Мой первый контакт с Ironman произошел на следующей же неделе. Мне не было страшно. Как ни странно, но у меня внезапно образовалась группа поддержки. Это было в Цюрихе, в конце июня 2007 года. За день до этого я выиграла Zurich Triathlon, гонку на олимпийскую дистанцию. Группа друзей приехала из клуба BRAT, чтобы принять участие в Ironman, и их поддержка подстегнула меня, так же как и присутствие Бретта, стоявшего за боковой линией. Я чувствовала себя сильной, даже плавание прошло отлично, и, несмотря на отказ «Кельвина» работать на низких передачах (опять!) во время первого подъема на Heartbreak Hill, я смогла быстро вырваться вперед на велосипеде. Удерживала лидирующую позицию до конца и выиграла свои четвертые соревнования в качестве профессионала.
Отличные выходные. Меня окружали старые друзья, и я снова могла быть собой – в прекрасном расположении духа, постоянно улыбалась. И я победила! Я могла бы к этому привыкнуть.
Но главным событием был завтрашний Ironman Switzerland. В этом старте приняли участие некоторые мои товарищи по команде. Одной из них была Ребекка Престон. В тот день она выиграла Ironman, пробежав марафон за 3 часа 18 минут, и я помню, что думала: «Но как она это сделала?» Я была в шоке. Так быстро бежать после 115 миль в воде и на велосипеде казалось почти невозможным.
Меня очень взволновала общая атмосфера праздника в честь события, дружбы, боли и радости спортсменов. Я болела на трибуне, как безумно перевозбужденный ребенок.
– Хочешь быть там? – спросил меня Бретт.
– Да! – прокричала я сквозь шум.
Меня не смущала дистанция. В тот момент я даже не представляла себе, насколько конкурентоспособной могу быть. Но Ironman уже захватил и соблазнил меня.
Тогда же стало понятно, что дни «Кельвина» сочтены. Большинство моих последних гонок были омрачены разными поломками, обычно отказом переключаться на малую звездочку. В итоге мне приходилось слишком часто преодолевать подъемы на больших звездах. Хотя это и разбивало мне сердце, пришла пора попрощаться с «железным конем». Он был слишком старым, и от его рамы уже отваливались детали. Мне нужна была модель поновее.
Она у меня появилась благодаря Cervelo, новому спонсору команды, предоставившему новенькую модель Soloist. Моей последней гонкой на «Кельвине» стала ITU Premium European Cup в Холтене, Голландия, где я пришла всего лишь пятой. Плавание было отвратительным. Свой вклад внес и «Кельвин», отказавшийся (теперь уже в последний раз) переключиться на малую звездочку. Спустя неделю я упаковала новый велосипед и поехала с ним во Францию на ITU Long Course World Championships, проходивший в Лорьяне. Я вновь пришла пятой. Cervelo и я пока еще не совсем сроднились. Я будто слышала голос «Кельвина»: «Я же тебя предупреждал…»
Мы сроднились с новым велосипедом на следующих соревнованиях. Это был переходный обряд для нас обоих. Бретт записал меня на Alpe d’Huez Long Course Triathlon 1 августа, и это были самые тяжелые соревнования из тех, в которых я до сих пор участвовала – еще один шаг в направлении Ironman.
Подготовке мешала и травма, которую я получила за три дня до этого. Думаю, что возмездие «Кельвина» было неизбежно, и меня ждало еще одно испытание. Я пыталась снять свой велокомпьютер, чтобы переставить его на Cervelo, в своей обычной манере – с ножом и нетерпением. Рука соскользнула, и я распорола ее от большого до указательного пальца. Местный доктор наложил четыре шва и велел не мочить рану.
Бретт, как обычно, не проявил сочувствия и дал мне совет: «Крисси, ты думаешь, что эти вещи происходят с тобой сами по себе. Это не так. Они случаются из-за того, как ты себя ведешь. Тебе нужно научиться контролировать ситуацию. Думать, прежде чем действовать. Спеши медленно».
Мне показалось, что он решит снять меня с соревнований, но его вердикт был прост и жесток: «Ты участвуешь».
На следующий день я уже тренировалась в бассейне с желтой резиновой перчаткой на руке. А еще через день я ехала через Альпы в машине, взятой напрокат, с Холли, дочерью Бретта, массажисткой команды, и Максин Сиар, австралийской спортсменкой и участницей олимпийской сборной, которая стала членом команды вскоре после меня (и с ней мы быстро подружились). Помню, как ехала по дороге вверх к Альп-д’Юэз и думала: «Господи, даже машине тяжело». Дорога представляет собой серпантин на подъеме в тысячу метров. Нам предстояло проехать его на велосипеде в конце 115-километрового велоэтапа. От волнения мои волосы встали дыбом.
