Алекс Морс шагала через вестибюль нового университетского медицинского центра с таким решительным видом, словно была настоящим доктором. На самом деле она не имела отношения к нему и работала переговорщиком в ФБР. Двадцать минут назад Алекс сошла с самолета, прилетевшего из Шарлотты, штат Северная Каролина, в Джексон, штат Миссисипи, чтобы навестить старшую сестру, которую увезли на «скорой помощи» прямо с матча Малой лиги. Весь последний год пролетел под знаком горя и потерь, и Алекс чувствовала, что это еще не все.

Подойдя к лифтам, она скользнула взглядом по дисплеям и увидела спускавшуюся вниз кабинку. Морс нажала кнопку и стала нетерпеливо покачиваться на каблуках. Больница, подумала она с горечью. Сама Алекс только накануне выписалась из нее. Но цепь трагедий началась с отца. Полгода назад Джима Морса подстрелили во время ограбления, и он умер как раз в этом центре. А еще через два месяца матери поставили диагноз «рак». Она прожила больше, чем предполагали врачи, но развязка могла наступить в любой момент. Потом тот случай с Алекс. И вот теперь Грейс…

Раздался мелодичный звук, и дверь открылась. В глубине лифта у стены стояла молодая женщина в белом халате, накинутом поверх одежды. Вид у нее был абсолютно измученный. Стажерка, догадалась Алекс. Она вдоволь насмотрелась на них за последние три месяца. Женщина взглянула на вошедшую в кабинку Алекс и опустила голову. После ранения Алекс так часто видела эту мизансцену, что уже даже не злилась. Ощущала лишь усталость и тоску.

– Какой этаж? – спросила женщина, подняв руку к панели и стараясь не смотреть на нее слишком прямо.

– Нейрохирургия, – буркнула Алекс, ткнув пальцем кнопку с номером «4».

– Я еду в цоколь. – На вид стажерке было лет двадцать шесть – на четыре года моложе Алекс. – Но потом сразу подниму вас.

Алекс кивнула, выпрямила плечи и стала разглядывать менявшиеся над дверью цифры. После того как матери поставили диагноз, Алекс постоянно летала из Вашингтона, где тогда жила, в штат Миссисипи, чтобы хоть как-то утешить Грейс, которая разрывалась между своей учительской работой и ночными дежурствами у постели матери. Времена Гувера миновали, и ФБР старалось с пониманием относиться к семейным проблемам своих сотрудников, но в случае с Алекс заместитель директора выразился абсолютно ясно: разовая отлучка на похороны родителей – это одно, а регулярные поездки за тысячу миль на сеансы химиотерапии – совсем другое. Но Алекс никого не слушала. Она наплевала на систему и научилась жить без сна. «Я смогу это выдержать», – твердила она себе и действительно держалась, пока вдруг не случился срыв. Главная проблема была в том, что Алекс не подозревала о срыве до тех пор, пока кто-то не разрядил дробовик в ее плечо и правую часть лица. Бронежилет надежно защитил тело, но с лицом дело обстояло гораздо хуже.

Для человека своей профессии Алекс совершила непростительную ошибку, и цена была соответствующей. Преступник выстрелил сквозь стеклянную перегородку; в результате то, что могло сойти за чудесное спасение (две дробинки волшебным образом прошли сквозь голову, не затронув мозга), превратилось в чудовищную мясорубку. Тысячи осколков вонзились в ее щеку, челюсти и ноздри, сорвав кожу и раздробив кости. Пластические хирурги наобещали Алекс многого, но результаты пока были не блестящи. Они заверили, что огненно-красные червяки на лице со временем поблекнут (правда, пунктирные следы на коже никуда не денутся) и люди несведущие даже не заметят операции. Алекс сомневалась. Хотя по большому счету – что такое изуродованное лицо? Через пять секунд после первого выстрела другой человек сполна заплатил за ее ошибку.

