Меня всегда удивлял тот факт, что разные люди реагируют на стресс по-разному. Одни тут же прячут голову в песок, словно страус из детского мультика, другие делают вид, что ничего не произошло, и отрицают даже сам факт наличия у них стресса, а третьи — наоборот, активизируются, мобилизуют все силы. К слову, стресс одинаково плохо влияет на все три категории. Первые с ним ничего не делают, надеясь, что тот спокойно пройдёт мимо них, а в результате искренне удивляются, когда тот, таки набрав обороты, врезается в них на полной скорости. Вторые, которые игнорируют его, тоже надеются, что опасность их минует. Но здесь кроется подвох: из-за своей природы отрицания, они не видят опасности до тех пор, пока не станет уже слишком поздно, и поэтому стресс всегда застаёт их врасплох, в отличие от первых. И тогда они либо поддаются его влиянию, либо же пытаются бороться с ним. Люди третьей категории в обычной жизни представляют собой достаточно уныло зрелище — лентяи, разгильдяи и лодыри, которым нет дела ни до кого, кроме себя и собственного Эго (именно с большой буквы). Они расхлябаны, именно их называют тряпками женщины, они мягкотелы и поддаются любому влиянию. Но критическая ситуация словно бы сдувает с них всю мягкую и рыхлую оболочку, обнажая твёрдую как кремень основу, несгибаемую волю и необъяснимой силы упрямство. Конечно, людей делить строго на три категории невозможно, и каждый отдельно взятый человек сочетает в себе все три качества, естественно, с преобладанием той или иной стороны в определённых ситуациях.

Я искренне считаю, что во мне как раз преобладает именно третья категория, и я даже могу попытаться обосновать, почему. Во-первых, я заметил, что когда со мной творится такая хрень, как сейчас, я мало сплю, много ем, характер мой становится более жёстким, что мне далеко не всегда нравится. Я вообще забываю о собственном благополучии в мелких вещах вроде «не забыть почистить зубы» или же «надо бы пройти ежегодное обследование в больнице», целиком сосредотачиваясь на глобальных вещах. Например, на сохранности моей жизни. Ведь действительно, если меня в ближайшие два дня прикончат, то на фига мне знать, есть ли у меня отклонения работе желудка или нет, правильно? А вот если я останусь жив, то тогда-то я и смогу выспаться.

Вот примерно такие мысли и одолевали меня в данный момент, когда я под предлогом «я только на секунду закрою глаза» прилёг на диван.

Проснулся я через пару часов. Уже стемнело, но по часам вечер ещё только начинался. Самое правильное время для того, чтобы пошляться по всяким тюрьмам и психушкам в поисках парня, который бы смог мне объяснить, что же мне нужно делать, чтобы остаться в живых.

Конечно, я мог прямо спросить у Семёна, где держат его сына, но я заранее предчувствовал, чем закончится наш разговор. Семён бы снова начал катить на меня бочку, что я вместо заслуженного отдыха занимаюсь чёрт-его-знает-чем. Затем он поинтересуется, откуда я узнал про Артёма, и в результате по шапке настучат не только мне, но и ещё патологоанатому Игорю, который обмолвился о нём у Семёна за спиной, а потом ещё и Роме, который обошёл парочку запретов и заполучил личное дело Артёма специально по моей просьбе. После чего, опять же, Игорь и Рома приходят ко мне и дают мне по щам ещё раз, уже за то, что я их сдал.

Вот поэтому я решил, что уж лучше я самостоятельно всё узнаю, тем более что это не так уж и сложно.

Большое преимущество работы следователем перед любой другой работой состоит в том, что для тебя открываются некоторые двери, которые в обычной ситуации заперты наглухо. Например, можно наводить определённые справки в рамках расследований, и далеко не всегда даже нужно упоминать, каких именно. За последний год количество всяческих программ, призванных централизовать всё управление нашей деятельностью, а так же облегчить нашу службу, увеличилось на целый порядок. Особенно доставлял тот факт, что все эти свистелки вместе работали из рук вон плохо, или, откровенно говоря, никак, отчего до этого отлаженный годами существования советской бюрократической системы процесс перевернулся вверх тормашками и начал судорожно дёргать ногами в припадке. Так что любой следователь пока ещё мог узнать практически любую вещь практически о любом человеке, который был в общей базе. Преступники, во всяком случае, были у нас в базе точно.

А ещё я завёл дружбу с нашим сисадмином (благодаря моей телепатии, это было не сложно), так что я спокойно мог влезать во все эти программы не только на работе, но и у себя дома.

