Большевистская Россия (СССР) и остальной мир

Первым последствием Октябрьского переворота, потрясшим западный мир и вызвавшим его негодование, был выход из войны России, которая бросила своих союзников в трагический момент борьбы с Четверным союзом. Когда за этим непростительным предательством сразу же последовали отказ выплачивать долги бывшего русского правительства, экспроприация земельной собственности и промышленности, а также провозглашение революции в России лишь первым этапом, которая должна охватить Европу и весь мир, стало ясно, что это серьезная угроза всему западному капиталистическому обществу. Но к ней отнеслись первоначально достаточно легковесно. Считалось, что новый режим в России вряд ли продержится больше нескольких недель. Лидеры большевизма сами сомневались в этом без активной помощи рабочих капиталистических стран, заключавшейся в поднятии восстаний в своих странах.

Ленин даже, по свидетельству некоторых очевидцев, чуть не принялся плясать, убедившись в том, что его режим продержался больше, нежели когда-то парижские коммунары.

Военное столкновение с Польшей в 1920 году нанесло сильнейший, хотя еще не смертельный удар по концепции «перманентной революции» Троцкого. В то же время, несмотря на Рижский мирный договор, заключенный в марте месяце 1921 года, между «панской» Польшей и «Совдепией» образовалось удручающее политико-психологическое состояние. Которого, возможно, удалось бы избежать, одобри Ленин замысел Сталина по организации поэтапного отпора противникам.

Ильич совершил тогда две непростительные ошибки: военную и дипломатическую. Если же было бы осуществлено намерение Сталина, все могло сложиться иначе. То есть, если сначала был разбит Врангель, а затем уже Пилсудский аккуратно отодвинут на линию Керзона, то вся последующая история Европы могла развиваться иначе.

Ленин опасался потерь от сталинского предложения в десятки тысяч красных воинов, но они оказались в итоге несоизмеримо большими. Ущерб только польской армии составил свыше 184 тысяч человек — «почти 20 процентов своего максимального состава». Советская Россия понесла урон в несколько раз больший, только плененными оказалось около двухсот тысяч.

Кампания оказала также огромное влияние на сознание русского и польского народов. По обеим сторонам демаркационной линии, по обеим сторонам фронта, который в силу неизбежности стал границей, утвердились стереотипы, свойственные больше состоянию войны, чем дружественного мира.

С одной стороны, были «хамские большевистские Советы», с другой — «панская Польша Пилсудского». Последняя в глазах Советской России являлась авангардом Антанты, наконечником копья глубоко враждебных социалистическому государству империалистических сил. Подобное впечатление усиливала поддержка различных антисоветских акций, осуществляемых с территории Польши: деятельность террористов Бориса Савинкова, вылазки атаманов Булаховича и Тютюника и многих других мероприятий.

Поскольку Рижским договором советско-польская граница устанавливалась значительно восточнее так называемой линии Керзона, к Польше отошли Западная Украина и Западная Белоруссия. Отсюда, в польских правящих кругах доминировали тенденции избежания какого-либо политического сближения с СССР. Подобной «линии поведения» до поры до времени придерживались многие ведущие державы мира.

Марш Тухачевского на Варшаву вызвал новый взрыв недоверия и враждебности к Советам на Западе, несколько утихший лишь после заключения мира. Пока там возмущались, южные соседи России поспешили заключить с ней мирные соглашения.

26 февраля 1921 года состоялось подписание договора с Персией (Ираном), а спустя сутки с Афганистаном. Март 1921 года вообще оказался богатым для Советов на разного рода соглашения. 16 числа в Москве был подписан договор о дружбе и братстве между Советской Россией и кемалистской Турцией. Как и ранее с Тегераном и Кабулом, Ленин пошел на весьма значительные уступки Анкаре, в том числе финансовые. Договором предусматривалось также, что вопрос о режиме проливов будет передан на обсуждение стран Черноморского побережья.

Вследствие снятия довольно существенного русского фактора, развязывавшего ему руки, Мустафа Кемаль (Ататюрк) бросил против греков все свои силы. Его войска отвоевывали оккупированную территорию и шли к проливам и Константинополю.

События на анатолийском фронте вызвали правительственный кризис в Англии. Премьер-министр Ллойд-Джордж лишился кресла, а главой Форин оффиса стал лорд Керзон. Несмотря на все его ухищрения, советское правительство удостоилось приглашения на конференцию в Лозанне.

Точкой отсчета же дипломатического прорыва для Советов стала Генуя. В начале 1922 года Россию пригласили участвовать в международной конференции, которая открывалась 10 апреля на родине Колумба. Для большевистской стороны это был первый полноправный международный дипломатический форум.

Нажим на двух изгоев мировой дипломатии, Германию и Советскую Россию, со стороны союзных держав в Генуе привел к сенсационным результатам. 16 апреля в городке Рапалло, Советская Россия и Германия подписали мирный договор, означавший для одной стороны выход из дипломатической блокады, а для другой — из политической изоляции. Особенностью германо-советских отношений до Рапалло было сугубо секретное взаимодействие в воинских целях. Его инициировал тогдашний глава рейхсвера Ханс фон Сект и большевистское руководство пошло на сотрудничество, немедленно забыв, как в период Октября гневно осуждало любые тайные соглашения.

Завершающий этап острейшего ближневосточного кризиса (войны между Турцией и Грецией) в целом поспособствовал дальнейшему упрочению влияния России, в значительной степени омраченного убийством советского дипломата Вацлава Воровского. На международной конференции в Лозанне СССР признали «наследницей прав и интересов бывшей Российской империи», хотя вопрос о проливах разрешился для него неблагоприятно.

3 июля 1923 года состоялось подписание так называемого «хлебного договора» между СССР и Германией. Взамен поставляемых 20 миллионов пудов зерна Советский Союз обязывался закупить изделия германской промышленности. Благодаря Рапалльскому договору создалась благоприятная атмосфера по отношению к Германии не только в правительственных кругах, но и среди населения Советских республик. Чувства признательности усилились, когда высшие правительственные и дипломатические лица германского государства выразили соболезнования, опубликованные в «Известиях» в связи с кончиной Ленина.

Сразу после его смерти началась полоса дипломатического признания СССР странами капитала. На протяжении 1924-1925 годов ряд государств установил с ним относительно нормальные отношения. Среди них были такие страны, как Италия, Франция, Англия. Последние особенно значили для Советов ввиду проявлений непримиримой враждебности. Еще 16 марта 1921 года практически синхронно с Рижским и Московским договорами и ленинской декларацией о НЭПе в Лондоне состоялось подписание англо-советского торгового соглашения — важной вехи на пути режима пролетарской диктатуры установления нормальных отношений со странами Запада. Явственно начало обозначаться расхождение выразителя национальных интересов государства — наркомата по иностранным делам с поборником интернациональной политики — Коминтерном.

Результатом более чем двухлетних сложных переговоров, ощутимого противодействия определенных кругов в обеих странах стало подписание в Москве 12 октября 1925 года советско-германского экономического договора в развитие договоренностей в Рапалло. «Вышеназванный договор, — объявил газетчикам посол Германии в России граф Брокдорф-Ранцау, — является выражением серьезной воли обеих сторон найти здоровый компромисс между экономической и правовой структурой Германии и столь различной от нее структурой СССР… несомненно, будет способствовать экономическому оздоровлению территорий с населением почти в 200 миллионов человек».

Весной следующего года между Германией и Советским Союзом был подписан уже договор о нейтралитете и ненападении, вызвавший на Западе сильнейшее раздражение, усиленный фактическим сворачиванием НЭПа. А значит и отсутствием ближайших перспектив возврата долгов царского и Временного правительств.

На протяжении нескольких последующих лет, в то время как у Советов не было с Западной Европой практически никаких отношений, их связи с Германией как военно-политические, так и культурно-экономические оставались намного более тесными и плодотворными, чем с любым другим государством.

Параллельно с опытами мирного взаимодействия с западными странами Советская Россия пытается завязать тесные связи с государствами Востока. Здесь также отмечаются элементы двойственности. С одной стороны, по линии партии большевики пытаются распространить идеи Маркса и Ленина; с другой стороны, установить нормальные межгосударственные отношения.

Государством, в которой индустрия развивалась по западному образцу, страной с многочисленным пролетариатом была Япония, и казалось, что именно там зреет революция. 1 сентября 1923 года в Японии произошло сильнейшее землетрясение, нанесшее стране Восходящего солнца огромный ущерб. СССР оказал определенную помощь в преодолении последствий стихийного бедствия, и очередное японское правительство после некоторых колебаний решилось на мирные переговоры.

Камнем преткновения являлся вопрос о Северном Сахалине. Наконец, 20 января 1925 года в Пекине была заключена советско-японская конвенция, согласно которой обе стороны восстанавливали дипломатические и консульские отношения друг с другом. Япония согласилась на эвакуацию войск с Северного Сахалина к 15 мая, а СССР обязался предоставить концессии японским нефтепромышленникам на своей части тихоокеанского острова. Отдельным параграфом предусматривалось, что Портсмутский мир 1905 года остается в силе. В то же время Москва предусмотрительно сделала оговорку о том, что правительство СССР не «разделяет с бывшим царским правительством политическую ответственность за заключение указанного договора». Тем самым, де-юре оставлялась лазейка для последующей постановки вопроса о возвращении южной части Сахалина и Курильских островов.

В ноябре 1921 года была провозглашена Монгольская Народная республика, тотчас же взятая под опеку Москвой, ибо она как бы обхватывала северо-восточную часть Китая (Манчжурию).

Но наиболее благотворной нивой для коммунистической пропаганды и советской дипломатии оказался Китай. В «Поднебесной империи» в конце 19-го — начале 20-го веков происходили не менее бурные события, чем в России. После японо-китайской войны и вмешательства мировых держав с целью подавления народных выступлений Китай в правление последних императоров манчжурской династии Цин попал в полуколониальную зависимость. А накануне первой мировой войны в ходе Синьхайской революции был низложен последний ее монарх — малолетний Пу И.

Весной 1923 года Сунь Ятсен, китайский революционер-демократ, вернулся к власти в Кантоне, южной части Китая. Задачи борьбы с крупнейшими державами, буквально паразитировавшими в Китае (Великобританией, Японией, США), благоприятствовали альянсу Советов с Сунем и его, по сути, мелкобуржуазной партией Гоминьданем.

Однако внимание СССР к Китаю не ограничивалось проблемами национально-революционного движения, так как территория Северного Китая непосредственно примыкала к его рубежам. Советский Союз был заинтересован в спокойствии и стабильности на дальневосточной демаркационной линии границ. Несовместимость защиты национальных интересов в предполье Манчжурии и содействие делу революции на юге и в центральной части Китая вскоре должны были проявиться.

