Несколько дней Том и Сьюзен почти не разговаривали друг с другом. Взаимное понимание, установившееся между ними в последнее время, казалось, исчезло навсегда. Сьюзен не могла простить кузену его бесцеремонного, грубого вмешательства, а Том, в свою очередь, был так же удивлен и уязвлен ее поведением, как если бы галстук, который он повязывал себе на шею, вдруг обернулся ядовитой змеей и укусил его.

Мистер Крофорд покинул Мэнсфилд на следующий день после сцены в парке, но перед отъездом оставил письмо для Сьюзен.

«Дорогая мисс Прайс!

Подобно Вам, я глубоко сожалею, что наша последняя встреча оказалась омрачена весьма неприятным, ненужным объяснением с Вашим кузеном. Я не виню его, он лишь исполнял свой долг, однако мое безрассудное поведение заслуживает самого строгого порицания; мне надлежало меньше думать о собственных нуждах и больше — о Вашем добром имени. Ваша неизменная доброта оказала мне услугу, незабвенную и неоценимую; признаюсь Вам со всей искренностью: мне едва ли удалось бы пережить недавнее трагическое событие, если бы не Ваша дружба и участие, что были мне поддержкой в трудные минуты. Я никогда не забуду, чем обязан Вам. И если бы не вмешательство Вашего кузена, по всей вероятности, я просил бы Вас явить мне еще одну милость, великодушно согласившись стать моей спутницей жизни, — так часто привык я находить в Вас опору и утешение.

Но я не прошу Вас об этом теперь. Разгневанная поступком сэра Томаса, Вы можете подумать, будто его настойчивость принудила меня просить Вашей руки. Мы невольно оказались бы в ложном положении. На наши отношения с самого начала легла бы тень, видимость принуждения, давления обстоятельств.

И все же, смею надеяться, в будущем, когда печаль развеется, а пережитое унижение забудется, ничто не помешает нам встретиться вновь, и мне дозволено будет задать вопрос, который я не задаю сейчас, давая Вам время обдумать возможность нашего союза. Что же до меня, самое горячее желание моего сердца — разделить жизнь с Вами. Ваш тонкий ум, добрый нрав и рассудительность всегда вызывали у меня восхищение. Уверен, Вы сделали бы меня счастливым человеком. И если преданность, забота и уважение способны служить залогом благополучия, мне думается, я смог бы составить Ваше счастье. Знаю, Мэри, покинувшая земную юдоль, улыбнулась бы, видя, как сбываются ее потаенные надежды.

Ваш преданный друг, Генри Крофорд».

Прочитав письмо, Сьюзен поплакала над ним, перечла его вновь и лишь затем отложила. «Не буду думать о нем, — сказала она себе. — Вернусь к этому позднее. Дождусь возвращения Фанни и покажу ей письмо, а пока постараюсь о нем забыть».

Однако следовать принятому решению оказалось весьма нелегко. Разумеется, Сьюзен часто думала о письме, хотя, верная своему слову, не перечитывала его. Ее решимость укрепил злобный выпад Джулии, явившейся несколько дней спустя в гостиную леди Бертрам.

— Нет, вы только представьте себе! Крофорд снова встречался с Марией прямо у нас под носом!

— В самом деле? — вяло осведомилась леди Бертрам. — Подумать только, какой скандал!

Том встретил новость с большим недоверием.

— Откуда тебе это известно, Джулия? Кто тебе сказал?

— Сестра Шарлотты Йейтс, леди Дигвид, ездила недавно в Нортгемптон купить башмаки своим деткам и видела Крофорда с Марией. Вы не поверите, они беседовали, точно старые друзья! Вы можете себе вообразить нечто более постыдное?

— Что в том плохого, если мистер Крофорд вступил в разговор с дамой, которую некогда знал? — тихо возразила Сьюзен. — Или ты полагаешь, будто беседовать с Марией, оставившей своего первого мужа, предосудительно для всякого джентльмена?

Проигнорировав замечание кузины, Джулия продолжала:

— Это случилось в день похорон. В церковном дворе. Крофорд стоял возле могилы, а Мария подошла и заговорила с ним. Леди Дигвид видела их обоих так же близко, как я вижу вас. У могилы собственной сестры! И это человек, бывавший здесь запросто на правах близкого друга, едва ли не члена семьи! Какое счастье, что Крофорд покинул Мэнсфилд, надеюсь, он никогда здесь больше не появится и не осквернит этот дом своим присутствием.

