Пролог

Стоял абсолютно спокойный день, который купался в мягких солнечных лучах. Птицы привычно перекликались в зеленых, пышущих цветом и жизнью ветках дерева, озорной ручей бросался на гладкие камни, а мелкие зверьки деловито копошились в собственных норках. В лесу было одновременно тихо и спокойно, но при этом в нем царила вечная жизнь. В воздухе стоял крепкий запах цветов и отдаленное напоминание о скошенной траве. Будто все вокруг было пронизано миром, счастьем и лучами сияющего солнца.

На холме, покрытом зелеными волнами травы, обрисовалась четкая фигура человека. По бокам от него уверенно бежали две огромные собаки. С каждым мгновением они все приближались и приближались к равнине, на которой кое-где виднелись камни.

В тени многолетнего дуба, раскинувшего свои ветви выше к небу, примостилась, на первый взгляд, огромная куча мха. Вокруг нее жались веточки ландышей и сочные стебли щавеля. Но куча равномерно поднималась и опускалась. И в этот момент до нее донеслись звуки бегущих человека и собак.

Огромная зеленая голова с усилием оторвалась от земли. Комья мха полетели в разные стороны, когда дракон осторожно повернулся в сторону холма. Его темно-зеленая чешуя давно потеряла свой блеск и покрылась слоями грязи и мха, так что только морда выдавала его истинный окрас. Тяжелые кожаные веки с трудом поднялись, и круглые черные зрачки на голубом фоне сузились в маленькие полоски. Бока тяжело раздулись при очередном вздохе, и он умиротворенно опустил голову на вытянутые лапы. «А, Всадники…» — лениво появилась в мысль в его уставшем и одряхлевшем от времени сознании.

Девушка застыла на краю оврага, который срывался в бесконечную равнину, засыпанную камнями и поросшими дубами. Бока стоящих рядом волков часто вздымались, а розовые языки свешивались из пастей. Ее взгляд скользил по распростертой земле уверенно и смело. Она едва ли заметила старого дракона, спавшего в тени, все ее внимание мгновенно перенеслось на другое существо.

Серебряный взгляд пронзил ее до самых душевных глубин.

Он будет принадлежать только ей.

 

I. Эверин

Я раздраженно зашипела, когда служанка неловко потянула мои волосы, зацепившись щеткой за небольшой колтун. Стиснув зубы, я бросила на ее отражение в зеркале полный ненависти взгляд. Хотя эта злоба почти мгновенно потухла, и девушка продолжила послушно расчесывать волосы и беспрерывно щебетать о разной чепухе. Какого цвета будет роскошное платье, какие камни будут пришиты на подоле, а какие на лифе. Что приказала госпожа герцогиня Фунтай уложить в дорогу, и зачем нам понадобиться в пути столько платьев и нарядов, и как на это отреагирует двор короля.

— Миледи! — осуждающе воскликнула служанка, когда я резко встала и выпрямилась. Меня даже не волновало, что на щетке остался порядочный клок волос. — Я должна подготовить вас! — она бросила на мое лицо умоляющий и взгляд, и я, негодуя, села на место.

Сердце мое разрывалось на куски. Одна часть моего внутреннего мира так восторженно хотела понестись на молодом жеребце в невиданные края, ощутить всем своим разумом чистоту и простоту мира, понять, что такое свобода. И, наконец, избавиться от чертовых платьев в кружевах. Другая же почтительно понимала, что у меня есть долг, который выполнить перед своими родителями я просто обязана, и другого выбора быть не могло даже в теории. Меня для этого и воспитывали, вся сознательная жизнь была основана на этих стремлениях. Это мой долг, что уж и говорить о мечтах, о свободе. Бессмысленно…

— Миледи Фунтай, ваша матушка пришла поговорить, — сообщила горничная, которая появилась в дверном проеме за минуту до своей госпожи.

В комнату вихрем ворвалась моя мать. О, что эта за женщина! В свои сорок восемь лет она купалась в мужском внимании, но при этом не забывала и про своего горячо любимого мужа. Своей красотой герцогиня Фунтай могла поставить в замешательство. В чертах ее лица не было ничего особо примечательного — гладкие скулы, прямой нос, округлый подбородок. Паутина мелких морщинок у губ, потому что она часто улыбалась, и одна глубокая линия посреди лба, свидетельствующая о долгой работе мысли. Слегка раскосые глаза, оттенка долголетнего бренди, черные, с посеребренными нитями, курчавые волосы. Фигура тоже была самая обыкновенная. Герцогиня не была высокого роста, едва доставала подбородком до груди мужа. Для своих лет она имела округлые, пышные формы, но не была полной. Вся ее магическая красота заключалась в умении себя держать и в проницательном взгляде. Мужчины и женщины млели под этим взглядом. Если она что-то приказывала, то все ей беспрекословно подчинялись. Если герцогиня улыбалась, то у всех на лицах безвольно тоже расплывалась улыбка. Красота ее таилась внутри, в силе духа и воле, а тело было лишь приятной окантовкой этого великолепного сокровища.

— Секевра Эверин Фунтай! — с хмурым взглядом официально бросила она. Я чувствовала ее недовольство, но никак не показала страха, который отчаянно закричал во мне. Как и все, я очень боялась крутого нрава матери, но единственная могла это не только скрывать, но и противоречить воле герцогини.

— Да? — я специально не добавила ни титула, ни ее имени, и дерзко вздернув подбородок, устремила свой взгляд на нее.

— Может, ты прекратишь сбегать от своих родителей?! — возмущенно спросила она. Слуги исчезли из комнаты, как только герцогиня обратилась ко мне. Никто не хотел попасть под удар ее праведного гнева.

— И вовсе не сбегала. Просто гуляла, — дерзко оправдалась я. Если мой голос и дрожал, то мать этого не заметила.

— Как ты не понимаешь, Эверин, ты дол…

— Я все понимаю, — резкий тон заставил мою мать замолчать. — И я здесь и готова сделать то, ради чего вы воспитывали свою дочь. Но ты и так прекрасно понимаешь, мама, есть две мои судьбы, и, если принц Скопдей сочтет меня непригодной, я выберу иной путь.

Герцогиня тяжело вздохнула. Ей сложно было представить, что случиться, если королевская семья не примет дочь, которую с раннего детства готовили для того, чтобы она стала женой наследного принца. Так было заведено в нашей семье, герцогов Фунтай. Каждое поколение воспитывало девочку, которая впоследствии становилась правящей королевой. Но так случалось не всегда — даже если девочку приготавливали надлежащим образом, принц мог отказаться от жены из семьи Фунтай, и тогда ему предоставляли выбор невесту из семьи Флуцбергов. С иными же людьми королевская семья не могла связать узами своего наследного принца. Таковы были законы нашего Королевства Дейстроу.

Семья Фунтай считалась правильной оттого, что в наших жилах текла древняя кровь, которая способствовала рождению сильного монарха. Силой духа, тела и разума. Чтобы не допустить смешения кровей, наши предки издали закон, при котором невыбранная невеста уходила из семьи, тем самым завершая кровную цепочку. Оттого мы даже не приходились родственниками царствующей семье.

С детства во мне прививались чувства долга и ответственности. Едва ли мне стукнуло шесть, как родители начали воспитывать во мне будущую принцессу — жену принца. Я не могла играть с другими детьми — почти постоянно я чему-то обучалась. Письму, чтению, манерам, вязанию или плетению кружев. Неважно. Но мне нельзя было отвлекаться, так как моя жизнь была разделена на две части, как кусок масла острым ножом. Во второй половине моего долгого и тяжелого дня начиналось обучение, готовящее меня к становлению на путь «отвергнутых». И путь этот был гораздо привлекательнее, чем долгая и скучная жизнь на тяготящем троне. После обеда давались уроки фехтования, верховой езды. Я много времени проводила в конюшнях, вычищая свою лошадь и ее стойло. Много времени занимала и охота, которая развивала быстроту и ловкость. Я не только фехтовала, но и стреляла из лука. В эти часы мои кружевные платья сменялись на удобные кожаные штаны, мягкие сапоги и короткую куртку. В эти часы я становилась сама собой. Судьба «отвергнутой» привлекала меня гораздо сильнее. Но печальный опыт прежних лет говорил о том, что королевские семьи редко отказываются от дара герцогов Фунтай. Так что мои родители и думать не хотели, что я стану той, о ком мечтаю. Жизнь при дворе была слишком тягостной, терпение не выдерживало постоянных случайных слухов, и мгновенная усталость овладевала сознанием, стоило лишь подумать о вечере в компании благовоспитанных аристократов. Я с удовольствием променяла бы эти часы на минуту пребывания в удобном седле на своем любимом жеребце. Но это лишь пустые мечты маленькой девочки, которая и по сей день жаждала сбежать от связывающего ее долга. Я должна думать не только о Королевстве, но и о своей семье, что тоже немаловажно. Ведь моя старшая сестра так и не стала правящей королевой.

О, сколько боли ей это принесло! Она, полная моя противоположность, всегда мечтала о придворной жизни. Ей не хотелось даже думать о том, что когда-нибудь король откажется взять ее в жены для своего сына. Дикси всю свою жизнь до шестнадцати лет посвятила изнурительной, на мой взгляд, подготовки. Что ж, король ЭнтрАст Справедливый принял дар от нашей семьи, но, к сожалению, старший сын ЯлдОн Жертвенный погиб в пограничной схватке с нашими соседями. Дикси так и не стала женой наследного принца. Все что ей оставалось — это вести жизнь придворной леди, у которой была перспектива стать королевой.

Я прекрасно понимала, что сестра очень надеется, что из меня выйдет подходящая партия для младшего принца — тогда бы она смогла гордиться не только мной, но и собой. Ведь оставшиеся годы ее цветущей молодости она провела в попытках приручить мой буйный нрав к обычаям истинных аристократов. Удались ли ей это? Не знаю. Но подвести Дикси, нанести ей еще больший ущерб, нежели смерть Ялдона, казалось для меня невозможным, как и предать долг перед своими родителями. Сердце мое постоянно находилось в подвешенном состоянии, никак не находя выхода из этого нервного состояния. Я боялась не только согласия на мой брак, но и отказа. Ведь каким бы не был принц, мое предназначение в том, чтобы не опозорить собственную семью.

Часть меня до дрожи в коленках боялась увидеть принца. Ведь СилЕнс СкопдЕй Могучий уже исполнял некоторые обязанности короля — он достиг семнадцатилетия. Насколько мне было известно, он редко занимался придворной жизнью, предпочитая обществу аристократов непринужденное общение с солдатами и животными. Этой весной ему минул двадцатый год, и принц был просто обязан жениться, не на мне, так на невесте из семьи Флуцбергов. До конца я не понимала, чего же на самом деле боюсь и хочу. Во мне до такой степени перемешались все чувства, что мысли никак не могли сформироваться, лишь разбегаясь по моей голове, будто перепуганное стадо овец.

— Ох, Эверин, знала бы ты как мне сложно отдавать вторую дочь королевскому трону! — сдавленно произнесла герцогиня. Я удивленно подняла на нее свой взгляд. Лицо моей матери заметно постарело от явных переживаний. Морщина на лбу, казалось бы, за несколько мгновений пролегла еще глубже, а сияющая молодостью улыбка превратилась в тонкую линию сжатых губ. Теперь я наконец полностью осознала, что значило для нее неудавшееся замужество Дикси. Вот почему моя мать так отчаянно готовила меня к этой роли. Когда погиб Ялдон, мне как раз исполнилось шесть, и обучение мое началось.

— Миледи, я обещаю Вам, — неожиданно официально начала я, — что сделаю все, на что только способна. Ваши усилия не пропадут даром, я уверена в этом. — Я подошла к ней и осторожно взяла ее руки в свои ладони. Мою мать била легкая дрожь, она бросила на меня отчаянный взгляд, полный мольбы. О Боже, нужно срочно позвать сюда слуг для свидетельства слабости всесильной герцогини. Горькая усмешка не помогла мне справиться с собственной паникой, которая как листья крапивы жгла мою грудь и горло. Слезы лишь на мгновение заволокли картину передо мной, но я тут же взяла себя в руки, и минутная слабость как будто испарилась.

Герцогиня в это же время пыталась совладать с собой. Осторожным движением она поправила волосы, отдернула платье и постаралась придать своему лицу обезоруживающее выражение и слегка надменный вид. Я усмехнулась. Моя мать, как всегда, была неподражаема. Только она способна на то, чтобы быть надменной, когда отчаянно хочется получить чью-то помощь.

— Что ж, я рада, — едва ли не холодно ответила герцогиня, но в глубине ее глаз я заметила следы благодарности — герцогиня вряд ли могла произнести это вслух.

Я легко присела в реверансе и кивком головы показала, что готова продолжить приготовления к предстоящему отъезду. Герцогиня бросила на меня последний взгляд, словно оценивая всю силу моего обещания, и повелительным тоном начала раздавать приказания, как только переступила порог моей спальни. Минутная передышка была для меня моментом ностальгии. Я рассеяно оглядела свою комнату и слабо улыбнулась тому, что увидела, и собственным воспоминаниям.

Эта небольшая комната перешла в мои владения, как только родители посчитали меня достаточно взрослой, то есть около восьми лет назад. Конечно, не настолько взрослой, как могло показаться на первый взгляд, но их решения было достаточно, чтобы я начала жить самостоятельно. Огромная кровать занимала большую часть комнаты, расположившись к югу от двери, которая вела в мою гостиную. Светлое дерево своим оттенком напоминало мне отцовскую загорелую кожу, поэтому, когда во время летних ночных гроз мне становилось особенно страшно, я зажигала большую восковую свечу и глядела на блики, которые плясали на панели кровати, мне становилось легко и радостно. Мягкая перина очень часто манила к себе после долгого и изнурительного дня, а свежее и чистое белье, ароматизированное запахом душистых трав, свидетельствовало об отменной работе моей служанки Уэн. Слева от кровати в комнату проникало очень много света через огромное окно, практически во всю восточную стену. Ставни сейчас были закрыты, так как на улице бушевал весенний дождь, и я с сожалением вздохнула. Как много времени я провела, глядя на великолепные просторы, которые расстилались за территорией нашего поместья. Глаза мои с восхищением глядели на белоснежные шапки далеких пик гор, на вечнозеленые деревья и буйство красок настоящей жизни, которая начиналась за невысокой оградой. Но та свобода была мне недоступна. Помимо кровати в комнате стоял комод, на панель которого давным-давно приставили большое зеркало с позолотой и разнообразными завитушками на углах. Креслом и небольшим очагом заканчивалась моя небольшая, но собственная комната. Ах, мой очаг! Как часто я находила у него утешения, беспристрастно окунаясь в магию пляшущего пламени! Друзей у меня почти не было, разве что старшая сестра, но даже она заботилась лишь о том, чтобы воспитать во мне достойную принцессу, не замечая за моим долгом ранимую и чуткую душу. Я фыркнула. Неужели отъезд из родного поместья заставлял саму себя жалеть или мне действительно этого хотелось? Задумываться над этим вовсе не хотелось, ведь я всегда боялась показать свой страх и неуверенность. Одиночество воспитало во мне силу воли, которая крошилась под натиском проблем и тревог, но никто кроме меня не должен узнать об этих не столь значительных рассуждениях. Когда Уэн поспешно зашла в комнату, мой взгляд был прикован к гобелену, имя автора которого давно потеряно во времени. Именно на этом полотне я чаще всего находила оттенки собственной души. Будто девушка и волк когда-то являлись частью моей души, хотя в действительности это было просто напросто невозможно.

— Мисс Фунтай? — робко спросила служанка, и я с трудом повернулась в ее сторону. Взгляд Уэн говорил, что она хотела бы продолжить работу над моей прической. С тяжелым вздохом я опустилась на табурет, и ловкие руки начали прочесывать пряди.

— Уэн, я так не хочу ехать, — горестно призналась я. Это было не похоже на мое привычное поведение, но душа отчаянно хотела поделиться тревогами хоть с кем-то.

— Я понимаю вас, миледи.

— Как? Тебе тоже приходилось проходить через нечто подобное? — Удивление слегка оживило меня.

— Нет, конечно, моя герцогиня, не совсем так, — сквозь улыбку ответила Уэн. — Но когда меня отправили в поместье вашей семьи, чтобы я стала служанкой для юной леди, обуревали подобные чувства.

— Это совсем другое…

— Не скажите, — дерзко перебила она. — Простите, миледи! — тут же потупилась служанка. — Просто моя мечта состояла совсем в другом стремлении. Я хотела стать свечницей, а не служанкой, но это мои родители нуждались во мне, они не могли оплатить должного обучения в мастерской, и я не сумела предать их ожидания, — пояснила Уэн. — Думаю, вы испытываете нечто схожее.

— С чего ты вдруг решила, что я не хочу стать принцессой? — Меня неожиданно разозлило то, что моя слабость была обнажена перед каким-то человеком. Обычно доверие мое не распространялось на людей, тем более мне не близких. Нет, дело не в том, что она служанка, дело в моей пугливой и скрытной натуре.

— О, мисс Фунтай! — служанка рассмеялась, но тут же покраснела, но не стала извиняться. — Думаете, никто не замечает, какую страсть вы испытываете во второй половине дня? Как сверкают ваши прелестные глаза? Как вы преображаетесь и становитесь в стократ красивее, чем когда на вас платье?

Я фыркнула. Красивее! Я вообще не считала себя миловидной особой. Я привлекательной себя назвать не могла, не то что бы красивой, поэтому слова Уэн слегка меня позабавили. Неужели в ней говорят истинные чувства или только правила приличия?

— Может и так, Уэн, но я не намерена отступать от своей цели, а, значит, я обязана стать женой принца. — Слова дались с превеликим трудом. Обычно мне эта цель не казалась такой уж сложной, но как только слова обрели форму, ком застрял в моем горле, и слезы едва не брызнули из глаз. Но годы, проведенные в строгости и одиночестве, позволили справиться со слабостью, и я дерзко вздернула подбородок. Щеки раскраснелись, что я очень ненавидела в себе.

— Вы так мило краснеете, моя леди… — девушка запнулась, заметив мой яростный взгляд, и уже в тишине продолжила расчесывать мои волосы, чуть ли не доводя их до состояния шелка.

Я не ощутила никакого удовольствия, когда Уэн принесла из соседней комнаты темно-синее платье. Моя благодарность не знала предела, когда я не увидела на платье кружев. О, боги! Моя мать сжалилась надо мной и не настаивала на пышном украшении платья, ограничившись лифом на шнуровке и пышными юбками. Пока Уэн управлялась со шнурками, я мрачно глядела на себя в зеркало. Платье было сшито на славу. Его формы подчеркивали мою фигуру, выделяя достоинство и скрывая недостатки. Декольте практически закрыто, но спина наполовину обнажена. Синий цвет выгодно оттенял белоснежные плечи, а пышные юбки на крахмале лежали великолепными складками. Служанка что-то мурлыкала себе под нос, и я невольно улыбнулась, ощущая, как ее ловкие пальцы скользят под лифом, продергивая шнурки и стягивая корсет, который был его основой. С каждым ее легким движением я должна была тяжелее дышать, но стройное тело позволяло сколь угодно стягивать талию, подчеркивая ее плавные линии.

В сознании появилось неожиданное спокойствие. Скорее всего, я просто смирилась с тем, что меня ожидало. Но легкость души нельзя было объяснить пониманием. Я поежилась. Обычно такое ощущение свидетельствовало о предчувствии. То было начало таинственной магии, которая вместе с древней кровью текла по моим жилам. Никто об этом не знал — я просто не нашлась, кому довериться. Если бы родители слегка иначе относились ко мне, они давно бы узнали о моих едва заметных, но присутствующих, способностях. Поэтому с каждым днем крепла моя уверенность в том, что, скорее всего, я буду отвергнута принцем. Потому что девушки с магией Динео редко становились королевами.

— Мисс Фунтай, ваша матушка ждет вас внизу, пора отправляться! — сообщил лакей, предварительно постучавшийся в дверь. Уэн кивнула ему, и он поспешно удалился.

Последний раз я заставила себя привести чувства в порядок, и, гордо вскинув подбородок, пошла по знакомым коридорам. Деревянные полы приятно отзывались под моими шагами, знакомые картины напоминали о годах, проведенных в этих теплых и уютных стенах. Я понимала, что могу никогда сюда не вернуться — если стану «отвергнутой», и еще, что хуже, этот дом может стать для меня чужим. Не знаю, почему лишь грустные мысли овладевали мной, когда я смотрела на резные подсвечники и оплавляющийся воск. Почему привычный запах трав внушал лишь страх перед неизвестным будущим, а лица слуг заставляли испытывать тоску?

