Я очнулся в больнице на следующее утро. Избитые бока постоянно ныли, но уже не было ощущения, будто из меня заживо выдирают рёбра, да и дышать стало значительно проще. Немного кружилась голова, перед глазами всё плыло, а настроение было ниже плинтуса. Дима был мёртв, Наумов безнаказанно ушёл, а я ничего не мог с этим поделать даже с учётом моих способностей. Проклятье!

Поздно вечером меня доставили ближайшую больницу — Максимилиановскую, на Вознесенской. Пока я валялся в отключке, сделали рентген и потом отправили в палату. Как оказалось, переломов не было, но были какие-то подозрительные микротрещины, так что мне вкололи лошадиную дозу обезболивающего и ещё какой-то дряни, туго перебинтовали. Следующие несколько дней я провалялся в койке (я старался сидеть — так было легче настолько, что я даже чувствовал себя человеком, а не отбивной), мне регулярно давали дозы обезболивающего и осматривали рёбра. За несколько дней я сдал столько анализов, сколько до этого сдавал лет за десять, меня водили по различным кабинетам и специалистам. Врачи вились вокруг меня так, будто я был сыном арабского шейха, через пару дней я стал подозревать, что благодаря такому сервису они меня оберут до последней нитки. Решил поинтересоваться, почему ко мне такое отношение — все вокруг были предельно вежливые, палату регулярно чуть ли не языком вылизывали, часто меняли постельное бельё, кормили до отвала. Мой единственный сосед по палате (двухместная, но шикарная), семидесятилетний дедок со сломанной шейкой бедра, отец какого-то крупного бизнесмена, тоже удивился, поскольку часть моего сервиса перепала и ему, хотя до этого он считал, что его обслуживают по высшему разряду. Поначалу я думал, что это из-за увеличенного финансирования проекта подразделения следователей, типа, эксперимент себя хорошо показывает, но быстро отмёл данную идею, а немного погодя выяснил, что это постарался никто иной как Наумов-старший. Во мне вскипел гнев, но я быстро успокоился — эти его штучки на меня не действуют, и он меня не задобрит, даже если купит мне яхту. Хотя, яхта бы мне не помешала…

Меня навестил Сашка, мой младший брат. Он уже привык, что я иногда из-за работы не ночую дома, но выглядел при посещении слегка обеспокоенно, ведь я в больницу попал первый раз из-за работы. Поинтересовался, какого это — сломать рёбра, и я с большим удовольствием описал ему во всех красках свои ощущения. В ответ Сашка пообещал, что заниматься паркуром не будет. Балбес. Приходил ненадолго Паша, долго извинялся за то, что не уберёг меня, я ему посоветовал засунуть его извинения в одно место и ничего не выдумывать — я сам виноват. Кажется, он обиделся. Наумов прислал корзинку с фруктами и дорогую открытку с лично написанными извинениями, содержимое корзины я распространил по этажу между персоналом и пациентами, взяв себе только одно яблоко, а открытку использовал по её прямому назначению в туалете. Слава богу, Наумов ни разу не посещал меня, пока я был в больнице, так что больше мне его в ближайшее время видеть не пришлось, а то я бы снова не сдержался, и его бы пришлось селить рядом со мной. Нет, лучше если в соседнюю палату, а ещё лучше — за границу или вообще на Луну. В смысле, для него лучше.

В конце недели заглянул Семён. Вид у него был уставший, но настроение было приподнятое.

— Хорошая палата, — оценил он, едва войдя в неё. — Привет, Коль.

Мы поздоровались, и он уселся на предложенный мной стул возле моей койки. Мой сосед по палате сейчас был на какой-то процедуре, так что мы могли разговаривать спокойно, хотя ничего особо секретного в наших словах не было, разве что, то странное явление, произошедшее с Димой.

