Урок первый: осторожнее с телефонными звонками.

Я никогда не работала в офисе, мои отношения с окружающими, как и финансы, не таили подводных камней. Поэтому я радовалась практически любому телефонному звонку. Видит Бог, когда сидишь в кабинете и смотришь на книжную полку с грудой рукописей, которая каким-то образом умудряется расти, любой разговор предпочтительнее безмолвных страданий.

— Алло?

— Я получила обложку. — Судя по голосу, женщина на другом конце провода то ли сильно простудилась, то ли долго плакала. — Извините… Так расстроилась… Не могла не позвонить вам.

— Я рада, что позвонили. Но… э…

На линии что-то стукнуло, потом вдалеке высморкались. Секундой позже моя собеседница вновь взяла трубку.

— Вы ее видели? Я понимаю, наверняка видели, но мне показалось странным, что вы не прислали сопроводительную записку…

Урок второй: по телефону всегда первым делом нужно представиться.

— Извините, вы, должно быть, что-то напутали. Видите ли… э… я не Джулия.

Пауза. Втягивание соплей в нос.

— Вы не… Я назвала внутренний номер Джулии, и Мюриэль соединила меня с вами.

— Я знаю, но…

— Вы кто?

— Меня зовут Ребекка Эббот.

— Так вот, Ребекка, я — Лу-Энн Селигсон. Пишу под псевдонимом Шанна Форрестер. Я из Вениты, штат Оклахома, и хотела бы поговорить со своим редактором.

Я, как могла, постаралась объяснить: «Джулия родила… и это прекрасно… странно, что вы не слышали… и теперь с ее авторами работать буду я».

— И я рада, что нам удалось познакомиться, пусть и по телефону.

Услышанное Лу-Энн определенно не понравилось.

— Никто меня не предупредил! — ледяным тоном отчеканила она. — И давно она не работает?

Я откашлялась.

— Всего несколько недель…

— Всего несколько! Джулия звонила Дэну?

— Кому? — переспросила я.

Мое невежество повысило градус истеричности голоса на другом конце провода.

— Дэну Уитерби! Моему агенту.

— Э… да, возможно. — По рычанию, которое вырывалось из горла Лу-Энн, я поняла, что ей хочется услышать что-то более определенное. — Видите ли, я не могу точно сказать, кому звонила Джулия, но заверяю вас…

— Дэн мне ничего не говорил!

— Сожалею.

— Готова спорить, он будет шокирован не меньше, чем я! — заявила Лу-Энн. — Джулия всегда была моим редактором. Всегда. Начиная с моего первого романа «Слишком много детей»!

Последующие пять минут я убеждала Лу-Энн, что намерена, как и Джулия, всемерно способствовать успеху ее книг.

— Ну, я очень сомневаюсь, что смогу что-то продать после того, как выйдет книга об этом растлителе малолетних!

Это был вопль. Иначе и не скажешь.

— О растлителе малолетних? — встревожилась я.

— «Преследуя Паулу»! И все из-за обложки!

Зажав трубку между ухом и плечом, я начала лихорадочно рыться сначала в шкафчике, потом в столе и менее чем через минуту держала в руках обложку романа «Преследуя Паулу». Из серии «Песни сердца». Мужчина отдаленно напоминал Бена Аффиека, только виски у него поседели. Он стоял позади девочки-подростка, положив руки ей на плечи. Девочка нервно оглядывалась.

Господи, Лу-Энн была права! Запечатленный в такой позе, герой действительно напоминал растлителя малолетних.

— Гм-м… — Я попыталась дипломатично выпутаться из этой щекотливой ситуации. — У художественной редакции была причина поместить на обложку изображение девочки?

— Это не девочка, это моя героиня! Она библиотекарша, ей двадцать семь лет! Каким образом художественная редакция могла так напортачить, у меня в голове не укладывается!

У меня тоже не укладывалось. За неимением других вариантов я залепетала, что мы попытаемся все исправить…

Урок третий: никогда ничего не обещай.

