— Нихил! — воскликнул Циррус Козар с нескрываемой радостью. — Где ты? Ты можешь сказать?

— Я на Понте, манно, — ответил он, зная, что его расположение не засекречено.

— Понт? А что с Крарном?

— А вот это я не могу рассказать тебе, манно. Зато, могу сказать, что нашёл свою истинную пару.

— Что?! — Циррус и не пытался скрыть своё потрясение. — Нихил, это…

— Я знаю, манно. Я тоже был в шоке.

— Твоя мать будет просто в восторге!

— Ты не можешь сказать ей, манно. Пока нет.

— Что? Почему?

— Вот поэтому я и связался с тобой. Мне нужен твой совет.

— Мой совет? Нихил, что случилось?

— Моя истинная пара… Она не кализианка, манно.

— Не… Она торнианка?

— Нет.

— Калбаянка?

— Нет.

— Только не ганглианка!

— Богиня, нет! Она человек.

— Человек? Что такое человек?

— Это новый вид, который мы обнаружили в последние несколько дней… Манно…

— Да, Нихил?

— Мне нужна твоя клятва, что ты никому не расскажешь то, что я тебе скажу. Я даже не уверен, знает ли Император.

— Нихил… У тебя есть моя клятва. Ты же знаешь, я никогда не предам тебя… Но ты уверен, что должен рассказать мне это?

— Мне нужен совет, манно, и ты — единственный, кому я полностью доверяю.

— Для меня это — большая честь, Нихил, ибо ты один из самых достойнейших мужчин, что я когда-либо знал. И не потому, что ты мой, а потому, что ты заслужил это. А теперь расскажи, чем я могу тебе помочь.

— Я причинил вред своей истинной паре, манно.

— Что? Это невозможно! Ты никогда не заставишь меня поверить, что ты физически навредил своей паре.

— Не физически, нет, но своими словами, эмоционально, я навредил ей, манно, и я не знаю, сможет ли она когда-нибудь простить меня.

— И что же ты сказал ей, Нихил?

— Похоже, что для неё… для её вида… целовать мужчин в губы не считается священным. Когда я узнал об этом, то плохо отреагировал.

— Нихил, ты же всегда знал, что разные виды могут иметь совершенно разные обычаи.

— Да, но она — моя истинная пара, и так похожа на нас, что мне просто показалось…

— Это вечное заблуждение. Особенно в отношении женщин, поскольку нет двух абсолютно одинаковых. Именно это делает каждую такой особенной. Итак, что её вид считает священным?

— Я не знаю. Она была так сердита на меня за моё сравнение с работником удовольствий, что отказалась сказать. А потом…

— Ты сравнил свою истинную пару с работником удовольствий?! Нихил, как ты мог…

— Она целовала других мужчин, манно! В губы! А если бы мать сделала подобное? Смог бы ты принять то, что она делала это?

— Нет. Никогда. Но твоя мать кализианка и отвечает, как кализианка. Твоя истинная пара — нет. Всё, что тебе нужно сделать, мой мальчик, так это выяснить, что она считает священным. Возможно, это что-то, к чему мы относимся иначе.

— Но что?

— Она дала тебе ключ?

— Ключ?

— Сын, женщины всегда дают нам подсказки. Ключ к тому, что им нравится. Ключ к тому, что им не нравится. Мужчина на самом деле должен лишь услышать.

— Она сказала что, когда целовала двух мужчин в губы, это было всё, что она сделала, что она не предлагала свою дружбу ни одному мужчине.

— И это не подсказало тебе то, что она считала священным? Что хотела предложить только своей истинной паре?

— Она сказала, что у них нет истинных пар, а есть те, кого они называют родственными душами, и, что они не имеют внешних признаков, вроде наших бусин. У них есть только вера в человека и доверие.

— Их способ гораздо труднее.

— Я… Да, я тоже так решил.

