Сколько прошло с того момента, как они ушли прочь с моим шансом ещё раз увидеть Фенору? Минута? Час? Год? Я не знал, но очень надеялся на первый вариант. Сознание я не терял, мне не было настолько больно или плохо от их детских ударов, но какое-то время я проторчал, валяясь на мокрой земле и глядя в небо, скрытое от меня этими проклятыми дождевыми облаками. В тот момент я вспомнил весь прошедший год, самый плохой год в моей жизни. Во всяком случае, хуже ситуации у меня пока не случалось. Но сколько именно я пролежал? Одни люди вспоминают всю свою жизнь за секунды, а другие не могут припомнить её до самого конца.

Я поёжился от холода, плотнее запахнул куртку и накинул капюшон на голову. Воздух, и без того непомерно влажный, непривычный, от дождя стал ещё более мокрым; вода была повсюду, и от этого становилось только холоднее. Изо рта шёл пар, а замёрзшие ладони вновь плохо двигались, совсем как тогда, зимой.

Своего коня я нашёл через пару домов, тот зашёл под какой-то хлипкого вида навес возле одного из постоялых дворов и спокойно ждал меня. Однако перспектива выбираться под дождь его совсем не радовала. Но ему пришлось мне подчиниться после того, как обозлённый я пообещал продать его на колбасу при первой же возможности. Конечно, лошади — не люди, но этот конь всё прекрасно понял.

Я не знаю толком, куда я направлялся. Хотя первое время я рассчитывал, что мне удастся найти этих «Клыков» буквально в соседнем доме, но ни фига, не стоило и надеяться. Кроме трёх постоялых дворов да нескольких трактиров, здесь была только маленькая сторожевая башня, да на окраине небольшая площадка для базара — но это летом. Естественно, как я уже упомянул, нигде этой троицы не было. Что-то мне подсказывало (похоже, именно это и именуется логикой), что эти трое непременно должны направиться в город, что у них рядом должны были быть лошади — не пешком же они пойдут! И, раз наша встреча была подстроена, раз кто-то всё это спланировал заранее, троица, едва заполучив товар, должна была непременно сразу же направиться к своему господину. Десятнику, пахану или очередной бабе с яйцами — не уверен, кто ими заправляет. Я уже пожалел, что оставил ту странную парочку, ворчливого соназга и беспечного крагера, позади — вот уж кто бы подсказал, куда мне направиться. Но вернуться не позволяло проеденное расстояние и, в большей степени, моя гордыня. Поэтому я самым наглым образом разбудил одного из стражников и потребовал сказать мне, где мне найти «Клыков». Это было апогеем моей непроходимой тупости — спрашивать у представителя охраны порядка и безопасности, где мне найти, судя по всему, известную шайку. В основном потому, что в представлении идиотов-стражников этим будет интересоваться только тот, кто хочет присоединиться к ним. А зачем человеку сознательно плодить себе врагов и своими действиями усиливать их? Будь он в здравом уме и трезвой памяти, он бы тут же дал мне под дых и бросил в камеру в подвале башни, а утром, с рассветом, повесил на ближайшем столбе.

К моей радости и везению, он в здравом уме не был. От него практически не несло бухлом, да и я лично видел, что он в трактире выпил всего три небольшие рюмки самогона, но он был мертвецки пьян. Видать, он был из числа тех, кому достаточно понюхать чуть перебродившего квасу, чтобы хорошо захмелеть. Но ничего — пара хороших лещей по щам, и он смог выдавить из себя некую фразу, благодаря которой я получил примерное направление. После чего он с чувством выполненного долга завалился обратно спать.

Действительно город. Какой-то смутный ориентир в виде то ли белого мужского монастыря, то ли белой церкви, я так и не разобрал толком его бормотания — во-первых, у него изо рта несло хуже, чем из выгребной ямы, а во-вторых, спирт завязал ему язык узлом, и тот попросту запутался в зубах.

Я погнал коня что есть сил по скользкой дороге, петлявшей между низенькими, в пару саженей высотой, холмами. Дождь прекратился, небо начало потихоньку очищаться, даже луна периодически и осторожно выглядывала из-за облаков, словно боялась упасть вниз. Стало гораздо светлее, и, когда показалась равнина до самого Давура, я смог видеть далеко вперёд. На самом краю горизонта виднелось несколько путников на лошадях. Вроде бы, трое, но это ещё ничего не значит — кто угодно может скакать по Имперскому Тракту сейчас, например, точно такие же балбесы, как и я. Как там выразился соназг? Отрыжка Кадрака? Интересно, кто такой Кадрак, и что означает эта его отрыжка. Надо будет спросить при случае.

