Рейс 462 авиакомпании «Эль-Аль», в пяти милях от берега Атлантического океана
Для нашего полета в Соединенные Штаты генерал-майор Кински, глава МОССАДа, зарезервировал всю верхнюю палубу «Боинга-747». Агенты МОССАДа блокировали лестницу, чтобы к нам не мог попасть никто из пассажиров или летного персонала. В Нью-Йорке мы с Рейчел должны были пересесть на частный реактивный самолет, который доставит нас в Альбукерке, штат Нью-Мексико. А оттуда нас перебросят на специально нанятом вертолете на территорию испытательного полигона в Белых Песках.
В качестве платы за это я три часа просидел перед пятью израильскими учеными, излагая им подробности проекта «Тринити». Хоть мой рассказ снимался на видеокамеру, ученые делали многочисленные заметки в блокнотах. Генерал Кински был поражен моей откровенностью: я ничего не утаивал, отвечал на любые вопросы. Хотя большая часть моего рассказа была для него, конечно, выше понимания. Он просто радовался тому, как горят глаза ученых, которые слушают меня. Тем не менее, главное он уловил: ввод в действие хотя бы одного «Тринити» ломал все существующие парадигмы международной безопасности. Все страны и народы разом окажутся беззащитными перед тем, в чьих руках находится "Тринити".
Рейчел сидела за спинами ученых и внимательно слушала мой рассказ. В ее выразительных глазах любопытство сменялось то испугом, то огорчением, то гневом, то изумленным недоверием. Мне очень хотелось пройти к ней, приголубить и успокоить, но израильтяне торопились, и мои сентиментальные поползновения их не интересовали.
Генерал Кински периодически уходил в заднюю часть верхней палубы и вел оттуда телефонные разговоры через спутник. Он сообщил, что мое электронное обращение к общественности, отправленное из интернет-бара, имело эффект разорвавшейся бомбы и вызвало в мире переполох именно того масштаба, на который я надеялся. Ведущие компьютерные ученые быстро подтвердили, что описанный мной проект «Тринити» не является пустой фантазией и, чисто теоретически, создание подобной машины вполне возможно. Средства массовой информации тут же нашли аналог масштабу сенсации – первое успешное клонирование в 1998 году, вызвавшее такую неоднозначную реакцию во всем мире. Однако создание «Тринити» по своему значению решительно превосходило даже этот великий прорыв в генетике.
После очередной отлучки генерал Кински вернулся с хмурым лицом и, прерывая мой разговор с учеными, тронул меня за плечо.
Я замолчал и вопросительно посмотрел на Кински.
– Произошло что-то нехорошее? – угадал ученый из Института имени Хаима Вайцмана.
Глава МОССАДа потер свой загорелый подбородок.
– Компьютерные эксперты во всем мире обратили внимание на странности в Интернете.
– Что за странности?
– Некий анонимный пользователь с невероятной скоростью перемещается по самым большим компьютерным сетям и посещает наикрупнейшие базы данных. Впечатление, что он их систематически прочесывает – одну сеть за другой, одну базу данных за другой – и собирает информацию. Его интересуют корпорации, банки, правительственные учреждения, военные базы и объекты национальной обороны. Похоже, пароли, шифры и брандмауэры для него не существуют: если они и замедляют его движение, то лишь в ничтожной степени. Пошли разговоры, что это проделки компьютера "Тринити".
– Возможно, просто особенно талантливый хакер, – сказал другой ученый. – Или целая группа талантливых хакеров. Этот тип уничтожает секретные файлы?
– Нет, только все просматривает. Словно создает карту компьютерного мира. Несколько хакеров утверждают, что отследили его местонахождение: где-то в Нью-Мексико.
– Ну, тогда это наверняка «Тринити», – сказал ученый из Института Вайцмана. – Одного я не понимаю: почему американцы просто не отключат эту дьявольскую машину? Щелк – и конец проблемам.
Я покачал головой:
– Если бы все было так легко! У Година наверняка все давно продумано. Он заранее приготовился отразить любой удар. Я подозреваю, что принудительное выключение «Тринити» автоматически вызовет какие-то катастрофические последствия для Соединенных Штатов или всего мира.