— Так она никогда не доверяла тебе? Или это было потеряно из-за твоих слов?

— Она доверяла мне. Я очищал её, кормил, и она спала в моих объятиях, — тихо проговорил Нихил. — Но сегодня утром я разрушил её доверие.

— Я не знаю этой женщины, Нихил. Я не знаю, достойна ли она тебя, но…

— Достойна! — мгновенно Нихил встал на защиту девушки. — Она достойнейшая из женщин, которых я когда-либо знал. Она сильная и добрая. Она позаботилась о других и защищала меня даже после того, как я подвел её.

— И ты её любишь.

— Я… Да… Люблю… Но не потому, что она носит мою бусину.

— Конечно нет, я только хотел сказать, что наши бусины никогда не ошибаются. Ты нашел свою истинную пару, Нихил. Теперь твоя очередь показать ей, что ты её.

— Я… как мне это сделать, манно?

— Всегда говори ей правду, мой мальчик. Убедись, что она знает твои истинные чувства и что все они для неё, — Циррус промолчал. — Твоя мать не может носить мою бусину, но я люблю её, и в моем сердце она и есть моя истинная пара.

* * *

Мак не собиралась подслушивать разговор Нихила с его манно, но она не знала, как сказать ему, что проснулась, а спустя некоторое время, уже и не хотела говорить. Благодаря этой короткой беседе девушка узнала о Нихиле и его реальных чувствах к ней больше, чем он говорил ей об этом в течение нескольких часов, что они провели вместе. Нихил, казалось, был очень похож на её дедушку — большой, грубоватый мужчина, которому временами было трудно выражать свои настоящие чувства. Но это изменится. Она проследит за этим.

— Нихил? — позвала она, когда он отключился от разговора.

— Маккензи? — он сразу же подошел. — Я думал, что ты отдыхаешь. Почему ты не спишь? Тебе нужен отдых.

— Ты не будешь возражать, если я отдохну в твоей кровати?

— Я… Нет, я бы не возражал.

— Не мог бы ты помочь мне попасть туда? — спросила она, протягивая к нему руки.

Приняв их, Нихил осторожно поставил её на ноги.

— Тебе нужен Луол, Маккензи?

— Нет, я просто хочу, чтобы ты отнёс меня в постель.

Нихил несколько мгновений молча, смотрел на нее, её слова невозможно было трактовать как-то иначе.

— Значит, я отнесу тебя, малыш.

Подхватив её на руки, Нихил отнес её в свою зону отдыха. Оказавшись внутри, мужчина откинул одеяло и осторожно положил девушку.

— Здесь ты в безопасности, Маккензи.

— Я знаю, — она подвинулась, и, лежа на боку, похлопала по участку рядом с собой. — Ложись со мной, Нихил.

— Я думал…

— Что?

— Что ты не чувствуешь себя в безопасности со мной.

— Тебе прекрасно известно, — мягко пожурила она, — что я никогда в жизни не чувствовала себя безопаснее, чем когда я с тобой.

— Тогда почему…

— Ложись в постель, Нихил, и, возможно, мы сможем это выяснить.

Нихил быстро скинул ботинки, затем снял жилет и оружие, прежде чем присоединиться к ней на кровати.

— Я не знаю, где прикоснуться к тебе, — прошептала она.

— Прикоснись ко мне в любом месте, где только пожелаешь, Маккензи, и я отвечу.

— Возможно, именно этого я и боюсь. Твоей реакции.

— Почему?

— Ты плохо отреагировал в прошлый раз.

— Маккензи.

Повернувшись на бок, Нихил приподнялся на локте, подперев голову одной рукой, а другой потянулся заправить прядь её волос за ухо, остановившись, чтобы погладить мягкую кожу её шеи.

— Ты была права в том, что сказала раньше. Мы разные, очень разные, нам нужно многое узнать друг о друге. Я не имел права реагировать подобным образом, судить тебя по обычаям моего народа, не учитывая обычаи твоего. Мне бы очень хотелось их узнать, и тогда, возможно, мы сможем найти способ, чтобы создать наши собственные обычаи.

