…Десять

В полупрозрачной ткани балдахина прятались предрассветные тени. Задернутые занавеси превращали роскошную кровать в отдельную теплую комнатку. Снаружи не доносилось ни звука, и тяжелое, сбившееся дыхание лежащего рядом человека оглушало не хуже пулеметной очереди.

Вчера для проверки я связалась с парой случайных знакомых в Дирвиэле — и все-таки закатила истерику. А Его Высочество изволили не растеряться и качественно угомонили чужую подданную. Дважды.

Кажется, этот человек был способен урвать свою выгоду в абсолютно любых обстоятельствах. Наверное, чтобы достичь таких вершин мастерства, нужно с рождения жить под гнетом вечного «я должен».

Словом, мне они определенно не светили. Просвета в сложившейся ситуации я вообще не видела.

Рассуждая о том, что не произошло ничего непоправимого не произошло, я упустила из виду один немаловажный нюанс. Если бы отцом ребенка был любой другой мужчина, девятнадцатая статья ирейского уголовного кодекса сыграла бы мне только на руку, добавив свободу выбора и тучу возможностей по разрешению внезапного кризиса в личной жизни.

Но раз уж меня угораздило спутаться с Третьим, не имеет значения, что я предприму. Мое имя начали забывать. Я могу сбежать к ведьме, могу потребовать найти суррогатную мать, могу скрыться с планеты, могу попытаться выносить и родить этого ребенка — и в любом случае останусь проклятой. Безымянной. Самой удобной и уязвимой мишенью для тех, кто хочет добраться до королевской семьи.

И, наверное, если бы Третий не пытался так яростно защищать меня, я и то была бы в большей безопасности. А сейчас… я слишком хорошо понимала, какой план действий диктует королевское чувство долга.

За моей спиной не стоят города, деревни, производства и рудники. Я не приношу выгоды. Очередной безымянный бастард точно не стоит того, чтобы потом всю жизнь охранять одну безродную дуреху и подставлять под удар несвоевременно привязавшегося к ней третьего наследника престола, который однозначно будет должен жениться снова — и, разумеется, не на мне.

На месте короля Ирейи я бы просто умыла руки и позволила заговорщикам сделать все самим. В моей жизни начался обратный отсчет. Я должна придумать, как исчезнуть, пока еще не поздно.

Сын короля хмурился, придерживая меня поперек живота, не позволяя отодвинуться, — очень собственническим, очень властным жестом. Сумрачные тени разрисовывали его лицо траурным макияжем, лишний раз подчеркивая усталые глаза, впалые щеки и упрямо сжатые губы. Ему не шло.

А еще, в отличие от одной иринейской шалопайки, легкомысленно отмахнувшейся от возможности внеплановой беременности, Третий относился к печальным перспективам куда ответственнее. Оттого, вероятно, и не спал — последние дня три, если не больше.

На фотографиях в прессе он всегда вежливо улыбался и неизменно был центром всеобщего внимания — светлый, необъяснимо обаятельный человек в угольно-черном мундире ирейского двора. Ни на одной из них не показывались темные круги под глазами и обреченное напряжение во взгляде, не говоря уж об измятом воротнике — и неизменной цепочке с простеньким серебряным кольцом.

Кажется, эту его сторону не было позволено видеть никому — кроме разве что Миры и Рино. А теперь — и мне.

— О чем задумалась? — тихо спросил принц, покрепче прижимая меня к себе.

Рука была теплой. Сам принц — горячим. А одеяло, похоже, обреталось где-то за пределами кровати. Лучшего момента для объятий и придумать было нельзя, но малодушно прятаться от реальности носом в высокопоставленную подмышку я не стала.

Надеюсь, у меня еще будет время об этом пожалеть.

— О болотных огоньках, — честно призналась я.

Он приподнял голову над подушкой, вопросительно заломив бровь.

— В древних иринейских сказках их называют свечами мертвецов, — нехотя пояснила я. Мне самой шуточка уже не казалась забавной, но, раз уж ляпнула, придется объяснять. — «Кэнвилл корф». «Кэнвилл» переводится как «свеча», а «корф»… — я осеклась и вжалась затылком в подушку.

Нависший надо мной Безымянный принц медленно выдохнул, с заметным усилием расслабил перекошенное в бессильно-злобной гримасе лицо и — в продолжение неудачной шуточки — нежно поцеловал меня в лоб, как покойницу. Бессменная цепочка мазнула меня по кончику носа.

«Кэнвилл — корф».

— Я еще не знаю, что мне придется сделать, — тихим, но почему-то очень грозным голосом сказал Третий, не спеша убраться в сторону, — но я тебя не отдам. Никому.

Я с выражением собственного лица воевать не стала — так и уставилась на него с нескрываемым скептицизмом. Я не сомневалась: если Его Величество попросит — отдаст как миленький.

— Проще всего было бы заявить, что ребенок не твой, — я пожала плечами. — Объявить отцом кого-нибудь из проклятых, но не высокопоставленных. Наверняка же среди бастардов вашей династии числится не один только Рино? — И уже по одному натужно нейтральному выражению его лица поняла: даже если и есть кто-то, кроме асессора, Его Высочество не согласен. Категорически. — Третий, очнись! Стоит тебе объявить об отцовстве — и я труп! Ты же чертов принц! Да один только граф ри Кавини из шкуры вон вылезет, чтобы отомстить тебе за навязанную жену! При таком раскладе проще сразу навестить ведьму!

Его Высочество и глазом не моргнул.

— Я бы предложил решать проблемы по мере их поступления, — старательно придерживаясь доброжелательно-ровного тона, сказал он. — Для начала было бы неплохо пройти обследование. К сегодняшнему утру госпожа Гирджилл как раз прибудет в посольство, чтобы навестить леди Джиллиан. Уверен, ты захочешь с ней увидеться.

Кажется, я побледнела слишком заметно, потому что по-прежнему нависающий надо мной принц едва справился с ехидной усмешкой, но все равно продолжил:

— Я не вижу смысла скрывать что-либо от твоей матери. Она вправе знать… да и узнает так или иначе — через пару-тройку дней, когда проклятие войдет в силу. А тебе не помешает консультация грамотного специалиста. Все-таки условия зачатия были не самыми подходящими. Да и образ жизни, подозреваю, тоже.

С этим поспорить было трудно.

— Вариант с ведьмой ты даже не рассматриваешь?

— А ты? — тихо спросил Его Высочество.

Я не выдержала и отвела взгляд.

Черт побери, да это был бы практически идеальный выход! Избавиться от ребенка, пока мое имя еще помнят хотя бы близкие друзья и родственники — и мало ли, чего там забыли случайные знакомые? С кем не бывает? Его Высочество сохранил бы свою бесценную репутацию сказочно-идеального мужчины, я — свою бесценную шкуру, Его Величество — свои бесценные нервные клетки…

Только, положа руку на сердце, — я не смогу убить еще и этого ребенка. Просто не смогу.

И чертов принц, кажется, знал это не хуже меня. У нас с ним, если задуматься, вообще взгляды на многие вещи совпадали чаще, чем следовало бы.

— Хорошо, — сквозь зубы выдохнула я. — Я поговорю с мамой. Но, Третий, послушай. Мы не выживем, если отцом будут считать тебя.

Его Высочество выразительно прикусил губу и наконец-то улегся на бок, подперев голову рукой. Вторая ладонь упрямо вернулась на мой живот — пока ничем особо не примечательный.

— Из всех бастардов моего короля-отца сейчас жив только Рино, — недовольно сообщил принц. — Ее Величество, разумеется, пыталась разобраться и с ним, но семейство его покойной матери оказалось достаточно могущественным, чтобы прятать Рино до тех пор, пока он не стал незаменимой фигурой при дворе. Наверное, он даже согласился бы прикрыть тебя — если бы это потребовалось годом раньше. Но сейчас Рино прочно и безнадежно женат и не поступится доверием Миры. Ни за что. А сказать ей правду… знаешь, я в жизни не встречал человека, который врал и играл бы хуже, чем она. Да и что прикажешь делать, когда ребенок родится? Мы с Рино слишком мало похожи даже для сводных братьев.

Что правда, то правда. Массивный, смуглый, насквозь прокуренный королевский асессор и аристократически изящный, безупречно держащийся, светловолосый Третий становились похожи только в одном случае: если нужно было сделать рожу кирпичом и изобразить Очень Важную Шишку. Да и то — таким сходством вполне могут обладать и близкие друзья, и просто люди одной профессии.

— Кроме того, — невозмутимо продолжал принц, — о моем трогательно безнадежном романе с не слишком высокородной девушкой с дурными манерами, всклокоченной головой и мальчишеским видом в народе уже ходят если не легенды, то анекдоты — точно. Все, как ты заказывала. Я не готов поручиться, что в таких условиях абсолютно все вдруг возьмут и поверят, что ты беременна не от меня.

Я подавилась смешком.

Легенд я не заказывала, но стать героиней народных анекдотов — это точно моя судьба! Да и героини народных легенд обычно заканчивают не очень…

— Я думаю, пока лучше не делать официальных заявлений, — сказал Третий и снова поцеловал меня — на этот раз в нос. Выглядел Его Высочество почему-то крайне умиленным. — От твоей мамы, впрочем, скрывать правду не стоит. Сдается мне, я и так сполна получу все то, что уважаемая госпожа посулила, узнав, что охота на ее обожаемую дочь ведется из-за меня. Не в моих интересах ухудшать свою участь лишними тайнами.

Я поперхнулась и тоже перевернулась набок. Третий подначивающе улыбался.

Вряд ли, конечно, после долгих лет тесного общения с Рино его можно было смутить тем, что способна сообщить скромная иринейская целительница любовнику своей единственной дочери, но…

— Ты ей так и не сказал, кто ты?

— Я побоялся, что в таком случае мне посулят что-нибудь еще более ужасающее, — чистосердечно признался принц.

— Прекрасно, — обреченно выдохнула я и рухнула обратно на подушку. — Кажется, ты решил все проблемы разом. Мама убьет нас обоих, и ни о каком бастарде беспокоиться не придется, а вопрос о заговоре отпадет сам собой.

— Пока что, — резко посерьезнев, сказал Его Высочество, — имеет смысл беспокоиться о тебе одной. Это несколько проще.

— Да куда уж проще, — пробурчала я. — Это же не тебе через пару-тройку часов придется объяснять маме, почему ты даже не помнишь имени того, кто сделал ее бабушкой!

— Через пару дней — запомнишь, — тепло улыбнувшись, посулил принц, и это, пожалуй, было куда страшнее того, что могла насулить любая иринейская целительница достаточной квалификации. — А Темера с его заговором… — тут в его речи образовалась пауза. Рино наверняка воспользовался бы ею, чтобы объяснить, куда он намерен затолкать графу его заговор и сколько раз провернуть, но Его Высочество благородно придержал подробности при себе. — Предоставь мне, хорошо?

— Забирай со всеми потрохами, — пробурчала я — и все-таки уткнулась носом ему в плечо. — Впрочем, нет, печенку мне оставь — я ее выгрызу… Третий, а как тебя все-таки зовут?

— Дориан Риндвист ди Ариэни, — равнодушно отозвался он.

— Дориан, — повторила я. Принц молча кивнул. — А что, если ликвидировать меня захочет не только Темер, но и Его Величество?

Это был нечестный вопрос. Несправедливый.

Чего я могла от него ожидать? Он всего лишь третий принц. Ему нечего противопоставить собственному отцу. Да и любая попытка что-либо противопоставить — лишний повод для смуты, за который придворные акулы вцепятся всеми зубами, плавниками и хвостом. Его Высочество воспитывали, чтобы служить стране, а не шкурным интересам.

Будь это не мои шкурные интересы, пожалуй, я бы даже попыталась его простить.

— Я приложу все усилия, чтобы ему не захотелось, — неестественно ровным голосом пообещал принц.

Я молча кивнула. Вряд ли следовало ожидать большего.

Я буду жить. Мы будем жить.

Это уже дорогого стоило.

 

…Девять

Рино ввалился в апартаменты Его Высочества, по обыкновению, без стука. Непрерывно извергавшаяся из него ругань причудливо меняла тональность в зависимости от того, к кому была обращена: все три дежурных телохранителя, тихо идущая следом Мира, сам принц и, кажется, даже я удостоились личной переливчатой тирады на великом ирейском.

Выбранный для общения язык несколько затруднил понимание, но, похоже, моему присутствию в гостиной Третьего королевский асессор ничуть не удивился, невзирая на кошмарно раннее время. Да и чему там удивляться-то, мой помятый вид и слегка отсутствующий взгляд принца говорили сами за себя куда красноречивее, чем мог себе представить относительно благовоспитанный Рино, еще ни разу не ставивший свою обожаемую супругу в подобное положение.

Впрочем, события конкретно этого утра асессор явно собирался прокомментировать крайне нелестным образом, потому что Мира, едва увидев, что он открыл рот, мигом вылезла вперед и объявила:

— Леди Джиллиан согласна и просит передать свою глубочайшую признательность Вашему Высочеству за проявленную доброту.

Судя по откровенно развеселившемуся Рино и мгновенно состряпавшему постное лицо принцу, оба не сомневались, что в оригинале фраза звучала совершенно иначе и изобиловала тщательнейшим образом завуалированными колкостями и изощренно тонкими попытками облить собеседника помоями с ног до головы. Следовало признать, манеру изъясняться леди Джиллиан оттачивала всю жизнь и немало преуспела в крайне вежливых светских оскорблениях, но вряд ли она и впрямь не оценила подаренную возможность отомстить.

— Я счастлив, что сумел порадовать Ее Высочество, — невозмутимо объявил принц. — Господин Лэнгли, Вы не могли бы распорядиться о чае для гостей? Я хотел бы выслушать все последние новости, а лорд асессор и почтенная сестра, несомненно, очень устали и не успели позавтракать.

Судя по их виду, не успели они не только позавтракать, но и поужинать, поспать и своевременно завернуться в погребальный саван, так что телохранитель безропотно выскользнул за дверь. Снабжение гостей чаем в его обязанности явно не входило, но камердинер вчера вечером крайне невовремя заглянул в спальню, и с тех пор как испарился, а лишней возможностью избежать общения с Рино господин Лэнгли никак не мог пренебречь.

Оставшиеся два телохранителя посмотрели ему вслед с плохо скрываемой завистью и молча перераспределились по постам. Королевский асессор окинул их бдительным взглядом, но предпочел отложить всевозможные разбирательства на потом и выдвинул тяжелое кресло для своей супруги.

— Госпожа Гирджилл прибыла в посольство час назад. Сейчас она, должно быть, как раз навещает леди Джиллиан, — сообщил Рино. — Я распорядился, чтобы после осмотра ее проводили в комнаты Кейли. Она… была очень настойчива в этом вопросе.

Я подавилась смешком. Еще бы!

— Не сомневаюсь, — широко улыбнулся Его Высочество. — Но в этом нет необходимости. Распорядись, чтобы ее проводили сюда.

— Ты хорошо подумал или как обычно? — на всякий случай уточнил Рино, переварив распоряжение.

Неслышно вернувшийся телохранитель принца расплылся в довольной улыбке, но быстро спохватился и, состряпав морду кирпичом, занял вакантное место в углу, откуда хорошо просматривались окна и собравшаяся чуть в стороне кодла благородных да приближенных. Излишнего уважения к клиенту он, может быть, и не испытывал, но к работе относился с должной ответственностью. Сам же принц, похоже, привык вовсе не обращать на него внимания.

— Хорошо, как обычно, — сообщил принц и благосклонно кивнул служанке с подносом, которая тотчас сноровисто сгрузила свою ношу на столик и моментально испарилась, повинуясь второму по счету кивку. — Ситуация несколько изменилась. — Тут все взгляды, как по команде, отдрейфовали ко мне — и тотчас разбежались в стороны. — Боюсь, попытки спрятать Кейли теперь обречены на провал.

— Вы уверены? — с робкой надеждой спросила Мира.

Я развела руками.

— Мое имя уже начали забывать. Тебя, видимо, это не коснулось исключительно потому, что в последнее время мы общаемся довольно часто и подолгу.

Рино откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди и вытянув ноги под стол, и тяжело вздохнул.

— Меня зовут Вейланд Риндвист ри Гейб, — сообщил он и тут же коварно поинтересовался: — Что я только что сказал?

Я покорно повторила.

Лорд асессор адресовал брату пространную и, несомненно, многоэтажную тираду, от которой Его Высочество обреченно поморщился, а Мира, не вытерпев, вмазала любимому мужу локтем под ребра. Рино извинился на унилингве и снова перешел на родной язык, обращаясь к принцу уже совершенно спокойным тоном. Но, судя по каменному выражению лица Третьего, излагал он абсолютно то же самое, и я поспешила все-таки вклиниться:

— Здесь вообще-то не он один виноват, — справедливости ради заметила я. — Это я решила не идти к ведьме.

От неожиданности на благородной физиономии Его Высочества крупным шрифтом обозначилось саркастичное: «Да ты что?!» — но принц все-таки предпочел промолчать.

