишь длиннее его, карапета, но никак не выше. Отсюда и задача получить прописку по месту нынешнего пребывания Чокина.
Насколько серьезно, всамделишно происходящее вокруг меня, со мной, я начинал постигать на примере рывка Алдоярова с глубины на поверхность. Немыслимые в столь откровенной форме ранее домогательства власти Бирлесом которые могли случиться где-нибудь в мультфильме, овеществлялись в реальной жизни в лихорадочном темпе и утверждались с беспощадной дикостью так, что я начинал, увы, поздно постигать насколько цинична как сама жизнь, так и все мы. В чем еще была польза напористости Бирлеса для окружающих, так это в том, что каждый из нас мог воочию убедиться, что все на свете и в самом деле рождается из наших желаний. Мавр раньше других смекнул об этом и сейчас делал свое дело и никуда не собирался уходить.
Пройдет, – думал я, – несколько десятков лет, Алдояров постареет и наверняка не уразумеет, что директорство, как и сама наука, именем которой он сейчас гвоздит рутинеров, голимая хреновина. Нет, пожалуй, он и сейчас все про все прекрасно кумекает, и все его демагогические ходильники он делает спецом только лишь потому, что прописка в кабинете Чокина для него – это победа при Уимблдоне.
Как остановить нашу черную молнию? Не простое это дело, если он вошел во вкус сносить бошки тем, кто выше его на полторы, а то и две, головы. На данный момент, при данных обстоятельствах, в открытом столкновении его способен одолеть человек, который так же мощно сосредоточился на достижении главной цели в жизни – во что бы то ни стало, любой ценой, добиться успеха. Среди противников и единомышленников Алдоярова сегодня таких нет.
Посоветуюсь-ка я с матушкой и Айгешат. Они от меня премного наслышаны о Бирлесе. Мама Алдоярова ни разу не видела, но из моих рассказов лучше всех осознала исходившую угрозу от него моему спокойствию. Как его тормознуть матушка не представляла, потому и предупредила:
– Кырспе… Мынау жексрун сени ультред.
Айгешат понимала, что жексрун может мне напакостить с защитой дисера и при сем не считала его столь уж непобедимо грозным.
– Каждый из нас чего-то боится.,- сказала жена, лишний раз давая понять: марксизм не догма.
Похоже, что Костя Салыков не липовый киношник. Он выступает по местному телевидению.
– Рабочее название картины "Балкон"… Фильм о детстве поколения
Горбачева и Олжаса Сулейменова, – Костя воодушевленно рассказывал, -
Он о поколении, которое сегодня преобразует мир…
Кот дал интервью и молодежной газете "Ленинская смена". Друг детства фонтанирует идеями, фильм еще не снят, но Костя рассказывает: картина насыщена реминесценциями и прочими делами. В конце концов он признался:
– "Балкон" снимается по мотивам поэмы Олжаса Сулейменова, но он о моем детстве, о детстве пацанов центра Алма-Аты…
Та-ак… Любопытно. Я оживился.
11. 03.87
"Здравствуй родной!
Ты даже не представляешь, как обрадовало меня твое письмо! Как хорошо, что все так кончилось, я имею в виду, на работе. Уволился этот товарищ или нет?
Обычно такие люди бывают очень упрямыми не в меру, и это часто граничит с наглостью, их ничем не прошибешь. Ужасно если им еще дана власть над людьми. Так что прими мои самые искренние поздравления с победой, я горжусь тобой! Самое страшное, что в той обстановке трудно доказать свою правоту и часто люди теряют уверенность в себе, в своих силах. А ты молодец, оказался на высоте. Так держать! Как сейчас на работе?
Пусть все будет все просто и так, как надо! А самое главное, что это все реально и нам осталось совсем мало ждать. Как только ты будешь в этой колонии, я приеду без промедления, если, конечно, я тебе буду там нужна. Но думаю, что буду нужна! Это не уверенность в себе – нет! Просто, если ты меня где-то далеко в душе сам защищаешь, то я все делаю правильно. Потому, что в данный момент, ты меня извини, думаешь в основном о себе! Я все понимаю и поэтому не сержусь на тебя. А вот, когда мы сможем встретиться с тобой на равных, сможем поговорить, не через стекло, а как говорят глаза в глаза, не будем чувствовать то унижение, которое создает сама обстановка, те стены, вот тогда все и решим!
…У меня кроме отпуска есть еще две недели отгулов, я их буду беречь, на наш медовый месяц в октябре. Ты только все делай заранее и не отказывайся от меня на всякий случай, а то ты мы еще и вместе ни разу то не были, а по письмам ты меня уже два раза
"бросал".
Не хорошо!
Я смеюсь, конечно, а то ты снова разобидешься.
Ну вот родной, теперь кажется все, пиши, передавай привет своим домашним.
Всего тебе хорошего.
До свидания.
Рита".
Прошлой зимой Рита Топанер ехала автобусом сообщением Кокчетав
– Омск и разговорилась с попутчиками. Ими были Нурлаха и Куралай.
Соседи обменялись адресами и, по возвращении к себе в Валиханово,
Куралай отписала подробно Доктору про попутчицу. О том, что Рита женщина свободная, видная, самый раз в заочницы.
Доктор немедленно отправил письмо в Омск. Переписка получила быстрое развитие. Рита прислала письмецо и нам, где опровергла мою догадку что она немка, заявив, что Топанер фамилия русская. Ее
18-летний сын за хулиганку отбывал наказание, муж то ли умер, то ли пропал. Доктор попросил Айгешат половину получаемых из бухгалтерии
"тройки" денег, переправлять Рите в Омск.
Что из этого могло получиться не знал никто. Рита собиралась ехать на свидание к Доктору второй год, да все никак не могла собраться.
ЛЭП 500 не простая линия,
И ведем мы ее с ребятами…
– Конь о четырех ногах и тот спотыкается… – с улыбкой сказал
Чокин.
Директор представлял объединенной лаборатории топливно-энергетичческого комплекса нового заведующего. Сатраев,
Шкрет и Лойтер остались заведовать секторами – командование над всеми получил Каспаков. Заведующие секторами молчали. Гримасу состроил Сатраев, остался недоволен Аленов. Перетряхивание не ко времени. Через неделю Кулу докладывать на семинаре докторскую, и он пятой точкой чуял: не к добру вернулся Жаркен.
