Из Куньмина 3 августа 2004 г. мы отправились на северо-запад провинции и вскоре вновь оказались на маршруте древнего чайного пути. Преодолев за семь часов примерно 400 километров, приехали в город Дали, что стоит к востоку от горною хребта Цаншань и на западном берегу озера Эрхай. В старину нам бы понадобилось на дорогу никак не меньше 13–14 дней. Дали с давних пор играл для торговцев роль крупного узлового и перевалочного пункта. Отсюда караваны уходила в самых различных направлениях: на север (в Тибет и Индию) и юг (в Сишуанбаньна и др.), на запад (в Бирму) и восток (в Куньмин).

22 ноября 1956 г. в этих местах был образован Дали-Байский автономный округ (административный центр Сягуань). Его в основном населяют представители национальности бай (кит. байцзу), которых в настоящее время насчитывается немногим менее 2 миллионов человек. Их относят к тибето-бирманским народам, а язык, распадающийся на несколько диалектов со значительными заимствованиями из китайского, — к подгруппе ицзу тибето-бирманской группы китайско-тибетской семьи языков. С конца XVII в. бай в основном были уже двуязычны: свой язык сохраняли как средство домашнего общения, а с китайцами говорили по-китайски.

Во II в. до н. э. у озера Эрхай кочевали племена, которых считают предками бай. Главную роль в хозяйстве у них играло скотоводство, но к III в. н. э. его вытеснило земледелие. Указанный район с VII–VIII вв. входил в состав государства Наньчжао, созданного древними ицзу и другими родственными им народностями, в том числе древними бай. В эпоху Тан китайские авторы в отношении населения нынешней провинции Юньнань употребляли этноним "мань", выделяя группы "белых мань" и "черных мань". Первые считали себя потомками китайского населения, оказавшегося в V–VI вв. изолированным от основной территории расселения китайцев и подвергшегося частичной ассимиляцией тибето-бирманскими племенами. Среди них получила распространение легенда о том, что их предков привел в эти места Чжугэ Лян (герой периода Троецарствия) во время южных походов. Что касается этнической принадлежности "черных мань", то ученые высказывают различные точки зрения по данному вопросу. Средневековый летописец Поднебесной так характеризовал "варваров", обитавших к югу от Янцзы: "В обычаях мань ходить босиком, зачесывать волосы в пук или распускать их, оружие украшать золотом и серебром, шкурой тигра обтягивать щит, стрелять из самострела. Все жестоки и отважны, любят разбойничать и грабить".

На территории Юньнани в VII в. древние ицзу и родственные им народности ("черные мань") создали государство, названное позднее Наньчжао. Как свидетельствует китайская хроника, оно возникло на основе консолидации шести племен (чжао). Ключевую роль в нем играло южное (кит. нань) чжао. В 728 г. на престол вступил Пилогэ из рода Мэн, принявший титул вана Наньчжао. Границы этого государства в период расцвета включали территорию Юньнани, южные и юго-западные районы Сычуани, северо-западную часть Гуйчжоу, северные области Вьетнама и Бирмы. Оно вело беспрерывные войны на северо-востоке с танским Китаем, а на северо-западе с Тибетом.

Китайские императоры неоднократно пытались покорить Наньчжао, но каждый раз терпели неудачу. Огромные потери их войска несли не только в результате боевых действий, но и из-за неизлечимых тропических болезней. В результате, как писал великий поэт Бо Цзюйи (772–846 гг.), "из десятков и сотен тысяч людей", ходивших войной на "мань", "ни один не вернулся домой".

В начале X в. в Наньчжао резко обострилась борьба за власть. После серии дворцовых переворотов престол захватил военачальник Дуаньсыпин. В 937 г. он принял титул "святого и мудрого, просвещенного императора-воина" и решил переименовать государство, владения которого к тому времени значительно уменьшились: постепенно отпали вьетнамские области на юге, гуйчжоуские земли на востоке и др. После падения Наньчжао древние бай и их ближайшие союзники объединились в просуществовавшее до середины XIII в. государство Дали, где высокого уровня достигло земледелие, процветали ремесла и торговля. В средневековых городах жили профессиональные ремесленники и торговцы, все больше появлялось меняльных лавок, была начата разработка рудников. Марко Поло утверждал, что в реках этой области "находится золото в зернах, а в озере да в горах — и в больших слитках. Золота у них так много, что они один saic золота отдают за шесть серебра".

Государство Дали было разгромлено армией Хубилая в 1253 г. Решающее сражение с монголами произошло неподалеку от столицы.

Красивый и уютный Дали мы увидели во второй половине дня. Поселились в гостинице рядом с автовокзалом в старой части города. День был на редкость пасмурным, но сидеть в номере не было никакого резона. На центральной улице Фусинлу обнаружили, что обувь у обоих нуждается в починке. Точнее, на это нам указал средних лет китаец, сразу предложивший свои услуги. Пока я обсуждал с ним стоимость ремонта, к Андрею подскочил еще один "специалист", который в результате "обул" россиянина на 40 юаней (вместо положенных 5 юаней), чем его сильно рассердил. Мое вмешательство было уже запоздалым.

В городе много чайных, где можно попробовать местный чай, название которого переводится как "Три подачи" (имеется в виду действие по глаголу "подать" в значении "поставить на стол") (кит. "Саньдаоча"). Когда-то его пили только правители Наньчжао, но позднее он вошел в широкое употребление. Напиток своеобразный и, если можно так выразиться, комбинированный. Для того чтобы передать возникающие вкусовые ощущения, необходимо рассказать легенду о том, как он появился.

У одного пожилого столяра был ученик. Однажды они отправились в горы Цаншанъ для заготовки древесины. Ученик много трудился и вскоре захотел утолить жажду Он сорвал с дерева несколько свежих листьев и принялся их жевать. Листья оказались горькими. Старик на это заметил: "На пути к мастерству неизбежно придется вкусить горечь". Когда работа была закончена, наставник вытащил красный сахар и предложил его ученику со словами: "Сначала горькое, потом сладкое!"

Спустя некоторое время, когда процесс обучения был завершен, мастер налил в чашку чай, положил туда мед, имбирь и душистый перец. Молодой человек взял эту чашку и выпил, после чего сказал: "Было горькое, было сладкое, есть еще пряное, оно заставляет меня ощущать послевкусие". Старый наставник радостно воскликнул: "Правильно! Горькое, сладкое и послевкусие — в этом и заключается суть постижения мастерства и становления личности".

В чайных девушки в национальных костюмах сейчас предлагают посетителям с небольшим интервалом выпить три чашки: соответственно горький и сладкий чай, а также чай с оригинальным пряным (имбирь и душистый перец!) послевкусием. Для ценителей традиционного китайского чая "Саньдаоча", на мой взгляд, ничего особенного не представляет, но один раз угоститься можно.

