Ему часто снился этот сон – все, как в фильме режиссера Нугманова. Ночь, заснеженная аллея, свет фонаря, просьба прикурить, нож. Нож не был неожиданностью – тот фильм он смотрел несколько раз, а сон видел десятки раз, и всегда было одно и то же – ночь, снег, фонарь, вопрос и удар. Услужливое воображение после этого медленно «гасило свет», и не было неожиданности, а был спокойный интерес – будет ли снова свет? Иногда сон продолжался, и он снова видел ту же аллею. Иногда он просто просыпался.

В этот раз было немного иначе. Не было снега. Убийца подошел откуда-то сбоку, сделал свое дело… И после этого ночь и пальмы – да-да, пальмы! – вдруг сменились ярким светом, и он ощутил полный кайф, неземное спокойствие и блаженство. Это длилось несколько мгновений, а может – целую вечность.

А потом он снова увидел ночь и пальмы. И себя в луже крови. Тогда он понял, что это точно сон – только во сне можно увидеть себя со стороны, и увидеть не глазами. Ведь все происходит непосредственно в мозгу, так? Чтобы проснуться, нужно открыть глаза.

Открыть глаза…

Вот черт. Открыть глаза!

«Если не в силах сохранять дружелюбный тон во время телефонного разговора, улыбайся, – так учил Нику ее первый начальник. – Даже если ты всей душой ненавидишь человека на другом конце провода, в твоем голосе появится неподдельная теплота. И вообще, людям надо улыбаться».

Это научило Нику общаться по телефону с клиентами, журналистами, коллегами, новым начальником, очередным начальником, родителями, любовниками, надоевшими подругами. Это также научило ее общаться с людьми лицом к лицу. «Людям надо улыбаться».

И это отучило ее доверять дружелюбным голосам телефонных собеседников, да и вообще любым человеческим улыбкам. «One may smile, and smile, and be a villain», – повторяла она. Улыбаться, и быть мерзавцем.

– Пока, милая, – сказала она сестре, улыбаясь. – Звони мне чаще, хорошо?

Дождавшись коротких гудков, она в бешенстве хватила трубкой о корпус старенького телефонного аппарата. Как можно быть такой дурой… нет, не дурой, а закостенелой, черствой стервой?

Лейбористы ее, видите ли, волнуют, и лучшая в мире британская система образования. И невероятные приключения ее британского мужа. О своем первом муже, уже скоро десять лет как лежащем в дорогой богородской земле, она вряд ли волнуется. Вот почему Ника не торопилась в гости к сестре, хотя в Лондоне бывала чуть ли не каждые полгода.

Ведь как бывает. Едет небедный человек, один из первопроходцев туристического бизнеса в стране, на заднем сиденье одного из первых в Москве внедорожников Nissan Patrol. Везет сына-вундеркинда домой из одного из первых в Москве частных детских садов. На Садовой по тем временам «большое движение», то есть тишь да гладь, что вдоль, что поперек. И проехать-то нужно было всего несколько домов. Квартира – на Плющихе. Садик – в Кривоарбатском переулке, по соседству с военной прокуратурой и той стеной, что год назад разукрасили черными письменами поклонники Цоя. Утром жена, одна из первых московских красавиц, сама отвела туда ребенка, да и отправилась по делам – сначала в один из первых московских соляриев, потом – послушать бродячих арбатских трубадуров, ну а после уж – в Смоленский гастроном. Домой сына привезет муж на джипе с водителем. Как и всегда по понедельникам.

А тут – танки.

У московской милиции в те дни одна забота была, министр внутренних дел Пуго ей самолично наказал – чтобы люди больше одного не собирались, и чтобы комендантский час не нарушали. Люди и вправду особо не собирались – нигде, кроме Красной Пресни. Но уж там собрались, так собрались, и московская милиция ничего поделать тут не могла. И не делала. Нигде в городе. Спросите у москвичей, кто помнит, что делала милиция 19 августа 1991 года? Как танки асфальт ломали – все помнят. Как машины переворачивали, как костры на улицах жгли – помнят. А где родная милиция была – никто не помнит. Страшные были дни.

Молодой бандитской поросли – раздолье. Хочешь – сберкассы штурмуй, хочешь – витрины ювелирных магазинов бей, никому дела нет, вневедомственная охрана и та хвост поджала. А хочешь – кооператоров глупых по такому случаю начинай жизни учить.

Секции рукопашного боя тогда в моде были. Надо тебе – иди и молоти резиновые груши и приятелей руками и ногами за пятнадцать рублей в месяц. И тиры большим успехом пользовались. Оружия бесхозного на улицах уже хватало – у кого ТОЗ, у кого ПМ, у кого дедушкин ТТ. АКМы с грузовиков пока не раздавали, но до этого только два года оставалось.

Правда, мальчики из секций стрельбы и боевого самбо уже тогда низшим сортом бойцов считались. Настоящие кадры подбирались из интернационалистов, у которых и самбо, и меткость – настоящие, опробованные в боях. А лучше всех – те, кого на втором году службы выдернули «из-за речки» в связи с выводом ограниченного контингента, не дали довоевать.

Профессиональные водители – так просто на вес золота были. Кто из школы или из армии с шоферской корочкой вышел – не зря, значит, истратил юные годы. Если умеешь бить ногой в челюсть, да из ствола по грудной и головной мишеням не промахиваешься – просто молоток. Но если еще и баранку можешь крутить – нет тебе, парень, цены.

Молодые кооператоры по тем временам чуть-чуть другие жизненные ценности исповедовали, идеалистические. Мол, говоришь по-английски и знаешь компьютер – есть тебе путевка в жизнь. А еще считалось очень хорошо, если водишь машину. В этом вопросе уже тогда и у бизнесменов, и у бандитов было полное, так сказать, единство.

Не пройдет и года, как полное понимание будет и по всем остальным пунктам. Но тогда делались только первые шаги навстречу. Очень уж много было барьеров, отделявших преступный мир от делового – закон, порядок, государство. Но в тот понедельник барьеры временно убрали.

Деловой и преступный мир встретились на Калининском проспекте, на отдельно взятом мосту через Садовую. С одной стороны – плохое место для убийства, ведь отовсюду видно. А с другой стороны – идеальное место, если не убийство это, а показательная казнь, а милиции нет и неизвестно. Здоровенный внедорожник, когда по тому мосту разворачивается, совсем медленно идет. Вот тут-то и нужно водителю притаившейся на углу рыжей «копейки» с работающим мотором дать газу, чтобы путь внедорожнику перегородить, а его пассажирам из «копейки» выскочить и тот внедорожник ста восьмьюдесятью пулями из АКМов изрешетить. Как в хорошем американском фильме «Крестный отец», только гораздо быстрее, ведь скорострельность АКМа в автоматическом режиме – десять выстрелов в секунду. Семь секунд – и два рожка вылетели (еще секунда на перезарядку, вот почему семь секунд, а не шесть), а тогда обратно в «копейку» и деру – хочешь по Садовой, хочешь – в Проточный переулок и на набережную. Это уже водителя забота.

Милиция-защитница, которой пришлось-таки в тот день на место преступления выехать, эту версию событий, надо сказать, не поддержала.

Во-первых, в трупе и в джипе потерпевшего было найдено в общей сложности всего сорок восемь пуль. Сорок восемь, а не сто восемьдесят! Правда, никто не считал пули, усвиставшие по Калининскому проспекту к магазину «Мелодия», кинотеатру «Октябрь» и аптеке. Может, их и сто тридцать две было, а может, и двенадцать всего. И во-вторых, – сами попробуйте вынуть из АКМа пустой магазин и вставить снаряженный всего за одну секунду, ничего у вас не выйдет! Следственный эксперимент показал, что на то, чтобы вынуть пустой магазин и засунуть его в сумку с боеприпасами, или за пояс, или в карман, уйдет полторы-две секунды. Вынуть из сумки с боеприпасами или из-за пояса запасной магазин, и вставить его в автомат – еще полторы-две секунды. А еще надо дослать патрон в патронник. В общем, никак версия о ста восьмидесяти пулях и семи секундах не проходит.

Не говоря уже о том, что, как оказалось, баллистическая экспертиза установила – автоматический огонь велся ни из каких не из АКМов, а из пистолетов системы Стечкина. Которые, как известно, стреляют очередями и имеют двадцатизарядные магазины. Двадцать на три – итого как раз шестьдесят пуль! Кстати, гильз на месте расстрела не нашли никаких. Ни от Стечкина, ни от Калашникова. Может, убийцы к своему оружию приспособили холщовые мешки, или пакеты какие-нибудь целлофановые. А может, все подобрали местные жители. Может, надо было оперуполномоченным по квартирам Проточного переулка пройти да поспрашивать.

Да, и в-третьих – с маркой машины полная неразбериха. Всего лишь один свидетель говорит, что это была «копейка». Двое других утверждают, что это был четыреста двенадцатый «Москвич», а еще один клянется, что видел старый ржавый Fiat.

И самое главное – все свидетели уверены, что только двоих пассажиров они видели в той машине. Двоих! А значит, в числе стрелков был и водитель.

Кстати о водителях – куда делся водитель джипа Nissan? Ребенок понятно куда делся – его вытолкнул из машины отец еще до того, как раздались выстрелы. Мальчик только поэтому и выжил. А как и почему бесследно исчез водитель – неизвестно.

Правда, по словам пятилетнего Саши, который, якобы, видел это все, «как в замедленном кино», и мог впоследствии о каждой секунде трагедии во всех подробностях рассказывать часами, никогда не отклоняясь от собственного описания ни на йоту, было так. Когда перед внедорожником вылезли рыжие «Жигули» (точно такие же, как нарисованы на картинке в третьем издании «Детской энциклопедии», так что ошибки быть не может), новый папин водитель, лицом похожий на разведчика из кино (а не шофер Кока, который тогда заболел, и поэтому уже три дня не работал), повел себя очень странно. Сказав «Сейчас разберусь, сидите», водитель зафиксировал ручной тормоз, вынул ключ из гнезда зажигания, вышел из джипа, подошел к тем двоим, с чулками на головах, которые вылезли из «Жигулей», взял у них автомат Калашникова (такой же, как в энциклопедии! ), повернулся и вместе с ними стал стрелять в папу. Потом вместе с ними же сел в «Жигули», и уехал.

Ни в одном милицейском протоколе слова мальчика Саши не были зафиксированы, так как не учитывались в качестве показаний. В следственном заключении было отмечено, в частности, что преступники, ведя огонь из своих пистолетов, не произвели ни одного выстрела по таким уязвимым точкам автомобиля потерпевшего, как колесные скаты, мотор или бензобак. Палили, понимаешь, как заведенные, только по салону – вот и угодили в него аж сорока восемью пулями из шестидесяти возможных. К тому же преступники, оказывается, совершенно пренебрегли возможностью уничтожить цель перекрестным огнем. Они не рассредоточились, как положено, по позициям по разные стороны джипа, а стояли все вместе, как пугала огородные, около своего автомобиля. Что убедительно доказывает, что работали никакие не бывшие военные, и вообще не профессионалы, а типичные злостные хулиганы без опыта и понимания правил ведения боя.

Вот тут бы и спросить милицию-заступницу – да зачем же хулиганам стрелять по колесам джипа, который и так стоит на «ручнике» с заглушенным мотором?

И зачем стрелять им по бензобаку, который, как известно, взрывается от пуль только в художественных фильмах?

И зачем стрелять им по мотору, который для пистолетов вообще неуязвим? (Другое дело – для автоматов Калашникова, но ведь эксперты доказали, что автоматы сыну убитого коммерсанта только привиделись! )

И зачем им стрелять с разных сторон джипа – чтобы друг друга, что ли, уложить?

И какими были найденные пули – пистолетными, калибра 9 мм, или автоматными, калибра 7,62?

А следственный эксперимент с перезарядкой автомата – почему его не провели так, как эта самая перезарядка происходит в бою? Когда пустой магазин, извлеченный из казенной части, в доли секунды заменяется на второй, полностью снаряженный, прикрученный к первому клейкой лентой?

И почему никто не понял, что правильные ответы на эти вопросы как раз и доказали бы, что трое убийц кооператора (и несостоявшихся убийц маленького мальчика Саши) были не местными хулиганами, вооруженными давно снятыми с производства железками, а матерыми профессионалами, съевшими на тактике боя не одну собаку?

Но никто обо всем этом следователей милицейских так и не спросил. Вот и получилось, что истории, рассказанной не по годам наблюдательным детсадовцем, поверила только его мама. Правду о гибели главы семейства никто не узнал. Теперь тот детсадовец заканчивает одну из британских частных школ, а его мама, счастливо забывшая во втором браке невзгоды первого, делится с младшей сестрой новостями по международной телефонной линии.

Вот, к примеру, ее муж, вернувшись с патрулирования, рассказал о том, как, зайдя на штрафную стоянку Гайд-парка, стал свидетелем сцены с участием русского. Опытный лондонец, видите ли, никогда не оставит свою машину в неположенном месте – как всем хорошо известно, ее моментально эвакуируют. Поэтому обычные гости на штрафных стоянках Лондона – водители-чайники и туристы из «третьих» стран.

– И вот он говорит мне: «Представляешь, Айрин»…

Сестру звали Ириной – до тех пор, пока не сбылась мечта ее детства, и она, с младших классов английской школы бредившая Тауэром и Букингемским дворцом, не вышла, наконец, замуж за англичанина.

«Англичанин» был на самом деле шотландцем и служил в местных органах правопорядка, что характеризовало его как солидного человека и полезного члена общества (а отнюдь не как малограмотного, потенциально опасного типа, падкого на взятки и прочую халяву, если вы вдруг что не так подумали). Познакомились они в фойе театра Ее Величества, что в лондонском Вест-Энде, в антракте между двумя актами «Призрака Оперы». Ирина проходила недельный курс повышения квалификации в Лондонской школе бизнеса. Повышенная квалификация тоже пригодилась – когда Ирина получила вид на жительство, ей удалось устроиться на незначительную должность в лондонский филиал «Дойче Банк».

Потрясающая история, которой офицер-шотландец порадовал свою женушку Айрин, заключалась в том, что его приятели на штрафной стоянке как раз в этот момент оформляли очередного нарушителя. Но на этот раз нарушителем оказалась не какая-нибудь очередная заплаканная рыжая девушка, а весьма самоуверенный и хорошо одетый молодой с каменным лицом, явно не британец.

– «Представь себе, Айрин! – говорит он мне. – Он даже не взглянул на сумму штрафа, которую предстоит уплатить, а просто бросил офицеру карточку „Американ Экспресс“. Золотую, между прочим. Ему сказали – полицейское управление не принимает „Американ Экспресс“, а он, глазом не моргнув, вытащил золотую „Мастер“. И ни тени раскаяния, стоит с каменным лицом! И ведь двести фунтов! Да, почему я обратил внимание – у него оказался точно такой же паспорт, как был у тебя».

Все было понятно – очередной соотечественник попался на незнании законов «свободного мира». А что ему было делать – плакать, как какая-нибудь рыжая девушка, и умолять не взимать штраф? Ника промолчала.

– В общем, это просто удивительно, как русские умудряются вести себя в Европе, – подытожила сестра. – Ведь он наверняка заблокировал своим автомобилем пожарную колонку, или подъезд для кареты скорой помощи, или парковочное место, предназначенное для горожан! Раз его машину эвакуировали в Гайд-парк, значит, она стояла где-то в Вестминстере, а это очень густонаселенный район.

Тема общественного порядка была исчерпана, и Ирина перешла к политическим новостям:

– У нас здесь все так сложно… Этого ужасного Тони Блэра, похоже, переизберут на второй срок.

– А чем тебя не устраивает Тони Блэр? – поинтересовалась Ника.

– Он – лейборист, то есть социалист-демократ, популист. – Ника представила себе, как сестра загибает пальцы. – Он собирается реформировать нашу лучшую в мире систему образования. Он хочет ввести здесь евро. Что такое евро, его в глаза кто-нибудь видел? При этом он чуть ли не в обнимку ходил с этим Биллом Клинтоном. Скоро он обязательно втравит нас в какую-нибудь войну на стороне США. Он уже затащил нас в Косово!

– Ир… Не знаю, может, это и чушь… Н я определенно слышала, что как раз последние два-три года экономика Великобритании испытывает серьезный подъем. Ты думаешь, твой Блэр тут ни при чем?

– Определенно ни при чем, – отрезала Ирина. – Экономикой занимается Браун, тоже из лейбористов. Блэр умеет только языком болтать. Хорошо бы вместо Блэра избрали этого Брауна.

Хорошо бы в России избрали кого-нибудь вроде Брауна. Или вроде Блэра, у которого есть такие советники…

Но Ирина! Можно подумать, она всю жизнь прожила в Англии, родилась там! Можно подумать, что она не в России выросла…

Старомодный телефон из красной пластмассы, с настоящим дребезжащим звонком и большими круглыми кнопками (Ника принципиально хранила его, как память о восьмидесятых годах), снова часто затренькал. Опять международный звонок – похоже, «Айрин» забыла рассказать о чем-то еще из британской жизни.

– Ира?

Но тут Ника ошиблась. Голос в трубке был мужской.

Она почувствовала, что пол уходит из-под ее ног.

– Ты!?..

Пациент еще раз перебрал цветные коробочки с видеодисками, которые ему принесли два месяца назад (на вопрос о том, какой сегодня праздник, он тогда получил абсолютно серьезный ответ: «Второе февраля – День Сурка» ). Заботливый Рикки собрал по его просьбе все фильмы, которые получили «Оскаров» за последние семь лет. Первым в списке был, как и ожидалось, «Список Шиндлера». Названия остальных дисков (видеокассет больше нет, сказал Рикки, на DVD – что бы это значило? – гораздо выше качество звука и изображения), естественно, ни о чем не говорили.

Крейн не успел просмотреть все фильмы. Это же надо, как он отстал от жизни. 1994 год – «Форрест Гамп». Земекис, да, он же снял «Назад в будущее», а этот Хэнкс – это часом не Тернер из «Тернера и Хуча»? 1995 год – «Храброе сердце», на обложке старина Мел Гибсон, и он же сам себе режиссер. Видимо, про войну. 1996 год – «Английский пациент», и кто это у нас такой знакомый? Ральф Файнс – ба, это же тот самый нацист из «Списка Шиндлера»! Красавец, я знал, что ты далеко пойдешь. Режиссер – Энтони Мингелла. И кто это?

1997 год – «Титаник». Абсолютно неизвестные артисты в главных ролях, а вот режиссер – сам маэстро Джеймс Камерон. Это, должно быть, зрелище. 1998 год – «Влюбленный Шекспир». Опять неизвестные актеры. Какая-то Пэтроу… Пэлтроу… а вот опять Файнс, на этот раз по имени Джозеф, уж не брат ли Ральфу? Талантливые, должно быть, братцы. 1999– «Красота по-американски». Какой-то Сэм Мендес снял кино с каким-то Кевином Спейси, и этот фильм получил «Оскара». Сколько же всего пропущено!

Еще пять дисков были без обложек – Рикки объяснил, что это промо-копии тех фильмов, которые в этом году выдвинуты на главную премию. Информации ноль, диски надписаны водным фломастером. «Гладиатор» – кто может играть в фильме с таким названием, Шварценеггер? Сталлоне? Впрочем, они ведь уже пожилые люди, наверное. «Эрин Брокович» – такой фильм мог снять, наверное, Земекис. «Трафик». «Шоколад». «Крадущийся тигр, затаившийся дракон». Вообще никаких идей. Вынув из коробочки диск, пациент посмотрел его на просвет. Музыкальные компакт-диски точно такие же. Неужели сюда может уместиться целый фильм? Зато теперь, наверное, можно смотреть кино прямо на компьютере.

В отдельном бумажном пакете, размашисто надписанным «М-р Крейн», лежали три десятка коробочек с фильмами, которые не заслужили «Оскаров», но которые, по словам Кавасоса, тоже обязательно надо было знать. «Побег из Шоушенка», «Криминальное чтиво», «Обычные подозреваемые», «Бойцовский клуб», «Матрица», «Семь», «Леон», «Американская история Икс», «Секреты Лос-Анджелеса», «Реквием по мечте», «Спасение рядового Райана», «Жизнь прекрасна», «Зеленая миля», «Беги, Лола, беги», «На игле», «Магнолия», «Схватка», «Большой Лебовски», «Двенадцать обезьян», «Большой куш», «Карты, деньги и два ствола», «Простая история», «Шестое чувство», «Казино», «Свой человек», «Быть Джоном Малковичем», «Помни», «Шоссе в никуда», «Отчаянный». Вот черт. Когда же все это смотреть?

Вопрос был чисто риторический – за последние месяцы ему не так уж часто удавалось поставить себе кино. Первая половина дня была занята бесчисленными процедурами. Крейна подвергали ручному, водному и механическому массажу, кололи иглами и лазером, пропускали через различные части его тела электрический ток, а несколько раз даже подносили лечебных пиявок. За процедурами следовали строго дозированные упражнения на разнообразных тренажерах. Потом ему разрешали принять душ и пообедать. Еда состояла из однообразных жидкостей и каш. После обеда Крейна укладывали в постель, и заставляли спать ровно два часа.

Потом снова процедуры, потом обязательный безвкусный ужин… Где-то на второй месяц жизнь начала налаживаться – лечебные процедуры сократились, стало больше физических упражнений, в меню появилась нормальная человеческая еда. В начале марта впервые («за семь лет!» ) появилось рыбное блюдо. А лучшим фильмом года был объявлен «Гладиатор».

В конце марта принесли настоящий стейк и поздравили с возвращением к полноценной жизни. Это было что-то вроде выпускного бала – в тот же день Крейн переехал из больницы в отель «Рузвельт» на бульваре Голливуд.

Впрочем, к полноценной жизни, в его понимании, он вернулся уже давно – в тот день, когда он понял, что ему больше не нужен тихий час, и что он вообще не хочет больше спать – он хочет знать. За семь лет могло произойти очень многое. Тогда он попросил Рикки принести ему какую-нибудь подшивку газет, или журналов, или справочник, или хоть что-нибудь, из чего можно было бы узнать все новости. Рикки весело подмигнул ему и сказал: «Они вам больше не нужны, Тимоти. Теперь у вас есть Интернет».

На выбор ему принесли два ноутбука. Полупрозрачную, как будто склеенную из оргстекла, вещицу от фирмы Apple он с негодованием отверг, но через минуту выяснилось, что благодаря новейшей версии Windows, датированной двухтысячным годом, старый, добрый IBM превратился в подобие Apple. Ладно, какая разница. Под дверь палаты пришлось просунуть провод, который, как ему объяснили, надо обязательно включить в ноутбук. «Это для модема?» – неуверенно спросил Крейн. «Да, вроде того, мистер Крейн», – сказал инженер. «А процессоры теперь какие – 686 или 786?», – сделал еще одну попытку Крейн. «Не знаю, о чем вы, мистер Крейн. Это Pentium III. Давайте лучше покажу вам, как путешествовать по «паутине». Через несколько минут он уже понял, что Паутина есть имя собственное, да какое!

Ага, Бориса Николаевича таки переизбрали! Сначала переизбрали, потом – ого! – сделали ему операцию на сердце. Так он, оказывается, сердечник, а мы-то думали – пьет. Хотя, вернее всего, и то, и другое…

Да, но 31 декабря 1999 года он сложил с себя полномочия. Избран некто Путин, Владимир Владимирович. Ну-ка, ну-ка… Кандидат экономических наук, женат, имеет двух дочерей. Это хорошо. Родился 7 октября 1952 года в Ленинграде… юридический факультет ЛГУ. Служил – где!? Обалдеть, во внешней разведке КГБ! Новый президент – мало того, что чекист, еще и шпион. Ну, дела. Работал в Германии. Ни дать, ни взять – Штирлиц. Вернулся в ЛГУ, потом был советником Собчака. А Собчак-то умер. Жаль… Первый зампредседателя правительства Санкт-Петербурга, и вдруг сразу – заместитель управляющего делами президента Ельцина, а потом начальник Главного контрольного управления президента, а потом первый зам руководителя администрации президента, а потом бабах! – директор ФСБ… Какие удивительные бывают карьеры. Ну и, наконец, премьер-министр. После заявления Ельцина об отставке назначен исполняющим обязанности главы государства. Набрал пятьдесят три процента голосов и победил в первом туре президентских выборов, опередив десяток остальных кандидатов.

Да уж, как-то мутно. В США два срока отработал Билл Клинтон, неплохо, вроде, отработал… Немножко запятнал, правда, себя скандалом с какой-то Моникой… и заодно запятнал платье этой самой Монике. Забавно. Наиболее вероятным кандидатом в президенты был Эл Гор, умный вроде мужик, но избрали почему-то сына бывшего президента Джорджа Буша, тоже Джорджа, соответственно, Буша. Младшего.

Ну ладно, это все имена. А вот в политике и макроэкономике какой-то полный кошмар. Сначала в России случился банковский кризис, рубль подешевел в два раза, курс доллара подскочил до четырех тысяч. Потом потребовала полной независимости Чечня, и туда отправили целую армию – сорок тысяч военнослужащих. Вместо второй Венгрии или Чехословакии почему-то получился маленький Афганистан – локальная война длилась до 1996 года. Потом мирный договор 1996 года – перед выборами, что ли? Потом короткий год эйфории – экономика развивается, бизнес поднимает голову, люди снова начинают покупать машины и квартиры, рубль деноминируют в тысячу раз. Но в 1998 году – очередной финансовый кризис… на этот раз какой-то дурацкий – вместо выплат по собственным облигациям государство предлагает кредиторам более «длинные» облигации. В стране от этого случается паника, жаркими августовскими днями люди скупают доллары.