Генерал Кински, даром что не постиг технических тонкостей проекта «Тринити», яснее ученых осознал возможные глобальные политические последствия.
– Профессор Теннант, – сказал он, – вы рассказали о возможностях этого суперкомпьютера. А мне бы хотелось знать, какие намерения стоят за его созданием.
– Чтобы понять, какая угроза исходит от «Тринити», нужно знать его создателя – Питера Година. Если нейрослепок успешно загружен и работает, то «Тринити» – это Годин. Абсурдно даже предполагать, что Годин предпочтет сделать базовым другой нейрослепок.
– Вы общались с этим человеком на протяжении двух лет, – сказал Кински. – Какое мнение о нем сложилось у вас?
– Блестящий ученый.
– Это самоочевидно.
– У него свои твердые политические взгляды.
– А именно?
– Однажды он сказал, что принцип "один человек – один голос" сделал Америку великой страной, но он же ее и погубит.
Кински хохотнул.
– Что еще?
– Годин начитан, глубоко знает историю и политическую теорию, разбирается в философии. По моим сведениям, атеист.
– Надо полагать, он весьма эгоцентричен, как и все чрезвычайно успешные люди?
Я кивнул.
– Из истории нам известно, – продолжал глава МОССАДа, многозначительно сдвинув брови, – что власть в руках блестящего ума чаще всего приводит к печальным последствиям.
Ученые закивали, но я только улыбнулся: отчего генералы во всем мире так любят с умным видом произносить звучные банальности?
– Профессор, – сказал Кински, – вы до сих пор не объяснили мне, зачем вы так отчаянно стремитесь в Белые Пески?
– Чтобы остановить Година.
– Как вы предполагаете это сделать?
– Поговорить с ним по душам.
– Ба, профессор, я и не думал, что вы так наивны. Как вы отговорите человека не брать в свои руки власть над миром? Таких слов еще не придумано!
– Тем не менее я единственный, кто может попытаться.
Кински покачал головой.
– С чего вы взяли, что у вас такое предназначение?
– Об этом мне не хотелось бы сейчас говорить.
Кински сердито посмотрел на меня.
– Нет, вы все-таки введите меня в курс своих планов.
– Я, очевидно, не слишком точно сформулировал свои намерения, генерал. Я хочу уговорить того Година, который из плоти и крови, воздействовать на второго Година, который из одного мозга. Только Годин способен остановить Година.
– Все эти уговоры-переговоры… Думаю, у вашего президента другое мнение насчет того, что нужно предпринимать в подобной ситуации. Да и ваши военные вряд ли миролюбиво настроены – ждать не станут!
– Как раз этого я и боюсь… – Я приложил ладони к лицу и потер глаза. – Извините, чертовски устал. Если не возражаете, я хотя бы немного отдохну.
Кински дружелюбно потрепал меня по плечу.
– Скоро отдохнете, профессор. Но сперва еще несколько вопросов. Господа ученые?..
Я в отчаянии посмотрел на Рейчел. Она покачала головой, встала и ушла в заднюю часть самолета.
* * *
Белые Пески
Рави Нара изумленно наблюдал за тем, с какой скоростью военный отряд из форта Уачука разворачивал оперативный штаб в пустой части административного ангара. Скоу не потрудился представить невролога генералу Бауэру, но и не прогнал его. Рави имел возможность наблюдать и слушать.
Военная разведка давно разработала стандартный мобильный кризисный штаб – типа Кризисного кабинета в Белом доме. Развернуть его можно в любом конце мира и за считанные минуты. Вокруг большого овального стола солдаты установили огромные плазменные экраны, компьютеры и терминалы связи. Наружные спутниковые антенны соединяли оперативный штаб со всеми американскими спецслужбами и спутниками наблюдения.
Скоу удивленно спросил генерала Бауэра, как он догадался сразу взять все это сложное оборудование.
Бауэр самодовольно хохотнул.