Специально строполить против Аленова народ нужды не было. Сатраев согласился с завлабом: если Кула пропустить на специализированный совет, то он всем нам покажет. Чтобы не оставить камня на камне от методической части дисера Жаркен поговорил с лабораторным математиком Рыбаковым. Володя пообещал: не волнуйтесь, шеф, – сделаем.
Подготовка к экзекуции проходила у меня на глазах. Я не забыл, как Аленов на пару со Шкретом подгадили мне на аттестации и не думал предупреждать Кула.
Жаркен ограничился ролью председательствующего, но время от времени подзадоривал репликами Саяна и Володю Рыбакова. Ташенев ради балды стал цитировать наиболее откровенные пассажи аленовского дисера и едко вопрошать: "Как, прикажете это понимать?". Семинар ухахатывался, Кул растерялся и напрочь забыл, как следует понимать самого себя.
Рыбаков не кандидат, но дюже способный малый. Каспаков знал, что делает, когда поручил Володе отвечать за разгром методической части.
В видении Рыбакова изюминка Кула – эконометрические уравнения – приобрела постыдно жалкий вид, семинар превратился в избиение младенца. Защищал братана только Шкрет. Он говорил, что есть дисеры на порядок невнятнее работы Аленова. Что вы прицепились к своему человеку? Нельзя так. Кто-то напомнил Саше: "Мало ли что и как делают другие. Не забывай, Саша, КазНИИ энергетики – это фирма".
Заклеванный Кул переставал владеть собой. Когда Володя в очередной раз спросил: "Откуда ты взял эту чушь?", Аленов попытался юморнуть и поднял над головой свою монографию: "Отсюда". Рыбаков не замедлил съязвить: "Так ты у нас еще и классик!".
Кроме того, что Володя ястреб, он еще и опытный демагог. Он вошел в раж и подводя черту, сказал: "Вот смотришь на таких, как наш
Аленов, и перестаешь верить, что жили когда-то люди, стрелявшиеся из-за чести".
В этом месте Каспаков чуть не зааплодировал, но опомнившись, сдержался и обвел нас, сидящих, торжествующим взглядом. Атака с моря удалась. Кул с красным мордом почесывал затылок.
"И радость вдруг заволновалась в его душе, и он даже остановился на минуту, чтобы перевести дух. Прошлое, – думал он, – связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой".
Антон Чехов. "Студент". Рассказ.
По Бердяеву Историей движет не народ и даже не личности, а исключительно творчество. Если так, то Всемирная История вплотную приблизилась к своему завершению: сочинительство зашло в тупик и проворачивается. Все что мы видим и слышим, – вариации на тему
"Лунной сонаты".
По свидетельству И.П. Чехова, брата писателя, Антон Павлович ценил рассказ "Студент" более других своих вещей. Чехов не только тосковал об "общей идее", он, как вспоминал Бунин, опасался предстать перед потомками нытиком. Удивительно читать такое про
Чехова. Странновато выглядел бы Антон Павлович, предстань он перед читателем бодрячком, жизнерадостно выводящим тезу о том, что
"человек рожден для счастья". Для чего же в таком случае рождается человек? Во всяком случае, не для несчастья.
В примечании к рассказу "Студент" (М. "Художественная литература", 1979) приводится мнение молодого человека, оставившего запись: "…В ваших рассказах находят то, что всех мучает, чего многие еще и не сознают, а только чувствуют и не понимают, почему им так тяжело и скверно… И к Вам все прислушиваются, но никто не ждет ответа, но как дорог всем Ваш студент, возвращающийся домой с охоты в холодную ночь".
"Начало и конец обязательно должны перекликаться". – говорила
Галина Васильевна. "…Прошлое связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого…Дотронулся до одного конца, как дрогнул другой".
Много лет спустя я услышал от близкой знакомой: "Мастер и
Маргарита – роман-месть".
Каждый видит то, что видит. Не мне одному показалось, что роман
Булгакова содержит, в неявной и в открытой формах, ответы на вопросы, поставленные в начале ХХ века Антоном Павловичем Чеховым.
Не потому ли собственно в октябре 84-го и возникло ощущение, что это та самая книга, которую я ждал всю предыдущую жизнь? Главный чеховский вопрос – "общая идея". В чем она у Булгакова?
Группа крови на рукаве,
Мой порядковый номер на рукаве…
"Изабель, Изабель,…Изабель…". " Сто дней после детства" еще не начались, но Панека уже в полный рост тащится от
Виктора Цоя. Она уже не называет меня папой и пишет стихи про
"звездные нити", которыми она связана с мамой. Не могу слушать
Цоя. Пение его сродни бубнежу шамана.
Каспаков вернул рукопись со словами:
– Не ожидал от тебя…
Я и сам чувствовал, что с мемуарами выходит что-то не то. Не изложение, диктант получается у нас с Чокиным. Кто виноват? Конечно, не Курт Воннегут.
– Видишь ли…, – Жаркен Каспакович задумался и сказал. -
Писанина твоя отдает… Э-э… Ладно… Не буду… – Он небрежно отмахнулся. – Мне, например, из такого рода литературы нравится книга генетика Дубинина "Вечное движение"… А у тебя там… Чуть ли не… – Каспаков запнулся.
– Протокол? – подсказал я.
– Не то, чтобы протокол… Как тебе сказать?
Главный редактор журнала "Коммунист" Наиль Биккенин защищает
Михаила Шатрова.
– Пьесы Шатрова, может и протоколы, но протоколы особого рода.
У меня не протоколы. Каша-размазня.
Честно говоря, работа над мемуарами утомила. Добавления, добавления, вычеркивания… Не могу понять, что есть главное в биографии Чокина. Еще тогда думал, дело в том, что в повествовании нет конфликта. Если не внешнего, то хотя бы внутреннего. Пошел я на поводу у рассказчика потому, как нет у меня своей позиции.
Вчера разговаривал с Чокиным по телефону.
– Днем вас на работе не было.
– На похоронах был.
– Кто умер?
– Сын Духана Атилова.
– Какой сын?
– Ес.
– Что?!
– Да вот умер…
– От чего умер Ес?
– Не знаю.
