Азагот к чёртовой матери покинул библиотеку. Оставил Лиллиану. Убрался подальше от женщины, которая дала ему подарок выхода впервые за тысячи лет из его мира.

Которая разжигала в его крови пожар, когда он брал её за руку. И когда он её поцеловал. Огонь преисподней, да сегодня был его лучший день за миллиарды лет, а может... и за вечность.

Когда Азагот тащился в свой кабинет, он всё ещё чувствовал песок на ступнях и между пальцами. Коридоры были пусты, и это хорошо, потому что прямо сейчас он не ручался за себя, если бы кто-то попался ему на пути.

Сломя голову он ворвался в свой кабинет и громко захлопнул за собой дверь. Азагот целенаправленно закрылся в туннеле душ и направился прямиком к камину.

Пламя облизывало его обнажённые ступни, но Азагот, как обычно, ничего не ощущал. Странно, если учесть, что египетское солнце окутывало его теплом.

Дрожа всем телом он так сильно схватился за каминную полку, что камень под пальцами начал крошиться. К моменту, когда он снова обретёт контроль, останется чертова уйма его отпечатков.

Но мог ли он обрести контроль? Что, чёрт возьми, с ним произошло? К тому моменту, как он вышел из библиотеки и оказался в пустыне, вдохнул горячий, сухой воздух, что-то внутри него с силой открылось, освободив крохотную часть ощущения, опознать которое Азагот не мог.

Оно было знакомым и в то же время ему неизвестным, может тем, что люди зовут дежавю. Чем бы это ни было, оно оказалось чистым и приятным, наслаждением, которое не зависело от зла, жестокости или смерти.

Но в момент, когда Азагот снова оказался в библиотеке, ощущение превратилось во что-то гораздо менее приятное, как будто река эмоций, просочившаяся из трещины, стала грязной.

Испортилась так, как только могло это сделать злоба.

Его охватили ненависть, боль и желание что-нибудь разрушить. Он оказался не готов к стремительному наплыву чувств, и теперь его тело тряслось и корчилось в спазмах, как будто Азагот испытывал передозировку от какого-то человеческого оригинального наркотика.

Азагот закрыл глаза и тщетно попытался отогнать неудержимые эмоции, собрать их вместе и затолкать в ледяной склеп, в котором столько лет они покоились. Он был бы таким глупцом снова желать что-то чувствовать. Как он мог забыть, что эмоции были плохими-плохими вещами?

Он зарычал, услышав лёгкий стук в дверь.

– Уходи.

Дверь чуть слышно открылась и Азагот еще сильнее вцепился в каминную полку, когда крылья под кожей начали извиваться. Его истинный облик – тот, что буквально пугал до усрачки большинство демонов – так и норовил вырваться наружу, чтобы что-то – или кого-то – сломать и разорвать на части.

В помещении послышались тихие шаги и до Азагота долетело дуновение тёплого цитрусового уникального аромата Лиллианы.

И он мгновенно затвердел.

Ладно, на куски он её разорвать не мог, но, проклятье, сейчас Азагот не был готов с кем-нибудь разговаривать, оставить в покое женщину, которая затронула в нём то, что он никогда не ощущал.

"Это, чёрт возьми, твоя вина. Ты сам хотел пару, ангела, который согреет тебя снаружи".

Ну, что ж, он не думал, что его также согреют и изнутри.

– Не понимаешь значение слова "уходи"?

Он слышал её затяжной вдох, как будто Лиллиана собиралась с силами.

– Мне показалось, что ты расстроился. Хотела убедиться, что с тобой всё в порядке.

– Я Азагот, чёртов Мрачный Жнец, король своих владений. Конечно же я в порядке.

– Что, у Великого Азагота отсутствуют всякие чувства? – Лиллиана издала звук, подозрительно похожий на топот ножкой. – Неужели Великий Азагот настолько невежествен, что не может разговаривать с кем-то лицом к лицу?

Теперь уже раздражённый, Азагот повернулся к ней.

– Я же сказал не входить.