Положив трубку, я направилась к кабинету Риты.

— Она в наружном офисе, — остановила меня Линдси, прежде чем я успела постучать в дверь.

Я повернулась к ней:

— Где?

— Ты знаешь, по ту сторону входной двери.

Черт! Я шла по коридору, гадая, то ли вернуться к себе, то ли выйти на улицу, но остановилась у двери кабинета Андреа. Решила спросить у нее, как поступают в таких ситуациях. Постучала.

Поначалу до меня донесся шорох бумаги, потом захлопнулась металлическая дверца шкафчика, наконец раздалось:

— Войдите!

Я заглянула в кабинет. Андреа, которая, застыв как памятник, сидела за столом, облегченно выдохнула и потянулась к шкафчику.

— Слава Богу, это ты. — Она достала газету, раскрыла на странице объявлений о приеме на работу. — Частные объявления на этой неделе — просто хлам. Ты заметила?

Закрыв за собой дверь, я направилась к ее столу. Иногда Андреа меня нервировала.

— Я только что получила эту работу, — напомнила я ей.

— Да, конечно. — Она закрыла газету. — И что я могу для тебя сделать?

— Только что звонила авторша. Она расстроена из-за обложки… — И я положила обложку на стол перед Андреа.

Кто знает? Может, все не так плохо, как мне показалось? Может, Лу-Энн увидела то, чего нет?

Андреа отпрянула.

— Ух ты! О чем книга? О каком-то негодяе, который соблазняет девочек, играющих в школьной баскетбольной команде?

Я покачала головой:

— Девочек в книге нет. Героиня — библиотекарша двадцати семи лет от роду.

— Bay! — воскликнула Андреа — в возгласе отвращение перемешивалось с удивлением. — Действительно дерьмовая обложка.

— И что мне с этим делать?

Она уставилась на меня:

— Делать?

— Чтобы ее исправить.

Андреа рассмеялась:

— Это невозможно исправить. Обложка сделана. Видишь? Вместе с названием. Я думаю, уже напечатаны десятки тысяч экземпляров.

— Н-но если я переговорю с Ритой?

Моя идея энтузиазма у Андреа не вызвала.

— А что сможет сделать она? Выдуть на нее магические кольца табачного дыма?

Я все не сдавалась.

— Будучи ведущим редактором, она могла бы…

Теряя интерес к проблеме, Андреа вновь развернула газету.

— Ни один человек в литературной редакции не контролирует редакцию художественную.

— Но как Трой мог пропустить такую обложку? Она же плохая.

— Он, возможно, видел только этого парня с седыми висками, и ничего больше. Я хочу сказать, посмотри на мужчину — определенно симпатичный растлитель детей. Так похож на Бена Аффиека.

— Но…

— Забудь об этом, Ребекка. Скажи авторше, что со следующей обложкой ей обязательно повезет.

Я уселась на стул.

— Да, конечно, но я уже пообещала ей попытаться что-нибудь сделать.

Глаза Андреа широко раскрылись: моя глупость ее шокировала.

— Господи! Что на тебя нашло?

— Она так расстроилась… Джулия ушла и не предупредила ее.

Андреа хмыкнула:

— Джулия! Воды отошли у нее на две недели раньше, и она пулей вылетела отсюда, счастливица.

Я нахмурилась:

— А почему она не взяла дородовый отпуск?

— Вот это самое отвратительное. Муж у нее работает на Уолл-стрит. Он умолил ее остаться дома и нянчить ребенка. Она знала, что не вернется сюда… даже сказала об этом Мерседес. Коза! — Андреа покачала головой. — По-настоящему она так здесь и не освоилась.

— У меня такое ощущение, что я тоже не освоюсь.

Андреа отмахнулась:

— Один месяц в этом розовом гетто, и ты будешь знать все ходы и выходы.

— Розовом гетто? Ты о чем?