После скоропостижной кончины Сунь Ятсена незамедлительно последовало усиление Чан Кайши, всецело отдававшегося созданию боеспособной армии вследствие немалой помощи Советов. Очень скоро Чан настолько усилился, что не нуждался уже в изрядно поднадоевшей ему советской опеке. Он организовал массовое избиение в Шанхае коммунистов и рабочих активистов, не посчитавшись с авторитетом красного военачальника В.К. Блюхера (Га-Линя) и других большевистских советников.

Летом 1927 года все они были вынуждены уехать из Китая. Несколько лет значительных усилий были затрачены Советами впустую. Китай продолжал бурлить еще в течение долгого времени, но Гоминьдан в лице Чан Кайши успешно наложил на него свою железную десницу.

События в Китае, возможно, инспирированные британцами, явно их самих вдохновляли. К весне 1927 года требования консервативных кругов Англии разорвать отношения с СССР стали особенно настойчивыми. 12 мая на помещения акционерного англо-русского кооперативного общества (АРКОС), где размещались конторы советского торгового представительства, был совершен полицейский налет. Спустя полмесяца британский министр иностранных дел Невилл Чемберлен вручил советскому полномочному представителю (полпреду) ноту о разрыве дипломатических отношений с Советским Союзом и аннулировании торговых отношений.

Поскольку Великобритания играла ведущую роль на европейском политическом небосклоне, подобный демарш вызвал всеобщее беспокойство. Ситуацию усугубило убийство бывшим белогвардейцем Ковердой советского полпреда в Польше П.Л. Войкова. За год до подлого действа поляки наделили Пилсудского диктаторскими полномочиями.

В Москве справедливо опасались войны или, по меньшей мере, экономической и финансовой блокады. Однако ни Пилсудский, ни лидеры других стран благоразумно не вняли примеру британцев.

В течение двух лет после того как Великобритания в одностороннем порядке разорвала дипломатические отношения с СССР и прекращения советского участия в делах Китая, во внешней политике Советского Союза наступило затишье.

Самым важным для советской дипломатии постепенно становится участие в международной жизни в Женеве, на ассамблеях Лиги Наций. С ее трибуны заместитель наркома по иностранным делам Максим Литвинов (Баллах) выступает с сенсационными предложениями «о полном и всеобщем запрещении всех видов военно-морских и военно-воздушных вооружений».

Тенденция обгона, между тем, Германией и США Великобритании по наисовременнейшим промышленным технологиям из-за потери последней рынков в СССР стала обозначаться еще острее. Важным фактором советской политики индустриализации, помимо германской техники, становится опора на американские станки и оборудование. Еще более примечательным было широкое использование в СССР высококвалифицированных американских инженеров. Таковых работало в 1929 году несколько тысяч.

Самое важное событие в отношениях СССР с внешним миром произошло во второй половине 1929 года на Дальнем Востоке. Китайско-Восточная железная дорога (КВЖД), построенная еще царским правительством таким образом, что она проходила по китайской территории, была для обеих стран яблоком раздора и источником разных недоразумений. После многочисленных сравнительно мелких посягательств 10 июля китайская администрация захватила железную дорогу со всеми постройками, закрыла советскую торговую миссию и другие советские учреждения, находившиеся в Манчжурии, арестовала советских граждан и выслала их с китайской территории. Однако Чан Кайши грубо просчитался, полагая, что в очередной раз Советы безропотно снесут оскорбление. Мировые державы также без особого восторга восприняли посягательство китайцев на чужую собственность. Потеря железной дороги, служившей единственной связью с единственным тихоокеанским портом — Владивостоком, наносила сильнейший удар национальным интересам России.

Отчаявшись решить проблему полюбовно, мирным путем, Кремль, наконец, решился предоставить возможность Блюхеру отыграться за унижение в Центральном Китае и предпринял серьезную воинскую акцию. Предупреждение было принято к сведению слабыми в военном отношении китайцами, и переговоры начались всерьез. Почти синхронно с юбилеем Сталина, 22 декабря 1929 года, в Хабаровске был подписан документ полностью восстанавливающий прежний статус-кво.

Советский Союз убедительно продемонстрировал, что является серьезной военной и дипломатической силой на Дальнем Востоке. Кроме того, в его поведении проявились некоторые замашки, сближающие СССР с крупнейшими мировыми державами. Казалось бы, малозначительный пограничный инцидент стал заметной вехой во внешней политике Советов.

Поборник умеренности не только в делах внутренних

Как совершенно справедливо полагает Карр: «Возвышение Сталина на Западе было воспринято с некоторым удовлетворением, поскольку это говорило о закате Троцкого и Зиновьева и замене революционных смутьянов умеренным и осторожным руководителем, который был больше всего озабочен восстановлением благополучия своей собственной страны».

Суждение вдвойне примечательно тем, что высказано оно было британцем в более поздний период. В произведении, написанном в целом в весьма неблагоприятном для Сталина стиле. Однако Карр «забыл» присовокупить к смутьянам Ленина, поскольку при всей его бесхребетности во многих отношениях, он всегда относился с исключающей малейшие компромиссы враждебностью к странам Запада.

Прерогативу раздела мира на два сугубо антагонистических блока принадлежит Ильичу. О сем прискорбном факте Ленин торжественно объявил корреспонденту «Тне New York Herald». «Мир разделился на два лагеря: капиталистическая заграница и коммунистическая Россия», — не без изрядного злорадства сообщил тиран американскому корреспонденту во время подавления кронштадского восстания.

Впрочем, Карр с удивительным пиететом относился к Ильичу, полагая, что «Ленин был великим — быть может, величайшим во все времена — революционером». Одновременно присовокупляя, что «в основе его гения лежало созидательное, а не разрушительное начало», и мотивируя незначительным участием Ленина и большевиков в деле свержения царизма и Временного правительств.

По мнению британца, с июля 17 года падение Временного правительства было неизбежным, ожидалось лишь появление его преемников. «То главное, чего Ленин достиг, осуществилось после бескровной победы революции в октябре 1917 г. и свидетельствует о великой созидательной роли этого государственного деятеля» — чисто риторически восклицает Карр, напрочь забывая задать самый главный вопрос. Желало ли его прихода к власти как революционера (суть разрушителя) подавляющее большинство россиян?

До определенного момента Ильич оказывал огромное влияние на внешнюю политику Советской России. Победа в гражданской междоусобице и подписание англо-советского торгового соглашения укрепили решимость Ленина разговаривать с бывшими союзниками России преимущественно языком ультиматумов. Он явно преувеличивал степень их заинтересованности в природных ресурсах географически огромной державы. Поэтому отказывался идти на малейшие уступки по вопросам, считавшимся им «архиважными».

Когда нарком по иностранным делам Г.В. Чичерин, основательно готовившийся к конференции в Генуе едва заикнулся о внесении в Конституцию «маленького изменения», подвижек в сторону либерализации режима, Ильич взорвался и счел его сумасшедшим. Он немедленно написал из московской глубинки (якобы, находясь там на отдыхе) Молотову и остальным членам Политбюро: «Это и следующее письмо Чичерина явно доказывают, что он болен и сильно. Мы будем дураками, если тотчас и насильно не сошлем его в санаторий».

Не получив поддержки от Политбюро в отношении Чичерина, Ленин принялся строчить проект предельно жесткой, практически невыполнимой, директивы ЦК для делегации. А также проект постановления ЦК РКП(б) о задачах Советской делегации в Генуе.

— Мы идем в Геную «как купцы, потому что нам торговля с капиталистическими странами (пока они еще совсем не развалились), безусловно, необходима», — безапелляционно объявил лидер, дышавшей на ладан державы на заседании коммунистической фракции Всероссийского съезда металлистов.

К тому времени уже состоялось Чрезвычайное заседание ВЦИК, на котором ввиду «перегрузки государственными делами и недостаточно удовлетворительного состояния здоровья» главой делегации вместо Ленина фактически назначался Чичерин.

Проект постановления, предложенный Ильичом, был принят Политбюро ЦК РКП (б) 28 февраля 1922 года с дополнениями Сталина. Дополнения были весьма существенными и практически зачеркивали весь предыдущий многословный текст. Вот они:

1. Вопрос о признании Соввласти ставить не в начале, а в конце конференции (после развертывания попыток к экономическому соглашению), и затем, не делать из него ультиматума;

2. Не выдвигать в качестве субъектов (соглашающихся) на конференции со стороны России Центросоюз, сельскохозяйственные кооперативы и пр. (как это делает Красин), а иметь в виду лишь один субъект — государство российское» (выделено мной — М.А.).

Заключительная фраза, в свете последующих деяний Сталина, звучит особенно многозначительно. Также кавказец предлагал не козырять делегации антагонизмами классов, справедливо полагая, что даже дискуссии на тему экономики вовлекают Совдепию де-факто в политическое пространство Запада.

В Генуе Чичерин, опытный дипломат закалки времен самодержавных, подвергался колоссальным перегрузкам. Помимо участия в собственно конференции и переговоров с Германией, на его долю выпала участь объясняться с членами своей делегации, к примеру, Я.Э. Рудзутаком, славшему информацию о переговорах в Центр в собственной интерпретации. Отчего наркоминделу раз за разом приходилось отбиваться от импульсивных депеш Ленина. Последний, вдохновленный договоренностями в Рапалло, подстрекал Чичерина выйти с шумным скандалом из международного саммита в Италии. «Признаем лишь преимущественное право аренды и концессий», а реституцию и денежную компенсацию странам Антанты категорически отвергаем — вновь и вновь инструктировал Чичерина Ильич.

Между тем, на Западе явно прознали об уплате Турции, по настоянию Ленина, значительной денежной суммы и вполне резонно требовали возврата долгов царского и Временного правительств. Деликатную миссию инкогнито выполнил Фрунзе, доставив туркам натурой «миллион золотых рублей царской чеканки».

С точки зрения англо-французских деятелей и не только их одних финансовые проплаты туркам (бывшим противникам России) были явным абсурдом. Но Ленин руководствовался логикой борца с уже поверженным самодержавием — ужасным якобы поработителем наций и народностей народов Востока. Поэтому все старые царские договоры с Турцией торжественно объявлялись ликвидированными. Долги, которые она выплачивала России раньше, были объявлены аннулированными. За Турцией остались Каре, Ардаган и Артвин -административные территории, ранее принадлежавшие России.

Достаточно щедро Ленин вознаградил Иран, также простив, по-царски, его долги русским монархам.

Очевидно, Сталин неодобрительно относился к подобным постановкам вопроса, но пока не обнаружено материалов со следами его рьяных выступлений против уплаты контрибуции Турции, в отличие от протестов наркома финансов Сокольникова. Но кавказец не забыл этот эпизод и, так сказать, всю оставшуюся жизнь помнил о нем…

Конференция в Генуе в части взаимоотношений Запада с Советской Россией все больше заходила в тупик. У получившего оттуда ряд сообщений Ленина немедленно появились опасения в том, что у «Чичерина и Литвинова (не говоря о Красине)» проявляются тенденции при переговорах пойти на уступки, не предусмотренные директивами ЦК. Он всполошился и немедленно настрочил проект телеграммы с угрозами в адрес вышеуказанных членов делегации. Но Политбюро по предложению своего генсека Сталина убрало из телеграммы угрозы, а также оскорбительные выражения.