Вскоре я разглядел группу огней, а затем и вынырнувшие из тьмы замок императора Давура, множество домов высоких господинов, какую-то высоченную, узкую и острую, словно игла, башню непонятного назначения, а потом и мощную городскую стену. Всадники передо мной уже прошли через пост стражи на въезде и оказались внутри.

Давур расположился на одном из местных холмов, на довольно крупном. Первоначально, когда город ещё не был городом, а лишь отдельным гарнизоном на юге зарождавшейся империи, здесь было принято решение построить аванпост. Расположение основной крепости поначалу казалось не самым удачным — на самой вершине холма в полсотни саженей высотой. Вокруг возвели стены, внутри расположили всё, что нужно было для того, чтобы аванпост выдержал несколько месяцев осады. Казармы, церковь, ристалище, склады — всё там было. И всё это было как на ладони у подступающих врагов, причём, с любой из сторон. А вот аванпост неожиданно выдержал все атаки. Границы империи постепенно расширились, ушли на юг до моря, и аванпост быстро переместился в сердце империи. Вокруг, за стенами, стали появляться дома приезжих, потом начала развиваться торговля — город не мог предложить миру ничего редкого, ценного или хотя бы просто в большом количестве какой-нибудь банальной пшеницы, но он хорошо расположился на пересечении нескольких крупных торговых путей. Быстро стал центром торговли сначала в Давурской Империи, а затем стал посредником между соседними государствами (хотя те периодически пытались завоевать эти земли). Город быстро рос, обрастал домами и зажиточными горожанами. В нём появлялись секты, бандитские группировки, учёные, мыслители, куртизанки, помещики и купцы. А с приходом Императора получил название Давур и статус столицы. К тому времени город уже имел полмиллиона жителей и два кольца крепостных стен — основное, самое древнее, вокруг вершины холма и замка — бывшего аванпоста (потом его снесли и построили на его месте императорский дворец), и внешнее, быстро утонувшее посреди новопостроенных домов.

Дело в том, что город рос слишком быстро, и из-за этого возникало множество проблем. Большой поток приезжих в поисках лучшей жизни приносил с собой нищету, преступность и болезни. Чума не раз зарождалась именно в Давуре. Имперский совет не позволял иммигрантам въезжать в город, но те уже не могли уехать обратно, поэтому селились прямо под крепостными стенами. Так образовались нищенские кварталы. Вскоре их стало настолько много, что вокруг них в одну из последних войн построили самую мощную городскую стену в империи. Между войнами нищета постепенно отступала от города, но не так быстро, как того бы хотелось всем.

Сейчас вокруг внешней городской стены расположилось несколько деревень по десятку домов вдоль основных дорог. Я проскакал мимо них, миновал подъёмный мост над опоясывающим город рвом со сточными водами (хотя этот ров давно уже превратился в реку), и, стараясь не сильно задирать голову, рассматривая стену перед собой, приблизился к городским воротам. Стена вблизи действительно оказалась внушительной — сложенная из крупных каменных блоков, высоченная, саженей в десять, и четыре сажени в ширину. Повсюду на небольших расстояниях друг от друга расположились квадраты крепостных башен, а через каждую версту — башни дозорные, ещё выше. Огни, правда, были только в них, сейчас в спокойное время крепостные башни были не нужны, и Давур не располагал таким гарнизоном, способным охранять всю стену — иначе пришлось бы оставить город без внутренней стражи. Ворот было несколько. Дальше по дороге основные с тракта — высотой в половину стены, из морёного дуба, усиленные металлическими листами, сверху виднелась опускающаяся решётка. Конечно же, на ночь их закрыли. Но по бокам от них врезались в стену маленькие, в человеческий рост, две самых обычных двери. Правая снова закрыта, а вот возле левой дежурит пара стражников. Ну, как дежурит — один спит стоя, прислонившись к холодной стене, а второй отчаянно пытается не следовать примеру товарища, греет руки о воткнутый в стену факел.

К ним я и направился. Благоразумно заранее спешился и остановился в паре шагов от них, попав в свет от факела.