— И я понимаю, что теперь убрать меня с пути постараются не только заговорщики, но и Его Величество собственной персоной, — продолжила я. — Но, возможно, король прислушается, если я поклянусь, что не стану препятствовать матримониальным планам династии? Если Третий спокойно женится на кандидатке, которую выберет семья… — я осеклась.

В последнее время я, пожалуй, научилась слишком хорошо разбираться в спектре его каменных гримас. Конкретно эта значила: «Черта с два!» — и не сулила ничего хорошего.

— Ни одна кандидатка не оставит тебя в покое, — честно сказал Рино. Вопрос согласия короля он деликатно обошел, и воображение охотно нарисовало мне почтенного седого папашу Третьего, величественно восседающего с точно таким же «черта с два!» на лице.

— Просто потому, что меня он выбрал сам? — недоверчиво переспросила я. — Как по мне, это выглядит унизительно в первую очередь для самой кандидатки.

— Ты говоришь с позиции человека, который всю жизнь выбирал сам, — криво улыбнулся Третий. — Ни мне, ни женщинам, которых будет рассматривать семья, никто и никогда не позволял подобной роскоши.

Рино смотрел прямо и серьезно. Мира с нескрываемой жалостью переводила взгляд с меня на принца и, кажется, едва справлялась с желанием загнать Третьего на пентаграмму Равновесия немедленно.

Я наконец вспомнила, что ее муж остался сиротой из-за королевы, которая не смогла простить собственной фрейлине однажды сделанный ею выбор, и заткнулась.

Но напряженная тишина повиснуть не успела. В коридоре раздался хорошо поставленный, очень властный голос, возмущенно выясняющий у кого-то подвернувшегося под руку, почему его хозяйку сочли допустимым оставить ждать в пустых покоях и точно ли подвернувшийся под руку в курсе, с кем имеет дело.

Заглянувший в гостиную дежурный телохранитель (я уже махнула рукой, не пытаясь запомнить, чей именно) выглядел слегка пришибленным и бледным, но поклон отвесил согласно всем придворным традициям.

— Ваше Высочество, — обратился он. — Там…

— Мы уже слышим, — широко и немного нервно улыбнулся принц. — Пригласите госпожу сюда, пожалуйста.

— Ты об этом пожалеешь, — на всякий случай предупредила я.

— Позволь не согласиться, — усмехнулся он.

Я великодушно позволила («Ну-ну, попытайся ей понравиться!») и встала из кресла.

Вовремя. В комнату как раз ворвался черный смерч, крушащий все на своем пути — властностью потомственного врача, весьма специфическим характером и внушительным черным же чемоданом, которого одинаково боялись и в королевском дворце, и во всем Канаиле.

— Привет, мам, — обреченно поздоровалась я, и смерч на мгновение притормозил, звучно хлопнув дверью прямо перед носом у телохранителя, бдительно проверяющего сохранность доверенного ему клиента.

У нас с ней нет ни единой общей черточки. Мама — высокая, очень смуглая, темноволосая, в неизменном деловом костюме на редкость траурного цвета, который перед каждым выходом приходится по полчаса чистить от белой собачьей шерсти, потому что любой волосок сразу становится заметен; про таких, как она, говорят — «жгучая брюнетка». Хотя лично у меня она всегда ассоциировалась скорее с готовым вспыхнуть угольком.

Как у нее получилась я — мелкая, плоская, рыжая и бледная, с неизбывной любовью к безразмерным футболкам и ярким принтам, — тот еще вопрос. Мама всегда говорила, что я пошла в папу — но тот, по крайней мере, был выше ее на какой-никакой, а пяток сантиметров.

— Ну, привет, — зловеще отозвалась мама и перевела кейс в атакующую позицию. — И что, позволь спросить, ты опять натворила, что тебя тут держат под замком?

Я с трудом удержалась и от замечания, что под замком меня держали вовсе не тут, и от напрашивающегося ответа: «Переспала вот с этим», — который грешил излишней честностью. И тогда передо мной во всей красе встал вопрос: в чем из уже натворенного можно сознаваться, а о чем лучше бы все-таки промолчать?..

— Познакомилась со мной, — опередив меня, покаялся Его Высочество и поклонился — неглубоко, но изящно. — Доброе утро, госпожа Гирджилл. Надеюсь, леди Джиллиан в порядке?

— В полном, — кивнула мама, едва заметно поджав губы, что значило, несомненно, традиционно не озвученное «…во многом благодаря мне». — Все подписанные заключения и сопутствующие рекомендации я оставила Ее Высочеству, и Вы сможете с ними ознакомиться с позволения миледи. Не затруднит ли Вас, милорд, указать, где я смогу поговорить с моей дочерью наедине?

— Разумеется, — вежливо кивнул принц, — но прежде позвольте украсть у Вас несколько минут.

По его знаку из гостиной мгновенно исчезли три телохранителя плюс еще один ранее мной незамеченный и вовсе незнакомый, но дисциплинированно раскланявшийся с Рино господин, сам Рино и его супруга, воодушевленно пожирающая глазами светило иринейской медицины. Тишина и покой были восстановлены в кратчайшие сроки.

Но маму такое положение вещей, разумеется, не устраивало категорически.

— Кейли, ты не выйдешь на время осмотра? — равнодушно поинтересовалась она и привычным движением пристроила чемодан на столик, зловеще щелкнув замочками. — Что Вас беспокоит, Ваше Высочество?

— Здоровье Вашей дочери, — с непроницаемым лицом ответил принц. — Присядьте, госпожа Гирджилл.

Ей хватило одного взгляда на то, как мы стоим рядом друг с другом. Мама поджала губы, уселась в указанное кресло, держа спину так прямо, что при желании ее можно было использовать как эталон линейки, и воинственно скрестила руки на груди.

— До меня доходили слухи, но я не сочла необходимым обращать на них внимание, поскольку звучали они крайне глупо, — сурово поведала целительница. Смуглость кожи успешно скрывала подступающую к щекам болезненную бледность, но я уже привыкла различать малейшие оттенки ее лица. — Выходит, это Вы выходили на связь со мной, Ваше Высочество?

— Да, госпожа Гирджилл, — покаялся принц.

Если ее и смутило осознание, что она угрожала третьему наследнику ирейского престола, узнать об этом не было суждено никому.

— Так это правда? — переспросила мама, и ее хладнокровие дало первую трещину, позволив голосу дрогнуть.

— Правда, мам, — обреченно созналась я. — И, понимаешь… тут такое дело… в общем, я помню, что обещала позвонить до того, как нагуляю пузо, но… как-то не успела.

Мама молча уткнулась лицом в ладонь — и так и осталась сидеть.

— Я готов взять на себя всю ответственность, — немедленно вклинился Его Высочество. — Но все же склонен считать, что в первую очередь Кейли требуется консультация специалиста.

Мама невнятно угукнула из-под ладони.

— И он имеет в виду не психиатра, — поспешно вставила я.

— Напрасно, — пробурчала мама. — Психиатр — это один из немногих специалистов, которых ты могла бы посетить непосредственно на Иринее. Все остальные не смогут даже элементарный осмотр провести, не пользуясь магией!

Я нахмурилась. Рассматривать проблему в этом ключе я как-то не догадалась, а ведь и не поспоришь! Попробуй-ка найти на Иринее целителя без магического дара — одни ведьмы да шарлатаны, и доверять им ведение беременности — себе дороже!

— Получается… мне нужно лететь на Павеллу? — неуверенно уточнила я.

— И как можно скорее, — кивнула мама. — Насколько я тебя знаю, ты успела съесть и выпить столько всего, о чем ребенок в ближайшие лет пять-шесть вообще знать не должен, что хотя бы минимальный осмотр необходим немедленно. Но ни у меня, ни у кого-либо еще в Шитонге нет необходимого оборудования. Его давным-давно заменила магия. На Павелле же у тебя будет шанс.

— Хорошо, — деловито кивнул Его Высочество. — Я распоряжусь, чтобы для нас забронировали билеты на рейс через два дня.

— На Павеллу вылетает по три-четыре судна ежедневно, — машинально напомнила я. — Зачем столько ждать? Чем быстрее я уберусь отсюда…

— Мне нужно, чтобы ты присутствовала на завтрашнем разбирательстве и последующей церемонии, — неохотно признался Третий. — Кроме того, потребуется время, чтобы пересмотреть штат твоих телохранителей. Предыдущие не оправдали оказанного доверия.

Я запоздало сообразила, что доблестная госпожа Алливи прощелкала тот момент, когда кто-то пробрался в комнату и подбросил мне в рюкзак отравленное печенье. Момент был упущен, и выяснить, случайна такая рассеянность или хорошо проплачена, уже не представлялось возможным. Наверное, перетряхнуть кадры и впрямь быстрее и проще, чем разбираться. Но следующего вопроса это не отменяло:

— А зачем я нужна тебе на завтрашней церемонии? — спросила я. — Завтра же твой развод! Тебе не кажется, что мое присутствие на нем — это явный перебор?

— Вынуждена согласиться, — заметила мама.

— Поверьте, это необходимо, — упрямо заявил Его Высочество. — Поверьте, госпожа Гирджилл, если бы я придумал иной способ сохранить добрые отношения с леди Джиллиан и жизнь Вашей дочери одновременно, я бы всенепременно к нему прибег. Но я не вижу альтернативы, кроме как держать Кейли под постоянным присмотром, а пропустить судебное разбирательство и церемонию просто не имею права. Все же это вопрос, касающийся сразу двух государств, и я считаю недопустимым проявлять неуважение к королевской семье Иринеи.

— Как по мне, идея притащить на развод новую фаворитку тянет на тяжелое оскорбление королевской семьи Иринеи, — несогласно пробурчала я.

Но по одобрительному взгляду мамы поняла: ей идея держать меня под присмотром нравится до непристойности, и в таком ключе ей плевать и на Морвейнов, и на Айгоров, и на всю Иринею в придачу. А с такой поддержкой Его Высочество мне не то что мявкнуть не даст — и подумать об этом не позволит!..

 

…Восемь

Судью для бракоразводного процесса, похоже, выбирали долго, вдумчиво и основательно, остановившись в итоге на самой флегматичной и уравновешенной кандидатуре. У солидной женщины в форменной мантии было всего два минуса: очень мягкий, убаюкивающий и почти неслышный на записи голос и отменно отработанный удар молотком. Пронырливые журналисты совали микрофоны и звукозаписывающие амулеты практически ей под нос — и каждый резкий стук, призывающий зал к порядку, устраивал в нем форменный бардак: оглушенные операторы кривились, ругались и все никак не могли приноровиться к наушникам. Такое интригующее событие, как развод самого принца, разумеется, транслировалось в прямом эфире по всем возможным частотам, и времени на отладку у тружеников желтогазетного фронта не оставалось.

Третий своевременно подливал масла в огонь, отыгрывая свою привычную роль. Строгий черный мундир высшего сословия при ирейском дворе, дополненный сложной серебряной вышивкой младшего наследника, своей траурной официозностью резко контрастировал с коротко обрезанными светло-золотистыми волосами, взъерошенными чуть больше, чем следовало бы, чтобы выдать это за привычный художественный беспорядок. Принц был бледен, но, разумеется, больше никоим образом свою нервозность не выдавал. Он вежливо и чуть виновато улыбался своей блистательной супруге, тихо разговаривал с судьей, когда ему давали слово, — но в основном просто сидел, болезненно выпрямив спину.

— Рыцарь печального образа, — шепотом прокомментировала Мира, проследив мой взгляд.

Я смутилась, но отворачиваться не стала. Чего уж там? Даже на саму леди Джиллиан и то пялились меньше. Журналисты хищно кружили поблизости, явно строя коварные планы, как изловить принца между судом и церемонией «всего на пару слов!», камерам и голографам в том углу так и вовсе было как медом намазано.

Зато незаконнорожденный брат Его Высочества чудесным образом генерировал вокруг себя «мертвую зону». Его не снимали, к нему не подкрадывались с вопросами, в его сторону не смотрели присяжные, и даже бесстрастная судья демонстративно не обращала на него внимания.

Я этим нахально воспользовалась, разом отгородившись ото всех возможных посягательств.

Отгородиться от мысли, что мой ребенок при дворе будет таким же изгоем, было гораздо сложнее. А еще меня со страшной силой клонило в сон, и суть дела я уже не улавливала. Задремывала под размеренную речь адвокатов, резко подскакивала, когда к их выступлениям примешивался ропот из зала и судья спешила его унять, прислушивалась, снова задремывала…

Леди Джиллиан по ходу дела становилась все грустнее. Его Высочество — нейтральнее и сдержанней.

Судья, наконец, перешла к сути и пригласила в зал госпожу Гирджилл.

На фоне придворных дам мама выглядела очень скромно. Все тот же черный деловой костюм, лаконичные туфельки-лодочки на невысоком каблуке, полное отсутствие украшений и косметики. Но именно этот резкий контраст приковал к ней все взгляды. Потом мама невозмутимо представилась и в качестве бонуса еще и оказалась под прицелом приличной части камер, что ничуть не помешало ей скупо отчитаться о многолетнем наблюдении за здоровьем леди Джиллиан ди Ариэни-Морвейн.

— Госпожа Гирджилл, можете ли вы подтвердить, что расторжению брака Их Высочеств ничто не препятствует? — мягко осведомилась судья.

Я заметила, что Рино выпрямился во весь свой немалый рост, с хищным интересом оглядывая присутствующих. Несколько внушительных господ в разных точках зала сосредоточенно занимались тем же.

— Могу, Ваша Честь, — скупо кивнула мама. — Ее Высочество не беременна, о чем составлено медицинское заключение за номером…

— Вы можете назвать причину, по которой Ее Высочество не понесла? — бесцеремонно перебила ее судья, начисто проигнорировав вскочившего с протестом представителя леди Джиллиан.

Мама честно выдержала паузу, давая судье время одуматься и выслушать адвоката принцессы, но излишних проявлений здравого смысла не последовало.

— Да, Ваша Честь, — чрезмерно нейтрально, с великолепно скрываемым отвращением отозвалась мама. — Я назначала ей соответствующий препарат. Беременность могла наступить только в результате пропуска в приеме, но Ее Высочество, по счастью, очень внимательна и педантична.

По залу пробежал шепоток. Особенно яростное обсуждение завязалось на дальней галерее, где в него охотно вмешался очередной внушительный господин.

— Почему она об этом спрашивает? — не утерпела я.

— Я ей тоже потом пару вопросов задам, — многообещающе пробурчал Рино, не отрывая взгляда от галереи, и невольно вздрогнул, когда судья попыталась восстановить тишину заведомо проигрышным способом.

До галереи то ли не доносился стук молотка, то ли внушительный господин тоже задал участникам обсуждения «пару вопросов», оказавшихся излишне провокационными, и попросту его заглушил, — но дискуссия развивалась как ни в чем не бывало. Нам снизу был слышен только нарастающий гул голосов, да и операторы в очередной раз забубнили себе под нос что-то нелестное.

Рино не вытерпел и на пару секунд отключился от происходящего, активировав сенсоры. К внушительному господину на галерее присоединились трое человек в темно-зеленых мундирах, и наверху быстро воцарилась тишь да гладь — по причине резкого уменьшения числа действующих лиц.

Судья перевела дух и прицепилась к маме с вопросом о сертификации назначенного препарата.

— Надо бы узнать, чем шантажировали ее, — обеспокоенно шепнула Мира. — Она, похоже, ожидала, что госпожа Гирджилл даст основания считать леди Джиллиан бесплодной, и сейчас пытается вытянуть всю партию в одиночку… — жрица быстро замолчала под снисходительным взглядом супруга.

Рино успокаивающе похлопал ее по руке и нетерпеливо обернулся на опустевшую галерею, явно строя кровожадные планы касательно уведенных оттуда господ. Мама занудным голосом зачитывала номер свидетельства обязательной сертификации.

Следом прозвучали вопросы о сроках годности, правильности назначенной дозы и времени приема. Целительница уверенно отбилась.

И тогда судья метнула всего один — но очень красноречивый — взгляд куда-то в зал. Рино подскочил на месте, пытаясь проследить его поверх наших с Мирой голов, а поймав взглядом скупой кивок одного из своих «господ», и вовсе несолидно заерзал в кресле, но стоически остался сидеть.

Я удивленно покосилась на его каменную физиономию. Не то чтобы я так уж хорошо его знала, но даже столь недолгий опыт общения давал все основания предполагать, что королевский асессор никогда не откладывает дела на потом — особенно если они напрямую касаются его семьи.

А тут у него целая галерея изловленных на непристойном поведении придворных, один подозреваемый, с которым как раз внушительно беседовал вполголоса какой-то солидный господин, простым взмахом бляхи мгновенно заткнувший всех соседей и судью разом… Но Рино остался в зале. Почему?

Я вздрогнула и обернулась, но принц по-прежнему сидел перед судьей, выпрямив спину и сложив руки на столе, как примерный ученик. Леди Джиллиан соревновалась с ним по части каменно невыразительных гримас — не то чтобы совсем уж безуспешно. Пока все шло гладко, но асессор сидел как на иголках.

— Тот лорд — это кто? — шепотом спросила я у Миры, указав глазами на тихо удаляющегося из зала мужчину в компании внушительного господина.