Сьюзен охватил гнев, и, как не раз случалось прежде, она поспешила выйти из комнаты, чтобы удержаться от опрометчивых слов. Ничтожная, пустая история, поведанная Джулией, была, несомненно, подсказана злобой, никто в здравом уме не принял бы ее всерьез. Должно быть, Генри Крофорд встретил Марию Бертрам, носившую теперь имя Рейвеншо, совершенно случайно. Если та гостила неподалеку от Нортгемптона, то, вполне возможно, проходила мимо церкви и, увидев Крофорда возле свежей могилы, остановилась, чтобы выразить ему свои соболезнования. Что могло быть проще и естественнее этого объяснения?

И все же Сьюзен невольно призналась себе, что история ее смутила. Она и сама не могла бы сказать почему. У нее не было причин не доверять Генри Крофорду, и все же рассказ Джулии вызвал у нее смутное беспокойство.

Она с облегчением думала о том, что мистер Крофорд покинул Мэнсфилд и ей не придется какое-то время видеть его, а потому она сможет обдумать его предложение и разобраться в своих чувствах.

«Буду ли я когда-нибудь полностью уверена в Генри? — спросила она себя. — История леди Дигвид — не более чем вздор. И все же она заставила меня встревожиться. Со временем подобные подозрения неизбежно отравили бы наши отношения. Яд таился бы во мне, не в Генри, однако действие его было бы губительно».

Между тем, к своему удивлению, Сьюзен все больше утверждалась в мысли, что смущенное молчание Тома в ее обществе объясняется не возмущением, негодованием или недовольством, причиной которого послужила ее несдержанность во время сцены в парке. Напротив, маленькие знаки внимания, оказываемые ей Томом, его красноречивые взгляды, выражение глаз, когда он смотрел на нее, — все убеждало Сьюзен в том, что кузен глубоко сожалеет о случившемся и хотел бы принести извинения.

В конце концов он так и поступил. Как-то вечером, когда леди Бертрам уснула за доской для криббиджа и Сьюзен тихо отложила карты, Том шепотом позвал ее в другой конец комнаты.

— Сьюзен, вот уже пять дней я собираюсь с духом, чтобы извиниться за свой поступок. Мне не следовало заводить тот разговор с Крофордом. Я не должен был вмешиваться в ваши дела. Знаешь, я не выношу привычку Джулии во все совать свой нос, а сам повел себя так же, это непростительно. Если бы не Джулия с матушкой, мне бы, верно, и в голову не пришло ничего подобного. Зря я их послушал.

Сьюзен давно догадывалась, что без Джулии здесь не обошлось, и, услышав об этом от Тома, не испытала облегчения, скорее наоборот, однако не подала вида, мягко заметив:

— Не огорчайся, Том. Это была ошибка. Все мы совершаем их. Но ничего страшного не случилось. Думаю, я все равно отказала бы мистеру Крофорду. Но теперь у меня больше времени, чтобы обдумать его предложение.

Виноватое выражение на лице Тома сменилось растерянным.

— Так Крофорд все же сделал тебе предложение? — быстро спросил он.

— Не думаю, что обязана делиться с тобой, но не стану скрывать: да, он просил меня стать его женой. И мне нужно время, чтобы принять решение.

— Сьюзен! — вскричал Том, немало изумив кузину и, весьма возможно, самого себя. — Сьюзен! Не выходи за Крофорда! Будь моей женой… пожалуйста, пожалуйста, подумай об этом, Сьюзен! Я не представляю, как мы обойдемся без тебя, в самом деле не представляю!

Сокрушенное, потерянное лицо Тома и его униженный, молящий взгляд поразили Сьюзен.

— Мне очень жаль, Том. Поверь, мне искренне жаль. Но я не могу стать твоей женой… только лишь для того, чтобы вести дела в Мэнсфилде. Никогда, никогда… Боюсь, это совершенно невозможно.

Забыв об осторожности, они заговорили громче — Том взволнованно умолял, а Сьюзен непреклонно стояла на своем, — пока наконец не пробудилась леди Бертрам. Подняв голову, она открыла глаза и хриплым со сна голосом пробормотала:

— Я не спала. Который теперь час? Уже пора ложиться?

Сьюзен, с радостью придя на помощь тетушке, принялась распутывать нитки для вышивания, обвившиеся вокруг ее туфель, а угрюмый Том выбежал вон из комнаты, громко хлопнув дверью. Проводив леди Бертрам в спальню, Сьюзен с тяжелым сердцем направилась к себе в комнату. На столике в изящной шкатулке лежали два письма — от Фанни и от Генри Крофорда, — но Сьюзен не стала их читать. Погруженная в печальные мысли, она улеглась в постель и почти всю ночь пролежала без сна.