Мы втроем делили квартиру, и я не очень хорошо спала в ночь перед соревнованиями (как это обычно и бывает). В день старта я сняла швы с пораненной руки с помощью кусачек для ногтей и поехала на соревнование с остальными.
Озеро было ледяным, и заплыв мне не очень удался. Правда, когда я села на велосипед, что-то щелкнуло в голове, я вырвалась вперед и увеличивала отрыв, даже когда ехала в гору. Я чувствовала себя такой сильной, и это было здорово! Зрители начали кричать мне, что отрыв все растет. Я помню, как увидела тот самый белый «берлинго» на обочине где-то на 60-м километре, а затем и Бретта. «Ешь! Ешь! Не забывай есть», – кричал он.
Затем случилась неприятность. Точнее, первая из многих. У меня спустило колесо. Я вела с отрывом примерно в 11 минут, но мне пришлось слезть с велосипеда и сменить камеру. К тому времени, как я снова села на велосипед, отрыв сократился до 4 минут.
Затем пришло время второй неприятности. Я уже была на спуске в долину перед последним подъемом к Альп-д’Юэз. В том, что касалось спусков, я была настоящим чайником. Я впервые села на шоссейный велосипед лишь три года назад и все еще считалась новичком. Мне только предстояло освоить уровень контроля и смелости, необходимый для того, чтобы спускаться по шпилькам на большой скорости.
Ситуация стала хуже, когда я, вылетев из-за поворота, увидела, как навстречу мне несется какой-то джип. Дороги в Alpe d’Huez не перекрывают на время соревнований, и я, как истинный чайник, взяла слишком широкий угол поворота и оказалась лицом к лицу с большим черным внедорожником. У меня не было выбора. Точнее, он был – выбор между смертью и столкновением с дорожным ограждением (которое тоже вполне могло закончиться смертью).
Я выбрала ограждение. За ним был обрыв, но не слишком крутой и лесистый, и у меня был шанс. Я врезалась в ограждение и, когда перелетала через него, потянула велосипед за собой, после чего мы оба приземлились в кусты. Я была в порезах и синяках и к тому же повредила ногу, но это было не смертельно. Руль велосипеда погнулся. Бормоча ругательства, я выпрямила его, снова села на велосипед и отправилась вниз перед последним серьезным подъемом.
Понемногу я начала обгонять своих собратьев по команде, на этот раз парней. Я была в потоке, и километры проносились мимо. После 115 км я прибыла на последний этап, и началась 22-километровая пробежка на высоте 2200 метров. Это было невообразимо. Окружающие тебя горы и долина, стелившаяся внизу, захватывают дух. Это придает тебе силы, сродни эйфории. Прекрасный пейзаж навсегда превратил эти соревнования в одни из моих самых любимых. Нога болела довольно сильно, но я преодолела себя и выиграла соревнование с отрывом 29 минут от следующей спортсменки, на 9-м месте в общем зачете. Если бы не прокол и не авария…
Это был поворотный момент. Я знала, что во мне что-то есть, и понимала, что это – склонность к подобным длинным состязаниям. Дистанция этого соревнования была меньше, чем у Ironman, но из-за сложного рельефа приближалась к нему по времени. И мне это понравилось. Вообще, соревнования на длинные дистанции были мне больше по душе, чем на короткие.
С этого момента я не могла дождаться возможности попробовать себя в Ironman. Поэтому, когда на следующей неделе Бретт спросил меня, хочу ли я поучаствовать, я уже знала ответ.
– Я готова? – спросила я.
– Да, – ответил он.
– Тогда я в игре.
Через три с половиной недели я была на старте Ironman Korea. Он проходил на Чеджу, крошечном островке на юге, где на меня в свое время сошло озарение. Состязание было довольно сложным, в основном из-за жары и влажности. Бретт отправил участников на нашу базу в Таиланде, чтобы мы могли акклиматизироваться. Однако это был разгар сезона дождей. Вода лилась повсюду, даже по ступенькам в бассейн. Разумеется, я поскользнулась, прокатилась от начала до конца бортика на своей костлявой заднице. Агония. Казалось, что мой копчик треснул.
Рентген показал, что это не так, но знание этого не облегчало моей боли. Я долгие часы просидела в тайской больнице в ожидании диагноза, окруженная мужчинами и женщинами с разнообразными и ужасающими болезнями (не хотела бы я вновь там оказаться). За неделю до отъезда я почти не могла ходить и совсем не могла бегать. Я провела два дня, сидя на грелке в спальне. После этого могла плыть и ездить на велосипеде, но не представляла, как буду бежать марафон. Даже сидеть в самолете до Кореи было мучительно.