— Ты сейчас в нем, сладенькая моя. Издательство любовных романов. Целый мир, который постоянно требует к себе уважения, но ты получаешь за это шиш. Не уважают здесь ни авторов, ни редакторов. Если не проявишь бдительности, он тебя засосет и уже никогда не выплюнет обратно. Застрянешь в этой трясине, как я.

— Но у тебя-то все в порядке, — возразила я. — И готова спорить, ты будешь скучать по этому месту, когда перейдешь на другую работу.

Каким уничтожающим взглядом стрельнула она в меня!

— Ты Ребекка Эббот или Ребекка с гребаной фермы «Солнечный луч»?

Я встала, потянулась за обложкой «Паулы».

— Меня вываляют в грязи, если я не сумею разобраться с этой обложкой.

В коридоре я чуть не столкнулась с Ритой. Но мы обе успели метнуться в разные стороны. Я начала было говорить, но она остановила меня взмахом руки, в которой держала кружку с кофе.

— Совещание у заведующей редакцией, — объяснила она, проскакивая мимо. — Уже опаздываю.

Я последовала за ней, на ходу делясь своей проблемой.

— Что я могу сделать?

— Придумай что-нибудь. Скажи Лу-Энн, что мы пытаемся охватить молодежную аудиторию, вот героиня и выглядит моложе.

— Гм-м… не знаю, успокоит ли это ее. Она очень расстроилась. Джулия не сообщила ей, что уходит из издательства. — Я остановилась как вкопанная, пораженная жуткой догадкой. — Вы не знаете, звонила она хоть кому-нибудь, чтобы сказать о своем уходе?

— Разумеется… Надеюсь, что да. Лу-Энн наверняка исключение. — Рита остановилась у двери конференц-зала, насупилась. — Но ты на всякий случай обзвони всех.

О Боже!

— Тебе все равно следовало это сделать, — добавила Рита. — А мне — сказать тебе об этом.

Я поплелась в свой кабинет, чувствуя, что потерпела поражение. Как я могла сказать женщине, которая скорее всего долгие месяцы трудилась над этим романом, что ее книга увидит свет с этой безобразной обложкой, изображающей растлителя малолетних? Лу-Энн будет страдать. Возненавидит меня.

Решит, что я — пустое место.

Войдя в кабинет, я увидела Касси — та стояла перед моей полкой, перебирая папки с рукописями.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я.

— Забираю кое-кого из твоих авторов.

— Что?

— Всего четверых. — И добавила после театральной паузы: — Пока.

— Рита ничего не говорила насчет того, что я должна отдать тебе своих авторов.

При упоминании Риты она презрительно скривилась:

— Разумеется, не говорила. Риты все утро не было. И я понятия не имею, где была ты, но мой телефон не переставал трезвонить.

— Почему? Из-за Лу-Энн?

Касси рассмеялась.

— Нет, просто авторы любовных романов сообщают друг другу, что Джулия уволилась и оставила новенькой всех, с кем работала. Новенькой, которая даже не знает, как выглядят буклеты с перечнем изданных книг!

— Я думала… — Минутку. Я похолодела. — И как кто-то мог об этом узнать?

Касси молчала, осознав, что прокололась, потом мотнула головой.

— А что, по-твоему, я должна была отвечать встревоженным авторам, которые мне звонили? «Не повезло вам, придется работать с этой новой пташкой, которая ничего не знает»? Авторы не идиоты, Ребекка. На кону их карьера.

— Их карьера или твоя?

Она ухмыльнулась, хватая толстую рукопись с моей полки. Мерзкая воровка.

— Я не новичок, — солгала я. С другой стороны, один-то день я уже продержалась.

— Точно. И помощь в написании мемуаров какой-то старушке равноценна четырем годам работы в издательстве?! Не подумай, что я жалуюсь. Жизнь несправедлива. Я всегда это знала.

Я сощурилась:

— Несправедливо забирать себе рукопись до того, как я переговорила с авторами.

