Глава 6

17 марта, в День святого Патрика, к воротам номер три перед административным зданием АДМ подъехал синий «таун-кар». Сидевший в будке охранник вгляделся сквозь стекло в водителя. Уайтекер оторвал руку от руля и помахал ему. Охранник кивнул, и «таун-кар» медленно вкатился на территорию компании.

Объезжая статую Рональда Рейгана перед зданием, Уайтекер включил вмонтированное в козырек над ветровым стеклом электронное устройство, и металлические ворота подземного гаража стали открываться. Уайтекер напрягся. Микрокассетный диктофон, спрятанный в кармане пиджака, казался огромным. Он уже им пользовался, но не при таких обстоятельствах, как сегодня.

Остановив машину на отведенном для нее месте, он сунул руку в карман и включил диктофон, а для проверки заглянул под пиджак. Красная лампочка горела. Уайтекер одернул пиджак, и диктофон записал легкий шорох.

– Сейчас семь тридцать утра, – уставившись в стену, сказал Уайтекер диктофону. – Среда, семнадцатое марта. Я собираюсь пройти в свой кабинет.

Затем объяснил, что включил диктофон именно сейчас, потому что, как только он появится в кабинете, его наверняка немедленно захотят видеть Уилсон и Рэнделл. Накануне вечером он должен был звонить Масару Ямамото из компании «Киова хакко», второго по величине производителя лизина в Японии после «Адзиномото». До Ямамото, которого в АДМ называли между собой Масси, он не дозвонился, но Уилсон и Рэнделл все равно спросят его об этом. Поэтому, сказал он, проще включить диктофон сейчас, когда он один.

Уайтекер открыл дверь машины.

– Выхожу и направляюсь в кабинет, – сказал он будущим слушателям.

По пути в кабинет он ни с кем не разговаривал; войдя, сел за стол и посмотрел на часы.

– Семь тридцать три, – объявил Уайтекер. – Среда, семнадцатое марта.

Он переложил бумаги на столе с места на место и услышал, что кто-то идет.

– Терранс Уилсон на подходе, – предупредил он.

Уилсон был настроен не слишком любезно.

– Ну, говорил ты с Масси? – спросил он.

– Я… ммм… звонил ему, но его не было на месте.

Зато он разговаривал с Кандзи Мимото, сказал Уайтекер. В «Адзиномото» почему-то считали, что АДМ обещала уменьшить в сентябре объем производства лизина, если цены на него вырастут. Однако, как, конечно, помнит Уилсон, они таких обещаний не давали, говорили только, что обсудят это с руководством, если цена достигнет одного доллара десяти центов за фунт. Но этого не произошло – они сейчас продавали лизин по девяносто три цента за фунт.

– Я сказал, что при таких низких ценах разговаривать с нашим руководством нет смысла, – продолжил Уайтекер, – они поднимут нас на смех.

– А он что ответил?

– «Мы считаем, что таково было ваше обещание. Мы рассматриваем это как измену своему слову».

Тут вошел Джим Рэнделл. Президент АДМ присел на стол, сложив руки на груди. Уайтекер повторил все, сказанное Уилсону.

– Нам вчера звонили.

– То есть тебе? Япошки?

– Ага.

– И что сказали?

– Это был Мимото из «Адзиномото». Сначала он оставил сообщение у меня на голосовой почте, и я позвонил ему из телефона-автомата.

Рэнделл сморщил нос.

– Между прочим, твой телефон больше не прослушивается, – сообщил он. – Так что ты зря тратишь деньги на автоматы.

– Ты думаешь?

– Шевирон так сказал. ФБР свернуло расследование и отключилось от твоего телефона.

– Это хорошо, – отозвался Уайтекер. – Все же телефон-автомат по-любому безопаснее. – И изложил Рэнделлу разговор с Мимото. – Он прямо кипятком ссал, – добавил Уайтекер.

– Ну, если ему захотелось поссать, мы мешать не станем, – заявил Рэнделл и рассказал о новинках в производстве лизина, применяемых «этими евреями», а затем вернулся к звонку Мимото и якобы нарушенному обещанию АДМ.

– Что он говорил? Угрожал?

– Он сказал только, что это означает продолжение войны, а цены останутся на нынешнем уровне.

Задав еще несколько вопросов, Рэнделл удалился. Уайтекер сообщил Уилсону, что Мимото беспокоится о соглашении.

– Он сказал, что хочет поговорить с тобой, а я ответил, что вряд ли ты…

– Ты слишком с ними церемонишься, – прервал его Уилсон. – Надо было сказать: «Слушай, засранец японский!..» – Он засмеялся.

Недовольство японца их не заботило. Это их тактический ход в конкурентной борьбе с американцами, считали они. Они никаких обещаний не давали…

– Знаешь, они ведь хитрые, – заметил Уайтекер.

– Это точно.

– И Икэда наверняка сидел рядом с Мимото и подсказывал ему, что говорить.

– Угу. И к тому же в девяносто втором году у нас были именно те объемы, как мы договаривались. Точно такие.

Уайтекер поиграл ручкой, стараясь скрыть возбуждение. Уилсон только что признал, что АДМ обещала «Адзиномото» придерживаться в 1992 году определенных объемов производства.

Они поговорили о загородной конференции по продажам лизина, организованной для лизинового подразделения. Уайтекер спросил Уилсона, приедет ли он.

– Странно быть зрителем, а?

– Ага. Никакой ответственности, и не к чему прицепиться. Уже поэтому стоит съездить.

На этом разговор закончился. Уайтекер положил ручку на стол и следил, как Уилсон выходит из кабинета.

– Только что у меня были Джим Рэнделл и Терри Уилсон, – обратился он к диктофону и несколько минут резюмировал все сказанное. – И кстати, никакого разговора с Мимото вчера не было, я его выдумал для большей выразительности. Только для выразительности, ни для чего больше. Подчеркиваю: разговора с Мимото вчера не было.

Уайтекер повторял свои слова, потому что был взволнован. Он всегда волновался, когда брался за новое дело.

В одиннадцать часов следующего утра Уайтекер снова сидел за рабочим столом. Он включил диктофон в кармане и открыл черный кожаный кейс, на крышке которого блестел золотом тисненный логотип АДМ. Справа в кейсе был блокнот, слева – калькулятор и карта мира. Из специального держателя в стенке кейса Уайтекер вынул ручку и нажал маленькую белую кнопку. Теперь, знал он, завертелась спрятанная под картой микрокассета.

Предыдущий день наполнил его трепетным ощущением собственного могущества. Он расхаживал по помещениям компании, записывал разговоры, и никто его ни в чем не заподозрил. Теперь он мог продемонстрировать агентам ФБР корпоративную этику АДМ в неприкрашенном виде.

Уайтекер зашел в кабинет Уилсона. Там Мик Андреас обсуждал с Уилсоном какую-то сделку. Спустя несколько минут Андреас обратился к Уайтекеру:

– Теперь о лизине. Когда у тебя очередная встреча с японцами?

– Те, что из компании поменьше, хотят увидеться со мной пятнадцатого в Чикаго, – ответил Уайтекер, имея в виду «Киова хакко».

– То есть через месяц?

– Да. В Чикаго.

– У нас есть время подумать.

– Да.

– А они тем временем звонят и не стесняются делать всякие намеки.

– Точно. – И Уайтекер пожаловался, что японцы твердят о якобы данном АДМ обещании снизить объемы производства. А ведь никто таких обещаний не давал.

– Вот на это и напирай, – сказал Андреас. – А если они обратятся ко мне, я отвечу, что мы не торгуемся и что они дезорганизуют рынок. Скажи ему: «У вас, ребята, цены не поймешь какие, на рынке полный бардак, и я просто не знаю, что за дерьмовую политику вы проводите».

– И она становится все дерьмовее и дерьмовее, – поддакнул Уайтекер.

Приказав вмешаться в ценовую политику конкурентов, Андреас проговорил вслух именно то, что требовалось. Уайтекера вновь охватило радостное волнение. Теперь в ФБР точно ему поверят.

Уилсон бросил:

– Рынок на самом деле больше, чем мы думали. Мы просто вышли на него, ничего не нарушая и никого не ущемляя.

– Точно, – согласился Уайтекер.

– И насрать нам на японцев, – резюмировал Уилсон.

Следующей темой обсуждения стал запрос Говарда Баффета, помощника председателя АДМ и сына Уоррена Баффета, знаменитого миллиардера-инвестора из Омахи. Политики и их помощники, желая получить деньги от АДМ, часто обращались к Говарду.

– Звонил Гови, – сказал Уайтекер, – насчет денег для какого-то Томми Томпсона, или как его там.

Томпсон, губернатор Висконсина, был восходящей звездой Республиканской партии. Сейчас он занимался сбором средств на предвыборную губернаторскую кампанию и хотел переизбираться в 1994 году. Но партийные функционеры активно продвигали его в федеральные органы управления, – может, даже в Белый дом. Деньги нужны были ему как первый шаг на этом пути, чтобы исключить потенциальных соперников из своего штата.

С деньгами проблема, сказал Уайтекер.

– Мы с Терри объяснили им, что исчерпали средства, которыми имеем право распоряжаться, и не можем ничего выделить. Мы свой лимит исчерпали.

– Иногда можно и выйти за этот лимит, – пожал плечами Андреас. – За небольшой штраф.

– Ага, – бросил Уилсон, – мы им так и сказали.

Уайтекер засмеялся. Радовался он в основном тому, что Андреас беспечно советовал нарушить закон финансирования предвыборных кампаний, а Уилсон вторил ему. Он представил, что подумает общество о политической беспринципности семейства Андреас, когда услышит эту запись.

– Можно дать им тысячу долларов, если это их устроит, – продолжал Уилсон. – Но нам это обойдется в девять тысяч, – сказал он, добавив примерную сумму штрафа за нарушение законов о выборах.

– Двенадцать тысяч, если с налогом, – снова засмеялся Уайтекер.

– Да, верно, – кивнул Андреас. – Так что не давайте им ничего, и посмотрим, что они предпримут.

Тут засмеялся и Уилсон.

Андреас посмотрел на веселящихся помощников:

– Никаких чеков без одобрения отца. Он ведь проверяет их?

– А как же, – подтвердил Уилсон.

На этом разговор закончился, и Уайтекер вернулся в кабинет. Сев за стол, он посмотрел на часы.

– Время одиннадцать пятнадцать, – информировал он диктофон. – Блеск!

Шепард снял наушники, подсоединенные к плееру «Тэскам». Он несколько часов прослушивал две пленки с записями, которые Уайтекер сделал в АДМ и на днях передал им. Качество было неважным, к тому же Уайтекер слишком много говорил сам. Надо сказать ему, чтобы болтал поменьше.

И все же дело наконец пошло. Теперь у них было вещественное доказательство, подтверждавшее показания Уайтекера, – надо признать, сокрушительное доказательство. В компании совершенно плевали на закон, шла ли речь о ценовом сговоре или о финансировании предвыборных кампаний. Сомнений нет: при всех недостатках эти аудиозаписи произведут огромное впечатление на жюри.

Эти записи полностью проясняли ситуацию со сговором по лизину. В прошлом году на встречах в Мехико и Париже было достигнуто общее соглашение о ценах. Но участники сговора не доверяли друг другу, и, когда цены начали плясать, каждый старался продать побольше, чтобы не упали доходы. «Адзиномото», по-видимому, рассчитывала, что АДМ сократит производство до сорока пяти тысяч тонн в год в одностороннем порядке, но, как показывали аудиозаписи, эти надежды не оправдались. АДМ хотела, чтобы все конкуренты ограничили производство, а она выпускала бы не меньше шестидесяти пяти тысяч тонн в год.

В этом деле решающую роль играл объем производства. Как правило, ценовой сговор возможен, только если производители контролируют естественные факторы рынка – законы спроса и предложения. Чем выше цена продукции, тем меньше спрос. Поэтому дешевые гамбургеры раскупаются лучше, чем качественные бифштексы, хотя, понятно, все предпочли бы бифштекс. Повышая цену, компания сужает рынок сбыта, и на нем остаются лишь те покупатели, которых цена не пугает. Но если компания произведет больше бифштексов, чем способно потребить ограниченное число покупателей, возникнут проблемы. Рестораны и магазины будут забиты нераспроданной продукцией. А раз нельзя принудить людей купить больше, чем им нужно, придется снизить цену бифштекса, чтобы привлечь потребителей гамбургеров. Одностороннее фиксирование цен без договоренности с конкурентами об ограничении количества производимого товара неизбежно приводит к перепроизводству.

Шепард понимал, что ради выживания компаниям рано или поздно придется сесть за стол переговоров. А если все пойдет как надо, тогда ФБР и послушает, что они скажут.

Но это относилось к рынку лизина. О других продуктах АДМ собрать данные было труднее. Компания организовала сбыт по классическому принципу колеса, осью которого были Уилсон и, возможно, Мик Андреас. Они координировали цены на продукцию различных подразделений. А в ведении Уайтекера и других была лишь одна из спиц этого колеса. Усложняло задачу и то, что сговариваться о ценах на разные продукты приходилось с разными компаниями. Например, если надо было зафиксировать цену на лимонную кислоту, то японские и корейские производители лизина никого не интересовали. И единственный путь к уликам пролегал через ось колеса – через Уилсона и Андреаса, и Уайтекер должен был почаще заводить с ними разговоры об этом.

Шепард позвонил Кадмору. Теперь ясно, что расследование становится масштабным, и агентам требовалось подкрепление. Теперь следовало звать на помощь экспертов антитрестовского офиса Министерства юстиции.

Южная часть чикагского района, прозванного «Петлей», состоит из ансамбля зданий – вклада федерального центра в городской архитектурный ритм. Вокруг площади, которую Александр Колдер украсил пятидесятитрехфутовой конструкцией из красной стали, высятся здания, оккупированные силами правопорядка – от федеральных районных судов до чикагского офиса Генерального прокурора США.

Весной 1993 года на тридцать восьмом этаже федерального здания Джона Клучински, самого высокого среди окружающих площадь небоскребов из стали и стекла, работала группа не известных публике прокуроров. В отличие от большинства федеральных прокуроров, эта группа не подчинялась министерству напрямую и редко участвовала в процессах, получавших широкую огласку. Она входила в состав антитрестовского офиса Министерства юстиции на Среднем Западе и следила за соблюдением закона Шермана и связанных с ним актов. Сговоры о ценах и связанные с ними аферы чрезвычайно запутаны, и тем, кто их распутывает, приходится просмотреть тысячи документов, чтобы составить целостную картину экономического преступления.

В марте письмо Кадмора с просьбой о помощи легло на стол Кента Брауна, начальника антитрестовского офиса Министерства юстиции на Среднем Западе. По телефону Кадмор вкратце изложил суть дела АДМ, и Браун ответил, что обсудит его со своей подчиненной Робин Манн, после чего та перезвонит Кадмору.

Браун был уверен, что Манн как нельзя лучше подходит для этого дела. Ветеран отдела, она неоднократно участвовала в расследовании ценовых сговоров, в том числе с использованием аудиозаписей. Правда, ее предыдущие расследования не были настолько масштабными. Она выросла в чикагской семье, которая вела вечную борьбу за существование: отец был мелким торговцем, мать – секретарем. Прежде чем стать юристом, Робин Манн некоторое время работала в отделе социального обеспечения штата. Окончив юридическую школу и не желая прозябать в душной атмосфере юридической фирмы, она вооружилась справочником правительственных учреждений и стала звонить в те из них, что казались ей интересными. Ей повезло: в антитрестовском офисе оказалось вакантное место. Неизвестно, горела ли Манн с самого начала желанием вступить в борьбу с трестами, но вскоре она стала незаменимым членом команды. Она докапывалась до мельчайших деталей дела и порой изводила коллег своей скрупулезностью. Но зачастую именно ее пристальное внимание ко всем обстоятельствам позволяло найти слабые места в, казалось бы, непробиваемой броне противника.

Взяв записи по делу, Браун нашел Робин Манн и спросил, возьмется ли она за дело о вероятном фиксировании цен в АДМ, построенное на свидетельских показаниях осведомителя.

Манн вопросительно посмотрела на него:

– А что за АДМ?

Уайтекер снова был в комнате отеля вместе с агентами ФБР. На этот раз все были в приподнятом настроении.

– Марк, ваш труд неоценим, – сказал Шепард. – Эти записи – именно то, что надо.

Уайтекер сиял. Его приняли в команду.

Но Шепард указал ему и на некоторые просчеты. Во-первых, сказал он, не надо подробно рассказывать, с кем и о чем он собирается говорить, это будет ясно из самой записи. Во-вторых, спешка ни к чему: никто не просит его за несколько дней обегать с диктофоном в кармане всех сотрудников. В-третьих, ни в коем случае нельзя сочинять байки вроде вымышленного телефонного звонка Мимото – неизвестно, каковы будут последствия.

– Не стоит ходить в кабинеты и заводить ни с того ни с сего разговоры об интересующем нас предмете, если для этого нет повода, – добавил Везеролл. – Разговор должен возникнуть сам собой.

– Парни, – ответил Уайтекер, – сами они ко мне не пойдут. Я руковожу определенным участком работы, и, если я не обращаюсь к ним, значит, всё под контролем.

Агенты задумались, под каким предлогом Уайтекеру удобнее нанести визит начальству.

– Зайдите к ним, например, перед совещанием, – предложил Везеролл. – Скажите, что хотите обсудить связанные с этим производственные вопросы.

– Спросите, какие шаги вам следует предпринять, – подхватил идею Шепард, – а после обсудите результаты. Это будет вполне естественно.

– Ладно, – кивнул Уайтекер.

В заключение Шепард сказал, что один из их сотрудников придумал еще один способ добычи информации.

Уайтекер внимательно выслушал план, который ФБР хотело опробовать.

Сумерки сгустились, и стало темно. Административное здание АДМ опустело. Уборщики приступили к делу; за ними присматривал охранник, расхаживающий по вестибюлю. Примерно в половине восьмого с улицы вошел Уайтекер в сопровождении человека, которого охранник не знал. Человек был одет в костюм, а в руках нес большой кейс. Кто-то из начальства, решил охранник.

– Я привел одного из наших клиентов, – объяснил Уайтекер. – Надо кое-что ему показать.

Охранник равнодушно кивнул. Уайтекер занес в книгу учета посетителей данные «клиента»: «Дуайт Армстронг, компания „Карл Эйки инкорпорейтед“, Огайо».

Они прошли в кабинет Уайтекера, где тот первым делом задернул шторы окон и стеклянной стены. Затем он вопросительно взглянул на своего гостя.

– Поговорим о деле, – сказал тот.

– Производство лизина у нас на подъеме, Дуайт, – начал Уайтекер, садясь за свой стол. – И хочу сказать вам, что мы очень довольны сотрудничеством с вашей компанией. «Карл Эйки» – один из наших лучших партнеров.

Гость тем временем встал на стул и сдвинул одну из плиток облицовки потолка. Затем он перебрался на стол, и его голова скрылась в образовавшемся отверстии.

– Я рад, что вы зашли ко мне, Дуайт, – разливался Уайтекер, глядя, как гость расхаживает по его столу. – Уверен, наши планы произведут на вас впечатление, – тем более что они прекрасно согласуются с профилем вашей компании.

Гость установил плитку на место и сошел на пол.

– Как вы собираетесь дальше развивать свой бизнес в Огайо? – спросил его Уайтекер. – Кого будете в основном разводить – птицу или свиней?

– Мы остановили свой выбор на свиньях, – ответил тот, направляясь к деревянному шкафчику в дальнем конце кабинета. Открыв дверцы, он изучил содержимое.

– А каковы успехи вашей экспериментальной фермы? – полюбопытствовал Уайтекер.

– Все отлично, просто замечательно, – ответил гость, доставая из кейса электронное устройство. Включив его, он проверил радиочастоту.

Еще через десять минут гость вышел из кабинета Уайтекера и направился в конференц-зал.

– У меня тут набор слайдов, думаю, вам интересно будет посмотреть, – произнес Уайтекер.

Погасив верхний свет, он включил проектор. На экране появились желтые буквы на синем фоне: «Отдел биопродуктов АДМ».

– Из этой серии слайдов вы поймете, как организовано подразделение биопродуктов, – обратился Уайтекер к противоположной стене.

Гость вернулся и занялся потолком. Он сдвинул несколько пластин, что-то проверил, спустился, включил электронное устройство и прошел с ним по всему конференц-залу. Уайтекер смотрел на это, продолжая бубнить и переключая слайды. Примерно через полчаса гость собрал свои инструменты и сложил их в кейс.

– Спасибо большое, Марк, – сказал он. – Это действительно производит впечатление.

– Я очень рад, – откликнулся Уайтекер, выключил проектор и зажег верхний свет.

В заключение гость заглянул в компьютерный центр АДМ, после чего они покинули здание. Весь их визит занял примерно час. Выйдя на стоянку, они сели в «таун-кар» Уайтекера, выехали за ворота и повернули в сторону ближайшего отеля.

– Ну как? – спросил Уайтекер. – Удачно?

Его спутник, специальный агент Томас Гиббонс, отвечавший за техническое обеспечение спрингфилдского офиса ФБР, покачал головой:

– Ничего не выйдет. Передать сигнал прямо из здания невозможно.

Уайтекер покивал.

ФБР надеялось смонтировать в административном корпусе АДМ передающее устройство, которое позволило бы наблюдать за переговорами о фиксировании цен. Но сигнал что-то блокировало, – вероятно, низкочастотный прибор, затрудняющий конкурентам возможное прослушивание. Передающее устройство, которое опробовал Гиббонс, транслировало одни помехи.

Так что аудиозаписи, сделанные Уайтекером, по-прежнему были для ФБР единственным источником информации.

Телефон зазвонил, когда Уайтекер из окна своего кабинета разглядывал статую Рональда Рейгана.

– Марк? – произнес голос в трубке. – Это Дэвид Хёх.

Уайтекер улыбнулся про себя. Хёх был из тех, кто рыщет по темным углам индустриального мира. Он, как детектив, собирал конфиденциальную информацию о рынках и поставлял ее клиентам своей консалтинговой фирмы, специализировавшейся в области сельскохозяйственной индустрии. Уайтекер впервые встретился с Хёхом несколько лет назад, когда тот приехал в Декейтер для ознакомления с АДМ. Рассказывая о себе, Хёх сообщил, что он некоторое время жил в Японии. Знал Уайтекер и то, что Хёх до сих пор поддерживает знакомство с Ямамото из компании «Киова хакко», одним из лучших своих клиентов.

В последний раз Уайтекер говорил с Хёхом несколько недель назад, поэтому сначала они обменялись свежими новостями. Затем Хёх начал мало-помалу вытягивать из Уайтекера информацию.

– Как дела в лизиновом бизнесе?

– Дела идут прекрасно, Дэвид. К июню мы рассчитываем увеличить производство до семнадцати миллионов фунтов лизина в месяц. Так что к войне цен мы готовы.

– Это что-то новенькое, – иронически протянул Хёх.

– На этот раз у нас все шансы победить, Дэвид. При таком уровне производства себестоимость у нас всего пятьдесят центов за фунт. Мы можем снизить цены и все равно останемся с прибылью.

Эта хвастливая тирада заинтриговала Хёха, и он забросал Уайтекера вопросами. В ответах Уайтекера звучала уверенность и даже самодовольство.

Закончив разговор, Уайтекер порадовался своей ловкости. Информация, которой он поделился с Хёхом, была «не для печати», и Уайтекер знал, что Хёх передаст ее в «Киова хакко». Может, Ямамото прочтет это и запаникует.

Это был тактический ход – окольным путем принудить Ямамото сесть за стол переговоров. В конце концов, чем быстрее развернется фиксирование цен, тем скорее Уайтекер отделается от ФБР.

Больница Святой Марии возвышается на берегу озера Декейтер как мерцающий белизной замок. Она расположилась на полпути между АДМ и Моуиквой, и ее большая автостоянка стала удобным и уединенным местом кратких встреч Шепарда и Уайтекера.

Однажды вечером Уайтекер по дороге домой свернул в сторону больницы. С собой у него был кейс, который Шепард попросил его привезти с собой.

Увидев машину Шепарда на стоянке, Уайтекер подрулил ближе. Агент быстро подсел к Уайтекеру.

– Это займет всего минуту, – сказал он, взял кейс Уайтекера и записал его размеры и прочие особенности.

– Мы выдадим вам еще один, точно такой же, – объяснил он. – Но внутри будет вмонтирован диктофон, более качественный, чем тот, что у вас сейчас.

– Значит, теперь я буду ходить с новым кейсом?

– Только когда надо будет что-нибудь записать. Управиться с ним легче, чем с карманным диктофоном. А в остальное время можете носить старый.

Уайтекер кивнул. От всех этих игрушек его дело становилось еще более захватывающим.

Закончив разговор с управлением ФБР, Джон Хойт, помощник руководящего спецагента спрингфилдского офиса Бюро, в ярости грохнул телефонной трубкой о стол.

– Тупоумные бюрократы! Безмозглые невежды! – заорал он, отмечая каждое слово ударом по столу.

Уже несколько недель он упрашивал штаб-квартиру прислать в помощь одного-двух агентов. Дело АДМ быстро разрасталось, и Шепард с Везероллом были до предела измотаны. Они делали сами буквально все – встречались с Уайтекером, собирали аудиозаписи, прослушивали их. Работали по пятнадцать часов в сутки, почти без выходных. Боже правый, агенты тратят время на расшифровку этих чертовых записей! К тому же агентов в спрингфилдском отделении было немного и выделение двух человек из общего графика сказывалось на всей работе. Везеролл перебрался из Шампейна в Декейтер, на его место пришлось поставить другого агента, и теперь нужны были люди, чтобы заменить тех, кто заменил Везеролла и Шепарда. Уж чему-чему, а этому расследованию Бюро должно уделять куда больше внимания, считал Хойт.

Он позвонил в Вашингтон, описал размах проводившегося расследования и требования, которые оно предъявляло агентам.

– Да-а, – протянул вашингтонский чиновник, отвечавший за их участок. – Похоже, это и вправду большое дело. Мы сделаем вот что. Пришлите мне факс об этом деле и скажите, когда будете готовы передать дело в суд. Мы постараемся обеспечить национальный пресс-релиз.

Факс? Хойт работал в системе достаточно долго и знал, что такие письменные отчеты запрашивают, когда хотят отделаться от проблемы. И он ответил, что до передачи дела в суд далеко, что нужны агенты, чтобы вести расследование, нужны записывающие устройства для сбора информации и, возможно, понадобятся деньги на оплату осведомителей. Нельзя работать без обеспечения.

Но вашингтонский чиновник пропустил его слова мимо ушей. Нарушение антитрестовских законов работников управления не волновало. Оно редко влекло за собой длительные сроки заключения и большие штрафы; сообщения о них не печатались на первых страницах газет. Хойт просто читал эти чиновничьи мысли, пока собеседник твердил о нехватке кадров и помещений. Протесты и просьбы Хойта не возымели действия. Неудивительно, что он взбесился.

Хойт еще раз треснул по столу кулаком и швырнул телефонную трубку на рычаг. Он помнил обещание, которое дал Шепарду много месяцев назад: «Ты не будешь работать в одиночку… Бюро предоставит тебе любую помощь…»

Теперь Хойт понимал, что выполнить это обещание будет непросто.

Подъездная аллея была засыпана листьями, сучьями и прочим мусором, и Расти Уильямс сдувал его в сторону с помощью бензиновой воздуходувки. Увидев, что в ворота въезжает автомобиль Уайтекера, он сошел с дороги. Уайтекер остановился рядом и вышел из машины.

– Эй, друг! – крикнул он. – Иди-ка сюда. Хочу показать тебе кое-что.

Открыв заднюю дверцу, он вытащил кейс и, обойдя машину сзади, пристроил его на багажнике. Когда Уильямс подошел, он открыл кейс и улыбнулся:

– Посмотри. Нравится?

Уильямс заглянул в кейс. Там было пусто.

– Хороший кейс.

– Ты погоди, погоди! – возбужденно произнес Уайтекер.

Он ухватился за лямку в верхней части кейса, и Уильямс услышал, как «липучка» с треском отдирается от стенки. Вместе с ней отделилась и часть стенки, открыв потайной кармашек, в котором поблескивал серебром маленький диктофон. Уильямс, конечно, не знал, что это «Награ», одно из лучших записывающих устройств, имевшихся в распоряжении ФБР.

– Ну, как тебе это? – промурлыкал Уайтекер.

Уильямс не знал, что сказать.

– Можешь называть меня теперь «агент ноль-четырнадцать», – заявил Уайтекер.

– Почему «ноль-четырнадцать»?

– Потому что я вдвое умнее, чем ноль-ноль-семь! – улыбнулся Уайтекер.

В начале девятого утра 15 апреля Уайтекер постучал в дверь кабинета Мика Андреаса. Он пришел поговорить о встрече с Ямамото из «Киова хакко», назначенной на этот день в Чикаго. Микрокассетный диктофон в кармане был уже включен.

– Сегодня у меня большой день! – объявил Уайтекер.

Андреас поднял голову.

– Ну, не такой уж большой, – улыбнулся он. – Это же не «Адзиномото».

Компания «Адзиномото» действительно была намного больше, чем «Киова хакко».

– Ладно, тогда маленький, – сказал Уайтекер. – Встреча с маленьким япошкой.

– Ты ведь собираешься в основном слушать, да? – спросил Андреас.

– Да. Мы только что обговорили это с Терри.

– Все же не забудь изложить Ямамото нашу позицию, – наставлял его Андреас. – Скажи ему, что, занижая цены, они дезорганизуют рынок. Скажи, мы очень разочарованы.

– Хорошо.

– Ты ведь знаешь, наш план просто супер, – продолжал Андреас. – И все бы хорошо, если бы эти ребята не засрали рынок так, что на нем невозможно работать. Веди разговор так, чтобы Ямамото все время оправдывался. Скажи ему, что мы пытались снизить объемы производства, а в результате упали цены.

– Точно, цены упали, – кивнул Уайтекер.

– А кто в этом виноват? Кто не дает им подняться? Они и не дают.

– Особенно «Адзиномото», – сказал Уайтекер. – Я думаю, что для справедливости надо это подчеркнуть, да?

– Конечно, я бы так и сказал.

– Перевести стрелки на другого, правильно?

– Абсолютно, – согласился Андреас.

– Чтобы доверие «Киова хакко» к своему большому брату немного поколебалось, да?

– Именно, – кивнул Андреас.

На глаза Уайтекеру попался аквариум с морской водой. Он рассеянно понаблюдал за рыбками. Спустя несколько минут разговор был окончен, и Уайтекер отправился к себе.

Сев за письменный стол, он посмотрел на часы.

– Пятнадцатое апреля, восемь тридцать утра, – произнес он. – Только что разговаривал с Миком Андреасом и получил его… напутствие.

Спустя несколько часов Шепард и Везеролл еще раз внимательно осмотрели конференц-зал на восемнадцатом этаже отеля «Чикаго Марриот Даунтаун». Команда технического обеспечения сработала на «отлично» и не оставила видимых следов. Настольная лампа со встроенной видеокамерой прекрасно вписывалась в интерьер.

Агенты направились в комнату 1817, где расположился командный пункт ФБР. Техники установили в номере монитор, который позволит Шепарду и Везероллу наблюдать за переговорами с Ямамото. Включив монитор, они увидели, что мебель в конференц-зале расставлена неправильно. Закрепленная неподвижно скрытая камера смотрела в пустоту: перед ней не было ни одного стула. Они вернулись в конференц-зал и передвинули всю мебель так, как требовалось.

Вскоре на командный пункт прибыл Уайтекер. Познакомив его с техниками, Шепард и Везеролл провели бизнесмена в конференц-зал.

– Марк, камера вон там, – указал Шепард на лампу.

Уайтекер подошел к лампе и приподнял ее, чтобы проверить, насколько она тяжела.

– Не трогайте! – воскликнул агент.

Уайтекер поставил лампу на место.

Подойдя к одному из стульев, Шепард сказал:

– Камера нацелена прямо сюда. Постарайтесь, чтобы Ямамото сел на этот стул.

– Хорошо, – кивнул Уайтекер.

Шепард дал еще несколько указаний. Агенты имеют право вести видеозапись, только если в помещении присутствует их сообщник. Если Уайтекер выйдет, они должны будут отключить камеру. Поэтому Уайтекер, собираясь покинуть помещение, должен предупредить об этом агентов условными словами. Уайтекер ответил, что все понял.

Шепард посмотрел на часы. 17.45. Пора было расходиться по местам.

Уайтекер ждал в вестибюле уже пятнадцать минут, когда в 18.05 сквозь вращающиеся двери наконец прошел Ямамото.

– Масси, рад вас видеть, – сказал Уайтекер. – Добро пожаловать в Чикаго.

– Спасибо, я тоже рад вас видеть.

Уайтекер провел Ямамото в бар и заказал напитки.

Минут двадцать сидевший в баре агент ФБР наблюдал, как два бизнесмена едят, пьют и болтают. В 18.25 он прекратил наблюдение. Оно возобновится чуть позже.

В половине восьмого Уайтекер и Ямамото уплатили по счету и направились к лифту. Как только закрылись двери кабины, один из сидевших в вестибюле снял трубку внутреннего телефона и набрал номер командного пункта.

– Они поднимаются, – сказал агент.

Бизнесмены вышли на восемнадцатом этаже, где прохаживался еще один агент. Когда они зашли в конференц-зал, агент подошел к двери командного пункта и открыл дверь магнитным ключом.

– Они на месте, – сказал он.

Часы показывали девятнадцать часов сорок минут семнадцать секунд. Агент, сидевший за монитором, включил его и одновременно нажал кнопку видеозаписи. На экране возникли стулья в конференц-зале; изображение было зернистым. Рядом со стульями стоял Уайтекер.

– Присаживайтесь, Масси, – произнес Уайтекер. Он встал с таким расчетом, чтобы загородить все стулья, кроме того, который находился прямо против камеры и был предназначен для Ямамото.

– Хорошо, – сказал японец где-то за кадром.

– Хотите еще выпить?

– Нет, не думаю.

– О'кей, тогда к делу. Если вам захочется выпить, только скажите.

Тут на экране появился Ямамото. Он уселся там, где требовалось.

На командном пункте Шепард и Везеролл, стоя возле монитора, смотрели на мигающее изображение. Шепард слушал разговор через наушники.

Везеролл не слышал, о чем идет разговор, но восхитился тем, как ловко Уайтекер усадил японца на нужный стул.

«Молодец, Марк, – подумал он. – Просто молодец».

Сидя спиной к камере, Уайтекер как бы между прочим перечислил все состоявшиеся в прошлом переговоры конкурентов, о которых агенты не знали.

– На Гавайях, как я понимаю, ничего серьезного не обсуждалось, – говорил Уайтекер. – Зато переговоры в Мехико и Париже были очень плодотворны, правда?

Ямамото что-то согласно пробурчал.

– Как вы помните, когда цена была шестьдесят пять центов за фунт, Терри Уилсон сказал, что если она поднимется до одного доллара пяти центов, то мы, возможно, обратимся к своему руководству и, возможно, убедим его снизить объемы производства.

Ямамото опять что-то буркнул.

Уайтекер заявил, что они с Уилсоном сообщили руководству АДМ об этой договоренности, но цена на мировом рынке так и не дошла до одного доллара пяти центов.

– Наши руководители считают, что рынок очень нестабилен и пока нет повода сокращать производство.

Уайтекер следовал инструкциям, полученным от Мика Андреаса.

Почти два часа Ямамото и Уайтекер обсуждали объемы производства. Наконец в 21.33 они поднялись, договорившись только о том, что надо встретиться еще раз.

– О'кей, Масси, – произнес в заключение Уайтекер.

– Увидимся, – распрощался Ямамото.

Оба исчезли с экрана монитора.

В наушниках Шепарда еще звучали слова бизнесменов, направлявшихся к дверям.

– Итак, скоро увидимся. Счастливого пути.

– Спасибо, – ответил Ямамото.

Наступила тишина.

Шепард снял наушники.

– Финиш, – сказал он.

Через несколько минут в дверь командного пункта постучали, и агенты впустили Уайтекера. Он был горд и взволнован.

– Вы слышали, как мы говорили о других встречах? – спросил он Шепарда. – Мы не пропустили ни одной, обо всем поговорили.

– Отлично, Марк, – похлопал его Шепард по плечу. – Просто фантастика.

Каждое успешное федеральное уголовное дело – результат командного труда следствия и прокуратуры. Но согласие между ними бывает порой хрупким. Выполнив свою часть работы, агенты передают дело юристам, надеясь, что те забьют гол. Но до этого прокуроры выступают в роли критиков, подсказывая агентам, достаточно ли сильны их доказательства, чтобы выстоять в схватке, которая развернется в зале суда.

Поэтому для агентов передача следственных материалов в прокуратуру – момент наивысшего напряжения. Несколько дней агенты живут между небом и землей, переходя от надежды, что их похвалят за хорошую работу, к страху, что ее заклеймят как никчемную и вернут для дополнительного расследования.

Первое представление результатов расследования по делу АДМ было назначено на среду, 27 апреля. В это утро Робин Манн прибыла в спрингфилдский офис ФБР в сопровождении своего коллеги, юриста из антитрестовского отдела по имени Трейси Мирс. Обоим не терпелось познакомиться с аудио- и видеозаписями, о которых они столько слышали.

Через стеклянные двери они вошли в вестибюль здания, где их ждал Байрон Кадмор. Кадмор знал, что, по всей вероятности, он в последний раз принимает участие в этом расследовании, – по крайней мере, на этом этапе. Министр юстиции Дженет Рено, выполняя указание администрации Клинтона, уволила чуть ли не всех окружных прокуроров страны, в том числе и босса Кадмора. Накануне Кадмора привели к присяге на эту должность, и теперь он вряд ли сможет уделять много времени делу АДМ.

К прокурорам вышел Джон Хойт и проводил их в конференц-зал. Начальник спрингфилдского офиса Стаки отсутствует, объяснил он, но будет много других агентов.

Спустя несколько минут явились Шепард и Везеролл, а вслед за ними Пейсли. Агенты взволнованно поведали гостям о том, как идет расследование, и сказали, что им удалось привлечь к сотрудничеству высокопоставленный источник.

Манн несколько охладила их пыл.

– Иметь осведомителя, конечно, неплохо, – сказала она. – Но этого мало. Необходимы свидетели и документы, которые подтверждали бы все факты, которые мы собираемся представить суду. Тогда у нас будет крепкое антитрестовское дело.

Хойт не смолчал.

– Мы считаем, что это больше, чем просто антитрестовское дело, – бросил он. Затем, осознав, что его слова будут восприняты как невежливость, добавил: – Дело в том, что тут не только нарушение антитрестовских законов, а еще и препятствование отправлению правосудия, и промышленный шпионаж, и прочее. Мы полагаем, что тут неплохая перспектива для обвинения в рэкете или другом, не менее серьезном преступлении.

Манн не спорила. Законы об уголовной ответственности за рэкет были разработаны в 1970-е годы, когда правительство объявило войну организованной преступности, но в последнее время применялись в основном в делах с участием «белых воротничков». Закон давал право налагать арест на имущество предприятия, уличенного в преступной деятельности, – в данном случае имущество АДМ, – но процедура такого ареста была крайне сложна и допускалась лишь с одобрения высших органов власти. На этом этапе Манн не могла сказать ничего определенного.

Шепард и Везеролл рассказали о том, как АДМ осваивала производство лизина, и сообщили биографические данные их осведомителя. Манн почувствовала, что агенты осторожничают. Личность осведомителя была ей известна, и все же агенты не упоминали имени Уайтекера, предпочитая называть его «наш источник». Странно, подумала она.

Манн хотела встретиться с осведомителем лично, но агенты воспротивились, объяснив, что на преодоление сопротивления свидетеля у них ушло несколько месяцев и сотрудничать он стал лишь недавно, а вмешательство еще одного официального лица может снова его напугать. Манн неохотно согласилась подождать.

В заключение Шепард подошел к видеомагнитофону.

– Мы хотим показать вам отрывки из видеозаписи, сделанной на прошлой неделе в Чикаго с ведома одного из участников, – сказал он и пояснил, что это запись переговоров между источником, сидящим спиной к камере, и Ямамото.

Он включил видеомагнитофон и отступил в сторону, чтобы не мешать Манн. На экране возникло расплывчатое изображение человека. «Присаживайтесь, Масси», – сказал он.

Манн внимательно просматривала запись, время от времени делая пометки в блокноте. Через несколько минут она почувствовала, что речь Ямамото из-за сильного акцента трудно понять.

– Что он сказал? – переспросила она.

Шепард остановил пленку, повторил слова Ямамото и прокрутил фразу еще раз. Через пару минут Манн тяжело вздохнула.

– Остановите и прокрутите снова, – попросила она. – Я все же плохо понимаю его.

Шепард снова повторил сказанное на записи. Ему акцент Ямамото не мешал. Но, по мнению Манн, было важно, чтобы слова, записанные на пленке, могли понять не только агенты ФБР.

– Прямо не знаю… – сказала она. – Боюсь, у нас возникнут проблемы с присяжными. Очень трудно разобрать слова.

Кроме качества записи были и другие сложности. Чтобы осудить человека за сговор о ценах, присяжные должны убедиться, что сговор имел место. А тут собеседники спорили, но к соглашению не пришли. К тому же многие важные заявления делал Уайтекер, а японец лишь поддакивал ему. Адвокат может заявить, что Ямамото просто не понял собеседника. Фразы, изобличающие потенциального обвиняемого, должны прозвучать из его уст.

Атмосфера сгустилась. Агенты рассчитывали поразить Манн своими успехами, а в ответ услышали критику и указания на проблемы.

Оставив препирательства по поводу записи, перешли к другим аспектам дела. Агенты сообщили Манн, что на следующий день Уайтекер и Уилсон должны встретиться в Чикаго с двумя французами из европейских филиалов японской компании. Встреча состоится в ресторане, и сделать видеозапись нельзя, но Уайтекер принесет с собой несколько диктофонов. Манн попросила дать ей прослушать эти записи как можно скорее.

Беседа агентов с юристами завершилась к вечеру. Спускаясь вместе с Мирсом на лифте, Манн подумала, что дело выглядит многообещающим.

Агенты собрались в кабинете Хойта. Все были разочарованы. Вместо аплодисментов и криков «браво» они слышали лишь сомнения и критические замечания.

– М-да… – резюмировал Хойт. – Один большой пшик.

В то раннее утро 28 апреля на первом этаже декейтерского отеля «Бест вестерн Шелтон» не было никого. Уайтекер прошел по коридору и разыскал номер 143. Подойдя к двери, он оглянулся, проверяя, пусто ли в коридоре, и только после этого постучал. Шепард открыл дверь почти в ту же секунду.

– Ну, как дела? – спросил Уайтекер, едва войдя. – Я тороплюсь.

Он поздоровался с Томом Гиббонсом, которого в один из недавних вечеров знакомил с административным корпусом АДМ. Гиббонс, сидя на кровати, возился с каким-то электронным приспособлением. Уайтекер знал, что ему предстоит получить записывающее устройство, которое превосходит все, с чем он имел дело до сих пор. У Уилсона на этот день была назначена встреча с Филипом Ролье и Аленом Круи, сотрудниками европейских отделений «Адзиномото». Возможность услышать переговоры Уилсона с конкурентами представлялась впервые, и желательно было записать их слово в слово.

Шепард достал бритву и крем для бритья.

– Марк, – сказал он, – снимите рубашку.

– Да, конечно, – ответил Уайтекер, расстегивая пуговицы.

Шепард предупредил, что ему выдадут новый катушечный магнитофон, который называется «нательной „Нагрой“», потому что крепится на спине под рубашкой. От него на грудь протянут тонкие провода с микрофонами панорамного восприятия. «Награ» позволяет делать более качественные записи, чем кассетный диктофон. К тому же на груди микрофон будет меньше тереться о ткань, чем в кармане, а значит, шумов будет меньше. В отличие от кейса или ноутбука, магнитофон будет с Уайтекером везде, куда бы он ни пошел.

Уайтекер бросил рубашку на кровать, Шепард выдавил ему на грудь крем из тюбика. Уайтекер терпеливо стоял, уставившись в одну точку, пока Шепард брил его. Когда кожа стала гладкой, Гиббонс передал Шепарду микрофоны, и тот прикрепил их на груди Уайтекера клейкой лентой.

Затем с помощью широкого белого пояса агенты закрепили диктофон на пояснице Уайтекера. Тому казалось, что на его спине возвели огромную конструкцию, но Шепард успокоил его, сказав, что диктофон не виден, и предупредил, чтобы Уайтекер садился поосторожнее. Устройство может звякнуть, например при ударе о спинку металлического стула.

– А теперь придется проделать небольшую дырку в кармане брюк, чтобы вы могли включать и выключать магнитофон, – сказал Шепард.

Уайтекеру это не понравилось, но он был вынужден согласиться. Сняв брюки, он вручил их Гиббонсу, который выстриг в кармане дырочку и просунул в нее один из соединенных с «Нагрой» проводков.

Когда Уайтекер застегнул молнию брюк, Гиббонс объяснил ему, что в кармане находится крошечный выключатель, так что, если понадобится что-нибудь записать, достаточно сунуть руку в карман.

Гиббонс предложил Уайтекеру опробовать устройство. Они с Шепардом встали за спиной Уайтекера, а он сунул руку в карман и нащупал выключатель.

– Включайте, – скомандовал Гиббонс.

Уайтекер нажал на кнопку.

– Вроде ничего сложного, – сказал он.

Уайтекер оделся, и Шепард передал ему кейс с диктофоном. Они решили, что лучше записывать на два диктофона одновременно, чтобы ничего не упустить.

– Ну вот, – сказал Шепард. – Вечером мы встретимся снова, и вы отдадите записи. – Он пожал Уайтекеру руку. – Удачи!

Принадлежавший АДМ турбовинтовой самолет «Бич кинг эйр В300» мягко приземлился на полосу 18/36 аэропорта «Меррил Мейгз филд» недалеко от центра Чикаго. Около пяти часов пилот завел самолет в ангар. Семеро руководителей компании, сидя в просторных кожаных креслах, терпеливо ждали, когда перестанут вращаться пропеллеры и им позволят выйти.

Первым самолет покинул Ричард Рейзинг. Главный юрисконсульт АДМ прибыл в Чикаго, чтобы вместе с другими юристами компании принять участие в обеде с инвестиционными банкирами. Вслед за ним вышли Уайтекер с Уилсоном, договорившись встретиться с юристами позднее, чтобы вылететь обратно. Уайтекер ступил с трапа на бетонную площадку последним. К его спине была пристегнута «Награ», и он не хотел, чтобы кто-нибудь шел позади.

Выйдя из здания аэропорта, коллеги стали искать такси. Никто не смотрел на Уайтекера, и тот остановился, притворившись, что ищет в кейсе документ. На самом деле он расстегнул находящиеся внутри замки.

Кейс ожил. Включилась спрятанная в потайном кармашке «Награ», питавшаяся от батареек, которые Гиббонс установил утром. Магнитная лента заскользила по записывающим головкам.

Диктофон регистрировал все, что происходило вокруг.

Уайтекер выпрямился.

– Похоже, не так-то легко поймать здесь такси, – произнес он.

– Да нет, вон едет, – отозвался один из юристов.

– Точно, – сказал Уилсон и поднял руку.

– У нас полно времени, так что берите машину, – сказал юрист.

– Хорошо, спасибо, – ответил Уилсон.

Уилсон и Уайтекер направились к автомобилю. Уайтекер первым занял заднее сиденье.

– Не забывайте, что надо вылететь до темноты, иначе придется здесь ночевать, – напомнил им юрист.

– Мы будем на месте между девятью и половиной десятого, – ответил Уайтекер.

Рейзинг наклонился к окошку.

– Охлопайте их на предмет микрофонов, – сказал он Уилсону.

Это что значит? Уайтекер не видел, кто это произнес, но слово «микрофоны» расслышал отчетливо.

– Что-что? – спросил Уилсон.

– Насчет похлопать их по спине и проверить, нет ли микрофонов, – повторил Рейзинг.

Уилсон засмеялся.

Такси тронулось с места. Уайтекер посмотрел на Уилсона:

– Что он сказал?

– Велел похлопать французов по спине, чтобы проверить, не спрятаны ли на них микрофоны.

Он что, серьезно? Если они действительно начнут охлопывать французов, те могут ответить тем же. А диктофон на его спине прощупывается очень легко.

– Может, и правда надо так сделать, – рассмеялся Уайтекер.

Уилсон велел водителю ехать в международный аэропорт О'Хара, где они должны были встретить французских бизнесменов. Уайтекер сунул руку в карман и включил «Нагру». Разговор, который он собирался завести с Уилсоном, непременно следовало записать.

– Значит, Рейзинг знает, с кем мы встречаемся? – сказал он.

– Я не говорил ему, – ответил Уилсон.

– И я не говорил.

– Должно быть, он определил это методом дедукции, – рассмеялся Уилсон.

– Наверное, он все-таки думает, что это Икэда, раз велел ощупать его.

– Бог его знает, – пробормотал Уилсон.

– Вряд ли имеет смысл ощупывать Ролье.

Сквозь светофоры такси ползло в аэропорт больше часа, то и дело останавливаясь. Уайтекер отключил диктофоны, чтобы сэкономить пленку. Наконец они добрались до отеля «О'Хара Хилтон». Расплатившись с таксистом, Уайтекер и Уилсон прошли через вестибюль в ресторан «Гэслайт Клаб», где договорились встретиться с французами. Уайтекер запустил руку в карман и снова включил «Нагру».

Ресторан выглядел как воспоминание о 70-х годах – не то ночной клуб, не то викторианский стейк-хаус. Обилие бордельно-красного цвета, бархата, официантки в расшитых блестками купальниках, чулках в сеточку и туфлях на высоченных каблуках. Клиенты ресторана выбирали куски сырого мяса, которые официантки демонстрировали на круглых блюдах. Среди клиентов были и агенты наружного наблюдения из чикагского офиса ФБР.