Бретт был в Лейзине, за тысячи миль. Я описала свое беспокойство в письме и получила типичный ответ:
«мы просто лечим твою спину и никому ничего не говорим. твой мозг должен сконцентрироваться на выздоровлении и поездке в Корею. тебя ждет куча баксов. чуть меньше, чем до того, как ты выпала за ограждение, и еще чуть меньше после падения с лестницы, где ты видела, как падали другие, и даже тренер дважды показал тебе, как это опасно. да, и это не считая нападения с ножом на саму себя.с приветом, сатто»
надеюсь, что ты поняла мою мысль. хватит всех вот этих слов типа бедная я, всех этих совпадений. вбей себе в голову самодисциплину. С тренировками у тебя все отлично, с миром мозгов не слишком. перебори это так же, как и физическую слабость.
ПРИЗНАЙ СЛАБОСТЬ И ТРЕНИРУЙСЯ ДАЛЬШЕ
жизнь – это просто привычка. давай за работу.
Конечно, там не было ни слова о том, что я могу не участвовать в соревнованиях. Я должна была быть на старте, независимо от того, могу ли бежать. Я подчинилась.
Даже без травмы выпускать меня на Ironman спустя всего шесть месяцев после перехода в категорию профессиональных спортсменов было довольно рискованно. Целью всех моих тренировок была олимпийская дистанция. Участники же Ironman, как правило, следовали совсем другой программе. У меня не было опыта в этой дисциплине. Большинство тренеров соперников назвали бы Бретта безумцем, если бы знали. Но я была никем, так что все осталось между нами.
Странным образом травма смягчила давление, которое я ощущала. Я совсем не нервничала. И с того момента, как я залезла в воду, я больше не чувствовала боли в копчике, даже после финиша. Тело творит удивительные вещи.
К сожалению, то же самое нельзя сказать о велосипеде. Я хорошо проплыла и вышла из воды первой среди женщин, что было необычно. Я обожаю плавание, но я никогда не выходила из воды первой. Я не могла поверить, как хорошо все идет.
Затем я села на велосипед. Переднее колесо было напрочь спущено. Бр-р-р-р-р-р-р-р-р-р. Спокойно. Бретт бы велел успокоиться. Это уже случалось. Через семь минут мы снова были на ходу, но уже шестыми. Вместе с «Виджем» (так я назвала своего нового «коня») мы устремились вперед. Через 20 миль мы были уже на втором месте, а через 65 вырвались вперед, обогнав Ребекку. Было тяжело – трасса оказалась более холмистой, чем я ожидала, температура воздуха +37, влажность 95 % – настоящая сауна. Спустя час, проведенный в воде, и 5 часов 17 минут на велосипеде я отлепилась от седла. Оставался только марафон.
Я сказала про сауну? Забудьте. Теперь я бежала в духовке. Стартовый пистолет выстрелил в 7 утра, а теперь наступило время обеда. Бежать нужно было три круга вверх и вниз по свежеуложенному шоссе. Оно было холмистым, от асфальта шел жар, как от сковородки. Нигде не было тени. Ни деревьев, ничего. Это был ад, изнурительная битва. Люди падали пачками, волочились, как пьяные, отчаянно пытаясь закончить гонку, в которой оставалось бежать еще много миль.
Но я чувствовала себя хорошо. Я устала в районе отметки 17 миль, но к 22-й миле у меня открылось второе дыхание (или четвертое, или пятое). Как бы жестоко это ни звучало, было что-то странно вдохновляющее в падающих на обочине спортсменах, многие из которых были настоящими профессионалами. Они действительно боролись. А я нет. Конечно, мне было больно. После соревнования мои ноги словно побывали на поле военных действий (и вы не захотели взглянуть на них даже на секунду). Но я никогда не сомневалась, что закончу гонку, и закончу ее хорошо.
Я пересекла финишную линию с итоговым временем 9 часов 54 минут и не могла поверить, что выиграла. Точнее, я бы никогда не поверила в это до начала состязания. Но, по правде говоря, в Ironman не бывает случайностей, и я знала, что если я не сломаюсь, то выиграю. Девушка, занявшая второе место, отстала от меня больше чем на 50 минут. В общем зачете я оказалась седьмой.
Призом стали 20 тысяч долларов и место на World Ironman Championships в Коне, Гавайи, – итог всех состязаний Ironman. Чемпионат должен был состояться через семь недель, в октябре. Я позвонила Бретту на финише и сказала, что выиграла.
– Молодец, детка.
– Они предложили мне место в Коне. Соглашаться?
– Почему бы и нет? Мы возьмем его, если захотим.
– Оно стоит 500 долларов.
– Бери.
На следующий день в отеле Лотте на Чеджу прошла обязательная вечеринка. Я снова была в приятном для меня месте и позволила себе расслабиться. Больше никакого делового костюма и правительственных бумаг. Теперь только Ironman и сон на полу дешевой квартирки с двумя соратниками по команде. Но я чувствовала себя куда более счастливой.