— Кто такой, чего надо? — тут же заметил меня стражник. Говорил он полушёпотом, стараясь не разбудить посапывающего коллегу.

— Угадай, — усмехнулся я. — В город пройти.

— Утром приходи! — ответил он. — Сейчас не велено никого пропускать! И у меня бумаги нет, чтобы тебе разрешение выписать, а без него тебя сцапают на улице и отправят на каменоломню на месяц. А мы в бубен за это получим!

Странный он был. То говорит, что не может никого пропустить, то сразу же добавляет, что бумаги у него нет для пропуска. Сдаётся мне, он просит дать ему на лапу. Да я бы и дал — так проще и гораздо быстрее, особенно при условии, что мне нужно догнать кое-каких уродов прежде, чем те доберутся до своего логова. Но пустой карман мне этого не позволит.

— А троих ты только что пропустил, — заговорщицки прошептал я, делая ему навстречу шаг.

— Враньё! — шикнул на меня стражник.

Его товарищ громко всхрапнул, и мой собеседник опасливо бросил на того взгляд.

— Сдаётся мне, что твой спящий друг не знает о нескольких звонких имперских марках в твоём кармане, — зловеще прищурился я.

— Да пошёл ты! — огрызнулся стражник.

Слишком громко — довольно громкий храп резко оборвался.

— Плешь Молдура! — еле слышно выдохнул стражник. — Ладно, сделаем так. Ты оставляешь своего коня мне и проходишь через дверь — конь мне пригодится, тем более что по городу всё равно тебе нельзя будет с ним ходить. По статусу не положено. А я тебе выпишу пропуск на, скажем, два месяца.

— По рукам, — тут же согласился я.

Стражник достал из внутреннего кармана куртки кусок плотной жёлтой бумаги, затем перо и чернила. Намочил в них перо, затем развернул бумагу и уставился на меня:

— Имя и профессия?

— Раснодри Солдроу, плотник, — не задумываясь, ответил я.

При звуках моего имени у него в глазах что-то странное мелькнуло, но я этого не заметил.

— Ох уж эти северяне, — пробормотал он, записывая всё это в бумажку, используя в качестве поверхности свою вторую руку. — Длинное имя. «Рас Солдроу, плотник» записал. Полностью не влезало.

Он подул на оставленную надпись, помогая чернилам высохнуть, после чего протянул бумагу мне.

— Иди давай, и побыстрее! — нетерпеливо сказал он.

Я взял пропускную грамоту и, подойдя к двери, медленно открыл её — она оказалась неожиданно тяжёлой, после чего вошёл внутрь.

— Плотники нам нужны, кстати, — прошептал мне вслед стражник. — Обратись, если что, к парням у следующей двери, они подскажут, где найти сотника.

— Я подумаю над этим, — соврал я ему.

Внутри стены был проделан коридор, ведущий прямо, а потом сворачивающий налево. Далее оказалось небольшое помещение, в котором почему-то хранилась солома, а уже у правой стены расположилась вторая дверь, металлическая и прочная. Я в неё постучал, и мне тут же открыли.

— Бумагу! — тут же потребовал голос справа.

А левый стражник с готовностью наполовину обнажил короткий клинок.

Я послушно показал им требуемое.

— «Рас Солдроу», это ты? — правый стражник посветил мне факелом в лицо, едва не опалив его.

— Нет, император Давур, — съязвил я.

Как будто по имени можно определить, как выглядит человек. Зачем они это вообще спрашивают? Или тут попадаются люди, которые проходят под чужими именами и прокалываются на этом этапе?

Шутки они не оценили. Но левый стражник спрятал меч обратно.

— Два месяца, — угрожающе сообщил мне правый, оставляя на бумаге свою подпись и дату. — Задержишься хоть на день — твои кишки растянул по стене от Саленской до Иарсской башни, понял?!

Я не стал спрашивать, что это за башни. И ежу понятно, что это какие-то башни на городской стене.

— Понял, — серьёзно ответил я.

— Работа нужна? Ты же плотник, — предложил левый.

И после такой угрозы они мне ещё и работу предлагают? Мне захотелось послать их куда подальше и очень грубо.

— Нет, я здесь не задержусь, — наотрез отказался я.

— Ну и вали тогда отсюда!