С тех пор прошло двенадцать недель. В первые, самые кошмарные дни после перестрелки Грейс трижды прилетала в округ Колумбия, чтобы побыть с Алекс, хотя ее и без того до предела вымотал уход за матерью. Грейс была прирожденной мученицей, верным кандидатом в семейные святые. И вот злая ирония – теперь она сама лежит в реанимации, и ее жизнь висит на волоске.

Почему? Уж точно не из-за кармы. Грейс поднималась по ступенькам стадиона, чтобы посмотреть, как десятилетний сын играет в бейсбол, и вдруг потеряла сознание. Грейс рухнула вниз по лестнице, опустошив кишки и мочевой пузырь. Через сорок минут компьютерная томография обнаружила у мозгового ствола сгусток крови, его было вполне достаточно, чтобы отправить Грейс на тот свет. Алекс плавала в бассейне, когда до нее дошла эта весть (словно неизбежная расплата после той страшной перестрелки). Мать слишком волновалась и невнятно говорила по телефону, но нескольких слов было достаточно, чтобы Алекс бросилась в аэропорт.

Как только лайнер коснулся взлетной полосы в Атланте, Алекс достала свой смартфон и позвонила мужу Грейс, с которым не смогла связаться до отлета. Билл Феннел сообщил, что поначалу все выглядело не так уж страшно – частичный паралич правой стороны, общая слабость и небольшое нарушение речи, – но положение со временем ухудшилось, и врачи считают, что это плохой признак. Невролог прописал Грейс ТПА – сильнодействующее средство, способное рассасывать кровяные сгустки, однако довольно опасное само по себе. Билл Феннел был крепким парнем, но его голос дрожал, и он просил Алекс поторопиться.

Она снова связалась с ним, когда самолет сел в Джексоне. Билл со слезами рассказал, что случилось за последний час. Грейс продолжала дышать самостоятельно, но впала в кому и могла умереть раньше, чем Алекс доберется из аэропорта. Ее охватила паника, какой она не испытывала с детства. «Боинг» еще только подползал к терминалу, а Алекс уже схватила свой ручной багаж и зашагала к выходу. Стюард преградил ей путь, но она ткнула ему в нос удостоверение агента ФБР и потребовала как можно скорее доставить ее в терминал. В аэропорту она промчалась через зал и без очереди взяла такси, опять махнув удостоверением и пообещав водителю сто долларов, если он домчит ее в медицинский центр со скоростью сто миль в час.

Теперь Алекс, выходя из лифта, вдыхала резкий больничный запах, мысленно переносивший ее на три месяца назад, когда кровь хлестала из ее лица, точно из прохудившегося крана. В конце коридора высилась огромная деревянная дверь с надписью «Отделение нейрохирургической реанимации». Алекс распахнула ее, будто новичок-парашютист во время первого прыжка, готовясь услышать почти неизбежное: «Прости, Алекс, уже поздно», – и упасть в головокружительную пропасть.

Реанимация состояла из двенадцати стеклянных палат, тянувшихся вокруг поста сиделки в форме буквы U. Часть палат была задернута занавесками изнутри, но за прозрачной стеной в одной из них Алекс увидела Билла, говорившего с женщиной в белом халате. Огромный Билл нависал над ней, как башня, но красивое лицо было искажено тревогой, и женщина, судя по всему, пыталась успокоить его. Почувствовав присутствие Алекс, Билл поднял голову и замолчал на полуслове. Она направилась к палате. Билл бросился навстречу и прижал ее к своей груди. В таких случаях Алекс всегда чувствовала себя неловко, но сейчас не могла уклониться от объятий. Да и зачем? Они оба нуждались в поддержке, в ощущении близости и семейного единства.

– Ты прилетела вертолетом? – спросил Билл глубоким басом. – Как тебе удалось добраться так быстро?

– Она жива?

– Грейс еще с нами, – ответил Билл странно формальным тоном. – Пару раз приходила в сознание. Спрашивала о тебе.

У Алекс замерло сердце, но прилив надежды вызвал слезы на глазах.

Женщина в белом халате вошла в палату. Она выглядела лет на пятьдесят, у нее было приятное, но строгое лицо.