Ужинали на втором этаже "Marley’s Cafe", которое расположено на углу Боайлу и Хуголу. Его владелица — симпатичная и коммуникабельная Ма Лэй. Рядом с кафе находятся и другие модные в туристической среде предприятия общепита: "Sister’s Cafe", "Mr China’s Son Cafe", "Sunshine Cafe" и "Cafe de Jack". Поскольку на обед в ресторане "Семья из Дали" (кит. "Дали ицзяжэнь") кушали разнообразные блюда местной кухни" включая аквапродукты, то ужинать решили по-европейски. В населенных пунктах Китая" где иностранцы любят тусоваться подолгу (Дали, Лицзян, Яншо и ряд других мест), хозяева такого рода заведений весьма грамотно учитывают их вкусовые пристрастия и готовят очень неплохо. Андрей, изъявивший желание профинансировать нашу трапезу, заказал даже кофе с коньяком, а я — фирменный коктейль и мороженое. За все и вся он заплатил 108 юаней (менее 14 долларов).

На следующий день сильный дождь зарядил с раннего утра и несколько смазал впечатление от местных достопримечательностей. Первым делом на автобусе № 4 поехали в Храм богини милосердия Гуаньинь, что примерно в 5 километрах к югу от Дали, в сторону уездного административного центра. Трижды в год (19-го числа третьего, шестого и девятого месяцев по лунному календарю) в храме особенно много людей. Они приходят в очередной раз поклониться Гуаньинь — покровительнице города. По одной из легенд, богиня, узнав, что на Дали наступает вражеская армия, превратилась в пожилую женщину и на глазах у солдат противника положила на землю огромный камень, который перегородил им дорогу. Воины были потрясены тем, что это сделал не какой-нибудь молодой и отважный герой, а обычная старуха, и в ужасе отступили.

У народа бай существует также предание о том, как богиня Гуаньинь посетила Дали и победила дьявола Лоча (Ло Ша).

В переводе на русский язык М. Черкасовой, опубликованном в начале 60-х гг. прошлого века, Гуаньинь — мужское божество, что вполне объяснимо. Бодхисатва Авалокитешвара в Срединном государстве является одним из самых популярных божеств буддийского пантеона. В китайской культуре он приобрел имя Гуаньинь и некоторое время выступал в смешанной женско-мужской ипостаси, но приблизительно с XIV в. изображался уже в обличье девы или женщины среднего возраста.

Рассказывают, что давным-давно район Дали был сплошь покрыт водой, да и сейчас еще в низменных местах и у подножья гигантских деревьев можно найти белоснежные ракушки.

В те далекие времена народ жил в местности Хуадяньба. Потом в Дали появился злой дракон. Вода ушла, и земля обнажилась. Бодхисатва Гуаньинь велел людям переселиться в низину. Между тем люди уже привыкли к горам и, прожив в низине несколько дней, снова вернулись в Хуадяньба. Рассердился Гуаньинь и сделал так, что в Худяньба совсем не стало никакой растительности. Пришлось людям снова переселиться из Хуадяньба в Дали.

В то время люди еще не умели говорить, и Гуаньинь обучил их этому. С тех пор жизнь людей день ото дня становилась лучше.

Однако появился в Дали злой волшебник по имени Лo Ша. Безобразный, с мордой собаки, крючковатым носом и острым подбородком, с куриными лапами вместо рук и ног, с шестью зубцами на макушке и с огромными крыльями, которыми целыми днями сутра до ночи хлопал. Чудовище особенно любило человеческие глаза. Захочется ему чьих-нибудь глаз, налетит, вырвет и тут же съест. В день ему нужно было свыше трех сотен глаз. Он ослепил почти всех жителей в районе Дали. При одном только упоминании о нем людей охватывала дрожь. Видя страдания народа, Гуаньинь очень переживал и решил избавить народ от этой напасти. Приняв вид белобородого старца, он поднялся на гору Утайфэн и на самой вершине выстроил сверкавший всеми цветами радуги дворец с золотыми бубенцами. Затем он попросил хозяина горы Цаншань дедушку Ду и князя Биньчжоу по имени Чжан Цзин, чтобы они помогли ему одолеть злого волшебника.

С тех пор жители Дали часто видели трех старцев вместе с Ло Ша. Вначале Ло Ша не доверял старцам и держался очень настороженно. Заметив это, Гуаньинь как-то сказал ему:

— Я знаю, что ты очень любишь человечьи глаза. Хочешь, я буду ежедневно давать их тебе по три даня?

— Это было бы очень хорошо! — обрадовался Ло Ша.

И Гуаньинь стал каждый день собирать по три даня (1 дань равен 50 кг. — Н.А.) улиток. Придав им вид человечьих глаз, он отсылал их Ло Ша.

Видит злодей — сдержал Гуаньин свое слово — и страшно обрадовался. С тех пор стали три старца закадычными друзьями Ло Ша.

Однажды Гуаньинь превратил воду в вино, улиток в глаза, а бобовый сыр в человечьи мозги, разложил все это на столе и пригласил Ло Ша на пирушку. Злодей не заставил себя ждать. Гуаньинь заранее пригласил своих друзей — дедушку Ду и Чжан Цзина. Зная, что Ло Ша любит играть шахматы, бодхисатва, прежде чем садиться за стол, предложил волшебнику сыграть.

— У нас столько времени. Посмотрим, кто из нас умнее. Если я проиграю — отдам тебе этот драгоценный дворец с золотыми бубенцами. Если же проиграешь ты — уступишь мне свои владения.

— Сколько же тебе земли надо? — спрашивает Ло Ша.

— Немного, — отвечает Гуаньинь, — столько, чтобы на ней моя желтая собака могла сделать три прыжка и чтобы моя накидка могла покрыть ее.

Стал Ло Ша разглядывать красивый дворец, а сам думает: "Вот было бы здорово поселиться в таких хоромах. Если я выиграю, он будет мой, а проиграю — потеряю какой-то клочок земли. Не велика беда, может быть, я и выиграю!" Чем больше он думал, тем веселее становилось у него на душе, будто он и в самом деле уже поселился в роскошном дворце.

— Что ж, пусть будет по-твоему, — сказал он.

Подумал Гуаньинь и говорит:

— Однако слова словами, а нужна гарантия. Давайте составим письменный договор и пригласим свидетеля.

— Ладно, — согласился Ло Ша. — Договор пусть напишет Чжан Цзин, а свидетелем будет дедушка Ду.

Чжан Цзин достал тушечницу, приготовил тушь, бумагу и только было собрался писать, как вдруг заквакали лягушки под горой Утайфэн. Они кричали так громко, что насмерть напугали старика — он даже писать не мог. Схватился Гуаньинь за свой посох, да как замахнется.

— Лягушки, а лягушки, отправляйтесь в другое место, нечего здесь шуметь! Из-за вас мы договор не можем составить.

Замолчали лягушки, и Чжан Цзин написал договор. С тех пор в окрестностях Утайфэн ни в марте, ни в апреле не услышишь лягушачьего кваканья.

Договор, написанный Чжан Цзинем, гласил:

"Гуаньинь и Ло Ша играют на спор в шахматы. Если Ло Ша выиграет, Гуаньинь должен отдать ему свой драгоценный дворец с золотыми бубенцами. Если же выиграет Гуаньинь, то Ло Ша отдаст ему клочок своей земли, чтобы желтая собака Гуаньинь могла одолеть ее в три прыжка и чтобы эту землю можно было накрыть накидкой Гуаньинь".

