Под босыми ступнями — привычная шероховатость чуть теплой древесной коры. В воздухе пахнет снежной свежестью и едва ощутимо — смолой. Ствол Древа Жизни так далеко, что виден, только если напряженно прищуриться: тогда он величественно выплывает из вьюжной темноты, огромный и недостижимый. Тонкие нити чужих душ над головой сплетаются в единую канву, и отсюда кажется, что светится и пульсирует все небо.

Я еще никогда не была так глубоко.

Корни Великого Древа — массивные, переплетающиеся в сложную живую сеть, — здесь плавно изгибаются, спускаясь в спокойную темную воду, в которой не отражаются ни тоненькие ниточки, ни вьюга, ни даже вездесущие ветви. Так странно… в существование Леты, реки, куда осыпаются отмершие души, не верили даже в моей Гильдии.

Что ж, теперь я увидела ее своими глазами, — а Та, Что Сильнее, еще и искупнуться умудрилась.

«Все же сильнее?» — подначивающе улыбается она. Ее волосы развеваются по течению, руки безвольно всплывают на поверхность.

«Нет», — обреченно вздыхаю я. Если ей так хочется бросить отвергшего ее художника на произвол судьбы — сильнее придется быть мне.

Ее руки — такие же бледные, как мои, с непропорционально маленькой ладонью и тонкими, но сильными пальцами. Волосы — той же длины, но на тон темнее, и в воде кажутся иссиня-черными — именно тот оттенок, который я хотела раньше, когда цвет еще не потерял всякое значение. Черты лица чуть резче, глаза — немного другого разреза. Она красива даже сейчас, с посиневшими от холода губами и безнадежной злостью во взгляде. А я… наверное, оно и к лучшему, что я не отражаюсь в этой воде, — сравнение уж точно было бы не в мою пользу.

У нас обеих одинаково противно щиплет глаза, и мы обе недовольно щуримся. Раньше я часто плакала — мне все казалось, что я не справляюсь, что от меня требуют куда больше, чем я могу выдержать. Что такое настоящая усталость и отчаяние, я узнала только тогда, когда на слезы не осталось сил.

«У тебя и сейчас их нет».

Что правда, то правда. Но больше ты не проснешься вместо меня. Прости, моя родная, моя волшебная. Кажется, я не так уж хочу становиться тобой.

«А какая разница?» — невесело усмехается она. На извинения ей традиционно плевать: что значат слова, не подкрепленные делом? Если бы мне действительно было жаль, она бы проснулась уже сейчас — и сделала все по-своему.

«Что гораздо хуже, — заметила моя вторая, — пока мы тут впустую треплем языком, в реальности нас убивают — притом нас обеих. Тебе интересно, насколько длинными нам с тобой кажутся наши последние секунды?»

Ну, признаться, не очень.

Но моя дверь отсюда так далеко, что нечего и пытаться выбраться самостоятельно, а помощи ждать банально неоткуда — вряд ли Тамаз ринется меня спасать, рискуя своей драгоценной шкурой. Проще провалить контракт. И что тогда остается мне?

«Обернись».

Что?

М-да, пора что-то делать со своей излишней доверчивостью. Слушаться, не задумываясь, своего придворного художника (который, как выяснилось, и не художник вовсе) — уже изрядная дурость, но чтобы подчиняться собственному альтер эго…

Я обернулась — и в неописуемом шоке уставилась в темно-карие глаза губернатора Дарлеи. Глаз было четыре штуки, губернаторов — две, обе какие-то оглоушенные и возмущенные одновременно. Рассчитывали на уединение, что ли?

— Добрый день, — ляпнула я и на автопилоте склонила голову в традиционном приветствии. Происходящее приобрело пряный и острый оттенок дичайшего абсурда.

Вряд ли для лорда Дуайта Даррогена день мог считаться добрым, раз его вышибло так глубоко за Грань. Не говоря уж о несколько странном количестве лордов — и двух пульсирующих ниточек, уходящих от каждого экземпляра куда-то вверх.

Адриана, включай мозги… хотя бы сделай вид, что они у тебя есть, а не перешли к твоему двойнику до последнего нейрона!

Случайно встретить кого-то за Гранью практически нереально. Единственный вариант — вызвать себе собеседника, выбрав его из числа спящих неподалеку от физического тела. Этот номер у губернатора не мог пройти по той простой причине, что на настоящий момент он находился на другой планете. Вывод — либо тут замешано божественное чудо (на редкость пакостное, должна заметить), либо есть какой-то некромантский фокус, о котором я не осведомлена (что весьма вероятно), либо…

Либо мы оказались тут в четырех экземплярах, потому что отравлены одной и той же дрянью — и в ближайшее время умрем.

Я переводила взгляд с одного губернатора на другого и пыталась понять, кто сильнее из них двоих.

Мы с моей несостоявшейся богиней были одинаковы только поначалу. Она изменялась, становилась решительнее, резче и безоглядней. А я всегда плелась в хвосте, отставала во всем. Может быть, потому, что не так уж хотела быть сильной?.. Как бы то ни было, в один прекрасный день она появилась в другом платье. Потом — с другой прической, которая шла ей куда больше, чем то безобразие, что так любила сооружать у меня на голове моя камеристка.

А однажды она пришла с другим лицом. Наверное, тогда все и началось…

Дуайт Дарогген и его двойник похожи до последней черточки. Даже морщинки у глаз, едва наметившиеся «гусиные лапки», — те, что появляются у людей, которые часто улыбаются, — одинаковые. И причудливая родинка на левой щеке — как будто крохотный мотылек присел передохнуть.

— Родинка на пути слез — к несчастью в личной жизни, — сказал один из них, проследив мой взгляд.

Я коснулась собственной щеки и невесело усмехнулась. Никогда не верила в приметы — а вот поди ж ты.

— Ты — тот, что сильнее, — обличительно ткнула я в него пальцем. — Настоящий губернатор ужасно меня стеснялся. Как ты появился?

У второго немедленно порозовели щеки, и он опустил взгляд, но все же ответил:

— Ритуальные благовония на похоронах Дерека были отравлены.

Мне болезненно сдавило горло.

Та, Что Сильнее, смотрела на меня без жалости и криво усмехалась.

«А ты думала, раз вы в своем идиотском рейде наткнулись на Мэтта, он не успел побывать в общине? Что, по-твоему, мешало ему повстречаться с тобой на обратном пути?»

— Но я ведь…

— …оказалась здесь только сейчас? — закончил за меня тот, что сильнее, явно не желая выслушивать соболезнования. — А это, по всей видимости, вопрос концентрации яда. Поэтому мы ищем Безымянного.

Я машинально охлопала наличествующие карманы и вытащила пузырек с ингибитором. Кажется, я опять забыла его выпить вовремя… ну, само собой, обычно мне Фирс напоминал, но сегодня он остался без права голоса в гостевых покоях. А теперь эта дрянь мне и вовсе без надобности, — какая разница, если нас обеих сейчас убьют? — зато Дуайту, если повезет, еще поможет.

— Вот, держи, — я сунула пузырек с дневной дозой в руки оригиналу, и только тогда до меня дошло. — Подожди-ка… а почему ты ищешь Его Высочество за Гранью?