Несмотря на то, что я была дочерью герцога, я не привыкла к большому вниманию слуг. Да, у меня была Уэн, многое в доме выполняла и другая прислуга, но некоторые их обязанности порою осуществлялись моими собственными руками. Поэтому, выйдя из высоких дверей дома, несмотря на мелкий дождик, я уверенно направилась в сторону конюшен, которые заманчиво темнели в грозовых сумерках. Запах сена и животных мгновенно уничтожил все мои сомнения и страхи. Лошади мерно дышали в своих стойлах, иногда принимаясь за угощение или топая копытами по вычищенной земле. Наше поместье было не столь большим, оттого и конюшни не являлись огромными, но все же для меня они воплощали в себе образ родного дома. Как часто, когда родители не могли меня отыскать, маленькой девочкой я зарывалась в кучу сена в стойле моей лошади. Старая кобылка умерла два года назад, чем повергла в шок не только меня, но и нашего конюшего, который предсказывал ей долгую и спокойную старость. Вместо кобылки мне предоставили ее однолетнего жеребенка. Пришлось постараться и набраться терпения, прежде чем он ко мне привык, и я смогла бы ездить на нем верхом. Но за прошедшие два года Шудо стал мне верным другом, в котором я могла полностью увериться.

Жеребец призывно заржал, как только я зашла в его стойло, несмотря на протесты служанок, беспокоящихся за мое прелестное платье. Я одобрительно похлопала Шудо по мерно вздымающемуся боку и позволила конюшенному мальчику оседлать коня. Шудо не был особо доволен, что это сделала не я, поэтому мне пришлось подогнать упряжь так, как он привык. Взяв его под уздцы, я повела его к выходу. Каждый мой шаг был сродни прощальному шествию. Глаза с горечью бегали по масляным фонарям, по фыркающим лошадям, и сердце наполнялось тяжелой истомой. Темно-вишневые доски, желтоватое сено, терпко пахнущий овес и сладковатый дух слегка подгнивших яблок — с каким отчаяньем мне хотелось окунуться в этот привычный, простой и примитивный мир. Шудо недовольно потянул меня вперед, непривыкший так медленно двигаться. Его молодость давала о себе знать — он предпочитал резвый галоп мерному шагу, и я прекрасно понимала его чувства, ведь сама готова была сорваться вихрем в путь, дабы избавиться от этой странной боли в груди.

На улице прекратился дождь, но влага тяжким грузом стояла в воздухе, а темные тучи даже лишали надежды хоть на крошечный лучик солнца. Отъезд начался в довольно мрачной обстановке. Или мне только показалось?

Грумы оживленно переговаривались между собой, подводя лошадей к господам или впрягая их в кареты. Слуги сновали туда-сюда, укладывая оставшиеся вещи и припасы еды. Два крепких конюшенных мальчика резво катили большую бочку, наполненную свежей и чистой водой. Три таких же уже стояли на телеге и были надежно прикреплены к ее бортам. Герцог слабо улыбался, наблюдая за своей женой, застенчиво флиртовавшей с каким-то мелким аристократом, который должен был нас сопровождать до столицы Дейстроу. Его пегой мерин бодал хозяина головой, а главный конюший безуспешно пытался удержать Багрода от этих действий. Мой отец задумчиво провел по рыжим, завитым к верху усам, едва тронутым сединой, и неодобрительно покачал головой. Он был высок — даже я рядом с ним чувствовала себя маленькой, хотя была не намного ниже герцога. Широкие плечи и могучий торс говорили о том, что даже в своем возрасте и положении он не забывает, что такое обычный физический труд. Стоял герцог уверенно, широко расставив ноги, и сложив руки на груди. Пронзительный зеленый взгляд коснулся и меня, и папа тепло улыбнулся. Я видела в его лице напряженность, страх за меня и болезненную ревность по отношению к матери. Упрекнуть его я бы не посмела — как? Я, как никто другой, понимала, насколько сильна любовь отца. Он пошел против воли родителей и женился тайно, не получив благословления. Моя матушка была из простой семьи, из крестьянской хижины — не пристало герцогу крупных земель и главе линии Фунтай жениться на простолюдинке. Но Содлон не ошибся — из Лендри вышла отличная герцогиня, перед которой все благоговели.

— Миледи, — тихий голос вывел меня из задумчивости. Уэн жалобно смотрела на своего буйного жеребца, который единственный не был задействован в процессии, оттого был поручен служанке, которая должна сопровождать свою леди. Естественно, как и я, верхом. Сердце мое сжалось. Она не привыкла к такому.

— Уэн, ты можешь поехать в моей карете! — ответила я, и девушка бросила на меня взгляд, преисполненный благодарности.

— Как и вы, юная леди! — строго сказала Лендри Фунтай.

— Мама, нет…

— Ты можешь со мной не спорить — именно по этой причине на тебе надето столь простое, но все же шикарное платье. Оно вместо дорожного костюма.

— Так мне…

— Да, тебе предназначен другой наряд для встречи с принцем. — Сердце мое упало. Что там такого наваяла моя мать? — Немедленно в карету!

— Но как же Шудо? — с надеждой спросила я.

— Грумы привяжут его поводья…

— Нет! Нельзя так с ним! — живо запротестовала я.

— Эверин! Не перечь матери! — Глаза герцогини метали молнии. Я вздохнула и покорно пошла в сторону кареты. Как только мы с Уэн были скрыты от ее все замечающего взора, я зашептала:

— Уэн, где…

— Я сейчас все достану, — покорно сказала служанка, даже не дослушав меня до конца. Видимо, ей было слегка обидно оттого, что я сейчас избавлюсь от платья, которое она так бережно разглаживала по моей фигуре и с таким трудом зашнуровывала корсет.

Она некоторое время покопалась в дорожных сумках и вскоре обнаружила то, что я предпочитала шелку и кружевам. Обычные добротные штаны из мягкой кожи, сапоги из того же материала, но другого цвета, на легких подвязках, обычная льняная белая рубаха и короткая темно-коричневая куртка с капюшоном и легким соболевым мехом. На улице было слегка прохладно, так что мех пришелся в самый раз.

— Уэн! — Служанка посмотрела на меня глазами расстроенной лани. — Ты прекрасно поработала над моим нарядом! Не ты виновата в том, что твоя леди предпочитает обычную одежду охотницы! — после моих слов лицо Уэн просияло.

Неудобно изогнувшись, с помощью девушки я избавилась от платья, чулок и туфель, и вскоре была облачена в более практичный наряд. Процессия еще не двинулась, поэтому я выскользнула из кареты и подошла к Шудо. Жеребец радостно загарцевал, когда я отвязала его поводья от кареты. Он смиренно застыл, когда моя нога коснулась стремени, и позволил легко забраться в седло. Ощущение свободы и легкости заполнило меня до краев. Я провела пальцами по гладкой смоляной гриве и нежно пригладила шерстку более темного цвета. На лбу у моего жеребца была белая звезда, а красивые карие глаза поражали меня умом и живостью.

Шудо разделил со мной ощущения, и стал спокойно ожидать начала пути. Хотя в нем горело нетерпение, он научен ждать — моим трудом и терпением долгих уроков. Глаза герцогини пораженно расширились, когда она увидела меня на коне, слева от кареты, в которой я должна была провести весь путь, но она лишь поджала губы и отвернулась в другую сторону.

Наконец, наша небольшая процессия тронулась. По толпе людей и животных пробежалась волна возбуждения и радости. Я разделила эти чувства с удовольствием.

Несмотря на то, что дождь прекратился, тучи так и не захотели расползаться по небу в разные стороны, но даже в легком сумраке наша процессия двигалась оживленно. Повсюду слышались голоса, полные любопытства и некоторого страха, фыркали лошади, и доносилась далекая песня менестреля, что ехал рядом с моим отцом во главе кортежа. Я удовлетворенно вздохнула и улыбнулась собственным мыслям.

Ветер легонько щекотал мои щеки и трепал волосы, забираясь под полы куртки, охлаждая разгорячившуюся от волнения кожу. Шудо подо мной едва не танцевал, явно ожидая, что я отпущу поводья и дам ему волю, но жеребцу пришлось смиренно идти ровным шагом. Он рвался вперед, мешая мне сосредоточиться на волнующих мыслях. Тронув пятками бока, я позволила Шудо вырваться вперед и догнать отца. Музыка менестреля теперь звучала отчетливее, и я с интересом посмотрела в ту сторону, чтобы выяснить каким образом он играет во время пути.

Возле пегого мерина отца ехала телега, впряженная в мула. Животное тяжело переставляло ноги, будто тащило за собой каменную глыбу. Задний борт был снят, и на краю телеги сидели уставшие грумы, которые через некоторое время менялись с теми, кто работал. Свежая солома устилала пол из сосновых досок, а внутри было сделано специальное сидение, устланное объемистыми подушками. Вот на нем то и восседал менестрель. Мужчина преклонных лет с удивительной резвостью в крючковатых пальцах играл на арфе. Приятные звуки обволакивали со всех сторон, распространяли на все шествие особенную, успокаивающую магию. Седые волосы струились по угловатым плечам, нос по орлиному был задран вверх, а глаза уже выцвели с возрастом. Но арфист производил неизгладимое впечатление полного жизнью человека. И не только музыка, созданная им, усиливала это ощущение, но и проникновенный голос. Менестрель запел. Сложные, интересные звуки так легко полились из его тощей груди. Глаза приняли выражение глубокой задумчивости. Язык не был мне знаком, но та тягостная мысль, что звучала на протяжении всей песни, явилась понятой. Старик пел о войне, но слова его не стремились к грусти, горечи и печали, они взывали к геройским помыслам. Густой баритон увлекал в водоворот ощущений, перед моими глазами невольно возникла картина боя. Боя, который велся из последних сил, но был полон отваги и могущества. На время, мое тело забыло, как дышать, и лишь благоговейно погрузилось в звуки прелестной и горькой песни. Казалось, вся жизнь вверх и вниз по дороге застыла, вслушиваясь в таинственные слова. Я перевела восхищенный взгляд на арфиста, он доигрывал последнее аккорды, в которых звучала вся гордость. Лицо мужчины сияло, в обесцветших глазах стояли слезы. Пальцы задели последнюю струну, и на нас обрушилась неожиданная тишина. Жизнь вокруг кортежа и в нем самом медленно начала приходить в себя после произведенного эффекта.

Герцог Фунтай чему-то задумчиво улыбался, а его пальцы расслаблено удерживали поводья мерина. В поисках такого же восхищения, что возникло у меня, я завертела головой. Но, казалось, каждый человек испытал собственное чувство во время песни. Будто арфист играл специально для каждого. В глазах Уэн блестели горькие слезы, несвязанные с гордостью за героев, младший мальчик-грум чему-то озорно улыбался, моя мать без интереса смотрела на дорогу. Пришло понимание, что менестрель действительно играл для всех, но для каждого, но я не осознавала, почему услышала песню последних героев в бою. Странное предчувствие чего-то дрогнуло в груди и холодной змеей обвилось вокруг дрожащей души. Взяв себя в руки, я поравнялась с отцом.

Герцог едва ли заметил мое присутствие, отрешенно глядя в сторону. Всем его существом завладела задумчивость. Мерин под ним это ощущал и заметно нервничал, непривыкший к такой благосклонной воле. Он явно не понимал — перейти в галоп или сохранить темп, заданный хозяином. Откашлявшись, я, наконец, обратила внимание отца на себя.

— Эверин, ты решила составить мне компанию? — грустно поинтересовался отец. Я чувствовала, что он расстроен. Ведь герцог с удовольствием увидел на моем месте собственную жену, но та лишь звонко смеялась над шутками все того же мелкого аристократа, который ехал в ее карете.

— Мне показалось, что ты сам себе отличная компания, — горько усмехнулась я. Конечно, жалость к отцу могла быть и беспочвенной, но почему-то уверенно засела в сердце.

— Песня менестреля об одиноком путнике заставила задуматься, ты права, — ответил он, когда я уже решила, что отец позабылся в размышлениях.

— О путнике? — недоверчиво уточнила я.

— Да, разве ты не слышала? Думаю, он пел достаточно громко, — тут только герцог полностью избавился от магических чар задумчивости и чистым взглядом поглядел на меня.

— Эта песня была о последних героях! — Убедительного возражения не получилось, но папа все равно нахмурился.

— Не может того быть!

— Может! — обиженно заспорила я. Это звучало как-то по-детски, но моя уверенность о героях была полноценной.

— Том! — властно позвал герцог Фунтай. Мальчик-грум мгновенно спрыгнул с телеги и догнал своего господина.

— Да, милорд? — вежливо поинтересовался он, на ходу перепрыгивая мелкие лужицы на дороге. Грязь мгновенно забрызгала его темно-зеленые штанины.

— О чем была песня, Том? — вопрос отца мог показаться глупым, но ответ помог бы решить наш шуточный спор.

— О молодой пастушке, — смущенно заявил мальчик и запунцевел.

Лицо герцога вытянулось от удивления, и взмахом руки он отпустил слугу. Вцепившись в поводья, мужчина осторожно подвел пегого мерина к телеге арфиста. Менестрель поднял свой тусклый взгляд, и слабая улыбка появилась на его испещренном морщинами лице.

— Арфист, что за песню ты сыграл? — Легкое раздражение послышалось в голосе герцога. То ли он злился на музыканта, то ли на самого себя, понять было достаточно сложно.

— О, герцог Фунтай, я не знаю, о чем была эта песня! — заявил старик, довольно почесывая свою короткую седую щетину. Мой отец слегка опешил, и конь под ним начал нервно фыркать.

— Что ты имеешь в виду, менестрель? — тихо поинтересовалась, когда поняла, что отец все не находиться с вопросом.

— Я играл эту песню для себя. А то, что услышал тот или иной человек, не моя проблема! — заявил мужчина и стал бережно перебирать струны своей арфы.

— Как твое имя? — неожиданно спросила я.

— Онливан, моя леди, — почтительно кивнув, сообщил менестрель. В глазах старика плясали задорные искорки, и я никак не могла взять в толк, чему он так радуется.

— Ну что ж, Онливан, не знаю, куда подевался мой старый менестрель, но вы превзошли его во всех своих талантах! Я благодарен вам за вашу музыку, — вежливо сказал герцог и, пришпорив коня, отъехал немного влево от телеги, погруженный в собственные мысли.

Я мельком посмотрела ему в след, но тут же вернулась к необычному музыканту. Хитрый старик все продолжал бренчать что-то нечленораздельное на арфе, и лукавая улыбка спряталась в уголках его глаз. От него веяло чем-то особенным, и какой-то своей частью я это абсолютно точно ощущала. Динео приглушенным эхом предупреждал меня, но способности мои были так ничтожно малы, что я вряд ли бы смогла понять, что же такого интересного в этом старике.

— Онливан, не сыграете ли вы что-нибудь стоящее? — раздраженно попросила я. Его треньканье действовало мне на нервы, ведь я прекрасно понимала, что он специально не старается.

— О, юная леди, что-то суставы заскрипели, пожалуй, отложу арфу до вечера. — На губах музыканта заиграла детская улыбка, и я невольно отшатнулась. На таком старческом лице сложно было видеть одновременно жизнь, детство и предчувствие близкой и неумолимой смерти. Арфист с невозмутимым спокойствием уложил инструмент в чехол и расслабленно откинулся на борт телеги, мечтательно прикрыв глаза. Странное раздражение вспыхнуло во мне, и я, последовав примеру отца, пришпорив жеребца, отъехала от телеги.

Когда солнце лениво докатилось до зенита, мы наконец выехали за пределы герцогства Фунтай и оказались на чужих землях. Любопытство мое радостной паутиной раскинулось по дороге. Еще никогда я не выезжала так далеко от дома, поэтому чувства внезапно обострились, а надоедливое дыхание лошадей и стук копыт вдруг стали самыми приятными звуками на свете.

В отдалении прозвучал крик сапсана, и я невольно вскинула голову к небу. Оно все еще серело над нашими головами, и лишь слабые неяркие лучи солнца грели нас в полдень. Огромные вечнозеленые деревья раскинулись по обочинам дороги, которая, извиваясь будто охотящаяся змея, шла далеко вглубь темного бора. Могучие стволы, покрытые высохшей коричневой корой, натужно скрипели, словно приветствовали странников на своем пути. Камни под копытами наших лошадей и колесами карет и телег сменились утоптанной землей, видимо, часто используемой дороги. В корнях деревьев росли негустые, едва покрытые почками кустарники. Взгляд охотника позволил мне разглядеть мелкую дичь, снующую по своим норкам. Вскоре деревья начали редеть, и сквозь их кроны открылся вид на великолепные горы. Я присела в седле, охваченная воодушевлением и страстью. Вся моя душа рвалась прямиком через эти горы. В воображении миллионом брызг вспыхивали самые разные великолепные картины. Захотелось вдруг стать птицей, тем самым свободным сапсаном в небе и узреть все красоты этой бескрайней природы его птичьим острым взглядом.

Грудь начала тяжело вздыматься, Шудо подо мной самостоятельно выбрал темп, и мы немного оторвались вперед от остального картежа. Казалось, этого никто не заметил, как и той чудесной красоты, что окружала нас со всех сторон. В ушах натужно застучала кровь. И я отчетливо поняла, что щеки безнадежно раскраснелись, но даже это не смогло расстроить меня. Пальцы стали непослушными и легко выпустили поводья рвущегося вперед Шудо. Жеребец радостно заржал и перешел в галоп.

Я едва не задохнулась от переполнившей меня свободы. Ветер яростно трепал мое лицо, обжигая весенним холодом, а легкие наполнялись чистым лесным воздухом. Запах хвои вскружил голову, а ощущение горячего тела коня, несущегося вперед опрометью, разожгло мою собственную внутреннюю страсть. То самое дикое и первобытное чувство, которое я старательно скрывала в обществе своей семьи. На миг я решила, что мечта моя полностью сбылась. Свобода. Вот она. Вот то самое, к чему я так лихорадочно стремилась. Взгляд мой не замечал стволов деревьев, проносящихся мимо, щеки не чувствовали обжигающих дорожек от слез, а душа не находила золотой клетки, что с детства ее окружала.

В голове резко прояснилось, я с силой натянула поводья. Жеребец издал звук недоумения и с неохотой замедлил свой безумный галоп. Вскоре Шудо окончательно остановился, и мы стали ждать кортеж, от коего сильно оторвались. Во второй раз за день на меня обрушилась удушающая волна тишины, и я в отчаянии крепко зажмурилась. Постепенно слух стал возвращаться, либо вокруг все стало понемногу звучать. Я испугалась. Испуг передался и Шудо, и он потянулся вперед, но я уверенно его остановила, сжав бока. Выровняв сорвавшееся дыхание и стерев тыльной стороной ладони слезы, я заставила себя собраться с мыслями.

Мысли разбегались, явно не желая быть неким цельным существом. Я разозлилась, и мгновенно пришла собранность. Конь подо мной застыл. Я недоуменно огляделась. Может, он учуял какого-нибудь хищника? С моих губ едва не сорвался крик, когда в вереске я заметила огромные желтые глаза.

Он не смотрел на меня с ненавистью, которую я умела различать в глазах цепных псов. Уголки его губ не были приподняты в угрожающем оскале, да и вся его поза выражала полнейшую безмятежность. Черные кончики ушей чутко подрагивали на ветру, даже с некоторого расстояния я отметила, как он шевелит носом, улавливая наш запах. Неожиданный серебристо-серый блеск заставил меня отвести взгляд от волка, и я еще сильнее испугалась. В четырех шагах от первого животного, лежало второе. У меня возникло ощущение, что волки вполне комфортно чувствуют себя под моим взглядом. Я же с усилием пыталась подавить панический страх, поднимающийся от самого горла, мешавший мне дышать.

Жеребец с ужасом сделал два неуверенных шага назад. Волк не шевелился и даже не рычал, он внимательно смотрел мне в лицо, чем очень пугал. Ведь животные не любят пристальный взгляд человека, а дикие-то уж тем более. Но хищник с упорством пытался заглянуть мне прямо в глаза. Что ему не очень-то и удавалось. Я просто не могла выдержать этого желтого, не угрожающего, но опасного блеска. В черных зрачках я узрела небывалую мудрость, понимание и попытку успокоить мою мечущуюся душу.

Тише.

Я вздрогнула и недоверчиво посмотрела на волка, пытаясь отогнать странное наваждение. Хищник больше не пугал, страх внушало то, что он будто знал меня. Второй же волк безучастно лежал на вереске и тяжело дышал, вывалив розовый язык из пасти чуть ли не до земли. До меня долетели звуки кортежа, и я на мгновение повернула голову в сторону дороги. Вернув свой взгляд к волкам, я с сожалением увидела, как их хвосты скрылись в кустах. С Сожалением? Хм. Я вовсе не хотела испытывать подобное ощущение.

— Эверин! — с облегчением воскликнул отец, как только наша маленькая процессия вывернула из-за поворота. Лицо его разгладилось, и он слегка повеселел. — Я подумал, что твоя лошадь понесла! — признался герцог, приблизившись ко мне. Вскоре весь кортеж нагнал нас, и мы продолжили путь.

— Шудо очень воспитанный конь, — гордо сказала я, поглаживая шелковистую гриву.

— Его воспитывал Хенд? — спросил Фунтай и пробежался взглядом по Шудо.

— Нет, его воспитал не главный конюший, а я. — Случайная улыбка появилась на моем лице, когда я узрела удивление отца.

— Юная леди, вы шутите!

— Нет, мой лорд, я абсолютно серьезно. — И непонятно по какой причине мы залились в звонком смехе.

Менестрель косо посмотрел на нас со своей телеги и вновь довольно погладил подбородок в щетине. Что-то в нем настораживало, и я никак не могла отделаться от этого предчувствия.

