Когда дверь центра безопасности вновь загудела, Гели сразу угадала, что это опять Скоу. И с дурными новостями. Последнее время он был так подавлен происходящим, что предпочитал общаться с ней по телефону. Раз он заставил себя выбраться из постели, это не к добру.
Гели повернулась вместе с креслом ему навстречу и про себя тихо ахнула: впервые за все время она видела Скоу не в дорогом безупречном костюме от "Брукс бразерс", а в штанах цвета хаки и трикотажной рубашке. Под глазами у него были темные мешки. Но даже в таком наряде и с хищно-серьезным усталым лицом он больше походил на университетского декана, чем на эксперта по информационной войне.
– Выглядите препогано, – сказала Гели, смягчая грубость приветливой усмешкой.
– А чувствую себя и того хуже.
– Как я понимаю, с хорошими вестями вы бы сюда не потащились, так?
– Правильно понимаете. После нашего с вами телефонного разговора мне позвонил Рави Нара. – Скоу тяжело опустился в кресло рядом с Гели. – Угостите сигареткой.
– Вы же не курите.
– Ах, Гели, Гели, не все вы обо мне знаете, не все…
Гели выщелкнула сигарету из пачки «Голуаз», зажгла ее и протянула Скоу.
Скоу, не закашлявшись, глубоко затянулся.
– Крепкая, хорошо пробирает…
– Откуда Нара звонил?
Скоу покачал головой.
– Скажу со временем. А пока слушайте, с чем я пришел.
Гели закинула ногу на ногу и терпеливо ждала.
– Мы с вами всегда грызлись. Но теперь не время ссориться или старое поминать. Давайте дружить – насколько сможем.
– Я слушаю, слушаю.
– Годин всегда разбивал информацию по «Тринити» на части – что знаете вы, того не знаю я, и наоборот. Думаю, вы в курсе, что мы тут создаем искусственный интеллект, однако деталей, конечно, не знаете, да?
– Вот вы меня и просветите.
– Мы используем очень продвинутую технологию магнитно-резонансной терапии для того, чтобы просматривать мозг на молекулярном уровне. Затем полученные трехмерные картинки – нейрослепок – мы пробуем загрузить в суперкомпьютер, но не простой, а совершенно нового типа.
– Продолжайте.
– Наша цель состоит не в том, чтобы создать искусственный интеллект, который будет имитировать мозг, что ученые тщетно пытаются сделать уже не первый десяток лет. Мы хотим скопировать живой мозг и в цифровой форме вогнать его в компьютер. Если удастся, получим не компьютер, который работает как человеческий мозг, а компьютер, который с любой практической точки зрения является мозгом определенного человека. Улавливаете разницу?
Про суперсканирование мозга Гели знала, только ей и в голову не приходило, что на этой базе хотят строить электронную машину.
– В вашем объяснении все довольно просто.
Скоу глухо рассмеялся.
– В теории – да, проще простого. И это будет осуществлено, рано или поздно. Но так получается, что разница между «рано» или «поздно» имеет чрезвычайно важное значение лично для меня и лично для вас.
– Почему?
– Потому что Питер Годин умирает.
Это сообщение ее мало удивило. Достаточно было вспомнить, каким Годин стал в последнее время: опухшее лицо, отвисающая нижняя челюсть, неверная походка.
– Умирает от чего?
– Опухоль мозга. Рави Нара обнаружил ее шесть месяцев назад при просмотре снимков суперсканера. Именно поэтому вы уже который день не можете войти в контакт с Годином. Когда он не работает над «Тринити», он занят лечением. Когда нет процедур – работает. Ни одной свободной секунды.
Гели внимательно слушала.
– И сколько еще он проживет?
– Теперь это уже вопрос часов. От силы сутки. Опухоль была неоперабельна даже в той ранней стадии болезни, когда Рави обнаружил ее. Питер страшно боялся, что правительство срежет финансирование проекта, если станет известно, что Годин, душа всего дела, обречен умереть в самом скором времени. Поэтому они с Рави заключили сделку. Рави помалкивал об опухоли и накачивал Питера обезболивающими, чтобы дать ему возможность работать до последнего и завершить работу над «Тринити». Не хочу даже гадать, что попросил Рави в обмен на свое молчание.
– Хитрый сукин сын.
– Согласен. Вся прелесть в том, что такое развитие событий было как бы предусмотрено с самого начала. Годин замыслил проект «Тринити» с тайной целью спасти в итоге собственную жизнь. Просто смерть оказалась ближе, чем он предполагал.
