— Мне нужна твоя помощь, — повторила она.

— Что, опять кого-то поймать? — несколько недовольно спросил я. — Может, того подручного Наумова, который в длинном плаще?

— Что-то примерно в таком духе, но именно поймать его ты не сможешь — сил не хватит. Но мне не это нужно.

Что, тот странный мужик настолько крут? Хотя, если вспомнить, как мы ловили Мишу, как чуть не упустили его, то удивляться не чему.

— Чего ты хочешь? — устало вздохнул я.

Честно говоря, я изрядно вымотался за последние дни, набегался по всему городу. За последний месяц меня избили, продырявили ногу, несколько раз стреляли. Чёрт, да меня даже в стиральную машину пытались запихнуть! И тут, похоже, светит новая перспектива поноситься ещё неизвестно сколько времени по прихоти этой девчонки. Конечно, она крута, да и сама тоже делает не мало, но я на её фоне — так, мелкая сошка.

— Ты дома? — прямо спросила она. — Нам нужно срочно поговорить, но я не хочу входить так, как в прошлый раз. Ты меня впустишь?

Хороший вопрос. С тех пор я у себя дома чувствовал себя слегка не в своей тарелке. А как бы ты чувствовал себя, если бы в твою квартиру вломился неведомо кто, накачал твоего брата наркотой и смотался, пока ты не пришёл? Чувствовал бы ты себя в безопасности? Вот и я — нет. Да, она извинилась, да, она сейчас попросила разрешения войти (на правах гостя, не как в прошлый раз!), и я был уверен, что я могу ей отказать, и она послушается. Неприятный осадок всё равно остаётся, ему никуда не деться. Хорошо хоть Сашка всё ещё в больнице, правда, последний день, завтра уже вернётся. Но она меня просит о помощи, и, судя по всему, тут что-то действительно важное и серьёзное, раз она хочет личной встречи, а я не могу отказать, когда женщины просят помочь им.

— Впущу, — недовольно ответил я. — И я надеюсь, что это стоит того.

— Стоит, поверь мне.

Не успела она отключиться, как раздался дверной звонок. Так быстро? Она уже стояла за дверью? Как-то уж больно самоуверенно.

Я глянул в своё отражение в зеркале прихожей возле вешалки с куртками — такое ощущение, что моей головой пытались пол помыть — волосы успели немного отрасти, и теперь торчали в разные стороны, а всё лицо оказалось измято подушкой. Ну и фиг с ним, с моим внешним видом.

Я подошёл к двери и глянул в глазок. Открыл дверь.

Я почему-то подумал, что Анна даже зимой ходит в джинсовой куртке, но тут она была в чёрном коротком пальто, в высоких чёрных сапогах, но всё в тех же синих джинсах, туго обтягивающих весьма симпатичные ноги.

Она решительно вошла в квартиру, полагая, что раз уж я дал согласие и даже открыл дверь, то теперь мне идти на попятную поздно.

— Привет, — поздоровалась она, снимая пальто.

Под пальто я с удивлением увидел чёрную кофту на молнии и жёлтую футболку без рисунка. Никогда не видел ни на ком жёлтых футболок, все их подсознательно считают слишком уж нелепыми, но на ней она смотрелась отпадно.

Пальто она повесила на вешалку, кофту она тоже повесила рядом, хотя я бы не сказал, что у меня так уж жарко — я вообще больше люблю холод, часто держу окна открытыми даже зимой, ибо батареи в этой квартире, похоже, заказали прямо из адова пекла.

— Привет, — выдавил я, наконец, из себя.

Взгляд невольно заскользил по её выпуклостям, и я внезапно вспомнил недавний сон с ней. Почувствовав, что начинаю краснеть, я чересчур быстро сказал ей:

— Иди на кухню, я сейчас.

И убежал в ванную, где пустил холодную воду и подставил под неё голову. Клянусь, я услышал, как от башки пошёл пар! Голова после сна была тяжёлая, ворочаться совсем не хотела, но такой миниатюрный душ быстро привёл меня в нормальное состояние. Я вытерся, потом прошёл в спальню, нормально оделся (проверив штаны на балконе, я решил, что висеть им так минимум ещё неделю, не меньше), заранее приготовившись к тому, что придётся выходить на улицу. Проверил пистолет, с сожалением обнаружил, что патронов в нём совсем нет, да и запасные я все потратил. Оставил пистолет в ящике, который запер обратно (запирал я его от Сашки), и прошёл на кухню.

