Современная фантастика не монотонна. Она пестра, как радуга, и так же плавно, как радуга, меняет цвета, переходя от реализма к самой буйной игре ума. Если бы мы попытались назвать семь основных цветов в спектре американской фантастики, то скорее всего нам пришли бы на ум имена Драйзера, Твена, Азимова, Бредбери, Саймака, Берроуза, По. А вот аналогичное семицветие для русской фантастики: Лев Толстой — Достоевский — Беляев — Ефремов — Алексей Толстой — Булгаков — Гоголь.
Каждый читатель или видит весь спектр целиком, или любуется узким диапазоном. Одним по нраву научная фантастика («сайнс фикшн»), другим — игра воображения («фэнтэзи»), третьим и четвертым — сказка или «космическая опера». Мировая фантастическая литература может удовлетворить любой вкус.
Один из рассказов выдающегося американского писателя Рэя Бредбери называется «Калейдоскоп». В нем описана трагическая ситуация: случайный метеорит распорол космический корабль, как стальной нож консервную банку. Космонавтов разбросало в разные стороны. Они несутся в безвоздушном пространстве подобно разноцветным рыбкам. Всей жизни осталось ровно столько, на сколько хватит кислорода в баллонах. Что будут делать эти люди в свои последние минуты? О чем говорить, думать, мечтать?
«Калейдоскоп» — так называется сборник научно-фантастических произведений, который вы держите в руках. Он посвящен не какой-то локальной теме — взаимоотношениям человека и робота, космическим приключениям, невероятным изобретениям или социальным проблемам. Сборник пестр по составу, каждый может легко разнести его составные части по различным участкам многоцветной радуги. Многие рассказы ворвались в нашу жизнь двадцать и тридцать лет назад, словно космические пылинки в атмосферу Земли. Они прочертили яркую траекторию, но не сгинули бесследно. Лучшие из них вошли в золотой фонд мировой научно-фантастической литературы. В сборнике вы увидите имена, от одного упоминания которых сладко замирает сердце любителя фантастики: Айзек Азимов и Рэй Бредбери, Клиффорд Саймак и Роберт Янг, Эдмунд Гамильтон и Гарри Гаррисон, Кобо Абэ и Иван Ефремов!
Однако первое слово скажем о Михаиле Афанасьевиче Булгакове. Сейчас он — признанный классик советской литературы. Общий тираж романа «Мастер и Маргарита» далеко ушел за миллион экземпляров и на этом, конечно, не остановился. Влияние Булгакова несомненно испытали в своем творчестве братья Стругацкие. Без Булгакова вряд ли появились бы книги В.Орлова «Альтист Данилов», В.Краковского «День творения», О.Корабельникова «Башня птиц».
В. А. Каверин считает, что Булгаков развивал традиции Гоголя, Сухово-Кобылина и Салтыкова-Щедрина. «В «Мастере и Маргарите», — пишет Каверин, — эта традиция вспыхнула с новым блеском… В романе действуют написанные с выразительностью Гойи силы зла, воплотившиеся в людей обыкновенных и даже ничтожных. Превращениям, чудесам, мрачному издевательству Сатаны над людьми нет предела. Но в самой слабости, с которой этому преступному своеволию противопоставлена простая история Христа, заложена основа нравственной победы».
«Мастер и Маргарита» — не единственное фантастическое произведение Булгакова. Сквозь толщу десятилетий уже пробились комедии «Иван Васильевич» (кстати, очень неплохо экранизированная) и «Блаженство», впервые напечатанная в журнале «Звезда Востока» в 1966 г. Летние книжки журналов «Знамя», «Октябрь» и «Дружба народов» за 1987 г. вернули нам повесть «Собачье сердце», пьесы «Адам и Ева», «Багровый остров». «Рукописи не горят», — булгаковский афоризм столь же верен, сколь лаконичен.