Я жила в квартире на Чеджу с Люком Драгстрой и Винни Сантаной. Люк был серьезным профессионалом и думал, что я буду нервничать перед первым Ironman, задавать бесконечные вопросы и вести себя как заноза в заднице. Но ничего этого не было. В эту поездку мы здорово поладили между собой. Потом Бретт сказал, что был очень удивлен тем, как я была спокойна, уверенна и подготовлена. Этот прорыв в отношениях с командой меня очень порадовал. В те выходные в кругу настоящих «железных людей» я чувствовала себя наконец-то на своем месте.
Бретт тоже был рад. Через неделю он отправил мне письмо.
Вот оно:
«Я так горжусь тобой и меньше собой на этот раз потому что ты знаешь давление, которое я чувствую, когда принимаю эти сатто-решения, и все говорят мне что я спятил и рушу твою карьеру, но никогда не перезванивают, чтобы сказать “ты снова был прав старый ублюдок. откуда ты знаешь, что они могут продержаться целый день?” нет, они просто сидят в темноте и ждут, когда что-то пойдет не так, чтобы еще раз сострить в мой адрес.
ты их по-настоящему заткнула».
Я вдруг поняла, с чем ему пришлось столкнуться, отправляя меня в Корею. Все могло пойти совсем не так. Он рисковал так же, как и я. Никаких тренировок по программе Ironman, никакого базового снаряжения (у меня даже не было подходящего велосипеда). Я одолжила форму у партнеров по команде и надела старую черную майку (не самое лучшее решение на жаре), на которую утюгом приклеила наш логотип. Затем была травма копчика, на которую он велел мне не обращать внимания. Он руководствовался интуицией, решая, могу ли я продержаться. Дико и совсем не по учебнику.
Точно такой же была и его следующая уловка – он настоял, чтобы я через неделю отправилась в Сингапур и поучаствовала в соревнованиях на трассе Half-Ironman. Бретт еще раз разорвал учебник, да и еще и пописал на него для верности. Ни один тренер не одобрил бы мою программу. Я участвовала в двух соревнованиях на длинные дистанции, Alpe d’Huez, Ironman, и теперь отправлялась на Half-Ironman, и все это в течение нескольких недель. А еще через шесть недель я должна была лететь на Гавайи. В понимании любого человека это слишком много гонок и путешествий и недостаточно отдыха.
В случае с Сингапуром они, возможно, были правы. Мы находились под большим давлением – наша команда могла заявить о себе в одном из крупнейших мировых финансовых центров. Во время этой гонки я подошла ближе всего к тому, чтобы трахнуться, как говорим мы, или влететь в стену, как говорят другие. Я бежала как оловянная, было очень больно. Белинда Грейнджер, моя подруга по команде, выиграла, а я пришла третьей.
Но все это было позади, и я вернулась в лагерь в Таиланде, где у меня оставалось шесть недель, чтобы подготовиться к главной гонке в моей жизни.
После Сингапура мне дали нормальный велосипед в комплекте с гоночными колесами! Бретт научил меня не беспокоиться о новейшем снаряжении. Он считал, что люди слишком заботятся о дорогом аэродинамическом снаряжении и недостаточно – о двигателе, который и приводит все это в действие. Однако когда я собралась на Гавайи, он согласился, что разделочный велосипед – обязательное условие. Из шести недель бо́льшую часть я провела, учась на нем ездить: разделочный велосипед подразумевает езду в другом положении.
По мере приближения большого дня другие участники команды, прошедшие квалификацию, один за другим улетали в Кону. Бретт велел мне задержаться в Таиланде еще на несколько дней. Он не хотел, чтобы на меня повлиял так называемый «Гавайи-итис». Я понятия не имела, что он имел в виду, но была рада задержке. Несмотря на то что отношения между мной и парнями из команды потеплели, я все равно чувствовала себя гадким утенком, которого отвергают школьные королевы красоты. Я думала, что они меня примут в свой круг, раз уж я поучаствовала в нескольких соревнованиях, но нашей последней проблемой была зависть, которую я никак не могла преодолеть. Точнее, могла, но это никак не улучшило бы наши отношения.
Перед отъездом Бретт заставил каждого спортсмена выполнить мини-программу соревнований. За два дня до отъезда пришла и моя очередь. Тренировка состояла из заплыва на 3 км, 2 часов на велосипеде и 12 кругов по 800 метров на стадионе. Лил дождь, что вполне типично для сезона дождей. Помню, как бежала под ливнем, по лужам, и за мной наблюдали только Бретт и пара бездомных собак. Я отлично справилась. Прежде чем уйти, Бретт не сказал ничего, кроме обычного «Молодец, детка», но я знала, как справились с этим тестом другие, и что мое время было ничуть не хуже, чем у девушек, уже уехавших на Гавайи.
Когда Бретт провожал меня в начале октября, за 9 дней до соревнований, он дал мне листок бумаги, который вырвал из своего блокнота (я его сохранила). На нем он написал неразборчиво свое последнее напутствие. Он велел мне не задирать нос и держаться подальше от всей назойливости, и помнить, что это всего лишь очередной эпизод жизни. И самое важное – он сказал, чтобы я никому не уступала.