Но призывами к справедливости Касси Сондерс, конечно, было не пронять. Рита ушла на совещание, так что в этот момент я могла только наблюдать, как Касси уносит свою добычу.

После ее ухода я упала на стул, лицо пылало от обиды. Наверное, мне следовало решительно ворваться к ней в кабинет и запихнуть в горло одну из украденных рукописей. Вместо этого я сидела и гадала: а может, мне воздали по заслугам? И решила, что, возможно, так оно и есть. Потому что, в конце концов, я заняла не свое место.

И требовалось лишь время для того, чтобы это стало известно всем.

Зазвонил телефон, и (еще не выучив первый урок) я автоматически сняла трубку.

— Я говорю с этой гениальной девушкой?

Какой-то мужчина явно ошибся адресом.

— Ребекка Эббот. Слушаю.

— Совершенно верно, Ребекка Эббот. Выдающийся редактор, как я слышал.

С моих губ сорвался нервный смешок.

— Я знаю… неизвестность убивает. Меня зовут Дэн Уитерби. — Имя и фамилия показались знакомыми, но я не могла вспомнить, где их слышала. — Агент Лу-Энн Селигсон.

— Да! Конечно! — Внезапно у меня возникло желание залезть под стол и заплакать. Не была я готова к этому разговору. — Как я понимаю, вы узнали о нашем разговоре с Лу-Энн.

— Да, и приношу свои извинения. Джулия позвонила мне, перед тем как ушла с работы, а я забыл предупредить Лу-Энн. Так что посыпаю голову пеплом.

Сквозь облака забрезжил солнечный свет. Но оставался еще растлитель малолетних.

— Эта обложка…

Он рассмеялся:

— Не волнуйтесь. Я думаю, на пару мы убедили Лу не устраивать скандал.

«Мы убедили?»

«Мы?»

Какое приятное, однако, слово. Я разом приободрилась. Внезапно осознала, какой дружелюбный тон у Дэна Уитерби.

— Я пыталась хоть что-то сделать…

— Я сказал Лу-Энн, что вы обязательно попытаетесь, — прервал меня Дэн. Как он догадался? Вернее, как пришел к этому далеко не самому логичному выводу? Он же вообще ничего обо мне не знал. — Я объяснил Лу-Энн, что на этом этапе практически ничего изменить невозможно.

— Правда?

Внезапно я задалась вопросом, как выглядит Дэн Уитерби. Голос у него был как у Рассела Кроу, когда тот говорил без австралийского акцента. Я откинулась на спинку стула. Мне нравился Рассел Кроу, если оставить в стороне проблемы поведения, свойственные многим, если не всем кинозвездам.

— И еще сказал Лу-Энн: если у вас даже половина тех достоинств, которые перечислила мне Мерседес в телефонном разговоре пятнадцатью минутами раньше, то она попала в отличные руки.

Мерседес, однажды допустив ошибку, не меняла своего мнения. Благослови ее Господь.

— Не знаю, что… — скромно зачирикала я.

Он рассмеялся.

— Я сказал Лу-Энн, что новый редактор — это даже к лучшему. Потому что вы, вероятно, будете прилагать дополнительные усилия, работая над ее очередной книгой.

Я поклялась, что приложу.

В тот момент не имело совершенно никакого значения, выглядел ли Дэн Уитерби как Рассел Кроу или как обычная дохлая ворона. Он мог быть страшнее Квазимодо, но я точно знала, что уже по уши влюблена в него. Так действовал на меня его голос.

Мы обменялись еще несколькими фразами, прежде чем он положил трубку. Я заверяла его, что еще не оставила попыток поменять обложку к роману «Преследуя Паулу», он же говорил, что и так все образуется и вообще он чувствует, что таких редакторов, как я, еще нужно поискать. Короче, после нашего разговора настроение у меня резко улучшилось.

