"Зэки говорят: "Наглее педераста зверя нет".

… С последними словами разоблаченный козел побледнел и потерялся… Беднягу месили ногами всей камерой, загнали под шконку, вытащили пинками обратно и оттрахали по полной…

…Участи опущенного не позавидуешь. Среди них разные попадаются. Но принято обобщать. И с тем, что козел это козел, ничего не попишешь".

Бирлес Ахметжанов. "Козел". Рассказ.

"Аргументы и факты Казахстан", N 43, 2000.

…В аэропорту встречал Едиге, младший брат Пуппо.

– Бактимир где?

– Борька дома. Жрать готовит.

У Турсын, бактимировской тети четырехкомнатная квартира в

Павлодаре. Она бухгалтер Ильичевского райбанка, муж Кенжетай – замглаврача городской поликлиники. Сейчас он в Ессентуках, Турсын уехала погостить к родным в Успенку, ночью должна вернуться.

– Зверь, тебя оказывается Борькой звать. – сказал я, обнимая Пуппо.

– Сам зверь, – разбалделся Бактимир, – Меня здесь все Борькой зовут.

Подошел Серик Кудайбергенов, аттестованный в лейтенанты инженер

"тройки". Он работает там же, где и Доктор. Завтра утром он проводит меня до зоны.

– В пятницу разговаривал с Матвеичем и Резником. От Нуржана они слышали, что ты должен приехать.

С Матвеичем знаком по телефону. Через него мы переправляем

Доктору деньги. Знаю еще Толика Кобелева. Он останавливался у нас дома. Про Резника не слышал.

… Отпустили такси за сто метров от учреждения, дальше Серик и я пошли в рассечку.

У окошка для заявлений очередь. Доктор мне ничего не отписывал про то, что для долгосрочного свидания нужно загодя послать по почте заявление и только после разрешения-уведомления приезжать.

Что делать? Просить телефонную свиданку или обратно в город ехать? Позвоню-ка я Пуппо.

Где тут автомат?

– Перезвони через полчаса, – сказал Бактимир.

Я слонялся возле административного здания и не заметил, как возле меня появился мужик в кепке типа лондонки..

– Не пускают? – спросила лондонка.

– Не пускают.

– И не пустят, – убежденно сказал мужик.

– Матвеич, вы?

– Я.

Подошел казах. С ним русский толстяк.

– Мейрам, – протянул руку казах.

– Борис, – жизнерадостно махнул головой толстяк.

Появился и Серик Кудайбергенов. В форме, при лейтенантских звездах.

– Пришла час назад новая учетчица. – Борис улыбался. – Я говорю

Нуржану: "Смотри, какие у нее документы!". А он мне: "Подожди, сейчас мне не до документов".

Мужики засмеялись.

– Он узнал, что Бектас здесь и икру мечет. – сказал Матвеич.

Мужики разошлись, я посмотрел на часы. Полчаса прошло. Но чем может помочь Пуппо?

– Зайди к начальнику колонии, – сказал Бактимир.

– Как я к нему зайду?

– Не дрейфь. Скажешь, что от Ситказиновой.

Ситказинова это Турсын, тетя Пуппо.

Хозяина на месте не было, пока он приехал, болтался еще час.

Майор Каймолдин зашел в приемную.

– Я от Ситказиновой.

– Зайдите.

Начальник учреждения снимал с себя плащ и говорил.

– Пройдите к Евсюкову. Если у вашего брата нарушений нет, то может быть зайдете сегодня.

Турсын всего лишь бухгалтер. Как ей удалось сделать хозяина мягким?

В кабинете замначальника по РОР Евсюкова молодая прапорщица. Она водила карандашом по списку, Евсюков диктовал ей..

– Пишите заявление, – сказал замначальника. – Отдадите ей. – Он показал на прапорщицу.

Я пошел за женщиной на первый этаж. В комнате, где оформляют свидание, плакала пожилая женщина.

– Ехала с разрешением за пятьсот километров и отказали.

Знала бы она, кто виноват в ее порожняке. Ничего не поделаешь, блат выше Совнаркома.

За плечо меня взял парнишка лет 25-ти.

– Слушай, сейчас тебя ведь запустят на долгосрочное к брату?

– Тебе то что?

– Да у меня тут тоже брат сидит. Я утром прилетел из Алма-Аты…

– Ну и…

– Комнат для свиданий всего четыре… Мне только на сутки…

Потом я свалю и вы с братом останетесь…

– Кто ж тебе разрешит нас уплотнять?

– Она, – он показал на прапорщицу.

Женщина смотрела на меня выжидающе. Спать вдвоем с Доктором на одной кровати… Я поскучнел. Отказывать не в жилу. Десять минут назад сам такой был.

– Что от меня нужно?

– Напиши, что ты не против подселения на сутки.