— Эверин, — начал герцог, и, услышав серьезность в его голосе, я повернулась к отцу и вгляделась в любимые зеленые глаза. Цвет юной весны. Они так и не потускнели с возрастом. — Я хотел бы знать, чего хочешь ты? — пояснять вопрос ему не пришлось бы. Все было отражено в тоне и во взгляде.

Я задумалась. И легкая грусть коснулась меня. Зачем он задает такие вопросы? Почему так отчаянно хочет причинить боль? Я тряхнула головой, отгоняя обвиняющие и низкие мысли, но вопрос действительно был неосновательным. Ведь у меня все равно не было выбора. Моя жизнь. Мой долг. Моя честь. Моя судьба. Почему эти понятия с такой горечью смешивались в одном-единственном поступке, который предназначен именно мне? Не хочу, я не хочу знать о своем будущем, но прекрасно вижу его сейчас. Жена принца. Будущая королева. О Боги. Как я хочу, чтобы, взглянув на меня, семья принца отказалась от неподходящей жены. Вот чего я хочу. Но отцу я ответила совсем другое:

— Я хочу, чтобы ты гордился мной, отец, и если для этого надобно стать женою принца, я ей стану. — Голос мой сорвался в конце, но герцог все равно потрясенно смотрел на меня. Он явно не понимал, что все, что я делаю, совершается для того, чтобы он смог испытывать гордость по отношению ко мне.

— Эверин, — лишь повторил он и коснулся моих холодных пальцев. Никакой награды не нужно было для меня. Лишь благодарный взгляд отца, вечно пребывающего в душевных терзаниях. Я понимала, что и мама это прекрасно видит, но почему-то не желает облегчить страдания супруга. Я отвернулась. Как не хотелось думать, что мое замужество может оказаться таким же. Вот только принц не будет обращать на меня внимания, а не наоборот.

— Герцог, а вы видели принца Силенса Скопдея Могучего из династии Предназначенных? — О, как было сложно полностью произнести имя королевского наследника.

— Принца? — герцог задумчиво улыбнулся. — Ты ведь знаешь, рыбка моя, он редко бывал при дворе в то время, когда я пребывал в Дейсте. Так что я, к сожалению, даже краешком глаза не видел нашего будущего короля. Но некоторые утверждают, будто он похож на своего отца.

— А король Энтраст?

— Он стар, но мудр. Единственным его промахом было то, что он слишком поздно надумал завести семью и оставить наследников. Если король умрет, то молодой принц тут же примет все его обязанности, хотя мальчик уже и сейчас делает большую их часть.

— Мальчик? — внутренне я ужаснулась.

— О, Эверин! — расхохотался герцог. — Прости, не думал, что ты так воспримешь его. Конечно, принц Силенс давно уже мужчина. И дело не только в том, что он сражался на границе вместе с братом, да и в последующих войнах, он принимает достаточно взрослые решения для своего возраста. Настоящий солдат, наделенный дипломатическим талантом, — отец усмехнулся в свои рыжие усы.

— Не думаю, что принц может стать хорошим мужем, — кисло заметила я. Вообще-то, мне вовсе не хотелось замуж. Все внутри меня кричало, что мне шестнадцать! Лишь к зимним праздникам минет семнадцатый год. Но во всех отношениях я уже была в подходящем возрасте для свадьбы. В двадцать я бы уже считалась старой девой.

— Отчего же? — поразился отец. — Ты его пока совершенно не знаешь, даже не видела его лица, а уже делаешь такие выводы, девочка моя. Пойми, такова твоя судьба, и стать женой принца не самое худшее, что могло случиться в жизни.

— Я ею еще не стала и, вполне вероятно, не стану никогда. Мы не знаем, какой выбор сделает правящая династия Предназначенных.

Отец бросил на меня беспокойный взгляд, а я, гордо выпрямив спину, больше с ним не заговаривала. Он нашел прорехи в моей обороне. Я безумно боялась стать женой принца и всей душой желала, чтобы меня отвергли. Но, видимо, мой отец считал совершено иначе. Как будто король Энтраст уже произнес торжественную речь, скрепив свои слова помолвкой.

День тянулся необычно медленно, будто засахарившийся мед, стекающий по краю чашки. Мне безумно хотелось слезть с Шудо и размять ноги обычной ходьбой. Я не привыкла настолько долго находиться в седле, а герцог отказался делать обеденный привал, поэтому каждый член кортежа лишь мечтал о вечере.

Чувства мои вздрагивали при каждом шорохе, доносящемся из леса. Глаза напряженно высматривали в вереске и траве желтый взгляд, а сознание так и расстилалось в поиске волков. Способности мои оставляли желать лучшего, так что Динео ничем не могло мне помочь. Я была пуста, как пересохший ручей. «Магии во мне ноль», — удрученно признало мое сознание.

Шудо все чаще и чаще наклонялся в поисках травы, и очень долго пил, когда мы переходили мелкую речушку. Я не испытывала жажды, потому что погода не была такой уж изнурительной. Всего лишь дневные сумерки. Иногда начинал накрапывать дождь, но он чаще всего прекращался так же резко, как и начинался, так что даже погода не останавливала наше шествие. Герцог Фунтай хотел как можно скорее достичь Дейста, столицу Дейстроу.

Когда казалось, что лошади вот-вот выбьются из сил, а жалобы дам и аристократов достигнут критической точки, мой отец велел искать место для ночлега. Грумы мгновенно обогнали кортеж, и скорее вернулись сообщить, что неподалеку есть прекрасная поляна, по окраине которой бежит мелкий ручеек. Наш кортеж обрел второе дыхание и очень быстро достиг места ночлега. Я расседлала Шудо, работая бок о бок с конюшенными мальчиками, стреножила жеребца и оставила у воды, чтобы он мог при желании напиться. Грумы последовали моему мудрому примеру, и вскоре стаскивали бочку с чистой водой с одной из телег.

В небольшом лагере тут же закипела походная жизнь. Поварята развели огонь для большого котла, еще на одном костре грелась вода для чая и умывания для некоторых благочестивых леди. Я же обошлась ледяной прохладой ручейка и была вполне этим удовлетворена. Вскоре до меня донесся запах готовящегося мяса, которое мятежно плавало в кипящей воде. После того, как мясо почти приготовилось, повар со знанием дела добавил соли и пшена. Улыбнувшись, я решила до ужина проведать Уэн.

Я нашла служанку, складывающую мою одежду в сумке. Она предложила мне чистую рубаху, но я решила, что лучше надену ее с утра.

— Миледи, ужин готов, — сообщил мальчик-грум Том, и мы вместе с Уэн отправились к костру.

Пока я отсутствовала, вокруг него образовались удобные места для ужина. На небольшой возвышенности, состоящей из скамеечки и подушек, сидел менестрель и с важным видом настраивал свою арфу, подкручивая, подделывая струны и выверяя нужный звук. Наконец, он довольно улыбнулся, отложил инструмент и принял чашку, наполненную кашей с мясом, и кусок хлеба с добрым ломтем сыра. Довольный арфист причмокивал свой ужин и улыбался мне поверх чашки.

Я устроилась возле отца, получив свою горячую порцию густой похлебки на мясе. Несмотря на всю свою простоту, блюдо получилось на удивление вкусным. Приятный запах мяса, сдобренная маслом каша и почти свежий гречишный хлеб в сочетании давали массу интересных вкусов. Горячий чай с травами стал прекрасным завершением ужина. От еды приятно потяжелело в животе, и мягкое тепло разлилось по всему телу. Онливан взял свою арфу, дождался тишины и начал протяжную песню:

Я подняла пораженный взгляд на арфиста, но Онливан меня вовсе не замечал, а продолжал свою странную, манящую песню. Дрожь пронзила меня с ног до головы, будто его слова звали меня к себе.

С каждой новой строчкой в душе что-то уверенно поднималось, сначала душило, а потом вдохновляло все мое внутреннее «я». Ничего не понимая, я с мольбой глядела на старика, но он упорно не прекращал своей странной песни.

Эти строки заставили меня занервничать, а воображение сплестись в невероятный узел. Кто это? Боги? Люди? Птицы? Кто способен на такое? Что это за неведомое чудо, о котором так вдохновенно поет менестрель?

Старик замолчал. Лишь плавные и переливчатые звуки арфы заканчивали эту необычную песню. Если тогда на дороге я лишь предполагала, что арфист обладает какой-то магией, то теперь я была абсолютно в этом уверена. Непонятное, стойкое ощущение чего-то важного застыло в моем сознании, будто песня менестреля имела ко мне непосредственное отношение, но я отказывалась в это верить. Откуда он знает ее? И что же все-таки значат эти красивые слова? Но лишь взглянув на Онливана, я поняла, что ответов на эти вопросы мне не получить никакой ценой. Тяжело вздохнув, я опустила взгляд в земле. Почему-то я очень боялась, что кто-нибудь заметит мое смятение. Все вокруг переговаривались, обсуждая таинственных существ, пара мальчишек спросила у менестреля, о ком он пел, но старик лишь загадочно улыбнулся и подмигнул бесцветным глазом.

Разговоры вокруг костра продолжались, но стали более тихими и между отдельными группками. Дрова весело трещали в огне, освещая бликами людей. Леди закутывались в одеяла, промерзая от опустившейся ночи. В других частях поляны тоже заплясали костры, слышалось ржание лошадей и смех грумов. Я ощутила прохладу, и небо отчистилось от туч, открывая сияющие звезды. Черное полотно сонно переливалось, притягивая мой взгляд. О Боги, покажите, что мне нужно делать, безмолвно взмолилась я. Но никто мне не ответил, лишь тишина вокруг стала более заметной. Оглядевшись, я поняла, что почти все разошлись спать к своим кострам. Я легла на приготовленное для меня спальное место, натянула до подбородка шерстяное одеяло и устало закрыла глаза.

Только теперь усталость дала о себе знать. Неприятно заныла спина от долго сидения на лошади, мышцы ног задеревенели, а в голове начала пульсировать противная боль. Поморщившись, я лишь подубонее устроилась под одеялом и попыталась уснуть.

Попытки мои оказались тщетными. Смачный храп герцога не давал погрузиться в успокаивающее безмолвие трещащего костра, а мелкие камешки под одеялами не позволяли достаточно комфортно лежать. Не удавалось уснуть даже в самых разных позах. В конце концов, я раздраженно открыла глаза и встала. Скоро рассвет, кисло подумала я. Небо светлело, и лошади стали медленно просыпаться. Скрутив свою походную постель, я отошла подальше от спящих людей и посмотрела на равнину. Травы еще не было, но мелкие зеленые ростки обещали, что она непременно возвыситься над бесплодной землей. Мысли покинули меня, и я продолжала стоять неподвижно до момента, когда начали подниматься слуги.

Грумы бросали на меня удивленные взгляды, и я поспешила вернуться к тухнущим углям костра, возле которого провела ночь в бесплодных попытках хоть немного поспать перед встречей с принцем. Волнение не дало мне такого шанса.

Тело запротестовало, когда я пошевелилась. Неподвижность дала о себе знать, и с трудом заставила себя сдвинуться с места. Наш лагерь оживал, и из сердца моего постепенно ушли все заботы. На время, напомнила я себе, на время. По пути к костру, я освежилась ледяной водой из ручья, и сменила рубашку на свежую. Та была цвета слоновой кости, и очень мне понравилась, мягко прилегая к телу. Кое-где были синяки от камешков, но терпеть это можно.

Герцог тоже поднялся и раздавал четкие указания. Слуги с безумными лицами бросались их выполнять. Был поставлен котел с водой на чай. Завтрак ограничился сушеным мясом и оставшимся хлебом. С трудом проглотив сухую еду, я с наслаждением выпила горячий чай, который пах листьями земляники. Я улыбнулась. Повар Ругер не забыл, как я люблю этот чай.

— Как спалось, дорогая? — спросил отец, когда мы двинулись в путь. До этого он не проронил ни слова кому-то помимо слуг.

— Никак, — призналась я.

— Отчего же, юная леди? — бровь отца приподнялась в удивленном жесте.

— Не знаю… Может быть, волнуюсь перед встречей с принцем? — ядовито ответила я. Герцог бросил на меня сердитый взгляд, а сам улыбнулся в густые усы.

— Все может быть, — ответил он своей излюбленной фразой, но тут же помрачнел, когда проезжал мимо кареты матери. Та мило щебетала со своими спутниками, хотя даже доброго утра не пожелала мужу.

— А тебе? — спросила я, стараясь отвлечь от ревностных мыслей о герцогине.

— Прекрасно! Знаешь ли, на природе я чувствую себя значительно лучше! — улыбка вновь расплылась по его лицу.

— И я, — тихое бурчание в ответ. Почему же сегодня на лоне природы я даже уснуть не смогла? Непонятная злость охватила меня, но я постаралась успокоиться.

Сегодня важный день. Вечером мы предстанем перед королем, нам даже не дадут дня для отдыха. Энтраст заявил, что и так слишком долго ждал невесту, и что герцогу Фунтай нужно поторопиться представить свою дочь, иначе принц скрепит свои узы с семьей Флуцбергов.

Отбросив мрачные мысли, погрузилась в созерцание природы. По мере приближения к Дейсту, вечно зеленые деревья редели, а на их месте появлялись широколиственные рощи. В воздухе отчетливо узнавался терпкий запах соли, значит, море уже близко. Я изумленно разглядывала незнакомые мне деревья и кустарники, очень жаль, что они еще не успели покрыться листьями, но все же выросшая в сосняке и ельнике, я была удивлена такой природе. Через несколько часов я услышала звуки волн, и сердце мое дико заскакало в груди. Дейст становился все ближе с каждым шагом Шудо.

Мы взбирались наверх крутого склона. Лошади натужно хрипели, но тащили телеги. Арфист шел возле своей повозки, и радостно оглядывался по сторонам, будто попав в свою родную землю. Утоптанная и влажная земля под копытами коней неприятно скользила, но наш кортеж становился все ближе и ближе к вершине. Наконец, мы перевалили условную природную веху, и моему взору открылся фьорд.

Пронзительно голубое небо огромным покрывалом раскинулось над сверкающим морем. Солнце здесь светило гораздо ярче, открывая взгляду неописуемые чудеса. Одинокая чайка тонко вскрикнула в небе, и ее белые крылья скрылись за огромной отвесной скалой. Волны яростно бились о камень, словно мечтая раздробить его в песок. Белоснежные барашки на воде яростно пенились, будто она вскипала изнутри. Темно-синее море было одновременно спокойно и яростно, в нем плескалась сила и мощь несокрушимой стихии. Прибрежная скала вырастала наподобие стены, защищающей замок и город. Дейст стоял немного ниже, ближе к гавани и докам, где пришвартовывались корабли. Даже сейчас на глади моря виднелись их разноцветные паруса и гордые кили. Редкая трава покрывала склон, который вел от замка к вершине скалы, на которой стояла сторожевая башня. Высокая и внушительная она походила на старого верного пса. Огонь сейчас в ней горел, приветствуя делегацию герцога Фунтай.

Мы пустили лошадей вниз по холму в низину, в которой спрятался замок. Западнее от него земля плавно переходила в залив, возле которого примостился город. В замок Дейст вела крутая каменистая дорога, но даже до нее нам было еще далеко.

Отец нервно заерзал в седле своего пегого мерина и рукой дал знак остановиться, будто пытаясь осознать, насколько он близок к своей цели. Немного постояв, окидывая взглядом город, герцог Фунтай продолжил свой путь.

Я заворожено смотрела по сторонам. Виды и просторы меня очаровали, но были так чужды моему сердцу. Крутые склоны, скалы и море — все это так интересно, так необычно, но при этом пугающе. Я с трудом привыкала к запаху соленого моря, к крикам чаек и звуку живой воды. Сердце отстукивало ровную дробь, но я все равно ощущала себя неловко. Во рту пересохло, а глаза начинали слезиться от соли. Когда мы въехали в город, мною овладело раздражение. Сильное раздражение, продиктованное бессонной ночью и пульсирующей болью в голове, которая будто распространялась вниз по позвоночнику.

Кое-где деревянные и каменные дома невероятно сильно прижимались друг другу. В таких районах резко пахло рыбой и требухой, какими-то животными и дешевыми тавернами, даже в дневной час из их дверей доносились пьяные крики. После бедных кварталов город преображался. Улицы стали шире, деревянная брусчатка сменилась каменной мостовой. Дома уже не так тесно стояли друг к другу. Каменные здания преобладали над построенными из дерева, да и запах тут стоял лучше — не так сильно несло рыбой, да плюс приятный дух хлеба.

Шудо, уловив запах овса из какой-то гостиничной конюшни, потянул поводья в сторону. Я безуспешно пыталась вернуть его в кортеж, но голодный жеребец упрямился и не слушался. К моему удивлению, наша процессия даже не заметила, что я порядком отстала. Конечно, немногие бывали в Дейсте, да и те, кто бывал, видимо, находились под тем же впечатлением. Шудо фыркал и тянул меня к конюшне, но, не дойдя до добротного деревянного здания, наклонился и начал щипать траву. Кортеж неумолимо удалялся, а потом и вовсе скрылся за поворотом. Конечно, дорогу к замку я найду, но как буду выглядеть, когда приеду с опозданием ко двору короля?

Злобно выругавшись, я резко дернула поводья Шудо. Конь недовольно поднял голову и смерил меня презрительным взглядом, точнее, попытался это сделать, но ничего у него не вышло, так как я была в седле. Сердце с ужасом запрыгало в груди, в висках застучала кровь. Я явно не знала, в какую сторону направиться. В борьбе с жеребцом я не постаралась запомнить улицу, по коей прошла процессия. Раздраженно толкнув его пятками, заставила, Шудо медленно идти вверх по улице.

— Миледи, вы заблудились? — услышала я приятный, густой мужской голос. Едва взглянув на его обладателя, я фыркнула.

— Справлюсь без тебя, мышеголовый! — резко бросила я и пришпорила Шудо, почувствовав на себе недоуменный взгляд солдата.

Жеребец куда-то уверенно нес меня, и, так как выбора у меня не оставалось, я предоставила ему полную свободу. Через некоторое время меня обогнала лошадь серой масти, на каковой ехал мой знакомый солдат. Я даже не потрудилась посмотреть на него. Грязная одежда почему-то не подталкивала к дружеской беседе. Солдат удивленно пожал плечами, и пустил галопом свою лошадь. Шудо рванулся за ней.

— Чертов конь! — выругалась я, едва не свалившись из седла. Когда Шудо обогнал грязного солдата, я поймала на себе его веселый взгляд, и озлоблено зашипела.

Но Шудо принес меня в хвост кортежа, подгоняя его, я поравнялась с отцом.

— К матери ездила? — глухо спросил герцог.

— Нет, — честно ответила я, но он больше не стал задавать вопросов.

Руки предательски задрожали — перед нами возникли распахнутые ворота замка Дейст. С некоторой опаской я позволила Шудо следовать за отцовским конем. Я перестала дышать, когда мы въехали на территорию замка.

Высокие стены поднимались над головами. Я успела заметить глубокий ров по их периметру с другой стороны. Огромная, величественная каменная крепость царствовала над этим городом. Высокие башни оканчивались квадратными площадками, окруженными невысокими зубчатыми стенами. Было две самых высоких круглых башни, оканчивающихся острыми пиками крыш. Множество бойниц и окон обеспечивали внутренне освещение замка. Камень, из которого он был сделан, цвета дождливых туч с серебряными прожилками причудливо светился в лучах высоко стоящего солнца. Главный вход был расположен напротив ворот. Высокие дубовые створки цвета вишни были плотно закрыты, лишь небольшая дверь, вырезанная в одной из створок, была чуть приоткрыта. Высокие ступени из темного материала, украшенные свежевыкрашенным деревом, вели к ним. На основательных перилах стояли небольшие чаши с топливом. Видимо, по вечерам эта смесь зажигалась и освещала крыльцо к входу в замок. Двор перед замком был выложен плоским булыжником, лишь дорога к конюшне являлась обнаженной вытоптанной землей. Севернее конюшен располагалась прачечная, за ней едва виднелись веревки, утяжеленные весом сохнущего белья. За конюшнями располагались амбары, полные зерна, а также загоны для овец, коров и коз. Доносилось лишь легкое мычание, но ощущение огромной паутины жизни не покидало меня не на минуту. В отдалении от замка стояла еще одна башня, наверное, она использовалась, как сторожевая, но все может быть. Мой взгляд вернулся к замку. Фасад украшали прелестные барельефы, изображающие драконов. Великолепные животные стояли на задних лапах, распустив огромные кожистые крылья. Барельефы людей были сделаны в некотором отдалении от драконов, что показывало их слабость перед этим магическим народом. Окна и бойницы были обложены камнями интересной формы, а над зубчатыми бортами башен развевались флаги Предназначенных. Их герб являл собой красное полотно, на котором изображался свернутый в несколько колец змей с огромной, увенчанной рогами, головой. Герб производил неизгладимое впечатление силы и мощи, чего, наверняка, и добивались его создатели. Только теперь я заметила, как много слуг снует по двору. Сначала все они застыли при нашем появлении, но вскоре пришли в себя, осознав, сколько работы им прибавиться. Я непонимающе глядела на их вишнево-красную одежду слуг. Лица всех слегка отличались резкостью черт, нежели уроженцы земель моего герцогства. Каждый из них отличался более высоким ростом, нежели наши слуги, но я не почувствовала никакого неудобства.