— Помнится, лет шесть назад я попал в больницу с пулевым ранением, — вспомнил Семён, продолжая взглядом изучать палату. — Я тогда ещё в милиции работал. Соседний отдел накрыл банду торговцев наркотой и вызвал подмогу, а я как раз рядом был, ну и решил помочь. Приехали на мясокомбинат, увидел я, значит, что эти китайцы свои пакетики в коровьих тушах перевозят, и вокруг всё грязное такое было, ну, ножи, разделочные столы и прочее. Постреляли мы немного, меня и зацепило. Так отвезли меня в какую-то дыру, прооперировали живот и оставили, значит, выздоравливать. Так вот, когда я очнулся, первым делом решил, что я по-прежнему в том же мясокомбинате, и что, значит, эти китайцы меня нашпиговали своими пакетами и зашили. Больница бедная была, давно без ремонта, да и средств почти не выделяли, поэтому и выглядело всё так же, как у тех китайцев. Долго меня потом успокаивали… Примерно тогда я услыхал о формировании подразделения следователей, ну и решил — вот мой шанс, валить из милиции надо.

— Ты не больно-то смотри вокруг, — ответил я. — Это Наумов постарался, вроде как вину хочет загладить.

— Наумов? Ну, раз такое дело, то пользуйся — когда ещё представится случай отдохнуть за чужой счёт.

Я поморщился.

— Ага, а потом он будет тыкать мне этим в лицо, типа, я ему обязан, да? Нет уж, валить отсюда надо, а то, глядишь, он действительно скоро заявится требовать долг. Не нравится он мне, хотя и пытается произвести впечатление хорошего человека.

— Кстати, ты хоть расскажи, что там произошло тогда? Твоего отчёта до сих пор нет, а другие — сам понимаешь. Кстати, Михалыч тонко намекнул, чтобы ты поторопился с этим. Всё-таки заместитель министра в этом замешан, и надо бы побыстрее во всём разобраться.

Я мысленно сосредоточился, вспоминая всё, что произошло с того момента, как Семёна забрала полиция, выстраивая цепочку мыслей. Квартира Димы, ампулы странного препарата, семейные фотографии, статьи из газет, разбросанные вещи. Дальше позвонил Семён, я в участке, допрашиваю Диму. Он берёт вину на себя, но я интуитивно чувствую его ложь, умалчиваю о сканировании сознания. Приходит Наумов, ведёт себя уже совсем по-другому, проявляет ко мне странный интерес. Он остаётся наедине с Димой и беседует с ним о чём-то неизвестном, возможно, о его способностях и применении RD — во всяком случае, это вписывается в картину. Вдова чуть ли не прямым текстом говорит, что Дима не виновен, но она боится Наумова. Тревога, потасовка рядом с камерами, повсюду слизь, конфликт переходит на крышу. Дима обвиняет во всём отца, мы все уговариваем его успокоиться. Смерть, я бросаюсь на Наумова, и меня избивают. Наумов даже после моего удара и моих слов не реагирует на меня агрессивно, как будто передо мной совершенно другой человек, не тот, которого я мельком видел в гостинице.

— Может быть, у него прошёл шок? — предположил Семён. — Я слышал о нём как о волевом человеке, и агрессивным он почти не бывает — военная выправка как-никак.

— Может быть, — кивнул я.

Но думал я о другом, его таинственная беседа с Димой в камере всё никак не уходила у меня из головы. Если всё, что Дима говорил про RD и Наумова — правда, то мне даже подумать страшно, что это за человек, заместитель министра транспорта. Травил одного сына, довёл его чуть ли не до сумасшествия, и ради чего? Чтобы выработать у него вот эту вот слизь? Бред какой-то! Но, однако, сначала застрелили его младшего сына, в гостинице, и, похоже, это сделал Наумов-старший, а потом на его глазах погибает последний его сын, пусть и не так горячо любимый. Если в первый раз его поведение было продиктовано шоком, то, спрашивается, отчего он во второй раз не отреагировал так же? Сын есть сын, я так понимаю, и никакие ссоры не способны этого поменять. Но этот RD… Записка!

— Слушай, Семён, а ты не знаешь, что может означать записка из квартиры Дмитрия Наумова? «Склад Ораниенбаум»?

— Наверно, оттуда Дмитрий и доставал свою наркоту, — пожал плечами Семён. — Вообще, Ораниенбаум — это старое название города Ломоносов, здесь неподалёку.

Я кивнул:

— Знаю такой. Думаешь, склад там?