И вот «Роковые яйца». Повесть была опубликована в 1925 г. в журнале «Красная панорама» (в номерах 19–21 под названием «Луч жизни», в номерах 22, 24 появилось нынешнее название). Затем в альманахе «Недра» вышел расширенный вариант. Повесть принесла писателю шумную славу и невероятные поношения. Маяковский, вернувшийся из поездки по Америке, рассказывал, что одна из местных газет опубликовала сенсационное сообщение под заголовком «Змеиные яйца в Москве». Это было изложение повести Булгакова, выданное за действительное происшествие. После 1926 г. рапповская критика повела по Булгакову «прицельный огонь» (по выражению критика В. Лакшина). Статьи были не только резки, но и оскорбительны. Писателя обвиняли в «зубоскальстве», «злопыхательстве», во враждебности к Советской власти. Где теперь эти критики, кто их помнит?
Однако пойдем по порядку. Все началось с того, что в 1921 г. в феодосийской газете появилась заметка. Местный корреспондент сообщал о появлении в районе горы Карадаг «огромного гада», то есть змея. На его поимку якобы была отправлена рота красноармейцев. Каких размеров был «гад», поймали его или он благополучно скрылся в пучинах Черного моря газета более не сообщала. Этот факт так бы и канул в Лету, если бы не жена Максимилиана Волошина Мария Степановна, признанный хранитель коктебельских обычаев и преданий. Она вырезала из газеты сообщение о «гаде», а М. Волошин отправил его в Москву Булгакову. Примерно так, по словам Вс. Иванова, было заронено зерно будущей повести.
В 1922–1925 гг. М.А.Булгаков сотрудничал во многих периодических изданиях: «Рупоре», «Гудке», «На вахте», «Красной газете», «Красном журнале для всех», «Красной панораме». Не потому ли в повести появляется журнальный волк Альфред Аркадьевич Бронский, сотрудник «Красного Огонька», «Красного Перца», «Красного Прожектора» и даже «Красного Ворона»?
Среди современников В.Маяковский и М.Булгаков слыли великими остряками. Как-то они встретились в редакции «Красного Перца». Михаил Афанасьевич сказал:
— Я слышал, Владимир Владимирович, что вы обладаете неистощимой фантазией. Не можете ли вы мне помочь советом? В данное время я пишу сатирическую повесть, и мне до зарезу нужна фамилия для одного моего персонажа. Фамилия должна быть явно профессорская.
— Тимерзяев! — немедленно ответил Маяковский.
— Сдаюсь! — с ядовитым восхищением воскликнул Булгаков.
Своего героя он назвал Персиковым.
Профессор Персиков, как и многие русские интеллигенты, революцию не принял. Однако эмигрантом не стал. Во время гражданской войны голодал и холодал вместе со всеми москвичами. Ругал бюрократов, нэпманов, но объективно работал во славу молодой советской науки. Его замечательный «луч жизни» принес бы стране многочисленные блага, если бы в дело не вмешались тупицы.
Повесть «Роковые яйца» была закончена в 1924 г., а события, описываемые в ней, относятся к 1928 г. Москву недалекого будущего Булгаков рисует в полурадужных, полуиронических тонах. Здесь и пятнадцатиэтажные небоскребы, и рабочие коттеджи, которые якобы решили жилищный кризис, здесь и точно схваченные «гримасы нэпа», которые писатель предвидел с великолепной прозорливостью.
В повести там и сям разбросаны приметы времени, хорошо знакомые Булгакову-фельетонисту. Например, куплетисты Ардо и Аргуев — это, конечно, хорошо известные старым москвичам Арго и Адуев. Под писателем Эрендорфом подразумевается И.Эренбург, автор фантастического романа «Остров Эрендорф». Булгаков был сторонником классического направления в драматургии, поэтому не воспринимал новаций В.Мейерхольда. В «Роковых яйцах» в шутливых тонах описан театр имени покойного Мейерхольда. Режиссер якобы погиб при постановке «Бориса Годунова» — обрушилась трапеция с голыми боярами. Это смешно и соответствует стилю постановок Мейерхольда.