Физическая кончина Ленина, главного тормоза внешних связей Советской России, очень скоро сказалась довольно живительным образом. Началась полоса признаний большевистского правительства западными странами, которую Сталин, естественно, не увязывал со смертью диктатора.

На январском 1925 года пленуме ЦК, на котором Троцкий был смещен с поста председателя РВС и заменен Фрунзе, Сталин выступил дважды. Всячески поддержав инициативы последнего по реформированию военного ведомства, он озвучил вместе с тем, по сути, программную политику страны во внешних делах: «Наше знамя остается по-старому знаменем мира. Но если война начнется, то нам не придется сидеть сложа руки, — нам придется выступить, но выступить последними. И мы выступим для того, чтобы бросить решающую гирю на чашку весов, гирю, которая могла бы перевесить».

Разоренная держава отчаянно нуждалась в инвестициях, поэтому Сталин на XIV съезде партии объявил о том, что «мы не прочь бывших частных собственников удовлетворить предоставлением им концессий, но опять-таки с тем, чтобы условия концессий не были кабальными».

Платежи по царским и иным долгам хитроумно рассматривались как добавочные проценты на кредиты, получаемые большевиками для развития своей индустрии. На том же съезде Сталин очертил задачи партии «в связи с внешним положением» по двум направлениям: «международного революционного движения и затем в области внешней политики Советского Союза».

Второй вектор (национальные интересы страны) довольно скоро стал превалировать в политике Сталина. Тем самым, он категорически отказался от безрассудных замыслов разжигания мировой революции своих политических противников, чего больше всего опасались на Западе.

Некоторые аспекты Великого перелома

Сталин превосходно осознавал, что фундаментом жизнеспособности практически любого суверенного государства является как можно более развитая тяжелая промышленность, в свою очередь, немыслимая без мощнейшего топливно-энергетического комплекса. Еще в марте 1921 года кавказец отправил Ленину восторженный отзыв о «Плане электрификации России», расценив сборник, как «мастерский набросок действительно единого и действительно государственного хозяйственного плана без кавычек». Не ограничившись лишь похвалой и презрительными отзывами об инициативах Троцкого, Рыкова и иже с ними, Сталин предложил «начать немедленный практический приступ к делу» и «не терять больше ни одной минуты на болтовню о плане». Далее новоявленный адепт плана ГоЭлРО развернул краткую программу действий по организации приступа, не забыв о его популяризации в печатных средствах информации и кадрового подкрепления — людьми «здорового практицизма» и без «профессорской импотентности».

В этом небольшом письме Ленину подобно лакмусовой бумажке проявляется жизненный стиль Сталина, базирующийся на целеустремленности, решительности, деловитости. Подобными качествами отличались многие североамериканцы, поэтому в Советском Союзе спокойно относились к проявлениям враждебности со стороны правящих кругов США. В Кремле невольно завидовали и восхищались великолепными достижениями американской индустрии.

Однако Сталин не поддавался всецело подобным чувствам, а предпринимал конкретные шаги для «инвестирования» в Россию лучших образчиков, в первую очередь, инженерно-конструкторской мысли США.

Летом 1926 года американский специалист Купер, построивший плотину в долине Теннеси, ознакомился со строительством большой плотины и ГЭС на могучем Днепре (Днепрострое). Гигантский размах стройки воодушевил инженера, и спустя некоторое время он согласился возглавить проект. Для успешного выполнения грандиозной задачи, за которую взялся Купер, потребовалось максимальное использование американской технологии и оборудования, а также целой армии высококвалифицированных заокеанских инженеров.

Днепрострой оказался первенцем множества дерзновенных проектов, начатых (и доведенных до конца) с первым пятилетним планом, окончательно утвержденным весной 1929 года.

Перспективному, первоначально краткосрочному, планированию экономики в Кремле уделяют все больше внимания. Ярым сторонником планирования являлся Молотов с его идеей-фикс «всеучета», о чем весьма иронично поведал Нагловский.

В марте 1926 года Госплан совершил первую робкую попытку разработки пятилетнего плана, в основном касающегося государственной промышленности и без энтузиазма встреченный «верхами». Через год был представлен проект, более тщательно проработанный и вызвавший множество замечаний других ведомственных структур.

На партийном форуме в декабре 1927 года придавалось большое значение разработке пятилетнего плана, однако его главной задачей являлся разгром оппозиции. Съезд принял единственное позитивное решение — подготовить реальный план развития экономики страны для принятия на последующих партийных и советских форумах.

На протяжении всего следующего года продолжалось соперничество Госплана и ВСНХ, пока, наконец, в марте 1929 года проект не был окончательно согласован.

Военная опасность 1927 года сыграла роль мощного катализатора и заставила составителей плана сделать акцент на развитие Востока страны. Так начали зарождаться будущие центры жизненно важных отраслей советской промышленности в регионах менее уязвимых, чем европейская часть России.

Сердцевиной пятилетнего плана была индустриализация, но он охватывал все отрасли хозяйства (пока еще не всенародного), и меньшим по масштабам быть не мог. Главным и очевидным камнем преткновения для плановиков было сельское хозяйство с огромным количеством частных товаропроизводителей, трудно поддававшихся учету и планированию, не говоря уже о прогнозировании. Без принципиального решения жизненно важного продовольственного обеспечения все индустриальное планирование оказывалось никчемным.

Поэтому постепенно Сталин склоняется к мысли о форсировании коллективизации как средству способному разрешить проблему подконтрольности аграрного сектора экономики государству.

Незыблемым базисом планов коллективизации крестьянства являлись многолетние традиции российских аграрных отношений и славянофильские доктрины о «мире» или общине. В свое время Столыпин принялся решительно уничтожать общинное владение и устанавливать мелкую земельную индивидуальную собственность у крестьян. Одновременно он старался создать новое правовое положение для них, пользовавшихся лишь ограниченными гражданскими свободами. Столыпинская аграрная реформа постепенно, но достаточно успешно рассасывала хозяйственно и психологически застойную сельскую общину. Однако насаждение хуторского землевладения имело и свои негативные последствия.

Осуществляемая военно-административными мерами переселенческая политика имела ярко выраженный экстенсивный характер. К примеру, в великих казахских степях у коренного населения колонистами были «заимствованы» несколько миллионов десятин лучших земель.

Рост межнациональной напряженности был неизбежен, но, помимо данного фактора, крестьянство также находилось во власти количественного аграрного заблуждения, всячески подогреваемого левыми эсерами. Крестьяне видели спасение от невзгод не в интенсификации хозяйств, а в расширении площади своих землевладений. Они ошибочно полагали, что в стране имеются бесконечные запасы плодородной земли, принадлежащей помещикам, поэтому с радостью внимали революционным демагогам всех мастей.

Иными словами, к периоду самоликвидации самодержавия капиталистические принципы в селах базировались на довольно зыбкой основе: большая часть крестьянства не успела забыть об относительно беспечных временах общинной формы владения и обработки земли.

С апреля 1917 года партия большевиков оказалась единственной, благословившей крестьян на осуществление насильственной экспроприации помещичьих земель. Впоследствии Декретом о земле уничтожалась вся крупная частная и церковная собственность на землю, которую надлежало распределить «по-справедливости». Мелкие землевладения крестьян и казаков конфискации не подлежали. Одновременно в означенном декрете был зафиксирован принцип коллективного ведения сельского хозяйства.

Образование правительственным вердиктом от 11 июня 1918 года печально прославившихся комитетов крестьянской бедноты (комбедов), по замыслу Ленина, означало перенос Октябрьской, то есть пролетарской революции, в деревню. Комбеды должны были помочь расколоть крестьянство (и они с этой задачей справились) и оказать содействие Советам в борьбе против кулаков — «самых зверских, самых грубых, самых диких эксплуататоров; кровопийц и пауков, пиявок и вампиров», согласно ленинскому лексикону.

Спустя полгода комбеды были ликвидированы. Роспуск их, посягнувших также на середняков, был взаимосвязан со стремлением Советской власти в обеспечении поддержки этой многочисленной «гильдии» аграриев. Общепринято было, что кулаки составляли 10% крестьянства, на долю бедняков приходилось 40%, остальные 50% являлись середняками. Лозунг крестьян, считавшихся зажиточными и плохо ориентировавшихся в политике, гласил: «За Советскую власть и большевиков, давших землю. Но против коммунистов, отрицавших индивидуальные хозяйства».

В самый отчаянный момент гражданской войны большевистское руководство предприняло все меры для привлечения на свою сторону середняков. Предлагая тверского крестьянина, внешне невзрачного М.И. Калинина, на пост председателя ВЦИК, вместо усопшего Свердлова, Ленин мотивировал свой выбор следующим неотразимым аргументом: «Такая кандидатура поможет нам практическим путем организовать целый ряд непосредственных сношений высшего представителя Советской власти со средним крестьянством, поможет нам сблизиться с ним».

Следовательно, насмешливый Нагловский был прав, когда утверждал, что свою карьеру Калинин совершил не «из-за дипломатических способностей», а исключительно по причине своей «декоративной крестьянской внешности».

Параллельно с реквизициями продовольствия большевики в регионах, находившихся под контролем Советов, пытались организовать эффективные коллективистские хозяйства: товарищества, коммуны, артели и тому подобное. Эти попытки не имели особого успеха до поры до времени.

При новой экономической политике у рачительных аграриев вновь появились стимулы, способствовавшие производству продукции и, следовательно, их процветанию. В то же время совхозы и колхозы влачили бесславное и ненадежное существование. Но долго такое положение не могло иметь место. Один из антагонистических конкурентов должен был исчезнуть.

Противоборство с оппозиционерами отнимало много времени и сил, поэтому Сталин и другие руководители страны прозевали нараставший кризис хлебозаготовок: о нем ни слова не говорилось в отчетном докладе ЦК партии в декабре 1927 года.

Ситуация в стране складывалась исключительно серьезная: вновь реально замаячила угроза голода. За 1927 год было заготовлено около 300 млн. пудов зерновых культур, что было почти на 130 млн. пудов меньше, чем в 1926 году. Причина, несомненно, была чисто экономическая, а не политическая. Крестьяне не торопились сдавать зерно государству ввиду недостаточности материальных стимулов.

