Я проснулся в мокрой от пота тенниске и без малейшего представления, где я нахожусь. Рядом на кровати под простыней лежала темноволосая женщина. То, что это женщина, а не длинноволосый мужчина, я догадался только по форме плеча. Было светло как днем… был день… и два чемодана на полу золотились в лучах солнца, пробивавшихся через тюлевые занавески. И наконец я вспомнил… Иерусалим!

Из сна меня вырвал сон, и этот сон был очень странный. В памяти осталось только то, как молодой мужчина приближает свое лицо к моему и целует меня в щеку. Меня передернуло от этой мысленной картинки, хотелось побыстрее выбросить ее из памяти. Но я заставил себя вспоминать дальше. Солдаты! Солдаты с мечами. Я стою в темном цветущем саду. Вокруг меня, прямо на земле, спят мужчины. Слушая их храп, я ощущаю себя безмерно одиноким. Во мне растет страх – страх неотвратимо приближающейся смерти. Вдруг сад наполняется звуками. Большая группа римских солдат окружает нас. Из густой тени ко мне выходит молодой мужчина в хитоне, приближает свое лицо к моему – и целует меня в щеку. Его губы восковые и холодные. Как только он отходит, солдаты хватают меня…

Рейчел зашевелилась под простыней и перевернулась на другой бок. Я посмотрел на часы. Три тридцать пополудни по израильскому времени, которое опережает нью-йоркское на семь часов. Ну и чудеса! Выходит, мы проспали почти восемнадцать часов.

Я снял трубку телефона на прикроватной тумбочке, позвонил в гостиничную службу и заказал автомобиль с водителем, который знает английский язык. Мне сказали: сто тридцать шекелей в час. Я согласился, хотя понятия не имел, сколько это в долларах. При звуках моего голоса Рейчел беспокойно заворочалась, но не проснулась.

"Лучше ехать одному", – подумал я, глядя на спящую Рейчел. Потом представил себя падающим в нарколептический сон-обморок прямо на одной из иерусалимских улиц. "Скорая помощь", полиция… Нет, так рисковать нельзя. Я пошел в ванную – принять душ и смыть пот восемнадцатичасового сна.

Израиль реальный мало чем походил на тот, что я знал по своим снам. Стоило нам выйти из самолета в тель-авивском аэропорту Бен-Гурион, как мы попали в крутую современность. Уоки-токи, металлодетекторы, охранники с автоматами, запах керосина… Из Тель-Авива до Иерусалима мы ехали в «шеруте» – частном микроавтобусе, в котором, кроме нас, было еще шесть пассажиров. Всю дорогу я задумчиво молчал. Рейчел время от времени успокаивающе сжимала мою руку, понимая, что я в растерянности, что из окна микроавтобуса я вижу совсем не то, что ожидал увидеть.

Однако когда мы подъехали к Иерусалиму и мне предстал, в закатных лучах, дивный Старый город, от моего разочарования не осталось и следа. Я не знал, зачем конкретно я прибыл в Иерусалим, но во мне возродилось предчувствие, что меня здесь ждет нечто важное и чудесное.

В гостиницу мы прибыли, когда почти стемнело; зарегистрировались и последовали за нашими чемоданами на шестой этаж. Комната была хоть и маленькая, но чистая. Мы собирались сделать вылазку за продуктами, однако стоило нам присесть на кровать, чтобы отдышаться, как желание куда-то выходить пропало: перелет через несколько часовых поясов и непрестанные злоключения последних двух дней доконали нас. Рейчел хоть немного поспала в самолете, а я совсем не смыкал глаз. Теплота и тишина гостиничного номера были как наркотик, вливающийся в мои вены. Я съел апельсин и мгновенно провалился в сон. Только поцелуй восковых холодных губ и руки солдат на моих плечах вытолкнули меня в реальность двадцать первого века.

Я выключил душ, завернулся в большое полотенце и прошел в комнату. Рейчел по-прежнему спала, только на живот перекатилась, оголив спину. Я направился к окну и раздвинул занавески в надежде полюбоваться Старым городом – увы, его загораживали какие-то непотребные современные коробки.

Я подошел к кровати и тронул Рейчел за плечо. Никакой реакции. Пришлось ее расталкивать. Проморгавшись, она потянулась и привстала, опираясь на локоть.

– Часы идут правильно?

– Да. Я заказал машину, сейчас подъедет.

Рейчел явно не хотелось выбираться из постели.

– Зачем сегодня? День уже к вечеру!

– У меня только что был сон.

– Про что?

– Гефсиманский сад.

– О! – сказала Рейчел и уставилась в потолок. – Ты здорово продвинулся вперед, да?

– Вот именно. С поцелуя Иуды в Гефсиманском саду начинается обратный отсчет времени до распятия. Поэтому я должен как можно быстрее добраться до Старого города. На завтра откладывать нельзя.

Рейчел, обернувшись простыней, встала и кокетливо на меня уставилась.

– А мне кажется, Старый город подождет!

– Зачем оттягивать?

– Дэвид! Мы впервые в безопасном месте. Впервые у нас уютная комната и чистые простыни. И то, что мы сюда добрались целыми и невредимыми, – большое чудо, которое стоит просмаковать. Давай немного расслабимся.

– Но мой сон…

Она взяла меня за руку и привлекла к себе.

– Да брось ты, ничего с тобой не случится! Даже если тебя распнут на кресте, это будет во сне. От снов не умирают. А здесь ты со мной, и я знаю, как тебя успокоить.

