Пока мы несемся вдоль берега озера Понтшартрен по направлению к местной штаб-квартире ФБР, Кайзер по телефону разговаривает с кем-то, несомненно, обладающим большой властью. Голова у меня по-прежнему раскалывается от боли, которая теперь сконцентрировалась позади глазных яблок. Череп лежит на переднем сиденье, рядом с водителем.

Наконец Кайзер заканчивает разговор и поворачивается ко мне.

– Шеф полиции лезет на стенку из-за того, что я не позволил Пиацце арестовать вас. Теперь, когда я увез вас с места преступления, он звонит моему боссу. Скоро начнется маленькая бюрократическая грызня.

– Меня арестуют?

– Наше местное отделение одновременно является и штабом оперативной группы. Если вы какое-то время пробудете там, не поднимая шума, то, скорее всего, сможете избежать тюрьмы.

– Послушайте, мое появление в этом мотеле просто манна небесная для убийцы. Это ведь он дал наводку, где вы найдете орудие убийства и видеооборудование, а потом сообщил местонахождение мотеля и черепа. Он пытается подставить Малика. И то, что туда явилась и я, стало для него своего рода бонусом. Если вы догадались, что самоубийство было подстроено, то обвинить в этом можно меня. Уж я-то со своим опытом знаю, как это сделать.

– Все сходится, – соглашается Кайзер, – но я могу предложить и другой сценарий, который столь же удачно вписывается в происходящее.

– Только не эти фантазии о множественной личности!

– Нет. Женщины из «группы X» знают, что Малик убивает насильников и что он среди прочих убил невиновного. И у одной из них случается кризис совести. Как у женщины, которая пыталась покончить с собой, Маргарет Лавинь.

– Лавинь все еще в коме?

– Да. Собственно, я даже думал, что нашим неизвестным абонентом может быть ваша тетя.

– Голос принадлежал женщине?

– Да.

Я поворачиваюсь к озеру и молча всматриваюсь в серые волны. Возможно, тетя Энн действительно могла бы сделать эти звонки. Но почему-то я в этом сомневаюсь. Если Энн заплатила за Малика залог, то что могло так быстро настроить ее против него? Она узнала, что был убит невинный человек? Может быть. Но я сомневаюсь, что такой факт мог поколебать ее лояльность.

– На лице мертвого полицейского обнаружены следы укусов?

– Причем самые жестокие и многочисленные.

– Это личная месть, Джон. И следы укусов оставлены еще при жизни. Это своего рода пытка. Но жертву, до того как искусать, необходимо было лишить возможности двигаться.

– И…

– И наш убийца – женщина. Я подозревала это с самого начала. Скорее всего, одна из входящих в «группу X».

Кайзер медленно выдыхает.

– Это возможно, конечно, но, учитывая способ убийства, маловероятно. Нет никаких упоминаний о том, что женщина когда-либо совершала подобные убийства на сексуальной почве. Ни одного.

– Пять минут назад вы практически обвинили в этом меня!

– Вы особый случай. Ваше прошлое, ваша подготовка в качестве судебно-медицинского эксперта… И я предположил, что вы помогали Малику. То есть сценарий работы в смешанной команде, состоящей из мужчины и женщины.

– Почему тогда не две женщины? Мы же не знаем, сколько человек входило в «группу X».

– Продолжайте.

– Как только мы связали Малика с теми двумя его пациентками, убийца поняла, что мы наступаем ему на пятки, даже если сами этого не знаем. Поэтому она подбросила пистолет в квартиру Малика и сдала ее нам. Мы подбирались все ближе, поэтому следующим ходом она преподнесла нам Малика и череп в красивой подарочной упаковке. И сейчас наша девочка наверняка чувствует себя в безопасности.

Кайзер выжидательно смотрит на меня. Что-то засело на задворках памяти, какая-то деталь, но пока что она ускользает от меня.

– Вы обнаружили хоть что-нибудь интересное относительно родственниц Квентина Баптиста?

– Подождите минутку. – Он звонит капитану Пиацце. Их разговор короток и конкретен. Положив трубку, Кайзер объявляет: – У детектива Баптиста было шесть кровных родственниц. Жена, три племянницы, две дочери.

– Сколько лет дочерям?

– Пиацца не может назвать их возраст, но одна работает учительницей, вторая – няней в центре дневного ухода за детьми. Одна из племянниц совсем недавно закончила полицейскую академию.

– Та-ак, эта знает, как обращаться с оружием… – Я думаю вслух. – Как и, держу пари, дочь первой жертвы. Морленд. Ребенок кадрового военнослужащего, дочь полковника.

– Мы не спускали глаз с дочери Морленда, внимательно следили за каждым ее шагом, поскольку она была родственницей первой жертвы. Она чиста, Кэт. Но я прямо сейчас дам команду оперативной группе вплотную заняться родственницами Баптиста. И все-таки… Женщина-убийца – слишком уж невероятное предположение, если исходить из того, что у нас есть.

– До Эйлин Вуорнос у нас тоже не было прецедентов. Забудьте о прошлом, Джон. Посмотрите на улики у себя под носом.

На горизонте появляется высокий белый парус. Мои глаза отдыхают, глядя на него. Когда веки тяжелеют, я вспоминаю о таблетке валиума, проглоченной перед поездкой в мотель.

– Как ваша голова? – проявляет заботу Кайзер.

– Болит. Прошлой ночью я неважно спала, так что, перед тем как отправиться в мотель, приняла валиум.

– У вас может быть сотрясение мозга. Может, стоит сделать компьютерную томографию?

– Просто отвезите меня в местное отделение. Мне нужно отдохнуть.

– Если захотите прилечь, я оставлю с вами сиделку.

– Делайте, что хотите. А я отправляюсь в постель.