— Ты думаешь, это возможно? — спросила она, потянувшись, чтобы прикоснуться к его щеке.

— Я думаю, что с тобой возможно всё.

— А как же те мужчины, которых я целовала?

Она почувствовала, как он напрягся, и отдёрнула ладонь, но его рука накрыла её руку, останавливая.

— Поцелуи для твоего народа имеют другое значение, — сказал он спокойно.

— Да, это так.

— Ты объяснишь мне, что они значили для тебя? — спросил он.

— Поцелуи?

— Да.

— Ну, есть разные виды поцелуев, и они означают разные вещи, в зависимости от того, кто и кого целует.

— Все в губы?

— Нет. Ты можешь поцеловать кого-то в щёку или лоб. Некоторые мужчины даже целуют тыльную часть женской руки или ладони. Всё это означает разные вещи.

— Тыльную часть руки… — Нихил поднес её руку к губам. — Так?

— Я… Да, — сказала она, дыхание девушки перехватило от его нежной ласки.

— Что это значит? — спросил он, его глаза мягко светились.

— Это обычный жест вежливости или уважения между дипломатами, людьми в правительстве или королями.

— А поцелуй ладони? — спросил он, поворачивая её руку и даря ей ещё один мягкий поцелуй.

— Этот — более интимный, заботливый, его дарят только тем, кого любят или о ком заботятся.

— Ты дарила его раньше? — спросил он и постарался не расстраиваться, когда понял, что она дарила.

— Да, моему дедушке.

— Дедушке? — Нихил нахмурился, ненавидя то, что он не знает значение этого слова.

— Манно моего манно, — подсказала она, понимая, что не все слова переводятся на кализианский. — Он был болен… Умирал. Я сидела с ним рядом. Держала его за руку, — она перевернула их руки. — И сделала это, — склонив голову, Мак нежно поцеловала ладонь мужчины.

— Он полон любви, преданности. Даже успокаивает, — сказал Нихил приглушенным тоном.

— Да, потому что именно это я к нему чувствовала. Он вырастил меня после того, как мой манно умер, а мама бросила меня.

— Что сделала твоя мать? — Нихил понял, что очень мало знает о своей Маккензи. О, он знал, что случилось с ней, но не знал ничего о жизни Маккензи до похищения.

— Она сломалась после смерти моего манно и с трудом выносила существование. Мне было всего шесть, и она не могла справиться со случившимся и со мной.

— Когда она вернулась?

— Никогда. Были только я и дедушка, пока он не умер. Потом, осталась только я.

— Ты была вынуждена выживать самостоятельно? — это объясняло очень многое.

— Я думаю, ты мог бы сказать и так, но я не была выброшена на улицу. У меня до сих пор есть мои горы.

— Горы… Ты имеешь в виду…

— Горы, — подтвердила она. — Семья моего деда имела честь ухаживать за ними на протяжении веков.

— Вы заботились о земле? О жизни, которую она поддерживала?

— Да. Мы руководили туристическим бизнесом.

— Туристическим бизнесом?

— Общество на Земле весьма разнообразно. Кто-то живет в больших городах, кто-то в маленьких, а некоторые живут в деревнях. Многие любят путешествовать и проводить время там, где никто не живет. Дедушка и я водили их в горы.

— Вы… сопровождали группы по своей земле?

— Да, этим я и занималась, когда ганглианцы нашли нас.

Нихил молча рассматривал её несколько мгновений, осознав, что его истинная пара была лидером людей и хранителем земель. Маккензи была удивительной, и он хотел знать больше.

— Расскажи мне ещё что-нибудь.

— О поцелуях? Я не знаю, что ещё рассказать. Мы целуем друзей и членов семьи в щеку.

