Эл шла вдоль дороги, в сторону пешеходного моста. Солнце уже вступило в свои права, и хотелось снять с себя, то немногое, что было сейчас на Эл. Перейдя на другую сторону, она оказалась на городском пляже, народу было уже немало, но свободный лежак для Эл нашелся.

«Надо будет разведать потом местность, и найти более укромное местечко», – подумала Эл, расстилая свое полотенце на лежак. На полотенце был изображен большой, милейший, рыжий кот. По соседству загорала какая-то парочка, сдвинув лежаки и прикрыв лица панамами. С другой стороны – молодая семья с малышом, плескавшимся в надувном бассейне. Эл решила, что люди «вполне приличные» по виду, и попросила молодую маму, присмотреть за ее вещами. Женщина, улыбнувшись, согласилась.

Шаг, еще шаг, другой по горячему песку, и вот дошедшая дальше всех на берег волна, обдала прохладой ступни Эл. Эл не было холодно, но по телу побежали мурашки. Пальцы ног слегка утопали во влажном песке, еще несколько шагов, и Эл уже в воде по пояс. Теперь волны стали сильнее, и слегка раскачивали Эл, как будто пытаясь, вытолкнуть ее на берег.

«Здравствуй, море!» – негромко сказала счастливая Эл, трогая воду руками, и продолжая заходить все глубже в воду. Очередная набежавшая волна, оставила брызги на стеклах очков.

«Очки! Я же в очках! Вот подстава!» – Эл расстроилась, вспомнив, что не сняла очки, да и как она могла их снять на берегу? Соседка бы непременно напряглась, увидев синяк Эл. Она смотрела под воду на свое бикини, пытаясь найти место, где можно спрятать очки, но две небольшие белые тряпочки, плотно прилипшие сейчас к ее телу, лишили последней надежды, нырнуть под воду. Эл не понимала эти «бабские штучки», когда женщины заходили в море «окунуться» или поплавать «очень аккуратно, чтобы не намочить волосы и не испортить макияж». Какое в этом удовольствие?».

Сама она научилась плавать в семь лет, на Днепре, в Днепродзержинске, когда они с мамой приехали погостить к бабушке Наташе, матери отца Эл. Какое же это было прекрасное лето! Бабушка каждый день пекла блины, угощая Эл чаем, со своим вареньем, варила кукурузу, которую Эл обожает с тех пор, вареники с вишней, вкусней которых, она не ела потом нигде, голубцы, которые таяли во рту и еще много чего, готовила тогда для внучки бабушка Наташа, на своей «сказочной» печке. Именно так ее воспринимала Эл, знающая, как все городские дети, только газовые плиты. Бабушка была отличной хозяйкой, домовитой, привыкшей еще с детства к труду. Она и ее родной брат дед Шура, в детстве даже, по словам бабушки, «батрачили» в какой-то зажиточной семье. Потом была война. Для бабушки эвакуация с тремя детьми в Ташкент. Для деда Шуры служба на военном корабле. Потом плен, побег из плена. Возврат к своим. Опять передовая. Дед рассказывал маме, а Эл подслушала, что от расстрела в плену, его спасло то, что у него не было «нательной живописи», как он называл татуировки. Эл любила брать его бинокль, черный, тяжелый, армейский и смотреть на луну. Вернее, пытаться посмотреть в него на луну, которая попадая в бинокль, начинала, бешено метаться, как мотылек, не желая замереть на месте. Вернувшись с войны, дед узнал, что его жена была расстреляна фашистами, а соседи судачили, что она «гуляла с немцами». И только спустя несколько лет, после Победы, деда вызвали в Органы и сказали, что его жена была разведчицей, во время оккупации, потом ее раскрыли немцы и расстреляли. Он женился во второй раз. Его вторая жена, баба Вера работала, кассиром в гастрономе, и у них дома, на улице Бойко, всегда были вкусные конфеты для Эл. Морская душа не давала покоя деду, всю жизнь. Еще в шестидесятых годах он купил свой первый катер, на котором любил ходить по Днепру.

Бабушка Наташа жила в своем доме, объединенном общим двором, с еще тремя домами. Там у Эл появились подруги, сестры Кныш, ровесницы Эл, из их общего двора, которые потом познакомили Эл, с остальными ребятами бабушкиной улицы. Девочки говорили и на русском и на украинском языке, так что к концу каникул, Эл свободно понимала соседских ребят, лузгая семечки прямо из подсолнуха, теплыми, летними вечерами, а вернувшись к себе домой, иногда переходила на украинский язык, чем вызывала восторг у ташкентских друзей. И еще долго, не могла потом избавиться от «Шо цэ таке?»

Каждый день Эл ходила с мамой на Днепр, который протекал в пятнадцати-двадцати минутах ходьбы от дома. Мама очень быстро научила Эл плавать, во-первых, потому что сама была плавчиха, во-вторых, потому что, как считала мама, и небольшое течение помогало, да и сама она любила поплавать, не боясь «намочить волосы и испортить прическу», так что с удовольствием плескалась в воде вместе с Эл «до синих губ».