— Тайрон ри Гаттри, баронет Хоули-Ран, — машинально скользнув взглядом по его спине, отчиталась жрица. — Раньше работал на Темера ри Кавини, но, когда серебряные рудники в графстве истощились, предпочел… — она прервалась, вынужденно отвлекаясь на очередной резкий стук, и виновато развела руками — потом, мол.

Но я и так видела, что он предпочел — не очень высокую, но хоть как-то оплачиваемую должность при дворе. Такая простецкая вышивка на мундирах была у половины служащих, мелькавших в посольстве. Ничто не мешало бедствующему баронету быть осведомителем заговорщиков — но, судя по тому, что ушел он без конвоя и наручников, повода подозревать себя до сих пор не давал.

Судья тем временем переждала прочувствованное бурчание операторов и переключилась на убаюкивающий спор с представителем леди Джиллиан. Я кое-как подавила зевок и поудобнее устроилась в кресле, жалея, что обстановка не слишком располагает подремать на плече у всепонимающей жрицы.

А потом заметила, что Рино снова отключился, переговариваясь с кем-то по сенсорам, и у Третьего — точно такой же отсутствующий вид. Тут явно затевалось что-то недоброе, а судья, как назло, будто нарочно тянула время, снова вызвав в зал маму и пристав к ней с совсем уж идиотскими вопросами. Мне нестерпимо хотелось последовать ее примеру, выбрав в качестве цели невозмутимого асессора, но снова шептаться я не рискнула.

А зря. Наверное, решись я, хоть знала бы, чего ждать.

Мама в очередной раз сухо перечислила факты, подтверждая отменное здоровье пациентки, и Его Высочество, дождавшись тяжелой паузы, попросил слово. Судья настороженно позволила.

Принц дисциплинированно поднялся и встал перед кафедрой, повернувшись лицом к залу. Камеры и микрофоны мгновенно отстали от мамы, нацелившись на него.

Его Высочество выглядел напряженно — пожалуй, даже в большей степени, нежели при обсуждении детородной способности супруги. Голос, тем не менее, звучал ровно и спокойно, оплетая весь зал отлично поставленными бархатистыми нотками.

— Прежде всего, я приношу извинения моей леди, — начал он, с нескрываемым уважением поклонившись жене. — Ее Высочество приняла удар, который должен был достаться мне, и приняла достойно. Сейчас, когда отсутствие беременности подтверждено квалифицированным специалистом и нет никаких опасений, что я мог бы навредить ей подобными заявлениями, я намерен признаться. — Принц глубоко вздохнул и поднял взгляд. — Я был ей неверен.

Наверное, после такого объявления должен был подняться несусветный гвалт. Но вместо этого воцарилась такая тишина, что я впервые услышала, как жужжат камеры. Представитель от ирейской стороны сидел молча, уронив голову в ладони.

Новость, в общем-то, на сенсацию не тянула уже неделю как. А вот тот факт, что Его Высочество признался в этом вслух, в присутствии толпы народа, посреди процесса, который транслировался на две страны разом…

— Наш брак был дальновидным поступком, принесшим выгоду и Иринее, и Ирейе, и я не могу сказать, что не опасаюсь последствий своего шага, — выдержав паузу, продолжил Третий. — Мне остается лишь надеяться, что мы сумеем договориться, невзирая на обстоятельства, потому что…

Он еще раз глубоко вздохнул — и вдруг уставился на меня поверх всех камер. Я замерла в кресле, боясь шелохнуться.

— Потому что я люблю другую женщину, и она носит моего ребенка, — недрогнувшим голосом сказал принц. — Я прошу суд учесть это.

— Отклонено. Согласно восьмой статье Семейного кодекса королевства Ирейя, подпункты один и три, Ваши личные предпочтения не могут влиять на решение суда, поскольку от Вашего союза зависят многие аспекты международных отношений, Ваше Высочество, — с каменной физиономией ответила судья. «А после развода Вам все равно навяжут ту жену, которая будет выгодна Ирейе», — осталось недосказанным.

Его Высочество молча склонил голову и вернулся на свое место. Он все это тоже преотлично знал.

Но я не я, если сейчас пол-Альянса не обрыдалось перед визорами!

— К чему было это шоу? — наверное, мне следовало бы злиться, но — ах, женская логика! — я и сама едва не обрыдалась.

— Увидишь, — зловеще пообещал Рино, окидывая взглядом подконтрольную территорию. Внушительных господ в окрестностях стало ощутимо больше.

— Его Величество нас прибьет? — с нескрываемым азартом осведомилась Мира. — У Третьего очередной безумный план?

— Ты не представляешь, насколько, — с чувством сознался асессор, и его вопль души совпал с суровым: «Суд удаляется на обсуждение!».

Обсуждение было недолгим.

Вернувшаяся на свое место судья окинула зал уже откровенно испуганным взглядом, но решение было принято.

— …постановил: считать брак Их Высочеств, лорда Дориана Риндвиста ди Ариэни, леди Джиллиан ди Ариэни-Морвейн, недействительным с момента начала действия данного документа, — нервно зачитывала она, глядя то в листы с постановлением, то в зал. — В качестве компенсации за…

Его Высочество начал нетерпеливо, но почти неслышно барабанить пальцами по столу, явно мечтая пропустить неустоечно-контрибуционную часть, но дисциплинированно дослушал до конца. В целом, он еще легко отделался: Ирейя обязывалась вернуть Иринее приданое леди Джиллиан, включая корабли, и добавить сверху процент за упущенную выгоду. Договоренности о беспрепятственном перелете через космическое пространство обеих планет остались в силе. Иринея встряла на право разработки камариллового рудника и лишилась такого солидного куска, что лучше бы оставила Ирейе приданое.

Решение было озвучено и заверено. Но напряжение и не думало спадать.

Его Высочество извинился и целеустремленно направился к нашему углу. Камеры мчались за ним хвостом кометы, не успевая, и оттого в кадр попадала только идеально прямая спина в черном мундире — и, подозреваю, моя перепуганная физиономия.

Что он творит?!

— Кейли, — широко улыбнулся Его Высочество, остановившись передо мной — и в этот момент одна из камер все-таки исхитрилась его облететь, наверняка словив удачный кадр с нарочито сияющим от счастья принцем. — По-хорошему, я должен дождаться еще и окончания религиозной церемонии, но это уже выше моих сил. Кроме того, решение уже принято и не может быть пересмотрено, поэтому…

Тут он вытворил такое, что потихоньку расползающаяся публика разом замерла на своих местах.

Благовоспитанный, всецело преданный своему долгу третий принц суверенного королевства отпихнул ногой мешающееся ему кресло (кажется, вместе с какой-то возмущенной дамой, сидящей в нем) и плавно опустился на одно колено, пристально глядя мне в глаза.

— Выходи за меня, — просто сказал он, и я второй раз за день услышала жужжание камер.

…Передо мной и раньше стояли на коленях. На спор. Секунд пять.

…А у него, оказывается, глаза зеленые, как у папы. В спальне мне всегда казалось, что черные, и я думала, что ребенку достанутся такие же.

…И руки теплые. А мои — заледенели.

Вихрь несвязных мыслей и эмоций вышел бурным, но коротким. За более продолжительные эмоциональные реакции в экстренных ситуациях можно было и звания космодиспетчера лишиться.

— Нет, — словно со стороны услышала я свой голос — внезапно севший и дрожащий — и нервно сглотнула. — Сожалею, Ваше Высочество, но я не смею. Вы — третий наследник престола, и ваш брак должен быть одобрен высочайшими лицами Ирейи, поскольку он имеет колоссальную важность для династии и страны.

Он должен был отступить и знал это не хуже меня. Но, кажется, его благоразумие осталось где-то под кафедрой.

— Да, ты права, — медленно кивнул он, упрямо сжав губы. — Брак наследника должен быть одобрен королем. — Он отпустил мою руку и, не отрывая от меня какого-то нетрезвого и отчаянного взгляда, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

Где-то рядом экзальтированно ахнула дама. Кажется, та самая, подвинутая. А следом — я сама.

Его Высочество вытащил из-под рубашки кольцо на цепочке. Тот самый простенький серебряный ободок, с которым принц не расставался.

— Я заключал два брака по воле Его Величества, и оба они распались, хотя и принесли немалую выгоду моей стране. Но ни один из них не сделал меня счастливым. Я долго трудился для блага Ирейи, и мне хотелось бы верить, что она простит мне мой следующий шаг, — ровным голосом проговорил Третий. — Я, лорд Дориан Риндвист ди Ариэни, законный сын Его Величества Риндвиста Крайта ри Ариэни, короля Ирейи, первого этого имени, и Ее Величества Фрины Карит ри Ариэни, королевы Ирейи, будучи в здравом уме и твердой памяти, отказываюсь от права наследования трона моего отца.

Кажется, у меня на лице ясно обозначились все сомнения насчет здравого ума и твердой памяти, но принц все равно протянул мне серебряное колечко.

— Я не могу дать нашему ребенку имя моего отца, — честно сказал он. — Но, по крайней мере, могу дать свое. Прошу тебя, не отказывайся.

Кажется, если бы я рискнула, все женское население Альянса в возрасте от пяти до пятисот возжелало бы порвать меня на кусочки!

…А кольцо неожиданно пришлось впору.

 

…Семь

На пути излишне заинтересованных журналистов как по волшебству возникали внушительные господа в форме (а то и королевский асессор собственной персоной), а жилая часть посольства была закрыта для посторонних, но в покои принца мы все равно отправились кружным путем через два потайных хода и достопамятную кладовку. Я все еще пребывала в легком ступоре и ужасно жалела, что не видела маминого лица, когда Третий изволил исполнить свой финт ушами. На конструктивные мысли я настроилась только наткнувшись в гостиной на двух насупленных агентов спецкорпуса — зато внезапно вышло.

— Ваше Высочество, — дисциплинированно поклонились они, повернулись ко мне — и намертво зависли.

— Гейл, Таррет, — весело улыбнулась я, отнюдь не горя желанием облегчать им жизнь. — Какими судьбами?

— Его Высочество поручил нам организацию вашей охраны, госпожа, — бодро выкрутился пилот. — Мы бы хотели уточнить некоторые детали, если позволите.

Гейл продолжал сосредоточенно хмуриться, изучая мою макушку с чисто армейским тупым упорством в стиле «копать отсюда и до понедельника». Многие солдаты, отдавая свой долг Родине, возлагали на ее алтарь благополучную семейную жизнь, годы юности, а то и вовсе жизни; в общем-то, следователь еще легко отделался, оставив там исключительно гибкость мышления. Я одарила его еще одной улыбкой, мгновенно примерзшей к лицу.

Гибкость мышления, мать ее!

Помимо не слишком приятных воспоминаний, вызванных агентами спецкорпуса, в голову робко постучалась логика. Я внезапно осознала, что мне необходимо срочно переговорить с леди Джиллиан — но есть некоторая опасность, что Ее Высочество мне голову откусит.

— Я взял на себя смелость привлечь к вопросам охраны иринейский спецкорпус, поскольку Орден Королевы подконтролен Его Величеству, — встрял принц, по-своему истолковав мое остолбенение. — Мне хотелось бы быть уверенным, что никто не сумеет отдать твоей охране приказ, который окажется приоритетнее моего.

— Понятно, — легко кивнула я и нырнула в свободное кресло. — Какие именно детали? — поднимать вопрос о леди Джиллиан в присутствии Третьего определенно не стоило. Его Высочество, конечно, ни за что не даст мне повода волноваться лишний раз, но это означает лишь, что о его ответных действиях я узнаю с изрядным опозданием — если узнаю вообще.

В покоях принцессы, несмотря на поздний час, царила тщательно спланированная суматоха. Ее Высочество больше ничто не держало в посольстве Ирейи, и она могла вернуться в герцогский дворец, к родителям и младшей сестре, но сборы грозили затянуться. Меня в ее гостиной не ждали, все еще озадаченного моим не запоминающимся именем Гейла — тоже, но компания «почтенной сестры» с удивительной легкостью открыла все двери.

Подбить почтенную сестру на очередную авантюру среди ночи, пока ее дражайший муж занят проверкой звездолета на Павеллу, оказалось до смешного плевым делом. Жрица Равновесия никак не могла мне отказать, если речь шла о душевной гармонии двух людей сразу, а Его Высочество, по счастью, решил составить компанию сводному брату, и вломиться к принцессе удалось без проблем.

— Леди Джиллиан, — ласково заулыбалась Мира с порога. — Я очень рада, что вы позволили нам присоединиться. Я подумала, что вам может потребоваться наша помощь.

Принцесса отвлеклась от трех фрейлин, зачем-то притащивших по платью, и с оскорбленной усмешкой отозвалась:

— Благодарю, сестра Мира, я вполне способна сама справиться с ситуацией. В конце концов, все разрешилось именно так, как я рассчитывала, а уж госпожа Гирджилл была совершенно неподражаема. Я уверена, в посольстве найдутся люди, нуждающиеся в ваших услугах гораздо больше, чем я.

Похоже, Джиллиан решила, что ее собираются в добровольно-принудительном порядке затолкать на пентаграмму Равновесия, и поспешила откреститься от предложенного блага. Но Мира проигнорировала вежливый посыл с истинно жреческим дружелюбным спокойствием, а там уже и я справилась с собой в достаточной мере, чтобы захлопнуть дверь перед носом Гейла и шагнуть вперед.

— Леди Джиллиан, мы здесь не ради интересов Храма, — начала я.

Невинная фраза вызвала приступ веселья: весьма бурного у принцессы и сдержанного, на секунду запоздавшего — у фрейлин.

— О, госпожа, поверьте: сестра Мира везде и всюду появляется ради интересов Храма, — бесцеремонно сообщила принцесса.

Жрица умиротворенно улыбнулась, и не думая что-либо отрицать. А вот гримаска Ее Высочества выглядела напряженной, и я внезапно осознала: Джиллиан вовсе не собиралась ни демонстративно оскорбляться, ни обвинять Миру в излишней меркантильности. Просто принцесса была настолько выбита из колеи, что сквозь ее привычную маску высокородной язвочки начала просвечивать испуганная, незаслуженно обиженная девочка, которая она на самом деле и являлась.

Ей всего двадцать два.

Вряд ли она сумеет провернуть тот же номер, что и Третий, но кто я такая, чтобы отказывать ей в малейшем шансе?

— Хорошо, я здесь не ради интересов Храма, — терпеливо сообщила я. — И не в интересах вашего бывшего мужа, если уж на то пошло.

Вот тут ее проняло. Поразительно, сколь многим человека можно заинтересовать, если предложить сделать что-то назло!

— Оставьте нас, — велела принцесса.

Фрейлин как ветром сдуло. Ее Высочество выждала некоторое время и звучно хлопнула в ладоши.

— Вы тоже, леди Анделл, — сказала она.

Виконтесса выскользнула откуда-то из внутренних помещений, коротко присела в реверансе и молча скрылась за дверью. Там немедленно зашушукались, но командный голос леди Анделл легко перекрыл все остальные, и следом раздался удаляющийся стук каблучков.

— Не в интересах моего бывшего мужа будет даже если вы просто расстанетесь со своим телохранителем на слишком долгий срок, — тонко улыбнулась принцесса, убедившись, что ее любопытная свита больше не подслушивает под дверью. — Но я рискну предположить, что вас мучает совесть, не желание покончить собой руками заговорщиков. Не так ли?

Совесть, справедливости ради, меня особо не мучила — она у меня вообще дама флегматичная, садистскими наклонностями обделенная и оттого профнепригодная. Но ради душевного равновесия разведенной принцессы я охотно притворилась, что она права на все сто, и виновато развела руками.

— У меня есть предположение, но нет возможности его проверить, и я очень боюсь дать вам ложную надежду, — вздохнула я. — Но не думаю, что мне следует молчать, если до сих пор никто не выдвинул такую версию.

Она молчала, изображая воплощенную внимательность, как это делают люди, которых всю жизнь учили вытаскивать из собеседника больше, чем тот собирался сказать. Я и не думала сопротивляться.

— Видите ли, леди Джиллиан, рухнувшая под Дирвиэлем «ласточка» не отобразилась на лидаре и впоследствии оказалась пустой, — обстоятельно начала я. — Из-за атмосферного трения уже невозможно установить, запускался ли двигатель, но я склонна предполагать, что нет. «Ласточку» засекла система аварийного отслеживания — но она и на метеориты реагирует, если они не сгорят в атмосфере до незначительных размеров на высоте около семнадцати километров. Но запрос на посадку пришел раньше. — Я прищурилась, вспоминая. — Если «ласточка» не могла затормозить перед вхождением в атмосферу, то с высоты примерно в сорок тысяч километров.

— Вы… вы хотите сказать, что сигнал пришел с низкой околоземной орбиты? — просекла леди Джиллиан.

И в самом деле умная девочка. Как вообще Третий умудрился не влюбиться?

— Это не зафиксировалось в логах, — мирно улыбнулась я. — А на допросе господ агентов интересовали системы отслеживания. Но если две «ласточки» были сцеплены, а потом одну из них отстрелили в сторону планеты, одновременно посылая запрос, полученного импульса вполне могло хватить, чтобы вывести рабочий корабль на стабильную орбиту, где уже неважно, сколько осталось топлива в баках. На такой высоте ни один лидар не отличит заглушенный хелльский звездолет от богатого металлами астероида. Если «ласточка» не угодила на геосинхронную орбиту, вполне возможно, что подозрений она ни у кого не вызвала.