— Мы тоже… Но только женщин, — он ждал, что она продолжит.

— Полагаю, теперь ты хочешь узнать о поцелуях в губы.

— Я бы хотел, — сказал он осторожно. — Мужчины, что тебя целовали…

— Их было всего два.

— Два.

— Да.

— Они были… особенными для тебя?

— Один был. Я думала… Ну… Не важно, что я думала, а с другим — был всего лишь первый поцелуй.

— Первый поцелуй, — повторил он.

— Да. Он мне нравился. Мы пошли на свидание, и когда оно закончилось, мы поцеловались на прощание в губы. Это распространенный способ закончить свидание. Это было не так, как я целовала тебя.

— В каком смысле?

— Сомкнутыми губами.

— Сомкнутыми… — Нихил вспомнил, как её язык ласкал его и обрадовался, что она не дарила подобный поцелуй кому-то не особо значимому для неё. Это заставило его задуматься. — Так что же ты разделишь с мужчиной, который будет особенным для тебя?

— Я… — покраснев, Мак замолчала.

— Маккензи, — Нихил нахмурился из-за её реакции. — Что не так? Почему ты не хочешь рассказать мне?

— Дело не в том, что я не хочу рассказывать, просто на Земле это, обычно, не обсуждают. Мы просто знаем, как вы — о поцелуях.

— Но я не знаю.

— Я понимаю… Ты говорил, что у тебя была… дружба с женщинами раньше.

— Да, — Нихил хмуро посмотрел на неё. Какое отношение это имело к их разговору?

— Сколько лет тебе было в первый раз?

— Я ещё только обучался. Она…

— Я не хочу слышать об этом! — оборвала она, вырывая свою руку из его.

— Маккензи, почему ты так расстроена тем, что я с кем-то соединялся?

— А почему ты был так расстроен тем, что я с кем-то целовалась?! — парировала она.

— Но это не одно и то же.

— Нет, это не одно и то же.

— Я… Ты говоришь, что для тебя… Для вашего народа, соединение мужчины и женщины — это самый интимный акт?

— Не для всех, но для меня… да.

— О, так сколько мужчин у тебя было…

— Ни одного! Всё в порядке? Ни одного! — она откатилась от него, намереваясь встать с кровати, но внезапно оказалась на спине, с Нихилом, придавившим её бедра. Мужчина сжал её запястья, удерживая их над её головой.

— Я стал бы твоим первым? — спросил он тихо, его глаза заглянули в её, и он увидел, что это правда. Понимание того, что он стал бы не только первым, но и единственным, сделало его твердым от нужды и желания.

— Да, — прошептала она, глядя на него. Когда он оседлал её бедра, он не давил на них своим весом и не ограничивал её. Больше походило на то, что он присвоил их, но в остальном позволяя ей двигаться. Маккензи не ощущала тяжести его массивного тела, нависшего над ней. Нихил был намного крупнее её, и в то время как руки Мак были вытянуты у неё над головой, его руки — лишь слегка выпрямились.

— Это то, что ты предлагала мне сегодня, то, что не предлагала никому другому, а я больше беспокоился о поцелуях.

— Ты не знал.

— Я знаю сейчас, — его взгляд пробежал по её лицу. Лицу, становившемуся прекрасней с каждым разом, как он смотрел на неё. — Ты все ещё предлагаешь мне это, Маккензи? Самое священное для тебя, что ты можешь отдать лишь единственный раз? То, что сделает тебя моей и только моей?

Он увидел, как неуверенность промелькнула в её глазах, и почувствовал, как его сердце сжалось. Неужели, Маккензи больше не желает отдавать ему свой самый священный дар?

— Маккензи?

— Ты не видишь это таким образом. Ты…

— Ты думаешь, я не ценю то, что свято для тебя? — спросил он тихо, приблизив своё лицо к её лицу. — То, что ты не предлагала никакому другому мужчине? Ценю, Макензи, потому что я предложил тебе то же самое, с моим первым поцелуем.

