— Что происходит? — раздался крик охранника. — Где электричество?

Не видно ни зги. Вообще, хоть глаз выколи!

Артём тихо рассмеялся, и от этого смеха у меня затряслись коленки. Я вскочил со стула и захотел было заметаться в приступе паники по комнате, но вовремя себя остановил. Артём надёжно привязан, психопаты в других камерах, надеюсь, тоже. А то, что вырубился свет, ещё ничего не означает, двери в камеры, наверное, блокируются каким-то образом на подобные случаи. Я сказал «наверное»?

Я быстро метнулся в сторону, где, как я предполагал, находится угол камеры, и споткнулся о стул, с которого только что встал. Нога болела сильно, но я сдержался, чтобы не издать ни одного постыдного звука, после чего быстро растёр место ушиба и торопливо отполз в угол камеры.

Скрипнула плохо смазанная дверь, и в камере раздался голос охранника:

— Что это было? Всё в порядке?

— Это я споткнулся, — признался я.

Охранник достал фонарик, включил его. Ослепительный луч скользнул сначала по мне, а потом метнулся на Артёма, который всё ещё был привязан. Артём улыбался.

— Чего лыбишься? — грубо спросил у него охранник.

— Обычно здесь очень скучно, — тут же отозвался тот. — А так хоть какое-то развлечение.

— Всё нормально, — заверил нас охранник. — Обычная внештатная ситуация…

С голосом он совладал, но вот луч света из фонарика предательски дрожал.

Где-то недалеко скрипнула дверь. Не наша.

— Ты в этом уверен? — засомневался Артём. — Обычная и внештатная как-то плохо соединяются в одно предложение.

— Заткнись! Тихо!

До моего уха донёсся скрип ещё одной двери, за которым последовало шарканье чьих-то ног. Сначала одно, затем к нему присоединилось второе, а потом ещё несколько, и их уже нельзя было различить. Снова раздался шёпот, от которого моё сердце защемило в приступе ужаса.

Луч фонаря метнулся в сторону коридора, затем наткнулся на чьи-то ноги, и охранник начал пятиться. Мой взгляд был прикован к этим ногам, я боялся пошевелиться, моё тело одеревенело, я даже не дышал. Только солёный пот проступил и начал заливать глаза, щипаться.

— Ни с места! — воскликнул охранник. — У меня есть дубинка!

— Я не хотел! — отчаянно повторял приближающийся псих. — Я не хотел! Его свет делал мне больно, я только хотел, чтобы это прекратилось. Я НЕ ХОТЕЛ!!!

Психопат взревел и кинулся на охранника. Тот выронил фонарик, который тут же откатился в сторону. Раздался гулкий звук удара, но болезненного вскрика не последовало. Затем ещё два быстрых удара, после которых последовали звуки какой-то странной возни, и я на секунду увидел в кромешной тьме, как сверкнули чьи-то глаза. Совсем рядом со входом в камеру. Кто-то упал, затем я услышал чей-то хрип, словно кто-то кого-то душил.

И тут я взял себя в руки. Охранник не сможет противостоять всем, кто сейчас повырывался из камер, только не в одиночку. Артём странно молчит и не двигается, должно быть, надеется на то, что его не заметят. Ну и чёрт с ним, не будет путаться под ногами!

Я сжал кулаки так сильно, что ногти впились в кожу до крови, но боль окончательно отрезвила меня. Я увидел в свете лежащего на полу фонаря ноги одного из пациентов, и словно пружина прямо с места прыгнул на него, занося прямо в воздухе левый кулак для удара.

Я промахнулся, мой противник каким-то невероятным образом увидел меня в кромешной тьме и успел отойти в сторону, в результате я только сотряс воздух, после чего упал на бетонный пол, больно ударившись локтями и лбом. Перед глазами на секунду вспыхнули звёзды. Я успел перевернуться на спину, прежде чем на меня навалились сверху.

Это был Колян, тот самый, который обвинил меня в том, что он попал сюда. Он был в смирительной рубашке, но она была разорвана, так что его руки оказались свободны ровно настолько, что этого хватило на моё удушение. Свет фонаря бил прямо в мою голову и чуть выше, так что я видел его лицо, полностью лишённое эмоций и сосредоточенное на одной единственной задаче. Колян обхватил обеими руками мою шею и начал давить на трахею двумя большими пальцами, я мгновенно почувствовал, как у меня смыкаются дыхательные пути. Захотелось прокашляться, но он не позволял мне. Я отчаянно пытался разжать его руки, но его хватка была куда сильнее моей, так что я бросил эти попытки и постарался добраться до его глаз, но он всё время изворачивался, так что я всё время наталкивался на его локти. Всё было бесполезно, лёгкие горели огнём, а руки неотвратимо слабели. Даже у чёртова фонарика садились батарейки, свет быстро ослабевал, становился тусклым. Лицо моего противника стремительно заволакивала тьма…

— ИНЕССА!!! — кто-то взревел совсем рядом, но мне показалось, что источник крика был очень далеко.