– Ладно, – сказал я и спросил, – Откуда порядки знаешь?

– Из этой колонии я весной освободился.

Я отдал в окошко паспорт. Дверь-решетка отошла в сторону и, пройдя предбанник, все трое очутились в коридоре.

Прапорщица толкнула дверь.

– Заходите.

В комнате, задраенное снаружи доверху оцинковкой, окно с решетками, две кровати, два стула, стол.

– Выкладывайте все на стол.

Сосед, звали его Сергей, вытащил из баула банки с соленьями, колбасу, чай, конфеты. У меня груз потяжелее. Кроме привезенных из

Алма-Аты сервилата, чая, овсяного печенья, сахара, конфет "Маска" и чего-то еще, Бактимир со словами: "Сделаешь Доктору бешбармак" загрузил в сумку здоровенный шмат мяса, картошку, лук, черный перец.

Прапорщица оглядела продукты и, сказав: "Ждите", ушла.

– Вот мы с тобой дураки! – воскликнул Сергей.

– Что такое?

– Нас же не шмонали. Могли водки набрать.

Прошло минуты три. Вспомнил, как Доктор писал о появлении седины.

Мне стало немного жутко. Сейчас я его увижу и буду привыкать к брату-старику.

В комнату зашел такой же, как и Сергей, крепыш-молодчик в синем арестантском костюме. Братья со смехом обнялись.

Минут через пять в дверь постучали. Доктор и здесь не может обойтись без понтов.

– Войдите.

Дверь распахнулась. На пороге улыбающийся Доктор. Зря я боялся.

Если он и поседел, то только чуть-чуть.

Я обнял Доктора и нащупал под рукой панцирно твердую спину. Все не так уж плохо.

– Что, мужики, для начала чай попьем? Где у них тут чайник?.

Зэки переглянулись.

– У шныря спроси… Он в первой от входа комнате. – Доктор успел все просечь.

Шнырем оказался мужик средних лет нерусской внешности, с седым ежиком и карикатурно растянутым животом. Отъел кишку на вольной жратве.

Шнырь показал бытовку. Кастрюли, сковородки, чайники, тарелки, ложки – все здесь есть. Я поставил на плиту мясо, чайник.

– Помочь почистить картофан?- спросил Доктор.

– Отдыхай.

132-я, часть третья – самая ходовая в 1985-м году статья УК

КазССР. Старший брат Сережи Петр сидит за кражи с проникновением в жилище. Сережа отмотал срок тоже за бомбежку квартир.

Я чистил картошку и разговаривал с Доктором. Время от времени он уходил от беседы и расспрашивал Петра.

– Древний не в твоем отряде? Москву знаешь?

Человеку 44 года, а тема та же: "Ваньку Косого знаешь?".

Пацаны не особенно расположены гутарить с Доктором, но разговор поддерживали. Я начинал понемногу нервничать. "Какого черта он перед этими щенками стелется? Звал на свиданку, чтобы с ними звиздеть?".

Я помыл картошку, нарезал лук. Мясо в кастрюле закипало. Подождем часа полтора, а пока время от времени не забыть бы снимать пенку.

Мужики толком не ели. Откусили по кусочку колбасы, погрызли печенье и с пересмешками отхлебывали чай.

Неожиданно Доктор спросил:

– Ты зачем приехал?

– Не понял.

Это я не понял, он то все давно понял. За все годы, что он мотал срок, это был мой единственный приезд на свиданку. Доктор прожженным чутьем рецидивиста просек, что если бы не приходили от него домой деньги, то вряд ли когда-нибудь дождался в неволе меня. Из колонии не убежишь, но отсюда все про всех видно. Этого я тогда не сознавал и подумал: "Как он зол и циничен".

"Нам о многом надо поговорить".- думал я вчера на подлете к

Павлодару. Сейчас я не знал, о чем говорить. Не знал и Доктор, потому он больше глядел в потолок и, что-то вспомнив, время от времени спрашивал.

– Как там Саток?

– Ниче. Роман о Кунаеве написал.

Доктор присвистнул.

– Трубовой пассажир.

На Кунаева сосед вышел, написав роман о тракторостроителях. С его слов, дарование Сатка проходило проверку у первого заместителя заведующего отделом культуры ЦК КПСС Альберта Беляева. Что от

Кунаева нужно Сатку? Младшая сестра Айнур в 78-м потеряла мужа, от которого у нее две девочки. Сейчас у нее муж Алтынбек Бекмамбетов.

Родом Бекмамбетов из Маката Гурьевской области. Мужик развитой и прямодушный. Кроме семьи в квартире живут родители Сатка. Кунаев выдели дополнительную квартиру писателю. Но только ли это нужно

Сатку? Подработка у первого секретаря ЦК дает соседу влиятельность, позволяет отсекать поползновения завистников.

