В 1939 году, к окончанию училища, у семнадцатилетнего Алиовсата нет никаких сомнений в том, что делать дальше. Он знает, что будет продолжать учиться. Музаффар Асадов не только поддерживает племянника, но и всячески помогает ему в осуществлении этого решения, готовя юношу к поступлению в университет. Нет никаких сомнений и в выборе факультета — он будет историком.

Училище окончено на «отлично», и Алиовсат Гулиев приезжает из Сальян в Баку, полный решимости завоевать его.

Баку к тому времени был не только столицей Азербайджана, но и одним из крупнейших промышленных центров Советского Союза. Достаточно сказать, что к 1939 году здесь добывалось более трех четвертей всей нефти СССР, в городе работали большие заводы по переработке нефти. Быстрые темпы развития нефтяной промышленности способствовали притоку в город жителей села. Вступали в строй новые заводы и фабрики, начала активно развиваться легкая промышленность.

Молодежь тянулась к знаниям, образованию, без которых невозможно было осваивать новые профессии.

В числе этих молодых людей мы видим и первокурсника исторического факультета Азербайджанского государственного университета Алиовсата Гулиева.

Он поражен Баку, вдохновлен масштабами открывающихся перед ним путей и перспектив.

Но и здесь дает о себе знать врожденное чувство ответственности. Юноша знает, что отцу одному трудно в деревне содержать семью, поэтому не хочет быть ему обузой. Мужчина должен сам заботиться о себе. И тут ему помогает сальянский опыт. Он устраивается работать преподавателем истории в 172-ую среднюю школу.

В том же году в университете Алиовсат Гулиев знакомится с Играром Алиевым. Это знакомство переросло в дружбу, продолжавшуюся всю жизнь. И сейчас глаза убеленного сединами академика теплеют, голос звучит молодо, когда он рассказывает о своем друге:

«С Алиовсатом мы познакомились, когда он учился на втором, а я на первом курсе исторического факультета. Тогда был какой-то половинчатый прием, и Алиовсат был на полкурса старше меня, то есть он перешел на второй курс, а я заканчивал первый. Мы познакомились просто как студенты и сразу подружились. Недели через две-три после нашего знакомства я пригласил его к нам домой».

В этом доме происходит весьма знаменательная для молодого Гулиева встреча. Речь идет о матери Играра Алиева. Зара ханум была петербуржкой, получившей классическое образование по всем канонам дореволюционного времени. При этом она была женщиной очень простой, дружелюбной и гостеприимной. На первых порах Зара ханум очень удивлялась, каким образом Играр, городской парень, говоривший преимущественно на русском языке, подружился с Алиовсатом, ни слова по-русски не говорившим. Но очень скоро и она была совершенно очарована новым другом своего сына и, как могла, поддерживала Алиовсата. Играр Алиев с улыбкой вспоминает о том, что Алиовсату очень нравились пирожки, которые пекла Зара ханум. Заметив это, она всегда старалась угостить юношу чем-нибудь вкусным, вполне справедливо предполагая, что живется ему в Баку голодно. Конечно, не только пирожки притягивали Алиовсата в дом Алиевых. Он часто заходил к ним просто «на огонек». По воспоминаниям дочери ученого — Афаг Гулиевой, «в этой семье он получил первые уроки политеса и хороших манер, узнал, в какой руке следует держать вилку, в какой — нож, как вести себя в обществе. И эту науку, как и все остальное, он впитал легко и с блеском».

Именно Зара ханум стала его первой учительницей русского языка. А началось все с одного незначительного, на первый взгляд, происшествия, в результате которого Алиовсат Гулиев столкнулся с весьма значительной проблемой.

Как-то на перемене один из сокурсников сделал неосторожное движение рукой и поранился о торчащий осколок стекла. Рана была не опасной, но глубокой, потекла кровь. Декан факультета, прибежавший на шум, срочно отправил Алиовсата в ближайшую аптеку за ватой. Аптека недалеко, всего в квартале от университета. Алиовсат вбегает туда.

— Памбыг верин, — просит он аптекаршу.

Но аптекарша попалась русской, не знавшей ни слова по-азербайджански. Алиовсат вспоминает Гызылагадж, отчеты колхозного руководства о своевременном выполнении плана по сдаче хлопка и пытается объяснить аптекарше:

— Хлопок, хлопок!