Я сидела и наслаждалась тем образом, который Дэн Уитерби впечатал в мое сознание. Я из тех, кто умеет разрешать проблемы. Не пасует перед трудностями. Добивается своего, решительно доказывая собственную правоту.

Секунды текли. Образ начал тускнеть.

Я вновь стала сама собой.

Посмотрела на часы в правом нижнем углу монитора и ахнула. Почти полдень! Я все утро пробегала с этой обложкой.

А ведь нужно звонить авторам!

Я просмотрела список, вычеркнула имена четверых, чьи рукописи украла Касси, подумала о китайском ресторане, который обнаружила за углом. Большая порция курицы в лимонном соусе и пекинские равиоли добавили бы мне храбрости.

Правда, могла отлететь пуговица на юбке, которую утром я застегнула с таким трудом…

Желудок урчал. Жалкий пакетик с ленчем, который я принесла из дома, насмехался надо мной. Разве я могла звонить двадцати одному… нет, семнадцати авторам, подкрепившись всего лишь салатом с тунцом и яблоком? Авторам, которые уже знали, что я — круглая идиотка, а может, и хуже.

Курица в лимонном соусе, курица в лимонном соусе, курица в лимонном соусе.

Вздохнув, я сняла телефонную трубку и набрала номер. Очень хотелось побыстрее с этим покончить.

К половине шестого я превратилась в выжатый лимон. Мало того что три часа разговаривала с авторами, так в самом начале пятого на пороге моего кабинета появилась Джейнис Уанч со списком долгов. За неполный день он удлинился еще на добрые полстраницы. Что-то — возможно, взгляд Джейнис — подсказывало мне, что я нерационально расходую рабочее время.

В конце дня я наполнила сумку «домашним заданием» и поплелась к лифту.

— До свидания, Ребекка, — попрощалась со мной Мюриэль. Телефоны молчали, но наушники на голове показывали, что она готова тут же ответить на телефонный звонок. Вот уж кто не тратил впустую ни секунды.

— До свидания.

— Собираешься поработать вечером?

Я пробурчала в ответ что-то неразборчивое.

Последовала пауза. Мюриэль не сводила своих немигающих глаз с меня, а я уставилась на двери лифта. Наконец они разошлись.

В кабине уже стоял мужчина, которого я узнала. Поначалу решила, что он кинозвезда или какая-то знаменитость, потом вспомнила: это тот самый красавчик, с которым я поднималась в лифте в день моего первого собеседования в «Кэндллайтс букс». Он еще посоветовал мне не нервничать и предупредил о помаде на зубах. Должно быть, подумал, что я бестолочь.

— О, привет! — поздоровался он, узнав меня.

Выглядел он таким же свеженьким, как в утро нашей первой встречи, тогда как на мне, несомненно, сказались тяготы рабочего дня. Волосы, которые я не расчесывала с восьми утра, патлами падали на уши, макияж выцвел под флуоресцентными лампами, от долгого сидения юбку обезобразили складки. Я не подходила под стандарты красавчиков. Они любили красивое окружение.

— Значит, вы получили работу, — продолжил он. — Поздравляю.

Мне хотелось поплакать у него на плече.

— Спасибо. Теперь я очень хорошо понимаю смысл фразы: «Будь осторожна с желаниями».

— Это всего лишь синдром новой работы. Пройдет, когда вы получите первый чек.

Чек! Как-то совсем об этом забыла, хотя именно ради чека я сюда и нанялась. И теперь получение чека вдруг стало ассоциироваться у меня со светом в конце тоннеля. Или морковки перед ослом. За все страдания в конце концов заплатят. От одной этой мысли спина выпрямилась, плечи расправились.

На первом этаже Красавчик подержал дверь, дожидаясь, пока я выйду из здания первой (как и положено галантному кавалеру).

— До свидания, — попрощался он со мной.

— До свидания, — ответила я и зашагала к станции подземки куда более приободренная, чем в тот момент, когда входила в кабину лифта. Да, красавчик мне требовался двадцать четыре часа в сутки. Красавчик карманного формата.