Как-то вечером, пришел с работы дядя Витя, родной брат папы, отправил Эл смотреть телевизор, а сам закрылся с бабушкой и мамой на кухне. В этот день разбились самолеты над Днепродзержинском, и дядю «кинули на расчистку». Эл подслушала эту фразу, ничего не понимая. В одном из самолетов разбилась команда футбольного клуба «Пахтакор» из Ташкента. Годами позже, Эл часто проходила потом мимо памятника команде, около Спорткомитета Узбекистана в Ташкенте. А тогда, в далеком семьдесят девятом, ей было невдомек, почему дядя Витя каждый день приходил очень уставшим и мрачным, и за ужином рассказывал маме и бабушки, какие-то новые подробности, которые нельзя было слушать Эл. Она теперь думала, какого было маме, ведь им предстояло еще лететь домой. Сама же она, выдворяемая из кухни, посмотрела весь телевизионный фильм «Тени исчезают в полдень» на украинском языке, навсегда запомнив название «Тини зникають опивдни».

Эл стояла в воде по шею. Она взяла очки в руку, и опустила голову под воду. По голове «побежали мурашки».

«Открыть бы глаза», – подумала Эл, но не стала этого делать, уже почувствовав соленый привкус на губах. Эл стояла с опущенной в воду головой, пока в легких не закончился воздух. Потом она резко взмахнула головой, так чтобы волосы не прилипли ко лбу, а упали назад. У Эл немного закружилась голова. Она вспомнила, что ничего не ела толком, со вчерашней трапезы у Казбека.

– Как же хорошо! – вслух сказала Эл, щурясь на солнце и от капель соленой воды, попавшей в глаза. Она надела очки, и пошла обратно, к берегу. Поблагодарив соседку, «присмотревшую» за вещами, Эл легла на спину, прикрыв лицо шляпой. Воспоминания о детстве, об Украине вернулись вновь.

На следующее лето, Эл с мамой опять полетели на Украину, но на этот раз все было по-другому. Эл не понимала тогда всей трагичности ситуации, а слово «смерть» еще отсутствовало в ее лексиконе. Эл хватило информации, что бабушка больна, и по просьбе папы, она должна была, «по возможности» рассказывать бабушке какие-нибудь смешные истории из своей школьной жизни, навещая ее в больнице. Эл привезла с собой алую ленту, с золотой надписью «отличник», и когда они с мамой, в первый раз пришли к бабушке, Эл надела ее на себя. Потом она показывала бабушке почетную грамоту «за отличную учебу и примерное поведение», свои рисунки, которые нарисовала в изостудии, рассказывала о любимых и не очень, предметах в школе. Ей было не привычно видеть бабушку такой беспомощной, лежащей все время на больничной койке. Эл помнила прошлое лето, когда бабушка все время хлопотала по дому, наводя порядок или что-то стряпая. Мама оберегала Эл от «взрослых проблем», как могла. Они каждый день навещали бабушку, а потом шли на Днепр. Вечером Эл играла с соседскими ребятами. Иногда они с мамой ходили в гости к деду Шуре, иногда встречались с ним в больнице. Взрослые все время были чем-то озабочены, поэтому Эл с нетерпением ждала вечера, когда можно будет выйти во двор, и, забыв обо всем носиться по улице с соседскими детьми, совершая время от времени, набеги на чужие сады.

В январе восемьдесят первого года умерла бабушка Наташа. Отец Эл один летал на похороны, по телеграмме деда Шуры. Он до конца своих дней не простил себе, что не смог поехать летом с Эл и женой, когда бабушка была еще жива. Через несколько лет не стало деда Шуры, потом бабы Веры, об этом отцу сообщила родная сестра бабы Веры Нина, последнее звено, связывающее Эл с ее украинскими родственниками. После смерти отца, Эл не смогла отыскать адреса тети Нины. Средний брат отца Эл, дядя Витя, после смерти бабушки, закрыл дом и исчез в неизвестном направлении. Так в жизни Эл не стало еще пятерых родственников.

Эл вспомнила про крем для загара, когда солнце уже начало припекать. Запахи из прибрежных кафе, волновали все сильнее.

«Сколько сейчас уже? – подумала Эл, – надо купить зарядное устройство. Пойду, пожалуй, домой. Домой? А где твой дом? Где теперь твой дом?»