Следующий день выдался безрадостным. Взглянув на календарь, Сьюзен увидела, что со дня кончины Мэри Крофорд миновало три недели. Всего три недели, однако за это время успело произойти многое. Жизнь Мэнсфилда совершенно переменилась. Том, хмурый и молчаливый, уныло бродил по дому или проводил целые дни в пасторате; Генри Крофорд уехал, о нем надлежало забыть, и больше некого было навещать в Уайт-Хаусе.

Сьюзен с малышкой Мэри срезали поздние розы в саду, пока леди Бертрам дремала на террасе. Заметив на дорожке миссис Осборн, идущую через парк, Сьюзен радостно вышла ей навстречу.

— Итак, мисс Прайс, ваша сестра возвращается через две недели. Вы, должно быть, рады.

— Да, очень, очень рада, — откровенно призналась Сьюзен. — Я с нетерпением считаю дни.

— А у нас в пасторате царит уныние, — весело улыбнулась миссис Осборн. — «Иеронимо, пора тебе уйти». Как ни печально, нам придется покинуть Мэнсфилд. Приход не нуждается во втором пасторе, а ваш брат прекрасно справляется со своими обязанностями, прихожане будут рады видеть его вновь.

— Жаль, что вы уезжаете, — искренне огорчилась Сьюзен. — А вы не могли бы… поселиться в Уайт-Хаусе? Мы так тесно сдружились с вами и с вашим братом.

— Нет, моя дорогая. Это невозможно. Я должна вернуться к своему заброшенному садику в Камберленде. Не знаю, как там обходятся без меня мои бедные соседи. Сказать по правде, я уже давно чувствую себя виноватой перед этими славными людьми; многие из них стары и бедны, очень бедны, а мне удавалось быть им полезной. Слишком надолго я оставила их без внимания. Мне страстно хотелось поехать в Мэнсфилд — отчасти из любопытства, должна сознаться, — но теперь настало время вернуться домой.

— Из любопытства, сударыня?

— Я так много слышала об этом месте и о его обитателях от миссис Норрис, что воспользовалась случаем побывать здесь вместе с братом; я мечтала увидеть всех вас воочию и решить, насколько близки к правде рассказы вашей тетушки.

— И что же вы решили? — с улыбкой спросила Сьюзен. — Уж верно, тетушка описывала Мэнсфилд весьма пристрастно!

— О да, но я умею отделять зерна от плевел. А надо сказать, действительность оказалась необычайно захватывающей. Мне будет над чем поразмыслить снежными камберлендскими зимами.

— Но разве вы не можете остаться хотя бы ненадолго, чтобы поближе познакомиться с Фанни и Эдмундом? И чтобы мистер Уодем смог произвести раскопки в Стэнби-Кроссе после сбора урожая?

— Бедняга Фрэнк! Боюсь, ему так и не удастся откопать эти руины. Придется ему удовольствоваться раскопками какого-нибудь индийского храма. Нет, моя милая; оставаться в Уайт-Хаусе было бы слишком тяжело для нас обоих, ведь мы успели так близко сойтись с нашей дорогой Мэри. Знаете, Фрэнк был даже немного влюблен в нее.

— Думаю, то же можно сказать и обо всех нас, — негромко отозвалась Сьюзен. — Мэри была… необыкновенной. Непохожей на других.

— Но вы не должны принижать себя, дорогая, — возразила миссис Осборн, проницательно смотря на девушку. — Фрэнк был немного влюблен и в вас. Мой брат чрезвычайно восприимчив к женской красоте.

— Влюблен в меня? — изумилась Сьюзен. — Мистер Уодем всегда был очень добр и дружелюбен, но, разумеется…

— О, Фрэнк никогда не стал бы добиваться вашей руки, моя дорогая. Мы часто говорили с ним об этом. Он понимает, что это невозможно. Мы оба видим: вы не в силах оторваться от Мэнсфилда. Да что тут говорить, вы с вашим кузеном созданы друг для друга. Да и Фрэнк ни за что не посмел бы безрассудно подвергнуть вас опасности, увезя в тропики с их губительным климатом, который едва не стоил жизни ему самому. Мой брат смирился со своей участью: ему предстоит окончить дни холостяком. И сказать по правде, только между нами, думаю, холостяцкая жизнь подходит ему как нельзя лучше.