С другой стороны, не помешал бы и полноразмерный красавчик.

Поезд долго не приходил, потом умудрился остановиться в тоннеле, поэтому к себе на третий этаж я поднималась чуть ли не в семь часов. Дверь открылась, из квартиры выскочил Максуэлл со скоростью циркача, которым только что выстрелили из пушки. Он вибрировал от распиравшей его энергии и оглушительно залаял. Наконец, видя, что его энтузиазма недостаточно для того, чтобы я ускорилась, уселся на верхней ступеньке и, виляя хвостом, стал наблюдать, как я преодолеваю последний пролет. Глядя на эти обожающие глаза и смешные, с висящими кончиками ушки, я не могла не улыбнуться.

Флейшман ждал, привалившись к дверному косяку.

— Как прошел день?

Ответить было непросто, потому что я не знала, хватит ли у меня синонимов к слову «плохо», чтобы охватить все свершившиеся за день события. Я переступила порог со щенком на руках и опустила его на пол. В квартире теперь пахло собакой.

— Где Уэнди?

— Как это «где»? Заточена в гулаге Нью-Йоркского университета.

Я плюхнулась на диван — прямо на Макса. И как только он успел так быстро туда запрыгнуть? Вероятно, тренировался, не тратил время попусту. Я позволила ему забраться мне на грудь и лизнуть в подбородок. Слишком устала, чтобы сопротивляться.

— Ты в порядке?

Я разлепила один глаз. Флейшман наклонился надо мной, на лице его отражалась тревога — совсем как у прохожего, который остановился на улице рядом с застывшим на лавочке бомжом, пытаясь понять, жив тот или умер.

— Отлично.

— Я рад. Как насчет обеда?

Я покачала головой.

— Перестань, Ребекка. Ты должна есть.

— Не должна. Еда это только затягивает.

— Что «это»?

— Мою жизнь.

— Ты же не села на диету? — обеспокоился Флейшман.

— Я слишком устала, чтобы есть.

— Лучшее средство от усталости — прогулка.

Мне пришлось собрать последние силы, чтобы поднять голову и гневно глянуть на этого маньяка.

Он нетерпеливо улыбался. Как и щенок.

— Максуэлл и я целый день просидели дома. Нам просто необходимо подышать свежим воздухом!

Значит, он опять прогулял работу, а теперь хотел, чтобы я выгуляла собаку?

— И я хочу, чтобы ты рассказала мне о своем дне.

Я позволила себя убедить. Особенно после упоминания слова «мороженое». Переоделась в кроссовки и велосипедки, и мы вышли за дверь: мой сосед по квартире, моя собака и я. Впервые мы вместе повели в парк маленького Макса.

Уэнди была права. Совместное владение собакой сближает. Но что в этом плохого? Я знала, сколь опасны подобные мысли (позволить себе воспарить на крыльях надежды), но нам с Флейшманом было что вспомнить. Поэтому иногда я, скажем так, испытывала к нему нежные чувства… и разве это ужасно?

Когда я видела, как Уэнди или одна из моих сестер покачивает головой, выражая неудовольствие по поводу наших отношений с Флейшманом, мне хотелось кричать. Двадцать первый век на дворе или нет? В их головах (особенно это касалось моих родственников) не укладывалась вся сложность нынешних взаимоотношений между полами. Но безусловно, мы с Флейшманом уверенно продвигались к той точке на шкале этих взаимоотношений, где мужчина и женщина могли быть друзьями.

Такая позиция, однако, не мешала мне иной раз пожалеть себя и, где-то, Салли Ли, даже всплакнуть из-за того, что Флейш меня не любил. Я же, в конце концов, не каменная. Даже одной мысли о фильме «Когда Гарри встретил Салли», который большинство женщин считают самым добрым фильмом прошлого столетия, хватало для того, чтобы на неделю выбить меня из колеи. Я знала, нутром чувствовала, что у нас не будет большого нью-йоркского хеппи-энда.