Простой поиск по фамилии выдал мне минимум информации, вроде фотографии Артёма, его биометрических данных, указание преступления по классификации Уголовного Кодекса, а так же медицинское заключение и текущее место пребывания.

— Психушка при тюрьме, — удовлетворённо кивнул я. — Так я и думал.

Я набрал номер тюрьмы, после чего меня перенаправили к нужному человеку, и я договорился о том, что я скоро приду на встречу с Артёмом Селеевым по своему текущему делу, которое может быть связано с его собственным. Увы, приёмные часы закончились ещё утром, но я смог договориться за неполную бутылку той самой настойки на встречу.

К сожалению, компьютер не мог мне выдать подробности дела Артёма, так что мне пришлось довольствоваться тем, что я помнил о нём. Жаль только, что этого, как мне казалось, мало, чтобы начать с Артёмом беседу и не завершить её так же, как мой недавний звонок в типографию.

Моя голова всё ещё побаливала, так что я выпил таблетку старого доброго цитрамона, затем заел её наскоро сделанным бутербродом и, одевшись, вышел на улицу. Погода была тихая, ни ветерка, ни падающего с неба снега, сплошная благодать. Только по-прежнему тяжёлые свинцовые тучи висели над головой и медленно двигались, едва не задевая собой верхушки зданий. Вовсю трудились дворники, пытаясь расчистить тротуары, чтобы через пару часов те снова оказались погребены после очередного снегопада. Придомовые дороги никто уже не убирал, так что силуэты машин оказались щедро присыпанными со всех сторон; малолитражки вроде «Оки» так и вовсе были больше похожи на сугробы, чем на автомобили. Добраться до машин можно было разве что на лыжах, сноуборде или специальных снегоступах в виде приделанных к подошвам ботинок теннисных ракеток, но это было бессмысленно, ибо выбраться из снежного завала мог только танк.

— Питер весной утонет, — пробормотал я, проходя мимо решившего отдохнуть дворника.

— Это верно, — согласился тот, вытерев рабочей перчаткой пот со лба. — Пора акваланг доставать.

Я усмехнулся и, пожелав приятного окончания рабочего дня, пошёл дальше, на остановку.

Ехать было нужно не особенно далеко, но, к сожалению моего стремительно пустеющего кармана, с двумя пересадками. Сначала на северную границу города до конечной одного из маршрутов, потом пешком около полукилометра до другой остановки, а там уже на пригородном маршруте. Этот, к моему счастью, подошёл вскоре после того, как я стал ждать его на остановке, да ещё и оказался полупустым. Ехать было скучно, народ в маршрутке был весел, словно собирался на кладбище, а не в родные деревни, так что мы быстро разговорились с водителем о разных вещах. Я вообще люблю поболтать с водителями — они бывают по всему городу, многое видят и многое слышат, тем самым они становятся самым ценным кладезем информации после великого и могучего Интернета.

Мы с водителем обсудили всё, начиная от проклятого снега, которого выпало лет на десять вперёд, и заканчивая влиянием цен китайского суперклея на стоимость услуг отечественной медицины. Я скептически полагал, что они никак не связаны, но водитель смог меня убедить в обратном, приведя статистику взаимного изменения цен за последние пять лет. Как он утверждал, графики совпадают один-в-один. Наконец, мы добрались и до недавних происшествий.

— А ты слышал про ночного мстителя в маске? — спросил меня водитель.

— Мстителя? — удивился я, хотя понял, о ком он говорит.

— Ну да. Ходит такой весь разодетый в зимний камуфляж и морды бьёт преступникам.

— А почему мститель? Он кому-то мстит что ли?

— Ходят слухи, что — да. Поговаривают, что один из местных главарей братков с его отцом-боксёром делишки водил, заставлял за деньги проигрывать бой, когда надо. Тому это не понравилось однажды, и он дал тому в зубы. Ну, братки и забили его до смерти прямо на глазах сына, а потом погнались и за парнем. Пацан убежал. А теперь он вырос, вернулся в город и решил найти тех братков.

Я задумался. Какая-то невероятная история прям, и кое-что она мне напоминает.

— А случаем, этот парень не терял зрения в результате несчастного случая? — спросил я водителя. — Что-то, связанное с химикатами. В результате он не обрёл необычно тонкий слух?

Водитель пожал плечами, похоже, не уловив иронии в моих словах:

— Кто его знает, в советское время всякое могло произойти. А власти взяли и замяли этот инцидент.