Но при этом он делает ударение на последнем слоге, и аптекарша тем более не может понять, о каких хлопках толкует ей этот странный парень.

Тут, к счастью, в аптеке появляется новый покупатель, знающий оба языка. Видя муки Алиовсата и продавщицы, он спрашивает парня на азербайджанском языке:

— Сынок, что тебе надо?

— Вату, товарищ руку порезал, надо срочно перевязать.

— Это по-русски будет не хлопок, а вата, — объяснил ему незнакомец и, обращаясь к аптекарше, добавил: — Ему нужна вата.

Много лет спустя Алиовсат Гулиев с юмором будет рассказывать своему лечащему врачу Тамаре Гусейновой, как однажды недалеко от их общежития вспыхнул пожар:

«Все бегут, кричат: «Горит!» А я не понимаю, в чем дело. Только когда прибежал и увидел пожар, все понял. Я, конечно, был очень удручен тем, что там все сгорело, но был счастлив, что узнал еще одно русское слово».

Итак, Алиовсат начинает учить русский язык. В этом ему помогают все. Впрочем, учиться он будет всю жизнь, жажда новых знаний, постоянная работа над собой станут для него нормой. Ведь только глупцы самодовольно почиют на лаврах, умный прекрасно знает все несовершенство своих знаний. Алиовсат Гулиев требует у Играра Алиева, чтобы тот говорил с ним только по-русски, просит Зару ханум поправлять его произношение.

Активный и верный помощник Алиовсата Гулиева, человек, бывший с Учителем до самых последних дней его жизни, Диляра Сеидзаде вспоминает, что и позже, будучи уже директором Института истории Академии наук, «готовясь к выступлениям, он, уже прекрасно знавший к тому времени русский язык, просил своих помощниц записывать слова, которые он неправильно произнесет, и потом показать ему. Этот человек, который на первом курсе не знал ни слова по-русски, в 60-е годы на всех конференциях возглавлял комиссию, которая составляла резолюции».

Что бы ни делал Алиовсат Гулиев, он делал с присущей ему основательностью. За первые два-три года он смог совершить резкий рывок и очень скоро уже читал и труды по русской истории.

Обратимся снова к воспоминаниям ближайшего друга Алиовсат муаллима Играра Алиева:

«Этот человек, который на втором курсе практически не знал русского языка, на пятом курсе уже редактировал научные работы, написанные на русском. Этого он достигал за счет своего таланта, способностей, невероятной жажды знаний. Он схватывал буквально все на ходу. Скажешь ему что-то новое, чего он не знает, он тут же: «Повтори-ка». Повторишь ему. «А где ты это вычитал?» И все, можно быть уверенным, что он это найдет, прочитает, вникнет».

Из воспоминаний дочери ученого Афаг Гулиевой:

«Его знание русского языка — это для меня феномен, которого я никогда понять не смогу. Безусловно, в произношении у него были шероховатости, он очень мягко произносил «л», очень часто ошибался и вместо Ленин говорил «Лелин». Но с точки зрения стилистики русского языка он был безупречен. И это при том, что он никогда не изучал русского языка фундаментально. У него же никогда не было педагогов. Очень большую роль в совершенствовании его русского языка сыграла и жена Иосифа Васильевича Стригунова. Она была словесником. Таким образом он каждой клеточкой погружался в русскоязычную среду.

Он был двуязычным человеком и никому свои труды на перевод не доверял.

Но человек может пройти десять школ и все равно писать неграмотно. В папе это было от Бога. С ним невозможно было спорить в отношении пунктуации. Здесь у него, безусловно, были свои отклонения. Он всегда повторял: «Бальзак расставлял запятые так, как ему нравилось». Расставляя запятые по своему усмотрению, он выделял отдельные слова, акцентировал внимание на слове. У него была своя логическая нить.

Слог у него был литературным. Если он писал письмо, это был литературный опус. Он использовал какие-то витиеватые фразы, полуархаические, встречающиеся в русской классической литературе обороты.

Папа мог употреблять в своей речи такие слова, которые услышишь в речи не каждого русского. Он очень любил старорусские выражения, типа «благоговение», «благостный». Например, мог сказать: «От этого человека исходит такая благостность». И в то же время он любил сочинять неологизмы. Например, он мог сказать: «вазонка». Спросишь его: «Почему вазонка?» Отвечает: «Мне так нравится. Это красиво звучит». В его русском языке напрочь отсутствовала примитивная лексика».