История темная. После освобождения Ес помелькал немного и поехал на заработки в Норильск. Работал несколько месяцев и его привезли домой в цинковом гробу. Говорили, что Ес то ли повесился, то ли его подвесили. Духану не позавидуешь. Ему тоже выпало пережить смерть сыновей. Сам он скончается только в 2003- м, в возрасте 96 лет.
Я боюсь встречи с Икошкой. После того, что случилось с Есом, он легко может вновь на меня осерчать.
"Балкон" Кот снимает в старых дворах и у сносимого кинотеатра
"ТЮЗ". То, что уже успели порушить, Салыков задрапировал, воссоздал кафе "Лето". "Пожелай мне не остаться в этой траве…".Чуть позже, или одновременно с "Балконом" на "Казахфильме" снималась и
"Игла" с Виктором Цоем. На роль человека, поставившего точку в судьбе героя Цоя, приглашен Икошка Атилов. Это он, Икошка, на заснеженной аллее Алма-Аты спросит у Цоя прикурить и элегантно завалит заступника Дины.
"Как-то по телевизору репортер донимал прохожих расспросами: как им нравится переименование улиц в Алматы? Простоволосая славянка рассказывала, как ей нестерпимо милы новые названия старых улиц.
– Вы знаете, что прежде эта улица носила имя Пастера?
– Да.
– Кто он?
– Убей бог, не знаю.
– А Макатаева, что сменил Пастера на этой улице, знаете?
– Как же, как же… Знаем, – она почему-то вдруг взялась отвечать во множественном числе. Приосанилась, голос обрел твердость. – Батыр он. Жил лет двести-триста тому назад.
– Батыр?! – репортер был молод, но удар держал.
– Ну да, – поспешила она окончательно заверить всех в своем благонравии. – Мы его любим…
А кто-то еще сомневается, что у нас разные воспоминания и что мы разные все вместе.
Чтобы окончательно уяснить, где мы находимся, приведу недавно вычитанные слова алматинского дизайнера Сохоревой: "Только у нас чиновники являются властителями дум…". Не согласен со словом
"только", в остальном лучше не скажешь. Верно и точно. Как точно и то, что все недомыслие сегодняшнего дня, ближняя и дальняя судьба общества заключены в существенности наших претензий к настоящей жизни. Потому нельзя ли сделать так, чтобы наша готовность припасть губами к руке акима не только нашла восторженный отклик в благодарных сердцах широких народных масс, но и непременно одухотворяла будущее?
Справедливости ради не следует забывать: сам аким тут ни причем. Внутренне он отдает себе отчет в том, что его простодушно-безропотное согласие неотлучно следовать за другим, более существенным Акимом есть не совсем то, о чем подобает сокровенно грезить юноше, обдумывающему житье. Но что прикажете делать, когда некуда больше идти?
В недавние времена (лет 15 назад) сверхзадача обозначилась незатейливым призывом: "Перестройку надо начинать с себя". Тоже по сути правильное выражение смысла настоятельной необходимости покаяния. Но… мы ничего не поняли и принялись выбрасывать из могил трупы отцов-злодеев.
Потребность в национальной идее возникает обыкновенно, когда потенциал разрушения в сознании общества начинает брать верх над потенциалом созидательного строя народной мысли. Наступившие десять лет назад перемены шутя обогнали нашу прошлую жизнь, обратили в прах, в ничто наш личный опыт. Что и обернулось утратой веры в себя одинаково у тех, кто ждал со смутной надеждой нового содержания жизни, и у тех, кто принимал неизведанное как непоправимую несправедливость.
Благими намерениями вымощена дорога в ад. Внешне национальная идея зовет к единению. Когда Солженицын делился с нами тем, "как обустроить Россию", он, по сути, собирался взгромоздить Россию на толстенный сук древа гационального покоя. Не думая о том, что когда-то оставшимся на земле взбредет в голову спилить все дерево.
Что сейчас и происходит.
Одна из составных закавык злосчастьчя нашего общества, думается, в том, что титульная нация в один день стала принимать себя с почтительной серьезностью. Наив трогателен в исполнении младенца. Когда же наивом самомнения набухают пастыри, смешно только на первых порах. Подумав, люди заказывают контейнеры, собирают чемоданы.
У казахов немало многолико сущих слов, понятий. Одно из них -
"жармаган". По-русски – злыдень или что-то вроде доброхота, слаще моркови в детстве ничего не вкусившего. И неизвестно почему и непонятно откуда крадется, лепится со всех сторон ощущение, что не имеем мы при себе никаких иных притязаний духа, кроме неизбывной обиженности этого самого жармагана.
Мало кто будет возражать против того, что национальная идея есть собственно дух, что указывает не только на трансцендентную, сакральную ее природу, но и на бесплодность любых попыток расшифровать и зафиксировать подсознательные влечение на языке быта.
Это, наконец, то, о чем немыслимо рассуждать вслух. Это то, что выше всех предписаний и наставлений. Выше разума. Выше веры. И единственно замечательно, что научной рассудочности не поймать, не стреножить этот дух. Иначе, что бы нас ждало впереди?
Потому и не стоит до срока переживать, имеет ли Казахстан устойчивую перспективу самоорганизации демократического общества и существует ли в народе хоть какая-то цель, направленная в будущее. В конце концов, демократия, в сущности, тоже схема. И причислять ей чудотворные свойства – все равно что приписывать кому-либо осведомленность о пределах воли господней.
Бывшее в широком хождении впечатление недавнего прошлого о том, что трагедия Запада заключается в безысходном индивидуализме, перебралось и к нам премилым установлением: "Это твои проблемы". Здесь все. И мысли и чуства. Однако было бы глупо и смешно выдавать этот перл за истинное достижение демократии, за то, чем может гордиться американский обыватель. Он не виноват в том, что каждый находит то, что ищет. И не может отвечать за то, что кому-то где-то до чертиков возжелалось косить под своего в мировой компании баловней исторической судьбы. Хотя кто там подлинно баловень – надо еще разбираться…".
Бектас Ахметов. "Все еще впереди?". "Аргументы и факты
Казахстан", N 52, 2000.
Ну что ты будешь делать? Соседке Лязе с первого этажа не нравится "Собачье сердце".
От сердца хохотал и не понимаю ее и это при том, что возненавидел обоих, особенно ассистента Менгеле – Борменталя. А Чугункин шикарный мужик. Обидно за него. И Швондер ништяковый пацан – вылитый Шастри.