Мы ещё минут с двадцать болтали о различных вещах, после чего я вышел на остановке возле городской тюрьмы.

Здание тюрьмы было не особо громадным, но каким-то серым, унылым, внушающим одним только своим видом неодолимое желание забиться в угол и заскулить от неведомой тоски. Четыре этажа, везде решётки на окнах (какой идиот будет бежать через окно четвёртого этажа?), повсюду понатыканы видеокамеры, почему-то смотрящие наружу, а не вовнутрь. Всё это обнесено высоким бетонным забором с колючей проволокой сверху, которая, поди, ещё и под напряжением. Прямо за зданием тюрьмы начиналось болото, плавно переходящее через пару километров в редкий низенький лесок. От болот сейчас шёл лёгкий пар, должно быть, они подпитываются с помощью горячего подземного источника. Или же канализации тюрьмы.

На КПП я объяснил скучающему охраннику, кто я такой, по какому вопросу, почему меня положено пропустить, и кто разрешил. После этого, а так же после первого и краткого личного досмотра на предмет ношения пушки Гаусса в карманах моей одежды, меня впустили внутрь. К моему удивлению, внутри оказалось достаточно чистенько и уютно, даже снега было куда меньше, чем в любом другом месте города, даже возле мэрии — под неусыпным надзором целого батальона сторожевых собак и сурового вида охранников группа заключённых старательно чистила двор. На меня коротко взглянули, но не более, хотя мне даже одного этого хватило, чтобы чуть-чуть изменить свой курс и приблизиться к охранникам, отдалившись от зеков. Я напустил на себя самый важный вид, на который только был способен, и вошёл внутрь здания через главный вход. Ещё один КПП, уже куда серьёзнее. Меня тщательно опросили о цели моего визита, после чего я прошёл через целых два металлоискателя, а затем ещё и после того, как сдал куртку в гардероб для посетителей, был подвергнут тщательному досмотру. У меня из карманов вытащили абсолютно всё, считая даже ключи от квартиры и мелкие монеты, не годившиеся даже на то, чтобы заплатить за проезд в силу своей крайне низкой стоимости. Бутылку с настойкой тоже проверили, но куда более бережно и осторожно, только просветили через лампочку и откупорили крышку, чтобы понюхать.

— А почему не полная? — равнодушно спросил охранник.

— Проверял, вдруг отравлена, — я улыбнулся.

— И как? — не оценил шутки он.

Я взглянул на часы, вспоминая, во сколько я залез в ванну.

— Мёртв уже три с половиной часа, — бодро отчеканил я.

Похоже, подобные люди понимают только пошлый, либо чисто армейский юмор. Надо бы вспомнить какой-нибудь анекдот про прапорщика…

К моему удивлению, бутылку мне тут же вернули вместе с пакетом. Вопросов по её поводу они никаких не задавали, должно быть, это обычная практика здесь. Правда, получается, в их глазах я единственный идиот, который не вытерпел долгой дороги и уже успел слегка приложиться к горлышку. Ну как слегка… почти на четверть. Зато теперь я чувствовал себя почти человеком, а не куском отбитого и замороженного мяса на двух палочках.

Мне тщательно объяснили, где я могу найти начальника отделения психиатрического корпуса, после чего его предупредили о том, что к нему сейчас идёт посетитель. Сопровождать меня не стали, я этому удивился, но, как оказалось, спутник мне был не нужен — необходимые посты охраны уже известили, и меня пропускали везде, где мне необходимо было пройти.

Тюрьма состояла всего из четырёх больших, разделённых между собой узкими коридорами, корпусов и целого вороха мелких пристроек вроде кухни, подстанции, здания гидроснабжения, гаражей и прочего. Корпус, где я вошёл, был административным. Здесь располагались кабинеты начальников, комнаты охраны, арсенал, прачечная, комнаты отдыха для сотрудников, столовая для сотрудников и так далее. Всё это я узнал из указателей, повсюду развешенных по стенам. Второй корпус был, собственно, жилым, и при этом самым маленьким. Там располагались заключённые, там же был изолятор и ещё чёрт-его-знает какие помещения — туда я не заходил. Третий корпус был самым большим — производственный. Там заключённые трудились и работали, и шум был слышен даже на изрядном расстоянии. Мне нужен был последний корпус — психиатрический. Как выяснилось, он был чуть ли не единственным действующим подобного профиля корпусом на несколько регионов, так что психически больных заключённых, которых нельзя было быстро вылечить, высылали сюда. Этот корпус явно был построен гораздо позже остальных, поскольку его коридоры были шире, потолки выше, а цветовая гамма стен не так сильно давила на психику, преобладание серого цвета было не так заметно. Больше походило на больницу даже.