Анна сидела возле окна, и от дневного света её волосы мне показались действительно огненными.

— Чай, кофе? — предложил я — правила гостеприимства никто не отменял.

Но она помотала головой.

— Спасибо, не хочу ничего.

Я пожал плечами и поставил чайник кипятиться — если она есть не хочет, то это не означает, что я должен теперь ходить голодным. Сел на стул у противоположной стороны стола, отчего мне пришлось либо щуриться, когда я смотрел на неё, либо смотреть на не очень чистый стол. Я предпочёл второе.

— И о чём ты хотела попросить меня? — спросил я у стола.

— Мне нужно убежище. Временное, на несколько дней.

Я вздрогнул. Человек, умеющий управлять огнём, просит убежища — кто же ей угрожает? На неё ядерную бомбу хотят сбросить? Если честно, я с трудом представляю того, кто захочет её убить, и я никак ему не сочувствую.

— А что потом? — спросил я. — Что будет по прошествии этих нескольких дней?

— Потом я скроюсь так, что меня будет очень сложно найти. Мне один друг обещал в этом помочь, но ему нужно время, которого у меня нет.

— Допустим. Но почему ты пришла ко мне? Я не думаю, что ты не догадываешься, как я к тебе отношусь после того, как ты отправила моего брата в больницу. И я не думаю, что я — единственный, кто может помочь тебе.

— Ты — единственный, кому я могу доверять сейчас.

Я сощурился. Моя интуиция подсказывала мне, что здесь было что-то ещё.

— Тогда, раз ты доверяешь мне, то выкладывай всё, что знаешь. Таково моё условие.

Она вздохнула и спросила:

— Ты действительно хочешь в это влезть? Обратного пути не будет.

— Дорогуша, я уже по уши в этом дерьме, но я хочу знать, как же далеко подо мной находится дно этой выгребной ямы. Кто охотится за тобой?

— Наумов Евгений, заместитель министра транспорта.

В голове у меня будто бомба взорвалась. Как бы я ни готовил к этому себя, подозревая во всех своих и чужих несчастиях этого человека, какие бы выводы не делал, основываясь на одних лишь предположениях, я на самом деле не думал, что я прав на все сто процентов. И вот теперь мне она заявляет, что действительно Наумов во всём виноват. Конечно, она сказала только то, что Наумов охотится за ней, но я не сомневался, что это только верхушка айсберга.

— Почему? — спросил я. — Из-за твоих способностей?

— Нет.

А вот это уже неожиданно. Я был настолько уверен, что Наумов ищет людей со способностями, что полагал это причиной охоты на Анну. А ведь это объясняло то, что случилось с бедным Димой, что его отец стал настолько одержим идеей о сверхспособностях, что даже ставил опыты на собственном сыне. Потом он обнаружил меня, но поначалу проигнорировал. Что привлекло его внимание? Если вспомнить, то его отношение резко изменилось при второй нашей встрече, но тогда я подумал, что у него просто прошёл шок после смерти его младшего и горячо любимого сына.

— Но он знает о них, — добавила Анна.

Чёрт. Он знал о Диме, знает об Анне. Что касается меня, то, наверное, его привлекло что-то в моей биографии, ведь я с самого начала обучения показывал себя как необычайно догадливого человека. Большинство удивлялись этому, но, если предположить, что к тому времени он уже знал про Анну, то вполне понятно, что я его привлёк именно благодаря своей биографии и чистой воды невезению — шанс того, что господин Наумов проверяет каждого встречного человека таким способом — ничтожен.

Мысли понеслись неостановимым потоком, все появившиеся за этот месяц вопросы вновь всплывали в голове, и каждый рождал свою цепочку размышлений, которые тянулись и тянулись, причудливо переплетаясь и спутываясь в тугой узел. Который наконец-то начал поддаваться.

— Какую роль он играет в этом спектакле? — спросил я. — Это он заставил тебя сделать это с моим братом?

Анна кивнула.