Когда Чжан Цзин кончил писать, дедушка Ду, поглаживая свою бороду, сказал:

— Если вы хотите, чтобы я был свидетелем, я согласен.

— Ты еще не раздумал? — спросил Гуаньинь у Ло Ша.

— Конечно нет, — ответил волшебник.

Сели они играть в шахматы, и Гуаньинь выиграл. Кликнул он свою желтую собачонку, та подпрыгнула и перелетела на противоположный край владений Ло Ша. Тогда взмахнул Гуаньинь своей накидкой и накрыл все владения волшебника от края до края. Увидел это Ло Ша, разгневался, взмахнул когтистыми волосатыми лапами и, заикаясь, сказал:

— Откуда я мог знать, что собачонка так прыгнет? И разве мог я догадаться, что твоя накидка покроет всю мою землю? Где же мне теперь жить? Нет, не могу я уступить тебе всю землю.

— Не сердись, — засмеялся Гуаньинь, — я отдам тебе этот дворец, живи в нем на здоровье.

Ло Ша не знал, что ответить, а тут еще Гуаньинь говорит:

— Сколько времени спорим, а до сих пор и кролики во рту не было, ты небось проголодайся. Давай поедим, а уж потом закончим разговор.

Взглянул Ло Ша на разложенные по столу человечьи глаза и мозги, на блюда с лапшой, и потекли у него слюнки Не успел Гуаньинь договорить, как волшебник сразу же набросился на еду. Вначале он проглотил человечьи мозги, затем — глаза, потом набил рот лапшой. Но тут вдруг Гуаньинь махнул рукой, и лапша мигом превратилась в железную цепь.

— Эх ты, вояка! Нет спору, ты скор на расправу с людьми, а вот меня тебе не связать, — с ненавистью бросил Гуаньинь.

Схватил бодхисатва железную цепь и хотел приковать злого волшебника-людоеда к дворцовой колонне. Видит Ло Ша — дело плохо. Высунул он свой толстый, длинный, до самого озера Эрхай язык и хотел возмутить его воды, чтобы затопить Дали, погубить Гуаньиня и весь народ. Однако бодхисатва заранее послал на восток кузнецов, умевших делать плуги. Кузнецы уже приготовили расплавленное железо. Не успел злой волшебник высунуть язык, как кузнецы облили его расплавленным металлом. От боли злодей без чувств повалился на землю. Тут-то Гуаньинь и привязал его к колонне, покрытой красным лакам. И едва он сделал это, как колонна превратилась в холодное как лед железо. Гуаньинь вышел из дворца, захлопнул ворота, и дворец тут же превратился в темную пещеру.

Видит Ло Ша, что смерть уже не грозит ему, стал слезно умолять Гуаньиня:

— О великий господин, когда же ты выпустишь меня из этой пещеры?

Воткнул Гуаньинь у входа в пещеру железную палку и, указав на нее, молвил:

— Когда зацветет это железное дерево, а у лошади вырастут рога, я выпущу тебя.

С тех пор и томится Ло Ша в горной пещере. Но вот однажды прошел мимо горы уездный начальник. Было жарко. Начальник устал и остановился у пещеры отдохнуть, а свою парадную шляпу повесил на железную палку. Увидел Ло Ша красную кисть на шляпе и решил, что зацвело наконец дерево. Обрадовался, запрыгал — заходила ходунам гора. Не помня себя от страха, помчался от горы уездный начальник, а крестьяне, сажавшие рисовую рассаду на полях, в страхе разбежались.

Гуаньинь тут же догадался, в чем дело, и бросился к горе.

— Эй ты, храбрец, тебе что, жизнь надоела? Чего шумишь?

Тут повалился Ло Ша в ноги Гуаньинь и говорит:

— О великий господин, я только сейчас видел, как расцвело железное дерево. А ведь ты обещал мне, что, если оно зацветет, ты выпустишь меня на волю.

— Ты, верно, ослеп! — грозно сказал Гуаньинь. — Это были не цветы, а красная кисть на шапке чиновника.

Гуаньинь крепко-накрепко прикрутил его к железному столбу, и пришлось Ло Ша смириться. С тех пор злой волшебник не смел больше думать о свободе.

Местные жители утверждают, что богиня одержала победу над дьяволом 15-го числа третьего месяца по лунному календарю. Поэтому они стали особо почитать ее в указанный день, делая богатые подношения и совершая молитвы. В западной части города, где были построены несколько буддийских храмов, собиралось много народу; потянулись туда и торговцы со всей округи. Со временем на этом месте с 15-го по 21-е число третьего месяца по лунному календарю (как правило в апреле) начали ежегодно устраивать шумные ярмарки в честь Гуаньинь. В последние годы на них съезжаются люди из различных уголков Юньнани и других провинций, чтобы сделать покупки, продать какой-нибудь товар либо просто повеселиться.

О возникновении ярмарки в Дали есть такая легенда.

В далеком прошлом в деревушке у озера Эрхай жил старый рыбак со своим сыном по имени Лхиань — добрым, заботливым и трудолюбивым юношей. А у царя-дракона, жившего в озере, было три дочери. Младшую из них, самую скромную и красивую, звали Асян.

Однажды вечером Ашань долго пытался поймать рыбу в озере, но безуспешно: каждые раз его сети были пусты. Расстроенный юноша запел тогда песню о своей нелегкой доле. Во дворце дракона его услышала Асян. Девушка была очарована грустной песней, сочувствие и любовь к молодому человеку зародились в ее сердце. Она подплыла к лодке Аишня и рассказала ему обо всем, что у нее на душе. Вскоре Асян появилась в деревне и вышла замуж за сына рыбака.

15-го числа третьего месяца она унесла Ашаня на Луну; превратившись в маленького желтого дракона. Они встретились там с Чанъе, которая когда-то выпила эликсир бессмертия и стала небожительницей, и ее слугой У Ганом, осмотрели лунный дворец Гуанханьгун, а потом пришли на ярмарку у большого дерева. Выставленные на ней товары были прозрачными и неосязаемыми, поэтому Ашань и Асян вернулись домой с пустыми руками.

Возвратившись в деревню, молодые люди поведали соседям обо всем, что увидели на Луне. Местные жители, увлеченные их рассказом, решили и у себя устроить такую же ярмарку. Каждый год 15-го числа третьего месяца по лунному календарю они активно продавали, покупали и обменивали всевозможные товары. Многие люди из других районов, услышав эту новость, захотели увидеть ярмарку своими глазами, а после первого ее посещения они уже регулярно приезжали в Дали. Традиция сохранилась и до наших дней.

Сейчас главные события веселой ярмарки происходят в двух километрах к северо-западу от старого города, неподалеку от трех пагод. Последние можно часто увидеть на рекламных фото города. Они стоят у подножия Цаншань (букв. "Седые горы"). Самая большая из них — 16-ярусная Цяньсюньта, которая находится в центре архитектурной композиции, имеет высоту около 70 метров и была построена в первой половине IX в., а две расположившиеся к северу и югу от нее 10-ярусные восьмиугольные пагоды поменьше (высота каждой из них более 40 метров) — в эпоху Пяти династий (907–960 гг.). Правда, после реставрации все они выглядят как новенькие. На мой взгляд, смотреть на них лучше издалека.