– Понимал, с чем буду дело иметь. В послании профессора Теннанта было ясно сказано про способности вашей машины. Да и Питера Година я знаю как облупленного. Этот власть добром из рук не выпустит. Сверхчеловек. Прямо по Ницше. – Генерал смерил Скоу презрительным взглядом. – Неужели вы хоть секунду думали, что Вместилище действительно абсолютно изолировано от мира?
– Здание именно так и строилось, как совершенно герметичное, – возразил Скоу. – Чтобы исключить какие-либо неожиданности со стороны "Тринити".
Бауэр фыркнул.
– Проснитесь, Скоу! Чем вы, черт возьми, занимались в своей Северной Каролине? В гольф играли? Годинские инженеры на протяжении многих месяцев творили здесь что хотели. Грузовые самолеты приземлялись один за другим. Что эти ребята тут понастроили, можно только гадать. Я готов поспорить с вами на миллион долларов, что «Тринити» отличнейшим образом соединен с мировыми компьютерными сетями!
И действительно, десять минут спустя эксперты генерала обнаружили глубоко в песке обегающий Вместилище трубопровод, вокруг которого приборы зафиксировали мощное электромагнитное поле.
Пока разворачивали оперативный штаб, события на месте не стояли. Во-первых, к главным воротам подкатили машины журналистов и фургоны с телеоборудованием. Шугнуть их генерал Бауэр не посмел. За оградой научного городка находилась территория заповедника, куда был разрешен доступ гражданскому населению. Во-вторых, компьютерные профессионалы во всем мире обнаружили, что кто-то – что-то? – последовательно, с немыслимой скоростью обегает в Интернете все сети и базы данных, проникая без малейшего труда в святая святых, взламывая любые системы защиты. Рави случайно узнал еще одну новость: Ивэн Маккаскелл, глава президентской администрации, вот-вот прибудет в Белые Пески.
Когда один из солдат, обслуживающих пульты управления в оперативном штабе, доложил, что самолет Маккаскелла заходит на посадку, генерал Бауэр повернулся к Скоу:
– Доставьте сюда Година!
Скоу отрицательно замотал головой:
– Нам ни к чему, чтоб он общался с Маккаскеллом!
– Вы мне мозги не вкручивайте! Годину известно то, без чего я как слепой котенок. А ему без разницы, где откинуть коньки, – что здесь, что в больнице!
Скоу неохотно подчинился и пошел к выходу.
– Передайте моей дочери, что я буду лично отвечать за безопасность Година! – крикнул Бауэр ему вдогонку. – А она, если очень хочется, может улечься на кровать рядом с ним – с пистолетом в руке.
После того, как Скоу вышел из ангара, генерал Бауэр несколько секунд смотрел на большой экран, на котором было видно все здание Вместилища. Затем повернулся к Рави, который без дела сидел за овальным столом в паре метров от него.
– Вы невролог, да? – спросил генерал. – Профессор Нара, верно?
– Так точно, генерал.
Рави встал и пересел ближе.
– Годин сошел с ума?
– Нет, сэр. – Рави полагал, что «сэр» будет приятно генералу даже из уст гражданского лица. – С медицинской точки зрения Годин совершенно нормальный человек.
– А как же опухоль в мозгу?
– Она никак не повлияла на его умственные способности. Мы обнаружили ее крохотной шесть месяцев назад. Но и тогда она была неоперабельна – находилась в таком месте, куда можно добраться, только необратимо нарушив все функции мозга. С тех пор опухоль разрослась. Годин на грани смерти уже который день. Тем не менее, когда он не накачан обезболивающими наркотиками, у него абсолютно ясное сознание.
Генерал Бауэр пристально посмотрел Рави в глаза.
– Но на слушаниях в конгрессе вы могли бы свидетельствовать, что Годин уже давно не отвечал за свои действия?
Рави опустил глаза.
– Вполне вероятно. Мы имеем дело с неоднозначным клиническим случаем…
– По словам Скоу, вы пытались убить Година. Так?
Рави не знал, что ответить.
Бауэр правильно истолковал его молчание и ухмыльнулся.
– Будьте поблизости, профессор. Возможно, вы мне срочно понадобитесь.
Рави почтительно кивнул.