Я его заинтересовал, но он мог только догадываться о том, что я умею, и он решил проверить это на моём брате. Даже я знаю, что способности завязаны на генетике, следовательно, передаются по наследству, следовательно, мой брат является потенциальным носителем этого таинственного гена.

— RD как-то влияет на способности? — поймал я ещё один вопрос из общего вороха, кружившегося у меня сейчас в голове.

— Принял бы сам, — уклончиво ответила она. — И всё бы давно понял.

— Не надо мне такого счастья, я лучше по старинке узнаю. И всё-таки?

— Зря. Препарат безвреден для таких, как мы…

— Да, я видел. Эйфория, мощные галлюцинации, стремительно развивающаяся зависимость и привыкание, отказывающие почки — это ты называешь «без вреда»?

— Нет, ты не понял! На нас он действует по-другому! На тебя, на меня, на ещё некоторых. Но не на твоего брата — он не один из нас. И все эти наркоманы — они тоже не такие, как я или ты. У них нет способностей. Нет, и не будет.

— Подожди! Но сын Наумова, Дима… и мой брат — я видел их способности! Дима выделял какую-то мерзкую слизь, а мой брат читал мысли…

Я тут же осёкся, слишком поздно поняв, что сказал лишнее. Хотя, Наумов в этом уже убедился, и теперь наверняка смотрит на меня обоими глазами, ковыряется в моей биографии и в моей генеалогии. С его средствами можно поднять такие факты о моих предках, которые я бы никогда не узнал даже при всём желании. И я понятия не имею, что он там обнаружит. Но я хорошо помню, что мама никому не говорила про свой дар, в свою очередь, её научила скрываться бабушка, которая наверняка тоже не сама дошла до этого. А ещё глубже уже не знал ни я, ни мама, а у бабушки спросить уже никому не удастся.

Надо будет позвонить маме и предупредить её насчёт Наумова и узнать, есть ли какие торчащие концы из нашей истории.

— Значит, чтение мыслей, — Анна внимательно посмотрела на меня и отсела немного дальше. Как будто это поможет ей скрыть свои мысли, если я вдруг всё же решусь их прочесть.

— Да, — согласился я.

Вскипел чайник, по моим ощущениям, намного раньше положенного. Должно быть, я вскипятил воду своими нервами. Хотя, у меня с таким рваным сном совсем изменилось восприятие времени — на улице уже становится темно, хотя ещё минуту назад я бы поклялся, что там разгар дня. Я приготовил себе кофе и сделал бутерброд из всего, что нашёл съедобного в холодильнике — засушенные остатки копчёной колбасы, плавленый сыр «Дружба» и немного салатной зелени. Не густо, надо будет сходить за продуктами и, наконец, выкинуть протухшее молоко из холодильника.

— Это… многое объясняет, — сказала она, таращась на мой бутерброд.

— Мою худобу?

— Такой интерес Наумова к тебе.

— Но не к моей семье?

— Нет. Твой брат его не интересует.

— А родители?

— Не знаю. Но я знаю, что он очень хочет заполучить тебя, и он из-за этого готов на многое. На очень многое.

— Да, он уже предлагал мне присоединиться к нему.

— И ты не согласился.

— Конечно нет! После того, что он сделал с собственной семьёй, я не думаю, что со мной он будет обращаться как с плюшевым медведем.

Я немного успокоился. Если его взгляд прикован ко мне, это значит, что мой брат вне опасности, раз уж он его не интересует. Но почему? Если я отказываюсь сотрудничать, то почему бы не обратиться к моему брату? Неужто так сложно соблазнить на это подростка? Помнится, я в его возрасте был жутко наивен и много чего желал из того, чего никогда не было у меня, но было у других.

— Почему Сашка ему не интересен?

— Да всё из-за того же — он не такой, как ты.

— Я не понимаю. Он же прочёл мысли Наумова при нём же! Что Наумову ещё надо?

— Ты в генетике разбираешься? Знаешь, чем отличается доминантный ген от рецессивного?

Я приподнял бровь — редко встретишь красивую рыжеволосую девушку, которая знает такие вещи.

— На школьном уровне, — ответил я.