Извинившись, Уайтекер направился в туалет. Там, как договаривались, его ждал агент. Назвавшись, Уайтекер сообщил, что их группа расположилась в зале для курящих. Выйдя из туалета, Уайтекер столкнулся с французами, которых они ждали, и провел их к Уилсону. Все расселись. Подошла скудно одетая официантка.

– Добрый вечер. Меня зовут Тери, – представилась она. – Сегодня я буду вашей гэслайт-девушкой. Принести вам что-нибудь выпить?

Спустя несколько минут они покончили с поджаристыми тостами и приступили к делу.

– Как успехи? – спросил Уайтекер. – Вы довольны тем, что творится на рынке?

– Не вполне, – ответил Ален Круи. – Нам пришлось ограничить производство лизина, чтобы удержать цены, э-э-э, на удовлетворительном уровне. Цены-то нас устраивают.

– Особенно в Европе, – сказал Уайтекер.

– Да, – согласился Круи. – Но в последнее время они пошли вниз, и, чтобы компенсировать потери дохода, мы снова начали производить больше.

– В Европе цены пошли вниз? – переспросил Уайтекер.

– И очень активно, – ответил Круи. – Вашими стараниями.

Уайтекеру пришлось отдуваться за предпринятые им несколько месяцев назад попытки расстроить систему фиксирования цен. Он постарался объяснить свои действия в благоприятном для него свете.

Разгорелся спор о ценах на мировом рынке и объемах производства лизина. Ролье и Круи винили АДМ почти во всех проблемах. Уилсон, поглотивший уже второй скотч, был настроен воинственно и парировал обвинения французов, напомнив им об одной из предыдущих встреч.

– Мы объявили простыми и всем понятными словами, что к концу девяносто третьего года собираемся стать такой же большой компанией, как «Адзиномото». Мы не скрывали своих планов, – заявил он. – Ален, то, что цены в Европе некоторое время оставались высокими, было случайностью. Чтобы в одном уголке земного шара рынок действовал иначе, чем в остальном мире, – да такого просто не бывает. Рано или поздно все уравновешивается. Это просто не может длиться долго.

Тепло, почти горячо. Не называя вещи своими именами, Уилсон фактически говорил о фиксировании цен. Похоже, виски развязало языки.

Подошла полуобнаженная Тери. Она несла блюдо с кусками мяса. Бизнесмены выбрали бифштексы, ягненка и креветок. Когда она отошла, разговор возобновился.

Круи сказал, что после парижской встречи в октябре у него осталось впечатление, что договариваться о сокращении производства не хочет никто. Спор об ответственности за падение цен возобновился.

– Мы можем обвинять друг друга до бесконечности, – сказал Уайтекер, ставя на стол бокал с шардонне. – Я думаю, важнее решить, что делать теперь.

Уилсон согласился и напомнил, что на первой большой встрече в Мехико они договорились о ценах без труда.

– Мы заявили без обиняков: «Наша цена будет вот такой». – Он изобразил величину руками. – И все согласились. И она действительно была такой. Мы неукоснительно и повсеместно поддерживали цены на этом уровне.

Затем, продолжал Уилсон, начались отступления и извинения. Японцы стали жаловаться, что их торговцы ради привлечения клиентов снижают цены и они не могут воспрепятствовать этому.

Надо разработать систему, сказал Уилсон, при которой каждая компания сообщала бы другим, сколько она продает. Тогда все будут знать, кто именно продает слишком много, сбивая цены. И виновный должен будет в следующем месяце продавать меньше. Если компании будут сотрудничать, все получат по справедливости и цены не будут скакать.

– Надо отчитываться друг перед другом каждый месяц, – заключил он.

– Тогда и встречаться придется почаще, – заметил Ролье.

– Не обязательно, – возразил Уилсон. – Главное, чтобы цифры были известны.

Уайтекер знал, что по такой системе сговора с конкурентами АДМ действовала на рынке лимонной кислоты. Шепард просил его записать то, что будет говорить Уилсон о рынке лимонной кислоты, и сейчас настал подходящий момент.

– Вы ведь именно так торгуете лимонной кислотой, да? – спросил он.

– Да, – ответил Уилсон.

Итак, подтверждение есть.

Алену Круи идея взаимного обмена цифрами не понравилась.

– С азиатами это не пройдет, – сказал он.

Ролье с ним согласился:

– Предположим, мы на это пойдем, но корейцы и японцы вряд ли.

– Они не станут в этом участвовать, – бросил Круи.

– Уж корейцы – точно, – поддержал его Ролье. – Они будут хитрить. Скажут «да», а сами…

– Нет, с ними это бесполезно, – сказал Круи.

– Ну, значит, эта система не будет работать, – резюмировал Уилсон.

Они еще раз уточнили позиции. Уилсон был разочарован и, чтобы разрядить атмосферу, стал заигрывать с официанткой, но потом снова попытался пробить свою идею. Если все будут участвовать в обмене информацией, сказал он, станет известно, кто сколько производит, и можно было бы регулировать объемы.

– Если мы произвели слишком много, значит, нам следует притормозить. Черт побери, это же так просто. Как иначе вы собираетесь работать на рынке, вашу мать?

Французы вновь сослались на корейцев, которые будут мошенничать. Уайтекер предложил проводить аудит объемов продаж через независимую бухгалтерскую фирму, которую производители лизина наймут в складчину.

– С лимонной кислотой мы так и делаем, – заметил Уилсон.

Ролье и Круи сказали, что надо встречаться почаще. Даже если не дойдет до соглашения об ограничении объемов производства, всегда есть что обсудить.

– Не знаю… – протянул Уилсон без энтузиазма.

Круи наклонился к нему:

– Не забывайте, что в Европе цены выросли только потому, что мы обговорили это в Мехико.

– Да, это так, – признал Уилсон.

– И у себя в Европе тоже обсудили.

– Вы это планировали, – отозвался Уилсон.

– Ну да, я и говорю, что это произошло не само по себе.

– Вот именно, вы запланировали это.

Уайтекер затаил дыхание. Уилсон и Круи только что признались, что цены на лизин возросли, потому что конкуренты договорились об этом в Мехико: они запланировали это.

Пообедав, бизнесмены заказали кофе. Уайтекер посмотрел на часы. Больше половины девятого. Им с Уилсоном пора идти, чтобы не опоздать на самолет. Уайтекер прихватил счет на двести шестьдесят семь долларов, оплатил его, и они распрощались с французами. Затем Уайтекер и Уилсон остановили такси.

По дороге на «Мейгз филд» Уайтекер решил сделать еще одну запись. Он спросил Уилсона:

– Я должен указать обед с французами в отчете о расходах?

– Не-а, – отозвался Уилсон. – Думаю, не надо.

– Я сделал так однажды и получил взбучку от Рэнделла.

– Вот-вот. Лучше не указывать.

Уайтекер откинулся на сиденье. Это был неплохой завершающий штрих.

Примерно в двадцать минут двенадцатого Уайтекер снова был в «Бест вестерн». Он едва сдерживал восторг.

– Брайан, вы просто не поверите! – захлебывался он. – Они успели сказать обо всем! Даже о Мехико, а Терри говорил о лимонной кислоте. Они рассказывали, как сговариваются о ценах, – в точности как я вам говорил.

Шепард успокаивающе поднял руку. Уайтекер чересчур взволнован, следовало привести его в чувство.

– Это здорово, Марк, но давайте все по порядку. Вы все записали?

– Да, я делал все, как сказал Том. Кажется, все работало отлично.

– Прекрасно. Давайте сначала освободим вас от микрофона, а потом поговорим.

– О'кей, Брайан.

Уайтекер скинул пиджак и швырнул его на кровать.

– Марк, по-моему, вам страшно нравится это дело. Просто до смерти нравится.

В ту ночь Джинджер Уайтекер разбудили звуки шагов мужа, поднимавшегося по лестнице. Посмотрев на часы, она увидела, что уже второй час. А через четыре часа ему вставать. Она не понимала, как Марк выдерживает это. Он разрывался между АДМ и ФБР, и времени на сон почти не оставалось.

Опершись на локоть, Джинджер приподнялась. Марк тихо приоткрыл дверь. Он уже ослабил галстук и расстегнул верхние пуговицы рубашки.

– Я не сплю, – сказала она.

– Привет! – произнес он тихо. – Как дела?

– У меня все хорошо.

– А в Чикаго все прошло просто замечательно, – сказал он, продолжая расстегивать рубашку. – Только что закончили с Брайаном.

Джинджер глубоко вздохнула, ничего не ответив. В последние недели ее энтузиазм по отношению к ФБР несколько угас. От ее мужа они хотели слишком многого.

– Кстати, – заметил он, снимая рубашку. – Полюбуйся.

Он включил небольшую медную лампу, стоявшую на прикроватном столике.

Джинджер в ужасе воззрилась на него. Кто-то сбрил волосы у него на груди! Они, можно сказать, вместе прилежно растили их долгие годы и не раз шутили на этот счет. А теперь на их месте виднелись полосы выбритой кожи.

– О боже! – простонала она.

– Теперь у меня грудь, как у женщины, – рассмеялся Марк.

– Зачем это?

Он объяснил, стаскивая брюки.

– Да! Это еще не всё, – сказал он, выворачивая карман. – Они проделали в кармане дырку, так что я не смогу носить в нем мелочь.

– Это что, шутка такая? Твои лучшие брюки!

Джинджер вскипела. ФБР уже распоряжается всей жизнью Марка. Одно дело сотрудничать, и другое – сбривать волосы на груди и кромсать одежду.

– До чего забавно! – бросила Джинджер. – Почему ты должен делать все это? Агенты проходят специальную подготовку и должны быть готовы к работе в таких условиях. А тебя никто к этому не готовил. Если им что-то нужно, пускай бы сами и делали!

Марк засмеялся и стал уговаривать ее не волноваться. Но она знала, что его это беспокоит ничуть не меньше.

– Марк, с этим надо завязывать, – решительно заявила Джинджер. – Скажи им, что ты переходишь на другую работу. Они же не смогут заставить тебя остаться только для того, чтобы делать записи? Разве ты не можешь уехать куда-нибудь?

Уайтекер сел на кровать.

– Не знаю, – произнес он тихо. – Не знаю.

На следующее утро Шепард и Везеролл отправились в Спрингфилд, чтобы передать новые записи в архив «ЭЛНАБ». Они прибыли в 10.40, сделали копии записей и стали слушать их, отмечая самые важные места.

«Охлопайте их на предмет микрофонов».

Эта фраза звучала двусмысленно. Надо постараться, чтобы ее не поняли как намек на Уайтекера.

«С лимонной кислотой мы так и делаем».

Отлично. Махинации с лимонной кислотой тоже попали в досье.

«В Европе цены выросли только потому, что мы обговорили это в Мехико».

Этот кусок непременно надо подсунуть Манн. Лучшего признания в преступлении и не придумаешь.

Прослушав записи, Шепард и Везеролл в три часа дня пошли искать Джона Хойта и Дина Пейсли. Это был настоящий прорыв.

Хойта они нашли в кабинете и вкратце пересказали содержание записей. Тот поздравил их с успехом и пожал руки.

Когда агенты ушли, он достал свой ежедневник, куда заносил все важные события. Хойт открыл его на 29 апреля.

«Брайан и Джо по делу АДМ», – написал он.

Затем улыбнулся и приписал: «1:0 в нашу пользу!»

 

Глава 7

Дежурная по спрингфилдскому офису ФБР посмотрела сквозь пуленепробиваемое стекло на вошедшего с улицы молодого человека в строгом костюме. Незнакомец шести с лишним футов, с рыжевато-каштановыми волосами и уверенными манерами, был хорош собой. Он вынул кожаный бумажник и раскрыл его. Дежурная увидела значок и удостоверение. Агент.

– Доброе утро, – произнес он. – Меня зовут Боб Херндон. Работаю у вас с сегодняшнего дня.

Для тридцатишестилетнего агента этот июньский день 1993 года был счастливым. Он снова мог свободно зайти в офис Бюро, предъявить удостоверение, назвать свое имя. Всего этого он был лишен давно. Предыдущие три года он вел тайную жизнь под чужим именем, выполняя задание контрразведки. Все это время они с женой жили вдали от родных и друзей и не могли связаться с ними. Он не имел права предъявлять свои подлинные документы или зайти в Бюро, где состоял в штате. Задание, конечно, интересное, но он был рад снова стать Бобом Херндоном. Он хотел вернуться на родной Средний Запад, а спрингфилдскому отделению Бюро как раз требовались сотрудники. Это место подходило ему как нельзя лучше.

Хердон и его жена Рилен только что купили домик неподалеку, и Боб хвалился друзьям, что теперь живет всего в трех милях от работы. По телефонному разговору с новым начальником Бобом Андерсоном у него сложилось впечатление, что их отношения сложатся хорошо.

Через несколько минут Боб Андерсон вышел в приемную, провел Херндона в свой кабинет, сел за стол и ухмыльнулся.

– У меня для вас новость, – сказал он. – Мы вас продали на сторону.

И объяснил, что в последний момент поступил приказ перевести одного из сотрудников к Дину Пейсли, который уже несколько месяцев вел сложное финансовое расследование.

– Им, несомненно, требуется подкрепление, – сказал Андерсон. – Вы будете работать с двумя отличными парнями.

В преступлении замешана не больше не меньше как АДМ, объявил начальник, выжидающе глядя на Херндона, но тот понятия не имел о том, что такое АДМ.

Почти час Андерсон вводил Херндона в курс дела, рассказывая об АДМ, лизине и фиксировании цен. Упомянул он и переданную осведомителем непроверенную информацию о промышленном шпионаже и «жучках» в «Декейтер Клаб», а также вымышленную историю о вымогательстве.

– Расследование ведет Декейтер. Это в сорока милях отсюда, но добраться можно быстро, движения почти нет.

Андерсон добавил, что Херндон может работать и в Спрингфилде, но в Декейтере ему придется бывать часто, там у него тоже будет свое рабочее место. Покончив с объяснениями, начальник замолк, ожидая вопросов. Но Херндон лишь обронил:

– Звучит неплохо.

Андерсон встал, показал новому сотруднику его стол и дал ему телефон декейтерской резидентуры Бюро для связи с Шепардом и Везероллом. Возможно, будет правильнее съездить в Декейтер прямо сейчас, посоветовал он, и поймать агентов за ланчем.

Сев за стол, Херндон набрал номер декейтерского отделения. Расследование, к которому его прикомандировали, заинтересовало его, да и хотелось поскорее увидеться с новыми коллегами.

Он сожалел лишь о том, что трехмильное расстояние до работы оказалось иллюзией.

В тот же день три агента шагали по пыльной декейтерской дороге, направляясь в ресторан «Лок Сток энд Баррел», находившийся в миле от их отделения. Несмотря на жару, Шепард и Херндон были в пиджаках, которые скрывали висевшие на поясе пистолеты. Везеролл пиджак снял, оставив оружие в кейсе.

По пути Шепард и Везеролл устроили Херндону настоящий перекрестный допрос. Сотрудничество с осведомителем наконец наладилось, и они опасались, что им в коллеги достанется не в меру молодой да горячий служака, который нагонит на Уайтекера страху. Они выясняли, не принадлежит ли Херндон к тем, кто идет к цели кратчайшим путем и считает, что знает свое дело лучше всех.

Херндон ответил на все вопросы и рассказал о себе. Вырос он в Оверленд-Парке, в Канзасе, был единственным ребенком главного бухгалтера-ревизора штата и школьной учительницы. Еще в школе он изучил бухгалтерское дело и после школы устроился в одну из фирм в Канзас-Сити. Но ему всегда хотелось работать в ФБР, и в 1986 году он подал заявление. Момент был выбран удачно: в стране разразился кризис ссудо-сберегательных ассоциаций, и Бюро требовались сотрудники, разбирающиеся в бухгалтерии. Двадцатитрехлетнего Херндона тут же отправили на учебу в Национальную академию ФБР в Куантико, штат Виргиния.

После учебы Херндона направили в Новый Орлеан, где он расследовал мошенничество в одном из сберегательных банков. В первом же деле его ждал успех: ему удалось так обработать мошенника-клерка, что тот признался во всех грехах и стал сотрудничать. Затем ему досталось дело федерального судьи, подозреваемого во взяточничестве. Вместе с коллегами он установил «жучки» в кабинете судьи и подослал к нему одного из свидетелей со спрятанным магнитофоном. В результате агенты добыли доказательства, а судья из своего кресла пересел в тюремную камеру. После этого дела начальство выбрало Херндона для участия в контрразведывательной операции.

Херндон спохватился, не слишком ли он много болтает, – ему вовсе не хотелось, чтобы новые коллеги приняли его за хвастуна. Поэтому он сменил тему:

– Боб Андерсон рассказал мне о вашем расследовании. По-моему, это что-то исключительное.

– Давай не будем об этом здесь, – отозвался Шепард.

Они подошли к ресторану, который показался Херндону вполне приличным и доступным по цене для агентов ФБР. Херндон и Везеролл совершили набег на салатный бар, предлагавший закуски на любой вкус, Шепард ограничился черным кофе без кофеина. Во время ланча Шепард и Везеролл в свою очередь рассказали новому сотруднику о себе. Шепард признался, что учился сначала на метеоролога, вслед за чем, естественно, последовала серия шуток о прогнозах погоды. Везеролл поведал о том, как вырос в Техасе, как служил в армии и какими делами занимался с тех пор, как его направили на работу в Шампейн.

Удовлетворив таким образом взаимное любопытство, агенты почувствовали, что они сработаются.

В первые дни Херндон изучал документы расследования, подшитые в три папки. Он понимал, что нужно спешить: дела не ждут. Через несколько дней в Ванкувере, Британская Колумбия, должны были состояться очередные переговоры по фиксированию цен.

Херндон выписал из дела все имена – в первую очередь Дуэйна и Мика Андреасов и Джима Рэнделла как главных лиц в АДМ, а также Марка Уайтекера и Терри Уилсона, непосредственно связанных с переговорами о ценах на лизин.

Запомнить имена их конкурентов было труднее. Основным соперником АДМ была компания «Адзиномото», от лица которой чаще всего выступали Кандзи Мимото и Хирокадзу Икэда – японские Уайтекер и Уилсон. Кадзутоси Ямада занимал в компании примерно такую же должность, как Мик Андреас в АДМ. Около месяца назад Ямада прилетал в Декейтер для беседы с Миком Андреасом, и Уайтекер записал их, но ничего нового сказано не было.

Ямаду легко было спутать с Ямамото из компании «Киова хакко». Но Ямада был более значительной фигурой как по должности, так и по масштабу деятельности его компании. Чтобы отличать их друг от друга, Херндон запомнил, что важнее из них тот, у кого имя короче.

Помимо японцев, среди фигурантов имелись и другие иностранцы – служащие европейских филиалов «Адзиномото» и корейских компаний «Мивон» и «Чейл йеданг». Херндон надеялся, что со временем усвоит все эти имена.

Прослушал он и аудиозаписи, которых к этому моменту было уже пятьдесят. Только за последние недели переговоры проводились несколько раз. Менеджеры АДМ встречались с японцами и за океаном, и на своем поле. Херндон решил составить по всем сделанным записям краткое резюме. В свое время этот способ очень помог ему в деле с федеральным судьей. Он предложил эту идею Шепарду, и тот дал добро.

Весь день 23 июня в ванкуверском международном аэропорту высаживались представители крупнейших мировых производителей лизина. Всего месяц назад сотрудники АДМ летали в Токио, и выбрать местом встречи американский континент было только справедливо. К тому же в Ванкувере они были за пределами досягаемости правоохранительных органов США, жестко следивших за соблюдением антитрестовских законов.

Представители разных компаний прилетали в разное время. Приехали не только бизнесмены из США, Японии и Кореи, но и сотрудники двух европейских отделений «Адзиномото», остановившиеся в отеле «Хайет ридженси Ванкувер».

Проходя через терминалы прилета, участники встречи не подозревали, что их фотографируют и снимают на видеопленку. Американские блюстители закона не могли действовать за рубежом самостоятельно, но с северным соседом у них был договор о взаимопомощи. Королевская канадская конная полиция следила за каждым шагом заговорщиков.

Следующее утро, 24 июня, Джо Везеролл провел в своем номере ванкуверского отеля «Хайет ридженси Ванкувер». Он составил программу оперативных действий на время переговоров. Сам он обеспечивал контакт с Уайтекером и взаимодействие с канадской полицией. Без десяти девять раздался телефонный звонок.

– Джо? Привет, это Марк.

И Уайтекер описал свои планы на утро. Они с Уилсоном должны встретиться с представителями «Адзиномото» и обсудить продажу глютамата натрия, который употребляется главным образом в качестве добавки к блюдам китайской кухни. Уайтекер не имел прямого отношения к производству этого продукта – им, как и лимонной кислотой, в АДМ занимался Барри Кокс. На этой встрече он мог ознакомиться с тем, как ведутся переговоры не только по лизину, но и по другим продуктам.

Все утро Уайтекер то и дело звонил Везероллу, информируя его о развитии событий. «Адзиномото» выразила желание встретиться с Барри Коксом и поговорить о рынке глютамата натрия. Один из японцев спросил: «Может, стоит заниматься глютаматом по той же схеме, как и лизином?»

Обсуждение вопросов по лизину, добавил Уайтекер, назначено на час дня. Он пообещал Везероллу позвонить во время перерыва в заседаниях.

Везеролл задумался.

Так-так. А теперь еще и глютамат.

Эти компании возжелали манипулировать ценами на все продукты, которые они производили, на все без исключения.

Ближе к вечеру Дин Пейсли вышел из своего кабинета и окликнул Херндона:

– Эй, Бобби! Звонит Джо, хочет с тобой поговорить.

Херндон поспешил в кабинет начальника, который успел вернуться за свой стол.

– Бобби сейчас возьмет трубку, – произнес Пейсли в микрофон. – Как там у вас?

– Наш друг говорит, что встреча была толковая, – осторожно ответил Везеролл.

И кратко изложил суть состоявшихся переговоров. Они шли весь день, и в них участвовали все пять основных производителей лизина. Уайтекер сообщил, что договоренность о ценах была достигнута, а с объемами производства дело застопорилось. Представители АДМ рвали и метали.

Агенты взволнованно обсудили новости из Ванкувера. Канадцы запретили делать аудиозаписи переговоров, но теперь у ФБР было первое солидное доказательство, что в тайных встречах участвуют не две-три компании, а все производители лизина.

И еще один обнадеживающий факт: Уайтекер больше не хитрил и не изворачивался, а вел честную игру.

Мексиканское кафе «Карлос О'Келли» пользовалось в Декейтере популярностью. Вдоль многоцветной стены зала были разбросаны пластмассовые бычьи черепа и росли пластмассовые кактусы. Уайтекер и его коллега Дэвид Пейдж обедали за столиком у стены. Уайтекеру нравилась здешняя кухня, и несколько часов назад они с Пейджем уже заходили сюда на ланч.

Они беседовали под мексиканскую музыку, доносившуюся из стереосистемы. Пейдж был исполнительным директором компании «Ванетта», которая поставляла АДМ витамин С. Они познакомились еще в начале 80-х, когда Уайтекер работал в компании «Ролстон пурина», а Пейдж – в «Гетерохимической корпорации». С тех пор Уайтекер успешно продвигался по служебной лестнице, и Пейдж не терял связи с ним. И теперь Уайтекер встретился со старым товарищем, чтобы предложить ему работу в своем подразделении биопродуктов.

За обедом Уайтекер изложил Пейджу условия: в первый год ему заплатят сто двадцать тысяч долларов, не считая аванса в тридцать тысяч, а в дальнейшем его зарплата будет расти. Уайтекер подчеркнул, что, как начальник отдела, он обладает полномочиями нанимать служащих.

Пейдж внимательно слушал. Деньги неплохие, не говоря об авансе, но он не понял, в чем будут заключаться его обязанности.

– А за что я буду отвечать? – спросил он.

На лице Уайтекера промелькнула улыбка.

– Ни за что, – обронил он небрежно.

Через несколько дней Уайтекер сидел за столом, составляя отчет о недельных затратах. Достав чеки «Карлоса О'Келли» за ланч и обед, он приплюсовал их к общей сумме. В графу «Принимаемые лица» он вписал имя Дэвида Пейджа, пояснив, что встречался с ним по поводу приема на работу. Следующая графа называлась «Представляемая этим лицом компания». Сюда Уайтекер вместо «Ванетты», где работал ныне Пейдж, вписал «Гетерохимическую корпорацию», которую тот покинул шесть лет назад.

«Ванетта», в отличие от «Гетерохимической корпорации», была поставщиком АДМ, и тот факт, что Уайтекер обхаживал крупного административного работника компании-поставщика, мог вызвать нежелательные вопросы. Он не хотел, чтобы в АДМ спрашивали, для чего ему понадобился Пейдж.

ФБР устроило «мозговую атаку». Агенты бились над тем, как заманить зарубежных производителей лизина в США.

Если встреча состоится не на американской земле, записать на пленку важнейшие переговоры конкурентов о ценах скорее всего не получится. Американские законы строго карали фиксирование цен, и поэтому представители компаний ни за что не согласятся приехать в США.

Везеролл вдруг выпрямился.

– У меня мысль, – проговорил он.

Большинство интересующих их лиц любили гольф. Но все знают, что в Азии, а особенно в Японии, хороших полей для гольфа очень мало. А есть ли в мире поля лучше, чем на Гавайях?

Идея Везеролла пришлась всем по душе. Решили поручить Уайтекеру, не тратя времени даром, начать склонять конкурентов к проведению встречи на Гавайях.

Они надеялись, что сочная трава на гавайских полях для гольфа станет соблазном, который победит страх иностранных производителей лизина перед тюремной камерой.

К северу от Декейтера, на пересечении 72-й магистрали с 51-м шоссе, есть деревушка Форсит. Основанная в 1854 году во время строительства Центральной железной дороги штата Иллинойс, в последующие годы она была малозначительным придатком Декейтера. Но в конце 70-х годов XX века там построили торговый центр «Хикори пойнт», а за ним массу недорогих отелей. Так Форсит стал популярным центром, где предпочитали останавливаться все те, кто ограничен в тратах. К лету 1993 года отели Форсита оценили и агенты ФБР, которые перенесли сюда встречи с Уайтекером.

Вечером 13 июля над дорогой, по которой Херндон ехал в служебной машине в Форсит, нависли грозовые тучи. Херндон участвовал в расследовании уже месяц, на впервые встречался с Уайтекером лишь сегодня.

Завидев бело-коричневый указатель торгового центра, Херндон включил поворотник и свернул налево, к гостинице «Хэмптон». Припарковавшись, он взял с пола коврик и прикрыл им портативную красную мигалку, а рацию сунул под сиденье, не то прохожие задумаются: что делают представители закона в этой гостинице?

Шепард и Везеролл уже ждали его. Агенты проверили аппаратуру для записи телефонных разговоров, которой собирались воспользоваться в тот вечер. Шепард и Херндон отстегнули пистолеты и убрали их в кейсы. Ни к чему лишний раз нервировать Уайтекера.

Он прибыл минут через сорок пять. К этому времени дождь лил как из ведра.

– Привет, как дела? – произнес Уайтекер, входя и отряхиваясь.

Он огляделся. На диване сидел Везеролл, а на кровати – молодой, атлетически сложенный незнакомец.

– Марк, это специальный агент Боб Херндон, – представил его Шепард. – Я уже говорил вам, что его перевели нам в помощь.

Уайтекер расплылся в улыбке:

– Рад познакомиться. Здорово, что вы теперь будете тут работать.

И они обменялись рукопожатиями. Херндону Уайтекер скорее понравился – уверенный, он, казалось, заполняет собой всю комнату. Словно опытный продавец, стремящийся расположить к себе покупателей. Заметил Херндон и то, что белокурые волосы Уайтекера были двух заметно отличающихся друг от друга оттенков. (Неужели он носит накладку?) Уайтекер носил дорогой костюм и яркий галстук, притягивающий взгляд. Херндон решил, что нашел подходящий предлог, чтобы наладить доверительные отношения.

– Ого, красивый галстук, – сказал он.

– Спасибо, – ответил Уайтекер. – Это от «Бахраха». Мне нравится их лавочка.

Херндон кивнул.

– А ваш галстук тоже хорош, – сказал Уайтекер.

Херндон посмотрел на свой галстук:

– Спасибо.

Уайтекер с притворной скромностью взглянул на Шепарда в неприметном спортивном пиджаке из магазина готового платья и монотонно-тусклом галстуке и перевел взгляд на Херндона. Они улыбнулись друг другу, подумав одно и то же: «Надо бы и нашего друга приодеть».

Шепард вынул блокнот:

– Есть новые записи, Марк?

Уайтекер извлек из кармана две микрокассеты и несколько минут перечислял, какие сведения содержит эта запись двух телефонных разговоров с «Адзиномото». Как только Шепард начал оформлять прием записей, Уайтекер уселся за стол против Везеролла.

– Итак, Марк, что творится у вас в АДМ? – спросил тот.

Уайтекер ответил, что в последнее время был в отпуске и путешествовал по Мексике. Но этим утром он разговаривал с Икэдой и истратил на него одну из двух кассет. Японец считал, что два ответственных руководителя их компаний, Мик Андреас и Кадзутоси Ямада, должны встретиться и уладить свои разногласия по объемам производства. Они виделись в апреле, во время визита японской делегации в Декейтер, но сколько-нибудь серьезных переговоров между двумя производителями лизина тогда не было.

Везеролл велел Уайтекеру дать им знать, когда компании договорятся о встрече.

Уайтекер кивнул.

– Марк, еще одно, – сказал Везеролл. – Мы уже говорили, что желательно провести одну из встреч в США, и у нас в связи с этим возникла идея.

Узнав о замысле ФБР соблазнить азиатов гольфом, Уайтекер расплылся в улыбке. Это и вправду может сработать.

Прошло минут двадцать.

– Я должен использовать свою собственную телефонную карту? – спросил Уайтекер, берясь за телефон.

– Ну да, – ответил Шепард.

Сидя на кровати, Уайтекер набрал номер рабочего телефона Кандзи Мимото. До этого он несколько раз репетировал свое предложение бизнесмену из «Адзиномото» встретиться на Гавайях. К телефону подключили звукозаписывающее устройство.

После гудков в трубке раздался женский голос.

– Могу я поговорить с мистером Мимото?

– Простите, он сейчас на совещании. Он освободится в двенадцать часов.

– Мистер Мимото сказал, чтобы я вызывал его в любом случае, даже если он на совещании, потому что это очень важно.

Женщина спросила его имя, и Уайтекер стал ждать. Наконец на том конце провода ответили:

– Алло?

– Это мистер Тани из Нью-Йорка или мистер Мимото? – спросил Уайтекер, употребив выдуманный им псевдоним Мимото.

– Да, это мистер Тани, – усмехнулся японец.

– Как ваши дела?

– Марк?

– Да, это Марк Тани.

– А, понятно, – засмеялся Мимото. – Марк Тани.

Они обсудили возможные последствия запланированного ими повышения цен. Уайтекер сказал, что АДМ хочет полностью удовлетворить спрос на лизин.

– Вы же помните, в Ванкувере Терри Уилсон говорил совершенно определенно, что мы стремимся поддерживать уровень производства лизина на максимально возможном уровне.

– Да, помню, – согласился Мимото.

– Но не повышать цены чрезмерно, чтобы не сузить рынок.

– Да, конечно, – отозвался Мимото, – если рынок сузится, придется снизить цены.

Уайтекер взглянул на агентов. Пора ставить силки на дичь.

– Раз в Ванкувере принимающей стороной были вы, то, наверное, в следующий раз в роли хозяина должна выступить АДМ, да?

– Да, правильно.

– Я думаю, что мы, может быть, устроим встречу в Мауи.

– В Мауи?

– Да, в Мауи, на Гавайях. Соберем всех производителей лизина, как в Ванкувере.

– Но Гавайи – это США, – насторожился Мимото.

Агенты просили Уайтекера попытаться уговорить Мимото и, если тот заартачится, заставить его назвать причину, по которой он не хочет встречаться на американской территории. Уайтекер посмотрел на Шепарда.

– Ну и что же, что США?

– Ну как «что»?.. – замялся Мимото. – Это США, а у вас в Америке, э-э-э, очень строгая антитрестовская деятельность, разве не так?

Глаза Уайтекера блеснули. После этого заявления Мимото будет трудно отвертеться. И он отмел тревоги Мимото:

– На Гавайях, рядом с полем для гольфа на восемнадцать лунок. А?

– Ну хорошо, – засмеялся Мимото. – Если АДМ считает, что проблем не будет, я посоветуюсь с нашим юридическим отделом.

Уайтекер напомнил, что прошлогодние переговоры о фиксировании цен проходили на Мауи.

Что ж, сказал Мимото, можно провести на Гавайях учредительную встречу для ассоциации производителей аминокислот. Похоже, «Адзиномото» приняла идею проведения встречи по фиксированию цен под видом конференции отраслевой ассоциации производителей.

– Ладно, – сказал Уайтекер. – Это будет организационное собрание ассоциации. К тому же, – добавил он, – расстояние примерно одинаковое и для нас, и для вас.

– Да, правда, – отозвался Мимото. – И там поле для гольфа.

– Вот именно.

– Думаю, проблем не будет, – сказал японец.

Дело сделано. Мимото заглотил наживку.

Через несколько минут Уайтекер повесил трубку.

– Вы только послушайте! – вскричал он, захлебываясь словами. – Он выдал нам все! Он знает, что это незаконно, и он говорил об американских антитрестовских законах.

Агентам и той половины разговора, которую они слышали, хватило, чтобы прийти в волнение. Вытащив кассету из магнитофона, они выломали защитные пластинки, чтобы случайно не стереть запись. Затем перемотали пленку и стали слушать. Уайтекер в нетерпении ходил взад-вперед по комнате.

– Вот сейчас, сейчас! – сказал он.

«…У вас в Америке, э-э-э, очень строгая антитрестовская деятельность, разве не так?» – прозвучал голос Мимото.

– Вот оно! Вот оно! – приговаривал Уайтекер.

Агенты хладнокровно покивали. Но и они понимали всю важность произнесенной фразы: Мимото фактически сознавался в нарушении американских законов.

Прослушав запись, агенты поздравили Уайтекера с успехом и, сверившись с расписанием, договорились о следующей встрече. На этом с делами было покончено.

– О'кей, парни, спасибо, – сказал Уайтекер, надевая плащ. – До скорого!

Группа лизиновых магнатов закончила вкушать изысканный ланч. Ресторанчик находился в историческом районе крепости в Будапеште, неподалеку от готического коронационного собора венгерских королей. Завершив споры о мировых ценах на лизин и объемах производства, японские, корейские и европейские бизнесмены распрощались и разбрелись в разные стороны.

Масару Ямамото, шагавший рядом с другими представителями «Киова хакко», вел беседу с одним из младших коллег. Война между АДМ и ее японскими конкурентами, похоже, затихает, сказал он. Их сотрудничеству уже ничто не мешает; цены на лизин растут везде.

– Теперь с американцами можно разговаривать, – объявил Ямамото. – АДМ нам больше не враг.

В Линкольне, штат Небраска, показались первые светлячки, когда Джон Хойт вышел на веранду и опустился в большое кресло. Рядом сидел его шурин Дж. Р. Ховелсруд. Агент взял краткосрочный отпуск, чтобы навестить вместе с женой ее родственников. Тем вечером на ферме Ховелсруда в их честь устроили обед. Все пребывали в благодушном настроении. Воздух был теплым и свежим.

Хойт поднял голову, разглядывая первые звезды. Он уважал шурина и с удовольствием гостил у него. Ховелсруд трудился на ферме почти всю жизнь и бился за урожай практически без выходных. Всю жизнь он зависел от погоды, от банков, от перерабатывающих компаний. Недавно они с другом решили взять судьбу в свои руки и открыли небольшое предприятие по производству кормов. У Хойта до сих пор не было возможности расспросить шурина о его бизнесе.

– Как продвигаются дела? – спросил он.

– Продвигаться-то продвигаются, – ответил Ховелсруд с некоторой досадой, – но со скрипом. Прямо не знаю, как свести концы с концами, при таких-то сумасшедших ценах.

– Ценами на что?

– Да есть такое вещество, лизин называется.

Хойт замер, уставившись в пространство. Он не мог рассказать родственнику о секретном расследовании, которое вел сам, и потому спросил:

– А что такое лизин?

– Искусственная аминокислота, которая добавляется в свиной корм и другие продукты, – ответил Ховелсруд. – И вдруг – бабах, и цена на нее взлетает до небес.

Хойту и без шурина были известны кое-какие цифры. В июне, когда производители еще не достигли договоренности о ценах, фунт лизина стоил всего шестьдесят центов. Но к концу июля, после ванкуверской сделки, цена взлетела до одного доллара двадцати центов за фунт – вдвое, и всего за несколько недель.

Хойт слушал Ховелсруда, сетовавшего на финансовые трудности, и в нем рос гнев. Он понимал, что этим компаниям плевать на его шурина. Они не станут снижать цену, чтобы привлечь лишнего покупателя. У них все схвачено. И как бы усердно ни трудился Ховелсруд, успех и неуспех его нового предприятия определяла кучка джентльменов в номере дорогого отеля.

Всего несколько недель назад Хойт смотрел телевизионное шоу «Неделя с Дэвидом Бринкли» и видел сюжет про АДМ, называвшей себя «мировым супермаркетом». Эта попытка компании предстать в образе морально безупречного радетеля об общественном благе разъярила Хойта. А теперь, слушая рассказ Ховелсруда о трудностях, он ясно понял причину своего гнева.

Хойту приходилось слышать проклятия в адрес шишек из АДМ, рассекающих по дорогам Иллинойса на своих «феррари» и других дорогих спортивных автомобилях. Он знал, что из-за высоких цен разорились очень многие клиенты АДМ, и в том числе боровшиеся за выживание фермеры вроде Ховелсруда. Он знал, что грабят всех простых американцев, вынужденных еженедельно переплачивать за продукты ради того, чтобы удовлетворить ненасытные аппетиты АДМ и ее конкурентов.

Хойт и его коллеги, конечно, всегда понимали теоретическую концепцию антитрестовских законов и преступную природу ценового сговора. Но жертв этого сговора он увидел воочию только теперь. Они были реальны, эти жертвы, и это были обычные люди. Такие как Ховелсруд.

Дело не в экономической теории, думал он, а в том, что это настоящее воровство. Эти бизнесмены крали. От вооруженных налетчиков на винную лавочку они отличались только тем, что были куда богаче своих жертв.

Хойт знал, что в ближайшее время проблемы Ховелсруда усугубятся, но не имел права сказать ему об этом. Производители лизина вот-вот согласуют объемы производства, и цены подскочат еще выше. И Хойт поклялся сделать все, чтобы защитить своего шурина и других фермеров и сельскохозяйственных рабочих. Увидев реальные результаты преступной деятельности руководителей АДМ, он понял, чего они заслуживают.

«Ворье. Да по ним тюрьма плачет», – думал он.

Всем крупным делам, которые ведет ФБР, даются кодовые имена, чтобы агенты могли свободно говорить о них при посторонних, не опасаясь утечки информации. А делом АДМ занимались уже восемь месяцев, но оно до сих пор было безымянным. Шепард предложил пару имен, но управление их отвергло – одно уже использовалось раньше, а другое, обыгрывавшее словосочетание «мировой супермаркет», слишком прозрачно намекало на объект расследования.

В один из летних вечеров Пейсли вызвал Херндона и сказал, что пора наконец дать расследованию кодовое имя.

– Это просто нелепо, Бобби, – заявил Пейсли. – Сядь и придумай как можно больше названий, а завтра сообщишь их мне.

Вернувшись на место, Херндон раскрыл блокнот и задумался.

Первый вариант: лизин как добавка к кормам для цыплят. – «Цыплячьи нежности»? «Цыплячья радость»? «Куриная слепота»?

Второй вариант: Иллинойс – «страна Линкольна». – «Предатели Авраама»? «Кёльн ли?» «Утраченные иллюзии»?

Третий: Декейтер – «гордость прерий». – «Заблудившийся в прерии»? «Прелая гордыня»?

Четвертый: сельскохозяйственная компания. – «Свое поле»? «Поле сражения»? «Нива преступления»? «Сельские забавы»?

Пятый: фиксирование цен во всемирных масштабах. – «Фикса»? «Идея фикс»? «Глобальное остолбенение»?

Просидев три часа, Херндон сочинил шесть десятков названий. На следующее утро он отнес список начальнику. Пейсли в него даже не заглянул.

– Брайан тебя опередил – предложил неплохое название, я его переслал в штаб-квартиру, там одобрили.

Расследование лизинового сговора называлось теперь «Битва за урожай».

– Мимото передумал, – сообщил Уайтекер Шепарду и Херндону. – Он говорит, что Гавайи для встречи не годятся.

Было это в отеле в Форсите вечером 24 августа. За несколько недель, прошедших со дня, когда Уайтекер предложил Гавайи, Мимото обсудил предложение с другими производителями лизина. Гольф на одном из лучших в мире полей – это замечательно, но рисковать свободой – ну уж нет, увольте. Они выдвинули контрпредложение: собраться в Париже 5 октября.

Обсуждение цен на другие продукты идет своим чередом, сказал Уайтекер. 23 сентября Уилсон должен встретиться в Цюрихе с представителями европейского отделения «Адзиномото», которое производит глютамат натрия. Возможно, его будет сопровождать Барри Кокс. Насколько Уайтекеру известно, намечена еще и встреча производителей лимонной кислоты с участием фармацевтического гиганта «Хоффман-Ларош».

– А еще Мик сказал, что круг моих обязанностей расширится, – похвастался Уайтекер. – Я буду отвечать за совместные предприятия и за поглощения компаний по всему миру. И еще сказал, что на следующем заседании совета директоров предложит повысить мне оклад на сто тысяч долларов или больше.

Агенты выслушали это сообщение скептически. С какой стати вдруг решили платить Уайтекеру так много?

– Марк, – спросил Херндон, – вы не считаете, что это либо плата за молчание, либо премия за успехи в фиксировании цен?

– Да ничего подобного, – обиделся Уайтекер. – Парни, я пашу как карла. И встречи по фиксированию цен не главное мое занятие. Мне платят за всю мою работу.

Агенты не возразили. Может, Уайтекер прав и эта прибавка вовсе не плата за преступление. Но они решили проследить за тем, как АДМ будет рассчитываться с Уайтекером. Не исключено, что их предположение подтвердится и руководство компании хочет таким образом подкупить Уайтекера. А этот факт может быть использован в суде.

По заснеженной дорожке возле вашингтонского Мемориала ветеранов войны во Вьетнаме шагал молодой человек. Рядом шел агент ФБР.

– Если я вас правильно понял, – сказал он, – я должен выкрасть документы в своей фирме, передать их ФБР, затем донести на своих коллег и засадить их за решетку?

Актер Эд Харрис, игравший роль специального агента Уэйна Тарранса, посмотрел на Тома Круза.

– Они же подставили вас, – возразил он.

Зрители, заполнившие кинотеатр в этот летний вечер 1993 года, наслаждались игрой Круза в роли молодого адвоката по имени Митч Макдир, который узнал, что его фирма вошла в сговор с мафией. ФБР предлагает Митчу сотрудничество. Вернувшись домой, он рассказывает обо всем жене. Та приходит в ужас.

Сидевшие в зале Марк и Джинджер Уайтекер поежились. Все это было им так знакомо.

Экранизация бестселлера Джона Гришэма «Фирма» была тем летом одним из кинохитов. Марк любил эту книгу. Он прочел ее несколько лет назад и очень хотел посмотреть фильм. Но изображенная в фильме ситуация до ужаса напоминала его собственную. Герой Круза не хочет сотрудничать с ФБР. Тогда агенты начинают давить на него и угрожают уголовным преследованием в случае отказа от сотрудничества. Казалось бы, выбора у Макдира нет и ему придется выдать коллег.

Но молодой адвокат находит выход. Встретив агента Тарранса на собачьих бегах, он выдвигает требование:

– Миллион долларов на номерной счет в швейцарском банке. «Ай-би-джи интернэшнл», банк в Цюрихе.

Играющий агента ФБР Харрис снимает пальто.

– Что-то вас вдруг жадность одолела.

Кроме того, Макдир требует, чтобы ФБР добилось освобождения из тюрьмы его брата, осужденного за непредумышленное убийство. Тарранс приходит в ярость и грозит Макдиру, что засадит за решетку его самого, сфабриковав неопровержимые улики. Но Макдир перехитрил агента: он взял с собой магнитофон и записал все слова Тарранса. Так что, если тот не выполнит его требований, аудиозапись будет обнародована. В конце фильма Макдиру удается отделаться и от мафии, и от ФБР, и он вновь становится хозяином своей жизни.

Возникли заключительные титры на фоне панорамы Мемфиса. В зале зажегся свет. Марк и Джинджер вышли из кинотеатра, делясь впечатлениями. Книга, по мнению Марка, была лучше. Но по дороге домой они говорили главным образом о сходстве сюжета с реальными событиями в жизни Марка, о пугающем сходстве.

От реальности фильм отличался тем, что характер его героя был сильнее, чем у Марка, и он добился и денег, и иммунитета от преследования.

Вечером 26 сентября Шепард примерно в половине восьмого закончил разговор со спрингфилдским офисом и набрал номер Уайтекера. С коммутатора сообщили, что Уайтекер звонил сам и хотел поговорить.

В последние недели в поведении Уайтекера произошли непонятные перемены. Серьезных проблем пока не было, но чувствовалось, что их не избежать. Десять дней назад он сказал Шепарду, что выполнил все условия заключенного между ними соглашения и хочет, чтобы ФБР занялось расследованием других преступных действий АДМ без его участия. Этот неожиданный всплеск строптивости не удивил Шепарда, но он не желал участвовать в очередной игре, которую затевал Уайтекер.

Уайтекер ответил на звонок агента. Он кипел энтузиазмом.

– Я только что узнал важную новость! – воскликнул он. – Мне сказали, что я, возможно, буду следующим президентом АДМ.

Шепард записал это. Рэнделлу было около семидесяти. Ничего удивительного, что АДМ подыскивает ему замену. Уайтекер всегда говорил, что у него неплохие шансы получить эту должность.

Шепард спросил, нет ли других новостей.

– Цены зафиксированы по крайней мере на десять продуктов, выпускаемых АДМ.

– На десять?

– Да. И, по моим прикидкам, все компании, участвующие в этом, получают дополнительную прибыль от восьмисот миллионов долларов до миллиарда. Это только цифры прибыли от фиксации цен.

Шепард снова записал цифры и поинтересовался подробностями, но Уайтекер не добавил ничего, кроме того, что в переговорах о ценах и объемах участвуют по два-три человека от каждой компании.

– Брайан, – сказал он, – если против этих компаний выдвинут обвинение в фиксировании цен, им придется выплатить колоссальные штрафы, правда?

– Не знаю, Марк. Конечно, если их признают виновными или они сами признаются, то, возможно, должны будут заплатить большой штраф. Но трудно сказать, как все обернется.

– Ну да, я понимаю.

Помолчав, Уайтекер продолжил:

– Вы знаете, Брайан, я ведь очень многим рискую. А я должен думать о своей семье.

– К чему вы клоните, Марк?

– Было бы неплохо, если бы АДМ заставили заплатить и мне, – скажем, в размере моего оклада за десять лет.

– Но, Марк…

– Брайан, это было бы только справедливо.

– Марк…

– И еще. Я не думал, что это расследование продлится так долго. И если я соглашусь сотрудничать с вами и дальше, до конца, то вы, я считаю, должны обеспечить мне иммунитет от уголовного преследования.

Вот и выяснилась истинная цель звонка: Уайтекер ставил свои условия.

– Послушайте, Марк. Лично я не могу гарантировать вам неприкосновенность и не могу сказать ничего определенного о том, будет или не будет наложен штраф на АДМ. Единственное, в чем я уверен, – рано или поздно эти вопросы будут обсуждаться с участием Министерства юстиции.

Уайтекер настаивал, но Шепард повторил, что на этом этапе он ничего не может обещать.

– Ну ладно, Брайан, – разочарованно протянул осведомитель.

Спустя два дня Уайтекер встретился с Шепардом и Везероллом в одном из отелей Форсита. На следующей неделе, 5 октября, конкурирующие производители лизина собирались съехаться в Париж на переговоры. Уайтекер сообщил, что Мик Андреас велел ему предварительно встретиться с французскими бизнесменами и договориться об объемах производства – он надеялся таким образом поддержать цены в Европе на высоком уровне.

– Мик хочет встретить азиатов во всеоружии, – пояснил Уайтекер.

Парижское совещание обещало быть интересным, но агентам не удалось получить у французского правительства разрешения на аудиозапись. Еще одни важные переговоры пройдут для ФБР впустую.

После встречи с ФБР Уайтекер вернулся домой, когда все уже пообедали. Поздоровавшись с женой и детьми, он поднялся в свой кабинет. Достав из кармана диктофон, он раскрыл его и вытащил микрокассету. Агенты о ней не знали – он сделал эту запись во время разговора с ними. Подобно герою Тома Круза, он тайком записывал агентов ФБР.

Чувствуя себя продувной бестией, Уайтекер открыл шкаф и положил кассету на полку. Забавно, что технику, выданную ФБР, он использует для того, чтобы записывать сотрудников Бюро.

5 октября в 11.53 Филип Ролье и двое его коллег из французского филиала «Адзиномото» вошли в вестибюль парижского отеля «Риц». Минут через пятнадцать в вестибюль из своего номера спустился и Уайтекер.

Все четверо встретились в центре вестибюля и направились в ресторан. По дороге Уайтекер бросил взгляд на одно из кресел. В нем сидел Брайан Шепард, притворяясь, что читает газету. Он вел наблюдение в паре с французским полицейским. Уайтекер про себя усмехнулся. Шепард выглядел в точности как агент ФБР.

«Надо приодеть этого парня», – подумал Уайтекер.

В тот же день Уайтекер выскочил из дверей отеля «Ле Гран Интерконтиненталь» и сел в такси. В машине он вынул из кармана записку с адресом.

– В американское посольство, – сказал он водителю и протянул листок с адресом.