* * *
Ивэн Маккаскелл появился в оперативном штабе в сопровождении двух агентов Секретной службы. Родом из Массачусетса, тоже выпускник одного из университетов "Лиги плюща", Маккаскелл в отличие от Скоу давно избавился от консервативного акцента и претензий на аристократизм.
Руководитель администрации президента был в синевато-черном костюме. Поприветствовав присутствующих и генерала, он сел во главе стола и жестом пригласил Хорста Бауэра сесть справа от себя.
Уже вернувшийся Скоу подсел к ним. Затем генерал помахал рукой Рави, приглашая его присоединиться. Рави пересел поближе, но остался на почтительном расстоянии от Маккаскелла.
– Питера Година привезут сюда через несколько минут, – доложил Скоу. – Это сложно, потому что нужно доставить сюда все медицинское оборудование, которое поддерживает его жизнь.
Маккаскелл кивнул. Цепко оглядев все вокруг, он сказал:
– Господа, я прислан сюда оценить ситуацию, а также предотвратить любые несогласованные с президентом действия.
Лицо генерала Бауэра напряглось.
– На время, – продолжал Маккаскелл, – мы забудем о вопросе, кто и по какому праву допустил создание тайной лаборатории, из-за чьего попустительства или разгильдяйства все это произошло. Разберемся потом. И я обещаю, многие головы полетят.
Скоу потупился.
– Питер Годин сказал президенту, что ни один из так называемых нейрослепков в компьютер загружен не был. Однако все СМИ кричат о том, что некто начал оккупацию Интернета. Так или иначе, в Интернете действительно происходит нечто необычное. Итак, господа, с чем мы имеем дело и каково положение вещей на настоящий момент?
Генерал Бауэр отчеканил:
– Полагаю, мистер Скоу и профессор Нара лучше разбираются в возникших тут проблемах. Им и слово.
– Не важно кто, выкладывайте, что тут у вас происходит! – раздраженно потребовал Маккаскелл.
– Мы столкнулись с тем, с чем еще никто никогда не сталкивался, – начал Скоу. – Можно исходить из уверенности, что некий нейрослепок уже загружен в компьютер и машина работает на полную мощь. В «Тринити» почти наверняка нейрослепок Питера Година. Против нас сейчас действует превосходящий нас интеллект.
Маккаскеллу ответ явно не понравился.
– Но ведь это все тот же Питер Годин?
– И да, и нет. Строго говоря, нейрослепок Година есть копия его мозга. Однако с того момента, как нейрослепок загружен в компьютер, скорость его работы с каждым часом возрастает в геометрической профессии, ибо она не ограничена свойствами органической мозговой ткани. Так, профессор Нара?
Обращение к нему показалось добрым знаком, и Рави с энтузиазмом пояснил:
– Электрические сигналы, мистер Маккаскелл, в компьютерах двигаются приблизительно в миллион раз быстрее, чем в нейронах мозга.
– И различие не только в скорости, – подхватил Скоу. – Как только мозг начинает функционировать в цифровой форме, он получает возможность перескакивать через этап обучения; долгий процесс постепенного запоминания становится ненужным. Чудовищные количества информации просто загружаются в него за секунды. Если компьютер достиг состояния «Тринити», то есть функционирует хотя бы на девяносто процентов, то техперсонал уже, наверное, начал загружать в электронного Година самые разнообразные данные. Скажем, знания по истории, математике или военной стратегии. Электронный Годин, выйдя в Интернет, способен вобрать в себя всю находящуюся там информацию. Судя по сообщениям СМИ, именно этим он и занят в настоящий момент.
Маккаскелл изумленно покачал головой.
– Поэтому рассматривать компьютер «Тринити» как слегка улучшенный вариант Питера Година было бы страшной ошибкой, – сказал Скоу. – За считанные минуты нейрослепок Година настолько ушел вперед от Година, что их и сравнивать невозможно. Наш час для этой машины равен ста годам человеческого существования. Уже к настоящему времени нейрослепок Година развился в нечто, противостоять чему ни один из нас не готов.