Алтынбек специализируется на реставрации памятников культуры, учился в Школе профсоюзного движения, хорошо знает партийную жизнь.

Он сдружился с матушкой. Вечерами они разговаривают на кухне, маме нравятся взгляды Алтынбека на жизнь. Сатку тяжело смириться с вторжением зятя на жиплощадь, Айнур откровенничает с Айгешат:

"Алтынбек видный мужчина… Брат не понимает… Алтынбек запросто может жениться на молодой…". Со злости на Сатка Айнур выносит сор из избы:

– У Сатка был план прибрать и вашу квартиру… – рассказывала она

Айгешат. – Он говорил, в этой семье все болеют… Зачем им квартира?

Саток талантливый писатель и практический человек. Что-то такое от него я ожидал. Одно непонятно, каким это образом он собирался захватить нашу хату?

В откровенности Алтынбек не отставал от жены.

– Я прямо так и сказал Сатку: твоя сестра без квартиры мне не нужна, – докладывает он матушке.

Мама одобрительно качает головой: "Друс айткан".

"Алтынбек славный". – переиначил я папины слова и пошел в спальню. Айгешат возилась с Шоном.

– Знаешь, что я сейчас слышал?

– Что?

– Алтынбек рассказал маме, как он заявил Сатку: "Твоя сестра без квартиры мне не нужна".

Айгешат не засмеялась, всего лишь растерянно улыбнулась. Мне показалось, будто она не находила ничего смешного в словах

Бекмамбетова.

Сейчас, в комнате для свиданий мой пересказ о квартирных страстях соседа поднял настроение Доктору.

– Алтынбек – ох…льный мужик!

Доктор поправил под собой подушку и поудобнее привалился к стене.

– Кто живет в джоновской квартире?

– Сучка одна… Племянница Магриппы Габдуллиной.

– Какой еще Магриппы? Матери Алтая?

– Ну.

Я не стал рассказывать о том, что проделала племянница Магриппы

Акбопе. Меня поставили перед фактом, но если честно и до конца, то еще неизвестно как бы я поступил, если бы узнал, что Акбопе при посредстве врачей собирается оформить брак с Джоном. Я понимал, куда зашли Магриппа и Акбопе уже после регистрации, когда они подписали матушку отказаться от квартиры на переговорном.

Площади нам и без того хватало.

Приехала Акбопе, она собиралась отвезти матушку то ли в нотариальную контору, то ли в квартбюро и Айгешат вызвала меня в коридор:

– Что ажека делает? Отстанови ее.

– В чем дело?

– Уходит квартира от вас…

– А-а… Все равно в ней некому жить.

– Ты что говоришь? Вырастет Дагмар… Сейчас же останови ажеку!

Я не остановил маму. Позднее Айгешат рассказала, что, узнав, как накатала Акбопе с Магриппой матушку, удивились и врачи 3-го отделения. Они тоже в меру практичные люди. Женитьба без содействия врачей не состоялась бы. Хотя опять же дело не в них. Дело в свободной жилплощади. Дядя Боря узнал о новой владелице квартиры

Джона и сказал: "Шаку продала квартиру". "Атлетико Байдильдао" хучь и брат родной, но он финансист и ему виднее. Вот ведь в чем дело.

Если бы даже в то время и возможно было так финтануть, то мама, при всей ее деловитости, не пошла бы на это. Ни за что. Фокус-покус состоял не в том, что обмен на квартиру Акбопе обещала до конца жизни ходить к Джону в больницу.

Фокус-покус заключался в том, что "нас вдохновляют воспоминания".

Они же и не дают нам покоя, отравляют существование. Были люди, которые называли матушку "Сталиным в юбке". К несчастью, мама не была "Сталиным в юбке". Случай, когда она собственноручно в 70-м посадила Доктора еще ни о чем не говорит. Матушка, это я наблюдал за ней много раз, ощущала и не могла не ощущать своей вины перед

Джоном. Каким бы стальным характером не обладал человек, более всего он виноват только перед родными. Перед остальными, какое бы зло мы им не причинили, виноваты мы чисто теоретически; на остальных нам плевать со 102-го этажа.

Цинизм всего лишь маска. Джон безнадежный хроник. Но он сын своей матери. Родной сын..

Глупостью было бы полагать, что мама была загипнотизирована бегающими глазами Магриппы и, уж тем более, ее никак не смогла бы обаять пучеглазая мамбаска Акбопе. Речь не о том, что мама лопухнулась с квартирой родного сына. Никто ее не собирался дурить и не обдурил. Речь здесь о том, что она внутренне дрожала, когда ее донимали пустующей квартирой. Разговор о хате на переговорном с посторонними был ей неприятен, послушно подписывая отказные на квартиру бумаги, она убегала от воспоминаний, спешила отделаться от их преследования, перекладывала личную вину на тех, кто с порога заявлял, что помыслы их в связи с квартирой чисты и благородны. Вы только не подумайте… Вроде как нам за падло пользоваться вашим несчастьем. Только вот, мол, с жильем решу проблемку, и возьму ваш груз на себя.