– Что вы имеете в виду?
– Если компьютер «Тринити» заработает, то в него загрузят нейрослепок мозга Питера. Тело Питера Година умрет, но мозг его продолжит существование внутри компьютера.
Гели недоверчиво заморгала.
– На такую ерунду я не куплюсь! Что невозможно – то невозможно.
Скоу хохотнул.
– Это невозможное не только возможно, но и случится неизбежно.
– Если вы не сказки рассказываете, то что мешает загрузить нейрослепок Година после его смерти – через месяц, или через год, или через десять лет? Ведь и без Година, как я понимаю, «Тринити» будет создан, да? Как вы сказали, "рано или поздно".
– Разумеется. Но в том сценарии Питер умирает без малейшей уверенности, что все случится, как он задумал. Ему пришлось бы отбросить коньки банальным и миллиарды раз проверенным способом – и уповать на то, что мы выполним свое обещание и воскресим его в компьютере.
– Теперь понятно.
Гели пыталась осознать все далеко идущие последствия неизбежной и скорой смерти Година.
– А ко мне вы зачем пришли? – спросила она с предельной прямотой.
Скоу еще раз затянулся и посмотрел Гели прямо в глаза. Было ясно, что сейчас ему не до игры в большого начальника.
– Я пришел спасти вашу задницу. А заодно и свою.
– Я и не знала, что моя задница в опасности, – ухмыльнулась Гели.
– Ну так знайте. Проект «Тринити» вот-вот гавкнется.
Теперь до нее окончательно дошел смысл происходящего разговора. Корабль тонет, крысы ищут спасательные шлюпки.
– Но вы только что говорили про неизбежность успеха.
– В конечном итоге. А в данный момент все застопорится. Годин при смерти и уже точно не успеет создать действующий компьютер. Без него двигать проект некому. Филдинга нет в живых. Рави сделал все, что мог, и на большее не способен. Нет того могучего ума, который необходим на завершающем, самом трудном этапе. И если мы не сумеем представить правительству хотя бы какой-то работающий образец, потратив почти миллиард долларов…
– Миллиард?
Скоу раздраженно махнул рукой.
– Гели, на самом деле это не деньги для проекта такого масштаба! При создании опытного образца мы не просто использовали новые технологии; мы их создавали с нуля. Одна успешная разработка голографической памяти чего стоит! А мы добились и иных результатов. Можно сказать, что гигантская работа проделана за гроши.
– Ладно, ладно, поняла.
Мозг Гели работал так же напряженно, как во время боевой операции, когда речь шла о выживании.
– Вы сказали, что Годин между процедурами работает над «Тринити». А где именно? В Маунтин-Вью?
Скоу отрицательно помотал головой.
– Существует второй исследовательский центр «Тринити». Где он находится, я скажу лишь в том случае, если мы с вами придем к определенному соглашению. Дублирующий исследовательский центр был создан еще два года назад – сразу после того, как мы узнали, что президент приставит Теннанта для этического надзора за проектом. Годин уже тогда понимал: наступит день, когда потребуется делать то, о чем Теннанту и правительству знать не нужно. И заранее позаботился о запасном варианте.
С каждой новой фразой Скоу Гели приходилось менять оценку ситуации.
– Вы мне скажете четко, на каком этапе создание «Тринити»? По сути, ни хрена не получилось?
– Нет, дело не так уж плохо. В данный момент у нас есть работающий опытный образец. Кстати, именно он предсказал, что Теннант попробует спрятаться в национальном парке Фроузн-Хед. Нейрослепок Теннанта, загруженный в компьютер, выдал нам, где его искать. Вот вам загадочный информатор, про которого вы так стремились узнать. Теннанта выдала его собственная память, к которой у нас свободный доступ.
Гели ушам своим не верила.
– Это при вас произошло?
– Нет, я там не присутствовал, хотя сам опытный образец видел и знаю, как он работает. Это и впрямь за пределами воображения.
– Стало быть, профессор Вайс все-таки ни при чем? И про Фроузн-Хед вы узнали от машины?
– Именно.
– Боже мой! Если эта ваша штуковина способна на такие вещи, с какой стати вы оцениваете вашу работу как неудачу?
Скоу нервно рубанул воздух рукой.