Чугункин – он чугун, все равно что горновой из Темиртау.
Чем мне понравился Шариков? Юморист, а эти двое шуток не понимают. Нину Андрееву с порога не воспринимал, а вот Шарикова, внутри себя полюбил. Особенно люба песенка про буржуя.
Магда знает Толоконникова. Пили с ним и Валей с Керей.
Толоконников живет рядом с молоканкой тети Нади и друзья детства вспоминают его и говорят: "Так это ж наш Толокоша".
В дальнейшем понравился Шариков и сыну. В 90 или 91 Айгешат и Шон пошли за картошкой. Пацан увидел артиста в очереди и как закричит:
"Мама, смотри, Шариков!".
30 апреля по ЦТ показывали "Музыкальный ринг". Гвоздь программы
"Привет" от популярной в то время группы "Секрет". Будет хлеб, будет и песня. По моему, песня "Привет" ознаменовала начало эпохи песен без музыки. От того мне шлягер не понравился. Особенно резануло, то как Леонидов намекнул на то, что он с приветом, и все в зале засмеялись. Запомнилось, как смеялась одна девушка…
На следующее утро мы были на демонстрации. Стояли у магазина, рядом с политехом и я успел напрочь выкинуть из головы "Музыкальный ринг" вместе с Татьяной Максимовой, как теплофизик Рапопорт крикнул:
"Бек! Смотрел вчера "Музыкальный ринг?". "Привет" мне не понравился и я небрежно ответил:
– Смотрел? Только зря. Какая-то х…тень…
Грешным делом, я подумал, что Рапопорт вздумал…
– Да я не про то говорю.
– Про что тогда?
– Не заметил, как там один мужик, примерно нашего с тобой возраста, выдавал себя за неформала?
– Да что-то такое…
Рапопорт моложе меня на три года, а мужик, про которого говорил
Вова, моложе и его был.
Словом, понятно о чем речь. В институте Бехтерева лечился Ситка, и я хоть и смирился и успел начисто забыть, кто откуда и что почем, но смех в зале над ненормальными меня не просто резанул – кольнул.
Подсознательно дернулся, потому что подумал: "Там тоже куклы смеются ?". Смех смехом, но меня здорово напряг триумфальный успех в СССР
"Кукушки" Формана. Подкладывание птенца в чужое гнездо меня кромсало на части. Череп и Кэт за руки тянули меня в "Полет":
– Мы тебе тоже билет купили…Пошли.
– Я уже видел, – отбивался я от них, – Пять "Оскаров фильм получил… – говорил я, в надежде, что они прекратят…
Вообще-то фильм я не видел. Случайно в "Кинопанораме" увидел фрагмент с баскетболом и удушением подушкой, я выключил телевизор. И подумал: "Это еще что за карикатура?". Вам же русским языком было сказано, что дурдом – это дом скорби. И тут вылез Горби. В прогремме
"Время" протестует Виктор Сергеевич Розов против показательных, пусть, даже и в записи, судов над нами, алкашами. Автор "Вечно живых" и "Летят журавлей" говорил, что вы делаете? Телевизор и дети смотрят, и жены нас, бухариков? Разбирайтесь с пьянством без компанейщины. Вы же признаете, что по медицинским показаниям мы больные люди, а вы нас еще через показательные товарищеские. Кто под молотки из нас тогда не попадал? Вовка Коротя три ходки в ЛТП совершил. В перестройку я раза четыре, точно не помню, влетал в вытрезвитель и делал все возможное и невозможное к перехвату донесений на работу. Девчонки свои в канцелярии держали реакцию управляемого синтеза на контроле. Относил конфетки, или что там было. Но все это ерунда по сравнению с той тряской, которая начиналась не только в голове, но и в самом чувствилище при мысли, что тебя документально удостоверят, что ты самый что ни на есть алкологик какой-то там степени. Словом и без того наверетели и теперь этого черт принес
– Я сказал, Горбатый!- сказал Высоцкий, он же, по версии Андрея
Андреевича Вознесенского, мессия. Мессия он или не мессия, это еще бабушка надвое сказала.
Какое время на дворе,
О златоустом блатаре,
Рыдай, Россия,
Таков мессия…
При всем моем единственном уважении к песне Если друг, оказался вдруг, я не вижу повода безутешно и бесконечно оплакивать нашего мессию, начиная именно с 1987 года. Уже все обсосали. Интересно даже не то, что Высоцкий денег взаймы, или еще как, по трезвому не давал.
По пьяни все из нас горазды на большие маневры. А ты вот, в своем уме, попробуй не порассуждать над вечно гамлетовским вопросом: отдаст, или не отдаст? Нет, отдаст, он же мой друг. А если не отдаст, то он меня отправит к Земфире… Ну и все такое. Вот что такое театрализованная дружба. Во взгляде Высоцкого было какое-то там мужланское прненебрежение. Особенно мерзко он в начале 60-х выглядел в "Карьере Димы Горина". Скажете, кино. То-то и оно, что кино то настоящее. Что-то в "Хозяине тайги" проклюнулось от авиу вию вию вах вах ва… Глаза все выдают… По
– настоящему я стал интересоваться судьбой Высоцкого,.когда увидел по
ТВ московскую квартиру одной актрисы, откуда он звонил Марине
Владимировне Поляковой-Байдаровой. Ладно, выпил, с кем не бывает, позвонил из гнездышка другой фантастической женщине, но не снимай на камеру для будущих примеров холодной лжи подрастающему поколению.
Ты хоть и мессия и раков ловишь, но кроме злое…х коней все никак не приедешь а только слышится твой клекот с Канатчиковой дачи.
Словом, мужик на то он и мужик и проверяется только на бабках. На женщинах и деньгах. С каким чувством расстается мужчина с деньгами, это и есть любовь. За женщину иной мужик готов дорого заплатить и это понятно. Миф о щедрости раздула в декабре 82 года в "Новом мире" нынешняя главная шоколадная блондинка, работающая литературным негром, у небезызвестной красотки "Плакала береза…"
Од нажды в Америке
Плачь и смотри… Но только со стороны
Возможен ли Диснейленд на Евфрате?
