Если бы только моя богиня задумалась, правда ли ее магия так надежна против фей…

Если бы я попыталась справиться со всем сама, не полагаясь на ее уверенность…

Если бы я потребовала, чтобы Тамаза поселили вместе с нами, и он пошел бы с Той, Что Сильнее…

Если бы упертый ирейец вместо того, чтобы таскаться за мной хвостом, заперся в лаборатории и нашел противоядие сам…

Если бы я послушалась Фирса и пошла уговаривать Светлую Леди позволить мне снять копию с бесценной книги…

Если бы в тот день у меня болела голова и я приказала унести благовония прочь…

Если бы я не являлась единственной наследницей, и на меня бы вообще не было бы смысла устраивать покушения…

Дикая цепочка случайностей, бессмысленных «если», приведшая к тому, что Та, Что Сильнее, стояла сейчас напротив Владычицы Сейвенхолла и собиралась швырнуть в нее огненной сетью злополучного девятого класса, на которую требовалась недоступная роскошь — целых девять секунд…

Светлая Леди, не ограниченная никакими классами и стандартными заклинаниями, успела выставить зеркальный щит из чистой силы.

Та, Что Сильнее Меня, могла бы собой гордиться. Она ухитрилась не только поглотить отраженную атаку, но и задеть Владычицу узконаправленным выбросом излишка магии. Но вот потом застыла шокированным сусликом — в самый, наверное, неподходящий для этого момент.

Выброс силы Светлой Леди непосредственно не повредил. Он лишь сжег ее льдисто-белые шелка, в которые Владычица была завернута, и оставил опаленную по краям дыру в тонкой ночной сорочке. И вполне ожидаемая грудь в дыре не обнаружилась.

То есть обнаружилась, конечно. С бледной в синеву кожей, нежными светлыми волосками и отчетливо мужская.

Феями испокон веков правили женщины — самая древняя из всех известных династий. Ни один консорт ни разу в истории не назначался даже регентом при подрастающей Владычице. В Совете Сказочного Народца, в изредка мелькающих делегациях, в числе послов — никогда не было мужчин. Феи искренне считали их слишком ценными, чтобы взваливать на них ответственность за кого-то, кроме них самих. Величайшие драгоценности этим отношением нагло пользовались и творили, что хотели, позволяя своим леди разбираться со всеми проблемами самостоятельно. Их интерес к власти если и появлялся, то быстро угасал.

Но чтобы мужчина добровольно проторчал на троне всю сознательную жизнь?!

И, главное, на что он рассчитывал вообще в плане наследников? Или прежняя Владычица, его мать, так и не сумев родить дочь, отчаялась настолько, что велела сыночку скрываться сколько сможет, а там будь что будет? С безалаберных феечек сталось бы отколоть что-то подобное.

Демон, но это ж нереально! Этот чудик в белых шелках мог еще скрываться от придворных, но как обмануть камеристок? Прачек, горничных? Либо близкий круг все-таки в курсе и резво чешет репу, что делать с наследницей династии, либо я только что увидела объяснение, почему в последнее время по Альянсу шатается шустро возросшее поголовье изгнанных фей!

И теперь наконец-то ясно, что же такого видел в покоях Владычицы Тамаз, что его так поспешно вышвырнули вон!

Только вот какой силы должны быть иллюзии этого подменыша, чтобы их не прошиб никто?..

Мужчина — тонкокостный и невысокий, в обгорелых остатках некогда иссиня-белых шелков, — злобно ощерился, наглядно продемонстрировав все отличия фейского и человечьего прикуса самым нелестным для первого образом. И мы с моей богиней как-то излишне поздно осознали, что вот теперь-то живьем точно не уйдем. Но Та, Что Сильнее, не была бы собой, если б не попыталась еще подергаться перед неизбежным.

Ее атаку подменыш отбил не глядя, — на этот раз, по счастью, в сторону, где ее без проблем поглотила защита книжного шкафа. И небрежным жестом завернул нам руки за спину, телекинетик хренов!

«Дай поговорить с ним!» — попросила я, но Та, Что Сильнее, лишь с досадой отмахнулась. В силу дипломатии она не верила.

Мужчина обходил нас по кругу, задумчиво и оценивающе рассматривая заломленные руки. Не будь у меня приличного опыта неприличного общения с наставником, это было бы больно, — но самый известный самоубийца Хеллы тоже очень уважал телекинез.

Вот уж не думала, что когда-нибудь буду ему за это благодарна.

Та, Что Сильнее, яростно дернулась в чужом хвате и по-звериному зашипела. Мужчина устало хмыкнул, признав ее неопасной, и решился заговорить.

