Это случилось ночью, практически под утро, когда Паша, отдежурив своё, уже лёг спать, а я безуспешно пытался перебороть сон. Четырёх часов сна после всего случившегося мне оказалось мало, настолько, что я даже не понял, спал ли я вообще или нет. Усталость никак не пропадала, даже наоборот — усилилась, когда я проснулся. Видно, стресс последних дней высосал все мои запасы сил, и сейчас я уже работал на износ. Чтобы не уснуть, я сделал себе две чашки очень горячего кофе, отжался раз тридцать, но меня всё равно клонило в сон. И когда я, уже бросив все попытки сопротивляться ему, почти погрузился в сладостные грёзы, я увидел своего мёртвого брата. Должно быть, это плохая примета — видеть усопших родственников, особенно очень близких, особенно если Вы виноваты в их смерти, пусть и косвенно. Он выглядел как обычно, всё в той же одежде, с той же причёской, но его лицо было обеспокоенным.

— Ситуация резко ухудшается, — сказал он.

— И без тебя знаю, — отмахнулся я от него. — Ты всего лишь озвучиваешь мои мысли.

— Пускай так, — согласился он. — Но ты не прислушиваешься к себе.

— Как не прислушиваюсь? — возмутился я. — Я всякий раз узнавал об опасности чуть раньше, чем появлялись любые другие её признаки!

— Но ты не предотвращал ничего из этих событий! И вот сейчас тебе разве не кажется, что ты не один в квартире?

— Конечно, не один. Павел, Маша…

— Нет, балбес! Что сейчас говорит твоё предчувствие?!

Я прислушался сам к себе. Похоже, я всё-таки уснул. И, судя по ощущениям, зря.

— Проснись немедленно! — крикнул брат и размашисто хлопнул меня по щеке.

— Ты что творишь?! — возмутился я, ощутив, как у меня вспыхивает щека.

И открыл глаза, лёжа на полу. Похоже, что я свалился со стула, задремав. Глаза тут же широко раскрылись, привыкая к ночной тьме, хотя я точно помню, что я специально не выключал свет. И ещё это стойкое ощущение, что что-то не так.

Маша!

Я вскочил с пола, мгновенно стряхнув с себя остатки сна, и увидел, что входная дверь в квартиру открыта.

Рипперы! Как они меня нашли? Я, вроде бы, визиток со своим адресом им не оставлял.

Маши на диване не было, когда я вбежал в зал, и тогда я тут же побежал будить Пашу, представляя по дороге, сколько он мне лещей отвесит, когда узнает, что я так провинился. Я уже начал формировать в голове вариант нашего диалога и мою объяснительную речь, как, ворвавшись в комнату, увидел силуэт в чёрной одежде. Это был довольно высокий, с крупной фигурой грузчика мужик в маске — видны были только его голубые глаза. Он прижал Пашу к стене и, подняв его одной рукой над собой, сдавливал его горло. Паша хрипел и отчаянно пытался добраться до глаз напавшего, но силы уже почти покинули его, и он быстро терял сознание.

Я, не произнеся ни единого слова, бросился на этого мужика, яростно ударив его правой в левую почку, а затем левой в область желудка. Мужик в маске тут же выпустил Пашу, и тот упал на пол, скривившись и сильно закашляв. Ночной гость ответил на мои удары, попросту схватив меня и протащив до балкона, а затем тупо заперев там. Я стал отчаянно барабанить по двери, но та не шелохнулась, и я попробовал разбить окно, но рядом ничего подходящего, кроме чучела совы или моего кулака, не было. Мужик в маске оглянулся на Пашу, и я, заметив это, громко крикнул:

— Не трогай его!!!

Тот посмотрел сначала на Пашу, потом на меня, после чего просто взял и ушёл. Паша попытался схватить его за ногу, но у него ничего не вышло.

И всё тут же стихло.

Через несколько минут Паша смог прийти в себя и доковылять до меня, чтобы открыть дверь, которую я так сломать и не смог.

— Надо догнать их! — я тут же кинулся к выходу из квартиры, но тут Паша остановил меня.

— Поздно, они уже уехали.

— Ничего не поздно! Хоть номер машины запомним!

