Было уже около шести часов вечера, когда Эл и Ричард почти закончили оформление картин. Подсобное помещение для персонала, напоминало склад какого-нибудь художественного аукциона.

– Здорово, – сказала, удовлетворенная результатом Эл, – рамок хватило.

– Спасибо, Алексу, верному товарищу.

– Да, спасибо, Алексу. Ричард, я бы хотела пригласить его на вернисаж, можешь это сделать?

– Он обязательно будет. Алекс заинтригован, думает, я для себя стараюсь. Он давно меня на персональную выставку подбивает, сетуя, что бизнесмен убил во мне художника, – Ричард улыбнулся.

– Он прав?

– В чем-то прав, но, как мне кажется, Герти, «время печали еще не пришло».

– Это радует.

Эл чувствовала приятную усталость.

«Может быть еще кофе?» – подумала она, но потом посмотрела на четыре пустые кофейные чашки, и решила, что этого будет достаточно.

– Все-таки, зря ты не стала давать названия работам, – Ричард театрально нахмурился.

– Нет, не зря, я и подписывать-то их не хотела, все ты, – Эл также театрально нахмурилась в ответ.

– А как же иначе? Со временем ты станешь известным художником, за твоими картинами начнется охота, и людям будет интересно узнать, с чего ты начинала. Появятся копии, подделки и все такое, и как тогда ты сможешь доказать свое авторство?

– О, Господи! Я так далека сейчас от этого.

– Правильно, поэтому у тебя есть я.

Эл потупилась, не зная, что сказать. Ричард заметил ее смущение и попытался исправить ситуацию.

– Есть я – твой друг, и твой первый поклонник, – немного помолчав, он добавил, – поклонник твоего таланта.

Эл подняла голову и пристально посмотрела на него.

– Молодец, выплыл, – сказала она и, через паузу, рассмеялась.

Ричард сделал вид, что смахнул пот со лба и тоже рассмеялся. Эл решила сменить тему, продолжая натирать до блеска стекла рамок.

– Лев и компания уехали.

– Я знаю, – Ричард не был удивлен, – Лео заходил вчера, настоял взять деньги за «итальянскую пати».

– Ричард, а можно один вопрос тебе задать?

– Задавай, сколько хочешь, отвечу на любой.

– Тебе нравится, что мы делаем с русским языком?

– Кто мы? – было видно, что он не понимает вопрос.

– Мы, русскоговорящие люди.

– А что мы с ним делаем?

– Мы убиваем русский язык.

– Герти, ты о том, что я видоизменяю имена людей?

– Нет, это так, твоя изюминка, если хочешь, и это детская шалость, по сравнению с тем, как мы лихорадочно и бездумно заимствуем иностранные слова, напрочь забывая свои. Твое «Лео», меня не смутило, а вот твое «пати». Почему не вечер, не вечеринка?

– Я понял тебя, – Ричард, вздохнув, замолчал, в поисках объяснения.

– Не обижайся, я сама грешу этим, но себя я оправдываю тем, что когда самостоятельно стала изучать английский язык, для «лучшего запоминания английских слов», вставляла в русские предложения, английские синонимы. Потом эта затея с изучением английского провалилась, и вот тогда, я обратила внимание, что не только я грешу, заменой русских слов. Отовсюду на меня посыпались «тренинги, коучи, фэшны, флешмобы, бизнес, лайки, пати, мейки, стайлинги, супермаркеты, мерчендайзеры, копирайтеры, девайсы, гаджеты» и так далее, из всевозможных областей жизни, могу продолжать эти примеры до бесконечности. Вот тогда я ужаснулась.

– Да, ты права, это, действительно проблема.

– Ты иронизируешь? Ты, не согласен со мной?

– Нет, не шучу, просто раньше, я не придавал этому значения.