— Знаешь, когда сюда заявился Тамаз, я думал, что пакостей следует ожидать от него лично… о, как интересно, сразу две нити жизни! А под иллюзией и не видать было…

Моя богиня молча смотрела на него исподлобья, не давая понять, как же ей страшно. Внутри сжался тугой ледяной комок, и я поневоле порадовалась, что тело больше не мое.

Если он видит обе наши нити — он убьет нас обеих.

«Пусти меня! Может, получится его уговорить? Что-нибудь пообещать…»

«Что? Операцию по смене пола и пластическую хирургию Хеллы в помощь? — мрачно огрызнулась Та, Что Сильнее. — Так не похоже, что он особенно страдает из-за принадлежности к сильному полу».

«Скорее уж нахально этим пользуется», — уныло согласилась я, осторожно прислушиваясь к вывернутым рукам. Еще немного — и захрустят суставы.

Мужчина наконец прекратил выписывать вокруг нас круги и опустился на ковер, изящно подобрав полы полусожженной сорочки. Искусство быть женственным в него, по всей видимости, вдолбили куда лучше, чем в меня саму.

— Какая из них настоящая? — риторически поинтересовался он, лениво потянув на себя обе нити.

Меня швырнуло на снег, прочь от двери в мир живых, а Та, Что Сильнее, болезненно дернулась и выплюнула:

— Моя!

«Обе!» — хотелось сказать мне. Но, поразмыслив, я согласилась с моей богиней. Она — лучше, мудрее, сильнее. Она сможет сбежать. А я — точно нет.

— Ты так думаешь? — усмехнулся подменыш. — А мне вот кажется, что настоящей тут — ни одной. И тебя на самом деле никогда здесь не было, — сказал он и ласково улыбнулся, разводя руки. Меж ухоженных пальцев начало зарождаться что-то неопределимо-убийственное.

— А может, здесь никогда не было тебя? — Та, Что Сильнее, вдруг с точностью скопировала его ласковую улыбочку… и со всей дури двинула ему в челюсть.

У частого общения с разъяренным наставником определенно есть свои плюсы. И вовсе я не вспоминаю мертвого засранца с небывалой душевной теплотой!

Будь Владычица и в самом деле женщиной, удар бы ее, пожалуй, свалил. Подменыш отделался шейным хрустом и несколькими секундами удивленного ступора. Та, Что Сильнее, как раз успела вскочить на ноги, сцапать с полки вожделенный фолиант и даже начать плетение портала.

Помешала ей я — когда поняла, что портал ведет напрямую на Хеллу.

Ей было плевать на Фирса и Тамаза, а на безымянного жениха — уж и подавно. Она не боялась открывать извилистый портал сквозь все щиты и подвижные астероидные пояса, отделяющие ее от безопасности. Она добилась своего и собиралась смыться.

«Какого демона?!» — взвыла моя богиня, когда ее портал осыпался огрызками незавершенного заклинания.

«Фирса я здесь не брошу!»

«Дура!»

…Возможно, препираться стоит все же после того, как убедишься, что противник все еще неадекватен.

Подменыш страдал чем угодно, но не благородством, и вот уж его-то удар вырубил нас обеих с первой же попытки.

Время учит прислушиваться к окружающим, сопереживать им, различать оттенки и подтексты. Со временем люди становятся милосерднее и мудрее, только вот счастливым это еще никого не сделало.

Она смотрела на меня и молчала, и ее волосы в темной воде то сплетались клубком змей, то свободно колыхались, подобно длинным черным водорослям. Я никогда не носила распущенные волосы.

Ее тоже нестерпимо мучила мысль, что все могло быть иначе — ярче, справедливее, мудрее. Я могла бы родиться в другой семье, на другой планете, в другом мире; так и не узнать, каково залечивать ожоги от неудавшихся заклинаний, не видеть в каждом человеке лишь средство достижения своей цели, не просчитывать наперед любой шаг. Никогда не вдохнуть отравленные благовония, не сидеть в своей комнате, будто в темнице без окон, не метаться из угла в угол, пытаясь смириться с тем, что за меня уже все решено, и выхода нет…

И никогда не встретить Фирса. Моего упрямого, занудного, заботливого, самого родного…

Моя богиня могла бы сказать, что внутри каждого человека живет озлобленный ребенок, который точно знает — у него был шанс сделать все иначе, и у него этот шанс отняли. Он горько плачет о том, чему не суждено сбыться, воет в голос, яростный и беспомощный, и те, кто говорит, что нужно уметь видеть маленькие радости в окружающем мире, всего-навсего разучились его слышать.

Но мы молчим — потому что я и так знаю все, что знает она.

«Ты — не сильнее. Не лучше. Ты лишь вой в моей голове».