Фиг знает, куда я вышел. Дома двухэтажные, не нищенские, но вонь здесь стояла такая, что глаза резало — минус больших городов. Приятно пахнет только в купеческих и дворянских районах, ну и ещё возле пекарен, а в остальных местах вечно несёт дерьмом. Неудивительно, что с лошадьми в столицу мало кого пускают, да и то, поди, следят за четвероногими пуще, чем за донами да баронами. Хотя, толку от этого всё равно нет. Но все дома начинались в нескольких саженях от стены, оставляя широкое кольцо пустого пространства, причём, отчётливо видно, как плотно дома стоят там друг к другу. Видать, есть какой-то указ, за исполнением которого хорошо следят, чтобы никто не залезал на это кольцо. Не удивлюсь, если добрые смотрящие даже поджигают дома нарушителей.

А вообще, очень хорошо расположился императорский дворец. Вершину холма видно отовсюду, невольно создаётся впечатление, что добрый государь всё время следит за всеми и каждым в этом городе, куда ни пойди. Весь освещённый многочисленными огнями, пытающийся выглядеть красивым, но всё равно здоровенный, неуклюжий, холодный и полупустой. Крепость, самая натуральная крепость. Но вокруг него до внутреннего кольца стены пустое пространство — что там, не видно из-за ночной темноты, расстояния, да и сами стены неплохо всё скрывают. Готов поспорить, что там сады с дивными птицами, бассейны, лужайки и гарем. Хотя последнее упрямо отрицается, все уверены в его существовании. Раз император Давур не женат, значит, у него есть гарем. Кода женится — вот тогда все согласятся, что гарема нет. Странные люди, эти южане. Нас они считают варварами и рабами Бод, хотя ни я, ни кто-либо из моих знакомых и соседей не видел ни одного Бод за всю свою жизнь. Ну разве что отец, но с того момента, как он бесследно исчез, прошло уже лет десять. Хотя я иногда предпочитаю думать, что он умер — иначе где можно шляться десять лет?

Стоило мне углубиться в улицы, как я уже буквально через десять минут заметил тот самый мужской монастырь, про который мне невнятно пробормотал стражник возле таверны. Довольно далеко, полверсты вглубь Давура, его было тяжело разглядеть отсюда — мешали другие дома, а так же множество мелких горок и ям, на которых они стояли. И заметил я монастырь чисто случайно, когда проходил мимо каких-то кустов — те внезапно зашуршали, и я, невольно начав искать на себе хоть какое-то оружие для самозащиты, с опаской повернулся к ним. В кустах никого не было, но я целую минуту пялился на них, не решаясь повернуться к ним спиной или хотя бы боком. А потом чуть поднял взгляд и увидел вершину торчащей белой башни с колоколом и символом Цейрина на навершии — перечёркнутый слева направо сверху вниз круг, обращённый на запад. Среди серо-коричнево-чёрно-грязных домов монастырь выделялся, как благородных кровей специально выведенная овечка среди грязных безродных деревенских баранов. Он даже сам по себе слегка светился, создавая впечатление, что он защищён магией самого Цейрина (хотя попы ещё век назад договорились строить внешние стены монастырей с использованием соназгского фосфорного камня, точнее, его крошки). По разумению Братьев Цейрина, фосфор должен был стать маяком, указывая всем верный и чистый путь следования Заповедям людского бога, но на деле они лишь облегчили навигацию по городу. В том числе, для вражеских катапульт при ночных атаках.

На монастырь я вышел относительно быстро, однако мог бы ещё быстрее, если бы местные куртизанки да прочий люд сомнительного вида, не спящий по ночам, не приставал ко мне с глупыми предложениями. От них оказалось тяжело отвязаться, поскольку я явно был приезжим человеком, следовательно, лёгкой добычей, и никакие мои слова о том, что я не хочу нигде уединяться или покупать какую-то «пыль ветра», не помогали от них отвязаться. Только демонстрация пустых карманов — иначе никак. Ну и глупые же люди здесь живут.

Монастырь оказался меньше, чем я думал. Стоит за низеньким, но крепким забором посреди небольшого куска голой земли. Там бы можно было устроить какой-нибудь огородик, или ещё что, лишь бы не пропадала ценная площадь, но странноватая выжженная яма в две сажени в поперечнике со странным красноватым дымом не позволяла. Сам монастырь вблизи действительно неплохо светился, если учесть, что поблизости никаких факелов или масляных ламп не было. Народу, даже ночного, здесь почти не было — только в закоулках между соседними домами какие-то бездомные. И больше ничего интересного.