Я прислоняюсь лбом к стеклу, но тут мой сотовый начинает наигрывать «Кровавое воскресенье». Я опускаю руку в карман. Он пуст.

– Ваш телефон у меня, – заявляет Кайзер, держа его так, чтобы я могла видеть экран. – Вам знаком этот номер?

– Нет, но это код северной части побережья Мексиканского залива. Может быть, это Энн. Я оставила ей сообщение с просьбой перезвонить.

Кайзер быстро анализирует ситуацию, потом протягивает мне телефон.

– Только не говорите ей, что Малик мертв.

Я киваю и нажимаю «ответ».

– Алло?

– Привет, Кэт, малышка!

Сердце готово выскочить у меня из груди. Это Энн. Я быстро киваю Кайзеру, и тот напряженно замирает.

– Как дела, девочка?

В голосе Энн слышится дрожащая хрупкость, которую я привыкла связывать с приступами болезни. Как мне вести себя с ней?

– Собственно говоря, не очень хорошо, – устало отвечаю я.

– Судя по голосу, тебе нужно выпить.

– С удовольствием, но я стараюсь завязать.

– Ух ты! В сообщении сказано, что ты знаешь что-то такое обо мне и докторе Малике. Что конкретно тебе известно?

– Я знаю, что ты заплатила залог за него. Это знает и ФБР.

– В этом нет ничего противозаконного, не так ли?

Мгновенный, рикошетом ответ вопросом на вопрос. У нее определенно приступ маниакального психоза.

– Доктор Малик замешан в нескольких убийствах, Энн.

Пауза. Потом из трубки доносится голос женщины, полагающей себя неуязвимой и умной:

– «Замешан» – это очень туманное определение, девочка. Натан не мог сделать того, что ему приписывают. Я знаю мужчин, милочка. В Натане этого нет.

Энн знает мужчин так, как поджигатель знает, что такое огонь.

– В последнее время я с ним общаюсь довольно тесно, – говорю я.

– Ты знаешь, где он?

Теперь я слышу нотки беспокойства.

– Да. – Я закрываю глаза. – Его снова арестовали.

– Арестовали? – Тревога, звучащая в одном-единственном слове, не вызывает сомнения. – Где?

– Здесь, в Новом Орлеане. Думаю, тебе следует приехать повидаться с ним. Да и я хотела бы с тобой поговорить. Ты в Билокси?

– Нет.

– Где-нибудь поблизости?

Снова пауза.

– Прости меня, девочка. Не думаю, что прямо сейчас стоит тебе все рассказывать. Ты знаешь, как это бывает. Ты сама всегда держала язык за зубами.

– Ты права. Но иногда я жалею об этом. Я бы очень хотела чтобы все мы разговаривали друг с другом больше и чаще.

– Ох, милая… я тоже. Желаю тебе найти общий язык с Натаном. Для меня он сотворил чудо.

– Я и сама этого хочу, – отвечаю я почти чистую правду. – Я недавно обнаружила кое-что в своем прошлом, что буквально сводит меня с ума. Я бы хотела задать тебе несколько вопросов. Чтобы понять, не случилось ли с тобой того же.

– Ох, девочка моя! – хриплым голосом отвечает Энн. – Я так о тебе беспокоюсь. Но об этом лучше поговорить с Натаном, а не со мной.

Неужели она хочет дать понять, что и сама подверглась насилию? Иначе почему бы ей беспокоиться обо мне?

– Почему ты так обо мне волнуешься?

– Ты очень похожа на меня, Кэт. Гвен говорила, что тебе поставили диагноз «циклотимия», но это та же биполярность, только под другим именем. У нас это в крови. И Натан – настоящий специалист. А я не в состоянии сейчас раздавать советы.

Кайзер, беззвучно шевеля губами, пытается мне что-то сказать. Похоже, он говорит: «Группа X».

– Доктор Малик рассказывал мне о чем-то, что называется «группа X». Мне показалось, это действительно что-то крутое. Он рассказал и о фильме. Словом, обо всем. Ты тоже в этом участвовала?

Энн начинает было отвечать, но потом замолкает. Но я чувствую, что она слушает меня. Слушает, сконцентрировав разум, пребывающий на пике маниакального психоза. По коже у меня ползут мурашки. Мне знакомо чувство гиперсосредоточенности, когда рассудок выходит на этот уровень. Если прислушаться к траве, то можно услышать, как она растет.

– Кэтрин? – обращается она ко мне, и голос ее звучит властно, словно принадлежит моему деду. – О чем ты умалчиваешь?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

Кайзер с беспокойством смотрит на меня.

– Я ничего от тебя не скрываю. Ты разговариваешь со мной, Энн. И мы обе оказались в опасной ситуации. Даже доктор Малик понимал это.

– Понимал?

Я морщусь, а Кайзер беззвучно ругается.

– Ты только что использовала прошедшее время, девочка. – Снова тот же хитрый голос.

– Ну… доктор Малик снова в тюрьме. На этот раз за убийство.

– Я слышу, какой у тебя голос, Кэт. Ты боишься чего-то. Или кого-то. Или за кого-то.

– Нет. Ты слышишь то, что хочешь слышать.

– Я хочу поговорить с Натаном.

– Приезжай в Новый Орлеан. Ты сможешь увидеться с ним в приходской тюрьме.

На этот раз молчание кажется бесконечным.

– Я не могу приехать туда, пока ты не скажешь мне правду, Кэт.

Я стискиваю зубы и пытаюсь сделать так, чтобы голос мой звучал ровно и спокойно.

– Я сказала тебе все, что знаю. Меня беспокоит, что ты не доверяешь…

На переговаривающейся треском статических помех линии воцаряется тишина, как будто сердце мое завернули в одеяло.

– Она повесила трубку.