— Очень может быть. Знаешь что, эту наводку лучше передать наркополиции, пусть они с этим разбираются. А ты сам здесь спокойно выздоравливай, когда тебя выписывать будут, и я уже в городе буду, вместе на работу и выйдем, лады?

— Подожди, так слушания уже были? Чёрт, извини, что не смог помочь.

Семён отмахнулся и, встав со стула, подошёл к окну, опёрся о подоконник и посмотрел на улицу.

— Ничего, так даже лучше. Отправили в принудительный отпуск на две недели, в какой-то санаторий на юге, даже оплатили всё — сегодня выезжаем с женой. Назначили курс психотерапии зачем-то. Хотели сразу на пенсию отправить, но Михалыч упёрся рогом, мол, нельзя, тебя я ещё не поднатаскал как следует, да и я вроде как не плох сам по себе. В общем, спасибо ему, ещё поработаю.

Я промолчал. Да, так будет лучше. Семён отдохнёт как следует, развеется, и с новыми силами продолжил работать. Ему полезно будет, я слышал, что он последние года три вообще даже в отпуск не уходил, работал на износ, а ведь ему уже не сорок лет. Иногда у меня создаётся такое впечатление, что он всё пытается что-то доказать самому себе, словно ищет ответ на какой-то мучающий его вопрос. Готов поспорить, это как-то связано с его сыном. Надо будет узнать, что же произошло, глядишь, я смогу чем ему помочь.

Семён ушёл спустя минут десять, резко вскочив и побежав со словами «опаздываю, без меня ничего не предпринимай!».

Я провалялся ещё пару дней в больнице, но ко мне больше никто не заходил, кроме Сашки. Я постепенно стал выздоравливать, начал подолгу ходить по больнице, размышлять о Наумове, о RD и всем, что с этим было связано. Вопросов было больше, чем ответов, а на них отвечать никто не собирался. Я просыпался с этими мыслями, я с ними ел, я с ними засыпал, с каждым мигом убеждаясь, что сидение сиднем в больнице делу не поможет. На третий день не выдержал и попросился в кабинет одного из моих врачей, за компьютер, типа, надо для расследования, дело горит и так далее. Я выяснил, что Ломоносов — город небольшой, и что складов там почти и нет. Парочка были совсем уж мелкие, для продуктовых магазинов, ещё один охранялся так, что туда даже муха не могла пролететь без специального разрешения — склад боеприпасов. Но был и ещё один, довольно крупный склад некой фармацевтической компании «ФармТрансГрупп», занимавшейся импортом и экспортом лекарств в Европу и обратно. Идеальный кандидат.

Была одна проблема: прошло уже несколько дней со смерти Димы, и точка продажи наркоты могла уже накрыться из-за этого, я же все улики оставил в квартире Димы, хотя записку как доказательство прихватил тогда с собой.

— Алло, Роман? — я позвонил своему старому другу, с которым вместе были в учебке. — Давно не виделись.

— О, здорова, приятель! — он оказался рад моему звонку. — Да, давненько. Какими судьбами?

— Да помощь твоя нужна по двум делам. Я тут в больницу попал — по рёбрам мне дали хорошенько, но я уже выздоравливаю, — так что сам не могу этого сделать. Поможешь?

— Без проблем, братан! Но предупреждаю сразу, банки грабить я не буду.

При этих словах я тут же представил его рожу, самодовольную, ухмыляющуюся. Ему нравились его плоские хохмы, и в этом мы были очень похожи.

— В общем, достань дело об Артёме Семёновиче Селееве, это сын моего напарника. Буду должен.

Буду должен — ключевая фраза при любых просьбах к Роману. Дружба дружбой, даже его слова, что он сделает что-то просто так, ничего не значат. Он очень любит деловой подход, ищет везде для себя выгоду, и вряд ли будет приниматься за дело, если её не увидит. Мне это не нравилось в нём, но вот если уж он возьмётся за какое дело — расшибётся в лепёшку, но выполнит свою часть уговора. Готов поспорить, что из-за этого друзей у него не много, да и на жизнь его это тоже влияет не очень благоприятно, но таков уж он. И я ценю то, что он делает, пусть и с выгодой для себя.