Крейн с интересом рассматривал графики колебания курсов валют. 17 августа доллар стоил 6 рублей 29 копеек – это шесть тысяч двести девяносто рублей до деноминации… За две недели доллар дорожает всего на 25 процентов, но в сентябре Центробанк сдается, рубль обваливается, и в течение следующего года рубль теряет три четверти своей стоимости. А в сентябре 1999 года возобновляется война в Чечне. Зачем?.. Ага, поводом послужили – о, господи! – многочисленные теракты в России! Захваты заложников, взорванные дома… А еще через год мы теряем подводную лодку. Ну и мрак.

Подозревая, что обращения к глобальной сети легко отслеживаются, Крейн на всякий случай читал только англоязычные ресурсы, и старался разбрасывать свои запросы максимально широко. Этого правила он придерживался, и переехав в отель.

В Европе и мире дела шли не лучше. Летом 1997 года в Париже погибла в автокатастрофе принцесса Уэльская, Диана Спенсер. США и НАТО врезали зимой 1998 года по Ираку, весной 1999– по Сербии и Косово. Слободан Милошевич – батюшки, что творится! – проиграл выборы, но почему-то до сих пор не повешен, и даже не арестован. Живет себе в Белграде, выдавать его гаагскому трибуналу никто не собирается.

Может, хоть культурная жизнь порадует? В Нью-Йорке возобновлены показы мюзикла «Чикаго». В Париже открылся мюзикл «Собор Парижской Богоматери» по роману Гюго, в Лондоне – мюзикл «Mamma Mia!» по песням группы «ABBA». Лучший мюзикл всех времен и народов «Кошки» закрылся в Нью-Йорке после восемнадцати лет показов, но все еще идет в Лондоне – вот уже скоро двадцать лет. В Москве идет кастинг для грандиозного музыкального представления по роману Каверина «Два капитана», авторы мюзикла, известные барды, поклялись не выступать сами, пока не шоу не будет открыто. Кроме танцевально-музыкального шоу людям обещано зрелище приземления самолета в натуральную величину прямо на сцену… А вот в Лас-Вегасе, в отеле «Стардаст», закрыто – после девяти лет показов – шоу Терри Ловерна и Теда Лоренца «Enter the Night». «Какая жалость, – подумал Крейн. – Так я его и не посмотрел».

Спустя несколько дней после переезда в отель Крейн потребовал кредитку, водительские права и автомобиль. «Нет, не надо «Кадиллак». Нет, «Бьюик» тоже не надо. Вполне подойдет «Шевроле». Нет, не надо с автоматической трансмиссией. Как это «только с автоматической?..». В итоге на стоянке отеля «Рузвельт» появилась красная «Малибу», на которой Крейн, вооружившись дорожной картой, принялся изучать географию Лос-Анджелеса и его пригородов.

Поиск информации в Интернете оказался вполне логичным, и не таким уж сложным занятием. «В Интернете можно найти все, что угодно», – сказали ему, когда показывали, как работают AltaVista, Yahoo! и Google.

Проблема Крейна была в том, что он не мог просто снять телефонную трубку и позвонить тем людям, о которых он беспокоился. В его ситуации это было невозможно. Но Паутина оказалась под самую завязку набита не только случайными данными, и не только достаточно ценной коммерческой информацией, но и огромным количеством персональных цитат, ссылок, адресов, телефонных номеров.

Не значит ли это, что можно, не обнаруживая себя и никого специально не спрашивая, выяснить все о судьбе некоторых людей?..

Проезд Малхолланда – Малхолланд Драйв – покорил его своими головокружительными виражами и не менее головокружительным видом Лос-Анджелеса. Днем оттуда лучше всего было видно знаменитую надпись «Голливуд», но Крейн старался приезжать на эту дорогу в темное время суток.

И с каждым днем его все сильнее манило шоссе с номером 15– дорога на Лас-Вегас, Невада.

– Рикки, – сказал Крейн. – Я достаточно потрудился за последние три месяца. Мне нужны каникулы. Солнце, вода, топлесс-шоу, азартные игры. Забронируйте мне на пару недель люкс где-нибудь в Вегасе, с хорошим бассейном. И купите мне уже сотовый телефон. Я отправлюсь туда на машине.

Чтобы проводить китайцев, Подвирный сам распахнул внутреннюю дверь офиса. Каждому персонально – кивок головой и рукопожатие. Сам закрыл дверь. В приемной с ними разберется администратор. Юристы, готовившие бизнесмена к визитам андеррайтеров и будущих инвесторов, рекомендовали удалить из приемной сотрудника службы безопасности, но у Подвирного не лежала к этому душа.

Как-то странно, когда нет под рукой охранника. Электронные системы наблюдения – хорошо, информационная безопасность – отлично, промышленная разведка, прогнозы враждебных действий конкурентов, все эти новомодные вещи – прекрасно. Но стопроцентную гарантию дает только страховой полис. Его страховой полис – вот эти вот подтянутые парни в плохо сидящих пиджаках. Его первый бизнес, кстати. Один из них всегда с ним – в офисе, в машине, в магазине, у салона красоты, у ресторана, возле дома на Новорижском шоссе. Подвирный расставался с личной охраной только у барьера таможни в аэропорту «Шереметьево-2». За пределами России он почему-то чувствовал себя в безопасности.

Замигал огонек внутренней линии. Подвирный нажал кнопку телефона:

– Да?

– Олег, я вам сегодня еще нужна?

Еще одна причина держать в приемной охранника – чтобы ни у кого в компании не было соблазна посудачить, не вызывает ли шеф, задерживаясь допоздна, молодых секретарш в свой кабинет для решения «личных вопросов» за закрытыми дверями. Шеф консервативен и непогрешим! Дверь его офиса всегда открыта (уж, по крайней мере, не заперта)…

– Нет, Светлана, на сегодня все, можешь идти.

– Прошу прощения. Рыбки…

Подвирный обернулся на огромный, во всю стену, аквариум.

– Да, разумеется. Спасибо, что не забыла.

Дверь отворилась, и миниатюрная администраторша прошла-протанцевала к аквариуму с пакетиком корма для декоративных рыб. Блузка полупрозрачная, юбка сантиметров на десять короче нормы… Пока Светлана, став на цыпочки (юбка задралась еще выше), занималась рыбками, Подвирный отстучал короткое сообщение руководителю отдела персонала: «Наталья, напомни администраторам о дресс-коде, пожалуйста. Понимаю, что они стараются для меня, но это лишнее. Спасибо, Олег».

– До свидания, Олег.

– Спасибо, Света, до завтра.

Дверь плавно закрылась.

Наконец-то можно спокойно поработать. В офисе осталась только охрана, личный водитель, да десятка два менеджеров. Подвирный не поощрял переработку, но и не гнал трудоголиков из офиса. В основном это его замы, а также начальники отделов, которые, как и он, любят работать допоздна. Это также менеджеры по закупкам, которые всегда в контакте с производителями, работающими из Германии, Голландии, Австрии, Франции, Великобритании. Рабочий день у них начинается и заканчивается соответственно – у кого по Гринвичу, у кого по среднеевропейскому времени.

Можно спокойно поработать… Подвирный потянулся за мышью и почти снес со стола чайную чашку, до половины наполненную крепким кофе. Усмехнулся, подвинул чашку к клавиатуре – и чуть не расплескал. Да меня колотит, сообразил он. Я перевозбужден! Какое там «спокойно поработать»…

Тринадцать лет, тринадцать лет… Старт с полного нуля, начальное накопление – цель оправдывает средства! Переориентация бизнеса, поглощение нужных активов – цель оправдывает средства! Лучшие становятся кандидатами в команду, но остаются только самые преданные, балласт – за борт, без сожаления, уничтожая репутацию!

Мелких конкурентов – к ногтю! Частников, прилавки, магазинчики – под каток! С крупными конкурентами – непрекращающаяся драка, на каждый укус – ответ сокрушительным ударом! Вы нам – пожарную инспекцию, мы вам – настоящих пожарных, на красных машинах, пусть попробуют спасти ваш выгоревший склад! Вы нам – налоговую полицию, мы вам – ОМОН, руководство в КПЗ, офис опечатан! Вы нам – угрозы, мы вам – действия! Понравилось неделю безвылазно просидеть в бизнес-центре под охраной? Или в загородном доме с обрезанным телефоном? А в перевернутой машине полсуток с переломами пролежать?..

Подвирный обнаружил себя у окна, грозящим кулаком невидимым конкурентам. Эк меня занесло, ухмыльнулся он. Уж давно нет и тех конкурентов, и тех методов. Мы теперь законопослушные, белые и пушистые. У нас международный аудит. У нас взаправдашний пиар-директор ждет не дождется отмашки, чтобы грандиозную пресс-конференцию устроить о нашем выходе на биржу. Не на РТС, черт подери, на нью-йоркскую фондовую биржу! И будущие держатели акций – вон они, только что откланялись, все как на подбор желтолицые и узкоглазые. Само китайское народное правительство, говорят, выразило интерес! Из достоверных источников известно!

Хотя, между нами, дураки китайцы. Им бы сейчас вложиться, а не после размещения. Заработали бы на порядок больше. Нет, тянут, осторожничают…

Вызову-ка я Осипова, решил Подвирный. Потолкую с ним о новой пиар-стратегии в новых условиях. Вернулся за рабочий стол, подвинул к себе телефонный аппарат.

– Андрей, добрый вечер, домой не собираешься?

– Добрый вечер, Олег. Так смысла же нет, пробки. Раньше девяти вечера без толку выезжать.

– Есть время поговорить?

«Я приехал сюда в отпуск, и обязан загореть», – сказал себе Крейн. За время реабилитационной терапии он усвоил очень четкий распорядок дня, и решил пока без надобности его не нарушать. Ровно в восемь утра он спускался на завтрак в ресторан отеля «Луксор», в девять уже лежал в шезлонге у бассейна, в одиннадцать отправлялся в свой номер и принимал душ. На изучение города он отвел два дня.

На третий день у бассейна около десяти утра он буквально в метре от себя услышал русскую речь. Голос женский. Нет, конечно, это не она. Откуда ей тут быть, среди отдыхающих? Но взглянуть все равно нужно. Крейн досчитал до десяти и медленно повернул голову. Крашеная блондинка в очень нескромном для этих мест купальнике что-то внушала толстому лысому спутнику в узких плавках, также достаточно неуместных. Явно русские. «Затравленный русский взгляд», – вспомнил Крейн.

– Ну и черт с тобой, – сказала блондинка. – Я все равно выпью.

Она повернулась лицом к Крейну, пошевелила губами, что-то соображая. Крейн приветливо улыбнулся и произнес:

– Can I help you?

Блондинка обрадовалась и, запинаясь, проговорила:

– Ю донт ноу, ай кэн бай самсинг ин зе бар, он май намбер?

На европейских курортах обычно записывают покупки, еду и напитки на счет гостиничного номера, сообразил Крейн.

– Uh, I don’t think so, – лучезарно улыбаясь, ответил он. – I believe they prefer cash here. Sorry for that.

– Идиоты, все у них не как у людей, – сообщила блондинка своему лысому другу.

Крейн еще раз лучезарно улыбнулся ей во все тридцать два идеально ровных зуба, и, откинувшись в своем шезлонге, вернулся к книге. На одной из заправочных станций его внимание привлекло сначала заглавие – «Беглый присяжный», а потом и имя автора, показавшееся знакомым – Джон Гришем. В списке книг автора он обнаружил два известных ему названия. Этих романов он не читал, но видел фильмы по ним – «Фирму» с Томом Крузом и «Дело о пеликанах» с Джулией Робертс и с этим, из «Славы», похожим на молодого Сидни Пуатье… как же его? В общем, неважно. Книга оказалось интересной, читалась быстро.

В полдень Крейн шел перекусить в Интернет-кафе. «Перекусывал» он до вечера. Здесь он мог не опасаться, что его запросы вызовут подозрение и разрушат «легенду». Каждый день он проводил за компьютером пять-шесть часов, пока глаза не начинали болеть от бесконечного перелистывания Интернет-страниц.

Даже неизвестно, что сложнее – найти людей, которые семь лет назад занимались бизнесом в России, или девушку, которая, возможно, совсем недавно выступала в шоу «Enter The Night»! Семь лет назад он провел с ней очень странную ночь, если это можно назвать «ночью» – в машине, по дороге из Лос-Анджелеса в Лас-Вегас. Причем она была за рулем. Причем, возможно, от нее не будет никакого толку. Хотя почему бы все равно ее не найти?

Тысячи статей, заметок, реплик в гостевых книгах, конференциях, блогах. Тысячи фотографий.

На четвертый день он столкнулся с русской парой – блондинкой и ее лысым другом – у входа в отель в одиннадцать утра. Он шел в отель, они, с заспанными лицами – загорать. На пятый день они так и не появились – видимо, проспали. Зато Крейн нашел информацию о русских бизнесменах.

В тот вечер он напился в казино «Луксора» до беспамятства. Весь шестой день ему было очень плохо, он не загорал и не занимался поиском в Интернете.

На седьмой день он нашел девушку.

В отель с таким названием – «Сан-Ремо» – он бы прежде и шагу не ступил. Шоу можно было смотреть бесплатно, заказывая напитки в баре. Когда появились четыре легко одетые девушки и стали для начала показывать фокусы с картами, Крейн сразу сообразил, какими будут более масштабные трюки. Впрочем, проделано все было с большим вкусом. Вот девушка пока еще вроде бы одета, вот она достает откуда-то из воздуха два больших веера и прикрывается ими буквально на долю секунду, и тогда веера превращаются в конфетти, а девушка остается в пышном головном уборе и узких стрингах.

Тут-то Крейн и узнал Ингу. На каблуках-стилетах она казалась очень высокой, а головной убор с перьями и сценический грим сильно меняли лицо, но это точно была она. Крейн потерял всякий интерес к шоу. Важно было не упустить момент… ну, и не напугать девушку.

Улучшив момент, он взял за пуговицу смуглого официанта.

– Братец, мне бы познакомиться с девушкой, – затараторил он по-испански. – Вон с той, которая сейчас держит птичью клетку. Передай ей записку, прошу тебя по-человечески!

Крейн одолжил у «братца» карандаш, схватил салфетку и нацарапал на ней несколько слов по-русски. Вместе с запиской в ладони «братца» исчезла двадцатидолларовая купюра.

Шоу закончилось уже час назад. Крейн допивал третью чашку кофе, когда у прохода появилась она – высокая шатенка, причесанная каре, в серых джинсах и замшевой куртке, на лице никаких следов макияжа. На плече рюкзачок. Увидев Крейна, она сильно побледнела, и все же подошла решительным шагом.

– Чему быть, того не миновать. Я знала, что это вернется. По крайней мере, ты жив.

– Я жив, – улыбнулся Крейн. – И что бы там ни было, я на тебя не в обиде. Просто расскажи мне все. Чистосердечное признание… Что ты пьешь после шоу, пиво?

Инга помотала головой:

– Минеральную воду, газированную.

Крейн подозвал официанта и попросил бутылку «Эвиан». Помявшись, спросил:

– Трудно найти работу, когда шоу закрывается?

Инга пожала плечами.

– Всегда по-разному. Смотря кому. Смотря какую работу. Я тут университет закончила, у меня диплом, есть публикации. Я радиохимик, кстати. Ну и… как видишь.

Официант принес бутылку воды и высокий стакан с надетым на ободок кружочком лимона.

– У нас в «Enter The Night» была звезда – Аки, «танцовщица 21– го века». На самом деле ее зовут Акке, она голландка. Ей, в принципе, работать уже не надо – она вышла замуж за одного шишку из «Тропиканы». Но она такая… ее не остановишь. Учится на адвоката.

– А почему шоу закрыли? – поинтересовался Крейн. – Оно ведь достаточно долго держалось, насколько я понял.

Инга вздохнула:

– Те, кто занимается шоу-бизнесом в Лас-Вегасе, вообще-то очень четко отслеживают интерес публики. Именно поэтому мы и держались так долго. На «Enter The Night» всегда был аншлаг. Перед началом шоу можно было купить билеты только за самые дальние столики. Это при том, что днем мы всегда давали «семейный» вариант, и только вечером – топлесс.

– Так в чем же была проблема?

Инга пожала плечами:

– Вегас изменился. Он всегда меняется. В начале девяностых, например, кто-то решил, что имидж центра развлечений, эксплуатирующих человеческие пороки, вредит городу, и нас стали причесывать под стандарт «для всей семьи». Тогда, кстати, и появилось шоу «Enter The Night», ведь предыдущее шоу «Стардаста», «Lido de Paris», было куда откровеннее… Но то было десять лет назад. А теперь курс опять поменялся на противоположный. Вот нас и закрыли. Теперь мы тут голые показываем фокусы. Акке, пока не поступила в свой университет, какое-то время продюсировала «Безумных девчонок» в «Ривьере», – видел афишу с задницами? Это еще ничего…

Страшась ответа, Крейн задал вопрос:

– Слушай… Так ты нарочно тогда подсела ко мне в машину?

Инга вскинула на него глаза:

– Jesus, конечно нет! Не в чем мне чистосердечно признаваться, понимаешь? Я уже почти забыла о тебе через пару дней, но тут кое-кто появился.

– Кто?

– Знаешь, в те годы в Вегасе не было столько русских, сколько теперь. А тут сначала ты, потом этот тип… После шоу меня дождался. Сначала, правда, говорил по-английски. Поздравил с прекрасным выступлением, а потом спросил – ехала ли я сюда из Реседы с таким-то? Ехала, говорю, а где он? А он говорит – нет, не ехала. Он, говорит, тебе приснился.

Инга сделал большой глоток воды, поперхнулась и закашлялась, на глазах выступили слезы. Крейн протянул ей салфетку, подождал. Спросил:

– Как выглядел этот человек?

– Хорошо выглядел. Такой, средних лет. Симпатичный, на кого-то из наших советских артистов похож, вроде Ланового. Был очень хорошо одет. Я уж подумала – не клюнул ли на меня, наконец-то, местный миллионер. Спрашиваю – почему это приснился? И тут он по-русски: «Ты ведь не хочешь, чтобы твоих родных стали по одному вылавливать из Невы? Да и какая разница, ночевал-то твой дружок в Реседе, так что его теперь и хоронить не надо».

Эту часть чистосердечного признания Крейн не понял.

– Насчет «хоронить не надо» – это о чем?

Инга широко раскрыла глаза:

– Так ты не знаешь? Не знаешь о землетрясении? Вот чудак, а еще с «чистосердечным» лезет! Я ведь тебе, выходит, тогда жизнь спасла…

Моложавый нацист произнес:

– Heil Hitler.

– Хайль Гитлер, – безразлично отозвался голос переводчика за кадром.

Когда на экране появились титры, Оззи громко зевнул, остальные рассмеялись.

– Оззи, тебе нельзя смотреть серьезные фильмы.

– Тимур, у тебя есть «День сурка»?

– Нет, Оззи не оценит, – Сергей потянулся, разминая сигарету, и направился к балкону. – Тимур, у тебя есть «Настоящая Маккой»?

– Тимур, а пиво для Оззи еще есть?

После фразы «Меньше четырех тысяч евреев осталось в живыми в Польше сегодня. Более шести тысяч, э-э, последователей, э-э, осталось от списка Шиндлера» переводчик прекратил надсадно дышать в микрофон, создавая фоновый шум. Тимур бросил взгляд на экран и успел прочитать: «There are fewer than 4000 Jews left alive in Poland today. There are more than 6000 descendants of the Schindler Jews». Потомков евреев из списка. Потомков, а не последователей. Экран стали синим, кассета пошла на обратную перемотку.

– Да ну вы че, хорош… – пробормотал краснеющий Андрей.

Простоватый, но, тем не менее, жутко обаятельный тип по имени Андрей и по прозвищу «Оззи» был новым человеком в компании. Учился он в МГУ, и там же играл на гитаре в какой-то группе. Привела его Лера. Тимур догадывался, что с тех пор, как у него все серьезно закрутилось с Никой, Лера испытывала недостаток мужского внимания, и Оззи потребовался, чтобы расшевелить Сергея.

– Эй, ты там часом не заснул на мягком плечике? Лера, отвечай – он, что, там спал с тобой!?

– No comments, – гордо ответила Лера, потирая плечо. – Тимур, можно я положу куда-нибудь свои сережки? А то уши болят.

Она откинула белую прядь.

– Переводчик неправильный какой-то, это ведь не Михалев?

– Не-а, и не Володарский… Где-нибудь продают, интересно, кассеты без перевода?

– Оззи, кто из актеров тебе больше всего понравился?

Покопавшись в растрепанной рыжей гриве, Оззи нашелся:

– Ну… этот, фашист.

Тимур дотянулся до холодильника «Морозко», который служил телевизионной тумбой, и выгреб оттуда две бутылки новомодного игристого «Асти Мартини» – по сорок тысяч рублей.

– Help yourself, boys and girls, – объявил он, нарочито налегая на «r». – Серега, Оззи, открывайте. Кстати, я согласен насчет «фашиста». Молодой неизвестный актер, а какое зверское обаяние! Фильм получит «Оскара», это я вам гарантирую.

– Я не могу так пить, ты не принесешь еще фруктов? – отозвалась из своего кресла Ника. – Я думаю, это будет «Пианино».

– Год назад ты предсказывала, что это будет «Запах женщины», – многозначительно поднял палец Тимур (этот жест он подсмотрел у Сергея). – Ты будешь груши или бананы?

– Все неси, у тебя вообще-то гости. Год назад я была влюблена в Пачино, – парировала Ника.

– А теперь? – поинтересовался Сергей, закрывая балконную дверь. На всех вкусно пахнуло морозом и табачным дымом.

– А теперь в Кейтеля. Но это все в мечтах. А в жизни я год за годом помогаю не вылететь из универа несчастному двоечнику с птичьей фамилией. Который без меня едет в Штаты!

Ника бросила убийственный взгляд на Тимура, и тот заторопился на кухню – мыть фрукты. Пока трубил водопроводный кран, Лера тихо сказала Нике:

– Ты же сама не захотела в Америку. Говорила, что должна быть с сестрой. А он так мечтал там побывать. Ну и чего теперь?

– Я не об этом. Я о том, что он ноль по всем предметам. Без меня его бы давно отчислили. Даже папа не помог бы.

Лера нажала кнопку на дистанционном пульте. Видеодвойка выплюнула кассету и переключилась на телеканал, который разразился поздней рекламой: «Малз»! «Блик Коммьюникейшнз»! Лучше «Лиамонда» только «Лиамонд»! Нас – знают – все! Водка «Зверь» – похмелья не будет! Купи себе немножко «Олби»!

– Лер, выключи, а? Люди, а мы в покер сегодня будем играть?

Четверка из Тимура, Сергея, Вики и Леры престранным образом сложилась полтора года назад после первой вечеринки их новообразованного факультета, и именно благодаря покеру. Были у них и другие общие или почти общие интересы. Например, все, кроме Леры, обожали кино. И все, кроме Тимура, закончили институт с «красными» дипломами. Тимур, собственно, институт пока не закончил.

Тимур вернулся в комнату с двумя огромными блюдами. На одном громоздились влажные фрукты, на другом аппетитно поблескивала разнообразная нарезка. Народ радостно загалдел, придвигаясь поближе к еде. Тимур, желая дополнить произведенное впечатление, снова исчез на кухне, и спустя мгновение вернулся с еще двумя бутылками «Асти Мартини».

– И много у тебя еще этого добра? – поинтересовался Сергей.

– Бутылок десять, – широко улыбаясь, ответил Тимур.

– Суббота пропала, все будем трупами, – прокомментировала Лера. – Я, пожалуй, не буду закусывать. Буду… как Джеки.

– Жаклин Кеннеди пила брют, – неожиданно заявил Оззи. – А вообще главное – весь вечер пить одно и то же! А на ночь побольше воды, и пошире открывайте форточки. Чем больше кислорода, тем быстрее расщепляется алкоголь.

Это было первое более или менее связное высказывание, прозвучавшее от Оззи за весь вечер. После секундного молчания Тимур, не более других сведущий в органической химии, поставил вопрос ребром:

– Оззи, а как он, это, – «расщепляется»?

– Люди, ну вы че, в школе-то учились, или как?

Оззи схватил бутылку «Асти» и начал ее открывать.

– Этиловый спирт, как и многие органические соединения, состоит только из углерода, водорода и кислорода. Своими организмами мы окисляем его – он распадается на воду и углекислый газ.

Раздался громкий хлопок.

– Не этот углекислый газ!

Оззи разлил содержимое бутылки по бокалам, и, взяв свой бокал за ножку двумя пальцами, продолжил лекцию:

– Формула этилового спирта – це-аш-три-це-аш-два-о-аш, или, как написано в школьном учебнике, це-два-аш-шесть-о. Такая молекула взаимодействует с кислородом – о-два. Получается углекислый газ и вода, с выделением тепла. Поэтому, когда мы употребляем алкоголь, нам тепло.

– Выпьем же за расщепление! – торжественно провозгласил Сергей.

– Да! – Андрей залпом проглотил шампанское. – Ух ты! Так вот, чтобы расщепить одну молекулу спирта, нужно три молекулы кислорода. При этом, заметьте, в нашем воздухе всего двадцать процентов кислорода, остальное – азот, который ни в расщеплении спирта, ни в других процессах жизнедеятельности не участвует. То есть на каждые… сейчас… сорок шесть граммов спирта нужно… да, сто двенадцать литров воздуха!

– Это ты как вычислил? Я ничего не понял! – возмутился Сергей.

– Это ниче. Верьте мне, дети мои! – Андрей широко развел руки, как бы благословляя паству, после чего цапнул следующую бутылку. – Ведь сорок шесть граммов спирта – это как раз почти столько, сколько содержится вот в этой бутылке шампанского! А главное – реакция расщепления алкоголя в вашем организме идет очень медленно. И если вы хотите, чтобы она побыстрее прошла до конца – пошире открывайте форточки!