Теория пестрела дырами и сомнительными предположениями, очевидно требовала проверки и своевременного затыкания фонтана Мириной прямолинейности, — зато могла объяснить, почему планетарные поиски звездолета с почти пустым баком ничего не дали. Корабль принцессиного фаворита и не думал приземляться, преспокойно пережидая всю суматоху в ближайшем космосе.

Оставалось только надеяться, что на связь пилот не вышел из предосторожности, а не потому, что у «ласточки» отказали резервные аккумуляторы — а вместе с ним и системы жизнеобеспечения. Но я не сомневалась, что леди Джиллиан подойдет к вопросу проверки со всей тщательностью, и, если я все-таки права, — то не останется в долгу.

Я сильно подозревала, что ее расположение мне еще ой как пригодится.

 

…Шесть

Когда я вернулась, гостиная Его Высочества пустовала, давая надежду на то, что неурочный визит не привлечет излишнего внимания.

Надежда, впрочем, оказалась ложной: в спальне тоже никого не было. А вот в кабинете, куда я еще ни разу не заходила, бодро горел свет.

Его Высочество не спал и, похоже, вообще не собирался. От педантично разложенных по всей столешнице стопок листов, кое-где перемежаемых планшетами, его отвлек только сенсорный вызов — и теперь принц сидел в кресле, невыразительно уставившись перед собой, погруженный в разговор.

Я не сомневалась в личности человека, который запросто мог потревожить Его Высочество среди ночи, а даже если бы и засомневалась — побелевшие от напряжения костяшки пальцев Третьего говорили сами за себя.

Король Ирейи как раз выкроил время, чтобы высказать своему сыну, что он думает по поводу его последней выходки. Принц дисциплинированно внимал.

Я недисциплинированно сунулась в разложенные бумаги и незамедлительно обнаружила кривую записку от руки. Ознакомиться с содержимым мне не светило — судя по почерку, автором был Рино, а значит, перевод с ирейского на унилингву мне не озвучил бы ни один человек, хоть сколько-нибудь обеспокоенный моим моральным обликом. Зато намалеванная после текста косоглазая рожа, искривившаяся в злорадном оскале, в переводе не нуждалась: лорд асессор заколебался ждать, пока Его Величество закончит сыноспасительную проповедь, и предпочел откланяться.

Содержимое остальных бумаг заставило меня всерьез задуматься о том, что ирейский придется-таки выучить. Вряд ли Его Высочеству и впрямь позволят на мне жениться, но, по крайней мере, секретов и недоговоренностей между нами станет меньше…

Если, конечно, еще останется, о чем говорить.

Унилингва обнаружилась только на одном планшете. Там излагался протокол ненавязчивого и по-придворному вежливого допроса лорда Гаттри, из которого следовало, что глубокоуважаемый баронет Хоули-Ран крайне заинтересован в благосклонности госпожи судьи, но исключительно из личных мотивов, никак не связанных с разводом Их Высочеств. Сэр как раз подумывал о том, чтобы сделать ей предложение, но теперь, после душещипательного выступления третьего принца, пожалуй, еще долго не рискнет, поскольку боится выглядеть недостаточно убедительным.

Я неопределенно хмыкнула. Об убедительности там речи точно не шло: это ведь судья бросала на него отчаянные взгляды, а не наоборот! Да и если бы баронет действительно имел на нее столь серьезные планы, то уж наверняка бы наскреб решимости попросить руки желанной женщины. А пока все выглядело так, будто он с ней банально спал — и не собирался что-либо менять. Что, в свою очередь, с равной долей вероятности может объясняться и уже заключенной договоренностью о браке с другой женщиной, и желанием повлиять на судью. Но в любом случае, уважаемый баронет врал как сивый мерин и даже не особо пытался это скрыть.

Я сунулась к следующим записям, но они непреклонно пестрели округлыми завитушками ирейской вязи. А автоматический переводчик был только в телефоне — который мне, разумеется, и не подумали вернуть, хотя мое местоположение и роль во всем этом идиотском абсурде уже давным-давно стали очевидны двум странам разом.

Пришлось признать, что в кабинете мне делать нечего, и вернуться в спальню. Поворочавшись с полчаса, я обреченно сползала в ванную, заодно внимательно исследовав собственные глаза: сна не было ни в одном, зато лопнувшие сосуды обнаружились в обоих. Красотка!

На что Его Высочество только повелся? При такой-то жене, как леди Джиллиан…

Я замерла и затаила дыхание, будто опасаясь спугнуть внезапную мысль лишним звуком. Отражение в зеркале отвечало мне шальным взглядом.

Аналогичным меня встретил и Его Высочество, когда я влетела в кабинет, звучно хлопнув дверью.

— А с чего мы вообще взяли, что вас с Джиллиан разлучили исключительно из корыстных побуждений?! — выпалила я с порога.

Взгляд принца из ошалевшего сделался сочувствующим: «И как же тебя, невинное дитя, занесло в наше бурлящее болото? Какими еще они могли быть?» Я несколько стушевалась, но все равно запрыгнула в кресло для посетителей, поджав под себя ноги.

— Нет, я знаю, что женили вас исключительно из-за них, — натянуто улыбнулась я. — Но сам подумай: Темер ри Кавини до сих пор ни словом не заикнулся о своем брате. До сих пор вообще никто не подкатывал к леди Джиллиан или ее семье с матримониальными планами.

— Такие вопросы не решаются за один день, — возразил Его Высочество.

Я насмешливо вскинула бровь и скрестила руки на груди. Третий машинально проследил за блеснувшим кольцом на моем пальце и слегка смутился.

— В большинстве случаев, — исправился он.

— Ладно, допустим, — не стала спорить я. — Но все же. Леди Джиллиан ведь не только титул в юбке. Она проницательна, красива, хорошо образована и, насколько я могу судить, обладает весьма неплохим чувством юмора. Ее есть за что полюбить. Просто так. Безо всяких расчетов и планов, как это обычно делает большинство людей. Что, если кто-то мог провернуть все это — ради того, чтобы просто ее заполучить? А мы тут тужимся, корыстные мотивы выискиваем…

— Идея из неземной любви подсунуть чужой жене подкупленного любовника даже мне кажется излишне циничной, — криво усмехнулся Его Высочество. — Равно как и попытка опорочить ее перед двумя планетами разом. Хотя, если уж исходить из предположения, что заговорщиков двое, и один заинтересован в том, чтобы насолить мне, а второй как раз-таки охотится за рукой леди Джиллиан… — принц задумался.

— Вот-вот, — подхватила я. — И на болотах за мной прислали полчище кэнвилл корф вовсе не из-за борьбы за твое расположение, а просто чтобы сорвать злость из-за того, что любимая женщина предана ее собственным мужем, да еще черти с кем… — я осеклась под его взглядом. — Давай называть вещи своими именами, а? Даже если ты уже тогда собирался развестись, для человека публичного это еще не повод демонстративно ходить налево. Для любого еще не повод, по совести.

— То есть, если бы я тебя тогда не споил, ничего бы и не было? — прищурился принц и хитро улыбнулся.

И я с пугающей отчетливостью осознала: было бы. А разговор сейчас съедет куда ни попадя.

Его Высочество, как обычно, поспешил оправдать ожидания.

— Кроме того, — с потрясающим, невозможным спокойствием продолжил он, — если уж на то пошло, то жене я изменил отнюдь не «черти с кем». Я выбрал девушку, которую интересовало то же, что и меня, которая сопереживала мне и стремилась понять. Которая не стеснялась прямо сказать, что думает, и у которой слова не расходились с делом ни на йоту. Которую не волновал ни мой титул, ни мое звание, ни даже мое имя. Ты представляешь, как много значит искренность и честность для тех, кто родился и вырос во дворце? — он помолчал и невесело усмехнулся. — Наверное, это не то, что следует говорить невесте. Я должен рассыпаться в комплиментах твоей внешности и характеру, уму… но, хотя первое ты и склонна недооценивать, то во втором и третьем и без меня ничуть не сомневаешься и, похоже, ценишь гораздо больше внешнего лоска.

— Ну, положим, твой внешний лоск тоже сыграл некоторую роль, — цинично усмехнулась я, не желая скатываться в обсуждение, кто кому понравился и почему. Понадеялась только, что когда-нибудь для него найдется более подходящее время, поскольку тема и впрямь вызывала живейший интерес.

Его Высочество хитро блеснул на меня глазами, явно рассчитывая, что внешний лоск свою роль сыграет еще не раз, но все-таки поймал мой настрой, вздохнул и шутить на тему своего несравненного интеллекта и характера не стал. Наверное, и так имел представление, что я могу о них сказать после эпопеи с похищенным лифчиком.

— Я поговорю с Рино насчет твоей версии, — сказал он. — Но все же сомневаюсь, что тут дело в большой и чистой любви.

Я удовлетворенно кивнула. Ожидать большего все равно не стоило.

— Что сказал Его Величество? — поинтересовалась я вместо уговоров в пользу своей версии.

Третий мгновенно состряпал нейтральнейшую из каменных гримас и машинально выпрямил спину. В переводе с невербального на унилингву это определенно значило, что дело дрянь, что бы он сейчас ни ответил.

— Я поставил его в очень неудобное положение, — осторожно сформулировал принц. — Видишь ли, я… как бы объяснить… обо мне часто пишут, снимают передачи, — все в строго положительном ключе. Но королю не пристало мелькать в желтых газетенках и журналах для юных леди, и мнение общественности нужно формировать как-то иначе. Ты не замечала, что об изменениях в законодательстве, о реакции правительства на какие-либо события или о нововведениях в сфере документооборота Его Величество никогда не говорит лично? Все официальные заявления делают либо министры и представители, либо, если дело требует внимания более высокопоставленных чинов, то выступаю лично я. А король появляется, если реакция общества оказывается негативной, и милостиво изменяет принятое решение. Получается, что ни одно его заявление не встречает неодобрения. Все, что он делает, по умолчанию считается мудрым и правильным. Я — самое удобное из его прикрытий, потому что, вообще говоря, могу нести с должным апломбом полную чушь — и она все равно вызовет бурный восторженный писк, по крайней мере, у женской половины населения. А в свете того, что я устроил на суде… — Третий светло улыбнулся и развел руками. — Если Его Величество попытается запретить наш брак, его живьем съедят. А его министров я легко заткну парой-тройкой интервью. Но король не может позволить себе лишиться прикрытия. Тогда придется формировать соответствующий образ для Даниэля, а это — дело отнюдь не одного дня. И даже не одного года. На протяжении всего этого времени я буду незаменим. Его Величество не позволит мне отречься от титула.

— То есть он все-таки попытается меня устранить, — упавшим голосом констатировала я.

Его Высочество улыбнулся еще шире.

— Перед отлетом Рино запланировал небольшую утечку информации, — сообщил он. — Один из секретарей случайно проболтается приятелю с центрального канала, откуда и когда мы с тобой вылетим на Павеллу. Я подумываю объявить на всю планету, что опасаюсь за твою жизнь, поскольку мои действия не получили одобрения семейного совета, но идти на попятную я не готов.

Я подобрала челюсть. Попыталась внятно обдумать его план. Потом попыталась еще раз.

— Его Величество тебя убьет, — напророчила я затем.

Третий склонил голову к плечу и мечтательно прищурился.

— Хорошо, если так, — сказал он. — Лучше уж меня.

 

…Пять

План Его Высочества я, разумеется, одобрить не могла. Но упрямо прущего к цели принца такие мелочи волновали мало.

«Случайная» утечка информации удалась на славу.

Полицейские и охранники космопорта, несмотря на их многочисленность, имели крайне бледный вид и напряженные лица. По подотчетной территории шлялись вдохновленные толпы в топорщащейся в самых неожиданных местах одежде: открыто досаждать Его Высочеству излишним вниманием камер журналисты побоялись, но притащиться совсем без камер — просто не смогли. И хотя каждого успели прогнать через металлоискатель и удостовериться, что камеры — это всего лишь камеры, спокойствия процедура не добавила никому.

Да и от голографов это не спасало. Стоило нам выползти из автофлакса, как раздался нарастающий гул щелчков, а безумное количество вспышек заставило меня философски задуматься о том, что совпадение векторов светового давления и моей чуйки на неприятности склонно приводить к недостойным мыслям — например, нырнуть обратно и заблокировать все двери изнутри.

А я-то думала, что после вчерашней Ликиной истерики («Что, правда Безымянный принц?! Когда ты с ним познакомилась? Почему не познакомила меня?!») и папиной отповеди («Неужели я был настолько плохим отцом, что моя родная дочь не желает делиться столь важными новостями, пока они еще новости, а не пафосные заголовки в прессе?»), не говоря уж о беседе Третьего с Его Величеством, — мне уже ничего не страшно.

Наивная.

— Ваше Высочество, позвольте пару вопросов! — сходу выпалила молоденькая девушка из-за мощной спины мгновенно выросшего перед ней телохранителя принца. Телохранитель, что характерно, ее ничуть не смутил. — Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились?

Я припомнила сей неотразимо романтичный эпизод, представила его изложенным в стиле популярных женских журналов, и подавилась смешком. А потом вдруг подумала, что, пожалуй, о нем никому не стоит знать.

Поддатый принц в придорожной забегаловке и перепуганный космодиспетчер, только что выпущенный из камеры предварительного задержания, — это не красивая история с обложки. И даже не скромная статейка со второй. Такие знакомства не встречают одобрения у публики, а значит, для публики оно будет другим. Ложным, но красивым.

И, кажется, определение «ложный, но красивый» тянет на описание всей жизни Третьего.

Он как раз повернулся к восторженно внимающей журналистке, одарил ее дежурно сногсшибательной улыбкой и сделал телохранителю знак отступить в сторону, — как всегда, невозмутимый, обаятельный, безупречный. На фоне ясного неба принц, казалось, сиял своим собственным внутренним светом — будто над «Востоком» нежданно-негаданно взошло второе солнце.

Внимание он оттягивал мастерски. По уму, мне следовало просто не путаться у него под ногами, но…

— Надеюсь, вы не расстроитесь, если я скажу, что хотела бы оставить эту историю при себе? — мягко улыбнулась я, слегка оттеснив Третьего в сторону. — Мне кажется, никому не пойдет на пользу, если в место нашего знакомства зачастят поклонники Его Высочества.

Принц ухитрился удержать на лице нейтрально-дружелюбное выражение. Зато Рино, по обыкновению, сдерживаться и не подумал и звучно расхохотался: не иначе, тоже представил себе изысканную компанию утонченных леди, еле умещающих свои роскошные юбки на узких шконках камеры предварительного задержания.

Журналистка бросила на асессора острый взгляд, но быстро скисла. Этого не раскрутишь на подробности; да и упоминать о бастарде в статье для первой страницы — дурной тон.

Я не сомневалась, что желающие сделать свои выводы все равно найдутся, но неожиданно поняла: мне — по барабану. Пусть думают что хотят, лишь бы жить не мешали.

— Простите, — вежливо улыбнулся принц, не дожидаясь, пока к нему пристанут с дальнейшими расспросами, — но Кейли права. Я думаю, нам следует выступить с официальным заявлением после возвращения с Павеллы… — тут он картинно помрачнел и, не глядя, взял меня за руку.

После столь многообещающей фразы холл космопорта мгновенно погрузился в выжидающую тишину, и скептическое замечание Рино: «Если вернетесь», — прозвучало неожиданно громко, даром что лорд асессор невнятно пробурчал его себе под нос.

А Третий машинально кивнул, принимая поправку, — и только потом снова заулыбался, хоть и с заметным усилием.

— О точном времени будет объявлено после разбирательства дела о моем отказе от титула на Семейном совете династии, — сообщил он и сжал мою руку. — Я все же надеюсь, что Его Величество прислушается ко мне и не станет препятствовать… как бы то ни было. — И его улыбка сделалась до того картонной, что я уже не сомневалась: если со мной что-то случится, злые шепотки королю Ирейи обеспечены — даже если он действительно окажется ни при чем.

Оно нам точно надо? Слишком уж удобный повод пошатать под Его Величеством трон, да и сам король вряд ли сумеет смотреть на меня с одобрением после такой выходки. Я не настолько наивна, чтобы думать, будто очередной внук резко исправит внутрисемейные отношения Ариэни.

Это Третьему уже на все плевать. Он-то, похоже, отродясь не видел гармоничных, счастливых семей, а уж про ту, в которой Его Высочество вырос, и говорить-то нечего. Там, где на кону государственные интересы, личные приходится задвигать на второй план; даже если ты еще только-только агукать научился, ты уже принц, все взоры обращены на тебя — и король не может позволить тебе ни единого необдуманного поступка. А значит, и быть любящим отцом он не может позволить — себе самому.

Но я так жить не смогу.

Пусть в мою дальнейшую судьбу и не вписываются мечты о тихом домике на берегу моря, беседке в саду и паре (ну, может, тройке) хитромордых псов с хвостами колечком, — это же не значит, что пора опускать руки?