Остановимся и позволим себе небольшое отступление. Как часто сейчас в угаре ложного патриотизма оказываемся мы перед угрозой выплеснуть вместе с водой и дитя. Как часто слышим мы призывы нынешних культуртрегеров ограничить сферу действия русского языка.

Нет слов, Азербайджан как независимая страна должен иметь государственным языком азербайджанский. Но почему же тогда в не менее независимой Швеции два государственных языка — шведский и финский, а в столь же независимой Швейцарии их даже три — немецкий, французский и итальянский? Следовательно, не в одной независимости дело.

Отказ от русского языка, которым ныне щеголяют многие молодые представители интеллигенции, означает отказ от огромного пласта культуры, существующего на русском языке. Это отказ от возможности читать в подлинниках одну из величайших в мире литератур — русскую, отказ от потока научной и культурной информации, пока недоступной на азербайджанском языке. Это сознательное сужение собственного научного и культурного кругозора. Это ограничение возможности рассказать о собственных достижениях. Это отказ от столетий, связавших Азербайджан и Россию в единое культурное и информационное пространство.

Мысль проста и лежит на поверхности: если хочешь, чтобы твой язык признали наравне с остальными, необходимо развивать национальную культуру, науку. А этого не сделаешь, ограничивая себе доступ к информации, с одной стороны, и возможность распространения своих достижений на иных языках — с другой.

Вторая беда. Уйдя от русского языка, нынешние молодые люди еще не пришли к подлинному азербайджанскому языку. Достаточно почитать выходящие в Азербайджане русскоязычные газеты, послушать русскоязычные программы национального телевидения, и вы захлебнетесь в безграмотной и косноязычной «смеси французского с нижегородским».

Гениальность Алиовсата Гулиева проявилась в том, что, будучи патриотом до мозга костей, жившим и работавшим во имя одной главной цели — служения Азербайджану, он вовремя понял необходимость изучения русского языка и освоил его так, что часть своих трудов писал только на русском. Алиовсат муаллим понимал, что только тогда они могут стать достоянием огромной аудитории, получить признание не только в Азербайджане, но и во всем Советском Союзе.

Юноша дорвался до кладезя знаний — книг! Он упоенно погружается в учебу. Главный объект его устремлений, конечно, история. Он пропадает в библиотеках, читает книги по истории Азербайджана, истории России. Причем, несмотря на материальные трудности, он выкраивает из скудной студенческой стипендии деньги на покупку книг. Особый интерес вызывает в нем новая история Азербайджана. Но он изучает не только этот период: люди, знавшие Алиовсата Гулиева в молодые годы, поражаются тому, как он смог в столь короткое время изучить всю историю Азербайджана.

Трудолюбие и жажда знаний, помноженные на бесконечную любовь к истории, дали свои плоды. Как это было в школе и педучилище, Алиовсат Гулиев и в университете выделяется среди своих однокурсников умением схватывать все на лету, остротой ума, глубиной постижения предмета. Он — всеобщий любимец не только среди студентов, его знания признают и преподаватели. Его уважают и ценят. Именно поэтому, когда грянула война, ректорат обратился в военкомат с ходатайством не призывать Алиовсата Гулиева как особо выдающегося студента и активного общественника на фронт. Это ходатайство было удовлетворено.

Из автобиографии Алиовсата Гулиева:

«В первый же день объявления войны — 22 июня 1941 года я подал заявление о приеме в партию, о чем хранятся соответствующие документы в архиве бывшего Ворошиловского райкома комсомола г. Баку. Но прием мой в партию, по не зависящим от меня причинам, задержался, и лишь в начале 1943 г. я вступил кандидатом в члены КПСС».

Это был поступок молодого и патриотически настроенного человека, который в трудный для страны час хотел заявить о своей активной позиции.

Сейчас трудно сказать, какими мотивами руководствовались работники райкома комсомола, задержавшие почти на полтора года вступление Алиовсата Гулиева в партию. Можно лишь догадываться и сопоставлять. Можно вспомнить, что в их семье был человек — Сейфулла Гурбанов, объявленный «врагом народа», что жена его, тетя Алиовсат муаллима — Разия ханум, в то время находилась в заключении как член семьи врага народа. И если вспомнить, что освободили Разию ханум из заключения лишь в 1943 году, то вполне естественным покажется и то, что сразу после этого, в начале 43-го года Алиовсат Гулиев был принят кандидатом в члены КПСС.