В окрестностях Дали добывают знаменитый в стране камень. Слово "мрамор" на китайский язык переводится как "далиши", т. е. "далийский камень". По оценкам специалистов, в горах Цаншань залежи мрамора всевозможных цветов и оттенков составляют примерно 100 миллионов квадратных метров. Здесь находится его своеобразная природная кладовая. Мрамор называют "неповторимым волшебным камнем мира", "царем камней". Известны два вида этой кристаллической горной породы: чистый, т. е. без рисунка, и с узорами. В далийских горах есть и тот, и другой.

Местные жители добывают цаншаньский камень уже более тысячи лет. После тщательной обработки и полировки исходного материала талантливые мастера создают великолепные мраморные картины, на которых изображены чудесные пейзажи, сказочные персонажи, редкие птицы и звери. Многие правители для строительства роскошных дворцов и гробниц выбирали именно его. В 1593 г., например, минский император Ваньли приказал доставить в столицу сто мраморных плит с рисунками, напоминающими изображения людей, драконов, фениксов, гор и рек…

Рисунок, как, впрочем, и цвет, проявляется после полировки этого пластичного камня. Он определяется не только его строением, но и направлением, по которому производится распиливание. Цаншаньский мрамор отличается большой прочностью и великолепной полируемостью. Камень используется как конструкционный и облицовочный архитектурный материал, для создания мозаичных композиций, рельефов и изваяний. Прекрасно обработанный далийский мрамор применяется и при изготовлении инкрустированной деревянной мебели. Его цветные фрагменты различной формы с необычайными и загадочными узорами можно увидеть на спинках стульев и кресел; ими украшают обеденные столы, всевозможные сидения, журнальные столики, функциональные и декоративные подставки.

Во дворах и за воротами домов в Дали можно увидеть своеобразную стену-экран, незаменимую деталь архитектурного ансамбля жилища бай. Ее верх украшает черепичная крыша с взлетающими углами, а стены облицованы кирпичом или мрамором. В центре стены-экрана обязательно есть одна или несколько мраморных плит с изящными рисунками в стиле "горы — реки". Эти плиты используют также при сооружении ворот и стен домов.

Прогуливаясь по старому городу, купил выточенное из мрамора изображение пагоды и обратил внимание на то, что даже в дождливую погоду на главной улице много детей и девушек в национальных костюмах, украшенных великолепной вышивкой. Среди ее сюжетов расположенные симметрично цветки пиона, бабочки, рыбки и различные животные, символизирующие радость, счастье и благополучие. Легко заметить, что мастерицы народа бай предпочитают яркие и сочные краски. Доминируют красный и зеленый цвета. Их эффектно дополняют вставки, вышитые желтыми, синими, черными и белыми нитками.

С такого рода изделиями сталкиваешься повсюду: фрагменты одежды и головных уборов, верхняя часть обуви, фартуки и накидки, сумки и кошельки, специальные полотна, в которых носят малышей, и т. д. В верхней части упомянутого полотна центральное место занимает красочный пион, его обрамляют разнообразные цветки меньшего размера. В нижней части методом аппликации выполнены узоры, напоминающие по форме монеты. Это символ и пожелание богатства. На завязках такого полотна обычно вышивают рыбок и цветы. Пожилые женщины часто ходят в храмы с небольшими сумочками, на которых можно увидеть объемные изображения цветов.

Жители Дали — народ жизнерадостный и любит повеселиться. Кто-то насчитал 11 всевозможных празднеств, проводимых в этих местах с февраля по октябрь. Кстати, в книге "Тайны и мистификации Тибета", опубликованной в начале 2005 г., я упомянул ежегодный праздник Факелов, широко и по-разному отмечаемый многими национальными меньшинствами на юго-западе Китая в основном 24—25-го числа шестого месяца по лунному календарю (обычно в июле), и пересказал старинное предание народа бай о его происхождении. Существуют и другие легенды, объясняющие возникновение этого праздника.

Говорят, в далеком прошлом на небе жил злой дух, который по приказу небесного царя часто спускался на землю и облагал народ непомерными налогами и сборами. Его звали Сыжэа-би. В конце концов люди уже не могли его больше терпеть и восстали. Взяв с собой огромное количество факелов, они подожгли небесную лестницу и отрезали злому духу путь к отступлению.

Народный герой Атилаба бился с ним девять суток и в результате сумел-таки его победить. Узнав о смерти Сы-жэаби, небесный царь страшно рассердился и послал на землю массу прожорливых насекомых, чтобы те уничтожили весь урожай, оставив людей умирать с голоду. Три дня и три ночи эти насекомые летали над полями, но местные жители не растерялись и вновь зажгли факелы. Урожай был спасен, а в огне погибли миллионы насекомых.

На следующий год выжившие твари опять набросились на урожай Людям пришлось еще раз зажечь свои факелы. Так и родился праздник Фонарей.

Известно предание, имеющее отношение к реальным историческим событиям. Одним из его главных действующих лиц является упоминавшийся Пилогэ, который в начале VIII в. объединил шесть племен, принял титул вана, а свое государство стал называть Наньчжао.

Пилогэ решил захватить соседние племена-царства, для чего собрал у себя их правителей под предлогом совершения обряда жертвоприношения в честь предков. Вечером гостей напоили вином допьяна. Когда они заснули, Пилогэ покинул дворец и приказал поджечь его с разных сторон. В огне погибли все правители других царств.

Накануне красавица Байцзе — жена одного из них — просила мужа не ехать на эту встречу, но он не послушался: надел подаренный ею золотой браслет и ускакал. Услышав о пожаре, Байцзе приехала на пепелище, по браслету нашла останки супруга и похоронила его. Между тем Пилогэ увидел красивую молодую женщину и захотел взять ее в жены.

Получив твердый отказ, он напал на ее царство, однако Байцзе не сдалась. По ее призыву народ поднялся на борьбу с захватчиками. Люди привязали факелы к рогам буйволов и баранов и погнали их на противника. Войска Пилогэ понесли большие потери, но все-таки заняли столицу этого царства. Байцзе не хотела, чтобы из-за нее продолжали страдать люди. Она бросилась в воду и утонула. С тех пор местные жители каждый год зажигают факелы, чтобы почтить ее память.

Этнографы, в свою очередь, утверждают, что праздник произошел от древнего обряда моления о будущем хорошем урожае. Главный факел-костер высотой в десять и более метров зажигают на центральной площади. Его делают в форме пагоды на основе срубленной сосны или кипариса добавляя снаружи солому, сухие дрова и ветки. Краме того, на большой факел вешают фрукты, цветные флажки, фигурки домашних животных, вылепленных из риса и муки, цветы лотоса и др.

Перед тем как глубокой ночью зажечь костер, на него по лестнице взбираются молодые люди и бросают в тайгу фрукты, бобы, сладости с пожеланиями счастья. Затем все сооружение поджигают. Молодежь в это время поет и танцует в сопровождении национальных музыкальных инструментов.