Видите? Я не полностью оторвалась от земли.

Просто встреча с Флейшманом для меня все изменила.

Ладно, ладно, все изменил вес — минус сорок пять фунтов. Но Флейшман был первым, кто увидел меня такой, какой я и хотела представать перед мужчинами… другими словами, не толстой неуклюжей простушкой. Может, все дело во мне — клюнула на первого же, кто обратил на меня внимание, — но, так или иначе, первый год в колледже мы прожили душа в душу.

Соответственно на следующий год, когда мы разбежались, все пошло наперекосяк. Но я хотела справиться с возникшими трудностями. Хотела не терять головы. Нельзя провести первые восемнадцать лет жизни в изгоях общества, не выработав средств самозащиты. Просто друзья? Ладно, пусть будет так.

Но, по правде говоря, если я пыталась представить себе, что просыпаюсь субботним утром, а его нет рядом, у меня начинало щемить сердце.

— Так что случилось на работе? — спросил он.

Я ответила, что это не интересно. Он настаивал на обратном. Я уклонялась от ответа. Он не отставал. Мы остановились, чтобы купить мороженое.

А потом пошло-поехало. Я рассказала ему о Лу-Энн, обложке с педофилом, предательстве Касси, необходимости обзвонить всех авторов, которым меня представили круглой идиоткой, Джейнис Уанч и удлиняющемся списке моих долгов. Рассказала и почувствовала безмерное облегчение.

Пока я жаловалась, Флейшман сидел напротив меня за металлическим столиком, практически не притрагиваясь к ванильному мороженому. Откровенно говоря, я рассчитывала на меньшее: меня вполне устроили бы несколько сочувственных кивков.

Когда же я закончила, одновременно отправив в рот последнюю ложечку кокосового мороженого с изюмом, заговорил он.

— Форменное безобразие! — воскликнул Флейшман. — Завтра утром ты первым делом должна зайти к этой Касси, первым делом, Ребекка, и потребовать вернуть авторов!

— Не уверена, что я способна это сделать.

— Разумеется, способна. Скажи ей, чтобы отвалила. — Он сощурился. — Кого она взяла? Хороших авторов?

Я пожала плечами:

— Не уверена. Я до сих пор не знаю, какие у меня авторы. И потом, я и так по уши завалена работой. Может, оно и к лучшему.

У него отвисла челюсть.

— Это же принципиальный момент, черт побери. По крайней мере ты должна поставить в известность своего босса.

— То есть наябедничать?

— Ты должна наябедничать.

— Но разве этим я не докажу свою слабость?

Он шлепнул салфеткой по столу.

— Слушай, тебе пора принимать таблетки злости. Это деловой мир, Ребекка. Ты должна показывать, а то и пускать в ход коготки.

Я знала, он хотел мне помочь, но не могла не подумать: «А что он знает о нравах делового мира?» Последние шесть месяцев Флейшман трудился в телемагазине неполный рабочий день. Ранее — три месяца в журнале «Театральный мир». До того — один день обслуживал зрителей в кинотеатре «Анжелика», откуда его выгнали, потому что он швырнул картонное ведерко для попкорна в мужчину, который громко говорил по мобильнику на фильме с Жюльет Бинош.

К счастью, ведерко оказалось пустым. К несчастью, бросил Флейшман его в Мартина Скорсезе.

Но я не стала об этом напоминать. Он же старался мне помочь.

И может, он прав: не следует мне проглатывать все подряд.

— Если ты не будешь сопротивляться, — предупредил он, — то превратишься для этой Касси в личную девочку для битья.

Я вздохнула:

— Если бы я могла поменяться с ней местами.

Он изогнул бровь.

— Это как?

— Думаю, она извелась из-за того, что я оказалась на ступеньку выше. Для меня не важно, младший я редактор или помощник редактора. Вот мне и хочется сказать: получай свое повышение, только отстань от меня. Меня интересует только одно: чек, который выписывают за работу.