На входе в этот корпус один из охранников согласился проводить меня до кабинета Виктора Ивановича — того, с кем я договорился о встрече. Его кабинет располагался на втором этаже — самое оптимальное местоположение. Вроде как и не на первом, вместе с большинством остальных подчинённых, но и не на самой верхотуре, чтобы в меру упитанные мужчины в самом расцвете сил не слишком себя утруждали ходьбой по всяким ноголомным лестницам. Лифтов я здесь нигде не заметил, хотя готов поспорить, что как минимум один грузовой точно есть в каждом корпусе.

Виктор Иванович оказался только начавшим седеть пенсионером ростом чуть ниже меня. Морщинистое лицо, обвислые щёки и голубые глаза прямо подталкивали меня на мысль, что такой человек, должно быть, много улыбался за свою жизнь, и я бы рискнул предположить, что он достаточно добродушен.

— Виктор Иванович, — поздоровался я, войдя в его кабинет. — Добрый вечер.

Кабинет был самым обычным, всё те же компьютер, шкафы с гигантскими наборами документов, личный шкаф с одеждой, но всё же одну примечательную деталь я в нём заметил: велотренажёр.

— А, молодой товарищ следователь, — действительно улыбнулся Виктор Иванович. Голос у него оказался немного сипловатый, а лёгкая шепелявость выдавала стёртые временем старческие зубы. — Да, да, я уже заждался тебя.

Он поприветствовал меня за руку и подвёл к своему столу. Мы сели, он тут же достал два гранёных стакана, банку с помидорами, тарелку с нарезанным хлебом и консервированную красную икру. Я сначала было обрадовался, что наконец-то попробую этот дорогой продукт, но не тут-то было — судя по запаху, точно такую же икру я купил неделю назад за полтинник в супермаркете возле дома.

— Ну, — Виктор ожидающе уставился на пакет у меня в руках.

— А, ну да, — я хлопнул себя по лбу за нерасторопность и тут же достал бутылку, поставив её на стол.

Виктор мигом схватил её, мастерски вмиг откупорил крышку (я никогда не одолевал такие крышки меньше чем секунд за десять) и понюхал содержимое, закрыв от удовольствия глаза.

— Какой букет! — выдохнул он. — Весьма интересное сочетание, вижу руку профессионала. Признавайся, сам делал?

— Нет, коллега по работе подарил, — я помотал головой.

— Очень жаль, — сник Виктор. — Я надеялся попросить рецепт. Ну, сразу приступим к делу, или же сначала пройдёте к своему Селееву?

Мне не понравилось то, как он выразился по отношению к цели моего визита. Но я это проглотил, не подав виду.

— С ним лучше побеседовать на трезвую голову, — сказал я.

— Да? — удивился он. — А я-то считал иначе. Ну что же, дело твоё. Идём, я покажу.

Мы вышли из кабинета и спустились вниз по лестнице, в подвал. По пути к нам присоединился один из охранников, чтобы обезопасить нас и открывать при необходимости нужные двери. Мы миновали тяжёлую бронированную дверь на входе в подвал и очутились в длинном полутёмном душном коридоре. Я, едва переступив порог, словно бы попал в другой мир — если атмосфера тюрьмы просто давила на психику, подсознательно заставляя тебя размышлять о собственной судьбе, то подвал психиатрического крыла вызывал совсем другие ощущения. Сказать, что это было жуткое место — это не сказать ничего. Мало того, что коридоры в нём плохо освещались, мало того, что несколько редких тусклых лампочек ещё и предательски помигивали то ли от сырости и духоты, то ли от плохого контакта, так ещё и здесь царила мёртвая тишина. От этого места у меня мурашки по коже побежали.

— Веди себя потише, — предупредил Виктор Иванович. — Местное зверьё не слишком любит посетителей. Сюда почти никто не заходит, если не считать медперсонал и уборщиков. Сюда, пожалуйста.

В одном из ответвлений мы свернули направо. Я обратил внимание на то, что по бокам коридора начали тянуться двери в изоляционные камеры, но почти все из них были открыты, а комнаты пусты.

— У нас переоборудование, — пояснил Виктор Иванович. — Устанавливаем новые двери с электронными замками.