Неоднократные самые грозные директивы «не возымели действия», поэтому в начале 1928 года Сталин сотоварищи разъехались по городам и весям своей необъятной державы. В различных районах Сибири Сталин жестко рекомендовал нижестоящим инстанциям: «потребовать от кулака немедленной сдачи всех излишков хлеба по государственным ценам», а в случае отказа привлечь их к судебной ответственности. Генсек достаточно ясно дал также понять, что поставить советскую индустрию «в зависимость от кулацких капризов» государство не позволит. И «для упрочения Советского строя» крайне необходимо «перейти от социализации промышленности к социализации всего сельского хозяйства».

Кавказец заявил также, ссылаясь на Ленина, что пока в стране имеется индивидуальное крестьянство, воспроизводящее частных собственников, будет всегда существовать опасность реставрации капитализма. Отсюда следовал вывод, что пока существует такая опасность нельзя говорить серьезно о победе социалистического строя в Советском Союзе.

Вследствие применения преимущественно методов силового давления хлеба в государственных закромах стало гораздо больше. Однако эти методы имели лишь кратковременный эффект. Любопытно, что в документе, адресованном ко всем организациям ВКП(б) от 13 февраля 1928 года, Сталин от лица ЦК подводит первые итоги заготовительной компании и дальнейших задачах партии. Там есть и такой примечательный пассаж: «НЭП есть основа нашей экономической политики и остается таковой на длительный исторический период».

Фактически же сравнительно скоро происходит обратное. Сталин после определенного периода сомнений и колебаний, организации кампаний увещеваний и уговоров зажиточного крестьянства решается на резкий поворот в своей политике.

В первой половине апреля, выступая с докладом на собрании актива Московской организации ВКП(б), Сталин сетует, что «колхозов и совхозов пока что у нас мало, до безобразия мало… Отсюда недостаточность хлебного производства». Спустя полтора месяца в беседе со студентами Института красной профессуры, Комакадемии и Свердловского университета вождь приводит нижеследующие статистические выкладки. В 1926-1927 годах совхозами и колхозами было произведено 80 млн. пудов хлеба, кулаками — 617 млн. пудов, а середняками и бедняками, соответственно, — 4052 млн. пудов. Только в последнее время, проинформировал студентов Сталин, у государства появилась возможность серьезно финансировать колхозное движение; также приступили к организации новых крупных совхозов.

Для выхода из затруднений на «хлебном фронте» предполагалось «забросать деревню товарами и изъять оттуда побольше хлеба, для того чтобы снабжать сельское хозяйство и, прежде всего колхозы и совхозы машинами, для того чтобы индустриализовать сельское хозяйство и поднять товарность его продукции».

Замыслы сталинцев были довольно здравыми, однако упирались в индивидуалистическое мировоззрение довольно большой части крестьянства, предпочитавшей по-старому весьма малопродуктивно надрываться за деревянной сохой, зато собственной.

Оно не слишком охотно изъявляло желание идти в колхозы, даже внутри некогда дружных крестьянских семей возникали конфликты на почве предстоящей коллективизации. О чем особенно убедительно поведала выходец из многодетной крестьянской семьи Мария Ковригина, дослужившаяся до министра здравоохранения СССР.

По информации с мест Сталин и его окружение делают вывод, что основной причиной, препятствующей массовой коллективизации, является кулачество. 22 апреля 1929 года на заседании пленума партии Сталин выступает с речью «О правом уклоне в ВКП(б)».

Обращаясь в адрес бухаринцев, он, в частности, заявил: «А известно ли им, как кулаки глумятся над нашими работниками и над Советской властью на сельских сходах, устраиваемых для усиления хлебозаготовок? Известны ли им такие факты, когда наш агитатор, например в Казахстане, два часа убеждал держателей хлеба сдать хлеб для снабжения страны, а кулак выступил с трубкой во рту и ответил ему: «А ты попляши, парень, тогда я дам пуда два хлеба». Голоса (от сидящих в зале — М.А.): «Сволочи».

Для обоснования борьбы с кулаками использовался любой инцидент, особенно уголовной направленности, наподобие пресловутого дела Павлика Морозова. Их обвиняли в злостном препятствовании властям в деле организации совхозов и колхозов и повсеместной организации «кулацкого террора», масштабы которого непомерно преувеличивались и раздувались местными властями.

Обстановка в селах была действительно очень сложной и отличалась многообразием проблем. Успехи индустриализации в определенной степени начали приносить свои плоды: число тракторов, символов аграрной механизации, начинало исчисляться уже десятками тысяч. Малоимущие крестьяне, то есть бедняки и батраки, за неимением лучшей альтернативы в подавляющем большинстве организовывали первичные формы коллективистских предприятий или подавались в совхозы и уже начавшие работать колхозы. Середняки же преимущественно лавировали, с одной стороны, стремились индивидуально стать еще богаче, с другой — рассчитывали получить сельхозмашины и другую помощь государства.

На местах партийно-советские функционеры барахтались в поисках методов кооперации работы крестьян, о которых они сами имели довольно смутное представление. С другой стороны, им необходимо было обеспечить планы-задания хлебозаготовок и во избежание санкций сверху, низовые власти всячески притесняют состоятельных крестьян. Наиболее дальновидные из которых, во избежание осложнений с властями, сворачивают свои производства и переселяются в города или другие регионы.

Летом и осенью 1929 года решимость в Кремле форсировать темпы коллективизации, то есть сделать ее все более массовой (сплошной) и в наибольшем количестве районов, перманентно нарастала.

В июне в Москве было образовано автономное учреждение -Трактороцентр, вошедший в общую систему колхозного строительства (всесоюзный Колхозцентр), для координации и контроля работы сети государственных машинно-тракторных станций (МТС). Совершенно справедливо властями предполагалось, что с техническим обеспечением крестьян в перспективе особых затруднений не будет.

Главными проблемами коллективизации признавались, по меньшей мере, две. Одна из них заключалась в окончательном выборе наиболее оптимальной правовой формы кооперации, как неотъемлемого условия социализации крестьянского труда: товарищества, коммуны, артели и прочая, с учетом особенностей региона, специализации аграрных отраслей и других факторов. Другая — в успешном решении вопроса нейтрализации контингента самого зажиточного крестьянства, упорно не желавшего отдавать большую часть результатов своих неустанных хлопот государству.

К очередной годовщине Октября в «Правде» вышла приуроченная к торжествам статья Сталина с примечательным названием «Год великого перелома». В ней, в частности, автор многозначительно объявил, «что в колхозы пошел середняк». Однако о кулаках в статье почти не упоминалось, и отсутствовал призыв к борьбе с ними.

Сталин по-прежнему колебался, не желая рисковать с принятием окончательного решения. Не рассеял его сомнения и прошедший вскоре пленум ЦК, на котором по докладу Г.И. Каминского «Об итогах и дальнейших задачах колхозного строительства» была принята резолюция, суть которой заключается в аршинном заголовке газеты: «СССР ВСТУПИЛ В ПОЛОСУ РАЗВЕРНУТОГО СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ПЕРЕУСТРОЙСТВА ДЕРЕВНИ И СТРОИТЕЛЬСТВА КРУПНОГО СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ЗЕМЛЕДЕЛИЯ».

И все же последующие месяцы оказались критическими для остававшихся богатых аграриев страны и тех, кто имел несчастье попасть в их число. Предпосылками тому явились, помимо успехов индустриализации, окончательный разгром Бухарина и его последователей на ноябрьском пленуме ЦК. А также дальнейшее упрочение международного авторитета СССР вследствие возобновления дипломатических отношений с Англией (по инициативе последней) и восстановления статус-кво на КВЖД. Кроме того, капиталистический мир оказался застигнутым в конце года сильнейшим экономическим кризисом, получившем название «Великой депрессии».

5 декабря 1929 года Политбюро назначило специальную рабочую комиссию, которой поручило через две недели представить проект постановления о темпах коллективизации в различных областях огромной страны. Дабы подвести, по мере возможности, под общий знаменатель. Ибо ситуации в них в силу разных причин весьма существенно разнились.

К примеру, в Казахстане был далек от искоренения пережиток родоплеменной розни, ставший в 1919 году одним из факторов раскола буржуазно-демократического правительства Алаш-Орда (держава Алаша), названного в честь легендарного прародителя казахов.

В одну из подкомиссий вошел Турар Рыскулов, заместитель председателя СНК РСФСР, обвиненный позже Карром и другими исследователями в чрезмерно негативном влиянии на итоги работы комиссии и принятом впоследствии «Постановление ЦК ВКП(б) о темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». Рыскулов, действительно, довольно рьяно выступал с инициативами, в том числе письменными, по форсированию темпов коллективизации. При этом наибольшего внимания заслуживают его предложения «об обобществлении скота», выдвигая которые, Рыскулов, видимо, в немалой степени руководствовался прецедентами, созданными к тому времени в его родном Казахстане (Карр ошибочно посчитал его калмыком по национальности).

За период с 27 августа 1928 по 24 ноября 1929 года там, с подачи главы Казкрайкома Голощекина, была проведена кампания по конфискации имущества баев. Согласно материалам оной, сотни зажиточных хозяйств подверглись реквизициям, а большинство фигурантов были высланы за пределы мест проживания. У них было экспроприировано около 150 тысяч голов (в переводе на крупный) скота и другое имущество.

Подталкиваемый более радикальными коллегами, в числе которых самым бескомпромиссным был Молотов, и сигналами с так называемой периферии осторожничавший Сталин решается.

27 декабря на конференции «аграрников-марксистов» вождь объявил: «… от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества мы перешли к политике ликвидации кулачества, как класса. Это значит, что мы проделали и продолжаем проделывать один из решающих поворотов во всей нашей политике».

По мнению Сталина, дополнительно воодушевленного недавними юбилейными торжествами, тенденция в уходящем году увеличения производства и сдачи хлеба колхозами и совхозами приняла необратимый характер. Поэтому появилась настоятельная необходимость срочно «разобраться» с кулачеством — якобы последним препятствием на пути полноценного развития совхозов и колхозов.

Постановление, принятое неделю спустя, стало ключевым для форсирования коллективизации. Оно обозначило первоочередные меры для «замены крупного кулацкого производства крупным производством колхозов… не говоря уже о совхозах». Вопрос зажиточного крестьянства остался, тем не менее, пока открытым. Поэтому 15 января создается новая представительная комиссия для разработки политических мер и способов его нейтрализации. По поручению Политбюро ЦК ВКП(б) ее возглавил Молотов, по причине самого нетерпимого отношения к кулакам.

Комиссия работала непрерывно две недели, и в результате Политбюро приняло постановление «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством».

За это время Сталин успел выступить в «Красной Звезде» с более конкретным заявлением: «Чтобы вытеснить кулачество, как класс, надо сломить в открытом бою сопротивление этого класса и лишить его производственных источников существования и развития (свободное пользование землей, орудия производства, аренда, право найма труда и т. д.). Это и есть поворот к политике ликвидации кулачества, как класса».