Мне было не совсем приятно то, как они на меня глазели. Их взгляды были одновременно оценивающими и при этом с оттенком мягкой презрительности — быть может, она и не станет нашей королевой, думали они. Всего за несколько минут во дворе заметно прибавилось народа, из замка выходили придворные, которые жили здесь постоянно. По тому, как оживленно работали конюшие, я поняла, что скоро прибудут и другие гости. Неужели король ясно дал понять, что выберет меня женой сына? Эта мысль неприятно меня поразила. Мне вовсе не хотелось лишаться шанса на свободную жизнь, ведь я о ней так самозабвенно грезила и вовсе не хотела похоронить эти мечты прахом.

Внимание мое привлек менестрель, появившийся на крыльце. Одетый богато, он держал себя с неизменным достоинством, значит, при дворе мужчина приходился королю его личным музыкантом.

— Прибыл герцог Фунтай! — торжественно объявил он, и только тут все начали горячо нас приветствовать. Какой-то мальчик взял Шудо за поводья, чем несколько его разозлил. Конь фыркнул и потянул его в другую сторону. Я спрыгнула с коня, и успокаивающе погладила по гладкому вороному боку.

— А где ваша леди? — недоуменно спросил меня мальчик, державший Шудо.

— Герцогиня Фунтай? Она в карете, — пожав плечами, ответила я. Может, у них не принято быть вежливыми?

— Нет-нет, я о юной герцогине, которая предстанет перед королем! — возбужденно зашептал мальчишка. Его друзья подошли к нам и согласно кивали головами, в надежде на то, что я сообщу им, где же прячется эта девушка.

Я хотела было ответить, но не успела и рта открыть, как до меня донесся звучный голос отца:

— Эверин, пойдем в замок! Тебе нужно подготовиться перед встречей с королем, — продолжил он, подойдя ко мне ближе. Казалось, никого не смущало его некоторая фамильярность. Все-таки вежливость в этих краях не принята, решила я.

Принимая руку отца, я пораженно отметила, как покраснели мальчишки и как вытянулись их лица от явного удивления. Вряд ли они ожидали увидеть леди, предназначенную для принца, верхом на резвом коне.

Я с опаской поднималась по ступеням рядом с отцом. Все приветливо улыбались и кивали, вместо ненужных и порядком надоевших слов. Практически на каждом лице я заметила отпечаток удивления. Что ж, я произвела некоторый эффект на двор короля, надеясь, что он не принесет мне плохой репутации. Стражники распахнули перед нами огромные дубовые створки, и с замиранием сердца я шагнула в замок. Внутри он оказался совсем не таким, каким я его себе представляла.

Стены здесь были все того же цвета, что и наружные, разве что чуть более яркого цвета. На них висели факелы, которые мерцали, давая дополнительный свет. Большая его часть проникала из больших открытых окон. Стекло в некоторых местах не было прозрачно — его украшали причудливые рисунки, очень сильно мне понравившееся. Полы под нашими ногами устилал свежий тростник, оттого в коридорах и комнатах замка стоял характерный приятный травянистый запах. Украшениями здесь являлись не только картины, но и гобелены, созданные искусными профессионалами. На небольших столиках я заметила миски с фруктами и слегка оплавившиеся свечи. Нас явно ожидали, поэтому все было готово.

Комната, в которую меня привели, находилась на втором этаже, недалеко от лестницы. Она была достаточно просторной, много света проникало в нее. Большая кровать стояла у западной двери, занавешенная темно-кремовым балдахином. Даже от двери я заметила, какая на ней пышная перина и с наслаждением подумала о сне, но тряхнув головой, приказала себе собраться. Вишневый комод, украшенный резьбой, стоял возле окна, как и зеркало, висевшее между двумя такими же большими окнами. Пол тут был устлан коврами, но все равно и здесь ощущался дух свежей травы. На красивом, но простом круглом столе, окруженном тремя в тон ему стульями, стояла ваза с фруктами. Правее от него стояла ширма, а возле нее я заметила большой очаг, в котором плясали языки пламени, лизавшие котелок с водой. Подойдя ближе, за ширмой я увидела большую ванную, наполненную водой. Опустив кончики пальцев, я ощутила тепло. От воды исходил легкий и приятный запах трав. Уэн поспешно начала раскладывать вещи, а я, заперев дверь, разделась и с удовольствием погрузилась в теплую воду. Служанка долила горячей воды, и мои мышцы, измученные долгой дорогой, окончательно расслабились. Я задремала.

— Миледи, — прошептала Уэн, и я с трудом разлепила глаза. Поспать не удалось. Судя по тому, что вода до сих пор оставалась горячей, прошло всего несколько минут. — Приходил паж от вашего отца. Он велел вам быть готовой через час. — Я сдержанно кивнула, напряженно размышляя, что одеть на встречу с королем.

— Матушка приказала принести платье? — поинтересовалась я.

— Да, миледи, и думаю, оно вам понравится. — Щеки служанки порозовели от удовольствия. Я с разочарованием потянулась за губкой и мыльным корнем и начала тщательно отмываться от дорожной пыли и грязи. Несмотря на прошедший дождь, она все равно осела на коже.

Я была безумно благодарна своим волосам за то, что они имели свойство быстро высыхать. Так что сидя в нижнем белье, я терпеливо ждала, пока Уэн расчешет их.

— Моя леди, может, все-таки уложить их в какую-нибудь высокую прическу? — вкрадчиво спросила девушка.

— Нет, Уэн, просто распушенные волосы. Я так хочу, думаю, это то, что нужно. — Решение было принято мной еще в пути. И еще я очень надеялась, что у матери не хватит времени, и она не заглянет в мою спальню.

— А платье?

— То, что прислала матушка, — спокойно ответила я. Впервые в своей жизни я согласилась с выбором матери в отношении одежды. Это несколько меня поразило, но я осталась довольна своим платьем.

Когда Уэн шнуровала корсет, я более внимательно в зеркале рассмотрела все детали своего туалета. Платье темно-рубинового цвета прекрасно оттеняло цвет моей кожи и волос. Не слишком пышные юбки подчеркивали бедра, а высокий корсет делал грудь высокой и полной. При этом я абсолютно не выглядела пошлой. Великолепного качества шелк мерцал при любом попадании на его поверхность света. Лиф состоял из трех сшитых вместе частей. Горизонтальные клинья по бокам, которые сходились на спине в аккуратный замок, и третья часть плотной такни посредине, делавшая меня еще стройнее, чем я была на самом деле.

Я разглядывала себя в зеркало, а в моей голове роились самые разные мысли. Одной из главных была о том, как выглядит принц. Красив ли он? Высок? Какого цвета его глаза, волосы? Стану ли я его женой? А став, полюблю ли? Множество вопросов и все без ответов, они разрывали мой внутренний мир на мелкие кусочки, которые я в тщетных попытках старалась склеить в единое целое. Мне неожиданно вспомнилась песня Онливана, так чутко тронувшая струны моей души. Что бы это могло значить? Но я постаралась перестать думать о чем-либо, что заставляло меня пугаться, потому что страх отчетливо вырисовывался в моих глазах.

— Миледи, думаю, вы готовы, — улыбаясь, сообщила Уэн. Я посмотрела на веснушчатое лицо и втайне позавидовала ее простой жизни, но тут же упрекнула себя. Отчего мне подумалось, что ей легко? Она хотела делать свечи, а прислуживает мне, хоть и с достаточной охотой.

— Ох, Уэн, — сдавленно прошептала я.

— Слишком туго? — испугалась служанка.

— Нет, нет… ты прекрасно зашнуровала платье.- Натянутая улыбка вряд ли утешила девушку, но я ничего не могла с собой поделать.

— Вы волнуетесь, моя леди? — понимающе спросила Уэн.

— Конечно. — Признание далось мне сложно. Я редко сознавалась в своих чувствах другим людям. — Если король Энтраст примет мою кандидатуру, помолвка состоится в ближайшее время, — с ужасом выдавила я из себя последние слова.

— Не надо так пугаться, моя леди, — ободряющее начала Уэн, — все может оказаться не таким ужасным, как вы себе это представляете.

— Нет. Уэн, я стараюсь себе вообще ничего не представлять. А вдруг он некрасив? — Как будто этот вопрос волновал меня больше всего на свете. Пфф, нет.

— Ну что вы, миледи, как сын короля Дейстроу может оказаться некрасивым. — Звонкий смех Уэн заставил меня немного расслабиться, но напряжение явно читалось на моем лице и в движениях. Я никак не могла изгнать его из себя.

Служанка поправляла волосы, рассыпавшееся по плечам, и что-то мурлыкала себе под нос. Где бы мне взять такую же уверенность в том, что она делает? Она бы сейчас мне вовсе не помешала, но пришлось признать, что теперь мне нужно справляться только собственными силами. И ради своего отца склонить короля к определенному выбору. Проявить все свое обаяние, показать красоту, которой я вряд ли обладаю. Обнажить некоторые истоки моей незначительной и юной мудрости.

Стук дверь заставил нервно вздрогнуть, и я недовольно поежилась. Уэн поспешила открыть дверь, но за ней оказался все тот же паж от отца, требовавший меня к герцогу. Служанка заверила его, что я вскоре выйду, а он может подождать меня за дверью, чтобы показать дорогу. Волнение с еще большей силой охватило меня, когда из-за двери я отчетливо услышала звуки спешки, сборов и уловила оттенки торжественности. Замок был полон ожиданий и сплетен. В него прибывали все новые и новые гости короля и других придворных аристократов. Дейст наполнился необъяснимой жизнью, которая пульсировала в каждом камне этого огромного и величавого замка.

— Миледи Эверин? — Уэн нетерпеливо посмотрела на меня.

— Да, да, — сквозь пелену задумчивости я ответила. Неуверенной и шаткой походкой дошла до двери, но как только мои похолодевшие от волнения пальцы коснулись деревянной поверхности ручки, я собрала все свои силы и внутренние резервы.

Паж с минуту стоял, глядя на меня с открытым ртом, полный поражения и восхищения. Я с удовольствием отметила, что простота и эффектность наряда производят должное впечатление. Мальчишка опомнился и торопливо повел меня к покоям герцога Фунтай. Поднимаясь по лестничному пролету, я отметила, что зажжены свечи самого лучшего качества, и по коридорам ходит запах благовоний из южных государств. Каждая вещь в замке к нашему приезду была отполирована до блеска. Ни одной пылинки не удалось отыскать моему пытливому взгляду, даже на старых гобеленах и в темных углах. Паж привел меня к покоям отца и, учтиво постучав, сообщил о моем приходе.

Дверь почти мгновенно распахнулась, и я, неуклюже приподняв юбки, перешагнула через порог. Комната герцога встретила меня приятным запахом чая на ромашке и чем-то неуловимо привычным. Отец завязывал шелковый платок на шее, серьезно посмотрев на меня, тяжело вздохнул.

Слуг в комнате не было. Его давняя привычка — одевался и ухаживал за собой герцог самостоятельно. Может, дело в его простолюдинке-жене? Сказали бы многие, но правда таилась в его сильном характере.

— Секевра Эверин, — как-то невыразительно произнес мужчина. У меня возникло чувство, будто отец постарел за тот час, что мы с ним не виделись.

— Что такое, папа? — опустив все титулы, дав выход некоторой фамильярности, спросила я.

Он подошел ко мне, и, чуть-чуть наклонившись, поцеловал в лоб. Поцелуй этот оказался сродни благословлению от родителя. Меня пробила нервная дрожь, и с лица ушли все краски.

— Что ты, Эв! Почему ты так побледнела? — воскликнул отец. Он хотел обнять меня, но шикарное платье остановила его в таких намерениях.

— Ты так… так… — я замялась. У меня не хватало духа сказать то, что перемешалось в голове. Словно он уже отправлял меня на помолвку, а не на смотрины невесты к королю.

— Эверин! Ты не так меня поняла! — В его голосе послышалась горечь. Тягучим сиропом она стекала по каждому звуку, произнесенному отцом. — Я вовсе не считаю, что король уже решил женить своего сына на себе! — Я облегченно вздохнула и слабо улыбнулась отцу, но его еще больше помрачневшее лицо заставило насторожиться. Напряжение повисло между нами, как острый клинок без рукояти. — Но среди слуг замка ходят такие слухи.

Я забыла, как нужно дышать, и упала бы, если бы отец не подхватил меня. Мои надежды рухнули. Никогда мне не стать «отвергнутой». О Боги…

— Эверин! — в очередной раз произнес отец, но теперь уже с оттенком укоризны. Я с трудом посмотрела в его зеленые, цвета юной листвы, глаза. — Почему ты так реагируешь? Неужели ты мечтаешь о том, чтобы дом короля счел тебя непригодной невестой?

Мое молчание стало более красноречивым ответом, нежели бы произнесенная неуклюжая ложь. Отец с легким упреком оттолкнул меня.

— Я хотел тобой гордиться! А теперь жалею, что Дикси не принесла этого чувства! — Суровые слова ранили в самое сердце. Я с потрясением вновь взглянула на него. В лице отца не было и капли жалости или сочувствия. Он говорил с пылом и откровенностью.

— Вы будете мной гордиться, герцог Фунтай! Даже если это будет стоить счастья вашей нелюбимой дочери! — жесткий тон помог мне скрыть боль, что диким взрывом разнеслась по моему сознанию.

Герцог переменился в лице, наконец, и до него дошел смысл сказанных им и мною слов. Рот открылся в безуспешной попытке что-либо сказать, но властным движением, которого я не замечала за собой никогда прежде, я заставила мужчину прекратить свои попытки.

— Вы дали мне понять ту цену, которую даете за меня. И цена эта стоит лишь руки принца.

Не дожидаясь ответа, я резким порывом вышла из его покоев. Мальчик-паж у дверей с еще большим удивлением посмотрел на меня. Наверное, на моем лице все же проявилась тень боли, которую только что причинил мне отец. С трудом выровняв дыхание, я попросила слугу отвести меня к покоям герцогини, и мальчик с пылким рвением ответил на мою просьбу. В глазах плясали искорки мальчишеской гордости. Не знаю отчего, но он очень доволен тем, что я попросила его об услуге. Скорее всего, отец прав, придворные люди считают, что приехала не кандидатка на место невесты, а сама невеста воплоти и всей красе.

Паж остановился и передал мою просьбу бледной и взволнованной девочке лет восьми, что стояла у дверей комнаты, принадлежащей матери. Вместо приглашения войти, на пороге появилась сама герцогиня. Одета Лендри Фунтай была в изысканное, элегантное, но скромное платье изумрудного цвета. Мне стало ясно, что платье выбрано с целью не привлекать к себе внимания, отдавая большую часть восхищенных восклицаний на персону своей дочери. Я невесело усмехнулась. Герцогиня как всегда просчитала все возможные варианты и осталась вполне довольна собой.

— Ты прекрасно выглядишь, дорогая! — В ее глазах цвета бренди я увидела искреннюю гордость, любовь и обожание. Впрочем, герцогиня тут же взяла себя в руки, и все эмоции, кроме привычной надменно-высокомерной маски, исчезли с ее лица.

— Спасибо, моя леди! — присев в реверансе, официально ответила я. Дрожь и неуверенность в кой-то мере покинули меня, так как стояла перед сложной миссией.

— А теперь нам пора отправляться в Сверкающий зал! Как только прибудем мы, появится королевская семья! — в голосе матери звучало непреклонное торжество. Она давно мечтала об этом дне — с тех самых пор как Ялдон погиб во время пограничной стычки.

— Да, моя леди, как пожелаете, — вновь учтиво-почтительным тоном отрепетовала я.

Мать смерила меня подозрительным взглядом, но дернув плечом, приказала идти за ней.

Вот уж не думала, что дорога к Сверкающему залу окажется такой мучительной и безумно долгой. Мимо нас сновали слуги, которые сбивались с ног от навалившихся на них поручений, но при всей своей занятости, никто из них не упускал момента поглядеть на меня. Взгляды их были самыми разными. Колкие, с оттенком презрения, восхищенные, завистливые, и даже влюбленные. Я не могла от них спрятаться и продолжала вежливо улыбаться. Как только мы спустились на первый этаж, свора аристократов окружила нас со всех сторон. Мы будто не двигались, а стояли на месте в разноцветной и богатой толпе. Но моя мать делала уверенные шаги, не забывая приветствовать знакомых и отвечать на восхищенные комплименты. По большей части они приходились на мою долю, но никто так ко мне не обратился. Я не понимала, почему они так поступают. Может, считают маленькой девчонкой, которая не сумеет оценить их изысканные кружева подслащенной лести? Но я старательно отгоняла мрачные мысли подальше от себя, ведь когда я предстану перед королевской семьей, мне будут вовсе не нужны эти лживые слова.

Сладкоголосые болтуны сопровождали нас до дверей Сверкающего зала, но и там, лишь пропустив нас внутрь, они вновь собрались вокруг толпой. В этом кольце чужих лиц я задыхалась и не находила себе места. Все люди меня пугали, мне казалось, что вот-вот и я упаду в обморок. Только твердый характер заставлял продолжать улыбаться и кивать в знак приветствия всем новоприбывшим. Когда толпа аристократов кое-как отделилась от нас с матерью, я с удовольствием вздохнула и только теперь смогла оглядеться.

Сверкающий зал оказался комнатой поразившей мое воображение. Да, как и во всем замке, освещение здесь зависело от окон, которые оказались несколько больше, чем те, что я видела раньше. Да, пол устилал свежий тростник, лишь на помосте, возвышавшемся над длинными столами, мною были замечены ковры. Да, здесь так же весело горели свечи, распространяя приятные ароматы. Тут тоже ходили слуги, поспешно накрывающие столы, покрытые роскошными белоснежными с красными полосками скатертями. Приносились самые разнообразные яства, дух которых витал повсюду. Но стены! Здесь не было видно камня, ни одного кусочка серой поверхности. Все стены явились украшенными огромными зеркалами. Отражение в них было безупречным, и оно завораживало. Свечи, всего сотня, становились тысячами. Создавалось впечатление, будто в зале полно людей. Яркие цвета платьев мерцали качеством шелка, блеском бриллиантов и счастливыми лицами. Все это сливалось в буйную смесь, вызывавшую в моей голове опьяняющее ощущение.

Как я не вглядывалась в яркую толпу, но не заметила ни одного красного платья. Может, этот цвет запрещен в одежде, так как является официальным цветом Дейстроу? Слуги ходили в бордовой одежде, это был лишь оттенок. Неприятное предчувствие овладела мной.

— Мама, ты… — тихо начала я.

— Да, я тоже не вижу дам в красных платьях. — Дрожащий голос герцогини подтвердил мои опасения.

— Неужели он запрещен?

— Не думаю, — отмахнулась Лендри. Я не поняла ее резкого смены настроения.

— Но…

— Никаких «но», девочка моя, сейчас ты должна выглядеть непринужденно и независимо. Не заставляй беспочвенным подозрениям покачнуть твою уверенность в себе. — Слова герцогини звучали убедительно, и вскоре я перестала замечать этот момент.

Через некоторое время в зале появился отец. Несмотря на тщательную подготовку, он выглядел взъерошенным и мрачным. Я старалась не смотреть на него и никак не обращала своего внимания на его персону. Отца это задело, но он не посмел произнести и слова. Конечно, герцог понимал, что обидел меня. Причем обида вовсе не пустяковая, а тяжело оскорбление моей любви к нему.

— Что это происходит? — поинтересовалась мать, встав на цыпочки, чтобы прошептать мне на ухо.

— Что это происходит? — тупо повторила я.

— Не делай из меня дуру! То, что вы с отцом не разговариваете! — прошипела она.

— Мы поссорились. — Спокойный ответ явно не мог удовлетворить материно любопытство, но ей пришлось прервать разговор. Вновь начался поток приветствий, комплиментов и выражений уважения.

Мои уши вовсе не хотели этого слышать. Все слова так и сочились неискренностью. Лишь одно чувство я могла бы назвать настоящим. Зависть. Матери молодых леди, вроде меня, явственнее всего изучали это чувство, хотя безнадежно запутывались в хитросплетениях комплиментов. Моя мать, будто этого не замечая, продолжала с улыбкой принимать поздравления. У меня вновь возникло стойкой ощущение, что все уже решили, будто я невеста принца.

— О, а вы слышали, что принц в замке! — услышала я восторженный шепот какой-то дамы.

— Действительно? Я считал, что он не появится до свадьбы! Ведь он уехал на ежегодную Весеннюю охоту! — смущенно ответил ей какой-то лорд. Я повернулась в сторону говоривших людей и увидела подтянутого седого старика и уже немолодую даму с пожелтевшей кожей.

— Я тоже так считала! — дама утвердительно кивнула. — Но, видимо, принц решил взглянуть на нареченную!

— Может быть, он сам захочет сделать выбор? — предположил лорд. Дама искусственно засмеялась.

— Что вы, дорогой мой, такое решение всегда принимает король!