В повести «Роковые яйца» Булгаков использовал старый прием: изобретение поворачивается против ученого. Такой прием применили Мэри Шелли в плохо написанной, но знаменитой повести «Франкенштейн», Жюль Верн, Герберт Уэллс, А.Толстой, Карел Чапек, Д.Уиндэм и многие другие. Однако силой своего таланта писатель изобразил мир настолько реально, что поневоле ввел в заблуждение американскую прессу.
Лучшие умы России восприняли повесть восторженно. 30 июня 1925 г. В.В.Вересаев писал М.Горькому на Капри: «Обратили ли вы внимание на М.Булгакова в «Недрах»? Я от него жду очень многого…» Однако Горький уже прочитал повесть. Первая реакция была положительная: «Остроумно и ловко написаны «Роковые яйца» Булгакова». Затем он дал более критическую оценку: «Булгаков очень понравился мне, очень, но он сделал конец рассказа плохо. Поход пресмыкающихся на Москву не использован, а подумайте, какая это чудовищно интересная картина» Максим Горький, видимо, прав. Однако если бы Булгаков попытался раскрутить сюжет с нашествием «гадов» на столицу РСФСР, то неизвестно как сложилась бы судьба всей повести.
Между тем в тридцатых годах бурное развитие советской фантастики было надолго остановлено. Произведения А.Платонова, А.Грина, А.Беляева лежали под спудом, сами авторы влачили полуголодное существование. Рапповская критика обрушилась на фантастическую пьесу В.Маяковского «Баня», немало поспособствовав гибели поэта. Подверглись репрессиям Владимир Киршон, автор фантастической пьесы «Большой день», и Вивиан Итин, написавший первую советскую утопию «Страна Гонгури». Расцвела так называемая фантастика «ближнего прицела», представителями которой стали В.Немцов, В.Охотников и им подобные. Их фантазия простиралась в буквальном смысле не дальше завтрашнего дня и по характеру была близка к производственному роману. Апостолы «мечты бескрылой, приземленной» не могли дать полноценной пищи для воображения подрастающему поколению. Дело усугубилось также полной изоляцией советского читателя от зарубежной фантастики. Сталинский «железный занавес» делал свое дело: мы ничего не знали об Азимове, Бредбери, Вайссе, Каттнере, Саймаке, первые книги которых появились в тридцатых годах.
Потребовался мощный талант И.А.Ефремова, чтобы пробить дорогу не только себе, но и целой плеяде советских фантастов шестидесятых-семидесятых годов. Автор этих строк часто навещал Ивана Антоновича в последний год его жизни. Ефремов рассказывал, что писать начал в 1942 г., будучи в эвакуации во Фрунзе. Тяжело больной ученый поставил перед собой три задачи: рассказать о невероятных приключениях, чтобы разбудить фантазию молодежи; написать о древних цивилизациях, историю которых в то время у нас мало знали; возвеличить прекрасную женщину — матерь человечества. Как известно, все задачи были решены и ныне воплощаются в семи темно-синих томах, издаваемых «Молодой гвардией». Причем восстановлены купюры в романах «Час Быка» и «Таис Афинская».
И.А.Ефремов в совершенстве знал английский язык и англо-американских писателей читал много. Ценил новые идеи, мастерски закрученные сюжеты, дух захватывающие приключения. Однако некоторые идеи авторов вызывали в нем резкий протест. Так произошло с рассказом М.Лейнстера «Первый контакт», опубликованным в 1945 г. Автор повествует о встрече землян с представителями иной цивилизации. Земные и инопланетные космонавты преисполнены величайшего недоверия, они расходятся, едва не уничтожив друг друга (как иронично звучит в этом контексте слово «друг»!). Совсем по-иному происходит первый контакт в повести И.Ефремова «Сердце Змеи».