Впрочем, отказ в приеме в партию в 1941 году не охладил пыла молодого человека. Он всецело поглощен одной страстью — жаждой знаний.

Из воспоминаний академика И. Алиева:

«Читал он адски много. Но это были только книги по истории. Остальные проблемы его, честно сказать, мало интересовали. Так вот, на третьем курсе он уже прекрасно знал историю и мог спорить даже по проблемам русской истории. И часто спорил со мной, хотя я считал, что знаю русскую историю лучше него, потому что у меня была возможность больше читать на русском. Мы спорили с ним, и я чувствовал, что этот вопрос он знает лучше меня.

При том, что я был книгочеем, меня поражало, что он читал больше меня. А ведь русский он знал тогда хуже, чем я. Я, предположим, прочитаю одну книгу, а он за это же время полкниги, потому что читать ему было труднее. То и дело звонил мне: «Алиев, а как это слово переводится на азербайджанский?» — и я ему переводил. Но на третьем курсе он уже прилично мог говорить на русском. При этом если не знал чего-то, не боялся показать. Скажем, разговариваем на людях, он о чем-то говорит, мог прервать себя и спросить: «Алиев, как это будет на русском?» И требовал, чтобы я исправлял его, если он говорил неправильно».

Феноменальные знания и талант Алиовсата Гулиева не могли пройти незамеченными. В 1942 году кафедра истории СССР рекомендует студента четвертого курса Алиовсата Гулиева в качестве преподавателя истории на филологическом факультете АГУ.

Тогда же его избирают председателем профсоюзного комитета сначала факультета, а затем университета. В 1944 году Алиовсат Гулиев становится сначала членом, а затем вторым секретарем партийного бюро университета.

С самого начала профсоюзной работы в Алиовсате Гулиеве проявляются еще две важные черты характера — это, во-первых, готовность прийти на помощь тем, кто в ней нуждается, и, во-вторых, принципиальность. Вокруг человека, облеченного хотя бы минимальной властью, всегда крутятся прихлебатели, люди, готовые о чем-то попросить, что-то урвать для себя. Немало таких появилось и рядом с новым председателем университетского профсоюзного комитета Алиовсатом Гулиевым. Он человек приветливый дружелюбный, веселый, любит друзей — почему бы не воспользоваться этим, не подружиться с ним, а там уж он и в просьбе не откажет.

И он не отказывал тем, кому эта помощь действительно была необходима: нужно место в общежитии — профорг пробивает его, нужна материальная помощь он будет ее добиваться. К нему со своими нуждами обращались многие в университете, тем более что время было трудное, военное. Но тут-то и проявлялись его принципиальность, умение резко оттолкнуть от себя прихлебателей. Наверное, тогда в его лексиконе появилось выражение «умственные инвалиды». Вот они-то уходили несолоно хлебавши. Алиовсат Гулиев был справедлив, но ведь справедливость предполагает и жесткость, умение отказать неправому, а это требует силы характера и уверенности в своей правоте.

Из автобиографии Алиовсата Гулиева:

«Параллельно с учебой в средней школе, педучилище, а затем и в университете, я работал в колхозе (в особенности в каникулярное время)…»

Живя в Баку, Алиовсат Гулиев каждое лето проводит в Гызылагадже. Отцу одному трудно. Наджафкули киши хоть и бодрится, но ему уже под шестьдесят. Для начала Алиовсат уговаривает отца жениться во второй раз. Старшие сестры, помогавшие отцу, вышли замуж, младшим трудно вести хозяйство — в доме должна быть женщина. Его беспокоит и то, что средний брат Абульфаз предоставлен сам себе, не ходит в школу. Алиовсату, для которого учеба — одно из основных занятий в жизни, такое положение кажется недопустимым. В 1943 году, уже относительно твердо встав на ноги, получая зарплату преподавателя, он забирает Абульфаза к себе, в Баку.

В том же году Алиовсат Гулиев из студенческого общежития переезжает в подвальную комнатку на улице Полухина, потому что в его жизни появляется женщина, с радостью и восхищением взвалившая на себя тяжкое бремя жены великого человека.

Но эта женщина заслуживает отдельного рассказа.