Продолжение следуети П
Ребята, кто водку пить будет? (каз.).
То же что и твою мать, только отношению к отцу. (каз.).
Страшный суд на подходе. (каз.).
Никогда не забуду, как наш Нурлан однажды сказал: (каз.).
Эх… Дал бы мне бог твои знания… Сколько дел наделала бы! (каз.).
Упаси бог. (каз.).
Настанет день и погоним мы русских отсюда".
Евреи (каз.).
От этого, холера его возьми, тошнит. Ты где такого нашел? (каз)
Никакого уровня у Абдижамиля нет. (каз.).
Эй, дурашка! Пипиську покажи! (каз.).
Кому говорят! Покажи пипиську Абекену
Выживать как-то надо, не правда ли? Джубан очень хороший парень.
(каз.).
Хулиганов. (каз.).
Не убивай! (каз).
Спаси меня Господи. (каз).
Ты кто такой? (каз.).
Сначала подлеца надо в тупик загнать, а потом пусть себе ко всем чертям идет. От греха подальше. (каз).
Ужас, позор, срам! (каз.).
Может меня в снохи возьмете? (каз).
Упаси бог! (каз)
Это не простая старуха. (каз).
Когда придешь? (каз.).
Не спросив, дверь не открывай! (каз.).
Не открывай! (каз.).
Камбар, дорогой! (каз).
Я все ему рассказала… Олжас заплакал. (каз.).
Ни о чем не думаешь… Брата потерял. (каз.).
Что случилось? (каз.).
Кто? (каз.).
Кто ты? (каз.).
Как здоровье? (каз.).
– Абдрашит про Нуртаса до сих пор не знает?
– Догадывается. (каз.).
Дурак (каз.).
Обычный базар. (каз.).
Какой (каз.).
Отец болеет, я болею. Нам нужен врач. (каз.).
Гулящая. (каз.).
Как поживаете, сватья? (каз.).
Что это? (каз).
Бектас написал. (каз).
Ты ничего еще в жизни не понимаешь. (каз).
Мышь. (каз.).
Я чище тебя. (каз).
Позор! (каз.).
Это я, Шаку-апай. (каз.).
Не говори так. Это грех. (каз.).
Ты во всем виноват! Ты! (каз.).
Рот не раззевай. (каз.).
Уйсунь – представитель Старшего жуза.
Среди уйсуней немало хороших людей. (каз.).
Жизнь – это только моя собственность. (англ.).
Жена старшего брата. (каз.).
Сношенька, ты мне приготовь оладьи. Я тебе много чего расскажу.
(каз.).
Изумительно! (каз.).
К примеру. (каз.).
Хлебом клянусь. (каз.).
Ты анашу куришь? (каз.).
Еще один бандит появился. (каз.).
Правильно говоришь. (каз.).
К черту. (каз.)..
Что делаешь? (каз.).
Лекарство готовлю. (каз.).
Расходитесь! (каз.).
Не трогай ребенка! (каз).
Не лезь… Этот вонючка тебя убьет. (каз.).
– Мы подумали и решили поставить тебя председателм горсовета
Алма-Аты. К себе тебя просит Ельцин… Он мне звонил. Такие парни нам самим нужны. Что скажешь?
Я не сразу осознал услышанное и потому, чуть замешкавшись, ответил возбужденно, с пафосом.
– Спасибо за доверие. Надеюсь, не подведу".
Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
Карашаш три дня как вернулась из Франции. Казахстанские активистки Общества советско-французской дружбы неделю гостили в
Париже по приглашению местных коммунисток.
– Ты знаешь, в Париже, как и у нас, полно оборванцев, пьяных… – рассказывала татешка. – В ресторанах орут, скандалят точно так же, как в Алма-Ате.
Франция-песня. Сплошное "ри-дер-я".
Если мухам оторвать крылья, они могут только ходить.
Переваливаясь. Бочком, бочком. Тем не менее мухи останутся мухами.
Они будут и дальше размножаться и также не давать спать по утрам, звать на собрания и субботники.
– Побывала я дома в гостях у нашей сопровождающей… Девочка с шестнадцати лет в Компартии… Муж, двое детей… Работает в казенном департаменте… Она рассказала, как сходила на панель…
Муж в курсе… Спокойно говорит, а как я себе еще смогу купить вечернее платье?
Какие женщины, такая и нация. Женщина прекрасна в грехе. Муж французской коммунистки умеет отключать воображение. Брак у них, как говорят политики и правоведы, видимо, и в самом деле, институт. В воспитании чувств французы преуспели.
Почему я сдурел от прелюбодейства Кэт? Причина в одном, – я все время пытаюсь угнаться за счастливчиками и никак не могу за ними угнаться. Это не мое. Муха без крыльев никогда никого не догонит.
Кэт хоть и дура дурой, но она не виновата в том, что я такой. Она произвела пересортицу и выбрала свежак. Ей, как и всем, нужно только одно.
Теория теплового насоса применительно к моему случаю провалилась.
Ангелы ада
У входа в суд центровские мужики. Айкын, Хачан, Саня Карате,
Икошка, самый младший из Атиловых… Всего человек десять-одиннадцать. Позже подошли и другие. Среди них и Омир. Урана нет ни среди первых, ни среди вторых.
В вестибюле на лавочке Духан Атилов с женой. Натерпелся с детьми.
Кроме Еса, в Советском райсуде сегодня судят и старшего сына Ивана.
Мы пришли втроем. Мама, Бирлес и я. Обещал без опозданий подойти
Иоська Ким. С моей стороны Бирлес единственный свидетель.
Спрашивает, что ему говорить. Отвечаю: "То же, что и на следствии говорил". Чешет голову. Что же он говорил три месяца назад?
Из собравшихся беспокоят Икошка и Айкын. Нехорошо посматривает в мою сторону и Жумабаев. С остальными отношения раньше у меня были вась-вась. То раньше, сейчас как они настроены – не знаю.
Мама не дождалась Кима и зашла к судье.
– Дайте сыну охрану. – сказала она.
– У нас нет охраны для потерпевших. – Судья Федосова разговаривала с матушкой мягко. – Насчет охраны вы можете написать заявление в горотдел юстиции. – Она протянула маме образец заявления. – И очень просила бы вас, больше ко мне не заходить.
Сторона Атиловых может опротестовать приговор.