О том, что ее обвели вокруг пальца, мама узнала через два года, когда Акбопе позабыла дорогу в дурдом. Что может показаться еще более странным, мама не стала поднимать бучу, отыгрывать назад подписанные ею бумаги, только и сказала: "Курсын".

Понимающий да поймет.

Отныне передачи Джону носила Айгешат. Ну и, конечно, тетя Рая

Какимжанова.

Мое бездействие объяснялось примерно теми же мотивами, что присутствовали у матушки. Я понимал, что дело не в Акбопе с

Магриппой и не в квартире, хотя, разбираясь задним числом, и в ней тоже. Квартира могла пригодиться и Доктору. Не подумал я и о Дагмар, и о Докторе только лишь, потому что хата на переговорном отключала мою волю, о будущем не хотелось, не желалось думать. Словом, джоновская квартира и для меня служила сигналом постоянной тревоги.

Подучила Акбопе фиктивно выйти замуж за Джона наверняка Магриппа.

Повторяю, не обошлось и без врачей дурдома – позднее я узнал, что это обычная практика медсестер психбольниц, которые нуждаются в жилье. Но вдохновитель и организатор комбинации с Джоном, со всеми нами, только Магриппа. С ее племянницы какой спрос? Животное.

Магриппа знала, что делает и что будет дальше делать, когда просила за Акбопе в августе 82-го и внуками клялась, что все будет тип-топ.

Клялась и сделала свое дело.

Всего не расскажешь. Объективности ради еще об одном обязательно нужно поведать. Известие о фиктивном браке Акбопе и Джона я принял с мыслью: может это и не так уж и плохо, в этом акте я находил некое утешение для нас, для Джона, несмотря на то, что ему-то уж точно все было до лампочки. Дошедший до органического поражения мозга

Джонушке, хоть и на бумаге, но женат. О том, что подобное выглядит надругательством над братом, в том числе и с моей стороны, я как-то не подумал.

…Я показал Доктору глазами на потолок. Что нас подслушивают, можно не сомневаться. Для посторонних ушей меж собой Матвеича мы называли Звонком. Пуппо оставался Пуппо. Договорились перекинуть деньги – сто рублей – через Матвеича. У Пуппо больничный. Деньги

Матвеич занес Доктору на второй день после свиданки, менты спохватились на третий день – четыре недели подряд каждый день его обыскивали на КПП.

– Ес Атилов ходит здесь расконвойным… – сказал Доктор.- Давай, затянем его сюда?

– Как это?

– Это запросто можно организовать. Нужно твое согласие.

– Для чего? – речи Доктора я понимал с трудом.

– Они… – Доктор показал на Петра и Сережу. – Завтра уйдут…

Подтянем Еса… Втроем будет веселее…

С Доктором соображалка иногда может совсем отказать.

Кум обещал Есу представить на УДО. Верить ментам нельзя. Зэки утверждают: "Хороший мент – покойный мент". Формально Ес не был вязанным, но он ни от кого не скрывал, как много чего понаобещали ему лагерные оперативники. Само собой, не за красивые глазки. Ес оформлял зоновский клуб, выпускал стенгазету, рисовал плакаты. Жизнь у всех одна и он изо всех сил рвался на свободу. Менты сдержали слово и представили его на условно-досрочное освобождение.На волю Ес вышел раньше на полгода.

По разговорам Сережи, Петра и Доктора я понял, что зэков не интересует, кто за что сидит. Сидит, ну и сидит. "Лишь бы христопродавцем не был". – сказал Сергей.

– Когда я сидел, у меня был раб пинч. – добавил он.

– Что такое пинч?

– Петух. – пояснил Доктор.

Петух, пинч, пивень, козел… По тому, как Петя и Сережа рассказывали, как тут измываются над пинчами и по тому, как они смеялись над уделом опущенных, можно было понять: козлов жалеть нельзя. По мнению Сережи, у нас никого ни за что не опускают.

Высокое звание козла надо выстрадать, заслужить. Еще Сергей не разделял суждения братьев Вайнеров, что вор должен сидеть в тюрьме, но утверждал, что место петуха только в гареме – петушатнике.

– Дашь им малейшую поблажку – все… – сказал брат Петра. -

Наглеют черти…

Сергей беспощадными, как сама лагерная жизнь, рассуждениями подводил к мысли: петухом надо родиться. Потому не обязательно его следует так уж сильно и много дырявить, ибо козел это не физиология

– всего лишь сущность.

Доктор с братьями перебирал фотографии.

– Моя сноха, племянник… – говорил Доктор.