Бах! Андрей принялся разливать очередную бутылку.

– Упиться можно, – прокомментировала Лера. – Да здравствует химия! Оззи, ты, наверное, в школе выигрывал всякие химические олимпиады?

– У меня сестра на химическом факультете учится, я не говорил? – попытался вставить Оззи, но Лера уже сменила тему.

– Тим, а ты покупаешь продукты на рынке? Или, может, в «Олби»?

– Тут через улицу есть отличный гастроном рядом с «красными» домами, население называет его «магазином социальной справедливости», – ответил Тимур. – Прекрасный выбор продуктов и спиртсодержащих жидкостей, расщепляй, сколько хочешь. Никакой рынок не нужен.

– Тим, а че ты вообще тут живешь? – предварительно набив рот ветчиной, промычал Оззи.

– В смысле – почему не в общаге на Кржижановского?

– В смысле – че не у вас там, на Лобачевского или на Вернадского? Там че, квартиры не сдают?

– Я тоже хочу жить отдельно, – заметила Ника, обращаясь в воздух. – Если устроюсь сейчас на эту работу, сниму квартиру, разъедусь с сестрой и заведу себе кота.

– Я не могу позволить себе проспект Вернадского, – с достоинством ответил Тимур, вызвав общий смех.

Мнение большинства выразил Сергей:

– Ты можешь позволить себе новенький «Пежо-605». Ты даже можешь позволить себе его разбить! Посмотри, какие у тебя зубы! Что еще нужно человеку – сотовый телефон? Ну, будет у тебя когда-нибудь и сотовый… Зато какие на тебе шмотки – ни одной кооператорской, сплошь «европа». Я думаю, что ты и трусы не советские носишь, хотя надо спросить у Ники…

– Если бы у Тимура были трусы, как у Оззи, я бы не стала помогать ему с экзаменами! – заявила Ника под очередной взрыв общего хохота.

Свое нижнее белье Оззи продемонстрировал всем несколько часов назад, как только вошел в квартиру. Одна из ступенек на темной лестнице подъезда «хрущевки», в которой снимал жилье Тимур, была слишком высокой. Тимур обычно предупреждал об этом всех гостей, но кто-нибудь всегда забывал его наставления, и на этот раз в ловушку попался Оззи. Голову он каким-то чудом не расшиб, но его тертые джинсы лопнули практически пополам. Тимур выдал Оззи адидасовские треники, и тот немедленно при всех переоделся, явив благородному собранию прекрасные полосатые семейные трусы по колено.

– «Пежо» я тоже не могу себе позволить, это подарок отца. У Петровича – ну, у дяди моего, своя мастерская, так что ремонт – не проблема.

– А разве у твоего дяди не ЧОП? – удивился Оззи.

– У него еще и турбюро. А откуда ты… ах, ну да, – Тимур пожал плечами.

Однажды в Дом культуры Московского университета, где Оззи подвизался в качестве музыканта, заявился с акустическим концертом сам великий Дэн Макаферти из группы с библейским названием. Сопровождали его «Петя Агнев» и молодой гитарист, имя которого никто не мог запомнить. Событие было строго засекречено, шотландцы играли не в главном зале ДК, а в так называемом «малом» зале, где помещалось от силы две сотни стульев. Присутствие минимум одного профессионального охранника было условием музыкантов. Охранник нужен был бесплатно. Тимур был единственным из друзей Оззи, у кого была личная охрана. Оззи пригласил Тимура на концерт, и Тимур пришел с телохранителем. А телохранителя на случай публичных выходов Тимуру предоставлял из своего штата, разумеется, дядя.

– В общем, машины он тоже чинит, – резюмировал Тимур. – Кстати, завтра надо обязательно машину к Петровичу, другого времени не будет… – Тимур задумался. – Это в Кунцево. Ника, заедем завтра к тебе на Смоленку, возьмем твою «восьмерку»? Чтобы мне потом на метро не мотаться? Ведь собираться еще целый день. В воскресенье утром самолет. А?

– Суббота – выходной, – отрезала Ника. – Я убила на твою защиту все рождественские каникулы. И мне надо готовиться к собеседованию. Если я буду «плавать», меня не возьмут на эту работу.

Тимур поднял брови, он явно не ожидал такого поворота событий. Ника упорствовала:

– Сейчас ты скажешь, что я должна отвезти тебя из сервиса на встречу с деканом, потом домой, а послезавтра, ни свет, ни заря – в аэропорт? А потом на больную голову читать всю эту кипу прессы?

Она кивнула на стопку газет и журналов на старом пианино.

– Нефиг. Поймаешь тачку.

Паузу разрядила Лера:

– Может, лучше объясните мне, почему это так важно, кто получит «Оскара»? И потом, минуточку! Ведь «Запах женщины» получил «Оскара», я точно помню!

Тимур покачал головой.

– Это Аль Пачино получил «Оскара» – за лучшую мужскую роль. Для фильма это не самая важная награда.

– А главный «Оскар» какой?

– За лучший фильм, естественно. И к нему почти приравнивается «Оскар» за лучшую режиссуру… Ну и, конечно, очень важны «Оскары» за лучших исполнителей. Итого шесть наград, которые делают погоду. Остальные можно особо не брать в расчет. Но самые главные все-таки первые две. Так вот, «Оскар» Пачино за «Запах женщины» – это все-таки актерский «Оскар». А награды за лучший фильм и за лучшую режиссуру в прошлом году получил «Непрощенный» Иствуда. О, кстати! Летом я встретил в Москве одного актера, который снимался в «Непрощенном».

Ника подняла брови:

– Это когда и кого?

Тимур почувствовал, что зашел далековато, но отступать было поздно:

– Летом, во время фестиваля, в кинотеатре «Прогресс». Показывали канадский фильм, «Путь сердца», или что-то в этом роде. Он – Джереми Рэчфорд – играл там главную роль, и был на показе вместе с режиссером и кем-то еще. Ну, и после показа я с ним столкнулся на ступеньках зрительного зала.

– Да? И че ты ему сказал? – поинтересовался Оззи.

– Ну… Ничего особенного. Что-то типа: «Спасибо, мистер Рэчфорд, прекрасная игра, это было здорово»…

– Ника, что скажешь? Так все и было?

Ника, прищурившись, в упор смотрела на Тимура.

– Да, вполне возможно. Меня же там не было. Тим, что же ты не поделился со мной такой историей?

Тимур отвел глаза, и поймал взгляд Леры – ее глаза округлились, даже рот приоткрылся. Вот черт. Нужно было что-то отвечать:

– Ты диплом защищала, тебе не до кино было… и ни до чего.

– Зато тебе было… До «чего»! Или до «кого»!?

– Кстати о кино, – сказал Оззи.

Несколько секунд все молчали, затем Ника нервно осведомилась:

– Что «кстати о кино»?

– Ну… – Оззи явно смутился. – Да ниче… Я тут просто фильм недавно смотрел. С середины. Я в командировке был, в Новосибирске. Там кабельное телевидение в гостинице.

– А в какой гостинице, «Сибирь»? – оживился Сергей. – В номер звонили, девушек предлагали? Я там тоже недавно был. Проездом из Шанхая.

Все, кроме Тимура, уже получили свои дипломы, и давно втянулись в мир full time jobs.

– Звонили, предлагали… – тут Оззи поймал мрачный взгляд Леры. – В общем, фильм я включил с середины, и там играет этот… ну, из «Супер-братьев Марио».

Одного взгляда на товарищей было достаточно для Оззи, чтобы понять, что «Супер-братьев Марио» никто из них за кино не считает. Парни промолчали, Ника брезгливо сморщила нос и осведомилась:

– А в более приличных фильмах он не снимался?

Оззи покопался в памяти и – о чудо! – выудил из нее воспоминания о более приличных фильмах:

– Да! В «Апокалипсисе сегодня»! Он играл фотографа! И в «Настоящей любви»!

– Деннис Хоппер, – констатировал Тимур. – И что там за фильм был с середины?

– Не знаю, – простонал Оззи. Тема «кстати о кино» явно не склеивалась. – Че-то связанное с колдовством. Он там еще анекдот про людоедов рассказывает.

Лера сказала со вздохом:

– Все вы киношные фрики. Иногда мне кажется, что я окружена выпускниками ВГИКа. Хотя, Тим, ты еще вроде бы вообще пока еще не выпускник, да?

Она оглядела собравшихся за столом.

– Зачем вам все эти фестивали и «Оскары»? Вам это поможет в работе? Или вам так интереснее смотреть видео?

– Ну, я, может, займусь кинопрокатным бизнесом, – протянул Тимур, подмигнув парням.

Сообщение вызвало бурную реакцию:

– Ну что же ты несешь такую ерунду! – возмутилась Лера. – Какой кинопрокатный бизнес! Во-первых, никто не ходит в кино, это не модно. Видеосалоны – да, но и им теперь конец, у всех приличных людей появились видюшники. Во-вторых, все кинотеатры давно заняты под автосалоны и мебельные магазины, и кино просто негде показывать. И снимать его тут некому. И, в-третьих, все вокруг знают, что ты будешь торговать компьютерами. Точка.

Тимур ухмыльнулся:

– Автодилеры и мебельщики как пришли, так и уйдут. И все равно надо строить новые кинотеатры, многозальные и с объемным звуком, как в Штатах. Кинопрокат будет бизнесом и в России, и еще до конца этого века прокатчики станут зарабатывать на каждом фильме сотни тысяч долларов!

Он ухмыльнулся и добавил:

– А насчет компьютеров мы посмотрим. Может, отец и не примет меня на работу. Сереж, а как там, в Шанхае, китайская кухня? Нравится? Привык уже палочками есть?

– Я всегда умел есть палочками, и всегда любил китайскую кухню, – Сергей величественно поднял палец, – Юнвей хунгот кай — хен хочшу, бу тай юни, хен ю юнья .

Оззи, который не знал, что Сергей наполовину китаец, удивился:

– Это ты что сейчас сказал?

– Я сказал: потому что китайская пища очень вкусная, не жирная и питательная, – Сергей усмехнулся. – А вообще с китайскими поставщиками тяжело работать… Эх, надо делать свой бизнес. Ну что, может в покер?

Он открыл глаза и ничего не увидел. Но он точно проснулся, потому что появилось новое ощущение, которого не бывает в снах – запах. Он где-то читал об этом, а теперь вспомнил. Во сне можно «видеть» и «слышать», а «обонять» нельзя. Чувствуешь запах – значит, проснулся… Ну, и точно проснулся, раз умудрился обо всем этом подумать.

Пахло, определенно, больницей.

Тут же вернулся слух – сначала запищал зуммер, затем зазвучали голоса, сначала приглушенные. Вроде бы грохнула дверь, и совсем рядом крикнули что-то про резервный генератор.

И, наконец, появилось зрение. И тут же исчезло – по глазам полоснул ярчайший свет (зуммер сразу стих), и зрительный нерв, похоже, временно капитулировал. Он попытался позвать этих людей, но смог издать только странный горловой звук. Кажется, они обратили на него внимание… Проваливаясь в обморок, он успел подумать – на каком языке они говорят? И кто это – «они»?

Самая короткая дорога в Кунцево – напрямую мимо института, но Тимуру она не нравилась. Поеду через Кутузовский, там красиво, – решил он, и развернул машину напротив «булочной социальной справедливости» по направлению к центру. Ну какая же классная тачка! Инжектор и двухлитровый мотор – что еще нужно в городе? А красавица какая – почти как «Альфа-Ромео», даже лучше! Одно плохо – девяносто пятый бензин не на каждой заправочной станции бывает.

Вмятины и царапины на капоте бросались в глаза, но ничего, Петрович поправит. Бритых козлов надо было проучить, и он это сделал.

Это было вчера, когда он собрался съездить в «красные дома» за продуктами для вечеринки. Из кинотеатра, у которого была припаркована его машина, вывалились эти три придурка – бритые головы, дубленки и спортивные штаны. Он прошел мимо них и приблизился к машине, когда его окликнули:

– Качок, дай закурить!

Тимур обернулся. Один из бритоголовых тащил авоськи с пивом, у двух других руки были заняты какими-то пакетами, и настроены они были не драться, а так, постебаться.

– Че, узкоглазый, в уши долбишься? Закурить есть?

Тимур молчал.

– Твоя совсем тупой, с гор спустилась, да? – сымпровизировал бритый с авоськами.

Все трое заржали. Стало не то чтобы обидно, а как-то очень мерзко, и Тимур мгновенно, на эмоциях, отреагировал – нырнул в машину, завелся, и резко, с прокруткой колес, бросил автомобиль на бритых – чтобы, тормознув с разворотом прямо перед ними, обдать их московской зимней грязью и уехать.

Но три богатыря не оценили красоты его замысла, и бросились врассыпную, причем бритый с ящиком пива – прямо под колеса «Пежо». Пришлось выполнить еще один вираж, но бритый сделал ответный пируэт, и, падая в сугроб, с размаху хрястнул пивными авоськами по новенькому и блестящему капоту «Пежо-605»…

Мда, покачал головой Тимур, красиво. Красиво и глупо. Почти так же красиво и глупо, как вот этот памятник, подумал он, косясь на пятидесятиметровый столб с фигурой Гагарина наверху.

Хорошо, в субботу мало машин. Хорошо, что можно было выспаться (с открытой форточкой – во имя полного расщепления алкоголя), пробежаться по морозному с утра Воронцовскому саду, смыть остатки похмелья под горячим душем, зажарить яичницу с ветчиной (одно яйцо оказалось тухлым – хорошо, что первое, а не последнее! ), запить ее литром апельсинового сока, и уже после этого сесть за руль. Сейчас пулей по Ленинскому, потом Якиманка, Большой Каменный, Калининский и, наконец, Кутузовский. Он любил Кутузовский проспект, любил вспоминать, как два года назад ясным августовским утром он – и другие – провожали танки от Белого дома. Следы от танков остались до следующей осени…

А потом была еще одна «осень».

Говорят, Белый дом уже отмыли. Еще говорят, что на ремонт уйдет более ста миллионов долларов. И еще говорят, что в парке имени Павлика Морозова теперь настоящее кладбище… Жуть. Они, наверное, думают, что их будут называть новыми декабристами. А что, очень даже в тему. Декабристы были такие же раздолбаи. Безответственные авантюристы, вруны и болтуны.

Тимур бросил взгляд на Белый дом. Действительно, отмыли. Да уж… Ну что ж, ехать осталось минут десять.

– Ты что, на школу экстремального вождения эту машину брал?

– Аллах с тобой, Петрович. Нет, конечно. Там сажают на «Ауди».

– Тогда что же – цветочный горшок тебе на капот свалился? Или кирпич?

– Петрович, ну какая разница? Цветочный кирпич. Как мне теперь ездить? Машина-то новая совсем. Ну, тебе же раз плюнуть поправить этот капот.

Дядя хмыкнул, и снизу вверх поглядел на верзилу-племянника.

– Вымахал здоровый, лихачить научился, а в жестянке ни хрена не смыслишь. Такой капот идет только под замену. А запчасти для «Пежо» можно заказать только из Франции. Ты не во Францию завтра летишь, нет?

– В Штаты. Ты же сам делал мне визу.

– Ай, жалость-то, жалость какая, а? А то привез бы новый капот… А так – месяц ждать. Скажи честно – влетел под бампер какого-нибудь тягача?

Тимур решил поддержать версию дяди:

– Ну да. Под «МАЗ». Занесло. Там снег был.

– Эх, ты. Такая машина! Подарок Ильи!

Тимур промолчал.

– До сих пор не научился по снегу ездить? У вас в Татаро-Башкирии что, снега не бывает? А где были твои глаза? Смотреть зимой надо за сто метров! И дистанцию держать. Особенно на высокой скорости, или на скользкой дороге, и уж точно – на высокой скорости и  на скользкой дороге. А чтобы не занесло, всегда тормози двигателем. Особенно у светофоров, у остановок, на перекрестках…

– На Украине, видно, со снегом все хорошо, – буркнул Тимур.

Дядины нравоучения он выдерживал с трудом, особенно, те что касались вождения. Прошлым летом Тимуру довелось пообщаться с мосфильмовскими каскадерами, он даже поучаствовал в комбинированных съемках. После того, как несложный трюк был отрепетирован и осуществлен, новые знакомые похлопали его по плечу и сказали: «Далеко пойдешь, если ГАИ не остановит».

– У нас на Украине вообще всегда все хорошо, – Зимой снег, летом арбузы. Ты слушай, что тебе говорят, я плохому-то не научу. Небось, не проверял в колесах давление?

– Проверял. Когда машину купили…

– Два месяца назад! А надо – регулярно! А какое давление у тебя в колесах должно быть – знаешь? В передних, в задних? Не знаешь? Ну, ты и гонщик, блин, Спиди. Низкое давление – плохо, увеличивает износ резины и расход бензина. Высокое, кстати, тоже плохо – снижает устойчивость автомобиля… Хоть резина у тебя одинаковая на всех колесах, и то хорошо… Оставляй машину. При торможении в сторону не тянет? Ладно, проверим колодки. Аккумулятор тоже проверим, ему на морозе несладко приходится. Пошли, покурим…

Племянник в коротком пальто и дядя в модном малиновом пиджаке вышли на холодок, под заснеженные тополя.

– Люблю этот район, – сказал дядя. – У товарища Сталина тут дача была, недалеко. Ты завтра вылетаешь? Паспорт, билет, страховку – привезли? Когда?

– О, давно, до Нового года еще. Все в порядке. Спасибо огромное, Петрович.

– Мама твоя – моя сестра – ни разу за границей так и не побывала. Не успела, да и сложно было тогда выезжать, даже в вашем институте. Теперь другое дело. А толку. Отец твой мотается туда-сюда два раза в месяц – думаешь, он там что-нибудь видит? Бизнес и бизнес. А ему кроме бизнеса и не надо ничего. Он и не женится. Сейчас вольешься, он и тебя запряжет. Так что лови момент… Без машины сейчас как поедешь?

Тимур пожал плечами:

– Поймаю кого-нибудь.

– Эх, молодежь, – вздохнул дядя, отбрасывая окурок. – Вон та «шестерка» свободна. Ключи и документы внутри. Доверенность не забудь черкнуть. Сегодня 15 января, не перепутай. Оставишь в Шереметьево на стоянке, мои ребята будут там… В понедельник. Заберут…

– Кстати, как в Штатах с арендой машин?

– Ничего сложного – в аэропорту Лос-Анджелеса, как получишь багаж, ищи шаттл – автобус – с надписью «Авис» – как джинсы, запомнишь? Он тебя довезет до конторы этого самого «Ависа». Сейчас напишу тебе их телефон. Перед вылетом позвони, забронируй машину, у тебя спросят номер кредитной карты… Кредитную карту ведь привезли тебе? С английским порядок?

– Слышал, что вы собираетесь в Лас-Вегас. С английским у вас, конечно, все в порядке. С испанским тоже неплохо. И это все, чему мы вас научили.

– Владимир Николаевич…

– Тимур Ильич! – Декана, обычно спокойного и доброжелательного, было сложно узнать. – Я не могу поверить, что мой факультет выпускает такого специалиста, как вы!

Странно, подумал Тимур, декан почти седой. А ведь ему всего сорок два.

– Я всегда говорил, что молодежь после школы сложно учить. Но я всегда говорил и то, что классный специалист с нашим образованием нужен везде. А вот где нужны вы? Вы думаете, ваш отец скажет мне спасибо за такого управленца?

Тимур знал, что ему лучше молчать.

– Я учился вместе с вашими родителями. Я помню день вашего рождения. Я был на похоронах вашей матери. Я окончил факультет МЭО вместе с вашим отцом, и мечтал о том дне, когда выдам диплом его сыну! Когда мы организовали факультет международного бизнеса и делового администрирования, я взял вас, не глядя. И что же?

Тимур старался не смотреть декану в глаза.

– Как это вы там говорите – «круче только горы»? Вы ничего не смыслите в теории и практике менеджмента. Вы ноль в международном коммерческом деле, международных финансах, транспорте и логистике, мировой экономике, внешнеэкономических связях и юриспруденции. За время обучения вы не узнали ничего. Ваш диплом – это позор университета. Кстати, вот он, – выдвинув ящик стола, Владимир Николаевич, взял в руки синюю книжечку, и, поколебавшись, положил ее на стол перед собой. – Что вы собираетесь с ним делать?

Тимур начал заполнять иммиграционную форму, и очень скоро понял, что пишет свой день рождения не в тех клеточках. Черт возьми, как американцы умудрились составить такой бланк? Хотя это все из-за чертовой дальнозоркости. Он нетерпеливо вдавил в потолок кнопку вызова бортпроводника и откинулся в широком кресле бизнес-класса.

Стюардесса появилась почти мгновенно:

– Чем могу помочь?

– Еще один бланк, пожалуйста, и апельсиновый сок, – скользнув взглядом по блузке, он прочитал имя на табличке, – Валерия.

Девушка улыбнулась:

– Можно «Лера». Одну минуточку.

И здесь Лера. Они меня преследуют. От тоски Тимур распечатал пачку «Лаки Страйк», которую взял в самолет на тот случай, если ему станет совсем скучно, и закурил. Можно бы и выпить, но ведь ему совсем скоро вести машину. Вот черт.

Позавчерашний вечер кончился очень глупо. Предложение Сергея сыграть в покер, которое на ура бы прошло в любое другое время, на сей раз никого не вдохновило. Ника сказала, что устала, хочет к себе домой, и идет ловить тачку. Собралась она буквально за две минуты, схватила в охапку свои журналы, и, ни с кем в особенности не прощаясь, хлопнула дверью. Все были в шоке, поскольку Ника почти постоянно жила с Тимуром уже больше года. Но тут Лера сказала, что она тоже устала и тоже хочет домой, поэтому она будет рада, если кто-нибудь из молодых людей проводит ее до остановки и поймает ей машину. Сергей сказал, что это будет он, а Оззи – что он тоже, только ему надо надеть штаны.

Когда все ушли, Тимур обнаружил на телевизоре сережки, и тут же понял – как только машина будет «поймана», Лера схватится за уши и скажет парням, что она кое-что забыла, и чтобы они ехали, раз уж есть на чем. Через пять минут он услышал звонок в дверь. Вот черт. Делать нечего, надо открывать.

Войдя, Лера сообщила:

– Я их всех отправила. Можно мне?..

Она сбросила сапоги и прошла в комнату.

– Ага, вот мои сережки. Я их тут забыла. Слушай, обязательно было сегодня ударяться в летние воспоминания? Извини, но ты сам виноват, что Ника сбежала. У тебя шампанское еще осталось?

Тимур стоял и тупо смотрел, как Лера ходит по комнате.

– Не нальешь мне? Ну, я сама тогда. Ты будешь?

Как только она протянула Тимуру бокал, распахнулась входная дверь и в квартиру влетела Ника. С полминуты она молча взирала на Тимура и Леру.

– Я видела, как уехали ребята. Тим, ну что же ты, а?..

Когда приветливый смуглый человек в дорогом костюме приблизился к его кровати, стало понятно, что кровать очень высокая – примерно в человеческий пояс.

– Доброе утро, – сказал приветливый человек. – На самом деле сейчас не совсем утро, а ближе к вечеру, но раз уж вы проснулись… Вы понимаете меня?

Этот язык… Я его знаю, раз понимаю то, что он говорит. Надо поддержать общение. Он сипло начал:

– Да, я хорошо понимаю вас…

Тут на него снизошло озарение. Он вспомнил О. Генри, «Гнусного обманщика», и выдал:

– Но по-английски я говорю раз в девять лучше, чем по-испански. А вы?

– Английский и испанский – мои родные языки, оба! – гордо объявил приветливый человек. – Ваша внешность вначале подсказала нам, что испанский должен быть вам привычнее, но, видимо, мы ошиблись. Родной ваш язык, стало быть, английский. Уже хоть какая-то определенность, слава богу!

Он не был уверен в том, что это окончательный вывод, но что-то подсказало ему – пока на нем следует остановиться. В глазах стояла картинка из последнего сна – пальмовая аллея, человек с ножом в левой руке, и сам он в луже крови.

– Не хотите сообщить мне, какое сегодня число? И почему я здесь? И где это «здесь»? И кто вы?

– О-кей, о-кей, отвечаю по порядку! Сегодня 18 января. Вы здесь из-за полученных вами, э-э, травм. И, разумеется, это госпиталь.

– А вы мой врач?

Приветливый, улыбаясь, покачал головой.

– Я Р. Антонио Кавасос, ваш юрист. Я работаю на вас с того момента, как вы оказались здесь.

Устало прикрыв глаза, он почему-то увидел, как на сковородку с кипящим маслом выливается яйцо, и желток превращается в кляксу неприятного буро-оранжевого цвета. «Вся королевская конница, вся королевская рать…» Вот черт. Он с усилием разомкнул веки.

Юрист еще раз обаятельно улыбнулся:

– А вы утомились. Ваш врач – доктор Бриджес, и как только он позволит, я вернусь к вам. К вашим услугам в любое время дня и ночи. Увидимся!

Первое, что запомнил Тимур в международном аэропорту Лос-Анджелеса, была пальма, стоявшая за стеклянной стеной. Группу пассажиров, прибывших рейсом «Аэрофлота» из Москвы, долго вели какими-то коридорами, часа полтора держали в «отстойнике». Наконец, невидимый властитель судеб залетных русских сжалился над своими подопечными, и всю толпу выпустили в чистилище паспортного контроля.

У Тимура подкашивались ноги – не то от усталости, не то от предвкушения чего-то невиданного. Офицер-пограничник, прикалывая карточку иммиграционного контроля к паспорту Тимура, механически поздоровался с ним – разумеется, по-английски. Какая потрясающе мексиканская физиономия, не хватает только сомбреро, с восторгом подумал Тимур, и выпалил:

– ¡Buenas tardes, señor!