– Это невролог Грейс, – объяснил Билл.

– Меня зовут Мередит Эндрюс, – представилась женщина. – А вы та, кого Грейс называет Кей-Кей?

Алекс не удержала слез. Кей-Кей – ее семейное прозвище, произведенное от второго имени – Кэроли.

– Да. На самом деле я Алекс. Алекс Морс.

– Специальный агент Морс, – нелепо добавил Билл.

– Сестра спрашивала обо мне? – спросила Алекс, вытирая щеки.

– Грейс только о вас и говорит.

– Она в сознании?

– Сейчас – нет. Мы делаем все, что можем, но вы должны готовиться… – Доктор Эндрюс бросила на нее оценивающий взгляд. – Должны готовиться к худшему. Грейс привезли сюда с тромбозом, но она дышала самостоятельно, и меня это обнадежило. К сожалению, позже мозговое кровообращение ухудшилось, и я решила начать тромболитическую терапию, чтобы растворить сгусток. Иногда это дает чудесные результаты, но существует большой риск кровоизлияний в мозгу или где-нибудь еще. Вероятно, именно это сейчас и происходит. Мы могли бы сделать МРТ, но я не хочу рисковать и передвигать больную. Грейс по-прежнему дышит сама, и это наша главная надежда. Если она перестанет дышать, мы немедленно начнем интубацию. Наверное, мне следовало сделать ее раньше, – доктор Эндрюс взглянула на Билла, – но ей так хотелось с вами пообщаться, а после интубации это будет невозможно. Тем более, что она уже не в состоянии ничего писать.

Алекс вздрогнула.

– Не пугайтесь, если она с вами заговорит. Речевые центры повреждены, и слова звучат невнятно.

– Я понимаю, – нетерпеливо произнесла Алекс. – У нашего дяди был инсульт. Можно мне посидеть с ней? Мне все равно, в каком она состоянии. Я просто хочу находиться рядом.

Доктор Эндрюс улыбнулась и повела ее в палату. Возле двери Алекс обернулась к Биллу:

– Где Джеми?

– В Риджленде, у моей сестры.

Риджленд – маленький поселок в десяти милях от города.

– Он видел, как Грейс упала?

Билл с мрачным видом покачал головой.

– Джеми был занят игрой. Он знает, что его мать больна, больше ничего.

– Не думаешь, что надо привезти его сюда?

Алекс пыталась говорить нейтральным тоном, но лицо Билла потемнело. Казалось, он хотел ответить что-то резкое, но потом глубоко вздохнул и пробормотал:

– Нет. – Видя, что Алекс продолжает на него смотреть, Билл понизил голос и добавил: – Не хочу, чтобы Джеми смотрел, как умирает его мать.

– Конечно, нет. Но он должен попрощаться с ней.

– Он так и сделает. На похоронах.

Алекс закрыла глаза и сжала зубы.

– Билл, ты не можешь…

– У нас нет времени на споры. – Он указал на комнату, где ждала доктор Эндрюс.

Алекс медленно приблизилась к кровати Грейс. Бледное лицо над больничным одеялом казалось незнакомым. И все-таки она узнала его. Лицо ее матери. Грейс Морс Феннел едва исполнилось тридцать пять, но она выглядела на семьдесят. Все дело в коже, догадалась Алекс. Она была как воск. Просевший воск. Мускулы, управлявшие лицом сестры, ослабели и уже никогда не напрягутся снова. Глаза Грейс были закрыты, и Алекс с удивлением поняла, что она этому даже рада. Это давало ей время освоиться с новой реальностью, какой бы скоротечной она ни представлялась.

– Все в порядке? – спросила доктор Эндрюс за ее спиной.

– Да.

– Тогда я вас оставлю.

Алекс взглянула на мониторы, отображавшие состояние сестры. Частота пульса, насыщение кислородом, кровяное давление и бог знает что еще. Под повязку на предплечье уходил белый провод; увидев его, Алекс ощутила боль в запястье. Она не знала, что делать дальше. Может, от нее больше ничего и не требовалось. Самое главное – находиться тут.