Подъехав к посольству, он увидел на тротуаре Шепарда. Остановив такси, Уайтекер быстро расплатился и вышел. Вместе с агентом они поспешили ко входу. Времени у Уайтекера было в обрез – скоро начинался обед заговорщиков, на котором он должен был присутствовать.

В вестибюле их встретила Реджина Суперно. Она была помощником атташе по правовым вопросам. Суперно провела Шепарда с его подопечным к лифту, и вскоре все трое были в ее кабинете.

Уайтекер вкратце описал Шепарду события этого дня. За ланчем Ролье согласился с предложением АДМ поддерживать в Европе высокие цены на лизин даже в том случае, если в Америке они упадут. Затем они переместились в «Ле Гран Интерконтиненталь», где в 14.20 начались общие переговоры. После официальной части, провозгласившей образование Ассоциации производителей лизина, перешли к основной, нелегальной. По ценам на лизин принципиальных разногласий не было, и продавать его постановили за один доллар двадцать центов за фунт в Америке и за один доллар восемьдесят центов в Европе. Договориться об объемах производства так и не смогли. В конце концов все согласились, что эту проблему смогут разрешить только Мик Андреас и Кадзутоси Ямада, и только при личной встрече.

– Что ж, прекрасно, Марк, – сказал Шепард. – А теперь давайте сообщим новости Андреасу.

Шепард включил магнитофон, Уайтекер сел за стол и набрал номер Мика Андреаса. Запись будет сделана в присутствии двух свидетелей, Шепарда и Суперно. Правда, слишком многого от этой записи никто не ожидал, но будет, по крайней мере, лишнее свидетельство того, что Андреас знал о цели парижской встречи.

Французские власти запретили записывать телефонные переговоры, но здесь, в посольстве, они были на американской территории и могли отвести душу. Они могли записать не только отчет о переговорах, которого ожидал Андреас, но и все, что им заблагорассудится.

Агенты ФБР чувствовали, что приближается кульминация «Битвы за урожай». Пора было форсировать события. Они изложили план действий Уайтекеру, и тот радостно его одобрил.

План привели в действие 12 октября. В шесть утра Уайтекер постучал в дверь номера 121 отеля «Хэмптон-Инн» в Форсите. На нем были темно-синие костюмные брюки, а пиджака не было.

– Ну как? – спросил он, быстро входя в комнату. – У меня мало времени.

– Много и не требуется, – отозвался Херндон.

У него был наготове темно-синий пиджак, идеально подходивший к брюкам Уайтекера и начиненный новейшей звукозаписывающей аппаратурой. Уайтекер улыбнулся.

За прошедшую неделю он ни разу не виделся с Миком Андреасом, а сегодня расскажет ему о переговорах в Париже. Если повезет, Андреас выскажется и насчет предполагаемой встречи с Ямадой. Так что техника ни в коем случае не должна была подвести.

Пиджак принадлежал Уайтекеру и составлял пару к брюкам. Неделю назад агенты забрали у него этот пиджак, и в Спрингфилде в его подкладку вшили маленький магнитофон, а в лацканы – микрофоны.

Уайтекер надел пиджак. Никаких изменений в нем он не почувствовал.

– О'кей, Марк, – сказал Херндон. – Когда захотите начать запись, выключатель в кармане.

Выключатель был маленький и простой. ФБР поработало отлично.

Уайтекер передал Херндону микрокассету и магнитофон, и тот вставил пленку и батарейки. Затем Уайтекер рассовал звукозаписывающие устройства по местам – все четыре штуки. Он был готов к работе.

Чуть позже, в 9.15, Уайтекер и Уилсон пробирались сквозь лабиринт столов дилингового зала АДМ к кабинету Мика Андреаса. Мик вызвал их, затребовав отчет о переговорах в Париже. Записывающие устройства в подкладке пиджака Уайтекера и в нагрудном кармане были включены.

– Как они оценивают наше производство? – спросил Андреас.

– Примерно в пятьдесят тысяч тонн, – ответил Уайтекер. – А на самом деле мы производим около шестидесяти восьми.

– Они считают, сорок пять, – рыкнул Уилсон.

Уайтекер покачал головой:

– Они хотят, чтобы мы производили не больше сорока пяти, но думают, что мы производим пятьдесят.

– А у нас, значит, семьдесят?

– Пока шестьдесят восемь, – уточнил Уайтекер.

Андреас спросил, может ли АДМ сократить производство на двадцать тысяч тонн, чтобы ублаготворить конкурентов, но Уайтекер ответил, что проблема не в этом. Количество лизина, которое хотят производить в совокупности все компании, превышает объем текущего рынка. Если все выбросят продукцию на рынок, цены неизбежно упадут.

– Я думаю, все было бы в порядке, если бы не Икэда, – сказал Уайтекер. – Мы с Терри его на дух не переносим.

– Не будь наивным! – презрительно фыркнул Уилсон. – Он делает то, что велит ему Ямада.

Чтобы решить проблему, сказал Уайтекер, потребуется личная встреча Андреаса с Ямадой.

– Вот кто меня действительно беспокоит, – отозвался Андреас.

– Да, но он-то вроде бы мыслит разумно, – сказал Уайтекер. – А Икэда – задница, и, я считаю, он-то и заварил кашу.

– Ямада действует как остальные: посылает на переговоры своего болванчика, – откровенно брякнул Андреас. – Велит ему: «Поезжай, сражайся, не уступай ни пяди».

– Да, похоже, что такова их политика, – согласился Уайтекер.

– Ты передал Ямаде, что я могу встретиться с ним где угодно? – спросил Андреас.

– Передам сегодня же вечером, – кивнул Уайтекер.

Ситуация требует срочных мер, добавил он. Иначе цены неминуемо упадут.

– Месяца три-четыре мы продержимся, а потом, если ничего не изменится…

– …мы все потеряем кучу денег, – закончил за него Андреас.

В 15.30 того же дня все трое встретились еще раз. Андреас хотел досконально разобраться в положении дел на рынке лизина и в объемах этого рынка. Уайтекер и Уилсон подробно изложили мнения конкурентов.

Уилсон почесал подбородок.

– Цены запросто могут упасть процентов на десять, – сказал он.

– На десять? – удивленно переспросил Андреас.

– Да, – ответил Уилсон.

– Это верно, – подтвердил Уайтекер.

Андреас улыбнулся и поднял руки ладонями вверх:

– Тогда нам остается только врать конкурентам. А уж если мы врем, то делаем это с открытыми глазами, этого у АДМ не отнимешь.

Уилсон согласился, что в этом преимущество АДМ перед японцами.

Независимо от размеров рынка, продолжил Андреас, надо продумать позицию на переговорах. Месяцев через шесть надо начать жаловаться на ограничения по объему производства – даже если АДМ будет тайно производить намного больше. Если к тому времени конкуренты будут готовы договориться об объемах, следует создавать искусственные препятствия, чтобы оттянуть этот момент до тех пор, пока не удастся скрыть обман.

– Таким образом, мы на время избавимся от этих разборок, – сказал Андреас.

– Правильно, – поддакнул Уайтекер.

– Итак, – заключил Андреас, – начинаем врать, прямо сейчас.

В 16.40 Уайтекер снова был в кабинете Андреаса, на этот раз один на один. Единственным звуком, нарушавшим тишину в кабинете, было пыхтение аквариумного насоса. Мик вызвал Уайтекера, чтобы получить дополнительную информацию о японцах. По-видимому, он понял, что настал критический момент. Выбор был один: либо извлекать максимальную прибыль, либо развязывать войну цен.

Мик снова и снова прокручивал варианты развития событий. Врать конкурентам имело смысл в том случае, если они не пойдут на соглашение. Если пойдут, ну что ж, тогда дело другое. Андреасу в некотором смысле даже нравилось положение АДМ на рынке. Все азиатские компании присутствовали на нем еще до появления АДМ и действовали, сговариваясь о ценах. Когда АДМ стала стучаться в дверь, желая вступить в клуб, ее проигнорировали. Не получив ответа, компания снизила цены, послав ясный сигнал тем, кто поначалу не принял новичка всерьез.

Андреас откинулся в кресле. Теперь пора сделать паузу и успокоить рынок, сказал он. Если спрос упадет, АДМ сократит производство.

– Вот так им и скажи, – велел он Уайтекеру, – но предупреди, что никаких штучек с их стороны мы не потерпим. Если они начнут переманивать наших клиентов, никакого сокращения не будет. И пусть знают: все, что мы потеряем, мы отберем назад, когда цены вырастут. Но, вообще-то, я не думаю, что они попрут против нас, как ты считаешь?

– Да, вряд ли, – согласился Уайтекер.

– Кишка у них тонка.

– Тут еще и вопрос доверия.

– Знаю.

– Я хочу сказать, что Терри нагнал на них страху.

– Совсем как Икэда, – улыбнулся Андреас. – Терри – это наш Икэда.

Уайтекер засмеялся:

– Терри сделал нужную вещь в нужное время.

– Ну да, ну да. – Андреас наклонился к Уайтекеру. – Икэда, наверное, пошел к своему боссу и сказал: «Я велел этим ублюдкам, чтобы они сократили производство вдвое, или им будет плохо». А Ямада про себя подумал: «Плохо-то, может, и будет, только кому, сукин ты сын?»

Ямада наверняка понимает, что конфронтация с АДМ ничего не даст, рассуждал Андреас. Американцам уже случалось сбивать цены на лизин, и они сделают это снова, если им не пойдут навстречу.

– Ведь по правде говоря, им известно, на что мы способны.

– Да, – согласился Уайтекер. – Мы трижды сбивали цену до шестидесяти центов.

– Вот именно. В третий раз это было просто чудо.

Андреас наклонился к нему, съехав на самый край кресла.

– А знаешь, я с удовольствием встречусь с Ямадой.

Уайтекер навострил уши:

– Правда? Я думаю, рано или поздно придется это сделать.

– Да-да, я с удовольствием лично переговорю с ним. Наедине. Я сяду и скажу ему: «Знаете, у меня ведь есть акционеры…»

– Мне предупредить его о личной встрече? – спросил Уайтекер. – По-моему, Икэда собирался быть на ней.

– Сделаем это в последний момент.

Может, лучше сначала переговорить всем вместе, предложил Уайтекер, а потом Андреас и Ямада уединятся. Тогда все будут довольны.

– М-да. Возможно, действительно стоит сначала выслушать их бред, – согласился Андреас.

– Да.

– А после этого я заведу Ямаду в укромное местечко и скажу ему: «Смотрите, что получается. Эти ребята грызутся и стараются перерезать друг другу глотки, а деньги при этом теряем мы с вами. Почему бы нам не договориться?»

– Отлично, – рассмеялся Уайтекер.

– Обязательно устрой так, чтобы мы оказались наедине. Так я смогу говорить гораздо откровеннее.

– Угу.

Андреас улыбнулся, не разжимая губ.

– Не исключено, что Икэда записывает все наши переговоры. Таскает магнитофон под пиджаком.

Уайтекер заморгал и принужденно засмеялся. Диктофон в его кармане вдруг стал очень тяжелым.

– Он, наверное, записывает их, чтобы потом перевести на японский, чтобы японцы могли прочитать… – бессмысленно забормотал он, лихорадочно пытаясь сменить тему. – Я очень ценю все, что вы сделали… – Язык его от волнения начал заплетаться. – И мне очень, да, очень нравится заниматься всем этим. Мы… вы… достигли таких успехов. Не то что с лимонной кислотой, говоря честно.

– Ну да, знаю.

Это напомнило Андреасу, что он хотел распорядиться о назначении Барри Кокса президентом группы лимонной кислоты. А это вело к ряду кадровых перестановок.

– Возможно, мы назначим вице-президентом его помощницу, а девушку из Канады – знаешь, симпатичную такую – вторым вице.

– Ну да.

– Надо сделать это до заседания совета директоров.

Уайтекер подхватил тему. В его отделе работала женщина по имени Кэти, которую он тоже хотел повысить в должности. Она была предана компании и честолюбива.

– Я говорил отцу, что нам надо бы создать женскую команду по продажам. Назначить, например, Дебби ответственной за Западное побережье. Будем почаще устраивать корпоративные вечеринки.

Уайтекер засмеялся.

– А он говорит: «Ага, здорово! Обязательно приду на первую же вечеринку». – Андреас прочистил горло. – Не боится, что его привлекут к ответственности. Ему уже семьдесят пять, блин.

Уайтекер снова перевел разговор на Кэти, сказав, что она ничуть не хуже Анны из отдела лимонной кислоты. Андреас заметил, что Анну он продвигать не собирается. Вообще-то, сказал он, Анна его пугает. Однажды на собрании просто забомбила его вопросами. Все спрашивала, как он относится к обязательствам АДМ перед обществом.

– Я ответил, что вижу наши обязательства перед обществом в том, чтобы обеспечивать трудолюбивых людей высокооплачиваемой работой.

Уайтекер затеребил галстук.

– А она говорит, что этого мало, – продолжал Андреас. – Завела шарманку про детские сады и всякую муть. А я сижу и думаю: «Шла бы ты…»

– Да, она феминистка, – отозвался Уайтекер. – С ней надо быть начеку.

Может, раздумывал вслух Андреас, продвинуть пару женщин в вице-президенты, а еще одну в президенты Западного отделения.

– А чего мне, на хрен, бояться? – добавил он.

– Ну да, это просто название, и только, – сказал Уайтекер. – По сути, это ничего не меняет, а публика будет довольна.

– Вот и хорошо, – кивнул Андреас.

Вечером Уайтекер снова увиделся с Херндоном и Везероллом в отеле «Хэмптон» и передал сделанные за день записи. Встреча Андреаса с Ямадой, по-видимому, состоится скоро, сказал он. Проблема в том, что Мик хочет разговаривать с японцем наедине. Если так и будет, как тогда сделать запись, которую примет суд? Разве что с разрешения того же суда спрятать микрофон в помещении. Агенты посоветовали Уайтекеру устроить все так, чтобы японцы потребовали общего участия в переговорах, как и планировалось вначале.

Они сверили часы. Около половины восьмого. Икэда, по-видимому, уже на месте. Решили, что Уайтекер попробует договориться о встрече прямо сейчас. Херндон подсоединил к телефону записывающее устройство.

Включив диктофон, Везеролл произнес в микрофон:

– Я специальный агент Джо Везеролл-младший. Я говорю в присутствии специального агента Роберта Херндона и Марка Уайтекера. Мы находимся в отеле «Хэмптон-Инн» в Форсите, Иллинойс. Мистер Уайтекер будет говорить по телефону с Хирокадзу Икэдой.

Уайтекер набрал номер, заплатив своей картой «Эй-ти-энд-ти». К телефону подошла секретарша. Уайтекер назвался и попросил позвать Икэду.

В трубке раздался голос японца:

– Алло?

– Добрый день. Мистер Икэда?

– Да. Как поживаете, доктор Марк Уайтекер?

Уайтекер перешел прямо к делу:

– Я звоню по поручению Мика Андреаса. Он считает, что наши отношения налаживаются, но мы должны пойти дальше.

– Да, это верно.

Уайтекер объяснил, что Андреас хочет встретиться с Ямадой, но в ближайшие месяцы не сможет прилететь в Японию и поэтому предлагает встретиться в США.

Уайтекер поставил японцев перед жестким выбором – либо ехать в Америку, либо терпеть убытки из-за того, что отсутствует договоренность по объемам производства лизина. И если любви к гольфу оказалось мало, то любовь к деньгам победила. Икэда согласился в конце года провести переговоры в Калифорнии.

Теперь Уайтекеру требовалось обеспечить свое присутствие на встрече, чтобы ФБР могло ее записывать.

– Андреас считает, что лучше встретиться вчетвером: вы с мистером Ямадой, Андреас и я. А затем он хотел бы поговорить с мистером Ямадой наедине.

– Да. Таково и наше мнение.

Уайтекер улыбнулся.

Проблема решена.

Икэда сказал, что обсудит с Ямадой время встречи и сообщит Уайтекеру о решении факсом.

– Вы сейчас у себя дома, я полагаю? – вдруг спросил Икэда.

Уайтекер растерялся. К этому вопросу он не был готов.

– Д-да… – ответил он, но сразу осознал, что Икэда может прислать ему факс буквально через несколько минут и захочет сразу обсудить его. Он быстро поправился: – Точнее, я звоню из телефона-автомата. Я уезжаю и вернусь только завтра к вечеру.

Икэда, казалось, был озадачен.

– Но какое-то время вы еще будете дома? – спросил он.

А что, если у него есть определитель номера?

– Нет-нет! Я уже еду в Чикаго и вернусь в Декейтер только завтра.

– А, понятно, – отозвался Икэда.

Опасность, кажется, миновала.

– Я смогу позвонить вам в отель? – спросил Икэда.

Час от часу не легче. Уайтекер сказал, что будет в Чикаго, но по телефонному коду Икэда поймет, что на самом деле он близ Декейтера. Уайтекер лихорадочно искал выход. Агенты ничем не могли ему помочь и наблюдали за его муками.

– Понимаете… Дело в том… Дело вот в чем, – запинаясь, произнес он, – я остановлюсь у одного из наших оптовиков.

Глупее не придумаешь. АДМ из соображений экономии заставляет свое руководство селиться у оптовиков?

Однако Икэду это объяснение удовлетворило.

– Понятно, – сказал он.

– И мне не хотелось бы при нем обсуждать эти дела, понимаете?

– О! Да-да, конечно.

Уайтекер был ни жив ни мертв. Икэда пообещал отправить факс Уайтекеру в его кабинет АДМ, а тот пообещал поговорить на следующий день с Андреасом. На этом разговор закончился.

Все вздохнули с облегчением.

Назавтра в 14.00 Уайтекер взял присланный Икэдой факс и быстро пробежал его глазами. Ямада выражал желание встретиться с Андреасом и Уайтекером в Лос-Анджелесе 25 или 26 октября. Точное место встречи можно было выбрать позже, когда договорятся о дате.

Уайтекер направился к Мику Андреасу, не забыв включить диктофон в кармане.

– Мик, – спросил он в дверях кабинета, – найдется минутка?

Андреас поднял голову от бумаг на столе:

– Угу.

Уайтекер протянул ему факс.

– На нас поработал Икэда, да так быстро, – сказал он. – Ямада хочет встретиться в Эл-Эй через две недели.

– Серьезно?

– По телефону Икэда сказал мне, что тоже приедет.

– Чего ради? – проворчал Андреас.

Пока Уайтекер объяснял подробности, Андреас проверил свое расписание и убедился, что 25 октября он свободен. Уайтекер сказал, что пойдет сделать для Мика копию факса Икэды. Оригиналом, полагал он, заинтересуется ФБР.

Когда Уайтекер вернулся, они обсудили детали встречи. Андреас спросил, есть ли у них в Лос-Анджелесе человек, у кого котелок варит. Уайтекер ответил, что туда переехала их бывшая сотрудница Тина.

– Она выходит замуж, – пояснил Уайтекер.

– Какая потеря! – откликнулся Андреас.

Позвонив пилотам компании, Андреас выяснил, что перелет в Лос-Анджелес займет четыре часа. Он предложил вылететь в семь утра. Тогда переговоры можно будет начать в 9.00 по местному времени. А часам к семи вечера они смогут вернуться домой. Уайтекер сказал, что отдаст соответствующие распоряжения.

Пользуясь моментом, он решил напомнить начальнику о продвижении Кэти, работавшей в его подразделении, и заодно спросил, как обстоят дела с Анной. Андреас ответил, что ее босс против этого повышения.

– Он сказал, что у нее слишком большие аппетиты. То и дело спрашивает: «Вы повысите меня или нет? Вы дадите мне машину? Вы дадите мне то? Вы дадите мне это?»

– Кэти не такая. Она ничего не выпрашивает.

– Это хорошо, но…

– Она удовлетворится тем, что ей дадут. Анна другая.

– Да, чересчур агрессивна.

Уайтекер закашлялся.

– Наверное, трахать ее – просто фантастика, – сказал Андреас с мечтательной улыбкой. – Но боюсь, что возникнут Проблемы с большой буквы, как ты считаешь?

– Да, наверное, – ответил Уайтекер и поспешил добавить, что с Кэти не будет никаких проблем, у нее нет привычки жаловаться.

Какое-то время они продолжали обсуждать продвижение женщин. Откинувшись в кресле, Андреас улыбнулся:

– Значит, моя Тина выходит замуж?

– Да, через две или три недели, – ответил Уайтекер.

– Я думаю, это ненадолго. Как ты считаешь?

– Да.

– Знаешь, у нее куриные мозги, – заметил Андреас. – Она еще вернется к нам. Надеюсь, что не с пузом. На фиг нам ее пеленки.

– Да, – согласился Уайтекер.

– Красивое тело, – продолжал Андреас, – особенно титьки. У нее самые потрясающие титьки в мире. – Его улыбка стала еще шире. – Во всем мире.

В тот же день в 15.15 в декейтерской резидентуре ФБР зазвонил телефон. Везеролл снял трубку.

– Джо? Привет, это Марк.

– Привет, Марк. Как дела?

– Всё на мази. Я получил факс от Икэды. Они хотят встретиться через две недели. – Уайтекер рассказал о предложении японцев и о своем разговоре с Андреасом. – Ему не терпится поговорить с Ямадой. Он свободен двадцать пятого, так что, по-видимому, это и будет датой встречи. Мы возьмем самолет компании, «Фэлкон», и вылетим в семь утра. А где-нибудь в час дня, после ланча, отправимся обратно. Так что все уже расписано.

– Вот и хорошо, Марк. Здорово.

Они простились, и Везеролл позвонил Херндону.

Осталось двенадцать дней. Всего двенадцать дней, чтобы все подготовить. Первым делом надо выяснить, в каком номере будут проходить переговоры, а затем установить там прослушивающую аппаратуру. Надо предусмотреть тысячу мелочей, из-за которых может случиться прокол, ведь эта встреча так важна.

Все должно пройти без сучка без задоринки.

 

Глава 8

Над толпами пассажиров нависала девятифутовая подсвеченная снизу бронзовая статуя Джона Уэйна при всех ковбойских регалиях. Выйдя из гейта прибывающих рейсов, агенты оказались на нижнем уровне главного терминала аэропорта «Джон Уэйн» на окраине Ирвайна, штат Калифорния. Высящиеся до потолка пальмы и бьющее в стеклянные стены солнце воплощали великолепный образ солнечной Калифорнии.

Шепард и Везеролл подхватили багаж с ленты транспортера. Прошло чуть больше недели с тех пор, как Уайтекер сообщил им о встрече, намечавшейся в Лос-Анджелесе. За это время конкуренты договорились провести переговоры в отеле «Марриот» в Ирвайне. Городок находился в тридцати пяти милях южнее Лос-Анджелеса, но, располагая корпоративным самолетом, добраться туда не составляло труда. Как только место встречи определилось, Дин Пейсли позвонил за помощью в лос-анджелесский офис ФБР, и ему придали для связи агента из резидентуры Санта-Аны.

Шепард и Везеролл направились прямо в «Марриот», расположенный всего в миле от аэропорта. Сверкающий белизной отель – четыреста восемьдесят пять номеров, двадцать девять конференц-залов, два ресторана – был как замкнутый мирок о семнадцати этажах. Уайтекер заказал для переговоров одно из самых больших помещений отеля – люкс номер 1538 из нескольких комнат.

Оставив багаж в номере, агенты прошли в люкс. В центре его стоял большой стол для банкетов и конференций. Самое подходящее место для переговоров. Агенты установили в номере лампу со спрятанной в ней видеокамерой, в поле зрения которой попадал весь стол. Управлять камерой можно было дистанционно, так что возможные перемещения бизнесменов по комнате не стали бы помехой – с помощью оптического зума можно приближать изображение или охватывать объективом всю комнату.

Проблемы возникли с самого начала. Начальник охраны отеля решил перестраховаться и связался с хозяевами. Тут же позвонил адвокат компании «Марриот» с требованием приостановить операцию ФБР. Компания хотела прислать представителей, чтобы договориться о своем полном и безусловном иммунитете. Времени вступать в переговоры и пререкания не было, и ФБР согласилось удовлетворить требования хозяев. Все нелады утрясли несколькими звонками.

К утру понедельника, 25 октября, все было готово.

Без десяти девять по местному времени гладкая сигара турбореактивного «Фэлкона-50» приземлилась в аэропорту «Джон Уэйн». Это был один из самых быстрых самолетов воздушного флота АДМ, и на перелет из Декейтера времени ушло немного, а погода на всем пути была прекрасная, не считая небольшого тумана над Ирвайном.

Пилот повел самолет в ангар, оставив Мика Андреаса и Марка Уайтекера на поле. Уайтекер чувствовал, что из-за «Нагры» кейс тяжелее обычного. В подкладку темно-синего костюма было зашито звукозаписывающее устройство. В кармане прятался микрокассетный диктофон. Но запись он пока не включал. Агенты велели экономить пленку для переговоров, которые еще неизвестно сколько продлятся. Было бы обидно упустить что-нибудь важное из-за технических неполадок.

Добравшись до «Марриота», Андреас и Уайтекер поднялись на пятнадцатый этаж.

В номере неподалеку от них Шепард в наушниках «Сони» сидел перед черно-белым экраном монитора. В руках он держал пульт дистанционного управления. Не ладивший со сложной современной техникой Везеролл стоял рядом и наблюдал.

Дежуривший в коридоре агент сообщил, что Уайтекер зашел в люкс. Шепард нажал «пуск». На часах было ровно 9.00.

На экране Шепард разглядел обоих менеджеров АДМ. Послышался голос Уайтекера:

– Я сказал им, что у нас в Декейтере есть один чокнутый, который хочет поднять его до трехсот пятидесяти миллионов фунтов.

Вскоре принесли демонстрационный стенд, заказанный Уайтекером. Его установили «лицом» к камере, что и требовалось агентам.

АДМ заплатила за этот стенд двадцать четыре доллара пятьдесят центов. Пройдет немного времени, и, может, компания заплатит намного, намного больше.

Минут двадцать Уайтекер и Андреас беседовали наедине, уточняя данные о рынке лизина. Андреас хотел оперировать точными цифрами при обсуждении дел с Ямадой.

В 9.22 дверь открылась и вошли Икэда и Ямада, высокий лысеющий японец в очках.

– Ну вот мы и вместе, – сказал Андреас.

– Привет, – откликнулся Икэда.

– Доброе утро, – произнес Ямада.

Бизнесмены поговорили о перелете и самолетах.

– У вас ведь сейчас середина ночи, если не ошибаюсь? – спросил Андреас.

– О да, – рассмеялся Ямада.

– Сожалею, что подняли вас так рано, – сказал Андреас.

Все уселись за стол.

Шепард наблюдал, как эти четверо рассаживаются за столом. Андреас и Уайтекер сидели почти прямо против камеры, а японцы были хорошо видны в профиль. Обзор был идеальный.

Более часа разговор, то живо, то вяло, вертелся вокруг глютамата натрия, различных компаний и перспектив сотрудничества с ними, но о лизине не было сказано ни слова. Персонал отеля приносил беседующим кофе, чай, соки, бутерброды, фрукты, причем в таком количестве, что его хватило бы, заметил Уайтекер, человек на сорок.

В 10.39 Ямада посмотрел на Икэду, на Андреаса и спросил:

– Поговорим о лизиновой ассоциации?

– Давайте, – кивнул Андреас.

– Ассоциация существует официально, – вставил Уайтекер.

– Да-да, официально, – откликнулся Ямада. – Я думаю, это хорошо для развития рынка.

Уайтекер записал что-то в блокнот и кашлянул.

– Мы уже больше года потратили на то, чтобы, э-э-э, выправить ситуацию на рынке, – произнес Ямада, с некоторым трудом подбирая английские слова, и добавил, что пора заключить соглашение об объемах производства.

– Мы немного говорили об этом в Париже, – заметил Уайтекер, кладя ногу на ногу.

– Все предыдущие встречи, – сказал Андреас, устраиваясь поудобнее, – оставили у меня впечатление, что большинство наших конкурентов не осознает подлинных размеров рынка.

Он посмотрел на Уайтекера.

– Мне так кажется, – добавил он.

Шепард решил рассмотреть Андреаса поближе и нажал нужную кнопку пульта. Изображение увеличилось, но весь экран заполнила люстра. Шепард немного повернул камеру, и в поле зрения попал Андреас, но без головы. Манипулируя камерой так и этак, агент наконец поймал крупный план.

– Мне так кажется, – говорил Андреас, – потому что цифры, о которых мы все время слышим, не отражают действительности.

Шепард слушал, как Уайтекер называет объемы производства АДМ. Камера была направлена на Андреаса, и в кадре виднелась лишь рука Уайтекера.

– Я заместитель председателя совета директоров, – сказал Андреас. – Совет у нас большой, и много акционеров.

Ямада пробурчал что-то одобрительное.

– У нас были те же проблемы, что и у вас, – продолжал Андреас. – Цены были далеки от тех, на которые мы рассчитывали, и никак не росли.

И добавил, что производственные мощности АДМ уже сейчас позволяют наполовину удовлетворить расширение объема рынка этой продукции, но компания понимает, что это не в интересах остальных производителей, и не жадничает.

– Если бы мы увеличили производство процентов на семьдесят, это нарушило бы равновесие и привело к нестабильности, но и сокращать его мы не намерены.

АДМ выложила свои карты на стол. Компания не собирается отхватывать себе весь прирост рынка, но и сокращать продажи не станет. Предложение «Адзиномото», выдвинутое несколько месяцев назад, неприемлемо.

Икэда пробормотал, что они могли бы договориться и найти компромиссную цифру.

– Тут есть бумага? – спросил Андреас у Уайтекера.

В ответ Уайтекер и Икэда указали на стенд позади Андреаса с прикнопленным к нему листом бумаги.

– А, вижу, – сказал Андреас, обернувшись.

Икэда подошел к стенду, чтобы записать цифры, а Андреас тем временем направился к столику с закуской и кофе.

Уайтекер тоже встал.

– Туалет-то тут есть? – спросил он громко, чтобы Шепард слышал, что он собирается покинуть помещение.

Икэда искал ручку, и Уайтекер подал ему одну из лежавших на столе. Икэда начал записывать цифры объемов производства.

Уайтекер посмотрел на лампу с камерой и объявил:

– Пока вы пишете, я быстренько сбегаю в туалет.

«Ну уж этого хватит, чтобы меня услышали», – подумал он и вышел.

Шепард выключил видеокамеру. Он пропустил первое предупреждение Уайтекера. Магнитофонная лента крутилась еще несколько секунд после того, как Уайтекер вышел, но за это время никто ничего не произнес.

Шепард ждал, гадая, сколько времени потребуется Уайтекеру. Через полторы минуты он включил видеосистему. Уайтекер был уже в номере, Икэда все еще писал на доске. Андреас говорил что-то о том, как телевидение освещает деятельность АДМ.

– «Встреча с прессой», шоу Дэвида Бринкли и все такое, – говорил Андреас.

Наступило неловкое молчание. Уайтекер встал рядом с Икэдой у стенда.

– А что означает этот ваш лозунг «мировой супермаркет»? – спросил Икэда у Андреаса.

– Мы его не сами выдумали, – ответил Андреас. – А идея та, что мы поставляем еду для тех, кто продает еду. Ведь именно этим наша компания и занимается с первых дней ее основания.

Икэда закончил писать и обратился к остальным:

– Простите, я вас побеспокою.

Все повернулись к нему.

Несколько минут Икэда рассказывал о производстве за последние два года. На основании этих цифр, сказал он, надо определить, сколько каждая из компаний должна будет произвести в 1994 году. Андреас и Уайтекер время от времени подходили к стенду, споря о цифрах. Если все, написанное Икэдой, соответствует действительности, сказал Уайтекер, то рынок лизина гораздо больше, чем все думают.

– А в этом случае, – заявил Андреас, – и проблема гораздо меньше, чем все думают. Если эти цифры ни у кого не вызовут возражений, то всего-то и нужно, что рассчитать прирост рынка на следующий год и распределить объем этого прироста между компаниями.

Икэда быстро произвел необходимые вычисления и объявил, что рынок должен вырасти на четырнадцать тысяч тонн.

– Итак, у нас прирост в четырнадцать тысяч тонн в год, – сказал Андреас, подходя к стенду и записывая цифры. – Так что вопрос в том, кому он достанется.

Это происходило. Прямо на глазах Шепарда. Эти люди, сидя рядом с ним – сидя в «Марриоте», – делили между собой многомиллиардный рынок.

Спокойно попивая кофе.

Андреас решил первую задачу всего за несколько минут. «Киова хакко», «Мивон» и «Чейл йеданг» получают по две тысячи тонн из четырнадцати, а остальные восемь делят между собой «Адзиномото» и АДМ.

– Но как именно? Сколько нам, а сколько вам? Вот в чем вопрос, – сказал он.

Икэда заметил, что нужно учесть еще кое-что. Другие конкуренты не верят, что АДМ представила подлинные показатели своего производства. Если Андреас хочет, основываясь на них, планировать дальнейшую деятельность, он должен сначала доказать, что эти цифры соответствуют действительности.

Уайтекер отошел от стенда и сел на место. Его кейс лежал на столе перед ним. И вдруг…

Что это?

Щелчок. Да, никакого сомнения. В кейсе что-то щелкнуло.

Андреас в это время сидел к нему спиной, повернувшись к доске.

Еще щелчок.

Кейс издавал шум. Что, если его услышат другие?

Уайтекер потихоньку потянул кейс поближе и открыл замки.

Шепард внимательно смотрел на монитор.

– Я предлагаю вот что, – говорил Андреас.

Он вот-вот сделает свое предложение. Обратившись в слух, Шепард не видел, что Уайтекер возится с потайным отделением своего кейса.

Уайтекер потянул панель, закрывавшую кармашек. «Липучка», чуть сдвинувшись, все еще удерживала панель. Может, теперь щелчков не будет. Он закрыл кейс.

– Я предлагаю сказать отсутствующим: пусть производят в девяносто четвертом году на две тысячи тонн больше, чем в девяносто третьем, а остальное мы делим между собой, – говорил Андреас.

Икэда, все еще державший ручку, поглядел на него с сомнением.

– Надо назвать им конкретную цифру, – возразил он.

– Да пусть просто к объемам девяносто третьего прибавят два, – сказал Андреас, – а все остальное мы делим между собой.

Вот это да! Шепард своими ушами слышал, как Андреас пытается диктовать объемы производства другим компаниям, в том числе и тем, которых даже не было на встрече.

Это была убийственная улика.

Щёлк.

Опять! К счастью, остальные стоят у стенда с цифрами. Уайтекер открыл кейс и снова дернул «липучку». Панель отошла чуть больше.

Он закрыл кейс и поднял голову. Прямо к нему направлялся Андреас. Он был уже в нескольких футах.

Шепард все еще ничего не замечал. Его свидетель вел себя спокойно и, очевидно, вполне владел ситуацией. Все шло своим чередом.

Конкуренты вот-вот придут к соглашению. Андреас направился в ванную, двое японцев по-японски обсуждали его предложение, стоя у стенда.

Щёлк.

Уайтекер решился на радикальные меры. Иначе кто-нибудь непременно услышит. Как он объяснит щелчки в кейсе?

Он огляделся. Андреас еще был в ванной, а японцы разговаривали друг с другом, не обращая на него внимания.

Он открыл кейс и дернул за «липучку» посильнее. Она отодралась полностью. Уайтекер убрал панель в сторону, открыв взгляду диктофон.

Если кто-нибудь встанет за спиной Уайтекера, он тоже его увидит.

Шепард не знал, о чем говорят японцы. Они говорили вполголоса и по-японски. Он вывел их на экран крупным планом и не замечал, чем занят Уайтекер.

Теперь, наверное, все будет в порядке. Уайтекер закрыл кейс.

Щёлк.

Он снова открыл кейс. Возможно, кассеты цеплялись за стенку кейса. Надавив на стенку, он закрыл кейс.

В комнату вернулся Андреас, задумчиво дергавший себя за мочку уха.

Никто ничего не заметил.

Ямада подошел к стенду. Азиатским компаниям трудно согласиться с тем, что АДМ имеет право хоть на сколько-нибудь увеличить производство лизина в 1994 году, заявил он.

– Дело в том, что АДМ уже съела весь прирост рынка.

– Но в течение трех лет, – заметил Уайтекер.

– А теперь АДМ пытается захватить и новый прирост, – засмеялся Ямада. – Это несправедливо.

Ямада разыгрывал вариацию классической японской тактики ведения переговоров «нанивабуси». Он изображал жертву и жаловался, что его оппонент несправедливо пользуется его слабостью. В Токио эта тактика эффективно разрешает споры и позволяет избежать открытых столкновений.

Но для Андреаса и Уайтекера все это звучало как пустословие. Андреас был раздосадован. Все четверо стояли, споря о цифрах. Настало время четко обозначить позицию АДМ.

– Есть еще одна вещь, которую вам следует помнить, – сказал Андреас, повернувшись к стенду. – Наши мощности используются не на сто процентов.

Этого «Адзиномото» боялась больше всего. Андреас мог наводнить рынок своими продуктами и развязать очередную войну цен.

– Да, мы понимаем, – кивнул Икэда.

– Если мы не будем связывать себя обязательствами, – продолжил Андреас, – то запросто заберем пять тысяч тонн прироста.

– Хм, – произнес Ямада, сцепив руки за спиной.

– Мы можем увеличить производство не на пять, а на двадцать тысяч тонн.

Ямада кивнул.

В комнату вошли две женщины в форме официанток, катившие перед собой сервировочный столик с ланчем для Андреаса и Ямады. Одна из них была агентом ФБР.

– Вы собираетесь оставить это на сервировочном столике? – спросил их Андреас.

– Мы можем накрыть большой стол, если хотите, – ответила одна из женщин.

Икэда и Ямада подошли к доске и снова заговорили по-японски. Андреас и Уайтекер посторонились, чтобы официантки убрали со стола и расставили тарелки с салатами и бутербродами.

Шепард знал, что, согласно регламенту, общие переговоры должны вот-вот закончиться. После этого Икэда и Уайтекер на час оставят Андреаса и Ямаду беседовать за ланчем. И как только Уайтекер покинет помещение, им придется прекратить видеозапись. А между тем стороны так и не пришли к соглашению.

У них оставалось всего несколько минут.

Пока Уайтекер подписывал счет за предоставленные отелем услуги, Икэда выступил с предложением «Адзиномото»: они согласны, чтобы к тому количеству лизина, которое АДМ производила в последнее время, – около шестидесяти семи тысяч тонн, – прибавилась неопределенная, но отнюдь не маленькая величина, условно обозначаемая как «альфа».

Предложение было в самом деле неопределенным и имело ясный подтекст.

Но Андреасу и Уайтекеру казалось, что дело сделано. АДМ хотела хоть какого-то прироста. Уайтекер сказал, что «Адзиномото» повторяет их собственное предложение.

– Это просто формулировка, – сказал Икэда, – и она более приемлема для остальных.

Андреас улыбнулся. Ему было плевать на формулировку соглашения, лишь бы оно соответствовало желаниям АДМ.

– Словесное оформление предоставляю вам, – сказал он.

Икэда подошел к стенду и снял с него лист с цифрами.

– Думаю, это лучше сохранить, – рассмеялся Андреас.

Хотя ни та, ни другая сторона не высказали этого вслух, в самом конце встречи им удалось заключить противозаконное соглашение – в присутствии накрывавших на стол официанток.

Уайтекер вышел в коридор.

Он достиг цели.

Шепард тоже слышал эти слова. Они заключили сделку перед самым перерывом. Как только Уайтекер вышел из номера, Шепард нажал кнопку пульта, и экран монитора погас.

Спрятанная в лампе камера неслышно отключилась.

Андреас посмотрел на Ямаду. Они были наедине. Теперь он мог высказаться откровенно и заявить японцам, что АДМ не подчинится диктату.

– Слушайте, – сказал он, – я только что еще раз проверил все цифры Марка и убедился, что они верны. Так что меня не волнует, что вы собираетесь делать.

– Мы предпочитаем обрисовать эту ситуацию по-другому, в азиатском стиле, – отозвался Ямада.

– Да мне плевать, что вы там рисуете, – сказал Андреас. – Это ваше право.

Ямада не ответил.

Час спустя один из агентов доложил Шепарду, что Уайтекер и Икэда вернулись в номер. Шепард включил монитор и видеомагнитофон. Уайтекер стоял у стола. Лист бумаги, который Икэда снял со стенда, все еще лежал на столе.

Шепард и Везеролл наблюдали, как Уайтекер сворачивает лист и кладет его в кейс.

– Думаю, надо это сохранить, да? – сказал Уайтекер.

Везеролл восхитился тем, как естественно у него все получилось. Уайтекер только что пошел на риск и ловким маневром раздобыл для ФБР ключевое вещественное доказательство.

«Этот парень – лучший осведомитель из всех, кого я видел», – подумал Везеролл.

В тот же вечер, около половины восьмого, Херндон припарковал машину на стоянке пиццерии около декейтерского аэропорта. Через несколько минут из-за угла вывернул синий «таун-кар» Уайтекера. Как только «таун-кар» остановился рядом, Херндон пересел в него.

– Привет, Марк. Я слышал, встреча прошла успешно?

– И еще как! – возбужденно ответил Уайтекер. – Я думаю, вам, ребята, понравится то, что я добыл.

Уайтекер говорил быстро и много, постоянно повторяясь. Было видно, что он горд собой.

– Это как раз то, чего вы, парни, добивались. Доказательство, что Мик участвует в сговоре. Теперь это ясно как день: он участник сговора. Он в заговоре. Он делит мировой рынок с Ямадой. Он только что сделал это. Прямо сейчас. Эти записи помогут вам в деле с Миком, помогут доказать, что он в этом участвует. Да, уникальная запись. Она показывает, как Мик делит мировой рынок. Это то, что вам, парни, было нужно. Потрясающе, Бобби.

Слова сыпались из Уайтекера, как горох. Херндон терпеливо ждал. Уайтекеру нужно время, чтобы выпустить пар и прийти в себя. А сейчас ему предоставился случай поговорить о том, что произошло.

– Хорошо, давайте посмотрим, что у вас, – сказал наконец Херндон. – Я понимаю, вам пора домой, к семье, но сначала отдайте записи.

Уайтекер протянул ему микрокассетный диктофон. Херндон вынул кассету и ручкой отогнул закрывающие выемку пластинки, чтобы запись не стерлась. Затем, задавая Уайтекеру вопросы, он записал ответы в блокнот. Пиджак Уайтекера с зашитым в нем записывающим устройством уже лежал на сиденье между ними. Херндон взял пиджак и кейс с диктофоном, чтобы следующим утром извлечь записанные кассеты.

Минут через двадцать Херндон поблагодарил Уайтекера и простился с ним. Он пронаблюдал, как Уайтекер выезжает со стоянки на дорогу, и проверил, не следует ли за ним кто-нибудь. Херндон чувствовал себя за него в ответе. Уайтекер помог раскрыть международный заговор. Он был частью их команды.

Через несколько дней, в канун Хеллоуина, Херндон уселся в кресле перед телевизором в гостиной. Он наконец получил копию видеозаписи, сделанной в Ирвайне, и начал писать к ней резюме. Вставив кассету в видеомагнитофон, Херндон взял пульт дистанционного управления и нажал кнопку воспроизведения. Один из котов, Муки, прыгнул к нему на колени.

Запись действительно была невероятной. Херндон снова и снова перематывал пленку, чтобы еще раз просмотреть самые важные моменты.

Время, указанное белыми цифрами в нижней части пленки, приближалось к 11.00, когда Уайтекер отправился в туалет. Кейс он, разумеется, оставил на своем месте, и магнитофон продолжал работать. Однако запись, сделанная в отсутствие лица, давшего на нее согласие, не будет иметь юридической силы в суде.

Затем Андреас изложил перед конкурентами свою позицию.

Что это?

На экране Херндон увидел, как Уайтекер открывает кейс и начинает у всех на глазах ковыряться в записывающем устройстве.

Что он делает?

Херндон отмотал пленку назад и прокрутил сцену еще раз.

Он что, рехнулся?

Они обязательно поговорят об этом с Уайтекером.

Чуть позже он позвонил Шепарду в Декейтер:

– Ты просто не поверишь, Брайан. Я только что просмотрел видеозапись, и на ней Уайтекер открывает кейс и приподнимает закрывающую устройство панель прямо за столом, в присутствии всех остальных.

– Ты шутишь, – сказал Шепард, помолчав.

Херндон сообщил коллеге точное время, когда это произошло. Шепард положил телефонную трубку. Он хотел увидеть это собственными глазами. Если диктофон в кейсе был не в порядке, Уайтекер должен был просто отключить его. Придется отчитать его. Что за беспечность!

– Ну и где же соглашение?

Робин Манн обратилась с этим вопросом по телефону к трем агентам ФБР, ведущим расследование. Несколько дней назад они послали ей копии всех записей, сделанных в Ирвайне, и ожидали поздравлений. Вместо этого снова последовали недоуменные вопросы. По закону преступным деянием считается заключение соглашения, а не обсуждение возможностей его заключения. Манн признавала, что соглашение, по сути, было достигнуто, но знала, что жюри захочет услышать, как участники подтверждают, что сделка заключена. А в Ирвайне конкуренты несколько часов спорили, и лишь в самом конце, за несколько минут до ланча, прозвучал намек на достижение договоренности. Это хорошая улика, сказала Манн, но недостаточная. Любой мало-мальски грамотный защитник на суде не оставит от нее камня на камне.

В резидентуре Декейтера агенты, слушавшие ее по трем телефонным аппаратам, были в расстройстве. Неужели Манн не видит, что соглашение было достигнуто? Может, она не хочет этого видеть?

– Как еще это назвать, если не заключением соглашения? – возразил Везеролл. – Не зацикливайтесь на их словах, смотрите, что они делают, что пишут.

– Я смотрю, Джо, – ответила Манн. – И я вижу лист с цифрами, но можно ли считать его соглашением?

– Ну а чем же еще?

– Это можно рассматривать как предложение. Остальных компаний на встрече не было. Никто из них не заявлял о своем согласии.

Шепард заспорил и стал вновь объяснять, что вся запись в совокупности недвусмысленно свидетельствует о достижении соглашения. Везеролл в досаде бросил трубку и вышел в соседнюю комнату, где у телефона сидел Херндон. Везеролл махнул рукой и показал ему язык, ясно выразив свое мнение.

Херндон подавил улыбку.

Когда Херндон и Шепард простились с прокурором, все трое собрались в главном офисе. Чего еще хочет Манн? Может, предположили агенты, она просто боится браться за это дело? В конце концов решили, что Уайтекер должен сделать такую запись, где прозвучит слово «соглашение». Хотя неизвестно, удовлетворит ли прокуратуру и это.

В понедельник, 22 ноября, Уайтекер составлял новый отчет о последних расходах. Всю предыдущую неделю он был в разъездах, и теперь его стол был завален счетами и квитанциями. Он заполнил бланк, написав, что в понедельник и вторник был в Чикаго, и приложил счет за президентский номер в отеле на Норд-Стейт-стрит. Четыре следующих дня он провел в Майами на отраслевой конференции.

Уайтекер включил в отчет триста восемьдесят семь долларов двадцать семь центов, уплаченных за гостиницу в Майами, но счет не приложил, написав, что он должен прийти по почте. Еще он перечислил затраты на посещение нескольких ресторанов с приложением счетов, верхняя часть которых была обрезана, так что название и местонахождение этих ресторанов были неизвестны. Слово «Майами» не значилось ни в одном из документов. И хотя обычно Уайтекер делал по нескольку десятков телефонных звонков в день, за все три дня его пребывания во Флориде не состоялось ни одного разговора – ни по карточке «Эй-ти-энд-ти», ни из комнаты отеля.

Иначе говоря, Уайтекер сделал все, чтобы не осталось никаких письменных свидетельств его поездки. Поэтому не только АДМ, но и ФБР было трудно понять, что на самом деле он был вовсе не во Флориде, а далеко за пределами страны.

Подтвердить факт заключения соглашения в Ирвайне оказалось труднее, чем представлялось агентам. Обе компании считали, что договоренность между ними достигнута, но условия соглашения виделись им по-разному. По мнению Уайтекера и Андреаса – и агентов ФБР, – японцы согласились, что АДМ будет производить столько же лизина, сколько в предыдущем году, плюс значительную долю прироста рынка 1994 года в четырнадцать тысяч тонн.

Однако ни Ямада, ни Икэда не подтвердили этого прямо. Долю АДМ они весьма неопределенно обозначили буквой «альфа», отозвавшись о ней как о «существенной части дополнительного количества». Но, в отличие от АДМ, под дополнительным количеством они имели в виду не ожидаемую прибавку в четырнадцать тысяч тонн, а то, что будет произведено сверх этого. Четырнадцать тысяч тонн они собирались поделить исключительно между азиатскими компаниями, а если вдруг удастся достичь цифры в пятнадцать тысяч тонн, то существенную часть этой дополнительной тысячи они уступали АДМ. Иначе говоря, они оставляли американцам крохи, которые останутся после того, как насытятся японцы и корейцы.

«Адзиномото» просто продала американцам старые предложения в новой упаковке, не изменив их суть. Неопределенная формулировка, предложенная Ямадой, должна была умиротворить американцев. Логические доводы представителей АДМ не повлияли на убежденность японцев в своей правоте. Они считали свою позицию естественной и правильной.

В ноябре Уайтекер записал несколько своих разговоров с Икэдой об условиях достигнутого в Ирвайне соглашения, но толку не добился. 1 декабря он зашел в кабинет Мика Андреаса, чтобы рассказать тому о состоявшемся накануне споре с Икэдой. Он кипел от возмущения.

– Мы проговорили полчаса, но я так и не смог его убедить, что согласно договору мы будем производить семьдесят две тысячи тонн в девяносто четвертом. Они считают, что шестьдесят семь. «Господи боже мой, – говорю я ему, – можно подумать, что мы вовсе не с вами договаривались на этой дурацкой встрече!» «Восходящее солнце», да и только.

Андреас кивнул. Они с Уайтекером уже обсуждали бестселлер Майкла Крайтона в связи с этим делом.

На днях Уайтекер с Уилсоном должны были лететь в Токио для очередной встречи по ценам. Уайтекер был так зол на японцев, что спросил Мика, нельзя ли отменить эту встречу.