– Вот и я не предавала. Ты можешь упрекнуть меня в «квасном патриотизме», и «тщеславном самодовольстве», как сказал князь Петр Андреевич Вяземский, но лингвистическое богатство русского языка – это объективная реальность. Ему не нужны заимствования, тем более из английского. Пальму первенства с русским могли бы разделить, например, китайский, греческий или японский язык, с его двумя параллельными наречиями, мужским и женским. Но послушав современного русскоговорящего человека, создается впечатление, что русский язык, настолько скуден, что без заимствования английских слов, и мысли никакой не выразить. Да лучше бы мы, архаизмам давали новую жизнь.

– Это идет со времен хиппи, я думаю, – сказал Ричард, – сленг считался отличительной чертой, такой же, как «прикид» и «хаер».

– Пусть так, в просторечье, или в какой-то отдельной социальной группе, ради Бога. Лексикон моего сына, например, изобилует всякого рода жаргонизмами. Есть у него, например, словечко «сорян», что от английского «сорри». Я могла бы возмущаться, поправлять его, но я подумала, что его «сорян» – это просто извинение. Молодняку трудно бывает сказать простое «прости», признать свою неправоту, в силу возрастного упрямства, так пусть хоть «сорян», хоть черт лысый, главное, что в его лексиконе есть слово, обозначающее «прошу прощения». Другое дело, когда заимствованные слова, безо всякой на то причины, переходят на «официальные трибуны» – прессу и телевидение. Мало того, что журналисты допускают простейшие ошибки, неправильно ставят ударения, произносят слова, как «у себя на кухне», подчас просто не зная, что публичные высказывания имеют свои правила произношения. Повсеместный «высокий профессионализм». Бессовестно засоряют русский язык, который знают, заметь, не на «5», но обойтись уже без «модных» словечек не могут. Будешь не в «тренде», не в «топе»! Ричард, а что такое «топ»?

– Топ, топ, топот, должно быть, – Ричард улыбался.

– Нет, английское слово «топ», переводится на русский, как «верх». Вот, скажи, чем наш «верх» хуже?

– Ничем, Герти, по мне тоже лучше быть «на верху», чем «в топе», – он изобразил конфуз на лице.

Эл рассмеялась.

– То-то и оно!

– Предлагаю применить к горе-риторам, муштру и шпицрутены, способ проверенный, надежный.

– Кому доверим сей воспитательный акт?

– Людям, склонным к насилию.

– И будем множить маньяков? Нет, нужно что-то другое.

– Тогда можно вернуть цензуру.

– Цензуру? Нет, Ричард, тебя посадят на дыбу, как только ты «выйдешь в народ» с этим предложением – попиратель свободы слова и демократии!

– Отчего же? Не нравится слово «цензура», от латинского, кстати, давайте назовем «контроль», что от французского. Хотя цензура, если она будет опираться на «законы и правила риторики», а не на «руководящую роль партии», становится вполне невинным, контролирующим органом.

– Согласна!

Эл и Ричард хлопнули друг друга по рукам.

– Герти, надо еще сфотографировать все работы, пока их не раскупили, – Ричард достал из своей спортивной сумки фотоаппарат.

– Это еще зачем?

– Для твоего портфолио, ну, вот опять чужое слово. Для архива твоих работ, нет, давай, лучше скажем, опись. Нет. – Ричард рассмеялся, сделав печальную гримасу.

Эл улыбалась.

– Герти, как сложно, я и не думал, что у меня будут проблемы со словами, хотя это занятно, теперь это мое новое увлечение, а то я немного заскучал, видоизменяя имена, – Ричард подмигнул Эл, – будь я не столь ленив, я бы предложил на телевидение такую игру, для школьников, что называется, «и познавательно и увлекательно». И еще штрафовал бы работников телевидения, из тех, что «в кадре», за использование «иностранщины», в тех случаях, где можно легко обойтись русскими словами.

Он помолчал.

– Все нашел! Это будет перечень! Ура! Нет, лучше фотоархив! Герти, как же все запущено!