Вскоре подгоревшие фрукты, флажки и фигурки начинают падать вниз. Считается, что тем, кто их поймает, в предстоящем году они принесут радость и благополучие.

Праздник Факелов отмечают народы бай, хани, и, ва, цзино, наси и др. У каждого аз них свои особенности в проведении веселых мероприятий. Например, у бай есть такой обычай: местные жители берут горящие факелы в левую руку, а в специальный мешок кладут мелко размельченную сосновую смолу. При приближении движущегося навстречу человека они правой рукой сыплют порошок на факел, вследствие чего вспыхивают яркие искры и появляется ароматный дымок. Когда прохожий от неожиданности останавливается, шутник, довольный своими действиями, быстро убегает. Полагают, что этот обычай, называемый в народе "желать счастье огнем", — хороший способ изгнания нечистой силы.

Горное озеро Эрхай расположено на высоте около 2 тысяч метров над уровнем моря. Его протяженность с севера на юг составляет 40 километров, а с запада на восток — примерно 8,5 километра: общая площадь — 250 квадратных километров. Российский китаевед в конце XX в. восторженно описывал эти места: "С 19 вершин Цаньишни, редко сбрасывающих с себя серебристо-серую облачную мантию, сбегают 18 быстрых, говорливых и чистых ручьев, которые пересекают неширокую, не более 4 км в поперечнике, долину и вливаются в изумрудные воды озера Эрхай, мягким шелковым поясом расстилающегося у подножия суровых гор".

К сожалению, на меня оно не произвело сильного впечатления, наверное из-за дождя, да и с "изумрудными водами" до недавнего времени были проблемы. Как отмечали китайские СМИ, только в начале XXI в. удалось сдержать тенденцию ухудшения качества воды в Эрхае.

Между тем озеро овеяно старинными народными преданиями. Интересна сказка народа бай о желтом и черном драконах, сразившихся в его водах.

Когда-то в маленькой деревушке, расположенной в окрестностях Дали, в одной семье была в услужении совсем молодая девушка. Однажды мыла она овощи в ручье, как вдруг с соседнего дерева упал зеленый персик и подкатился к ее ногам. Девушка подобрала его и съела. Персик тот оказался жемчужиной дракона, и девушка забеременела. Жена хозяина, узнав о беременности, возмутилась:

— Какое бесстыдство — не выйдя замуж, понести ребенка!

Хозяева выгнали ее из дому, но их старая служанка пожалела бедняжку и попросила своего доброго знакомого построить для нее шалаш на краю деревни, где вскоре и родился симпатичный мальчуган. Перед тем как он появился на свет, откуда ни возьмись прилетела птица феникс и, опустившись на скромную хижину, распростерла над ней свои разноцветные крылья, как бы защищая ее от ветра, дождя и прочих невзгод. Когда женщина родила и запеленала малыша, птица феникс взлетела в небо и бесследно исчезла.

Мать и сын были очень бедны и жили впроголодь. Однако неожиданно им повезло. Неподалеку жил богач. У него был любимый конь. Он ел лишь ту траву, которую косила молодая женщина. Благодаря этому коню они и сводили концы с концами. Каждое утро, когда мать уходила к реке на покос, она брала с собой сына и там укладывала его спать. Когда мальчику исполнилось три года, он уже сам начал косить траву и всегда отправлялся на луг помогать матери.

В то время Черный дракон, обитавший в озере Эрхай, никак не мог найти свой красивый дорогой халат. Он постоянно спрашивал жену:

— Куда подевался мой халат?

— Не знаю, — отвечала жена.

На самом деле она была в близких отношениях с Белым драконом и помогла ему похитить драгоценный халат, а разгневанный муж в ярости перегородил устье рек, впадающих в Эрхай, и отправился на поиски свой одежды. Не имея стока в озеро, вода стала стремительно прибывать. Между тем Черный дракон, разыскивая халат, повсюду вызывал волны и разрушал плотины. Много людей погибло от водной стихии, но Белый дракон по-прежнему отмалчивался и хранил халат у себя.

Однажды сын, придя домой, сказал матери:

— Смотри, сколько страха нагнал на людей Черный дракон. Никому нет от него покоя. В уездном городе висит императорский указ: кто сможет усмирить Черного дракона, того ждет достойная награда. Я готов помериться с ним силами.

Мать, услышав эти слова, страшно разволновалась и хотела удержать сына от необдуманного поступка, но его уже и след простыл.

Мальчик отправился в город и на центральной площади сорвал императорский указ. Стражи порядка намеревались его схватить, однако за него вступились горожане:

— Пусть идет к начальнику уезда, может, ему удастся победить Черного дракона!

Чиновники привели его к градоначальнику. Тот убедился, что мальчик умен и сообразителен, но не поверил, что ребенок сумеет одолеть чудовище.

— Ты еще совсем маленький! Как же будешь сражаться с драконам?

— Я справлюсь, но мне нужна ваша помощь.

— Хорошо, выполню все, что пожелаешь.

— Необходимо выковать голову дракона, железные рукавицы и башмаки, шесть острых кинжалов и три сотни железных хлебцев. Пусть также приготовят на пару триста пирожков и сделают из соломы трех больших драконов.

Когда все было готово, отважный мальчик надел железные голову, рукавицы и башмаки, три кинжала привязал к спине, еще три держал перед собой, а затем обратился к людям, столпившимся на берегу озера:

— Сначала бросьте в воду соломенных драконов, пусть Черный дракон сражается с ними. Когда чудовище устанет, посмотрим, что делать дальше!

Затем он добавил:

— Внимательно следите за озером, когда я скроюсь под водой. Если она пожелтеет, кидайте в нее паровые пирожки а станет черной — железные хлебцы. Если я одержу победу, бросьте в воду охапку сена. Куда его прибьет вода., там и постройте кумирню!

С этими словами мальчик прыгнул в озеро и превратился в Желтого дракона. Он сразу вступил в бой с Черным драконом. Поднялись огромные волны, но местные жители не уходили и всячески старались помочь Желтому дракону.

Вскоре он проголодался, и вода в озере пожелтела. Когда дракон высунул голову, далийцы начали бросать пирожки в его раскрытую пасть. Насытившись, он стал биться с врагом еще упорнее и решительнее. Когда же проголодался Черный дракон и на поверхности воды появилась черная пена, то люди кинули ему лишь железные хлебцы, от которых у него разболелся живот.

Три дня и три ночи продолжалась жестокая битва. Наконец ловкий и быстрый Желтый дракон улучил момент, когда заметно уставший Черный дракон раскрыл свою огненную пасть в поисках какой-нибудь пищи, и проскользнул ему прямо в живот, где без раздумий вонзил во внутренние органы врага все шесть кинжалов.

Черный дракон не выдержал страшной боли и взмолился:

— Выходи, Желтый дракон, нет у меня больше сил терпеть. Если вылезешь, то уйду отсюда навсегда.

Долго он еще промучился, пока в конце концов не воскликнул:

— Скорее выходи через мой глаз!

Тогда вырвал Желтый дракон у него один глаз и выбрался наружу, а одноглазый дракон бежал прочь и с тех пор поселился в реке Нуцзян, что течет далеко на западе провинции Юньнань и впадает в Индийский океан. Вода, затопившая окрестные села, тут же ушла, и люди могли спокойно вернуться в покинутые дома.