Сноха и племянник Доктора их не интересовали. Оживились они при виде фотки, где я снят с институтскими женщинами.

– Что за бабы? – спросил Петр.

Доктор кивнул в мою сторону:

– Он их всех там е…т.

Метод поднятия авторитета.

Разговор зашел и о гонящих на зоне дуру.

Петр улыбнулся, Сергей вспомнил:

– Скляр в прошлом году зашил себе рот суровыми нитками…

– Какой Скляр? – я поднялся с кровати.

– Сашка.

Я повернул голову к Доктору: "Это не наш Санька?".

Доктор спокойно кивнул: "Наш, наш…".

Ой яй ей…Что они с нами делают? Слышал от Хачана, что и Витька

Кондрат серьезно попух. В 80-м он с компанией ошпаренных опедерасил бывшего зэка. Витьке дали 10 лет крытого режима.

Мужики для вида поклевали мясо, заели картофаном и пили чай.

Сережа сожалел, что мы с ним не догадались пронести через КПП водку. Все же к брату пришел он не с пустыми руками. Маленький кропаль ручника хватило только на один косяк. Мужики подтянули глазки, минут пять поулыбались друг другу. Вкусно, но мало.

– Передашь Седому мульку? – спросил Сережа.

– Давай, – сказал Петр.

Сутки заканчивались. Через полчаса братьям на выход.

Петр обернул полиэтиленом записку, запаял зажженной спичкой и, не запивая чаем, проглотил.

– С тобой еще увидимся… – улыбнулся Доктору Петя.

Сережа перекинул через плечо сумку.

– Ты и сам знаешь, что здесь нужно… Здоровья тебе…

Они ушли. Минут пять мы молчали.

– Тебе не пятнадцать лет… Что ты там перед щенками стелился?

Этого знаешь, того знаешь? На фига это надо?

Доктор разлегся на кровати.

– Щенок, не щенок – здесь не играет роли… Ты же не знаешь…

Мы замолчали.

"- Греши и кайся. Кайся и греши…".

Валентин Пикуль. "У последней черты". Роман.

Председатель колхоза "ХХХ лет Октября" Успенского района

Павлодарской области тезка и однофамилец рейхсмаршала Германа

Геринга. Успенский Герман Яковлевич Геринг – Герой Социалистического труда и депутат Верховного Совета Казахской ССР заслужил признательность односельчан не только рекордами в животноводстве и растениеводстве, но и тем, как заботливо опекает людей труда. Герман

Геринг построил лучшую в области больницу, улицы на центральной усадьбе и в бригадах чистые, ухоженные, кругом подновляющиеся посадки зеленых насаждений.

Немцев в районе полно. От казахских подворий немецкие усадьбы отличаются синими железными заборами и образцовым порядком у дома. У казаха забор – дырявое место – некрашеный, покосившийся от времени штакетник, сам двор – проходное место.

Немецкие хозяйки все, как один, толстые, грудастые. Кого, кого но их зима не застигнет врасплох. В октябре заканчивается пора заготовок, в трехлитровые банки закатаны помидоры, огурцы, тушеная гусятина. Мужчины немецкие тринькают в меру и предпочитают закусывать домашней колбасой. Они не говорят: "Колбаска", – заменяющее продукт слово они произносят, как будто высвистывают из себя закусь: "Кавпаска!".

Дядя Шайдулла и тетя Катя, родители Бактимира, живут с детьми в

Надаровке -отдаленной деревне Успенского района. Кроме Пуппо у дяди

Шайдуллы сыновья Бектемир, Орал, Едиге (Эдик) и сестренка Куляш.

Бектемир работает механизатором в бригаде, женат и несколько лет живет отдельным домом. Чем занимался Едиге, не зафиксировал, а вот то, что Орал главный трудяга в семье Исеновых определенно точно.

Орал конюх, работает не покладая рук, неплохо получает и из колхоза в город наведывается раз в полгода за покупками. В Павлодаре неделями высматривает в магазинах обувь, одежду. Без обновы в

Надаровку не возвращается.

Едиге симпатичный и пытливый пацан. Увлечен историей кипчаков и всех казахов. Он готов ездить в город каждую неделю. Родители однако остерегаются потакать любви сына к городским соблазнам. Когда же по какой-либо надобности Едиге все же оказывается в Павлодаре, то он одетый в купленное Оралом, до вечера щеголяет по городу в поисках приключений. Если поддаст, то к вечеру обычно заходит в автобус со словами приветствия пассажирам: "Да здравствует великий казахский народ и другие менее великие народы!".

Хорошо, если к утру просыпается в вытрезвителе. Чаще пробуждается где -нибудь на пустыре, побитый и раздетый до трусов.

О том, что новому прикиду надо вновь петь прощальную узнает Орал и сокрушается: "Я купляю, купляю одежду, а Эдька теряет…".