– Это частичный успех «Тринити» и против обещанного – ничтожный. Но даже этот прорыв произошел лишь двадцать часов назад. Объяснять сложности доведения машины до ума сейчас не время. Скажу коротко: от доступа к воспоминаниям до полноценно работающего в компьютере мозга человека путь не просто длинный, а чудовищно длинный!
– Это был кристалл, да? – вдруг сказала Гели. – У часов Филдинга был странный такой брелок. Он-то вам и нужен был, чтобы образец заработал!
– Умница! Совершенно верно. Кристалл – что-то вроде заурядного компьютерного компакт-диска, только в миллион раз вместительнее. Хоть Филдинг и саботировал проект, но аккуратно записывал на кристалл себе для памяти, каким образом он вредил и какие собственные достижения утаивал. Из идеалиста хорошего саботажника не получится. Даже ради цели, которую он полагал высокой, Филдинг не был способен безвозвратно загубить научное достижение. Словом, как только кристалл оказался у нас, мы узнали, что нас задерживало, что не давало получить добротный промежуточный результат. И это уже хорошо, однако нас ожидал приятнейший сюрприз: Филдинг тайно самостоятельно прорабатывал наши грядущие, самые сложные проблемы. Не мог отказать себе в удовольствии. С одной стороны, тормозил все наши усилия, а с другой – прилежно трудился в том же направлении. И сделал невероятно много. Благодаря его разработкам создание «Тринити» больше не кажется делом грядущего поколения ученых.
– Если ваша машина уже сейчас хотя бы частично работает, почему бы правительству не нанять других крупных ученых, чтобы довести дело до победного конца?
– Правительство так бы и сделало – знай оно о том, что происходит. Но они же не в курсе! Все работы после приостановки проекта велись нелегально и противозаконно.
– Надо просто перевезти опытный образец в это здание. И тогда его можно показать кому угодно.
– Питер не позволяет! Ведь и он должен переместиться вместе с «Тринити». А в нынешнем состоянии он не переживет переезда.
– Вы сами сказали, что он вот-вот отдаст Богу душу.
– Да, но напоследок он может здорово нам навредить, – с тоской в глазах сказал Скоу. – Если бы мы создали по-настоящему работающий компьютер «Тринити», никого в американском и в британском правительстве не волновал бы вопрос цены – финансовой или человеческой. Сейчас же, обнаружив после смерти Година, что мы еще бесконечно далеки от цели, начнут задавать всякие неприятные вопросы.
– Куда вы гнете?
– При всяком провале нужны козлы отпущения.
– Извините, к строительству вашего компьютера я не имею никакого отношения!
– Не имеете. Да только смерть Филдинга могут объявить причиной провала всего проекта. А кто Филдинга убил?
Теперь ей стало очевидно, куда клонит Скоу.
– Вы хотите меня сдать, – сказала она мрачно.
Аэнбэшник примиряюще поднял ладони.
– Я только описываю один из возможных сценариев. Все свалить на вас очень легко. Хорошо известно, что в некоторых случаях вы проявляете излишек старания…
– Вам что, жить надоело?
Скоу лукаво улыбнулся.
– Не кипятитесь. Я просто показываю вам, какова ставка в этой игре. Чтобы вы не думали простодушно, будто вашей заднице ничего не грозит. Теннант и Вайс все еще резвятся на свободе, а Лу Ли Филдинг как в воду канула.
– С этими тремя я разберусь!
– Уже сомневаюсь.
Гели прожгла его полным ненависти взглядом.
– Да что вы беситесь! – сказал Скоу. – Мы просто беседуем, прикидываем, как нам быть. Мне, кстати, теперь мертвый Теннант ни к чему. Чего ради трупы громоздить один на другой? Это только усугубит наше и без того скверное положение. Нас и за первого покойника по головке не погладят.
Гели поняла: сейчас прозвучит то главное, ради чего затеян весь этот разговор.
– Ладно. Если козлом отпущения буду не я, то кто?
– Питер Годин.
– Вы шутите?
Скоу не спеша затянулся и выпустил облачко дыма изо рта.
– А вы не торопитесь, Гели, подумайте. После смерти Питера даже врать сильно не придется, достаточно немного преувеличить правду. Годин медленно умирал от опухоли мозга, о чем, разумеется, никто не подозревал. Питер был, конечно, гений, большой человек и так далее, но опухоль, к сожалению, затронула его рассудок. Он стал одержим идеей обрести бессмертие внутри компьютера. И в «Тринити» видел только способ личного выживания. Когда Филдинг и Теннант приостановили проект, Годин запаниковал и, несчастный безумец, приказал их убить.