Однако подобная постановка решения задачи также давала простор разного рода толкованиям. Хотя, совершенно очевидно, что вождь имел в виду, в первую очередь, политическое устранение кулачества, как серьезной силы, препятствовавшей подконтрольности аграрного сектора экономики, а не его физической ликвидации.

Приблизительно в таком же духе выдержана совместная секретная инструкция от 4 февраля 1930 года за подписями Председателя ЦИК СССР Калинина, главы СНК Рыкова и секретаря ЦИК Авеля Енукидзе, дополнявшая и разъяснявшая документ по борьбе с кулачеством. Главным разделом инструкции являлся первый, обозначивший количественный состав выселяемых и расселяемых кулацких хозяйств. Пофамильное определение отдавалось на откуп на места на «основе решений собраний колхозников и батрацко-бедняцких собраний (выделено мной — М.А.) и окружных исполнительных комитетов.

Изучение партийно-советских документов наводит на мысли о том, что мероприятия против кулаков означали, в первую очередь, перевоспитательный характер. «Эксплуататоров и кровопийц» необходимо было теперь самих заставить работать также рьяно, как они якобы заставляли работать свою наемную рабочую силу. В ОПТУ же, без которого никак нельзя было обойтись, во всех инстанциях и местными партийно-советскими работниками проводимую акцию трактовали излишне прямолинейно. Понимая «ликвидацию кулачества, как класса», почти в буквальном смысле, то есть чуть ли не как немедленное физическое устранение представителей этого сословия.

Отсюда, в такой широкомасштабной акции, тем более, проводимой в столь спешном порядке, не могло не обойтись без огромных перегибов и злоупотреблений. Был дан старт проявлениям самых низменных людских чувств, преимущественно нездоровому соперничеству, завистливости и мстительности, в силу большой неопределенности самого термина «кулак», происхождение которого не вполне ясно, и предположительно, формулировкой «кулак» просто обозначали крепкого хозяина-землевладельца. Фактически таковым можно было объявить любого более-менее состоятельного крестьянина.

В Казахстане, к примеру, к баям (крупным скотоводам) — аналогам кулаков, причисляли хозяев, владевших более чем сотней голов скота «в переводе на крупный скот». Одновременно приводилась существенная поправка, заключавшаяся в том, что скотоводы, имевшие «количество скота, хотя и меньше указанной выше нормы, но признанные местной властью социально-опасными, и лица, принадлежавшие ранее по своему положению к привилегированным группам, подлежат выселению вне зависимости от их имущественного положения».

Излишняя торопливость и спешка неизбежно приводили к старанию грани между убеждением и принуждением. Отправка той зимой в деревни целого десанта из 27 тысяч рабочих-партийцев для помощи колхозам и МТС во многом не оправдалась. «Десантники» вели себя порою, как колонизаторы, оказавшиеся среди туземцев. В результате из сельской местности в Москву немедленно хлынул поток жалоб, на который власти также вынуждены довольно срочно реагировать.

Из опубликованной уже 9 февраля статьи Сталина в форме ответов слушателям Коммунистического университета имени Свердлова явствует, что вождь не предполагал допуск раскулачивания в «деле коллективизации» как самостоятельного явления. Первичными для него являлись методы массовой коллективизации, из чего следовало, что все «остальные меры должны быть приспособлены к этому основному методу». То есть, во главу угла Сталин ставил не голое раскулачивание как таковое, а организацию коллективистских хозяйств.

Во второй половине февраля ЦК партии направил директиву о недопустимости спешки в столь важном деле, о необходимости учета особенностей в национальных республиках.

Всеобщая неразбериха, жалобные стенания, а также крестьянские волнения, поставили под угрозу весеннюю посевную кампанию, чем весьма обеспокоили Кремль.

2 марта 1930 года в центральных газетах появилась статья Сталина под названием «ГОЛОВОКРУЖЕНИЕ ОТ УСПЕХОВ. К вопросам колхозного движения», в которой жестко критиковались некоторые «искривления, нарушения и искажения», а также «головотяпские упражнения по части «обобществления». В ней также содержался призыв к немедленному отступлению. В тот же день был опубликован переработанный Примерный устав сельскохозяйственной артели (более тщательно отработанный юридически документ) с учетом возможностей и настроений крестьян.

Небезынтересно, что в семипалатинской газете «Прииртышская правда», статья Сталина была опубликована по частям. Сначала была напечатана в номере от 4 марта первая половина. И лишь через номер было опубликовано окончание. Причем редакция объяснила инцидент задержкой передачи по телеграфу, что наводит на многие размышления.

Спустя две недели в «Правде» публикуется Постановление ЦК ВКП(б) «О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении». Наконец, 3 апреля Сталин разразился пространными комментариями в главной партийной газете в форме ответов «товарищам колхозникам» на причины вопиющих ошибок и недоразумений в крестьянском вопросе.

Удачные и своевременные меры в сочетании с благоприятной погодой привели к тому, что осенью 1930 года был получен рекордный урожай зерновых, явившийся сильным стимулом для возобновления ускоренной коллективизации с внесением корректировок в силу разных причин. Одной из которых являлась растущая потребность в недорогой квалифицированной рабочей силе для важнейших строек и индустриальных гигантов.

Ее завершение пришлось на годы второй пятилетки, хотя в январе 1933 года Сталин публично заявил, что «мы уже закончили в основном коллективизацию основных районов СССР». В ЦК и СНК, тем не менее, имелись заявки на немедленное выселение из областей и краев около 100 тысяч семей.

Поэтому за подписями Молотова, ставшего к тому времени Председателем СНК, и секретаря ЦК Сталина всем партийно-советским инстанциям 8 мая адресовалась специальная Инструкция. В ней содержались неотложные меры по выходу из создавшегося положения и снятию излишнего напряжения. Инструкцией предписывалось немедленно прекратить всякие массовые выселения крестьян. В то же время выселения допускались только в индивидуальном и частичном порядке. Специальный раздел Инструкции был посвящен наведению порядка в производстве арестов на селе, принявших самостийный характер.

Главным итогом сталинской коллективизации явилось повсеместное внедрение в аграрном секторе экономики страны феномена колхозно-кооперативной собственности, своеобразного гибрида отчасти частной (с элементами капитализации и самостоятельности управления) и общественной собственности. Колхозная собственность первоначально создавалась за счет объединения имущества определенной части крестьян. А дополнительным источником послужил скарб и инвентарь раскулаченных крестьян, перетекший в колхозы в качестве взноса за неимущих бедняков. Земля, занимаемая колхозами, закреплялась за ними в бесплатное и бессрочное пользование навечно.

Исключительно к негативным итогам следует отнести сильное сокращение поголовья скота. Пытаясь воспрепятствовать огульному обобществлению скота, крестьяне прибегали к массовому забою животных. Одним из следствий подобной практики, а также недостаточных урожаев злаковых культур и других факторов, зимой 1932-1933 годов в зерно производящих областях европейской части СССР и Казахстане имели место массовые проявления голода. Действительная и полная картина масштаба этого бедствия до сего дня досконально не исследована. Поэтому трудно назвать «сколько-нибудь достоверные цифры голодавших, а тем более умерших от голода».

Хотя в районах сплошной коллективизации специальным декретом от 30 июля 1930 года официально упразднялся крестьянский «мир» или община, фактически колхоз являлся его советским модифицированным аналогом. Необеспеченность колхозников паспортами, то есть существенное ограничение крестьян гражданскими правами и свободами, служит тому подтверждением. Но, возможно, главной причиной данного обстоятельства являлась колоссальная урбанизация населения — прямое следствие индустриализации.

Стабильное восстановление сельскохозяйственного производства началось лишь в 1935-1937 годы.

Подобные факты, а также невзгоды и лишения, испытанные семьями, попавшими под каток властей, дали Карру основание утверждать, что коллективизация обернулась «величайшей трагедией, которая запятнала историю Советов». Утверждение историка выглядит вполне филистерским, сравнительно с мнением философа. Гегель полагает, что нет более высокого долга у государства, чем уничтожить всеми имеющимися у него средствами, всех, кто угрожает безопасности и самому существованию государства.

Благополучному осуществлению коллективизации для укрепляющегося социалистического государства Сталин придавал огромное значение. Для него ликвидация кулачества как класса и окончательное утверждение социализации всей экономики являлись событием равнозначному Октябрьскому перевороту. Сталин считал ее «революцией сверху» пользовавшейся поддержкой «снизу».

Отнюдь не случайно впоследствии, в самый разгар тяжелых сражений с немецко-фашистскими войсками, он при упоминании о коллективизации вздрогнул, так сказать, задним числом. «Все это было очень скверно и трудно, но необходимо» для нужд государства объяснил Сталин Черчиллю. И что искоренять кулачество было невероятно сложным делом. В самом деле, Сталин очень сильно тогда рисковал. Совершенно неизвестно было, как поведет себя огромнейшая, по сути, мелкобуржуазно настроенная масса крестьянства.

Черчилль в своих мемуарах не упустил возможности попенять Сталину за уничтожение якобы многих миллионов крестьян. Британец плохо знал историю, в том числе собственной страны. Во времена средневековья английские лорды — одиночные крупные землевладельцы посредством так называемого «огораживания» (Enclosure) насильственно изгоняли крестьян с их угодий и пахотных участков, в том числе наследственных.

Тем самым, десятки тысяч британских крестьянских семей обреклись на бродяжничество и нищету, голод и вымирание. Страна обезлюдела (о чем свидетельствовали Томас Мор и Фрэнсис Бэкон), и перед нацией явственно замаячила угроза исчезновения.

Коллективизация и «огораживание» суть явления примерно одного порядка, с той лишь существенной разницей, что Сталин действовал, помимо преследования государственных целей, в интересах подавляющего большинства своих сограждан.

Химеры справедливого и благостного самоуправления

Октябрьский переворот, считает немецкий психолог Вильгельм Райх, не был в «принципе социальной революцией» и имел «преимущественно политико-идеологический характер». В его основе лежали идеи, источником которых служили политика и экономика, а не наука о человеке.

Отсюда, для Ленина «биопатическая природа народных масс», то есть, надо полагать, несовершенство человеческой натуры не имело совершенно никакой значимости. Точнее, он не придавал никакого значения тому, что «истинный пролетарий» мог быть весьма безнравственным по своей сути, а знатный помещик или высокопоставленный чиновник, то есть «злодей-эксплуататор», напротив отличаться превосходными человеческими качествами.

В 1917 году Ленин написал одну из самых знаменитых своих работ, сиречь излияний, «Государство и революция». Вслед за Марксом и Энгельсом, Ильич с упоением провозгласил, что «государство есть организация насилия для подавления какого-либо класса». Представляя государство единственно лишь орудием эксплуатации угнетаемых классов, преподобные доктринеры глубоко заблуждались.