Офицер поднял брови:

– ¿Es Usted… de Russia?

– Si.

Офицер довольно хмыкнул и долбанул в паспорт Тимура штамп рядом с американской визой.

– ¡Bienvenido en los Estados Unidos, señor!

– ¡Muchas gracias, señor! ¡Hasta luego!

Тимур аккуратно положил документы в поясную, по последней московской моде, сумку, застегнул ее, сделал несколько шагов, и, судя по всему, окончательно оказался в Америке.

Кругом было как-то очень светло, просторно и чисто. Он принялся вращать головой – багаж – нет, это не надо, все свое у нас с собой. Наземный транспорт – правильно, туда… Эх, ну ни хрена себе, я же в Америке! Вика, Лера, дядя, помятый капот, декан – это все в Москве, а здесь Америка! С ума сойти!..

Стеклянные двери аэровокзала бесшумно разъехались, и Тимур Журавлев вышел на теплый калифорнийский ветер, под звездное калифорнийское небо.

Почему-то все пошло не так, как надо. У Тимура сосало под ложечкой, не то от голода, не то от растерянности.

Сначала его остановила дорожная полиция, эти американские гаишники. На велосипедах! Покрутив в руках документы, один велосипедист мрачно сообщил другому:

– Это международное водительское удостоверение.

Второй обратился к Тимуру:

– Сэр, вы видели дорожный знак «Стоп»?

Стараясь держаться уверенно, Тимур ответил:

– Вообще-то… нет, сэр. Правда, не видел.

Полицейский с отвращением продолжил:

– Вы только что проехали мимо двух знаков «Стоп» подряд, не остановившись, сэр. Я прошу вас впредь быть очень внимательным, когда вы управляете автомобилем в Соединенных Штатах, сэр. Перед знаком «Стоп» вы обязаны остановиться, и только после этого можете продолжить движение. Счастливого пути, сэр. – И, обращаясь к напарнику, – Верни ему права.

Как же, внимательным! Да разве тут можно ездить? Все дороги расчерчены, как площадка в автошколе, все ярко освещено, просто дурдом какой-то! А теперь его угораздило заблудиться…

Поверх рулевого колеса он держал карту штата Калифорния, на месте пассажира лежала карта штата Невада. Впрочем, до Невады было, кажется, не ближе, чем на карачках до Китая.

Чтобы попасть в Лас-Вегас, нужно сделать одну очень простую вещь – найти шоссе номер 15, так? Так. А до шоссе номер 15 проще всего добрать по шоссе номер 10, так? Так. И он своими глазами видел въезд на шоссе номер 10, так? Так. Все так!

Тогда каким же образом он угодил на чертово сто первое шоссе!? Почему так получилось, что он уже второй час крутится возле Лос-Анджелеса, и не может толком от него отъехать? Вот черт!

А хуже всего было то, что он зверски устал и проголодался. Действовала и разница во времени – пока он летел в самолете и путешествовал по местным окрестностям, в Москве настал полдень следующего дня, здесь же был час ночи.

Я так не выживу, решил он. Мне нужно что-нибудь съесть. Гамбургер. Или лучше стейк. Вот именно, стейк. Хорошо прожаренный стейк. Запить его пивом, настоящим американским «Бадвайзер». И ненадолго заснуть. Совсем ненадолго – до утра. Ведь до утра всего несколько часов.

Только не возвращаться в Лос-Анджелес. Я там не разберусь, что к чему. Мне нужен какой-нибудь городок. Маленький городок, с бензоколонкой и мотелем. Любой съезд с шоссе должен вести в какой-нибудь городок, а иначе зачем съезд, так? Так. И утро вечера мудренее…

Городок, в который он попал, съехав со «сто первого», назывался Реседа.

– Алло, Осипов слушает.

– Андрей Иванович?

– Слушаю вас.

– Это вас Ян беспокоит.

– Ян?

– Ага. Сергей Ян. Оззи, ты что, совсем очумел? Я сто баксов поставил на то, что ты узнаешь меня по голосу.

– Серега!

– Так-то лучше… Слушай, я так и знал, что ты там вообще уже одичал в своем айти-бизнесе. Давай-ка «посидим» на четверых, как в старые добрые времена. Нику мы уже нашли, она в восторге от этой идеи.

– В старые добрые времена мы, помнится, «сидели» на пятерых…

– Пятого тоже вспомним. Твоя контора ведь на Марксистской? Там у вас есть неплохой итальянский ресторан…

Как обычно, пунктуальный Осипов прибыл на место встречи первым. Больше всего он боялся того, что вслед за ним в ресторан ввалится эта счастливая пара, Лера и Сергей. Но все сложилось как нельзя лучше – не успел он заказать кофе, как появилась Ника.

– Оззи!

Они расцеловались. Ника грациозно уселась на диван напротив Осипова – юбка выше колен натянулась на бедра – и распахнула меню.

– Что тут хорошего? Оззи, как эти салаты?

Определенного ответа не требовалось. Чтобы составить Нике компанию, Осипов принялся водить пальцем по своему экземпляру меню. В действительности же он украдкой наблюдал за Никой.

Изменилась ли она за семь лет? Да, пожалуй, изменилась. Что-то стало не так. Одета с вызовом, но отчего это не выглядит так женственно, так сексуально, как раньше? Это, пожалуй, что-то в глазах. Жесткость. Мимические складки на лбу – раньше они появлялись, пожалуй, только, когда обычно солнечная Ника сердилась на Тимура. Никому больше не удавалось так ее раздосадовать. А ведь Тимура-то больше нет, давно нет. На кого же ты так хмуришься?

– Чем занимаешься, Андрей? Слышала, ты теперь в айти-бизнесе, бросил журналистику? Жаль…

– Даже и не спрашивай, чем я занимаюсь. Расскажи лучше о себе. Как твое телевидение?

– Да тоже не спрашивай.

– Что, покупатель всегда прав?

Ника подняла брови.

– Это ты о рекламодателях? Ну, знаешь, на телевидении не совсем так, как в прессе. По крайней мере, на государственных каналах… Во-первых, есть список тем, которых вообще нельзя касаться.

– Что – действительно, настоящий список? Утвержденный документ?

– А ты давно научился говорить «что» вместо «че»? Это, скорее, негласный список. Но, как в том анекдоте, «он есть». Недавно моя группа подготовила передачу об эпидемии гриппа в московских школах. Все по правде – настоящие школы, настоящие врачи, настоящие дети, ну и сыворотка эта несчастная, которой их кололи… И, представь себе, московский комитет по здравоохранению ее запрещает. Спросишь, какая связь между Минздравом и телевидением?

Осипов улыбнулся:

– Ну, видимо, как в том анекдоте: «она есть».

– Или скажешь, что это не цензура? А что же это тогда? А как это называется, когда актер театра говорит в передаче, что он играет роль короля Артура в премьерном спектакле так, чтобы получалось похоже на Путина, и эту передачу не пускают в эфир практически до конца театрального сезона? Он что, что-то плохое сказал? Покритиковал Путина? Или король Артур вдруг стал отрицательным героем?

Осипов повертел пальцами кофейную ложечку.

– Вот интересно, а что происходит, когда запрещают передачу? Вся группа не получает денег?

– Да нет же, все гораздо глупее! Канал платит деньги, покупает передачу, и после этого кладет ее на полку! Бред полный! Казалось бы, опытные люди уже должны знать, о чем стоит снимать, о чем нет – так ведь и тут все не просто… Вот, к примеру, еще одна запрещенная тема – нетрадиционный секс.

Осипов допил кофе.

– Ну, тут все понятно. Не надо снимать передачи о нетрадиционном сексе.

– Слушай дальше! Мы не снимали передач о нетрадиционном сексе! Но мы сделали репортаж о съемках «Властелина колец», и у нас в студии были Вуд, Мортенсен, Тайлер, Серкис и Маккелен.

– Обалдеть. Что, правда, все они были у тебя в студии?

– Ну, это было в Новой Зеландии, в отеле… Короче, материал уникальный. Виго обожают все девочки, Лив – все мальчики, Илайджу – вообще все подряд, а живого Тони Серкиса, между прочим, никто никогда в глаза не видел. И что ты думаешь? Передачу запрещают из-за Иена Маккелена. Их, видите ли, не устраивает «знаменитый сан-францисский гомосексуалист». И что? Он же не распространяется о своих интимных привычках или взглядах на секс. Он рассказывает о том, что он думает о Толкиене, Джексоне, и как он играл Гэндальфа.

– Понятно. Значит, нельзя снимать передачи о знаменитых гомосексуалистах.

– Так мы же не знаем, кого они завтра объявят знаменитым гомосексуалистом! Может, они вспомнят о том, что в античные времена вообще все друг друга любили, и прощай тогда Александр Македонский, и древняя Греция с древним Римом… Какое-то нереальное свинство. Ты фильм «Брат-2» уже видел?

– Ну, а как же. DVD даже купил.

– И как тебе, понравилось?

Оззи пожал плечами:

– Ну, нормальное кино. Бодров хоть и не Сталлоне, но крут. А что?

– А критики на него знаешь, как сначала отреагировали? Пока рассчитывали, что с этим фильмом у «СТВ» ничего не получится, кинотеатрам не дадут его крутить, и Балабанов с Сельяновым сядут в лужу? Господи, чего я только не слышала. «Сойдет для сельской местности». «Самый длинный русский видеоклип». «Масонский бред». «Балабанов слился с братвой». «Подарок фашистам и постмодернистам». «Годзилла Багров». И завиляли хвостами, только когда разглядели первый русский блокбастер. Блин, я была в шоке… Да где ж официант?.. Ну, ладно. Ты-то как?

«А я-то как?», – подумалось Оззи…

Несколько месяцев назад Осипову позвонила его квартирная хозяйка. Разговор начался отнюдь не с новогодних поздравлений:

– Андрей, сегодня суд.

Возникшая пауза требовала реплики от Осипова, поэтому он спросил:

– Какой суд?

– Видите ли, Андрей…

Квартирная хозяйка была внучкой героя революции и гражданской войны с двойной фамилией, и имела в собственности двухкомнатную квартиру в сталинском доме по соседству с метро «Университет». Сдавала она ее за пустячную сумму в двести долларов США, которую не повышала все четыре года, несмотря на меняющуюся конъюнктуру рынка аренды жилой недвижимости.

– Мой бывший муж…

Муж у хозяйки был давно. С тех пор между ними тянулась судебная тяжба, предметом которой и была та самая квартира. И вот, спустя девятнадцать лет, было вынесено решение в пользу мужа.

– Разумеется, я подала документы на апелляцию…

Но апелляция сама по себе, а судебные приставы, которые могут в любой момент явиться и опечатать квартиру – сами по себе. Как бы искренне ни был Осипов возмущен стремлением неизвестного ему гражданина отобрать у пожилой дамы ее законную собственность, собственная перспектива потери жилья и необходимость срочно арендовать квартиру по рыночной цене волновала его гораздо сильнее.

Кроме того, приближался срок выплаты очередного взноса по страхованию автомобиля, который он купил в кредит почти год назад. Кредит «съедал» шестьсот пятьдесят долларов ежемесячно, а полная стоимость машины составила девятнадцать тысяч долларов, и для того, чтобы выплатить начальный взнос и страховку за первый год, ему пришлось занять восемь тысяч, которые он тоже еще не отдал.

В общем, неожиданно оказалось, что две тысячи, которые он получал, как главный редактор отраслевого, с претензией на «глянец», еженедельника – это катастрофически мало.

Спустя три недели после разговора с квартирной хозяйкой, внучкой революционера, Осипов ехал на своей кредитной машине с очередного собеседования. Маршрут был едва знакомый – в бытность журналистом ему ни разу не приходилось выбираться в этот район, разве что разок побывал на презентации в казино «Кристалл».

Доехав до развилки, Осипов понял, что он выбрал самый неудачный маршрут. Указатели предлагали либо продолжить путь по Волгоградскому проспекту, либо свернуть направо, к проспекту Андропова, Большой Тульской и Ленинскому проспекту. Какого черта они называют это третьим транспортным кольцом, если это даже не полкольца! Что теперь делать – ехать на ту сторону «кольца» и разворачиваться? А что, есть варианты?

Надо было изучить карту и проехать переулками. Нет, надо было сначала остановиться у того Макдоналдса, который он видел несколько минут назад, перекусить там и выпить кофе. В институте посещение Макдоналдса считалось позором, но это было много лет назад, и теперь, прямо скажем, не до жиру.

Ему отчаянно нужна была работа, и не любая, а высокооплачиваемая. Ну, может быть, не так уж высоко. Три-четыре тысячи в месяц – это что, очень много? Да нет же, это вовсе не много. Это, по большому счету, совсем скромно.

Осипов, старался понравиться потенциальным работодателям. Проблема была в том, что в середине января большая и лучшая часть потенциальных работодателей наслаждалась тропическим солнцем по обе стороны экватора, а в зимней Москве коротали время только лузеры вроде Осипова.

Поэтому он старался держаться молодцом и «бить в яблочко».

Пожилому директору по персоналу, больше похожему на отставного ротного старшину, он доверительно сообщил, что в работе с людьми самое главное – помнить о том, что они, прежде всего, люди. Помнить об их проблемах и помогать им. И тогда уже можно не бояться сбоев и недочетов в работе – если подчиненные тебя любят, они сами из кожи вон вылезут, чтобы делать все как можно лучше.

Беседуя с молодым самодовольным типом, величавшим себя директором по региональному развитию, Осипов сменил тактику. Он закинул ногу на ногу, сменил тон на расслабленно-пренебрежительный, и, загибая один палец за другим, стал перечислять свои регалии. МГУ с отличием. Несколько лет работы в крупнейших издательских домах страны. Свежий диплом магистра делового администрирования.

И, самое главное:

– Надело, знаете ли, при громкой должности оставаться на вторых ролях. Они любят говорить, что главный редактор – это лицо издательства, но попробуйте при этом обидеть рекламодателя! Очень обидно на словах быть разработчиком и проводником редакционной политики изданий, а на деле получать указания от собственных рекламных директоров, формально – подчиненных!

– Стало быть, хотите перейти на другую сторону? Руководя рекламой и связями с общественностью в такой компании, как наша, вы сами будете диктовать условия этим рекламным директорам, правильно? Прекрасно понимаю вас!

Пока Осипов разворачивался, стоял в очереди к окошку «Мак-Авто» (радио бубнило новости: московские власти прекращают финансирование завода «Москвич», на Каширском шоссе открылся восьмой по счету магазин «Рамстор», в Сальвадоре ликвидируют последствия землетрясения, юг тихоокеанского побережья США остался без электричества – похоже, оскандалились калифорнийские власти), его новые знакомые не теряли времени. Звонок мобильника застал Осипова на автомойке. По соседству коротко стриженый молодой человек очень спортивного вида с огромным интересом наблюдал за тем, как три мойщика драили его Brabus. Осипов почти не удивился, когда услышал в трубке голос «ротного старшины» :

– Андрей, с вами хотел бы встретиться Олег… в смысле, президент компании. Сегодня. Когда вы сможете приехать?

В соседнем боксе развивался увлекательный и квалифицированный диалог между менеджером смены и коротко стриженым клиентом:

– Залить вам омыватель в бачок?

– Че? А, ну давай…

– Простите, а как открывается капот?

– Да хер его знает… Колеса мне накачай…

– Простите, а до какого давления?

– Че? А, хер его знает…

– У вас, видимо, недавно эта машина?

– Че? А, не, давно уже, с Нового года…

То есть, недели три. Осипов попросил мойщиков не вытирать кузов досуха, расплатился и уехал.

Жизнь казалась прекрасна. Офис POP Electronics был просторный и светлый, девушки-администраторы приветливые и стройные, оборудование современное, парковочное место на автостоянке офисного центра, как и комплексные обеды («бизнес-ланч» ) в кафе, оплачивала компания. Осипов привыкал к новому рабочему месту, украдкой оглядывая своих подчиненных, которые украдкой оглядывали его.

За три дня он провел более двадцати встреч – с каждым из директоров компании, со всеми руководителями подразделений, с менеджерами всех продуктов.

А на четвертый день его вызвал президент компании – это была их вторая встреча.

– Привет, Андрей.

– Здравствуйте, Олег.

– Давай на «ты». Полагаю, ты уже освоился у нас. Вошел в курс дела. Пора поговорить о твоих задачах. В чем, по-твоему, они заключаются?

– Маркетинг, – живо начал Осипов, который всего неделю назад на всякий случай перед собеседованием пролистал шестое издание Котлера, – это комплекс мероприятий по созданию, удержанию и расширению клиентской базы компании. В этот комплекс входят меры по анализу рынка для определения востребованности рынком тех или иных продуктов или услуг, анализу удовлетворенности существующих клиентов, ну и собственно продвижение маркетингового комплекса – развитие пиара, реклама.

– Развитие пиара… Я тебе вот что скажу – Гусинский уже допиарился, а Ходорковский с Березовским тоже скоро допиарятся. Понимаешь, о чем я?

– Знаете, Олег, как классики писали? «Все крупные современные состояния нажиты нечестным путем». Все знали, что Путин разберется с олигархами, не знали только, с кого он начнет. А опасаться того, что пиар повредит нашему бизнесу – ну, не знаю… Тогда надо каждый день бояться того, что на голову упадет кирпич…

– … Или цветочный горшок. А почему ты думаешь, что власть разберется только с олигархами? – президент POP Electronics, привстав, подался вперед всем телом, уперев в столешницу сжатые кулаки. – В Санкт-Петербурге на прошлой неделе арестовали Михаила Мирамишвили – слышал об этом? Знаешь, кто это такой?

– Признаться – нет. Не слышал, и не знаю, кто это.

– Ты даже не знаешь, кто это! – Олег откинулся в своем кожаном кресле. – О чем я тебе и толкую – они начали «закрывать» даже тех, кого особо никто не знает. А ты тут собрался развивать пиар…

– Хорошо, Олег… Но тогда в чем же, по-твоему, заключаются мои задачи?

– Мне, пожалуйста, греческий салат, – сказала Ника официанту. – И домашнего белого вина.

– Вам? – официант повернулся к Осипову.

– Ну… принесите фокаччо. С беконом. И безалкогольное пиво.

– Больше пока ничего?

Ника покачала головой:

– Пока нет, мы ждем компанию… Оззи, так ты расскажешь о компьютерном бизнесе?

Что же тебе рассказать?

– Вот, сейчас моя компания готовит крупную пиар-акцию. Первую за все время существования, кстати…

– А что же тогда такой кислый вид у тебя?

Андрей понял, что хочет хоть кому-то рассказать о том, чем он занимался последние полгода.

– Эх-х… Понимаешь, Ника, перед тобой – мошенник в особо крупных размерах. Готовый фигурант по сто пятьдесят девятой статье. В курсе, что такое «особо крупные размеры»?

– Я слышала, что хранение наркотиков в особо крупных размерах начинается с двух с половиной граммов героина. Мы недавно делали сюжет о дилерах.

– До ста тысяч рублей – незначительные размеры, от ста до пятисот тысяч – крупные, свыше пятисот тысяч рублей – особо крупные размеры. Представляешь? Каких-нибудь двадцать тысяч долларов, всего-то! И если ты просто пользовался своим служебным положением, то можешь получить от двух до шести. А если у тебя были сообщники – то от пяти до десяти…

Осипов понизил голос – у столика появился официант с бокалом вина, пустым фужером и бутылкой безалкогольной «Баварии» на подносе.

– Я об этом писал магистерскую работу, представляешь? И вот я по уши в этом, собственной персоной…

Глотнув вино, Ника аккуратно промокнула губы салфеточкой.

– В принципе, обычная история… Но этим ведь кому только не приходится заниматься…

– Тебе проще, ты перешла в журналистику, уже поработав в рекламе… – Андрей отхлебнул пиво прямо из бутылки, игнорируя фужер. – А я все эти годы занимался только журналистикой, в бизнес пошел по необходимости. Можно сказать, по нужде.

Ника сочувственно улыбнулась.

– И как, получается?

– Ну… Сначала мне поставили задачу – придумать, как максимально эффективно «отмывать» деньги, которые мы, по идее, должны тратить на всякие рекламные акции. Дело в том, что из определенного процента наших продаж вендоры формируют так называемый фонд для оплаты рекламы и тому подобных вещей. Они не понимают, что от этих денег было бы куда больше пользы, если бы мы могли засунуть их в цену товара!

Ника кивнула. Оззи продолжил:

– Ну вот, я и придумал, как нам зарабатывать деньги на рекламных материалах наших «вендоров» – производителей оборудования, которое мы перепродаем. Они ведь думают, что чем больше мы раздадим их рекламных листовок и буклетов, тем больше мы продадим товара. На самом деле мы продадим тем больше, чем ниже цены! Ведь что такое затраты дистрибьютора? Товар, транспорт, таможня. Кто умеет дешево возить, вне конкуренции при равных ценах. А с дешевым товаром… Короче, в начале квартала мы говорим вендору, которые делает, допустим, компьютерные дисплеи – давайте мы напечатаем вот эти десять ваших буклетов тиражом по сто тысяч каждый! Он и рады – не надо гнать в Москву фуры с листовками! Разумеется, они соглашаются с одним условием – мы отдаем им по две пачки листовок с каждого тиража. По тысяче экземпляров, то есть…

– И, разумеется, только эту тысячу буклетов ты и печатаешь.

– Ну да! Тысяча буклетов стоит двести долларов. Это дорого – по двадцать центов за экземпляр. Печатать сто тысяч гораздо выгоднее, это стоит всего шесть тысяч долларов, по шесть центов за штуку. Но нас интересует разницу не между шестью и двадцать центами, а между двумястами долларами и шестью тысячами! Потому что таким образом мы отмываем из маркетингового фонда каждого вендора по пятьдесят восемь тысяч долларов в квартал… Не забывай, дистрибьюторский бизнес очень малоприбыльный, все зависит от цены.

Ника задумалась.

– А как же отчетность? Неужели вендор не требует с тебя хотя бы копии счетов на изготовление материалов? Или какие-нибудь там накладные?

Осипов пожал плечами.

– Дело техники. У меня в отделе есть дизайнер, очень грамотная девочка. Каждый день она переделывает счета и накладные на тысячу буклетов в счета и накладные на сто тысяч – как на конвейере. Она сами эти буклеты и верстает, кстати.

– И что, тебя как-то вознаграждают за это?

– Только моей зарплатой. Я ведь не получаю на этих операциях дополнительных денег для компании, только снижаю затраты. Но потом я предложил своему руководству перепродавать нашим клиентам рекламу в журналах.

Ника подняла брови.

– Очень просто. Наши клиенты – это, по большей части, региональные дилеры из всяких Жо… Урюпинсков. Реклама в журналах, тем более московских – ну, а других-то не бывает! – им нужна, как козе баян. Но! Вендоры возмещают половину стоимости участия в своих рекламных кампаниях.

– И что?

– И очень просто. Рекламная полоса в журнале стоит, допустим, десять тысяч долларов. По идее она нашим клиентам и даром не нужна… Хм, даром-то не нужна, а вот если за нее приплатят – то очень даже нужна! Мы предлагаем клиенту эту полосу, размещенную в рамках вендорской рекламной кампании, не за десять, а за три тысячи долларов. Он перечисляет нам эти деньги, мы платим за рекламу… правда, не три тысячи, а только две, такова ее подлинная цена, которую мы получили в издательстве, но клиенту это неизвестно. Когда реклама выходит, вендор платит нам пять тысяч долларов, чтобы мы отдали их клиенту. Разумеется, мы переводим клиенту эти деньги за вычетом накладных расходов, но в результате клиент счастлив – он вложил три тысячи, получил без малого пять. Зачем ему знать, что мы намыли целую тысячу, вообще пальцем о палец не ударив?

– Секундочку, я не поняла – а почему все деньги идут через твою компанию… Как она называется? «ОПП»?

– «ПОП». POP Electronics, мы дистрибьютор.

– А-а… ну да. Дистрибьютор. Все понятно. А у людей из Урюпинска, наверное, даже своих оффшорных счетов нет, вот они через вас и гоняют деньги.

Ника печально улыбнулась:

– И с этой тысячи ты имеешь…

– Пятьдесят долларов. Не так плохо, если учесть, что в месяц удается намолотить сто-сто двадцать тысяч долларов чистой прибыли для компании. Правда, в последнее время вендоры стали очень подозрительные, и не верят счетам за рекламу. Приходится показывать им платежные поручения с отметками банков и «свифтовки» с транзакциями. А для этого приходится гонять в издательства и обратно достаточно крупные суммы. Но все это окупается…

Наконец-то появились салат и фокаччо. Оззи потребовал еще «Баварии» и откусил здоровенный кусок фокаччо. Ника подцепила вилочкой листок салата и заявила:

– В принципе, интересное жульничество ты придумал. Но, в целом, банальное.

Осипов взмахнул куском фокаччо:

– Подожди, я не закончил. Ты ведь понимаешь, что количество денег, которое наш клиент может потратить на рекламу, зависит от объемов его продаж?

– Ну, естественно.

– Поэтому и мы, и клиент заинтересованы в том, чтобы клиент купил как можно больше – тем больше будут его фонды, которые он сможет потратить на рекламу, и тем больше он сможет на этой рекламе заработать. Но вот беда – ему не нужно много продукции! А денег хочется! Поэтому мы предложили нашим клиентам покупать у нас товар «на бумаге». Нужны, допустим, клиенту пять тысяч клавиатур. А мы записываем на него пятьдесят тысяч! Это заказ на полмиллиона, в фонд клиента попадает сразу пятнадцать тысяч долларов – на три рекламные полосы. С них он мог бы заработать шесть тысяч – но три тысячи мы возьмем себе. То есть фонд продается клиенту под двадцать процентов его стоимости, понятно?