Вскоре мы подошли к очередной двери, отделявшей последнюю часть коридора от всего остального. На этой двери как раз и стоял один из новых замков со встроенным считывателем магнитных карт. Вот цивилизация потихонечку добирается и до наших тюрем. Охранник достал магнитную карту и провёл ею по считывателю, после чего отворил дверь и пригласил меня войти первым. Виктор, судя по его виду, идти дальше с нами не собирался.

— А как же Вы? — удивился я.

— Крайняя левая дверь, — улыбнулся он. — Я — человек старый, мне ни к чему испытывать лишний стресс, тем более, если его возможно избежать. Я постою здесь.

— Вы уверены? — нахмурился охранник.

— Абсолютно.

Я переступил через очередной порог, охранник последовал за мной, после чего закрыл за нами дверь. Магнитный замок кликнул, сигнализируя о том, что обратно нас он выпускать так просто не собирается.

И тут я услышал их. Психованных преступников, сумасшедших. Они разговаривали. Каждый сам с собой, их шёпот и неразборчивое бормотание было слышно даже через толстые двери, защищавшие нас от них.

— Идём, парень, — дрогнувшим голосом сказал охранник. — Поскорее, а то у меня чай наверху стынет.

Ему тоже здесь было неуютно, это точно. Но лично мне куда приятнее осознавать, что я не один здесь нормальный, и что в случае чего есть на кого положиться. Ну, я надеюсь на это, хотя странное поведение Виктора меня немного насторожило.

Мы медленно шли мимо камер, и возле каждой из них шёпот становился громче, и от сказанных вещей либо несло полным бредом, либо волосы становились дыбом.

— Плоть! Плоть! Я вижу плоть и кровь! Я хочу их вкусить, почувствовать их тепло своим языком!

— Я не хотел, я не хотел… я только хотел, чтобы она улыбнулась… проклятый нож! О Господи, я не хотел…

— Оно идёт! Я чувствую это у себя внутри, оно растёт, растёт! Мне страшно, я не могу сопротивляться! Страшно… осталось совсем немного времени, прежде чем оно наберёт силу…

— Сиреневая волна, я вижу, как она распространяется. Больно, она колючая… и его лицо, оно так и стоит у меня перед глазами! Что? Это ты?! Это ты виноват!!!

Я вздрогнул от этого внезапного крика и резко отскочил в сторону от заколотившейся двери. Через крохотное окошко на меня смотрело обезображенное безумием подозрительно знакомое лицо. Я с некоторым трудом вспомнил этого мужика — он был среди тех, кто пытался остановить меня и Джона, когда мы выбирались из плена, организованного Наумовым. Сиреневая волна — должно быть, он говорит про электрическую волну, которую выпустил Алексей, пытаясь прикончить нас, но кто же знал, что он при этом заденет ещё и своих людей? Так что действительно, в какой-то мере я виноват в том, что этот человек оказался здесь.

— Заткнись, Колян! — охранник тоже вздрогнул, но не растерялся, в отличие от меня. Он подскочил к двери и, мигом достав резиновую дубинку со своего пояса, постучал ей по толстому стеклу. — Что на тебя нашло?!

Проклятье, его даже зовут так же, как и меня! Прямо знаки судьбы, если бы только я в неё верил. Кто-то пытается пошутить попыткой убеждения меня в том, что здесь для меня самое место, вот только на его беду у меня сегодня плохое чувство юмора.

Колян успокоился, и мы через несколько секунд дошли до конца коридора и упёрлись в левую дверь. Охранник заглянул внутрь через стекло и, кивнув, что всё в порядке, провёл магнитной картой по считывателю. Замок пискнул, и охранник отворил дверь, пропуская меня внутрь.

— Входи, он привязан, — сказал он мне. — Я покараулю здесь, дверь закрывать не буду. Если что — кричи.

— Обнадёживающе, — прокомментировал я, с изрядным усилием проглотив подступивший ком в горле.

Он хмыкнул, но ничего не сказал. Судя по прилипшим к его лбу волосам, его страх никуда не делся. Как и мой, собственно.

Я собрался с силами и вошёл внутрь маленькой комнаты, единственной мебелью в которой была вмонтированная в пол и стену кровать, к которой и был привязан Артём, да приваренный к полу металлический стул с маленькой подушкой в качестве сидения. Чистый пол, зелёные стены, ещё одна тусклая лампочка над головой на высоте, на которой до неё не достать даже Майклу Джордану в прыжке, и на высоте примерно двух метров небольшое окошко на улицу, правда, сейчас засыпанное снегом. Наверное, если бы сейчас там не было темно, то свет бы пробивался сюда.