Гораздо дальше, чтобы спасти меня.

Внезапно я ощутил, что я снова могу дышать, а горло и грудь больше ничего не сдавливает. Я вдохнул спёртый, но чертовски приятный живительный воздух, разлепивший мою трахею, и тут же закашлялся. Кашлял я долго и так сильно, что мне начало казаться, что уж лучше бы я сдох, чем ощущал бы это. Постепенно возвращался слух, а затем и зрение. Кто-то успел включить свет. Где-то совсем рядом раздавались странные звуки, будто кто-то собственным лбом пытался забить в стену особенно длинный и упрямый гвоздь. Я повернулся на этот звук, и меня едва не стошнило.

Артём освободился от своих пут, подскочил ко мне и оторвал от меня моего противника, после чего схватил его голову и теперь размеренно, словно под метроном, бил ею ближайшую стену. На стене уже отпечатался кровавый след, блестящий, пузырившийся, с клочком волос. Глаза у Коляна закатились, но он всё ещё сопротивлялся, пытался вырваться.

Я отвернулся, продолжив корчиться на полу, держась за горло. Ощущение, будто у меня в лёгких раскалённый воздух, медленно отступало, я буквально видел, как я его выдыхаю.

— Испугались, ребятки? — раздался сипловатый голос Виктора.

Он появился на пороге вместе с группой охранников, каждый из которых был вооружён шокером либо транквилизатором.

— Господи Иисусе, — воскликнул он, увидев Артёма, но удивления в его голосе не прозвучало.

Мимо меня тут же проскочили несколько охранников, которые затем схватили упирающегося и возмущавшегося Артёма и оттащили его в сторону. Виктор подошёл ко мне и помог подняться, а затем выйти из палаты.

— Ну ты даёшь, парень! — хлопнул меня по плечу Виктор и улыбнулся. — Я всего на секунду отвернулся, а у тебя тут такое началось!

— Я не специально, — прохрипел я, потирая едва не раздавленное горло.

Психопатов уже рассовали обратно по их камерам, ещё несколько охранников толпились вокруг: кто принял дежурство у некоторых дверей, кто следовал за мной и Виктором, а кто помогал подняться с пола тому охраннику, который попал в эту передрягу вместе со мной. Мимо нас пронеслись медики вместе с носилками и вбежали в камеру Артёма. Сразу же после этого раздался крик одного из них:

— Боже, он всё ещё жив! Какого… живо на носилки его! А этого приковать к кровати и накачать, чтобы он неделю не просыпался!

Я скривился: похоже, мою беседу с Артёмом закончить не получится, а второй раз я сюда не сунусь ни за какие коврижки.

— Представляешь, — продолжал тем временем Виктор. — Ветром снесло линию электропередачи к этому корпусу, а в здании с резервным генератором сегодня в обед проломило крышу снегом! Просто невероятно!

Я покосился на него, но ничего не сказал. Похоже, этот старикан сам был немного того, ведь он с виду искренне радуется случившемуся.

Мимо пронесли Коляна с размозжённой головой. Мне хватило только одного непрофессионального взгляда, чтобы понять, что он нежилец. Более того, он должен быть уже мёртв, поскольку меня чуть не стошнило, когда я заметил, что из его головы торчит его же осколок черепа. Любой бы сказал, что Артём, мягко говоря, перестарался, но Колян был всё ещё жив, он шевелился и пытался что-то произнести, но из его рта вырывались непонятные звуки. Похоже, был задет речевой центр.

Зато теперь я не сомневался, что это был не Колян. Это была она, Инесса, Риппер, которая теперь точно охотилась за мной. Вот только не понимаю, почему она не вселилась в меня и тупо не приказала мне не дышать?

— Он вырвался! — внезапно кто-то закричал.

Я стал лихорадочно оглядываться, ожидая нового нападения. И увидел, как из камеры выбегает на подгибающихся ногах Артём, сжимая в руках пистолет. Из его ноги торчит пустой шприц, а из спины тянутся провода обратно в камеру — шокеры. Отчётливо видно, как разряды пытаются уложить его, но он отчаянно сопротивляется. Артём вскидывает пистолет и невероятным усилием стабилизирует руку, прицеливаясь. Я поворачиваюсь, прослеживая за направлением его выстрела и вижу, как Колян соскакивает с носилок и с вытянутыми вперёд руками несётся прямо на меня.