Я потянула Третьего за руку, демонстративно утаскивая от журналистки, но говорила все же достаточно громко, чтобы все заинтересованные лица отлично меня расслышали:

— Это же твой отец. Я уверена, он сумеет найти решение, которое устроит всех. Всегда находил.

Принц повернулся ко мне, чтобы не попасть в поле зрения камер, и насмешливо приподнял бровь. А потом, осознав, зачем я вообще несла эту пропагандистскую чушь про идеального короля, резко остановился и, разом позабыв про зрителей, сжал меня в объятиях.

Я неловко перескочила с ноги на ногу, пытаясь удержать равновесие, и именно поэтому первый выстрел достался мне, а второй — Рино, бросившемуся наперерез.

Что случилось потом, я помнила плохо. Вроде бы вокруг нас внезапно вырос заслон из черных мундиров — но ручаться я бы уже не стала.

Было больно. Было страшно. Было радостно, что третьего выстрела так и не последовало.

Крики толпы и вой сирены почти заглушали отрывистые команды Рино, перемежающиеся жуткими хрипами. Я дышала не лучше: будто лихорадочно стучащее сердце передавило мне горло.

— Быстро, в звездолет! — асессор все-таки переорал всеобщий гвалт и закашлялся, уже не пытаясь вытирать темно-красную дорожку, протянувшуюся из уголка губ до воротника рубашки.

Дорожка маслянисто поблескивала, и я смотрела на нее остановившимся взглядом. Откуда-то знала, что смотреть на лицо Третьего будет еще страшнее. Нестерпимая боль в боку постепенно расползалась по всему телу, прозрачно намекая: дороги до Павеллы я не выдержу. А вместе со мной погибнет и нерожденный ребенок…

Черные мундиры расступились — но вместо безопасного нутра звездолета передо мной предстали чрезвычайно ценные восемьдесят три кило органики в компании готового портала, переливающегося негостеприимной мглой. А принц почему-то и не думал утаскивать меня прочь!

— Держись, — только и сказал он, решительно направляясь в портал.

Я и так держалась за него изо всех сил, но глаза закрылись сами собой — и больше не открывались.

Последним, что я увидела, был королевский асессор, медленно сползающий по внутренней переборке звездолета, и темный след, остающийся за ним.

 

…Четыре

Меня окружала темнота — густая, красноватая, тяжелая. Наверное, глаза все еще не открывались.

Ощущения в горле описанию не поддавались. Что-то страшно давило и саднило, с похвальной наглядностью демонстрируя, что за неимением визуальной картинки прислушиваться к собственному организму может быть весьма опрометчиво. К горлу мгновенно подкатилась волна тошноты. Я в ужасе попыталась задержать дыхание, но рвотный позыв вдруг остановился безо всякого вмешательства с моей стороны… а что до дыхания, то, кажется, я отлично обходилась без него и раньше.

Рядом что-то гудело, щелкало и ритмично попискивало, и звук шагов за этим фоновым шумом почти терялся. Окликнуть и выяснить, кто тут шляется, когда я помирать изволю, предсказуемо не получилось.

«Интубационная трубка, — машинально определила я. — И, судя по настроению, перебор с наркозом».

Писк становился чаще. Я хотела постучать по койке (или на чем я лежу?), но предсказуемо не смогла пошевелиться.

«С наркозом — конкретный перебор, — безразлично подумала я. — Анестезиолога хоть предупредили, что я беременная?»

Стоп! А зачем мне вообще понадобился наркоз? Я вроде от удушья и без него преотлично отрубилась, зашивай — не хочу, только интубируй сначала…

А куда мне, собственно, попали?

От следующей подленькой мыслишки писк истерично зачастил, и кто-то, ходивший рядом, наконец-то обратил на меня внимание.

— Кейли, ты очнулась? Только не двигай головой! Пошевели пальцами, если слышишь!

Голос был бодр, обеспокоен и подозрительно знаком. Подозрительно — потому что Лики никак не могло быть на Павелле.

Тогда где я?

И с чего она вообще взяла, что я могу двигать чертовой головой?!

Вот тут в неподвижную и восхитительно пустую башку безжалостно постучалась реальность.

Меня подстрелили и протащили через портал. У меня сильнейший аллергический отек. Но я все еще жива.

А мама говорила, что даже на Павелле нет такого антигистаминного препарата, который не был бы опасен для нерожденного ребенка. Я боялась даже тогда, в первый раз… а сейчас — уже почему-то нет.

Наверное, будь я в полном сознании, я бы разревелась. А так — будь благословенен изобретатель общего наркоза! — только вдруг вырубилась на ровном месте.

По пробуждению глаза уже открывались, хоть и не полностью. В получившейся щелке помещался идеально белый потолок и вентиляционная решетка. Идеально белая. Судя по теням на стене, мне поставили капельницу — древнюю, павеллийского образца. На Иринее такими не пользовались.

Интересно, мне померещилась Лика — или то, что я выжила и опять лежу в павеллийской медицинской капсуле?

Ритмичный писк снова учащался. Неестественное безразличие никуда не делось, и в какой-то степени я, наверное, была этому рада — ровно до того момента, как начала прокручивать в голове свое первое пробуждение.

Ликин голос я помнила отчетливо. А вот сказанную ею фразу осознала только сейчас.

Она помнила, как меня зовут!

Я не выдержала — и все-таки повернула голову.

Горло взрезало бритвенно-острой полосой боли, но сквозь пелену навернувшихся на глаза слез я еще успела разглядеть, что в единственном кресле спит, свернувшись беззащитным клубочком, серая от усталости Мира. Потом я, кажется, хлюпнула трубкой, почти беззвучно закашлялась — и снова отключилась, не успев даже испугаться удушья.

Третье пробуждение привнесло приятное разнообразие.

Я очнулась от того, что что-то зашипело — должно быть, открылась герметичная дверь бокса — и нестерпимо сдержанный голос поведал:

— Я подежурю. Иди, он без тебя встать пытается и ругается так, что врачи восторженно записывают.

— Встать?! — едва не взвыла Мира, уносясь с такой скоростью, что вопль завершала уже откуда-то из коридора — во всяком случае, звучал он уже гораздо тише.

На этот раз я поостереглась поворачивать голову, но глаза все-таки открыла, снова внимательно изучив предоставленный мне вид — потолок и белая решетка. Даже освещение не поменялось.

Потом в поле зрения появился лично Его Высочество, красочно перемазанный в крови. Я вытаращилась, едва не подскочив, но он только улыбнулся — безумно ранимо, виновато и натянуто. Кажется, то, что он до сих пор не повесился, можно было считать личной заслугой всех его воспитателей и учителей разом. В самом деле, не мог же принц прохлаждаться в петле, когда тут жрица не припахана, доктора не запуганы и Рино не при деле?

— Это чужая, — «успокоил» меня Третий и, продолжая улыбаться, машинально попытался оттереть кровь с рубашки. — Здравствуй.

Я хотела заговорить с ним. Сказать: жизнь продолжается, несмотря ни на что. Сказать, что теперь у нас снова есть выбор, и он вовсе не обязан на мне жениться, что бы ни твердили ему советники по поддержанию образа в прессе. Кроме того, принц сможет помириться с отцом и спокойно обсудить с ним, что делать дальше.

Ну и, наконец, чем винить себя во всех грехах, лучше бы принес мне голову того ублюдка, который убил моего ребенка! Я даже на голубой каемочке на блюде настаивать не буду!

Но сказать я, разумеется, ничего не смогла. Интубационная трубка в трахее — вообще безотказное средство борьбы с женской болтливостью.

Поэтому пришлось протянуть к нему руку и терпеливо дожидаться, пока Его Высочество догадается ее взять — сама я на такие сложные телодвижения еще не была способна.

— Я должен извиниться перед тобой, — тихо сказал принц и поднес мое запястье к губам.

В моем распоряжении из всех средств общения была только мимика — и та не слишком выразительная из-за отека. Поэтому я ограничилась тем, что демонстративно закатила глаза и сделала вид, что мурашки у меня по коже не бегают. Ну вот ни разу.

— Да, снова, — виновато кивнул Третий, преотлично меня поняв. — Я… тебя ранили в живот. Я приказал вставить трубку, пересадить зародыш в инкубатор и только потом позволил сделать укол и наложить швы. Мира согласилась помочь с последствиями двойной операции и повреждениями внутренних органов, если это будет в ее силах, но, разумеется, после того, как вытянет Рино с того света, — сообщил принц и прижался щекой к моей руке. — Я понимаю, что не имел права принимать подобное решение единолично, но у меня не было возможности обсудить ситуацию с тобой. Я надеюсь, ты сумеешь понять, почему я так поступил.

Я чуть трубку в него не выплюнула.

Он приказал отложить жизненно важную операцию, разрезать меня, вытащить ребенка из моей, черт подери, рассеченной матки — в условиях павеллийской, так сказать, медицины, без моего согласия, не потрудившись поставить меня в известность! Держу пари, еще и маме с папой не сообщил и не посоветовался!..

Но если бы он позволил себе смалодушничать и промедлить, перекладывая ответственность на врачей и родственников, ребенка я бы потеряла однозначно.

Кажется, я начинала понимать, почему Его Величество никогда не сообщал о принятых постановлениях лично.

Согласно служебной инструкции, врачи должны были спасать в первую очередь меня. Незамедлительно вколоть антигистамин и наркозный препарат, пусть даже они фактически либо убили, либо изуродовали нерожденного ребенка, вставить трубку в горло и начать художественно штопать простреленные кишки. Я очнулась бы гораздо раньше, всего с одним шрамом — и направлением на аборт и чистку.

Третий приказал инструкцию грубо нарушить. Его, что характерно, послушались. Как следствие — у меня наверняка весь живот перепахан, сенсоры придется удалить, а с интубационной трубкой я еще сродниться успею, прежде чем ее можно будет вытащить из горла.

Его решение позволило оставить в живых и меня, и ребенка. Он спас нас обоих.

Но от одной мысли, что со мной, беспомощной и задыхающейся, кто-то сотворил такое по его приказу, у меня нестерпимо чесались кулаки. Наверное, просто от страха. Мне ведь есть за что быть благодарной принцу. Правда есть.

Осталось только убедить себя в этом.

— Инкубатор уже вывели на основной рабочий режим, — по-своему истолковал выражение моего лица Третий. — Жизненные показатели в норме. — Он нервно сглотнул и снова прижался губами к моей руке. — Мира сказала, что ребенок не пострадал.

Вырвавшийся у меня облегченный выдох закончился фривольным присвистом в трубке. Мы с принцем уставились на нее с одинаковым подозрением, но больше никаких звуков она не издавала.

— Зато на этот раз Темер попался, — злорадно проинформировал меня Его Высочество и все-таки нажал кнопку вызова санитара. — Граф совершил ужасную ошибку: нанял исполнителя, который бегает медленнее, чем Гейл. Сейчас этот доморощенный снайпер поет слаще мифических сирен и уже сдал первого посредника, причем выяснилось, что наш перевербованный агент с ним еще и знаком. Рино порывался вскочить и арестовать Его Сиятельство прямо сейчас. Кажется, до сих пор не может поверить, что это сделали без него.

Явившийся на зов медбрат гнусно хихикнул над последней фразой, выдавая, что лорд асессор своим неуемным трудоголизмом уже успел всех задолбать. Я бы тоже посмеялась, но, во-первых, не могла, а во-вторых, уже и не собиралась, потому как медбрата узнала. Он работал на полставки в лечебном блоке научного центра в Дирвиэле и с удовольствием играл за команду противника на квестах.

Если примерещившуюся мне Лику еще можно было как-то объяснить последствиями наркоза, то появление Линта ни в какие гипотезы не вписывалось.

— А, — проследив мой ошарашенный взгляд, заулыбался Третий. — Мы на Иринее. Первоначально планировалось, что мы зайдем в звездолет на глазах у всей толпы, преспокойно удерем через аварийный шлюз и пересядем на планетолет, а корабль отправится на Павеллу для отвода глаз. Кстати, должен отметить, ваши болота — вещь бесценная. Где еще можно запросто посадить медицинский челнок, чтобы о нем слышали только в командном центре? — принц заговорщически подмигнул и освободил место медбрату.

Его Высочеству чертовски повезло, что даже во время замены трубки я по-прежнему не могла ничего сказать. Подбадривающих слов в его адрес у меня почему-то уже не оставалось.

Интересно, сколько детей потребуется от него родить, чтобы он наконец-то взял за привычку обсуждать со мной свои чертовы планы?!

 

…Три

Рино не был бы Рино, если б не добился своего. Королевский асессор все-таки выбрался из своего бокса — причем с шиком.

Если бы он мог сидеть, то наверняка изобразил бы виранийского принца в паланкине. Но ранение никуда не делось, равно как и бдительно следящая за заживлением жена, поэтому Рино смиренно лежал на носилках, благосклонно поглядывая на красных от натуги санитаров.

В коридоре раздавался ритмичный шум шагов, как будто множество чрезвычайно занятых людей быстро расходятся решать поставленные задачи, ни на секунду не забывая, что за их спинами остался лично лорд асессор, причем он очень недоволен и может вспомнить об этом в любой момент.

Принц ирейский терпеливо пронаблюдал, как его брата церемонно перекладывают на специально поставленную в моем боксе вторую койку, витиевато поблагодарил санитаров и даже дождался, пока за ними с шипением закроется дверь. Заржал он только после этого.

Лорд асессор, картинно растекшийся по идеально белым подушкам, взирал на него с легкой отеческой укоризной.

— Я бы, пожалуй, тоже посмеялся, — согласился Рино, — но уже пробовал, и мне не понравилось. А эти олухи… — тут он не выдержал, кровожадно покосился на дверь и подробно изложил, что с «этими олухами» не так. Судя по тому, что для живописания ситуации лорд асессор перешел на родной язык, претензий у него накопилось вопиюще много. А боль и невозможность поржать за компанию с братом вряд ли поспособствуют уменьшению их числа.

— Зато Темера наконец-то повязали, — немедленно вклинилась Мира, осторожно усаживаясь на край койки Рино. Он тут же сцапал жену за руку, умиротворенно улыбнулся — но успокаиваться и не подумал, адресовав Третьему какой-то вопрос на ирейском.

Я традиционно не поняла, но прозвучавшее имя графа заставило невольно насторожиться. Мира знала, какой темой всегда можно занять и мужа, и его венценосного брата. Даже если первый традиционно жаждал лично рвать зубами глотки заговорщикам и нерадивым подчиненным, а второй отлично вжился в роль заботливой сиделки, старательно не позволяющей пациенту нервничать лишний раз.

— Запел, — рассеянно отозвался принц на унилингве и нахмурился. — Его Сиятельство обвиняет Тайрона ри Гаттри. Все складывается: баронет, точно знал, что происходит в посольстве, но не имел доступа к документам полицейского участка, внезапно раздобыл где-то деньги на ремонт родового поместья, да и с судьей спал… — Его Высочество нахмурился и побарабанил пальцами по отложенной на колени книге, которую читал мне вслух, пока не появился Рино. — У меня нет веских доказательств, но мне кажется, что ри Гаттри — не тот человек. Брать взятки за протаскивание писем в верхнюю канцелярию и водить за нос влюбленную в него женщину — это он может. А разрушить чужими руками брак венценосных особ, организовать слежку за Кейли и охоту на меня… не его уровень. Будь у него такие блестящие организаторские таланты, в нижней канцелярии баронет бы не задержался. Но он работает там уже полтора года, и, судя по отзывам начальства, продвигать его особо не за что.

— Его уволили? — немедленно насторожился асессор.

— Разумеется, — кивнул принц. — Доказательств участия Тайрона в заговоре нет, зато деревянный паркет для родового поместья на зарплату секретаря никак не приобрести.

— А если не на Ирейе покупать? — скептически уточнила Мира.

— Тогда встанет вопрос о том, где он взял деньги на аренду грузового звездолета, — благожелательно оскалился ее супруг. — Хорошо, я на этого паршивца давно зуб точил… а недавно еще и выяснил, что он — сводный брат леди Анделл. А Лаварина, если припомнить, появилась в свите леди Джиллиан аккурат месяц спустя после ее знакомства с фаворитом. Учитывая, что за последние семь лет это — первое изменение в составе свиты, произведенное самой принцессой, я на всякий случай перепроверил личное дело леди Лаварины. Виконтесса по уши в долгах.

Я нахмурилась. Может, так-то оно так… но леди Джиллиан виконтессе доверяла явно больше, чем всей остальной свите. И, судя по тому, что факт ее незапланированной беременности так и не стал достоянием общественности, не зря.

Мира и Безымянный, похоже, прокрутили в голове примерно то же самое, потому что переглянулись и пожали плечами.

В долгах и долгах. Зато с головой на плечах. Такие дамы отлично понимают, в какие дела можно ввязаться, а к каким и приближаться не стоит.

— Но, похоже, она-то как раз играла на стороне Ее Высочества, — осторожно вклинилась Мира и, виновато покосившись на меня, добавила: — Да и деньги на аренду второй «ласточки» у нее откуда-то взялись.

— Да, кстати, Кейли, как долго ты собиралась молчать про настоящего фаворита принцессы?! — тут же взвился лорд асессор, попытавшись приподняться.