– Знаешь, чему меня научила эта трагедия? – раздался позади знакомый бас.

Алекс чуть не подпрыгнула на месте, но заставила себя сдержаться. Она не подозревала, что Билл все еще стоит в палате, и ей не хотелось, чтобы он заметил ее слабость.

– Чему? – спросила Алекс.

– Деньги ничего не значат. Никакие богатства в мире не помогут рассосать тромб.

Алекс рассеянно кивнула.

– Тогда какого черта я вкалывал все эти годы? – продолжил Билл. – Почему просто не радовался жизни и не проводил с Грейс все время?

Наверное, Грейс тысячу раз задавала себе тот же вопрос, подумала Алекс. Но теперь поздно о чем-либо сожалеть. Многие люди считали Билла бесчувственным прагматиком. Только Алекс подозревала его в сентиментальности.

– Не возражаешь, если я немного побуду с ней одна? – произнесла она, не сводя взгляда с лица Грейс.

Алекс почувствовала, как крепкая ладонь легла на ее плечо – раненое плечо, – и Билл пробурчал:

– Вернусь через пять минут.

Он ушел, а Алекс взяла безжизненную руку Грейс и поцеловала сестру в лоб. Она никогда не видела ее такой беспомощной. Даже не предполагала, что это возможно. Грейс всегда была воплощением энергии. Там, где другие опускали руки, она преисполнялась новых сил. Но сейчас все было по-иному. Алекс сознавала – это конец. То же самое она подумала, когда Джим Броудбент рухнул на пол во время перестрелки. Джим прикрывал ее работу в банке и оказался рядом на мгновение раньше, чем команда по спасению заложников. Он видел, как в Алекс стреляли из дробовика, но вместо того, чтобы уложить преступника, остановился посмотреть, что с ней. Второй выстрел угодил ему в грудь. Джим не входил в штурмовой отряд, поэтому на нем не было бронежилета, и заряд дроби нашинковал сердце и легкие, как мясницкий нож. Почему Джим посмотрел вниз? Алекс миллион раз спрашивала себя об этом. Почему вообще бросился за ней? Она знала почему. Броудбент любил ее – неуверенно, робко, но сила его чувств от этого не становилась меньше. Он погиб из-за любви. Алекс увидела, как на щеки Грейс капают слезы – ее слезы, которые она проливала в эти месяцы. Алекс вытерла глаза, достала мобильник и позвонила Биллу Феннелу, стоявшему в тридцати футах за стеной.

– Что случилось? – нервно воскликнул Билл.

– Привези сюда Джеми.

– Алекс, я уже сказал…

– Привези его сюда, черт возьми! Здесь лежит его мать.

Воцарилась долгая пауза, потом Билл произнес:

– Ладно, позвоню сестре.

Алекс обернулась и увидела Билла, стоявшего рядом со столиком медсестры. Он говорил что-то доктору Эндрюс. Потом отошел в сторону и поднес к щеке телефонную трубку. Алекс наклонилась к уху Грейс и постаралась вспомнить что-нибудь такое, что могло дойти до той бездонной мрачной глубины, где теперь находилась ее сестра.

– Сью-Сью, – прошептала она, крепче стиснув ее руку. Еще одно прозвище, переделанное, по семейному обычаю, из второго имени. – Сью-Сью, это я, Кей-Кей.

Глаза Грейс не дрогнули.

– Сью-Сью, это я. Я вернулась от Салли. Проснись, пока не встала мама. Я хочу пойти на карнавал.

Время застыло на какой-то бесконечной неподвижной точке. В голове Алекс вихрем проносились воспоминания, у нее заныло сердце. Глаза Грейс по-прежнему были закрыты.

– Вставай, Сью-Сью. Я знаю, ты меня слышишь. Хватит притворяться.

В руке Алекс что-то шевельнулось. В кровь хлынул адреналин, но она взглянула на застывшие веки сестры и решила, что ей показалось.

– Кха… кха, – закашлял кто-то.