Выстрел, от звука которого у меня болезненно закладывает уши. Глаз Коляна взрывается, разбрызгивая содержимое по всей округе, тот спотыкается, резко подкашивается и падает прямо к моим ногам, но упрямо продолжает ползти ко мне, хватаясь за мои штанины и подтягиваясь вверх. Звучит второй выстрел, от которого у меня начинает звенеть в голове. Пуля проходит через всю голову Риппера, и тот, наконец, падает окончательно. И больше не двигается.

Меня снова начинает мутить, и я ненадолго теряю сознание. А когда прихожу в себя, то замечаю, что уже сижу снова в кабинете Виктора, а один из санитаров настойчиво тыкает мне в лицо куском ваты, пахнущим нашатырным спиртом.

Я чихнул, после чего торопливо отмахнулся от ваты. Санитар, поняв, что он здесь больше не нужен, торопливо убрался из кабинета.

— Просто удивительно! — Виктор расхаживал по своему кабинету, на ходу размышляя о произошедших событиях, в то время как я пытался прийти в себя. — Поразительно!

— Тоже в голове не укладывается? — сморщившись отнюдь не от прекрасного самочувствия, спросил я его.

Мой взгляд внезапно упал на два гранёных стакана, заполненных моей настойкой. Я, не раздумывая, схватил ближайший и залпом опустошил его, тут же заев маленькой помидоркой из банки. Что удивительно, обычного ощущения разливающегося по глотке алкоголя не последовало. Должно быть, я ещё не очнулся.

— Не то слово, парень, не то слово. Конечно, будет проведено тщательное расследование, но если честно, то мне плевать почти на всё, кроме того, что один из моих пациентов умудрился прожить целых несколько минут с подобными ранами!

Я вздрогнул и окончательно пришёл в себя. Колян прожил ещё некоторое время после того, как Артём превратил его башку в окровавленный кочан капусты? Не-е-ет, как же я смогу противостоять такому?

— И сколько он ещё прожил? — тихо спросил я. — После того, как я…

— Отважно бухнулся в обморок? — ехидно рассмеялся Виктор. — Нисколько, последняя пуля-таки уложила его! Но просто поразительно, как сильно он хотел убить тебя! Это же как нужно ненавидеть человека, которого он видел первый раз в жизни?

— Да, в первый, — мрачно ответил я.

— Но твой визит расшевелил это сонное царство! — продолжил потешаться Виктор. — Ты бы видел, как зашевелились все эти жирдяи из администрации, когда услыхали об этом событии! Клянусь, со страху они просрались так, что в одни их старые штаны смогли влезать по двое, а то и по трое! Надеюсь, что ты к нам заглянешь ещё раз, а то здесь действительно бывает скучновато временами…

— Ни-за-что! — отчеканил я, взяв стакан Виктора и быстро выпив его содержимое.

Вот теперь я почувствовал, что я — не мертвец! А то я уже начал потихоньку сомневаться…

Виктор снова хохотнул, после чего сел за свой стол и увидал, что я выпил обе рюмки. Он сделал удивлённое лицо, затем посмотрел на начавшего пьянеть меня и быстро всё смекнул.

— Эх, молодёжь, — усмехнулся он. — Стоит только отвернуться, как вы уже пьяные все. Ничего, сейчас догоним!

Мне захотелось ляпнуть, чтобы тот больше никогда не отворачивался, а то ещё одного раза, я боюсь, я не переживу, но я сдержался.

Вечер мы закончили небольшой пьянкой. Я быстро упился до такой степени, что не мог нормально выговорить даже своё собственное имя, Виктор же отстал от меня не так сильно. Поскольку мы быстро разобрались с вкуснейшей настойкой, то Виктор выудил из одного из своих ящиков красивейшую бутылку дорогого вермута, а когда кончился и тот, то на столе оказалась вульгарная водка. Её мы начали, но благоразумно решили не заканчивать, поскольку обоим нужно было ещё добираться домой. Я твёрдо собрался идти ловить на трассе маршрутку, но Виктор почему-то обозвал меня дебилом, после чего быстро организовал машину с личным водителем — служебную старенькую «Волгу» с одним из охранников в качестве извозчика. Тот всю дорогу недобро косился на нас, но никто из нас этого не заметил. Виктор быстренько отрубился в машине, а я — наоборот, слегка проветрился, особенно когда водитель чуть-чуть приоткрыл окно, выразившись «надышали тут», но в весьма грубой форме. Так что когда меня доставили до дома, и я вылез из машины, то уже мог почти внятно говорить и практически не шатался. Поскольку на улице поднялся ветер, то можно было всё с лёгкостью списать на него. Я сердечно поблагодарил водителя за то, что тот не выкинул нас по дороге в первый же сугроб, но то ли я сказал это не совсем так, то ли у него было прескверное настроение, но я готов поклясться, что у него глаза налились кровью от бешенства.

— Что я такого сказал? — не сообразил я, когда водила дал по газам, обдав меня грязным снегом из-под колёс.

