В день взрыва институт посетила делегация руководящих работников во главе с заместителем министра. По минералогическому музею их вел, как обычно, заведующий Аркадий Борисович Степанов.

В сорок лет Степанов сохранил юношескую стройность и восторженность. Он был истым джентльменом: брился два раза в сутки и раз в неделю подстригал щеточку усов. В любую жару носил костюм-тройку. Лакированные туфли сияли, в булавке галстука раскаленным угольком светился рубин (конечно, не синтетический). Только два недостатка было у Аркадия Борисовича: язва желудка, которая поджелтила кожу лица, и необязательность перед друзьями. Любой лаборантке мог пообещать заграничную безделушку и привозил, однако часто и крупно подводил начальника алмазного участка Инну Ивановну или Камилла Усманова. Например, до сих пор не была документально оформлена передача алмазов, из которых институтские гранильщики изготовили копии исторических бриллиантов — «Шаха» и «Орлова». Как раз перед этой витриной стояли руководящие работники и щурили глаза от ослепительно вспыхивающих фацеток.

— Какие были потери при огранке? — спросил кто-то.

— Почти шестьдесят процентов, — ответил Аркадий Борисович. — Я понимаю ваш вопрос. При огранке всемирно известного алмаза «Кох-и-Нур» потери составили всего сорок процентов. Но ведь синтетические алмазы на два порядка дешевле природных! Да и затоварены мы ими…

— Почему на «Шахе» не воспроизведены надписи? — вмешался в разговор замминистра.

— Именно сейчас на лучшей копии алмаза наши ребята пытаются это сделать. Весьма трудоемкая работа.

— А как с изотопным составом?

— Полная идентичность!

— Вы по-прежнему добавляете в шихту дорогостоящий углерод-тринадцать?

Степанов замешкался с ответом и посмотрел на директора института.

— Других вариантов у нас пока нет, — сказал Марат Магжанович. Себестоимость алмазов мы снижаем за счет громадных выходов с «Тора».

— Расскажи-ка нам о нем подробнее, — негромко молвил заместитель министра. — А то мы как те обыватели — телевизор смотрим каждый день, а в принципе его работы несведущи.

Под общий смех Усманов двинулся в дальний угол музея. Его массивная фигура не без изящества огибала стенды, на которых сверкали и переливались огнями фиолетовые с красной искрой аметисты, желтые цитрины и топазы, голубые аквамарины, темновасильковые гранаты, зеленые изумруды и шпинели, пламенно-алые рубины. Шаркая шлепанцами, надетыми поверх обуви, следом потянулись остальные. Степанов же задержался и вернулся к дверям, в которых стояла и делала призывные знаки одна из сотрудниц музея.

Между тем Марат Магжанович, время от времени поглаживая остриженную голову, неторопливо рассказывал:

— Исходная идея проста и высказана не нами. Некоторые геологи считают, что для образования алмазов не обязательна закупорка жерла вулкана. Достаточно магме двигаться в канале с переменным сечением, как, согласно уравнению Бернулли, возникают громадные перепады давлений. В некоторых зонах возможна перекристаллизация алмазов. Теперь взгляните на модель «Тора». — Директор института широким жестом показал на большого диаметра бублик с тонкими, бегущими к центральной оси, спицами. В общем это было странноватого вида велосипедное колесо с прозрачной покрышкой, сквозь которую просвечивала шина. В нескольких местах она была сильно ужата. Видите? Все достаточно просто. «Тор» наполняют шихтой — смесью углерода с каким-нибудь растворителем, например, никелем. Вот эти нагреватели поднимают температуру до двух тысяч кельвинов. Затем «Тор» начинает вращаться — сотни, тысячи оборотов в минуту. Давление скачком подпрыгивает до нескольких гигапаскалей. Но алмазов еще нет! — Усманов уже зажегся и темпераментно размахивал руками. — В этот момент операторы резко тормозят «Тор». Огненный расплав по инерции с огромной скоростью струится по внутренней полости, по пережимам и расширениям. Локальные давления возрастают до десяти гигапаскалей! И алмаз начинает расти, поскольку выполнены все три условия Лейпунского: температура, давление, растворитель.

Степанов уже несколько минут мялся позади группы, то порываясь подойти к директору, то отступая. Наконец, увидев, что начальники углубились в изучение модели «Тора», подошел к Усманову и спокойным голосом сообщил:

— Извините, Марат Магжанович, вас к телефону.

— Пусть позвонят позже.

— Это из горкома.

Усманов недовольно поморщился и, попросив прощения, пошел в кабинет заведующего музеем. Аркадий Борисович тенью скользил рядом.

— Пожар! — быстро сказал он.

— Где? — Директор шел, не ускоряя шага.

— В угольной группе. Комната Устинович.

— А, черт!.. — Марат Магжанович оглянулся на замминистра. — Вот что, задержи их здесь…

Степанов кивнул и легким шагом вернулся к группе.

— Цикл разгона и торможения повторяется многократно, — в той же тональности, что и Усманов, продолжил он лекцию. — Несколько десятков раз. «Тор» хорош тем, что во время разгона мелкие паразитные кристаллы растворяются, а в момент торможения крупные растут как на затравку. Наибольшая масса алмазов достигает трехсот граммов. Как правило, это кривогранные октаэдры и ромбододекаэдры.

— От естественных кристаллов их еще можно отличить?

— Конечно. Поэтому цена па природные алмазы продолжает медленно расти, а на искусственные стремительно падает. Например, цена «Звезды Африки» уже эквивалентна цене ста тонн золота. Те же пятьсот тридцать каратов синтетического алмаза по карману многим.

— Скажите, новизна «Тора» как-то защищена?

— На аппаратуру и технологию институт получил двенадцать авторских свидетельств!

— Не расскажете ли вы…