Но Андреас был спокоен. Спор шел всего из-за пяти тысяч тонн. Чепуха, не стоящая усилий.

– Может, не стоит и спорить с ними?

Уайтекер вскинул руки вверх:

– Ну, как скажешь. Но согласись, они бессовестные сукины дети.

Андреас посоветовал ему сообщить японцам, что АДМ ожидает в 1994 году некоторый прирост производства, но цифру не уточнять. В любом случае «альфа» будет значительно больше нуля.

Утверждение Байрона Кадмора в должности спрингфилдского окружного прокурора заняло в Сенате несколько недель. Он уже больше полугода сотрудничал с отделением ФБР в Декейтере. Теперь его должна была сменить Фрэнсис Хьюлин, опытный сотрудник иллинойсской прокуратуры.

Первые дни на новом месте она провела, вникая с помощью Кадмора в детали «Битвы за урожай». Он даже переложил часть повседневных обязанностей на своего помощника Роджера Хитона, – разумеется, сохраняя контроль над ситуацией. Кадмор сказал Хьюлин, что прокуроры работали в тесном сотрудничестве с чикагским антитрестовским офисом и что отношения между ними были хорошими. Потенциальная значимость расследования, к которому подключилась Хьюлин, представлялась ей несомненной, и она с нетерпением ожидала встречи с ФБР.

Встреча состоялась в конференц-зале спрингфилдского офиса ФБР. Шепард сделал общий обзор проведенного расследования, Херндон подробно остановился на переговорах производителей лизина и воздействии этих переговоров на состояние рынка. Для наглядности он продемонстрировал диаграмму изменения цен на лизин за последние годы.

Все это впечатлило Хьюлин. К концу встречи она говорила агентам, как ей хочется поработать над этим делом и довести его до победного конца.

Атташе США в Токио по правовым вопросам сообщил досадную новость. Уайтекер успешно записал недавние переговоры в Японии о ценах, и ФБР запросило разрешение использовать на предстоящей встрече в Токио новое, более сложное оборудование. Но японская полиция вдруг заартачилась и наложила вето на использование любой звукозаписывающей аппаратуры.

И все же лазейка оставалась. Японские власти сказали, что их запрет не распространяется на «личные диктофоны участников». Если Уайтекеру захочется записать что-нибудь на память, никто не возразит. Теоретически это нарушение закона, и его могут арестовать. Но американцам, можно сказать, пообещали, что посмотрят на это сквозь пальцы.

Агенты обсудили положение и решили, что о нем надо сообщить Уайтекеру. Окончательное слово за ним.

Шепард мрачно смотрел на Уайтекера. Они сидели за столом в комнате отеля.

– Марк, у нас проблема. Нам запретили ввозить наше оборудование в Японию. Японское правительство запретило.

Уайтекер кивнул. Аналогичные проблемы возникали и раньше.

– Ну что ж, я буду делать записи в блокноте, как в Ванкувере, да?

– Безусловно, вы имеете право записывать переговоры в блокнот. Но мы хотим, чтобы вы сделали кое-что еще. Как я сказал, нам не разрешили оснащать вас своей аппаратурой. Однако мы не можем запретить вам записать что-либо на собственный магнитофон, а потом дать послушать нам.

– Как это? – Уайтекер недоуменно воззрился на агента. – То есть вы хотите, чтобы я все-таки сделал аудиозапись?

– Я не имею права говорить этого, – пожал плечами Шепард.

Уайтекер откинулся на спинку стула. Ничего себе. Шепард фактически просил его сделать запись, не произнося самой просьбы вслух. Что это?

– Ну ладно, – произнес он покладисто, – я сам запишу. Я решил записывать эту встречу.

Шепард вынул из кармана листок. В тот день их технический эксперт агент Гиббонс сообщил, что самое качественное электронное оборудование выпускает компания «Рейдио шэк». Шепард записал название.

– Если вы решили записывать, может, вам понадобится аппаратура этой фирмы. Она продается в торговом пассаже «Хикори пойнт», – сказал он, вручая листок Уайтекеру.

Уайтекер покосился на листок с подозрением и хотел что-то сказать, но передумал.

– Сами мы не можем купить это оборудование, – пояснил Шепард. – Если мы его купим, оно будет принадлежать ФБР. Тогда его нельзя будет использовать в Японии законным образом.

– А если меня застукают, когда я буду записывать?

– Я не знаю японских законов, но, возможно, у вас будут неприятности. А если вас арестуют, то мы вряд ли сможем вам помочь.

Уайтекер несколько секунд обдумывал все это. Затем спокойно и буднично произнес:

– Договорились.

2 декабря Уайтекер пробрался сквозь предпраздничную толпу, заполнившую пассаж «Хикори пойнт», и вошел в отдел фирмы «Рейдио шэк». Подождав, пока продавец освободится, он обратился к нему:

– Я хотел бы купить магнитофон. – Он посмотрел на листок. – «Рейдио шэк майкро-двадцать шесть».

Продавец ушел в подсобку и вернулся с магнитофоном, тремя батарейками «А» и тремя кассетами на девяносто минут каждая. Стоило все это сто сорок девять долларов восемьдесят два цента, включая налог.

Забрав покупку, Уайтекер направился к автомобилю. Его беспокоили не лишние затраты, а риск, на который его обрекло ФБР. Но если он запишет переговоры в Японии, окончание расследования приблизится, а это важнее.

Он сел в машину и положил пакет на сиденье. По дороге он обдумывал разговор с Шепардом. Жаль, что его не предупредили заранее. Он позаботился бы о том, чтобы обезопасить себя на случай, если в Японии попадет в беду, а ФБР отречется от него.

Ну ладно. Скорее всего, перед отъездом он еще поговорит с Шепардом и уж тогда постарается, чтобы тот повторил свою просьбу. Агенты сами учили его приемам, заставляющим людей повторить сказанное, и Уайтекер неплохо навострился делать это.

Императорский дворец возвышается в центре Токио, на месте прежнего замка Эдо, который вплоть до конца XIX века был цитаделью правителей-сёгунов. К юго-востоку от него раскинулся обширный «внешний сад» Кокэ Гёэн, где сохранилась сторожевая башня Фусими, к которой можно пройти по двухарочному каменному мосту, перекинутому через ров.

7 декабря Уайтекер и Уилсон увидели этот сад, подъезжая к «Палас-отелю» на такси, взятом в аэропорту Нарита. Уайтекер расплатился с водителем йенами, и они направились ко входу. Уилсон устал и был раздражен. Длительный перелет на самолете компании «Джапан эйрлайнз» обострил боли в спине, которые беспокоили его и прежде. Он был сыт по горло этими перелетами.

Напряженность в отношениях между производителями лизина возникла еще до токийской встречи. Многие компании были недовольны результатами переговоров в Ирвайне. Корейские компании «Мивон» и «Чейл йеданг» были уверены, что при распределении объемов производства их обманули. Руководители «Чейл йеданг» даже отказались приехать в Токио. Споры между АДМ и «Адзиномото» тоже были улажены лишь отчасти, и компании подозревали друг друга в нечестности. Решением, принятым в Ирвайне, была довольна только японская «Киова хакко».

По мере того как прибывали участники, воцарялась атмосфера вымученного дружелюбия. Последними, с пятиминутным опозданием, прибыли представители «Адзиномото» Икэда и Мимото. Было 9.35 по токийскому времени.

– Доброе утро, – произнес Икэда, входя в помещение. – Мы опоздали.

– Да нет проблем, – откликнулся Уилсон. – Мы тут только что уменьшили вашу долю на двадцать тысяч тонн, так что охотно вас извиняем…

Все засмеялись.

Минут сорок они разбирали по косточкам рынок лизина, обсуждая регион за регионом, клиента за клиентом. Скучно, зато снимает напряжение и способствует продуктивной работе.

Уайтекер взглянул на часы. Пора включать магнитофон.

Извинившись, он удалился в туалет и закрылся в кабинке. Там он вытащил свой «Рейдио шэк», нажал на кнопку «запись» и снова положил диктофон в карман. Затем, спустив воду, вышел и столкнулся нос к носу с Жаком Шодре, который вышел в туалет вслед за ним.

– Тоже решили проветриться? – улыбнулся Уайтекер.

Они вместе вернулись в конференц-зал. Уайтекер пропустил всего минуту начавшейся дискуссии.

Несмотря на начальные разногласия, основные производители лизина начали наконец приходить к единому мнению. В конце концов объемы производства были распределены. Правда, по некоторым вопросам, особенно по таинственной цифре «альфа», закрепленной за АДМ, так и не договорились, но в целом достигли согласия, какого не было прежде. Производство будет под контролем, даже в отсутствие «Чейл йеданг». Цены на лизин годами будут оставаться прежними.

Уилсон воспользовался случаем упорядочить неорганизованный доселе рынок. Пора всем производителям лизина регулярно обмениваться показателями объемов производства, сказал он. Эти данные может собирать образованная недавно отраслевая ассоциация. В других отраслях такой законный обмен информацией о размере рынка идет уже давно. При этом отраслевая ассоциация может оповещать всех участников лишь об общем количестве производимого лизина, оставляя долю каждого в тайне, – раскрытие этих цифр наверняка было бы противозаконным.

Вот тут-то и возникает возможность схитрить, продолжил Уилсон. Ежемесячный отчет о продажах не вызовет подозрений, если его итоги будут открыто докладываться отраслевой ассоциации. А после этого для согласования объемов компании будут негласно оповещены о продажах конкурентов. Если одна из компаний продаст больше намеченного, она должна будет купить лизин у отстающих. Это обеспечит контроль над производством.

– Делишься информацией, – заключил Уилсон, – и каждый месяц получаешь информацию в обмен.

Уилсон предложил по телефону докладывать цифры продаж Кандзи Мимото из компании «Адзиномото». Тот будет обобщать их и знакомить всех участников с результатом.

– Иначе говоря, – прибавил Уайтекер, – официально таким центром будет ассоциация, а на самом деле – Мимото.

Некоторые участники все еще сомневались. Уайтекер с Уилсоном не сдавались.

– Мимото будет сообщать нам только одну цифру – общий объем продаж, – сказал Уайтекер. – Данные по каждой компании в отдельности останутся ее коммерческой тайной.

– А это законно? – спросил Мимото.

– Да, сообщая только общую цифру, вы не нарушаете закон.

– Это вы так говорите… – с сомнением возразил Мимото.

– Незаконным будете только вы, – ответил ему Уайтекер. – А если считать, что это не вы, а ассоциация, то все в порядке.

Все снова развеселились. Отличная мысль.

Уилсон предупредил собравшихся, что сообщать информацию Мимото по телефону надо с осторожностью, убедившись, что телефон не прослушивается.

– Прослушка в наше время, знаете ли, вещь вполне возможная.

«Рейдио шэк» в кармане Уайтекера записал и эти слова.

Свидетельства по делу о фиксировании цен становились все убедительнее. И все же прокуроры не могли избавиться от какого-то гнетущего чувства. Не считая агентов ФБР, единственным сотрудником правоохранительных органов, встречавшимся с Уайтекером, был Кадмор, а он вскоре должен был покинуть их группу. Робин Манн поделилась этими мыслями с Роджером Хитоном, который временно вел общее наблюдение за ходом расследования. Они решили, что им пора познакомиться с Уайтекером лично.

Спустя несколько дней Манн провела с агентами ФБР телефонную конференцию, чтобы обсудить одну из сделанных в последнее время аудиозаписей. Объяснения агентов ее удовлетворили.

– Знаете, – вздохнула она, – было бы больше толку, если бы Уайтекер сам прокомментировал эту запись. Подумайте о том, как организовать нашу встречу. Чем скорее она произойдет, тем лучше.

Манн уже не впервые обращалась к ним с этой просьбой. Везеролл и Херндон молчали.

– Да, это понятно, – отозвался наконец Шепард. – Но вы же знаете, что тут есть кое-какие препятствия, которые мы пытаемся устранить. Безусловно, мы организуем встречу в ближайшее время. Просто мы не можем пока сказать, когда именно.

– Что за препятствия? – быстро спросила Манн. Раз тема затронута, нужно извлечь из агентов как можно больше.

Снова молчание. Агенты не верили, что прокуроры найдут правильный подход к Уайтекеру. Они боялись, и больше всех Везеролл, что общение с прокурорами повлияет на психику их осведомителя и выведет его из того неустойчивого равновесия, которого они достигли с таким трудом. С Уайтекером следовало обращаться деликатно, а Манн предпочитает действовать напрямик. Однако сказать это в открытую было нельзя, приходилось прибегать к дипломатии.

Шепард сослался на то, что они уже давно используют прокуроров в качестве козлов отпущения. Всякий раз, когда Уайтекер приставал к ним с вопросами о дальнейшем ходе расследования: «Придется ли ему выступать свидетелем в суде?», «Что будет с семейством Андреас?» – они отвечали, что все решения принимают прокуроры.

– Мы не хотим, чтобы он досаждал вам вопросами, на которые вы сейчас тоже не можете ответить, – сказал Шепард. – А пока вы для него недосягаемы, он довольствуется существующим положением вещей.

Манн продолжала настаивать, но уломать агентов ей не удалось. Они подумают о том, как устроить встречу, сказал Шепард, но чуть позже, когда наступит благоприятный момент.

Джинджер Уайтекер не узнавала своего мужа. Семья всегда была для него главным в жизни. Он находил время покормить кроликов с младшим сыном в его клубе «4-Н», посещал все школьные праздники. А теперь первыми в списке ценностей стояли АДМ и ФБР, а семья съехала на последнее место. Как-то вечером она попыталась вразумить мужа. Он должен больше бывать дома, сказала она. Он нужен детям, он нужен ей.

– Но я делаю все это ради тебя и детей, – протестовал он. – Я хочу, чтобы вы ни в чем не нуждались. Поэтому я и работаю так много. Ради нашей семьи.

Джинджер вздохнула. Марк говорил раздраженным тоном. Раньше он был так весел и жизнерадостен, а в последнее время чаще всего был усталым и недовольным.

– Марк, семье это не нужно. Мы обойдемся.

– Что ты говоришь? – возмутился он. – Ты хочешь быть как все, жить в какой-нибудь халупе? Хочешь быть одной из тех, кто не может даже купить автомобиль для детей?

Джинджер была поражена. Кажется, он всерьез полагал, что деньги возвысили его над другими людьми. Он определенно изменился.

– Несколько автомобилей и высокий заработок не означают, что ты лучше всех, – сказала она. – Все это не имеет отношения к твоим человеческим качествам.

Помолчав, она тихо добавила:

– Раньше ты понимал это. Ты понимал, в чем истинная ценность. Тебе нужно понять это снова. Ты должен обратиться к Богу.

Марк уставился на нее.

– Я не нуждаюсь в Боге, – бросил он. – Я буду посильнее Бога.

2 февраля 1994 года Уайтекер встретился с Шепардом и Везероллом. За те несколько недель, что прошли после поездки в Токио, он записал несколько пленок, в основном свои разговоры с японцами. Сотрудничество с конкурентами приносило плоды. Если в 1993 году АДМ потеряла на продаже лизина два миллиона долларов, то в 1994-м, по оценкам Уайтекера, их ожидала прибыль в пятьдесят пять миллионов.

Этим вечером он был в приподнятом настроении.

– Намечены следующие переговоры по фиксированию цен, – объявил он и, помолчав, добавил: – На Гавайях.

В последние недели Уайтекер усиленно склонял конкурентов к встрече на Гавайях. Ни о чем он не говорил так часто, как о гольфе. После Токио недоверие производителей лизина друг к другу несколько ослабло, и они в конце концов согласились. Гавайи так Гавайи, гольф так гольф.

Всё на мази, сказал Уайтекер. Официально они в начале марта отправятся на Гавайи для участия в конференции лизиновой ассоциации, а на самом деле будут тайно договариваться о ценах.

Шепард и Везеролл обрадовались. Их трудное дело близилось к финалу. И все благодаря знаменитым гавайским полям для гольфа.

 

Глава 9

Выйдя из здания Международного аэропорта Гонолулу, Везеролл бросил чемодан в багажник взятого напрокат автомобиля с откидным верхом. Им повезло: отель предоставил машину бесплатно и они могли наслаждаться тропическим солнцем, не думая о расходах. Херндон устроился на пассажирском сиденье, поставив чемодан со звукозаписывающим оборудованием на пол перед собой. Опустив верх автомобиля, агенты отправились в сорокапятиминутный путь в долину Макаха.

Дорога вилась между скалистыми утесами хребта Вайанаэ вдоль западного побережья острова Оаху. Они проехали великолепную, окруженную огромными вулканическими скалами площадку для гольфа на восемнадцать лунок, откуда открывался вид на долину Макаха и просторы Тихого океана. За площадкой виднелись коттеджи и бунгало роскошных отелей «Шератон» на сто восемьдесят пять номеров и «Кантри Клаб». Именно это место в уединенном живописном уголке острова компании-заговорщики выбрали для очередной встречи, которая должна состояться через два дня.

На следующее утро агенты встали пораньше, оделись как обыкновенные туристы – в слаксы и рубашки с открытым воротом, спустились в вестибюль и направились к стойке портье.

– Прошу прощения, – обратился Херндон. – Мы приехали встретиться с Марком Уайтекером из компании АДМ. Он зарезервировал конференц-зал. Мы хотели бы его осмотреть.

Один из служащих отеля вывел их на улицу и проводил через лужайку к коттеджу, в котором находился конференц-зал. Служащий отпер дверь.

Зал был полной катастрофой. Он был огромен. Участники переговоров могли разбрестись по углам, – как видеокамере уследить за ними? Что еще хуже, соседнее помещение, где предполагали разместиться агенты, было отделено от зала лишь тонкой перегородкой. Они, конечно, могли бы сидеть затаившись и не издавая ни звука, но перегородка убиралась простым нажатием кнопки в конференц-зале. Херндон взглянул на Везеролла.

– М-да, – произнес тот, – так не пойдет.

– Это помещение не годится, – обратился он к служащему. – Нам нужно что-нибудь другое.

Они вернулись в вестибюль отеля. Явился агент офиса ФБР в Гонолулу. Его сопровождала команда наблюдателей, которая называлась «группа спецопераций». Группа заметно отличалась от обычных агентов ФБР: загорелые, в шортах и ярких рубашках с короткими рукавами, они могли легко затеряться в толпе отдыхающих.

Все вместе отправились к начальнику службы безопасности отеля и объяснили ему ситуацию. ФБР проводит операцию, сказали они, и им нужен зал поменьше и еще одно помещение рядом, где они могли бы работать.

– Это непросто, парни, – сказал начальник службы безопасности. – Отель переполнен. Но я посмотрю, что можно сделать.

Выйдя из кабинета, Везеролл вздохнул.

– Как всегда, Боб, – сказал он. – Все не так просто, как кажется.

В тот же день им показали номер из двух комнат. Он был мал, и лизиновые боссы сочли бы его неудобным. В спальне агенты решили поселить Уайтекера, и это правдоподобно объясняло то, отчего для встречи выбрано именно это помещение.

До начала переговоров оставалось меньше суток, сделать надо было много, а проблем не убавлялось. Соседние номера были заняты, так что агенты могли устроить наблюдательный пункт лишь в одном из дальних. Спрятать провода на всей дистанции было невозможно, и оставалось транслировать сигнал сквозь стены двух смежных номеров.

Группа специального назначения привезла первую порцию аппаратуры, установила ее и включила для проверки. Сигнал то пропадал, то появлялся. Иначе говоря, запишется лишь часть того, что будет говориться на встрече. Спецназовцы притащили дополнительное оборудование для усиления сигнала. Оборудование включили, и все затаили дыхание. На этот раз и звук, и изображение были стабильны.

Но теперь не годилась видеокамера. В отличие от той, что использовалась в Ирвайне, она не вращалась и не делала крупных планов. Кроме того, помещение было слишком мало и не позволяло установить камеру на таком расстоянии от стола переговоров, чтобы охватить всех участников. Кто-то неизбежно выпадет из поля зрения камеры. Спецназовцы связались с группой технической поддержки в Куантико, штат Виргиния, и попросили срочно прислать другую камеру.

В ожидании камеры агенты постарались, как могли, приспособить помещение для своих целей. Они расставили стулья по кругу с таким расчетом, чтобы все они попадали в поле зрения. Стол подвинули к окну, чтобы потом установить на нем лампу с видеокамерой. Комната стала выглядеть странно, но ничего не поделаешь.

На следующий день в отделение ФБР на Гавайях прибыл ящик с новой видеокамерой. Один из техников доставил ее в «Шератон». Херндон и Везеролл наблюдали, как агент распаковывает ящик и достает из него настольную лампу под зеленым абажуром. Выглядела она очень знакомо.

– Хм, – сказал Везеролл. – Похоже, она путешествует вслед за нами.

Лампа действительно была идентична той, которая использовалась в Ирвайне, но менять ее было поздно. Оставалось надеяться, что, заметив сходство, иностранные бизнесмены подумают, будто некая фирма электротоваров проделала неплохую маркетинговую работу и поставляет свое оборудование всем сетям американских отелей.

На следующее утро Уайтекер после завтрака прошел прямо в номер, где устроили оперативный центр ФБР. Он знал, что его ждет Херндон.

Херндон внимательно разглядывал вошедшего Уайтекера. Никаких признаков напряженности или страха. Предстоял ответственный день, но свидетель был спокоен. Обменявшись приветствиями, они поговорили о достоинствах и недостатках отеля.

Херндон взял небольшой пакет и вынул бритву и крем для бритья.

– Еще разок, Марк, – произнес он извиняющимся тоном.

– Конечно, конечно, нет проблем, – отозвался Уайтекер.

Уайтекер снял рубашку, а Херндон, выдавив на ладонь крем, размазал его по груди Марка и сбрил волосы. Оба чувствовали себя неловко.

Затем Херндон достал звукозаписывающее устройство. Оно относилось к одному из первых поколений новой марки «Ф-бёрд», разработанной научно-исследовательским отделом ФБР. На практике его опробовали впервые. Тонкий корпус был величиной с портсигар. Вместо магнитной ленты в устройстве использовалась карта памяти. Записанный разговор можно было сбросить на компьютер и прослушать. Устройство не требовалось включать и выключать. Перед началом переговоров агенты запустят его, запрограммировав на определенное время работы. «Ф-бёрд» будет записывать все подряд, пока не истечет это время или пока его не остановят агенты.

Пристроив аппарат на спине Уайтекера, Херндон подсоединил микрофоны и тщательно закрепил их на выбритой коже.

– Боб, я уверен, что все получится, – заявил Уайтекер, надевая рубашку.

– Как по-вашему, помещение не слишком тесное?

– Ничего, поместимся. Все будет нормально.

Напоследок Херндон передал Уайтекеру инструкции прокуроров.

– И еще одно, Марк, – сказал он. – Когда вы начнете договариваться о ценах и объемах производства, постарайтесь провести голосование по обсуждаемым вопросам, чтобы убедиться, что все согласны. И желательно, чтобы прозвучало слово «соглашение».

Херндон ожидал, что Уайтекер начнет возражать. Ведь так дела не делаются. Херндон и сам понимал, что голосование выглядело бы неестественно. Но этого требовали прокуроры. К удивлению агента, Уайтекер спокойно сказал, что с голосованием проблем не будет.

– Во время переговоров я, наверное, позвоню вам, даже если не возникнет затруднений, – просто для того, чтобы вы знали, что мы держим руку на пульсе, – предупредил Херндон. – Сделайте вид, что это звонят из обслуживания номеров и спрашивают, все ли в порядке.

– Ладно.

В номер вошел Везеролл. Вид у него был серьезный и решительный. Он был готов начать операцию.

Херндон снова обратился к Уайтекеру:

– Я уверен, все будет хорошо, Марк. Не забудьте только про слово «соглашение».

– Не забуду, Боб.

– И не говорите слишком много. Пусть лучше все происходит естественно, само собой.

– Но мне придется говорить! – возразил Уайтекер.

– Я знаю, но…

– Я ведь представляю АДМ и должен буду заявить нашу позицию. Если я промолчу, это вызовет подозрения.

– Я понимаю, Марк. Говорите все, что нужно. Просто старайтесь не затыкать рот остальным. Пусть все выскажутся.

– Ну да, это понятно.

Уайтекер собрался уходить. В этот момент Херндон почувствовал прилив симпатии к нему и подумал о том, как им повезло с помощником. Именно из-за него они были здесь. Именно он помогает ФБР следить за переговорами и собирать улики. Без Уайтекера никакого расследования не было бы вовсе.

Масару Ямамото из японской компании «Киова хакко» толкнул стеклянные двери отеля «Шератон Макаха» и вышел на свежий воздух. Он только что позавтракал и теперь направлялся на встречу с другими предпринимателями в номер Уайтекера. Несмотря на слаксы и спортивную рубашку, он выглядел почти официально и отличался от других постояльцев отеля, направлявшихся играть в гольф.

Он не замечал, что один из этих небрежно одетых людей следует за ним. Когда Ямамото свернул на дорожку, ведущую к коттеджу Уайтекера, человек остановился и, прикоснувшись к карману, включил спрятанную рацию.

– К вам движется расфранченный азиат лет сорока, – доложил он.

У подножия холма Ямамото повернул за угол коттеджа и прошел мимо окна, закрытого жалюзи.

Человек, стоявший за этими жалюзи, чуть раздвинул их и нацелил на Ямамото объектив автоматической фотокамеры.

Камера несколько раз щелкнула.

Херндон уселся перед пустым экраном монитора и надел наушники. Вошли несколько агентов из команды наблюдения и сообщили, что в гостиной Уайтекера уже находятся некоторые участники встречи и он сам. Херндон посмотрел на часы. Стрелка подбиралась к 8.55. Он включил аппаратуру, экран ожил, комната наполнилась звуками. Говорил Терри Уилсон.

– Мы даем вам пять процентов, – услышал Херндон. – Эта часть рынка будет в вашем распоряжении.

– Пять процентов? – саркастически переспросил Ямамото. – Ну-ну…

– Вот теперь он окончательно проснулся, – прокомментировал Анри Веттер, представлявший на этой встрече компанию «Евролизин».

Все рассмеялись.

Херндон не понимал, о чем речь, но это было неважно. Манипулируя джойстиком, он сфокусировал камеру на группе вокруг стола. Кореец Чхом Су Ким поставил стул прямо перед лампой, но стул тут же куда-то исчез. Оказалось, что Уайтекер передвинул его на другое место. Херндон улыбнулся. Уайтекер держал ситуацию под контролем.

Уайтекер оглядел заполненное людьми помещение. Стулья стояли почти впритык друг к другу. Лампа – неужели та самая, что в Ирвайне? – находилась перед самым окном и была совсем не к месту. Уайтекер провел ночь в этом номере, но только сейчас обратил внимание на тесноту. Бизнесмены сидели чуть ли не на коленях друг у друга.

Он посмотрел на часы. Пора начинать.

– Разрешите мне приветствовать всех присутствующих, – сказал он. – Я рад, что вы смогли приехать, и мне жаль тех, кто не сможет сыграть завтра в гольф. Уверен, мы хорошо проведем время.

Остальные девять человек, потягивающие кофе или апельсиновый сок, рассмеялись.

Уайтекер объявил, что на утреннем заседании они обсудят объемы производства и результаты последней встречи в Японии. После ланча будет рассмотрена проблема с «Чейл йеданг», меньшей из двух южнокорейских компаний, которая все еще отказывалась соглашаться с отведенной ей долей прироста объемов производства. Чтобы оказать на «Чейл» давление, решили, что компанию не допустят к участию в утреннем заседании.

– Разумеется, мы можем утром коснуться и вопроса о ценах, – добавил Уайтекер.

Уилсон, сидевший на диванчике со светлой обивкой, достал сигарету, и тесное помещение наполнилось дымом.

Уайтекер предоставил слово Кандзи Мимото, который подошел к установленному в углу стенду и принялся писать на нем цифры. Эти цифры, сказал он, означают количество лизина, которое компании, по их сообщениям, произвели в феврале. Он сопоставил их с долей, отведенной каждой из компаний по договору.

– Это делается для того, чтобы, знаете ли, поддержать цены, – объяснил он. – А поддерживая цены, э-э-э, ну, мы все понимаем друг друга.

На обсуждение цифр ушло около получаса. Уайтекер начал беспокоиться из-за того, что Херндон не звонит. Может, нарушена телефонная связь? Он не выдержал. В 9.34 он схватил телефонную трубку и набрал номер.

– Хочу заказать еще апельсинового сока, – объяснил он окружающим.

Херндон снял трубку после первого же звонка.

– Все в порядке? – спросил Уайтекер.

Херндон поразился, как у Марка хватило духу задать такой вопрос, находясь в гуще заговорщиков.

– Да, все в порядке, – ответил он. – Чуть было не возникла проблема с этим стулом, но теперь все нормально.

– О'кей, – отозвался Уайтекер. – Еще апельсинового сока, пожалуйста.

Они разъединились. Уайтекер снова переключил внимание на коллег. Херндон снова воззрился на экран.

Агентам и в голову не пришло запастись апельсиновым соком. Если кто-то из участников переговоров обратит внимание на то, что сок так и не принесли, он, скорее всего, спишет это на нерадивость обслуживающего персонала.

Заговорщики, обменявшиеся цифрами объемов производства, хотели быть уверены в их истинности. Кто-то предложил нанять независимых аудиторов. Мимото забеспокоился.

– Если мы… это… не доверяем друг другу, тогда нам, конечно, нужны аудиторы, – произнес он, запинаясь. – Но мы не можем нанять их, потому что… потому что мы говорим о незаконных вещах и…

– Это законно, – бросил Уилсон.

Мимото уставился на него в изумлении:

– Это очень незаконно!

– Аудит? Аудиторы? – покачал головой Уайтекер. – Ну-ну. Аудиторы и без того знают наши финансовые данные.

– И вы думаете, что мы поступаем законно?

– Да, – ответил за Уайтекера Уилсон, – абсолютно законно.

– Да все это незаконно! – возразил Мимото.

– Нет, законно, – упорствовал Уилсон.

Для японцев это звучало как бессмыслица. Они были уверены, что нарушают закон. Поэтому их встречи и были тайными. Они не понимали, что Уилсон проводит различие между абсолютно законной передачей данных в адрес отраслевой ассоциации и незаконным использованием этих данных для фиксирования цен. Следующие несколько минут Уилсон объяснял, отчего ассоциациям позволено владеть цифрами объемов продаж.

Ямамото заспорил. А что происходит после того, как цифры окажутся в распоряжении ассоциации?

– Сообщать цифры в ассоциацию – это законно, – отвечал Уилсон. – А то, что мы с ними здесь делаем, незаконно.

– Вот эти данные незаконны, – указал Ямамото на одну из написанных Мимото цифр.

– Даже спорить с вами не буду, Масси, – отмахнулся Уилсон.

Все рассмеялись.

– Эта цифра незаконная, – не унимался Ямамото, тыча указкой в написанное. – А эта законная. Эта опять незаконная…

Уилсон присоединился к общему смеху.

Агенты из команды наблюдения столпились позади Херндона, глядя на экран и не веря своим глазам.

– Нет, вы это слышали? – воскликнул один из них. – Вот это материальчик!

– Да, материальчик хорош, но такого у нас уже полно, – пожал плечами Херндон.

Группа наблюдения некоторое время молча смотрела на происходящее.

– Нет, это все-таки уникальное дело, – тихо сказал кто-то.

Корейцы из «Мивона» бросали на всех косые взгляды. Какие еще аудиторы? Разве мало того, что компании сообщают о своих продажах обычным бухгалтерам? И насколько можно верить такому аудиту? Может, предположили корейцы, компании смогут принуждать бухгалтеров лгать. Тогда надо всякий раз обращаться к новой бухгалтерской фирме.

Сидя в углу, Жак Шодре из «Евролизина» покачал головой. Что за дикая мысль! Сменишь бухгалтеров, и все поймут, что в компании что-то не так.

– У нас в Европе, как и в США, антитрестовские законы соблюдаются очень строго, не то что в Корее, – возразил он. – Мне трудно будет объяснить бухгалтерам-контролерам, почему аудит проводит другая фирма. С какой стати?

– Точно, – поддакнул Уилсон.

– Это сразу вызовет подозрения, – сказал Шодре.

Разгорелся спор. Закурив новую сигарету, Уилсон слушал их, удивляясь готовности корейцев идти на совершенно неоправданный риск.

– Как, черт побери, вы рассчитываете сохранить это в тайне? – не выдержал он. – Это невозможно.

Спор возобновился с новой силой. Уилсон слушал, потягивая кофе из пенопластовой чашки, но вскоре снова вмешался в разговор.

– Либо мы доверяем друг другу, либо нет, – заявил он. – В принципе, я ничего не имею против аудиторов, мы постоянно приглашаем их. Но в конечном счете все упирается в вопрос о доверии.

В конце концов собравшиеся решили полагаться на информацию, предоставляемую обычными аудиторами компаний. Конечно, она будет не такой надежной, как при постоянной смене контролеров, которую предлагала «Мивон», зато не будет никакого риска.

Осталось решить, что делать с «Чейл йеданг», не представленной на переговорах. Правда, на дневном заседании должен был присутствовать менеджер этой компании Чун Мо Су. Но что ему сказать?

Стали спорить, какую долю выделить компании – две тысячи тонн или шесть тысяч. По мнению Уилсона, надо позволить «Чейл йеданг» занять то положение на рынке, на которое они претендуют, иначе они сведут на нет все договоренности, начав продавать лизин по заниженной цене.

– Они поведут себя как слон в посудной лавке и сокрушат рынок, – сказал Уилсон. – Эти две тысячи тонн могут обрушить рынок с одного доллара двадцати центов до шестидесяти пяти центов.

– Верно, – кивнул Мимото.

– Нам в АДМ нравится американская поговорка «Пусть лучше ссут из палатки наружу, чем снаружи в палатку».

– Как это: «ссут из палатки»? – не понял Мимото.

Все рассмеялись.

– Иначе говоря, лучше, если они будут с нами, – пояснил Уилсон.

– Надо, чтобы они оставались нашими друзьями, – вступил в разговор Уайтекер. – Не забывайте наш принцип: конкурент – друг, клиент – враг.

С этим согласились все. «Чейл йеданг» выделят долю достаточно большую, чтобы она по-прежнему была заодно со всеми. Мимото снял исписанный цифрами лист бумаги с доски.

– Следующий вопрос, – сказал Мимото, складывая бумагу, – как использовать нашу ассоциацию производителей аминокислот.

Ямамото засмеялся.

– Мы ее используем, – сказал Уайтекер. – Используем.

Слово предоставили Жаку Шодре. Он раздал распечатанные копии повестки дня фиктивного собрания ассоциации, в котором они в данный момент якобы участвовали. Она должна была объяснить, зачем все производители лизина слетелись на Гавайи.

– Разумеется, в том, что мы делаем, нет ничего противозаконного, – произнес Шодре под дружный смех собравшихся, – но на всякий случай…

– Это ваши законники вам сказали? – рассмеялся Уайтекер. – Наши в этом не уверены. – Он пробежал глазами листок с повесткой дня. – Это официальная повестка?

– Да, – ответил Шодре, садясь на место. – Для нас, по крайней мере, это хорошее прикрытие.

– Конечно, – согласился Уилсон.

Минут двадцать все обсуждали пункты фиктивной повестки дня и возможные проблемы, которые могли возникнуть в ходе воображаемого собрания ассоциации.

Утреннее заседание закрылось после одиннадцати часов. Уайтекер встал. «Классно», – подумал он. Ему до смерти захотелось поделиться радостью с Херндоном.

– Мне надо позвонить, – бросил он и, шмыгнув в спальню, схватил телефонную трубку. «Ф-бёрд» между тем вел запись.

Херндон наблюдал за спектаклем, разыгрывавшемся на экране монитора, как вдруг раздался телефонный звонок.

– Боб? – услышал Херндон в трубке. – Это Марк.

Что за черт? Херндон испуганно посмотрел на экран. По телефону в гостиной никто не говорил. А Уайтекера в комнате вообще не было. Херндон тут же выключил видеокамеру. На часах было 11.13.

– Марк, вы где?

– Я у себя в спальне.

Про себя Херндон выругался. Камера была установлена так, чтобы видеть входную дверь, и агент был уверен, что заметит, когда его свидетель покинет гостиную. Ему и в голову не приходило, что Уайтекер может улизнуть в спальню. Если он будет и дальше прыгать туда-сюда, видеозапись признают недействительной.

Все не так просто, как кажется.

– Марк, – сказал Херндон, стараясь сдержать раздражение, – вы покинули помещение, а видеокамера продолжала работать.

– Почему же вы ее не отключили?

– Я уже отключил. Но я не слышал, чтобы вы предупреждали, что собираетесь выйти.

– Я предупредил.

– Постарайтесь в следующий раз произнести это четко и громко.

– Но я произнес, – оправдывался Уайтекер, – сказал, что пойду позвонить и что мы все увидимся снова в одиннадцать тридцать.

На самом деле заявление Уайтекера звучало иначе.

– Ну ладно, Марк, оставим это, – произнес Херндон ровным тоном, хотя внутренне он кипел.

– Я что-нибудь испортил?

– Надеюсь, что нет. Но в следующий раз громко объявляйте, что уходите.

– Я объявил! Я сказал, что пойду позвоню и что мы расстаемся до одиннадцати тридцати.

– О'кей, о'кей. Я просто не расслышал.

Помолчав, Уайтекер сказал:

– По-моему, все очень неплохо, да? Это то, что вам надо?

Херндон понимал, что именно для этого Уайтекер и звонил. Он был взволнован развитием событий, и ему не терпелось обсосать каждую подробность.

– Да, это то, что надо. Вы хорошо справляетесь, Марк.

– Это ничего, что немного сместили стулья?

– Нет-нет, все в порядке.

– Этот Ким сначала поставил свой стул прямо перед камерой, вы заметили? Но я его передвинул. Потому что он загородил бы всю комнату. Ничего не было бы видно. – Уайтекер чуть ли не задыхался от возбуждения. – И слово «соглашение» говорили, да?

– Да-да, Марк, говорили.

– И не один раз, а несколько, много раз, да?

Уайтекер сказал, что теперь будет ланч и что сейчас, пока камера выключена, агенты ничего важного не пропустят. Все просто болтают о пустяках.

– Значит, не забудьте, Марк, если будете выходить из комнаты, просто объявите об этом, – напомнил ему Херндон еще раз.

– Я и в этот раз объявлял. Я сказал, что позвоню и встречусь с ними через пятнадцать минут в ресторане. Я сказал это ясно троим или четверым из них.

– Понятно, понятно, Марк. Я просто напоминаю.

В разговоре наступила пауза.

– Значит, получается как надо, да? – опять спросил Уайтекер.

– Да, Марк, все как надо.

– Вы поняли, зачем я позвонил тогда насчет апельсинового сока, да? Никакого сока я не хотел, а просто хотел спросить, все ли в порядке.

Они поговорили о планах на вечер. Обедать Уайтекер собирался в компании других производителей лизина.

Пауза.

– Все получается как надо, да?

Спустя несколько минут Уайтекер встретился с Уилсоном на первом этаже отеля. Диктофон на его спине был включен.

– По-моему, все идет отлично, да? – спросил Уайтекер.

– Угу, – пробурчал Уилсон.

Призывы Уилсона к взаимному доверию возымели действие, сказал Уайтекер. Все стали держаться свободнее. Уилсон сделал большое дело.

– Ну да, смотрят друг на друга уже не так косо, – согласился тот.

Уайтекер рассмеялся.

– И все равно только и думают, как облапошить других, – пожал плечами Уилсон. – Мик наверняка тоже думает об этом, ты ж его знаешь.

После ланча Уайтекер привел Чун Мо Су из компании «Чейл йеданг».

– Вы будете играть завтра в гольф? – спросил его Су.

– Да, и сегодня, думаю, тоже.

– Я только для этого сюда и приехал, – засмеялся Су.

В номере появились и другие бизнесмены. Стало еще теснее, чем утром, и не всем хватило места за столом. Су пристроился на диванчике.

– Удивительно тесно тут, – заметил Уилсон, оглядывая комнату.

– Да, номер меньше, чем я ожидал, – отозвался Уайтекер.

Затем он объявил, что идет в соседнюю комнату, чтобы взять оттуда еще один стул. Объявил громко, но естественно.

Херндон на несколько секунд отключил камеру. Его наставления подействовали.

Су, подперев голову рукой, оглядел комнату. Он злился на то, что его не допустили на утреннее заседание.

– Не объясните ли, почему вы не позволили мне присутствовать? – спросил он.

– Я же объяснял вам это по телефону! – взвился Мимото. – Я говорил вам несколько раз. Не понимаю, зачем объяснять снова!

Су молча смотрел на него в упор. Если Мимото думает, что может запугать его, то он ошибается. Да, «Чейл йеданг» самая маленькая компания из всех, что производят лизин, но это не значит, что он позволит помыкать собой.

– Во всяком случае, забудем прошлое, – сказал Мимото. – Мы же не против того, чтобы принять вас – на определенных количественных условиях.

Су спросили, на какую долю продаж рассчитывает его компания. Тот ответил, что на восемнадцать тысяч тонн.

– На меньшее мы не согласны, – заявил Су.

– Какой в этом смысл? – раздраженно воскликнул Мимото.

Херндон в своем номере усмехнулся. Конечно, Су участвовал в преступном сговоре вместе с остальными, но агент невольно почувствовал нечто вроде симпатии к нему. Су выступил против крупнейших акул лизинового бизнеса, понимая, что его маленькая компания может при желании спутать им все карты. Он играл на их страхах, играл ва-банк.

«Лихой парень», – подумал Херндон.

Несколько минут Уилсон объяснял Су ситуацию. Если представленные на встрече цифры верны, то «Чейл» получит долю, на которую претендует, – восемнадцать тысяч тонн, а то и больше. Но если рынок сузится, всем компаниям придется производить пропорционально меньше лизина – в соответствии от их доли на рынке.

Су равнодушно выслушал сообщение о том, что компании решили обмениваться информацией об объемах производства, и спросил только, будут ли они приглашать аудиторов для проверки цифр.

– Мы предпочитаем доверять друг другу, – ответил Уилсон. – А если вы обманете наше доверие, то мы наймем уже не аудиторов, а каких-нибудь мафиози, которые сотрут вас с лица земли.

Все рассмеялись.

– Если не доверять друг другу, то и договариваться незачем, – заключил Уилсон. – Я так считаю.

– Тогда и встречаться незачем, – добавил Уайтекер.

Уилсон закурил. Настал решающий момент – либо да, либо нет.

Мимото посмотрел на Су:

– Вы согласны с этим предложением?

– Да, ничего не имею против, – кивнул тот.

– Ну вот и хорошо, замечательно! – сказал Мимото.

Он с улыбкой оглядел собравшихся.

– Это просто фантастика! – воскликнул он. – Все пять компаний пришли к соглашению об объемах производства. Такого еще не было.

Все пять компаний пришли к соглашению…

– Вот оно! – воскликнул Херндон. – Наконец!

После целого года расследования один из заговорщиков произносит слово «соглашение» под запись. Это оценят и Робин Манн, и жюри.

Херндон оглянулся. Позади него стоял Везеролл.

Их глаза встретились.

Везеролл улыбнулся и кивнул. Он тоже слышал это.

С этого момента встреча проходила в атмосфере дружелюбия. Несколько часов бизнесмены обсуждали региональные цены и решали, как поступить в случае, если клиент лжет, утверждая, что ему предлагали более низкую цену. Если все компании будут твердо придерживаться соглашения, то клиенту волей-неволей придется покупать лизин у одной из них по той цене, какую они определили.

Уилсон бросил со своего диванчика:

– Просто говорите, что цена не может быть ниже такой-то величины, и точка. Это жесткая позиция, но если знаешь, что другие компании тебя не подведут, то бояться нечего.

– Да, если мы будем доверять друг другу, то все выиграем, – кивнул Мимото. – Мы будем продавать по той цене, по какой хотим.

Уилсон встал с диванчика, прошел в конец комнаты и, взяв банку содовой, вернулся на место. Некоторые все же опасались, что другие их обманут.

– Если так пойдет, то эти долбаные покупатели будут манипулировать нами! – прогремел Уилсон, размахивая руками. – Они обставят нас, если позволить им это.

Все замолкли.

– Они нам не друзья, не забывайте об этом, – продолжал Уилсон. – Слава богу, что они у нас есть, но они нам не друзья. – Он обвел взглядом слушателей. – Вы мои друзья. Я хочу быть заодно с вами, а не с ними, потому что от вас зависит, сделаю я деньги или нет. По крайней мере, на этом рынке. Я одно хочу вам сказать: главное – договориться о ценах. Давайте согласимся, что мы все хотим этого, а потом разойдемся и сделаем все, чтобы так и было.

Его зажигательная речь подействовала. Все были готовы попробовать работать на доверии. Со смехом и шутками, разговор длился еще часа полтора. Мимото до того расчувствовался, что даже пригласил присоединиться к нему за обедом в ресторане отеля.

– Очень щедрое предложение. Принимается, – отозвался Уайтекер, следуя указаниям Херндона. – Встретимся за обедом.

Разговор перешел на посторонние темы. Дело сделано; кто на гольф?

– Я только сделаю несколько телефонных звонков, – сказал Уайтекер, – а минут через пятнадцать встречаемся у первой метки.

– Я хочу поиграть в гольф, – сказал Чун Мо Су.

Все поднялись и потянулись к выходу.

Как только Херндон выключил монитор, зазвонил телефон.

– Это Боб?

– Да, Марк, я.

– Ну как?

Херндон вздохнул:

– Это хорошая запись, Марк. Очень хорошая.

– Да! И она как бы связывает все воедино, правда? Как бы объединяет все, о чем мы говорили.

Херндону нечего было возразить.

– Да, Марк, вы потрудились на славу. Отличная работа.

Херндон поднял руки, расправил плечи, потянулся и сделал выдох, напрягая мышцы. Иногда он ленился делать разминочные упражнения, но сегодня добросовестно выполнил всю программу. После нескольких часов сидения перед черно-белым экраном надо было хорошенько размяться.

Почувствовав, что мышцы стали гибче и подвижнее, он взял корзину с сотней мячей для гольфа и прошел на одну из принадлежащих отелю площадок, где не было почти никого. Установив первый мяч, он замахнулся клюшкой.

Минут десять он гонял мячи. Корзина быстро пустела. Херндон услышал, что кто-то подходит сзади, но сосредоточился на своем ударе.

Вжик.

Мяч пролетел футах в трех слева. Херндон отскочил и, обернувшись, посмотрел на мазилу.

Это был Жак Шодре.

На плечи Шодре был накинут светлый свитер. С растерянным видом он подошел к Херндону.

– Ох, простите, – произнес Шодре на ломаном английском. – Это ужасная ошибка. Она часто бывает у меня в гольфе, к сожалению.

– Вы меня напугали, – улыбнулся Херндон.

– Я знаю. Я думал, что собираюсь прибить вас.

– Ну, ничего, – сказал Херндон. – Хорошего вам отдыха.

– Да, и вам того же.

Шодре повернулся, собираясь уйти. Но момент был настолько занимательный, что Херндону хотелось продлить его.

– Чудесная погода, верно? – произнес он.

Шодре остановился.

– Да, чудесная, – повторил он почти механически и направился к своей метке.

Херндон наблюдал за ним, внутренне ухмыляясь.

Знал бы ты, кто я такой и что сделал сегодня.

– О'кей, – сказал Мимото, подходя с клюшкой к первой метке. – Если я выиграю, мы получаем «Тайсон».

Бизнесмены, столпившиеся рядом с меткой, рассмеялись. Это была шутка. Они не собирались проигрывать в гольф контракты на поставку лизина с «Тайсон фудз» и другими компаниями, но подхватили шутку и повторяли ее, переходя от лунки к лунке. «Кто загонит мяч в следующую лунку, получает „Хадсон фудз“». «Кто промахнется, отдает пять тысяч тонн из своей доли». «Ясно, какой будет счет у Уайтекера: шестьдесят семь плюс альфа».

Нанося удары по мячу и смеясь, они не замечали человека со спортивной сумкой, стоявшего на ближайшем холме. Это был один из агентов команды наблюдения. Глядя сквозь темные очки на бизнесменов, он чуть повернул сумку и незаметно нажал кнопку. Камера, спрятанная в сумке, щелкнула.

К метке подошел следующий игрок.

Агент сделал еще один снимок.

С наступлением вечера Уайтекер подошел к бунгало, которое занимал Уилсон. На нем был легкий пиджак спортивного покроя, во внутреннем кармане притаился диктофон. После заседания Херндон освободил его от устройства «Ф-бёрд».

Собрав столько улик против производителей лизина, агенты решили, что будет нелишне, если Уайтекер в разговоре с Уилсоном добавит немного материала по фиксированию цен на лимонную кислоту. Сейчас, когда Уилсон был один, настал подходящий момент.

Уилсон вышел к Уайтекеру, и они зашагали по дорожке между бунгало, своего рода туннелю, куда почти не доходил свет гавайского закатного солнца. Наигравшись в гольф и расслабившись, Уилсон был счастлив.

Они дошли до автостоянки со щебеночно-асфальтовым покрытием, устроенной перед рестораном. «Вот здесь в самый раз», – подумал Уайтекер.

– А что с лимонной кислотой – примерно то же, что и с лизином? – спросил он.

– Ага, – отозвался Уилсон.

– Я думал, там у вас давно уже все на мази.

– Да нет, тоже все зависит от доверия.

– Так же, как у нас?

– Немножко по-другому, но зависит.

Они подошли к краю площадки.

– Вы тоже обмениваетесь производственными показателями? Это помогает?

– Ага.

– А как вы ведете учет – по регионам или по странам?

– По странам.

– Хм, не уверен, что у нас получится то же самое.

– Не получится, – заверил его Уилсон, покачав головой. – Пока не получится. Вы производите еще слишком мало.

– Значит, вы сообщаете данные кому-то вроде нашего Мимото? – спросил Уайтекер.

Уилсон задумался:

– Кому же мы их сообщаем? Ах да, «Хоффман-Ларош».