Лиллиана напряглась, но вместо того, чтобы, как ожидал Азагот, оправдать свои действия, склонила голову.

– Ты прав. Я не должна была врываться сюда и чего-то требовать, когда ты явно желаешь побыть один. – Она решительно развернулась и направилась к двери.

– Подожди, – выпалил Азагот прежде, чем мозг обдумал это действие. – Я не хотел вести себя как ублюдок.

Сказанные слова были для него неестественными и незнакомыми. Сколько прошло времени с тех пор, как он перед кем-то извинялся? Должно быть, тысячи лет. Неудивительно, что он всё позабыл.

Лиллиана медленно повернулась.

– Что случилось? Когда мы были в пустыне, ты казался таким расслабленным и счастливым, как будто был обычным человеком, а не Мрачным Жнецом. Сейчас ты уж слишком... жнец. – Она прочистила горло. – А ещё у тебя выросли рога.

Естественно.

Лиллиана смотрела на него так, словно он был разъярённой адской гончей, а когда её взгляд упал на его ноги Азагот рявкнул:

– Что ты делаешь?

– Ищу копыта.

Азагот был практически уверен, что его рога увеличились... как и член.

Раздражение от того, что он не мог контролировать свое собственное тело, не говоря уже об эмоциях, выводило его из себя. И он становился... как она сказала, через чур жнецом.

Лиллиана двинулась к нему, и при каждом шаге её длинные, струящиеся пряди волос ударялись о стройные бёдра. Когда она приблизилась, сосредоточием всего внимания Азагота стал её обнажённый животик, и внезапно все кружащие, сменяющие друг друга чувства сузились до одного единственного потока похоти.

Гораздо-гораздо лучше. Ярость, радость, печаль, вина... с этими эмоциями он справиться не мог. А вот с похотью... с ней он справится, и очень хорошо.

– Послушай, – начала Лиллиана, остановившись перед Азаготом. – В том, что мы вернулись, нет моей вины. Мы использовали весь час...

Её прервал тихий стук о дверной косяк, и они оба посмотрели на дверь, где, облачённый в кожу и при оружии стоял Зубал.

Скверный знак.

– Господин, для вас в столовой накрыли трапезу. – Зубал жестом указал на коридор. – И... у вас ещё один посетитель.

– Отошли его. На сегодня с меня хватит.

Зубал переминался с ноги на ногу в нетипичной для него неловкости.

– Господин... это Метикор.

Азагота внезапно охватила тревога, от чего он инстинктивно встал перед Лиллианой.

– Он один?

– Да. – Тон Зубала был мрачен. – Я заковал его в подавляющие силу наручники.

Наручники, разработанные нейтрализовать сверхъестественные способности, не были необходимы, не тогда, когда в этой реальности Азагот был самым могущественным существом, но в отношении Метикора это была разумная предосторожность. К тому же, быть скованным – оскорбительно, а Метикор это заслужил. И ещё чего похуже.

– Пусть ублюдок войдёт.

Зубал низко поклонился и вышел. Как только закрылась дверь, Лиллиана подошла ближе к Азаготу.

– Кто такой Метикор?

– Он – ничтожное подобие ангела, – прорычал Азагот. – Чума среди своего вида.

Она нахмурилась.

– Откуда ты его знаешь?

Азагот глубоко вздохнул, делая всё возможное, чтобы монстр, бьющийся внутри него, там и остался.

– Я знаю его, – неразборчиво пробормотал он, – потому что Метикор мой сын.

***

Ублюдок. Ничтожное подобие ангела. Чума своего вида.

Слова Азагота о собственном сыне полностью уничтожили всякие тёплые чувства, которые Лиллиана начала к нему испытывать. Они напомнили о реакции отца на неё.

Лиллиана была результатом специальной селекции, и когда четверть века назад подошла к своему отцу в попытке узнать его, он очень ясно дал понять, что не хочет иметь с ней ничего общего.

– У меня сейчас есть жена и сыновья, и мне не нужно, чтобы ты врывалась в наши жизни и всё портила.

Другими словами, его семья о ней не знала. Папочка выставил Лиллиану из своей величественной обители с приказом держаться подальше от него и его семьи.

