Атом натягивает штаны и по пожарному столбу летит в гараж. Едет сквозь догматическую показуху, «Тараканий Разворот» в магнитоле. Пуля стесала краску. Что получится, думает он, если жажда убийства у водителя и стопщика сравнима? Смотреть на город честным взглядом – всё равно, что вгрызаться в карамельку гнилыми зубами.

В тяп-ляповом жилом массиве в Кране разместилась квартира Мэдисон Барбитур. Два парня на дорожке спаррингуют в боксёрских перчатках, сделанных из темперных меренг. Проходя мимо, Тэффи видит, что на самом деле на руках у них свинченные деревянные головы статуй Девы Марии.

Наверху Мэдди вводит его внутрь и отходит в сторону.

– Как они висят?

– Геометрически.

– Я как раз смешивала антифриз.

– Думаю, мне он пригодится. Думаю, всем нам пригодится. Джеду нужна помощь.

– Готова предположить самое дикое.

– Просто порванная жабра. У нас был посетитель, приходил за неприятностями. Как же это банально, солнышко.

М:›дди сделала заморозку священных измерений. Иногда Атому жаль, что нельзя поцеловать её прямо в мозг. Её глаза, в пику господствующему принципу, открыты. Она ангел, настолько же реальный, как кости в её теле. – Ты замутнён, Тэфф. Это ликование – оно явно нездоровое.

Атом берёт стакан синевы.

– Здоровье субъективно. Я верю, что эволюционирую.

– Точно – в мертвеца.

– Где твоё воображение?

– В медицинском кабинете. – Она разглядывает его поверх стакана. – Ты на проказе, Тэфф? У тебя лоб пульсирует не хуже сердца.

– Здоровая психика – девственность разума, солнышко. Угости амортизатором. – Она раскуривает его в своих губах и передаёт ему. Он от души затягивается. – Знаешь девушку по имени Китти Стиклер?

– Конечно. Блондинка стандартной комплектации. Все отличительные черты убраны. Отвергает мужиков, которые её сроду не замечали. Ходят слухи про интеллект, но ничего убедительного. Поёт во Дворце Креозота.

– В клубе стрелков?

– Качественное обаяние запаса живцов. Канделябры резиновые – там не любят случайностей.

– Похоже, моё заведение.

– Ага – грохочущие поддельные небеса.

– На это я и рассчитываю. Лучшая вмазка в этой кладбищенской стране – добиваться результата.

– Результативность. – Она стоит прямо перед ним, смотрит в его глаза и сквозь них. – А программа снятия зависимости есть?

Атом хихикает.

– Ты и твой влажный ротик. – Он созерцательно втыкает на свою папиросу. – Я почти подсел на тебя, солнышко.

– Не смеши меня, – говорит она, – своими угрозами.

Дворец Креозота – последнее слово общественных беспорядков. Суженые философий, таких же разнообразных, как Мальро, собираются под одной крышей, дабы предаваться свирепой лживости и взрывному высокомерию. Единственная надежда отвлечь этих ублюдков – выпихнуть на сцену дурочку и заставить её подать голос.

Эту роль играет Китти Стиклер – поёт здесь классику «Бежевых Почек», где перечисляются хирургические насилия, и представители всех полов сообщают, что благоволят к женским формам. Она чирикает без намёка на иронию, сама перенесла каждую косметическую операцию из списка. Её тело настолько подогнано под медиа-стандарт, что едва регистрируется сетчаткой. Похоже, она неспособна завязать. Где-то есть узел – однажды он поддастся.

Атом входит, обращая ионный заряд воздуха. Статистика вероятности поляризуется. Пытаясь заметить девушку, он перефокусируется, пока она не затумани-вается в поле зрения, словно поющий поток патоки. Даже на этих частотах она похожа на вульгарную рек-ламку без следа настоящего продукта. Атом шагает между столов, достигая сцены раньше, чем течение его пустоплаща.

– Извините, мэм… -Эй!

– … меня зовут Атом, мне надо задать вам пару вопросов, смею выразить уверенность, вы поймёте. Знаете пария, размахивающего именем Джо Анисовое Семя?

Что за чёрт, кто ты такой, говоришь? – Вблизи она похожа на призрак, её лицо словно напылено аэрографом, Вали с моем сцены.

– Вы связаны с кидалой Гарри Фиаско?

– Затусуй свои вопросы себе в очко!

– Прошу сообщать только факты, мэм. Аудитория начинает обращать внимание, ощущая

некую активность на сцене.