– Вы говорите о «Тринити» почти как о Боге! – заметил Маккаскелл.
Скоу снисходительно посмотрел на руководителя администрации президента.
– Именно поэтому, говоря о действующем нейрослепке, мы употребляем термин состояние «Тринити». Это и человек, и машина. Но одновременно это больше, чем человек и машина!
– Ну и что, по-вашему, я должен доложить президенту? – раздраженно спросил Маккаскелл.
– Правду, – сказал генерал Бауэр. – Что мы пока не знаем, с чем имеем дело.
– А когда узнаем?
– Когда компьютер заговорит с нами, – ответил Скоу.
– Проклятие! – воскликнул Маккаскелл. – Я по-прежнему не понимаю, почему эту машину нельзя просто вырубить. Как любой компьютер.
Генерал Бауэр прокашлялся.
– Годин сказал мне, что это нам очень дорого обойдется.
– Понятно, почему он это говорит. Непонятно только, почему вы ему верите!
– Я знаком с Питером Годином много лет, сэр. Именно поэтому я не склонен проверять, блефует он или нет. Он никогда не блефует.
– Чего вы боитесь, генерал?
Бауэр напрягся при этом косвенном обвинении в трусости, но самообладание сохранил и продолжал ровным голосом:
– Мистер Маккаскелл, АНБ щедро финансировал проект «Тринити» в уверенности, что результатом будет компьютер, который станет самым разрушительным в истории оружием. Страшнее термоядерной бомбы. И вот это оружие создано, вышло из-под контроля и нацелено прямо на нас. Не нужно быть специалистом, чтобы понимать, до какой степени Америка зависит от нормальной работы компьютерных систем. Чего я боюсь, сэр? Я боюсь, что эта машина сможет шантажировать нас почище, чем когда-то Советский Союз с его тысячами ядерных боеголовок. Штука в том, что против «Тринити» у нас нет средств устрашения. У него нет детей, которых он стремится защитить от гибели. У него нет городов. Нет населения. Никаких обязательств ни перед кем! Можно предположить, что он заинтересован в собственном выживании. Но явно в меньшей степени, чем мы!
– Шантажировать нас? – растерянно повторил Маккаскелл. – Это же просто машина. Чего она, черт возьми, может хотеть?
За кольцом дисплеев раздался странный лязг.
– Везут Година, – пояснил Скоу.
Три солдата подкатили кровать Година к овальному столу. За ними шли еще четыре парня с тележками с медицинской аппаратурой и стойкой капельницы. Процессию замыкали доктор Кейз и Гели.
– Он в сознании? – спросил Маккаскелл.
Доктор Кейз выступил вперед и торжественно произнес:
– Я объявляю при свидетелях, что я был решительно против перевоза больного из стерильного помещения в эту конюшню. Стресс от перемещения и…
– Хватит, мы все поняли, можете не волноваться за свою репутацию, – сказал Маккаскелл, вставая и подходя к кровати.
Годин слабо махнул Гели рукой. Она подскочила и приподняла его голову. Старик дышал с еще большим трудом, чем прежде.
– Мы с вами знакомы, мистер Годин, – сказал Маккаскелл. – Ни у вас, ни у меня сейчас нет времени для светских любезностей. Поэтому прямо к делу. Скажите, с какой целью вы нарушили приказ президента и загрузили нейрослепок в машину?
Годин поморгал, как человек, попавший из темноты в яркий свет.
– "Тринити" еще не заговорил? – спросил он.
– Нет. А что, должен?
– Конечно.
– Вы не ответили на мой вопрос. В чем причина вашего неповиновения?
– Будто не понимаете?
– Нет, не понимаю.
– Мистер Маккаскелл, все прежние системы потерпели неудачу. Американская демократия – самый благородный эксперимент из всех – тоже закончилась крахом. Наступила пора для чего-то по-настоящему нового.
– Вы говорите о политических системах?
– По мнению Руссо, демократия была бы идеальной системой, будь люди безупречны, как боги. Но люди, увы, далеко не боги.
Маккаскелл несколько растерянно оглянулся на Скоу и генерала Бауэра.