Жрица попытку мигом пресекла, а я продолжила злонамеренно молчать. Интубационная трубка и сенсоры, удаленные во избежание повторных приступов аллергии, — отличный повод не подыскивать себе оправдания в подобных вопросах.

— Рискну предположить, что Кейли, по обыкновению, судила с позиции человека, который считает, что каждый вправе выбирать, — криво усмехнулся принц.

Я бы улыбнулась ему в ответ, но все еще испытывала сложности с мимикой. Пришлось ограничиться церемонным пожиманием руки.

Рино посмотрел на эту идиллию, типичную скорее для престарелых семейных пар, нежели для людей, знакомых меньше месяца, и обреченно вздохнул. Мира, мгновенно уловив перемену его настроения, нахмурилась и осторожно сказала:

— К слову о позициях…

— Его Величество все-таки сумел надавить на спецкорпус и выяснить, где мы. Гейл сказал, что против аргумента с раненым сыном, будь он хоть тридцать раз незаконнорожденный, особо не поспоришь, — сообщил Рино и посмурнел окончательно. — Для короля организовали портал в Дирвиэль, и здесь он будет так скоро, как только сможет. Охрана уже начала прибывать. В общем, если говорить о позициях, то тебя, Третий, он намерен нагнуть в крайне неудобную.

Принц встретил известие традиционной каменной физиономией. Даже не улыбнулся, потому как шутки на тему своего августейшего родителя явно считал провокационными даже в устах брата.

А вот руку мою стиснул так, что я невольно поняла: замену кольцу, которое он обычно принимался вертеть в пальцах, когда нервничал, Его Высочество уже нашел. Пожалуй, это было гораздо важнее, чем любые прилюдные признания и огромные букеты, но…

Чертова интубационная трубка. Лучший, мать его, способ заткнуть фонтан розовых соплей. Эргономично совмещенный со встроенной напоминалкой о том, что ты выглядишь так, что с тобой только за ручку и держаться.

— Агенты спецкорпуса, выделенные для охраны Кейли, все здесь? — первым делом уточнил принц и, дождавшись кивка, приказал: — Отправь кого-нибудь понадежнее к инкубатору.

Я похолодела и вцепилась в его руку едва ли не сильнее, чем он — в мою.

— Лучше, пожалуй, даже двоих, — правильно понял меня принц. — Его Величество планирует прибыть один или с супругой?

— Один, — сочувствующе улыбнулся Рино. — Ее Величество слишком занята в столице.

Мы с Мирой встретились взглядами и, разумеется, промолчали. Мы обе не сомневались, что для бастарда королева всегда будет слишком занята.

Принц кивнул, видимо, придя к тому же выводу, и задумчиво оглядел медицинский бокс. Прятать тут телохранителей было негде, зато в углу заговорщически подмигивала красным огоньком камера наблюдения.

— Нужно удвоить число дежурных на посту, — велел Третий и сосредоточенно нахмурился. — Будет не слишком самонадеянно с моей стороны, если я попрошу тебя остаться здесь?

— Будет, — обреченно вздохнул Рино. — Но чего уж там, проси…

К моменту торжественного прибытия Его Величества в мой бокс набилась внушительная толпа народу.

В углу, под камерой, дежурил Гейл, Таррет бдел в коридоре. Рино, разумеется, оставили на соседней койке: Третий умел быть убедительным. Мира осталась с мужем, терпеливо пресекая его попытки превратить бокс в рабочий кабинет. Его Высочество бессменно сидел рядом со мной и усложнял жрице жизнь: к нему то и дело кто-то да забегал обсудить неотложные вопросы. Периодически появлялся то врач — седой мужчина с гладко выбритым лицом и обреченной почтительностью во взгляде, — то его ассистентки, почему-то каждый раз разные.

Если бы инкубатор можно было передвигать, его, несомненно, тоже притащили бы сюда. Но, увы, пришлось ограничиться двумя агентами спецкорпуса, дежурящими в соседней комнате. Третий то и дело гонял кого-нибудь проверить их и показания инкубатора.

Словом, я чувствовала себя в центре событий, хоть принять в них участие не имела никакой возможности. А когда в бокс заглянул один из личных телохранителей Его Величества и Рино жизнерадостно подскочил, начав традиционно матерный допрос на родном языке, Мира натурально взвыла и едва не выставила короля из медицинского модуля.

Авторитета разъяренной жрицы Равновесия хватило, чтобы пятеро охранников картинно побледнели и, позабыв все служебные инструкции, беспрекословно вымелись в коридор. На короля, увы, ее возмущение особого впечатления не произвело.

— Отрадно видеть, что вы по-прежнему сильно переживаете за моего сына, — ровным, в меру дружелюбно-нейтральным, но ничуть не радостным голосом сказал высокий, совершенно седой мужчина в обычном придворном мундире, с неожиданной для такого массивного телосложения грацией входя в бокс. Стул для себя он нес собственноручно — не иначе, успел отобрать у телохранителя, пока тот не удрал за горизонт. — Я слышал, он задолжал вам еще одну жизнь?

Рино трогательно залился краской. Мира приобрела загадочно-таинственный вид, которым зачастую отличались посланницы Равновесия за исполнением своего нелегкого долга.

Если б я не видела, как за минуту до этого она шипела на телохранителей так, что пятеро матерых мужиков, явно прошедших не один десяток полицейских, а то военных кампаний, бледнели, блеяли и спешили скрыться с глаз, то, пожалуй, прониклась бы.

А так мне оставалось только удивленно таращиться.

Его Величество с истинно королевским достоинством опустился на хлипкий больничный стул и благожелательным кивком дал понять, что присутствующие могут спокойно сесть или, по крайней мере, угомониться и не дергаться в попытках решить, что важнее — этикет и субординация или риск иметь дело с новым кровотечением. Стул жалобно скрипнул: для него субординация явно никакого значения не имела.

Мне почему-то вспомнилась привычка Рино с размаху хлопаться на кресло. И точно так же устало вытягивать ноги.

Если бы меня попросили описать, как лорд асессор будет выглядеть лет через сорок, я бы, пожалуй, без долгих раздумий предъявила вопрошающему ирейского короля.

— Равновесие найдет способ восстановиться, — очаровательно улыбнулась Мира и опустила очи долу.

— Не сомневаюсь, почтенная сестра, — согласился Его Величество. — Но, тем не менее, я считаю, что любое доброе дело должно быть вознаграждено. — Тут он взял паузу: его сыновья почему-то азартно переглянулись, и если Его Высочество выдал интерес, машинально подавшись вперед, то Рино опять попытался привстать — за что и поплатился. Королю пришлось переждать, пока лорд асессор заткнется и сползет по подушкам. Мира ненадолго вышла из образа почтенной сестры, сказав пару ласковых на ирейском, но быстро спохватилась, и Его Величество спокойно продолжил, не меняя выражения лица: — Но, поскольку я, в отличие от Вейланда и Дориана, ничуть не сомневаюсь, что вы снова попросите что-то для Храма, по поводу материальной части своей благодарности обращусь непосредственно к Верховной жрице.

Братья Ариэни снова переглянулись — на этот раз разочарованно, как будто у них отобрали любимую игрушку, но возраст уже не позволяет вопить и скандалить. А ведь хочется!

Мира же не выдержала и откровенно усмехнулась.

— Вы, как всегда, рассудительны, Ваше Величество, — сказала жрица.

Король чуть склонил голову, принимая комплимент, и перевел взгляд на меня.

А я машинально подумала, что общее впечатление о человеке складывается в первые минуты знакомства, и изменить его позже — очень, очень сложно. И если король вызвал немедленные и прочные ассоциации с Рино, отчего плохо думать о его планах на мой счет уже толком не выходило, то я сама…

Интересно, каково мнение Его Величества о чудом живых гремлинах с трубкой во рту?

Понять это по выражению его лица или интонации мне определенно не светило. Со мной он заговорил с той же долей вежливости и дружелюбия, что и с Мирой.

— Госпожа Кэнвилл, о вашем героическом поступке стало известно всему Альянсу. Собственным телом закрыть Дориана от выстрела… — он выразительно склонил голову. — Запись показали по всем каналам. Должно быть, это самая красивая история о любви, что я видел.

«Запись показали? Мама меня убьет!» — только и подумала я. А потом машинально вжалась затылком в подушку.

На моей памяти самые красивые любовные истории на поверку оказывались трагедиями. По закону жанра не должна была выйти отсюда.

Но если семь человек медперсонала еще можно как-то убедить, что их пациентка трагически погибла от осложнений после операции, то целый иринейский спецкорпус, охотно сунувший нос в мое дело, — навряд ли. Король отлично это понимал, но смиряться с ситуацией в его планы явно не входило.

— Вы будете рады узнать, что Ваш внук выжил, — вставил Третий, с кошмарной точностью копируя ровные отцовские интонации. — Я считаю себя обязанным…

— О ваших обязанностях, сын, я намерен говорить позже, — обрубил король. Принц заметно побледнел. — А прежде всего я должен выразить благодарность спасительнице. Я восхищен вашей отвагой, госпожа Кэнвилл…

— Как и я, — неожиданно перебил его Третий.

Судя по воцарившейся следом тишине, привычки перебивать венценосного родителя за ним отродясь не водилось.

— Я знаю, что вы считаете неприемлемым мое решение отречься от титула, — невозмутимо продолжил Его Высочество. — Но человек, отказывающийся от своих обязательств перед женщиной, спасшей его жизнь, имеет куда меньше прав называться принцем, нежели высокородный, связавший свою судьбу с человеком простого происхождения. Я недостоин этого титула в любом случае, Ваше Величество.

Принц стиснул зубы и замолчал, а я не к месту подумала, что, должно быть, в каморке дежурных, куда передается запись с камеры, сейчас торчит кодла специально приглашенных журналистов в роскошных болотных сапогах. А павеллийцы отныне зарекутся отправлять свои медицинские капсулы по срочным вызовам — а то отмывай их потом от торфяной жижи…

— Семейный совет учтет ваше мнение, — бросив короткий взгляд на камеру, отозвался король.

— Как учитывал его, когда решал вопрос о предыдущем моем браке? — прохладно поинтересовался принц.

— Разумеется, — король и бровью не повел. — Ваш брак имел колоссальное значение. Сын. Как бы то ни было, госпожа Кэнвилл, я не могу выразить словами свою благодарность за спасение жизни принца. Если есть что-то, что я мог бы сделать для вас, сообщите мне об этом, как только сможете. — И пригвоздил меня взглядом к подушке, ясно давая понять: о браке со спасенным сыном лучше даже не заикаться.

Я кротко прикрыла глаза, выражая согласие и признательность, и легонько сжала ладонь Третьего, чтобы он не решил ненароком высказаться еще разок.

Уже решила: когда я смогу говорить, просить я буду вовсе не о брачных узах.

И свидетелей тому будет очень, очень много…

 

…Два

Его Величество, разумеется, не горел желанием тратить время на простолюдинку, которая и ответить-то ни черта не может. На Иринею он прибыл ради своих сыновей. И если касательно Рино ему было достаточно убедиться, что тот не собирается ставить коньки в угол, то Третьему предстояла долгая, обстоятельная беседа, ради которой король бесцеремонно оккупировал освобожденный бастардом бокс. Возражать никто не рискнул — включая самого асессора, даром что он уже плавно зеленел и явно мечтал тихонько вырубиться в уголочке. Высокородный лорд изо всех сил боролся со сном: отключиться в ноль в спальне незамужней дамы, по его словам, не позволяла гордость. Но собеседником я была, прямо скажем, немногословным и не очень-то интересным, и в конце концов Рино все-таки уснул, подарив любимой супруге неиссякаемую тему для скользких шуточек.

Мире не терпелось озвучить пару-тройку, но она стоически держалась. Что толку смешить двух неудачников со свежими швами в самых неожиданных местах?

Зато в отсутствие короля в бокс рискнул заглянуть пожилой врач-павеллиец. Двигало им не что иное, как безоглядное восхищение моим отеком: заметив, что объект его нежной платонической любви пошел на спад, доктор заметно погрустнел и пообещал, что, если тенденция сохранится, трубку можно будет удалить уже завтра.

От немедленного расцеловывания на месте печального павеллийца спас только мой шейный воротник. Ей-ей, меня бы даже сама трубка не остановила!

А об отбытии Его Величества я узнала только после конца смены в космопорте, когда в бокс заглянула умирающая от любопытства Лика.

— Красотка! — цокнула языком сменщица, едва оценив мою физиономию, и приветственно махнула рукой Мире, бессменно дежурящей возле вырубившегося мужа.

Я бы покивала, если б могла. Вот, зацени, подруга: я тут лежу, ни слова сказать не могу, вся опухшая, не накрашенная, лохматая, черт-те сколько не мытая — а медицинский бокс таки полон молодых мужчин! Представляешь, что будет, когда я поправлюсь?

Но, поскольку озвучить все это мне не светило, я ограничилась тем, что выжидательно скосила глаза. Лика знала меня достаточно хорошо, чтобы догадаться, что сейчас крутится в одной рыжей голове.

— Сюда еще Рон и Джок рвались, — доверительным шепотом сообщила космодиспетчер и подмигнула. — Может, Рона и стоило взять, а?

…а еще, если бы меня попросили описать, как должна была бы выглядеть моя сестра по разуму, я бы молча ткнула пальцем в Алику. Хотя бы с целью остроту маникюра проверить.

— Не знаю, кто этот несчастный, но его лучше держать от капсулы подальше, — тут же предостерегла Мира. — Третий вообще склонен головы откусывать, а уж сегодня… — жрица выразительно закатила глаза.

— Судя по тому, как долго меня не пускали за периметр, ему самому голову отгрызли, — картинно надулась Лика и еще раз осмотрела бокс. Зацепилась взглядом за Гейла, но, как и я в свое время, сочла «армейского сухаря» бесперспективным и так ласково улыбнулась Таррету, что свободный стул материализовался практически мгновенно. — А даже если и не успели, то госпожа Гирджилл будет только рада, поскольку имеет аналогичные намерения, но являться твоему, Кейли, гиперчувствительному взору пока не рискнет. Поэтому передать могу разве что список наиболее распространенных способов сворачивания шеи, философское рассуждение о том, что все могло быть гораздо хуже (например, аллергия могла проявиться на собак, тогда бы тебя сразу выселять пришлось), требования немедля предоставить отчет об инкубаторе… а, ну и пожелания скорейшего выздоровления.

Я попыталась усмехнуться и тут же нахмурилась. В «передаче» определенно недоставало веского папиного слова, и означать это могло только одно: он его уже высказал, только вот не Лике. Оставалось только надеяться, что это произошло до того, как Третьему отгрызли голову: в противном случае папа мог и лично заявиться, и тогда вряд ли обошлось бы без мордобоя.

Этой мыслью мне пришлось терзаться до самого вечера, пока Его Высочество не вернулся в мой бокс. Вид принц имел, как обычно, непроницаемый и бодрый; душевных сил ему вполне хватило, чтобы поздороваться с Ликой и отвесить ей дежурный комплимент.

Алика немедленно растаяла и закокетничала. Третий сногсшибательно заулыбался и старательно изобразил, что повышенного внимания очередной дорвавшейся фанатки не замечает, а если и замечает — то принял за обычную вежливость.

А я уже по одной его напряженной спине могла сказать: Его Высочество действительно нуждается в регенерационной камере. Только отращивать заново ему нужно не голову, а чувство собственного достоинства, которое его папаша (возможно, за компанию с моим) размазал тоненьким слоем по всей капсуле. И презрительно плюнул сверху.

Но пережитое потрясение ничуть не помешало Третьему завоевать мою безграничную признательность пополам с благоговейным обожанием.

А всего-то и требовалось — метнуться до моего домика и найти планшет!

Я сцапала это неописуемое сокровище и поскорее открыла текстовый редактор.

Молчать в тряпочку мне пришлось всего трое суток, причем половину времени я провела без сознания. Но выговориться все равно хотелось страшно!

Сказать, что уже боялась, что молчаливой понравлюсь всем гораздо больше и трубку так и оставят. И что, кажется, хочу продлить отпуск. И что никто до сих пор так и не сказал мне, сколько шрамов у меня останется и где. И что инкубатор мне так и не показали и вообще отчитываются про него возмутительно редко. И что между лопаток чешется, сил никаких нет…

— Прочитать-то дашь? — не выдержала Лика.

Я глянула на нее поверх вожделенного планшета, добавила пару ласковых про ее новую помаду — но первым прочитать дала все-таки Третьему.

Если Его Высочество и удивился, получив внушительный кусок текста, где ни слова не было посвящено ему самому, то виду не подал.

— Если я почешу, то придется заново проверять правильность установки трубки, — только и припугнул он и честно передал Лике мои размышления о подборе цвета.

— Да просто тебе самой такую же хочется, — невозмутимо хмыкнула она. — Но тебе-то точно не пойдет.

И вот тут-то я и поняла, как же, на самом деле, мало нужно, чтобы сделать человека безгранично счастливым.

Я закрыла текстовый редактор, открыла графический — и через полминуты предъявила Лике кислотно-желтый смайлик с высунутым языком.

