– Просыпайся, художник! – Зоин голос был совсем близко.

Эл открыла глаза. Зоя вытирала пыль со столика, она обернулась.

– Уже два часа дня, зай, лучше встать, а то день с ночью перепутаешь.

У Эл защемило сердце, ей так когда-то говорила мама.

– Доброе утро, – сказала она.

– Добрый день, уже день – ответила Зоя, – Давай, давай, вставай, а то мне не терпится прибить картину, я уж и место ей подыскала, будить тебя не хотела. У тебя талант! – Зоя была прелестна в своем восхищении.

– Спасибо, Зоечка! – Эл поднялась с кровати, накинула халат и подошла к Зое. Она обняла ее со спины, и неожиданно для себя сказала:

– Мне пора возвращаться домой.

– Когда это?

– Не знаю точно пока, но очень скоро, – ответила Эл.

– Понятно, понятно, – было видно, что Зоя этого не ожидала, – ну, пока ты здесь, иди, умывайся, а потом я тебя покормлю.

Эл чмокнула ее в затылок и вышла из комнаты.

После обеда Эл позвонила Ричарду.

– Привет, Герти, как спалось?

– Привет, Ричард, все великолепно, отдохнула, спасибо, – Эл наслаждалась звучанием его голоса.

– Ты голодна?

– Нет, Зоя меня накормила, – ответила Эл.

– А говорила, что позвонишь, как проснешься, ветреная Герти! – Ричард рассмеялся, – почему я не могу на тебя рассердиться?

– Наверное, потому, что я скоро уезжаю, – Эл опять не поняла, как и в разговоре с Зоей, почему сказала это.

«Это знак, – подумала она, – и мне, действительно, пора возвращаться в другую, свою привычную реальность.».

– Куда уезжаешь? – не расслышал Ричард.

– Домой, – повторила Эл, – в Москву.

– Яснопонятно. Когда?

– Не знаю, еще не решила, – ответила Эл.

– Прекрасно, значит не сегодня?

– Точно не сегодня, – Эл стало грустно, думая о том, что слово сказано, теперь надо будет выбрать дату отъезда.

«Как же я не хочу уезжать!», – думала она.

– Класс! Тогда я приглашаю тебя в кино, сегодня вечером, что скажешь, Герти?

– Кино? – переспросила Эл, – в Лермонтово есть кинотеатр?

– В Лермонтово нет, а в Джубге есть. Советский такой кинотеатр, на улице Советской, кстати. Ностальгию не ощутила? – Ричард засмеялся.

– Не особо, а вот в кино захотела, – также, смеясь, ответила Эл.

– Заметано, значит, я заеду за тобой в четыре, успеешь собраться?

– Успею. До встречи, Ричард.

– До встречи, Герти!

Ричард подъехал ровно в четыре и посигналил из машины. Эл, сидевшая на кухне с Зоей, быстро допила кофе, взяла сумку и, послав Зое воздушный поцелуй, выпорхнула из дома, предвкушая встречу с любимым.

– А что так неожиданно решила уезжать, Герти? – спросил Ричард, когда Эл села в машину.

– Пора, труба зовет, – пошутила в ответ Эл, выдавливая из себя улыбку.

– Труба? Муж – дети, что ли?

– Нет, просто пора уже, и честь знать, – ответила Эл, надеясь, что дальнейшие расспросы не последуют.

– Яснопонятно, – Ричард, как будто почувствовав ее желание, замолчал.

Чтобы разрядить обстановку Эл решила пошутить:

– Время печали еще не пришло, кажется, так ты говоришь?

– Да, все верно.

Они опять замолчали. Показное веселье не давалось обоим. В машине играла приятная инструменталка оркестра Поля Мориа. Ричард следил за дорогой, а Эл смотрела на море, пытаясь впитать в себя все те минуты счастья, которые она испытывала сейчас, в машине Ричарда, когда он был так близко. Ветер время от времени доносил до Эл запах его парфюма, ненавязчивый и возбуждающий. Время пролетело незаметно, и вот они уже на улице Советской. На ближайшем сеансе стояла премьера полнометражного, заграничного мультфильма.

– Ну, что пойдем? – спросил Ричард, когда они остановились перед зданием кинотеатра.

– Мультик? – протянула Эл.

– Угу.

– Даже не знаю, как-то неожиданно.

– Для меня тоже, – ответил Ричард.

– По какой-то детской логике, я настроилась на доброе, старое, советское кино. Это глупо, по-твоему?