Сам термин «государство», вне всякого сомнения, произошел от слова государь, то бишь, правитель, владыка или хозяин. Отсюда, государство возникло на определенном этапе своего развития, в период, когда люди осознали необходимость его введения для большей и лучшей регламентации своей жизни.

Как известно, понятия государства и страны практически отождествляются. Но последняя, преимущественно, ассоциируется с географической местностью и этносом ее населяющим. В то время как государство обозначает, в первую очередь, форму правления и методы управления.

Утверждением, «когда все научатся управлять и будут на самом деле управлять самостоятельно», Ленин декларировал своей главной целью построение справедливого самоуправляющегося общества. После узурпации власти Ильичу, полагавшему, что бюрократия есть чисто буржуазное изобретение, самому пришлось, в том числе, учиться специфической аппаратной работе. Даже для образования государства-коммуны оказались необходимыми минимум управленческих кадров и определенные трудовые ресурсы.

Очень скоро у Ленина рассеялись иллюзии в том, что любая кухарка может управлять государством. Пришлось большевикам привлечь «сотни тысяч старых чиновников, полученных от царя и от буржуазного общества» и работавших (по выражению Ленина) «отчасти сознательно, отчасти бессознательно» против новых хозяев страны.

В начальном периоде внедрения НЭПа доходило до полного абсурда. Князь С.Е. Трубецкой, историк-филолог по образованию, юридически числился особо опасным политическим заключенным Таганской тюрьмы. Фактически он жил в городе (до высылки за границу) и, работая в так называемом «Госсельсиндикате», получал исключительно хорошее жалование золотом или в твердой валюте. Следователем у Трубецкого был чекист Агранов, произведший на него тяжелое впечатление, как «человек восточного типа с очень бледным лицом, длинными, черными и жирными волосами и ярко горящими глазами», подобно наркоману. «Подчас забавно было видеть, -не без ехидства отмечал князь, — как некоторые коммунисты, еще вчера считавшие, что слова «хозяйственный расчет» — попахивают капитализмом, теперь с головой ушли в него…».

Практически с самого начала захвата власти, будучи совершенно неопытным правителем, никудышным аппаратным руководителем, Ленин бессознательно плодил в большом количестве разного рода новые сугубо бюрократические структуры. В его бытность прерогативой ЦК партии, подразделявшегося с 1919 года на Политбюро и Оргбюро, являлось, преимущественно, политическое руководство. ВЦИК выполнял функции напоминавшие законодательные. На Совнарком (СНК), в который в качестве комиссии входил малый СНК, возлагалась текущая работа. Представители всех трех высших структур власти образовывали в период гражданской войны СО, а затем СТО. Над двумя первыми органами в определенной степени довлели многочисленные и многоголосые съезды. Кроме того, функционировали РВС, ВСНХ, наркоматы и бесчисленные межотраслевые комиссии и комитеты, наподобие Комитета государственных сооружений (Комгосоор). Во всех этих ведомствах происходило бессчетное количество заседаний, столь едко высмеянное Владимиром Маяковским в стихотворной форме. Что характерно для незадачливого правителя, произведение «Прозаседавшиеся» было встречено Лениным восторженно. Давно, по его признанию, не испытывавшему истинного удовольствия, «с точки зрения политической и административной». Ильич в данном случае потешался над самим собой, поскольку истинной причиной неслыханного бумаготворчества и отписок был он сам. Проблемы эффективного управления и поиска оптимальных кадров, первоочередные для любого правительства, оказались неподъемными для Ленина. Хотя он достаточно внимательно знакомился с главными принципами системы американского рационализатора трудового процесса Фредерика Уинслоу Тейлора -«потогонной системой Тейлора» или тейлоризмом.

Следовательно, перед Сталиным, помимо выбора дальнейшего пути развития страны (нещадной борьбы с оппозиционерами), в полный рост стало решение вопроса поиска грамотных специалистов, в первую очередь, управленческих. По мере ослабления деструктивных сил кавказец увеличивает число инструментариев, не отказываясь пока от иностранных спецов по качественному улучшению доморощенных кадров.

1 марта 1927 года в Москве образуется Академия по повышению квалификации административно-командного состава промышленности при ВСНХ СССР (Промакадемия), четыре года спустя развернувшаяся в сеть аналогичных самостоятельных учебных заведений по всей стране. Практически одновременно специальным постановлением ЦК перед партией ставится задача выдвижения «лучших рабочих (партийных и беспартийных) и наиболее близких к Советской власти передовых крестьян», также партийных и беспартийных в государственный аппарат.

Очевидно, Сталин обеими руками голосовал за всемерное развертывание в стране самокритики, поскольку неоднократно высказывался по этому поводу. «Я думаю, товарищи, что самокритика нужна нам, как воздух, как вода. — Истово говорил генсек. — Я думаю, что без нее, без самокритики, наша партия не могла бы двигаться вперед, она не могла бы вскрывать наши язвы, она не могла бы ликвидировать наши недостатки. А недостатков у нас много. Это надо признать открыто и честно». При этом, Сталин в отсутствие оппозиции представлял самокритику, как некий ее заменитель: «… нам нужна самокритика, — не та критика, злобная и по сути дела контрреволюционная, которую проводила оппозиция, — а критика честная, открытая, большевистская самокритика».

В соответствии с чем, в государстве повсеместно имели место прецеденты самокритических высказываний, и лозунг критики «не взирая на лица», критики сверху донизу и снизу доверху» был признан одним из самых злободневных. А в статье, посвященной XII годовщине Октября, вождь особо отметил «самокритику», как могучее средство «борьбы с бюрократизмом, сковывающим трудовую инициативу и трудовую активность масс».

Однако «злейший бюрократизм своего государственного аппарата», «тихую сапу вредительства», весьма непросто было преодолеть, сидя за кремлевскими стенами. Тем паче, выдвигая лозунг «самокритики», который изначально предполагает наличие преимущественно доброй воли. В противном случае, грань между здоровой критикой и намеренным злопыхательством очень трудно различить.

На подобную опасность обращал внимание Максим Горький в письме, адресованном Сталину 27 ноября 1929 года. «Густо подчеркивая факты отрицательного порядка, мы даем врагам нашим огромное количество материала, которым они весьма умело пользуются против нас, компрометируя в глазах пролетариата Европы партию и порядок управления страной», в частности, отметил писатель, некоторые «факты и выводы наших собственных самообличений».

«В повседневной жизни не может быть ничего малосущественного», — предостерегал ранее Горький и Ленина в одном послании, в котором камня на камне не оставил от его глубоко порочной концепции «не обращать внимание на мелочи».

Писатель проницательно предостерегал тогда с приведением конкретных примеров приспособленчества, хорошо замаскированного делячества и хищничества, с указанием конкретных лиц о грозящей государству опасности вследствие коррумпированности новоявленного чиновничества.

Особенно плачевно обстояло дело с организационно-кадровой деятельностью на окраинах огромной державы. И чем дальше от Москвы находился подопечный субъект, тем более смутной на местах представлялась политика высших властных структур государства.

Выступая на заседании Оргбюро по поводу убийства селькора в селе Дымовка Одесской губернии, Сталин как обычно абстрагировался от факта уголовного преступления и поставил вопрос несравненно шире и глубже. Главный вопрос не в том, что убили представителя прессы в деревне, сказал генсек, что само по себе очень плохо, но не в этом основа дела.

Суть дела в плохой постановке работы на местах и, «что на основе новых условий, при нэпе, новый Тамбов или новый Кронштадт вовсе не исключены». Особенно при наличии желания региональных властей ладить лишь с Москвой и не считаться с местными жителями. Дополнительную неразбериху и сумятицу вносили инициативы, направленные на административно-территориальное реформирование. Еще в июне 1922 года Сталин от имени ЦК обвинял партийные органы Казахстана (тогда Киргизский Крайком) в «пассивности и пессимистических настроениях», а советские структуры — в «застое, углубленном наличием мелких и ничтожных группировок».

15 июня 1925 года, в соответствии с волей трудящихся, постановлением Президиума ВЦИК Киргизская АССР была переименована в Казахскую Автономную Советскую Социалистическую Республику. В том же году пресловутый Голощекин возглавил партийную организацию Казахстана, внеся свою немалую лепту в разжигание национальной розни. Помимо высших руководителей в республику в массовом количестве направлялись центром другие кадры, в большинстве своем не имевшие представления о специфике местных условий и зачастую весьма способствовавшие дезорганизации работы.

В сентябре 1928 года постановлением Всероссийского ЦИК Семипалатинская губерния упразднялась в связи с образованием округов и районов. А полгода спустя Н. Жалнин, довольно добросовестный специалист-юрист, весьма пространно докладывал наркому юстиции РСФСР Янсону результаты своей работы. Ему совместно с двумя коллегами ставилась задача: проверка в том числе правильности исполнения вышеназванного ордонанса. Объездив за полмесяца пол-Казахстана, Жалнин повсеместно столкнулся с ужасающей правовой безграмотностью практически всех слоев населения и структур власти, а также вопиющими случаями коррумпированности их и, что особенно примечательно, органов юстиции. Защита прав и интересов трудового люда — «нераспаханная новь», — грустно констатировал проверяющий. «Местная газета за вчера и сегодня (12 и 13 февраля) вышла с аншлагом: «Ударим по злостным укрывателям хлеба, по кулацким прихвостням и по головотяпам-заготовителям». «Ни на копейку промтоваров, ни медпомощи, ни одной справки из сельсовета,… Таврическому кулачеству, злостно задерживающему десятки тысяч пудов хлеба! Объявляем всеобщий бойкот!» — меланхолично извещал наркомюста Жалнин. «Уполномоченные Окрсуда и Прокуратуры тоже разъехались на места. Опытных работников нет, поехали слабые и хоть они были лично мною инструктированы, все же их работа внушает мне тревогу. Ошибок они там наделают и, хочешь не хочешь, снова придется их исправлять», — со вздохом заключал сообщение Жалнин.

Правовой беспредел на местах — иными словами невозможно охарактеризовать ситуацию, сложившуюся во многих регионах СССР. Гражданское противостояние, едва успевшее затихнуть, могло проявиться вновь в еще больших масштабах, не внеси Москва корректировок в политику противопоставления бедного крестьянства зажиточному. В Казахстане у крестьян-кочевников, бездумная конфискация и обобществление поголовья лишили очень многих единственного источника пропитания. Одни откочевали целыми аулами за пределы родины: Китай, Монголию, Иран, Турцию, а также в соседние республики. Причем не во всех случаях благополучно. Другие устремлялись в поисках средств существования, вплоть до Дальнего Востока, также не всегда успешно.

20 февраля 1932 года II сессия КазЦИК в целях «еще большего усиления конкретного руководства и улучшения связи руководящих органов края» принимает постановление об образовании в КАССР шести областей, в том числе Восточно-Казахстанской, с центром в Семипалатинске. Под его юрисдикцией оказались обширные территории, 21 район и Риддерский рабоче-поселковый совет. Однако порядка в управлении и благополучия в хозяйственных делах не стало больше.