— Я думаю, король Энтраст уже принял решение! Вы видели, сколько гостей прибыло? — Старика это явно смущало, как, в прочем, и меня.

— Да, милорд, вы абсолютно правы, но я сомневаюсь в ваших выводах. Король Энтраст вряд ли бы скрывал это от своего народа.

Лорд ничего не ответил, лишь поморщился и повернулся в мою сторону. Он заинтересованно начал меня оглядывать, чем очень смутил, но заметив мое состояние, отвернулся.

А Сверкающий зал все наполнялся и наполнялся, в действительности оправдывая свое название. Свечей стало еще больше — на улице почти опустилось солнце. Слуги зажигали факелы, которые горели ровным светом и не пускали искры. Многие гости уже раскраснелись от выпитого вина, а некоторые совсем еще юные леди быстро опьянели от первых в своих жизнях глотков горячительных напитков. Сколько раз мне не предлагали выпить, я отказывалась. Хотелось сохранить ясность мысли перед моим королем, что не скажешь о других — они ведь не волновались, как будут выглядеть. С каждой медленно тянущейся минутой мною овладевало беспокойство, но я старалась держаться как можно больше уверенной. Неожиданно разговоры смолкли, когда на помост вышел королевский менестрель и в тишине торжественно объявил:

— Король Энтраст Шурар Справедливый и королева Лайс Необыкновенная из династии Предназначенных! — голос громовым эхом прокатился по Сверкающему залу. Все застыли в безмолвном ожидании. Двери распахнулись и в зал вошли монархи.

Король направлялся к помосту уверенной, твердой, но старческой походкой. Когда-то широкие и могучие плечи теперь сникли под действием времени и тревог, а красивое лицо покрылось бесчисленным количеством морщин. Седые волосы почти в беспорядке разметались по плечам, спадая прядями на сморщенное лицо. На голове у короля был широкий золотой обруч, инкрустированный крупными красными рубинами. Тяжелая черная мантия свешивалась с его плеч, отсроченная белым мехом какого-то животного. На короле выгодно смотрелся камзол цвета вороного крыла и серые леггинсы, заправленные в высокие сапоги. Все его лицо говорило о сосредоточии ума и мудрости, губы слабо изгибались в улыбке, приветствуя гостей. Глаза его сильно потускнели, даже хуже чем у менестреля Онливана. Король был очень стар.

За ним тяжелой походкой шагала королева. Казалось, она еще старше своего мужа. Седые волосы, уложенные в высокую прическу, непослушно выбились и прядями обрамляли ее морщинистое лицо. Белоснежная кожа слегка пожелтела от возраста, а взгляд был безучастным и усталым. Резкие черты лица не добавляли привлекательности, а крючковатые пальцы с длинными ногтями заставляли вспомнить о ведьмах. Но все же в ее фигуре было нечто величественное, что отличало ее от других пожилых женщина. Королева надела безупречно сшитое красно-рубиновое платье. Сердце мое дрогнуло. Так вот почему больше никто из дам не посмел надеть такой цвет! Он принадлежал королеве! Краска стыда едва не залила мои щеки, но я приложила все усилия, чтобы этого не случилось. Тем временем король и королева достигли помоста, и Энтраст опустился в свое кресло-трон. Жена села по левую руку от мужчины. Кресло, чуть меньше королевского трона, пустовало.

Менестрель открыл было рот, но король прервал его резким взмахом руки. Старый мужчина поморщился и отпил вина из кубка, который стоял на столе возле трона. В зале по-прежнему стояла тишина.

— Я благодарен своему народу за то, что вы прибыли сегодня в мою крепость! — немного скрипучим голосом начал король. Я застыла в восхищении. Все-таки во мне воспитывали почитание и уважение своему монарху. — Поводом для столь значительного собрания стал День Свободного Взгляда! — Зал торжественно зааплодировал. Король выдержал паузу, пока крики радости стихнут. — Сегодня герцог Фунтай представит свою дочь! — заключил король. Я слышала только оглушительно колотящуюся кровь в ушах.

— Да, ваше величество! — поклонился мой отец и повернулся ко мне, предлагая руку. Сглотнув свои тревоги и страх, я вложила свои пальцы в его ладонь. Отец уверенно повел меня ближе к помосту. Люди перед нами расступались, образуя перед королем полукруг, в котором стояли мы.

Король внимательно смотрел на меня. Я почтительно присела в реверансе и затаила дыхание.

— Дочь герцога Содлона Фунтай! — на выдохе сказал королевский менестрель. — Секевра Эверин Фунтай!

Оглушительный звук накрыл меня с головой. Аплодисменты предназначались моей персоне, и вдруг мне стало не по себе, я ощутила легкое головокружение. Люди вокруг восхищенно говорили о моей красоте, о моих манерах, хотя я еще не смогла показать ни того, ни другого. Я чувствовала на себе проницательный взгляд старческих глаз. На меня смотрел король.

Энтраст внимательно меня изучал, явно не спеша делать выводы. Я буквально кожей ощущала, как он прошелся взглядом по щекам, скулам, скользнул по платью, плечам, рукам. Как старательно он пытался посмотреть в мои глаза, но я не смела поднять головы, чего-то очень сильно боясь. Дыхание мое выровнялось, но я все еще помнила о головокружении, так что не стремилась быть дерзкой. Я прилагала все свои усилия, чтобы не покраснеть, иначе я испорчу весь эффект. Мне до боли было интересно, что король скажет по поводу цвета моего платья. Ведь я выбрала цвет королевы, что могло расцениваться как оскорбление. В моей груди трепетала птица, жаждущая вырваться из золотой клетки, но взор короля Энтраста Справедливого цепко держал ее за крылья.

— Сколько вам лет, юная леди? — вежливо и без тени сарказма спросил монарх. Мне показалось, что он шутит, он ведь должен знать, каков мой возраст.

— Через месяц минет семнадцатый год, мой король, милорд! — ответила я, не поднимая головы. В недрах моего сознания билось беспокойство.

— Какая юная!

— Но такая красивая!

— Подойдет ли? — послышались разговоры вокруг меня, не давая сосредоточиться на том, что я должна делать и как.

— Герцог Фунтай! — начал Энтраст. Отец вытянулся по струнке. — Ваша дочь прелестное создание, но я ничего не знаю об ее образовании! — Тишина начала вступать в свои права в зале. — Не просветите ли нас, милорд?

— Конечно, ваше величество! — ровным голосом сказал отец, и легкая улыбка коснулась его губ. — Моя дочь получила должное образование, предписанное вашим законом, мой король! Помимо этого Секевра Эверин обучена обращаться с мечом, — пораженный шепоток прокатился по толпе, — охоте, а также научена ухаживать за лошадьми! — Толпа все громче проявляла свой шок. — Моя дочь сама воспитала своего коня Шудо, вот результат ее обращения с лошадьми. Она так же не скажет, что не умеет обращаться с землей. Эверин умеет делать все то, что доступно обычному крестьянскому ребенку. Вкупе с таким обучением, она успешно закончила занятия Королевского Списка. — Отец замолчал, полный гордости за меня. На лице короля появилось нескрываемое удивление, а также любопытство.

— Значит, юная герцогиня умеет вышивать и играть на каком-то музыкальном инструменте? — в голосе короля послышался неожиданный смех.

— Да, мой король. Эверин вышивает, поет и играет на арфе! — Я сокрушенно вздохнула. Зачем же отец сказал это? Как я ненавидела этот струнный инструмент, но таково было мое обучение. — Несколько картин в нашем доме написаны маслом и рукой моей дочери. Но еще больший вклад вы можете увидеть в моих садах, мой король, где Секевра Эверин с девяти лет занималась восстановлением очень редкой культуры вишни. Теперь каждую осень мы делаем лучшее варенье в герцогстве! — весело говорил отец. — Она умна, можете мне не верить, ведь каждый отец считает своего ребенка лучшим. Но я хочу быть честным с вами, мой король. Дочь моя очень упряма, у нее суровый нрав и непобедимая упрямость! — Лицо герцогини побелело в ужасе, а в глазах читался вопрос: «Зачем же это говорить?» — О, знаете, что она дела в детстве? Убегала от нас с матерью и ночевала в сене в конюшне! — Я едва не покраснела от слов отца, мне было очень стыдно. Я тоже не думала, что такое нужно рассказывать королю, но Энтраст лишь кивал с легкой улыбкой. Как будто он очнулся ото сна. — Поэтому моя дочь всегда предпочитала охоту урокам этикета, но с готовностью ловила каждое слово учителей. Она сложна, ею довольно трудно управлять, но, думаю, с возрастом юная герцогиня может использовать эти качества во блага своего народа, мой король. У нее храброе сердце, которое мечтает о свободе. Но долг для нее превыше собственных желаний. Она благородна. Я ей горжусь, несмотря на видимые недостатки. — Отец замолчал, давая понять, что закончил.

Я заметила, что едва дышу и пытаюсь отыскать в тростнике и траве на полу что-то непонятное и мне самой. Волнение не просто охватило меня, оно полностью властвовало в моей душе. Отец и вправду был честен с королем, он рассказал ему все то, что видел во мне.

— Что ж, герцог, я доволен вашими словами! — Толпа возбужденно загудела. — Свое решение я сообщу позже, перед подачей десерта! Музыка! — объявил король, и менестрели поспешно начали играть. Звуки разлились по бурлящему залу, и люди стали усаживаться за столы. Слуги как по волшебству начинали возникать возле них, подавая кушанья. Я застыла и не смела пошевелиться, ощущая на себе тяжелый взгляд короля. Отец потянул меня, понукая идти за собой, и я начала послушно передвигать ноги.

Отец вел меня, как маленького ребенка, незнающего куда идти. После он усадил меня за стол возле себя и матери и начал накладывать еду на свою тарелку. Наконец, оцепенение отпустило, и я смогла шевельнуться. Пальцы неуклюже взяли виноград, и я с наслаждением ощутила сладковатую прохладу ягодки во рту. Как-то сразу стало легче.

— Эв, ты в порядке? — спросил отец, впиваясь зубами в кусок сочного жареного мяса.

— Думаю, да, — я сказала это, чтобы успокоить его. — Но не считаю, что доживу до десерта, — уже себе под нос добавила я.

Напротив меня сидел молодой аристократ и с интересом наблюдал за тем, как я поглощала черный виноград. Взгляд его меня напрягал, я не привыкла, чтобы на меня так пристально смотрели, но парня это, по-видимому, абсолютно не смущало. Собравшись с духом, я дерзко вздернула подбородок и усмехнулась. Это действо возымело ожидаемый эффект. Я знала, что эта усмешка пугала даже здоровенных охотников, не то что какого-то избалованного мальчишку. Парень смущенно покраснел и с неистовством стал донимать свою соседку слева разговорами.

— Как думаешь, что ответит король? — услышала я тихий голос матери. Герцогиня была заметно взволнованна, впрочем, не больше, чем я.

— Не знаю, — пожал плечами отец, отвечая жене.

Его пренебрежение раздражило мать, и она, фыркнув, отвернулась к своему соседу справа, начиная флиртовать. О Боги, в который раз за этот бесконечный день подумала я.

Тело мое жаждало поскорее оказаться в постели и провалиться в беспробудный сон. Ноющие мышцы пробили стены моей защиты, и тупая боль обрушилась на сознание. Поморщившись, я начла ковырять ложкой ягодный пудинг и задумалась. Принц в замке, это я поняла из разговора старого лорда и леди. Но почему же тогда он не явился посмотреть на меня? Ну хорошо. Почему даже не позволил увидеть себя? Я разочарованно вздохнула.

Менестрели играли какую-то задорную песенку, и один из них вышел вперед. На мгновение музыка смолкла, но почти сразу полилась новая мелодия. Я узнала звуки арфы нашего менестреля, и, подняв голову, заметила его довольную улыбку. Старик явно наслаждался всеобщим вниманием. Онливан затянул задушевную любовную песню, и я кисло улыбнулась. Только его музыка могла так окончательно испортить мое настроение. Музыкант прекрасно знал, как я восхищалась его искусством, но как назло пел про любовь. Про то чувство, о котором думать я сейчас вовсе не хотела. Ведь здесь я нахожусь по зову крови. Крови.

Динео резко зазвенел во мне, и я начала озираться по сторонам. Еще никогда эта магия так отчетливо не звучала во мне — всегда мои способности были ничтожно малы. Но звон продолжался и расплывался по моему сознанию. Вертя головой, успеха я не добилась, так и не поняв, что же вызвало такую вспышку нездорового интереса. Внезапно я уловила запах лошадей, огня и людей, почему-то от этого мне захотелось ощетиниться и зарычать, но я упорно пробиралась ближе к большому каменному зданию. Обернувшись, я убедилась, что волк следует за мной, хотя так же недоволен тем, что мы делаем.

Я с ужасом втянула в себя воздух. Волк. Он передал мне свои чувства, я знала, что он неподалеку от замка. Но что им здесь надо? В лесу они могли напасть на меня из-за голода, но дикие животные не зашли бы в город так глубоко без какой-то определенной цели. Но, то, что волк позволил мне посмотреть, где он, настораживало еще больше. С огромным усилием я заглушила звон тревожного Динео и откинулась на спинку стула. Легкая дрожь сотрясала пальцы, которые тут же выпустили ложку. Она упала на стол, разбрызгав остатки растаявшего пудинга.

— Эв, ты в порядке? — повторил отец.

Я коротко кивнула и перевела взгляд на помост. Король слабо улыбался и что-то говорил жене. Возле его трона стоял человек, наверное, его советник, и смиренно ждал. Наконец, король замолчал, и мужчина принялся горячо говорить. Энтраст с улыбкой кивал на его слова, а королева лишь презрительно морщилась, потом задала вопрос и стала ждать. Советник не нашелся с ответом и лишь развел руками. Королева резко перевела на меня свой взгляд, и я застыла. Старая женщина долго-долго смотрела в мои глаза — сделала то, чего так и не смог добиться король. Лайс улыбнулась и одобрительно мне кивнула, я смущенно улыбнулась в ответ и поспешила посмотреть в другую сторону. Еще несколько раз за вечер я ощущала на себе внимание королевы, но не подавала виду.

Время для меня тянулось мучительно медленно, и мне хотелось схватиться за голову и убежать вон из зала. Все донимали меня глупыми вопросами. Почти каждого интересовало, как я могу фехтовать и охотиться. Многие считали, что это недостойное занятие для леди — это мнение по большей части принадлежало женщинам. Мужчины же восхищенно меня хвалили и спрашивали, какие трофеи я принесла в дом. Мои ответы заставили их опустить глаза от стыда, так как я сказала, что не считаю их денег в кошельках. Постепенно разговоры начинали меня угнетать, лишь самообладание позволяло улыбаться. Хотя лицо превратилось уже в подобие маски, потому что мышцы отказывались растягиваться в улыбке.

Несколько раз меня приглашали на танец, но исключительно пожилые люди, так что мне приходилось подстраиваться под их старческий темп. Молодые же аристократы почему-то избегали моей компании, я посчитала, что они решили, будто я недостаточно красива. Пошли разговоры насчет моего платья. Все хотели узнать, специально ли я надела его, чтобы сказать королю, что готова стать женой принца, или эта промашка объясняется моим невежеством. Я совершенно запуталась в их вопросах и лишь с мольбой глядела на отца, который чаще всего спасал меня от общества разбушевавшейся толпы. Вино и бренди лилось рукой, но никто не покидал Сверкающего зала. Все жаждали узнать решение короля относительно меня. Пару раз я натыкалась на мальчиков-пажей, и те с непонятным рвением начинали извиняться за свою неуклюжесть, хотя неуклюжей, на самом деле, была я. Все, что мне оставалось, так это выслушивать извинения с вежливой улыбкой. Мне так хотелось зарыться в гриву Шудо и выплакаться от отчаянья и страха, но вряд ли меня бы выпустили из зала в одиночестве, да и вообще, вряд ли выпустили бы.

Подойдя к огромному окну, я устремила свой взгляд на звезды. Темное полотно заманчиво мерцало маленькими точками. Оно было черно, что говорило о достаточно позднем часе. Я лишь тяжело вздохнула. Такой день, как День Свободного Взгляда вряд ли когда-нибудь кончался раньше рассвета.

Но один вопрос меня очень сильно волновал. Почему же принц не пришел в зал? Я решила, что мои опасения верны. Он некрасив, и король не желает показывать сына придворным. А может, только мне. Так что эти мысли тяжело лежали на душе, и я никак не могла добиться ощущения легкости и свободы, которые испытывала по дороге в Дейст.

Из окна открывался прекрасный вид на город — он, как и замок, не спал. Всюду горели огни, от домов поднимались ниточки дыма. Я не слышала, как шумит море — звон голосов перебивал этот странный, непонятный звук. Чайки тоже не летали над морем, они спокойно спали в эту ночь, единственные не затронутые общим возбуждением. Тут разговор двух слуг привлек мое внимание, я не стала поворачиваться, боясь выдать свое внимание.

— Эй, Илли, где ты был? Тут нужна была каждая пара рук, а ты где-то прохлаждался! — со злобой в голосе бросил какой-то мужчина.

— Я слуга принца в первую очередь, Чиз, а потом уже помогаю вам на кухне, — спокойно ответил второй мужской голос.

— Принц не часто пользуется услугами, да и сейчас его нет в замке! — настаивал на своих обвинительных мотивах слуга.

— Он в замке, Чиз, и я помогал ему привести себя в порядок после поездки! Ты же знаешь, наш принц не очень любит подобные мероприятия, но он решил появиться здесь, поглядеть на невесту! — с гордостью за своего хозяина сообщил некий Илли.

— Принц вернулся? — пораженно спросил Чиз.

— Да, мышиная твоя голова, я только что это сказал!

— Отчего я его не видел?

— Ты был все время на кухне, Чиз. Даже в конюшне фыркает его лошадь! — рассмеялся Илли. — А где же его будущая невеста?

— Король еще не принял решение, — возразил Чиз. — Я не знаю, где она, но ты легко ее отыщешь, Илли, она в красном платье.

— В красном? — настала очередь Илли удивляться.

— Да, да. Она явилась в платье такого же цвета, как и у королевы. Конечно, это произвело фурор.

— Либо она умна, либо очень глупа, — философски заметил слуга принца.

— Скорее, умна, ведь королева и словом не обмолвилась.

— Как думаешь, как решит король? — спросил Илли, затаив дыхание.

— Не знаю, — в голосе Чиза действительно звучали сомнения. — Но она должна понравиться принцу.

— Почему?

— Она бо….

— Эверин! — громогласный призыв отца не дал мне услышать, какая я и почему должна понравиться принцу Силенсу.

— Да, папа. — Мой взор упал на его шелковый платок.

— Скоро король объявит о своем решении. Ты готова, девочка? — мягко спросил отец. Казалось бы, он совершенно позабыл о боли, кою причинил мне совсем недавно. — И я хотел попросить прощения у тебя, юная герцогиня! — искренне произнес отец. Я недоверчиво посмотрела на него, но он лишь с ласковым выражением улыбался.

— Я прощаю тебя, — едва выдавила из себя эту фразу и поняла, что солгала. Я вовсе его не простила, просто отсрочила обиду.

— Я так рад! — В голосе послышалось облегчение. — Я не хотел тебя обидеть! Просто я и сам был настолько взволнован, что винил всех и вся в своих…

— Папа, отец! — прервала я его. — Я понимаю.

Он благодарно взял меня за руку и повел обратно к столу, за которым мы сидели.

Вид еды вызывал во мне тошноту, а прелестные запахи заставляли лишь неприятно морщить нос. Из разговора Илли и Чиза я узнала, что принц в замке, и он посетит сегодняшний вечер. Волнение мое увеличилось в несколько раз. Жаркая, душная комната, наполненная большим количеством людей, не способствовала успокоению, поэтому оставалось просто ждать конца этого безобразия.

Король заметно повеселел, хотя едва притронулся к кубку с вином перед собой. Но щеки почему-то порозовели, глаза заблестели, а улыбка так и не покидала старого лица. Мне даже почудилось, что он помолодел. Королева рядом с ним тихо и неподвижно сидела, глядя в огонь очага. Словно ее не интересовало все то, что происходило вокруг. Я могла ее понять. Женщина была стара и уже устала от шума и веселья, стоящего в Сверкающем зале — я и сама порядком утомилась.

Менестрель уверенным шагом направился к помосту и легко поднялся по ступеням. Танцующие пары медленно останавливались, люди прекращали разговоры, музыка постепенно стихала, а волнение и напряжение все заметнее сгущалось в воздухе. Король пальцем поманил герцога к себе, и он, схватив мою руку, потащил меня к помосту. Вновь вокруг нас образовался полукруг людей, а я была в центре всеобщего внимания. Невольно я уставилась в пол и так и не решалась поднять головы. Какой-то благоговейный ужас охватывал меня, когда я стояла поодаль короля. Словно его мудрость касалась моего тела и разума, поэтому я чувствовала себя безмерно глупой. Словно его величественность окутывала и меня, и все вокруг восхищенно глядели на юную герцогиню Фунтай. Дыхание мое было ровным, но хриплым, и этот хрип слышала лишь я. Менестрель выпрямился и объявил. Голос у него дрожал:

— Король Энтраст Справедливый принял свое решение! — Раз уж у менестреля дрожал голос от волнения, что говорить обо мне?