Похоже, Азагот был не лучше её дорогого старика отца. Ей стоило бы это предугадать.

Когда Зубал привёл в комнату Метикора, гнев забурлил в Лиллиане от вида того, что парень скован цепью. Всего лишь несколько недель назад она сама была закована в кандалы, и воспоминание о состоянии беспомощности и зависимости от чьей-либо милости окатило её волной страха.

Метикор, сделав несколько шагов, остановился. Зубал остался снаружи, держа руку на клинке на поясе. Неужели этот мужчина и вправду был так опасен?

Или же Азагот действовал по сценарию её отца? В тот момент, когда отец понял, кем Лиллиана являлась, он призвал двух мелких сошек, которые встали по обе стороны от неё, будто дочурка приехала его убить, а не молить о том, чтобы он её принял.

– Отец, – протянул Метикор. – Обнажил рога в честь моего визита? Какая почесть. – Ростом и цветом волос сынок походил на отца, но был худее, и если взгляд Азагота полнился ледяным безразличием, то взгляд Метикора пылал ненавистью.

Лиллиана не знала что и хуже.

– Почему ты здесь? – Выражение лица Азагота как обычно ничего не выдавало. – Я велел тебе никогда не возвращаться.

"Боже ж ты мой, – подумала Лиллиана. – До чего же это знакомо". Азаготу и её отцу нужно бы встретиться, выпить и поведать друг другу жалкие истории о своих обременительных бастардах.

– Хотел лично рассказать тебе новость, – практически выплюнул Метикор в ответ.

Азагот мог с тем же успехом стоять и зевать, какой он представлял из себя скучный вид. Даже рога исчезли. И копыт по-прежнему не наблюдалось.

– О чём новость?

– О том, что ты, чёрт возьми, уволен. – Метикор мрачно улыбнулся, и сходство с отцом стало до жути явным. – С сегодняшнего дня все Мемитимы повышены до статуса полноценных ангелов... и нам дарована способность размножаться. С тобой покончено, засранец. Ты больше не нужен.

В глазах Азагота появилось и тут же исчезло удивление.

– И это всё?

– Нет. – Улыбка Метикора стала шире. – Также, с сегодняшнего дня, как только я уйду, для Мемитимов путь к твоим владениям навсегда будет отрублен. – Он гордо расправил грудь. – Конечно же, моих рук дело. Ты никогда больше не увидишь своих сыновей и дочерей.

Лиллиана в ужасе раскрыла рот, но Азагот абсолютно никак не отреагировал на слова Метикора. Неужели ему совсем нет дела до своих детей? Медленно, словно такая ситуация была обыденным делом, Азагот повернулся к сыну спиной и уставился на огонь.

– Ты мне не нужен, – тихо произнёс он. – Проваливай.

Сердце Лиллианы сжалось, как алюминиевая фольга, когда на лице Метикора отразилась боль. Она быстро была подавлена торжествующей ухмылкой, но Лиллиане не казалось, что на душе у Метикора всё хорошо.

Месть гораздо ядовитее для мстящего, чем для того, кому он мстит. Кроме того, казалось, что Азагота совсем не заботит, что он больше никогда не увидит своих отпрысков, так что победа Метикора была пустой. Лиллиане, по правде говоря, было его жалко.

Метикор показал Азаготу средний палец, направился к двери, но остановился на пороге.

– Женщина. – Его взгляд сосредоточился на Лиллиане, и сквозившее в нём оценивание заставило её почувствовать себя гораздо уязвимее, чем всё то, что делал Азагот. – Ты ничего, кроме холодного, как и сердце, члена от него не получишь. Пойдём со мной, и я дам тебе то, что он не может.

– Берегись, сын. – Спокойный голос Азагота содержал в себе зловещую угрозу и, казалось, что даже пламя в очаге отшатнулось. – Для некоторых видов существ характерно пожирать своё потомство.

Метикор, рыча, вылетел из кабинета. Как только за ним захлопнулась дверь, Лиллиана повернулась к Азаготу.