– Нет, я тоже люблю советские фильмы, – ответил Ричард, глядя на Эл своим обволакивающим, теплым взглядом.

Чтобы не утонуть в его глазах, Эл решила поговорить на «серьезную» тему.

– Ты фанат всего «советского»?

– Как сказать, у меня нет ностальгии по СССР, но многое мне нравилось «в совке», а, ты, Герти, испытываешь ностальгию по Советскому Союзу? – теперь он улыбался.

– По общественному строю? Нет, конечно. У меня ностальгия по детству, по юности. И да, мне понравилось мое «счастливое детство в СССР». Я отчетливо помню свои ощущения, когда наш класс приняли в октябрята, в какой-то воинской части, а потом повезли во Дворец Железнодорожников, где мы смотрели фильм «Неуловимые мстители». И, знаешь, каждый раз, когда экран был ярко освещен, я смотрела на свою октябряцкую звездочку, на фоне белого фартука, и у меня было чувство, что меня наградили медалью, так я была горда собой, не знаю почему. И тогда мне казалось, что, будь я на месте героев фильма, я бы тоже, как Ксанка боролась за справедливость, за красных, за наших. За хороших, одним словом. Потом была пионерия, потом я была старшим пионером, когда мы могли уже не носить галстук, а носили значок, который объединял комсомольский и пионерский значки. Потом вступила в комсомол, а потом распался Советский Союз. Вот так.

– А в партию вступила бы? В коммунистическую?

– Не знаю, Ричард, как жизнь бы подсказала. Видишь ли, мои родители были беспартийные. И это не по каким-то политическим убеждениям, просто, в тех областях деятельности, которыми они занимались, не было «острой необходимости» вступать в партию. И карьеристами они не были, а по «зову сердца», видать не тянуло. Теперь не узнаю, – Эл почувствовала знакомое, липкое ощущение одиночества. Ричард не дал ей погрузиться в это болото.

– Я так понимаю, Герти, в вашей семье были индифферентные отношения к политике?

– Пожалуй, да. Родители спокойно и философски относились ко всему происходящему вокруг, пожалуй, их устраивала и их жизнь, и страна в которой они жили. Конечно, они не любили «очереди и дефицит», но жили в «предлагаемых обстоятельствах», хотя, и рассказывали на кухне анекдоты про Брежнева.

– Анекдоты? – Ричард оживился, – я тоже такие знаю, но ты первая рассказывай.

– Ну, я помню, как во время визита Брежнева в Узбекистан появился такой анекдот: «Леонид Ильич вышел из лимузина пообщаться с народом. Его приветствуют люди “Ассаламу Аллейкум, Леонид Ильич!”, он в ответ: “Ваалейкум Ассалам!”, кто-то опять приветствует: “Ассаламу Аллейкум!”, Брежнев: “Ваалейкум Ассалам!”, и вдруг из толпы кто-то крикнул: “Архипелаг ГУЛАГ!”, Брежнев не растерялся и ответил: “ГУЛАГ архипелаг!”».

Ричард засмеялся.

– Смешно, не слышал такого, «южанского» анекдота про Брежнева.

– Теперь ты, – Эл была довольна произведенным эффектом.

– Ну, самый известный, когда звонит телефон, и Брежнев, снимая трубку, отвечает: «Дорогой Леонид Ильич слушает!»

– Ха! Да, этот я тоже знаю, а еще?

– Еще? Ну, вот хотя бы. Брежнев пришел на встречу с иностранной делегацией, взял бумагу с речью, читает: «Дорогая, Индира Ганди!», ему подсказывают, «Леонид Ильич, это Маргарет Тэтчер!», на что Брежнев отвечает: «А ЗДЕСЬ написано Индира Ганди!».

Эл опять поймала себя на мысли, что ей очень просто и легко с Ричардом, с их общим, советским детством. Она смеялась и смотрела на него, пытаясь запомнить таким, как сейчас, милым, веселым, любимым.

«Стоп!», – скомандовала себе Эл, – не надо об этом сейчас».

– Да, смешно, и довольно безобидно, по сравнению, с нынешними анекдотами. И почему родители с друзьями рассказывали их тайком, не понимаю, и не могу быть столь же индиффертной, как они. Меня даже сын называет в шутку «диванный политик».

– Диванный политик? Смешно, а я скорее аполитичен, Герти.

– Я тоже была аполитична до поры, до времени, Ричард, но не теперь. И, не обижайся, сейчас нельзя «просто ромашки нюхать», пока твоя страна возрождается. Все очень серьезно. Не говори мне об экономических трудностях, «не хлебом единым жив человек».