Алекс оглянулась, подумав, что это Билл или доктор Эндрюс, но в следующее мгновение Грейс вцепилась в ее руку и испустила хриплый крик. Оглянувшись, Алекс увидела, что зеленые глаза сестры широко раскрыты. Она мигнула. В сердце Алекс словно вонзилась острая игла. Она наклонилась к Грейс, зная, что та почти не видит без очков или контактных линз.

– Кей-Кей? – простонала Грейс. – Эфо фы?

– Да, Грейс, это я, – отозвалась Алекс, отбросив прядь волос с затуманенных глаз сестры.

– О Гофподи, – невнятно произнесла Грейс и залилась слезами. – Сава Боху.

Алекс крепко стиснула зубы, чтобы не расплакаться. Правая часть лица Грейс была парализована, и при каждом слове по ее подбородку текла слюна. Она говорила точно так же, как их дядя Ти-Джей, умерший после серии инсультов, потеряв всякое сходство с человеком, которого они знали раньше.

– Фы… фы тошна састи Джеми, – выдавила сестра.

– Что? Прости, я не поняла.

– Фы тошна састи Джеми! – повторила Грейс, пытаясь подняться с кровати. Она заглядывала куда-то за плечо Алекс.

– С Джеми все в порядке, – произнесла Алекс успокаивающим тоном. – Он едет сюда.

Грейс резко замотала головой.

– Шушай! Шушай ня!

– Я слушаю, Сью-Сью, не волнуйся.

Сестра, собрав все силы, взглянула ей прямо в глаза.

– Ты… долшна… сфасти… Джеми… Гэй-Гэй. Только фы… мофешь… эфо селать.

– Спасти Джеми? От чего?

– От Бива.

– От Билла? – удивилась Алекс, решив, что ослышалась.

Грейс кивнула. Алекс взглянула на нее в изумлении:

– О чем ты? Билл причиняет Джеми какой-то вред?

Слабый кивок.

– Он… эфо селаэт… кога ме-я не бу-эт…

Алекс напряженно вслушивалась в исковерканную речь.

– Что ты имеешь в виду? Какое-то физическое насилие?

Грейс покачала головой.

– Бив… у-ет… ео… ушу…

Алекс прищурилась, словно пытаясь разобрать зашифрованный текст.

– Билл убьет его душу?

Сестра в изнеможении опустила голову.

– Грейс, ты знаешь, я недолюбливаю Билла. Но он хороший отец, разве нет? Я всегда считала его приличным человеком.

Грейс схватила Алекс за руку и затрясла головой.

– Он… шуовище!

По спине Алекс пополз холодок.

– Чудовище? Ты это хотела сказать?

По застывшей щеке Грейс потекли слезы облегчения.

Алекс вгляделась в ее измученные глаза и обернулась через плечо. Билл Феннел все еще беседовал с доктором Эндрюс, но его взгляд был устремлен на Алекс.

– Бив и-ет сю-а? – испуганно спросила Грейс, тщетно пытаясь повернуться в своей постели.

– Нет-нет. Он разговаривает с доктором.

– До-тор… нише-о… не жнает.

– Не знает чего?

– Шшто сдевав Бив.

– О чем ты? Что сделал Билл?

Грейс внезапно подняла руку и, ухватившись за блузку Алекс, приблизила ее голову к своим губам.

– Он… у-ил мня!

Алекс показалось, что по ее жилам заструился жидкий лед. Она откинулась назад и посмотрела в налитые кровью глаза сестры.

– Он убил тебя?

Взгляд Грейс был убедительнее всяких слов.

– Грейс, ты сама не понимаешь, что говоришь.

Полупарализованное лицо сестры изобразило улыбку, которая свидетельствовала: «Отлично понимаю».

– Не может быть. Не в буквальном смысле.

Грейс закрыла глаза, точно готовясь к последней попытке.