— Не вопрос, — ответил он. Я услышал, как он быстро записал имя на бумажке. — А второе?

— Ты всё ещё ловишь наркоманов?

— Типа того, хотя, признаюсь, теперь ловлю рыбку покрупнее, чем год назад, сразу после учебки.

— Тогда это по твоей части. Можешь мне рассказать всё, что знаешь про «RD-18»?

— RD? — он шумно и, как мне показалось, несколько недовольно выдохнул в трубку. — А тебе он зачем сдался? Веришь слухам?

— Каким слухам?

— Не важно.

— Да тут, возможно, работёнку тебе подкину, твой же профиль.

Я кратко ему рассказал историю моего последнего дела, в основном, то, что связано с RD.

— И ты в это вляпался, да? Ладно, расскажу. Но при личной встрече, это не телефонный разговор.

— Согласен. И ещё, можешь проверить склады в Ломоносове, что я называл? Особенно тот, «ФармТрансГрупп».

— Займёмся. Но не сразу, дня через два-три, это так быстро не делается.

— Бюрократия? Чёрт. Я тогда сам съезжу туда. Если что найду, звоню сразу тебе.

— Договорились, а я пока по своим каналам пройдусь, может, кто и проболтается.

Таким образом, выход у меня был только один — надо ехать на тот склад лично и самому всё проверить, причём, как можно быстрее, как бы не свернулась вся эта лавочка. Надо сказать, перспектива была безрадостная — ломиться на охраняемый (может, даже собаками) склад, будучи безоружным, без уже привычной травматики, да ещё и с повреждёнными рёбрами. Как будто я собираюсь засунуть больную руку в осиное гнездо. Надо действовать быстро, самое лучшее — этой ночью. Добраться дотуда получится без особых проблем, выскочить из больницы, будучи незамеченным — тоже.

Сказано — сделано, с наступлением темноты я уже ехал на такси в сторону Ломоносова по Санкт-Петербургскому шоссе, слева и справа мелькали голые ноябрьские деревья, чуть дальше за ними проглядывали воды Невской Губы, а позади прощально мигал огнями ночной Питер. Первый снег, выпавший несколько дней назад, уже успел растаять, оставив после себя привычную осеннюю грязь и слякоть. Это было мне на руку — пока не выпадет новый снег, по ночам будет действительно темно, и меньше шансов, что меня сегодня обнаружат. Сегодня рёбра уже не болели, но повязки с груди мне не стали снимать, ещё рано; зная, что моя ночная вылазка ничем хорошим для моего здоровья не обернётся, я выкрал в больнице обезболивающее, которое внезапно, к моей полной неожиданности, помогло мне ещё и с головными болями после применения способностей.

Сам Ломоносов мы почти весь проехали, и возле одного из последних проездов перед КАДом водитель со мной распрощался. Я поблагодарил его, заплатил приличную сумму, набежавшую по счётчику, и пошёл по обочине этого проезда к моей цели. Проезд был широкий и ровный, но грунтовый, по бокам стояли дома, построенные ещё при живом Сталине, повсюду вдоль высоких заборов росли тополя, до сих пор сохранявшие листву, пусть и уже жёлтую, а у их корней — кусты, уже голые. Я миновал большой цветастый (привет эпилептикам!) плакат какой-то строительной фирмы, прошёл гигантские заросли орешника и как-то разом, мгновенно, вышел к закрытым воротам. Само здание склада больше напоминало ангар, и оно было больше, чем я ожидал — двухэтажное, длинное и грязное. Забор вокруг территории склада для меня, пусть и с больными рёбрами, проблемой не стал — будка охранника на воротах пустовала, собак к моему восторгу тоже нигде не наблюдалось, так что я самым наглым образом попёрся через парадный вход. Внутренняя территория предназначалась для транспорта, которого сейчас почти не было, так, несколько пыльных тягачей, стоявших явно не первый месяц, если судить по спущенным колёсам, но она вся была освещена, так что двинулся я вдоль забора по левую сторону, по тёмной полосе, издали приметив большую кучу пустых коробок и другого мусора, примыкавшего как раз к пожарной лестнице. Центральный вход был занят тягачом, с которого пара грузчиков сейчас неспешно что-то разгружали, рядом с ними расхаживал охранник с фонариком. Нет, я не такой дурак, чтобы идти здесь. Обогнул, будучи незамеченным, половину склада и скрылся за кучами мусора — к моему сожалению, пожарный вход тоже охранялся, вот только этот охранник мне сразу не понравился — небритый, отчего похожий на чеченца, с шапкой набекрень, да ещё и с калашом в руках. Он скучающе стоял, прислонившись к пожарной двери, и курил, смотря в звёздное небо. Подобраться к нему так, чтобы я мог прочесть его мысли, мне не составило никакого труда, неубранные кучи пустых коробок из-под активированного угля и парацетамола стали надёжнейшим укрытием. Я встал как раз под охранником и посмотрел на него через решётку железной лестницы. Увидел его глаза и с ощутимым усилием прорвал его защиту.