Гели только бровями повела. Что ж, логика безупречная. Маленькая Большая Ложь, которая все черное делает белым.
– Если мы пойдем этим путем, – продолжал Скоу, – Теннант волен говорить что угодно. Мы ни в чем не виноваты, нас попутал сумасшедший. Мне кажется, это куда более изящное решение, чем убийство Теннанта, Вайс и Лу Ли!
– Тут не все так просто, – возразила Гели. – Если мы оставим Теннанта в живых, он расскажет, что именно я пыталась убить его.
– А при чем тут вы? – улыбнулся Скоу, насмешливо покачав головой. – Кто вломился в дом Теннанта с пистолетом? Кого Теннант и Вайс видели?
– Риттера.
– Точно. А Риттер был нанят в "Годин суперкомпьютинг" еще до начала работы над «Тринити» и до вашего появления. Он не ваш человек, ведь так?
Похоже, Скоу все заранее продумал.
– Строго говоря, он мог действовать и автономно, – задумчиво произнесла Гели.
– Кто-нибудь знает, что это вы приказали Риттеру убить Теннанта?
– Я никогда и никому не отдавала подобный приказ!
Скоу усмехнулся:
– Конечно. Немыслимо и вообразить, что вы способны отдать подобный приказ. Питер Годин без вашего ведома лично велел своему телохранителю Риттеру уничтожить Теннанта. А тому необычайно повезло – защищаясь, он сумел убить киллера. Вы, Гели, в этом деле белее снега. Если вам когда и случалось делать не совсем правильные вещи, то исключительно по приказу Година.
– А ваше алиби?
– К тому времени, когда я понял, что смерть Филдинга вызвана не естественными причинами, Риттер был уже мертв, а Теннант в бегах. Как только у меня открылись глаза, я кинулся исправлять ситуацию, восстанавливать попранный порядок и непредвзято расследовать происшедшее.
Гели попробовала проверить версию на прочность.
– Нас с вами спросят: а отчего вы так поспешно кремировали тело Филдинга?
– Как только стало очевидно, что он был убит, мы заподозрили, что против него был применен неизвестный вирус, который мог быть высокозаразным. По совету Рави Нара мы без промедления сожгли не только труп, но и все взятые образцы крови. Это единственный эффективный способ уберечь от инфекции других сотрудников проекта "Тринити".
– Нара подтвердит эту историю?
– Поверьте мне, он сделает что угодно для спасения своей репутации. Ведь он не доложил наверх о том, что Годин умирает. Поэтому он в наших руках.
Гели вскочила и стала нервно прохаживаться взад-вперед по проходу между мониторами. Скоу чуть развернулся в кресле и следил за ней глазами.
– А если Годин все-таки добьется своего? – спросила она. – Что, если «Тринити» заработает еще при его жизни – именно так, как и было обещано?
– По словам Рави, не дни, а часы Питера сочтены. Он не успеет.
Ирония ситуации угнетала Гели.
– Вы знаете, я люблю Питера Година, – сказала она. – И очень его уважаю. А вас, как вы сами догадываетесь, терпеть не могу. До того, как вы пришли с этим предложением, я вас к тому же и не уважала. Но ваш план может сработать, может…
– Если вы готовы мне подыграть, план сработает без осечки.
Гели не видела иного пути, кроме сотрудничества со Скоу.
– Скажите, где находится вторая, нелегальная лаборатория «Тринити», – и по рукам.
У Скоу вытянулось лицо.
– Увы, я не вправе.
– Почему же?
– Сейчас поймете. Я сообщу вам имя человека, который отвечает за безопасность той лаборатории. Со всеми вопросами к нему.
Гели остановилась и сердито уставилась на Скоу.
– Что за игры?
– Он велел все вопросы переадресовывать ему. И нарушать его волю у меня нет резона – иметь врагом такого человека мне не улыбается.
– Кто он, черт возьми?
Скоу покачал головой.
– Я дам вам номер его телефона.
– Я не звоню людям, имени которых я не знаю!
Скоу сделал последнюю затяжку. В его глазах появилось что-то вроде жалости.
– За безопасность второй лаборатории отвечает генерал Хорст Бауэр.
Кровь бросилась в лицо Гели. Работа в «Тринити» наполняла ее гордостью и сознанием, что она превзошла отца. И вот победа оказалась иллюзорной.
– Мой отец работает на Година?
– Да.