Зимой и весной 1934 года, когда в Европейской части СССР пик голода был уже пройден, на участке «Сенташ» горнорудного предприятия системы «Алтайзолото» буквально вымерли не менее ста рабочих казахской национальности и членов их семей. С подобным весьма трагическим по своим последствиям сообщением запоздало бил в набат в августе месяце инструктор Восточно-Казахстанского обкома ВКП(б) некто Кесслер. Гибель горняков и их близких произошла вследствие вопиющей халатности и преступной безответственности по линии рабочего снабжения руководством предприятия и области. На отдаленный участок своевременно не были завезены в достаточном количестве продукты питания, а сделать это в суровых зимних условиях было несравненно труднее.

Семипалатинская газета сообщала 26 марта, «что с 16 по 20 марта по Алтаю пронесся небывалой силы снежный буран, нанесший значительный урон рудникам «Алтайзолото»…Толщина выпавшего снега (очевидно, местами — М.А.) достигает 8— 10 метров. Сейчас рудники отрезаны от своих продовольственных и топливных баз…». Но даже когда началась весна гибнущим от авитаминоза людям не была оказана своевременная помощь. Выпустив залпом тревожные вести, газета затем забыла о них и целиком переключилась на отслеживание акции по спасению челюскинцев далеко на севере и публикации разной другой информации.

«Кто отдан под суд за гибель этих телят?» гласил один из броских заголовков под материалом о падеже одного теленка, «10 баранчиков» и некоторого числа овец.

«Будем как челюскинцы» — называлась заметка от 22 апреля. «На всех предприятиях Семипалатинска прошли митинги, посвященные блестящему окончанию работ по спасению челюскинцев. Коллективы посылают славным героям Севера приветственные телеграммы…» — говорилось в ней.

Так одновременно переплетались в СССР того периода времени диаметрально противоположные вещи: шумная вселенская кампания по спасению челюскинцев на Севере и тихая гибель десятков простых горняков в бескрайней казахской степи. Но если на участников «чудесного» спасения экспедиции О.Ю. Шмидта Сталин пролил дождь званий и наград, то виновников смерти ни в чем не повинных людей также ожидали соответствующие «отличия»…

Зигзаги репрессивно-карательной политики и ее отдельные представители (2)

За окончанием масштабных проявлений открытых форм гражданского противоборства неизбежно последовало дальнейшее ослабление напряженности. В экономике симптомом разрядки был НЭП. Постепенно в стране складывается новая общественно-политическая обстановка, и власти реагируют на ее изменение. В правовой сфере лозунг революционной и пролетарской целесообразности сменяется девизом «революционной законности». В формировавшейся советской юриспруденции сталкиваются две трудно совместимые тенденции: за всемерное послабление наказаний и против.

6 февраля 1922 года ВЦИК издал декрет, упразднявший ненавистную многими ВЧК с передачей ее полномочий Народному Комиссариату Внутренних Дел (НКВД). Там было образовано Государственное Политическое Управление (ГПУ), выполнявшее функции ВЧК и лишь номинально принадлежавшее комиссариату. В мае месяце сессией ВЦИК был принят Уголовный Кодекс РСФСР, в проект которого к предлагаемым 6 расстрельным статьям Ленин собственноручно добавил еще столько же. Не удовлетворившись сим, он присовокупил затем «право замены расстрела высылкой за границу, по решению Президиума ВЦИКа (на срок или бессрочно)», а также прибавил расстрел «за неразрешенное возвращение из-за границы». Через день после встречи с наркомом юстиции Курским Ильич отправил ему черновой набросок дополнительного параграфа Уголовного кодекса. Основная мысль, надеюсь, ясна, писал Ленин Курскому, «несмотря на все недостатки черняка: открыто выставить принципиальное и политически правдивое (а не только юридически узкое) положение, мотивирующее суть и оправдание террора, его необходимость, его пределы». По ленинскому предложению: «пропаганда или агитация, или участие в организации, или содействие» якобы любым контрреволюционным структурам должны были караться высшей мерой наказания с заменой, в случае смягчающих вину обстоятельств, лишением свободы или высылкой за границу.

В третьей же декаде мая 1922 года, соответственно с ленинскими указаниями, ВЦИК принял Положение о прокурорском надзоре. Была учреждена государственная прокуратура РСФСР в рамках наркомата юстиции. Полтора года спустя был учрежден Верховный суд СССР, составной частью коего стала Прокуратура. После чего начали функционировать две системы, организационно не связанные между собой: названная прокуратура и прокуратуры союзных республик в системе наркоматов юстиции.

По вопросу о применении смертной казни ВЦИК принял компромиссное решение, скорее обозначив ее как высшую меру наказанию. Максимальный срок лишения свободы устанавливался в десять лет.

С 8 июня по 7 августа 1922 года состоялся первый крупный политический процесс при большевистском строе, инициированный ГПУ, которое чуть позднее стало объединенным (ОПТУ). Верховный трибунал ВЦИК заслушал дело о руководителях партии правых эсеров, обвинявшихся в контрреволюционной деятельности. Из 34 подсудимых несколько были оправданы, но многие приговорены к разным срокам и видам лишения свободы. 14 человек приговорили к высшей мере наказания. Двоим из них наказание было отсрочено декретом ВЦИКа, исполнение остальных приговоров отложено. Подобному решению в немалой степени способствовало обязательство, взятое Бухариным и Радеком незадолго до процесса на берлинской конференции трех социалистических Интернационалов.

Ленин был весьма раздосадован действиями своих сотрудников, но согласился с тем, что обещание не предавать смертной казни придется выполнить. Политбюро немедленно размежевалось и в итоге выработало компромисс: не умерщвлять приговоренных до тех пор, пока эсеры-подпольщики будут воздерживаться от якобы террористической деятельности.

Одним из отцов-основателей печально прославившегося впоследствии ГУЛАГа следует признать Дзержинского. Шеф ОПТУ настоятельно рекомендовал 16 августа 1923 года своему заместителю И.С. Уншлихту помимо обоснования ограничения размера применения высшей меры наказания следующее: «Необходимо будет далее заняться действительно организацией принудительного труда (каторжных работ) — лагеря с колонизацией незаселенных мест и с железной дисциплиной. Мест и пространства у нас достаточно» (выделено мной — М.А.).

Персона самого Дзержинского является исключительно важной для уяснения сущности репрессивной политики советского государства и процессов, охвативших впоследствии карательные органы. Дзержинский, по определению его единомышленника и заместителя В.Р. Менжинского, был рыцарем революции. «По натуре это был очень милый, привлекательный, с очень нежной, гордой и целомудренной душой. Но он никогда не позволял своим личным качествам брать верх над собой при решении того или иного вопроса… На меры репрессии он смотрел только как на средство борьбы, причем все определялось данной политической обстановкой…».

По словам Менжинского, Дзержинский был подвижником, человеком железной воли и крепких нервов, с ясной головой и кристаллической честностью. Занимаемая им должность требовала изрядной гибкости мышления, а также беспрекословной преданности и послушности партии. «Решения Центрального Комитета, указания Ленина были для Феликса Эдмундовича законом», со знанием предмета заверял комендант Кремля Мальков. Особенно необходимо прибавить, после Брест-Литовского кризиса, во время которого Дзержинский оппонировал Ильичу.

Поэтому, повинуясь их воле, «милый и привлекательный» чекист загубил десятки и сотни людей, нисколько не задумываясь, заслуживают они смерти или нет. Одновременно «железный Феликс» оказывался способным на неподдельную заботу и сострадание к проблемам конкретного человека. Он ярчайший пример беззаветного служения, казалось бы, стопроцентно правому делу.

Неприхотливый и бескорыстный в частной жизни до крайностей Дзержинский требовал от своих подчиненных такого же отношения. Однако личности, подобные ему, являются исключением. Дзержинский усиленно прививал чекистам дух революционного энтузиазма, неизбежно угасший после смерти фанатика. Немалая часть его сотрудников вступает впоследствии на скользкий путь коррупции и прямого нарушения своего долга.

Дзержинский возмущенно писал в Политбюро ЦК в декабре 1923 года о том, «что наш судебный процесс заражен неслыханной формалистикой и волокитой, а потому носит характер лотереи, где хищнику и расточителю предоставляется громадное количество шансов остаться совершенно безнаказанным» и прочая, прочая. Глава ОПТУ в одном из пунктов своего послания просил предоставить своему ведомству «права следственного производства» по делам с хозяйственными и должностными преступлениями.

Весьма красноречивые факты неоднозначного судебно-правового положения в стране привел Орджоникидзе, выступая на XV съезде ВКП(б). Из его доклада следовало, что в РСФСР за 1926 год закончено 1422776 уголовных дел. По ним привлечено 1906791 человек. Судоотправление по одной трети из всех дел прекращены, а по четверти оправданы. По одной РСФСР свыше 1 миллиона человек вызывали напрасно. «Украина не отстает от РСФСР, — заявил Орджоникидзе, — здесь, очевидно, идет соревнование. За 1925-1926 годы по уголовным делам вызвано было в УССР 43 8783 подсудимых, 2074470 свидетелей; по гражданским делам — 1,5 миллиона и 5869 экспертов. Всего, таким образом, по УССР вызывалось в судебные учреждения в течение одного года 4011366 человек, или 15% всего населения».

На основании вышеизложенного Орджоникидзе делал вывод о необычайно безалаберном состоянии дела в судопроизводстве. Рутинность, являющаяся неотъемлемым аспектом любого судопроизводства, расценивалась партийно-правительственной верхушкой как недопустимая бюрократическая волокита советских чиновников от юстиции. Партийцам важен был в первую очередь дух закона, а не его буква. Поэтому все больше торжествует понятие революционной законности, абсолютно игнорирующей принципы состязательности сторон в судопроизводстве и презумпции невиновности личности. В результате бурных дискуссий в июле 1923 года по инициативе главного прокурорского работника РСФСР Крыленко ВЦИК принял новое понятие контрреволюционного преступления, довольно сильно расширившего его толкование.

Воодушевленные смертью Ленина белоэмигрантские круги резко повышают свою деятельность. Только за 1924 год в РСФСР было осуждено 2011 человек, почти всем им были инкриминированы контрреволюционные преступления. Ссылаясь на обострение классовой борьбы в городе и деревне, ЦИК СССР 25 февраля 1927 года принял специальное Положение о преступлениях государственных. Репрессивные права и полномочия ГПУ — ОПТУ — НКВД неуклонно расширяются. Меры наказания постепенно ужесточаются с непременным возобновлением смертных казней. Первоначально расстреливают бывших белогвардейцев по обвинению в контрреволюционной деятельности. Двадцать из них во главе с князем Павлом Долгоруким казнили в 1927 году.