Артём выглядел почти так же, каким я запомнил его с фотографии из личного дела. Тридцать с небольшим лет, худое треугольное лицо, тёплые голубые глаза, но грустные и нездорово блестящие, брови тонкие и артистичные, когда-то сломанный и оттого чуть косящий влево нос. На фотографии у него были короткие светлые волосы, здесь же он блестел гладко бритой черепушкой.

Он не обратил на меня никакого внимания, когда я вошёл в комнату, отчего я предположил, что тот на лекарствах, хотя Виктор и заверял меня, что специально ради моего визита его временно снимут с них, чтобы мы смогли побеседовать. Я медленно подошёл к нему и посмотрел ему в лицо, и он только после этого обратил на меня внимание. Какое-то мгновение с любопытством разглядывал меня, после чего сказал:

— Чего надо?

Тембр голоса у него был точно такой же, как у Семёна, сразу видно сильную кровь, и разговаривай я с ними по телефону, запросто бы перепутал их.

— Поговорить, — ответил я. — Меня зовут Коля, кстати. Я — следователь, но здесь по неофициальному делу.

Артём хмыкнул и отвернулся к стене.

— А мне какое до этого дело? — мрачно спросил он. — Можешь поговорить сам с собой, здесь много таких.

— Я просмотрел твоё дело, — продолжил я. — Поначалу я тоже счёл тебя сумасшедшим маньяком…

— Мистер конгениальность.

— … но недавно со мной произошли, кхм, кое-какие события, и я вынужден признать, что я поторопился с выводами о тебе.

— Ты собираешься выпустить меня отсюда? — раздражённо спросил он, перебив меня ещё раз.

— Э… нет, — немного растерялся я.

— Тогда катись отсюда. Я тебя не буду слушать.

Я вздохнул.

— Тогда я просто поговорю сам с собой, ты же не против, как я понял? — спросил я. — Отлично. Так вот. За последние несколько дней умерло довольно много людей, входивших в некий клуб, название которого тебе ничего не скажет, да это теперь уже и не важно. Дело в том, что они по, как мне тогда показалось, странному стечению обстоятельств внезапно решили прикончить себя, причём, некоторые довольно изощрёнными и неприятными способами. Например, один из них съел собственную ногу…

Артём резко повернул голову в мою сторону, и я понял по его взгляду, что я попал в точку. Его взгляд внезапно сделался безумным, полным холодной расчётливой ярости и желания воздать всем его врагам по заслугам. Точнее, одному врагу.

— Риппер! — прорычал он.

— Да, — кивнул я. — Он успел перебить за короткий срок довольно много людей, и его необходимо остановить.

— Её, — поправил он меня. — Это — женщина.

А и вправду, почему я решил, что Плохой Парень — именно парень? Как-то в кино и в литературе заведено, что злодей практически всегда лицо мужского пола, и только в очень редких случаях, скорее в виде исключения, это женщина.

Артём нахмурился и всмотрелся в меня, после чего ещё более мрачно сказал:

— Да, я вижу. Ты уже отмечен ею, и она может в любой момент завладеть тобой.

— Что? — удивился я. — Как ты это узнал?

— Просто вижу, я не могу это объяснить. Но зато мне теперь понятно, зачем ты пришёл ко мне. Ты ищешь защиты, верно?

— Да, — согласился я. — Артур упомянул, что ты знаешь некоторые способы.

— Артур? — нахмурился Артём. — «Кассандра», точно. Дай угадаю, Артур мёртв?

Я не ответил. Это и так было ясно.

— Хороший был мужик, жаль, — проскрипел он. — Значит так — самый верный способ от неё защититься — это никогда не попадаться ей на глаза. Именно так она и запоминает кандидатов в свои жертвы. Но в твоём случае это уже бесполезно.

— Это я уже понял, — усмехнулся я.

— Второй способ — убить себя прежде, чем она воспользуется твоим телом. Артур так и сделал, да? Должен был, он со мной на этот счёт советовался на днях.

— Сделал, — кивнул я.

Я не стал ему говорить, что Артур несколько опоздал, отчего его смерть вышла напрасной и ужасной. Ни к чему лишний раз нервировать человека, даже если тот изначально всё-таки сумасшедшим не был. Продержи любого достаточно долгое время в обществе конченых психов и накачивай каждый день его наркотиками, попутно держа привязанным к кровати в подвале — любой спятит. И мне чертовски не хочется узнавать, насколько.