Я пришел со свидания на квартиру Ситказиновым и Пуппо сообщил:

"Позавчера Эдька ушел к друзьям и ночью с него сняли плащ из кожзаменителя и нутриевую шапку. Месяц назад Орал купил плащ и вот…". Опять Оралу досталось. Но не только ему. Фактов достаточно, чтобы понять: Едиге приезжает в город только за тем, чтобы спецом кого-то обуть и одеть..

Бактимир торопился в Надаровку. Последний раз в деревне он был в августе, а еще раньше, – в июле, – в огороде посеял мак. Не для себя, для обмена на анашу. Урожай давно поспел, ночью морозы, и

Пуппо тревожился, как бы маковые головки окончательно не перемерзли.

Мак не потерял товарный вид. Незадача в другом. Кто-то по ночам снимает урожай без разрешения хозяина.. Местные немцы и казахи о полезности мака еще не догадываются. В деревне работали чеченцы-шабашники. Скорее всего они и посрезали половину головок.

Пуппо почесал тыкву и пошел в дом за ножом.

По утрам на кухне у Исеновых жужжит сепаратор. Тетя Катя кормит нас сметаной и вареным мясом. Дядя Шайдулла возвращается с работы – он сторож – и кладет передо мной пачку "Казахстанских". Отец

Бактимира человек немногословный. Исеновы кипчаки, когда-то их предки переселились в Успенку из Омской области.

Пуппо накинул на себя ватник и в сарае пустой бутылкой перемалывал маковые головки. Он еще не пробовал кокнар. В городе у

Бактимира знакомые, которые знают, что делать с маковым отваром.

В сарай зашел дядя Шайдулла.

– Не стебатырсын?

– Дары жасаптотырвым, – сказал Пуппо.

– Молодец, – отец Бактимира с минуту постоял и ушел.

С горящими глазами в сарай протиснулся Едиге.

– Что делаешь?

– Кайф.

– Не дашь попробовать?

Пуппо протянул братцу пригоршню маковой трухи.

– Что с ней делать?

– Хорошенько прожуй и проглоти.

Через пять минут в сарай с расцарапанной шеей и зауженными глазками вернулся Едиге.

– Что-то у меня все чешется, – недоуменно сказал младший брат.

– Не дрейфь. Это и есть кайф.

…Газеты в деревне приходят на третий день, телевизор показывает плохо. Я лежал на диване с книжкой и теперь отчетливо понимал, в чем разница между городской и сельской жизнью. Чтобы ни о чем не думать, здесь надо быть всегда чем-нибудь да занятым.

Я опять осекся. "Да нет, ерунда. Это всего лишь слова". – подумал я и хотел было продолжить чтение, но оставил в покое книжку.

Есть ли у слов цена? Если нет, то должна быть.

Айгешат забеременела Шоном в начале лета 84-го. Толком я так и не понял, чем опасен отрицательный резус фактор, да и подозревал, что он всего лишь отговорка, но тем не менее не решился вновь уговоривать жену сделать аборт. Я по прежнему не желал от Айгешат ребенка и вдобавок был зол на тестя и тещу.

Был вечер, я был пьяно сердит. Дословно не припомню, но поминая нехорошими словами тещу, я прокричал:

– Если что-то…, то я не остановлюсь и прокляну ребенка, которого ты носишь в себе…!

Слово не воробей. Я прокричал и тут же включил реверс тяги.

Время от времени воспоминание об угрозе проклятья на мгновение возвращалось и я, подумывая о том, что следует поговорить с Айгешат, быстро забывал об октябрьском вечере 84-го.

…В комнату с озабоченным лицом зашел Бактимир.

– Книжку читаешь?

– Слушай, мне срочно надо домой.

– Когда?

– Завтра с утра едем в Павлодар… Ты не полетишь со мной в

Алма-Ату? Возьмем путевки в Дом отдыха…

Пуппо наморщил лоб.

– Полечу.

Зима тревоги нашей…

Приемщица из химчистки в микрорайоне "Орбита" Роза приглянулась

Берлиозу настолько, что он привел ее знакомить с матушкой. Мама не отошла от досады с провалом женитьбы Дракулы на дочери прокурора и не может без слез смотреть на Розу. Не потому, что приемщица сама по себе стремная, а потому что, по ее мнению, будущего у названного сына с такой пассажиркой нет. Роза характером и умом напоминает Гульжан

Я тоже немного на ушах от выбора Бирлеса, говорить об этом не стал, но балды ради спросил:

– Целку ей хоть сломал?

– Какой там… До меня сломали.

Дракула до сих пор боится встать на преступный путь, но мало-помалу втягивается в питие. Поддает он на работе и не пьянеет.

У Розы много братьев и сестер. Мама прикидывает: Бирлес женится на ней и родня сядет ему на голову.