Я быстро обошёл всю территорию монастыря, но не нашёл никого и ничего, что бы навело меня на моих грабителей. Сам не знаю, на что я надеялся, придя сюда — одних слов пьяного стражника мало, чтобы найти даже луну на ночном небе.

— Эй, приятель, ты кого-то потерял? — донеслось до меня из ближайшей подворотни.

Голос был высокий, но хриплый, простуженный.

Отлично, сейчас меня ещё раз грабить будут! О, всемилостивый Цейрин, куда меня занесло?!

— Да, своих приятелей ищу, — ответил я, поворачиваясь лицом к закутку, откуда доносился голос.

Он стоял в тени дома, лунный свет не попадал на него, но мне удалось его разглядеть хоть немного. Крагер, он точно был крагером — низкий рост и панцирь, оттопыривающий на спине одежду. Интересно, если крагеры действительно могут при опасности залезать в свои панцири, то как у них туда помещаются ноги? Башка и руки ещё можно попробовать догадаться, но ноги…

— Не троих ли, случаем, минут пять назад здесь пробежавших? — задал он наводящий вопрос. — Один высокий и худой, второй толстый, третий пониже, лысый?

У меня внутри всё возликовало. Быть не может, мне снова везёт! Какой-то бродяга заметил их и решил помочь мне, хотя мог бы просто промолчать.

— Да, они, — кивнул я, стараясь ничем не выдавать свои радость и нетерпение. — Куда они побежали?

Из темноты ко мне навстречу тут же вытянулась рука ладонью вверх. Вполне человеческая ладонь, нормальная по размеру для меня, но для крагера большеватая. У них у всех такие? Ну да, ручищи у него здоровые, ноги тоже. Похоже, это у них в крови — быть силачами. Отчего же он тогда попрошайничает? С такой силой он мог бы заменить собой четверых рабочих. Хотя ладонь у него довольно чистая для бездомного, видать, дождь помог помыться.

Я развёл руками:

— Пустой я, извини.

— Жаль, — разочарованно протянул он, убирая руку. — Но, может, мы сможем договориться? На честное слово, что ты дашь мне пару монеток в следующий раз, когда они у тебя будут?

Мне стало его жалко. Если у него настолько туго с деньгами, что он готов поверить обещанию, полученному от совершенно незнакомого человека, почти чужестранца, то он как минимум заслуживает сочувствия. Но я ему не сочувствовал, я по-прежнему не мог объяснить, почему крагер побирается на улице. Конечно, он может быть старым или больным, но, сдаётся мне, даже в обоих случаях он будет сильнее среднего человека. Не логично это.

Но ещё больше мне хотелось узнать, куда же направились эти трое. Пять минут назад — они не торопятся. Понадеялись на то, что в большом городе я их не найду, что они затеряются в местном лабиринте домов? Может быть, может быть, я действительно едва их не потерял.

Я пошёл ему навстречу:

— Обещаю.

— Благослови Гароналютхре (примечание: бог крагеров) твой панцирь, человек! — с придыханием вымолвил крагер.

С этими словами к моему изумлению меня на секунду окружил слабый голубоватый свет. И тут же пропал без следа.

— Что это ещё было? — удивился я.

— Тебе везёт, человек, — отозвался бездомный. — Благословение моего бога подействовало на тебя, это значит, что ты достоин его помощи. Из какой дыры ты вылез?

Вот как? Любопытно, очень любопытно. Интересно, как оно проявится, и что будет, если я попрошу этого Гарона-как-его-там о благословении самостоятельно? Сработает? Обычно, когда мы просили Цейрина о благословении, ничего не происходило, он не отзывался. Хотя, как говаривал мой один знакомый монах, в исключительных ситуациях можно воззвать Цейрина, и он непременно ответит, если сочтёт нужным. Ему никто не верил, хотя он и утверждал, что лично у него это сработало дважды. Мы же больше используем подобные фразы как вариант банальных слов благодарности, не более.

— Издалека, — ответил я. — Так куда они пошли?

— Туда! — крагер указал пальцем в сторону холма с замком Императора. — Но я знаю, куда они держат путь, и так уж получилось, что я знаю более короткую дорогу.