Они были уже под козырьком входа в отель. Пропуская Уилсона вперед, Уайтекер сдержал улыбку. Его коллега только что признал, что одна из крупнейших в мире фармацевтических фирм участвует в фиксировании цен на лимонную кислоту.

Уайтекер глубоко вздохнул. До чего удачный день!

Везеролл и Херндон заранее заняли места за столиком на террасе, выходящей в патио отеля. Небо темнело, с моря доносился ветерок, шуршавший в кронах пальм. Великолепный тропический вечер.

Херндон расположился у стеклянной стены. С его места хорошо просматривался весь ресторан. Он видел, как вошли Уайтекер с Уилсоном, как к ним присоединились другие участники переговоров. Женщина-метрдотель провела их к большому столу.

– Кажется, они устраиваются внутри, Джо, – сказал Херндон.

Но углом глаза он заметил, что Уайтекер говорит что-то, указывая в сторону патио. Бизнесмены встали и направились к агентам.

– А, идут к нам. Все-таки хотят сидеть здесь, – заметил Херндон.

Все столы в патио были малы, так что бизнесмены сдвинули несколько столиков вместе.

Херндон встретился взглядом с Уайтекером, но тут же опустил глаза, боясь, что тот начнет ему подмигивать или подавать какие-нибудь сигналы, – с него станется. К тому же Шодре мог узнать его и захотеть поговорить об инциденте на поле для гольфа.

Официантка принесла агентам заказанную еду, и те начали есть. Они были здесь не для наблюдения. Уделять внимание ближнему столу было незачем. Но Херндон заметил, как Уайтекер встал и, посмотрев на Херндона со значением, вышел с террасы. Чего он хочет?

– Уайтекер, похоже, направляется в сортир, – сказал Херндон Везероллу. – Пойду-ка я за ним и узнаю, что ему нужно.

Он вытер рот салфеткой и отодвинул стул. У дверей туалета он оглянулся. Никого. Открыв дверь, он вошел. Уайтекер мыл руки под краном.

– У меня есть кое-что для вас, – сказал он.

Херндон быстро окинул взглядом кабинки, но ничьих ног не заметил. Они были одни, но он остался стоять у дверей.

– Мы с Терри по дороге сюда говорили о лимонной кислоте, и я все записал, – сказал Уайтекер. – Они точно так же договариваются о ценах на лимонную кислоту. Точно так же. Обмениваются данными о том, сколько они продают в той или другой стране.

Уайтекер не вытерпел и теперь изливался прямо в общественном туалете. Херндон предложил поговорить позднее.

– Боб, это просто замечательно! Отличная запись. Как раз то, что нужно.

Херндон поднял руки:

– Очень хорошо, Марк. Но сейчас лучше вернуться в зал и…

– В котором часу вы завтра уезжаете? – спросил Уайтекер.

Херндон хотел было ответить, но затем воздержался. Он не желал болтать в туалете.

– Послушайте, Марк, встретимся ближе к ночи и поговорим. Позвоните нам и…

– Но я не знаю, сколько мы пробудем в ресторане, – прервал его Уайтекер.

– Неважно. Мы не будем спать. Позвоните мне или Джо, и мы встретимся, ладно?

– Ладно, – обрадованно кивнул Уайтекер.

Он направился в зал, а Херндон, вздохнув, подошел к раковине. Волнение Уайтекера подвергает операцию ненужному риску.

«Что за странная натура!» – подумал Херндон.

Агенты стали собираться в дорогу спозаранок. Изъяли лампу из номера Уайтекера, упаковали оборудование. Было еще утро, когда Везеролл и Херндон вышли с чемоданами в вестибюль, готовые к отъезду.

В очереди к портье к ним пристроились несколько японских бизнесменов во главе с Ямамото. Они тоже уезжали. Агенты не обращали на них внимания.

Неудивительно, что они покидали курорт одновременно. Бизнесмены закончили переговоры. А агенты закончили наблюдение за бизнесменами.

Расследование лизинового дела было фактически завершено. Компании договорились о ценах и объемах производства, на последующих переговорах оставалось лишь уточнить детали.

Дело АДМ вступало в новую фазу. Добытые агентами ФБР улики неоспоримо свидетельствовали о том, что фиксирование цен является образом действий АДМ. Многие другие продукты – лимонная и молочная кислоты, глютамат натрия и даже кукурузный сироп с высоким содержанием фруктозы – производились в количествах, значительно превосходящих количество лизина. Уайтекер не был напрямую связан с их производством, но мог добыть кое-какую информацию из вторых рук, как сделал это в разговоре с Уилсоном на Гавайях. Удобным случаем узнать кое-что новое о торговле лимонной кислотой стало даже празднование шестидесятишестилетия Дуэйна Андреаса. Но в одиночку Уайтекер не мог собрать достаточно свидетельств, которые стали бы основанием для солидного дела.

14 апреля агенты встретились с представителями прокуратуры, чтобы обсудить перспективы возбуждения дел о нарушениях АДМ в делах с другими продуктами. Херндон и Шепард прибыли с целым перечнем идей. Может, ФБР внедрит агента в качестве поставщика для производителей лимонной кислоты. Еще одно предложение заключалось в том, чтобы склонить к сотрудничеству бухгалтеров, которые проведут аудит данных «лимонного сговора». Но все это представлялось сомнительным.

В конце концов решили действовать в двух направлениях. Во-первых, поручить Уайтекеру собрать как можно больше сведений. Во-вторых, с помощью работавшего по этому делу спрингфилдского прокурора Роджера Хитона добиться разрешения на прослушивание телефонных разговоров АДМ. Это было непросто, это требовало много времени и усилий, но в случае удачи ФБР знало бы, о чем говорят руководители АДМ со своими конкурентами.

Херндон чувствовал какой-то подвох. Уайтекер сидел против агентов за столом в номере одной из гостиниц Форсита. Он был в пиджаке – можно подумать, что он никогда его не снимал.

Херндон посмотрел на Шепарда. Тот был в рубашке. Собственный пиджак Херндона висел на вешалке у дверей. День был знойный, и, хотя кондиционер работал на полную мощность, в комнате стояла жара.

Почему Уайтекер не снимает пиджак?

– Марк, здесь жарко. Давайте, я повешу ваш пиджак на крючок, – предложил Херндон.

– Спасибо, Боб, не стоит. Предпочитаю остаться в пиджаке.

Они продолжили разговор, но в голове агента по-прежнему звенел сигнал тревоги.

Когда Уайтекер ушел, Херндон подошел к Шепарду:

– Послушай, Брайан. Марк в последнее время категорически не желает снимать пиджак.

– Ну и что?

– Тебе не кажется, что это не случайно? Может, он нас записывает?

Шепард задумался. Даже если это так, что они могли поделать? Разоблачение Уайтекера может испортить их отношения.

– Не знаю, Боб, – сказал Шепард, – не думаю.

– Ну да, – кивнул Херндон, – я тоже так не думаю.

Работы на Уайтекера наваливалось все больше и больше. Теперь он не только руководил производством лизина, но и отвечал за проведение законных сделок с другими компаниями; торговые представители АДМ в Европе участвовали в региональных переговорах по фиксированию цен на лизин, а это тоже требовало внимания и отнимало время.

3 мая Уайтекер разрывался между несколькими делами. Через восемь дней он должен был лететь в Европу для встречи с руководителями европейского филиала его подразделения, Марти Оллисоном и Альфредом Янсеном. Кроме того, он хотел отвезти туда корпоративный чек, а для этого требовалось оформить кучу документов.

Он вытащил бланк стандартной заявки на выписку чека. Сверху написал имя компании-получателя «Эй-би-пи интернэшнл», которая поставила АДМ микробы, необходимые для получения кормовой добавки под названием «треонин». За микроорганизмы АДМ обязалась уплатить поставщику два с половиной миллиона долларов, совершенно обычную в таких случаях сумму. К бланку Уайтекер приложил договор на покупку.

Перед тем как послать документы в бухгалтерию, он написал краткое сопроводительное письмо, объяснявшее, что он уезжает в Европу и во время своего визита хочет лично вручить деньги компании «Эй-би-пи».

Уайтекер знал, что заявкой будет заниматься бухгалтер-контролер подразделения биопродуктов Кирк Шмидт, с которым он дружил и всего несколько дней назад обедал в декейтерском «Кантри Клаб». Заявка была весьма необычной, но Уайтекер не сомневался, что получит чек вовремя. Со Шмидтом проблем не будет.

Терпение Хитона было на исходе. Вот уже больше года он занимался этим лизиновым делом. Он прослушал все записи и изучил документы, но еще ни разу не встречался с главным свидетелем. Сработается ли Уайтекер с обвинителями? Как отнесутся к нему присяжные? Хитон не имел об этом никакого представления: агенты все откладывали и откладывали их встречу.

Они с Робин Манн постоянно говорили об этом и торопили агентов, но безрезультатно.

Хитон работал на втором этаже федерального здания Спрингфилда. Сейчас он направлялся в кабинет Джозефа Харцлера, одного из самых авторитетных прокуроров округа. Фрэнсис Хьюлин, недавно занявшая пост окружного прокурора, поручила Харцлеру курировать дело АДМ. На счету Харцлера было немало побед в залах суда. Он отточил мастерство в чикагской генеральной прокуратуре, но затем перешел в более спокойное спрингфилдское, чтобы уделять больше времени семье. Обвинителя по делу АДМ так и не назначили, но, если оно поступит в суд, Харцлер, несомненно, будет желанной кандидатурой.

Харцлер был у себя. Рядом стояла коляска с мотором, на которой передвигался этот энергичный человек, – единственное свидетельство рассеянного склероза. Хитон спросил Харцлера, есть ли у него время обсудить дело АДМ.

– Не кажется ли вам странным, что агенты ФБР противятся нашей встрече с этим свидетелем? – задал вопрос Хитон.

Харцлер в ответ спросил, под каким предлогом агенты отказывают в этой встрече. Хитон сказал, что они боятся, как бы свидетель не пал духом. Это объяснение Харцлеру не понравилось.

– Так продолжаться не может, – проворчал он. – Добейтесь встречи с этим парнем и выясните, на что он годен.

Харцлер понимал, что прокурорам необходимо посмотреть свидетелю в глаза, чтобы определить, можно ли ему доверять. А в этом деле имелось обстоятельство, которое делало встречу еще более насущной. Уайтекер был одним из руководителей АДМ, на нем лежала большая ответственность, и платили ему более чем хорошо. Отсюда вытекал вопрос, который не давал Харцлеру покоя и ответ на который, он был убежден, необходимо выяснить, прежде чем делать какие-то дальнейшие шаги.

Чего ради Уайтекер все это затеял?

3 июня 1994 года сотрудники спрингфилдского офиса ФБР в полном составе поглощали кофе с пирожками в конференц-зале. Везеролл поднялся и встал у одной из стен лицом к аудитории. Прозвучали аплодисменты.

– По-испански jubilarse значит «уходить», – сказал Везеролл. – Это похоже на слово «юбилей», и именно так я воспринимаю уход на пенсию.

Проработав в ФБР двадцать три года, Джо Везеролл решил, что с него хватит. Момент был подходящий. Расследование мошенничества с лизином завершилось. Дин Пейсли, который вел дело с самого начала, ушел на покой после встречи на Гавайях. Дальнейшая судьба дела будет доверена другим сотрудникам и другим ведомствам. Уж если увольняться, то именно сейчас.

Везеролл сообщил о своем решении Шепарду и Херндону несколько дней назад и надеялся, что все пройдет в камерном ключе. Он не хотел устраивать прием по этому случаю и согласился лишь на небольшой «междусобойчик» в офисе. Коллеги поднесли ему адрес, и на этом все закончилось. Вернувшись в Шампейн, Везеролл очистил свой рабочий стол и в 17.00 отдал ключи коллегам. Распрощавшись со всеми, он в последний раз вышел из своего кабинета.

На душе Везеролла было спокойно. Он был уверен, что Шепард и Херндон доведут дело до конца. Преступные переговоры производителей лизина записаны на пленку, все помехи устранены, сюрпризов можно не опасаться. Нет сомнений, что теперь все пойдет как по маслу.

В Мобиле, штат Алабама, специальный агент Крэг Даль просматривал протокол своей беседы с одним из представителей немецкой корпорации «Дегасса». Даль вел следствие по делу о предполагаемом промышленном шпионаже, в котором обвинялись двое бывших сотрудников этого гиганта сельскохозяйственной индустрии. Компания подозревала, что служившие в ней ранее Крис Джонс и Тим Холл незаконным путем воспользовались секретной информацией о производстве аминокислоты под названием «метионин». Корпорация подала исковое заявление в Министерство юстиции, а то направило дело на рассмотрение юристам Мобила, где находилось одно из отделений «Дегассы».

24 июня сотрудник «Дегассы» Эндрю Бёрк дал показания агенту Далю в Министерстве юстиции в Вашингтоне. Сам Бёрк не имел свидетельств преступных действий и говорил со слов своего информатора Кайла Раунтри. Тот утверждал, что он достоверно знает о том, что Холл завладел конфиденциальной информацией «Дегассы» по метионину. Раунтри представил и письма, которыми Джонс обменивался с одним из руководителей АДМ. Раунтри полагал, что Джонс и Холл продали секретную информацию компании АДМ, – он даже видел несколько чеков АДМ на имя Джонса, каждый на десять тысяч долларов. Если преступление действительно имело место – в чем Даль не был полностью уверен, – значит, АДМ собиралась использовать украденную у «Дегассы» технологию при планировании строительства метионинового завода.

Возможно, ключом к расследованию служил этот самый руководитель из АДМ. Надо выяснить, не использовал ли он украденные секреты сознательно и не подбивал ли других к участию в этом преступлении. Даль перелистал свои записи, чтобы узнать его имя.

Марк Уайтекер.

Даль никогда не слышал о Марке Уайтекере, но не сомневался, что вскоре с ним познакомится. Не исключено, что по итогам расследования этому Уайтекеру предъявят обвинение.

 

Глава 10

Прошло две недели, и информация о расследовании, начатом в Мобиле, просочилась по каналам ФБР в спрингфилдский офис. Первая весточка пришла 12 июля по телефону из вашингтонского подразделения ФБР по борьбе с мошенничеством. Затем один из сотрудников отдела переслал в Спрингфилд по факсу копию докладной записки с изложением претензий «Дегассы» к ее бывшим служащим Джонсу и Холлу.

Копию передали Шепарду и Херндону. Они знали, что метионином занимается подразделение Уайтекера, – этот продукт не раз упоминался в записанных ими разговорах сотрудников АДМ. Херндон вспомнил, что Уайтекер летал как-то с Рэнделлом на самолете компании, выбирая место для строительства метионинового завода. В этом же самолете летел и Крис Джонс, – правда, Уайтекер начал записывать их беседу с Рэнделлом уже после того, как Джонс сошел в одном из промежуточных пунктов посадки.

На полях полученной копии агенты наставили множество вопросительных знаков и обсудили свои сомнения по телефону. Имя Уайтекера в тексте записки не встречалось. Агенты надеялись, что если преступление и было, то Уайтекер в нем не замешан и его, возможно, удастся использовать как свидетеля и по этому делу.

В конце записки в графе «контактное лицо» стояло имя руководителя офиса ФБР в Мобиле – Тим Фурман.

– Брайан, давай позвоним этому Фурману и выясним подробности, – предложил Херндон.

Шепард согласился. Херндон нажал кнопку телеконференции и набрал номер. Фурман подошел к телефону, агенты представились.

– Как вам работается в Мобиле? – спросил Шепард.

Но Фурман не любил лишней болтовни, и Шепард перешел к делу. Он сказал, что они с Херндоном занимаются расследованием фиксирования цен в АДМ, и принялся излагать историю «Битвы за урожай», чтобы у Фурмана сложилась полная картина.

– Мне в общих чертах известно ваше дело, – прервал его Фурман и добавил, что им надо поговорить с Далем, который ведет расследование по метионину. Но Даля на месте нет, сказал он. – Вам следует знать, – продолжил Фурман, – что, согласно самым последним сведениям, ваш Уайтекер все же замешан в нашем деле.

Наступила пауза.

– Тогда нам надо поговорить с Далем как можно скорее, – сказал Херндон.

– Да, я думаю, именно это вам и следует сделать в первую очередь, – согласился Фурман.

В тот же вечер Робин Манн вместе с Роджером Хитоном вошли в один из номеров декейтерского отеля «Холидей-Инн». Манн осмотрелась. Комната была просторная, но мрачная, поскольку из конспиративных соображений шторы были задернуты. Над круглым столом висела замысловатая лампа, которая не столько освещала, сколько создавала игру теней. Не выпуская из рук портфель, Манн выдвинула стул и села. Хитон занял место рядом с ней, Шепард и Херндон остались стоять.

Прокуроры добились своего после года безуспешных попыток встретиться с Уайтекером и сегодня должны были познакомиться со свидетелем. Расследование мошенничества в торговле лизином было в целом закончено, и дело могли передать большому жюри в любой из последующих двенадцати месяцев. Это означало, что прокурорам потребуется время, чтобы вместе с Уайтекером подготовить его показания. Поэтому откладывать встречу больше было нельзя.

В ожидании Уайтекера собравшиеся обсудили, как лучше построить беседу с ним. Агенты рассказали Манн и Хитону о расследовании, проводившемся в Мобиле, но имя Уайтекера не упомянули. Они хотели скоординировать свои действия с Далем.

Договорились, что беседу начнет Шепард, который представит прокуроров и произнесет несколько вводных фраз. После этого прокуроры – в основном Манн – будут задавать интересующие их вопросы. Агенты попросили их не слишком давить на Уайтекера и не запугивать его – это ведь их первое знакомство, а не перекрестный допрос.

Когда появился Уайтекер, все встали. Он был, как всегда, весел и общителен, в нем бурлила энергия подростка. Сшитый по фигуре легкий двубортный костюм был тщательно отглажен, галстук украшал сложный геометрический узор. Хитону, вращавшемуся в мире строгих темных костюмов и белых рубашек, Уайтекер показался пижоном. Он сделал в памяти отметку не забыть проследить за костюмом свидетеля, – если он предстанет перед присяжными в таком виде, его сочтут ветреным и тщеславным фигляром.

– Марк, это Робин Манн, прокурор чикагского антитрестовского отдела, – сказал Шепард.

– Наконец-то мы встретились, – произнесла Манн с улыбкой.

Уайтекер улыбнулся в ответ и протянул руку:

– Рад познакомиться.

Покончив с представлениями, все расселись. В портфеле Манн были заготовлены два списка вопросов – один на тринадцати страницах, другой на семи. Поколебавшись, она вынула семистраничный – на первый раз хватит.

– Мистер Уайтекер, расскажите с самого начала, где и кем вы работали, – начала она.

Встреча заняла несколько часов. Уайтекер произвел благоприятное впечатление на юристов. Было ясно, что свидетель человек умный, знающий и красноречивый. Он толково и подробно отвечал на все вопросы и выгодно отличался от обычных свидетелей по уголовным делам.

Попрощавшись, Уайтекер ушел. Оставшиеся обменялись мнениями. Все были довольны встречей. Шепард отметил, что Уайтекер держится с прокурорами уверенно и спокойно.

– Чего вам не хватает? – вопрошал Уайтекер две недели спустя, вечером в понедельник, 1 августа. – Зачем втягивать меня в это еще глубже?

Уайтекер вместе с Шепардом и Херндоном был в комнате отеля в Форсите. Он не понимал, почему ФБР по-прежнему цепляется за него. Он помог им построить лизиновое дело. Он выполнил свои обязательства.

– Вы что, не можете найти еще кого-нибудь? Обратитесь к Барри, он все знает о лимонной кислоте. А я ею не занимаюсь.

– Марк, никто, кроме вас, не может в данный момент помочь нам.

Уайтекер воздел руки:

– Вы что, не можете напихать в наши офисы «жучков»? За месяц вы соберете сколько угодно улик. Вы сами услышите все от Терри и Барри. Я вам не нужен.

– Марк, прекратите, – остановил его Шепард. – Поймите, что, хотя ФБР может многое, есть вещи, которые не в нашей власти.

И Шепард терпеливо объяснил, что они должны подать заявку на прослушивание федеральному судье, который обладает соответствующими полномочиями. Они подадут эту заявку, но время идет, и нет гарантии, что судья разрешит прослушку. Кроме того, агенты не могут войти в принадлежащее АДМ здание, установить там свою аппаратуру и удалиться как ни в чем не бывало: все не так просто.

– Бросьте, – возразил Уайтекер. – ФБР может все. Вы можете проникнуть в здание и сделать все, что вам надо.

– Даже если мы и можем туда проникнуть, нельзя подвергать риску все дело, – сказал Шепард. – Все это требует подготовки и длительного наблюдения.

– Марк, мы и сами хотим избавить вас от хлопот и неприятностей, – вмешался Херндон. – Если бы могли привлечь кого-то еще, мы сделали бы это не задумываясь. Дело только выиграло бы, будь у нас второй свидетель по другим линиям продуктов АДМ. Но для этого нам надо больше узнать об этих продуктах. Поговорите с Барри и Терри о лимонной кислоте. Поговорите с Миком о фруктозе.

– Это бесполезно. Мик не станет говорить со мной. Я знаю, что он скажет: «Марк, какое тебе дело до лимонной кислоты или фруктозы? Занимайся своим лизином». Парни, да это погубит все ваше дело.

Херндон хотел возразить, но Уайтекер перебил его:

– Я боюсь, что Мик разделается со мной, если я дам показания против него.

Херндон прибег к тактике, выработанной Шепардом: когда Уайтекер внезапно отклонялся от обсуждаемой темы, его следовало притормозить вопросами.

– Марк, что же вам такого сказал Мик, что вы испугались расправы с его стороны?

– Не знаю. Просто боюсь. Ну… Просто такой уж он человек. Я боюсь его.

– Но он говорил что-нибудь такое, что вас напугало, или нет?

Уайтекер нервно поправил очки:

– Просто я уверен, что он это сделает. У него власть. Он на все способен.

Херндон в третий раз повторил свой вопрос, и Уайтекер был вынужден признать, что угроз в его адрес не было. Херндон хотел урезонить Уайтекера, но тот прервал его:

– Найдите кого-нибудь другого. У меня нет времени, на мне тьма новых обязанностей. Я теперь отвечаю за все новые слияния и поглощения и за совместные предприятия с участием АДМ. Мы собираемся в этом году инвестировать шестьсот или семьсот миллионов долларов в разные компании. Это большая ответственность.

Херндону пришло в голову: если АДМ договорится с другими компаниями и организует совместное производство лимонной кислоты или фруктозы, ФБР сможет войти в контакт с партнерами АДМ и добывать сведения через них.

– Ребята, это исключено, – ответил Уайтекер и объяснил, что правительство никогда не одобрит слияния, после которого доля АДМ на этих рынках вырастет. – Я занимаюсь всеми видами поглощений, – кроме тех, что связаны с лимонной кислотой и фруктозой, – и докладываю совету директоров. Так было, например, когда мы составляли договор с компанией «Рон-Пуленк» о совместном предприятии по метионину.

Метионин.

Шепард и Херндон не смотрели друг на друга и даже боялись дышать. Они ни разу не заговаривали с Уайтекером о расследовании, проводившемся в Мобиле, и сейчас впервые появилась возможность узнать, что ему об этом известно. Но действовать следовало очень осторожно и не проявлять заинтересованности.

– А что это за проект? – небрежно спросил Херндон.

Уайтекер улыбнулся и прочел им небольшую лекцию о метионине. Бизнес весьма интересный, сказал он, потому что метионин позволит АДМ значительно расширить ассортимент биопродуктов, предлагаемых покупателям.

– Мне хотелось построить завод метионина еще и потому, – добавил Уайтекер, – что я прежде работал в «Дегассе», а это крупнейший производитель метионина в мире.

Он рассказал, как подыскивал место для строительства завода, как налаживал связи с поставщиками сырья для этого проекта.

– Я воспользовался услугами двух консультантов, тоже бывших служащих «Дегассы», Криса Джонса и Тима Холла, и они посоветовали мне, к кому из поставщиков обратиться.

Но все его старания были впустую, продолжал Уайтекер. АДМ отказалась от намерения строить завод и вместо этого решила вложить средства в действующий завод компании «Рон-Пуленк».

– А Дуэйн или Мик Андреасы участвовали в разработке этого проекта? – спросил Херндон.

– Нет, это была моя идея, – ответил Уайтекер.

– Ладно, – кивнул Херндон. – Давайте вернемся к нашему делу.

Минут через двадцать Уайтекер отправился домой. Агенты, как всегда, задержались. Им было о чем поговорить.

Если Уайтекер замешан в махинациях с метионином, то отчего он рассказал об этом проекте так много? Возможно, претензии «Дегассы» необоснованны, а Джонс с Холлом просто делились с Уайтекером опытом, не выдавая коммерческих тайн.

И все же агенты не могли отделаться от подозрений. Не исключено, что Уайтекер хотел подтолкнуть их к этому выводу. Может, он предложил свою версию этого дела, зная, что им интересуется ФБР в Мобиле?

Джо Харцлер сидел в зале заседаний спрингфилдского федерального суда и ел свой завтрак. Он подготовил документы, которые собирался передать Роджеру Хитону на совещании, намеченном на час дня, – обвинители по лизиновому и метиониновому делам решили встретиться и обменяться информацией. Два этих дела тесно связал Уайтекер: в одном из них он выступал как свидетель обвинения, в другом сам был потенциальным обвиняемым. Ожидалось, что после этой встречи обе группы прокуроров будут работать вместе.

Шепард, Херндон и Джон Хойт прибыли в сопровождении Робин Манн и двух ее коллег по антитрестовскому отделу, Марвина Прайса и Сьюзен Букер. Все шестеро только что вернулись с ланча. Поздоровавшись с Харцлером, они заняли места рядом с ним за круглым столом.

Весть о том, что Харцлер будет участвовать в деле АДМ, агенты получили еще несколько недель тому назад и приняли ее с радостью. Хойту в 80-е годы довелось работать с Харцлером в Чикаго по делу пуэрто-риканских террористов. Агрессивный стиль Харцлера произвел на Хойта хорошее впечатление.

В ожидании начала совещания юристы и агенты ФБР обсудили план действий. Времени на это было предостаточно: рейс, которым летели из Вашингтона Питер Кларк и Джим Бейкер, юристы из отдела по борьбе с мошенничеством, задерживался.

Открыть совещание поручили Хойту. Сделать это нужно было дипломатично, так как Кларк славился сильным и жестким характером, а конфликтов не хотелось никому.

Наконец явились вашингтонские гости. Хойт, приветливо улыбаясь, расспросил их о перелете и постарался создать за столом дружескую атмосферу.

– Мы все жаждем интересных дел, и вот на нас свалилось сразу два, и оба очень значительные, – сказал он. – Но каждое из них может навредить другому.

Хойт вкратце рассказал о том, как проходила «Битва за урожай», упомянув, что в ходе этого расследования были выявлены серьезные нарушения со стороны компании из списка «Форчун 500»

– Да знаю я о вашей «Битве», – перебил его громовым голосом Кларк. – Но наше дело тоже важное. Этот ваш «Форчун 500» замешан и в нашем деле. У нас есть несколько очень надежных свидетелей.

Кларк обращался с ними, как с сопливыми юнцами. Шепард и Херндон удивились: им еще не приходилось видеть, чтобы служащий Министерства юстиции так бесцеремонно осаживал сотрудника ФБР, ведущего собрание.

Команды прояснили ситуацию на обоих фронтах. Решили, что Шепард и Херндон встретятся с главным свидетелем по делу в Мобиле и сопоставят его информацию с тем, что известно им. Часть этой информации они используют как свидетельство вместе с имеющимися у них аудио- и видеозаписями. Кроме того, спрингфилдский офис ФБР вызовет некоторых свидетелей из Мобила для показаний перед большим жюри о банковских счетах, открытых отдельными лицами в их округе, в том числе о счетах, открытых Уайтекером.

Заговорила Робин Манн. В Мобиле, штат Алабама, не действует закон об исковой давности, а значит, прокурорам не стоит торопиться с предъявлением обвинений по делу о метионине.

– Обещайте нам, что не будете предпринимать никаких мер по вашему делу, пока мы не закончим свое расследование, – сказала она.

Кларк взвился как укушенный.

– Не собираюсь давать никаких обещаний, – прорычал он.

Манн и Кларк гневно воззрились друг на друга. В комнате словно похолодало. Манн снова надавила на Кларка, используя аргумент о сроках процессуальных действий.

– Когда встанет вопрос о сроках, его решит помощник генерального прокурора Джо Энн Харрис, – ледяным тоном отрезал Кларк.

Повисла тишина. Упоминание главы уголовного отдела министерства антитрестовской команде показалось излишним. Для пользы дела двум командам нужно найти общий язык, а не ссылаться на вашингтонские авторитеты. А Кларк, похоже, хотел прежде всего утвердить свое право поступать так, как считает нужным.

Харцлер прокашлялся и спросил:

– Питер, но вы, может быть, согласитесь не предпринимать никаких действий до тех пор, пока спрингфилдские агенты не поговорят со своим коллегой из Мобила? От этого зависит дальнейший ход расследования.

– Хорошо, подожду, – кивнул Кларк. – Но хочу подчеркнуть, что недолго. – Он оглядел всех собравшихся. – Мы не останавливаем расследование.

Казино «Плейерс ривербот» стояло у причала вблизи города Лейк-Чарльз, рядом с 10-й магистралью, соединяющей Луизиану с Техасом. Судну, имитирующему викторианскую эпоху, не исполнилось и года. Сбоку виднелось громадное гребное колесо – непременная принадлежность всех плавучих казино в Луизиане, даже если они, как «Плейерс ривербот», оснащены дизельными двигателями и подводными винтами. Уже в первые месяцы своего существования «Плейерс ривербот» принес процветание в Лейк-Чарльз, город нефтяников, который бедствовал со времен падения цен на нефть в 80-е годы. Некоторые горожане поначалу восприняли казино как проявление упадка нравов. Но теперь, когда в город потекли деньги, казино считали даром небес и спасителем города.

24 августа Шепард и Херндон проехали мимо казино, полюбовавшись его зазывно сияющими огнями. Может, они посетят заведение позже, решили агенты, но сначала нужно добраться до отеля, где Крэг Даль ждал их, чтобы познакомить со своим главным свидетелем.

Даль встретил агентов в ресторане отеля, где они собирались вместе пообедать. Все были дружелюбны, но несколько напряжены. Агенты знали, что одно из двух дел скоро прикроют. Вопрос был в том, чье именно.

После обеда Даль взглянул на часы.

– Я, пожалуй, поднимусь наверх, на случай если свидетель уже на месте, – сказал он.

Шепард и Херндон пообещали вскоре последовать за ним.

Но Даль все еще был один, а свидетель Кайл Раунтри постучал в дверь через десять минут. Представив всех друг другу, Даль попросил его вкратце изложить всю историю.

Раунтри сказал, что бывшие служащие «Дегассы» Джонс и Холл теперь работают вместе с ним в компании «Кронос» в Лейк-Чарльзе. Он не скрывал, что Джонс ему не нравится, а одну из сотрудниц, с которой тот сблизился, Раунтри заподозрил в промышленном шпионаже. Она показала ему документы с компьютерного диска, который якобы нашла на столе Тима Холла. Это были документы корпорации «Дегасса» с секретной информацией о производстве метионина.

Раунтри сообщил, что у него есть переписка Джонса с Марком Уайтекером, а также корешки чеков на десять тысяч долларов, выписанных компанией АДМ на имя двух бывших сотрудников «Дегассы». Дата на одном из корешков совпадала с датой письма Уайтекера к Джонсу.

– В прошлый раз вы говорили мне о том, что Уайтекер посещал «Кронос», – напомнил свидетелю Даль.

– Да, я видел его имя в книге записей посетителей «Кроноса» примерно в ноябре 1992 года.

Херндон сморгнул.

– Вы помните записи двухгодичной давности? – спросил он.

– Я регулярно просматриваю эти книги, чтобы знать, кто когда приходил и уходил, – ответил Раунтри.

Ответ представился Херндону бессмыслицей, но он не стал докапываться до истины. Свидетель рассказывал им о деле еще около часа, но имя Уайтекера больше не всплывало.

Закончив разговор, Шепард и Херндон направились в «Плейерс ривербот». Настроение у них поднялось. Судя по всему, Уайтекер не участвовал в махинациях с метионином. Расследование в Мобиле ничем не угрожало.

Процесс получения разрешения на прослушивание телефонных разговоров в АДМ шел своим чередом. Юристы говорили, что оснований, чтобы убедить судью в необходимости прослушивания, достаточно, но для полной уверенности необходимо доказать, что ФБР технически в силах записывать разговоры лишь с определенных телефонов. С этим было труднее всего, потому что агенты не знали, как устроена телефонная связь в компании. Не могли же они явиться в АДМ и спросить об этом.

Явиться не могли, а спросить могли. На очередной встрече с Уайтекером в Форсите они попросили его задать Мику Андреасу несколько определенных вопросов. Просто разыграть небольшую пьеску.

Утром 12 сентября Уайтекер включил карманный диктофон и вошел в кабинет Мика Андреаса.

– Мик, как дела? – спросил он.

Андреас поднял голову от бумаг.

– Привет, – отозвался он.

Несколько минут они обсуждали перспективные инвестиции в подразделение лизина, и Уайтекер мимоходом упомянул о том, что один из их конкурентов сомневается в безопасности телефонной сети АДМ.

– Я сказал ему, что не верю в прослушку, – при тех-то разговорах, что я веду. А ты?

– Ты о чем? – не понял Андреас.

– Ну, что по нашим служебным телефонам можно свободно говорить о лизине. Я не верю, что они прослушиваются.

– Чтобы подключить к ним прослушку, надо попасть внутрь здания, – ответил Андреас. Он указал на свой телефон: – Вот эта линия, например, идет прямо от компьютера. Сигнал поступает в компьютер, а из него на один из сотни или пяти сотен телефонов.

– Я примерно так и думал.

– И поэтому нельзя перехватить сигнал извне, – добавил Андреас.

Компьютерная связь гарантировала, что подключиться к линиям АДМ невозможно. Да и круглосуточная телекоммуникационная служба безопасности сразу засекла бы такую попытку. Так что за телефоны компании можно не опасаться, сказал Андреас.

– Но это не значит, что можно болтать по телефону все, что взбредет в голову, – заметил он. – Осторожность не помешает.

Прослушав запись разговора с Андреасом, агенты приуныли. Преодолеть систему защиты телефонной связи АДМ – а значит, и выполнить требование судьи – оказалось невозможным.

Попытка добиться разрешения на прослушивание не удалась. Разумеется, агенты ФБР могли по-прежнему записывать переговоры злоумышленников, благо в октябре была назначена встреча АДМ и «Адзиномото» в Чикаго, а в расширенном составе производители лизина должны были собраться в Цюрихе. Но было ясно, что добыть доказательства участия АДМ в фиксировании цен на другие продукты не получится.

Говард Баффет и конгрессмен Дик Дёрбин распрощались. Баффет повесил телефонную трубку. Он был доволен собой. Может, он только что спас АДМ от скандала.

Говард пришел в АДМ несколько лет назад из Омахи, где родился и где располагалась инвестиционная империя его знаменитого отца. В 1994 году он был одним из директоров АДМ и помощником Дуэйна Андреаса. Кроме того, он отвечал за связи с общественностью и с политической элитой страны и считал своей обязанностью предотвращать неприятности, которые могли грозить компании.

Именно об этом был телефонный разговор с Дёрбином. Несколько дней назад Баффет проведал, что конгрессмен мечтает попасть на футбольный матч с участием чикагских «Медведей». Он сказал об этом Дуэйну Андреасу, и тот велел ему позаботиться о том, чтобы желание Дёрбина исполнилось.

Но секретарь Баффета напомнил о прошлогоднем инциденте с Майком Эспи, министром сельского хозяйства в администрации Клинтона. Скандал разразился из-за подношений, которые делали министру различные компании, и в том числе из-за билета на баскетбольный матч от «Квакер оутс». Покупка билетов на игру «Медведей» для Дёрбина может привести к аналогичным результатам, предупредил секретарь. Поблагодарив, Баффет обратился за советом к юристу. Тот определенно ответил, что конгрессмена можно обеспечить билетами, только если он оплатит их хотя бы частично.

Баффет рассказал это Дёрбину, и тот учтиво поблагодарил его, заверив, что, безусловно, заплатит свою долю в покупке билетов. Баффет был уверен, что спас АДМ от скандала.

Но были и те, кто смотрел на это иначе. Дуэйн Андреас, прослышавший об истории с билетами, страшно разозлился.

– Если конгрессмен о чем-то просит, ваше дело исполнить просьбу! – резко заявил он. – А последствия – это его проблема.

Баффет сослался на мнение юриста, но Андреас ничего не хотел слушать.

– На кой ты нам нужен, Говард, если всякий чих согласовываешь с юристом? – бросил он.

Встреча в Форсите 11 октября была своего рода примирением. В сентябре у Херндона родился первенец, девочка, поэтому он пропустил несколько встреч с Уайтекером. И когда Херндон наконец появился в комнате отеля, Уайтекер просиял и принялся расспрашивать агента о дочери.

Перешли к делу, и оказалось, что новой информации у Уайтекера мало. Он сообщил, что Дуэйн Андреас гневается на служащих, которые по собственному почину выписывают себе дальние командировки, не согласовав это с руководством. Эти мелочи ФБР не заинтересовали.

Вдруг Уайтекер заулыбался.

– Вы не поверите, что мне рассказал Говард Баффет! – воскликнул он.

Говард Баффет? Это имя всплывало в разговорах с Уайтекером нечасто. Агенты посмотрели на него вопросительно.

– Ну, Говард Баффет, – пояснил Уайтекер, – наш вице-президент, отвечающий за связи с общественностью. Вы, надеюсь, знаете, кто его отец?

Агенты кивнули. Кто же не знает Уоррена Баффета?

– Так вот, – сказал Уайтекер. – Они с Дуэйном друг друга недолюбливают. Дуэйн сказал Говарду, что от него нет никакого толку.

Он посмотрел на агентов и, не дождавшись их реакции, продолжил:

– Говард сам мне рассказал. Пожаловался на грубость Андреаса и сказал буквально вот что, цитирую: «Зная, что здесь творится, я мог бы запросто подложить им свинью». Вот что он сказал.

Шепард пристально посмотрел на Уайтекера. Может, это и впрямь важно?

– Что вам еще об этом известно? – спросил он. – Что он имел в виду?

– Не знаю. – Уайтекер пожал плечами. – Я не спрашивал.

Агенты чуть ли не физически ощущали исходящую от Уайтекера неясную опасность. Он столько наговорил, а толку? И все же Херндон записал эту фразу. Может, позднее удастся поговорить с Баффетом и выяснить, что тому известно.

Они продолжили разговор, но ничего ценного Уайтекер так и не сообщил. Все шло к тому, что пора закругляться.

– Кстати, – небрежным тоном заметил Уайтекер, – есть еще новость: этот мой друг, Куно Зоммер, занял место Хори в «Хоффман-Ларош». У него докторская степень, и теперь он командует производством лимонной кислоты.

Агенты обратились в слух. Из аудиозаписей они знали, что «Хоффман-Ларош» собирала данные о производстве лимонной кислоты для компаний, вступивших в ценовой сговор. И вдруг оказывается, что Куно Зоммер, играющий в этом сговоре не последнюю роль, друг Уайтекера? С прослушиванием телефонных переговоров ничего не вышло, а тут Уайтекер прямо-таки раскатывает ковровую дорожку для продолжения расследования.

– Расскажите об этом Куно Зоммере, Марк, – попросил Шепард.

Уайтекер достал визитную карточку Зоммера, которая гласила, что ее обладатель руководит продажей на мировом рынке витаминов и чистых реактивов, производимых компанией «Хоффман-Ларош». Шепард и Херндон благоговейно рассмотрели визитку.

Момент был подходящий. На следующий день Уайтекер направлялся в Чикаго вместе с Уилсоном и Миком Андреасом, чтобы в отеле «Четыре времени года» встретиться с представителями «Адзиномото». Агенты решили дать Уайтекеру дополнительное задание: расспросить Уилсона о Куно Зоммере. Раз этот друг Уайтекера собирал сведения о продажах лимонной кислоты, то Уилсон, несомненно, об этом знал.

Лицо Уайтекера вытянулось.

– Куно этим давно не занимается, так что вряд ли Уилсон в курсе, – протянул он.

Агенты пытались уговорить Уайтекера, но тот стоял на своем, и было ясно, что он готов записывать сказанное Уилсоном, Андреасом и их конкурентами на рынке лизина, но не хочет рыть яму другу.

– Марк, ведь неизвестно, что там выяснится, – увещевал его Херндон. – Если Куно Зоммер ни в чем не замешан, это избавит его от лишних вопросов при расследовании злоупотреблений с продажей лимонной кислоты. Просто спросите его, а там будет видно.

В конце концов Уайтекер согласился расспросить Уилсона о Зоммере. Встреча окончилась, Уайтекер направился к двери. Шепард взглянул на Херндона.

– Знаешь, – сказал он, – а ведь это прорыв.

Уайтекер открыл дверь нового «линкольн-таун-кара» 1994 года. Его зеленый цвет нравился ему больше, чем синий цвет прежней машины. Мик Андреас занял пассажирское сиденье, Уилсон сел сзади. Его по-прежнему донимала боль в спине. Врач настаивал на операции, но Уилсон все оттягивал ее. Уайтекер тоже садился в машину с осторожностью, боясь повредить пристегнутый к спине «Ф-бёрд».

Задним ходом он выехал с парковки и направился в декейтерский аэропорт, где их ждал самолет компании.

– Это наша машина? – спросил Андреас.

– Ага, – отозвался Уайтекер. – Всегда мне достаются подержанные. На моей прежней раньше ездил Баффет.

– Какой почет! – пошутил Андреас.

– Пытаюсь сэкономить компании деньги, – улыбнулся Уайтекер.

Уилсон и Андреас усмехнулись.

Андреас переключился на предстоящие переговоры.

– От «Адзиномото» будет Ямада… – начал он.

– И Мимото, – продолжил Уайтекер.

– А это кто такой?

– Он вместо Икэды, тот ушел недавно на пенсию.

– Я с ним вроде не встречался, – заметил Андреас.

– А в Лос-Анджелесе его разве не было? – спросил Уайтекер.

– Нет, там был Икэда.

– А теперь будет Мимото, – сказал Уайтекер. – Но он ничуть не лучше.

– Что, такой же подонок?

– Редкостная скотина, – проворчал Уилсон с заднего сиденья.

– В чем это выражается? – обернулся к нему Андреас.

– В том, что все должно быть так, как он хочет.

Андреас повернулся обратно.

– Каковы наши успехи на рынке? – спросил он. – Сколько лизина мы сейчас производим?

– Семьдесят три тысячи тонн, – ответил Уайтекер.

– А что им скажем?

– Семьдесят три тысячи тонн.

– В самом деле?

– Да, – кивнул Уайтекер. – Мы теперь все вместе сопоставляем показатели по отдельным регионам, каждый месяц. Мимото собирает эти данные.

– Почему Мимото? Он у вас что, большой начальник?

– Ну да, – ответил Уайтекер, заезжая на автостоянку аэропорта.

– Он лакей, – бросил Уилсон.

Они выбрались из машины. Уайтекер держался поближе к Уилсону, пытаясь использовать удобный момент.

– Мимото играет такую же роль, как «Ларош» в торговле лимонной кислотой, да? – спросил он.

– Ну да, – подтвердил Уилсон.

– А заправляет всем у них кто? Куно?

– Угу.

– Куно неплохой малый, – сказал Уайтекер. – Он тебе понравится. Я работал с ним в «Дегассе».

И они сели в самолет.

Через час они в такси «Америкэн юнайтед» ехали из чикагского аэропорта «Мейгз филд» в отель «Четыре времени года». Говорили в основном о новых продуктах, производство которых должно было освоить подразделение Уайтекера. С одним из продуктов, кормовой добавкой триптофан, особенно много возни, пожаловался Уайтекер. Учитывая, сколько времени компания потратила на отладку производства молочной кислоты, выпускать триптофан в полном объеме она сможет не раньше чем через два года.

– Ничего, освоим и это дело, – отозвался Андреас.

– Небольшое количество мы можем выдать уже в этом году, – заметил Уайтекер, – примерно половину фуры.

– А с молочной кислотой у нас как? – спросил Андреас. – Когда мы наконец зафиксируем цены и на нее?

В Чикаго наступил разгар бабьего лета, все были одеты легко. Перед входом в отель «Четыре времени года» собралась небольшая толпа, наблюдавшая за строительством церкви по соседству. Заплатив водителю двенадцать долларов, Уайтекер посмотрел на зевак и тут же отвел взгляд, заметив в толпе Боба Херндона.

Бизнесмены толкнули стеклянные двери отеля и вошли в вестибюль. Херндон последовал за ними. Наблюдение началось.

Справившись с неизбежной организационной неразберихой, бизнесмены встретились с представителями «Адзиномото» в холле седьмого этажа.

– Как дела? – спросил Андреас, пожимая руку Ямаде. – Рад вас видеть.

– Мик Андреас, – представился он, протягивая руку Мимото. – Как поживаете?

– А я Марк Уайтекер, – произнес Уайтекер с улыбкой, подходя к Мимото.

– А я мистер Тани, – отозвался тот.

Они прошли в ресторан и заняли отдельный кабинет. Обед начался с выяснения некоторых недоразумений. С японской стороны должен был присутствовать служащий, стоявший на служебной лестнице ступенькой выше Ямады, но его не было. Японцы исподволь дали понять, что это небольшая месть Андреасу за то, что тот не пожелал ехать в Токио. Уайтекер усугубил неловкость, назвав этого служащего мистером Тоби, тогда как его имя было Тоба, и продолжал называть его Тоби даже после того, как его поправили.

– Я знаю, что в Японии переговорам придают очень большое значение, – сказал Андреас, чтобы разрядить обстановку, – и обязательно побываю в Токио.

Произнесли тост, выпили. Мимото рассказал о трудностях южнокорейской «Мивон». Из-за внутренних проблем компания распалась надвое – «Мивон» и «Севон». Лизином теперь занималась «Севон», а руководил ею человек, работать с которым было непросто.

– Они больше не докладывают нам свои объемы, – сказал Мимото.

– Вот как? – откликнулся Уилсон.

– Да, – кивнул Мимото и сообщил о том, что корейцев не устраивает отведенная им доля объема производства и они не считают себя связанными прежними договоренностями.

– Из-за этого может полететь к черту весь рынок, – проворчал Уилсон.

Новость озадачила бизнесменов из АДМ. Они встречались с корейцами совсем недавно, и те вроде бы всем были довольны.

– Будем надеяться, что они образумятся, – сказал Уайтекер.

Андреас задумчиво почесал подбородок. Он вспомнил, как корейцы отреагировали во время последней встречи на его предложение инвестировать в «Севон».

– Помнишь, как один из них спросил: «А это не будет нарушением закона?» – обратился он к Уилсону.

– Ага.

– Он так и спросил? – удивился Уайтекер.

– Может быть, это как-то связано с их решением, – предположил Андреас.

Уайтекер отрицательно помотал головой.

– А что же это?

– Ты имеешь в виду, что они боятся антитрестовских законов, и так далее? – спросил Уайтекер.

– Угу, – кивнул Андреас.

– Это их не волнует, – заявил Уайтекер.

Бизнесмены занялись белой рыбой и салатом, продолжая обсуждать ситуацию, но так ни к чему и не пришли. Не успел Андреас промокнуть рот накрахмаленной салфеткой, как официант подал кофе. Обошлись без десерта. Цель обеда была достигнута: обе компании подтвердили приверженность принятому ранее курсу.

Андреас пожал руку Мимото:

– Удачи вам во всех ваших делах.

– Большое спасибо, – отвечал Мимото.

– Надеюсь, ваш доход будет большим, – сказал Андреас. – А значит, и наш тоже.

В такси Андреас поделился с Уайтекером и Уилсоном впечатлениями о встрече. Всех позабавило, что японцы обиделись на Андреаса за то, что он не был в Токио.

– Куно Зоммер не звонил тебе утром? – неожиданно спросил Уайтекер Уилсона.

Тот ничего не ответил.

– Этот Мимото держался вызывающе, – заметил Андреас. – Как будто я не поехал к ним умышленно.

Уайтекер с ним согласился:

– Мик Андреас предпочел провернуть еще одну сделку и загрести кучу денег, чем отведать суши в Японии.

Все рассмеялись.

Посмеялись и над именем мистера Тоба.

– Надо было сказать на прощание: «Привет мистеру Тоби!» – ржал Андреас.

Уайтекер повернулся к Уилсону:

– Так Куно Зоммер звонил тебе сегодня?

Шутки звучали и в самолете. Все угомонились лишь перед самым Декейтером. В салоне наступила тишина.

– Слушай, Терри, – вдруг спросил Уайтекер, – а в делах нашего бизнеса Куно Зоммер достаточно разумен?

– Кто?

– Куно Зоммер.

Уилсон уставился на Уайтекера. Дался ему этот Куно Зоммер!

– Я видел его всего один раз, – ответил он. – Нормальный мужик.

– Не то что японцы, да?

Уилсон поерзал на сиденье. Его донимала спина. Уайтекер спросил, правда ли, что компании «Хоффман-Ларош» производство витаминов удается лучше, чем производство лимонной кислоты.

Уилсон сменил тему. Ему не хотелось распространяться о Куно Зоммере и лимонной кислоте.

В декейтерском аэропорту они сели в «таун-кар» Уайтекера и направились в АДМ. Уилсон устроился на заднем сиденье и с любопытством рассматривал волосы Уайтекера.

– Уайтекер, что ты делаешь с головой? – спросил он. – Почему она у тебя двухцветная? Красишь волосы, что ли?

– Они вроде как выцветают, – ответил тот, – особенно летом.

– А может, это Сью насоветовала тебе покраситься? – спросил Уилсон, имея в виду одну из сотрудниц.

– Нет, но ей так нравится.

– Кстати о птичках, – произнес Андреас с улыбкой. – Сью ведь, кажется, выходит замуж?