– Да уж… Хотя непонятно, куда денутся сорок пять тысяч клавиатур. Вы же не можете закупить их у вендора на бумаге?

– Мы их закупим по-настоящему. И сразу продадим, не завозя в Россию. Вендор закрывает на это глаза, он только рад, что мы готовы брать стандартные клавиатуры без нанесения русских букв на клавиши. С этих операций я имею один процент, то есть примерно столько же денег, сколько и за рекламу. Покупка маркетинговых фондов очень популярна… Только не вздумай завтра сделать передачу о том, что в России продается в десять раз меньше компьютерной техники, чем следует из аналитических отчетов! Мне это вовсе ни к чему… И, если вдуматься, это только небольшая часть наших махинаций. Так что…

Ника начала:

– Мы вообще-то, в принципе, не раскрываем свои источники…

– … Ника! Оззи!

– Лера! Серый!

– Ребята! Ура!

– … Когда я обгорела, мне принесли такую жирную мазь. Врач объяснил, что ее делают местные из плавников каких-то рыб, водорослей и чего-то там еще. Вылечилась я примерно за час.

– Что, и не облезла? – поинтересовалась Ника.

– Конечно, облезла! Но за оставшиеся дни успела потемнеть! – Лера провела рукой по декольте.

Сергей одобрительно хмыкнул и полез за сигаретами.

Осипов спросил:

– Много там русских?

– Уже довольно много, – ответил Сергей. – Хотя лет пять назад вообще не было. Но ты знаешь, как устроены Мальдивы? Каждый остров – как отель. Тебя заселяют в отдельное бунгало. Респешен – тоже бунгало. Ресторан – еще одно бунгало. Есть бассейн с пресной водой. И все это разбросано по острову так, что ты можешь за целый день вообще никого не встретить! Поэтому даже если за завтраком какой-нибудь русский и устроит скандал из-за того, что ему не дали утром водки, то к вечеру ты уже, скорее всего, забудешь, как он выглядит… А вообще перед майскими праздниками там самое то. Еще не очень жарко, при этом еще далеко до сезона дождей. И нормальные цены.

– Часто туда ездите?

– Да нет, второй раз всего. Собственно, денег от полиграфической фирмы только и хватает, что на один отпуск, да и то не каждый год.

– У вас полиграфическая фирма? – встрепенулся Андрей.

– Нужно что-то напечатать? Приходи, цены низкие, форма оплаты любая, нужны документы, – Сергей подмигнул, – сообразим. В основном все в «черную» идет, да еще платим пожарникам, милиции и бандитам. Пожарникам и ментам – деньгами. С бандитами легче, они на нас просто повесили свои мобильники. В прошлом году «Билайн» перестал брать деньги за входящие звонки с билайновских номеров, так счета в два раза уменьшились…

Сергей полез за сигаретами, продолжил:

– Да, так что бывает и Турция. Разок был Тунис. Да, вот, на Мальте еще были в прошлом году, я водил машину с правым рулем! Это бывшая британская колония, все говорят по-английски, и даже валюту свою называют «фунтами». Тоже очень спокойное место.

– А не пробовали Гонконг, Тайвань?

Сергей поморщился:

– Ну, для меня это все равно, что на деревню к дедушке. Что я там буду делать? Петь песенку о тиграх?

Ника и Лера рассмеялись – это была их старая шутка. Когда-то Сергей пытался научить всю компанию петь китайскую детскую песенку о двух тиграх-инвалидах:

Оригинальную лирику никто так и не смог осилить, поэтому друзья предпочитали вольный перевод, сделанный Тимуром:

– Уж лучше Мальта, – подытожил Сергей.

Пока он прикуривал сигарету, слово взяла Лера:

– Ага, там еще, на Мальте, полно молодежи из разных стран, которая типа приехала заниматься английским языком.

– Каким английским, – оживилась Ника, – британским или американским?

– Не знаю, какой там у них английский и когда они его учат, – отрезала Лера, – но студентки целыми днями валяются на пляже без лифчиков.

Она страдальчески закатила глаза:

– В их возрасте, сами понимаете, это не проблема…

Лера взяла глубокомысленную паузу. Ника не менее глубокомысленно кивнула, подумав, очевидно, о том же, о чем и Лера, и со своей стороны предположила:

– Сережа, вероятно, был очень доволен…

Сергей, казалось, был полностью поглощен раскуриванием сигареты.

– А вообще я не понимаю, что делают наши на таких тихих курортах – продолжила Лера. – Я на Мальдивах пообщалась кое с кем – все они лезли на стену от скуки. Там ведь «нечего делать»! Нет дискотек, ночных клубов, баров. Нет громкой музыки, водку опять же по утрам не приносят. Нельзя ухаживать за девушкой, которая сидит на ресепшене. Пристал к ней – увезут на Мале – это столичный остров – в наручниках. Все запрещено. Нельзя ломать кораллы и собирать раковины, нельзя ловить попугаев и черепах. Если тебя поймают на таможне с раковиной – а тебя поймают, на таможне перетряхивают весь багаж – штраф семьсот баксов. Для нашего человека это – сущий ад. Ну, какой это отдых, если ты не напился и не снял девчонку?

– Я знал человека, который сказал бы, что это сущий рай, – тихо произнес Осипов.

После короткой паузы Ника подтвердила:

– Да. Первые две-три ночи Тимур бы перетряхивал местную видеотеку, пересматривая последние американские фильмы. Там есть видеотека? Особенно понравившиеся фильмы он смотрел бы по два раза. Днями он спал бы на пляже. На четвертый день в нем проснулся бы интерес к реальной жизни, и он, пожалуй, заказал бы пару экскурсий на другие острова, поглазеть на коралловые рифы, аистов и фламинго, половить рыбу. Этого ему хватило бы еще дня на три. После этого у него бы открылись глаза, этими глазами он рассмотрел бы местные звезды и слюдяной песок, и сказал бы – хочу тут жить!

– Жить он хотел в Америке… Помните его «брекеты» на зубах?

– Да уж, в Америке…

– Вот ведь не повезло!

– Давайте за Тимура?

Молча подняли бокалы, вразнобой покачали головами, покивали.

– Я сейчас, – сказала Ника, встала и быстро вышла из за стола.

Лера нашла Нику в туалете. Та стояла перед зеркалом и что-то делала с лицом.

– Ник… Ты как?

– Я? – Ника шумно вдохнула и выдохнула. – Я нормально. В порядке. Скажи мне все-таки, что у вас там было, когда я потом ушла?

Уточнять, у кого «у вас» и когда именно «потом», не было необходимости.

Лера пожала плечами:

– Ну что. Ну, так. Ничего такого сверхъестественного.

Взгляд она отвела.

– Ладно, – постановила Ника. – Понятно. Тебе просто больше повезло. Не переживай… Слушай, хотела спросить – у тебя правда только морской загар?

Обрадовавшись легкой теме для разговора, Лера выпалила:

– Да ну что ты, конечно нет! Обязательно два раза в неделю солярий… Приходится чередовать горизонтальный и вертикальный, потому что от горизонтального остаются белые полосы здесь и вон там, а от вертикального – сама понимаешь, тут…

Когда девушки вернулись из дамской комнаты, за столом уже звучали анекдоты.

– Оззи, ты ведь тогда так и не рассказал ту историю про людоедов. Из фильма с Хоппером. Помнишь?

Андрей потеребил нос:

– А, вспомнил! Короче, два людоеда едят клоуна, и один другому говорит – ну и как на вкус, смешно?

Сергей кивнул:

– Да, только по-английски это смешнее звучит – does this taste funny to you? Но, по крайней мере, переводимо. Этого фильма я не видел, но знаю еще про людоедов: правда ли, что людоеды едят поп-корн руками, в смысле, with the fingers? Ответ – no, they eat fingers separately. – Сергей зажег сигарету и развел руками, – А теперь попробуйте сказать это по-русски.

Ника подумала и сказала:

– Тимур бы задумался ровно на одну секунду, и выпалил что-нибудь вроде: «Куда людоеды девают руки, когда едят воздушную кукурузу? Никуда! Руки они съедают вначале». Ну, или что-нибудь посмешнее.

Лера улыбнулась:

– Видели бы вы, какие девушки были на панихиде! Семь лет прошло, а я до сих пор не могу забыть. Все стоят вокруг этого гроба, мнутся, как дураки. Вдруг входит, такая… сама – во, и каблуки – во! На голову выше всех, прическа… да там одни волосы на тыщу долларов. С темно-красными розами. Кладет цветы на гроб и молча уходит. Через три минуты сцена повторяется с другой девушкой, а потом я перестала считать.

Осипов поднял бровь:

– Гроб… А зачем там был гроб? Разве…

Сергей поднял дымящуюся сигарету:

– Все правильно. Тела не было. Но так решил его дядя, чтобы был гроб. Видел бы ты этот гроб – как будто Тимур сам себе выбирал, самый роскошный. Этот гроб и закопали… А я слышал, что в таких случаях экономят – гроб не покупают, а арендуют для панихиды. Место на кладбище берут на основании свидетельства о смерти, но могилу не роют, а сразу ставят памятник. Такая хрень. А Тимура действительно объявили умершим по определению. Еще помнишь юриспруденцию, Гражданский кодекс?

– Эта, как ее?.. Презумпция смерти?

– Точно. Это чертово землетрясение случилось в пригороде Лос-Анджелеса семнадцатого января, ранним утром. Тимур должен был в это время ехать на машине в Лас-Вегас, но не доехал, какие-то черти занесли его именно в тот городок, который тогда и оказался в эпицентре бедствия. Он заночевал в мотеле, который почти целиком ушел на сотню метров под землю. Здание даже не стали раскапывать. Респешен каким-то чудом остался на поверхности, число погибших, как и их имена, устанавливали по книге регистрации гостей. Собственно, и все. Если бы не стихийное бедствие, на объявление умершим потребовалось бы пять лет. А если бы там была война, то нужно было бы ждать два года после окончания военных действий. Но раз войны не было, а обстоятельства предполагают смерть от несчастного случая или опасных обстоятельств, достаточно шести месяцев. Причем датой смерти в этом случае считается не дата вступления в силу решения суда, а именно наиболее вероятная дата смерти. Например, стихийного бедствия, в данном случае – землетрясения. Так что на памятнике написали «17 января 1994 года». Это на Хованском. Представляешь, вокруг июльские могилы, и он там – январский. Ну, в общем, все как обычно, в стиле Тимура.

Осипов подумал:

– Я слышал, что его отец…

– Да, сердце, – подтвердила Ника. – Тогда же, в январе. Подвирный полгода ждал объявления Тимура умершим по презумпции смерти, чтобы получить по закону всю собственность Журавлевых.

У Осипова отвалилась челюсть:

– Какой Подвирный?

– Ну, дядя Тимура, а что такое? – удивилась Ника.

– Тот самый Петрович?

– Да. Ты его знаешь?

– Если это Олег Петрович Подвирный…

– Именно он.

– … То я знаю его очень хорошо. Его инициалами названа фирма POP Electronics. Это ведь и есть мой босс.

– Как правильно читается ваше имя, сэр? – спросил ночной менеджер мотеля. – Журавл ье ф ? Откуда Вы?

– Я из России, – ответил Тимур.

– Из России? Хм, ого! Из… Москвы?

– Да.

– Должно быть, вы проделали долгий путь. Вы прибыли самолетом?

– Разумеется. Приземлился часов пять назад в Лос-Анджелесе.

– И как долго вы летели?

– Наверно, двенадцать часов. Я планировал сразу отправиться в Вегас, но, похоже, немного заблудился, ну и решил переждать ночь у вас.

– Правильно сделали. Утром выезжайте на сто первое – это ближайшее к нам шоссе, и самое удобное для вас. Оттуда на десятое, а потом – на пятнадцатое… Знаете Тома Петти, певца?

– Ну а как же, конечно! «Последний танец Мэри Джейн», да?

– О да! А в песне «Свободное падение» он поет: «Долог день в Реседе, черед двор шоссе…» Приврал, конечно, через наш город шоссе не проходит. Но не такое уж тут у нас захолустье! Видели фильм «Терминатор-2»? Так вот, его снимали именно здесь!

С ума сойти, это же историческое место! Не зря я сюда заехал, подумал Тимур. Расскажу ребятам, что был на месте съемок «Терминатора-2» – они меня загрызут от зависти.

– Припарковались на стоянке во дворе мотеля? – спросил менеджер. – Правильно сделали, что не принесли сюда свои вещи – гораздо ближе будет перенести их в комнату прямо из автомобиля.

– А есть у вас тут, где перекусить? – поинтересовался Тимур.

– У нас только машина для льда и автомат с газировкой, но ближайшее ночное кафе через два квартала, – сообщил менеджер. – День прибытия ставим шестнадцатое января, убытие семнадцатого, платите за одну ночь. Расплатитесь вперед?.. Спасибо, сэр, вот ваша квитанция. Хотите, я позвоню для вас в ваш отель в Лас-Вегасе, чтобы перенести бронь на завтра?

Тимур вошел в почти пустое кафе (звякнули колокольчики), и понял, что именно здесь он и мечтал побывать всю жизнь. Это было как раз такое место, какое он не раз видел в американских фильмах – «автобусные сиденья», мебель с металлической окантовкой, джук-бокс в углу и пинбол у стенки. У стойки было всего три стула, и, заняв крайний, Тимур принялся листать меню, на каждой странице которого были аппетитно изображены всевозможные яичницы.

– Добрый вечер, сэр. Я могу вам помочь?

– Да, пожалуйста, вот это…

Не утруждая себя выбором яичницы, в ответ на вопрос хозяина Тимур ткнул пальцем в первую попавшуюся картинку.

– Прекрасный выбор, сэр! Тосты?

– Да, конечно.

– Что-нибудь выпьете?

Помешает ли мне бутылка-другая пива доехать до мотеля? Тимур решил, что не помешает.

– «Бадвайзер», пожалуйста.

– Спасибо, сэр. Ваше блюдо будет готово через десять минут.

Отлично. Да просто превосходно, подумал Тимур, сделав несколько глотков пива.

Лучше, чем даже можно было себе представить, решил он, когда на столе появилась яичница.

Звякнули колокольчики, и в кафе вошла симпатичная высокая шатенка с прической-каре, неброско одетая и ненакрашенная. Она прошла прямо к стойке, хлопнула свой рюкзачок на ближайший к Тимуру стул, и, горестно усевшись на последнее свободное место, сказала в пустоту:

– Можно мне большой капучино с собой, пожалуйста?

И добавила негромко, но отчетливо и с выражением. По-русски:

– Б.. дь!

– Ты извини, я не хотела никого шокировать. Я не ожидала, что тут сидит русский. Да ты и на русского-то не похож ни капельки, – сказал Инга. – Я решила, ты латинос.

Тимур и Инга пересели за один из столов – стойку уже оттирали от пива, которое Тимур разлил, когда от неожиданности подавился едой. «Маленькая авария, это бывает, – прокомментировал хозяин. – Нет проблем, все о-кей».

– А на кого похожи русские? – спросил Тимур.

– Вообще-то русских обычно ни с кем не спутаешь. Их видно по затравленному взгляду. Извини.

– Да ладно, все в порядке. У тебя-то что случилось?

– Так, неприятности. Тоже маленькая авария, в своем роде… Знаешь, как водят автомобиль калифорнийцы?

Тимур задумался.

– Не знаю. Вроде бы нормально водят. Может, я не заметил чего с непривычки.

– Они ужасно водят! Знаешь, как они тут говорят? «Почему вы перестроились, не включив сигнал поворота? – Потому что я тут нафиг живу». «Какая скорость допустима при выезде на шоссе? – Та скорость, с которой мне нафиг удобно». «Для кого предназначен скоростной ряд? – Для меня». Это шутка, но не все здесь об этом знают!

– Похоже, водят они здесь, как мы в Москве.

– Не знаю, я мало была в Москве. Я из Ленинграда. Ну, так вот, не успела я выехать на дорогу, как в меня врезался этот идиот на своем гребаном пятитонном внедорожнике. Знаешь, из серии: «Зачем вам такая большая машина? – А куда же я запихну все свои стволы?». «Вы не хотите договориться с потерпевшей? – Минуточку, только достану ружье»… Когда его спросили, почему он не уступил дорогу моей машине, он ответил: «Ка-акой ма-ашине-е?».

Обида девушки была неподдельной, но она изобразила интонации виновника аварии, так смешно растягивая слова, что Тимур явственно представил себе грузного фермера с красной шеей и дробовиком в багажнике, и не смог сдержать смех.

– Очень смешно… Мою машину только что эвакуировали. Мне к полудню нужно быть на работе, а это в соседнем штате!

– Так ты не здесь живешь? – поинтересовался Тимур. – А где ты работаешь?

– Здесь я вообще проездом. Я танцую в шоу, в Лас-Вегасе, – вздохнула Инга. – Слыхал о таком городе?

– Еще бы! – оживился Тимур. – Я как раз… А как ты умудрилась попасть на такую работу?

– Долгая история. Сначала окончила ЛИК – Ленинградский институт культуры. Потом… Да какая разница. Я должна быть там к полудню, чтобы участвовать в рекламной акции. Не уволят, конечно, но оштрафуют, блин, точно. У нас совсем новое шоу, рекламы не хватает, поэтому в течение дня мы стоим в разных людных точках, одетые в костюмы, в которых мы танцуем – ну почти в чем мать родила, если честно… Улыбаемся и приглашаем всех посетить представление. Это шоу «Enter the Night» отеля «Стардаст».

Тимур обалдело помотал головой. Бывают же такие совпадения!

– Слушай, ты не поверишь… Я еду в Лас-Вегас, где у меня забронирован номер в «Стардасте». Я заблудился, заехал в этот город и решил здесь переночевать. Моя машина стоит прямо здесь, на стоянке этого кафе…

– То, что у тебя здесь должна быть машина, и так ясно. Но ты едешь в Вегас! Что же ты сразу не сказал!?

– Смотри, я сейчас не смогу сидеть за рулем. Я просто засну, и к тому же я пива выпил. А машина арендована на мое имя, понимаешь?

– Слушай, все это полная ерунда! Машину поведу я. Дорогу, как ты понял, я знаю отсюда и до самого «Стардаста». А законы здесь другие, не такие дурацкие, как у вас в совке. Автомобилем может управлять тот, у кого ключи… Ну, пожалуйста! Я буду вести твою машину очень аккуратно, ты выспишься!.. Я достану тебе самый лучший билет на наше шоу, о-кей?

Прежде чем улыбчивый Р. Антонио Кавасос вернулся к своему клиенту для новой встречи на следующий день, тот уже успел поднять на ноги весь ответственный персонал, и вытребовать себе, ругаясь по-английски и по-испански, удобную кровать и хоть что-то из еды.

– Вы не представляете себе, как я хочу есть! А они отказываются со мной общаться, и из еды принесли только сок и бульон! Это все обслуживание, которое я могу здесь получить!? – возмущался он.

– Сэр, поверьте мне, вам сейчас действительно не стоит налегать на твердую пищу. Доверьтесь врачам, – уговаривал его Кавасос. – Это все-таки Беверли Хиллз, и обслуживание, которое вы здесь получаете, не хуже, чем в Бетезде.

Ничего не понимаю. Беверли Хиллз? Наверное, у меня какая-то страховка… Слово «страховка» вызвало смутные ассоциации, и он, не думая, выпалил:

– У меня были при себе документы? Деньги?

Кавасос осторожно сказал:

– Увы. Документов не было. Ничего не было. Карточек и наличных денег тоже не было. Был чек на предъявителя, довольно крупный… Иначе вы вряд ли смогли бы позволить себе такой уход и услуги юриста. Помните, откуда у вас этот чек?

Какой-то бред! Хотя…

– У меня были и деньги, и документы, и еще много чего. Вы должны были их найти. А значит, вы отлично знаете, откуда я и как меня зовут!

Улыбка сползла с лица Р. Антонио Кавасоса.

– А  вы сами? Вы знаете, откуда вы и как вас зовут?

Инга придерживала руль одной рукой. Ровно гудел мотор.

– Моя семья живет в Петергофе… Не был там никогда? У нас… у них квартира в старом, еще довоенном дом. В наш подъезд однажды угодил снаряд… На крыше дома живут чайки! Они в «Красной книге», их нельзя прогонять, вот они и плодятся, где им нравятся. Они там себе устроили гнезда, откладывают яйца, выращивают птенцов. Знаешь, какие это боевые птицы? Под утро к ним туда обычно лезут кошки со всей округи, и чайки этих кошек почем зря дубасят и сбрасывают с крыши – слышал бы ты, эти вопли!.. Ты спишь?

Ее безмолвный собеседник уснул, задрав кадык, на пассажирском сиденье. Инга вздохнула, помассировала свободной рукой веки и сильнее нажала на газ.

Светало. Впереди было небо, справа и слева – пустыня Мохаве.

– Просыпайся, мы приехали.

– Где мы?

– Это паркинг «Стардаста», мы на третьем этаже. Запомни номер парковочного места, а то потом не найдешь свою машину. Держи ключи.

Тимур вылез наружу, придержал дверь, пока Инга выбиралась с водительского кресла, после чего запер машину и убрал ключ в поясную сумку.

– Ты не возьмешь свои вещи? – удивилась Инга.

– Сначала осмотрюсь… Документы и деньги при мне. Покажешь мне, где тут принимают гостей?

– Идем к лифту.

В лифте ненавязчиво играла музыка. Но как только двери лифта открылись, ее заглушили совсем другие звуки…

– Что это?

– Это, Тимур, казино. Это Лас-Вегас, а весь Лас-Вегас – это казино… Говорят, в Европе нельзя входить в казино без галстука… Попробовали бы они ввести такой запрет здесь, ведь лобби любого отеля – это уже казино!

Они вошли в казино. Инга заторопилась:

– Слушай, мне, правда, пора, я совсем опаздываю! Ресепшен там, – она махнула рукой. – Увидимся вечером, хорошо? Приходи к зрительному залу, там билетная касса. Спросишь билет на твое имя. И… дождешься меня после шоу?

«Морально» готовясь к поездке, Тимур пересмотрел все, какие только смог достать, фильмы, в которых этот город появлялся хотя бы на несколько секунд: «Багси», «Бриллианты навсегда», «Харлей Дэвидсон и Ковбой Мальборо», «Неприличное предложение», «Человек дождя», две серии «Рокки», «Изо всех сил», даже «Слепую ярость» и «Эльвиру». Но реальность не шла ни в какое сравнение с кино.

Вокруг все гремело, звенело, сверкало, переливалось, крутилось и вертелось. Почти все, сидевшие за слот-машинами, совершенно скандальным образом дымили и выпивали – а Тимур-то думал, что американцы не курят!

– Не могли бы вы показать мне ваше водительское удостоверение, сэр, пожалуйста?

А фейс-контроль не дремлет… Возрастной ценз, сообразил Тимур. Нельзя играть, пока тебе не исполнился двадцать один год. Слава богу, что мне уже двадцать два!

Прохаживаясь между рядами слот-машин, Тимур увидел, что за выпивку здесь никто не расплачивается – ее просто приносят, и все. Причем в роли официанток выступают весьма симпатичные и не слишком одетые девицы. Нащупав в кармане несколько четвертаков, Тимур уже направился было к одному из покер-автоматов, где ставка равнялась 25 центам, но смекнул, что рядом с теми автоматами, где ставка доллар и выше, девицы мелькают куда чаще. «О-кей, – решил он, – потрачу сотню. А почему бы и нет? Эти автоматы принимают пластиковые карточки. Для чего же мне еще нужна эта дурацкая карточка, от которой в России вообще никакой пользы?»

Так, и что у нас тут? Нет, пытать счастье в «три семерки» мы не будем, у нас есть видеопокер. «Так и скажу ребятам – отдых в Лас-Вегасе я начал с партии в покер», – решил Тимур. Он вскарабкался на высокий стул перед одним из автоматов, «прокатал» кредитную карту и нажал кнопку раздачи.

Так, какой-то мусор и два валета. Два валета на этом автомате – комбинация, позволяющая вернуть ставку. О-кей, оставим валетов и поменяем три карты. Прикуп… Ну что ж, два валета так два валета. Единичка на экране означает, видимо, число выигранных ставок – остался при своих. Мелкие цифры в окошечках «ПРИЗ», «КРЕДИТ» и «СТАВКА» не разобрать – дальнозоркость, но и так все ясно. Попробуем еще раз.

Раздача. Ой-ой-ой, две восьмерки и две дамы! Что-то слишком часто мне сегодня везет. Если оставлю комбинацию, могу отыграть свой доллар, и в придачу еще один. Прикупаем одну карту. Блин, третья дама! Это же фул хаус! На экране зажглась семерка – семикратный выигрыш – вот это дело!

Что ж, не грех и выпить. В конце концов, машина уже на стоянке. Надо поиграть на эту сотню, пока не надоест, и пойти зарегистрироваться. Если не повезет, он проиграет сто долларов, велика беда. А если повезет…

Дожидаясь, пока ему принесут пиво, Тимур проиграл две ставки подряд, потом выиграл одну ставку с двумя парами, проиграл еще две ставки, выиграл еще одну, потом еще одну. Осушил стакан пива и заказал скотч без льда. Виски принесли сразу, он опрокинул стаканчик, проиграл две ставки, закурил сигарету…

Черт возьми, да эта штука затягивает. Голова уже слегка кружилась, ощутимо дрожали руки. Господи, что я тут делаю, нервно подумал Тимур. Партия в покер с друзьями – это ведь совсем другое дело. Это настоящий азарт. Это блеф. И общение, которое не заменит тупой автомат. Сижу тут, как обдолбанный придурок, и башка уже не варит.