Мысли его были бессвязны, сразу с десяток кинулись на меня словно мошкара. Ему было жарко, он хотел пить, его заколебала такая работа, правое колено почему-то опять болело. Я, стараясь не производить никаких звуков, стоял и сканировал его столько, сколько мог. Было тяжело, голова начала гудеть как паровоз, виски запульсировали, наливаясь кровью, а горло будто сдавил кто-то невидимый. Секунд десять в общей сложности я выдержал, терпя накатывающую боль и разбирая бред, прущий из его башки. Десять секунд, потом отключился. Головой будто в футбол сыграли, а дышал я сейчас так, словно отбегал оба тайма за всю футбольную команду, что не осталось незамеченным.

— Эй, кто там? — охранник услышал мои болезненные хрипы и посмотрел вниз. — Рекс, это ты?

Рекс?! Не Шарик, не Бобик какой-нибудь, а Рекс! На добродушного двортерьера рассчитывать не стоит.

Я поспешно забежал за кучу коробок и стал шарить в поисках чего потяжелее. Охранник неторопливо спустился по лестнице, гремя тяжёлыми ботинками, и стал обходить коробки, приближаясь ко мне. Блин, да хоть что-нибудь, полено какое или булыжник попадётся мне или нет?!

— Рекс, малыш, выходи, — добродушно позвал охранник и посвистел.

— Гав! — выскочил я и со всей дури заехал ему по голове обломком деревянного поддона.

На какое-то мгновение глаза охранника расширились, и я снова прорвался внутрь его сознания. Последняя его мысль оказалась для меня спасением: на складе точно был RD, и охранник мигом сообразил, что он попал. Но он обмяк, и меня выдернуло наружу, когда он окончательно потерял сознание. Я осторожно осмотрел то место, куда я его ударил, и предположил, что вроде ничего серьёзного, что я его нечаянно не укокошил — поддон оказался неожиданно крепким, даже не развалился, наверное, сучок попался. Мне нужно было хоть какое-то оружие, учитывая, что неофициальная охрана здесь ходит с калашами, а я совершенно безоружен. Автомат я брать не стал — тяжёлый он пока для меня, да и стрелять нормально из него я умею только по-американски, вообще не целясь. Зато нашёл в кобуре ПМ со сколотыми номерами, он как раз пришёлся по руке. Так, надо убираться отсюда, сдаётся мне, что если я повстречаюсь с Рексом, то я пожалею об этом. Мягко ступая по лестнице, поднялся наверх до второго этажа и, окинув взглядом открытое пространство вокруг склада и нигде не увидев никаких собак, достал мобильный и вызвал отряд местной полиции. После чего тут же позвонил Роме.

— Это снова я, — я говорил почти шёпотом. — Склад в Ломоносова подтвердился. Здесь есть RD-18.

— «ФармТрансГрупп»? Выезжаю! Ты там один что ли? Только ничего не трогай и вообще не высовывайся, я уже лечу! Сохрани всё в неприкосновенности, чтобы мы вычислили этих гадов!

— Постараюсь, — пообещал я и отключился.

Пожарная дверь была открыта, и склад любезно впустил меня в своё нутро.