– Мистер Годин, дискуссия на эту тему нас никуда не приведет. Должен ли я понимать, что ваша выходка имеет политическую подоплеку? Что именно вы хотите нам продемонстрировать?
– Ах, политика! – вздохнул Годин. – Одно это слово внушает мне отвращение, мистер Маккаскелл. Люди вроде вас захватали его грязными руками. Все вы продаетесь подобно шлюхам. А государство превратили в грязный базар, где идеалы наших предков стоят пятак за пучок.
Маккаскелл таращился на старика, словно на уличного сумасшедшего, который с деревянного ящика на тротуаре проповедует конец света. Годин собирался сказать еще что-то, но тут мужчины за столом разом громко ахнули.
Маккаскелл выпрямился и посмотрел туда же, куда и все, – на самый большой плазменный экран.
На нем, вызвав всеобщий переполох, внезапно появилось несколько строк текста.
Начинаю с обращения к президенту Соединенных Штатов. Позже я обращусь к народам всего мира. Не пытайтесь препятствовать моим действиям. Любое вмешательство приведет к немедленным и страшным мерам возмездия. Не искушайте меня.
– О Господи! – взволнованно выдохнул Скоу. – «Тринити» существует и работает. У него получилось. У нас получилось!
– Да, у вас получилось, – ядовито повторил Ивэн Маккаскелл. – И вас, самоуверенных сукиных сынов, возможно, когда-нибудь за это повесят!
– Смотрите! – воскликнул Рави Нара. – Он опять что-то пишет.
На экране первый абзац оттесняли вниз новые строки.
Я буду реагировать исключительно на информацию, которая исходит из Кризисного кабинета Белого дома или из оперативного штаба в Белых Песках. В протоколе Интернета мой адрес 105.674.234.64.
– Он знает, что мы здесь, – сказал Рави, показывая на охранные видеокамеры.
– Он не поэтому знает, – сказал Скоу. – В «Тринити» мозг Година. И Левин держит его в курсе всех текущих событий.
– Смотрите, смотрите! – воскликнул Маккаскелл.
Экран очистился полностью, и на нем вспыхнуло новое предложение.
Питер Годин еще жив?
– Кто будет говорить с этой хреновиной? – спросил генерал Бауэр.
– Отвечайте ему, – сказал Маккаскелл.
Генерал знаком велел одному из техников сесть за клавиатуру.
– Капрал, – приказал генерал, – отвечайте "да".
– Есть, сэр.
Капрал застучал по клавишам. На экране тут же высветилось:
Я желаю говорить с Годином.
– Печатайте за мной, – сказал Маккаскелл капралу за клавиатурой.
Тот вопросительно посмотрел на генерала. Бауэр кивком дал согласие.
– С вами говорит Ивэн Маккаскелл, руководитель администрации президента Соединенных Штатов.
На этот раз капрал стучал по клавишам дольше. Но ответ и на этот раз появился мгновенно.
Я знаю, кто вы такой.
– Но я не знаю, кто вы, – сказал Маккаскелл. – Назовитесь, пожалуйста.
Огромный экран очистился и пару секунд оставался черным. Потом на нем ярко вспыхнули три слова:
Я есть я.
– О Боже! – пробормотал Рави.
Маккаскелл сказал:
– Ну-ка, напечатайте: ответ не понят. Пожалуйста, идентифицируйте себя. Вы – Питер Годин?
Был им.
– А теперь вы кто?
Я ЕСТЬ Я.
Мужчины за столом в растерянности молча переглянулись. На экране светились все те же буквы, словно машина понимала, что ее слова так с ходу постичь нельзя, и давала людям время вникнуть в их глубокий смысл.
Рави в последнее время боялся только за свою шкуру и больше ни о чем не думал. Но теперь он испытал ужас неэгоистичный, беспредметный, необъяснимый. Тот же ужас стоял в глазах всех присутствующих. Лишь на морщинистом, изможденном лице Питера Година не было страха. Широко открытые синие глаза старика смотрели на экран, и у него было сосредоточенно-восторженное выражение ребенка, который смотрит на новую, невиданную игрушку.