— Но мне этот способ не подходит, — добавил я.

— Третий способ — сделай клеймо на груди, как у меня. Я не знаю, как именно оно работает и почему, но оно реально действует. Я ведь ещё жив!

— Может, это из-за того, что Риппер не хочет в тебя вселяться? — засомневался я.

— Нет, — ответил он. — Она пыталась, но у неё не вышло. До всего этого ведь я тоже не сам дошёл, мне подсказал один, кхм, человек. Откуда он узнал, я не знаю, но всё, что он мне рассказал, оказалось правдой. Взгляни на клеймо, не бойся, не укушу.

— Хорошо, сейчас, — несколько настороженно ответил я.

Всё-таки, хоть Артём и вёл себя как абсолютно вменяемый человек, я буквально мозжечком чувствовал, что сейчас он не нормален, я ещё не нащупал ту грань, за которой начинается его безумие. Просто так людей в психушке не держат, даже несмотря на то, что те могут говорить всё что угодно. В этом нет никакого смысла, люди могут до бесконечности болтать о разных вещах, а под стражу их заключают только тогда, когда возникает угроза обществу. И если Артёма всё ещё держат здесь и пичкают лекарствами, значит, это кому-то нужно, на это есть причины. И не важно, вижу ли я их сейчас или нет.

Да, и ещё: ко мне потихоньку возвращается головная боль, а ощущение страха и тревоги никак не отпускает меня. Вроде бы, всё в порядке, но что-то в воздухе витает нехорошее. Ненавижу это ощущение!

Я встал со стула и медленно подошёл к Артёму. Тот не сводил с меня своих голубых глаз. Он кивнул в сторону ворота рубахи, указывая подбородком на грудь, туда, где находилось его защитное клеймо. Я осторожно расстегнул несколько пуговиц и отвернул ворот, и перед моим взором предстало клеймо.

— Вот чёрт! — вырвалось у меня.

Под клеймом я представлял что-то вроде замысловатой татуировки, выполненной по всем правилам восточных мастеров, при полной луне, особыми чернилами, да ещё и с постоянным окуриванием анашой во время всей процедуры. Хрена с два! Клеймо было самое натуральное, вроде тех, что ставят скоту на задницу, чтобы в случае, если животинка сбежит, её можно будет легко опознать. Гигантский круг обожжённой кожи размером с мою ладонь без учёта пальцев, от краёв к середине которого идут ровно семь нитей, завивающихся в спирали. Не представляю, как же, должно быть, было больно сделать вот такую штуку.

Артём улыбался, глядя на мою реакцию. Улыбался не так, как человек, потешающийся над чужим слабоволием и собственным превосходством. Это была улыбка из набора маньяка, который был способен чётко представить, какую боль может испытать человек, смотрящий на чужие увечья и осознающий, что эти увечья неизбежно появятся и у него, иначе он умрёт.

Я с ужасом отшатнулся, устало плюхнулся обратно на стул и крепко задумался на несколько минут. За это время никто из нас двоих не проронил ни звука.

— Нет, — я, наконец, помотал головой. — Я так не хочу! Можно же сделать татуировку с подобным символом, а?

— Нельзя, — с удовольствием протянул Артём. — В этом всё и дело, что метка наносится только раскалённым металлом и только на собственную кожу, причём ты должен быть в сознании. Но эта штука работает, я тебя заверяю!

— Что же её тогда Артур не сделал? — спросил я.

— Не успел. Ты вот сможешь за пару дней достать железяку с подобным рисунком, а после ещё и найти человека, который согласится проделать это с тобой? Самостоятельно прожечь себе кожу не получится! Только у одного из миллиона хватит на это воли, но это не я и точно не ты, иначе мы бы с тобой сейчас здесь не разговаривали.

— А вдруг хватит? — прищурился я, хотя я и понимал, что сильно переоцениваю себя.

— Тогда почему бы тебе не убить себя? — раздражённо спросил Артур. — Это гораздо проще, существует тысяча безболезненных и быстрых способов завершить разом всё! Но нет, у тебя не хватит на это духу!

— Хватит! — возразил ему я. Не знаю почему, но он задел меня, и мне теперь хотелось разубедить его в моей слабости. — Хватит! Но я не могу этого сделать, от меня слишком многое зависит.