– Молодец! Только все еще не понимаю, зачем мне он?

– На память, как минимум.

– Ричард, ты так уверен, что работы разберут, как «горячие пирожки»?

– Несомненно.

– Почему, стесняюсь спросить?

– Во-первых, я кое-что в этом понимаю, во-вторых, я в тебя верю, а в-третьих, Герти, плох тот солдат, который не мечтает стать генералом! – Ричард многозначительно поднял вверх указательный палец.

– Спасибо за доверие, друг, – Эл крепко пожала свои руки.

– Обращайтесь! – Ричард сделал тот же, ответный жест.

– Ричард, я устала.

– Я понял, я сам все сфотографирую, здесь легче будет свет подобрать, чтобы картины не бликовали, а ты иди, Герти, отдыхай, да и Зоуи уже волнуется, наверное. Давай только решим сейчас, когда пройдет твой вернисаж?

– А давай называть это выставкой? – Эл улыбалась.

– Идет! Так, когда ты хочешь устроить выставку?

– Надо подумать.

– Герти, а помнишь, была передача «Выставка Буратино»? Там еще пели в начале: «Выста-Бура-выста-Бура-Бура-Буратино, до чего же хороши разные картины»?

– Помню, конечно, любимая передача!

Они смеялись, как дети, наверное, потому, что воспоминание о «Выставке Буратино», на время вернуло их в детство. Эл было приятно, что у нее и Ричарда, было одно детство, общее, и не надо было ничего друг другу объяснять.

– Так, когда? – Ричард посмотрел на нее своим «теплым» взглядом, который Эл очень нравился.

– Хоть завтра.

– Нет, Герти, до завтра чисто технически не сдюжить, да и пару-тройку дней надо оставить на рекламу.

– Рекламу?

– Я напишу красивую афишу, повешу у входа в «Алоха», и пусть она повесит дня три, «для привлечения посетителей», что называется, согласна?

– Согласна, это разумно, но только без имен и фамилий, договорились?

– Я понял. Хотя, кроме того, что тебя зовут Гертруда, я ничего не знаю, – он лукаво улыбнулся.

– Этого пока достаточно, – помолчав немного, Эл сказала – ты хороший организатор, Ричард, мне повезло, что мы познакомились, ты вселяешь в меня уверенность, и мой завтрашний день, обретает новые, не лишенные привлекательности, очертания, – Эл сама от себя не ожидала этого признания. Она смутилась.

– Герти, тогда скажу, что это нам повезло, что мы познакомились, хотя мне кажется, что я знаю тебя всю жизнь. – Ричард смотрел на Эл, не отводя взгляда.

– Стоп!

– Что? – он улыбался.

– Давай не будем сейчас об этом, – Эл отвела свой взгляд на картины, – «Гамак» я забираю.

– Как скажешь, – он подошел к столу, взял картину и протянул ее Эл.

Эл убрала ее в папку.

– Ну, я пошла.

– До завтра, Герти, ты же поможешь мне развесить работы?

– Конечно.

– Советами, другой помощи не надо, – Ричард протянул руку на прощание.

– До завтра, – Эл протянула руку в ответ, – позвони, когда будешь здесь.

– Хорошо, – он продолжал держать руку Эл.

Ей не хотелось уходить. Эл смотрела на Ричарда, оставляя свою руку в его крепкой и теплой ладони. Время остановилось. Они, не отрываясь, смотрели друг на друга. Мысли путались в голове Эл. В животе порхали бабочки. «Господи, я уже забыла это волшебное ощущение, и вот оно вернулось. Мне страшно», – думала Эл, продолжая смотреть на Ричарда. Собравшись с силами, она слегка потянула свою руку. Ричард отпустил. Он собирался что-то сказать, но Эл его опередила:

– До завтра.

– До завтра, – глубоко вздохнув, ответил Ричард.