Ошеломленная этими внезапными откровениями, Сьюзен могла лишь молча смотреть на миссис Осборн. Наконец, немного поколебавшись, она нерешительно произнесла:

— Вы только что сказали, сударыня… мне кажется, вы упомянули… вы говорили о моем кузене? О моем кузене Томе?

— Разве он еще не сделал вам предложения? Вот дурачок! Он так сильно вас любит! Сэр Томас без конца забрасывал меня вопросами о вас. Хотел знать, согласитесь ли вы выйти за него… сокрушался, сможет ли перенести ваш отказ…

— Но вы не думаете, сударыня, что он решил сделать мне предложение… из желания помешать мне стать женой мистера Крофорда и покинуть Мэнсфилд? Для того лишь, чтобы я продолжала ухаживать за его матушкой?

— Нет! — решительно возразила миссис Осборн. — В противном случае я не посоветовала бы вам принять его предложение, даже сознавая, что этим отдаю несчастную леди Бертрам на милость мисс Йейтс!

— Так, значит… вы советуете мне принять его предложение?

— Глупышка! Да будь я на вашем месте, сказала бы «да» при первой же возможности!

Сьюзен вспомнилось письмо Фанни.

«Моя дорогая Сьюзен!

Признаюсь, меня немного тревожит мысль о том, что вы с Генри Крофордом сделались столь близки. Я предвижу, чем это может завершиться! Ты та женщина, что ему нужна. И если, как ты пишешь, мистер Крофорд действительно остепенился, ваш с ним брак был бы хорош во многих отношениях».

«Да, — подумала Сьюзен, — если бы только я могла доверять ему так же, как верю Тому».

«Но если ты выйдешь замуж за Генри Крофорда, что станется с бедным Томом? Наше с Эдмундом заветное желание — видеть вас мужем и женой, мы давно об этом мечтаем. Вы замечательно подходите друг другу. Если бы только Том нашел время посмотреть вокруг и заметить твои достоинства! Милая Сьюзен, пожалуйста, не спеши, умоляю! Подожди по крайней мере, пока вернемся мы с Эдмундом, чтобы помочь тебе добрым советом.

Твоя любящая сестра Фанни».

— Простите, сударыня, — поспешно проговорила Сьюзен. — Я вижу, моя тетушка просыпается. Вы не пройдете на террасу? Леди Бертрам будет рада вас видеть…

Окрыленная радостью, Сьюзен бросилась в противоположную сторону. Она знала, где искать Тома — тот с завидным упорством объезжал Фараона на выгоне.

Наклонившись к изгороди, Сьюзен окликнула его:

— Том, Том, пожалуйста, удели мне минутку! Мне нужно кое-что тебе сказать…

Что же сказала Сьюзен Тому? Не более того, что дозволяют приличия и хороший тон, не более того, что надлежит говорить благовоспитанной молодой девице в подобных случаях, однако довольно, чтобы уведомить кузена о счастливой перемене в его судьбе, ибо, приняв во внимание сведения, сообщенные миссис Осборн, Сьюзен готова была выслушать вновь признание Тома, выслушать куда более благосклонно, с очевидным намерением принять предложение, если кузену вздумается его повторить.

— Но как же это возможно, Сьюзен? Ведь ты сказала, что никогда, никогда не согласишься стать моей женой?

Вопрос этот был задан, когда Том и его кузина, придя к совершенному согласию, стояли, взявшись за руки.

— Боже, Том, глупая твоя голова! Разве ты когда-нибудь говорил, что любишь меня? Ни слова! Ты сказал лишь, что моя тетушка нуждается в компаньонке, а Мэнсфилд — в управительнице.

— Что ж, я не мастер произносить красивые речи, — признал Том. — И боюсь, никогда им не стану. Но я люблю тебя, Сьюзен, люблю всем сердцем. Когда я понял, что могу потерять тебя, что ты будешь принадлежать Крофорду, у меня открылись глаза. В самом деле, я понял, сколь многое уйдет из моей жизни.

— Ты словно собака на сене, у которой неожиданно отняли кость, — смеясь, отозвалась Сьюзен.

— О, я был в таком отчаянии! Три дня я думал, что солнце никогда больше не взойдет. Я боялся, что в конце концов ты согласишься за него выйти, ведь он такой элегантный, умный, обходительный.

— Почти как его сестра, — заметила Сьюзен, отважно ступив на опасную почву.

— Ты знаешь, Сьюзен, что я был чуточку влюблен в нее? Мне надо признаться тебе в этом, ведь между нами не должно быть секретов. Она была необыкновенной — едва ли мы встретим женщину, подобную ей. Как я мог не влюбиться? Ты ведь не станешь меня за это упрекать?