Дракон, одержавший победу, уже не принял человеческого облика и остался жить в озере. Его мать постоянно звала сына вернуться домой, но он разговаривал с ней только из-под воды. Несчастная женщина в конце концов смирилась с такой судьбой и обратилась к нему с просьбой:

— Ничего не поделаешь. Если не можешь вернуться — не надо. Ты хоть покажись из воды, чтобы я взглянула на тебя еще разок!

Когда Желтый дракон высунул голову из воды, мать от страха замертво упала на землю. Ведь вместо любимого сына она увидела пусть и справедливое, но все-таки чудовище.

Жители Дали, узнав об этом, сильно опечалились и похоронили ее неподалеку от знаменитых трех пагод, позднее там построили кумирню. В честь дракона-освободителя они воздвигли храм и отныне глубоко его почитали.

Что же касается Черного дракона, то по понятным причинам он возненавидел далийцев. Поэтому при переправе через Нуц-зян они никогда не говорят вслух, откуда родом. В противном случае лодка обязательно перевернется. У местного населения даже появилась такая пословица: "Хочешь отправиться к плотине Нуцзяна, сначала женись", т. е. позаботься о потомстве, которое продолжит твой род.

В середине XIX в. город Дали стал столицей "Государства умиротворенного Юга" (кит. Пиннань го), которое возникло в ходе мощного антиманьчжурского восстания мусульман в провинции Юньнань и просуществовало с 1856 по 1872 г.

В Юго-Западном Китае ислам появился, вероятно, во второй половине I тыс. н. э., когда в Юньнани поселились персидские и арабские купцы. Тем не менее, как считает историк В.Л. Ларин, "реальной идеологической силой ислам стал лишь в конце XIII в., когда с приходом монгольских завоевателей наступил кратковременный период его расцвета и утверждения в некоторых районах Китая: на стыке Шэньси и Ганьсу, в Фуцзяни, а также в Юньнани". Со временем китайцев, принявших ислам, стали называть "хуэй".

Народ хуэй (кит. хуэйцзу) занимает третье место по численности среди национальных меньшинств в КНР, в настоящее время насчитывает около 10 миллионов человек. Исторически сложились три основные группы хуэйцзу: северная (в отечественной литературе они известны как дунгане), юго-западная (юньнаньская) и юго-восточная (фуцзяньская). Разговаривают они на диалектах китайского языка, распространенных в конкретном регионе.

В исторической и этнографической науке общепризнано, что "хуэй — народ сложного этногенеза" (Г.Г. Стратанович). По многим вопросам существуют различные точки зрения, но ни одна из них пока не может считаться окончательно доказанной. Высказывается, например, мнение, что хуэйцзу представляют собой этноконфессиональную общность китайцев-мусульман. Востоковед Е.И. Кычанов полагает, что "роль религии в формировании этой группы населения современного Китая и ее влияние как фактора, в частности, объединяющего китайцев-мусульман от всех прочих китайцев, в наше время были настолько велики, что название религии (хуэйцзяо) стало названием этнорелигиозных групп, как китайских по нынешней этнической принадлежности, так и некитайских, объединенных общим названием хуэй".

Позицию антропологов в какой-то степени сформулировал Н.Н. Чебоксаров, который отмечал, что "для хуэй (при общем преобладании северо-китайского типа) характерно сложное переплетение различных монголоидных, преимущественно тихоокеанских, элементов с европеоидными примесями, принадлежащими главным образом к индо-памирской группе.

Основными занятиями хуэйцзу юго-запада Китая были торговля, земледелие и горное дело, но не отказывались они и от других профессий. Из мусульман провинции Юньнань наиболее известен флотоводец и дипломат Чжэн Хэ (1371–1433 гг.). На протяжении 28 лет, с 1405 по 1433 г., он семь раз отправлялся в дальние плавания во главе крупнейшей в мире по тем временам морской флотилии. Когда португальцы еще только начинали свое продвижение в южную часть Атлантического океана, китайские корабли под его командованием пересекли Индийский океан, побывали в более 30 странах и районах Юго-Восточной Азии, Индийского океана и Красного моря, а также восточного побережья Африки. Следует обратить внимание и на то, что указанные экспедиции были совершены за 70–80 лет до открытия Христофором Колумбом Америки, на сто с лишним лет раньше первого кругосветного плавания Фернана Магеллана.

Чжэн Хэ (Ма Хэ) — уроженец уезда Цзиньнин. Его предки носили фамилию Ма, жили, по некоторым данным, в Центральной Азии, исповедовали ислам и примерно в конце ХШ в. переселились в Юньнань. Дед и отец совершили паломничество (ар. хадж) в Мекку и пользовались всеобщим уважением. Кстати, могила отца будущего мореплавателя находится недалеко от Куньмина, на южном берегу озера Дяньчи. В семье было четыре дочери и два сына, младшим из которых был Ма Хэ. С детских лет он заслушивался увлекательными рассказами отца о путешествии в Мекку, после которых будущего мореплавателя потянуло в заморские края с их удивительными обычаями, традициями и памятниками культуры.

В 1382 г. китайский император Чжу Юаньчжан — основатель династии Мин — направил свою армию в Юньнань.

11-летний мальчик попал в плен и был оскоплен. В 1385 г. войска, захватившие Ма Хэ, были переброшены на север и увезли его с собой. Здесь он попал в услужение к четвертому сыну императора — Чжу Ди. Впоследствии Ма Хэ в ходе длительной борьбы за престол проявил незаурядные способности. Ставший в итоге императором Чжу Ди (храмовое имя Чэнцзу, девиз правления Юнлэ) оценил заслуги Ма Хэ: пожаловал ему высокий чин и фамилию Чжэн, поручил управлять хозяйственными делами дворца. Евнух Чжэн Хэ, как свидетельствует старый документ, "усердно служил… был скромен и осторожен, не бежал от трудных дел, за что приобрел среди чиновников хорошую репутацию".

Период Юнлэ (1403–1424 гг.) отмечен значительным подъемом государства. Страна восстанавливалась после десятилетий опустошительных войн: окрепла ее оборонная мощь, быстрыми темпами развивались города и городская экономика, существенные изменения происходили в сельском хозяйстве, грандиозное строительство было развернуто в новой столице империи — Пекине. Китай в те годы стремился также повысить свой авторитет на международной арене и расширить внешние связи. Руководство сложной миссией в страны Южных и Западных морей император поручил Чжэн Хэ.