— Какой к чёрту номер? Из-за снега до твоего подъезда даже на бульдозере не добраться, только пешком! Нет их уже!

Я прекратил суетиться и ошарашенно сел прямо на пол.

Всё кончено? Рипперы ворвались в мой дом и похитили Машу, едва при этом не убив Пашу и меня. Теперь у Инессы будут все куски головоломки, и вскоре уже можно будет наблюдать, как мир стремительно начинает меняться под её волей. Я снова проиграл.

— У тебя есть идеи, кто это был? — донёсся до меня откуда-то издалека голос Паши.

— Что? — не понял я. — Рипперы. Инесса.

— Я так не думаю, — он уселся рядом со мной. — Их было всего двое, и они двигались совсем иначе. К тому же, они нас не убили, хотя запросто могли.

— Тот бугай же тебя душил одной рукой! — возразил я. — Ты знаешь много людей, способных одной рукой поднять восьмидесятикилограммового детину?

— Девяностокилограммового, — поправил он меня. — Он мне предложил сначала лежать смирно и не мешать им.

— Он что? — не поверил я.

Это был точно не риппер. Кто знает, где я живу? Кто не стал трогать меня, даже избивать, хотя мог одним движением сжать мускулистую шею моего друга до толщины мизинца? Кто заинтересован в девочке, которая, как он полагает, обладает какими-то особыми способностями, из-за которых в городе вот-вот начнётся война между одержимыми и всеми остальными?

— Наумов! — я даже вскочил с пола. — НАУМОВ!!! Я поверить не могу!

— Тише ты, — осадил меня Паша. — Ночь сейчас всё-таки. Кстати, как они прошли мимо тебя, не подняв тревоги?

Я тут же смолк. Я мог солгать, и моя ложь про то, что один из них силой меня удерживал на кухне, была бы вполне логичной, вот только лгать мне не хотелось совсем. Я постоянно твержу себе о том, что мне нужно хоть кому-то сейчас доверять, иначе я попросту останусь в полном одиночестве с проблемами, которые уже стали гораздо больше, чем только моими, и если я буду врать своим же союзникам, то мои опасения точно сбудутся.

— Ты уснул, — догадался он. — Как ты мог?!

— Я… я не думал, что что-нибудь случится, — начал я оправдываться. — Стой, ты куда?

— Подальше отсюда, — недовольно буркнул Паша, выходя из комнаты.

Он за минуту оделся, собрал свои вещи и, бросил мне на прощание:

— Я тебе доверился, а ты не смог даже такой простой вещи сделать, как не уснуть на дежурстве!

— Я не хотел! — крикнул я ему вслед в подъезд, но он не обернулся.

Я всё ждал, что он развернётся и войдёт обратно в квартиру, но он дождался лифта и скрылся из виду окончательно, бросив меня одного со своими едкими как концентрированная соляная кислота угрызениями совести, прожигавшими мне желудок. Я снова остался один.

Закрыв дверь, я прошёлся по комнатам и отметил, что беспорядка толком нигде не было, всё действительно произошло тихо и быстро, и если бы меня не предупредил мой брат, то я бы проспал всё действо. А Паша бы умер? Вполне возможно, но я всё же не думаю, что тот мужик бы задушил его насмерть, скорее всего, просто бы заставил потерять сознание от удушья. Но это ещё не все вещи, которые мне не давали покоя. Во-первых, тот мужик, который душил Пашу, показался мне смутно знакомым, и я только сейчас это понял. Он напоминал мне… даже не знаю, в голову никто похожий из окружения Наумова не приходит. Но я точно его где-то видел. И во-вторых — как они проникли в квартиру таким образом, что я умудрился проспать взлом моего замка, будучи всего в нескольких метрах от него? Даже я, когда вставляю ключи в скважину, проворачиваю механизм с довольно громким шумом — замок следовало бы смазать. Что уж говорить про взломщиков?

На всякий пожарный, я осмотрел дверь с обеих сторон и попробовал своими ключами отпирать и запирать замок — всё было в полном порядке, как обычно. И следов взлома я не заметил, хотя я не спец по таким делам.