Флейшман аж подпрыгнул на стуле, вцепился руками в волосы.

— Да что же это такое? — Он устремил взгляд к небесам, вероятно, призывая на помощь Всевышнего, потом потянулся через стол, чтобы взять меня за руку. — Прежде всего ты ни в коем случае не должна поступаться своими правами, понимаешь? Никогда. Да, тебе улыбнулась удача. Так кто же поворачивается спиной к ее улыбке? Понимаешь?

Я рассмеялась.

— Эта Касси — типичная ЧЗС, — поставил диагноз Флейшман.

— Кто?

— Чокнутая завистливая сучка. Ее нужно раздавить.

— Точно. И кому, как не мне.

— Ты обязана, Ребекка. Это наш долг перед человечеством — остановить эту женщину, прежде чем она двинется дальше по тропе чокнуто-завистливой стервозности. Ты на это не напрашивалась, но такова теперь твоя миссия.

— И что же мне делать?

— Для начала будь настороже. Если потребуется, запирай кабинет.

Я рассмеялась.

— Я серьезно. Не предоставляй ей возможности вновь войти туда в твое отсутствие. И второе: при каждом удобном случае ставь ее на место. Указывай на жалкие карьерные достижения. Ты уже встала на ступеньку выше. Ты способна на многое, Ребекка! Посмотри, как далеко ты продвинулась в издательском мире благодаря ошибке! И я знаю, где-то глубоко в тебе прячется железный стержень, который даст о себе знать! Ты — женщина, которая за четыре месяца похудела на сорок пять фунтов, помнишь? Ты недооцениваешь ум и крепость характера, которые заложены в тебе.

Черт! Он ведь прав. Почему я не могла добиться успеха?

Оставалась только одна проблема. В глубине души я чувствовала, что обманываю себя. Пока Флейшман говорил, я верила, что смогу триумфально выйти из сложившейся ситуации. Но в отсутствие его поддержки оптимизма у меня хватало минут на десять.

И пока мы прогуливали Максуэлла по нашему крошечному парку, моя уверенность в себе сдулась до привычного уровня.

— У меня столько долгов, Флейшман, а у Касси все тип-топ.

— Подтянешься, — заверил он меня.

— Как?

— Начнем прямо сегодня. Сначала постараемся разобраться с твоими долгами. KMC. При этом испечем пирожные.

— Пирожные? О чем ты?

— Тебе пора завоевывать друзей и оказывать влияние на людей.

— С помощью пирожных? — спросила я. — Это же контора.

Он кивнул:

— Не важно. Еще не родился человек, которому не понравились бы шоколадные пирожные Натали Флейшман.

Мне пришлось придержать язык. Он говорил об очень вкусных пирожных.

— Но я думала, их печет кухарка…

— Я позвоню и узнаю рецепт. У нее есть. Она собирает рецепты, пусть и сама давно уже ничего не печет.

— Не слишком ли много работы для вечера буднего дня?

— Будний не будний, какая разница? Мы это сделаем.

Я почувствовала, как мои губы изогнулись в несколько натянутой улыбке.

— Не знаю, может, ты сам не замечаешь, но очень уж часто с твоих губ слетает слово «мы».

— Я собираюсь тебе помочь.

— Никогда не видела, чтобы ты пек пирожные.

— Значит, ты будешь печь, а я займусь редактурой.

— Что?

— Почему нет? Они будут проверять твой почерк, чтобы убедиться, что ты все сделала сама? Кто заметит?

И опять он был прав.

Тревожные колокольчики зазвенели в моей голове, но я не могла понять, с чего бы. Мы с Флейшманом постоянно помогали друг другу. В колледже на некоторые из его сочинений я потратила столько времени, что могла считаться автором. У нас было полным-полно общих вещей. Даже деньги…

Так отчего такая реакция на предложение помочь по работе?