– Да, и переезжает в Канаду, – ответил Уайтекер.

– А какие еще новости у нас в конторе? – спросил Андреас.

– Эми развелась, – сказал Уилсон.

Уайтекер спросил, имеет ли он в виду ту самую Эми, которая связалась с кем-то из руководства.

– Ну да, он трахал ее, – ответил Андреас. – Но с него хватит. С ней что хочешь делай, она все равно бревно бревном.

Уайтекер посмотрел в зеркальце заднего вида на Уилсона.

– Она действительно развелась, Терри?

– Ага. Я хотел посоветовать ей, как лучше…

– Как лучше у тебя отсосать? – бросил Андреас.

– Нет, – усмехнулся Уилсон, – как лучше пристроить своих малышей.

Андреас обернулся к Уилсону.

– А как поживает эта твоя толстушка? – спросил он.

– Анна?

– Нет, другая. А как Анна, кстати? Кто ее теперь трахает?

– Не знаю, – покачал головой Уилсон.

– По-моему, она дает налево и направо, – сказал Андреас.

– Ну, она общительная девушка, – улыбнулся Уилсон. – Очень общительная. Она тут скучает. Не в АДМ, я имею в виду, а после работы.

– Что, не с кем потрахаться? – спросил Андреас.

Разговор перешел на другую женщину. Андреас бросил взгляд на Уайтекера:

– Я знаю, ты с ней трахался несколько раз.

– Нет, нет.

– Вблизи она хуже, чем издали, – улыбнулся Андреас.

– Да, но фигура у нее что надо, – отозвался Уилсон.

– И все равно она мне не нравится, – сказал Андреас. – В ней есть что-то такое… мужское, что ли.

– Губы у нее как у негритянки, – оживился Уилсон. – Очень чувственные. Особенно когда отсасывает.

Уайтекер поперхнулся. Он-то знал, что все это записывается.

– На ней столько штукатурки, что не разглядишь, какая она на самом деле, – продолжал Андреас. – Лицо плоское, глаза как яйцо.

– Она похожа на испанку, – заметил Уилсон.

– Латиноамериканка, – согласился Андреас.

– В общем, латинская раса, – вставил Уайтекер.

– Но губы толстые, – не унимался Уилсон. – Прямо как у негритянки.

– С ней можно развлечься, – произнес Андреас с улыбкой.

Он расспросил Уайтекера о новых женщинах в АДМ. Уайтекер упомянул одну из новеньких.

– Лезешь ей в трусы, а она после этого дуется и даже разговаривать не хочет, – отозвался Андреас.

– Просто она тихая, – сказал Уайтекер.

– Робкая, – уточнил Андреас.

– Да, но она выглядит как…

– Как шлюха, – закончил за него Андреас. – Как перетраханная шлюха.

Автомобиль въехал на территорию АДМ, Уайтекер свернул к гаражу. Минуту спустя заместитель председателя совета директоров компании и начальники двух подразделений вошли в административное здание, улыбаясь и учтиво раскланиваясь с женщинами, которых только что смешали с грязью.

– Брайан, Терри здорово на меня злится, – сказал Уайтекер на следующий день.

Он звонил Шепарду из Скотсдейла, чтобы рассказать, как Уилсон накинулся на него этим утром, возмущенный тем, что Уайтекер слишком неосторожно разговаривал в чикагском такси.

– Он сказал мне: «Нельзя болтать так открыто – вокруг полно сыщиков в штатском, а в Чикаго особенно». Я сказал, что Андреас болтает ничуть не меньше, а он будто не слышит. И знаете, Брайан, из-за чего еще он злился?

– Из-за чего?

– Из-за Куно Зоммера. Он сказал мне: «Что ты все пристаешь ко мне со своим Куно? Может, он тебе и друг, но у меня с ним свои дела, и тебя они не касаются».

Повесив трубку, Шепард задумался. Если Уилсон так нервничает при разговорах о Куно Зоммере, надо будет найти другие подходы к этому другу Уайтекера.

Два дня спустя, проходя мимо сверкавшего на солнце бассейна курорта «Марриотс маунтин шедоуз», Уайтекер любовался высившейся над Скотсдейлом горой Мамми и качающимися на ветру пальмами. Но пейзаж пейзажем, а дела делами. Он направился в конференц-зал. Около зала собирались служащие АДМ, и среди них его друзья.

Он дружил с Сидом Халсом и Рейнхартом Рихтером, и, столкнувшись в дверях, они радостно поздоровались. Обоих переманил в АДМ Уайтекер. Халс заведовал продажами лизина в Атланте и был для Уайтекера, пожалуй, самым близким человеком в компании.

Рихтер возглавлял отделение АДМ в Мехико, но поддерживал постоянный контакт с Уайтекером. В 1989 году они оба участвовали в промышленной конференции в Атланте и неплохо провели там время. Тогда же Уайтекер рассказал Рихтеру о том, как потерял в детстве родителей и был усыновлен богачом, который был так щедр, что выделил по миллиону долларов каждому из троих детей Уайтекера. Рихтер завороженно слушал рассказ друга и высказал мнение, что Марк и Джинджер должны постараться, чтобы их дети, несмотря на свалившееся на них богатство, стремились всего в жизни добиваться своими силами.

Зал постепенно заполнялся служащими компании. Вошел Марти Оллисон – первый, кого Уайтекер пригласил в АДМ. Теперь он был главным торговым представителем АДМ в Европе. Прежде чем занять свое место, он подошел поболтать с Уайтекером.

Солнце заливало зал золотистым светом. Уайтекер, улыбаясь, открыл совещание:

– У нас есть что обсудить, так что начнем, пожалуй.

Начал он с рассмотрения общего состояния лизинового рынка. Слушая Уайтекера, сотрудники делали пометки в своих блокнотах.

– Позвольте ознакомить вас с некоторыми цифрами, – сказал Уайтекер и включил проектор. Экран над его головой осветился, и он вывел на него таблицу объемов производства лизина различными компаниями.

– Вы видите поквартальные производственные показатели, которые сообщили нам конкуренты, – продолжал он.

Оллисон не верил своим ушам, хоть и знал о переговорах между конкурентами, на которых обсуждалось фиксирование цен, и даже участвовал в некоторых, происходивших в его регионе. Но большинство присутствующих слышали об этом впервые. Всем было ясно, что эти данные невозможно добыть, не нарушив закон. Обычно подобную информацию скрывают даже от своих инвесторов, а уж о конкурентах и говорить нечего. Уайтекер открыто признавал существование ценового сговора.

Оллисон, Халс, Рихтер и шестеро других сотрудников стали переглядываться. Все недоумевали. В зале было полно опытных специалистов по продажам, и никто из них прежде не сталкивался ни с чем подобным.

– Раздавать вам копии этого документа я все-таки не буду, – сказал Уайтекер, – но если вы хотите переписать цифры – пожалуйста.

Все дружно принялись переписывать эти некогда секретные цифры, нисколько не смущаясь тем, что участвуют в противозаконном деянии.

И никто в ФБР не знал о том, что происходит.

По цюрихской Банхофштрассе прогуливались многочисленные покупатели, которые разглядывали витрины с часами «Картье», ювелирными изделиями «Тиффани» и шоколадом «Шпрюнгли». Улица выходила на Парадеплатц, где когда-то действительно проводились парады. Швейцар в ливрее распахнул перед Уайтекером двери одного из самых роскошных швейцарских отелей «Савой Бор-ан-Виль», и тот, поблагодарив его кивком, вышел на площадь.

Накануне, 24 октября, он прилетел в Цюрих, чтобы подготовить переговоры по фиксированию цен на лизин, которые должны были начаться 25-го в гранд-отеле «Долдер». Ни Шепард, ни Херндон в Цюрих не поехали, и поэтому на сей раз переговоры решили не записывать – конкуренты собирались утрясти кое-какие мелочи, и краткого отчета Уайтекера было достаточно. Так что он был предоставлен самому себе и мог делать все, что хочет.

Мимо, в сторону центрального вокзала проехал трамвай. Колокол расположенной по соседству церкви пробил десять. Уайтекер быстрым шагом направился к зданию на краю площади. Это было цюрихское отделение корпорации «Объединенный швейцарский банк», основная цель его путешествия.

Войдя в вестибюль, Уайтекер обратился к швейцару в ливрее:

– Guten Morgen. Ich mochte Herr Briel finden, bitte.

Швейцар махнул рукой в сторону лифта:

– Herr Briel ist nach oben am vierten Stock.

– Danke schön.

Уайтекер прошел в лифт и нажал кнопку четвертого этажа. Наверху он подошел к дежурной:

– Guten Tag. Wie geht es Ihnen? Ich suche Herr Briel, bitte.

Дежурная указала ему на кресло, стоявшее перед ее столом:

– Nehmen Sie Platz, bitte.

Из глубин роскошного кожаного кресла Уайтекер смотрел вслед дежурной, удалявшейся по коридору. Не прошло и минуты, как она вернулась в сопровождении подтянутого молодого человека с каштановой шевелюрой и широкой улыбкой. Уайтекер видел его впервые, но понял, что это и есть Даниэль Бриль.

– Мистер Уайтекер! – воскликнул молодой человек, протягивая ему руку.

Уайтекер встал и, расплывшись в ответной улыбке, обменялся с Брилем рукопожатием.

– Jawohl. Guten Morgen. Wie geht es Ihnen?

– Gut, gut, – ответил Бриль, внутренне ужаснувшись произношению Уайтекера. – Wie geht's? Gut das wir uns eben getroffen haben.

Они направились в кабинет обслуживания особых клиентов, помещение без окон. Войдя, Уайтекер сел, а Бриль тихо закрыл тяжелую деревянную дверь. Никто не мог подслушать их. Разговор был кратким.

Уайтекер привез из Швейцарии поразительную новость: зарубежные конкуренты АДМ хотели провести еще одни переговоры о ценах на лизин, и не где-нибудь, а в США, в Атланте. Встретившись с Шепардом и Херндоном в Спрингфилде, Уайтекер объяснил, что их конкуренты напуганы проводившимся в Европе расследованием фиксации цен на цемент. Жак Шодре заявил, что он примет участие в переговорах только в том случае, если они их проведут под прикрытием отраслевой конференции. В середине января в Атланте планировалась конференция птицеводов, в которой собирались участвовать и производители лизина, и все они согласились, что это будет удобный случай поговорить и о ценах.

В антитрестовском отделе эта новость вызвала бурные дебаты. Некоторые предлагали арестовать всех иностранных участников сговора – доказательств их вины собрано предостаточно, а удастся ли добиться их выдачи в США, еще неизвестно.

Однако внезапные аресты могли породить много проблем. Обвинительные заключения пришлось бы составлять второпях, всего за несколько недель. У прокуроров не оставалось времени для использования большого жюри в качестве инструмента расследования. Кроме того, после выдвижения обвинений арестованные имели право требовать немедленного рассмотрения их дела в суде. А прокуратуре требовалось подготовиться к процессу, в частности распечатать тысячи страниц текстов аудиозаписей. Получалось, что прокуроры начнут процесс, не будучи к нему готовыми.

Все это вынудило их принять решение: позволить иностранным производителям лизина покинуть США. Но дебаты не прошли даром: все поняли, что расшифровки аудиозаписей следует распечатать как можно быстрее.

В Моуикве Джинджер Уайтекер в тревоге спустилась на первый этаж. По крыше стучал дождь. В выходные разразилась гроза, которая так напугала ее. Меряя шагами гостиную, Джинджер задавалась вопросом, где может быть ее муж. Прожив с Марком много лет, она вдруг перестала его понимать. Что-то изменилось, что-то было утрачено.

И дело не только в том, что он все время в разъездах, не участвует в семейных событиях, перестал приходить домой на обед, – к этому они привыкли. Даже когда Марк был дома, казалось, что мыслями он не здесь. Он бродил по дому, как пассажир по пустому перрону в ожидании поезда.

Но и это не все. В последнее время Марк вел себя просто странно. Джинджер не понимала, что с ним творится. Летом они построили конюшню, прямо против дома, и Джинджер любила время от времени покататься верхом и отдохнуть от забот. А Марк пропадал в конюшне часами, задерживаясь там порой до двух часов ночи. Он отговаривался тем, что чистил лошадей. Но чистить лошадей по три-четыре часа? А рано утром он ехал на работу. Времени на сон у него практически не оставалось. Это просто ненормально.

Она хотела было окликнуть мужа, но в это время за окном взревел бензиновый двигатель воздуходувки.

– Этого еще не хватало! – ахнула Джинджер и подошла к окну.

Еще один бзик Марка. Он требовал, чтобы садовник поддерживал подъездную аллею в идеальной чистоте, а осенью это было не просто, потому что двухсотлетний грецкий орех засыпал листвой весь участок. Но Марк не выносил мертвой листвы.

Джинджер выглянула в окно. Ветер и дождь перетряхивали крону дерева, и листья так и сыпались на подъездную аллею. На дорожке стоял промокший до нитки Марк с воздуходувкой. Он завел ее, листья веером полетели на газон, во все стороны брызнула вода. Молния прочертила небо, осветив фигуру Марка, с которого струились потоки. Он чистил дорожку.

Джинджер закрыла глаза. Она испугалась и ощутила беспомощность. Что, ради всего святого, происходит с ее мужем?

В октябре 1994 года антитрестовский отдел усердно трудился над планом процесса АДМ. До атаки на компанию оставались считаные месяцы, а еще не были назначены обвинители, которым предстояло вести процесс. В чикагском офисе отдела даже не было постоянного начальника. Робин Манн, несомненно, была талантливым юристом, но ей недоставало опыта выступлений в суде.

В это время Джеймс Гриффин, завершив работу на посту консультанта правительства Венгрии по правовым вопросам, возвращался на свой пост заместителя начальника антитрестовского отдела в Атланте. Это был спокойный человек с открытым лицом и копной седых волос. Утонченные манеры парадоксальным образом уживались в нем со склонностью к эпатажу. Его сотрудники и предположить не могли, что этот тихий и скромный человек дома с увлечением врубает на полную мощность грандж. А непосвященные не знали, что он один из опытнейших прокуроров округа.

Гриффин обживал после долгого отсутствия свой кабинет на одиннадцатом этаже федерального суда Атланты, когда раздался звонок из Вашингтона. Телефонистка сказала, что звонит Джозеф Видмар, заместитель помощника генерального прокурора, в чьем ведении все уголовные процессы антитрестовского отдела. Гриффин снял трубку.

Видмар расспросил его о Венгрии, затем перешел к делу.

– Это касается вакансии начальника чикагского отдела.

– Слушаю.

– Я хочу, чтобы вы подумали об этой должности.

– Почему я? – спросил Гриффин. В Атланте он был счастлив. К тому же однажды ему довелось перезимовать в Чикаго, и он не горел желанием повторять этот опыт.

Видмар долго расписывал преимущества, которыми обладал начальник отдела. В Чикаго, подчеркнул он, этот пост особенно интересен, потому что там много крупных процессов, и было бы желательно, чтобы именно Гриффин взял командование отделом на себя.

Гриффин выслушал с любопытством. Он, разумеется, слышал об этих делах, – антитрестовский отдел был не настолько велик, чтобы сотрудники одного из подразделений не знали о том, что делается в другом. Особенно он заинтересовался делом АДМ. Предоставляющийся случай выступить на процессе такого размаха был соблазнителен сам по себе. Гриффин сказал Видмару, что подумает о предложении. Сам он почти не сомневался, что вскоре примет его.

В день, когда Видмар позвонил Гриффину, воинственный молодой прокурор чикагского антитрестовского отдела готовился выступать в суде.

Джим Мучник, которому несколько недель назад стукнуло тридцать, последние два года занимался расследованием предполагаемого мошенничества в торговом центре Канзас-Сити. Расследование оказалось сущим наказанием. Он ездил в Канзас, где работал вместе с агентом ФБР. Они нашли свидетелей преступления, записали на пленку разговоры преступников. Но почти все они прекратили участвовать в незаконных сделках, и остался лишь один обвиняемый, суд над которым должен был начаться через несколько недель. Мучник готовился к судебному заседанию, но было ясно, что оно не состоится. Здоровье обвиняемого резко ухудшилось, улики против него были неопровержимы, и он наверняка признает себя виновным.

Мучник работал за компьютером, сидя спиной к дверям кабинета, когда услышал позади голос Марвина Прайса, исполнявшего обязанности начальника чикагского отдела:

– У тебя не найдется минутки?

Мучник повернулся в кресле. Прайс уселся рядом.

– Послушай, Джим, похоже, твое расследование разваливается, и тебе нужно чем-то заняться. Хочу подключить тебя к делу о зерновых.

Делом о зерновых или, точнее, о зерновых и бобовых называли у них в отделе дело АДМ. Мучник знал кое-что о нем со слов Робин Манн.

– Это дело крепкое, – сказал Прайс. – Ты ведь много работал с ФБР и имел дело с аудиозаписями, а их в этом деле предостаточно. Робин нужен помощник.

Мучник кивнул. На такое задание он и надеялся.

– Звучит заманчиво, Марвин.

Узнав, что к делу подключили Мучника, к нему зашла Робин Манн. Она рассказала ему о расследовании, и молодой юрист понял: для того чтобы вникнуть в дело и разобраться в бесчисленных именах участников и географических названиях, требуется перевернуть горы документов.

Так сформировалась команда антитрестовцев для «Битвы за урожай».

5 декабря в 15.45 Джордж Смит, федеральный окружной судья в Колумбусе, штат Огайо, объявил перерыв в заседании. Представителей обвинения он попросил зайти в его кабинет.

Рассматривавшееся дело было самым громким из всех, какими антитрестовскому отделу приходилось заниматься за последние десять лет. Компания «Дженерал электрик» обвинялась в фиксировании цен на промышленные алмазы. Обвинители изложили свою версию несколько дней назад. Компания не признала себя виновной.

Когда юристы собрались в кабинете судьи Смита, он сообщил новость, которая повергла всех в шок: присяжные не будут рассматривать это дело – судья снимает все выдвинутые против «Дженерал электрик» обвинения, не дожидаясь выступления защиты. Он убедился, объявил судья, что на основании собранных обвинителями свидетельств невозможно заключить, что компания совершила преступление.

«Дженерал электрик» выиграла дело самым унизительным для обвинения образом.

Весть о сокрушительном поражении прокуратуры прокатилась по всем залам суда и юридическим конторам страны. Все спрашивали: как мог антитрестовский отдел так опозориться на процессе, который был, так сказать, финалом юридического «Суперкубка»? Может, ставки были так высоки, что у сотрудников отдела не выдержали нервы?

Эти вопросы отдались тревожным эхом в Спрингфилде. Уже несколько недель в отношениях между юристами антитрестовского отдела и окружной прокуратуры нарастала напряженность. И те и другие постоянно предъявляли агентам ФБР претензии, что их не поставили в известность о том, что давно известно другой стороне. Сам стиль работы неуклонно вел их к конфликту. Антитрестовцы продвигались медленно, а Министерство юстиции было лучше знакомо с делами, связанными с политикой и требовавшими быстрых и решительных действий. А в «Битве за урожай» ход расследования не устраивал ни тех, ни других.

После решения судьи о прекращении дела «Дженерал электрик» в прессе стали появляться критические статьи, направленные против антитрестовского отдела. Самую разгромную опубликовал журнал «Америкэн лойер», и ее даже переслали по факсу в спрингфилдский офис ФБР. Агенты с растущим беспокойством читали уничтожающий текст:

«Антитрестовский отдел Министерства юстиции все последние годы показывал, что не умеет доводить дела до суда, а если доводит, то проигрывает их…

Многие юристы полагают, что сотрудников антитрестовского отдела вряд ли можно назвать настоящими прокурорами».

Статья вызвала у агентов вопрос: что будет с делом АДМ? Справится ли с ним антитрестовский отдел?

Поезд медленно причалил к перрону спрингфилдского вокзала. Роджер Хитон вглядывался в пассажиров, выходивших из вагонов. Наконец он увидел Робин Манн, Сьюзен Букер и их нового коллегу Джима Мучника. Сотрудники антитрестовского отдела приехали для беседы с Марком Уайтекером.

Хитон поприветствовал их и проводил в свою машину. Открыв багажник, он разгреб кучу теннисных мячей и ракеток, чтобы освободить место для чемоданов. Прежде чем направиться в Декейтер на встречу с Шепардом и Херндоном, юристы заехали перекусить в скромный ресторанчик.

Встреча должна была помочь юристам составить ордера на обыск в АДМ. В первую очередь их интересовали планы помещений и устройство компьютерной системы. Уайтекер несколько дней потратил на подготовку ответов на их вопросы.

В декейтерской резидентуре ФБР гостей встретили Шепард и Херндон. Поздоровавшись с прибывшими и познакомившись с Мучником, агенты проводили их в кабинет Шепарда. Мучник сел за его стол, а в середине комнаты поставили стул для «звездного» свидетеля обвинения.

Вскоре появился и он. Прокуроры хотели на этот раз поговорить с Уайтекером без агентов, и Шепард с Херндоном сначала пригласили Марка в соседнюю комнату, чтобы сообщить ему об этом и убедиться, что он освоился. Затем Уайтекера отвели к прокурорам.

– Поговорите с нашими друзьями, Марк. Если что, мы рядом.

Агенты вышли. Уайтекер сел на отведенное ему место. Он выглядел уверенным. Юристы поздоровались с ним, Мучник представился.

Начались вопросы. Задавал их в основном Хитон. Уайтекер поразил юристов своей подготовленностью. Он даже принес с собой кое-какие документы АДМ и обстоятельно разъяснял внутреннее устройство компании.

Про себя Мучник восхищался Уайтекером. Перед ним был один из руководителей гигантской компании, ворочавший крупными делами. И зарабатывал он, насколько Мучнику было известно, несколько сот тысяч долларов в год. В сравнении с тем, что он делал для АДМ, эта зарплата казалась молодому юристу смехотворной. По мнению Мучника, Уайтекеру недоплачивали.

Херндон с предвкушением вставил последнюю из полученных от Уайтекера кассет в плеер «Тэскам». После нескольких недель уговоров Уайтекер наконец записал разговор со своим другом Куно Зоммером из компании «Хоффман-Ларош». Херндон хотел послушать человека, подозреваемого в организации сговора о ценах на лимонную кислоту.

Разговор начинался на значении счетчика 123. Зоммер рассказывал о недавней поездке в Китай. Затем он поведал о том, как Терри Уилсон показывал ему завод АДМ по производству витамина С и говорил, что неплохо бы двум их компаниям обговорить ситуацию на рынке этого продукта. Херндон удивился. Какое отношение Уилсон, ведавший обработкой зерновых, имел к производству витаминов?

Разговор продолжался, но лимонную кислоту больше не упоминали. Зоммер сказал, что не доверяет телефонам, – проще, сказал он, поговорить лично.

Херндон выключил плеер. Ясно, что Зоммера голыми руками не возьмешь и разоблачить сговор о ценах на лимонную кислоту будет не так просто, как представлялось. Для того чтобы предъявить обвинение в фиксации цен на лизин, требовалось еще несколько месяцев работы. Попытки расследовать махинации с лимонной кислотой и другими продуктами могли преждевременно раскрыть секрет «Битвы за урожай». А секретность имела решающее значение. Утечка информации о планах прокуратуры ставила под угрозу успех всего дела.

Войдя в кабинет Говарда Баффета на шестом этаже главного здания АДМ, Уайтекер улыбнулся. Другого такого кабинета не было во всей компании. Помещение было завалено «корпоративными игрушками»: от грузовиков с логотипами АДМ и «Кока-колы» до пластиковых бутылочек кока-колы, исполнявших популярные мелодии.

– Привет, Говард, – сказал Уайтекер, прислонившись к стеллажу рядом с письменным столом. – Как дела?

Баффет откинулся на спинку кресла, закинув руки за голову.

– Да не блестяще, Марк, – ответил он. – Подумываю уйти из компании.

Новость потрясла Уайтекера. Ему нравился Баффет, и он считал его своим другом; они часто беседовали.

Он попытался отговорить Баффета, но тот уже все решил и даже обсудил этот шаг с отцом, Уорреном Баффетом. Говарду не нравилась инвестиционная политика компании, не нравился стиль руководства. Ему было неуютно в атмосфере АДМ.

Помимо прочего, Баффет был одним из директоров, но Дуэйн Андреас обращался с ним как с ребенком. Баффету часто приходилось бывать по делам в мексиканском отделении АДМ, где престиж его должности помощника председателя совета директоров был не выше, чем у главного уборщика. Желая повысить авторитет, он просил у Дуэйна разрешения изменить название своей должности, пусть даже оно не будет отражать его подлинной роли в компании. Дуэйн отказал.

Уайтекер уговаривал, Баффет не поддавался. Он разочаровался и в АДМ, и в Андреасах. Конфликт зашел слишком далеко. Но Уайтекер был уверен, что, как только компании предъявят обвинение, Андреасы уйдут. Это вопрос нескольких месяцев.

Он набрал в грудь воздуха, проверил, закрыта ли дверь, и сказал:

– На твоем месте я бы не торопился. Скоро все изменится.

– Почему? Что ты имеешь в виду?

Уайтекер наклонился поближе.

– Как знать, Говард, – произнес он тихо. – Может, скоро заправлять этой компанией будем мы с тобой.

 

Глава 11

– Марк, ты что, идиот?

Джинджер сидела на диване в гостиной со стаканом прохладительного напитка в руках и оторопело смотрела на мужа. Он несколько дней находился в необычайно, чуть ли не противоестественно экзальтированном настроении. Но сейчас он перешел все границы. Она только что под треск поленьев в камине слушала, как Марк расписывает свое блестящее будущее в АДМ.

– Да правда же, – убеждал он Джинджер. – Скоро все они полетят – Дуэйн, Мик, Терри, – и, кроме меня, руководить компанией будет просто некому.

Джинджер в отчаянии всплеснула руками.

– Полная бессмыслица! Как ты останешься в компании после того, как всех заложил? Думаешь, тебя просто похлопают по плечу?

Марк помотал головой. Зажигательная речь перед Говардом Баффетом вдохновила и его самого. Если даже Баффет, один из директоров компании, неудовлетворен ее руководством, то другие наверняка занимают ту же позицию. Баффет согласился отложить свой уход из АДМ, так что по крайней мере один союзник в совете директоров у Уайтекера уже был. Как только преступления Андреасов и других будут раскрыты, все в АДМ изменится. И его имя наверняка будет одним из первых в списке кандидатов на пост главы компании, – а может, и единственным.

– Джинджер, я им нужен, – говорил он. – Без меня компания не сможет существовать. Меня ценят. И я поступил правильно, честно. Совет наверняка поймет это и только зауважает меня.

Джинджер продолжала спорить, пытаясь доказать Марку, как бессмысленны его ожидания. Все было напрасно. Он был убежден, что скоро возглавит компанию, – и это будет наградой за его сотрудничество с ФБР. Эти надежды владели им еще в начале расследования, но затем он стал смотреть на вещи более трезво. А теперь, непонятно почему, все началось снова.

Чем ярче разгоралось возбуждение в глазах Марка, тем больше гневалась Джинджер. Эта бредовая идея не могла явиться ниоткуда, сама по себе. Кто-то постарался раздуть искру. Все поведение Марка говорило о том, что его основательно обработали. И пока тот расписывал свое блестящее будущее, она пришла к убеждению, что знает имя виновника.

Брайан Шепард.

Она винила ФБР. Они запудрили мозги ее мужу для того, чтобы удержать его. Им плевать, что с ним будет. Это точно.

– Мы беспокоимся за нашего парня, – говорил Херндон. – Мы не хотим, чтобы он остался ни с чем.

Слушавший его Джек Кордес, сотрудник отдела ФБР по контролю за договорами, задал несколько вопросов. Просьба Херндона не была беспрецедентной, но для ее исполнения требовалось время. Чтобы получить разрешение выплатить компенсацию человеку, потерявшему работу из-за сотрудничества с ФБР, требовалось преодолеть массу бюрократических препон.

Все это происходило 10 января 1995 года. Приближался день атаки на АДМ, и Шепард с Херндоном все чаще задавались вопросом, что станет с Уайтекером. Сам он витал в облаках, уверяя, что все будут считать его героем и изберут главой компании. Агенты делали все, чтобы он осознал возможность своего увольнения, но делали это аккуратно. Они понимали, что сейчас ему трудно. И если для того, чтобы пережить это нелегкое время, ему нужно верить в светлое будущее, лучше его не разочаровывать. Но если Уайтекер лишится работы, они его не бросят.

Шепард и Херндон поделились своей тревогой с прокурорами. Те разошлись во мнениях. Одни считали, что улаживать этот вопрос должно ФБР, другие были категорически против того, чтобы платить осведомителю. Уайтекер не наркоделец какой-нибудь, говорили они, он найдет себе работу. А на свидетеля, которому заплатило обвинение, присяжные наверняка посмотрят косо.

Наконец решили оставить вопрос на усмотрение ФБР. К концу разговора с отделом по контролю за договорами агенты несколько успокоились. По крайней мере, они могли продолжать свое дело.

Шесть дней спустя Шепард и Херндон вылетели в Атланту, чтобы подготовиться к очередным переговорам по фиксированию цен. Переговоры должны были состояться 18 января в отеле «Марриот», близ аэропорта. Прибыв в отель, агенты обнаружили, что шестнадцатиэтажное здание жужжит, как улей. Зал Кобба, избранный на этот раз центром лизинового мошенничества, был занят до одиннадцати часов следующего вечера, так что агентам пришлось бездельничать сутки с лишним. Когда наконец они попали в зал, то убедились, что с видеозаписью, как всегда, будут трудности. Помещение было достаточно просторным, в нем стоял большой стол, множество мягких стульев и – сервировочный столик у стены. Но пристроить лампу было некуда. Камеру можно было спрятать разве что в сервировочном столике, стоявшем в совершенно неподходящем месте. Агенты до глубокой ночи передвигали с места на место тяжелую мебель.

Номер, доставшийся им для наблюдательного пункта, тоже не вызвал восторга. Он соединялся дверью с залом Кобба, и, стало быть, участники переговоров могли их слышать. Херндон подоткнул под дверь полотенце. Высокотехнологичным методом это не назовешь, зато можно будет перешептываться.

Рано утром готовый к подвигам Уайтекер явился в номер Шепарда. Херндон провел краткий инструктаж, подчеркнув, что Уайтекер должен предупреждать, когда покидает помещение, и стараться, чтобы побольше говорили другие.

Шепард тем временем решил еще раз проверить диктофон, спрятанный в кейсе. Он положил его на кровать и включил.

Никакого эффекта.

Он включил диктофон снова. По-прежнему ничего.

– Похоже, у нас проблема, – пробормотал он.

Херндон присоединился к нему, и они некоторое время возились с диктофоном вдвоем, но толку не добились. Шепард был озадачен: он проверял устройство в Декейтере перед самым отлетом.

Уайтекер беспомощно наблюдал. Затем он посмотрел на часы.

– Алло, парни, – произнес он извиняющимся, нетерпеливым тоном, – там у нас, наверное, народ уже собирается, так что мне тоже пора.

Возразить было нечего. Агенты отпустили Уайтекера, а сами, безуспешно провозившись с диктофоном еще несколько минут, в досаде убрали его и поспешили на наблюдательный пункт. Шепард занял место за монитором, а Херндон позвонил в ФБР Атланты и вызвал группу поддержки.

Местные агенты прибыли всего через несколько минут и занялись диктофоном. Осмотрев его, они пришли к выводу, что сели батарейки, даром что новые. Один из агентов, Джей Спейдафор, сказал, что запасные батарейки у него в машине, и побежал за ними. Следовало поторопиться, ведь заседание в соседней комнате уже начиналось. Шепард включил камеру.

Кореец Й. Е. Ким из «Чейл йеданг» развеселился. Он остановился в отеле «Ренессанс» и вызвал такси, чтобы доехать до «Марриота», не зная, что отели стоят бок о бок. Уайтекер подошел вместе с ним к окну. День был ясный и солнечный, и подъезд «Ренессанса» был хорошо виден.

– Это же по соседству, – сказал Уайтекер.

– Ну да! А я не знал, – отозвался Ким. – Заплатил водителю два доллара за посадку.

Стрелки часов подошли к девяти. Прибыл Ямамото из «Киова хакко». Поздоровавшись с ним, Уайтекер подошел к телефону, чтобы распорядиться относительно ланча и заказать завтрак. В это время Ямамото бросил свое пальто вместе с прочими вещами прямо на столик с камерой, но Уайтекер поспешил исправить положение.

– Здесь, наверное, есть гардероб, куда можно повесить пальто, Масси, – сказал он. – Не беспокойтесь, я уберу.

Ким занял место за столом и сказал, что слышал о землетрясении, разрушившем накануне Кобе, город в западной части Японии.

– Да, – покачал головой Ямамото, – погибло две с половиной тысячи человек.

– И взорвался лизиновый завод, – добавил Уайтекер.

– Да-да, – кивнул японец, улыбаясь.

– Лизиновый завод? – переспросил Ким, глядя на Ямамото с недоумением. – Ваш завод?

– Да, – ответил тот. – И теперь нам придется увеличить цену на лизин. До одного доллара и пятидесяти центов, наверное. – Он засмеялся.

Ким все еще не понимал.

– Значит, завод пострадал лишь частично?

Уайтекер и Ямамото, смеясь, помотали головами.

– Да нет, – сказал Уайтекер, – это просто…

– Это шутка, – закончил за него Ямамото.

Теперь они смеялись вместе.

Агенты вставили в диктофон новые батарейки. Херндон нажал кнопку, и бобины начали вращаться. Он снял телефонную трубку и набрал номер зала Кобба.

К телефону подошел Уайтекер.

– Это Боб, – прошептал Херндон. – Кейс в порядке.

– Простите? – не понял Уайтекер.

– Диктофон работает. Я принесу вам кейс.

– Спасибо, это будет замечательно, – отозвался Уайтекер.

– Я придумал, как объяснить это.

– Хорошо… – протянул Уайтекер. – Я составлял меню пару дней назад.

– Я сделаю вид, что я из обслуживающего персонала, – прошептал Херндон. – Скажу, что вы забыли кейс внизу.

– Ладно.

– Буду через пару минут.

– Хорошо, спасибо, – ответил Уайтекер.

Он положил трубку и вернулся к столу.

Часы показывали 9.05. Все было готово к началу переговоров. Мимото занял место во главе стола. Рядом с ним сидел новый сотрудник «Адзиномото» Хисао Синохара. В последний момент в зал ворвался Жак Шодре и устремился к столу с закусками, чтобы налить кофе. Все были в сборе, не считая представителей корейской компании «Севон».

– Не хватает двух участников, – сказал Уайтекер.

– Они будут в десять тридцать, – отозвался Мимото.

– Только в десять тридцать?

– Да.

– Тогда у нас в запасе уйма времени, – сказал Уайтекер.

– Будут еще двое из «Севона»? – спросил Ким.

– Не только двое из «Севона», – бросил Жак Шодре от сервировочного столика, – а еще один из «Тайсона» и один из «Конагры».

Все засмеялись при мысли о присутствии двух крупных клиентов при обсуждении вопроса о фиксировании цен.

– И еще один из ФБР, – произнес Мимото, улыбаясь и глядя прямо на Уайтекера.

Сердце Уайтекера пропустило удар, но все снова рассмеялись, и он понял, что это шутка.

– Ага, и семеро из ФКТ, – подхватил он.

Как и ФБР, Федеральная комиссия по торговле тоже была бы не прочь узнать о происходящем в зале Кобба.

– Да, и из ФКТ, обязательно, – отозвался Мимото, просматривая свои бумаги.

– Ха! ФБР! – повторил Уайтекер, еще не до конца успокоившись.

Он посмотрел на свои часы. Пора начинать.

– Итак, добро пожаловать в Атланту, – произнес он. – Мы столько раз встречались в Азии и в Европе, что приятно видеть вас всех наконец в Америке. Вести собрание предоставим, наверное, Кандзи. Думаю, сначала поговорим в основном об объемах.

Раздался стук в дверь. Все замолчали.

– Да? – отозвался Мимото. – Это ФКТ?

Уайтекер подошел к двери.

Это было ФБР.

В дверях стоял Херндон с чемоданчиком в руке.

– Я не уверен, туда ли попал, – сказал он. – Это ваш кейс?

– Да, – ответил Уайтекер.

– Вы оставили его в кафе, – сказал Херндон, протягивая ему кейс.

– Спасибо.

– Посыльный подумал, что это, может быть, ваш.

Уайтекер взял кейс, в котором работал диктофон, и, закрыв дверь, вернулся к столу.

– Это из обслуги, – объяснил он коллегам. – Я оставил кейс в вестибюле, когда заказывал нам еду и прочее.

– Вы забыли там кейс? – спросил Шодре.

– Ну да.

– Ничего себе!

– Погрузился в счета и заказы, а все остальное из головы вылетело.

– Какая честность! – восхитился Шодре. – В Париже его давно уже продали бы.

– Да. Хорошо еще, что я оставил паспорт и остальные документы в номере.

– Вы носите все документы в кейсе? – вытаращил глаза Ямамото.

– Нет-нет, боже упаси! – ответил Уайтекер.

Все снова рассмеялись.

Запись переговоров в Атланте была еще одним несомненным успехом. Всего за полтора часа бизнесмены провели обзор производства лизина за 1994 год, то и дело восхищаясь тем, как дисциплинированно ведут себя участники сговора и как точно они придерживаются условленных объемов продаж. Присоединившийся к ним Чхом Су Ким из «Севона» внес лепту в банк компрометирующих данных, заявив, что долю «Севона» в объеме продаж надо увеличить на порядок. Другие возразили, сказав, что в этом случае обрушатся цены на всем рынке. В конце концов все, кроме «Севона», согласились с предложенными объемами производства на 1995 год и о повышении цены на лизин до одного доллара тридцати центов за фунт.

Через несколько дней Джим Мучник, новый юрист антитрестовского отдела, недавно включившийся в «Битву за урожай», вошел в конференц-зал с копией видеозаписи переговоров в Атланте. Запись необычайно его захватила. Остальные прокуроры уже вдоволь насмотрелись на конспиративные сборища производителей лизина, и эта новая встреча вызывала у них чуть ли не зевоту.

А для Мучника сборище в Атланте было просто потехой. Шутки про ФБР и ФКТ его просто сразили. Юрист не верил своим глазам, глядя, как участники преступного сговора воспринимают его как веселую игру.

В конце совещания конкуренты договорились установить цену на лизин в доллар тридцать центов за фунт. Мимото оглядел собравшихся.

– Итак, решено, – заключил он. – В Канаде будет та же цена?

Никто не знал, каков обменный курс канадского доллара, и Жак Шодре, достав газету, стал просматривать колонки финансовой информации.

– Так-так… Что же у нас в Канаде? – бормотал он.

Наконец он нашел то, что искал, и оказалось, что 1,3 американского доллара соответствуют 1,83 канадского. Мимото объявил, что новая цена назначается со следующей недели. За пару минут с помощью той же газеты они оценили весь канадский рынок примерно в сто миллионов долларов.

Мучник смотрел на все это, едва не остолбенев. «Это сон, – думал он. – Не может быть, этого просто не может быть».

Эдгар-Гувер-Билдинг – самое громоздкое и непривлекательное строение официального Вашингтона. На Пенсильвания-авеню оно занимает целый квартал. Кабинеты вдоль коридора на седьмом этаже занимают помощники и заместители директора ФБР, которые надзирают за работой всей организации и докладывают человеку в кабинете в конце коридора – директору Бюро Луису Фри.

В начале 1995 года одним из новичков этого коридора был Уильям Эспозито, начальник Шестого, или уголовного, следственного отдела. Еще прошлой осенью он руководил офисом в Сан-Диего, откуда его перевели в управление заместителем помощника директора ФБР. Скоро он получил повышение и теперь отвечал за все крупные уголовные расследования, которые проводило Бюро.

Почти сразу после вступления в новую должность ему доложили, что с ним хочет поговорить начальник спрингфилдского офиса Дон Стаки. Эспозито взял трубку.

– Дон? Чем могу быть полезен?

– У нас тут очень важное расследование, но нужна ваша помощь в кое-каких недоразумениях с Министерством юстиции.

– Что за недоразумения? – спросил Эспозито.

Стаки объяснил, что расследование идет очень медленно. Оно касается нарушения антитрестовских законов, и агенты ФБР накопили столько вещественных доказательств, включая аудио- и видеозаписи, что дело можно было передать по инстанции еще несколько месяцев назад, однако антитрестовский отдел тормозит его. К тому же антитрестовский отдел никак не придет к соглашению с офисом окружного прокурора, который как раз настроен решить этот вопрос как можно быстрее.

– Но я не хочу поднимать шум, не заручившись согласием Бюро, – сказал Стаки. – Дело затрагивает интересы очень влиятельных людей, и наверняка на нас постараются оказать давление. Я думаю, что вам, а может, и директору нужно быть в курсе, чтобы это не стало для вас неожиданностью. У меня такое впечатление, что за пределами Спрингфилда почти никто об этом деле не знает.

Эспозито не удивился. Спрингфилд не то место, где случаются сенсации. Если работникам управления попадался документ спрингфилдского отделения, они лишь бегло просматривали его. К тому же в ФБР привыкли обращать внимание в первую очередь на насильственные преступления. И хотя преступления в среде «белых воротничков» в последнее время участились, на обычаи управления это не повлияло. Расследование корпоративных преступлений редко привлекало внимание.

– Хорошо, Дон, – сказал Эспозито. – Присылай своего агента со всеми записями и схемами, я выкрою время, чтобы посмотреть их.

Утром 31 января Уайтекер прошел сквозь серые легионы трейдеров в дилинговом зале, не обращая внимания на сбивчивый ритм отрывистых распоряжений, которые они отдавали в телефон. Перед дверью своего кабинета он кивнул секретарше.

С возвращения из Атланты прошло больше недели, но Уайтекер еще не виделся ни с агентами ФБР, ни с представителями прокуратуры. Он целиком погрузился в дела производства, забыв и о фиксировании цен, и о правопорядке. В конце концов, нужно заниматься и своими прямыми обязанностями.

Сев за стол, он снял телефонную трубку, чтобы прослушать сообщения голосовой почты. Среди них было несколько срочных, в том числе одно из Луизианы. Туда он и позвонил в первую очередь. Трубку сняла секретарша.

– Офис доктора Джонса.

– Будьте добры, позовите Криса Джонса. Это Марк Уайтекер, ответный звонок.

– Секунду.

Уайтекер откинулся в кресле. Он работал вместе с Джонсом в «Дегассе», а два года назад нанял его в качестве консультанта АДМ по вопросам производства метионина.

– Марк? – прозвучал голос Джонса в трубке.

– Привет, – отозвался Уайтекер. – Как жизнь?

– В порядке. А у тебя?

– Все замечательно. Ты чего мне звонил?

– У нас тут кое-какие проблемы, – ответил Джонс обеспокоенным тоном.

– Какие именно?

– Марк, – спросил Джонс, – ты имеешь представление о том, чем тут занимается ФБР?

Спустя несколько минут на линии «алло» в декейтерской резидентуре ФБР раздался телефонный звонок. Эта стандартная линия имелась в большинстве отделений Бюро и использовалась для связи со свидетелями, сотрудничавшими с ФБР. Называлась она так потому, что, сняв трубку, сотрудники отделения не называли себя, а произносили просто «алло». Это позволяло сохранить в тайне связь свидетеля с ФБР, на случай если кому-нибудь захочется проверить, куда он звонит.

На этот раз «алло» произнес Шепард.

– Брайан, привет. Это Марк.

– Слушаю.

– Мне только что звонил Крис Джонс, с которым я работал в «Дегассе». АДМ однажды заплатила ему за услуги, когда мы рассматривали строительство метионинового завода.

Многообещающее начало. Интересно.

– И что ему было нужно?

– Он сказал, что ему позвонил его сотрудник Тим Холл и сообщил, что его допрашивал агент ФБР Крэг Даль.

– Так-так.

– Джонс сказал, что речь шла о предполагаемой краже секретной технической информации «Дегассы», касающейся строительства метионинового завода.

Уайтекер бегло рассказал о том, как АДМ собиралась наладить производство метионина. Джонс разъезжал вместе с Уайтекером в поисках подходящего места для завода. Однако впоследствии АДМ отказалась от этих планов и заключила договор о совместном предприятии с компанией «Рон-Пуленк».

– Марк, прежде всего скажите мне вот что: вы можете припомнить, чтобы Джонс передавал вам какую-либо закрытую или секретную информацию? Против него может быть выдвинуто обвинение в связи с этим?

– Нет-нет, абсолютно.

– Абсолютно не помните или абсолютно не передавал?

– Ну… я не могу сказать абсолютно точно, делал он это или не делал. Когда он встречался с Рэнделлом и со мной, мы спросили, не являются ли его сведения закрытыми или защищенными авторскими правами. Он ответил, что нет и что срок действия патента истек. Он так сказал.

На все сомнения Шепарда Уайтекер отвечал, что никакого нарушения не может быть, потому что, по словам Джонса, «Дегасса» не меняла технологию производства метионина с 1949 года.

Шепард решил действовать напрямик:

– Марк, вы никогда не просили Джонса добыть какую-либо закрытую и секретную информацию?

– Конечно не просил. Абсолютно.

Уайтекер добавил, что, по словам Джонса, расследование предполагаемого промышленного шпионажа набирает обороты и агенты ФБР собираются допросить не только самого Джонса, но и других служащих АДМ, в том числе и Уайтекера. И скоро будет созвано большое жюри.

Закончив разговор с Уайтекером, Шепард отыскал в справочнике номер телефона Крэга Даля. Он хотел сообщить ему о том, что скрывать от Уайтекера то, что идет расследование по иску «Дегассы», больше не нужно.

Даль сразу же вылетел из Мобила в Декейтер. Раз Уайтекеру стало известно о расследовании, агент хотел незамедлительно допросить его. Шепард с Херндоном встретили Даля в аэропорту и отвезли его в отель в Форсите. Вскоре приехал и Уайтекер. Он нервничал, но тоже хотел побеседовать с Далем. Шепард представил агента и сказал, что тот хочет задать Уайтекеру несколько вопросов.

– Ладно, – кивнул Уайтекер.

Он сел напротив Даля, и тот для начала спросил о звонке от Джонса. Уайтекер повторил то, что рассказал Шепарду.

– Я не разговаривал с Крисом Джонсом года полтора, – сказал Уайтекер, – и его звонок меня порядком удивил.

– Что вы думали о деле, которое он хотел обсудить с вами?

– Я даже не понял, о чем он говорит. И очень удивился.

Джонс был разозлен, сказал Уайтекер, и утверждал, что расследование затеял один из сотрудников «Дегассы» в отместку за то, что он, Джонс, уволился из компании. В конце разговора Уайтекер пообещал Джонсу связаться с ним через пару дней, но с тех пор Джонс еще дважды звонил ему на голосовую почту.

Даль пролистал свои записи.

– Хорошо, – сказал он. – Давайте начнем с самого начала. Изложите мне по порядку всю историю о планах АДМ по строительству завода и объясните, какое отношение имели к этому Джонс и Холл.

Уайтекер рассказал, как он решил наладить производство метионина и как в 1992 году стал предпринимать шаги в этом направлении. Джонс был известным специалистом в этой области, и логично было обратиться именно к нему.

– Я спросил, на каких условиях он согласится помочь нам, и он ответил, что хочет десять тысяч долларов в месяц. Это приемлемо, АДМ часто выплачивает такие суммы разным специалистам.

Вместе они проработали шесть месяцев, сказал Уайтекер. Они подыскивали место для строительства завода. Однажды Уайтекер понял, что от Джонса потребуется больше, чем предполагалось ранее, и он увеличил его гонорар до двадцати тысяч. Джонс предложил кандидатуру Тима Холла на пост директора завода. Уайтекер не был знаком с Холлом и решил встретиться с ним. Тот произвел на него благоприятное впечатление. Чуть позже Джонс предложил привлечь Холла к подготовительной работе, и Уайтекер согласился. АДМ стала платить Холлу десять тысяч долларов в месяц.

– У вас не было оснований подозревать, что они использовали закрытую информацию «Дегассы»? – спросил Даль.

– Нет, никогда. При первой же встрече с Джонсом я спросил, не будут ли нарушены права интеллектуальной собственности. Он ответил, что технология «Дегассы» запатентована, но если мы построим метиониновый завод, то ее использовать не станем.

Уайтекер завершил рассказ на том, что АДМ отказалась от планов строительства и вместо этого вложилась в метиониновый завод «Рон-Пуленк». Даль задал последний вопрос: не согласится ли Уайтекер позвонить Джонсу прямо сейчас и записать разговор? Уайтекер пожал плечами и сказал, что не имеет ничего против.

Шепард и Даль решили звонить из автомобиля Уайтекера. Все вместе вышли на парковку и подсоединили к автомобильному телефону записывающее устройство. Но, прослушав разговор Уайтекера с Джонсом, ничего нового не узнали.

Агенты распростились с Уайтекером и вернулись в номер. Шепард спросил Даля его мнение о проведенной беседе.

– Его рассказ звучит правдоподобно, – сказал Даль.

Херндон поплотнее запахнул пальто, защищаясь от кусачего мороза первой недели февраля, сковавшего Вашингтон, округ Колумбия. Он шел по Пенсильвания-авеню вместе с Доном Стаки и Кейт Киллэм, которая недавно возглавила декейтерскую резидентуру. Настало время представить результаты «Битвы за урожай» руководству ФБР.

В бюро пропусков агенты показали удостоверения и отметились в книге посетителей. Им выдали специальные пропуска и проводили в конференц-зал, где уже работали телевизор и видеомагнитофон. Херндон вынул из кейса кассету, на которую они переписали наиболее значительные выдержки из видеозаписей различных переговоров о фиксировании цен, – «хиты сезона», как называли их агенты между собой. Он вставил кассету в видеомагнитофон.

Вскоре помещение заполнилось сотрудниками финансового отдела, включая его начальника Томаса Кьюбика. Вместе с ним пришла Эликс Саггс, которой недавно поручили курировать «Битву за урожай».