– Видишь ли, Герти, если моей стране понадобится моя помощь, защита, я тоже стану добровольцем, но пока в этом нет необходимости.

– Мне и нравится, и не нравится твой ответ. А тебя не возмущает, например, когда в обществе звучит тема, что «Россия должна встать на колени и покаяться перед всеми, и особенно, перед бывшими союзными республиками, за годы советской власти, за Сталина, придуманную “оккупацию”» и Бог его знает, за что еще?

– Ну, так хотеть можно чего угодно, пусть хотят. И, к слову, а ты, Герти, не считаешь, что Россия «должна покаяться»?

– Мне, кажется, Ричард, что тем, кто кричит «о покаянии России», нужно не собственно покаяние, а публичное унижение. Хотят опять видеть Россию слабой и жалкой, какой она могла показаться некоторым, в лихие 90-е. Но Россия никогда не станет Чеховским Иваном Дмитриевичем Червяковым, никогда! – Эл испытующе посмотрела на Ричарда.

– «Смерть чиновника»? – спросил в ответ он, и подмигнул Эл.

– Да, – улыбаясь, сказала она. Эл опять поймала себя на том, как приятно говорить с человеком «на одном» языке, приятно, что они читали одни и те же книги, и не надо долго друг другу объяснять, ту или иную цитату.

– Прошло еще слишком мало времени, чтобы осмыслить ближайшую историю страны в мировом и историческом масштабе.

– Что ты имеешь в виду? – Ричард не скрывал интереса.

– Времени мало прошло. Взять, хотя бы, католическую церковь. С XIII по XIX век Святая Инквизиция боролась с еретиками. И только в 2002 году папа Иоанн Павел II извинился за казни, осуществленные Святой Инквизицией и объявил, что Церковь раскаивается за «действия, продиктованные нетерпимостью и жестокость в служении вере». Масштабы того же «сталинизма» несопоставимы, даже на первый взгляд, но для осмысления этого периода истории нашей страны, нам тоже нужно время. Нет, вот, покайтесь сейчас! Хочется ответить таким: «Отдыхайте! Покаяние должно быть от души, а не “по требованию”!».

– Согласен. Ты не перестаешь меня удивлять, Герти!

– Потерпи, недолго осталось удивляться, – неожиданно ответила Эл.

Ричард, отвернувшись, промолчал в ответ. Эл решила исправить ситуацию.

– На сеанс мы с тобой уже опоздали, давай тогда поедим мороженое? У меня из детства поход в кино, неразрывно связан с кафе-мороженое, после сеанса. Как тебе?

– Хорошая идея, давай, – ответил Ричард, не поворачиваясь к Эл.

Ричард завел мотор, и они поехали по улице Советской, где так и не сходили в кино, но очередной раз окунулись в советское прошлое. Остановившись у палатки «Мороженое», Ричард, наконец, взглянул на Эл и спросил:

– Герти, ты какое будешь?

– Фруктовое, – ответила она.

Ричард быстро вернулся, протягивая Эл стаканчик с шербетом, себе он взял шоколадно-вафельный рожок. Похоже, Ричарду тоже не нравилась эта гнетущая атмосфера, нависшая над ними, и он первый решил все исправить.

– Вкусно? – спросил он Эл.

– Очень, спасибо!

– На доброе здоровье, как говорит, Труди.

– Ричард, кстати, ты не мог бы дать мне ее адрес, перед отъездом?

– Могу и дам, и адрес, и телефон, она меня сама об этом просила, – Ричард опять замолчал.

– Что-то не так?

– Конечно, не так. Мне не по душе твой отъезд, если на прямоту.

– Я должна, Ричард, и прости, но вопрос моего отъезда уже решен.

Над ними опять нависла «молчаливая» туча. Первая нашлась Эл.

– Ты говорил, что Алекс из Джубги?

– Да, хочешь увидеться с ним?

– Просто спросила.

Эл расправилась с шербетом, и уже вытирала руки влажными салфетками.

– Хорошо, вкусно, – Эл была довольна.

– А давай заедем к нему, здесь недалеко, – сказал Ричард, и они опять поехали по узким улочкам Джубги.

Через минут пять Ричард остановил машину перед небольшим, двухэтажным, самым обычным домом, но над крышей которого развивался пиратский флаг. Настоящий, черный, с черепом и перекрещенными костями.

– Узнаю Алекса, – сказала, улыбаясь Эл.