Значит так, надо выспаться, к вечеру привести себя в порядок, перекусить, посмотреть шоу и пригласить Ингу на ужин. Вот так! А сейчас надо быстренько просадить эту дурацкую сотню и ходу… Не глядя на цифры, Тимур сделал максимальную ставку и скомандовал раздачу.

Автомат тренькнул и показал ему десятку, валета, даму, короля и туза пик. Флеш-рояль.

Пульс Тимура подскочил до ста шестидесяти. У него всего раз в жизни был флеш-рояль, и тогда он сорвал банк в триста долларов (в компании они никогда не играли по-крупному). Спокойно, спокойно, тут не нужно «держать лицо». Просто оставь себе все пять карт и нажми прикуп.

Есть!

Автомат сыграл Тимуру победную трель, и на дисплее зажглась тысяча, означавшая тысячекратный выигрыш.

Тысячекратный выигрыш!

Тысяча долларов не была для Тимура чудовищной суммой.

Но сам факт везения!

Хотя минуточку. А почему, собственно, тысяча? Разве он не сделал максимальную ставку? И разве не четыре ставки у него было на руках? Тогда это получается уже четыре тысячи долларов, а четыре тысячи долларов – это уже не карманные деньги… Черт, ну почему же так расплываются и пляшут в глазах эти треклятые цифры?

Тимур поднялся из кресла, покрутил головой и сильно растер уши ладонями.

А что это за надпись сверху – «$1000»?

Это случайно не тысячедолларовый автомат?

Так сколько же он поставил?

И сколько выиграл!?

Чтобы прочитать число в окошке «ПРИЗ», Тимуру пришлось сделать шаг назад.

Процедура выдачи выигрыша оказалась совсем не такой праздничной, как показывают в кино. Сначала Тимур вообще не знал, что ему делать, затем скользившая мимо официантка показала ему кнопку, которую надо нажать, чтобы над автоматом загорелся маячок вызова сотрудника казино.

Сотрудники пришли аж втроем. Молодой человек в галстуке и белой рубашке с закатанными рукавами принялся объяснять Тимуру, что в случае крупного выигрыш автомат подлежит тщательной проверке, так как возможны технические ошибки. В случае ошибки игрок получает не означенный на табло приз, а некую утешительную сумму. По сравнению с выигрышем Тимура, очевидно – весьма скромную.

Тем временем двое в синих комбинезонах вскрыли покер-автомат и залезли в него буквально по пояс. Вылезли они оттуда слегка растерянные, и доложили клерку с закатанными рукавами, что с автоматом все в порядке. Клерк жалобно улыбнулся, и пригласил Тимура пройти с ним к менеджеру зала.

Менеджер наградил Тимура щедрым рукопожатием, и рассказал, где находится касса. К этому моменту доза адреналина, недавно выброшенная в кровь Тимура, видимо, иссякла. Поэтому сердце Тимура колотилось уже не так яростно, а руки почти не дрожали, когда он принял у кассира чек на четыре миллиона долларов.

– Сэр, это чек на предъявителя, поэтому я советую вам, не мешкая, перевести его в наличные или пополнить этими деньгами свой банковский счет. Только тогда ваши деньги будут полностью защищены. Разумеется, такой доход подлежит декларированию, и облагается налогом… Сэр?

– Да, да, я все понимаю… Огромное спасибо!

Пожалуй, теперь-то уже точно пора зарегистрироваться в отеле и получить ключ от комнаты.

– Кстати, не подскажете, где стойка регистрации гостей отеля?

– Пройдите до конца зала и поверните в коридор направо, сэр. Спасибо, сэр.

Пальцы слушались с трудом, поэтому Тимур не стал утруждаться, расстегивая и застегивая поясную сумку, а просто запихнул чек в задний карман джинсов. Он прошагал до конца зала и повернул направо, но почему-то увидел не ресепшен, а вход в ресторан.

Вот черт. Ему бы выйти подышать.

Ему пришлось признать:

– Нет, я не помню этого.

Кавасос сокрушенно вздохнул:

– Этого следовало ожидать. Ваш врач говорит, что память может восстанавливаться довольно медленно. Но мы с вами можем вместе попытаться ускорить этот процесс.

– А почему мы это делаем с вами, а не с врачом?

– Видите ли, сэр… На этом настоял я. Что бы вы ни вспомнили, это должен первым услышать я, как ваш юрист. И только я. Для вашего же блага.

– Послушайте…

Он обхватил голову руками.

– Я не понимаю. Что я такого сделал, что могу общаться только с юристом? И как давно вы мой юрист?

Он немного покачался взад-вперед, сидя на кровати.

– Я все-таки кое-что припоминаю. Я регистрировался в мотеле в ночь с шестнадцатого на семнадцатое января. Вчера было – вы сами сказали – восемнадцатое. Вы что, уже целых двое суток мой юрист? Ба, да это полжизни!..

Кавасос дружелюбно заметил:

– Может и полжизни… Начнем с того, почему нам с вами стоит держаться друг друга. Потому что вы, дружище, человек довольно состоятельный – благодаря мне. Ну, и я – тоже, благодаря вам.

Он откинулся на подушку и прикрыл глаза:

– Продолжайте.

– Причина потери памяти – травма головы. Это часто бывает. Вы упали и ударились головой о камень. Это случилось после того, как вы вышли из казино «Стардаст» в Лас-Вегасе.

Вот как, я был в казино?

– Но теперь ведь я не в Лас-Вегасе?

– Вы в Беверли Хиллз, это Лос-Анджелес, Калифорния, – терпеливо, как ребенку, объяснил Кавасос. – Вас перевезли сюда из Мемориального госпиталя Лас-Вегаса… некоторое время назад.

– А в тот госпиталь я попал из-за травмы головы? А почему я упал – я был пьян?

– Что ж, дружище, я думаю, вам знакомо выражение «раскрыть карты». Начнем с конца – вы упали и ударились головой не от усталости, и не под действием алкоголя. Это произошло потому, что вас проткнули ножом, вот здесь, – Кавасос похлопал правой рукой свой живот.

Когда Тимур, так и не найдя стойку регистрации гостей, добрался до запасного выхода из отеля, его увидел человек, который ждал этого момента уже несколько часов.

Как тут хорошо. Пальмы, свежий воздух, и никого вокруг. Вот только этот тип в дорогом костюме, который направляется к нему.

– Excuse me, can I ask you for a smoke, please?

От неуместности вопроса Тимур на мгновение онемел. Господин в костюме внимательно посмотрел Тимуру в лицо («Похож на кого-то из наших артистов, вот только на кого? На Тихонова?», – пронеслось в голове Тимура) и уточнил по-русски:

– Закурить, говорю, не найдется?

«С чего он взял, что я русский?» – подумал Тимур, и тут же вспомнил о затравленном русском взгляде. Русский язык под сенью отеля «Стардаст» звучал настолько же неуместно, насколько неуместен был… нож в левой руке «Тихонова». Или уместен? Ведь все так и было – и в его снах, и в том фильме.

Улыбчивого Р. Антонио Кавасоса, казалось, распирало от гордости:

– От такой раны любой умрет через несколько минут! Ведь здесь у человека печень, а с печенью шутки плохи. Но вы – настоящий счастливчик, знаете почему? Потому что таких как вы – один на сто тысяч. У вас тотальная декстрапозиция внутренних органов, или, как говорит доктор Бриджес, situs viscerus inversus. Говоря по-английски, сердце и селезенка у вас располагаются справа, а печень и аппендикс – слева. Так что удар ножа поразил преимущественно полость живота. Декстрапозиция, как говорит наш друг Бриджес, часто бывает вызвана инфекционным заболеванием, перенесенным матерью на ранних сроках беременности. Поэтому я не удивлюсь, если окажется, что ваша матушка тяжело перенесла роды…

Его сердце гулко застучало – да, справа.

Он как будто слушал сразу двоих собеседников – Р. Антонио Кавасоса, который вещал снаружи, и кого-то внутри себя. Причем голос внутреннего собеседника становился все громче и громче.

– Теперь о вашем чеке – ведь это единственный документ, который был при вас, и он же стал гарантией вашего благосостояния. Вы еще не припомните, при каких обстоятельствах он вам достался?

– Кассир… Мне его выдал кассир… Он говорил о декларировании доходов… и о налогах…

– Все это мы уже сделали для вас. Знаете, налоги – ужасная вещь, и если бы не биржа, неизвестно, как бы мы с вами выкрутились. Правда, и доходы с биржи облагаются налогом, да и за больничное обслуживание надо платить, ну и, сами понимаете, мой гонорар… Но время шло, и ваши доходы росли все быстрее.

Время? Вот черт…

– Что значит «Р. Антонио»?

– Плевать на формальности, зовите меня Рикки…

– Рикки, неужели прошел целый год?

Ноги Тимура подкосились, и он упал на колени. А как же шоу «Enter the Night», а как же Инга?

Сильная рука придержала его слабеющее тело, ловкие пальцы стащили пояс с сумкой.

Услышать удаляющиеся шаги Тимур не успел – падая на бок, он с размаху ударился головой об один из декоративных камней, которыми были обложены стволы пальм.

– Сэр, вот нехитрая математика. 17 января 1994 года вы вышли из казино «Стардаст» в Лас-Вегасе, с чеком на четыре миллиона долларов, и оказались в больнице. Операция на черепе и головном мозге, обеспеченная вашими деньгами, спасла вашу жизнь, но в сознание вы тогда не пришли.

Все точно. Он был в Лас-Вегасе, и выиграл в видеопокер четыре миллиона. У него сердце справа, его мать умерла при родах.

– Кому-то нужно было взять на себя заботу о вас и ваших деньгах – тут-то и появился я. Дядя Сэм оставил вам после уплаты налогов всего один миллион девятьсот пятьдесят тысяч долларов. Я полностью вложил эти деньги в надежные акции. Определенная часть игроков считает, что на акциях можно зарабатывать стопроцентную прибыль ежемесячно. Отвечаю – исходя из ваших интересов, я выбрал стратегию низкого риска. Я приобретал для вас акции только с высокими ставками, максимальной ожидаемой прибылью и при этом минимальным риском… Таким образом, я смог гарантировать вам ежемесячную прибыль с опережением индекса «Стандарт-энд-Пурс». От этой прибыли дядя Сэм всякий раз требовал тридцать процентов – налог на биржевые операции. Столько же вы платили и мне – стандартный гонорар юриста, знаете ли. Ну и больничное обслуживание, которое тогда стоило три тысячи долларов в месяц. В общем, после первого года операций ваш капитал, вложенный в акции фондовой биржи, не достиг и трех миллионов, а мне вы заплатили за весь этот период менее восьмисот тысяч. Не правда ли, довольно скромно?

В голове всплыло слово «брокер».

– Вы работаете через какого-то брокера?

– Я и есть брокер.

– Разве такое возможно?

– Возможно, если иметь обе лицензии.

И вот что еще – он приехал из Москвы, он закончил МБДА МГИМО, и его зовут…

– Рикки, сколько я спал? – спросил Тимур Журавлев.

– Смотрите. На сегодняшний день вы владеете акциями дюжины самых надежных компаний на нью-йоркской фондовой бирже, на общую сумму примерно пятьдесят с половиной миллионов долларов. Должен сказать, что сам я получил, учитывая налоги, почти в три раза меньше! А ведь чтобы накопить для вас такие деньги, потребовалось семь лет тяжелой работы… Да, и сегодня 19 января 2001 года от рождества Христова. А теперь, раз уж мы настолько углубились в ваше прошлое, не пора ли нам решить, как вас зовут?

Этот гад с ножом… ведь он по-русски говорил. Откуда же он там взялся? «Он ждал там меня, – думал Тимур. – Меня – значит, Тимура Журавлева. Тимура Ильича. А это значит… Значит, что Тимур Ильич умер».

Тимур откашлялся:

– Скажем, Тимоти… Точно, Тимоти. Я думаю, Рикки, что меня определенно зовут Тимоти.

Кавасос широко улыбнулся:

– Привет, Тимоти! Рад знакомству. А как насчет фамилии?

Тимур на секунду задумался.

– Как насчет Крейна?

Тимур Журавлев – Тимоти Крейн – растянулся в шезлонге под жарким майским невадским солнцем и закрыл глаза. Все, что он узнал за последние месяцы, и особенно за последние дни, требовало осмысления – но это не значило, что надо отказаться от режима и от загара.

Никто поблизости не говорил по-русски – блондинка и ее лысый друг, похоже, отказались от идеи принимать солнечные ванны по утрам. Тимур вспомнил, как сам страдал от джет-лага – разницы часовых поясов – в свою первую ночь в Штатах, когда блуждал по пригородам Лос-Анджелеса, пока не встретил Ингу.

Эта встреча… она оказалась ключевым моментом всей истории. Попав по чистой случайности в городок Реседа и покинув его буквально за несколько часов до того, как это место стало эпицентром одного из крупнейших землетрясений последних лет, Тимур внес неожиданные изменения в планы людей, которые хотели от него избавиться.

Его должны были убить и ограбить в Лас-Вегасе, так? Если бы все шло по плану, то где-нибудь поблизости через несколько дней нашли бы его поясную сумку с документами. Таким образом, его личность была бы установлена, труп – репатриирован в Россию, так? Отец со своим больным сердцем, разумеется, недолго протянул бы после этого…

В конечном счете так и произошло. И полновластным владельцев всего имущества Журавлевых, включая немаленький бизнес Ильи Журавлева по дистрибуции компьютеров и оргтехники на территории нескольких стран бывшего СССР, стал Олег Подвирный, дядя Тимура по материнской линии, его единственный оставшийся родственник.

Подвирный! Чем больше Тимур думал о дяде, тем больше он кипел яростью. Конечно, Подвирный хотел забрать бизнес отца! И конечно, он придумал лучший способ сделать это – уничтожить Тимура! Подвирный полностью контролировал безопасность Тимура в Москве, но он был далеко не дурак. Подставляться и делать это в России – конечно, нет. Зато он устроил поездку племянника в США. Никто ведь не берет в отпуск личную охрану. И он мог бы сказать потом: «В России я полностью обеспечивал безопасность своего племянника, но за ее пределами – увы, был бессилен…».

За пределами России Подвирный оказался вполне дееспособен. В лице типа, похожего не то на Ланового, не то на Тихонова.

Но убийство остается убийством, и идеальных убийств не бывает. Мало ли что могло пойти наперекосяк. Да вот хотя бы декстрапозиция, о которой никто не знал – кроме отца, врачей и Ники.

Поэтому случайный визит Тимура в Реседу оказался большой удачей для Подвирного. 17 января 1994 года в 4:30 утра Реседа, где Тимур зарегистрировался на ночлег, стала эпицентром Нортриджском землетрясения. Когда выяснилось, что Тимур числится пропавшим без вести при стихийном бедствии, Подвирный, очевидно, решил, что это гораздо лучше, чем убийство с ограблением в Лас-Вегасе.

Даже сравнительно скудных познаний Тимура в гражданском праве хватало на то, чтобы понять – пропажа без вести при землетрясении создает очень достоверную презумпцию смерти. Причем, если на объявление умершим при обычных обстоятельствах требуется пять лет, то при обстоятельствах, прямо указывающих на смерть от несчастного случая, таких как стихийное бедствие – например, землетрясение – достаточно шести месяцев со дня наиболее вероятной даты смерти.

Это значит, что 17 июля 1994 года Тимур Журавлев был по российским законам признан умершим, с официальной датой смерти 17 января. На минуту он задумался – а вдруг на определение даты смерти влияет разница часовых поясов? Потом понял, что даже если и влияет, то половине пятого утра в Калифорнии соответствуют половине четвертого дня – того же дня – в Москве. Так что как ни крути, умер он семнадцатого января 94– го года. А семь лет и один день спустя воскрес Тимоти Крейном, скромным американским миллионером. Что дальше?

Может, объявить себя живым и вернуться в Россию? Попытаться получить в свое владение имущество, которое должно принадлежать ему по закону, как наследнику своего отца?

Узнав о том, что его сын пропал без вести при землетрясении, Журавлев-старший не прожил и двух дней. Это стало понятно из даты его смерти, которую Тимур выяснил на пятый день поисков через Интернет-кафе – Илья Журавлев умер 28 января 1994 года, в один день с артистом Андре Руером – последний, впрочем, был куда старше. Информации тех лет в русском Интернете было очень мало, очевидно, из-за почти полного отсутствия Интернета в России на тот момент.

Компьютерную корпорацию Журавлева полностью унаследовал Олег Подвирный. «Машину мою продал, небось. И весь свой автосервис. На фига ему теперь автосервис? А может, и не продал…» В любом случае, Тимур теперь – если он, конечно, Тимур, а не какой-то там Тимоти – имеет право на часть акций компании Подвирного, разве не так?

Бред сумасшедшего. Там же Россия. Подвирный, небось, не то что не является учредителем, но даже и не работает в российских юридических лицах, которые представляют «белую» часть его бизнеса – POP Electronics.

Кроме того, даже если бы в России и можно было проследить имущественно-наследственные связи людей и активов компаний, Тимур все равно не смог бы ничего отсудить у Подвирного. С точки зрения закона, текущие владельцы собственности являются ее «добросовестными приобретателями», а это значит, что даже обладая правами наследника и вернувшись «с того света», Тимур Журавлев не сможет получить назад ни рубля из своего имущества. Если не докажет причастность Подвирного к попытке собственного убийства. Что наверняка невозможно.

И на черта ему деньги Подвирного? У него что, мало денег? «Ты миллионер, – напомнил себе Тимур. – Ты стоишь полста лимонов. Ты до конца жизни можешь ничего не делать».

Да и делают ли ему честь подобные мысли? Подвирный – каин, братоубийца. «Не имущества его я хочу, – решил Тимур. – Я порвать его на части хочу, уничтожить». Но разве Подвирный ценил в жизни хоть что-нибудь так, как свой бизнес? Уничтожить бизнес Подвирного – значит, уничтожить Подвирного. Так то.

Надо отвлечься. В «Беглом присяжном» как раз назревала кульминация. Тимур перевернулся на живот, открыл книгу и положил ее перед собой.

Появился кофе. Они пили его, проглядывая данные по закрытию вчерашних торгов . В половине десятого Маркус перебра л ся поближе к   своим наушникам и вперился в два монитора, стоя в ши е с краю его рабочего стола.

–  Торги открылись, — сказал он, весь в  ожида нии .

Марли внимательно слушала, стараясь казаться спокойной. Она и Николас хотели быстро, в один прием, сорвать куш, а затем исчезнуть с деньгами на край света   — куда-нибудь, где они еще не были . Она должна была выкупить 160   тысяч акций «П и некс» , чтобы тут же сбросить их .

–  Стоят, — сказал Маркус, не отводя глаз от компьютера, и она чуть вздрогнула .

Он набрал номер и начал разговор с кем-то в Нью-Йорке, бормоча цифры. Н а   конец, он обр а тился к ней:

–  Предлагают по пятьдесят, покупателей нет. Да или нет?

–  Нет.

Прошло две минуты. Он не отрывался от экрана .

–  Уже сорок пять. Да или нет?

–  Нет. Что с остальными?

Его пальц ы протанцевали по клавиатуре.

–  Вау . «Трелко» упали на тринадцать пунктов, до сорока трех. «Смит Грир» упали на одиннадцать, до пятидесяти трех с четвертью. «Конпак» упали на восемь, до двадцати пяти. Это бо й ня. Обдирают цел ую индустри ю .

–  Как там «Пинекс»?

–  По-прежнему падает. Сорок два, кое-кто уже по чуть-чуть покупает.

–  Берите двадцать тысяч по сорок два, — сказала она, сверяясь со своими з а писями . 1

Так, это все вообще о чем? Тимур вернулся к началу главы. Вроде говорят об игре на понижение. А что это такое? Вот игра на повышение – это понятно. Это когда «быки» – игроки на повышение – берут акции по дешевке, чтобы продать их, как только они подорожают. А что такое игра на понижение? Когда покупают дорогие акции, чтобы продать их, когда они подешевеют? Бред какой-то. То есть, наверняка не бред, но чтобы понять это, нужно экономическое образование. «А ведь у тебя экономическое образование», – сказал себе Тимур. Ну и стыд. Надо же было закончить самый крутой вуз страны, чтобы теперь запутаться в обычном детективном романе!

Он перевернулся на спину и тяжело вздохнул. Ведь Ника все это ему объясняла, совсем недавно! То есть, конечно, не недавно, а восемь лет назад… Но ведь совсем несложно напрячь память!

Тимур аж подскочил в шезлонге. Ну конечно. Это что-то вроде фьючерсных продаж, только с биржевыми продуктами. «Медведи» – игроки на понижение – выставляют на продажу на определенный срок акции, которые, по их расчетам, должны к этому сроку упасть. Эта самая Марли из книжки Гришема – «медведь» – договорилась с каким-то «быком» о том, что в определенный день продаст ему сто шестьдесят тысяч акций этого злосчастного «Пинекса» по цене, которая на тот момент казалась выгодной. Когда наступил срок, был оглашен убийственный для «Пинекса» вердикт присяжных, о котором Марли знала заранее. Когда акции «Пинекса» упали, Марли поручила своему брокеру покупать их, а купленные акции – продать согласно ранее оговоренным условиям… Заработала она, таким образом, восемь миллионов. Не так уж плохо… Тимур взглянул на часы – одиннадцать утра. Пора отсюда…

При входе в отель он опять столкнулся с блондинкой и ее лысым спутником. Все-таки проснулись…

У двери его люкса, как обычно, лежала свежая «Лас-Вегас Сан». Тимур вошел в спальню, швырнул халат, в котором он пришел из бассейна, на огромную кровать. Прошел в гостиную, достал из мини-бара бутылку воды, плюхнулся в кресло. Развернул газету на странице «Бизнес». Как поживают «быки» и «медведи»?

Тимур нашел глазами раздел «Уолл-стрит». Выронил газету, нагнулся, поднял ее с пола и, не веря своим глазам, уставился на заметку, озаглавленную «Айтишники из России стремятся на Уолл-стрит вслед за связистами».

14 июня исполняется пять с половиной лет после начального размещения а к ций первой в истории русской компании на нью-йоркской фондовой бирже. И в этот же день состоятся первые торги нового русского пионера Уолл-стрит, на этот раз   — одной из крупнейших ИТ-компаний бывшего СССР, дистрибь ю тора компьютеров и комплектующих POP Electronics .

Андеррайтеры профессионально отказались от комментариев. Представ и тель биржи был краток: «Любой бизнес в мире, если он располагает необх о димым пакетом финансовых и юридических документов, может продавать у нас свои акции. Национальность не играет роли». Спикер POP Electronics Ан д рей Осипов сказал, что цель анонса размещения, которое состоится в буд у щем м е сяце …

Это какой же Андрей Осипов? Это не рыжий ли Оззи часом?

Тимур знал, что телефонный звонок в Москву – самая крайняя мера. Но это было единственное, что ему оставалось.

– Все это очень странно, Тимур, – холодно сказала Ника. – В это очень трудно поверить.

Конечно, она поверила. С первого слова. Господи, ведь и не такое бывает!

Голос в трубке, такой далекий и такой близкий, такой знакомый и незнакомый:

– Когда мы встретимся, я покажу тебе свой разрезанный живот и вмятину в голове.

– Как же мы встретимся, Тим? Ты приедешь в Россию?

Молчание на том конце провода. Потом Тимур сказал:

– Боюсь, что нет. Нет, я даже не представляю себе, как я сейчас к вам туда заявлюсь. Я же мертв!

Ника, наконец, поняла, что же для нее так непривычно в интонациях Тимура – он подбирает слова, как будто говорит на хорошо знакомом, но все же иностранном языке. Она нерешительно спросила:

– А как ты собираешься улаживать свои дела с дядей? Ты вообще собираешься это делать?

Опять молчание. Голос Тимура:

– Да, я собираюсь. У меня есть что-то вроде плана. Это надо обсуждать… Я не думаю, что с Петровичем можно что-то сделать в России. Но знаешь, как бывает… На ловца и зверь бежит. В общем, надо встретиться. Ты можешь выехать из России? Взять отпуск?

– Тим… А если я замужем или с кем-то встречаюсь? А если у меня тут трое детей, и я еще и беременна, и ну никак не могу взять и с бухты-барахты выехать из России? Особенно для встречи с тобой?

Нетерпеливый голос Тимура:

– Ты замужем? С кем-то встречаешься? У тебя трое детей? Ты беременна?

Ника молчала.

– Да или нет?

– Нет, черт тебя подери, кретин! Мне ни один мужик не подходит после тебя! И у меня уже полгода никого нет!

Тимур кашлянул.

– Ну, так в чем тогда проблема… А виза какая-нибудь в паспорте у тебя есть?

– У меня полно виз, я ведь работаю на телевидении. Хотя американской нет.

– Американская и не нужна… Пока не нужна. Нейтральная территория лучше.

– Есть Шенген… хотя нет, Шенген просрочен. Да, есть Англия! А тебе, наверное, и виза не нужна?

– Почему же не нужна. Еще как нужна. Но я получу ее очень быстро. А ты заказывай билет на самолет и выбирай гостиницу.

– Рикки, я побывал тут, в Лас-Вегасе, на нескольких шоу… Да, мне понравилось. Но хочется увидеть что-нибудь действительно мирового класса. Какое шоу считается лучшим в мире – случайно, не «Кошки»?.. А на Бродвее оно идет?.. Ах, только в Лондоне?.. Нет, ну конечно на английском… О-кей, тогда я хотел бы прокатиться в Лондон. Тут, в Вегасе, есть где поставить визу?.. А где можно?.. В Лос-Анджелесе? Тогда я выезжаю в Лос-Анджелес… Еще раз?.. Понял – бульвар Уилшир, двенадцать-два нуля…

Почему-то Тимур ожидал, что в зале прилета Хитроу он сразу найдет офисы компаний по прокату машин. Но офисов не было, только стенды с телефонами. Тимур потоптался у стенда компании «Баджет», в которой он забронировал автомобиль, затем понял, что здесь ему, точно так же, как и в Лос-Анджелесе, нужно выйти из здания аэропорта, сесть на автобус, принадлежащий прокатной компании, и доехать до ее офиса.