Только когда я прибыла в аэропорт, поняла, что́ он имел в виду, когда говорил о «Гавайи-итис». Это был полнейший цирк. На островах не слишком много мест, где можно тренироваться, и все ходят по одним и тем же. Куда бы ты ни повернулся, там уже кто-то тренируется. Все смотрят друг на друга, как будто стоят на подиуме. Журналисты носятся повсюду и берут интервью у успешных профессионалов. Участники идут на огромную выставку спонсоров, покупают последние элементы снаряжения или выстраиваются в очередь, чтобы взять автограф у чемпионов. Те, кто хочет отдохнуть, идут в кофейни, смотрят на проходящих мимо и сплетничают о том, кто и где участвовал, кто быстрый, кто медленный, кто травмирован, и предсказывают первую десятку тех, кто придет к финишу. Я знаю, что меня не упомянули ни в одном разговоре.
Я радовалась возможности прошмыгнуть незамеченной. Никто не знал, кто я. Мне сложно было даже найти жилье. К тому времени, как стало известно о моем участии, все свободные места уже были заняты. Я умудрилась найти комнату, точнее койку в комнате, которую я делила с двумя парнями – Скоттом Нейедли, британским профессионалом, и Энеко Элосегуи, испанским ветераном. Я их раньше не встречала. Квартира находилась в пяти милях от Коны, на середине горы с 20 %-ным уклоном. Это означало мучительную поездку домой после каждой тренировки. Помню, как я тащила покупки вверх на велосипеде, размышляя, так ли тренируются все остальные.
Стоит сказать пару слов и о самой квартире. Скотт взял большую комнату, ведь именно он снял квартиру, а мы с Энеко делили вторую. Там был стол, вентилятор и две односпальные кровати, каждая из которых была продавлена посередине на манер гамака. Кухня располагалась под навесом на улице. По соседству жила пара с лающей собакой, привычкой орать друг на друга и плачущим ребенком. Все это было далеко от оптимальных условий подготовки к гонке.
Равно как и мой уровень подготовки. У меня не было формы, не считая шортов, которые Ребекка одолжила мне в Корее (они до сих пор у меня). Мне пришлось купить костюм и обувь. Как я выбирала? Очень просто – все самое дешевое. Я не могла поверить, что некоторые модели могут стоить так дорого. Я нанесла логотипы команды утюгом. Эх, вот если бы у меня были свои собственные спонсоры… Затем сломалась одна из педалей. У меня было так мало денег, что пришлось не заменить ее, а приклеить.
В понедельник, перед большим днем, Энеко и я на велотренировке столкнулись с Белиндой, Хиллари и Ребеккой. Возможно, мы и были в одной команде, но никак не контактировали всю неделю. Я была уверена, что они не хотят проводить со мной время, да и мне было велено держаться от всего подальше и концентрироваться на состязании. Мы с Энеко отправились в четырехчасовую поездку и встретили их на развороте через два часа. Выпущенные когти можно было ощутить буквально собственной кожей. Энеко не знал, куда ему деваться.
Мы поехали обратно, но Белинда почти немедленно вырвалась вперед. То джентльменское соглашение, согласно которому нужно было ехать наравне с партнером, тут же забылось. Впрочем, в этом не было злобы – просто у нее есть свои способы психологически подавлять конкурентов перед гонкой. С тех пор я тоже использовала подобный метод. Она добилась желаемого эффекта – я до сих пор не могу забыть, насколько она сильнее меня на велосипеде.
В день X на моей стороне было огромное преимущество – анонимность и неведение. Другие знали все, что только можно было знать о гонке, трассе, условиях, соперниках, а я не знала ничего, и никто не знал меня. Я не думала, я просто мчалась вперед.
Были свои преимущества и у нашей ветхой квартирки, находившейся в отдалении от Коны. Не то чтобы это помогло нам в последнюю ночь. Кричащие соседи, приехавшая в час ночи полиция, визг сирен, плач ребенка и лай собаки. Я лежала в своей продавленной кровати, в комнате, которую делила с незнакомым парнем, и думала: «Завтра главная гонка в моей жизни, а я не высплюсь».
В конце концов, я задремала около половины третьего, что означало, что я посплю два часа, прежде чем мне нужно будет вставать. В 4:30 зазвенел будильник, и мы втроем встали и начали готовиться к гонке с затуманенными взглядами. Я позавтракала тремя английскими маффинами, медом, бананом и выпила чашку чая. А еще прочитала про себя стихотворение Киплинга «Если». Этим вся подготовка и ограничилась.