— Как и я, — улыбнулась она, показав идеально-ровные зубы. — Тогда объясню так, как это объясняли мне. Дело в том, у человека за наличие способностей отвечает один рецессивный ген, очень редкий, как ты уже, поди, догадался. И есть три типа людей. Первые — это те, у кого гена со способностями нету вообще. И RD на них действует как наркотик. Второй тип людей — это как сын Наумова или твой брат — в этом я убедилась, вколов ему RD. Ген у таких людей присутствует, но они выступают только как его носители, и на них он не оказывает влияния, то есть, способности у них не проявляются никогда. Способности подавляются доминантой. Но если им вколоть RD, то способности как раз таки проявляются, и они могут ими пользоваться до тех пор, пока в их крови концентрация вещества будет не ниже трети от начального уровня.

— Но для них он тоже наркотик? — догадался я. — Эйфория, привыкание и остальная часть пучка побочных эффектов всё равно действует.

— Да, вот только эйфория действует не так долго.

— А что насчёт нас?

— Третий тип, когда рецессивный ген проявляет себя без ограничений. Способности первый раз проявляются в середине подросткового возраста, но если их не развивать, то остаются в зачаточном состоянии. RD даёт мощный толчок в их развитии, он их усиливает, но при этом нет никаких побочных эффектов.

— Никаких? — не поверил я.

— Ну, только медленно развивающуюся устойчивость к нему, так что постепенно придётся увеличивать дозу. Но больше ничего нет, как мне сказали, для этого он и создавался.

— То есть? — не понял я. — Кто-то целенаправленно создавал его для нас? Кто?

Она пожала плечами.

— Наумов ищет людей со способностями, — сказал я. — Это же он стоит за распространением RD? Надеется выявить таких, как мы, из общей массы? Наивно.

— А чего ты смеёшься? Тебя-то он выявил.

— Блин.

— Вот именно, но ты даже не догадываешься, как это сложно — найти людей нашего типа. Этот ген встречается очень редко, и чтобы способности проявились, нужно быть дьявольски везучим человеком, как минимум, чтобы оба родителя были носителем этого гена.

Я вздрогнул: оба родителя. Насчёт матери и так было понятно, раз уж она обладает моим даром. Но отец! Получается, что он — носитель гена? Пусть он у него не проявлен, но всё же… И если я правильно помню школьную биологию, все эти аллели и прочее, то теперь понятно, почему у меня есть дар, а у Сашки нету. Это как игра в рулетку, причём именно в русскую версию в моём случае. Какова вероятность, что на мою долю выпала именно пуля, а не дырка в барабане револьвера? Каков вообще шанс того, что в мире встретятся два человека, обладающие редким рецессивным геном, и полюбят друг друга? Надо полагать, такой же, как у меня — стать президентом ядерной державы.

— А у тебя из родителей кто имеет способности? — спросил у неё я. — Хотя более вероятно, что бабушка или дедушка.

— Я не знаю своих родителей, — ответила она таким тоном, будто описывала, как скучна погода на улице.

— Прости.

Мне тут же расхотелось доедать бутерброд. У меня есть родители, пусть с ними я и испортил отношения, и мы взаимно хотим видеть друг друга как можно реже, но у меня всё же есть родители. Более того, я вырос с матерью, которая обладает таким же даром, что и я, пусть она никогда и не развивала его — отец был против. Это одна из причин нашей ссоры, ибо он так же против того, что я развиваю свой дар.

— И всё-таки, — я решил воскресить один из своих прошлых вопросов. — Почему Наумов ищет тебя?

— Он… — она запнулась, подыскивая слова. — Он узнал, что я веду двойную игру. Как — понятия не имею, но это его здорово взбесило. И я решила, что пора уйти от него, я давно уже собиралась это сделать, но, работая в его команде, я думала, что приношу больше пользы.

У меня мурашки пробежали по стене, меня бросило в жар. Наумов узнал про действия Анны из-за Сашки, из-за его способностей. Я должен был тогда действовать быстро, не хлопать глазами и не стоять с открытым ртом! Заткнуть ему рот надо было! А там бы пришёл Джон и выгнал бы Наумова взашей, или бы он потерял интерес и сам бы свалил.

Зачем меня вообще понесло на этот склад? Я вбил себе в голову, что должен отомстить за Диму, за человека, которого знал всего несколько часов — и теперь мертво несколько людей, как плохих, так и не очень, красивая девушка в бегах, а собственный брат попал в больницу. Да ещё внимания Наумова мне не хватало к собственной персоне!