Чёртова квартира! Одни беды от тебя! Я, было, немного успокоился после того, как один из подручных Наумова однажды уже пробрался в мою квартиру без моего ведома (не будем упоминать, кто это был — искренние извинения уже давно принесены), но теперь я вновь ощущал, что пропало моё единственное место, которое я считал более-менее безопасным. И именно из-за этого я в оставшуюся половину ночи так и не смог уснуть, несмотря на то, что ощущал прямо таки смертельную усталость. Одно было хорошо — башка больше не болела.

С наступлением утра до меня постепенно начало доходить, что теперь я совершенно не знаю, что мне делать. Все концы дружно ухнули в воду, оставив после себя лишь грязную пену на поверхности, и мне больше не было за что зацепиться. Девочку украли, Паша ушёл, больше никаких курьеров ко мне не заглядывало, а все те, кто мог подсказать мне хоть что-то, были мертвы. Я с замиранием сердца следил за новостными сводками, пытаясь узнать, нашли ли старушку на стройке или Артура у себя в квартире, завели ли уголовное дело, кому его поручили, и на какой оно стадии. Но и здесь была тишина, как в братской могиле. Вроде бы и друзья под боком есть, а поговорить было совершенно не с кем. Семён будет снова ворчать по поводу того, что я не следую его советам, Паша, похоже, безмерно зол на меня, что с Джоном — я вообще без понятия, Рома мне ничем помочь не сможет, а Анна находится слишком далеко, чтобы…

Я бросился к компьютеру, включил его, дождался казавшейся бесконечно долгой загрузки операционной системы, после чего вышел в Интернет и запустил специальную программу, с помощью которой можно было связаться с Анной, благодаря каким-то хитрым средствам шифрования не опасаясь того, что нашу беседу прочтёт тот, кто прочесть её не должен. Ткнул на иконку «Аноним1239» и уставился на клавиатуру.

Как мне начать разговор? Сразу же свалить на неё то, что я хочу, или же сначала смягчить удар, сморозив одну из своих плоских фирменных шуточек?

В результате я напечатал всего одно слово: «привет». И стал ждать ответа. Одним из существенных недостатков данной программы было то, что во время переписки нельзя было узнать, находится ли собеседник в режиме on-line и прочёл ли он твоё сообщение. Поэтому я подождал сначала десять секунд, втайне надеясь, что Анна сейчас находится возле компа, потом минуту, мысленно оправдав её тем, что она может и сидит за компом, но занята в данный момент чем-то более важным, чем моё «привет». Прошло ещё пять минут, по истечении которых я предположил, что она, должно быть, просто отошла сделать чай, ну или по другим неотложным делам. Затем миновало ещё двадцать минут, а потом и час прошёл. Глухо. Я оставил компьютер работать, чтобы иметь возможность оперативно ответить на её сообщение, и отошёл позавтракать — мой желудок, несмотря на переживаемый мной стресс, настойчиво требовал еды. Похоже, этой сволочи было глубоко наплевать на творящиеся с его хозяином дела. Как говорится, война войной, а обед чего-то там, уже не помню с голодухи.

Я поел, затем прибрал кое-какой бардак, сходил на балкон и проверил сову, после чего взглянул на комп и возликовал от радости — она ответила прям только что.

— «У тебя всё в порядке?» — напечатал я.

— «Пока да, а что?» — ответила она вопросом на вопрос.

— «Да так, хочу испортить тебе настроение. Надеюсь, в данное время у тебя нет никаких срочных дел».

— «Что-то случилось?»

— «Да. Причём, настолько серьёзное, что все наши с тобой заварушки по сравнению с этим — детская песочница».

— «Так серьёзно?».

— «Да. В этом замешан Наумов, как мне кажется, но не он главный злодей сегодня».

— «Ты уверен насчёт Наумова? По моим сведениям, его сейчас нет в городе».

— «Значит, он действует не своими руками. В общем, если бы не возникло серьёзной необходимости, я бы тогда не стал тебя просить, ты же понимаешь».

— «Не ходи вокруг да около! Ты хочешь, чтобы я приехала?».

— «Да».

— «Чтобы я бросила здесь всё, чем я здесь занималась, обманула ожидания очень важных людей, поставила друзей по общему делу в очень неудобное положение и приехала к тебе по первому же твоему зову?».

Я вздохнул. Похоже, её работа в подполье чертовски важна, и от Анны там очень многое зависит, раз уж она не реагирует на красную тряпку с надписью «Наумов».