Тут она второй рукой обвила мою спину, и простыня упала на пол. Усилием воли я не опустил взгляд на ее голое тело… Но не для того она уронила простыню, чтобы я не смотрел!

– Рейчел, мне нужно в Старый город, прямо сегодня, – стоял я на своем.

– Ладно. Сегодня так сегодня. Только позже. – Обняв меня обеими руками, Рейчел прижалась головой к моей груди. – Мир не рухнет, если мы несколько минут уделим своему удовольствию.

Она поцеловала мой сосок, положила ладонь мне на затылок и мягким властным движением потянула мою голову вниз, к своим губам. Куда подевался ее профессиональный панцирь! Эта новая, свободная женщина была чудесным откровением для меня – и я ее желал. Я наклонился к ее губам. Они были теплые и упругие – совсем не такие, как те, восковые и холодные из сна. От воспоминания меня передернуло.

Рейчел удивленно отпрянула и заглянула мне в глаза.

– В чем дело?

– Все в порядке, все как нельзя лучше.

Я опять наклонился, чтобы поцеловать ее снова и как следует.

Рейчел отпрянула и покачала головой:

– Э-э, нет, ничего не в порядке. Пока мы не покончим раз и навсегда с этой историей про Иисуса, ты будешь постоянно в раздерганных чувствах.

Тут зазвонил телефон, и мы оба вздрогнули.

Я схватил трубку.

– Да?

– Ваш автомобиль прибыл, сэр, – сказал голос с акцентом.

– Спасибо.

Я повесил трубку.

Мне даже не пришлось объяснять, кто звонил. Рейчел быстро чмокнула меня в щеку и начала одеваться.

* * *

Нашего водителя, усатого пожилого палестинца, звали Ибрагим. Сказать, что он знает английский, было бы огромным преувеличением, однако он понял, что мы хотим попасть в Старый город, и повез нас к яффским воротам. По мере того, как мы приближались к обесцвеченной солнцем каменной городской стене, я почувствовал первый накат ощущения, что я здесь был и все это уже видел. За стеной, в этом пропитанном кровью историческом музее под открытым небом, меня ждет одному мне предназначенная разгадка. Две тысячи лет Ответ ждал именно меня, невидимый для тех, кто приходил сюда – с мечом, или с археологической лопатой, или с зубочисткой и скептической ухмылкой туриста. Что за Тайна и каков будет Ответ, я пока что не ведал. Но когда придет Ответ, я его не прозеваю.

– Ну, с чего начнем? – спросила Рейчел.

– Путь Иисуса в последний день.

– Да, понимать! – оглянулся на нас Ибрагим. – Масличная гора, Гефсиманский сад, Голгофа.

Мимо профырчал мотоцикл.

– Правильно, – сказал я Ибрагиму.

– Еще храм Гроба Господня. Девять стояний снаружи и пять внутри. Я вас туда брать.

– Зачем тебе? – спросила Рейчел.

Внезапно я почувствовал жар во всем теле, на мгновение у меня даже дыхание пресеклось.

– Н-не знаю.

– Дэвид, что с тобой?

Рейчел встревоженно положила руку мне на лоб.

– Боже, да у тебя температура!

Еще тридцать секунд назад я чувствовал себя прекрасно. Но Рейчел была права: вполне возможно, что у меня жар.

– Не обращай внимания, – сказал я. – Давай поторопимся.

Ибрагим припарковался рядом с огромным туристическим автобусом.

– В город мы не заедем? – спросила Рейчел.

– Нет, – ответил Ибрагим. – В Старый город есть обычай ходить пешком. Видеть достопримечательности на ногах.

– Далеко отсюда до храма?

– Храм Гроба Господня? День, как сегодня, половина часа.

Рейчел засомневалась.

– А ближе вы нас никак не можете подвезти?

– Мистер болеть, да?

Рейчел, после секундного колебания, кивнула:

– Да, "мистер болеть". Он прибыл в Иерусалим в надежде излечиться.

– Понимать. Много больных людей идти до могилы Иисуса и целовать скалу, где он подниматься от смерти.

– Вы нам поможете?

– Конечно. Еще сто шекелей – и быть там очень быстро.

– Согласны.

Ибрагим дал задний ход, посигналил и, распугивая прохожих, развернул машину. Меня окатила новая волна жара. Я боялся, что вот-вот потеряю сознание.

– Это что, приступ нарколепсии? – испуганно спросила Рейчел.

– Нет. Что-то совсем другое.

– Лучше нам вернуться в гостиницу.

– Нет. На Виа Долороса!

– Виа Долороса, – эхом отозвался Ибрагим. – Дорога скорби. Христиане здесь говорить Дорога цветов. Первое стояние: Иисус осудить на смерть. Второе стояние: крест ему на спина. Третье стояние: Иисус первый раз споткнуться. Четвертое стояние…

Наш усатый гид заученно тараторил дальше, но я с трудом разбирал его слова. С меня лил пот, и в то же время мне было страшно холодно. Машина неслась по узким улочкам, мимо мелькали каменные стены, яркие ставни, ломящиеся от всяческих сувениров рыночные киоски и туристы, туристы, туристы… Чтоб удобнее было переругиваться с непроворными прохожими и другими водителями, Ибрагим опустил стекло, и аромат жасмина заполнил автомобиль. Как только этот пьянящий запах достиг моих ноздрей, я ощутил внезапную эйфорию и провалился… нет, не во тьму, а в слепящий свет.