— С убежищем, я думаю, мы дело уладим, — сказал я. — Оно не сильно надёжное, но там тебя начнут искать не сразу, и у твоего друга будет время скрыть тебя получше.

Анна удовлетворённо кивнула, хотела уже было встать, но я её остановил одним лишь взглядом, наконец-то решившись посмотреть ей в глаза. В них я увидел слабый оттенок страха, тревоги, но так же разглядел и остальное, более важное — на меня она смотрела с теплотой. Так не смотрят на человека, к которому не хотелось идти за помощью, но при условии, что другого выбора не было. Она смотрела на меня как на друга, на одного из тех редких людей, кто мог её понять. У нас у обоих был редкий дар, и это нас объединяло, поскольку каждый понимал, что мы оба сталкиваемся с одинаковыми искушениями в применении способностей и с одинаковыми проблемами и страхами, возникавшими из-за них же. Да, она была другая, она сильно отличалась характером и моральными принципами от меня, но в ней я внезапно увидел самого себя. И это было самое плохое из-за того, что я собирался потребовать ещё одну плату за свою помощь. Я почувствовал себя последним из негодяев.

— Выкладывай остальное, — мрачно сказал я. — Ты знаешь гораздо больше, чем сказала мне сейчас, а уговор был именно на всю информацию.

Её взгляд мгновенно из дружески-тёплого стал обжигающим. Я тут же испугался, что она меня подожжёт. Наверное, рядом со мной она теперь будет чувствовать примерно то же — что я могу в любой момент применить свои способности, вот только от её способностей я стану похож на пережаренный стейк, а она применения моего дара даже не ощутит, не узнает об этом. И неизвестно, что хуже для меня.

Это — самая главная причина того, что я никому не раскрываю свой секрет. Я боюсь, что тогда все отвернутся от меня, поскольку я их лишаю того единственного, что всегда оставалось их собственностью — их сокровенных мыслей, которых они так усердно прятали, зарывая в недра собственного эго.

— Х-хорошо, — нехотя согласилась девушка, не отводя своего взгляда от меня. — Что ты хочешь знать?

— Всё, — повторил я. — Ты борешься с RD, но тут решаешь уйти с театра боевых действий. Я хочу занять твоё место. Как ты узнавала, где находится RD?

— Я… выполняла для Наумова кое-какую работу некоторое время назад.

— Конкретнее!

— Метод кнута и пряника. Я была кнутом — он посылал меня в те места, где у него возникали проблемы с… персоналом. Например, когда кто-то из подручных решал сделать на RD собственный бизнес.

— Склад. Ты поэтому там оказалась?

— Нет, там я была тайно — запасалась потихоньку RD для собственных нужд. Тогда я уже готовилась уйти от Наумова, но не знала как, и поэтому не решалась.

— То есть, наркодилеры не все знают тебя в лицо?

— Только парочка — те, к которым я один раз приходила. Помнишь дилера на Поэтическом?

Я вздрогнул, вспомнив так же, что от него осталось. Кивнул.

— Понимаешь, я многого не знаю, — продолжала она. Взгляд её смягчился, вновь стал дружеским. — Те места продажи, что я знала, либо уже раскрыла полиция, либо я сама разобралась. Я не знаю, откуда Наумов берёт товар, я не знаю, кто его поставляет, я не знаю, где и кто им торгует. Я помогла тебе с Михаилом, и только на его сведения ты можешь рассчитывать.

— Он тесно работал с Наумовым? — поинтересовался я.

— В основном, командовал шестёрками, но знать должен многое — больше половины закрытых нами точек организовал он, причём практически самостоятельно. Многие каналы поставки тоже он создавал. Тебе удалось у него что-нибудь узнать?

Я покачал головой:

— Нет. Он почти ни в чём не сознался на первом допросе, больше отнекивался и говорил, мол, друзья его вытащат из тюрьмы. Похоже, имел в виду Наумова.

— А что твои способности? Для тебя же такие допросы должны быть раз плюнуть!

— Не в его случае. Со мной первый раз такое, но его мысли узнать мне не удалось. Но я хочу попробовать ещё раз.