— «Да. Больше мне просить не кого».

Она ответила не сразу. Все пять минут я с мольбой смотрел на экран, пытаясь предугадать, как же она ответит. Скорее всего, откажется, поскольку при нашей последней встрече, там, на кладбище, мы не очень хорошо расстались. А если она откажется, то тогда между молотом и наковальней я останусь в полном и гордом одиночестве, и тогда меня точно сотрут в порошок.

— «Ты, видно, совсем не умеешь уговаривать девушек» — ответила она. — «Завтра утром встретишь меня в аэропорту. Все подробности и время напишу позже, когда куплю билет».

Я облегчённо выдохнул. Знать, что рядом с тобой всё-таки кто-то есть, и ты этому кому-то не безразличен — воистину великое сокровище. Возможность оступиться — рядом плечо друга, о которое можно опереться, и он тебя поднимет.

— «Ты мне должен» — добавила она, прежде чем замолчать.

Отлично сработано, Ник! Ещё парочка таких просьб, и ты будешь должен половине населения мира! Чем собираешься расплачиваться? Зароешь во дворе дома несколько монеток и пописаешь на них, авось вырастет денежное дерево?

Всё же, у меня с плеч словно Джомолунгма свалилась, едва я дочитал её сообщение. Это означало, что расхлёбывать ситуацию мне не придётся в одиночку, и мне есть, на кого положиться. Тем более, это же Анна! Ей не нужны ни патроны, ни переступание через собственные принципы чтобы сжигать плохих парней одним лишь усилием воли да маленькой спичкой в качестве стартового источника огня. Жаль, что она не может создавать пламя из ничего, но жаловаться на это я не буду, ведь я и того не могу.

Я скоротал всё утро и половину дня, пока ожидал, когда Анна мне пришлёт ещё одно сообщение со временем и местом встречи. При этом я уже начал представлять, как я увижу её, что я ей скажу при этом, что ответит она, и что произойдёт потом. Мне следовало как минимум извиниться перед ней.

А во второй половине дня, когда я уже узнал, что мне предстоит встречать её утром, я вплотную подошёл к своей второй проблеме. Телекинез, который никак не желал поддаваться на мои уговоры и работать без топлива в виде RD. Я снова, как и несколько раз до этого, уселся за стол и поставил прямо по центру полупустую сахарницу, после чего вперился в неё взглядом. Я уже наизусть знал о ней всё, начиная от расположения мелких выемок и трещин от долгого и неаккуратного использования, и заканчивая буквально количеством сахарных гранул внутри. Вес, прочность, состав, температура — всё отпечаталось в моём мозгу навечно.

— Ну, ты будешь двигаться, нет? — спросил я у сахарницы. — Я тут до ночи не собираюсь сидеть!

Хотя, видимо, придётся. Анна сможет защитить себя, но меня — далеко не факт, и дело здесь даже не в том, что она всё ещё может быть обижена на меня. Ей банально может не хватить сил или времени на то, чтобы прикрывать спину такому глупцу и неудачнику, как я.