Автобус шел долго, минут пятнадцать. Тимур уже думал, что проехал нужную остановку, когда водитель-индус высунулся из своей кабины и крикнул:

– «Баджет»!

Клерк прокатной конторы был крайне предупредителен. Похоже, его слегка удивило, что гость с платиновой «Визой» хочет ограничиться банальным «Фордом», но Тимур убедил его в том, что американские марки ему привычнее.

– И все же я хотел бы дать вам два добрых совета, если вы не возражаете, мистер Крейн.

– Да?

– Даже в этом классе вам лучше взять машину с автоматической трансмиссией.

– Почему?

Попробовав в Штатах несколько машин с автоматической коробкой передач, Тимур остался твердым сторонником механики.

– Я понимаю, что вы привыкли переключать скорости, сэр. Но я полагаю, что вы привыкли их переключать правой рукой. Здесь же вам придется использовать левую.

Об этом Тимур как-то не подумал.

– Вот как? Спасибо. Пожалуй, вы правы… И ваш второй совет?

– Вот этот приборчик. Он обойдется вам в семь с половиной фунтов – пятнадцать американских долларов – в день, но вы без него не обойдетесь.

– Что это? Телевизор для Барби?

Клерк позволил себе сдержанно улыбнуться.

– Я уверен, что вы в Соединенных Штатах начали пользоваться глобальной системой позиционирования раньше, чем мы в Европе. Прибор позволит вам сосредоточиться на управлении автомобилем, не заглядывая в карту. Учитывая то, что вы не привыкли к левостороннему движению, это может особенно важно.

– Поверните направо. Затем поверните направо к месту назначения, – безжизненным голосом сообщила Тимуру его спутница-навигатор.

В качестве места назначения Тимур указал не отель, в котором остановилась Ника, а близлежащий подземный паркинг. Ника убедила Тимура, что с парковкой в Лондоне огромная проблема. «Видимо, она в курсе», – решил Тимур и не стал спорить. Свершившись с картой, он повесил на плечо сумку и бодро зашагал по мостовой. Странненькая улочка, подумал Тимур. Он совсем не таким представлял себе Лондон. Все дома были не выше четырех этажей.

Табличка на углу первого дома, который он миновал, гласила: City of Westminster. «Круто, а я думал, этот город называется Лондон». А вот что-то знакомое – это же «Старбакс»! Надо угостить Нику кофе. Тимур зашел в кофейню, потолкался пять минут в очереди и вышел с двумя высокими картонными стаканами латте. Так, теперь, кажется, направо. И еще направо… Вот и он – отель «Бержая Иден».

Дверь в двести третий номер оказалась приоткрыта. Тимур толкнул ее, она распахнулась.

После лестницы, которая напомнила Тимуру некоторые кадры из фильмов Хичкока, и лифта размером с бытовой холодильник, номер показался ему огромным, хотя в нем была всего одна комната.

Ника стояла спиной к Тимуру.

– Я принес кофе, – сказал Тимур, чтобы что-нибудь сказать.

Ника молчала. Тимур сглотнул и продолжил:

– Слушай, я все хотел тебя спросить. Ты хотела разъехаться с сестрой и завести кота. Тебе это удалось?

Ника глухо проговорила:

– Кота – нет, не завела. С сестрой не разъехалась. Она сама съехала. Она теперь живет с Сашкой тут, в Лондоне.

– Да?..

– Тим, я тебя тоже хотела спросить…

И после паузы:

– Правда ли, что людоеды едят поп-корн пальцами?

Тимур спросил в замешательстве:

– Что?

Ника повернулась к нему. Тимур сделал несколько шагов вперед. Теперь они стояли друг напротив друга. Очень мешали стаканчики с кофе. Тимур неуклюже поставил их на комод, расплескав часть кофе. Ника продолжила, словно бы не замечая:

– Пальцами – with the fingers. Ответ по-английски – no, they eat fingers separately. Скажи это по-русски.

Тимур задумался ровно на одну секунду:

– Нет, они все едят ртом. И поп-корн, и пальцы.

Ника глубоко вздохнула и качнулась навстречу Тимуру.

– Ну так съешь меня, чертов людоед!

Тимур вышел из ванной. Ника, сидела в постели, прихлебывая холодный кофе.

– Очень вкусный кофе, спасибо!

– Это «Старбаксу» спасибо… Слушай, такая маленькая ванная комната, как ты вообще все это терпишь?

Ника рассмеялась:

– Ты не видел номер, в который меня поселили, когда я приехала. Ты входишь в комнату и падаешь на кровать – стоять негде!

Тимур забрался под одеяло, поближе к Нике. В этот момент он понял, что это единственное место в мире, где он хочет быть, и единственная цель, к которой он стремится. Но вслух сказал только:

– Ну, это не так уж плохо, наверное…

Ника шутливо оттолкнула его.

– Я сменила номер не из-за этого, а из-за ванной. Там была такая маленькая душевая, что когда я встала туда, меня всю облепила эта дурацкая пленка… Фу, так противно!..

– И это – Лондон! Вестминстер! – поддержал ее Тимур. – Ника, поехали со мной в «Пэддингтон». Я там еще не был, но уверен, что там лучше. А завтра вечером пойдем на «Кошек». Мне там забронировали три билета.

Ника округлила глаза:

– Журавлев! А третий-то билет тебе зачем?

– О-о… – простонал Тимур. – Ну, ты понимаешь, я же миллионер! Точнее, я средний американец, привыкающий к статусу миллионера. По идее, я должен смотреть спектакли из отдельной ложи. Но я не привык сидеть в ложе, я, как любой нормальный гражданин, люблю партер, желательно первый ряд! Вот мне и выкупили три кресла, чтобы я сидел в партере с комфортом.

– Так, ладно! – Ника помрачнела. – У нас есть дела. Я не могу заниматься делами в голом виде. И еще я хочу есть, и хочу горячего кофе. Не знаю, как насчет «Пэддингтона» и «Кошек», но сесть и поговорить можно и в «Старбаксе». Одевайся.

– Ты знаешь, что Оззи работает у твоего дяди?

– В газетной статье о первичном размещении акций я прочитал, что он от лица фирмы выступает в прессе. Я понял, что он там вроде пиар-директора.

– Он там много вроде кого… Я общалась с ним недавно. Мы встречались – я, Оззи, Лера и Сергей. Потом Оззи подбросил меня домой…

Тимур поперхнулся кофе.

– Правда?..

– Я же сказала тебе, что у меня уже полгода никого не было, идиот! А встречались мы после майских праздников, недели три назад. Это меньше, чем полгода.

Она дернула плечом:

– И вообще я не обязана перед тобой ни в чем отчитываться.

Тимур кивнул. Ника продолжила:

– А потом еще раз встречались. Перед моим вылетом сюда. Я затащила его в Шереметьево, потому что у меня не было времени. То есть он меня отвез в аэропорт, а потом мы еще перекусили в «Фрайдиз».

Тимур вздохнул:

– Я так и знал, что он за тобой увяжется. Лера-то его, поди, сразу отшила?

– Ты имеешь в виду – после того, как ты переспал с ней перед твоим отлетом в Америку?

Тимур открыл было рот, но вдруг понял, что молчание – действительно золото.

– Молодец, вот и молчи. В том году они с Сергеем и расписались. А Оззи вообще пропал из виду. Потом оказалось, что он несколько лет был в прессе, но мы с ним не сталкивались – он писал о компьютерах, а я занималась рекламой в… ну, в общем, в торговле.

– Не в той фирме, куда ты тогда собеседовалась?

Ника покачала головой:

– Ох, не в той… Там, куда меня взяли, пару лет все было очень круто. Сеть магазинов, банк, акции. А потом пирамида – а это была пирамида – рухнула. Два директора застрелились в офисе на Садовом. Или их застрелили. Еще двое выпали из окна офиса на Ленинградке. То ли выпали, то ли выбросились, то ли их выбросили. Уголовные дела той фирмы до сих пор расследуются. Но я спрыгнула на телевидение – пригодились связи… Но сейчас не об этом. Я ведь не просто так таскала Оззи в аэропорт.

– Ну, и?..

– Что «и»? Послушай, я ведь не одна из твоих любимых блондинок, и складывать два и два пока не разучилась. Твой дядя отправляет тебя в Америку, там ты бесследно исчезаешь. Бывает. Но вот ты появляешься и рассказываешь, что там, в Америке, тебя чуть до смерти не зарезал тип, говорящий по-русски, который потом еще – внимание! – угрожал твоей знакомой из Питера. А тем временем в России твой дядя спокойненько наследует весь бизнес твоего отца… И в чем его можно заподозрить? Ни в чем, потому что… некому! Люди, которые могли бы это сделать – мертвы. И твой отец, и ты. Ну, то есть, ты понял, о чем я.

Тимур сокрушенно вздохнул:

– Собственно, у меня был такой же ход мыслей.

– Вот видишь! – торжествующе заметила Ника. – Вот я и решила, что раз ты решил каким-то образом разобраться со своим дядей, и у тебя даже есть подобие плана – кстати, оно действительно есть? – значит, самое время поговорить с инсайдером… Ты меня внимательно слушаешь?

Тимур сложил руки на столе, как школьник.

– Я весь внимание.

– Я ничего не говорила Оззи о тебе.

– Правильно.

– Я сказала, что меня интересует подноготная их первичного размещения. Что это чисто по-дружески, не для записи.

– Так.

– И он сообщил, что у Подвирного, разумеется, все схвачено заранее. Он сейчас ведет большую кампанию пропаганды их нью-йоркского размещения, задействованы пиар-агентства в Европе и Америке, так что к четырнадцатому июня покупатели будут готовы. Как только POP Electronics выйдет на фондовую биржу – а выйдет она с большой помпой, андеррайтеры советуют выпустить сто миллионов акций с номиналом тридцать, – последует предложение о приобретении большого пакета акций от консорциума китайских инвесторов.

Тимур удивился:

– А на фига же эти китайцы ждут размещения? Не дешевле ли инвестировать в бизнес сейчас, пока он еще не перегрет фондовым рынком?

– Помнишь, как говорит Сергей? «Китайцы…» – Ника карикатурно подняла указательный палец и величественно продолжила, – «… очень умные!»

Тимур рассмеялся:

– Да, точно!

– Ну вот, так мыслят эти умные китайцы. Они не хотят покупать по дешевке предприятие, которое пока еще не до конца доказало свою состоятельность. Они подождут размещения, и потом купят акции. Конечно, втридорога! Но таковы уж китайцы!

Тимур поскреб нос:

– А ведь после массового приобретения акций Подвирного китайцами они еще выше взлетят? В смысле, акции?

– Ну, да, конечно…

– А если такого приобретения не случится? И китайцы публично объявят, что они отказались от плана приобретения акций POP Electronics? Они тогда не должны рухнуть до нуля? Акции, естественно, а не китайцы.

– Пожалуй, что должны. Определенная логика в этом есть.

– Ну что ж, отлично!

Тимур гордо замолчал, оглядывая интерьер «Старбакса».

Ника нетерпеливо спросила:

– Что отлично-то?

– Ты спрашивала о плане. Он есть.

– Да что ты? Может, расскажешь?

– Обязательно! Первым пунктом мы переселяемся в мой отель и ложимся спать. А завтра идем на «Кошек».

Ника рассвирепела:

– Тим, блин! Ты можешь серьезно?

– Я серьезно! Я же обещал представить тебе доказательства своей истории! А для этого нужно хорошее освещение, которое в твоем номере отсутствует!

Ника скорчила гримасу:

– О-о, прекрати паясничать. Твой шрам на пузе я уже видела. А про вмятину на черепе забыла, но ты мне ее и здесь можешь показать…

– Не могу, – покаялся Тимур. – Нет никакой вмятины. Там были совсем раздроблены какие-то кости, и их пришлось заменить титановой пластиной… Давай, поехали отсюда. А?

– Не двинусь с этого места, пока ты не расскажешь о своем плане, – твердо сказала Ника.

– Вот черт. Ну, смотри. Помнишь, как ты учила меня, что такое игра на понижение?..

– Да помню. Погоди-ка!

Ника вытащила что-то из сумки, потом схватила со стола сдачу и, размахивая двухфунтовой купюрой, обратилась к молодому человеку в униформе «Старбакс» и с разноцветными волосами, который убирал соседний столик:

– Excuse me! Could you please help us?..

В пятницу, 25 мая, в девять утра по тихоокеанскому времени «Тимоти Крейн» бодрым шагом вошел в лос-анджелесский офис своего адвоката, брокера и управляющего Р. Антонио Кавасоса. Тот, слегка привстав за рабочим столом, поприветствовал босса.

– Как «Кошки»?

– Прекрасно! Жаль, что мы… э-э, я не попал на шоу, которое было 11 мая, в день двадцатилетия постановки. Говорят, это было нечто феерическое.

– Какие планы?

– Рикки, я предлагаю с понедельника начать играть на бирже по-крупному. Я не зря мотался в Вегас и Лондон. У меня есть инсайдерская информация об одной компании, которая в ближайшее время выходит на нью-йоркскую биржу. Я знаю, что это противозаконно, но источник информации отследить невозможно. Вы хотите заработать гораздо больше денег, чем за последние семь лет?

Одновременно, а именно в восемь вечера по московскому времени, Ника вызвала Сергея с Лерой и Оззи на военный совет в квартиру на Плющихе. Рассадив троих друзей в своей гостиной, Ника сделала объявление, поразившее всех, словно громом. Сказала она всего два слова:

– Тимур жив!

После немой сцены Сергей осторожно осведомился:

– Ника, ты здорова?

Ожидавшая этого вопроса Ника аккуратно выложила на стол несколько квадратиков «Поляроида». На фото – она и Тимур за столиком кофейни «Старбакс». Она и Тимур на фоне афиши «Кошек». Она и Тимур у входа в лондонское метро – с характерной эмблемой «трубы».

Еще одна немая сцена, сменившаяся восторженным гвалтом. Но после того как Ника была допрошена с пристрастием, восторгов поубавилось.

– Что скажешь, Андрей?

Оззи рассказал все, что мог.

Решение было единодушным. Все четверо вооружились ноутбуками, бутербродами и кружками кофе…

В девять утра понедельника, 28 мая, сотрудники полиграфического предприятия, принадлежавшего супругам Ян, были ошарашены срочным заказом, которому был выставлен максимальный приоритет. Текст для фальцованного буклета, который необходимо было сдать в печать к концу рабочего дня, был написан не на русском, и даже не на английском языке – четыре страницы целиком состояли из китайских иероглифов. Вычиткой и корректурой заказа занимался лично Сергей Ян, глава фирмы.

Был и англоязычный заказ – тоже срочный, но куда более простой – одна страница убористого текста, обычная листовка. Правда, доведись человеку, читающему и по-английски, и по-китайски, сравнить тексты двух заказов, он обязательно обратил бы внимание на то, что в обоих документах речь шла об одном и том же. Но такой человек на фирме супругов Ян был только один – Сергей Ян.

Параллельно нужно было подготовить – что характерно, также с использованием китайских иероглифов – двести конвертов. Правда, конвертов именно такой формы типография раньше не производила, поэтому нужно было изготовить особый штамп для их вырезки. Валерия Ян сама руководила работой.

Спустя два часа начался рабочий день по среднеевропейскому времени в одном не очень крупном и не очень дорогом, но очень профессиональном австрийском агентстве по связям с общественностью, поднаторевшем на том, что называется «вирусным маркетингом». В полном соответствии с пожеланиями Олега Подвирного агентство запустило по многочисленным каналам world of mouth информацию… нет, даже не информацию – намеки на то, что «есть основания полагать», будто акции POP Electronics после первичного размещения поползут вверх, как на дрожжах. Как водится, разные источники противоречили друг другу. Одни говорили, что вскоре после размещения акций POP Electronics объявит о значительном расширении продуктового портфеля. Другие – что компания намерена поглотить одного из своих крупнейших конкурентов на восточноевропейском рынке, что значительно увеличит ее активы и капитализацию. Третьи полагали, что крупнейший пакет акций POP Electronics будет выкуплен иностранным инвестором – в качестве кандидатур называли в основном европейских и американских магнатов, но кое-кто предсказывал, что в игру могут вступить и «азиатские драконы».

Несмотря на кажущуюся спонтанность, кампания «сарафанного радио» была просчитана самым дотошным образом, с тем, чтобы ее пик пришелся на определенную дату – а именно, 13 июня.

К пяти часам вечера по московскому времени китайский буклет был утвержден и ушел в тираж на большую типографскую машину. Тексты для конвертов были признаны годными и отправлены на аппарат цифровой печати только к восьми часам вечера. Печать тысячи англоязычных писем цифровая машина к этому моменту уже закончила.

К этому моменту на западном побережье США было девять утра, а на восточном – уже полдень. Buzz-компания, аналогичная европейской – но запущенная американским агентством и для Америки – шагнула через все три часовых пояса североамериканского материка, от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса. И это было только начало.

Почти незамеченным остался тот факт, что некий улыбчивый лос-анджелесский брокер уже начал сбывать пятидесятимиллионный портфель Тимоти Крейна – очень осторожно, пакетами по десять-двадцать тысяч акций. Его задачей было консолидировать к четырнадцатому июня на банковских счетах Крейна максимально возможную сумму, в идеале – не менее сорока пяти миллионов.

Отрицательное сальдо по отношению к текущей рыночной стоимости акций в пятьдесят миллионов закладывалось в бюджет проекта потому, что, к сожалению, распродажу большого портфеля, даже если она производится с максимальными предосторожностями, скрыть невозможно, и курсы распродаваемых акций неизбежно понизятся.

Утром вторника 29 мая Ника прошла через «зеленый» коридор зоны прибытия аэропорта Хитроу, и, улыбаясь, помахала рукой сестре. В ее чемодане не было почти ничего, кроме бумаги. Но, как известно, бумага достаточно тяжела, нести чемодан в руке было невозможно, и поэтому она взяла тележку.

Ирина растянула губы в ответной улыбке, и вяло помахала в ответ. Рядом с ней стоял высокий и ладно скроенный юноша. «Кого-то он мне напоминает», – подумала Ника.

– Здравствуй, милая, – мрачно сказала Ирина. – Это мой сын Алек, то есть Саша. Aleck, get acquainted with your aunty Veronica, dear. You possibly cannot remember her, but anyway. Make her get rid of this luggage, please.

– Happy to meet you, aunt Veronica! Let me help you, – с идеальным британским произношением сказал юноша, и перехватил тележку.

– Hi, Aleck! – сказала Ника, – Он что, не говорит по-русски?

– Он прекрасно говорит по-английски и по-испански. Зачем ему русский? Я была даже против испанского, но он выбрал университет Лос-Анджелеса. Впрочем, и по-русски немного говорит… Объясни мне лучше, зачем тебе потребовалась тысяча конвертов с такими дорогими марками?

К утру четверга 31 мая тираж из двухсот китайских буклетов был просушен и готов к обрезке. Резчики получили также двести отпечатанных заготовок для китайских конвертов. Складывать конверты пришлось вручную, и эта работа продолжалась до вечера.

Тем временем утро четверга настало в Калифорнии, и Р. Антонио Кавасос с огорчением поведал своему боссу по телефону:

– Мне жаль, но тренд Стандарт-энд-Пурс очень неблагоприятен. Боюсь, что распродав все акции к четырнадцатому, мы получим не более сорока-сорока двух миллионов. Вам не кажется, Тимоти, что мы попусту транжирим ваши деньги?

– Нет, Рикки, мне так не кажется. Поверьте, на акциях POP Electronics мы с вами заработаем в разы больше.

– Дай-то бог… Кстати, последние пару дней только о них все и говорят.

– А что именно «все» говорят?

– Да то же, что вы мне сказали «по секрету» в прошлую пятницу! Что их нужно покупать! К шести тридцати утра четырнадцатого июня все нищие и проститутки с бульвара Голливуд будут стоять в очередях у брокерских контор, чтобы успеть к началу торгов на Уолл-стрит! И это называется инсайдерская информация!?

Сборка «китайского» заказа должна была завершиться к вечеру субботы, но к досаде Сергея и Леры, свежеотпечатанные буклеты упорно не хотели помещаться в специально изготовленные для них конверты.

Воскресенье и часть понедельника сотрудники полиграфической фирмы супругов Ян провели за изготовлением новой партии «китайских» конвертов, которые отличались от прежних только тем, что были на пять миллиметров шире.

Ко вторнику заказ был собран.

Утром среды 6 июня Сергей Ян поцеловал жену, у которой от бессонных ночей в компании печатников были под глазами темные круги, и отправился в аэропорт «Шереметьево-2». Из багажа с ним был только чемодан.

– Что в чемодане? – спросил Сергея сотрудник федеральной таможенной службы.

– Полиграфическая продукция, образцы. Конверты, буклеты. Взгляните. А водка – это сувенир. Две бутылки ведь можно?

Таможенник кисло покосился на кипы бумаг, испещренных китайскими иероглифами, и пожелал Сергею счастливого пути.

Шанхайские таможенники, встретившие Сергея вечером четверга, 7 июня, конфисковали у него обе бутылки водки. Других вопросов к багажу и его владельцу у них не было.

У достопочтенного управляющего не слишком широко разрекламированной в Народной Республике, но, тем не менее, вполне надежной курьерской службы, которому Сергей нанес визит утром пятницы, 8 июня, тоже не было лишних вопросов.

Он сказал:

– Мы работаем только по полной предоплате. Если у вас доллары, то можно наличными. Если у вас наличные, то не нужен контракт. Не пишем контракт – не платите налог на добавленную стоимость. Но доставку 15 июня – это ведь будущая пятница – мы гарантируем только в том случае, если вы передадите всю корреспонденцию и оплатите заказ не позже понедельника.

– Вот корреспонденция, и вот наличные – ответил Сергей. – У вас в запасе выходные. Доставка 15 июня. Не раньше, но и не позже. Ше-ше.

–  Ше-ше , – осклабился китаец.

– Тимоти, мы вылетаем в трубу, – ныл Р. Антонио Кавасос, растерявший всю свою улыбчивость. – У нас на руках только тридцать семь миллионов долларов. В понедельник и вторник ситуация с индексами была очень плохая… При текущей конъюнктуре рынка я ничего больше не мог сделать!

Крейн фамильярно похлопал своего адвоката по плечу.

– Тридцать семь миллионов – тоже деньги. Не хнычьте, Рикки. Справимся. Езжайте домой и выспитесь, завтра трудный день. Послезавтра тоже.

Тимур вышел из офиса и сел в красную «Шевроле Малибу».

«Съезжу на Малхолланд Драйв», – решил он.

Смеркалось. Был вечер 13 июня.

Торги на нью-йоркской фондовой бирже (New York Stock Exchange, NYSE) начинаются по рабочим дням, ровно в девять часов тридцать минут утра. 14 июня 2001 года – день выхода на биржу компании POP Electronics – не стал исключением.

Девять тридцать утра нью-йоркского времени соответствуют половине шестого вечера в Москве, где у дисплея с биржевыми котировками – в полном одиночестве – застыл Олег Петрович Подвирный.

В Пекине, Гонконге и Шанхае – половина одиннадцатого вечера. Двумстам ведущим персонам консорциума инвесторов – бизнесменов, председателей правления банков, членов правительства – предстоит беспокойная ночь. Уже второй день ведущие информационные агентства Европы и Америки бомбят китайских магнатов запросами – не они ли являются тем таинственным инвестором, который планирует вложить огромные средства в одну русскую компьютерную компанию? Во вторник пришло четырнадцать запросов, в среду – сто двадцать семь. По итогам размещения, которое вот-вот состоится, обозревателям надо будет что-то писать. Либо консорциум даст официальный комментарий, либо по всему миру бизнес-новости на телевидении, радио, в газетах и Интернете будут переполнены вредными спекуляциями. Завтра с первыми лучами солнца они узнают результаты торгов в Нью-Йорке, и после этого останется совсем немного времени до того момента, когда достойный выход из ситуации будет уже невозможен.

Курьеры тоже укладываются спать. Все они уже получили задания на завтра – кто один конверт, кто пять, а кто и дюжину. Утром! Срочно! Лично в руки!

Девять тридцать одна – и вот, долгожданный новый индекс на бирже! «POPS», стартовая цена – тридцать долларов! Первая же закупка – миллион двести тысяч акций по стартовой цене (ее сделал Р. Антонио Кавасос по поручению Тимура). Рынок взрывается, покупатели жадно хватают POPS, цена растет – тридцать пять, сорок, пятьдесят долларов!..

Ближе к нью-йоркскому полудню, когда темп роста POPS несколько замедлился, Тимур скомандовал Кавасосу начать сбывать акции партиями по двадцать тысяч. Больше от него ничего не зависело, и он, положив ноги на стол, углубился в книгу – теперь это был «Благодетель» все того же Гришема.

На фоне ажиотажного спроса на POPS действия Тимура остались практически незамеченным. Последние партии ушли по максимальной цене, на которой POPS и закрылся – семьдесят два с половиной доллара. Потратив в начале дня на подхлестнувшую спрос первую закупку акций POP Electronics почти все деньги, после полудня Тимур обнаружил на своих счетах восемьдесят три миллиона долларов (включая миллион, которые оставался «про запас» ).

Тимур захлопнул книжку.

– Рикки, помните тот день, когда меня привезли в Мемориальный госпиталь Вегаса? Я давно хотел вас спросить – а вы-то там как оказались?