Родители Скотта забрали нас и привезли на старт к 5:30 утра. Мы проверили велосипеды и отправились готовиться к заплыву. Чемпионат мира? Да неужели? Я совсем не нервничала, не чувствовала уважения или страха перед предстоящей гонкой, как все остальные. Я просто предвкушала ее: там было так много людей, около 1600 участников, тысячи зрителей, выстроившихся вдоль улиц и береговой линии.
Я залезла в воду около 6:30, разогрелась и пробралась на хорошую позицию на старте, где мы все стоим, пока выстрел не пронзит утреннее небо. Передо мной открывался один из самых прекрасных пейзажей. Солнце взошло над вулканом, океан был спокоен и чист, я смотрела на рыбок, плававших внизу, и дайверов, нацеливших на нас свои камеры, пока мы барахтались в ожидании старта.
150 профессионалов стартовали в 6:45, за 15 минут до остальных. Я собиралась попасть в десятку. За те два часа, что я спала, мне приснилось, что я пришла четвертой, и я была этому безумно рада.
После сигнала мы устремились вперед. Плыла я так себе, мне казалось, что я плыву, как в стиральной машине – у всех на виду. С другой стороны, я могла смотреть на рыб и кораллы на дне. И это придавало мне куда больше энергии, чем бесконечные прямые линии на дне бассейна. Мы с Белиндой плыли рядом. Она поворачивалась для вдоха налево, я направо, поэтому все время смотрели друг на друга. Из воды мы вышли вместе. Странный способ улучшить наши отношения.
Когда мы подошли к первой транзитной зоне, я отставала от лидеров на 6 минут, что довольно много для этого этапа. Первые 25 миль на велосипеде я чувствовала себя вяло. Напряжение росло по мере того, как для меня становилось ясным, что я не выкладываюсь полностью. Тем не менее я смогла встряхнуться, обогнала пару человек и почувствовала себя немного лучше. Я обогнала Хиллари (тут мне стало совсем хорошо!), затем домчалась до Хави, маленького городка на мысе, самой северной точки острова и точки разворота на велоэтапе. Там был серьезный подъем со встречным ветром, а значит, я была в своей стихии – лучше всего мне даются подъемы, а встречный ветер только усилил это ощущение. На этом 20-мильном отрезке мне удалось обогнать многих. Я миновала группу женщин, ехавших в обратном направлении. За ними следовали мотоциклы, и на них были нацелены камеры. Я понимала, что догоняю лидеров, но тогда еще не знала, что впереди них едут еще две девушки. Они проехали незадолго до этого, но не всегда можно определить пол спортсмена, едущего тебе навстречу, когда ты и сам несешься со скоростью 25 миль в час.
Я поняла, что если продолжу в том же темпе, то, скорее всего, смогу их нагнать. На обратном пути есть городок под названием Кавайее, прямо перед поворотом на шоссе Королевы Каахуману. Через несколько минут дорога свернула влево, и чуть поодаль я увидела девушек. Мне нужно было принять решение – или оставаться позади, или обойти их всех, потому что они шли слишком тесно, чтобы я могла между ними вклиниться.
Я решила их обойти, попутно заметив, что проехала мимо Белинды. Позднее я узнала, что в этот самый момент другая спортсменка, Сэм Макглоун, спросила ее, кто я такая. Белинда ответила: «Победительница этой гонки».
На сопровождающем нас специальном мотоцикле была прикреплена табличка с указанным временем участников, и я видела, что мой номер в списке девятый. Но ты никогда не знаешь, когда она в последний раз обновлялась и какие номера у остальных участников. Оказалось, что я была третьей, передо мной ехали всего двое – Диди Грисбауэр и Лианда Кейв. За последние 15 миль велоэтапа я обошла их обеих, каждый раз на подъеме. И все еще чувствовала, что у меня есть и силы, и запас времени.
Внезапно появились камеры. Я размышляла, видят ли меня сейчас друзья, ведь за соревнованиями в наши дни можно наблюдать в Интернете. Я видела вертолеты над головой, нереально много людей на улицах, слышала крики толпы. В этом было нечто фантастическое.
Такое ощущение нереальности возникает у меня всегда. Во время соревнований я чувствую себя в каком-то пузыре, будто плыву под водой. Я вижу и слышу весь этот балаган: вертолеты, камеры, пресса и зрители – все скачут, но мне кажется, будто это происходит где-то в другом месте с кем-то другим.
Вторую транзитную зону я прошла достаточно гладко и вскоре уже бежала по улицам Коны, из Коны – обратно вдоль Али’и Драйв и затем на Квин Кей. Никогда не знаешь, будут ли твои беговые ноги ждать тебя в сумке в транзите, но мои были на месте, и сейчас они уносили меня вдаль.