— Ваша дочь, герцог, несомненный пример для подражания. Вы описали ее достаточно подробно, не пытаясь скрыть недостатков. Как вы это делали, в прочем, когда ваша старшая дочь стояла в этом зале передо мной. — Горестный вздох вырвался из груди монарха. — Но это в прошлом. Теперь перед моими глазами совсем еще юная Секевра Эверин Фунтай. И я поражен ею, как и моя королева.

— Да, мой король, — вмешалась Лайс, — вы правы. Я восхищена этой девочкой. Но хотела бы задать ей вопрос. Отчего ты надела рубиновое платье?

В голове панически застучало.

— Я отвечу честно, моя королева, — присела в реверансе. — Я надела это платье, потому что посчитала, что оно подчеркнет красоту моих глаз. А я не считаю себя красивой, оттого решила, что, может быть, произведу более приятное впечатление, хотя привыкла полагаться не на внешность, а на свои способности. — Королева довольно улыбнулась и кивнула моему ответу. Люди в толпе переглядывались меж собой, а я невольно посмотрела на свое отражение. И на мгновение мир вокруг меня застыл.

Из зеркала на меня смотрела слегка напуганная девушка. Прямые волосы цвета прошлогодней смолы спускались ниже плеч, едва не доходя до пояса. Они привычно обрамляли аккуратное лицо. Пушистые ресницы трепетали, а янтарные светлые глаза выдавали страх. Полноватые розовые губы были слегка поджаты, а округлый подбородок мягко поднимался к выраженным скулам. Лицо было стройным, красивой формы, приятного ровного оттенка. Невысокий лоб оканчивался правильными полукругами слегка изогнутых бровей того же цвета, что и волосы. Они плавно переходили в переносицу и небольшой курносый носик. Белоснежная шея и обнаженные плечи и руки красиво контрастировали с рубиновым платьем. Косточки ключицы выдавали ее стройность. Красивая, полная грудь не делала эту девушку пошлой, она лишь обращала внимание на ее стройную талию. Пышные юбки скрывали хорошо знакомые ей сильные ноги. Она была высокого роста, но не выше короля. Она могла бы назвать себя красивой, если бы только захотела, но что-то ей не позволяло это сделать.

Этой девушкой была я. Хоть я и не осознавала поначалу, что смотрю на себя. В этом зале в окружении этих людей и в этом платье я выглядела совсем иначе. Я с трудом оторвала взгляд от отражения, но не решилась вновь посмотреть на королевскую чету, и опустила его в пол.

— Твой ответ порадовал и меня, юная леди, — сказал король и вывел меня из задумчивости. — Кому-то он может показаться глупым, но не мне.

Аристократы оживленно зашептались между собой, менестрели ловили каждое слово короля, а я лишь тяжело вдыхала и выдыхала воздух.

— Я благодарен вам за столь теплые слова, мой король, — вместо меня ответил герцог, когда молчание слегка затянулось. — И как отец польщен вашей похвалой.

Король рассмеялся, и отец непонимающе взглянул на него.

— О, герцог, это не похвала, а чистая правда! Вы воспитали отличную дочь! — Зал взорвался шквалом аплодисментов. Мой Динео резко зазвенел, предупреждая о чем-то, но я лишь отмахнулась от зудящего чувства, которое возникало где-то у дверей в зал.

— Король прав!

— Истина!

— Энтраст Справедливый! — кричали аристократы. Лорды, герцоги, графы и прочие. Среди них я впервые заметила Флуцбергов. Шорлен, девушка моего возраста, предназначенная для принца после отказа короля от меня, с нескрываемой ненавистью смотрела в нашу с отцом сторону.

— Почти никто не помнит, откуда взялась традиция Королевства Дейстроу брать в жены для принца девушку из семейства Фунтай! — торжественно тихо начал король. В зале слышалось лишь дыхание и тихий треск факелов. — Но испокон веку мы следуем этой традиции, как и семья Фунтай. Все мы прекрасно знаем, что герцог Содлон перестанет быть таковым, как только понадобиться нужда в новой невесте для принца, дабы не допустить смешения родственных кровей. — Я сглотнула, испугавшись за отца, но потом вспомнила, что когда-то давно он уже слышал эту вступительную речь. Но Дикси так и не стала женой принца. — И я благодарен нашим предкам за такой закон. Ведь эта семья исправно предоставляет лучших девушек из всего Королевства. Даже моя жена когда-то была Фунтай. — Он сделал короткую паузу, сделал глоток воды, чтобы смочить горло и продолжил. — Теперь я делаю тот выбор, каковой сделал когда-то для меня мой отец. — Мне казалось, что я вот-вот упаду в обморок. — И передо мной ясный выбор. Секевра Эверин Фунтай может стать «отвергнутой» или женой моего сына Силенса. — О Боги, пусть свершится первый вариант! — Итак, я сделал свой выбор!

Сверкающий зал погрузился в полнейшую тишину. Почудилось, что даже дыхание у всех замерло. Я слышала лишь собственные хрипящие вздохи.

— Отныне юная герцогиня Секевра Эверин Фунтай будет считаться…

— Невестой принца Силенса Скопдея Могучего из династии Предназначенных! — прервал короля звучный, густой, как свежий мед, мужской голос.

Я подняла свой взор и увидела принца.

 

II.Королева

По Сверкающему залу прокатилась волна восторга и возбуждения. Принц прервал речь короля, и неизвестно совпали ли их решения. Но Энтраст улыбался и не спешил опровергнуть слова своего сына, из чего все сделали вывод, что это и хотел произнести монарх.

Я же не могла отвести взгляд от Силенса. Он тоже смотрел на меня. Все мои опасения рухнули прахом, и внутри возникло необъяснимое разочарование, и вместе с ним безудержная радость. Я смотрела на него сверху вниз. Но при этом убедилась, что принц высок. Широкие плечи выдавали в нем воина, а бугры мышц перекатывались под обычной шелковой рубахой цвета слоновой кости. Он стоял, широко расставив длинные и мускулистые ноги. Все тело принца являло собой мощь и силу в своем первобытном представлении. Но он не был похож на гору мяса и костей, в этом мужчине присутствовала своя толика грации, да и талия усиливала это ощущение. Темные волосы, завязанные в воинский хвост, кончиками едва спускались ниже плеч. Несколько коротких прядей упали на загорелый высокий, широкий лоб. Его пересекал серебряный обруч с одним-единственным некрупным рубином в центре. Этот обруч указывал на то, что он наследный принц. Красивые темные серебристо-серые глаза смотрели ясно и пронзительно. Радужка более светлая к черному зрачку оканчивалась темным ободком. Почти черные кустистые брови резким росчерком усиливали впечатление грозности и мощи. Неширокий прямой нос и будто срезанный подбородок делали его схожим с королем Энтрастом. Острые скулы резко переходили к щекам, при этом делая его лицо еще более привлекательным. Бледно-розовые губы изогнулись в приятной улыбке и на щеках появились аккуратные ямочки. Кожа была ближе к бронзовому цвету. Под нижней губой примостилась едва заметная ямочка. Принц облачился в шелковую рубаху и кожаные штаны с широким ремнем на бляхе. Обычные сапоги на подвязках довершали его образ. Он даже камзол не одел! Прикрепленные к поясу, висели красивые, но простые ножны. Из них торчала рукоять меча. Его небрежность выдавала в нем скорее не принца, а воина.

Но не только безусловной красотой принца я была так изумлена. Передо мной стоял тот самый солдат, которому я так резко ответила в городе. Да, сейчас на нем была чистая одежда, но все же это именно он хотел мне помочь. Самый сильный стыд в моей жизни охватил меня, и я покраснела. Мне было плевать на то, как ужасно я стала выглядеть сейчас. Я боялась его гнева, хотя принц смотрел в мои глаза с вежливой улыбкой. И никак не могла остановить свой взгляд на нем. Постоянно металась, пытаясь скрыть свой стыд. Наконец, наши взгляды встретились. Мне показалось, что я тону в ртутном море.

— Помолвка состоится через три дня! — объявил король Энтраст. Тут только я услышала решение о моей судьбе. Я стану женою принца.

Всем надеждам было суждено вырыть себе могилу в этом самом зале. Душа внутри меня содрогнулась и протяжно закричала в пустоту моего собственного сознания. В голове троекратно усилилась пульсирующая боль, разливаясь от висков по лбу. Мне стало страшно. До последнего момента я надеялась, что король назовет меня «отвергнутой», до последней секунды я верила в это, пока принц не прервал своего отца. Мне захотелось заплакать, но слезы высохли начисто, и я никак не могла выдавить из себя хотя бы одну. Я не стану свободной. «Не стану свободной», — звучало в моей голове. Теперь судьба моя неразрывно связана с Силенсом, с человеком, коего я даже не люблю. Хотелось завыть от скорби, переполнявшей сердце, и я вдруг поняла, что эти чувства принадлежат не мне. Волк во второй раз за вечер поделился со мной своими мыслями. В нем я нашла отголосок своего горького разочарования. У меня совершенно не было сил удивляться этому, поэтому я лишь сокрушенно примирилась со своей новой судьбой. Подняв голову, я присела перед королем в реверансе и улыбнулась.

— Отец! Несомненно, ты сделал прекрасный выбор! — Звуки, поднимающиеся из груди принца, были прекрасны, тягучи и великолепны. Ему в пору стать менестрелем. Какая глупая мысль.

— О, Силенс, — добро усмехнулся король. — Ты сам сделал этот выбор, я ведь не договорил! — и он туманно развел тощими руками.

— Может и так, — как-то слишком загадочно улыбнувшись, сказал принц и в очередной раз посмотрел на меня.

На сей раз я не растерялась и прямо встретила его взгляд. Принц пронизывал своими глазами, в которых опасным морем плескалась сила, но меня она покорить не смогла. Принц ухмыльнулся и кивнул мне. Я присела в реверансе в ответ. Даже в состоянии легкого шока от решения монарха, я была способна сохранять разум, что радовало.

Силенс спустился с помоста, но аристократы вполне спокойно отнеслись к этому и не прекратили разговоров между собой. Некоторые приветствовали его кивком или улыбкой, а принц не проявлял никакого неодобрения подобным действиям. Он, похожий на нож, который режет талое масло, плавно шел сквозь гурьбу людей так легко и просто. Если бы не серебряный обруч на его голове и та легкая величественность в каждом его движении, я вряд ли бы признала в нем человека королевской крови. Мне стало страшно, когда я поняла, что принц приближается ко мне. Стыд и страх смешались во мне, не давая соображать, так что я не предприняла никаких попыток избежать разговора со своим нареченным.

— Юная леди, — пробасил он и вежливо поклонился. В глазах плясали искорки. В свете свечей они были больше похожи на голубые, чем на темно-серые, но все равно продолжали производить на меня магическое влияние.

— Мой принц, — галантно ответила я, подавая ему правую руку. Принц не погнушался, вновь наклонился и едва коснулся поцелуем кончиков моих пальцев.

— Сегодня прекрасный вечер? — поинтересовался он, продолжая подчеркнуто официальный тон нашей беседы.

— Соглашусь с вами, мой принц…

— Прошу вас, называйте меня Силенс, — он перебил меня без малейших угрызений совести. Его предложение меня смутило.

— Что вы, мой принц, я не могу, — предательская краска растеклась по щекам, и я еще больше занервничала под взором принца.

— Вы так мило краснеете, моя леди! — случайно повторил принц слова моей служанки.

— Вы так считаете? — слова дались мне с трудом. Я заговорила лишь тогда, когда поняла, что могу это делать.

— Я похож на лгуна?

Простой вопрос в обычной беседе заставил меня задуматься. Принц похож на лгуна? Я помнила его четкий и ясный голос, когда он произнес, что я считаюсь его невестой. О Боги! Он сам сделал сей выбор, решение отца вовсе не влияло на то, что хотел сам наследный принц. Только теперь я это уразумела. Силенс сам захотел, чтобы я стала его женой. Неужели он разглядел в скромной девушке в рубиновом платье что-то особенное?

— Знаете, я разглядел в дерзкой женщине на коне с черным языком нечто неповторимое, — будто вторя моим мыслям, проговорил он.

— В женщине? — удивленно спросила я. Мне резко перехотелось делать вид, что та была сильно похожая на меня дама. Что толку лгать моему принцу?

— О да, юная леди! — Я совсем не заметила, что во время разговора принц отвел нас в сторону от людей, и что мы теперь стояли возле окна. Того самого, где я подслушала разговор слуг. — Мое любимое место во всем Сверкающем зале, — неожиданно заметил молодой мужчина. — Почему вы так удивляетесь, услышав слово «женщина»? — продолжил принц прерванный его репликой разговор. — В седле на вашем вороном жеребце вы выглядели так воинственно и смело, хотя находились в легкой растерянности. А как вы властно заставили коня слушаться! Я был просто поражен. Этот тот самый конь, которого вы воспитали? — резко сменив тему, задал вопрос Силенс.

— Да, мой принц, но откуда вы знаете?

— О, слухи об этом уже гуляют по замку! Истинная леди ухаживала за жеребенком! Вы завоюете сердца людей еще до того, как станете королевой, Эверин. — Мое имя в его устах прозвучало как-то странно и непривычно. Я даже пропустила мимо ушей его слова о народе.

— Ох, не думаю милорд, — я холодно рассмеялась.

— Отчего же? — он был явно удивлен.

— Сомневаюсь, что столь юная и непривлекательная принцесса сможет…

— Постойте, постойте! — напущено взмолился принц. — Не привлекательная?

— Ну да.

— Вы уверенны, что речь сейчас идет о вас? — его вопрос остался без ответа, Силенс просто не дал мне возможности его озвучить. — Вы одна из прекраснейших дам, что когда-либо появлялась в стенах этого замка на моей памяти. Даже прелестная Дикси Фунтай выглядела бы на вашем фоне достаточно бледно.

Я подумала, что он спятил. Может, в боях ему не раз давали мечом по голове? Здравомыслящий человек вряд ли бы такое сказал. Пфф, я красивее моей сестры? Абсурд.

— Я не считаю себя красивой!

— И очень даже зря, — тихим голосом принц привлек мое внимание. Он как-то необычно смотрел в мое лицо, точно пытаясь отыскать в нем то, что никто не видел прежде до него. Взгляд казался тяжелым, но пронизывал до самых костей, а глубокие темно-серые глаза беспощадно рвали на клочки мою душу. Динео оглушительно взорвался в моей голове. Я лишь успела заметить озабоченное лицо принца и провалилась в темное небытие.

Очнувшись, я резко ощутила во рту сковывающую сухость, язык едва пошевелился, но немедля оставил свои бесплодные попытки. В голове отчаянно стучали молотки, словно в городской кузнице, с каждой секундой увеличивая болезненный темп. Тело стало каким-то непослушным и ватным, я даже пошевелиться не могла. Свинцовые веки с превеликим трудом поднялись, и яркий свет мгновенно ослепил меня. Часто-часто моргая, я смогла наконец глубоко вздохнуть и застонать, требуя низменным инстинктом глоток воды. Глаза я тут же закрыла, так как свет был невыносим, но почувствовала, как кто-то подносит чашку к моим пересохшим губам. Живительная влага полилась мне в рот, и мне значительно полегчало. Огромными и жадными глотками я быстро осушила чашку и резко выдохнула. Собравшись с силами, попыталась открыть глаза в безуспешной второй попытке.

Чьи-то сильные руки обнимали меня за талию и прижимали к такому же сильному телу. От человека пахло землей и далеким отголоском дыма. А еще от него веяло чувством безопасности, так что я безропотно приникнула к спасительному теплу. Слух явился ко мне без предупреждения, и шквал голосов едва во второй раз не заставил потерять сознание. Повсюду слышались беспокойные реплики, кто-то отправлял за лекарем, хотя безрезультатно — тот напился в стельку в самом начале вечере. Отец что-то спрашивал у кого-то, а приятный медовый голос сообщил ему, что я пришла в себя, но до сих пор не могу освоиться. Смятенные слова матери жужжали над самым ухом и очень меня раздражали, хотелось отмахнуться от нее, как от надоедливой пчелы.

— Она просто потеряла сознание! — более отчетливо услышала я ответ принца на какой-то вопрос. Теперь я действительно открыла глаза, а не пыталась себя убедить в том, что я это сделала.

Принц держал меня в своих объятиях и взволнованно вглядывался в лицо. Еще десятки глаз были устремлены на меня, в том числе отцовские и материнские. Слегка покраснев, я уверенно отстранилась от Силенса и приняла его руку, когда он помог мне встать с пола. Спину пронзила нежданная боль. Мышцы заныли, напоминая, что пора бы отдохнуть, ведь сколько времени я провела без сна?

— Как вы? — спросил принц, и в голосе его не было ни капли притворства.

— Я… просто сильно устала, мой принц, милорд, простите, что…

— Вы просите прощения за то, что упали в обморок? — удивился он. Моя привычка находить любым своим поступкам разумное объяснение дала осечку в этот вечер.

Отец спас мое положение.

— Она и вправду устала, мой принц. Прошлой ночью юной герцогине так и не удалось уснуть. — Тон его звучал вежливо, но в нем проскакивали нотки несдержанности. Отец явно намекал на то, что пора бы меня отпустить в покои для отдыха.

Глаза принца округлились от волнения, но он сумел взять свои эмоции под контроль. Откуда такая забота?

— Что ж, я думаю моей невесте можно удалиться с вечера. — Придворные согласно закивали. И как естественно звучали в его устах слова «моя невеста».

— Спасибо, мой принц.

Он кивнул, но вызвался проводить меня до покоев, тем самым не позволяя отцу покинуть вечер и последовать за мной. Шагая за пажом по коридору, принц постоянно бросал на меня полные загадочности взгляды. Я с вежливостью приняла его руку и опиралась на нее всю дорогу, хотя явно в этом не нуждалась. Физически я устала, но не настолько, что не смогла бы двигаться без посторонней помощи. Обморок был вызван вспышкой Динео. Вспышкой такой сильной, какой я никогда не испытывала в своей жизни. К сожалению, я совсем не умела управлять или контролировать свои слабые способности. Паж довел нас до дверей комнаты, и Силенс отпустил его коротким кивком.

— Моя леди, что это было? — Его вопрос показался мне кадкой ледяной воды, вылитой мне на голову. Я посчитала, что он принял объяснение моего отца.

— Что вы имеете в виду, мой принц? — Лицо мое стало сама невинность.

Наследник престола сердито поджал губы и приблизился ко мне, чуть ли не нарушив правила хорошего тона.

— Вы прекрасно знаете, о чем я говорю! — И что я могла ему ответить? Я слышала, что династия Предназначенных обладает какой-то магией, но не думала, что ею может оказаться Динео.

— Мой принц, я тоже не совсем поняла, что произошло. — Что ж, ну хоть часть правды. Совесть почему-то противно заскреблась над моим благородством.

— Вы лжете мне, Эверин? — прямой вопрос смутил мен.

— Нет. Я действительно не поняла, что это было.

— Но что-то было, ведь так? — допытывался Силенс.

— Наверно, — туманно ответила я и положила пальцы на дверную ручку, давая понять, что действительно хочу лечь в постель.

— Что ж, не буду вас далее задерживать, моя леди. — Он задумчиво улыбнулся. Ртутные глаза ожили от этого искреннего движения. — Спокойной ночи, моя принцесса.

И он пошел прочь по коридору, возвращаясь в Сверкающий зал. Я осталась стоять на месте не в силах переварить его последние два слова. То, что это говорил именно он, придавало им еще большее значение. Я вздрогнула, осознав, что попала под влияние его дипломатического обаяния, о котором говорил отец, и поспешно открыла дверь отведенной мне комнаты.

Уэн сонно поднялась с кресла возле очага, в котором ожидала меня с того самого момента, как утомившись покинула вечер.

— С кем вы говорили, моя леди? — спросила она. — Если мне позволено знать. — Поспешное добавление смягчило дерзкий вопрос.

— С принцем.

— С принцем? — шокированным голосом переспросила Уэн.

— Ну да, разве я не ясно выразилась? — поморщившись, я бросила на нее усталый взгляд.

— Вам помочь, моя леди? — Я только кивнула и позволила служанке снять с меня заметно потяжелевшее за вечер платье. Я ополоснулась в прохладной воде, с наслаждением укуталась в теплое полотенце. Уэн кое-как удалось заставить меня надеть ночную рубашку.

Мягкий батист приятно обхватил мое тело, и я в полной мере ощутила свою усталость. Забравшись под шерстяное одеяло, я зарылась в мягкой и пушистой перине, с упоением вдыхая запах чистой постели. Огонь из очага грел мои ноги, и я мгновенно разомлела, но не забыла отдать приказ:

— Можешь идти, Уэн. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, моя леди, — ответила служанка и едва слышно притворила за собой дверь в тот момент, когда я погружалась в спасительный сон.

За дверью неслышно появился стражник, оставленный на ночь для моей охраны. И лишь трещащие поленья в очаге прерывали тишину и мерный ритм моего сонного дыхания в комнате.