– Я не знаю никакого Анисового Семени и не видела Гарри несколько недель. Эй, Сэм, убери этого гондона со сцены!

Сэм, лаская крыльями бензопилу, кратко бычится бестелесным голосом.

Толпа косеет, когда Китти, поддерживаемая лишь светом рампы, обиженно шествует со сцены.

– Леди и джентльмены, – говорит Атом, – если только вы доставите мне радость. Я определил музыкальную ноту для каждой степени человеческой лжи. Вот мой перевод инаугурационной речи президента. – И он вытаскивает кларнет.

Доктор ДеВорониз сущий труп – за исключением рта, который окукливается и щерится, как у обезьяны. Неживой, как тело в брезентовом мешке, он стоит у настольной лампы ради классического эффекта подсвеченной маски.

– Полагаю, это полный успех, мистер Кэндимен, и он принёс мне огромную порцию удовольствия.

– Вполне допускаю, сэр, – говорит толстяк в отельном кресле. – Что теперь нужно – суметь вернуть орган. Нельзя допустить, чтобы его вывезли из города.

– Не самое сложное задание, в конце концов.

– Есть одна вещь, которую я усвоил, доктор, что простота – это чистая доска, которую в обязательном порядке забрасывают и поносят с галёрки. Пора отправляться назад, сэр, – не хочу, чтобы Туров там лез в разговоры и вмешивался в ситуацию.

Дверь с шумом распахивается и ошарашенный Туров вваливается внутрь.

– У меня кровь идёт носом, – рыдает он, потом видит ДеВорониза и замирает. – А он что здесь делает?

– Доктор ДеВорониз как раз собрался уходить, мистер Туров.

ДеВорониз низко кланяется. – Успехов, – хрустит он и выходит, не разгибаясь. Он движется со скоростью размножения столов. Проходя мимо Джоанны в дверях, он склоняется ещё ниже и исчезает.

– Чего тут бродит эта тварь? – спрашивает Туров, вздрагивая. – Он напоминает мне насекомое, что лишь снаружи кажется мёртвым.

– Неотразимая метафора, сэр, и более точная, чем вам кажется. ДеВорониз настолько умён, что едва может разгуливать без толкователя. В любом случае, мы скоро снимаемся в другой отель. Но как прошло ваше задание – этот Атом принял наше предложение?

С сузившимися зрачками Туров промокает лоб надушенным платком.

– Принял? Нашему предложению обрадовались, как летучей мыши на фабрике липучек. Офис Атома – чёртова комната ужасов. Джоанна утверждает, что его укусила собака, и я склонен ему поверить. Представляете, против нас выставили жёсткое шутовство. Мы стремительно скрылись – моя честь задета, вы же понимаете. Этот слабоумный идиот думает, что выходить из машины на ходу и бежать, в то время как она продолжает двигаться – мудрое решение.

Кэндимен испускает жирный смешок.

– Есть идея. Чтобы воздержаться от исполнения, надо дать жизни покинуть тебя, а, Джоанна? Закрой дверь и расслабься.

– И он ушёл каким-то переулком, – продолжает Туров, – а мне пришлось охотиться за ним, как отцу за убежавшим ребёнком. – Он падает в кресло, а Джоанна закрывает дверь. – Я почти уже решил плюнуть на него, но я… не умею водить.

Кэндимен смотрит на карманные часы, еле слышно хихикает и перекладывает их в куртку.

– Ну и ладно. Не успех, конечно. Но красноречие, как медовые соты, жуют ради удовольствия, а не во имя учёбы. От деталей меня избавьте.

– Детали? – повторяет Туров, вытягиваясь вперёд, локти упираются в колени. Похоже, ему приходится претерпеть некую внутреннюю борьбу. Наконец он за-рывается лицом в платок и качает головой.

– Джоанна, тогда присядь, мой мальчик. И расскажи мне о своём впечатлении об этом Атоме.

Джоанна топочет вперёд и усаживает свои огромные телеса на крошечную деревянную табуретку. Его лицо раскрывается, как просвет в грозовом облаке.

– Умник, – рокочет он.

ДНЕВНИК АТОМА

Опишу своё восприятие. Скелет с иглой и нитками. Он живёт в доме, наполненном якорями и огнемётным оборудованием. Снаружи – нитяной буран. Власти – как скорпион в исполинском грузовике. Изнурённые граждане обвисают, как боксёры в клинче. Цельная оболочка Бога отвергнута на краю вселенной. Не хватает только ворона с планом по ту сторону жёстких глаз.