– Он жив? – непонятно почему спрашиваю я.

Молчание, которое наступает вслед за этим вопросом, кажется мне бесконечным. Я сажусь на крышку стульчака в ванной Майкла Уэллса и жду, пока агент Кайзер оттащит меня от края смертельно опасной ментальной пропасти, которая разверзлась передо мной.

– Почему вы спрашиваете? – интересуется он. – Разве сегодня вечером вы не разговаривали с доктором Маликом?

Предупреждение Шона о том, что Малика могут объявить в розыск по обвинению в убийстве, встает передо мной со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– Да, – признаю я. – Недолго.

– Вам известно, что доктор Малик намеренно скрылся от наблюдения и будет объявлен в розыск, если покинет пределы Луизианы?

Мне сразу становятся ясны две вещи: первая – Кайзер записывает нашу беседу, вторая – Шон явно рассказал ему о разговоре со мной.

– Да, мне это известно.

– Во время разговора Малик дал вам понять, где находится?

– Нет, но вы уже и сами должны были это выяснить.

Короткая пауза.

– Он звонил вам из телефона-автомата на улице Вест-Бэнк в Новом Орлеане. К тому времени, когда посланная нами машина прибыла на место, он исчез.

– Это правда?

Я тяну время, пытаясь прийти в себя. Мне нелегко вести разговор, сидя голой в гостевой ванной в доме Майкла Уэллса. Намного лучше и спокойнее было бы, окажись я в собственном доме или даже в своем автомобиле. Но одно я теперь знаю наверняка: если Малик, когда звонил мне, был на улице Вест-Бэнк, значит, это не он стрелял в меня на острове.

– Доктор Ферри, – уже мягче говорит Кайзер. – Как-то вы попросили меня называть вас Кэт. Эта просьба остается в силе?

– Естественно, – отвечаю я, снова натягивая футболку.

– Мне необходимо уточнить кое-что. Я хочу, чтобы вы говорили мне обо всем, что приходит вам в голову во время нашей беседы. Есть какая-либо причина, по которой вы не в состоянии сделать так, как я прошу?

– Например?

– Например, некоторая лояльность по отношению к доктору Малику.

Щеки у меня горят.

– Я уже говорила, что даже не знала его! Вы слышали каждое слово нашей встречи у него в офисе.

– Да, слышал. Но мне совершенно очевидно и то, что между вами установилось определенное взаимопонимание. Некий эмоциональный контакт. Вероятно, это вызвано сходством ваших историй болезни.

Я закрываю глаза, думая о том, сколько на самом деле известно Кайзеру о моей личной жизни. Рассказал ли ему Шон о том, что меня насиловали в детстве?

– Прошу вас, задавайте свои вопросы, агент Кайзер.

– Хорошо. Вы совершенно уверены в том, что доктор Малик никогда не принимал вас в качестве пациентки?

– Да.

– Говорил ли вам Шон Риган о том, что нам наконец удалось найти пациентку Малика, которая согласилась дать показания?

– Нет.

– Подобно остальным его пациенткам, она чувствует себя в большом долгу перед Маликом, но ей пришлось отказаться от продолжения лечения в группе. Она считает, что применяемый им метод групповой терапии несет в себе слишком большую эмоциональную нагрузку.

Эта фраза сразу же возбуждает мой интерес, о чем Кайзер несомненно, заранее догадывался.

– В каком смысле?

– Очевидно, Малик проводит работу по восстановлению подавленных воспоминаний с несколькими пациентами в одной и той же комнате. Это исключительно необычный подход. То, что эта пациентка услышала от других женщин, которые заново переживали сексуальные надругательства, испытанные в детстве, вызвало у нее острый приступ паники.

– И?

– В общем… Это ведь то же самое, что случилось с вами во время работы на месте преступления.

– Не морочьте мне голову. Приступ паники может быть вызван чем угодно.

