Возвращение — форменный кошмар. И ладно бы потому, что в реальности нас поджидал хоть и обездвиженный, но по-прежнему опасный враг; но то, каким серым и бесцветным мир живых казался после сияющей снежной сказки за Гранью, было куда большим ударом по психике. Вокруг пальцев все еще танцевали маленькие вьюжные вихри, пахнущие древесной смолой; в волосах запутались тоненькие ниточки забытых, едва мерцающие и хрупкие, такие неуместные среди всей этой топорного, неуклюжего пейзажа. Подумалось, что мой мир здорово похож на черновик — сотворив его, Создатель поднапрягся и дал жизнь новому, куда более совершенному и прекрасному миру по Ту Сторону…

Успокаивало только то, что торчать здесь мне осталось совсем недолго.

Из тела шамана по-прежнему росли ветви — только теперь они тянулись в землю и, кажется, обзавелись собственными корнями. Неспособный подняться на ноги противник лежал неподвижно, и из уголка его губ тянулась тонкая кровавая дорожка. Тамаз непринужденно восседал рядом и чистил ногти острием кинжала — причем явно не своего. В ответ на немой вопрос фей дернул за одну из веток — и Мэтт вдруг жалобно застонал и закашлялся, а из его живота коротко ударил темно-алый фонтанчик.

— Он просил его убить, — флегматично прокомментировал Маз, возвращаясь к своему занятию. — Но мне за это не заплатят, так что сами разбирайтесь.

Не дослушав его, Фирс сорвался с места, рассыпая хрупкие снежные вихри с кончиков пальцев, и мягко, как кошка, присел на колени возле поверженного шамана. Протянул руки, не решаясь прикоснуться, тяжело вздохнул и обернулся:

— Знаешь, мы когда-то были лучшими друзьями, — тихо сказал он мне.

— Он собирался сдать тебя аррианскому правительству, — напомнила я. — И видел поднятого мной зомби.

— И он все равно не жилец, — припечатал Тамаз, указав кинжалом на растущие из живого тела ветви, не так давно бывшие всего лишь заменой инвалидному креслу, а теперь превратившиеся в оружие, убивающее собственного создателя.

Придворный художник наградил его сумрачным взглядом и невесело усмехнулся:

— Спорим? — бесцеремонно подхватил бывшего капитана «Амагильды», поднялся, — и обессиленный Мэтт повис, едва касаясь бесполезными ногами земли. По его разорванной рубашке стремительно расползались темные пятна.

Из-под рук Фирса, местами испачканных кровью, выглянул островок теплой древесной коры. Запахло сладковатой смолой.

Шаман широко распахнул в небо удивленные зеленые глаза, перевел взгляд на бывшего друга — и еще успел понимающе усмехнуться до того, как его лицо скрылось под коричневато-бурой толстой корой. Вросшие в землю ветви Древа дернулись и мгновенно стали толще, срастаясь с телом Мэтта в единый ствол; из запрокинутой головы взрывной волной ударила пышная крона с вытянутыми резными листьями, руки сами собой поднялись вверх и почти скрылись в густой зелени. И минуты не прошло — Фирс уже обнимал высокий каштан, усеянный пушистыми белыми соцветиями.

Я скептически оглядела получившуюся картину: на склоне довольно лысоватого холма соринкой в глазу торчал цветущий каштан с пышной зеленой кроной, и — словно в противовес — мертвое голое дерево с застрявшим в острых ветвях автофлаксом. Пятна крови с травы, естественно, никуда не делись…

— Ну, ладно, так — жилец, — уважительно присвистнул фей. — А главное — точно будет молчать!

— По поводу того, как он меня нашел — тоже, что весьма прискорбно, — пробормотал придворный художник себе под нос, плавно сползая по сотворенному им же стволу.

— А научи меня так же, а? — с щенячьим восторгом попросил фей, вихрем подлетев к уставшему художнику. — Я тоже так хочу, чтобы кого-нибудь тронуть — и вууууууух! — тут он изобразил пальцами осьминога, и Фирс, коротко ругнувшись, рванул с места на дорогу, подхватив меня на манер мешка с мукой.

Вовремя — на том месте, где я только что стояла, из-под земли пробился еще один каштан. Рядом — еще один. И еще…

— Маз, твою же мать! — устало выдохнул Фирс, обреченно глядя, как ошарашенного фея окружает целый лес. — Ну сколько раз мне придется объяснять, чтобы ты никогда, никогда, слышишь, не пытался повторить то, что я делаю!..

Тамаз успел скорчить виноватую мину — а спустя мгновение уже сидел на макушке каштана, проросшего точно из-под его ног, и с интересом вертел головой по сторонам.

— Как думаешь, кто-нибудь поверит, что все так и было? — без особой надежды в голосе поинтересовался придворный художник, оглядывая целый лес каштанов, вымахавший на склоне. В воздухе одуряюще пахло каштановым цветом. Я неопределенно хмыкнула, пытаясь найти взглядом то дерево, с которого все началось, — но не смогла.

— Нужно возвращаться в Дарлею, ставить на уши Роллину и лететь дальше, пока не поздно, — констатировала я, не потрудившись отвечать на вопрос Фирса. — Надеюсь, мой эскорт еще не успел добраться до Канвера и сообразить, что Эльданне Ирейи я навешала лапшу на уши…

При упоминании о моем будущем муже придворный художник едва заметно нахмурился и кивнул.

— Я свяжусь с Роллиной. Думаю, будет лучше, если мы и вовсе не сунемся в Дарлею, а она встретит нас где-нибудь недалеко. И еще, Адри, прежде чем ты тут разовьешь бурную деятельность… когда ты последний раз пила ингибитор?

Ойкнув, я полезла в потайной карман, чудом уцелевший во всех перипетиях. Бутылочка с ингибитором привычно легла в ладонь. Глоток — и на языке поселяется терпкое вяжущее ощущение. Безымянный принц, конечно, охотно назвал мне все составляющие жидкости, но что придавало ей столь специфический вкус, я так и не поняла.

— Что бы я без тебя делала, — вымученно улыбнулась я Фирсу, допив дозу ингибитора.

— Полагаю, судорожно соображала, как держать поднятыми одновременно несколько пальцев, — хмыкнул художник, мимолетно коснувшись моей руки, и невидяще уставился в пространство — налаживал контакт с Роллиной, надо понимать.

Я поплотнее заткнула пробку пустой уже бутылочки, изо всех сил стараясь не думать, что же мне сказать своему будущему мужу, когда тот узнает о моем местонахождении.

Заботливый он, блин. Запомнить бы только, как его зовут…