Дядя Розы по матери начальник одного из строительных управлений города. Есен сидит на дефиците и водит дружбу с председателем горсовета Заманбеком Нуркадиловым, первым заместителем начальника городской милиции Сейдуллой Сулейменовым, свояком помощника Кунаева

Дуйсетаем Бекежановым. У дяди Есена дача в районе санатория

"Турксиб". Нуркадилов хоть и дружен с Есеном со студенческих лет, в гостях у однокашника бывать перестал, на дачу приезжает Сулейменов, руководящие строители. Дракула приставлен разливать гостям водку.

– У твоего Валерки бенгалка твердая? – поинтересовалась Кэт у

Терезы Орловски.

– Бенгалка? – переспросила Наташенька и, догадавшись о чем речь, ответила. – Она у него не бенгалка, прямо колотушка.

Твердая-претвердая и большая.

Родители с братом у Терезы Орловски живут в Усть-Каменогорске, родственников кроме мужа Валеры, свекрови со свекром в Алма-Ате у нее нет.

Валера старший инспектор ЭКО (экспертно-криминалистического отдела) МВД. Кроме того, что у него все там твердо-претвердо, парень он крепкого характера и сильно картавит. Интересный мужчина, мало говорит и мечтает о наследнике.Наташенька любит хорошо покушать. Это не значит, что она ест что попало и много. Кроме сыркокопченной колбаски любит она шашлык, казы, карбонат, жареную курочку, домашнюю выпечку. К супам и прочим жидким блюдам она равнодушна, предпочитает твердый продукт..

Отец Валеры в прошлом летчик гражданской авиации, русский. Отчим казах, отставной полковник КГБ, мать сотрудница бюро путешествий и экскурсий.

У мужа Орловски много и других хороших качеств. Он любит дочку, пьет в меру, зарплату, всю до копейки, приносит домой. Впрочем, на

Терезу не угодить. Время от времени она скандалит с Валерой и обзывает жидом.

– Я усский! – протестует муж.

– Точно узкий! – передразнивает Валеру Наташенька. – Как все евреи, без мыла в жопу любому залезешь.

Надя Копытова не верит в русскость Наташеньки и качает головой.

– Что ты нашел в этой жидовочке?

– Она моя черемуха.

– Блядво оно вертлявое, а не черемуха! – вскипает Надя.

Айгешат тоже считает Терезу Орловски двойным агентом.

– Не верь ей…

– Почему?

– Она называет тебя Бяшой…

– Что в Бяше плохого?

– Тьфу!

Я понимал, за что некоторые женщины невзлюбили Наташеньку. Она беспрерывно чирикает с неморгающими глазками, по пустякам не расстраивается, в представлении иных теток она слегка придурочная и при всем этом мужики любят старушку Шапокляк. Карл Маркс более всего ценил в женщинах слабость. Он знал, что говорил – отсутствие уязвимых мест в других нас настораживает.

В начале мая 86-го Тереза легла на сохранение в гинекологию первой городской больницы. Недели через три, в воскресенье, позвонила Кэт.

– Наташку увезли в "Красный крест"…

– Для чего?

– Выкидыш. – сказала Кэт. – Валерка в командировке, свекровь на курорте… Ты бы сходил… Она просила принести ваты…

Красный крест от дома недалеко. Я посадил Шона в летнюю коляску и пошел к Орловски.

Втроем мы сидели в кустах, Тереза кормила Шона черешней. Пацан что-то там лепетал и Наташа, глядя на него, заплакала навзрыд. Она плакала так, что я понял: Тереза никакая там не вертлявая, и что горе, которое ее постигло сегодняшней ночью было столь велико и серьезно, что ни в коем разе не следовало в эти минуты лезть с утешениями.

Я дотронулся до Наташеньки. Только и сказал:

– Будет у тебя еще ребенок… Вот увидишь.

– Никогда у меня больше ничего не будет… – Тереза захлебывалась слезами.

Я замолчал. Расстроило ее появление вместе со мной Шона. Не подумал…Как же ей тяжело, если она напрочь забыла, что в ее семье все в порядке, что у нее есть прекрасная дочь, заботливый муж.

"Включи себя в репертуар".

Ежи Лец. "Непричесанные мысли".

Ноябрь 1986-го. Скончался Жумабек Ташенев. Саян вернулся с похорон из Чимкента и я с мужиками у него дома.

В сентябре Саян защитил диссертацию и сейчас рассказывал, как ему помог директор:

– Чокин позвонил Макарову и он быстро определился с оппонентами…

Алексей Макаров директор института энергетических исследований АН

СССР в Москве. Когда-то он перетащил Володю Семенова в Иркутск, дал работу в СО (Сибирском отделении) АН СССР. Они ровесники, но Макаров преуспел больше Володи. Семенов доктор, Макаров и доктор наук и член-корреспондент Союзной Академии. Яшкается с Гурием Марчуком, запросто ныряет в ЦК КПСС, среди ученых страны личность известная.