Не то чтобы люди воспринимали меня всерьез на этом этапе. Думаю, все еще считали, что я просто новичок, который проехал слишком быстро и растеряет все силы во время бега. Комментаторов гораздо больше интересовало, почему я не надела кепку или хотя бы козырек. На Гавайях все носили кепки. Но мне никогда не нравилось надевать что-то на голову: появлялось ощущение, будто она оказывается в каких-то тисках. Все, что у меня было, – солнечные очки, которые я купила на заправке в Новой Зеландии два года назад за 20 долларов.
Комментаторы отчаянно старались придумать, что бы еще про меня сказать. Мои друзья, смотревшие онлайн-трансляцию, вопили на свои компьютеры, пока бедные эксперты барахтались в темноте и неведении.
Спустя примерно пять миль мы столкнулись с Белиндой. Я была впереди на несколько миль, и она закричала: «Крисси, победа твоя! Просто не забывай есть! Не забывай есть! Сосредоточься!»
С этого момента и началась наша дружба.
В радостном возбуждении я вспомнила, что Англия играла с Францией на Кубке мира по регби. Я спросила результат у парня, размахивавшего флагом с крестом Святого Георгия, и он сказал, что Англия выиграла. Англичане были в финале Кубка мира, несмотря ни на что.
Возможно, звезды что-то приготовили для англичан в эти выходные (мы и в футбол выиграли!). Я была еще бо́льшим аутсайдером, чем регбисты, но я выигрывала. С момента, как я вырвалась в лидеры (5,5 часа и 100 миль от начала гонки), я думала, что это ненадолго. «Они догонят меня, догонят», – думала я, слезая с велосипеда. «Они догонят меня», – думала я, двигаясь по Али’и Драйв. «Они догонят меня», – думала я, добравшись до Квин Кей.
Где же они? Отрыв все увеличивался. Примерно за 5 миль до финиша я поняла, что побеждаю. Бретт всегда говорил, что гонка не начинается до этого момента. Ты можешь отлично себя чувствовать, но вдруг врезаешься в какую-то ватную стену. Его слова звенели у меня в голове. Я не думала, что мое тело не выдержит, но я не могла позволить себе поверить в то, что выиграю. Если бы я бросила концентрироваться, мое тело моментально сошло бы с дистанции.
Я встретила старого друга из Университета Бирмингема, диетолога Аскера Джокендрупа. Он пробежал половину, а я близилась к финишу. Мы на бегу поприветствовали друг друга. Сбежав с холма в город, я почти могла видеть финишную линию. Я смеялась, плакала, пребывала в настоящем шоке. На обочине стоял бой-френд одной моей подруги. Я выхватила у него из рук британский флаг и помчалась к финишу, размахивая им, улыбаясь и всхлипывая одновременно.
К моему удивлению, первый мотоцикл свернул налево у подножия холма. О нет, подумала я, еще одна ошибка. Я не посмотрела внимательно на карту, и оказалось, что нужно сделать крюк по городу. Еще одна миля, еще миля с этим огромным флагом, и нужно продолжать то, что я уже начала, – улыбаемся и машем.
На последней паре сотен ярдов я услышала низкочастотный звук, и мне вдруг показалось, что меня освистали. Никто не знал, кем я была, какая-то дурацкая британка с флагом, и моей победе никто не был рад. Это смутило меня на пару секунд, но затем я увидела пару крупных островитян, дующих в огромные раковины в знак приветствия чемпиона мира в момент пересечения финишной линии. Еще одна традиция Коны, о которой я не знала.
И вот финишная лента была прямо передо мной – первая ласточка того, что теперь все будет совсем по-другому. Я победила. Крисси Веллингтон – чемпионка мира. Я поклонилась толпе, которая аплодировала мне в ответ и одобрительно кричала. Примерно в 15:53, спустя 9 часов 8 минут и 45 секунд после старта, я схватила финишную ленту обеими руками, опустила ее до колен, а затем подняла высоко над головой.
Все смешалось и выплеснулось из меня в этот момент – слезы, смех, остатки британской сдержанности. Какие-то выглядящие важными персоны жали мне руку, на шею повесили леи, на голову надели венок. Возбужденный парень в белой бейсболке, оказавшийся Майком Райли, «голосом» Ironman, схватил меня и сунул микрофон под нос.
Теперь все было размыто. Кто-то еще потащил меня на интервью, и я слепо пошла за ним. Глаза были полны слез, лицо от застывшей улыбки болело почти так же сильно, как и ноги.
Люди часто спрашивали, что я чувствовала. Это самый сложный вопрос, и я до сих пор не могу на него толком ответить. Нереально – наречие, которое я использую чаще всего, ведь многие другие слова могут дать не слишком точное представление о моих чувствах. Ликующий, пораженный, довольный, гордый, вне себя. Добиться всего, к чему ты стремился и для чего тренировался, в момент, когда ты получаешь главный трофей в своем виде спорта, – это эйфория, о которой говорят все чемпионы, но это не значит, что она не случается с тобой. И формулировать свои ощущения ничуть не легче. Я помню, что при всем этом мне было печально. Рядом со мной не было родителей – они запланировали поездку на Сицилию задолго до того, как стало известно, что я буду принимать участие в этих соревнованиях (не говоря уже о победе в них). Бретта тоже не было рядом (он не ездит в Кону частично из-за своего противоречивого прошлого, частично потому, что считает, что к этому моменту его работа уже закончена).