Нет, сегодня определённо мой день! Я и в город относительно просто попал, и на любезного бездомного крагера натолкнулся. Если бы ещё не ограбление, то это был бы первый действительно хороший день за весь последний год. Наверное, это знак, послание от Цейрина, гласящее, что моя чёрная полоса подходит к концу, и следует ещё немножко потерпеть. Хотя, я не уверен, что мой бог отнесётся положительно к убийству Феноры. Не отвернётся ли он тогда от меня? Правда, до этого я столько лет прожил и без его благословений — и вроде ничего, жив-здоров. Ладно, если что, перетопчусь, буду безбожником. Или стану поклоняться богу крагеров, он, видать, мужик хороший, раз так охотно отзывается на просьбы паствы.

— Веди, — не раздумывая, согласился я.

— Один соин, — потребовал крагер.

Вот жучара! А губа у него не дура, на этот один соин я могу дважды переночевать в приличном трактире вместе с ужином и горячей ванной.

— Ладно-ладно, согласен, — я в нетерпении закатил глаза.

Если я верну назад товар и все свои деньги, то будет ему соин. А если мне ещё и удастся при этом устроить засаду этим парням, то, глядишь, на радостях и сверху с десяток алюминиевых марок присыплю.

Он поманил за собой во тьму проулка, после чего, не дожидаясь, резво для своего роста побежал вперёд.

Я тут же засомневался в правильности его предположения о том, куда направились мои грабители, поскольку мы двинулись явно не по направлению к холму, а левее. Но через квартал крагер начал петлять между домами, и я быстро потерял чувство направления. То направо, то налево, мы двигались преимущественно там, где нормальные люди не ходят никогда, под ноги всё время попадался разный мусор, какие-то объедки, сновали туда-сюда жирные недовольные крысы. Крагер на своих ногах летел так, словно у него вместо тяжёлого панциря за спиной выросли крылья, без труда перепрыгивал весь мусор, а мне же приходилось его огибать, поскольку после первой же попытки перепрыгнуть мусорную кучу я влетел в её середину, перепачкавшись по пояс. Мне оказалось неожиданно тяжело бежать с крагером на одной скорости, и Молдур меня заморозь, если я знаю, откуда бездомный крагер имеет в запасе столько сил и прыти. Постепенно я начал терять его из виду. Сначала на секунду, потом на пару секунд. Через несколько кварталов, когда я уже совершенно заблудился и не понимал, где мы, я потерял его на добрые полминуты. Задыхаясь, я даже расстегнул куртку — было очень жарко, хотя изо рта вовсю валил пар, пот заливал мне глаза, а одежда прилипла к телу.

Я вбежал в какие-то кусты, за которыми последовал резкий спуск вниз — и под ногами внезапно оказалась мокрая скользкая земля, никакой мощёной дороги. Зато внизу виднелся крагер, нетерпеливо дожидавшийся меня. Я поскользнулся, больно ударился копчиком и поехал вниз на заднице, зачерпывая грязь низом задравшейся рубахи под плащом. По пути одна из торчавших веток едва не выколола мне глаз — перед моим взором сверкнула голубая вспышка, и меня неведомой силой вдавило в землю, и ветка благополучно проскочила над моей головой в каком-то вершке, если не ближе. Видать, вот так и действует благословение бога крагеров. Сдаётся мне, оно одноразовое, к тому же, не спасает от кинжала в бок или секиры в голову, иначе бы в мире было непобедимых воинов больше, чем нисколько.

— Ты… куда… так гонишь? — спросил я, едва остановившись под ногами крагера.

— Быстрее, иначе не успеешь их встретить! — он схватил меня за шкирку и рывком поднял на ноги.

После чего погоня вновь продолжилась.

Дома вокруг стремительно менялись. Если до этого они почти не отличались от нищенских, то здесь явно жил люд, не обделённый работой и какими-никакими, но деньгами. Три-четыре этажа, кое-где висят украшения, поменьше мусора и пахнет приятней, хотя и далеко не чистым воздухом. Грунтовая дорога закончилась, и даже между домами уложен камень, встречаются канализационные решётки, куда стекает вонючая вода. Цивилизация.

Крагер снова оторвался вперёд, и на этот раз резко и значительно. Вот он в двух саженях передо мной забегает за угол дома, через пару секунд и я, а там его уже нет.

— Вот хрень! — громко возмутился я, останавливаясь и оглядываясь.

Впереди на пару десятков саженей не встречалось ни одного ответвления в этом дурацком лабиринте, а дальше он ни при каких условиях не успел бы убежать. Куда он делся?