– Ублюдок, – выплюнула она слово, вложив всё презрение, на какое была способна. – Как ты можешь так жестоко поступать с собственным сыном?

– Я? Жестоко? – Азагот сжал руки в кулаки. – Но это не я отрезаю доступ к своим детям.

– Как будто тебе не плевать.

– Не плевать, – прорычал он. – Думаешь, узнала меня после нескольких часов хождения с надменным видом по моим владениям?

С надменным видом? Да она никогда в жизни не была надменной.

– Мне не нужно знать тебя, чтобы понимать твой вид.

Азагот резко обернулся, челюсть его была крепко стиснута и сурова.

– Мой вид?

– Производитель. – Одно только слово выводило Лиллиану из себя. – Наёмный жеребец, которому плевать на те жизни, что он создает.

Азагот дёрнулся, словно она поразила его стрелой. Зацепила за живое, да?

– Закрой. Рот.

– Да пошёл ты, – выпалила Лиллиана в ответ. Ей не нравилась подобная грубость, но что-то в этом мужчине и его владении вытаскивало на свет её стервозную сущность.

– Заткнись, – процедил Азагот, – или же я заставлю тебя замолкнуть.

Очевидно, он не имел ни малейшего понятия какой упёртой она была. Это сводило её похитителя с ума.

– Ты не можешь меня заставить что-то сделать.

Азагот подошёл к ней, поступью расслабленной и всё же хищной.

– Я могу заставить тебя сделать всё, что угодно.

Невероятно.

– А ты вообще в курсе, что слишком самоуверен?

– Ангел, это мои владения. Я – эти владения. Моё влияние выходит за пределы Шеул-гра к самым глубоким ямам Ада и самым высшим уровням Рая. Так что, да, я в курсе своей самоуверенности, и когда говорю, что могу заставить тебя что-то сделать, то говорю это на полном серьёзе.

"Ты не можешь заставить меня остаться здесь". Лиллиана дождаться не могла, когда выберется из этого депрессивного места.

– И что ты сделаешь? Подчинишь меня кулаками? Пытками?

Азагот остановился перед Лиллианой, нагло блуждая взглядом по её телу, задерживаясь на грудях и обнажённом животе.

– Лишь дурак и трус причинит боль своей супруге, а ведь им ещё вместе сосуществовать. – Он обнажил зубы, и Лиллиана приняла это за улыбку. – У меня другие способы получения желаемого.

– Что ж, неприятно тебя разочаровывать, но кроме как пытками ты от меня ничего не добьёшься.

Улыбка Азагота стала прямо-таки зловещей.

– Я могу заставит тебя молить даже всего лишь о шёпоте моего дыхания на твоей коже. Языком я вытворяю такое, что заставит тебя кричать от острого наслаждения. И я могу заставить тебя кончить так сильно и так долго, что от удовольствия ты потеряешь сознание.

– Секс, – горько произнесла она. – Типично по-мужски считать, что это всё, чего хотят женщины. – И не важно, что она этого хотела. Боже, помоги, испытать подобный оргазм... о, да, пожалуйста.

– Секс, – хрипло произнёс Азагот, – это лишь начало. Я могу сделать тебя королевой. Могу подарить тебе целое королевство.

Лиллиана фыркнула.

– Ты об этом? – Она сделала охватывающий взмах рукой. – Холодное, мрачное королевство, полное смерти, гриминионов и падших ангелов? Да уж, именно об этом мечтает каждая девушка.

Как пелена, в воздухе повисла напряжённая, зловещая тишина, и у Лиллианы возникло ощущение, что она довела Азагота до края. Несмотря на сказанные им слова о не причинении вреда супруге, она приготовилась к удару.

И она позволит ему лишь один удар. Да, здесь её силы приглушены, но она будет бороться с ним до последнего вдоха. Или, чёрт возьми, выберется отсюда и счастливо отдастся на милость команде дезинтеграции, которая отнимет её способность путешествовать во времени.

Но Азагот и пальца на неё не поднял. А просто исчез, оставив Лиллиану одну. Снова.