– Не бойтесь. – успокоила Федосову матушка. – Не опротестуют.
При виде меня Икошка отводит глаза. Про него, как и про Еса,
Пельмень тоже говорит: "Этот у них, ох, и дурной". При людях и ментах никто из них на меня не прыгнет. Но в центре в ближайшие месяцы лучше не появляться.
Невыгодно светил подсудимого Айкын. Он решил меня запугать и не соображал, что болельщиков Атилова судья тоже присекает. Менты завели в зал Еса, шпанюк закричал: "Здорово, брат!". Когда же я начал давать показания, Айкын стал что-то орать.
Федосова постучала карандашом по столу, пригрозила вывести публику из зала и объявила перерыв до завтра.
Санкция есовской статьи предусматривает наказание до 3,5 лет. С учетом судимости Есу могут дать не более 2-х лет. Если же адвокат докажет добровольную отдачу пиджака, то Атилова освободят.
Драмарецкая хороший адвокат. Не потому что знает свое дело, а потому что защищает Еса горячо, с волнением.
Отказываться от показаний на следствии нельзя. Посадить не посадят, но если начну вилять, дело рассыпется и Еса выпустят. Так не пойдет. Раз уж дошло до суда, то пусть посидит.
Федосову сменила судья Орлова. Ртутная девушка.
– Потерпевший тут что-то лепетал… – адвокат Драмарецкая близко к сердцу приняла судьбу подзащитного. – Хочет угодить всем…
Здесь Ес сделал глупость. Он сначала, глядя на меня, сообщил, что в одной камере с ним сидит Доктор, а потом сказал:
– Вы же видите, Бектас за меня. Это все мать его устроила.
При последних словах, сидевший на задней скамейке, Духан Атилов опустил голову. Орлова равнодушно спросила:
– Причем здесь мать потерпевшего? Вы не ее ограбили.
– А-а.. Вы не знаете его мать… Она…
– Что она? – Орлова бросила цепкий и короткий взгляд на на маму.
Ничего вроде особенного. Сидит себе старушка, опершись подбородком на костыль.
Человек если глуп, то это надолго.
– О, вы не знаете ее, – повторил Атилов и возьми да и брякни. -
Ее даже ЦК боится.
– Что-о? – тихо переспросила Орлова.
В этот момент в зал вошел Иоська Ким с ментом-сержантом. Они сели рядом со мной. Судья объявила перерыв. Мы вышли в вестибюль, Иоська ходил между есовских болельщиков и предупреждал: "Скоро вас всех посажу".
Духан Атилов из зала вышел с женой последним и присел на лавочке.
Его обступили менты-казахи. Мама шкандыбала по вестибюлю и кого-то искала глазами. Увидев облепленного милиционерами Духана, она сменила шаг, быстро подошла к нему и начала избивать костылем старика. Менты опешили, Атилов суматошно уворачивался от ударов, матушка била его и приговаривала:
– Сен барлыга кнали! Сен!
Менты не успели защитить старика. Матушка, сделав свое дело, не глядя, на побитого писателя, подошла к другой лавке. Сидевшие на ней двое русских парней поднялись, уступили место.
Прокурор попросил для подсудимого два года.
На оглашение приговора мы не пошли. Я позвонил в суд и узнал:
Орлова дала Есу три с половиной строгого. Почти одновременно в другом зале Советского райсуда три года дали и Ивану Атилову.
Можно только догадываться, каково было Духану. Я же, хоть и не считал себя виновным в участи Еса, об истории с монгольским пиджаком старался забыть. Мы с ним квиты.
Для чего Ес пробросил в суде, что сидит в одной камере с
Доктором, понятно. Сведения предназначались для Орловой. Имейте в виду, гражданин судья, потерпевший, как и я, тоже знатного рода.
Неделю спустя мама и Бирлес провели день и в суде Фрунзенского района, где проходило повторное разбирательство дела Доктора. Судья
Ахметкалиева кроме того, что была подругой Карашаш, неплохо знала и матушку. После вынесения приговора она позвонила Карашаш: "Передай
Шаку-апай: я была не в силах переквалифицировать обратно покушение на убийство в хулиганство".
Доктор получил семь лет строгого.
Аргентина- Ямайка. Пять ноль… Какая боль…
И.Х. по прежнему приходит в институтскую библиотеку, заглядывает и к нам.В начале сентября ему исполняется восемьдесят. Из его институтских ровесников в живых остался лишь один академик Захаров.
Предпоследним из ровесников И.Х. умер гидротехник Синявский. Тогда
Озолинг заметил:
– Человеку здесь ничего не принадлежит.
Иван Христофорович кажется допер кто я есть на самом деле, но все равно теперь остерегается выступать с расисткими заявлениями.
– Иван Христофорович, скоро у меня выйдет на вас пасквиль. – предупредил я его.
И.Х. на всякий случай насторожился.
– Вы шутите?
– Шучу. Но думаю вам не повредит, если кто-то в Казахстане узнает про вас.
– Кхе-кхе. Поглядим.
Четыре года назад после демонстрации казахов в Целинограде против планов немецкой автономии мы совместно раскусили заготовку Брежнева и Шмидта.
– Брежнев пообещал канцлеру переместить Немповолжье в Ерементау, а после инсценировки с протестами казахов, вытащил из рукава козырного туза: видите, народ против.
– Так оно и есть. – согласился И.Х.
– Наши смелеют только по команде сверху.
– Это да. Конечно.
Про то, что из себя представляют казахи, Озолинг врубился раньше меня.
Деньги не черепья…
Комиссар Миклован, кагуляры и фергиссмайнихт… Я запутался с понятиями. Нет, нет… Миклован румын, кагуляры из "Теней над
Нотр-Дам". Ничего я не путаю. Вот только с фергиссмайнихт не могу разобраться. Откуда он пришлепал? . Изабель…Изабель… Изабель…
Матушка велела сегодня прийти домой абсолютно трезвым и пораньше.
На шесть вечера назначен смотр.
Может это и к лучшему? Избавлюсь от мыслей о товарище по работе.
После больничного по уходу за ребенком, не выходя на работу, Кэт вышла в отпуск. По телефону сообщила о задержке.
– Будешь рожать? – спросил я.
– Вот еще!