— Так что, мы будем первыми друг у друга, по-своему, даже если в наших культурах принято иное?

— Да.

— Тогда поцелуй меня, Нихил. Я хочу снова испытать это невероятное чувство.

— О, да, я намерен поцеловать тебя, моя Макензи, всю тебя, — взгляд мужчины исследовал её. — У тебя как с этим, порядок?

— Пока у меня будет возможность делать то же самое, — возразила она и увидела, как его светящиеся глаза заискрились. — Зачем ты держишь мои запястья?

— Потому что я теряю контроль, когда ты прикасаешься ко мне, — изменив захват так, что её тонкие запястья оказались в одной его руке, Нихил позволил другой спуститься вниз по плечу девушки. Мужчина возненавидел рукав штормового покрытия, мешавший ему добраться до её гладкой, шелковистой кожи, но всё же почувствовал тепло её тела и легкую дрожь. — Я пугаю тебя, Маккензи?

— Нет, — прошептала она, с удивлением обнаружив, что это правда. Девушка не ожидала подобного, только не после того, как её пленили залудианцы. Но сейчас это был Нихил, и всё было по-другому.

Нихил кивнул и позволил своей руке продолжить путешествие вдоль её ключицы, по краю покрытия, к шее. Ему захотелось схватить штормовку и разорвать её, обнажив красивую кожу, но Нихил знал, что это невозможно даже с его силой, поскольку материал был создан для того, чтобы выжить в суровых условиях. Он не поддавался ничему, кроме самых острых лезвий.

Зная, что есть лишь один способ снять покрытие, мужчина продолжил, исследуя форму маленькой упругой груди, полушария которой так идеально облегал материал. Ему нравилось, как она, казалось, приветствовала его прикосновения и как бледно-розовые соски, которые мужчина видел в душе, проступали сквозь материал, требуя большего.

Опустив голову, Нихил дал ей больше, втянув тугой сосок глубоко в рот и щелкнув по нему языком. Медленно отстраняясь, мужчина удерживал сосок во рту так долго, как только мог, кружа по нему языком, пока, наконец, тот не вырвался из его губ.

Уголок его рта дернулся в легкой, самодовольной усмешке, когда Нихил услышал стон Маккензи и увидел влажную метку, что оставил его рот на её груди. Он хотел такую же, на её коже.

Пока его рот дразнил напряжённый сосок, его рука скользнула вниз по её животу, массируя широко разведенными пальцами упругую плоть. Зная, что ещё многое предстоит исследовать, Нихил двинулся вдоль её бедра и, наконец, достиг тёплой, шелковистой, обнажённой кожи. Подняв на неё свой взгляд, Нихил внимательно следил за реакцией девушки, когда его рука скользнула по её бедру, и его мозолистый большой палец прошёлся по ещё более нежной коже внутренней стороны бедра, прихватив с собой ткань. Достигнув развилки её бедер, мужчина отстранился, сдвинув покрытие вверх над одним бедром.

— Нихил…

— Терпение, малыш. Я же сказал, что я хочу целовать тебя всю. Оставь руки над головой.

Его взгляд был наполнен обещанием, пока он ждал её согласия. Когда она кивнула, Нихил медленно отпустил её запястья, и его вторая рука скользнула вниз по её телу, пока не достигла другой стороны её покрытия, потянув его наверх. Маккензи инстинктивно приподняла свои бедра, и покрытие расположилось вокруг её талии.

Перераспределив свой вес, Нихил скользнул сначала одной ногой, а затем другой меж её бедер, раздвигая их. Опершись на локти, Нихил легко закинул ноги девушки на свои широкие плечи, в то время как его руки обернулись вокруг её ног, полностью раскрывая её своему взору.