Объективно Семенов ни в чем не уступает Макарову. Володины монографии шикарные не потому, что он умеет излагать мысли. У него есть о чем рассказать и в этом он далеко ушел от наших. Алексей

Макаров побойчее Володи. Семенов основательно медлительный и проигрывает в разговорчивости член-корру. Если принять во внимание возраст Стыриковича и нынешнего академика-секретаря отделения физико-технических проблем энергетики Попкова, то не за горами время, когда Макаров станет отвечать за всю энергетическую науку в стране.

При всем уважении к содержательности монографий Володи я бы не осмелися отнести его к большим оригиналам. В монографии Семенов излишне безупречен, в ней не видно его самого.

От трех специализированных вещей я получил эстетическое удовольствие. Первая принадлежит Людвигу Больцману о теории газов, вторая, отчет Владимира Фаворского о слоевом горении топлива и третья – это первая глава кандидатской диссертации Саяна.

В конце концов, пора уже давно договориться – в науке важнее всего не знание, а умение распорядиться знанием. Точнее, рассуждения по поводу полученного задарма чужого знания. Этим и отличались от резко возросшего в наше время поголовья ученых спецы средних веков.

В первую голову, Ньютоны и прочие были прежде всего философы, и все, что им принесло деньги, почет, славу, квартиры – для них самих так и осталось проходными вещами.

Кандидат наук Фаворский в 40-х и 50-х годах был заместителем

Чокина и умер в начале 60-х. На нашем этаже, как обычно, шел ремонт и рабочие выбрасывали из комнат оставшиеся после уборки бумаги.

Поверх ящика с пожарным шлангом кто-то из них бросил отчет института в ледериновом переплете. От нечего делать я взял его в руки, раскрыл и с первого предложения в предисловии меня растащило. Естественно, я не понял в чем прелесть слоевого сжигания топлива, но, что писал о нем человек интересный мне стало ясно сразу.

Как уже упоминалось, дисер Саяна Ташенева о выборе решения в условиях неопределнности исходной информации. Тема намного скучнее слоевого сжигания топлива.

Попросил я у него диссертацию для заимствования метода написания первой главы. Стал читать и позабыл для чего просил. Я отбросил намерение вникнуть в содержание и смысл, так как догадался: это интересно, потому что это писал человек свободно мыслящий.

Хаки и Саян двоюродные братья. Но Саян не Хаки. С ним не развяжешься. В две секунды может выписать прогонные до евбазы, а то и по морде дать.

Прочитав первую главу, я понял, почему он на работе решает кроссворды, лялякает с мужиками и играет в преферанс. Плохо только одно – он не приучен пить в рабочее время.

У жены президента Никсона Патриции были кривые ноги. В 72-м ноги президентской жены не обсуждались. Не потому, что моветон, а потому, что визит Никсона в Москву проходил под аккомпанемент бомбардировок

Ханоя.

У Раисы Максимовны ноги прямые, но Жора Мельник говорит про нее:

– Там не на что смотреть.

Тереза Орловски, Кэт супругу генерального секратаря кличут

Райкой. Руфа говорит, что Раиса Максимовна вовсе не Раиса

Максимовна, а Раиса Мифтаховна.

– Точно вам говорю, она татарка! – пыхтит, как Черчилль гаванской сигарой, сигаретой "Прима", наш татарин. – Прицепилась к мужу и ездит по загранкам… Сталин баб правильно не допускал в свою компанию…

– Рафаэль, жена Горбачева не татарка, – на защиту Раисы

Максимовны поднялась Ушка. – Она казачка и с Кубани.

– Она с Казани! – со смехом встряла Орловски.

– Перестаньте! – Ушка захлопнула журнал "Бурда". – Горбачеву некому верить… Только с женой он может…

"Нога прямой", а что толку?

– Что он с ней может? – Руфа укоризненно покачал головой. – Ох, и наглая эта Раиса Максимовна…

Жора Мельник обсуждает перспективы развития Казахстана.

– Когда генерал-губернатора снимут?

В самом деле, когда снимут Кунаева?

У Алтынбека хорошая знакомая в газетном киоске на Рыскулова. Она оставляет ему "Московские новости", зять Сатка не забывает и обо мне, дает почитать газету. Он называет Горбачева хрущевцем.

– Нельзя так поступать с людьми! – возмущается на кухне Алтынбек

Смотря с какими людьми. С теми, которые заслужили, очень даже можно и нужно.

На коленях у меня Шон. Сын вырывается из рук. Мне неприятен

Горбачев как человек, но с его кадровой политикой, с небольшими оговорками, я согласен, потому и приговариваю: "Горбачев дает!".