– Сукин сын! Какого дьявола он и тут перебегает мне дорогу?
Раскрывать всю правду Скоу решительно не хотелось, однако он чувствовал, что Гели не станет сотрудничать с ним, пока он не расколется окончательно.
– Все просто. С самого начала практически всем в проекте «Тринити» тайно заправлял Годин. Ваш отец был нужен ему как влиятельная фигура в военной разведке. Хорст Бауэр из тех, кто решает, какие типы компьютеров нужны армии в Пентагоне и прочих центрах управления – к примеру, в форте Уачука.
Форт Уачука в штате Аризона был командным центром американской военной разведки, а ее отец – его начальником.
– Генерал Бауэр уже давно содействует фирме "Годин суперкомпьютинг" в получении заказов от армии, – сказал Скоу. – Именно его поддержка помогала Питеру побивать конкурентов.
– Вы хотите сказать, что мой отец брал взятки?
– Да еще какие! Годин регулярно переводил деньги на его секретный банковский счет – такой же, как и у меня. Как вы понимаете, я веду широкий образ жизни не на те гроши, что получаю от АНБ.
– Значит, мой отец – лицемерный сукин сын. А я-то думала, что хотя бы интересы страны для него святы… Впрочем, пора мне знать: подлец во всем подлец, а не только в чем-то одном!
– Ваш отец нисколько не навредил отечеству тем, что протежировал Годину. Годинские суперкомпьютеры во многом лучше машин его конкурентов. Генерал делал хорошее дело и попутно набивал карманы. Бизнес есть бизнес.
Казалось, шрам на лице Гели пульсировал от ярости.
– Армия – это служение, а не бизнес!
Скоу хихикнул.
– Вот уж не думал, что ваша голова полна романтических бредней!
– Да пошли вы…
– Так или иначе, когда у Питера появилась нужда в тайной лаборатории, он вспомнил про вашего отца. Некоторая сумма денег перешла из рук в руки, и генерал подыскал нам укромное местечко, куда посторонним доступа нет.
– А зачем наняли меня?
– Питер искал на эту работу человека определенного типа. Ваш отец предложил вас.
Гели опять зашагала по проходу. Кровь стучала в ее ушах.
– Он ведь обо всем знает, да? И что Годин на грани смерти, и что проект висит на волоске?
– Да, он в курсе всего. И на нашей стороне. Он тоже может поплатиться карьерой, если не подсуетится.
– Мне плевать на его карьеру. И на вашу тоже. Чтоб вы оба в аду горели!
– Гели, вы бы лучше не ругались, а просто позвонили папе и поговорили по душам.
– Тайная лаборатория «Тринити» находится в форте Уачука?
– Нет.
Этому Гели в первый момент не поверила. Там, на отдаленной аризонской базе, тысячи акров испытательных полигонов. Можно спрятать хоть сотню лабораторий.
С другой стороны, ее отец был дока в вопросах служебного выживания. Он не мог не просчитать заранее вариант неудачи проекта «Тринити» и наверняка оставил себе возможность в любой момент дистанцироваться от Година. У него хватило бы ума не затевать нелегальные дела на подведомственной ему территории.
Гели надела наушники и, нажав нужную клавишу, приказала компьютеру: "Генерал-майор Хорст Бауэр. Форт Уачука, штат Аризона".
Скоу облегченно вздохнул.
К телефону подошел адъютант генерала.
– Генерала Бауэра! – не заботясь о вежливости, сказала Гели.
– Генерал в данный момент занят. Что передать?
– Капитан, доложите ему немедленно, что звонит дочь.
– Не кладите трубку, пожалуйста.
Скоу явно наслаждался происходящим. Гели повернула кресло так, чтобы не видеть рожу стареющего прощелыги с дипломом лучшего американского университета.
Она мысленно представила себе отца. Высокий импозантный мужчина с типичной немецкой внешностью. Враги Хорста Бауэра описывали его как белокурую версию сыгранного Бертом Ланкастером генерала Джеймса Маттуна Скотта из фильма "Семь дней в мае". Что ж, сравнение справедливое. Во всеобщем восприятии он был жестким и придирчивым начальником. Однако Гели знала его с другой стороны, куда более отвратительной стороны – как бабника, который изменял жене на каждом шагу и имел за границей кучу незаконных детей. Нетерпеливый воспитатель, грубый и жестокий по натуре, он воспитывал непокладистую дочь рукоприкладством. Трагическая ирония ее жизни заключалась в том, что она во всем следовала по стопам человека, которого люто ненавидела. Причина была проста. Она ненавидела отца за то, что он в детстве нанес ей неизлечимые психические травмы, однако пассивную, безвольную и покорную мать презирала и походить на нее не хотела.