— Богиня, как же ты прекрасна, Маккензи, — прошептал он, глядя на её блестящие, влажные складочки. Она действительно была богиней, его богиней, и он собирался обращаться с ней как с таковой. Большими пальцами, Нихил раздвинул темные кудри, обнажая суть её удовольствия, а затем, прижался ртом, боготворя её.

Мак понимала, что Нихил хотел, чтобы она держала свои руки над головой, но она просто не могла. Она хотела больше, чем просто чувствовать прикосновения Нихила. Она хотела видеть, как он прикасается к ней. Приподнявшись на локтях, девушка смотрела на него, обосновавшегося у неё между ног, и не могла поверить, насколько возбуждающе это было.

Мак никогда не верила рассказам других женщин о том, как они возбуждались, и насколько их привлекали прикосновения их приятелей. У нее с Чейзом было не так. Ей все казалось неудобным и смущающим. Ей приходилось осознанно заставлять себя расслабиться, когда Чейз прикасался к ней, и обычно она закрывала глаза. Маккензи всё время задавалась вопросом, что с ней не так. Теперь же она знала, что дело было не в ней. Это Чейз… Он не был Нихилом.

Простейшее из прикосновений Нихила влекло её. Когда он делал это с намерением, как сейчас, дыхание девушки останавливалось в ожидании. Когда глаза мужчины начинали светиться ярче, сердце Мак билось сильнее, а её лоно сжималось в нужде. Наблюдая за ним теперь, когда Нихил прикасался к ней столь интимно, а его глаза светились ярче, чем Мак когда-либо видела, сердце девушки пульсировало с невероятной болью, которую, как она знала, мог облегчить только он. Её глаза расширились, когда она увидела, как он опустил голову, а дыхание остановилось, когда мужчина начал облизывать и посасывать её клитор.

— Нихил! — вскрикнула она, вцепившись в кровать, чтобы остановить себя от прикосновений к нему, поскольку она согласилась не делать этого.

Нихил зарычал, когда вкус Маккензи взорвался на его языке. Богиня, ничто никогда не было настолько сладким и прекрасным, как его пара. На её крик, мужчина обратил свой пылающий взор к ней, в то время как его рот продолжал сосать маленький пучок нервов. Девушка сдвинулась, хотя он сказал ей не делать этого, — и они обсудят это позже, — но, по крайней мере, Маккензи не прикасалась к нему. Нихил не думал, что сможет контролировать себя, если она прикоснётся к нему. Его член уже болезненно вздулся в тесных границах его штанов, и только контроль воина не давал ему освободиться. Нихил хотел убедиться, что Маккензи никогда не пожалеет, что отдала ему этот подарок, что её первый опыт в соединении будет запоминающимся благодаря тому количеству удовольствия, что он доставит ей, а не от того, что он будет думать только о своём собственном удовольствии.

Переместив руки, мужчина обернул одну вокруг её бедер, не давая им подняться, продолжая расточать ласки её сути, а другой — исследовал её гладкие складочки. Медленно мужчина скользнул пальцем в её дырочку. Нихил знал, что она будет маленькой, потому что всё в ней было маленьким по сравнению с ним. Но Богиня, не настолько же маленькой и тугой!

Мужчина почувствовал, как стенки её влагалища крепко обхватили его палец, когда он медленно начал разрабатывать вход. Насколько же удивительные ощущения доставят они, сжав его член? Нихил осторожно добавил второй палец и почувствовал инстинктивное сопротивление её тела увеличившимся размерам, но продолжил настаивать, поскольку хоть два его пальца и были большими, его член был намного больше. Богиня, она была тесной! Войдя так глубоко, как смог, мужчина почувствовал барьер, и замер, когда она ахнула от боли.

— Маккензи? — он на мгновение отстранился, пронзив её взглядом.

Что это было? Почему он причиняет ей боль?

— Всё нормально. Это моя плева. Это и должно быть больно в первый раз.