Я поднялся на лифте и крадучись уже почти добрался до своей берлоги, как соседская дверь внезапно лязгнула, и из-за неё показалась голова, обмотанная махровым полотенцем.

— З… здрасте, — я нашёл в своём арсенале самую вежливую улыбку, на которую только был способен.

Не сработало.

— Нет, ну ты посмотри на него! — Фая Петровна театрально хлопнула себя по ноге, после чего полностью вышла в подъезд. — Опять шлялся хрен знает где! Пил?

Она принюхалась, после чего её лицо скривилось настолько, будто я только что вылез из канализации.

— Пил! — подтвердила она.

— В-виноват, — я развёл руками.

То ли действительно от пьянки, то ли от нервов после произошедших событий, то ли от ощущения, что мне на сей раз не удастся избежать очередного скандала (которые я ненавижу всей душой, даже если я не являюсь участником), я стал запинаться.

Тут я заметил в её руке конверт с моим именем. Похоже, курьер всё-таки приходил. Надо же…

— А… — начал я, указав пальцем на него, но моя соседка этого словно бы и не заметила.

— Ну и что ты праздновал сегодня? — её тонкий писк резал мои уши не хуже хирургического ножа. — День взятия Бастилии?

— Вермут, — почему-то ляпнул я.

Похоже, я всё-таки хотел перед ней извиниться за своё поведение, поэтому решил упомянуть в разговоре, что я пил отнюдь не водку (хотя, и её тоже, но куда меньше), а значительно менее крепкий напиток, чей состав основывается на изрядной доли полыни и других трав. Но сволочизм Фаи Петровны смешался со старческой тугоухостью в одном стакане, куда последовал следом нелепый карикатурный образ меня-алкаша в её голове, так что следующая её реплика вышла отнюдь не такой, какой я её ожидал.

— Вермахт? — переспросила она. — Совсем спился… Боже, за что мне такое наказание?!

При этих словах она бросила в потолок взгляд, полный мольбы, и сложила руки лодочкой, при этом выронив мой конверт. После чего она бросила на меня ещё один крайне неодобрительный взгляд, и сказала:

— Как же ты мне надоел, Коля, кто бы знал! Сил уже никаких нет! То у тебя двери вечно хлопают, то письма и посылки странные приходят, то ты пьяный и весь избитый приползаешь домой, да ещё и шумишь так, словно нарочно пытаешься всех перебудить! И что это за странное увлечение совами? Выпусти её на волю, не мучай животное…

Я чуть не прыснул со смеху, когда машинально представил себе эту картину: я открываю окно, хватаю чучело совы и с криком «Лети, Форрест, лети!» кидаю его прямо на голову проходящей мимо ничего не подозревающей Фае Петровне.

— … а то она уже весь мой балкон загадила! — продолжала свои выдумки моя соседка. — Всё время громко ухает, часто куда-то улетает, да и вообще имеет крайне жуткий вид! Где ты только такую откопал?

— Фая Петровна! — я подпёр рукой стену, чтобы та поменьше шаталась. Выпрямился и твёрдым командирским голосом заявил: — Да Вы совсем спятили! Это же чучело!

Она задохнулась, не зная, что на такое сказать, после чего резко развернулась и ушла в собственную квартиру, непрерывно бормоча себе под нос:

— До белой горячки допился, парень. Бедный, несчастный мальчишка, мне искренне жаль его и его брата, но теперь-то я не отступлю и добьюсь его выселения…

Хлопнула дверь, и в подъезде почти воцарилась тишина. Почти — потому что от стен эхом разносилось моя икота.

Я чуть не упал, когда поднимал с пола конверт. Осмотрел его уже в своей квартире — снова ничего, никакого обратного адреса или иной контактной информации, даже марки. Самодельный конверт, свёрнутый из стандартного листа А4, на котором впоследствии написали карандашом ровно то, что я сказал по телефону при беседе с женщиной из типографии. Должно быть, она всё-таки нашла правильного человека или же сама им оказалась, а эта беседа — просто показуха, чтобы окружающие ни о чём не догадались.

Я ещё некоторое время побродил по квартире, один раз блеванул в унитаз, один раз заглянул на балкон и проверил свою сову. Чучело как чучело, ничего странного в нём нет, даже снег сверху намело с открытого окна. На всём балконе ни следа от птичьего помёта, только ровный тонкий слой снега там, куда доставал ветер. После этого я, ощутив смертельную усталость из-за прожитых событий, а так же входящего в привычку недосыпа, завалился спать, причём, даже не раздеваясь. Для меня наконец-то закончился чертовски длинный и очень плохой день, который я с уверенностью могу назвать одним из своих самых плохих дней. Но ничего, завтра будет день следующий, и, быть может, он в противовес предыдущему, станет лучшим?