Я снова побежал вперёд. Пот тёк с меня ручьём, болели ноги, болела ушибленная жопа, я выдохся чуть менее чем полностью. Ещё сотня шагов, и я упаду в изнеможении. Не хватает дыхания, я закрываю глаза, пытаясь хоть так сэкономить силы. И начинаю подозревать, что с этим крагером-бродягой точно что-то не так. Куда он меня завёл, а? Где он вообще?!

Я позвал его, потом ещё раз, но из соседнего окна на меня тут же вылили ведро помоев, грязно обозвав — я не давал добрым людям спать своими криками. Я снова побежал, понадеявшись, что я хотя бы случайно на него натолкнусь, пропетляв немного между домами.

Спустя ещё пять минут, когда я уже готов был сдаться, я куда-то вышел. Дома снова изменились, но я заметил это не сразу — они были точно такие же, как и прежние, вот только заброшенные, обветшалые. Много бездомных животных — крысы, кошки, собаки, какие-то птицы угрожающего вида, вездесущие воробьи и вороны. Перестало вонять, воздух снова был свежим, и это было самым странным, но именно это я и заметил только в самую последнюю очередь. Повсюду росли деревья с набухшими весенними почками, снова проклятые кусты, уже так надоевшие мне.

В них-то я и влетел на полном ходу, не успев затормозить. За плотным слоем веток оказалось два аршина пустого пространства, а дальше — массивная, поросшая зелёным мхом, дубовая дверь. Я врезался в неё сначала лбом, и только потом всем туловищем, выбив её ударом. Ворвался в какое-то заброшенное тёмное помещение, поднял здоровенное облако пыли и упал на пол.

— Плохой день, — яростно прошипел я, пытаясь встать.

Боль в уставших ногах дала мне понять, что больше я сегодня никуда не побегу, шею с левой стороны сильно жгло, должно быть, я распорол её какими-то ветками или колючками, саднило содранные ладони. И было очень жарко.

Где-то совсем рядом прогремел гром. Ночное небо вновь затянулось облаками, спрятав луну и погрузив город во мрак. Я не мог разглядеть, где же я оказался, я с большим трудом смог увидеть дверной проём — настолько темно было здесь.

И тут сверкнула молния, на краткий миг осветив специально для меня всё, в том числе и помещение. Молния была в половину неба, необычно яркая, с множеством ветвей, красно-сиреневая, небывалой силы. И именно благодаря ей я увидел, что стою перед стеной в сажени от себя, а на этой стене висит белый гобелен с чётким, хоть и старым рисунком. И от этого рисунка у меня волосы встали дыбом.

— Не может быть, — с ужасом выдохнул я.

С запозданием прогремел гром, да такой громкий, что у меня заложило уши, а пол под ногами ощутимо задрожал. Думаю, именно с таким звуком и падают горы. Затем сверкнула ещё одна молния, уже слабее, но под её светом я убедился, что рисунок на гобелене не нарисовал мой уставший, вымотанный долгим днём разум.

На белом гобелене рисунок виден отчётливо — он был вышит чёрной нитью, и будь здесь хоть малейший источник света, я бы заметил его раньше. Все линии одинаковой толщины, выверенные по ниточке до идеала, всё вышито с большим старанием и усердием, если не сказать больше — любовью. Большой равносторонний треугольник по центру, разрезаемый пополам горизонтальной линией; у каждой из вершин этого треугольника в качестве продолжений его сторон нарисованы маленькие треугольники, тоже равносторонние. Этот символ знали многие живые существа в этом мире, знали настолько хорошо, что тот, вдалбливаемый каждым верующим в головы детей с младенчества, уже, наверное, отпечатался на внутренней стороне черепа. После Знака Цейрина, перечёркнутого круга, это был самый узнаваемый символ. Символ, внушавший ужас видевшим его куда больший, нежели имя обладателя этого символа.

Знак Молдура. Я попал в дом сектантов.

Живо отсюда, пока я жив! Он хоть и покинут, но кто знает, какие монстры тут теперь поселились! Недаром все дома поблизости брошены. Бегом, бегом!