Во сне меня охватило жгучее беспокойство, поднимающееся от самых глубин моего сердца. Я тяжело дышала от быстрого бега, поглядывая назад и проверяя, поспевает ли за мной он. Твердая земля, оттаявшая от весеннего солнца, приятно пружинила под лапами. Бег становился все более быстрым, дыхание начало болезненно обжигать ноздри, но я должна до рассвета успеть сообщить, что ее не отвергли. Это будет тяжело, впереди еще долгая дорога, а его раненная лапа не позволяет бежать быстро. Я остановилась и раскрыла пасть, втягивая запахи ночного леса — где-то в вереске дрожал кролик, но сейчас было не до охоты. Необходимо успеть.

Успеть, успеть, успеть…

Я распахнула глаза и услышала свое частое тяжелое дыхание. Ночная рубашка вся пропиталась холодным потом и неприятно липла к спине. Голова слегка кружилась от быстрого бега, но я понимала, что это лишь ощущения волка, который бесцеремонно вторгся в мое сознание. Будто мы одно целое, и он не видит ничего предосудительного в своих поступках. Горло охватило неприятным жжением, будто я действительно бежала по холмам всю ночь к неизвестной для меня самой цели. Пришлось встать и напиться воды.

Открыв ставни, я обнаружила, что занимался рассвет, и застыла в безмолвном восхищении — из моего окна открывался головокружительный вид. Огненно-красное солнце медленно поднималось из-за вершины скалы, своим цветом поражая меня — обычно я наблюдала таким закат. Его пронизывающие все на своем пути лучи подсвечивали пушистые облака, окрашивая их в темно-золотистый цвет. Словно само первобытное пламя разлилось по небу, окутывая всю поверхность земли. Остроконечная башня темным сторожем контрастировала всему фону, являясь некой границей между темной, пока неосвещенной землей и полыхающим огнем небом. Чем выше солнце поднималось, тем темнее становились облака, окрашиваясь в угольный цвет. При этом они не становились тяжелыми, а так же легко уходили в небесный простор. С каждой минутой свет сменялся и становился сияющим и желтым, последние кроваво-красные росчерки тухли в складках облаков. Розовая дымка на границе неба и земли еще несколько минут мерцала в лучах великолепного святилища природы. На голубом полотне стали виднеться росчерки птичьих крыльев. Крики чаек доносились, будто через вату, не способные заглушить шум морского прибоя.

Свежий и прохладный весенний воздух приятно касался щек и волос, но в мокрой рубашке я быстро озябла и с неохотой закрыла ставни. Подкинув пару поленьев в очаг, я повесила над огнем чайник с водой и торопливо позвала Уэн в свои покои. Девушка сонно потирала глаза, но внимательно слушала указания и поминутно кивала. Вскоре мальчики-пажи натаскали в ванну ведрами воды, последние были с горячей жидкостью, пока я куталась в теплое одеяло. После этого, отослав Уэн за одеждой, я отмылась от липкого пота, налив в ванну розового масла, и яростно натирала волосы мыльным корнем, сохранившие запах принца Силенса.

Налив себе чая, я добавила туда листья земляники и горькие ягодки калины. Интересный вкус горячей волной согрел все мое тело, и я с хорошим настроением, выбирала себе наряд из одежды, разложенной Уэн на кровати.

— Может, это зеленое платье? — Уэн сделала это предположение достаточно робко.

— Нет! — я отрицательно покачала головой. — Достаточно с меня платьев!

— Но…

— Нет, — повторила я еще раз, и мой выбор пал на черную тунику, серые обтягивающие штаны и короткие сапожки. Удовлетворенно застегивая тоненький коричневый ремешок в тон обуви, я испытала на себе недовольство служанки.

— Ну что? — спросила я, сдавшись.

— Ваша матушка не будет мною довольна! — заявила она почти обиженно.

— Но кто твоя госпожа?

— Вы миледи…

— Тогда разговор окончен, — я подвела итог достаточно строго. Уэн раскраснелась от досады, но все-таки ей хватило ума больше ничего не говорить. Я ненавидела советы по поводу того, как мне нужно одеваться, это почти всегда выводило меня из состояния душевного равновесия.

Хмурый слуга сообщил мне, что принц пригласил меня на прогулку верхом после завтрака, пожелав встречи еще до полудня. Я передала ему свое согласие, а сама безгласно застонала. Мне вовсе не хотелось проводить с Силенсом время вместе, а тем более наедине, он вновь может возобновить свои попытки допроса, этого еще не хватало после тревожной ночи. Но теперь я официально считаюсь его невестой, послезавтра состоится помолвка, наверняка, принц просто хочет узнать поближе свою нареченную, в чем отказать было практически невозможно. А что если Силенс посчитает себя оскорбленным, и тогда моя семья будет изгнана из Дейста с позором и клеймом на всю жизнь? Нет, решительно сказала я себе, теперь мне никуда не деться от его внимания и желания познакомиться, такое решение принял сам король, против которого я бы никогда не смогла пойти. Хотя, действенную клятву верности я дам династии Предназначенных только во время церемонии помолвки, ну раз уж они избрали меня невестой своего сына, то я мысленно должна была принести себя в жертву.

— Миледи? — вопросительный взгляд сообщил мне, что Уэн вот уже несколько минут нетерпеливо топает ногой возле двери.

— Да, Уэн, идем.

Голос показался мне каким-то холодным и пустым, будто его лишили всяческих эмоций и интонаций. Я запретила себе думать о том, что причина в приглашении Силенса, хотя мое самолюбие считало это наиболее возможным. С тяжелым сердцем, я в смятении последовала за своей служанкой в Зал Обедов. Неспешным шагом я явно раздражала ее, но заставить идти себя быстрее у меня не получалось. С каждой минутой, усиливалось осознание того, что после завтрака я окажусь в компании принца.

В зале царила оживленная обстановка, окрашенная запахами блюд для завтрака. Слуги ловко разносили подносы и тарелки, но в каждом движении я наблюдала скованность — едва ли они успели поспать после того, как приводили в порядок Сверкающий зал, ведь в раннее утро им было надобно готовить завтрак для господ. Послушно следуя за Уэн, я подошла к небольшому столу, за которым ели мои родители. Присев, служанка удалилась, недоуменно оборачиваясь в мою сторону. Я медленно огляделась.

Зал Обедов был несколько меньшим размером, нежели Сверкающий Зал. Здесь все дышало простотой и уютом. Сцены мирной жизни на гобеленах успокаивали, а удобные стулья с высокими пуховыми подушками так и манили к себе. В зале стояло несколько добротных столов, и каждый гость выбирал себе компанию по своему усмотрению. Яркий солнечный свет освещал комнату, но в самых ее темных уголках горели свечи в изысканных канделябрах. На столе я заметила тарелки с кашами, фруктами и хлебом, намазанным маслом. Выбрав себе небольшой кусочек сыра, я рассеяно жевала, поглядывая по сторонам. Силенса, к моему облегчению, нигде не было видно. Мать сурово шикнула на меня, и ей почти удалось уговорить меня на кашу, но мое положение в очередной раз спас отец, добродушно пошутив над ее полнотой. Гнев герцогини пал на мужа.

— Извините, но я вынуждена удалиться, — родители резко прекратили словесную перепалку и стали ждать объяснений. — Принц Силенс пригласил меня на прогулку.

Мать радостно заулыбалась, а отец кивнул, давая понять, что он не против, хотя, в принципе, и возражать-то не мог. С горьким ощущением одиночества я побрела к выходу из замка, стараясь не заплутать в его бесконечных лабиринтах. В Дейсте было полно народу, и все приветливо мне улыбались, чуть ли не называя принцессой. Порядком раздраженная я вышла на свежий воздух. На улице мне всегда становилось легче, вот и сегодняшнее утро не стало исключением. Легкой, пружинящей походкой я направилась к конюшням, где грумы поспешили оседлать мою лошадь, но я их вовремя остановила.

Шудо радостно заржал, завидев мое приближение, и спокойно позволил себя взнуздать. Поглаживая его по шелковистому боку, я потянула поводья и вышла из конюшни. В сердцах я молилась, чтобы принц не пришел на встречу, но как было велико мое разочарование, когда я заметила его внушительную фигуру в другом конце двора. Его наряд почти ничем не отличался от вечернего одеяния, только шелк рубахи сменился хлопком. Да принц надел простую куртку. Я тоже успела захватить свою из отведенных мне покоев, когда торопилась к конюшням. Силенс повернулся в мою сторону и лучезарно улыбнулся, показывая милые ямочки на щеках. Пфф, на таком мужественном лице, казалось бы, ничто не может быть милым. Силенс обошелся приветливым кивком и вскочил на свою серую лошадку. Кобылка начала переступать с ноги на ногу. То была сильная, мощная лошадь, но не тяжеловесная, так как в ней присутствовала толика грации. Мой Шудо ревниво заржал и раздраженно дернул поводья. Смерив его недовольным взглядом, я легко опустилась в седло и коленями показала коню направление движения. Он нехотя следовал за лошадкой, чувствуя себя оскорбленным, но не смевший противиться моей воли на глазах у остальных людей.

Мы с принцем не обменялись и словом, просто молча выехали за пределы замка и направились к холмам, покрытым жесткой прошлогодней травой. Только когда Дейст оказался за спиной, принц придержал лошадку и поравнялся со мной, ведь я намеренно не давала Шудо сорваться в бешеный галоп — вряд ли потом удастся его остановить.

— Как ее зовут? — я начала разговор первой, буквально кожей ощутив его непонятное торжество.

— Грэйст, — мужчина ободряюще похлопал кобылку по холке, она отозвалась легким ржанием. — А этого красавца?

— Я назвала его Шудо. — Жеребец тряхнул головой, заслышав свое имя.

— Жаль, моя лошадка уже была названа, да и не я воспитывал ее, — с неподдельным сожалением ответил Силенс.

— Наверняка, у вас забот было побольше, чем моих, — успокаивающий тон явно подействовал на наследника трона.

Принц фыркнул, но улыбка представилась мне доброй.

— Уж не думаю, что вы были меньше заняты. Обладать столькими умениями в столь юном возрасте — настоящая заслуга. — Мелодичный голос принца постепенно прогонял все мои тревоги. Как же было хорошо, что нас не окружала толпа придворных льстецов.

— Вы преувеличиваете мои способности, я всего лишь умею то, что должна. — Я намеренно выбрала официальный и холодный тон, заметив, как изменился в лице принц, поморщившись, будто от пощечины.

Он замолчал, губы превратились в тонкую линию, а брови сошлись на переносице. От этого человека повеяло запахом силы и превосходства, мне хотелось бежать, очертя голову.

— Что ж вы себя так недооцениваете, юная леди? — спросил он наконец. Силенс, по-моему, понял, что злиться на меня не имеет смысла — я не виновата в том, что не хочу стать его женой.

— Я не понимаю, о чем вы, — я безвольно пожала плечами. — Я знаю себе цену, но проблема в том, что мои способности, которыми я горжусь, абсолютно не пригодятся мне, как принцессе. — Вывод казался настолько очевидным, что я начала беспокоиться относительно ума моего будущего мужа.

— Например, какие?

— О! Ну зачем же леди ездить верхом? Или уметь чистить конюшни? Или обращаться с соколами и псами? — я хмыкнула. — Не вижу никакой связи с прилежным вязанием у камина.

Принц неожиданно для меня расхохотался, смех был заразителен, и я едва не улыбнулась, но почему-то сдержалась, намеренно выбрав хладнокровный путь общения.

— Ваши доводы, конечно, несколько верны, но…

— Но что? — смело перебила я.

— Да, манерам вам нужно еще подучиться, — добродушно пожурил он. — Но такие качества и способности очень выгодны принцессе. Вы сможете легко завоевать любовь простых людей, я вам это уже говорил. Моей матери, к сожалению, этого не удалось, — печальная улыбка тронула его губы. — А вам это действительно по плечу, Эверин.

— Если вы так считаете, мой принц.

— Называйте меня Силенс.

Я резко ударила пятками бока Шудо, и жеребец сорвался в галоп. Радость переполняла его до краев, он сполна радовался долгожданной свободе. Мы летели по ветру, будто птицы, соединяясь в единое целое не только друг с другом, но и с этим переменчивым явлением полета. Вихри кружились вокруг длинной гривы Шудо, трепетали возле меня, нежно ласкаясь и дерзко щипая за щеки. Я ощутила неизведанное ранее единение с ветром, который пронесся по моим горячим венам, еще сильнее разгоняя кровь, подгоняя меня, раскрывая все внутренние резервы и тайные возможности, выявил все мои глубинные уголки души, с вдохновением любуясь ими. Детское воодушевление накрыло меня с головой, и я звонко рассмеялась, выпуская поводья из рук. Шудо потерял чувство равновесия и понесся во весь опор, трепеща от скорости, не замечая под копытами ни земли, ни камней, ни веток. Эйфория почти мгновенно сменилась страхом — жеребец несся в сторону скалистой местности, где с легкостью мог запнуться об какой-то камень и покатиться кубарем вниз по склону. Безумный ужас за моего коня овладел каждой клеточкой напряженного до предела тела. Глаза застилала пелена слез, вызванная сильными порывами ветра. На минуту, мне почудилось, что это конец. Моя мечта исполнится, пусть и печально — я умру свободной от каких-либо обязательств перед короной.

Серая тень внезапно промелькнула слева, кобылка принца неслась во весь опор, на исходе своих сил, но мужчина лишь сильнее ее подгонял, стремясь поравняться с моим одурманенным скоростью жеребцом. Наконец, когда Грэйст покрылась мылом, он крепко ухватил поводья Шудо, понукая его сбавить темп, но конь упрямо скакал вперед. Тогда принц сжал бока своей кобылы и с силой натянул узду, которая больно впилась в губы Шудо, и жеребец волей-неволей был вынужден остановиться. Бока обоих лошадей тяжело вздымались и блестели на солнце от пота, на губах кобылки белела пена, и Грэйст жалобно ржала. Я перевела потрясенный, но заторможенный взгляд на Силенса. Он выражал собой полнейшую невозмутимость, лишь грудь тяжело поднималась и опускалась, будто он бежал рядом с лошадью. Когда он поглядел на меня, то в глазах его я увидела ужас смешанный с тревогой.

— Леди, вы в порядке? — вымолвил принц, запыхаясь. В глазах постепенно улеглось беспокойство, но до сих пор ртутные омуты метали молнии от гнева.

— Я в порядке, а вы? И ваша лошадка? — Я действительно беспокоилась о Грэйст — вес ее седока был больше, чем мой. Сказать, что я тревожилась о принце, значит, ничего не сказать.

— Ничего, — ласковым шепотом ответил он, похлопывая кобылу по холке. Грэйст уже практически пришла в себя, но до сих пор пугливо мотала головой. — Что с ним? — Силенс не выпускал поводьев из своей руки, отчего мы с ним соприкасались ногами.

— Он… я… я отпустила поводья, вот он и понес, — честное признание далось мне легко. — Просто в моем герцогстве одни равнины, там нет камней, и Шудо спокойно мчится по ним, а я не опасаюсь за его жизнь. Но сейчас я ошиблась, позабывшись, что нахожусь в Дейсте.

— Не опасаетесь за его жизнь? — Я удивленно кивнула. — А как же ваша собственная безопасность?

— Ах, это. Ну, понимаете ли, мой принц…

— Силенс!

— …я не особо боюсь за себя, — не обратив внимания на его протест, продолжила я свое объяснение.

— Вы слишком самоотверженная леди, — с волнением пробормотал принц, смотря куда-то мимо меня.

— Мы вернемся в замок? — Он кивнул, и я развернула Шудо, с трудом вырвав из руки принца лошадиные поводья. Пришлось, к сожалению, прикоснуться к пальцам, но я, крепко сжав зубы, решила не задумываться об этом. Силенс вздрогнул от моего прикосновения.

Выдохшаяся Грэйст медленно брела возле бока Шудо, хотя мне отчаянно хотелось перейти на быстрый шаг, но сердце мое сжалось от сострадания к умному животному. Принц молчал, что вполне меня устраивало, но мы далеко заехали от замка, так что обратный путь будет долгим.

— Постойте! — он во второй раз схватил моего жеребца под уздцы. — Сейчас вы мне объясните, что произошло вчера в Сверкающем зале. — Голос его был преисполнен решимости.

— Но я уже сказала, мой принц, — растерявшись с ответом, промямлила я.

— Нет! — властно возразил Силенс. — Вы меня обманываете!

— Что вы, мой принц…

— Не лгите, Эверин! Ночью я ощутил отголосок того, что произошло в зале! И вы прекрасно знаете, что это было!

Его грозный и повелительный тон загнал мою душу в угол, потому что истинный страх возник во мне, когда я слышала эти дрожащие звуки. Наверное, еще ничто во мне так не боялось человека, но принц и вправду внушал первобытный ужас, который растекался по всему телу. Я начала мелко дрожать, проклиная себя за этот недостаток, щеки раскраснелись, а пальцы судорожно цеплялись за черную гриву. Я боялась говорить, потому что знала, что голос будет нескрываемо дрожать, а мне не хотелось показывать этому грозному мужчине свою очевидную слабость. Неожиданно принц отпрянул от меня, так как навис надо мной, словно гора, но узды Шудо отчего-то не выпустил.

— Я вас напугал! — догадка пришла в его голову слишком медленно. — Простите, Эверин, но я должен знать! — последние слова были агрессивно окрашены, отчего я еще больше отстранилась от него.

— Я… ох, ну как вам сказать! — мольба послышалась в моем собственном голосе, но я с удовлетворением отметила, что говорила ровно.

— Как есть!

— А если… если вы меня осудите? — Ведь я совершенно не знала, как в Дейсте относятся к Динео. Я сама-то случайным образом обнаружила, что обладаю малой толикой этих способностей, да и в свитках об этой магии говорилось крайне редко и мало.

— Вы уже названы моей нареченной, ничего не изменится от ваших слов. Ведь вы все равно подвели официальную и холодную черту в отношениях между нами, — сухо ответил он. Лицо принца странно осунулось, и он стал выглядеть на несколько лет старше. — Ваши слова ничего не изменят, — он повторил это утвердительно.

В голове у меня помутилось. Он так прямо сказал о том, что я тщательно старалась скрыть от чужого внимания. И еще я увидела нечто необычное — Силенсу стало больно от моих намерений, чего я категорически не ожидала. Он хотел услышать правду. Что же, раз он узнал про то, что я никогда не стану ему близка, как женщина или друг, пусть узнает и про остальное.

— Понимаете, мой принц, я обладаю небольшими способностями к магии. — Силенс никак не отреагировал на мои слова. — Они так ничтожно малы, что я вовсе не умею их контролировать, тем более понимать, что они со мной делают. Я сказала вам правду — я действительно не знаю, что произошло вчера. Единственное, что можно добавить, так это то, что я описала бы… ммм… — Я не знала говорить ли ему прямо, но решилась. — Некая вспышка магии Динео.

— Динео? Вы обладаете им? — удивление сквозило в его словах.

— Совсем незначительно, — призналась я. — Я даже не имею понятия, как им пользоваться.

— Но эта магия проявляется лишь у «отвергнутых»! — воскликнул Силенс Скопдей.

Я потупилась. Конечно, мужчина был абсолютно прав, но как объяснить, что это, то единственное, о чем я мечтала?

— Я не знаю, как получилось, что его зачатки появились и у меня, но я такова, какова есть, мой принц.

— О, Эверин, вы просто не понимаете! — голос принца дрожал, как показалось, от бессилия. — Я сделал неправильный выбор! Я должен был жениться не на вас!

Несмотря на то, что я не испытывала чувств к нему, сердце мое защемило, лицо помрачнело, и я отшатнулась, как от удара.

— Я не хотел причинить вам боль! — слишком поздно вспомнил принц о моем самолюбии.

— Вы ее и не причиняли, принц. И да, вы были правы, я подвела эту черту между нами. — Слова, произнесенные холодным голосом, с каменным выражением лица, возымели эффект.

— Простите… — сдавленно произнес Скопдей.

— Не надо. Я уже вас простила, — и, вырвав поводья, поспешила в замок, не дожидаясь принца.

Я постоянно слышала за спиной тяжелые шаги его лошади, но так ни разу не обернулась. Обида, нанесенная им, жарким огнем горела прямо в сердце. Он задел меня за живое, обличив мои страхи и опасения — я негодна в жены принцу, но это, то единственное, что смягчит горечь родителей. Что я теперь могла назвать своим долгом? Ничего. Ведь принц официально признался в моей негодности.

Дождавшись его у ворот в замок, я не сказала ему ни слова, лишь сделала вид, что все прекрасно, натянув дежурную улыбку на лицо. Принц же не старался скрыть своих чувств, чем несколько меня раздражал. Мрачный, как осенняя туча, он безвольно покачивался в седле свой кобылы, устремив пустой серебристый взгляд в землю. Он так расстроен, потому что обидел меня, или потому что я обладаю Динео? Ответ на этот вопрос, как и он сам, оказался не высказанным. Мне совершенно не хотелось говорить с принцем, тем более задавать вопросы. Уязвленная гордость ядовитой змеей обвилась вокруг оскорбленного сердца.

— Как прогулка? — Я вздрогнула от знакомого голоса. Дикси!