– Тем не менее. Малик ведет несколько различных групп. И рабочие протоколы разнятся в зависимости от того, что, по его мнению, способны вынести члены каждой группы. Одним назначаются наркотики, другим – нет. В группе этой женщины Малик поощрял агрессивные конфронтации с членами семьи, которые надругались над пациентами, когда те были детьми. Малик сравнивал подобное поведение с одиночными полетами курсантов-пилотов. Последний шаг к свободе и независимости. Как бы то ни было, пациентка не смогла этого вынести и отказалась от дальнейшего лечения. Мы вышли на эту женщину через психолога, который изначально направил ее к Малику.

– Все это очень интересно, но не имеет ко мне ни малейшего отношения.

Во вздохе Кайзера явственно слышится усталость.

– Кэт, очень многие в оперативной группе сердиты на вас. Я не принадлежу к их числу, верите вы этому или нет. Я полагаю, вам удалось глубоко проникнуть в суть этого дела. Может быть, вы даже не отдаете себе отчета в том, насколько глубоко. Мне также известно, что вы оказали большую помощь Шону Ригану в расследовании одного из серийных убийств, все лавры за раскрытие которого достались ему.

– Кто вам это сказал?

– Шон.

– Какая неожиданность!

– Он действительно заботится о вас, Кэт. Внебрачные связи нелегко даются каждому. Но Шон считает, что вы гений.

Мужчины, когда им что-нибудь нужно от женщины, всегда в первую очередь пускают в дело лесть. И Джон Кайзер – не исключение. Угрозы пойдут в дело позже.

– Я не гений, я просто одержимая.

– Как бы то ни было, это дает нужный результат. Шон сказал что сегодня вечером кто-то пытался вас убить.

– Угу.

– Вы знаете, кто это был?

– Не-а.

– Это вы так изображаете из себя Гэри Купера?

Я не могу не улыбнуться, пусть даже через силу.

– Не-а.

– Как вы считаете, покушение на вашу жизнь может быть как-либо связано с убийствами в Новом Орлеане? Или с вашей работой по раскрытию этих убийств?

– Нет.

– Почему нет?

– Я занимаюсь здесь совсем другим делом. Личного плана.

– Личного плана… – Кажется, Кайзер обдумывает мои слова. – Вы уверены, что это не связано с вашей работой в Новом Орлеане?

– Невозможно быть уверенным в чем-то на сто процентов. Но я почти уверена, что нет, не связано.

– Вы говорили доктору Малику о покушении на вашу жизнь?

– Да.

– А он не предположил, что может существовать связь между этой попыткой и убийствами в Новом Орлеане?

Внезапно у меня появляется такое чувство, что Кайзер записал на пленку каждое слово из моего разговора с Маликом и сейчас, задавая свои вопросы, лишь проверяет, насколько я честна с ним.

– Я спросила его о том же. И он мне ответил: «И да, и нет».

– Кэт, я хочу, чтобы вы вернулись в Новый Орлеан. Каким-то образом вы связаны с этими убийствами. Вы ведь и сами это понимаете, не так ли?

В голосе Кайзера слышатся искренность и прямота, которые говорят, что он действительно беспокоится обо мне.

– Я согласна с вами в том, что Малик запал на меня, о'кей? Но если он звонил мне сегодня вечером с Вест-Бэнк в Новом Орлеане, то никак не мог стрелять в меня на острове ДеСалль за тридцать минут до этого. Это физически невозможно.

– Я пока не уверен, с чем нам пришлось столкнуться, – признается Кайзер. – Но я знаю, что Натан Малик замешан в этих убийствах.

– Вероятно, он знает больше, чем говорит. Но если вы хотите узнать, что известно ему, то намного больше шансов добиться этого, если я поговорю с ним с глазу на глаз, без того чтобы вы подслушивали наш разговор.

– Вы собираетесь разговаривать с ним снова?

– Если он позвонит мне.

– Гм-м…

Мне почему-то кажется, что Кайзер предпочел бы вести это расследование по-своему, в то время как его коллеги по оперативной группе явно предпочитают более прямолинейный подход.

– Вы прослушиваете мой сотовый телефон?

– Нет. Пока нет, во всяком случае.

Если Кайзер говорит правду, то мой сотовый не прослушивается только потому, что он еще не получил на руки распоряжения суда или просто не имеет в своем распоряжении технических средств для этого. Но скоро у него будет и то, и другое, можно не сомневаться.