– Что? – переспросил адвокат, вытирая испарину со лба бумажной салфеткой.

Он явно был озадачен вопросом:

– Как я там оказался? Да я там дневал и ночевал! С клиента, привезенного на «скорой», если у него есть страховка, адвокат может заработать десять-двадцать, а то и пятьдесят тысяч. А у вас страховка оказалась – о-го-го. На всю жизнь. Скажите лучше, сколько будет восемьдесят три шестьсот минус тридцать семь миллионов, что-то я все время сбиваюсь.

– Рикки, вы лучше не считайте пока свои проценты. Мы еще не закончили операцию. Я ведь предупреждал, что и завтра тоже будет трудный день?.. Так вот, сейчас надо решить – как много акций одной компании мы сможем скупить за утро, не вызывая подозрений и серьезных колебаний индекса?

Кавасос скомкал салфетку и быстро сказал:

– Партиями по десять и двадцать тысяч в течение двух часов мы, в принципе, можем скупить шестьсот-семьсот тысяч акций… Но это максимум. Пятьсот тысяч. Давайте на это ориентироваться.

– А если привлечь других брокеров? У вас есть люди, на которых за их комиссию действительно можно рассчитывать?

– Трое, четверо… Сможем выкупить два миллиона акций. Тимоти, зачем вам это? Такого роста, как сегодня, больше не будет.

– Я знаю, что его не будет. Завтра вы и ваши друзья выкупите для меня два с половиной миллиона POPS. Но первым делом мы возьмем такой пакет взаймы.

Адвокат безнадежно вздохнул.

В Шанхае, Пекине и Гонконге уже наступало 15 июня.

Ошеломляющая новость появилась в азиатских средствах массовой информации в полдень по местному времени. В России о ней узнали спустя два-три часа, из первых выпусков утренних новостей. Одновременно новость шагнула на CNN и BBC – региональные информационные бюро ни свет, ни заря поднимали с постели свое начальство в штаб-квартирах.

Журналисты сработали образцово – новость попала в эфир, в Интернет и почти во все ведущие газеты еще до открытия пятничных торгов в Нью-Йорке.

Информация, облетевшая земной шар куда быстрее, чем тот вращается вокруг своей оси, содержала, по большому счету, три тезиса.

Во-первых, правительственные, деловые и финансовые круги Китайской Народной Республики решительно отрицают, что в их сообществах в данное время существуют планы, или намерения, или любые тенденции к инвестированию в свободно продаваемые акции российской компании POP Electronics.

Во-вторых, упомянутые круги располагают информацией о многочисленных случаях нарушения деловой этики, использования методов нерыночной конкуренции, а также прямого нарушения законодательства стран, в которых работает компания POP Electronics, этой компанией, или ее аффилированными лицами, или неформально связанными с ней компаниями и персонами, включая ее фактического владельца, гражданина Российской Федерации О. Подвирного.

В-третьих, у означенных кругов имеется твердая уверенность, что аудированные финансовые отчеты компании POP Electronics не соответствуют действительности вследствие сокрытия компанией своей подлинной структуры и активов. В связи с чем инвесторам, вероятнее всего, не имеет смысла пополнять свои портфели акциями данной компании.

Курс акций POP Electronics рухнул с упоительной скоростью, от исторического максимума в семьдесят два с половиной доллара до исторического минимума в девять с четвертью – за два с половиной часа. Покупали только «медведи», но в свете вчерашнего бума их было совсем немного. Одним из них был Тимур в лице Кавасоса и еще четверых брокеров. На приобретение двух с половиной миллионов акций, необходимых для покрытия займа, ушло два часа и сорок два миллиона долларов. Сальдо составило сто тридцать девять миллионов. Прибыль с тридцати шести миллионов, вложенных Тимуром в проект, оказалась более чем пятикратной.

– Чай будет готов через пятнадцать минут. Надеюсь, вы не очень голодны, так как кафе на наземном этаже закрыто. Напротив есть паб, но и в нем еда появится только через полтора часа. Располагайтесь, Тимур.

Ирина гордо подняла голову и вышла из гостиной, видимо, в направлении кухни. Ника молча развела руками – ничего, мол, с ней не поделаешь.

Тимур подался к Нике и вполголоса проговорил:

– Может, нам обсудить дела в этом пабе?

– Это невежливо! – прошипела Ника. – Тебя пригласили к чаю, болван, а ты вместо пяти прикатил к полчетвертому! Терпи теперь…

– Я не в том смысле… Надо же решить с деньгами… – Тимур обреченно вздохнул. – Ладно, сколько вы потратили?

– Сергей с Лерой – всего около девятнадцати с половиной тысяч долларов. У них в кассе не хватало денег, Оззи тоже внес свою лепту. Это типография, поездка в Китай и китайские курьеры. Особенно курьеры.

– Значит, им всем вместе причитается сто тысяч. Обналичивать деньги в Москве сейчас сколько стоит?

– По-разному… Три, пять процентов.

– Я переведу сто пять тысяч, – решил Тимур. – Как, кстати, дела у Оззи?

– Он счастлив. Как только он узнал твою историю, уволился из фирмы Подвирного. Свободен и весел, хочет не то в журналистику вернуться, не то податься к своей сестре в нефтяную компанию. Но твои деньги ему в любом случае сейчас не помешают.

– А его ни в чем не заподозрят? Если что, Подвирный его достанет откуда угодно, где бы он ни работал…

Ника улыбнулась:

– Подвирному теперь не до этого. А Оззи – опытный шпион. Все-таки восемь лет в журналистике. Из тех фактов, которые ушли в письме китайцам, Оззи ничего не мог знать по работе. Он ведь занимался только маркетинговыми фондами, а в письме было совсем другое – какие-то мошеннические цены, какое-то жульничество с защитой склада, обман деловых партнеров, отмывание денег, в общем, все, что только можно. Не говоря уже о профанации аудита. Ну и в придачу многократные нарушения налогового и таможенного законодательства ряда европейских и азиатских стран. Так что Подвирному остается только проклинать своих вассалов в Эмиратах.

– Гм, допустим. А ты сколько потратила?

Ника взглянула на Тимура с легким презрением.

– Я на тебя столько потратила, что ты со мной за всю жизнь не рассчитаешься, «тайкун». Имей это в виду.

Легкий звон фарфора возвестил о прибытии чая. Расставив чашки, Ирина с прямой спиной уселась во главе стола и чинно произнесла:

– Угощаетесь печеньем и кексом. Вот молоко, вот лимон. Мой сын приедет позже. У него встреча с педагогом по живописи. Скажите мне, молодые люди, как прошла ваша акция с товарами по почте? Что-нибудь продали?

В прихожей мелодично зазвенел телефон.

– Прошу меня извинить, – Ирина плавно встала из-за стола и выплыла из гостиной.

Тимур изумленно уставился на Нику:

– Это она не о том письме, которое ушло в прессу?

– Ну да. Его отпечатали в Москве, а рассылали отсюда, из Лондона. Племянник Саша помогал мне заклеивать конверты. Ты не представляешь, что такое сложить и заклеить тысячу конвертов…

Тимур почесал в затылке.

– А какой же вы указывали обратный адрес?

Ника заговорщицки улыбнулась:

– Отель «Бержая Иден»!

Тимур не успел ничего ответить, и лишь ошарашено помотал головой – Ирина заняла свое место во главе стола.

– Тимур, я могу спросить у вас, чем вы вообще занимаетесь?

– Э-э… – Тимур замялся. – Я участвовал в биржевых операциях, но буду менять сферу деятельности. Собственно, я еще не решил, куда вложить деньги. Возможно, войду в кинопрокатный бизнес.

Ирина одобрительно кивнула и продолжила:

– Знаете ли, Тимур, у меня к вам дело. Педагог рекомендовал Саше переехать в Лос-Анджелес, не дожидаясь начала учебного года. По его словам, так у Саши будет больше времени поработать на натуре. Ника сказала, что вы живете в Калифорнии. У вас найдется день-два, чтобы показать мальчику местность и рассказать о местных, э-э, порядках? Если правда, что вы летите домой на будущей неделе, то мы могли бы купить Саше билет на тот же рейс. Студенческая виза у него уже есть.

Тимуру было не то чтобы некомфортно или непривычно, но как-то попросту странно говорить по-английски с русскоязычным, по идее, человеком. Впрочем, особого выбора не было. Можно было говорить по-испански, это было бы еще занятнее. По-русски говорить было сложнее – за шесть лет жизни в Соединенном Королевстве мальчик элементарно потерял язык.

Но настоящая сложность заключалась в том, что Тимур никак не мог подобрать тему для разговора. Сашу не интересовал бизнес вообще и фондовый рынок, в частности, он весьма слабо разбирался в кино и почти ничего не понимал в машинах. Он вежливо кивал, пока Тимур рассказывал ему об экстремальном вождении, а потом достал из сумки здоровенный блокнот и начал что-то набрасывать в нем карандашом.

Тимуру все это наскучило, и он решил поспать.

Проснувшись, он протер глаза и спросил Сашу:

– Как долго я спал?

– Около трех часов, – бесстрастно ответил юноша.

Тимур увидел, что мальчик по-прежнему водит карандашом в блокноте, и потребовал:

– Ну-ка, малыш, покажи, что у тебя там.

«Малыш», который был выше и шире в плечах, чем Тимур, беспрекословно вручил ему свой блокнот. Тимур взглянул на Сашин набросок и потерял дар речи.

На рисунке был изображен кабриолет неизвестной – скорее всего, несуществующей – марки, вид спереди. Почти половину рисунка занимал капот, настолько объемно прорисованный, что лист бумаги казался выпуклым. На ветровом стекле автомобиля играли блики. В салоне двое – мужчина и женщина. Мужчина одной рукой придерживает рулевое колесо, другой приобнимает женщину, та опустила голову на его плечо. Мужчина – Тимур, женщина – Ника. Не подобие, не сходство – точный портрет. Только почему водитель справа – на рисунке слева? Ах, ну да, Саша же у нас англичанин…

– Алек… как у тебя это получается? – выговорил, наконец, Тимур.

– Это совсем несложно, – скромно сказал Саша. – Раньше я рисовал лучше. Теперь они начали меня учить, и объяснять – так неправильно, так делать нельзя, так нелогично, так некорректно… Но мама говорит – чтобы за картины платили деньги, нужно писать их в точном соответствии со всеми этими требованиям. Она говорит, что когда я стану профессиональным художником, я буду зарабатывать до полумиллиона фунтов в год, и тогда ее муж сможет выйти на пенсию. Но для этого я должен окончить университет, все равно какой. Я выбрал Калифорнию…

– Ты красками тоже умеешь рисовать… писать? – спросил Тимур.

– Я работаю маслом и акварелью, карандашами, пастелью. Я пробовал старые техники – темпера, как Леонардо да Винчи, знаете? – Саша озорно улыбнулся. – А еще мы с ребятами расписываем стены баллончиками. Это как спорт – забраться на труднодоступную стенку, предпочтительно охраняемую, и молниеносно изобразить эмблему своей банды. Видели графитти на отбойниках, когда ехали на машине из Хитроу?

Вот это да! Вот это малыш!

– Алек, ты молодец. Я тебе серьезно говорю! – Тимур развел руками. – Такие таланты редко встретишь… да их вообще не бывает. Дашь посмотреть свой блокнот?

– Разумеется. Я пока вздремну, можно?

Просматривать Сашины рисунки было куда интереснее, чем иной фотоальбом. Правда, из-за дальнозоркости приходилось держать его в вытянутых руках. Тимур листал блокнот с конца. На нескольких последних страничках – Тимур и Ника, вместе и порознь. Это он, видимо, в самолете успел… Сестра Ирина, одна и с незнакомым мужчиной – очевидно, мужем. Незнакомые люди – поодиночке, группами, в статике, в движении. Так-так, а это – не иначе, как бой котов по имени Манкустрап и Макавити из «Кошек»! Вот это динамика!.. Еще «Кошки». Архитектурные объекты – Тауэр-бридж, Биг-Бен.

Еще незнакомые люди… А вот знакомые. Ее Королевское Величество Елизавета II. Элтон Джон. Тони Блэр. Мик Джеггер. Уинстон Черчилль. Принцесса Диана. Гай Фаукс… Как там было? «… It was his intent to burn up the King and the Parliament». Роджер Уотерс. Энтони Хопкинс. Уильям Шекспир. Джуди Денч. Оливер Кромвель. Парень просто невероятно рисует по памяти, модели ему явно не нужны. Тимур покосился на Сашу – тот мирно спал.

Вот интересный рисунок – лист поделен пополам рекой, видимо Темзой, она течет прямо на зрителя, который стоит, наверное, на Тауэрском мосту. На левом берегу – потрясающе прорисованная старая крепость, очевидно, собственно Тауэр. На правом берегу – полупрозрачный, призрачный объект в форме яйца, он возвышается и как бы нависает над окрестными зданиями. Что бы это могло значить? Воображаемая высадка инопланетян?

Автопортрет, здесь Саше лет двенадцать… А вот этот мужчина появляется чаще других. Почему-то всегда в профиль. Тимур уже успел окрестить его «неизвестным в профиль». И чем-то он напоминает… самого Сашу! Может, таким Саша представляет себя лет в тридцать пять-сорок?

Господи, а это что???

Тимур еще раз умылся холодной водой, промокнул лицо бумажной салфеткой. То, что он только что увидел в блокноте юного художника, требовало осмысления. Он вышел из туалета рядом с кабиной пилотов, заглянул за занавеску к бортпроводнице, попросил черного кофе, вернулся в салон бизнес-класса.

Саша по-прежнему дремал. «Так, куда я положил блокнот?». Блокнота не было ни на столике, ни на сиденье кресла. Может, Саша проснулся, убрал свои художества в сумку и снова заснул? Тимур растерянно огляделся.

Ему кажется, или пассажир у иллюминатора в третьем ряду действительно пытается привлечь его внимание?

Это же…

Тимур опустился в кресло рядом с Подвирным.

– Привет, Петрович. Какими судьбами?

– Ты не видел меня в аэропорту, потому что я сюда из экономического класса пересел. Это запрещено, – Подвирный ухмыльнулся. – Классно парень рисует, да? Память у щенка отменная, ты подумай. Отец его как живой прямо на этих картинках.

Сашин блокнот в руках Подвирного был открыт на том самом месте, которое потрясло Тимура. Рисунок черным карандашом с чудовищной реалистичностью показывал, как трое мужчин расстреливают из автоматов Калашникова внедорожник. В салоне машины только один человек – мужчина на заднем сиденье. Мужчина отброшен на спинку кресла, кадык задран, но это, без сомнения – «неизвестный в профиль». У двоих стрелков почему-то нет лиц, а третий…

Третьего Тимур знал. Он встречал его в жизни. Один раз. Тогда на этом человеке был дорогой костюм…

–  Excuse me, can I ask you for a smoke, please?.. Закурить, г о ворю, не найдется?

– На что это ты так уставился? А-а, Штирлиц? Это, знаешь ли, человек! Матерый человечище. Разведчик, бывший спецназовец, в восьмидесятые работал в Англии, а там нашим разведчикам ох как тяжело работать. Если бы он знал, что у тебя внутри все перепутано, ты бы сейчас тут не сидел… И кстати, он встречает нас в Лос-Анджелесе.

Тимур холодно заметил:

– Я сейчас могу просто встать, постучаться к пилотам и сообщить командиру корабля, что в самолете находится уголовный преступник, мошенник и организатор убийств. Тебя примут прямо здесь, а твоего Штирлица – в Лос-Анджелесе.

Подвирный усмехнулся:

– И ты думаешь, что толстяки из охраны аэропорта смогут подойти к нему ближе, чем на сто метров? Да они его даже не увидят. А он будет очень внимательно смотреть на прибывших пассажиров, и если ему хотя бы на секунду покажется, что со мной что-то не так… а ему редко что кажется… то он растворится в воздухе. Потом он снова появится, но уже в Лас-Вегасе, и там он вырвет ноги твоей долговязой курве из стриптиза. А потом он появится в Москве, и тогда потеряется твоя Ника… А найдут ее в Битцевском парке без полголовы, и решат, что это был маньяк, который уже второй год там орудует, и поймать его не могут… А потом он встретит где-нибудь твоего друга-китайца…

– Не надо впутывать сюда моих друзей! – жестко отрезал Тимур.

– Не надо было писать письма моим бизнес-партнерам! Ты думаешь, так хорошо все продумал, и не оставил следов?.. Ты, конечно, хорошо все продумал. Но кое-где облажался. Не с китайским письмом. С другим.

Подвирный ухмыльнулся.

– Отель «Бержая Иден»! Да кто же придумал такой обратный адрес? «Хилтон», «Ритц», «Времена года» – это да, это было бы понятно. Там и искать бесполезно. Там русские днюют и ночуют, там горничные уже по-русски скоро будут говорить, и там такой контроль, такая безопасность! И другое дело – такая дыра, как этот «Бержая Иден». Выяснить имена русских, которые там останавливались за последний месяц – дело трех минут. Там почти и не бывает русских. И когда я вижу фамилию твоей подруги… Тем более что она совпадает с фамилией жены моего первого бизнес-партнера, который у меня был десять лет назад… И особенно, когда рядом крутится некто Тимоти Крейн, американский бездельник…

Он хохотнул:

– Крейн! Журавль! Других птиц, что ли, нет? Взял бы фамилию Херон, или Сторк… Крейн!

Тимур небрежно спросил:

– Мужа Ирины ты убил тоже из-за денег?

Подвирный деланно возмутился:

– Ах, ты меня осуждаешь! Ну, что я могу тебе сказать, извини! Сам-то ты давеча сколько денег хапнул? Миллионов двести? Мне в твоем возрасте такое и не снилось! И зачем тебе эти деньги? Хоть бы дом купил в Голливуде, или там «Кадиллак»…

Подумал, он добавил:

– Хотя нет, тут ты правильно действуешь. Если тебя в частном доме накрыть, то потом еще месяц, может, ничего не узнают. А ты в гостинице живешь, там все на виду, каждый день уборка. И с автомобилем то же самое – как отследить машину, если она у тебя каждую неделю другая, из проката?

Подвирный взглянул на часы.

– Скоро приземляемся. Люблю эти «Конкорды», быстро летают… Говорят, их снимают с рейсов, вот досада-то будет… В общем, мне надо обратно в экономический. А ты топай на свое место. Нет, погоди, отдай-ка мне свой мобильный телефон. Не вздумай купить новый телефон в аэропорту, или звонить куда-нибудь из автомата, или что-нибудь еще в этом роде. Да, и сопляку, пожалуй, не стоит ничего рассказывать. Он-то еще может выжить.

Тимур гнал машину по шоссе номер 405. Указатель на Беверли Хиллз и Западный Голливуд остался позади. Саша некоторое время молчал, потом с легким оттенком удивления в голосе все-таки спросил:

– Тимур, а куда мы едем?

Тимур ответил, что не готов в данный момент это обсуждать, но вернется к этому разговору, самое позднее, через десять минут. Сашу это, казалось, устроило.

У Тимура не было опыта идентификации слежки, он не понимал, преследуют его, или нет. Быстро смеркалось, и это не упрощало ситуацию. Все, что Тимур мог сделать, чтобы выявить преследование, и тогда попытаться противостоять ему – свернуть с четыреста пятого на менее оживленную дорогу, чтобы автомобиль с преследователями увязался за ним. У этого маневра был единственный, но очень крупный недостаток – на пустынной дороге «Штирлиц» может воспользоваться оружием. Поэтому нужно было выбрать сложную, желательно не слишком широкую и как можно более извилистую дорогу, которую бы Тимур знал заведомо лучше Подвирного и «Штирлица». На такой дороге преимущество в скорости и маневре будет у Тимура.

Тимур выбрал Малхолланд Драйв.

С четыреста пятого шоссе он свернул не налево, где проезд имени торговца водой относительно менее извилист, а направо, где дорога превращается в настоящий серпантин.

Спустя двадцать секунд в зеркало заднего вида полыхнули дальним светом чьи-то фары, и у Тимура засосало под ложечкой – он был уверен, что это «Штирлиц» и Подвирный. Преследователи аккуратно пристроились в хвост машине Тимура. Тимур, словно бы не подозревая экипаж ведомой машины в каких бы то ни было намерениях, слегка притормозил и перестроился правее. Опустил стекло, два раза махнул левой рукой – обгоняйте. Фонари дальнего света упрямо светили в спину. Хорошо, что коробка скоростей механическая… Выждав мгновение, Тимур вдавил педаль газа в пол.

– Что у нас происходит? – крикнул Саша, мертвой хваткой вцепившись в поручень.

– Объясню… через пять минут… о-кей? – отрывисто выкрикнул в ответ Тимур.

На несколько секунд фары преследующей машины пропали из виду, потом снова появились в зеркале. «Штирлиц» – Тимур не сомневался, что за рулем именно он, Подвирного он не считал хорошим водителем – пытался ликвидировать разрыв. Но впереди был первый Z-образный зигзаг на этом участке дороги. Кровь бешено застучала в висках, почти как в тот день в казино! Тормоз и газ, руль влево! Тимур вошел в левый поворот на максимальной скорости, какую он мог себе позволить, и тут же бросил машину вправо.

Сзади пронзительно завизжали тормоза. Тимур ожидал звука удара, но его не было. Через десять секунд фары «Штирлица» снова обозначились в зеркале. «Хорошо водит, шпион», – подумал Тимур.

Впереди была почти незаметная развилка, и Тимур до последнего делал вид, будто хочет уйти вправо, на Хидден Вэлли, но взял левее. «Штирлиц» явно не ожидал второго сюрприза так скоро, его машину закрутило…

– Тимур, их это доконает? – прокричал Саша.

– Нет! Но пусть думают, будто это все, что я могу!

Огни машины «Штирлица» вновь засверкали в зеркале заднего вида. Все же ему удалось выровняться. Теперь шпион и мастер мокрых дел, похоже, решил перейти к решительным действиям. Удар! Еще удар! Он не мог перегнать Тимура, и пытался выбить его с дороги ударами в тыльную часть машины. Как ни странно, эти удары успокоили Тимура. Удары сзади не мешают управлять автомобилем. И еще они означают, что у «Штирлица» нет огнестрельного оружия, или он не пытается стрелять в темноте. А также, что он не владеет приемами автобоя.

Справа остались Скайлайн Драйв и Аленвуд Род. Еще чуть-чуть…

Тимур выжал из своей машины всю возможную скорость, и немного оторвался от «Штирлица».

Мелькнул поворот на Лорел Пас Авеню. Сейчас!

Тимур перестроился на встречную полосу и почти до упора выжал тормоз – так, чтобы замедлить движение, но не потерять управление машиной. Автомобиль «Штирлица» промчался мимо, и Тимур снова дал газу, как будто пытаясь, в свою очередь, пристроиться в хвост «Штирлицу».

Но он не собирался этого делать.

Догнав врага, Тимур пошел как бы на обгон.

Но не собирался он и обгонять.

Вместо этого он ударил машину «Штирлица». Правым передним крылом – левое заднее.

В автобое бесполезно пытаться сбросить противника с дороги передними или плоскими боковыми ударами – особенно, если масса автомобилей равна. Чтобы враг потерял управление, нужно бить самой тяжелой частью своей машины в самую легкую часть его машины. Самая тяжелая часть автомобиля – мотор, самая легкая – багажник. После такого углового удара противник полностью и окончательно теряет управление.

Безнадежно воя мотором, машина преследователей рухнула в Лорел Каньон.

– Я уже сюда наездилась, наревелась… – сказала Ника. – Больше мне здесь делать нечего. А ты иди. Может, и поймешь что-нибудь, в конце концов.

Стояла осенняя жара, бабье лето, и Тимур не стал выключать мотор – пусть в автомобиле будет прохладно, и пусть играет музыка (Элейн Пейдж как раз начала «Память» ). Взял с заднего сиденья пластиковый пакет, вылез из машины, потоптался на месте и нехотя побрел к кладбищу.

Тимур никогда не любил кладбища. Мысль о том, что когда-нибудь придется похоронить отца и приходить на могилу к нему и матери, которую он никогда не знал, была невыносима. Но все произошло без его участия – восемь месяцев назад (по субъективным ощущениям) он видел отца живым, – и вот его уже почти восемь лет как нет.

На могиле родителей в Уфе он уже побывал. Теперь же ему предстояло увидеть свою собственную могилу.

Какое огромное это Хованское кладбище. Какой там номер участка?.. Так… это, похоже, здесь.

Тимур словно наткнулся на стену.

Это место не имело с ним ничего общего. Выложенная из кирпича ограда. Бронзовая калитка. Лежащая плашмя большая черная плита. В плиту словно вросло надгробие, на котором вытравлено смутно знакомое фото и надпись:

ЖУРАВЛЕВ ТИМУР ИЛЬЯСОВИЧ

20.10.1971—17.1.1994

ЛЯ ИЛЛЯХУ ИЛЬ АЛЛА, МУХАММАД РАСУЛ АЛЛА!

«Не люблю, когда сначала фамилия. И символ веры мог бы изобразить арабскими письменами, раз уж взялся», – злобно подумал Тимур. – «При чем тут аллах? Я что, был правоверным мусульманином!?»

Дядя, прямо скажем, перегнул палку… Впрочем, при жизни он старался ничего не делать наполовину.

При жизни. «А я-то жив! Я жив!!!»

Тимур подошел ближе, достал из пакета пару белых гвоздик и, неловко перегнувшись через калитку, бросил цветы на черную плиту.

Теперь и его здесь ничто не держало.

Тимоти Крейн откашлялся, будто хотел что-то сказать, затем отвернулся от могилы незнакомого юноши и твердым шагом направился к воротам.

В прохладной машине его ждала миссис Вероника Крейн.

Примечания

1

Перевод К. АхметовÃ