Через полчаса милого воркования Третьего с Ликой, когда я уже подумывала о том, чтобы вырубиться самой, в бокс робко заглянули два санитара и, заметно оробев в присутствии венценосной особы, попросили разрешения конфисковать у нас королевского асессора.

Мира, не удержавшись, сообщила, что без него беседа будет скучной, но так и быть: забирайте. Санитары озадаченно покосились на Рино, мирно продрыхшего все на свете, но от обсуждения воздержались и утащили его вместе с койкой, пока мы не передумали. Лика поспешила откланяться за компанию: при всей ее бестактности и сомнительном чувстве юмора (и кого ж она мне напоминает?), быть третьей лишней ей не улыбалось.

Теперь в боксе стало пустовато.

Зато в отсутствие свидетелей принц, наконец, перестал изображать несгибаемого бойца за справедливость и социальное равенство, попутно взявшего приз зрительских симпатий. Расшнуровал мундир, не позволявший сутулиться, присел на край моей койки и устало вытянул ноги.

— В Нальме срочно собирается внеочередной семейный совет, — тихо сказал Третий и прижал к губам мою руку. — Я потребовал рассмотреть дело о моем отречении. Его Величество в ярости, но противопоставить пока ничего не может. Я в своем праве. На самом деле это, конечно, мало кого волнует, но… огласка — великое дело.

Я молча сжала пальцы.

— Я должен буду уехать, — грустно улыбнулся принц. — Ненадолго. Я хотел бы взять тебя с собой, но капсулу нельзя перемещать, пока в ней есть пациенты, а без систем жизнеобеспечения пока нельзя оставлять ни тебя, ни Рино, ни, тем более, инкубатор.

Я потянулась к планшету. Его Высочество понятливо выпустил мою руку, но я малодушно медлила.

Черта с два у него были серьезные намерения, когда он затащил меня в ресторан. Принц искал повод отвлечься и отдохнуть если не душой, то телом — и я отлично сошла под пиво.

Он сделал из меня мишень. Да, потом Его Высочество приложил все усилия, чтобы защитить, даже рассорился с отцом и устроил неимоверный фарс на бракоразводном процессе… да и заранее выдернутая за пять световых лет медицинская капсула тоже много о чем говорит.

С ним хорошо. Он — предусмотрительный, понимающий и решительный.

Но если уж начистоту, то все человеческое в нем я увидела отнюдь не тогда, когда помощь нужна была лично мне.

Насколько вообще дальновидно то, что я собираюсь сделать?

Пальцы дрожали и плохо слушались. Последний раз я писала эту фразу на погребальной урне — и с тех пор прошло очень, очень много лет.

«Я люблю тебя».

И, кажется, мне уже плевать, что ты со мной сделал — и сделаешь. Ты никогда и ни для кого не был тем, что принято называть «надежное мужское плечо», но, положа руку на сердце, — так ли оно мне нужно?

Его Высочество улыбнулся — по-прежнему грустно — и в продолжение старой неудачной шуточки поцеловал меня в лоб.

«Кэнвилл — корф».

— Таррет отвезет меня к космопорту. Его Величество обещал организовать еще один телепорт. Я вернусь так скоро, как смогу. Гейл останется с тобой.

«Сухарь» скупо кивнул. Его Высочество сжал мою руку — и вышел из бокса, не оборачиваясь.

Я прижала к груди планшет и зажмурилась. Дверь зашипела, и удаляющихся шагов в коридоре я уже не слышала.

На повторное шипение я среагировала не сразу: успела задремать, — зато потом невольно встрепенулась. Ресницы слиплись от соли, и глаза снова не открывались до конца.

— Утро в аррианской деревне, — иронично прокомментировал кто-то мою выразительную физиономию. — Я уже думал, что в этом боксе весь космопорт передежурит!

Голос я узнала не сразу. До сих пор я слышала его исключительно сухо лающим краткие фразы и равнодушно сыплющим армейским канцеляризмами, и насмешливые интонации изменили его радикально. А уж широкая, хоть и несколько злорадная, улыбка сделала Гейла вовсе неузнаваемым.

Следователь отошел от двери и склонил голову набок. Под его внимательным взглядом мне стало не по себе, но возмутиться я, естественно, не могла. Его такое положение вещей вполне устраивало.

Оно позволяло мерзко ухмыльнуться и надежно пережать пальцами интубационную трубку у самого края.

 

…Один

Это было настолько неожиданно и глупо, что в первое мгновение я даже не испугалась, а искренне возмутилась.

На что он вообще рассчитывал?!

В боксе же камера установлена! А как только я начну задыхаться, чувствительная павеллийская аппаратура поднимет такой гвалт и хай, что сюда не то что медперсонал — все лягушки с болота прискачут!

Но агент спецкорпуса не мог этого не знать. Сам же перед королем под самой камерой позировал.

Раз он решился лично перекрыть мне кислород, значит, уверен, что в диспетчерской никого нет и на призывный писк никто не примчится.

С момента отбытия принца прошло не больше получаса. Что такого могло случиться, что весь медперсонал взял и оставил капсулу вопреки профессиональным клятвам, служебным инструкциям и здравому смыслу?!

Варианта я видела всего два, и оба какие-то безрадостные. Но ситуация настойчиво требовала решать проблемы по мере их поступления.

Для начала я оборвала с себя половину датчиков.

Гейл не препятствовал, а надрывный вой систем мониторинга заставил его разве что самодовольно ухмыльнуться. Значит, в диспетчерской действительно никого нет! И кого бы я сейчас ни позвала на помощь (еще бы придумать как!), до момента прибытия спасателей я уже не доживу.

Из подручных средств у меня оставался только пучок иголочек с датчиков и еще одна, покрупнее — от капельницы, но ее нужно было как-то вытащить из вены. Дергать за нее я очень логично побоялась. Пришлось ограничиться пучком датчиков, глубоко воткнутых в любезно подставленную руку.

Система мониторинга озадачилась, но верещать не перестала — наоборот, казалось, заорала еще громче и противней. Гейл и то мелодичнее ругался.

Но меня это волновало мало. Внезапная боль в руке заставила-таки агента спецкорпуса разжать пальцы, и я судорожно пыталась втянуть побольше воздуха через деформированную трубку.

— Что, сука, все никак перед смертью не надышишься? — прошипел агент и швырнул вырванные датчики на пол. Крови было совсем немного, но даже эта пара капель привела его в ярость. — Ты у меня эти датчики целиком проглотишь!

У меня имелись некоторые сомнения насчет скорости восстановления глотательной функции, но разъяренный вид Гейла подсказывал, что в помощи мне не откажут, как бы я ни старалась от нее отвертеться. Поэтому вместо ответа я швырнула в него планшетом. Метательное орудие из чуда инженерных технологий вышло так себе: агент успел поймать его в воздухе и отбросить в сторону. Но потраченного на это времени мне как раз хватило, чтобы выдернуть из вены последнюю иглу. На смертельное оружие она тоже не тянула, но сдаваться я не собиралась.

А Гейл, увы, не собирался подставляться. Даже под такое смехотворное орудие.

— Ну что ж, на несчастный случай это все равно уже не похоже, — пробурчал агент и коварно остался стоять на месте.

Что он задумал, я поняла только когда первая «свеча мертвеца» просочилась сквозь стену за его спиной. Как будто многослойная оболочка медицинской капсулы, вполне способная перенести и космический холод, и атмосферное трение, не имела никакого значения.

Я не к месту вспомнила, что, согласно народным поверьям, болотные огоньки часто являлись умирающим. И с пугающей отчетливостью осознала, что это — удар ниже пояса, и мне совершенно нечего ему противопоставить.

Теперь ему достаточно просто выдернуть трубку. Стоять и пережимать ее уже не никакой необходимости.

Я покрепче стиснула зажатую в кулаке иглу. Пусть подойдет сначала!

Но торопиться чертову засранцу было некуда, и он отлично это понимал. Какая-нибудь четверть часа — и я уже не подергаюсь, прикованная к койке нарастающим отеком. Разве что конвульсивно…

Не слишком-то воодушевляющий вид на армейского «сухаря», окруженного потусторонним сиянием кэнвилл корф, подернулся позорной рябью: не то злые слезы, не то начинающаяся аллергическая реакция.

«Тебе же это все равно с рук не сойдет!» — озлобленно подумала я.

Гейла грядущая (да и грядущая ли?) расплата не занимала. Он только молча ухмыльнулся, поманил пальцем самый яркий огонек и повелительно махнул в мою сторону. «Свеча» повиновалась, со зловещей медлительностью проплывая над полом, переливаясь всеми оттенками зеленого — от бледного, почти белого, до насыщенной изумрудной черноты.

Мы зачарованно смотрели на огонек, и шипение входной двери стало полной неожиданностью — что для меня, что для Гейла. Про еще одного вынужденного гостя медицинской капсулы оба успели забыть.

— Я высплюсь вообще когда-нибудь?! — с драматическим надрывом вопросил Рино и нацелил бластер на агента спецкорпуса.

Тот с нескрываемым скептицизмом уставился сначала на ходящее ходуном дуло, потом — на темное пятно, медленно расползающееся по безликой медицинской робе.

— Полагаю, очень скоро, — заверил его Гейл. Прозвучало как-то неоптимистично, но Рино только оскалился. — Опусти ствол, — поморщился агент. — Здесь и срикошетить может, когда промахнешься.

Асессор это и так знал. Иначе бы палил, а не точил лясы.

— Кто тебе заплатил?

— Еще спроси сколько.

Я сморгнула слезы и испуганно уставилась на зависший прямо у меня перед лицом блуждающий огонек.

Почему-то вспомнилось, как Гейл рассердился, узнав, что я хожу по болотам не хуже его.

И что из полицейского участка агентов спецкорпуса вежливо, но безапелляционно выставили, едва завершив процедуру передачи задержанного.

— Сколько? — охотно поинтересовался Рино. — Корона даст больше. Погаси огни.

— Нашел идиота, — поморщился Гейл, явно себя оным идиотом чувствуя.

Да, у него тоже есть бластер. В кобуре. Но даже если он решится посоревноваться с асессором в скорости реакции, то проблема рикошета от стен, рассчитанных на космические перегрузки, никуда не денется!

— Хорошо, я дам больше, — предложил Рино. — Погаси уже чертовы огни! Она все равно не задохнется, пока не экстубируешь!

Гейл молча ухмыльнулся, и не подумав повиноваться. А до Рино, судя по стремительно побледневшему лицу, наконец дошло, что отек — еще не самое страшное, что может случиться с аллергиком.

Анафилактический шок тоже никто не отменял.

— Погаси огни! Или я выстрелю!

Гейл заинтересованно приподнял бровь — и в два шага оказался аккурат за моей койкой.

— Ну, рискни, — предложил он.

Я и рискнула.

Руки слушались плохо, цели я уже почти не видела — но, чтобы воткнуть иголку в бедро, и не нужно быть чемпионом Иринеи по стрельбе.

Гейл вскрикнул от неожиданности и отвесил мне затрещину. В глазах потемнело окончательно, но обрушить на него капельницу я все-таки успела.

А Рино этого времени вполне хватило, чтобы красивым прыжком перемахнуть через койку и смачно впечатать приклад Гейлу в висок.

Рухнули они одновременно. С первого удара агент спецкорпуса, увы, не вырубился, и внизу завязалась драка, от которой я подпрыгивала вместе с койкой, проклиная трубку и шейный фиксатор, не позволяющие повернуть голову и посмотреть, что там происходит.

Когда возня стихла, проклятия стали еще заковыристее. Но, увы, так и остались беззвучными.

Зато потом огонек перед моим носом замерцал и растаял — будто его и не было вовсе.

— Мира меня убьет, — скорбно напророчил королевский асессор, даже не пытаясь встать. — Особо прочувственной нотацией… — тут последовала такая длинная пауза, что мне уже показалось, будто Рино предпочел умереть, не дожидаясь столь ужасной расправы.

Но из-под койки раздалось пять слегка приглушенных выстрелов и смущенное:

— Все-таки промазал… впрочем, это ему Третий и так оторвал бы, когда очнулся.

Я не выдержала и треснула кулаком по койке. Что за чертовщина творится-то?!

Вместо ответа раздался щелчок предохранителя и грохот упавшего тела.

— Не волнуйся, я Миру позвал, — невнятно пробурчало тело и отключилось.

Жрица примчалась на зов четверть часа спустя — и выглядела так, будто пара-тройка ритуалов Внутреннего Равновесия не помешала бы ей самой. При виде меня, слегка перепачканной в темной крови (с иглой все прошло не так гладко, как хотелось бы) Мира только обреченно вздохнула и решительно направилась к койке. Я поспешила выразительно потыкать пальцем вниз. Там, похоже, картина была куда печальнее, потому что жрица испуганно охнула и выдала переливчатую тираду на родном языке. Судя по тому, что несколько слов я уже неоднократно слышала от Рино, если это и была предсказанная им нотация, то асессор рисковал почерпнуть из нее много нового.

— Ну а что я должен был делать? — смущенно пробурчал высокопоставленный лорд из-под койки. — Все умчались к космопорту, инкубатор — и тот без присмотра оставили… а тут аппаратура как заорет!..

— Лежи и молчи! — шикнула Мира и сбросила с плеча сумку. Судя по звуку, в ней было что-то ну очень тяжелое.

За койкой шумно сглотнули и выразили не очень цензурное сомнение насчет того, получится ли молчать. И вообще, где дражайшая супруга собралась брать кровь для переливания, на котором она столь деятельно настаивает?..

Обеспокоенная тирада оборвалась таким воплем, что я попыталась подскочить и посмотреть наконец, что там происходит и все ли живы.

— Лежать! — скомандовала Мира, даже не поворачиваясь, и стиснула зубы, отчего продолжение фразы прозвучало несколько невнятно: — Все под контролем, он просто потерял много крови.

На это заявление благодарный супруг ответил на родном языке. Для потерявшего много крови — пожалуй, даже слишком пространно и громко.

— Цыц, — значительно тише оборвала его Мира. — Я могу перелить кровь, но не могу остановить кровотечение, не открыв такую же рану на себе. Поэтому я буду очень благодарна, если ты спокойно полежишь до возвращения врачей. Иначе придется повторить, а крови во мне все-таки поменьше, чем в тебе.

Под койкой сердито засопели, но возражений не последовало, и я рискнула привлечь к себе внимание. Поскольку внятно изложить, что меня беспокоит, я не могла, Мире пришлось разыскать планшет. На мое счастье, повреждения ограничились трещиной в стекле и сколотым пластиком в уголке, что не помешало мне открыть текстовый редактор и набрать: «Что случилось с Третьим?».

По одному только смятенному выражению лица Миры стало понятно, что ответ мне не понравится. Но ни черта не понимать в происходящем мне не нравилось еще больше.

— Портал для принца должны были открыть в одной из посадочных ячеек «Севера» в заранее оговоренное время. Его Высочество опаздывал и приказал водителю автофлакса поспешить. Таррет послушался и превысил и скорость, и высоту, — почтенная сестра умолкла, не решаясь продолжать: видимо, подумала, что продолжение истории о непунктуальном принце, задерживающегося возле больничной койки своей любовницы, окончательно выбьет меня из колеи.

Но меня преотлично выбили и уже сообщенные сведения. Я отлично помнила, что обрыв гравитационного покрытия возле «Севера» так ничем и не пометили — и чем грозит в таком случае превышение скорости и высоты.

«Автофлакс?..» — нерешительно набрала я.

— Перевернулся, — скрепя сердце, призналась Мира и быстро добавила: — Но все живы! Во многом благодаря тому, что врачи из капсулы согласились немедленно выдвинуться на помощь. Но им понадобились проводники, чтобы выбраться из болота, и пришлось отзывать охрану. Здесь оставался только Гейл. Никто не ожидал, что он подкуплен, — заоправдывалась сестра Равновесия, будто в произошедшем была ее вина.

Но я хмурилась вовсе не из-за этого.

«Таррет не первый раз летел на «Север», он не мог не знать про обрыв!» — поспешила напечатать я.

— Та-ак, — медленно протянула почтенная сестра и ввернула пару эпитетов в духе любимого мужа. — Рино… только не вскакивай! Кто из ирейской охраны Третьего сейчас рядом с ним и на ногах?

— Джолл и ди Ангри, — не задумываясь, отозвался асессор. — А что?

Мира без лишних слов продемонстрировала ему планшет — и потратила очень много лишних слов, чтобы Рино остался на месте и просто связался с подчиненными, приказав арестовать водителя.

Если вы видите крепкую женскую дружбу, не сомневайтесь: эти милые дамы дружат против кого-то очень, очень несчастного.

Павеллийский техноинкубатор больше всего напоминал детский кубик для юного великана. Из яркого защитного кожуха выглядывали только индикаторы состояния, да из-под днища выныривали провода и шланги — как будто змеиному гнезду, уютно расположившемуся в великанском кубике, что-то срочно понадобилось в машинном отделении.

Родительского умиления эта картина не вызывала совершенно. Материнский инстинкт сладко спал и даже с боку на бок не вертелся.

Но я пришла сюда сразу, как только смогла. И возвращалась раз за разом.