Эл не могла ответить на этот вопрос, равно как не могла представить себе, как вернется в Москву, как будет объясняться с Николаем, что будет дальше. Свои размышления она прервала, решив для себя что-то, по принципу Скарлетт О’хара «Об этом я подумаю завтра». Она собрала свои вещи, попрощалась с соседкой по лежаку и пошла к дороге. Несмотря на абсурдность и нереальность происходящего с ней, Эл чувствовала какую-то тихую радость в душе. Она решила вернуться домой к Зое, не переходя сразу на другую сторону, а разведать, что интересного или полезного есть со стороны моря. Магазинчики и кафешки сменяли друг друга. Встретился даже салон сотовой связи, но кто же продаст зарядное устройство, без телефона? В своих поисках, Эл уже прошла поворот, к дому Зои, когда увидела прибрежное кафе, замыкающее череду магазинов, ресторанов и клубов на этой стороне.

«Можно возвращаться, – решила Эл, – дальше ничего нет. Разве что зайти в кафе, попить чего-нибудь холодного».

Это было небольшое кафе, с просторной, летней террасой, на которой стояли несколько пустых столиков. Эл вошла внутрь, где тоже все было очень камерно, но уютно. Небольшая барная стойка, несколько барных стульев перед ней, а по небольшому же залу, располагались еще несколько столов, расставленные вдоль стен, так что в центре было достаточно просторно. Оформлено кафе было в стиле «Алоха, Гавайи!», и основными элементами декора были пальмы, стоящие в кадках при входе, и еще парочка в зале, а стены были украшены нарисованными плюмериями, знаменитым символом Гавайских островов. В дальнем углу Эл увидела музыкальный автомат, из тех, что раньше видела только в кино. Все столики были заняты, работал кондиционер, и желающих отдохнуть на террасе, залитой сейчас солнечным светом, не было. У барной стойки сидели две парочки и потягивали прохладный мохито.

Эл подошла к бару. Бармен, стоящий все это время спиной к залу, повернулся. Это был хорошо сложенный, с «несмываемым загаром» мужчина, в гавайской рубашке.

– Добрый день, – приветствовал он Эл, – я Вас слушаю.

– Здравствуйте, можно мне минеральную воду без газа?

– Минералку? Так бесхитростно?

– А Вы всем заказам даете оценку, или это мне так повезло? – ответила Эл, чувствуя, что начинает напрягаться.

– Это Вам так повезло, – нисколько не смутившись, ответил он.

– Я тронута, так что на счет минералки?

– Будет сделано, – сказал бармен и достал из холодильника запотевшую бутылку с водой, затем налил минералку в высокий стакан, опустил в него соломинку и подал Эл.

– Спасибо, – ответила Эл, присаживаясь на свободный стул перед стойкой.

– Что-нибудь еще? – поинтересовался бармен.

– Нет, спасибо, сколько с меня?

– Подарок от заведения, – неожиданно ответил бармен.

– Что так? – Эл вытащила соломинку и сделала несколько жадных глотков, – или мне опять повезло?

– Пожалуй.

Эл молча, смотрела на бармена, не зная, что сказать.

– А все-таки?

– Мы как-то не очень начали, зачем мне отпугивать потенциального клиента? Вы ведь вчера приехали?

– Как Вы узнали? – удивилась Эл.

– По за-га-ру, – ответил бармен, растягивая слово по слогам.

– Понятно. Ваш-то загар уже можно назвать «хроническим».

– «Хроническим»? Вы, наверное, врач? – спросил, улыбнувшись, бармен.

– Послушайте, общение с Вами непременное условие вашего заведения?

– Нет, это Вам опять повезло, – бармен продолжал улыбаться, глядя на Эл.

– Я не настроена, сейчас шутить. Настроение не то, понимаете?

«Зачем я перед ним оправдываюсь?» – ругала себя Эл. Она чувствовала, что ее начинает напрягать этот разговор все больше, решила оставить деньги за воду на стойке, и скорее обратно к Зое, в «свою нору», но бармен еще не все сказал, как видно.

– А что с настроением, какая-то проблема?

– Мне нужно зарядное устройство для телефона, – неожиданно для себя выпалила Эл.

– Это не проблема, – прищурившись, ответил бармен.

– Просто зарядка, без телефона, – пояснила Эл.

– Я понял. Забыли свою дома или потеряли по дороге. Так бывает.

– А почему не проблема?

– Отдыхающие часто забывают у меня свои зарядки, и даже телефоны. Какая модель?

Эл ответила.

– Мне нужно дома посмотреть, «бюро находок» там. Где Вы остановились?

– А что?

– Если у меня есть нужная, я могу принести.

Эл ненадолго задумалась. С одной стороны, ей совсем не хотелось раскрывать своего убежища, первому встречному, с другой, выбора у нее не было. Ей хотелось поскорее позвонить сыну.

– Может быть, я лучше сама вечером подойду.

– Идет, после шести я буду здесь, – ответил бармен.

Эл подумала, что это странно, как он работает, «по часам» что ли? Хотя, в сущности, ей было все равно, главное, чтобы у него оказалось зарядное устройство, нужной модели. Она попрощалась с барменом и вышла на террасу. Прогретый воздух обдал жаром, Эл поправила очки и поспешила домой.