Новый приступ боли в моей шее отрезвил меня и вложил в мои ноги столько сил, сколько в них не было за всю мою прошлую жизнь. Я вылетел из этого дома так стремительно под начавшийся дождь, что опомнился только тогда, когда пробежал монастырь с почти погасшими фосфорными камнями. Страх пережитого нёс меня на своих крыльях прочь, я не знаю, каким образом я вспомнил дорогу назад, я не помню, как я добежал до внешней городской стены и как выбрался за черту города. Помню лишь, что я остановился на половине пути до того трактира, где я оставил встретивших меня соназга и крагера. К тому времени ливень уже прекратился, и сквозь начавшие рассеиваться тучи на востоке стали пробиваться первые рассветные лучи.

Рассвет застал меня в дороге. Спать не хотелось совершенно, да и усталости я пока ещё не чувствовал, хотя знал, что стоит мне остановиться — и я упаду в беспамятстве. Всё ещё стоящий перед глазами символ Молдура вновь и вновь заставлял меня трястись от страха — а в голове при этом оживали все детские страхи про разных монстров и страшилок из детских сказок. Конечно, почти все монстры являются выдумками взрослых, созданных для того, чтобы пугать непослушных людей, но именно благодаря этим россказням я сейчас так боялся. Детские страхи проходят с большим трудом, мне это говорила Фенора незадолго до того, как убила мою супругу.

Соназга и крагера я нашёл в соседнем трактире — не том, где мы хотели встретиться. Они не спали, ждали меня за одним из столов и пили крепкий чай.

— О, а вот и он, — проворчал соназг Вьяти. — Не прошло и двух лет.

— Вернулся же! — крагер тут же поставил фофан своему приятелю. — Проспорил! Молдура мне в печень, кажись, он без товара…

При упоминании бога загробной жизни я ощутимо вздрогнул. Решительно подошёл к ним, сел за свободный стул и выпил оба их чая залпом. Вода оказалась огненной, но я даже не ощутил, как он мне сжёг язык и глотку. Почувствовав под собой хоть какие-то удобства в виде кривого стула, я начал отключаться — усталость брала своё.

— Без товара, — пробормотал я, кладя руки на стол, а уже на них свою голову.

Всё ещё саднившая и горевшая шея, обнажившись, стала приятно охлаждаться.

— Хреново, — услышал я голос Вьяти.

— Хреново?! — воскликнул Альтер. — Да нас теперь четвертуют, потом бросят собакам, а после сожгут их дерьмо и развеют пепел по ветру! А это ещё что?..

Он грубо схватил меня за волосы и отодвинул ткань слева возле шеи, обнажая мою полученную в кустах рану. Не знаю, чем она его так заинтересовала — у меня не осталось сил на любопытство, даже глаза с трудом могу открыть. Удивительно, что я ещё не отрубился, видать, меня ещё беспокоит моя дальнейшая судьба.

Разлепив веки, я увидел, что хладнокровный и до этого спокойный Вьяти побледнел, а Альтер вскочил со стула и начал быстро пятиться в дальний угол пустой комнаты. Моя рана так серьёзна?

Я задал этот вопрос, не на шутку забеспокоившись.

— Г-глянь в зеркало, — заикнувшись, ответил Вьяти и указал на висевшее возле стойки трактирщика с выпивкой мутное давно не протираемое зеркало.

Я встал и на негнущихся ногах медленно подошёл к нему. Воображение уже вовсю рисовало возможные варианты того, что у меня сейчас было на шее, начиная от загноившейся и закишевшей трупными червями страшной раны и заканчивая обнажившимися жилами и позвоночником. Но, учитывая, что сейчас левую сторону шеи мне жжёт не так сильно, как когда я только выбежал из города, можно не рассчитывать на худший вариант. Всё равно я сдохну через день от рук Зары, так какая разница? Хотя, хотелось бы помереть, не мучаясь сильно. И быстро, например, чтобы мне проломили череп или свернули шею.

В грязном зеркале я едва разглядел свой силуэт, поэтому я протёр его мокрым рукавом куртки, после чего задрал воротник и повернул голову вправо, чтобы получше разглядеть то, что у меня там было. Зря.

— О Великий и Всемилостивейший Цейрин, пощади и спаси верного воина своего! — с небывалым ужасом выдохнул я.

И это чувство оказалось куда сильнее того, которое я испытал в том доме, ибо то, что было у меня сейчас на шее, предвещало мне беды куда худшие, чем просто увиденный сектантский гобелен.

Цейрин, как всегда, промолчал, видать, мои беды для него были мелкими и несущественными. Козёл.

У меня на шее из-под одежды в окружении красной и вспухшей кожи выглядывала свежая чёрная татуировка в виде Символа Молдура.