Когда все расселись, Херндон вышел на авансцену, чтобы произнести заготовленную речь.

– Приветствую вас. Меня зовут Боб Херндон, – начал он. – Я один из агентов, принимающих участие в «Битве за урожай». – Он достал указку. – Как видите, мне не повезло: я вытащил короткую соломинку, – сказал он, вызвав дружный смех собравшихся.

Херндон кратко обрисовал дело, объяснив, что объектом расследования является сговор о ценах на лизин.

– Лизином подкармливают кур, чтобы они росли толстыми, сытыми и довольными жизнью. Но мы с вами, как потребители, не настолько толсты, сыты и довольны, насколько могли бы быть, потому что немного переплачиваем всякий раз, когда заходим в «Макдональдс» и заказываем «макнаггетс».

Закончив вступительное слово, Херндон включил видеомагнитофон. На экране возникли сцены встреч в Ирвайне, Атланте и на Гавайях. По мере того как разворачивались сцены, зрители все больше приходили в восторг.

Когда пленка кончилась, Херндон снова взял слово. Он сказал, что, несмотря на убедительные свидетельства сговора, есть две нерешенные проблемы.

– Во-первых, нужно посмотреть, достаточно ли в нашей команде прокуроров. До сих пор неясно, кто из прокуроров руководит этим делом. Антитрестовский отдел Чикаго переживает переходный период – у них новый начальник, Джим Гриффин. Поэтому мы даже не всегда знаем, кому именно передавать информацию.

Его спросили, так ли сильно это мешает работе агентов.

– Пока что не очень сильно, – ответил Херндон, – но могут возникнуть осложнения, когда дело дойдет до суда.

О второй из нерешенных проблем доложил Стаки. Он сказал, что следует предоставить Уайтекеру денежную компенсацию, если тот потеряет работу. Херндон тем временем раздал присутствующим собранные Уайтекером материалы, отражающие его финансовое положение. Материалы произвели на сотрудников ФБР неизгладимое впечатление. Ежемесячные расходы Уайтекера составляли семнадцать тысяч шестьсот восемьдесят долларов. Им было трудно представить человека, который позволяет себе тратить так много.

Херндон достал из кейса рождественскую открытку, которую прислал ему Уайтекер. Это была фотография его семьи.

– Я хочу, чтобы вы посмотрели на эту открытку, – сказал Херндон. – Это наш главный свидетель со своей семьей. Я не расстаюсь с этой фотографией, и она напоминает мне, что мы имеем дело с реальным человеком, который должен заботиться о семье. Решившись помогать нам, он рискнул своей карьерой. Все видеозаписи, которые вы только что просмотрели, были добыты только благодаря ему. Мы хотели бы быть уверены, что в случае необходимости Бюро поддержит его.

Том Кьюбик поднял руку.

– Если он потеряет работу из-за сотрудничества с ФБР, мы примем меры даже раньше, чем вы, Боб, – сказал он. – Так что не беспокойтесь.

В тот же день Эликс Саггс, курировавшая спрингфилдское расследование, обошла все управление, разыскивая Херндона и Кейт Киллэм. Она нашла их в компьютерном центре.

– Боб, я повсюду ищу вас – сказала она Херндону. – Помощнику директора ФБР Эспозито только что сообщили о ваших видеозаписях, и он хочет их посмотреть.

Сам помощник директора? Значит, новость уже достигла седьмого этажа! Херндон почувствовал комок в горле.

Кейт Киллэм, услышав об этом, разволновалась.

– Пойдемте, Боб, – теребила она Херндона, – идемте скорее.

– Вы идите, Кейт, – сказал он.

– Нет, Боб, – возразила она, схватив его за руку. – Мы пойдем вместе.

Уильям Эспозито усаживался в кресло небольшого уголка для совещаний, составлявшем часть его кабинета. Том Кьюбик и Дон Стаки достали из шкафа телевизор и видеоплеер. Стаки вставил в плеер кассету с «хитами сезона», а Кьюбик расставил стулья.

На экране появилась зернистая черно-белая картинка. Стаки начал комментировать происходящее, но он не знал всех участников так хорошо, как агенты, непосредственно занимавшиеся этим делом. К его облегчению, вскоре появились Херндон и Киллэм, и Херндон избавил начальника от неловкого положения.

Просмотрев запись, Эспозито поднялся на ноги.

– Я, конечно, не эксперт по антитрестовскому законодательству, – сказал он, пожимая руку Херндону, – но судя по тому, что я только что видел, наши позиции в этом деле очень сильны.

Агенты поблагодарили Эспозито за то, что он уделил им внимание, и направились к дверям. Эспозито попросил Стаки задержаться.

Они сели.

– Бог ты мой, кто-нибудь еще знает обо всем этом? – воскликнул Эспозито.

Увидев запись, он понял, что это одно из крупнейших «беловоротничковых» дел в истории ФБР, – и никто в штаб-квартире не знал о нем. И по этому делу работали всего два агента, а ведь дела хватило бы на дюжину человек.

– Ваши люди хорошо поработали, – продолжал он. – Но мы знаем, что нас ожидает, и, учитывая масштабы этой компании, вам потребуется куда больше агентов. Продумайте свои дальнейшие действия, прикиньте, что вам понадобится, и сообщите мне план игры, чтобы я начал организовывать поддержку.

Стаки пообещал, что скоро вернется и тогда передаст свои соображения.

– И еще одно, – сказал Эспозито. – Если возникнут затруднения с Министерством юстиции, дайте мне знать. Я схожу в дом напротив и сделаю для вас, что смогу.

Стаки поблагодарил его. В доме напротив находились главные офисы Министерства юстиции. Теперь Бюро было готово поддержать Спрингфилд в «Битве за урожай».

Директор ФБР Луис Фри занял место во главе стола в своем кабинете. Его помощники и заместители приготовились к брифингу, который проводился в восемь часов утра.

– Есть что-нибудь новое? – спросил он, окинув взглядом присутствующих.

И тут же заговорил о статье в «Вашингтон пост», которую успел прочесть утром. Ее обсуждение шло недолго – Фри не любил разводить канитель. Затем он обратился к одному из помощников:

– Что у тебя?

Помощник вкратце обрисовал ситуацию в своем отделе и ответил на вопросы директора. Во время брифинга директора информировали о событиях за прошедшие сутки и о том, что ожидалось в следующие.

Фри взглянул на Эспозито.

– Что скажешь, Билли?

Сверяясь со своим блокнотом, Эспозито рассказал начальнику о текущих делах и добавил:

– Парни из Спрингфилда только что рассказали мне о деле АДМ. Это громадное дело. Оно потребует много ресурсов.

Подняв голову, он увидел озадаченные лица.

– Что такое АДМ? – спросил один из них.

– Компания «Арчер Дэниелс, Мидленд».

Снова непонимание. Эспозито пояснил:

– Это компания из списка «Форчун пятьсот», один из крупнейших в мире переработчиков зерновых.

По глазам Фри Эспозито понял, что ему название «АДМ» знакомо.

– Насколько убедительны свидетельства, собранные спрингфилдскими агентами? – спросил директор. – Раз речь идет об АДМ, они должны быть очень убедительны.

Эспозито понимающе кивнул. Такая могучая компания, как АДМ, могла привлечь крупные юридические силы, которые запросто разгромят плохо подготовленного противника.

– У них есть видеозаписи, – ответил Эспозито. – Я видел некоторые из них. Производят сильное впечатление.

Он описал просмотренные им записи. Фри закидал его вопросами, – верный признак, что директор ФБР заинтересовался.

– Ну что ж, звучит неплохо, – сказал тот. – Главное, не растерять преимущество. – Он повернулся к следующему подчиненному: – Что у тебя?

Напряжение между двумя прокурорскими группами, задействованными в «Битве за урожай», росло. Пока дело было на стадии расследования, все мирились с разногласиями. Но теперь, когда его вот-вот вынесут на публику, конфликты прорывались наружу.

Сотрудники антитрестовского отдела предпочитали действовать методично и хотели участвовать в допросах, которые должны были последовать сразу после атаки на АДМ, а также, по укоренившейся традиции, во всей оперативной работе. Это приводило агентов ФБР в отчаяние: они привыкли совсем к другим методам. В отличие от антитрестовцев, юристы спрингфилдской окружной прокуратуры не мешали агентам самостоятельно выслеживать и вылавливать преступников, но настаивали на том, чтобы они делали это быстро и решительно.

В начале февраля агенты ФБР и работники прокуратуры устроили телефонную конференцию, чтобы обсудить план атаки. Все согласились, что во время операции на командном пункте должны присутствовать юристы, на случай если придется разрешать непредвиденные вопросы. Робин Манн выразила желание принять участие в допросах служащих АДМ непосредственно во время рейда. Ей особенно хотелось побеседовать с Уилсоном.

Работники окружной прокуратуры не видели в этом смысла. Они считали, что всю оперативную работу надо оставить ФБР, а прокуроры вступят в игру на стадии судебного преследования.

Находившийся в Спрингфилде Джо Харцлер не мог смолчать:

– Робин, послушайте, Боб и Брайан справятся с этим без нас. Они лучше знают, как захватить свидетеля врасплох и что делать в экстремальных условиях.

– По-моему, здесь все же необходимо присутствие юриста, знающего антитрестовские законы, – упорствовала Манн.

– Робин, ну о чем вы говорите?! – кипятился Харцлер. – Часто ли вам приходилось вламываться в дома, арестовывать преступников и допрашивать их, ломая их сопротивление?

Шепард и Херндон не вмешивались, но внутренне были согласны с Харцлером. Они не имели представления, чего можно ожидать от юриста антитрестовского отдела в напряженный момент, и им вовсе не хотелось, чтобы Робин Манн вертелась рядом.

Но она стояла на своем.

– Джо, мне случалось присутствовать при захвате и допросе преступников, и я убедилась, что это очень полезно для дела.

Харцлер все больше распалялся. Это настолько расходилось с правилами работы окружной прокуратуры, что он не мог принять слова Манн всерьез. Ему казалось, что она спорит просто из упрямства.

– Робин, – резко бросил он, – этим должны заниматься люди, которые знают, что делают!

– То есть работники окружной прокуратуры, вы хотите сказать? – парировала она.

Повисла неловкая пауза, и один из прокуроров поспешил сменить тему. Через несколько минут Манн высказала особое мнение по какому-то чисто техническому вопросу.

– Вы согласны, Джо? – спросила она с вызовом.

Но ответа не получила.

Харцлер отошел от телефона и устранился от участия в конференции.

Спрингфилдский окружной прокурор Фрэнсис Хьюлин была обеспокоена конфликтом с антитрестовским отделом. Препирательства между обвинителями только на руку обвиняемым. С этим следовало покончить.

Она решила съездить в Вашингтон и встретиться с помощником генерального прокурора Анной Бингеман, руководившей антитрестовским отделом. Хьюлин полагала, что они смогут договориться. Готовясь к поездке, она позвала в свой кабинет на третьем этаже нескольких помощников, чтобы объявить им о принятом решении.

– Я хочу поговорить с Анной Бингеман и убедить ее передать это дело в наши руки, – сказала Хьюлин. – Ваше мнение?

– Формально антитрестовский отдел будет иметь основания для возражений, – сказал Харцлер. – Если все окружные прокуроры в стране начнут перехватывать дела о нарушении антитрестовских законов, то зачем нужны эти отделы?

Хьюлин возразила, что такие прецеденты были. К примеру, раньше всеми нарушениями в области налогового законодательства занимался исключительно отдел налогов, а теперь их зачастую рассматривает окружная прокуратура. Она обратилась за поддержкой к своему помощнику Рику Коксу, но он был согласен с Харцлером.

– Жаль, но, боюсь, из этого ничего не выйдет, – сказал Кокс.

Хьюлин от своей затеи не отказалась. В пятницу, 24 февраля, она явилась в вашингтонский офис антитрестовского отдела. Анна Бингеман была занята, и Хьюлин пришлось наведаться в офис еще пару раз. Когда Бингеман освободилась, она, сердечно поприветствовав Хьюлин, пригласила ее в кабинет. После вступительного обмена любезностями Хьюлин перешла к делу.

– Как вам известно, наша прокуратура с некоторых пор курирует расследование по АДМ, – начала она.

В тот вечер Херндон повел семью обедать в ресторан «Эплбиз». Его родители приехали из Канзас-Сити погостить и познакомиться с родившейся недавно внучкой, и на несколько часов он выкинул «Битву за урожай» из головы.

Посреди обеда запищал пейджер. Посмотрев на номер, Херндон увидел, что это Роджер Хитон.

– Сейчас вернусь, – сказал он своим и отошел к телефону-автомату, чтобы позвонить Хитону.

– Я только что говорил с Фрэнсис, – сказал тот. – Она сообщила, что Анна Бингеман передала расследование в ее руки. Бингеман якобы сказала ей: «Командуйте».

– Это точно? – изумленно спросил Херндон.

– По крайней мере, Фрэнсис так утверждает. Она говорит, что Бингеман целиком одобрила ее намерение передать дело большому жюри в марте, а вскоре после этого начать слушания.

Херндон в растерянности оглядел зал ресторана. Новость выбила его из колеи. Хьюлин слишком поторопилась.

– А антитрестовцы знают об этом? – спросил он. – Я имею в виду, чикагские.

– В понедельник будет совещание по этому вопросу. Твое начальство тоже будет. Да, мы продвигаемся прямо семимильными шагами.

Они простились. Херндона ошеломил этот внезапный крутой поворот после длинного размеренного пути. Теперь они будут иметь дело только с одной прокурорской командой, и придется форсировать подготовку к решительному штурму. Нужно срочно сообщить Шепарду. Опустив в автомат еще несколько монет, Херндон набрал номер домашнего телефона своего коллеги.

– Брайан, ты не поверишь, – выпалил он. – Я только что говорил с Хитоном. Делом теперь командует Фрэнсис Хьюлин, и она собирается через месяц передавать его большому жюри и сразу выносить на публику.

– Ты шутишь! – воскликнул Шепард. – Это исключено. Антитрестовский отдел не допустит этого.

– Да, полная неожиданность. Все вроде бы было так четко и ясно…

– И что мы скажем Робин и Джиму? – задумчиво протянул Шепард.

В понедельник в 13.00 Шепард и Херндон вместе со Стаки, Джоном Хойтом и Кейт Киллэм прибыли в офис окружного прокурора. Хитон и Харцлер уже были на месте.

Фрэнсис Хьюлин рассказала о встрече с Анной Бингеман и объявила, что итогом встречи явилось окончательное и бесповоротное решение: командовать будет Хьюлин. Не мешкая, она отдала приказ о наступлении – через две недели дело должно быть представлено большому жюри для вынесения обвинительного акта. Рейд на АДМ назначается на 3 апреля.

– Надо действовать быстро, – сказала она. – В отношении правонарушений с лизином дело не представляет особой сложности. Присяжные вынесут приговор на основании аудио- и видеозаписей, и много свидетелей не понадобится.

Покидая офис, все были готовы приступить к выполнению плана, но никто не сомневался, что чикагские антитрестовцы своих позиций без боя не сдадут.

Тем временем в Вашингтоне Анна Бингеман отправляла по электронной почте письмо своему заместителю и всему личному составу чикагского отделения.

«Мне нанесла визит Фрэнсис Хьюлин,

– писала она. –

Она беспокоилась о координации работы над делом АДМ, – по-моему, до сих пор нам это и так удавалось. Основной ее целью было заручиться моим одобрением ее плана. Согласно этому плану, их главный свидетель должен дать показания большому жюри уже 6 марта».

Бингеман добавила, что Хьюлин подчеркнула особую важность незамедлительных и решительных действий.

«Наша беседа прошла в дружеской обстановке. Фрэнсис Хьюлин, как мне кажется, искренне заинтересована в сотрудничестве с нашим отделом,

– продолжала Бингеман. –

Я, правда, не ожидала, что свидетель предстанет перед большим жюри так скоро, – о 6 марта я слышу впервые».

Закончив письмо, Бингеман нажала кнопку «отправить».

Известие о маневре Хьюлин произвело в Чикаго эффект разорвавшейся бомбы. Эта бесцеремонность привела антитрестовцев в ярость. Некоторые подозревали, что не обошлось без содействия Херндона и Шепарда, которые не раз открыто выражали свое неодобрение медленной работой их отдела. Но ведь расследовалось нарушение именно антитрестовских законов. Как могла Бингеман согласиться на это?

Прокуроры во главе с новым начальником отдела Джимом Гриффином составили электронное письмо Гэри Спратлингу, заместителю Анны Бингеман.

«До сих пор и речи не было о том, чтобы вызывать нашего свидетеля в суд уже в марте,

– писали они. –

Это решение мисс Хьюлин, несомненно, очень опрометчиво».

Они привели несколько доводов в пользу того, что спешить нельзя, и заключили письмо фразой:

«Важно не то, когда свидетель будет давать показания, а то, кто в дальнейшем будет вести это дело и принимать решения – антитрестовский отдел или Хьюлин».

К концу дня борьба между антитрестовским отделом и офисом окружного прокурора вышла из-под контроля. Никто – кроме, может быть, Хьюлин – не мог сказать с уверенностью, кто теперь ведет дело.

Для прояснения ситуации снова созвали телефонную конференцию с участием Фрэнсис Хьюлин, прокуроров антитрестовского отдела и верхушки спрингфилдского офиса ФБР. Стаки и Хойт явились в офис Хьюлин и устроились вместе с ней возле микрофона с динамиком.

Первые двадцать минут к яблоку раздора избегали прикасаться. Все дружно заявляли о своем стремлении к тесному сотрудничеству. Анна Бингеман стала превозносить достижения антитрестовского отдела.

– Мы смогли почти идеально наладить свою работу, – заявила она. – Наш девиз – неуязвимые обвинительные акты и высококлассные обвинители.

Хойту это хождение вокруг да около стало надоедать. Он решил взять быка за рога.

– Прошу прощения, мисс Бингеман, – прервал он ее, – Джон Хойт, спрингфилдский офис ФБР. Нашей работе мешает нерешенный вопрос о том, кто главный прокурор. Кто отвечает за это расследование?

Молчание.

– Мы ведь обсуждали это с вами, – нарушила тишину Хьюлин. – И если вы помните, решили, что дело возглавит мой офис.

Молчание.

Наконец Бингеман заговорила:

– Я реформировала наш отдел. Я помощник генерального прокурора, отвечающий за борьбу с нарушением антитрестовских законов. Эту задачу возложил на меня президент Соединенных Штатов Америки.

Она опять сделала паузу.

– И будь я проклята, если допущу, чтобы это дело отобрали у нашего отдела. Только через мой труп – да и с ним придется побороться! Мы вели это дело и будем вести его дальше. Благодарю за внимание.

Хьюлин побледнела. От Бингеман никто не ожидал такой отповеди и никто не понимал, как могло случиться, что два юриста настолько превратно поняли друг друга. Прозвучали ничего не значащие фразы, призванные разрядить обстановку.

– Благодарю вас всех за то, что вы не пожалели своего времени на участие в совещании, – произнесла в заключение Хьюлин. Выключив микрофон и захлопнув блокнот, она добавила: – Вопрос, я полагаю, решен. Мы вне игры.

Сразу после совещания прокуроры чикагского антитрестовского отдела позвонили Гэри Спратлингу. Все восхищались выступлением Анны Бингеман.

– Да-а, этого у нее не отнимешь, – согласился Спратлинг. – Уж если она решит показать, на что способна, то это просто фантастика.

Чикагские юристы – Манн, Мучник, Гриффин, Букер и Прайс – испытывали такую радость и облегчение, что решили отпраздновать победу и после работы отправились в бар Центра Джона Хэнкока. Там, чокаясь бокалами с «Маргаритой», они успокаивали нервы, истрепанные в напряженной, но победоносной борьбе.

С отстранением от дела спрингфилдской окружной прокуратуры Шепард и Херндон оказались между небом и землей. Хитон и Харцлер исчезли со сцены вместе с Фрэнсис Хьюлин, но и с оставшимися прокурорами никакой связи не было. По-видимому, они уверовали в то, что агенты пытались обойти их на финише. Шепард и Херндон чувствовали себя, как дети после скандального бракоразводного процесса.

Прошло две недели, но антитрестовцы не звонили. После нескольких лет чуть ли не ежедневных контактов это молчание было многозначительным. Каждый день агенты гадали, будет звонок из прокуратуры или нет.

Наконец они решили сделать первый шаг навстречу и позвонить Джиму Мучнику. Мучника они выбрали потому, что он, в отличие от Робин Манн, не посвятил несколько лет жизни возне с АДМ и был способен, как им представлялось, исходить из презумпции их невиновности. Кроме того, они не могли вести расследование, не советуясь ни с кем из юристов.

– Джим Мучник.

– Добрый день. Это Брайан и Боб, – сказал Херндон.

– Приветствую вас, – ответил Мучник деловым и, возможно, чуть осторожным тоном.

Но в ходе разговора лед между ними стал таять.

Агенты звонили Мучнику ежедневно в течение двух недель, – он стал связующим звеном между ними и прокуратурой. Но до откровенного обсуждения проблем дело не дошло. Мучник порой говорил натянуто, в его голосе проскальзывали нотки подозрительности.

Однажды во время их разговора в трубке раздался щелчок.

– Вы что, записываете нас? – помолчав, спросил Херндон шутливым тоном. Но шутка пришлась не к месту.

– Ну и вопросы вы задаете! – взвился Мучник. – Неужели вы думаете, что я на это способен? Мы уже две недели беседуем с вами, а вы по-прежнему не доверяете мне?

Херндон попытался исправить положение:

– Джим, не стоит лезть в бутылку. Я просто пошутил.

– Хороши шутки! – сердито фыркнул Мучник. С этими агентами невозможно говорить по-человечески, решил он. Все две прошедшие недели они просто пытались выудить у него информацию. – Ладно, – бросил он, – спрашивайте, что вас интересует, и закончим на этом.

Разговор не получился. Вскоре Херндон решил позвонить еще раз.

– Джим, – сказал он. – Я хочу извиниться.

– Боб, – ответил Мучник, – вы должны понять, что я не ваш сотрудник. Я вам не осведомитель. Меня эта роль не устраивает. Я не собираюсь шпионить за вами, но и работать на вас тоже не буду. Если вы это понимаете – что ж, прекрасно. Естественно, вас интересует, что мы делаем и почему. Но не надо играть в шпионов.

Стычка пошла на пользу. Все выпустили пар, все выложили карты на стол. Отныне их отношения будут становиться все лучше и лучше.

В том же месяце Манн и Мучник вылетели в Вашингтон, чтобы встретиться со Спратлингом и другими юристами главного антитрестовского офиса. Вслед за ними отправился и Джим Гриффин со своим заместителем Марвином Прайсом.

В здании Министерства юстиции их встретил Гэри Спратлинг, крупный человек с энергичным дружелюбным лицом. Он пригласил на совещание нескольких коллег.

От лица прибывших говорила Робин Манн. Она вставила в плеер Спратлинга кассету с «хитами сезона» и более часа комментировала события, разворачивавшиеся на экране. Держалась она спокойно и уверенно.

Спратлинг был потрясен.

– Матерь Божья! – приговаривал он, наблюдая за Миком Андреасом в Ирвайне. – Просто глазам не верю.

Запись подошла к концу, и со стороны вашингтонских юристов посыпались поздравления. Манн сияла.

– Отличная работа, – говорил Спратлинг, тряся руку Манн. – Выше всяких похвал.

После презентации «хитов» Манн и Мучник в приподнятом настроении спустились в кафе. Гриффин и Прайс, договорившись встретиться с ними позже, задержались, чтобы обсудить предстоящие должностные перемещения. Когда с этим было покончено, Спратлинг отозвал Гриффина в сторону.

– Джим, это незаурядное дело. А у тебя за плечами двадцатилетний опыт работы, – начал Спратлинг.

Гриффин сразу понял, к чему он клонит.

Не дождавшись Гриффина, Манн и Мучник вернулись из кафе в кабинет Спратлинга и почувствовали, что за время их отсутствия что-то изменилось. Спратлинг предложил им сесть и сказал:

– Вы проделали большую работу. Теперь дело достигло стадии, когда его пора представлять в суде, и я решил составить список юристов нашего отдела, которые способны справиться с этим наилучшим образом. То же самое я попросил сделать Джо Видмара. И оба наших списка возглавляет Джим Гриффин.

Итак, главным обвинителем назначен Гриффин. Манн и Мучник не знали, что сказать. Манн чувствовала, что все ее надежды рушатся. Юристы не знали, что Гриффин был согласен уступить руководство им, если они воспримут его назначение слишком тяжело. Но они старались не выдавать своих чувств.

Спратлинг пригласил Гриффина, и тот заверил Манн и Мучника, что они по-прежнему будут играть важную роль во вновь образованной команде. Юристы обсудили ближайшие задачи, и совещание закончилось.

Спустившись и выйдя на улицу, Манн, Мучник и Прайс остановили такси. Несколько минут они ехали молча, пытаясь справиться с обидой. Наконец, когда такси выехало на Ланфан-плаза, они заговорили о своих подозрениях: идея назначить Гриффина главным обвинителем пришла Спратлингу в голову не сейчас. Сегодняшнюю встречу он задумал именно с этой целью.

Гриффин первым делом постарался сгладить шероховатости в отношениях между чикагским антитрестовским отделом и ФБР. Он наметил встречу с руководителями спрингфилдского офиса ФБР, на которой хотел произнести инаугурационную речь. Но еще до этого, 20 марта, он пригласил агентов и юристов на совместный обед.

В половине седьмого все собрались за большим круглым столом. Поначалу обстановка была довольно натянутой. Шепард, обычно открывавший подобные сборища кратким приветственным словом, на этот раз от выступления воздержался. Агенты присматривались к новому прокурору, курировавшему их расследование. Судя по его мягкому тону и любезным манерам, вряд ли он был склонен действовать круто.

Гриффин первым начал разговор, пожаловавшись на чикагские морозы, спутавшие ему все планы; во время утренней пробежки лыжная шерстяная маска, прикрывавшая лицо, примерзла к коже. Херндон и Шепард поддержали его в желании разрядить обстановку и поделились своими впечатлениями о погоде.

Наступила пауза. Затем Гриффин перешел к тому, ради чего они собрались:

– У всех нас одна цель – вывести преступников на чистую воду, чтобы они понесли наказание. Так давайте двинемся вперед, не теряя времени даром. Вы прошли свою часть дистанции отлично. Моя задача – принять у вас эстафету и постараться не разочаровать вас.

Херндон и Шепард с облегчением закивали. Новый руководитель говорил на их языке.

8 апреля Кандзи Мимото в номере парижского отеля взялся за телефон. Ему только что сообщили, что Уайтекер просил как можно быстрее связаться с ним, и у Мимото было мало сомнений в том, о чем пойдет разговор.

В последние месяцы «Адзиномото» окончательно утвердилась во мнении, что отдел биопродуктов АДМ использует один из видов микробов, запатентованных японской компанией. В 1992 году Мимото пытался выкрасть американский лизиновый микроб во время визита на завод АДМ, но ничего не вышло. «Адзиномото» не оставляла этих попыток и недавно получила неоспоримое доказательство того, что АДМ незаконно использует принадлежащий «Адзиномото» патентованный микроб, с помощью которого производит аминокислоту под названием «треонин». Два дня назад «Адзиномото» возбудила против АДМ иск в одном из федеральных судов, и теперь Мимото ожидал бурной реакции Уайтекера.

Его ожидания оправдались.

– Кандзи, я не понимаю, как вы могли возбудить иск, даже не предупредив нас об этом! – горячился Уайтекер. – Мик Андреас просто вне себя.

Мимото возразил, что «Адзиномото» вынуждена защищать свои интересы, но Уайтекер не желал слушать никаких возражений. В их микробе нет абсолютно ничего японского, утверждал он, АДМ купила его у шведской компании «Эй-би-пи». А теперь из-за этого иска возникнут осложнения, в том числе и у самой «Адзиномото».

– Какие осложнения? – спросил Мимото.

Мик Андреас запретил ему ехать в Гонконг, где 21 апреля должны проводиться очередные переговоры о ценах, объяснил Уайтекер.

Мимото стал успокаивать его, подчеркивая, что переговоры очень важны для обеих компаний и их нельзя прекращать. В конце концов Уайтекер пообещал приехать в Гонконг и попытался в свою очередь уговорить японского бизнесмена отказаться от иска. Мимото отделался ни к чему не обязывающим обещанием подумать над этим, и на том разговор закончился.

Уайтекер положил трубку. Отключать диктофон не требовалось, потому что он его и не включал. Уайтекер не хотел, чтобы агенты ФБР знали об этом разговоре.

Билл Эспозито, начальник уголовного следственного отдела ФБР, просматривал за рабочим столом докладную записку о «Битве за урожай». Уже несколько недель он исполнял данное Дону Стаки обещание и следил за тем, чтобы вашингтонские бюрократические рогатки не мешали расследованию.

Но в этом деле его удовлетворяло не все. Прежде всего, вызывал сомнения главный свидетель обвинения. Никогда еще в этой роли не выступал человек такого высокого положения. Эспозито не понимал, что заставляет Уайтекера идти на риск.

«Нужно прояснить этот вопрос, прежде чем передавать дело на рассмотрение в суд», – думал Эспозито. Но агенты, ведущие расследование, и без того перегружены работой. Приходилось поручить это задание другому человеку.

Он позвонил в Спрингфилд и поручил местному руководству найти агента, который покопался бы в прошлом Уайтекера. У спрингфилдского руководства эта идея не вызвала энтузиазма. Эспозито понимал, что, чтобы получить ответ на занимавший его вопрос, придется подгонять Спрингфилд, и не раз.

Утром 19 апреля около правительственного здания Альфреда Марры в Оклахома-Сити остановился грузовик. В его кузове была бомба, начиненная смесью мазута и химических удобрений. Водитель Тимоти Маквей поспешно выбрался из кабины и удалился. Через несколько минут бомба взорвалась, разрушив опорные колонны и вызвав многочисленные повреждения по всему фасаду здания. Под завалами нашли сто шестьдесят восемь трупов.

Пять дней спустя в штаб-квартире одного из лоббистов лесной промышленности взорвалась бомба, пришедшая по почте; погиб один человек. Скоро установили, что бомбу послал знаменитый «Унибомбер» который двадцать лет терроризировал Америку.

Американским органам правопорядка еще не приходилось сталкиваться с двойными террористическими актами, и они удвоили свои усилия по поимке террориста. ФБР бросило на выполнение этой задачи сотни агентов со всей страны. Луис Фри и другие высшие чины ФБР не покидали командного пункта на пятом этаже Эдгар-Гувер-Билдинг. Эспозито несколько недель проводил там по восемнадцать часов в сутки, пока его не отправили командовать операцией в Оклахоме.

Эти два расследования первостепенной важности отнимали столько внимания и средств, что остальные, не столь срочные дела отошли на задний план. А у Эспозито и вовсе не было времени заниматься ничем иным, и о своем решении изучить прошлое главного свидетеля по делу АДМ он просто забыл.

Шепард и Уайтекер сидели в автомобиле на стоянке декейтерской больницы Святой Марии. Уайтекер рассказывал агенту о переговорах с конкурентами в Гонконге, откуда только что вернулся. В заключение Шепард вручил Уайтекеру несколько кассет и прочие материалы, которые могли понадобиться, и посоветовал спрятать их в кейс.

– Обязательно, Брайан, – заверил его Уайтекер. – Вот только наведу в нем порядок, а то там скопились бумажные завалы.

Кивнув, Шепард распрощался с Уайтекером и вышел. Уайтекер перевел дух и завел машину. Слава богу, Шепард не заставил его открыть кейс. Было бы трудно объяснить, почему он набит пачками банкнот на сумму в несколько десятков тысяч долларов.

Шепард уже больше двух лет не занимался ничем, кроме «Битвы за урожай», и все рутинные дела декейтерской резидентуры легли на агента Джона Брака. Его рабочий стол стоял рядом со столом Шепарда, и Брак был в курсе расследования по делу АДМ, хоть и не принимал в нем участия. Ему хватало повседневных обязанностей, исполнения которых от резидентуры требовали по-прежнему, невзирая на проводимое крупное расследование.

Утром 27 апреля Брак был в помещении один. В 9.55 раздался звонок на линии «алло». Может, звонит Уайтекер? И Брак подошел к телефону.

– Алло, – произнес он.

Помолчав, человек на другом конце провода спросил:

– Это ФБР?

– Вы ошиблись номером, – ответил Брак.

Через двадцать пять минут раздался звонок на основной линии.

– ФБР, – произнес агент на этот раз.

В трубке снова помолчали, затем звонивший сказал: «Простите, я ошибся номером» – и дал отбой.

Голос был, похоже, тот же самый, который он слышал по линии «алло».

Что еще за проверки?

Брак набрал номер спрингфилдского офиса. Следовало немедленно доложить об этом руководству.

 

Глава 12

В ожидании лифта Уайтекер покосился на прилавок с деликатесами, установленный на первом этаже элегантного просторного вестибюля. В этот день, 18 мая 1995 года, небо над Чикаго хмурилось, но под стеклянным потолком вестибюля было светло. Прибыл лифт, Уайтекер зашел в кабину и нажал кнопку шестого этажа, где теперь располагался новый офис антитрестовского отдела Среднего Запада.

Подготовка к решительному штурму АДМ набирала обороты. Уайтекера без конца таскали на совещания, уточняя всевозможные детали. Юристов и агентов ФБР интересовала планировка зданий, расположение кабинетов главных менеджеров и их распорядок дня, места хранения документов и многое другое. А еще требовалось подготовить Уайтекера к появлению перед большим жюри, которое соберется уже скоро.

Теперь, посреди общего ликования, звонок по линии «алло» прозвучал особенно неприятно, но времени на расследование этого случая уже не было. Бюро подключило к линии «алло» автоматический регистратор звонков, чтобы записать номер звонившего. Но никто не звонил.

На шестом этаже Уайтекер вышел из лифта, пересек вымощенный мрамором холл и оказался в антитрестовском отделе. Там его проводили в конференц-зал, где уже были Манн и Мучник. Уайтекер уселся за большой фанерованный стол. Напротив устроился Мучник. Манн стала задавать вопросы, но Уайтекер отвечал невпопад и казался рассеянным.

– Как вы думаете, ребята, все кончится для меня хорошо? – спросил он вдруг. – Все ведь поймут, что я поступил правильно, да?

– Как мы можем это знать, Марк? – ответила Манн.

– Мошенников арестуют, со мной все будет в порядке, правда?

– Марк, мы не знаем. И не можем знать. Давайте займемся делом.

Манн хотела восстановить ход событий с самого начала и прежде всего разобраться с вымышленным телефонным звонком Фудзивары, когда, по утверждению Уайтекера, тот вымогал у АДМ деньги. Для чего он это делал?

– Давайте пройдемся по этой истории с самого начала, – попросила она.

Уайтекер смущенно кивнул.

– Ну… у нас на заводе не ладилось с производством лизина, и все это было очень странно, – начал он.

Звонка от Фудзивары на самом деле не было, просто он подумал, что на заводе действует саботажник, сказал Уайтекер. Но никто не принимал его опасений всерьез, и тогда он решил придумать эту историю со звонком, чтобы привлечь внимание руководства.

Мучник слушал бизнесмена, не перебивая. Он подозревал, что Уайтекер просто напортачил с наладкой лизинового производства и, чтобы скрыть это, сочинил дурацкую историю. «Он ввязался в опасную игру, – думал Мучник, – и к тому же перестарался».

Когда беседа закончилась, Мучник выглянул в окно. Сыпал мелкий дождь. Но в этот вечер у его бейсбольной команды была назначена игра, и он хотел принять в ней участие, невзирая на непогоду. Переодевшись в спортивный костюм, он поспешил вниз. Выйдя из здания, он остановился, увидев Уайтекера.

Тот стоял под защитным козырьком около дверей, уставившись на здание банка на противоположной стороне улицы. Мучник подошел к нему.

– Может, возьмем такси на двоих? – спросил он.

– Нет, мне надо встретиться с одним человеком, – ответил Уайтекер, не отрывая взгляда от банка.

Дождь лил все сильнее.

– Точно? – спросил Мучник. – А то я еду в северном направлении и мог бы подкинуть вас.

– Спасибо, не надо, – рассеянно отозвался Уайтекер. – До скорого, Джим. Рад был познакомиться с вами. По-моему, вы толковый парень.

Пока Мучник подзывал такси, он все стоял на том же месте, не двигаясь.

– До встречи, Марк, – бросил юрист на прощание. – Увидимся.

Когда такси тронулось с места, Мучник оглянулся. Уайтекер вышел из-под козырька и направился куда-то, не обращая внимания на дождь.

По спине Мучника пробежала дрожь. Приближался день штурма АДМ, и юрист догадывался, что испытывает Уайтекер, думая о своей роли в этом деле и о том, что его ждет. Он был сейчас, пожалуй, самым потерянным человеком на планете.

«Какой странный, запутавшийся парень», – подумал Мучник.

Марк Шевирон был горд. 29 июня его будут чествовать в нью-йоркском отеле «Уолдорф-Астория». Чествовать будут и Дуэйна Андреаса, и Шевирон был озабочен тем, чтобы все прошло без сучка без задоринки. В конце концов, не всякая компания удостаивается публичной похвалы ФБР.

29 июня Шевирона должны были объявить председателем консультативного совета Национальной академии ФБР, созданного в рамках программы усовершенствования работы правоохранительных органов, а Дуэйна – почетным председателем совета.

31 мая Шевирон диктовал секретарше памятную записку для Клаудии Мэннинг, секретарши Андреаса, в которой сообщал все детали предстоящей церемонии. В записке перечислялись гости, которые будут на церемонии, и в том числе главы таких компаний, как «Меррил Линч», «Джонсон и Джонсон» и «Ай-би-эм». Придумав заключительную фразу: «Благодарю всех за помощь в осуществлении этого проекта», Шевирон отправил записку Мэннинг.

Сам того не ведая, Шевирон только что составил единственный документ, который мог остановить волну, собиравшуюся накрыть его компанию.

– Боб, хочу показать тебе кое-что.

К Херндону, сидевшему за своим столом в спрингфилдском офисе ФБР, подошел спецагент Алек Уэйд. Уэйд был по работе связан с Национальной академией и видел некоторые документы, касающиеся церемонии в «Уолдорф-Астории». Только что отдел безопасности АДМ прислал подтверждение, что Дуэйн Андреас и Марк Шевирон будут присутствовать. Бросалась в глаза дата: 29 июня. Атака на АДМ должна была состояться за два дня до этого.

Херндон решил переслать факс Шевирона в Вашингтон. Он уже отправил Эликс Саггс, курировавшей их расследование, несколько докладных по поводу «дня атаки». Саггс передаст факс по назначению.

После утреннего кормления сынишка Мучника благополучно уснул, и юрист направился к своему автомобилю. Одетый слегка небрежно, он на своей черной «хонде аккорд» пробрался сквозь утренние заторы на Камберленд-авеню, выехал на шоссе 90 и вскоре добрался до небольшого комплекса офисных зданий.

Мучник подъехал к третьему из них, немного волнуясь. Чикагский антитрестовский отдел поручил ему произвести осмотр офиса компании «Хартленд лизин», американского филиала «Адзиномото». Компанию предстояло обыскать во время облавы, и для выписки ордера надо было знать планировку помещений.

В вестибюле Мучник изучил указатель размещавшихся в здании фирм и организаций. «Хартленд лизин» занимал помещение 650.

– Вы к кому? – спросил его охранник.

– К знакомому на шестом этаже, – ответил Мучник.

Охранник кивнул, и юрист поднялся на лифте на шестой этаж. Там он прошел мимо дверей компании «Хартленд лизин», отведя взгляд. У последней двери перед туалетом он остановился, взглянул на табличку находившейся там фирмы и повернул назад. На этот раз, проходя мимо японской компании, он заглянул в открытую дверь и затем зашел.

В приемной было пусто. Мучник огляделся. Письменные столы, шкафы, картотека – все как обычно. Он должен запомнить их расположение, потому что это требовалось указать в ордере. Вдруг в комнату вошла молодая японка.

– Чем могу помочь? – спросила она.

Мучник объяснил, что ищет знакомого, который, как ему известно, работает на шестом этаже. Он назвал фирму, дверь которой находилась около туалета.

Девушка на плохом английском попыталась объяснить, где находится эта фирма. Поблагодарив, Мучник вышел, спустился вниз и прошел к своему автомобилю. В машине он достал небольшой блокнот и набросал схему офиса, в котором только что побывал.

Покончив с этим, он завел двигатель и поспешил домой. Надо вернуться, пока не проснулся малыш.

В кабинет Дуэйна Андреаса на шестом этаже вошел Джим Рэнделл. Президенту компании недавно делали операцию на открытом сердце, но он вновь проводил на работе целые дни.

Они поговорили о делах. Неожиданно взгляд Рэнделла затуманился.

– Дуэйн, я хотел сказать вам… – произнес он. – Я обязан вам всем, что у меня есть, и я искренне предан компании.

Дуэйн удивленно поблагодарил Рэнделла, и спустя несколько минут тот ушел. Этот визит оставил у главы АДМ странное чувство. Они с Рэнделлом работали вместе уже много лет, но теплые, доверительные отношения у них не сложились. Поэтому такое проявление эмоций озадачило Андреаса.

«Что бы это значило?» – думал он.

Кого из потенциальных обвиняемых переманить на свою сторону?

Этот вопрос уже несколько недель бурно дебатировался членами антитрестовской команды. Они могли сделать только одну попытку. Если все получится, это поможет вскрыть сговор о ценах на все продукты, выпускаемые АДМ. Если нет, оставалось только устраивать облаву. Все или ничего.

Сначала рассмотрели кандидатуру Барри Кокса, возглавлявшего производство лимонной кислоты, но отвергли ее. Кокса нечем было зацепить – у прокуроров не было серьезных, компрометирующих его улик. К тому же он вряд ли мог сообщить ценные сведения о чем-либо, помимо своей лимонной кислоты.

Уилсон был темной лошадкой. Против его вербовки говорило многое. Он предан семейству Андреас и вряд ли согласится выступить против них. К тому же оказать на него давление можно было только с помощью аудио- и видеозаписей. А в них неизменно фигурировал Уайтекер, чье участие следовало держать в секрете до последнего момента. Так что показывать Уилсону эти записи было нельзя.

Оставался только один кандидат.

22 июня, за несколько дней до запланированной операции, Херндон послал в штаб-квартиру ФБР телетайп с изложением плана действий.

«Во вторник, 27 июня, с наступлением вечера агенты, ведущие расследование, побеседуют с Майклом Д. Андреасом,

– писал он. –

Мы постараемся склонить Андреаса к сотрудничеству и добыть у него другие улики».

В следующий понедельник начальник криминального следственного отдела Билл Эспозито получил из Спрингфилда сообщение о том, что через два дня после намеченного штурма АДМ топ-менеджеры компании должны участвовать в церемонии чествования Дуэйна Андреаса. Эспозито тут же позвонил заместителю директора ФБР в Куантико, который собирался присутствовать на торжествах.

– Я запрещаю вам участвовать в этом, – сказал он. – Какие чествования? Мы собираемся разнести гнездышко Андреаса в пух и прах.

Он отправился в кабинет директора, чтобы поставить его в известность о готовящейся церемонии.

– Что происходит? – возмутился Фри.

Он впервые слышал о дате атаки на АДМ и был рассержен, что ему сообщают о ней в последний момент. Он привык, что перед принятием решительных мер его информируют заблаговременно. АДМ не та компания, чтобы брать ее нахрапом. И Фри потребовал дополнительную информацию.

Прежде чем штурму АДМ дадут зеленый свет, кто-то из спрингфилдского офиса должен доложить Фри о положении дел лично.

Джон Хойт раздраженно бросил телефонную трубку. Всего через тридцать часов должна начаться крупнейшая за всю историю их отделения операция. И вдруг Стаки приказывает ему и Кейт Киллэм, руководителю операции, отправляться в Вашингтон, чтобы отчитаться перед директором.

Хойт позвонил Киллэм.

– Бросай все дела и собирайся, – сказал он. – Завтра в девять мы должны докладывать Фри о подготовке операции.

– Как это? – опешила Киллэм. – Разве Фри не знает о ней? Куда же подевались все материалы, которые мы посылали им?

– Не имею понятия, – отвечал Хойт. – Похоже, это для него абсолютная новость. Все приостанавливается до тех пор, пока мы не обрисуем директору обстановку и он не даст добро.

Киллэм не находила слов.

– И чем только они там занимаются?!

Полчаса спустя паркинг перед отелем «Хэмптон» в Форсите кишмя кишел юристами и агентами ФБР. Три прокурора – Манн, Мучник и Прайс – прибыли из Чикаго для последнего инструктажа своего главного свидетеля. Но они согласились, что сначала с Уайтекером должны побеседовать Шепард и Херндон.

Агенты растерянно сообщили антитрестовцам, что Фри приостановил операцию. Только завтра будет известно, состоится ли операция вообще.

Манн окаменела.

– Невероятно! – воскликнула она. – Может, послать кого-нибудь в Вашингтон?

– Лучше не стоит, – отозвался Шепард.

– Черт, в самый последний момент! – сетовала Манн.

Все было готово к штурму. Федеральный магистрат подписал ордер на обыск. Уайтекер принес присягу перед большим жюри. Шепард и Херндон назубок выучили вопросы, которые они зададут Мику Андреасу и Терри Уилсону. Все топ-менеджеры АДМ были в городе. А теперь все повисло в воздухе до особого распоряжения Фри.

Оставив юристов, Шепард и Херндон поднялись в зарезервированный номер, куда вскоре явился и возбужденный Уайтекер.

Шепард встретил его на пороге:

– Привет, Марк. Как настроение?

– Настроение хорошее, – ответил Уайтекер. – Ну что, завтра начинаете?

– Вроде бы да, – сказал Шепард. – А как ваша семья?

– Нормально. Завтра они едут на весь день в парк аттракционов. Мы решили, что так будет лучше.

Уайтекер говорил быстро и возбужденно жестикулировал. Агенты несколько недель готовили его, растолковывая шаг за шагом последовательность событий. Они предупредили свидетеля, что, если в его прошлом есть что-нибудь компрометирующее, АДМ непременно до этого докопается. Уайтекер отвечал, что он это понимает, но раскапывать нечего. Так что им остается только окончательно договориться о своих действиях.

– Хорошо, Марк, – сказал Шепард. – Но мы должны предупредить вас еще кое о чем.

– О'кей, – кивнул Уайтекер.

– Во-первых, когда эта заварушка начнется, руководство АДМ из кожи вон вылезет, чтобы выяснить о нашем расследовании все до капли: когда и с чего оно началось, кто в этом участвовал и так далее. Так что ведите себя очень осторожно и будьте готовы к тому, что они попытаются выведать, какую роль вы в этом играли.

– Ну да, понятно.

– Они будут доискиваться причин очень настойчиво, рыскать повсюду, расспрашивать, кто что делал и говорил. Чтобы выяснить, кто дал всему первый толчок, они будут готовы почти на все. Так что держитесь тише воды, ниже травы и глядите в оба.

– Ну да, ну да, я знаю, – кивал Уайтекер.

Но агенты не отступались. Чтобы участие Уайтекера в расследовании оставалось в тайне как можно дольше, ему следует быть предельно осторожным. Нельзя упоминать факты, которые он мог узнать только от агентов ФБР. Уайтекер продолжал уверять их, что все понимает.

– Хорошо, Марк, – сказал Шепард. – Но есть еще несколько важных моментов. Во-первых, мы советовались с прокурорами антитрестовского отдела. Они говорят, что, как только мы произведем обыски в АДМ, вам нужно будет заявить, что у вас есть свой адвокат.

Уайтекер растерянно посмотрел на агентов:

– То есть… вы хотите, чтобы я прямо сейчас нанял адвоката?

– Нет-нет, не сейчас, – вмешался Херндон. – Но тут есть юридические тонкости, которые вы должны понимать. Вы находитесь в двойственном положении. Вы член корпорации, но в то же время индивидуум. Когда это дело станет достоянием гласности, вы не будете иметь права рассказывать нам о том, какие юридические действия предпринимает АДМ. Если у вас будет адвокат, вы будете лучше защищены от возможных происков с их стороны.

– Вот именно, – подтвердил Шепард. – Поэтому скажите им, что у вас есть свой адвокат и что вы собираетесь сотрудничать с властями.

– Но ведь это будет выглядеть странно, – возразил Уайтекер. – С какой стати я вдруг начну говорить им это? Они сразу поймут, что я что-то скрываю.

– Это вовсе не странно, Марк, – сказал Херндон. – Сотрудничать с властями – это, естественно, правильная позиция. Вы занимаете в компании высокое положение, и нет ничего удивительного в том, что вы наняли адвоката. Они отнесутся к этому с пониманием.

Уайтекер посмотрел на них задумчиво.

– Пожалуй, в Декейтере есть адвокат, которого я могу нанять, – сказал он.

– Нет, ни в коем случае! – испугался Шепард. – Город слишком маленький. Нельзя обращаться ни к кому из местных адвокатов.

Уайтекер вконец растерялся. Агенты обсуждали этот вопрос с прокурорами, и никто из них не брался рекомендовать свидетелю адвоката. Для них это означало бы превышение полномочий. Уайтекер должен был найти адвоката сам.

– И еще одно, Марк, – сказал Херндон. – Мы советовались с прокурорами антитрестовского отдела, и они говорят, что юристы компании первым делом обойдут всех сотрудников со списком адвокатов, предлагая выбрать кого-нибудь из них. Этих адвокатов будет оплачивать АДМ. – Херндон наклонился к Уайтекеру. – Марк, вы должны понимать, что эти адвокаты не будут представлять вас. Им будет платить АДМ, и они будут работать на нее. Не соглашайтесь на адвокатов, которых они будут предлагать. Вот тут-то и скажите им, что у вас уже есть адвокат.

Уайтекер нахмурился.

– Но это действительно будет странно, – бросил он.

– Нет, не будет, Марк, – ответил Херндон. – У вас есть право на своего адвоката. Можете сказать, что вы давно с ним знакомы. Вы находитесь в таком же положении, как они. Объясните, что вам нужен адвокат, которому вы доверяете.