– Для чего вы ездили на остров ДеСалль? – спрашивает он. – Это все то же самое ваше личное дело?

– Я пытаюсь разузнать кое-что о своем прошлом.

– О вашем отце?

– Откуда вы знаете?

– Просто я делаю выводы из вашей беседы с Маликом у него кабинете. Вы узнали что-нибудь важное?

Я вовсе не намерена излагать Кайзеру омерзительную и жалкую историю моего детства.

– Ничего такого, что имело бы отношение к вашему расследованию.

– В общем, меня обеспокоил тот факт, что личное дело Люка засекретили, и я предпринял некоторые поиски самостоятельно.

Сердце замирает у меня в груди.

– И что же вы обнаружили?

– Люк Ферри служил в подразделении под названием «Белые тигры». Они незаконно вторгались на территорию Камбоджи в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году. Все подробности, конечно, мне выяснить не удалось, но нет сомнений в том, что в течение этого времени «Белые тигры» совершали военные преступления. Военно-юридическое управление дважды предпринимало попытки провести расследование, но в конце концов все обвинения были сняты. Все это слишком явно бросало тень на правительство. Тем не менее мне удалось выяснить, что некоторым ветеранам «Белых тигров» после войны были предъявлены обвинения в незаконной торговле героином. Некоторые процессы состоялись уже в самом конце восьмидесятых годов. Ваш отец был убит в восемьдесят первом, так что я ничего не исключаю.

Меня подмывает рассказать Кайзеру о том, что отца застрелил мой дед, но что-то заставляет меня сдержаться.

– Вы обнаружили какую-нибудь связь между Маликом и наркотиками?

– Да. В тысяча девятьсот шестьдесят девятом году Малик пытал вьетнамского пленного с применением наркотиков. Он тогда был санитаром, помните? Очевидно, он сделал так по приказу своего непосредственного начальника. Его также арестовывали за то, что он торговал лекарствами с армейских складов на черном рынке в Сайгоне. Позже обвинения были сняты, и он вернулся в свою часть. Без каких-либо объяснений.

– Малик входил в состав «Белых тигров»?

– У меня нет таких сведений. Но в широкомасштабной операции по торговле наркотиками должно быть задействовано множество людей по всей стране. Я снова вынужден повторить, что пока не уверен в том, с чем нам пришлось столкнуться здесь.

– Что бы это ни было, я не думаю, что убийства в Новом Орлеане или смерть моего отца имеют какое-то отношение к наркотикам. Не думаю, и все.

– Тогда с чем они связаны?

С растлением и насилием над детьми, вот с чем.

– Я не знаю, Джон. Вы хотите сказать мне что-нибудь еще?

– Будьте осторожны, если придется снова разговаривать с Маликом. Вы легко можете переступить черту, за которой начинается укрывательство и соучастие.

Я даже не даю себе труда ответить на эти слова.

– Я должен был сказать вам это, Кэт. Я хотел бы приставить к вам вооруженную круглосуточную охрану из числа сотрудников ФБР.

– Нет.

– Вы даже не заметите, что мы рядом.

– Послушайте, ведь ни одна женщина не погибла, верно? Этот убийца угрожает только мужчинам.

– До сегодняшнего вечера, когда стреляли в вас, я бы согласился с этим. Мы очень хорошо умеем обеспечивать охрану, Кэт. Никто и никогда не узнает, что мы вас охраняем.

– Малик узнает. Не знаю, как, но узнает непременно. И тогда он не подойдет ко мне и на пушечный выстрел.

Долгое молчание.

– Скажите мне, почему вы так хотите поговорить с ним.

– По правде говоря, я не знаю, почему. Ему просто известно что-то, что должна знать и я. Я это чувствую.

– Вспомните, что любопытство погубило кошку.

Я испускаю неподдельный стон.

– Да, но у кошки ведь девять жизней, помните?

Ответ Кайзера очень похож на прощание.

– Насколько я понимаю, вы уже использовали бо́льшую часть отпущенных вам.

– Мне нужно идти, Джон. Я сообщу вам, если узнаю что-нибудь важное.

Я даю отбой до того, как он успевает сказать хоть слово.