— Во-о-от! — протянул Артём. — Об этом я и говорю! У меня ещё кредит не оплачен, у меня больная мама, я кошку забыл покормить, моя любимая не переживёт этого! Это эгоизм. Мир не вертится вокруг тебя, и если сегодня умрёт один человек из семи миллиардов, то мир не перевернётся.

На секунду мне показалось, что я говорю с Семёном, настолько похожи были их голоса и реплики, что стоило мне отвернуться, как мозг по привычке к знакомому голосу дорисовывал массивную фигуру моего напарника.

— Значит, клеймо, — удовлетворённо улыбнулся Артём.

— Как мне вычислить, в кого может вселиться Риппер? — я задал ещё один важный вопрос.

Артём ненадолго задумался, после чего ответил:

— Без меня — никак. Ты можешь попробовать только догадаться, кем она в данный момент управляет.

— Ну, это не сложно, — я почувствовал твёрдую почву под ногами. — Они все двигаются как манекены, будто их дёргают за невидимые верёвки.

Внезапно Артём громко рассмеялся, и из-за этого даже охранник на секунду заглянул в камеру, убедиться, что всё нормально.

— Поторапливайся, парень, — сказал он. — Что-то мне не по себе здесь.

— Так двигаются только те, на кого у Инессы не хватило времени, либо не возникло желания подготовиться и внедриться поглубже, — сказал, давясь смехом, Артём.

— Инесса?

— Риппер. Или ты думал, что у неё нет имени?

— Так, биографию мы её потом обсудим, давай по делу.

— Инессе нужно время, чтобы подготовиться к управлению людьми, — Артём приподнял немного голову над подушкой, чтобы повернуться ко мне чуть больше обычного. — И чем больше она затрачивает на это времени, тем лучше у неё получается. То, что ты видел — это фигня, пшик по сравнению с тем, когда она не просто развлекается, а действительно готовится. Она может внедриться в человека и захватить над ним контроль так, что вокруг никто и не поймёт, что что-то изменилось. Она — идеальный шпион, за исключением того, что у неё нет прямого доступа к памяти её жертв.

Я согласно кивнул.

Артём продолжил:

— И в случае такого внедрения, ты можешь только попробовать догадаться, что человек изменился, но ты же не можешь подозревать всех, верно?

— Чёрт! И что тогда делать, ну, допустим, когда я всё-таки обнаружу её?

— Убей носителя.

Как гром среди ясного неба. Он сказал это будничным тоном, будто объяснял, как правильно чистить банан от кожуры, но для меня это прозвучало как пушечный выстрел возле самого уха.

— Не получится, — возразил я. — Риппер… Инесса поддерживает в своих жертвах жизнь до тех пор, пока ей это не надоест, и она не захочет выйти.

— О, так ты уже с ней пробовал махаться? — оценил Артур. — Тогда я бы снял перед тобой шляпу, если бы только она у меня была. Как тогда ты выжил?

— Я не был её целью. Плюс доля случайности.

— В таком случае, тебе крупно повезло. В любом случае, твоя цель — мозг. Доберись до него, и носитель погибнет точно.

— А нельзя… — я замешкался, пытаясь выдавить из себя противную мне фразу. — Нельзя ли без убийства носителя?

Артём на секунду задумался, потом ответил:

— Можно.

Я обрадовался. Что угодно, только не убийство!

— Ты можешь найти саму Инессу и разобраться с ней, тогда она сама выйдет из носителя.

— Проклятье!

Почему, куда я не ткнусь, избегая нарушения своих собственных принципов, я всё время натыкаюсь на подобные вещи? Найти того, кто даже неизвестно как выглядит! Хотя, я могу предположить, что Инесса — старуха, если вспомнить, что она орудовала своими способностями ещё в пятидесятых. Если ещё добавить минимальный возраст, при котором у меня и некоторых моих знакомых проявились способности впервые, то можно сделать вывод, что Инессе сейчас никак не меньше восьмидесяти.

И тут меня прострелило: я вспомнил, как я освободил одного старика, когда сбегал из плена Наумова. Он тогда меня поблагодарил, а когда я впервые столкнулся с Риппером на стройке, та снова поблагодарила меня за спасение. И если предположить, что я тогда был слегка не в себе, то я вполне мог перепутать старика со старухой — по виду некоторых из них действительно не поймёшь, какого пола перед тобой человек. Особенно если вспомнить, что в редких случаях женщины тоже лысеют. Тогда всё сходится, и благодарность, и фраза про возвращение долга.

Возможно ли это?

У меня мурашки пробежали по коже.

И тут случилось то, чего я боялся неосознанно: выключился свет.