Мюррей Лейнстер — это псевдоним американского писателя-фантаста Уильяма Ф.Дженкинса. Советскому читателю он известен по рассказам «Исследовательский отряд», «Критическая разница», «Этические уравнения». Все они посвящены контактам с инопланетянами, которые осуществляются на основе бизнесменской практики: взаимное недоверие, уловки, погоня за сверхприбылью. В этом нет ничего странного. Американский психолог Э.Челмен установил, что его сограждане чаще всего в разговорах употребляют такие словечки, как «деньги», «купить», «счет», «чек», «прибыль».
Рассказы М.Кинга «На берегу» и Э.Рассела «Свидетельствую» также посвящены теме контактов. Кинг жестоко разоблачает корыстолюбие людей, в то время как Рассел пытается отыскать в них гуманистические начала. Оба автора с поставленными задачами справляются блистательно. Не на голом месте возник рассказ Кобо Абэ «Тоталоскоп». До него тему кинофильма, прокручиваемого в мозгу человека, поднимали А.Азимов («Мечты — личное дело каждого») и Л.Алдани («Они-рофильм»).
Имена Азимова, Бредбери, Саймака, Гаррисона, Гамильтона не нуждаются в рекламе. Их постоянно издают и переиздают. Каждый любитель фантастики может сказать, сколько раз премию «Хьюго» получил Шекли, и кто в прошлом году удостоился «Небулы». Гораздо меньше знают о премии «Аэлита», учрежденной Союзом писателей РСФСР и журналом «Уральский следопыт».
Представьте себе глыбу яшмы, обсидиана, друзу мориона, обвивая которые взметаются ввысь изогнутые и переплетенные ленты из ювелирного сплава. Ленты превращаются в трассирующий след космического корабля, завершающего виток вокруг земного шара — отполированного в виде сферы кристалла кварца-волосатика или мориона. Приз назван «Аэлитой» в честь героини романа А.Толстого и присуждается за лучшую научно-фантастическую книгу года. «Аэлиту» уже получили Александр Казанцев, старейшина советской фантастики, Аркадий и Борис Стругацкие, Зиновий Юрьев, Владислав Крапивин, Сергей Снегов, Сергей Павлов, Ольга Ларионова. Трое из них участвуют в нашем сборнике.
Братья Аркадий и Борис Стругацкие прошли школу Ефремова. С его слов я знаю, как он обсуждал с молодыми авторами новые идеи, как помогал шлифовать стиль первых произведений, как защищал братьев от критических нападок. После смерти учителя Стругацкие быстро выдвинулись на первое место среди отечественных фантастов, но, к сожалению, по ряду причин лидерами не стали. Они одинаково сильны в утопии и антиутопии, плодотворно разрабатывают тему контакта с внеземным разумом, расширяют творческий диапазон за счет сказки и сатиры. Борис Стругацкий в последние годы руководит в Ленинграде группой интересных молодых фантастов, которые уже выпустили сборник «Синяя дорога». Трех из них в 1988 г. напечатал журнал «Простор».
Сергей Павлов (род. в 1935 г.) — один из талантливых представителей ефремовской школы. Он приветствует космическую экспансию человечества, но в то же время предупреждает: «Будьте бдительны! Распахнутая дверь в Космос есть также вход на Землю!». В остросюжетном романе «Лунная Радуга» писатель рисует увлекательные картины из жизни космонавтов, в реалистической манере описывает панорамы лун и планет Внеземелья, глубоко прорабатывает характеры героев. Повести и киносценарии Павлова посвящены изучению глубин космоса и океана: «Чердак Вселенной», «Ангелы моря», «Океанавты». Публикуемый в этом сборнике рассказ «Банка фруктового сока» написан в 1962 г. Он отмечен премией в конкурсе на лучшее научно-фантастическое произведение, объявленном журналом «Техника молодежи». Повести Сергея Павлова переведены на многие языки.
Нелегкую жизненную школу прошел Север Гансовский (род. в 1918 г.). Вот неполный перечень его профессий: матрос, грузчик, электромонтер, морской пехотинец, почтальон, драматург, художник. Научно-фантастические повести и рассказы Гансовского привлекают гуманистической направленностью, оригинальностью замысла, отточенным художественным мастерством. Вы еще раз убедитесь в этом, прочитав рассказ «Двое».