Казалось бы, что может быть проще? Посмотреть на сахарницу, сконцентрироваться на ней, нарисовать в собственном воображении, как та начинает двигаться к краю, после чего ощутить, что у Вас словно бы вырастает невидимая рука, которая и выполняет это движение — и всё. Сахарница падает со стола, а Вы ликуете и живёте дальше. Но у меня это никак не выходило, хотя я прекрасно знал, что я на это способен. Быть может, я излишне тороплю события, ведь у каждого человека с подобными способностями проходит разное время, прежде чем те проявляются. У кого-то раньше, у кого-то позже, хотя у всех именно в подростковом периоде. Хотя я не знаю никого, у кого этих способностей было бы две. Может, сейчас действительно пока ещё слишком рано для телекинеза? RD способен раскрыть способность раньше положенного, я знаю это. Но у меня нету выбора. Травматика почти бесполезна против вооружённых до зубов людей Наумова, и уж тем более как слону дробина для рипперов. Можно попасть в оба глаза и ослепить их, но, сдаётся мне, такую штуку надо проделывать с каждым, иначе Инесса всё равно сможет координировать их действия. А глубже в голову почти детские пульки травматики не проникают. Да, у меня есть ещё подаренный Джоном пистолет, судя по всему, весьма хороший и ценимый в определённых кругах, но даже самая крутая пушка бесполезна, если к ней нет патронов. А Паша в мебельной фабрике расстрелял их все, новые мне так быстро не достать. Остаётся положиться на RD, тот уж точно в самый ответственный момент не подведёт, но каковы будут последствия? Я уже вполне серьёзно допускаю мысль о том, что я могу в минуту опасности его применить. А что дальше? Понадобится мне передвинуть шкаф на другое место, так я снова вколю себе это вещество? А потом уже и сахар в чае размешивать только телекинезом, как в кино, да? А что будет, когда я замечу, что у меня появилась физическая зависимость от него? А что будет дальше, когда я не смогу побороть этот недуг, и у меня начнут отказывать органы? Алексей, судя по всему, крепко сел на эту бочку с порохом, раз уж у него, похоже, мозги уже не работают. Не может же он быть таким придурком от природы? При нашем знакомстве он произвёл впечатление человека рассудительного, хоть и увлекающегося чувством собственной важности. А теперь же оно сожрало его с потрохами.

Я тряхнул головой — нельзя отвлекаться.

— Двигайся, двигайся, двигайся! — повторял я, мысленно представляя, как сахарница сдвигается с места. — Вот сволочь!

Самое противное было то, что телекинез у меня так и не срабатывал, а башка уже начала болеть от напряжения. Вот хоть бы на миллиметр сдвинулась, а?

Тьфу!

Я резко встал из-за стола, с грохотом отодвинув стул назад, достал из шкафа над раковиной чистую рюмку, которую вчера вымыл Паша, спасибо ему за это, после чего взял недопитый ликёр и накапал небольшую стопку — для успокоения нервов. Выпил. Закусить было нечем, даже занюхать, а ликёр внезапно показался мне чересчур крепким, я поморщился и с громким стуком поставил рюмку на стол. Через пару секунд открыл глаза и обнаружил, что рюмка стоит рядом с сахарницей.

— А чем чёрт не шутит? — завёлся я, ухватившись за идею.

И вперился взглядом в рюмку, позабыв про проклятую сахарницу. Я смотрел на пустую рюмку так долго, как, казалось, на неё не смотрят даже самые заядлые алкаши, верящие, что под их волей та сама наполнится волшебной горючей жидкостью. Мне даже показалось, что я на краткий миг ощутил эту рюмку, и та даже вроде бы сдвинулась на миллиметр.

Я моргнул и протёр прослезившиеся от напряжения глаза. Рюмка была на том же месте.

— Блин, — выдохнул я и налил в рюмку ещё ликёра, уже побольше.

Моя рука внезапно замерла в паре сантиметров от неё. Быть может, здесь дело в психологии? Я ведь на самом деле и не хочу, чтобы сахарница или пустая рюмка начинали двигаться и падать со стола — ведь потом придётся собирать осколки, а я по своей ленивой натуре этого делать не буду до тех пор, пока не наступлю пару раз на них голыми ногами. Вот полная рюмка — другое дело, особенно если я сейчас отодвинусь от неё так, чтобы я даже с максимально вытянутой рукой не мог бы до неё достать, не отрываясь от стула. Что я и сделал.

Ликёр соблазнительно блестел в свете угасающего дня. Я смотрел на него и вспоминал, какой у него вкус, какой запах. Я уже начал ощущать в себе жажду выпить его, и я усилием воли и работой воображения распалял её, разжигал, словно дизель выливал на костёр.

Рюмка лениво и неохотно сдвинулась на несколько сантиметров, после чего легла мне в раскрытую ладонь. Сама. Я сначала возликовал, а затем едва не свалился со стула от резко вспыхнувшей мигрени в области лба. Мне казалось, что у меня под черепной коробкой зажглась миниатюрная, но чертовски горячая звезда, и мир начал меркнуть, тонуть в этой боли, захлёбываться ею.

Я торопливо поднёс рюмку ко рту и влил туда содержимое. Ликёр провалился в желудок, а я даже не ощутил ни его вкуса, ни вкуса спирта. Зато, вроде бы, мне полегчало.