Я промолчал про то, что я очень боюсь этого второго раза. А что если всё повторится по новой, и я не вынырну обратно достаточно быстро для того, чтобы не стать идиотом? В прошлый раз мне повезло, но в этот может всё измениться.

— И всё же, — продолжил я. — Не может быть, чтобы этот грузин был единственным вариантом! Должно быть что-нибудь ещё, любая мелочь!

Анна задумалась. Я сидел и ждал, что она что-то вспомнит, может, обрывок фразы, адрес какой-нибудь или просто название улицы — что угодно. Прошла долгая минута, в течение которой я доел проклятый бутерброд и запил его остывшим чаем. Наконец, она произнесла:

— Есть ещё кое-что, но это опасно до безумия.

— Как будто я до этого в бирюльки играл, — улыбнулся я, вспомнив увеселительную поездку на мотоцикле под градом пуль.

— По сравнению с этим — да, — она говорила на полном серьёзе. — Помнишь нового подручного Наумова?

— Такого человека при всём желании не забудешь. Так его нужно поймать?

На этот раз вздрогнула она, и тут же лихорадочно замотала головой.

— Нет, ни в коем случае! Это слишком опасно.

— Тогда — что?

— Проследить за ним. На днях должна состояться какая-то очень важная встреча, на которой он будет говорить от лица Наумова. Но что это за встреча, где она будет, и кто на неё придёт — я не знаю. Да и о ней я чисто случайно узнала, когда сбегала от Наумова.

— Проследить? Да без проблем! Сейчас позвоню своему другу в полиции, и мы снова организуем команду, чтобы сцапать там всех…

— Нет, ты что! — тут же запротестовала она, даже вскочив со своего места.

Я уже потянулся в карман за мобильным телефоном, но Анна схватила меня за руку и остановила. Она оказалась так близко ко мне, что я уловил запах её кондиционера для волос. Пахло лесными ягодами.

— Хочешь, чтобы там всё было завалено трупами? — сказала она. — Только проследить, побыть на этой встрече тайно и так же тайно смотаться оттуда, чтобы никто не заметил тебя!

Я сощурился.

— Ты опять что-то не договариваешь. Почему там так опасно будет? Мне кажется, что ты знаешь, кто там будет, на этой встрече.

Она промолчала.

— Хорошо, — я отступил на шаг назад, и она отпустила мою кисть. — Тогда ты пойдёшь со мной.

Собственно, это я хотел ей сказать с самого начала, но получилось только сейчас, да к тому же, ещё и далеко не лучшим образом. Я как будто шантажирую её, пообещав укрытие, но так ничего не сделав ещё для этого.

Но меня удивила её реакция на мои слова: она испугалась. Чего может испугаться человек, умеющий управлять огнём? Это его должны все бояться. Вот я её, например, немного боюсь, пытаясь убедить себя, что она мне ничего не сделает. Значит, мне нужно обязательно прибыть на эту встречу, и чтобы потом действительно всё завершилось нормально, взять её с собой. Пусть охраняет меня. Это подло с моей стороны, но с ней у меня гораздо больше шансов выяснить что-нибудь стоящее. Анна многое знает о Наумове, о его планах и действиях, гораздо больше моего. И, что более важно, считает его врагом. Враг моего врага, и так далее, да?

— Ты же хочешь им помешать, — проговорил я, уговаривая её. — Вот шанс сделать это. Напоследок, перед тем, как ты скроешься совсем.

Я так и не понял, что её больше убедило, но я этой фразой поставил точку в её окончательном решении. А пожалел об этом впоследствии или нет — очень сложно сказать, слишком многое потом произошло. Да, потом случились страшные вещи, о которых я буду жалеть всю жизнь, но без Анны бы и ничего хорошего тоже не произошло. Я бы умер на той встрече, если бы следовал своему плану.

— Ладно, — сдалась она, и я облегчённо выдохнул. — Но с двумя условиями: первое — никакой полиции, только мы. Это слишком опасно, но нас двоих я попробую защитить.

— На это я и рассчитывал, — кивнул я. — А второе?

— Будешь слушаться меня, а не то сгоришь ненароком. Если скажу прыгать — прыгаешь тут же, не спрашивая, понял?

Я сглотнул.

— Слово пионера! Хотя я не пионер…

Блин, как же я себя ненавижу из-за моих решений, кто бы знал!