Интересные сведения об экспедициях можно найти в биографии флотоводца, включенной в "Историю династии Мин" (кит. "Мин ши") (пер. А.А. Бокщанина):

"В шестом месяце третьего года Юнлэ (1405) Чжэн Хэ, Ван Цхинхуну и другим было приказано отправиться послами… и поручено командование более чем над 27 800 солдатами. Они взяли с собой много денег, построили 62 больших корабля по 44 чжана (1 чжан равен 3,2 м. — Н.А.) в длину и по 18 чжанов в ширину каждый. Из Люцзяхэ под Сучжоу они морем поплыли вдоль берегов Фуцзяни. В Ухумэне в провинции Фуцзянь снова развернули паруса и прибыли в Чжаньчэн (ныне Вьетнам. — Н.А.). Затем поочередно прошли через все варварские страны, оглашали императорские указы и делали подарки местным правителям. А если те не подчинялись, то подавляли их военной силой. В девятом месяце пятого года (1407) Чжэн Хэ и остальные возвратились. Послы от всех стран прибыли с ними и предстали перед императорам. Чжэн Хэ представил взятого им в плен вождя из страны Цзюцзян (на острове Суматра. — Н.А.). Император был очень доволен, наградил всех титулами в соответствии с заслугами. Цзюцзян — это древнее название страны Саньфоцзи. Ее вождь Чэн Цзуи был пиратам, грабил купцов и отбирал товары.

Чжэн Хэ послал к нему посла и уговаривал прекратить грабежи. Чэн Цзуи обещал покориться, но втайне задумал напасть врасплох и ограбить. Чжэн Хэ наголову разбил его войско и схватил самого Чэн Цзуи. Привезенные пленники были казнены на рынке в столице.

В девятом месяце шестого года (1408) Чжэн Хэ был направлен на Цейлон. Тамошний государь Яльекунар заманил его в глубь страны, потребовал денег и послал войска ограбить корабли. Чжэн Хэ, увидев, что большая часть разбойников ушла и в городе никого не осталось, с двумя с лишним тысячами человек, находившимися у него в подчинении, напал на эту столицу и схватил живым самого Яльекунара вместе с его женами, детьми, чиновниками и подчиненными. Те же, кто пошел грабить корабли Чжэн Хэ, услышав об этом, вернулись назад, ища спасения, но китайские войска разбили их, и в шестом месяце девятого года (1411) пленники были представлены императору: Император смилостивился над ними, не казнил и отпустил на родину…

В одиннадцатом месяце десятого года (1413) Чжэн Хэ снова было приказано отправиться послам в Сумэндалу (на острове Суматра — Н.А.). Как раз перед этим сын узурпатора Суганьла задумал убить государя и взойти на престол. Он обиделся, что Чжэн Хэ не преподнес ему подарков, и вместе со своей армией напал на китайские войска врасплох. Чжэн Хэ ожесточенно сражался, затем преследовал противника и… взял его в плен вместе с семьей. В седьмом месяце тринадцатого года (1415) он возвратился ко двору Император очень обрадовался, соответственно наградил военачальников и солдат…"

Китайцы в некоторых случаях активно вмешивались в политическую борьбу на территории островных государств нынешних Индонезии, Малайзии и Шри-Ланки, но в целом их действия были направлены прежде всего на то, чтобы продемонстрировать мощь империи Мин и добиться формального признания китайского сюзеренитета. Поэтому они помогали тем, кто выказывал смирение и верноподданнические чувства.

Один из указов Чэнцзуна гласил: "Ныне посылаю Чжэн Хэ с императорскими манифестами, распространяющими Мою волю, чтобы вы почтительно следовали Пути Неба, строго блюли мои указания, в соответствии с разумом были безропотны, не позволяли себе нарушений и противоборства, не смели обижать тех, кто в меньшинстве, не смели притеснять слабых, дабы приблизиться к идеалу общего наслаждения счастьем совершенного мира. Если кто с выражением искренности прибудет ко двору, то для его поощрения приготовлены различные подарки". Последние сыграли важную роль в успешной деятельности посольства. Многие страны направляли своих представителей в Китай. Каждый раз, когда флотилия Чжэн Хэ возвращалась на родину, на борту кораблей было немало иноземцев. Только с шестой экспедицией в Поднебесную прибыли 1200 посланцев из 16 стран.

В исторических документах численность флота Чжэн Хэ четко зафиксирована четырежды: в первой экспедиции участвовали 27 800 человек, во второй — 27 000, в четвертой — 27 670 и в седьмой — 27 550. Что касается общего количества кораблей, то, по мнению специалистов, всего в армаду за время экспедиций входило более 200 судов, которые можно отнести к семи типам, в том числе: "Баочуань", "Мачуань", боевые и десантные корабли, суда по обеспечению продовольствием и водой. "Баочуань" (букв. "Драгоценный корабль") — корабли "комсостава", на них перевозились подарки местным правителям и туда же грузили драгоценности, полученные в различных странах. "Мачуань" (букв. "Корабль-лошадь") — быстроходные корабли, где находились чиновники среднего ранга, хранились военные запасы и содержались животные, преподнесенные заморскими правителями: суда этого типа могли участвовать в сражениях. Небольшие и маневренные боевые корабли обеспечивали безопасность флота. Десантные корабли предназначались для отражения пиратских нападений и выполнения военных операций на суше. Специальные суда перевозили соответственно запасы продовольствия и пресной водой.

Тогда строили большие корабли — длиной около 150 и шириной 60 метров, с 9 мачтами и 12 парусами. Для управления каждым из них требовалась команда в 200–300 человек. Суда шли под парусами, поэтому без высокой техники мореплавания, огромной воли и стойкости людей было бы невозможно пересечь Индийский океан. Мореходы обеспечивали безопасность плавания, ориентируясь по магнитному компасу, изобретенному китайцами еще в III в. до н. э., солнцу, звездам, постоянно замеряя глубину и обследуя морское дно. Летопись свидетельствует о том, как осуществлялась связь между кораблями: "Днем на судах висят флаги, разноцветными флажками по договоренности сигналят друг другу, а ночью зажигают фонари. Когда идет дождь или стелется туман, моряки при плохой видимости бьют в медные гонги, трубят в горны и рожки-раковины…"

Посольства Чжэн Хэ везли с собой шелк, фарфор, золото и серебро, изделия из бронзы, железа и, возможно, чай. В последнее время в китайских СМИ появились утверждения, что морские походы способствовали распространению китайского чая в далеких странах. В экспедициях участвовали многие уроженцы провинции Фуцзянь, которые издавна славятся умением выращивать и готовить чай. Некоторые из них не вернулись на родину, осели в Юго-Восточной Азии и стали первыми фуцзяньскими эмигрантами. Именно они якобы распространили в этом регионе традиции чаеводства, технику обработки чая и даже культуру чайной церемонии. Председатель Международной ассоциации чайной культуры Ли Сучжэнь в своих рассуждениях идет еще дальше и, в частности, напоминает, что Таиланд, Малайзия, Шри-Ланка, Индия, Кения и другие страны, где побывал флот Чжэн Хэ, в настоящее время занимают ведущие позиции в мире по производству и сбыту чая.

Из заморских стран в Китай доставляли благовония, различные красители, драгоценности, редких птиц и зверей. Так, с побережья Восточной Африки был привезен настоящий жираф. Сановники, увидев его, настойчиво уверяли императора, что это и есть тот самый мифический единорог, который появляется на земле лишь в период правления совершенномудрого, однако Чэнцзун посоветовал им не быть столь наивными.