В июле у нас с ней состоялся только один сеанс связи. От узбека после рождения сына она ни разу не понесла, так же, как и от меня, с мая прошлого года. Дело не в ее памяти. Она не забыла, как собиралась рожать от меня. Не прибегая к методам объективной контрразведки, можно вычислить истинного оплодотворителя.
"Вернись, я все тебе прощу!".
– Когда аборт будешь делать?
– Марадона обещала поговорить со знакомым гинекологом.
– Слушай, как насчет встречи вне рамок протокола?
– Аборт оплатишь?
– Спрашиваешь.
– Тогда на неделе подъеду.
Дожился. Королева бензоколонки прикормила и сделала из меня бобика.
…Карашаш, ее подруга Кайнигуль с племянницей Айгешат пришли без опозданий. За новой жертвой я наблюдал, отодвинув занавеску в дверном окне. Девушка в очках носила из кухни в столовую и обратно посуду, долго мыла ее.
Кайнигуль поинтересовалась где я. Мама ответила: "Он звонил, извиняется, у него сегодня важный эксперимент".
Карашаш подхватила: "Бектас оригинальный ученый".
Татешка говорила Кайнигуль и ее племяннице, что я не не пью и не курю и употребляю исключительно соки. Про то, что медичка вполне может угодить в филиал дурдома, Карашаш умолчала.
Потом узнает.
Из смежной комнаты за медичкой так же, как и я, отодвинув занавеску, подсекал и папа.
Айгешат ему понравилась.
Про матушку и говорить нечего.
– Она работает молча. – сказала мама и добавила. – И не жалуется.
Поначалу они все не жалуются. Потом уже жалуются на них.
Какая, в сущности, смешная вышла жизнь…
Ответсекретарь журнала, где главным редактором Карашаш, тертый калач. Ранее он работал в "Вечерке", одно время болтался на низовых должностях в издательстве, в городском управлении "Спортлото". Мужик пробивной, хоть и старый (ему за пятьдесят), но с амбициями.
Вообще-то такой и нужен был татешке, с тем только условием, чтобы не забывался и угождал благодетельнице. Карашаш бы поинтересоваться, за что Мишу – так звали ответсекретаря – отовсюду выставляли за дверь, но она понадеялась на личный опыт работы с людьми и собственный авторитет среди газетчиков, который сам по себе, по ее мысли, и должен предостерегать глупых мальчонок от домогательств на ее место.
По общественным над?бностям ей ириходится часто оилучаться с работы, и ответсекретарь в ее отсутствие проникся не только детальным знанием состояния дел в редакции, но и не желал вспоминать, где его подобрала Карашаш. Миша призадумался: почему хорошим журналом командует богемная тетенька?
Подоспела текущая размолвка, содержание которой татешке бы чуток проанализировать и попристальней приглядеться к ответсекретарю, но она не не подстраховалась. Видя такое дело, Миша и показал зубки. В ее отсутствие ответсекретарь подбивал небольшой коллектив редакции к бунту, для чего стал склонять колеблющихся подписать письмо о татешке в директивные органы. Карашаш узнала поздно и когда попыталась загнать раба в клетку, последний обратился за помощью вОБХСС.
В мае в Алма-Ате прошел Всесоюзный кинофестиваль. Редакция журнала учредила для участников свой приз – Карашаш распорядилась купить хрустальную вазу стоимостью сто пятьдесят рублей. Ваза, по мнению смутьяна и интригана, неплохой повод для начала операции по смещению с должности татешки. ОБХСС согласился с ним и Карашаш вызвали на допрос. Татешка перепугалась не только за репутацию. Ей было известны подробности ареста заместителя министра мясо-молочной промышленности, у которого неделю назад при обыске нашли ящик семипалатинской тушенки. Вдобавок ко всему, Карашаш ждала ребенка, а
Анеке, муж ее, как назло только что отбыл в длительную командировку.
Мама позвонила мне на работу:
– У Карашаш неприятности… Сейчас я заеду за тобой на такси.
В квартире татешки кроме домработницы никого не было. Хозяйка недавно звонила и обещала скоро подъехать.
Как уже отмечалось, Карашаш из той редкой породы стальных женщин, которые хорошо знают чего они хотят. Рядовой женщине может и достаточно для полного счастья обычных радостей, как-то: хорошего мужа, детей и достатка в доме. В понимании татешки сей стандартный набор годится обычным клушам, которые не имеют собственной жизни.
Такое существование не для нее.
Я ни разу не видел ее за хлопотами по хозяйству. В доме у нее сменялись домработницы из числа рабынь из аула, готовили они невкусно, но Карашаш сохраняла выдержку и никогда не вмешивалась, не пыталась переучить. Достаточно того, что они содержали большую пятикомнатную квартиру в чистоте. Кроме хороших сигарет любит татешка долгие разговоры с умными людьми. В ее доме принимали режиссеров, актеров. С ними ей было интересней, нежели с литераторами.
В середине 70-х папа, представляя Карашаш гостям нашего дома, напоминал: "Первую книгу Карашаш благословил Леонид Леонов".
По-моему, папа про Леонова звиздел, но татешка молчала, и все верили. Хотя бы потому, что татешка и без благословления Леонова личность во всех смыслах и без того незаурядная.
Ее первый муж редкой талантливости человек. Она, как женщина, проучившаяся бок о бок в Литинституте с разными людьми, хорошо понимала, что одаренность, ум ничего не стоят, если их не подпирает характер. За спиной таланта не укроешься, опять же все и к двухтысячному году все тот же семейный коммунизм не построишь.
Маму и татешку разделяет разница в сорок лет. Карашаш обращалась с матушкой по-свойски. Тыкала, спорила, откровенно посмеивалась над маминой необразованностью, но при всем этом отдавала должное напористости жены Абекена.
Матушка отвечала взаимностью татешке. Говорила ей: "Я знаю, чем ты дышишь… Смотри у меня". Карашаш немало сделала для нас. Она любила нашего папу, уважала память Шефа и Ситки, только этого мне было достаточно, чтобы понимать, как она отличается от остальных и всегда быть готовым, хоть по-малости, но как-то угодить ей, показать на деле умение быть благодарным.