– А ты про это, – ответил Ричард, посмотрев на флаг, – в этом весь Алекс, «мама – анархия, папа – стакан портвейна»!

Они вышли из машины.

– Алекс, брат! – позвал Ричард.

Почти сразу, из глубины двора, раздался ответ Алекса:

– Хой!

Он не заставил себя долго ждать. Направляясь к калитке, Алекс вытирал руки куском какой-то замасленной тряпки. Он выглядел точно так же, как в «Алоха», но только на нем не было темных очков.

«Над “концепцией наряда” человек не заморачивается, счастливый Алекс», – подумала Эл.

– Хой, други! Как это вас угораздило, в мою обитель?

– Да, катались у вас тут, и Герти вспомнила про тебя, решили заехать, – ответил Ричард.

– Ириэ, сестра, твоя мандала висит у меня в красном углу, – сказал Алекс, протягивая руку Эл.

«Моя что?» – не поняла Эл, но решила не переспрашивать, а молча, пожала руку Алекса в ответ.

Хозяин проводил компанию на задний двор, где у него располагался гараж, который сейчас был открыт, а перед ним стоял красный внедорожник Алекса.

– Сломался конь? – спросил Ричард.

– Тьфу-тьфу, пока нет. Завтра в Москву еду, решил смазать кое-что, кое-что проверить, – Алекс стал чесать в затылке, глядя на машину.

– В Москву? – переспросила Эл, предвкушая удачу.

– Да, сестра, надо посетить эту Гоморру, – ответил Алекс, – и как вы там живете?

– По-разному, – ответила растерявшаяся Эл, – а что у нас не так?

– Зашквар, – ответил Алекс, и вздохнул, – саскачетуны сплошь.

Эл поняла, что не постигнет смысла фразы, сказанной Алексом, но решила узнать больше о предстоящей поездке.

– Алекс, а ты один едешь?

– Да.

– Герти, интересуется, брат, не может ли она с тобой поехать? – ответил Ричард, молчавший все это время.

– Уже ехать? Я думал у вас «Love», – Алекс перевел удивленный взгляд с Ричарда на Эл.

Эл, как током ударило, от этих слов, но не сговариваясь, и она и Ричард, сделали вид, что не поняли Алекса.

– Алекс, если вкратце, я бы хотела завтра уехать с тобой, если это возможно?

– Отпускаешь? – спросил он Ричарда.

– Не спрашивают, – ответил Ричард, натянуто улыбаясь.

Алекс только хмыкнул в ответ, поглаживая бороду.

– Я не против, сестра. Будь готова завтра, часа в четыре утра, я заеду, и сразу стартуем.

– Хорошо, я буду готова, спасибо, что не отказал, если надо за бензин вместе платим, – ответила Эл.

– «Узбагойся!», – вмешался Ричард, – мы все решим.

– Хорошо, – Эл чувствовала, что комок подступил у нее к горлу, так внезапно и просто решился вопрос ее отъезда.

– Герти, подожди меня в машине, пожалуйста, – сказал Ричард, протягивая Эл ключи от авто.

Эл взяла ключи, попрощалась с Алексом, и пошла к машине.

«Спасибо!», – сказала она «про себя» невидимому покровителю. Минут через пять вернулся Ричард.

– Ну, видишь, как все чудесным образом решилось? – спросил он, садясь в машину.

– И, правда, чудесно, – ответила Эл.

Всю обратную дорогу они молчали. Каждый думал о своем, слушая ностальгическую музыку Поля Мориа. Эл многое бы отдала, чтобы прочитать сейчас мысли Ричарда. И ей показалось, что Ричард тоже пытался понять, о чем сейчас думает Эл, но они продолжали молчать.

Дорога вдоль побережья. Мост через Шапсухо. Лермонтово. Морская 11. Ричард остановил машину, заглушил мотор и повернулся к Эл.

– Тебе, наверное, сейчас нужно собираться, Герти, но я приглашаю тебя на прощальный ужин. Жду тебя в «Алоха», в восемь, согласна?

– Хорошо, Ричард, спасибо, я приду, – ответила Эл, выходя из машины. Ей хотелось, как можно скорее оказаться у себя в комнате.

– До встречи, Герти!

Взревел мотор, и машина Ричарда исчезла из вида.

Эл вошла в дом. Зои нигде не было.

«Слава, Богу!», – подумала Эл, закрывшись у себя в комнате. Она рухнула на кровать, уткнулась лицом в подушку, и зарыдала. Тело Эл вздрагивало, но плакала она беззвучно.