Интересы Владимира Щербакова (род. в 1938 г.) весьма разнообразны — от глубин истории до отдаленного будущего. Недавно в блоке с Ж.Кусто вышла его книга «Золотой чертог Посейдона». Читатели с удивлением убедились, что Щербаков не только известный писатель-фантаст, увенчанный международными наградами, но также один из ведущих атлантологов страны. Его гипотезы об Атлантиде, о связи древних этрусков с гипотетическими атлантами и вполне реальными славянами основаны на анализе легенд, исторических и современных научных материалов. Этот подлинно научный труд фрагментарно включен в роман «Чаша бурь».
Мы поставили в сборник рассказ американского писателя Боба Шоу «Свет былого». Боль и лиричность этого небольшого произведения не передать словами. Фантастическая же идея заключена в изобретении так называемого «медленного стекла», скорость света в котором необыкновенно мала. Расстояние в полсантиметра свет проходит за десять лет. Попробуйте прикинуть показатель преломления медленного стекла — получится что-то вроде пятерки с пятнадцатью нулями. Что по сравнению с этой астрономической величиной жалкий показатель преломления алмаза — 2,4!
Рассказ Б.Шоу буквально потряс литературных критиков. Один из них заявил, что за последние годы это единственное произведение с действительно свежей фантастической идеей.
Не пытаясь умалить достоинств медленного стекла, все же хочется напомнить произведение советского писателя-фантаста А.Р.Беляева «Светопреставление», опубликованное еще в 1929 г. Это веселый рассказ о том, как наша Земля вошла в полосу какого-то газа, сильно замедляющего скорость света. Показатель преломления света в фантастическом газе по примерным расчетам равен тройке с девятью нулями. Хоть двигаться сквозь вещество такой плотности довольно затруднительно, Беляев придумал множество забавных ситуаций, связанных с замедлением света. Таким образом, идея вещества с колоссальным показателем преломления принадлежит советскому фантасту. В нашем сборнике А.Р.Беляев представлен очень смешным рассказом «Охота на Большую Медведицу».
А если уж говорить о свежей фантастической идее, то ее выдал Айзек Азимов. В 1965 г. журнал «Химия и жизнь» опубликовал рассказ «Удивительные свойства тиотимолина». Тиотимолин (от слова «тайм» — время) это вещество, в котором углерод имеет обычные четыре валентности. Вся фантастичность его в том, что одна валентность направлена в прошлое, две находятся в настоящем, а четвертая устремлена в будущее. В связи с этим тиотимолин обладает рядом свойств, совершенно необходимых человечеству. Например, он растворяется раньше, чем соприкасается с водой! Мы предлагаем вашему вниманию рассказ Азимова «Тиотимолин и космический век», написанный в форме доклада на какой-то конференции.
В заключение произнесем хвалу переводчикам. Мало кто замечает их фамилии в конце рассказа. Но именно они прочитывают десятки и сотни книг, выходящих в Америке, Англии, Франции, Японии. Из груды макулатуры они по крупинке отбирают самоцветы, чтобы потом долго шлифовать и полировать, прежде чем предложить советскому читателю. (А мы-то думаем, что на Западе вся фантастика состоит из шедевров!) Кино приучило нас к тому, что знаменитые зарубежные артисты говорят голосами И.Смоктуновского, А.Джигарханяна, Ю.Яковлева, А.Белявского и других выдающихся мастеров слова. Точно так же Бредбери и Экзюпери беседуют с нами голосом Норы Галь. В голоса Саймака и Гаррисона вплетаются иронические интонации Д.Жукова, а юмор А.Иорданского сродни азимовскому. Если бы не было переводчиков, многие из нас никогда бы не увидели «Цветов для Элджернона», не побывали бы «На Реке», не восхищались бы «медленным стеклом», не поражались бы «удивительным свойствам тиотимолина», не пугались бы «Руки Геца фон Берлихингена».
И жизнь наша от этого стала бы бедней.