С 25 июля по 12 августа 1927 года в Казахстане, в городе Семипалатинске, Выездная сессия Военной коллегии Верховного Суда Союза СССР рассмотрела дело генералов белой армии Б.В. Анненкова и НА. Денисова. Генералы, подвергнутые перед этим экстрадиции из Китая, были приговорены к расстрелу.

Широко развернувшаяся индустриализация проходит далеко не гладко, с неизбежными срывами намеченных планов. Должностным лицам, ответственным за их исполнение, легче было объяснить провалы происками врагов, нежели собственными недоработками. Аппарату ОПТУ, как наследнику «славных» традиций ВЧК, тем самым, предоставлялась возможность отличиться. По нашумевшему Шахтинскому процессу о якобы нескольких десятках вредителей в угольной промышленности смертной казни предается пять специалистов старого режима. Четверо подсудимых, в том числе три иностранца, были оправданы, девять человек приговорены к заключению на срок от одного до трех лет, еще четверо отделались условными мерами наказания. Остальные были наказаны более сурово.

В конце 1930 года завершился громкий процесс по так называемому делу «Промпартии». Основные подсудимые были приговорены к высшей мере наказания. Однако Президиум ЦИК удовлетворил их ходатайства о помиловании и заменил расстрел десятью годами лишения свободы, соответственно снизив наказание остальным осужденным. Многотысячные демонстрации рабочих, требовавших смертной казни, оказались на сей раз излишними. Власть пока проявляет гибкость в вопросе лишения жизни и изобретательность по другим мерам наказания. Все больший и больший размах приобретают ссылки с организацией принудительных работ.

Впервые указание на высылку как на меру наказания можно обнаружить в инструкции Наркомюста революционным трибуналам, изданной в 1917 году. Ею предоставлялось право удалять из столиц, отдельных местностей или из пределов Советской республики «порочных элементов». Из Москвы, Ленинграда, Ростова и других городов ВЧК тысячами выселяла лиц, подпадавших под эту «категорию». В середине 1919 года Президиум ВЦИК дал несудебные полномочия органам ВЧК по заключению в концентрационные лагеря для производства принудительных работ на срок не свыше трех лет.

Хотя формально преемником Дзержинского на посту главы ОПТУ стал болезненный Менжинский, фактически всеми делами заведовали его заместители Генрих Ягода и Меир Трилиссер. Очень скоро между ними развернулась борьба за первенство, в которой вверх одержал более изворотливый Ягода. Последний является истинным архитектором ГУЛАГа, особенно отличившимся в организации массовых репрессий при осуществлении коллективизации. Уже 2 февраля 1930 года, за двое суток до получения из ЦИК и СНК секретной инструкции, то есть руководства к действию, Ягода издает «исключительно» исчерпывающий приказ за № 4421 по ОПТУ. Мероприятия в нем, в целях организации «сокрушительного удара» по кулаку, разворачивались по двум линиям: 1) Немедленной ликвидации контрреволюционного актива; 2) Массового выселения «всего кулацкого кадра» (выделено мной — М.А.). Следовательно, достаточно далеко выходили за рамки, впрочем, не слишком внятных указаний вышестоящих инстанций.

Нагнав в кратчайшие сроки в Северные края, не готовые к столь массовому наплыву, десятки тысяч крестьянских семейств, ведомство Ягоды вынуждено было заняться их размещением и обустройством.

Хотя первоначально высшими властными структурами подразумевалось, что с задачей размещения, трудоустройства и жизнеобеспечения ссыльных крестьян справятся местные власти. Инструктор наркомата земледелия (НКЗ) СССР некий Снетков докладывал, что к середине апреля 1930 года в Северный край прибыло около 375 тысяч кулаков и членов их семей. На момент проверки там еще не подготовились к размещению людей. Условия их проживания были ужасными, лишь впоследствии власти догадались образовать специальные поселки для переселенцев. На местах к раскулаченным относились неоднозначно.

В докладной записке «О состоянии дела спецпереселенцев в Восточно-Сибирском крае» проверяющие Гарин и Веверс констатировали, что в отдельных случаях советские хозяйственные органы (хозорганы) относятся к спецпереселенцам, как к животным.

В мае 1931 года верхами принимается решение «ввиду безобразного использования рабочей силы спецпереселенцев и беспорядка в их содержании хозорганами — передать целиком в ОПТУ хозяйственное, административное и организационное управление по спецпереселенцам…». Так был практически завершен процесс образования печально знаменитого ГУЛАГа.

Проходит довольно много времени, прежде чем Сталин набирается решимости «окончательно решить вопрос» со своими недавними высокопоставленными коллегами по партии. Последние никак не могли смириться с тем, что презираемый ими кавказец занял лидирующее положение в партии и государстве. Разбитые в честных и длительных публичных дискуссиях виднейшие оппозиционеры, тем не менее, не унимаются. Поскольку у них имеются пусть и немногочисленные сторонники, все вместе они производят много шума, дезориентируя и мешая работать пока лишь рядовым членам партии.

Небезызвестный деятель Г.И. Сафаров назначения на дипломатическую работу в Китай, а затем в Турцию воспринимает исключительно как ссылки. Его поддерживают Троцкий, Зиновьев, Смилга и направляют петицию в Политбюро с требованием отмены «высылки». К тому же диссиденты вносят раскол в международное коммунистическое движение. Вместо того, чтобы объединять пролетариев всех стран, российские большевики никак не могут сплотиться сами. Помимо ярого несогласия с делами партийными оппоненты выступают с личными нападками на Сталина. Между сталинцами и их противниками разгорается яростная борьба, в том числе, за революционные биографии своих вождей. Однако Сталин по природе гораздо менее беспринципен, чем Ленин, и не собирается вечно мириться с подобными склоками.

К тому же, несомненно, к более жестким мерам его подталкивают ближайшие соратники. Они аргументированно доказывают вождю, что личности, подобные Троцкому, Зиновьеву и Каменеву совершенно неисправимы. Последние двое показали себя совершенно ненадежными партнерами еще с времен Октября. Высылка Троцкого в Алма-Ату действенных результатов не дала. Далеко от Москвы, в центре Азии, ссыльный развил еще более кипучую деятельность, хотя первоначально охотился и рыбачил до умопомрачения. Только с апреля по октябрь 1928 года Троцкий отправил из Алма-Аты 800 политических писем, многие по размерам — чуть ли не статьи, и 500 телеграмм, получил тысячу писем и 700 телеграмм, не говоря о личной переписке.

Как наиболее оголтелого и непримиримого, его высылают из страны, а впоследствии лишают гражданства и права возвращения в СССР. В отличие от Троцкого подавляющее большинство оппозиционеров пишут покаянные письма в адрес ЦК партии и лично Сталина с клятвенными обещаниями не заниматься впредь раскольнической деятельностью. Не все из диссидентов придерживаются своих публичных заявлений, поэтому их клеймят как двурушников и предателей. На Зиновьева и Каменева, как бывших лидеров партии, ориентировались и вступали с ними в контакт многие из тех, кто был не согласен с курсом Сталина и его сторонников.

В начале тридцатых годов вследствие грандиозных перемен политическая обстановка неминуемо обостряется. Материальное положение отдельных категорий населения ухудшилось. На этом фоне активизировались силы, выступавшие с резким осуждением сопутствовавших преобразованиям негативных явлений.

Особенно отличился партийный функционер средней руки Мартемьян Рютин, подготовивший проекты двух документов под названием «Сталин и кризис пролетарской диктатуры», а также обращение «Ко всем членам ВКП(б)». На основе этих документов была создана организация, получившая известность как «группа Рютина» или «Союз марксистов-ленинцев», а также утверждена ее платформа. Достаточно процитировать несколько пассажей из примечательного опуса «Сталин и кризис пролетарской диктатуры», чтобы стало понятно, на каком некорректном до ядовитости фундаменте она зижделась. «В теоретическом отношении Сталин показал себя за последние годы полнейшим ничтожеством, но, как интриган и политический комбинатор, он обнаружил блестящие таланты… Ограниченный и хитрый, властолюбивый и мстительный, вероломный и завистливый, лицемерный и наглый, хвастливый и упрямый, Хлестаков и Аракчеев, Нерон и граф Калиостро — такова идейно-политическая и духовная физиономия Сталина».

Помимо оскорбительных личных нападок на Сталина в материалах Рютина, в частности, декларировались сомнительные по ценности рекомендации, как-то — «прекращения инфляции», «возвращение к ленинской политике цен», «прекращение экспорта за бесценок продуктов сельского хозяйства и промтоваров широкого потребления».

11 октября 1932 года коллегией ОПТУ участники группы Рютина были приговорены к различным срокам заключения. Наибольший срок получил Рютин, приговоренный к 10 годам тюрьмы. Позднее он был расстрелян. Всего тогда по делу о так называемом «Союзе марксистов-ленинцев» было привлечено сначала к партийной, а затем и уголовной ответственности 30 человек.

Каменев был отправлен в ссылку на три года в сибирский городок Минусинск, а Зиновьев, также на три года, на север Казахстана, в город Кустанай. Бывшие наперсники Ленина были ознакомлены с рютинскими измышлениями. Они не поставили в известность соответствующие инстанции и, тем самым, оказались невольными пособниками деятельности «марксистов-ленинцев.

В сложной, достаточно нестабильной внутриполитической обстановке в стране ооппозиционеры неизбежно становятся первыми мишенями для карательных органов государства, неизбежно претерпевающих разительные метаморфозы.

Резюме раздела

Сталин отчасти явился продолжателем дела революции, начатой Лениным. Если последний уничтожил крупных землевладельцев-помещиков, а также акул российского капитализма, то Сталин ликвидировал кулачество и новоявленных советских буржуа — нэпманов. Он начал строить так называемую командноадминистративную экономику. Ее фундаментом являлась общественная собственность практически на все материальные ресурсы и коллегиальное принятие экономических решений методом централизованного планирования. А идеологической надстройкой служило коллективистское или социалистическое общество.

Таким образом, Сталин, хотя и не в полной мере, отверг основополагающие принципы капиталистической экономики — частную собственность и свободу индивидов заниматься ими самими избранным видом экономической деятельности в качестве средства повышения своего материального благосостояния. Предприимчивость отдельной индивидуальности как новатора, берущего на себя ответственность за принятие трудных решений в процессе ведения бизнеса, соединяющего в единое целое ресурсы земли, капитала и труда для производства товара или услуги — практически исключалась сталинцами. Более того, предпринимательская способность (предприимчивость) ставилась практически вне закона.

Тем самым, Сталин объявлял серпасто-молоткастый поход против одного из существеннейших компонентов человеческого бытия — собственнического инстинкта. Добиваться определенных результатов в этом деле можно было преимущественно силовыми методами.