Нихил нахмурился. Он знал, что кализианки имели подобную вещь, потому что у него были сестры. Он все ещё мог вспомнить, как его мать плакала и обнимала каждую, в тот день, когда они ходили лечиться, заявляя, что они теперь не просто её потомство женского пола, а действительно женщины. Это делали для того, чтобы женщины не испытывали боли, когда впервые соединялись. Почему Маккензи не лечилась? Разве люди так не делают?

— Почему? — спросил он.

— Ну, просто так оно и есть. В нашем прошлом ожидалось, что женщина все ещё имеет плеву, когда выходит замуж… Находит своего Дашо или истинную пару, — поправилась она. — Сейчас, конечно, не так, потому что…

— Потому что, что?

— Потому что времена изменились, и большинство мужчин не хотят быть первыми у женщин. Им это неудобно, они хотят кого-то опытного и…

Нихил зарычал при мысли, что кто-то может считать её невинность неудобством. Это заставило его задаться вопросом, почему его родители позволили его сестрам удалить плеву. Хотя мысль осознанно причинить ей боль была для него отвратительна, но мысль о том, что он был её первым и единственным, была неописуемой.

— Это большая честь, стать твоим первым, Маккензи, — сказал он ей, а затем набросился на её суть ещё более яростно, зная, что должен привести её к освобождению, хотя бы один раз подарить ей наслаждение, прежде чем нарушать её защитный барьер. А потом он подарит ей ещё большее удовольствие, и она станет его навсегда.

Маккензи не смогла сдержать свой стон, когда Нихил возобновил атаку на её клитор и стал крутить своими толстыми пальцами внутри неё. Боже, это были прекрасные ощущения! Неудивительно, что люди так много говорили о сексе. Когда он добавил третий палец, в её теле начало нарастать напряжение, которого она никогда раньше не испытывала. Оно становилось всё сильнее и сильнее, пока каждая мышца её тела не сжалась, и она обнаружила, что не может дышать.

— Нихил! — вскрикнула она, почувствовав легкую боль, когда её первый оргазм прокатился сквозь неё.

Нихил знал, что её оргазм уже близок. Он чувствовал это в том, как её узкий вход сжался вокруг его пальцев, как её бедра дрожали под его рукой, а также в том, насколько прерывистым стало её дыхание. Когда мужчина понял, что она на пике наслаждения, он прорвался через её барьер, молясь Богине, чтобы не причинить ей боли больше, чем необходимо.

Подняв голову от местечка, в котором хотел бы остаться навсегда, мужчина обнаружил, что Маккензи откинула голову назад на постель, а руки девушки были расслаблены. Казалось, что все её тело светилось, вызывая в нём желание, пропитаться этим светом. Грудь Маккензи всё ещё вздымалась, соблазняя мужчину взять в рот один из тугих сосков. Едва заметная улыбка поселилась в уголках губ девушки, и Нихилу захотелось поцеловать их. Когда он взглянул на неё, то окунулся в бездонные глубины её довольных карих глаз.

— Нихил… — она не смогла удержаться, потянувшись, чтобы прикоснуться к его щеке.

— Ты должна дать мне минутку, чтобы вернуть контроль, моя Маккензи, — сказал он ей, мышцы его челюсти сжались под её рукой.

— Нет, я не могу. Потому что я нуждаюсь в твоих поцелуях. Мне необходимо, чтобы ты целовал меня, Нихил.

— Тогда я буду, — он опёрся на локти, приподнимаясь, а затем, скользнув руками под её покрытие, потянул его за собой, двигаясь вверх по её телу, мучая себя, позволяя своей обнаженной груди потереться об неё. — Я всегда дам тебе то, что ты захочешь, моя Маккензи. Ты всё, что важно для меня отныне.