"Карта морских экспедиций Чжэн Хэ" стала первым в Китае атласом Южных и Западных морей. Флотилия, как правило, отправлялась из Нанкина. Корабли собирали в порту Люцзяган города Тайцан провинции Цзянсу. Затем они отплывали на юг и швартовались у причалов порта Тайпинган города Чанлэ провинции Фуцзянь, где ожидали тихоокеанских муссонов. В ноябре — декабре, когда начинали дуть северо-западные муссоны, вся армада пересекала Тайваньский пролив, Южно-Китайское море и делала первую остановку во Вьетнаме. Позднее она направлялась в другие государства Юго-Восточной Азии и далее в Индийский океан.

Чжэн Хэ во время первых трех плаваний посещал в основном районы, находившиеся восточнее Индии: самая дальняя точка — Гули (Каликут, Индия), который в то время был важным портом в торговле Востока и Запада. В четвертую экспедицию (1413–1415 гг.) флот поплыл уже в страны Западной Азии и в ряд районов Восточной Африки. Китайские корабли дошли до Ормуза в Персидском заливе, где были разделены на несколько отрядов. Отдельные суда сумели добраться до Мозамбика на юге Африки. В 1417 г. флотилия в ходе пятой экспедиции подошла к Адену (у Красного моря) и затем двинулась на юг вдоль восточного берега Африки с заходами в порты Могадишо (Сомали) и Малинди (Кения).

Последнее, седьмое по счету плавание Чжэн Хэ продолжалась с 1431 по 1433 г. Прибыв в Каликут, где он на обратном пути умер в возрасте 62 лет, мореплаватель отправил своих посланцев в священный город мусульман — Мекку. Его интерес к духовным ценностям ислама отнюдь не случаен. Ранее, накануне пятой экспедиции, в городе Цюаньчжоу (провинция Фуцзянь) Чжэн Хэ совершил паломничество к могилам последователей пророка Мухаммеда.

Летом 2005 г. в КНР широко отмечалось 600-летие этих морских походов. Мы с дочерью, приехав в Цюаньчжоу, по следам флотоводца поднялись на гору Линшань, где, согласно "Книге о Фуцзяни" историка XVII в. Хэ Цяоюаня, похоронены двое из четырех мусульманских проповедников, прибывших в Китай между 618 и 626 г. У западной стены погребального комплекса быстро отыскали стелу, рассказывающую о знаменательном событии: "Посланник императора и командующий войсками евнух Чжэн Хэ шестнадцатого числа пятого месяца пятнадцатого года Юнлэ (1417 г. — Н.А.) перед отъездом в Хормуз (Ормуз. — Н.А.) и другие страны Западных морей на этом месте молился и поставил курительные свечи в надежде на покровительство святых". Стелу установили по распоряжению местного чиновника Пу Хэжи.

Морские экспедиции не только укрепили политическое влияние Китая в Южной и Юго-Восточной Азии, способствовали росту его экономических и культурных связей, но и расширили географические познания китайцев. Сам Чжэн Хэ так оценивал результаты своих плаваний: "Страны за пределами горизонта и у края земли стали ныне подвластны и до самых западных и самых северных краев, а может быть, и за их рубежами, и все пути пройдены и расстояния измерены".

Если Чжэн Хэ многое сделал для возвеличивания императоров Срединного государства, то другой представитель народа хуэй в провинции Юньнань — Ду Вэньсю — создал очень большие проблемы для его правителей. В середине XIX в. он возглавил антиманьчжурское восстание местных мусульман.

Весной 1856 г. власти спровоцировали в Юньнани мусульманские погромы. Только в Куньмине и его пригородах за два дня было перебито около 20 тысяч приверженцев ислама. На начало октября нечто подобное было запланировано и в Дали, однако банды погромщиков, поддерживаемые правительственными войсками, получили решительный отпор со стороны мусульманской общины и подошедших к ней на помощь вооруженных отрядов из соседних районов. Спустя несколько дней город оказался в руках мусульман.

В дальнейшем они захватили значительную часть территории провинции, уничтожили на местах цинскую администрацию и создали, как уже было сказано выше, собственное государство с центром в Дали. Его правителем стал Ду Вэньсю (в литературе можно также встретить имя "султан Сулейман"), провозглашенный "верховным главнокомандующим всех войск". Выходец из купеческой семьи получил конфуцианское и исламское образование. Во время мусульманских погромов лишился всего имущества, обращался с жалобой в Пекин, занимался торговлей опиумом, а в период новых репрессий со стороны властей скрывался в провинции Сычуань.

К восставшим мусульманам примкнули многие ханьцы, представители народов бай, ицзу, наси, цзинпо и др. Анти-маньчжурские лозунги и административные нововведения Ду Вэньсю "сделали Дали притягательным центром для всех недовольных, независимо от их национальной принадлежности и религиозных взглядов" (В.Л. Ларин). Войско повстанцев насчитывало около 200 тысяч человек. Под их контролем оказалась вся северо-западная часть Юньнани.

В 1867 г. армия Ду Вэньсю двинулась на Куньмин и весной следующего года полностью окружила город. Его блокада продолжалась полтора года, однако повстанцы так и не смогли овладеть административным центром провинции. Ожесточенное сопротивление правительственных войск и городского ополчения, а также весьма сложные в этом районе климатические условия подорвали моральный дух и здоровье наступавших. Часть из них сложила оружие, другие перешли на сторону противника. Силы, остававшиеся верными Ду Вэньсю, были вынуждены снять осаду.

Летом 1872 г. цинская армия под командованием Ян Юйкэ начала наступление на Дали. Несмотря на решимость повстанцев биться до конца, падение города было неизбежным. Ради спасения его многотысячного населения Ду Вэньсю прекратил сопротивление и объявил, что сдается правительственным войскам. В то же время он не стал дожидаться мучительной казни: по дороге или даже еще до отъезда в стан победителей принял яд и в штаб Ян Юйкэ был доставлен мертвым.

В центре города можно увидеть некоторые сооружения бывшей резиденции "верховного главнокомандующего всех войск", на территории которой когда-то был построен "запретный город"; среди них зал совещаний, ворота в резиденцию и "запретный город", каменные стелы… Сейчас они отреставрированы и включены в единый комплекс Музея г. Дали, созданного в 1986 г. Его общая площадь составляет 25 тыс. кв. метров. При посещении музея (5 юаней в августе 2004 г.) обратил внимание на самобытные изделия из бронзы и камня, дерева и слоновой кости, нефрита и жадеита, керамики и фарфора. Есть в нем и секира, якобы принадлежавшая Ду Вэньсю (тяжелая!).

В четырех километрах к юго-востоку от Дали находится деревушка Сядуй, где сохранилась могила руководителя восстания и основателя мусульманского государства. Говорят, что мертвый предводитель все равно был подвергнут ритуалу казни, а его труп бросили собакам на съедение. В нарушение ранее данных обещаний головорезы Ян Юйкэ буквально утопили город в крови. Голову Ду Вэньсю и 24 корзины ушей казненных повстанцев каратели поспешили отправить в столицу империи в качестве наглядного свидетельства проявленных ими "героизма" и "доблести". Между тем глубокой ночью местные жители выкрали останки вождя и похоронили их в укромном месте на берегу озера Эрхай. Надгробие на могиле поставили в 1917 г., через шесть лет после свержения цинской династии.