Больше всего на свете мне нужно было подтверждение: мы выжили. И даже относительно целы. А что про нас забыли, едва СМИ жахнули новостью об аварии, в которую попал третий принц Ирейи, — так самим же и спокойнее. Круг посетителей резко сузился, и мне уже не приходилось регулярно демонстрировать заранее сохраненные файлы с объяснениями, извинениями и оправданиями.

Голос так и не вернулся.

Лика печально вздыхала, что так, как я, больше никто фальшивить не умеет, и посиделки у костра на выходных потеряли изрядную часть очарования. Мама сердито хмурилась: будь я обычным пациентом, вся проблема решалась бы одним-единственным заклинанием; но она стоически держалась и повторяла вслед за павеллийским врачом, что все идет нормально, голос вернется, нужно только подождать. Рино наслаждался и утверждал, что собеседник, который тебя не перебивает, — просто бесценен. А потом, едва начав ходить, удрал из бокса вместе с Мирой, невзирая на мою сохраняющуюся бесценность.

Третьего же отправили в Раинею, и от него до сих пор не было ни слуху, ни духу. Пользуясь его отсутствием, забежал Рон — но, в отличие от королевского асессора, немого собеседника по достоинству не оценил и быстро удрал. А я вернулась к инкубатору, привычно провела рукой по гладкой пластиковой крышке и уселась рядом, положив на колени планшет.

Живые. Выжили.

Еще пара дней — и я, наверное, даже смогу порадоваться этому.

Визит леди Джиллиан неожиданностью не был. Она единственная из всех посетителей предупредила заранее, когда прибудет, и даже ухитрилась добраться вовремя, невзирая на окружавшую капсулу топь.

В обычном дождевике и болотных сапогах (на которых бахилы смотрелись особенно трогательно) принцесса выглядела моложе — но все равно сногсшибательно, в отличие от собственной свиты. Насупленные фрейлины, напротив, были так перемазаны в болотной жиже, будто их самих регулярно сшибали с ног.

Будь у меня голос, я бы не удержалась от вопроса в духе: «Как добрались?». Но, увы, пришлось ограничиться поклоном и передать слово принцессе — благо что в отсутствие лишних ушей она была кратка, деловита и свите не позволяла даже рта раскрыть.

— Полагаю, тебя уже посетил король Ариэни, — чуть усмехнулась Джиллиан. — И у тебя сложилось определенное мнение о благодарностях высшего света. Тем не менее, я пришла по той же причине, хотя, должна признаться, сейчас мои возможности несколько ограничены. Но мне действительно есть за что тебя благодарить.

Я вскинулась, вопросительно заломив брови. Ее Высочество только спокойно улыбнулась в ответ, не став ничего говорить вслух. Но уже и так было понятно: ее фаворит все-таки нашелся — именно там, где я и предполагала.

— Его Высочество сказал, что ты пока не можешь говорить, поэтому пишешь, — продолжила принцесса. — Я сделаю для тебя все, что в моих силах.

Я поколебалась.

Хотелось всего и разом. Узнать, как там Третий, как продвигается расследование, поймали ли второго организатора и кто он, правда ли, что Мира все-таки загнала мужа в угол и заменила ему легкие… но были вещи и поважнее.

«Вы здесь инкогнито, Ваше Высочество?» — набрала я.

— Разумеется, нет, — покачала головой леди Джиллиан. — Думаю, ты достаточно поварилась в нашем адовом котле, чтобы понимать, что такие вещи, как благодарственный визит к любовнице бывшего мужа, ни в коем случае нельзя сохранять в тайне. Иначе новости обрастут столь неожиданными подробностями, что пару-тройку новых способов выдирания волос сопернице придется взять на вооружение.

Я хмыкнула и честно попыталась представить принцессу за этим занятием. Получалось не очень.

«Отлично. Мне нужно, чтобы Вы передали мою просьбу Его Величеству. Он обещал, что выполнит ее в благодарность за спасение сына. Поговорите с ним при большом скоплении народа, желательно, с участием журналистов и придворных. Сейчас как раз подходящий момент: король прибыл в Раинею, чтобы навестить Третьего.

Я хочу, чтобы мой ребенок был безоговорочно исключен из матримониальных планов семьи Ариэни и получил свободу выбора профессии и спутника жизни».

Леди Джиллиан замешкалась, прикидывая последствия. Я успела подумать, что она уже готова плюнуть и взять назад свои слова о благодарности, когда Ее Величество коротко усмехнулась и сказала:

— Я даже немного жалею, что ты не моя мать, — принцесса помедлила, склонив голову к плечу. — Верно ли я понимаю, что Его Величество так и не смирился с выбором Третьего?

«Да. Думаю, он не согласится, о чем бы я ни попросила. А врач еще и не может сказать, когда ко мне вернется голос. Мне хотелось бы, по крайней мере, обезопасить ребенка — чем скорее, тем лучше. Вы возьметесь? Я понимаю, это рискованно, Его Величество рассердится, но мне больше некого попросить», — нерешительно набрала я.

Принцесса прочитала — и неожиданно рассмеялась.

— Шутишь? Ни за что не упущу возможность посмотреть на его физиономию, когда он это услышит! — она покачала головой, успокаиваясь, и хитро прищурилась. — А ведь я могу сделать больше.

На этот раз я не стала ничего печатать. Только вопросительно заломила бровь. Ее Высочество вместо ответа обернулась к свите.

— Леди Анделл, если я правильно помню, Хоули-Ран остался без баронета?

Если виконтессу и задевал сей факт, то узнать об этом мне было не суждено. Лаварина невозмутимо склонила голову и чинно изрекла:

— Вы, как всегда, правы, Ваше Высочество.

Принцесса снова повернулась ко мне, насмешливо приподняла бровь и заговорила только когда я спохватилась и подобрала отвисшую челюсть:

— Разумеется, у тебя нет ни образования, ни опыта, и с реальным управлением баронетским наделом ты не справишься. Поэтому передачу титула я могу организовать только в том случае, если она будет чистой формальностью и ты не станешь претендовать на земли леди Анделл, что бы ни случилось. Разумеется, брак баронетессы и третьего принца — по-прежнему мезальянс, но, — принцесса улыбнулась, и в ее гримаске мне почудилось что-то крайне хищное и злорадное, — никто не мешает мне пустить слушок, что проблемы с фертильностью — как раз-таки у него. Очень удачно, что твое имя не забыли, правда?

Наверное, я бы онемела, если бы эта нехитрая процедура не была проделана заранее.

Его Величество меня убьет.

А вот иринейскую баронетессу, после такого-то скандала с родом Морвейн, — уже не рискнет. Даже если она насквозь липовая.

Что же до самого Третьего, то он, кажется, и сам дорого дал бы, чтобы распрощаться с репутацией безупречного папочкиного прикрытия.

— Но у меня есть одно условие, — посерьезнела леди Джиллиан, не утруждаясь уточнять, заинтересована ли я — кажется, у меня все на лбу значилось еще разборчивее, чем я могла бы написать на планшете. — В общем-то, ничего нового. Держи Его Высочество подальше от меня. А если у Его Величества вдруг возникнет мысль восстановить предыдущий брак Третьего, ты позаботишься, чтобы он как можно скорее ее отмел. Я, со своей стороны, сделаю все возможное, чтобы подобная идея была в принципе трудноосуществима.

Я усмехнулась в ответ. В ее намерениях я не сомневалась ни на секунду, только…

«Леди Джиллиан, если это не будет слишком уж откровенной наглостью с моей стороны… ваш фаворит не мог бы пролить свет на историю с разваленным браком?»

У нее на мгновение застыло лицо — точно так же, как у Третьего, когда он отчаянно не хотел что-либо говорить.

— Его помощь уже не требуется, — отрезала принцесса. — Дело закрыто.

Похоже, я подскочила на месте столь выразительно, что даже планшет не потребовался.

— Прости, но Рино слишком занят, выискивая мелких исполнителей и связных, сестра Мира не рискует оставлять его без присмотра, Его Высочество пока не встает, а у остальных нет допуска к информации по делу, — развела руками леди Джиллиан. — Поверь, если бы не это, ты бы никогда не узнала подобные новости от меня.

Ее Высочество обернулась и привычно шикнула на свиту. Фрейлины, не пытаясь даже справиться с кислыми лицами, покорно вымелись из бокса. Осталась одна леди Анделл — и та в основном с целью проследить, чтобы дверь была закрыта полностью.

«Это сам Гейл, да?» — нерешительно напечатала я.

Еще одна каменная гримаса.

— Да. Сэр Гейл ди Гаттри. Как все просто, правда?

Я подвисла, переваривая полученную информацию. Как по мне, на «просто» не тянуло совершенно.

Зачем младшему брату обнищавшего баронета Хоули-Ран идти в военные структуры и спецкорпус, я еще понимала. Большой ли выбор у безземельного дворянина?

Но какого черта ему приспичило всенепременно развалить брак собственной принцессы, а потом пытаться убить невесту ее бывшего мужа?

— Признаться, он всех одурачил, — мрачно усмехнулась леди Джиллиан и, резко поднявшись на ноги, подошла к инкубатору. Смирно сидеть на месте, похоже, ей было невыносимо. — Если бы не неудачная попытка шантажировать госпожу Гирджилл, сэр так и не попался бы.

Она помедлила, отстраненно глядя на подсвеченные показатели техноинкубатора и осторожно коснулась панели — будто та была хрупкой, как недоношенный младенец.

— Ему нужна была я. Не знаю, зачем. При его ментальном сканировании не всплыло ни одной рациональной причины… а Третий изволит говорить загадками. Утверждает, что ты была права даже в самых бредовых, с точки зрения среднестатистического придворного, предположениях, и что в чем-то он Гейла понимает. Справедливости ради, за леди Адрианой Его Высочество действительно охотился с такой же маниакальной настойчивостью. Но когда она открыто предпочла своего нынешнего консорта, Третий отступил.

А Гейл предпочел с помощью старшего брата подкинуть графу Темеру ри Кавини гениальную идею, что принц сломал ему жизнь и скандал вокруг распавшегося брака будет достойной местью. Заодно под шумок можно было бы поднять вопрос о подорванном доверии и потребовать пересмотра решения о передаче права на обработку камарилловой руды. Его Сиятельство, к сожалению, прислушался. Но не придумал ничего умнее, чем найти наемника, похожего на Рино, и подослать ко мне.

Полагаю, примерно на этом этапе Гейл сам едва не удушил обоих и оборвал все контакты, решив проработать вариант с шантажом госпожи Гирджилл и вопросом наследника Ариэни-Морвейн, — принцесса замешкалась, машинально поглаживая крышку инкубатора, но все-таки продолжила: — А я… я послала куда подальше наемника — и познакомилась с его пилотом. И план ри Кавини все-таки сработал, хоть и по чистой случайности. Я понимала, что моему фавориту не выжить, и, когда Его Высочество начал что-то подозревать, организовала побег с подменной «ласточкой». Видимо, информация о найме звездолетов куда-то просочилась, потому что здесь корабли уже ждали, и вся история всплыла на поверхность.

В результате ты встретила Третьего, а он в очередной раз наглядно продемонстрировал, как следует использовать средства массовой информации в своих интересах — и, заодно, как не следует обращаться с девушками, — леди Джиллиан криво усмехнулась. — Тогда Гейл со злости едва не убил тебя на болотах: до принца ему было не добраться, а его измена агента спецкорпуса просто разъярила. Он до такой степени хотел отомстить Его Высочеству, что готов был поставить под угрозу весь свой план. Но ты выжила и вернулась к Третьему.

Я мрачно кивнула, и она замолчала, позволяя мне додумать самой.

Посольство в связи с визитом высоких гостей охранялось так, что мышь не проскочила бы — не то что целый агент спецкорпуса. Зато его старший брат благодаря статусу придворного служащего мог беспрепятственно разгуливать где хотел, обеспечивая «сухаря» свежими сплетнями и новостями. Наверняка и подход к госпоже Алливи нашел именно он.

А идиотская накладка, когда Гейл попытался опоить меня белокрыльником, а Темер — использовать, чтобы подобраться ближе к принцу, объяснялась тем, что с графом агент больше не контактировал. Да и в принципе был достаточно зол на него, чтобы, когда Его Сиятельство отчаялся отомстить принцу и решил попросту его пристрелить от отчаяния, лично поймать исполнителя в надежде, что тот сдаст нанимателя с потрохами.

Но прощать женщину, из-за которой Его Высочество изменил своей сиятельной супруге, ди Гаттри не собирался. Он по-прежнему хотел меня убить. Даже нашел отличный яд, выключивший дежурных лучше любого удара тупым предметом по голове, и бесследно растворившийся уже к приезду внушительных господ под командованием хмурого заместителя Рино.

Гейл все просчитал: и что Его Высочество задержится, и что преданный напарник Таррет сумеет разбить автофлакс так, чтобы принц угодил в больницу, и что все врачи окрест немедля рванут спасать жизнь третьего наследника престола Ирейи… но не учел, что лорд асессор в приступе трудоголической ломки (или просто от обострения общей паранойи) оставил дверь своего бокса приоткрытой — и расслышал писк в диспетчерской.

Леди Анделл безмолвным изваянием застыла у двери. Принцесса молча стояла, положив ладонь на крышку инкубатора. Тот заговорщически подмигивал ей ярко-зеленым индикатором температуры и давления.

Она ведь винит во всем себя, неожиданно сообразила я. Ее Высочество уверена, что должна была заметить недвусмысленный интерес агента гораздо раньше — до того, как он перерос в маниакальную идею заполучить в личное пользование младшую дочь семьи, которую поклялся защищать.

Леди Джиллиан считала, что виновата и в том, что ее бывший муж до сих пор не может встать после аварии, и в том, что его ребенок будет расти в инкубаторе, а ее собственный — мертв. В том, что Рино ранен, и в том, что медицинская капсула со всем персоналом застрянет на Иринее на долгие тридцать восемь недель. И даже в том, что я не могу обвинить ее во всем этом вслух.

Но главное… когда она попалась с любовником, миллиарды людей затаили дыхание. Обойдется ли? Проглотит ли Ирейя такое оскорбление? И если нет — то во что выльется ее месть?

Тысячи внезапно расторгнутых договоренностей, сорванных сделок. Миллионы испуганных — не за себя — матерей. Приведенные в повышенную боевую готовность космические армады. Сотни вмиг поседевших дипломатов, контактеров, агентов.

Из-за нее.

Из-за того, что она позволила себе быть любимой, счастливой и бездумной. Каких-то пару недель.

И ее не осадить отрезвляющим вопросом: «Не много ли ты на себя берешь?». Потому что теперь, после развода, леди Джиллиан ди Морвейн — снова четвертая наследница престола Иринеи, и она берет на себя ровно столько, сколько должна.

Черт подери, ей всего лишь двадцать два! Много ли разумных решений я принимала в ее возрасте?! Но… не мне определять меру ответственности для принцессы. Все, что я могу сейчас сделать для леди Джиллиан — отвлечь, не дать ни малейшего повода думать, что я в чем-то ее виню.

Любовь порой принимает омерзительные, пугающие формы. Мне ли не знать?

Я снова потянулась к планшету. Леди Джиллиан обернулась на стук пальцев — и была немедленно огорошена сообщением:

«Есть еще два момента.

Я знаю, что вы не религиозны, да и себя не могу причислить к набожным людям. Но, подозреваю, моему ребенку в жизни понадобится любая помощь, какую только можно получить… словом, вы согласитесь быть его крестной?»

Она молчала, но рука на крышке инкубатора лежала уже иначе. Не робко, изучающе, а как-то покровительственно и даже властно.

А сейчас Ее Высочество еще и прикинет, что приключится с физиономией короля Ирейи, если четвертая принцесса Иринеи открыто выступит на стороне этого ребенка, да от своего имени, а не просто передавая мою просьбу…

О да, от такого хода выиграют все, кроме собственно Его Величества. Леди Джиллиан получит чудесный повод пустить сплетню, что она разрушила собственный брак, потому что не могла видеть, как мучается от своей тайной любви безоглядно обожаемый Безымянный принц. А мы с Третьим и ребенком обретем хоть и призрачную, но поддержку иринейского престола.

После этого королю все-таки придется проглотить наш брак. Что бы он по этому поводу ни думал.

Мой ребенок не будет бастардом.

— А ты знаешь, о чем просить, — не удержавшись, рассмеялась леди Джиллиан. — Как наверняка знаешь, что я ни за что не откажусь. А какой второй момент?

Я конфисковала у нее планшет и, резко посерьезнев, набрала:

«Его Высочество обещал мне, что позволит мне лично выгрызть печень Темера ри Кавини. Но я тут подумала и пришла к выводу, что после такой кровопотери одной печени мне будет маловато. Уступите мне печенку Гейла?»

Леди Джиллиан сурово поджала губы и отрицательно покачала головой.

— Прости, но в этой просьбе я вынуждена отказать. Его печень и все отрывающиеся части уже обещаны леди Анделл.

А любимая фрейлина принцессы так выразительно оскалилась, что я поняла: просить ее о подобной любезности — попросту бесполезно.

Но за то, что Ее Высочество снова улыбается, она будет выгрызать эту печенку очень медленно и со вкусом.

А потом — всенепременно поделится подробностями.