Во мне Карашаш находила сходные с характером отца черты. Я не спорил с ней. Она не могла знать о том, какой я изнутри. Себя досконально знать мне не дано, тем не менее уже одно то, что я целиком и полностью разделял мамины методы работы с личным составом родственников и знакомых, – скажи я честно ей об этом, – способно было бы немало насторожить татешку.
…Звонок в дверь. Я пошел открывать.
В квартиру вошли Кайнигуль и Айгешат.
Медичка, не поднимая глаз, скинула босоножки и, так же не глядя на меня, прошла в комнату. Мама притворно-искренне всплеснула руками: "И вы здесь?".
Через четверть часа появилась Карашаш. Новости у нее плохие. С утра на работу приехали обхээссэсники и забрали из бухгалтерии документы за последние три года.
Мама настраивала татешку записаться на прием к Камалиденову.
Секретарь ЦК по пропаганде учился в школе вместе с Анеке. В ответ
Карашаш говорила, что обращаться к Камалиденову вроде как неудобно.
Вдруг он подумает, что татешка нечиста на руку. На что матушка отвечала:
– Ашык ауз болма… Милиции плевать, что ты беремена. Посадят – сразу поймешь…
Карашаш побледнела.
– Ой, что ты говоришь!
Мама утешила ее:
– Ты – член партии, писатель. В тюрьме тебя долго держать не будут. Может через полгода выпустят.
Татешка схватилась за сердце и прилегла на диван. Мама продолжала успокаивать ее. Дескать, поднимем в защиту Карашаш общественность.
Успокаивала и спрашивала: нужно ли доводить дело до огласки и садиться из принципа, хоть и ненадолго, в тюрьму?
– Какие принципы? – ужаснулась Карашаш. – Ты что меня пугаешь?
– Я тебя не пугаю, – деловито сказала мама,. – Говорю тебе: соберись! Иди к Камалиденову!
Матушка отправляла татешку записываться на прием к секретарю ЦК, а меня с Айгешат вытолкала на балкон.
Балкон висит площадкой во двор, на солнцепек. Медичка выглядела уставшей. Я смотрел на ее груди. Они у нее такие, что я размечтался… "Неужто это все мое?".
– По характеру – я ведомая, – сказала она.
Я хорохорился, она вяло отвечала. Не нравлюсь я ей. "Черт побери, что за дела? – ругался я про себя. – Пузач во всем виновата…
Позвонить ей сейчас? Сказать, что между нами все кончено…".
Предлагаю не прятать…
Для маминого приемного сына происходящее в нашей семье пока интересно. Большое любопытство у Бирлеса вызывает, почему матушка прибегает к посторонним услугам даже тогда, когда, к примеру, требуется прибить гвоздь в стену или занести в квартиру мешок картошки.
– Почему Бектас ничего не делает? – расспрашивал названный брат приемную мать.- Я рос без родителей в интернате… И ничего, стал человеком.
– То, что ты рос без отца и матери, никто не виноват, – назидала мама в ницшеанском духе. – Твоя судьба она только твоя.
Сиротская доля, матушка тут соглашалась с Бирлесом на все сто, вещь ужасная вовсе не потому что человеку с малолетства не суждено увидеть, то чего никогда не наверстаешь во взрослой жизни, а потому как человек всегда, какой бы благополучной не получилась у него жизнь в дальнейшем, нет-нет, да будет вспоминать детство со смертельной тоской и ненавистью.
Мама жалела Бирлеса и объясняла ему: да, полная чаша в доме безусловно большой повод для радости, но намного радостней, когда в дом приходит женщина, способная преумножить достаток единственно простым и безотказным способом – способностью настроить мужа на работу во имя семьи, детей. Приблизительно так, как это она проделывала с папой. Про меня она говорила: "Бектас грубый, но культурный. Не надо только злить его". То есть при умной работе со мной жена может заставить меня не только бросить пить, но и сама заиметь неплохой задел на будущее. . Бирлес, как он сам вспоминал в 1996-м году, тихо посмеивался над мамой. Он видел меня в разных состояниях, ходил со мной в разные места и справедливо думал, что дружба с Сериком Касеновым, не говоря уже об Иржи Холике, Кере, Валее, и в самом деле сулит мне грандиозные перспективы.
"Меня не подведешь". – повторяла мама. Житейская находчивость и преданность сироты давала матушке не единожды повторять и такое:
"Впервые Бектас привел в наш дом настоящего человека".
От того ничего удивительного в том, что мама с особой тщательностью подбирала и для Бирлеса надежный тыл. "Я умру и за тобой никого н будет. Тебе нужна жена с положением". – говорила она приемному сыну. Бирлес соглашался с ней. Тем более, что у него обрисовывался многообещающий вариант. Тетя Дракулы, на квартире которой он жил, поведала маме о том, что ее земляк, прокурор республики подыскивает для дочери жениха с правильной биографией.
Когда ему сообщили о наличии свободного парня без вредных привычек, да еще родом из его мест, то он, не глядя, согласился: такой как раз ему и нужен. Понятно, заботу о карьере, квартире главный прокурор
Казахстана брал на себя.
Мама обрадовалась готовности законника принять к себе Бирлеса и потирала руки от предвкушения еще одной удачи. Такой сват ей нужен самой.
Пока же она на время отложила в сторону прокурорские дела и требовала от меня поторопиться.
Ее методы пропаганды и агитации не претерпели изменений и почти слово в слово повторяли, апробированные на предыдущей жертве.
– Нога у Айгешат прямой… Сама белий-белий…
Она считала, докторша у нее в кармане и на упоминание, что надо иметь еще хоть какую-то тягу к человеку, у нее удивлялся все тот же вопрос: истинно ли, что я не думаю о больных родителях?
Какая Айгешат? У нее идеальная фигура, красивые карие глаза…
При всем этом я видел в ее глазах и отсутствие блеска. Она была зажата… и что-то пугало меня в ней. Я не Кай, но видел в ней и
Снежную королеву. И то, как она со своими данными понуро шла на заклание, не взирая на средневековую форму знакомства, унижало ее и меня. Понять матушку можно. Только кто мог понять меня?
С какой стати? А с такой, что мне не мешало бы на себя в зеркало полюбоваться, прежде чем…я окончательно не грузану читателя.
Словом, не оживляжа ради называю я себя и крокодилом, и чудовищем.
Остановка внутри себя назрела давно. Но я еще не решился. Так что повременим. Пока.