– Привет, Гели, – раздался в наушнике басистый голос, от которого каждая мышца напряглась. – Похоже, у тебя неприятности. В другое время ты мне никогда не звонишь.
– Что ты знаешь о проекте по созданию искусственного интеллекта?
– Шутишь? Я на такие неопределенные вопросы не отвечаю.
– Ладно, давай говорить конкретно. Я отвечаю за безопасность в лаборатории проекта «Тринити» в Северной Каролине. И вот мне говорят, что есть некая секретная лаборатория, которая работает над тем же. Что тебе о ней известно?
Ответом было долгое молчание. Затем Бауэр сказал:
– Кое-что известно.
– И ты не счел нужным сообщить мне об этом?
Сухой смешок на другом конце связи.
– Я и не подозревал, что мы с тобой опять друзья-приятели.
– Ты рекомендовал меня Годину для этой работы?
– А как бы иначе он тебя нашел?.. Но про свое участие в «Тринити» я помалкивал не по своей воле. Обычная тактика Година: каждый знает только свой кусочек правды. Поэтому ты не сердись, в таких делах свои законы. Если уж на то пошло, ты меня тоже не балуешь информацией. После восемнадцати ты практически ничего про свою жизнь мне не рассказывала. Все, что я про тебя знаю, стало известно из сплетен, разговоров с лечившими тебя врачами и полицейских протоколов.
"Некоторые сражения никогда не заканчиваются", – подумалось Гели.
– Не будем ворошить прошлое, – сказала она. – Что касается проекта «Тринити», теперь я в курсе того, что мне положено было знать уже давно.
– Ты понимаешь ситуацию? Понимаешь, что необходимо делать?
– Меня подробно просветили.
– Скоу трусоват, но ему не откажешь в таланте правильно действовать в кризисной ситуации.
– Ладно, прощай, – сказала Гели, но связь не отключила.
Она сдернула наушники и впилась взглядом в Скоу.
– Ну, – ухмыльнулся аэнбэшник, – похоже, теперь все мы в одной лодке?
– Похоже.
– Это не совсем тот ответ, которого я ожидаю.
– Меня тошнит от одной мысли, что такой человек, как Годин, будет вывалян посмертно в грязи – чтобы гады вроде вас и моего отца вышли сухими из воды. Рядом с Питером Годином вы сморчок никчемный.
Скоу впервые за весь разговор покраснел.
– Так вы согласны насчет Теннанта и Вайс? Оставляем их в живых и извиняемся перед ними: мол, простите, недоразумение вышло?
– Не спешите хоронить Година.
– И то верно.
– Мы, кстати, понятия не имеем, где сейчас наши беглецы. Хоть на телевидение иди и объявляй на всю страну: ребята, возвращайтесь, вас передумали убивать.
– Стало быть, не будем торопить события.
– Тем не менее я и сейчас не вполне уверена, нужен ли нам Теннант, который неизбежно начнет трепаться и рассказывать в высоких кабинетах свою версию происшедшего. Как ни крути, а связи у него большие. Неизвестно, что и кому он в уши надует. И чья правда верх возьмет.
Скоу глубокомысленно кивнул.
– Знаете что? Проблему Теннанта и Вайс я оставляю на ваше усмотрение. Действуйте по обстоятельствам. В случае чего постараемся обыграть факт их гибели так, как нам нужно.
– А вот это правильное решение, – кивнула Гели. – Я с ними сама разберусь.
Скоу встал и направился к двери.
– Есть еще вопросы? – спросил он напоследок.
– Только один. Почему Филдинг саботировал проект?
Скоу улыбнулся:
– Считал, что ученые не должны создавать вещи, которых они не понимают.
– Тогда зачем же он согласился участвовать в проекте?
– Очевидно, полагал, что впереди десятилетия работы. А на деле за два года была пройдена чуть ли не половина пути! Филдинг надеялся, что в процессе работы над проектом «Тринити» мы получим новые знания о мозге – задолго до создания работающего суперкомпьютера.
– Ну и как? Получили новые знания?
– Куда там! Если «Тринити» вдруг заработает именно так, как планировалось, у нас не будет ни малейшей возможности его контролировать!