— Конечно, нет, Том. Я хорошо тебя понимаю. Я тоже любила ее.

— Я знал, что никогда не смог бы… что из моей влюбленности ничего бы не вышло. Я понял это еще раньше, чем осознал, что она умирает. Принадлежа к разным кругам, мы были слишком далеки друг от друга. Но я многим обязан ей, Сьюзен. Мэри помогла мне увидеть множество вещей, которых я прежде не замечал или не понимал.

Сьюзен не стала спрашивать, что подразумевал Том. Ей вспомнились слова Мэри: «В будущем у некой неизвестной мне женщины будет причина поблагодарить меня».

«Я не нарушаю слова, данного Мэри, — подумала Сьюзен, — поскольку она не связывала меня обещаниями. О, мудрая, прозорливая Мэри! Она никогда не стала бы требовать обязательств от своих друзей». Разумеется, Сьюзен искренне сочувствовала Генри, оставшемуся в совершенном одиночестве, но в душе надеялась, что со временем он утешится. Человек умный, щедро наделенный способностями и талантами, он в конце концов сумеет справиться с горем и найдет себе достойное занятие в жизни.

— Ты и вправду любишь меня, Сьюзен?

— О, Том, ты слепой! Я люблю тебя с четырнадцати лет! Впрочем, конечно, мне нетрудно было это скрывать… даже от себя самой, видя твою надменность и высокомерие, слыша твое презрительное обращение «мисс Кожа да Кости».

— Не может быть! Неужели я так называл тебя?

— Пойдем, — улыбнулась Сьюзен, продевая руку Тому под локоть. — Расскажем нашу новость твоей матушке и миссис Осборн.

Предстоящий брак между Томом Бертрамом и Сьюзен Прайс — двумя людьми, связанными самыми тесными узами и составляющими столь гармоничную пару, — не вызвал большого шума. Близкие друзья искренне порадовались за них. Фанни и Эдмунда, прибывших с Антигуа, волнующая новость привела в восторг, довершив их счастье и умножив радость по случаю возвращения домой. А леди Бертрам, уверившись, что ей не придется привыкать к манере речи и обхождению незнакомой невестки, что она находила в высшей степени утомительным, отнеслась к выбору своего сына весьма благосклонно, хотя и сдержанно.

— Я очень рада, Сьюзен, — сказала она. — Вы с Томом могли бы занять гобеленовую комнату. Уверена, миссис Уиттемор найдет, куда перенести гобелены. Я велю почистить мои гранатовые украшения и отдам их тебе.

Разумеется, у Джулии объявление о помолвке вызвало нескрываемую досаду. Мало того, что презренная кузина Сьюзен, бедная родственница, жалкая приживалка, наглая узурпаторша, завладела Мэнсфилд-Парком и собиралась управлять им по своему разумению, огражденная на правах хозяйки от любых вмешательств, так теперь Джулии предстояло начинать заново искать достойного жениха для своей золовки, чьи постоянные капризы и надменность возбудили всеобщую неприязнь к ней в доме Йейтсов. Собственный брат никогда не любил Шарлотту, а Джулия терпела ее в надежде, что та в самом скором времени выйдет замуж за Тома и утвердится в Мэнсфилде как хозяйка, укрепив положение самой миссис Йейтс.

Узнав о помолвке Тома, Джулия с горечью заметила:

— Какой стыд! Несомненно, мой брат пал жертвой тайных козней. Но можно ли ожидать иного, когда ничтожная интриганка и выскочка вторгается в благородное, честное семейство? Теперь Мэнсфилд потерян для нас навсегда. Отныне нам там не будут рады.

Так и вышло. Визиты Джулии становились все более редкими, а потом и вовсе прекратились: некоторое время спустя умер старший брат Джона Йейтса, что еще на одну ступень приблизило мужа Джулии к вожделенному званию пэра, и семейство Йейтсов покинуло Нортгемптоншир, перебравшись в дом вдовы, дабы зорко блюсти свои интересы.

Мистер Уодем и его сестра задержались, чтобы присутствовать на бракосочетаниях Тома и Сьюзен, а также Уильяма и Луизы Харли — оба торжества решено было отпраздновать в один день. Затем Фрэнк Уодем отправился в Ост-Индию, а Элинор вернулась в свой домик в Камберленде.

— Я буду навещать вас каждое лето, — пообещала она. — Мы видимся не в последний раз. Ведь, в конце концов, это я помогла вам соединиться. Если бы не мое вмешательство, неизвестно, где бы вы сейчас были.