– Ты… офна… мо-эшь… его ошштано-ить… Для мня… шлишком… поз-но… Шпаси Джеми… Гэй-Гэй… ради мня…

Алекс покосилась на стеклянную стену. Билл пристально смотрел на нее и уже почти не обращал внимания на доктора. Алекс всегда подозревала, что у Грейс и Билла неудачный брак, но что она вообще знала о браке? Практически ничего. Алекс ухитрилась дожить до тридцати лет, так и не вкусив радости семейных уз. После нескольких служебных связей и романов она приняла наконец предложение, но через три месяца разорвала помолвку, обнаружив, что жених изменял ей с лучшей подругой. Весь ее любовный опыт сводился к избитому клише.

– Сью-Сью, – прошептала она, – почему Билл хотел тебя убить?

– У не-о эсть дру-ая жен-шшина.

– Другая женщина?

Снова искривленная улыбка.

– Же-на сег-да… жнает.

Верно. Когда Алекс обручилась с Питером Ходжем, интуиция подсказывала ей, что в их отношениях есть трещина. Еще не зная фактов, она уже не сомневалась, что ее обманывают. Будь у Алекс такое же чутье на преступников, она бы давно стала не переговорщиком, а начальником отдела. «Поправка, – одернула она себя. – Уже не переговорщиком – простым агентом».

– Если Билл хотел быть с другой женщиной, то почему он просто с тобой не развелся?

– Деин-ги… чшертовы деин-ги. Бив потеряв бы ми-ионы… Мо-эт быть, пьять ми-ионов…

Алекс ошеломленно откинулась на стуле. В последнее время дела у Билла шли неплохо, но она понятия не имела, что он настолько богат. Тогда какого черта Грейс работала в начальной школе? «Потому что ей это нравится, – ответила она себе. – Она не может без работы».

Грейс закрыла глаза, будто разговор вытянул из нее все силы.

– Вид-ишь… я… опе-эдила… маму, – пролепетала она. – Я буду шшдать… ее… в раю. – Улыбка осветила здоровую часть лица. – Иэ-сли… ту-да… попа-ду…

– Конечно, попадешь, золотко мое, – пробормотала Алекс, поднеся к лицу кулак и крепко прижав его к губам.

– Господи, смотрите, доктор Эндрюс! – громыхнул за спиной бас Билла Феннела. – Она сейчас встанет с кровати!

Грейс резко открыла глаза и поползла к стене, пытаясь спрятаться за Алекс. У Алекс сжалось сердце, и она напряглась, словно собравшись защищаться. Потом встала перед Биллом и преградила путь к кровати.

– Думаю, тебе лучше не подходить, – твердо заявила она, глядя в лицо зятю.

Билл разинул рот. Он посмотрел мимо нее на Грейс, которая испуганно съежилась на больничной койке.

– О чем ты? – сердито бросил он. – Что тут происходит? Ты что-то наболтала про меня Грейс?

Алекс покосилась на доктора Эндрюс, растерянно стоявшую рядом.

– Нет. Боюсь, наоборот.

Билл недоумевающе покачал головой:

– Ничего не понимаю.

Алекс всматривалась в его темные глаза, стараясь уловить какие-нибудь признаки вины. Вероятно, обвинения и страхи Грейс лишь галлюцинации умирающей, но в любом случае ее ужас был реален.

– Ты ее пугаешь, Билл. Лучше спустись вниз и подожди Джеми.

– Я не оставлю жену. Тем более сейчас, когда в любой момент…

– Что? – с вызовом спросила Алекс.

Билл понизил голос:

– Когда она может…

Алекс посмотрела на доктора Эндрюс. Та шагнула к Биллу и предложила:

– Давайте дадим им еще немного времени побыть наедине.

– Не надо на меня давить! – раздраженно огрызнулся Билл. – Я муж Грейс. Мы супруги, и я решаю…

– Мы с ней одной крови! – резко парировала Алекс. – Твое присутствие нервирует Грейс, и это главное. Сестре нужен покой. Разве я не права, доктор Эндрюс?

– Абсолютно правы. – Мередит Эндрюс обошла вокруг Алекс и наклонилась к пациентке. – Грейс, вы меня слышите?

– Д-да…

– Вы хотите, чтобы ваш муж находился здесь?