Уайтекер еще немного поартачился, но в конце концов сдался:

– Ну хорошо. Надеюсь, все пройдет нормально.

Юристам антитрестовского отдела надоело ждать на стоянке. Они не рассчитывали, что их продержат здесь так долго. Постояльцы гостиницы уже начали коситься на них с подозрением. К тому же Мучник появился с новой прической «ежиком». По мнению Манн, он был похож на героя фильма «Прирожденные убийцы». Неудивительно, что людям было не по себе оттого, что подобная личность крутится поблизости.

Наконец к ним вышел Шепард и сказал, что их беседа с Уайтекером еще не окончена. Чтобы не торчать на парковке, юристы отправились в находившийся неподалеку «Хикори пойнт» и отыскали там кондитерский отдел. Марвин Прайс купил несколько фунтов «желейных бобов». В ближайшие два дня им придется проводить в ожидании немало времени, рассудил он, и неплохо, если будет чем подкрепиться.

А тем временем в отеле Шепард и Херндон рассказывали Уайтекеру о том, что произойдет в эти два дня. Первым делом они попытаются договориться с Миком Андреасом. Если с этим ничего не выйдет, они допросят Уилсона, который будет обедать с Уайтекером и Стивеном Ю, сотрудником представительства АДМ в Китае.

– Мы прибудем в «Кантри Клаб» втроем, – сказал Херндон. – Мы с Брайаном возьмем на себя Уилсона, а третий агент уведет вас куда-нибудь, чтобы создать видимость, что вас тоже допрашивают. Я сразу скажу, что мы должны допросить вас по отдельности.

– Отлично, – улыбнулся Уайтекер. – По-моему, здорово задумано.

– А теперь, – сказал Шепард, когда они покончили с объяснениями, – с вами хотят поговорить прокуроры антитрестовского отдела. Они придут сюда после нашего ухода и растолкуют вам всякие юридические штуки лучше нас.

Прежде чем уйти, Херндон еще раз повторил свои наставления:

– Не забывайте, Марк, что адвокаты, список которых вам дадут на выбор, будут работать на АДМ. Скажите им, что у вас свой адвокат и что вы собираетесь честно сотрудничать с властями. Сегодня же вечером подумайте, кого вы хотели бы нанять.

– О'кей, парни, – ответил Уайтекер. – Я все понял.

Пожав Уайтекеру руку и пожелав ему удачи, агенты оставили его.

Через несколько минут появились антитрестовцы. Уайтекер улыбнулся, увидев Мучника:

– У вас, я смотрю, новый «ежик».

– Ага, – отозвался Мучник и, подойдя к Уайтекеру, наклонил голову: – Хотите потрогать?

Рассмеявшись, Уайтекер провел рукой по затылку Мучника.

– Пусть это будет приметой на счастье, Марк, – сказал тот.

Манн села за стол против Уайтекера, Прайс устроился рядом, а Мучнику досталась кровать.

Слово взяла Манн:

– Марк, что бы ни случилось завтра, с юридической точки зрения суть дела не меняется. Но если вы возьмете адвоката, предложенного АДМ, может возникнуть коллизия. Они представляют компанию, а не вас лично. Мы хотим, чтобы вы осознали, что в ваших интересах взять адвоката, который будет представлять только вас.

Опять то же самое: «Наймите адвоката».

– Ясно, – ответил Уайтекер. Окинув взглядом юристов, он спросил: – Как вы думаете, в компании все пройдет для меня благополучно?

– Марк, ну откуда мы можем это знать? – откликнулась Манн. – Бесполезно спрашивать нас об этом. Вы должны сделать все, чтобы обезопасить себя. А для этого, в частности, надо сказать руководству компании, что вы будете способствовать проведению расследования.

Это Марк тоже уже слышал. Он согласно кивнул.

По мере того как прокуроры объясняли ему юридические нюансы дела, настроение Уайтекера падало. Он все яснее осознавал истинное положение вещей.

– Не знаю… – неожиданно протянул он. – Не уверен, что все обойдется для меня хорошо и я останусь в компании. Понимаете, слишком далеко это зашло. Хотя, как знать? Может, все-таки обойдется. В компании много хороших людей. В общем, не знаю… – Помолчав, он спросил: – Ведь расследование подходит к концу, да?

– Да, – кивнула Манн.

– Как вы думаете, мне придется давать показания в суде?

– Не знаю, Марк, – ответила Манн. – Пока нельзя утверждать что-либо с уверенностью. Работайте как обычно. Будущее покажет.

Они беседовали еще минут пятнадцать, затем Мучник подытожил сказанное, напомнив Уайтекеру, что он должен подумать, как лучше защитить свои интересы и какого адвоката нанять.

– Это понятно, – ответил Уайтекер. – У меня есть на примете один.

На прощание Уайтекер произнес с улыбкой:

– Знаете, Джим, эта прическа – вы в армию собрались, или что?

Командир рейса 602 «Юнайтед эйрлайнз» выключил сигнал «пристегните ремни». Джон Хойт вынул из бумажника кредитную карту и снял трубку телефона в салоне самолета. Следуя инструкциям на маленьком экране, он вставил карту в щель.

Поездка в Вашингтон по вызову Луиса Фри обернулась гонкой с препятствиями. Не имея запаса времени, трудно выбрать подходящий рейс. Ближайшим был утренний, с пересадкой в Чикаго. Но Хойт с Киллэм могут опоздать на этот самолет.

К телефону подошла секретарша Стаки.

– Дон? Это Джон Хойт. Шеф на месте?

– Минутку.

Стаки взял трубку:

– Джон? Ну как?

– Мы сделали пересадку, Дон. Летим.

– Хорошо. Держите меня в курсе.

Положив трубку, Хойт посмотрел на часы.

Все планы полетели к черту. Фри хотел, чтобы они отчитались перед ним в девять утра, а в вашингтонском аэропорту они будут только около одиннадцати. Хойт подсчитал, что в Спрингфилд они вернутся всего за шесть часов до намеченного начала операции.

Он глубоко вздохнул. Явятся в последний момент.

Херндон и Шепард поглядывали на часы. Они с самого утра беседовали с разными агентами, разъясняя им их задачи, но общий инструктаж был назначен на 14.00. Агенты, съехавшиеся отовсюду, были готовы приступить к действиям. Даже погода была идеальной. Если переносить операцию, уйдет несколько месяцев, чтобы привести все в такую же готовность.

Нет, откладывать нельзя.

В Вашингтонском национальном аэропорту Хойт и Киллэм отстегнули ремни и поспешили к выходу. Багажа у них не было, но пришлось пережидать, пока схлынут плотные людские толпы. Они поспешили в очередь на такси. На часах было начало двенадцатого.

Наконец очередь дошла и до них.

– Штаб-квартира ФБР, – сказал водителю Хойт.

Тот тронулся с места.

Никаких вестей.

Херндон и Шепард нервно мерили шагами кабинет Стаки. Время инструктажа приближалось, а они все еще не знали, состоится ли операция. Было решено, что инструктаж проведут так или иначе и объяснят агентам ситуацию. Время не оставляло выбора.

В здании Гувера Хойт и Киллэм смогли наконец отдышаться. Назначенное им время давно прошло, и пришлось ждать, пока Фри освободится. Не больше двух часов, успокоили их.

Два часа.

Пора.

Группы агентов заполнили конференц-зал спрингфилдского офиса ФБР. Стаки вышел к трибуне.

– Хотим сразу предупредить вас, что операция может не состояться, – сказал он. – Директор еще не дал добро. Джон Хойт и Кейт Киллэм разговаривают с ним прямо сейчас.

Херндон снова взглянул на часы. Что-то долго они там.

– Разрешите мне поблагодарить вас всех за участие в сегодняшней операции. Это поистине знаменательный день для нашего отделения, – продолжил Стаки. Затем он предоставил слово Херндону и Шепарду, которые детально изложили всю последовательность действий.

Когда Хойт и Киллэм вошли в конференц-зал Фри, их ждали директор и несколько его заместителей. Спрингфилдские агенты хотели было сесть в конце длинного стола, но Фри поднял руку:

– Нет-нет, Джон. Садитесь оба рядом со мной.

Хойт и Киллэм заняли места рядом с Фри.

– Прежде всего, – сказал Фри, – я хочу поблагодарить вас за то, что вы приехали, хотя я вызвал вас в последний момент, а также прошу извинить за причиненные неудобства. Понимаю, что вы предпочли бы остаться в Спрингфилде и участвовать в подготовке операции. Расследование, которое вы проводите, действительно уникальное и очень важное. Пожалуйста, расскажите о нем.

Он обвел взглядом своих помощников.

– Кое-что следовало бы сделать уже давно, – произнес он со значением. – Но к этому мы вернемся позже.

Все напряглись и сидели молча. Киллэм казалось, что она слышит, как потеют эти люди.

– Итак, Джон, – повернулся Фри к Хойту, – приступайте.

Хойт начал говорить, заглядывая в свой блокнот:

– Это дело о фиксировании цен компанией АДМ. Вы, конечно, знаете об этом и видели документы, которые мы присылали. И вот наконец мы готовы действовать в открытую. Сегодня вечером мы собираемся предъявить ордера на обыск.

Хойт бегло описал ход расследования, Киллэм добавила кое-какие детали. Фри задал несколько вопросов по существу дела, и, к удивлению спрингфилдских агентов, оказалось, что в целом он неплохо осведомлен.

– Ну что ж, – подытожил Фри. – Ваш план выглядит безукоризненно. Думаю, это дело заинтересует прессу. – Он посмотрел на Хойта и Киллэм. – Так что же вы тратите тут время? Вам, наверное, не терпится вернуться в Спрингфилд, в эпицентр событий.

– Да, – произнесли в унисон Хойт и Киллэм, улыбнувшись.

– Ну так удачи вам, – сказал Фри.

Хойт и Киллэм кинулись к дверям. Прежде всего нужно было найти телефон, а потом мчаться в аэропорт.

– Боб и Брайан, зайдите ко мне, пожалуйста.

Услышав голос по интеркому, Шепард и Херндон прошли по коридору в кабинет Стаки, даже не постучав, перед тем как войти. Стаки сидел за своим столом.

– Только что позвонили, – сказал Стаки. – Дали зеленый свет.

Агентов охватило волнение. Наконец-то!

– Действуйте, – проговорил Стаки.

Выйдя из кабинета Стаки, Херндон зашел в конференц-зал, где несколько агентов еще ждали окончательного решения. Шепард направился в радиорубку, чтобы сообщить новость по интеркому.

Минуту спустя по всему зданию разнеслось:

– Участникам «Битвы за урожай»: начинаем.

Спустя два часа Шепард и Херндон сидели в автомобиле напротив одного из открытых допоздна магазинов. Раздался звонок сотового телефона, подключенного к прикуривателю. Херндон ответил.

– Привет, это Марк. Похоже, Мик выехал.

– Спасибо.

Через минуту мимо проехал «мерседес» Андреаса.

– Вот он, – сказал Шепард.

Агенты не спешили. Они не собирались останавливать Андреаса: пусть доедет домой, наденет шлепанцы, перекинется парой слов с домашними. Когда он расслабится, справиться с ним будет легче.

Прошло десять минут. Херндон сделал глубокий вдох:

– Думаю, пора.

Шепард включил зажигание.

– Вот и я так думаю, Боб.

Шепард вырулил на проезжую часть. Херндон потер вспотевшие от волнения ладони. Вскоре они уже ехали по Норд-Кантри-клаб-роуд к дому Андреаса. Перед подъездной аллеей Шепард посигналил.

Херндон взял микрофон.

– Восемь-ноль-семь, – произнес он. – Это эс-ай-пятнадцатый.

– Слушаю вас, эс-ай-пятнадцатый.

– Заходим в дом к объекту номер один.

Сделав круг по подъездной аллее, Шепард остановился. Секунду-другую они сидели молча.

– Ну, пошли, – сказал Херндон.

Они подошли к двери и позвонили. Им открыла Салли Андреас, жена Мика.

– Добрый вечер, мадам, – сказал Шепард. – Я специальный агент ФБР Брайан Шепард. Это специальный агент Боб Херндон. Мы можем поговорить с вашим супругом?

– Да, конечно. Заходите.

Агенты вошли в прихожую, а Салли отправилась звать мужа. Он появился минуту спустя без галстука и пиджака и, как планировалось, в шлепанцах.

– Привет, парни, как дела? – произнес Андреас низким раскатистым голосом. – Чем обязан? Всегда рад оказать помощь правоохранительным органам.

– Мы хотим обсудить с вами одно очень серьезное дело, – сказал Шепард.

Андреас едва заметно пожал плечами:

– Хорошо. Идите за мной, прошу вас.

Агенты проследовали за Андреасом через дом. По пути они миновали небольшую комнату, где младший сын Мика смотрел телевизор. Андреас привел их в свой кабинет и устроился за столом. Шепард и Херндон сели по другую сторону и показали хозяину свои удостоверения.

– Ладно, – отозвался тот. – Так что у вас за серьезное дело?

Шепард набрал в грудь воздуха:

– Вы первый, к кому мы обращаемся. Мы делаем это, потому что уважаем ваше положение в компании и знаем, каким авторитетом вы пользуетесь. Мы попросили бы вас сначала выслушать все, что мы хотим сообщить.

У Андреаса ни дрогнул ни один мускул.

– Я весь внимание, – ответил он.

– Речь идет о международном расследовании сговора о ценах, в котором участвуют много компаний, включая АДМ, – сказал Шепард. – В ходе расследования мы использовали самую разную технику, в том числе новейшую. Нам удалось добыть даже больше вещественных доказательств, чем мы рассчитывали. Для нас это было неплохой практикой. – Он кивнул на Херндона. – Специальный агент Херндон вручит вам один из образцов добытого нами материала.

– Это не займет много времени, мистер Андреас, – сказал Херндон. – Мы не будем тянуть резину. Мы просто хотим поставить вас в известность о том, что удалось выяснить, и послушать, что вы скажете. И мы собираемся просить вашей помощи.

Он перечислил некоторые факты. Создание фиктивных торговых ассоциаций для прикрытия. Незаконный обмен информацией о продажах и объемах производства. Привлечение аудиторов с целью застраховаться от обмана. Все факты касались производства лимонной кислоты и кукурузного сиропа с высоким содержанием фруктозы. Лизин не был упомянут ни разу. Агенты хотели по возможности оградить Уайтекера от неприятностей.

Андреас слушал спокойно, сцепив руки на столе. Это производило впечатление – Херндону еще не попадались такие хладнокровные клиенты.

– Мы знаем многое – мы слушали и видели переговоры, – сказал Херндон. – У нас есть даже записи.

Он поднял с пола кейс и достал диктофон. Агенты несколько дней спорили о том, какую из записей дать послушать Андреасу. В конце концов выбор определило стремление как можно дольше не раскрывать участие Уайтекера. Они остановились на переговорах Андреаса с Ямадой 30 апреля 1993 года. Голоса Уайтекера на пленке не было, фиксирование цен напрямую не обсуждалось. Эта запись лучше прочих позволяла сохранить инкогнито Уайтекера. Они надеялись, что на Андреаса подействует уже то, что он услышит на пленке собственный голос.

В комнате стояла полная тишина, и Херндону на секунду подумалось, не записывает ли Андреас их разговор.

– Позвольте задать вам вопрос, сэр, – обратился он к Андреасу. – Вы когда-нибудь слышали фразу «Конкуренты – наши друзья, а клиенты – враги»?

– А второе из наших любимых изречений вам известно? – откликнулся Андреас. – «Уж если мы врем, то делаем это осознанно».

Агенты не ответили.

– Знаете, – сказал Андреас, – мне кажется, что вы, друзья, не слишком-то разбираетесь в бизнесе.

– Давайте я объясню вам ситуацию, – сказал Шепард. – Это, возможно, самое крупное нарушение антитрестовских законов за всю историю США. Как говорят юристы антитрестовского отдела Министерства юстиции, участникам этого сговора, включая вас лично, грозит тюремное заключение.

Хотя в сговоре участвовало несколько компаний, привлечь к ответственности американские власти могли только АДМ, остальные были иностранными.

– АДМ остается в одиночестве. Если вы не пойдете нам навстречу, ваши конкуренты от этого только выиграют. Вашим клиентам по-прежнему будут нужны кукурузный сироп и лимонная кислота, и они обратятся к другим компаниям, которые не пострадают.

Ни слова о лизине. Может, Андреас и вовсе не думает о Уайтекере.

– Сегодня у вас есть возможность принять решение, от которого будет зависеть и ваше собственное будущее, и будущее вашей компании. Вы можете повлиять на ход расследования и защитить АДМ. Но решить это вы должны прямо сейчас.

Шепард сделал паузу. Андреас тоже молчал.

– Мы знаем, что ваш отец долго и упорно создавал эту компанию, и мы глубоко уважаем и его, и вас. Но нам нужна ваша помощь.

– Я чту закон и всегда стараюсь сотрудничать с органами правопорядка, – ответил Андреас. – Но я не могу принять решения о безоговорочном сотрудничестве с вами, не посоветовавшись с отцом и своим адвокатом. АДМ – публичная компания, и я отвечаю перед советом директоров.

– Мистер Андреас, – возразил Шепард, – нам кажется, что вы обладаете достаточной властью, чтобы вынести решение о сотрудничестве. Мы хотим вашей помощи в сборе свидетельств фиксирования цен на кукурузный сироп с высоким содержанием фруктозы, лимонную кислоту и, возможно, на другие продукты. Если решите помогать нам, вам придется сделать ряд телефонных звонков. Мы понимаем, что это очень важное решение и что принять его нелегко. Но если вы отвергнете его, АДМ окажется в изоляции.

Андреас молчал.

– С нашей точки зрения, решение напрашивается само собой: чтобы сохранить компанию, спасти все, что ваш отец создавал с таким трудом, вы должны пойти на соглашение и дать сведения о других компаниях, участвующих в сговоре.

Шепард остановился. Он привел все доводы, какие мог.

– Нет, в самом деле, парни, вы, по-моему, не понимаете, что такое бизнес, – ответил Андреас.

Он отрицал, что АДМ участвует в фиксировании цен. Те продукты, о которых говорят агенты, относятся к группе биржевых товаров, и манипулировать ценами на них невозможно. Он признал, что время от времени компания ведет переговоры с конкурентами – но это в порядке вещей. Это все равно что разговор соседей, торгующих подержанными автомобилями, о перспективах рынка на следующий год, и не более того.

– Я знаю антитрестовские законы, – сказал Андреас, – и мы их не нарушали. Переговоры, которые вы записывали, не противозаконны.

– Мы дали вам прослушать именно эту пленку потому, что на ней записаны вы, а не потому, что она доказывает нарушение закона, – сказал Херндон. – У нас есть и более убедительные свидетельства. – Он посмотрел Андреасу прямо в глаза. – Мы не будем уговаривать вас всю ночь. Решайтесь.

– Я не пойду на это, – резко заявил Андреас. – Я не буду шпионить и таскать с собой записывающие устройства. И мои дети не станут этого делать. – Он откинулся на спинку кресла. – Так что, я думаю, вам пора идти, парни. Мне надо срочно связаться с отцом и с нашими юристами.

– Ну что ж, – сказал Херндон. – Но, прежде чем уйти, мы должны вручить вам повестку о явке в суд. – Он достал из кейса четыре документа – повестку для Андреаса и три ордера на обыск помещений АДМ – и вручил их Мику.

Мик положил бумаги на стол и встал.

– Я думаю, вам пора, – повторил он и направился к дверям.

Проходя мимо Шепарда, он остановился, и по его глазам было видно, что он узнал агента.

– Вы мой должник, – сказал он ему.

– Что вы имеете в виду? – спросил Шепард.

– Я узнал вас. Пару лет назад мы встречались по другому поводу.

Он имел в виду дело со звонком Фудзивары. Шепард не ответил.

Андреас выпроводил агентов спустя полчаса после их прибытия. Шепард сел за руль, а Херндон снова взялся за телефон.

– Восемь-ноль-семь, это эс-ай-пятнадцатый.

– Слушаю вас, эс-ай-пятнадцатый.

– Восемь-ноль-семь, передайте другим командам: действуем по плану.

Оператор связи понял, что это значит: Мик Андреас не поддался. Около шести вечера это сообщение получили агенты по всей округе.

Облава началась.

Спустя несколько минут Шепард и Херндон свернули на песчаный пустырь у дороги и остановились рядом с ожидавшей их машиной. Из нее вышел Кевин Корр, главный юрист спрингфилдского офиса ФБР. Шепард опустил стекло.

– Вас не было так долго, что я уж решил, вы уломали его, – сказал Корр.

– Увы, нет, – ответил Херндон. – Так что продолжаем как договорились.

Корр кивнул и вернулся к своей машине. На очереди был Уилсон.

В то же самое время бригада агентов вошла в административное здание АДМ и, размахивая ордерами на обыск, рассыпалась по кабинетам руководящих работников.

Кузен Мика Аллен Андреас, который прежде работал в лондонском представительстве АДМ, был в своем новом кабинете. Он увидел, как агенты разошлись по офису, стали собирать документы компании и куда-то уносить их. На Аллена они не обращали внимания.

Понаблюдав за ними, Аллен решил, что рабочий день окончен, и направился к лифту.

Вечер был теплым, дул ветерок, и гости декейтерского «Кантри Клаб» решили ужинать в патио. За одним из столиков сидел адвокат Андреасов Джим Шафтер, некогда присутствовавший при беседе Мика Андреаса с агентами по делу Фудзивары. Вместе с женой Джиджи он потягивал вино в ожидании главного блюда.

В шесть часов на стоянку ярдах в двадцати от их столика въехали два автомобиля. Шафтер сидел спиной к стоянке и не видел, как из машин вышли Шепард, Херндон и Корр, как они прошли в клуб и как Корр через несколько минут вернулся в сопровождении Уайтекера.

Официантка принесла заказ, и Шафтеры занялись едой. В это время Шепард и Херндон вышли из клуба, а Уайтекер выбрался из машины и с встревоженным видом подошел к ним. Они кратко переговорили о чем-то.

Спустя некоторое время подошла официантка.

– Мистер Шафтер, – сказала она, – мистер Рейзинг просил вас позвонить ему, когда вы закончите ужин.

– Хорошо, – отозвался Шафтер. – Спасибо.

Он не придал значения звонку Рейзинга. Скорее всего, юридический советник хотел договориться о партии в гольф. Однако официантка вскоре вернулась.

– Мистер Шафтер, мистер Рейзинг просит позвонить вас как можно скорее.

– Хорошо, хорошо, благодарю.

Через несколько минут официантка подошла в третий раз.

– Мистер Шафтер, мистер Рейзинг просит, чтобы вы позвонили ему немедленно.

Сначала Шафтер хотел воспользоваться мобильным телефоном, но передумал. Если Рейзинг звонит три раза подряд, этот разговор скорее всего не для посторонних ушей. Он вытер рот салфеткой и поднялся.

– Я ненадолго, – сказал он жене.

Он прошел в клуб к телефону-автомату в мужской раздевалке и позвонил Рейзингу домой. Трубку сняла жена Рейзинга и сказала, что ее муж у Мика Андреаса и чтобы Шафтер звонил туда. Адвокат набрал номер Андреаса. К телефону подошел Рейзинг. Только Шафтер хотел спросить, в чем дело, как Рейзинг перебил его:

– Немедленно приезжай сюда.

– Рик, может, ты хоть объяснишь? Что за…

– Бросай все, немедленно! – рявкнул Рейзинг и дал отбой.

Отъехав от «Кантри Клаб», Шепард свернул к небольшому причалу для яхт. У них с Херндоном еще не было возможности перевести дух и обсудить происшедшее. К тому же им не хотелось сразу бросаться в водоворот декейтерской резидентуры Бюро.

Шепард выключил двигатель и посмотрел на Херндона.

– Ну и как, по-твоему, все прошло нормально?

– Да, – ответил Херндон. – По-моему, все было как надо.

Они не ожидали, что Андреас уделит им столько времени. А некоторые его высказывания очень им пригодятся. С Уилсоном получилось еще лучше – он постоянно отрицал собственные слова, записанные на пленку. Присяжные, несомненно, обратят на это внимание.

Агенты взглянули друг на друга и обменялись рукопожатием.

– Да, хорошая работа, – сказал Шепард.

В это время другие агенты колесили по всему Декейтеру с визитами к сотрудникам АДМ. Два старейших агента ФБР, Алек Уэйд и Стивен Нэш, подъехали на служебной машине к воротам поместья Дуэйна Андреаса. Сидя в автомобиле, они набрали номер домашнего телефона Дуэйна. Они сообщили хозяину о своем прибытии, и ворота распахнулись.

Андреас встретил их в доме. Агенты сказали, что расследуют предполагаемый сговор о ценах на кукурузный сироп с высоким содержанием фруктозы, лимонную кислоту и лизин. Они спросили Дуэйна, знает ли он о существовании отраслевых ассоциаций предприятий по производству этих продуктов.

– Нет, мне о таких неизвестно, – пожал плечами Андреас. – Но, в принципе, я считаю, отраслевые ассоциации – вещь полезная.

– Вы не знаете, АДМ продает какой-либо из этих продуктов государству? – спросил один из агентов.

– Нет, не знаю. А вы?

– Я тоже не знаю, сэр.

Агенты задали Дуэйну несколько вопросов о фиксировании цен, но тот с отсутствующим видом качал головой. О ценах на эти продукты сговориться нельзя, сказал он, потому что в их производстве слишком много нестабильных составляющих.

Они продолжали осаду, спросив, встречался ли он с конкурентами и известно ли ему о прослушке в «Декейтер Клаб», которую Уайтекер упомянул несколько лет назад. Но на каждый вопрос Андреас отрицательно мотал головой.

– Сэр, объясните, пожалуйста, почему был уволен Уэйн Брассер? – спросил один из агентов.

Дуэйн посмотрел на него с недоумением:

– Уэйн Брассер? Кто это такой? Наш бывший служащий?

– Да, сэр. По нашим сведениям, он был уволен за то, что отказался принимать участие в фиксировании цен.

– Черта с два, – фыркнул Андреас.

Барри Кокса, возглавлявшего отдел по производству лимонной кислоты и жившего в другом конце города, агенты остановили на улице около его дома. Они сказали, что расследуют предполагаемый сговор о ценах, и Кокс гостеприимно пригласил их к себе. Они только расселись в гостиной, как раздался телефонный звонок. Кокс подошел к телефону, а когда вернулся, уже не улыбался.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – заявил он вдруг. – Если у вас есть вопросы, обратитесь к моему непосредственному начальнику Терри Уилсону или к нашему главному юридическому советнику Ричарду Рейзингу. Мне нечего вам сказать.

Агенты встали и перед уходом вручили Коксу повестку о явке для дачи показаний перед большим жюри. Не прошло и часа после начала операции, как компания предупредила своих сотрудников держать рот на замке. Юристы АДМ работали быстро.

Говард Баффет принимал у себя дома спецагента Роберта Шулера. Он говорил много и охотно, и некоторые из его откровений были поистине сенсационными.

– Я считаю, что Дуэйн Андреас не вполне честный человек, – заявил Баффет. – Чтобы добиться своего, он пойдет на все. Он деспотичен и очень хитер.

Агент попросил привести примеры. Баффет рассказал о взбучке, полученной от Андреаса в связи с билетами на футбольный матч для конгрессмена, и о том, что, по его мнению, АДМ занизила сумму дохода от одной из сделок, чтобы скрыть от инвесторов связанный с нею риск. Однако относительно фиксирования цен и тайного прослушивания гостей АДМ в «Декейтер Клаб» Баффет не мог сказать ничего определенного.

Беседа затянулась допоздна. Шулер пришел к выводу, что Баффет может стать ценным свидетелем обвинения.

Специальный агент Кен Темплз позвонил в дверь Кирка Шмидта, бухгалтера-контролера подразделения биопродуктов АДМ. Шмидт открыл дверь и, когда Темплз показал ему удостоверение, произнес:

– Да-да, заходите.

Он будто ожидал этого визита.

Во дворе дома Мика Андреаса Рик Рейзинг, утонув в кресле, читал оставленные агентами повестки о явке в суд. Сидевший рядом с ним Мик перебирал в памяти подробности разговора с Шепардом и Херндоном.

Услышав шаги, они подняли головы и увидели приближавшегося Джима Шафтера. Рейзинг встал.

– Вот, – сказал он. – Прочти, и начнем действовать.

Шафтер пробежал глазами ордера.

– Та-ак, – протянул он. – И как развиваются события?

– В данный момент агенты – двадцать или тридцать человек, не знаю точно, – роются в наших кабинетах и выносят документы, – ответил Рейзинг.

– А кто-нибудь из наших при этом присутствует?

– Люди Шевирона, – кивнул Рейзинг.

– Скажи им, чтобы они по возможности проследили за тем, что и куда увозят, – не вмешиваясь, конечно.

– Ничего себе. Спасибо, – отозвался Рейзинг саркастически.

Они втроем обсудили происходящее. Они знали, что агенты ФБР объезжают дома руководства компании и не обошли вниманием даже Дуэйна. Рейзинг посмотрел на часы.

– Прошу прощения, мне пора. – Он ждал к себе домой еще нескольких сотрудников.

Шафтер подсел к Андреасу.

– Мик, расскажи же мне, черт побери, о чем агенты говорили с тобой.

– О лизине, – холодно ответил Андреас.

В декейтерской резидентуре ФБР царило лихорадочное возбуждение. Шепард и Херндон прибыли в половине седьмого и занялись сортировкой поступающих со всех сторон сообщений. В стороне от них агенты вместе с юристами следили за экраном монитора. Компьютер принимал сигналы от устройств регистрации входящих и исходящих звонков на домашних телефонных линиях нескольких служащих АДМ. Всякий раз, когда владелец дома говорил по телефону, на экране высвечивался номер телефона его собеседника. Оставалось уточнить его имя.

Мучнику некогда было перевести дух. Он сидел на телефонах и метался от одного аппарата к другому, отрывисто бросая в трубку: «КП», что означало «командный пункт». Он чувствовал себя опытным полицейским.

Стоило ему выйти, как его тут же позвали обратно.

– Там один парень хочет поговорить.

Мучник взял трубку:

– КП.

– Приветствую. Это Кен Темплз.

– Привет, Кении. Это Джим Мучник.

– Слушай, Джим, тут у меня проблема.

Голос Темплза звучал растерянно. Мучник сразу насторожился:

– Что случилось?

– Я только что разговаривал с одним из служащих АДМ, Кирком Шмидтом.

– И что?

– Оказалось, Шмидт знал, что мы должны прийти. Уайтекер еще несколько дней назад сказал ему про облаву.

Через несколько минут Мучник положил трубку. Он был едва ли не в трансе и тут же устремился в комнату, где работали другие антитрестовцы – Манн, Прайс и Сьюзен Букер. Ворвавшись к ним, он выпалил:

– Марк сказал им.

Все трое уставились на него.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Манн.

– Марк сказал им, – повторил Мучник. – Они всё знали.

Через десять минут тревожное сообщение поступило от другого агента: Уайтекер сказал о готовящейся операции сотруднице своего подразделения Кэти Даферти. Но самое оглушительное известие пришло от агента, который допрашивал секретаршу Уайтекера Лиз Тейлор. Уайтекер не только предупредил ее об облаве, но и давным-давно рассказал ей о своем сотрудничестве с ФБР.

Шепард и Херндон были вне себя. Несколько месяцев они успокаивали Уайтекера, утешали его, когда он плакался им в жилетку, жалуясь на свое положение и трясясь перед разоблачением. Допрашивая сотрудников АДМ, они старались уберечь его от нежелательных последствий и даже избегали употреблять слово «лизин», хотя оно могло стать неплохой наживкой для Мика Андреаса. А теперь оказывается, что все это впустую!

Служащие АДМ знали, что Уайтекер работает на ФБР.

В связи с этим возникала масса проблем. Неизвестно, насколько ухудшится ситуация. Если предупреждение дошло до руководителей АДМ, они могли сочинить историю, выгораживающую их, и даже сфабриковать фиктивные свидетельства своей невиновности. Над расследованием нависла угроза.

В половине девятого, когда разгневанные агенты готовились к встрече с Уайтекером, раздался телефонный звонок. Звонил один из сотрудников штаб-квартиры. Фри отдал приказ, сказал он, чтобы завтра к 6.30 утра на его столе лежали отчеты всех агентов обо всех проведенных в Декейтере действиях и допросах.

Херндон сжал зубы, внутренне кипя. Типичные штучки вашингтонской бюрократии. Он не верил, что приказ исходил от Фри, – тот слишком хорошо знал оперативную работу, чтобы требовать письменных отчетов в разгар операции. Херндон пытался протестовать, но все было напрасно. Спор привлек внимание проходивших мимо юристов антитрестовского отдела.

– Сделаю, что смогу, – процедил Херндон сквозь зубы. – Но это неправильно. Чушь это, вот что.

– Боб, – ответил управленец снисходительным тоном, – я тут тоже не прохлаждаюсь, всю ночь проведу на работе.

Херндон швырнул трубку на рычаг и посмотрел на юристов.

– Это самая настоящая долбаная хренотень! Вы просто не поверите.

Выслушав Херндона, юристы посоветовали ему не забивать голову отчетами. Им с Шепардом нужно срочно встретиться с Уайтекером. Отчет об операции они напишут для директора сами.

Херндон был тронут. Хотя между агентами ФБР и юристами существовали поначалу кое-какие трения, со временем они стали сплоченной командой.

– Спасибо, – облегченно произнес он. – Вы, ребята, молотки, честное слово.

С этими словами он вместе с Шепардом поспешил к выходу.

Агенты сидели в машине Шепарда, разглядывая рыболовный пруд позади паркинга гостиницы «Холидей-Инн». Шепард был зол на Уайтекера даже больше, чем Херндон. Он был знаком с бизнесменом дольше остальных, он всегда защищал его и даже выстроил под него все расследование. А его предали.

– Боб, – сказал Шепард, – давай я поговорю с ним первый.

– Давай, – кивнул Херндон.

Подъехал Уайтекер. Шепард открыл переднюю дверцу машины Уайтекера, а Херндон сел на заднее сиденье.

Уайтекер был взбудоражен. Он взахлеб рассказывал о том, как был напуган Уилсон, как они встретились с Миком Андреасом и как он записал весь разговор. По его мнению, запись была очень ценной. Шепард пробурчал свои поздравления.

– А как у вас? – спросил Уайтекер. – Все прошло хорошо?

Шепард посмотрел на Уайтекера тяжелым взглядом.

– Марк, – резко спросил он, – кому вы рассказывали об этом?

На миг в салоне воцарилась тишина.

– Что… что вы имеете в виду? – пробормотал Уайтекер.

– Кому вы рассказали?

Уайтекер сначала не мог ничего произнести.

– Ну… Лиз Тейлор, – выдавил он наконец. – Мне пришлось сказать ей.

Глаза Шепарда гневно блеснули.

– Я давно сказал ей, месяца три назад, – стал торопливо оправдываться Уайтекер. – Я ничего не говорил ей о том, что вы предпринимаете, я просто сказал: «Мне надо встретиться с агентами ФБР по одному делу, так что некоторое время меня не будет». Я должен был сказать ей, чтобы она могла со мной связаться, если что. Мне часто приходится выносить важные решения, и случалось так, что меня искали. Надо было сказать Лиз, где меня можно найти, и я объяснил, что у нас с вами есть одно дело. Но я не говорил ей о том, чем вы занимаетесь.

Шепард молча смотрел на Уайтекера, ожидая продолжения.

С заднего сиденья Херндон почти видел, как вращаются колесики в голове Уайтекера. Тот гадал, что еще известно агентам.

– А, да, еще я предупредил Кэти Даферти, – продолжал Уайтекер. – Она мой друг, и ей можно доверять. Я просто сказал несколько дней назад, что на этой неделе придут агенты ФБР, чтобы расспросить ее кое о чем, так что пусть она спокойно отвечает на все вопросы.

– С какой стати вы сказали ей это, Марк? – прогремел Шепард. – Марк, бросьте, вы несете чепуху. Зачем вы сказали ей?

– Нет, правда, только для того, чтобы она не испугалась. – Уайтекер понемногу заводился. – Вы, парни, не представляете, что все это значит для обычного человека. Я просто хотел защитить ее интересы. А ей можно доверять, да, ей можно доверять. Вот смотрите, сегодня ведь все прошло хорошо, да? Разве что-нибудь сорвалось?

Шепард и Херндон не ответили. Не объяснять же ему, что свидетельства и показания допрашиваемых могут оказаться ложью. К тому же Уайтекер испакостил их карьеру. С их подачи у начальства сложилось о нем определенное мнение. Предполагалось, что они контролируют его полностью. А он начисто вышел из-под контроля.

– Кому еще вы рассказали, Марк? – рявкнул Шепард. – Только не пачкайте нам мозги, скажите прямо: кому?

Потребовалась минута, чтобы вытянуть из Уайтекера имя Кирка Шмидта.

– Я сказал ему, чтобы он знал, что может говорить с вами спокойно. А то он отказался бы говорить с вами, чтобы не причинить мне вреда. Вы не понимаете, парни. Расследование закончится, и вы уйдете, а мне и дальше работать с этими людьми.

Гнев ударил в голову Шепарда.

– Марк! – взорвался он. – Вы что, не понимаете? Вы могли завалить всю операцию!

Уайтекер побледнел и стал бормотать извинения. Стало ясно, что странный звонок, полученный агентом Браком по линии «алло», был попыткой одного из друзей Уайтекера проверить его рассказ.

Херндон слушал, и ему все это не нравилось. Назавтра Уайтекеру понадобится ясная голова. Он положил руку на плечо Шепарда в знак того, что хочет взять слово.

– Марк, тайм-аут, – медленно проговорил Херндон. – То, что вы сделали, нам не нравится.

Уайтекер снова начал оправдываться, но Херндон остановил его.

– Помолчите. Мы обсудим это позже, ладно? Пока оставим это. Скажите лучше, о чем еще мы не знаем?

Уайтекер помотал головой:

– Нет-нет, вроде больше ничего, Боб.

– Хорошо. Давайте поговорим о сегодняшнем вечере. Вы сказали кому-нибудь в АДМ, что собираетесь сотрудничать с властями?

Уайтекер помолчал.

– Поймите, я не мог после всего, что было. Ну… я просто боялся.

Херндон сдержал гнев.

– Ладно, Марк, но поймите и вы. Нельзя, чтобы они обсуждали свои планы в вашем присутствии. Завтра утром вы должны объявить, что будете сотрудничать с нами.

– О'кей, о'кей, – закивал Уайтекер. – Как только приду на работу, сразу и скажу.

Напряжение прошло, и агенты рассказали Уайтекеру о событиях этого дня. К концу рассказа Уайтекер, казалось, перестал нервничать. Распрощавшись, агенты пересели в свой автомобиль и направились в Декейтер.

Их не оставляло ощущение, что Уайтекер все еще что-то скрывает. Почему он проболтался о готовящейся операции? Может, он неправильно их понял? Перебрав все, что они ему говорили, агенты пришли к заключению, что все делали правильно. Уайтекер болтал по собственному почину.

А это еще хуже. Если Уайтекеру не хватило ума сохранить это в секрете, то какие еще сюрпризы их ждут?

Рик Рейзинг подвел итог совещания юристов АДМ, заявив: нет сомнения, что впереди серьезное уголовное расследование. Нужно прямо сейчас сколотить команду адвокатов. Он позвонил в юридическую компанию «Уильямс и Конноли», вашингтонский центр влияния с репутацией «никто не выйдет из зала суда под стражей».

Фирму «Уильямс и Конноли» основал вашингтонский юрист экстра-класса Эдвард Беннет Уильямс, имевший широкие связи в политических кругах, и вскоре она стала бичом прокуроров и желанным союзником состоятельных подсудимых. Среди клиентов «Уильямс и Конноли» были миллиардер Майкл Милкен, прославленный мастер по сделкам с бросовыми облигациями, и Билл Клинтон. Милкен обратился к услугам фирмы в 80-е годы, когда разразился скандал на Уолл-стрит, а Клинтон – во время Уайтуотерского расследования.

Рейзинг попросил к телефону Обри Дэниела Третьего, партнера фирмы, очень сильного адвоката и своего хорошего знакомого. Дэниел прославился на всю Америку в 1971 году, когда был главным обвинителем военного трибунала, судившего лейтенанта американской армии Уильяма Келли. Лейтенант Келли расстреливал мирных жителей вьетнамской деревни Май Лай. Дэниел, недавний выпускник юридического колледжа, произнес пламенную речь, всколыхнувшую всю страну. Когда президент Никсон велел освободить Келли из-под стражи и поместить под домашний арест, Дэниел написал письмо протеста, его опубликовало множество газет. На него обратил внимание Эд Уильямс и пригласил Дэниела в свою фирму, которая в те дни только становилась на ноги.

За прошедшие годы Дэниелу удалось набрать впечатляющую по своему составу клиентуру из промышленников, политиков и государственных служащих. Случалось ему работать и на АДМ, – в частности, по делу об обвинении компании в фиксировании цен на двуокись углерода. Но сейчас речь шла об уголовном преступлении и ситуация складывалась куда серьезнее: сотрудникам компании грозила тюрьма. Дэниелс был нужен в Декейтере – и сию минуту.

– Обри, это Рик Рейзинг, – произнес юрисконсульт АДМ. – У нас проблема.

Уайтекер приехал домой около половины одиннадцатого. Он скинул пальто на кушетку, подошел к ожидавшей его Джинджер, улыбнулся и обнял ее. Все идет просто замечательно, как он и думал. Может, очень скоро он возглавит АДМ и поведет компанию в новую эру.

– Вот и все, – сказал он. – Еще два-три дня, и парни из ФБР оставят нас в покое.

На следующее утро в АДМ царил хаос. Говард Баффет сидел в своем кабинете на шестом этаже под впечатлением от событий последних шестнадцати часов. Обыски. Пленки. Визит агента ФБР к нему домой сразу после шести часов вечера. Все было так, как Уайтекер предсказал много недель назад, когда поведал Баффету о проводившемся расследовании.

Около десяти часов Баффет заметил, как два старых сотрудника АДМ выносят из кабинета Дуэйна Андреаса охапки бумаг. Это длилось почти полчаса, а потом они взялись за магнитофонные кассеты. Баффет решил взять это на заметку и рассказать агентам ФБР.

Немного погодя к нему зашел сам Дуэйн и начал с вопроса:

– А ты что им сказал вчера вечером?

Баффет предупреждающе поднял руку:

– Я собираюсь сотрудничать со следствием и нанял адвоката. Говоря со мной, вы все равно что говорите с ФБР.

Андреас огорчился и стиснул зубы. Больше он не сказал о расследовании ни слова.

Утром в декейтерский аэропорт прибыл Обри Дэниел с коллегой из «Уильямс и Конноли». Шафтер встретил их и отвез прямо в АДМ.

Первым делом адвокаты изучили ордера на обыск. Они тут же убедились, что целью обыска были кабинеты Мика Андреаса, Уилсона, Уайтекера и Кокса, которые агенты опустошили еще вчера. ФБР явно знало, что делало, и работало по чьей-то наводке.

Всем следовало срочно обзавестись адвокатами, прямо сейчас. Дэниел, прекрасно знакомый с адвокатским корпусом, работавшим с «белыми воротничками», предложил ряд кандидатур. Шафтер и Рейзинг приняли его список не глядя и начали обзванивать тех, кто в нем значился. Первых адвокатов ждали в Декейтере уже к вечеру.

В Вашингтоне Боб Страусс положил телефонную трубку, ошарашенный новостями из Декейтера. Страусс входил в совет директоров АДМ, но был законченным жителем столицы и имел связи во всех властных структурах, независимо от их партийной принадлежности. Он с равным успехом председательствовал на съездах Демократической партии – и служил администрации Джорджа Буша в качестве посла в Советском Союзе. А еще он уже несколько десятилетий был доверенным лицом и лучшим другом Дуэйна Андреаса.

Страусс звонил Дуэйну каждый день. На этот раз он узнал самые свежие новости о налете ФБР на АДМ, а также о поиске адвокатов. АДМ даже выслала в Вашингтон самолет, который должен был привезти адвокатов в Декейтер. В свою очередь, Страусс предложил кандидатуру Билла Хандли, юриста его собственной фирмы «Эйкин, Гамп, Страусс, Хауэр и Фелд».

Но выяснилось, что сейчас Хандли нет в городе. Времени ждать не было, самолет АДМ через тридцать минут вылетал в Декейтер. Кем его заменить? Страусс подумал о Джоне Дауде, другом незаурядном адвокате из его фирмы. Дауд начинал как прокурор и приобрел известность, возглавив расследование главной бейсбольной лиги по обвинению Пита Роуза в мошенничестве с тотализатором.

Страусс потянулся к телефону.

Кандидатов в обвиняемые по очереди приглашали в кабинет Рейзинга для беседы с юристами. Уайтекера вызвали с самого утра.

Дэниел приветливо взглянул на Уайтекера:

– Рад познакомиться. Меня зовут Обри Дэниел, я представляю в этом деле АДМ.

Юристы расспросили Уайтекера о допросе, учиненном ФБР накануне. Уайтекер дал заученные ответы. Затем его уверили в том, что ему не о чем беспокоиться и что АДМ не бросит его на произвол судьбы.

Через несколько часов один из юрисконсультов компании зашел к Уайтекеру в кабинет и сообщил, что компания подобрала команду выдающихся адвокатов. Многие из них прибудут в Декейтер уже вечером. Если Уайтекер хочет, он может встретиться с ними вечером в офисе Джима Шафтера.

Это и было то, о чем говорили агенты. Они долго вдалбливали Уайтекеру, что именно он должен отвечать.

– Хорошо, – ответил Уайтекер. – Я приду.

Услышав, что звонит Уайтекер, Херндон и Шепард сняли трубки параллельных аппаратов.

– Марк, как дела? – спросил Херндон.

– Хорошо, – ответил Уайтекер. – Я хотел сказать вам, что договорился встретиться с адвокатом. Он уже вылетает в Декейтер.

– И когда он здесь будет?

– Часа через два. К вечеру увижусь с ним.

Похоже, Уайтекер прислушался к их советам и не взял адвоката, предлагаемого компанией. Агенты облегченно вздохнули.

В следующие часы Декейтер захлестнула первая волна защитников. Вечером они сошлись в кабинете Шафтера, чтобы познакомиться с подзащитными.

В ожидании клиентов защитники обсудили ситуацию. Сначала Уайтекеру предложили Рейда Вайнгартена, восходящую звезду коллегии адвокатов, но поразмыслили и изменили свое решение. Вайнгартен был почти сверстником Уайтекера, а молодой бизнесмен, судя по всему, обладал довольно неустойчивой психикой. Ему требовался адвокат постарше, который отнесся бы к нему с отеческой заботой. И было решено, что лучшим выбором станет Джон Дауд, которому около шестидесяти лет.

Все прошло без сучка без задоринки. Уилсон встретился с Вайнгартеном, Коксу достался Уильям Тейлор – еще одна заметная фигура в вашингтонской команде. Шафтер предложил для встречи Уайтекера и Дауда свой кабинет. Они вошли и закрыли за собой дверь.

Усевшись за стол Шафтера, Дауд не торопясь рассказал Уайтекеру о себе. Уайтекер с подозрением уставился на Дауда и, когда тот закончил рассказ, спросил:

– Кого вы представляете – меня или компанию?

Ожидавшие в приемной Шафтер и другие адвокаты устали. Шафтер почувствовал, как выпитая кока-кола подступает к горлу.

– Хватит с меня этой чертовой коки, – объявил он.

Адвокаты засмеялись. Шафтер направился к холодильнику и вернулся с пивом.

– На обслуживание, по крайней мере, жаловаться нельзя – фирма предоставит вам все что угодно.

Но к пиву требовалась закуска, и юристы заказали ее по телефону. Вскоре доставили пиццу. Они покончили с едой раньше, чем завершились конфиденциальные беседы. Первым появился Барри Кокс со своим новым адвокатом Уильямом Тейлором.

– Барри, – обратился Тейлор к своему подзащитному, – я думаю, на сегодня достаточно. Продолжим завтра.

– Хорошо, – мрачно кивнул Кокс. – Спасибо.

После десяти вечера вышли Уилсон и Вайнгартен и тут же подсели к общему столу. Все ждали Уайтекера с Даудом.

Наконец дверь кабинета распахнулась, и вышел важный Уайтекер. Дауд был бледен.

Подойдя к Рейзингу, Уайтекер заявил:

– Рик, я должен предупредить вас, что собираюсь сотрудничать с ФБР.

Уайтекер наконец поступил в соответствии с данными ему инструкциями – с опозданием на двадцать четыре часа.

– Марк, – ответил Рейзинг, – у вас хороший адвокат. Вам нужно поступать так, как он посоветует.

Уайтекер искоса взглянул на Дауда.

– Я беру другого адвоката, – сказал он, – и Джон не возражает.

Он подошел к Рейзингу вплотную и пожал ему руку. Шафтер, стоявший поблизости, услышал, как Уайтекер пробормотал что-то о «сотнях пленок».

Уайтекер направился к выходу, а за ним Уилсон. Их сопровождал Шафтер: было так поздно, что для выхода из здания нужно было открыть запертую на ночь дверь. Перед уходом Уайтекер обернулся к Шафтеру и с чувством потряс его руку.

– Я сожалею, что так получилось, – сказал он.

Шафтер не понял, что он имеет в виду, но на всякий случай кивнул.

Вайнгартен между тем внимательно наблюдал за Даудом. Тот был расстроен. Судя по тому, что Дауд посоветовал Уайтекеру взять другого адвоката, возникла проблема. И Вайнгартен догадывался, в чем она состоит.

Поздно вечером юристы вернулись в «Декейтер Клаб», где Дауду и Вайнгартену отвели номер из нескольких комнат. Перед сном адвокаты сели выпить по стаканчику, и Вайнгартен решил проверить свое предположение.

– А знаешь, – сказал он, – очень может быть, что этот сукин сын записал ваш сегодняшний разговор тоже.

Дауд поперхнулся и пролил спиртное на брюки.