Меня потащили на допинг-тест, а затем в ресторан неподалеку, где я съела столько же, сколько весила сама.
Затем я вернулась на ту сторону вулкана, чтобы забрать свои вещи из квартиры. Теперь у меня был отель, в котором я могла остановиться. Я поняла, что переезд из этого сарая в отель мог стать символичным моментом. Я больше не была Мисс Аноним. Я почти никого не знала в этом городе, кишащем тысячами любителей триатлона, но все они теперь внезапно узнали обо мне. Мне придется пожимать много рук в ближайшие несколько дней, на всех последующих соревнованиях на спине у меня будет болтаться огромная мишень, все будут пялиться на мой «фанки чикен». «О боже, – подумала я, – моя жизнь уже не будет прежней».
В этом я убедилась уже через несколько часов. На пресс-конференции, длившейся час, меня допрашивала куча журналистов, которые до этого дня обо мне не слышали. Затем мы отправились к финишу, где я оставалась до полуночи. В это время гонка формально заканчивается, а всех, кто еще не дошел до финиша, мягко просят остановиться. Я пожимала руки, раздавала автографы, бросала в толпу вещи, поздравляла финиширующих спортсменов, танцевала…
Я была сбита с толку, не понимая, как реагировать на внимание ко мне и предложения. Аскер был там единственным, кого я знала и кому доверяла, и он играл роль своего рода менеджера. Я просто отдавала ему все визитки, которые мне всучивали. Производители велосипедов, обуви, управляющие компании – мы можем сделать для вас это и вон то. Я пыталась улыбаться, но внутри у меня творился бардак.
Я смогла дозвониться своим обезумевшим от радости родителям и сказать, что их маленькая девочка только что совершила такое, что будет иметь колоссальные последствия. И впервые в жизни речь шла не о какой-нибудь аварии. На что моя мама сказала, что она три дня провела в больнице, запнувшись о бордюр на Сицилии. Она упала на руку, повредила желчный пузырь и одну из почек. Теперь понятно, в кого я пошла. Я дозвонилась до Бретта.
«Молодец, детка», – сказал он как всегда. И эти два слова значили для меня все.
На следующий день я села писать речь победителя для церемонии награждения. У меня не было платья, так что его пришлось одолжить. Стоять на сцене с другими девушками из первой десятки, включая Белинду и Ребекку, было страшно не только потому, что перед мной был полный зал зрителей, но и из-за мысли о том, какие великие спортсмены находились рядом со мной. Боюсь, моя речь была длинной, они всегда оказываются длиннее, чем ты думаешь, но она прозвучала от души.
И, конечно же, я воспользовалась случаем, чтобы всем навязать свою страсть к международному сотрудничеству. «Я работала учителем плавания в школе в Бостоне, – сказала я. – И я видела, как спорт меняет жизни детей. Затем в Непале спорт оказался единственным, что могло заново соединить разрушенные конфликтами сообщества. Спорт обладает огромной силой, и эта сила способна многое изменить».
Безумный вечер, безумные выходные. Я закончила их так, как умела – в узком кругу друзей. Хотя я познакомилась со Скоттом и Энеко всего несколько дней назад, но мы успели подружиться. После того как мы потанцевали на афтепати, мы отправились в Денниз за самым отвратительным, токсичным и невероятно вкусным блюдом из куриных крылышек, чипсов, моцареллы на палочке и всех остальных деликатесов во фритюре, которые только можно представить. Ребята подарили мне серебряную цепочку с тремя черепашками, по одной на каждого из нас, и я ношу ее до сих пор.
Мне понадобилось время, чтобы понять, где же я нахожусь после Коны. Весь год я просто решала одну из поставленных передо мной задач за другой и не думала о своем прогрессе иначе. Я, конечно, не ожидала, что стану чемпионкой мира. Теперь я могла остановиться, оглянуться назад и понять, что это были несколько невероятных месяцев. Я пошла в профессиональные спортсмены в середине февраля и хотела отобраться на Олимпиаду. И вот в середине октября я стала чемпионкой мира по Ironman. В моем кармане лежал чек на 110 тысяч долларов, я только что показала восьмой самый быстрый результат, когда-либо зафиксированный для женщин на этой трассе. Мой марафонский забег длился 2 часа 59 минут и 58 секунд и был вторым по быстроте. Люди толпились у меня под дверью и осыпали меня поздравлениями, каких я никогда не слышала.
Такие вещи могли вскружить голову любой барышне. Я знала, что моя задача – позаботиться о том, чтобы этого не произошло.