Грейс медленно покачала головой.

– Я… хо-шчу… уви-эть сы-на… Джеми…

Доктор Эндрюс обернулась к нависавшему над ней Биллу.

– Для меня этого достаточно. Пожалуйста, выйдите из палаты, мистер Феннел.

Билл шагнул к врачу, и в его глазах мелькнула ярость.

– Не знаю, за кого вы тут себя принимаете, но имейте в виду, я вложил в этот университет немало средств. Огромные деньги. И я…

– Не заставляйте меня вызывать охрану, – спокойно промолвила невролог и взяла трубку телефона, стоявшего возле кровати.

Лицо Билла побледнело. Алекс стало его почти жаль. Все козыри на стороне доктора, но Билл словно не мог заставить себя сдвинуться с места. Он напоминал актера, застывшего на экране телевизора, когда в видеозаписи нажали паузу. В следующий момент загудел сигнал тревоги.

– У нее приступ! – крикнула в коридор доктор Эндрюс, но это было ни к чему. Медсестры и так уже неслись к палате Грейс. Алекс отскочила в сторону, чтобы освободить им путь; Билл сделал то же самое.

– Остановка сердца! – бросила доктор, рывком дернув ящичек с лекарствами.

В реанимации не держали передвижной тележки для больных; все уже имелось наготове. В одно мгновение тихая палата наполнилась движением и шумом, сосредоточенным на одной цели – спасении жизни, которая быстро покидала лежавшую на кровати женщину.

– Вам надо выйти, – буркнула медсестра, стоявшая за спиной невролога. – Обоим.

Алекс успела поймать взгляд доктора Эндрюс прежде, чем та углубилась в свою работу. Она медленно двинулась к выходу, видя, как сестра умирает на ее глазах, и не в силах оказать ей никакой помощи. В голове промелькнула нелепая мысль: жаль, что она пошла в юристы, а не в доктора. Ну а если бы она стала врачом, что с того? Сейчас Алекс практиковала бы в двух тысячах миль от Миссисипи, и результат все равно был бы аналогичным. Судьба Грейс находилась в руках Бога, а Алекс знала, какими безразличными порой бывают эти руки.

Она отвернулась от палаты – и от Билла Феннела – и посмотрела на стену из мониторов, непрерывно мигавших и жужжавших вокруг поста медсестры. «Как они успевают следить за всеми экранами?» – подумала она, вспомнив, как трудно было схватывать изображения нескольких камер, когда в отделе охраны стояли модули видеонаблюдения. Она слышала, как из палаты доносится голос доктора Эндрюс: «Запишите время смерти – десять часов двадцать девять минут пополудни».

Шок – странная штука. Например, в тот день, когда Алекс едва не убили. В ее лицо вонзилась порция крупной дроби вперемежку с осколками стекла, а она ничего не почувствовала. Только какую-то жаркую волну, будто рядом открыли печку.

Время смерти – десять часов двадцать девять минут пополудни…

В груди Алекс начало щемить, но она еще не успела понять свои ощущения, когда услышала сзади детский голосок:

– Эй, где тут моя мама?

Алекс обернулась к высокой деревянной двери, которая вела по эту сторону ада, и увидела мальчишку примерно четырех с половиной футов ростом. Лицо у него раскраснелось, точно он мчался сюда бегом с первого этажа. Мальчик старался держаться уверенно, но в его широко распахнутых зеленых глазах мелькал страх.

– Тетя Алекс? – пробормотал Джеми, разглядев наконец ее среди фигур в белых халатах.

За спиной Алекс отозвался голос Билла:

– Привет, сынок. Где тетя Джин?

– Она еле тащится, – сердито ответил Джеми.

– Иди сюда, малыш.

Алекс обернулась к зятю и почувствовала, как щемящее чувство вдруг застыло у нее в груди. Не раздумывая она бросилась к Джеми, схватила его на руки и метнулась к двери, прочь от этого жуткого кошмара.

Подальше от его умирающей матери. Подальше от Билла Феннела.

Как можно дальше…