Мак почувствовала, как что-то кольнуло глубоко внутри неё. Внезапно девушка поняла, что была там, где всегда должна была быть, с тем, с кем и должна была быть. Теперь уже не имело значения, что должно было произойти для того, чтобы она попала сюда. Уже не имело значения, что ей и Нихилу так много нужно было узнать и рассказать друг другу. Это и было то, что почувствовал Нихил, увидев на ней свою истинную пару? Мак обнаружила, что её мысли путаются, потому что вместо того, чтобы наброситься на её губы, как она жаждала, Нихил обращался с ней так, как будто наслаждался ею.

Нихил пощипывал и посасывал пухлую нижнюю губу Маккензи. Он не сделал этого в последний раз, когда они целовались. Он был слишком ошеломлён известием своей истинной пары, и потрясенный, нуждался в контроле над собой. Он сохранил контроль. Она отдала ему то, что никогда не предлагала другому мужчине, и теперь Нихил собирался убедиться, что ей известно, что он всегда будет ценить это. Ценить её. Когда мужчина добрался до тонкого уголка, он одарил её верхнюю губу таким же вниманием, перехватив сладкий вздох, что слетел с её уст.

Богиня, она была сладкой и захватывающей, и он желал больше. Больше, чем только лишь её губы.

— Ты такая сладкая, моя Маккензи, — пробормотал он напротив её губ.

— Я не хочу быть сладкой. Я хочу быть твоей. Поцелуй меня, Нихил. По-настоящему. Поцелуй меня, — его нежные поцелуи сводили её с ума.

Мужчина только что подарил ей её первый оргазм, но она по-прежнему горела, желая большего, больше его, а Нихил относился к ней так, будто она какая-то хрупкая, нежная женщина.

Нихил зарычал, потеряв контроль от её слов. Впившись в её губы, он ворвался языком в её рот.

Мак обняла его за шею, её пальцы, зарылись в его косы, как будто он был последней надежной опорой в её мире, и, возможно, так оно и было.

Нихил разорвал поцелуй, отстранившись достаточно далеко, чтобы взглянуть на неё.

— Я сказал тебе не трогать меня.

— Я не очень хорошо выполняю приказы, — прошептала она, — и мне хотелось бы увидеть, сможешь ли ты не прикасаться ко мне так же долго, как я к тебе.

— Маккензи… я сделал это ради твоей безопасности. Ты рушишь мой контроль.

— Я не боюсь твоей потери контроля, Нихил, потому что знаю здесь, — она прикоснулась к груди, где покоилось её сердце, — что ты не навредишь мне. Твой размер никогда не пугал меня, Нихил. Только мысли о твоей сдержанности, о том, что ты не доверяешь мне.

— Маккензи… Ты такая маленькая… И прошла через многое.

— Да… И да… Но обе эти вещи изменятся… Будем надеяться.

— Что ты имеешь в виду?

— Надеюсь, я вернусь к своему нормальному размеру… Я не уверена, что тебе понравится… Но…

— Я буду любить тебя независимо от того, какого ты размера! Думаешь, твой размер имеет значение для меня?

— Но ты же думаешь, что твой — имеет для меня? — парировала она. — Ты думаешь, что раз ты намного больше меня, то я тебя испугаюсь.

— Другие пугались, — сказал он ей тихо.

— Так же, как другие не любили меня из-за моих больших размеров.

— Это смешно! Никто никогда не будет считать тебя большой.

— Может быть не в твоём мире, но в моём — есть те, кто считает женщину красивой, только если она такого размера, — Мак указала на своё исхудавшее тело.

— Ради Богини, почему? На вашей планете так мало еды?

— Нет, для большинства достаточно, но они считают, что быть худыми — красиво.

— Ваша Земля очень странная, Маккензи.

— Наши люди не страннее, чем судившие тебя за то, что ты слишком крупный, Нихил. Ты прекрасен таким, какой есть. Каким Богиня предназначила тебе быть, — отстранившись, она приподнялась и послала ему томный взгляд. — Итак, ты собираешься снять с меня эту рубашку? Или я должна сделать это самостоятельно?