— О, милая! — воскликнула я, соскочив с жеребца, кинулась на шею сестре. Да, я никому не доверяла, но она стала мне наставником, советчиком и критиком. Я точно знала, что всегда могу на нее положиться.

— Эв, ты как всегда! — ворчливо ответила она на мои объятия, но еще несколько секунд сама не разнимала рук.

— Дикс, откуда ты тут?

— А ты и не рада? — спросила она, как будто обиженно.

— Рада, рада, очень рада! — троекратно заверила я ее, схватив ее нежные руки. Старшая сестра тепло улыбалась и постоянно скользила по мне взглядом.

— Ты такая красивая! — Похвала сестры заставила покраснеть. — Я не видела тебя всего три месяца, а ты за это время превратилась в цветущую женщину, Эв!

— Дикс, перестань! — хихикая, дружелюбно оттолкнула я сестру, совсем не замечая, как пристально за нами наблюдает принц.

— О, это ты перестань хорошеть, иначе молодые люди будут валяться у твоих ног! — добрая шутка вызвала во мне приступ злобы.

— А смысл? Я теперь невеста принца, а послезавтра у нас помолвка, — сдавленный голос заставил сестру встряхнуться.

— Ты не счастлива?

— О чем речь, Дикс? То мечта наших родителей, не моя! — Я случайно оглянулась и успела заметить перекошенное лицо принца. Только какие чувства на нем отражались, я понять так и не успела. Он поспешно скрылся в конюшне, куда уже увели моего Шудо.

Дикси серьезно посмотрела на меня, но убедилась, что я не лгу, а говорю искренне и с болью.

— Ты не понравилась принцу? — с ужасом предположила молодая женщина.

— Он сказал, что должен был жениться на другой! — с горечью выплюнула я и быстрой походкой отправилась в замок. Дикси поспешила за мной, но нагнала лишь в комнате. Я отпустила Уэн, та даже слова не успела сказать моей сестре, и опустилась в кресло у камина.

Дикси задумчиво оглядывала комнату, чему-то таинственно улыбаясь. Наверняка, вспоминала свои первые дни в замке. То было счастливое время для нее — она быстро нашла общий язык с Ялдоном. На тот момент Дикси исполнилось двадцать лет, ему же двадцать семь. Жизненный опыт обоих помог найти общий язык и интересы. Наверное, в связи с возрастом мне так сложно примириться с замужеством. Хотя, к двадцати Дикси считалась старой девой, но замуж выйти не имела права, пока король либо откажется от ее кандидатуры, либо примет ее.

— Так почему же он так сказал? — она не выдержала молчания первой.

— Потому что я обладаю Динео. — Сестра покачала головой.

— Способности так и не пропали? — Думаю, Дикси единственная из всех знала, что во мне есть отголоски магии.

— Нет, и он заставил о них рассказать. — Почему-то на душе у меня кошки скребли, а голова гудела от переживаний. — Знаешь, Дикс, наверное, мы даже друзьями с ним не сможем стать.

— Это еще почему? — как будто у глупого ребенка спросила она.

— Между нами будет стоять его слова и моя неохота свадьбы, — просто сказала я. Придумывать какие-либо сложные доводы у меня просто не было сил.

— Это плохо, Эв, принц не такой уж плохой человек.

— Ты-то откуда знаешь? — довольно резко спросила я.

— Ну, я узнала его еще десятилетним мальчиком, да и потом два года назад, если ты забыла, провела в его лагере несколько месяцев, помогая больным.

У меня из головы совершенно выпало это воспоминание, неожиданный интерес зажегся в моем сознании, и, стянув сапожки, я удобней устроилась в кресле и кивком указала Дикси на кровать.

— Расскажи мне все, что знаешь о нем, — просто попросила я. Сестра согласилась и села на мягкую перину, подобрав под себя ноги.

— Когда я впервые приехала в Дейст, Ленс юным сорванцом бегал по замку. Жизнерадостный мальчишка, так сильно непохожий на своего брата внешне, что иногда возникало ощущение, что они были зачаты от разных отцов. Но младший сын унаследовал от отца подбородок и нос, а старший глаза и улыбку. — Я не стала обращать внимание на то, что сестра слегка перешла с темы своего повествования. — Пораженная его братом, я случайно сблизилась с маленьким Силенсом, который с детской искренностью принял мое общение. Он мог часами вдохновенно рассказывать о подвигах Ялдона. Красивые серые глаза сияли от восторга. Хотя многие считают серый взгляд пустым, но такого за Ленсом я никогда не наблюдала. Такие выразительные глаза говорили о том, что вырастя, мальчик станет привлекательным мужчиной. Тощий и долговязый он выглядел слегка комично, но всегда с достоинством держал себя. Хотя мальчика постоянно воспитывали вторым — он никогда бы не подумал, что станет королем вместо своего брата. Да, видела бы ты его с торчащими в разные стороны короткими волосами, то явно бы смягчилась в отношениях с ним. Ленс искренен с детства, и он не утратил это замечательное качество. — Сестра задумчиво замолчала, потом смочив губы чаем, чашку с которым я вложила в ее руки, продолжила. — Потом погиб Ялдон. Силенс воспринял это очень близко. Он как-то резко повзрослел — пропала с лица мальчишеская беспечность и вечные искорки из глаз. Он намерился стать лучшим воином, чтобы брат с небес гордился им.

Я заметила за собой, что иногда улыбалась во время ее рассказа.

— Силенс стал тренироваться с мечом и топором одновременно. Потом в свои занятия он включил стрельбу из лука, но, конечно, лучше всего овладел искусством боевого топора. Мальчишка стремительно рос и раздавался в плечах. Мускулы с каждым днем крепли, уверенность преумножалась, а умения шлифовались. Настал день, когда принцу исполнилось шестнадцать, и он пошел в королевскую армию, которая до сих пор участвовала в пограничных схватках. Ты знаешь, что и теперь ситуация не совсем стабильная. Так вот Силенс был преисполнен решимости отомстить за смерть брата, но в скором времени стал искусным бойцом и любимцем своего отряда. Не пользуясь титулом, принц к семнадцати годам стал неким главнокомандующим, исполняя обязанности отца. Но это я знаю уже со слов других. Два года назад я пошла целительницей в его отряд, ты сама знаешь, и столкнулась с принцем, который, несмотря на обстоятельства, с теплотой меня принял. — Взгляд Дикси потеплел, и она туманно улыбнулась. — В черноволосом мужчине я едва узнала тощего мальчишку со двора Дейста, во взгляде появилась мудрость и сдержанность, он совсем забыл, что такое веселье и отдых. Когда происходили сражения, принц стоял в первых рядах и с яростью рубил своих врагов на куски, с каждым взмахов завоевывая уважение солдатов армии. После боя Ленс вместе со мной помогал раненым, переносил их в палатке и всячески заботился, не гнушаясь титула принца. Ежели он сам умудрялся получить рану, то дожидался, пока я окажу помощь остальным, лишь после этого позволяя ухаживать за собой. Не один шрам остался на его теле после моего врачевания, но Силенс стоически терпел боль, и мог на следующее утро кинуться в атаку, совсем не жалея себя. — Незримое восхищение поднималось из моей груди при ее тихих словах.- Силенс одержал победу, и мы отправились в Дейст. Здесь я увидела его тоже совершенно другим, нежели в военной палатке с перевязками на теле. Принц держал себя достойно, исполняя обязанности стремительно стареющего отца, проявил себя отличным дипломатом, заключая соглашения с нашими соседями. Но в глазах принца я никогда не видела и следа прежней веселости, счастья или чего-нибудь простого и приятного, будто смерть Ялдона выжгла в нем всяческие чувства. Он может показаться холодным, но это не так — в груди его пылает яростный огонь. Принц, если я хорошо помню наши дружеские разговоры у костра, никогда не влюблялся, да, наверное, и не хотел. Все, в чем он нуждался, это быть постоянно чем-то занятым, что с легкостью ему удавалось — король всегда был рад переложить свои обязанности на него, ведь дряхлеющий ум показывал уже не то, что хотелось. Я видела Ленса мальчишкой и взрослым мужчиной, и могу с уверенностью сказать тебе, сестра, что он достоин любви, твоей так тем более. Как бы пламенно ты не хотела получить свободу, теперь твоя обязанность в другом. Так зачем лишать себя чего-то? Я любила Ялдона, но у него просто не хватило времени влюбиться в меня, так вышло, ты понимаешь. Но что мешает вам с принцем стать ближе?

— Динео, — только и всего сказала я.

Сестра раздраженно закатила глаза.

— Это не оправдание, Эверин, и ты сама прекрасно это знаешь, — ответила сестра достаточно прямо.

Глядя в огонь, медленно растворяясь в нем, я тщательно обдумывала, услышанное от Дикси, и все чаще менялась в своих выводах и ощущениях. Я чем-то обидела принца, это понимание пришло почти мгновенно, после того, как Дикси упомянула о его мрачности — со мной Силенс смеялся и явно наслаждался этим. Но долгом ли только продиктован его выбор? Хотел ли он действительно сблизиться со мной, заметив во мне нечто родственное собственной душе? Ведь я, как и он, испытывала чувство одиночества вкупе с долгом, и они безраздельно шествовали по моей жизни с самого раннего детства. Я бы не смогла представить себе жизнь, в которой не было бы Дикси, так же как и он безутешно тосковал по Ялдону. Отчего я не захотела понимать его? От собственной упрямости ли, от невежества или эгоизма? Теперь все это тревожило меня, выводя из состояния привычного умиротворения и знания своих поступков.

-Я не знаю, Дикс, как он теперь будет ко мне относиться, — прошептала я спустя долгое время. Сестра все так же задумчиво вертела в руках пустую чашку.

— А не надо думать, Эв, просто действуй! Зачем размышлять о том, чего пока еще не произошло? Все равно, что планировать поминутно свою жизнь в пятьдесят лет, или быть точно уверенной в том, что завтра пойдет дождь, а в десятом часу прокричит кукушка. Все события в твоих руках, и ты можешь ими управлять, стоит только появиться желанию. Быть счастливой не так уж сложно — просто дари свое счастье остальным. — Сестра сделала паузу, чтобы я смогла осмыслить ее речь. — А принц этого достоин, поверь мне, поверь.

Я рассеяно кивнула, все еще пребывая в смутном киселе размышлений. Не услышав, как Дикси попрощалась, я медленно перебралась в постель, и лишь закуталась в одеяло, не пожелав раздеваться. Теплая шерсть как-то по-особенному успокоила разгоряченные нервы, и я провалилась в полубредовый сон.

Я вылизывала серебристую шерсть, но ее резкое вторжение заставило вскинуть голову, и я настороженно вгляделась в темноту, нет, запаха я не чувствовала, человеческого точно. Он тяжело дышал рядом, с ленцой увлажняя языком медленно заживающую рану от острых людских капканов. В лесу послышался шорох, и мышцы мои мгновенно напряглись, но это оказалась глупая мышь, бесцельно рывшаяся в своей норке посреди ночи. Лунный свет серебрил меня, чем сильно злил, ведь я могла стать заметной даже под деревьями, а вокруг рыскали охотники с собаками. К счастью, на ночь они отправились спать, ленивые безмозглые животные.

В подушечках неприятно загудело, будто лапы захотели сорваться в быстрый путь, но я мысленно приказала себя лежать и отдыхать. Они сказали, что в дороге обратно можно не торопиться — вожак не даст ей пострадать, она обойдется без охраны, но я все равно испытывала бессмысленную тревогу, опасаясь за ее тщедушное и бесполезное человеческое тело. Он тихо и низко зарычал, ощутив ее присутствие, явно не понимая, что скоро она начнет вторгаться и в него, но пока для волка это оставалось нежелательной загадкой.

Спи спокойной, глупый человек, и не лезь ко мне…

Я открыла глаза и судорожно втянула воздух с громким хрипом. В очаге дрова превратились в медленно тлеющие красные уголки, а за окном царствовала темная ночь. Шевелиться вовсе не хотелось, чего делать я и не стала, осторожно замерев в запутанных складках одеяла и простыней, которые сохраняли мое телесное тепло. Голова сконфуженно работала, осознавая полученные мысли от волка. Он утверждал, что это я вторгаюсь в его мысли, что было для меня категорически не понятным — я, напротив, ничего не понимала в этих странных снах и мыслях. Выходит, это и есть Динео или это что-то нечто более сложное и опасное? Лежа на спине, я бездумно уставилась на погруженный в тень потолок, совсем растеряв остатки хрупкого сна, который дался мне с помощью магии. Опасение, что принц вновь ощутит нечто необычное, твердо поселилось в моей душе, но исправить, к сожалению, я ничего не могла, ох, если бы это было в моей власти или, хотя бы, силах.

Проспав остаток дня и половину ночи, я вовсе не мечтала об отдыхе, поэтому бесцельно блуждала взглядом по потолку до рассвета. Тогда Уэн, постучавшись, вошла и сообщила, что мне пора на примерку платья для помолвки, которая, к моему ужасу, должна состояться завтра. Как же стремительно мчится время! Казалось, не имей оно названий, то уплывало бы из рук гораздо медленнее, чем дела обстояли сейчас. С отвращением сняв вчерашнюю одежду, я бездумно натянула протянутое служанкой платье, и, продолжая нести свой необычный молчаливый обет, как-то до странности привычно пошла за служанкой по замку. И как только Уэн удалось запомнить путь, по которому нам нужно было двигаться? Но девушка уверенно шла по каменному полу, изредка оборачиваясь в мою сторону и убеждаясь, что я, пусть с неохотой, но следую за ней нетвердой походкой.

Комната швеи встретила меня запахами тканей, красок и легким отдаленным напоминанием о завтраке, который я намеренно пропустила — несмотря на рассказ сестры, я отчего-то не хотела встречаться с принцем. Пока что. Портниха что-то запричитала на птичьем языке звеняще-писклявым голоском, чем почти сразу же заполучила мое неодобрение, но я с готовностью позволила себя раздеть.

— Как вам спалось, герцогиня Фунтай? — беспрестанно тыкая меня иголкой, певуче спросила она. Большие лошадиные глаза смотрели на свою работу с детской наивностью и отчуждением.

— Прекрасно, — почти не соврала я. Мне было откровенно плевать, что об этом подумает портниха.

— Мисс Мэйк, вам нужна помощь? — Уэн спросила это, заметив, как я поминутно морщусь от тыкающейся иголки портнихи, которая в силу своего возраста вечно промахивалась мимо ткани.

— Ой, что ты, деточка, я отлично справлюсь сама! — заверила ее пожилая портниха. Седые волосы необычно искрились в лучах вставшего солнца, а лицо разглаживалось от задумчивости и чувства восхищения от достойной работы. — Завтра ваше платье будет готово, я вас уверяю.

— Уэн зайдет за ним.

— А как же последняя примерка? — ошалело моргая, она непонятливо поглядела на меня.

— Ничего, я думаю, ваше мастерство сможет завершить работу и без моего личного присутствия, — сделав сдержанный комплимент, я немного успокоилась.

— Ну, если вы так настаиваете, миледи, — покорно согласилась седая женщина.

Я слишком спешно покинула комнату портнихи, не успев толком поблагодарить ее за проделанную работу над платьем. Причем первая примерка проходила без моего малейшего участия — мисс Мэйк на глаз определила мой размер.

Сославшись на головную боль, я решила прогуляться до пирса, который с первого дня приезда манил меня своим терпким соленым запахом. Отказавшись от какого-либо сопровождения, облачившись в одежду охотницы и прицепив на пояс свой легкий меч, я уверенным средним шагом направилась в сторону города. Знакомые улицы проплывали перед глазами, когда я, вынырнув из собственных мыслей, оглядывалась по сторонам. Вот та гостиница, возле которой я грубо ответила принцу, вот та трава, которую щипал Шудо. Но мой путь пролегал через все эти улицы.

Пирс оказался местом совершенно необычным для меня, привыкшей к равнинам и мелким рекам. Спускаясь от скалы, он тянулся к глубоким заводям, где к нему причаливали корабли. Деревянный настил под ногами глухо поскрипывал, успокаивая своими мерными звуками. Шелест волн заполнил сознание, выгоняя всяческие размышления и даже боль. Терпкий запах соли наполнил ноздри, сперва вызвав лишь желание чихать, а потом я привыкла к его глубокому запаху, и скоро вовсе не обращала на него внимания. Чайки у самой пристани ныряли в воду, заставляя меня улыбаться и подолгу глядеть на обтекаемые белые тела и вслушиваться в пронзительные крики. Медленный шаг привел меня к докам, в которых стояли корабли Королевства. Многие судна выглядели будто только что сошедшие со стапелей, блестя округлыми боками в лучах солнца. Резко пахло свежей краской, а отструганное дерево даже не успело потемнеть от соленой воды моря. С кораблей доносились отрывистые крики членов команды, иногда злобные ругательства и безудержный хохот. Несмотря на активную жизнь на бортах, по причалу никто не ходил — товар был сгружен еще ранним утром, теперь судна готовились к отплытию в обратный путь. Любуясь красиво изукрашенным носом «Быстроного оленя», я ловила каждый звук вокруг себя, впитывая насыщенную жизнь морского причала. Покинув доки, я спрыгнула на песок береговой линии и бесцельно зашагала по земле, поглядывая в сторону накатывающихся волн.

Пока грудь моя наполнялась соленым влажным воздухом, голова прочищалась от ненужных мыслей. Я стойко решила найти общий язык с Силенсом. Рассказ Дикси действительно убедил меня в том, что он не такой уж плохой человек и явно не виноват в том, что в его Королевстве существуют определенные традиции, контролировать которые принц пока что не в силах, да и вряд ли ему когда-нибудь удастся уничтожить многовековые устои. Но сейчас не хотелось об этом рассуждать, я просто пыталась придумать способ, каковой приведет меня к извинениям. Ох, принести их все-таки придется, даже не беря в расчет мое самолюбие. Единственное решение показалось мне наиболее верным и достойным — я поговорю с ним после завтрашней помолвки, которая официально свяжет нас до свадьбы. Чувство вины неприятно повисло надо мной, как я ни старалась его прогнать.

Резко во мне эхом отозвались волчьи чувства. Неприятный запах соли ударил в ноздри, от него слезились глаза, песок царапал подушечки раненой лапы, но волк должен был уверенно плестись за ним. Невиданной силы раздражение взорвалось в нем, когда он ощутил мое присутствие. Стремительно развернувшись, в некотором отдалении от себя я заметила две серебристо-черных фигуры, кои крадучись пробирались по песку между чахлых и редких кустов. Волк вскинул голову, поймав мой взгляд. Желтые глаза заставили задрожать, и я слишком поспешно взобралась по песку оврага, подальше от песчаного пляжа. Быстрым шагом я стремительно удалялась от того места, где заметила волков. Они одновременно пугали меня и восхищали своим упорством, с которым следовали за мной.

Длинные ноги быстро принесли меня в замок, за воротами я испытала настоящее облегчение — здесь хищники физически не смогут добраться до меня, чего о сознании сказать было сложно. Вдруг с ясностью пришло понимание, что на Дейст опускался вечер, и, решив не менять свой наряд, я прошла прямо в Зал Обедов.

Зайдя в комнату, я ясно ощутила свой сосущий голод и накинулась на еду с огромным энтузиазмом, не замечая на себе внимательный и восхищенный взгляд принца. После того, как я насытилась, наконец, дискомфорт сообщил о наблюдающем человеке. Подняв голову, я увидела Силенса. Мужчина сидел на стуле, откинувшись на спинку и сложив руки крест-накрест на груди. Он не был ни весел, ни грустен, просто сурово сосредоточен и внимателен к каждому моему движению. Ленс с интересом наблюдал за моими действиями и реакцией, но, напомнив себе о желании восстановить отношения, я не отвела взгляд, приветствовав его слабой и быстрой улыбкой. Приятное недоумение появилось на его лице, это сильно меня порадовало.

Встав, я потянулась, все еще сопровождаемая его заинтересованностью. Людей в Зале было немного, поэтому еще раз взглянув на него будто украдкой, я направилась в свою комнату. Перед помолвкой нужно крепко выспаться, а начало примирительным отношениям положено мимолетной смущенной улыбкой.

Раннее утро встретило меня стоящей возле зеркала в новом платье, принесенном от портнихи Мэйк, которое мягкими складками спускалось к полу. Темно-синяя ткань приятно радовала глаз, а открытая шея и спина подчеркивали женственность и изящность линий моего стройного тела. Бархатные перчатки до локтей удачно завершали весь незамысловатый, но элегантный туалет. Я так и не дала себя уговорить на высокую прическу, привычно распустив волосы по плечам. Я стояла, вглядываясь в собственные глаза, и не верила наступившему дню, он предвещал мне множество новых впечатлений.

В пальцах зажат серебряный кулон, присланный принцем вчера поздним вечером. Выполненный в изящном стиле, он изображал голову волка с единственным вставленным желтым камнем вместо глаза. Тонкого плетения цепочка была продернута в небольшую петельку между ушей головы хищника. Украшение выше всяких похвал! Но почему именно волк? Тревога в груди с ночи не давала мне не только покоя, но и сосредоточенности.

Уэн обеспокоенно мерила мою комнату шагами. Она, взволнованная не меньше, чем я, вся раскраснелась и что-то невнятно шептала себе под нос.

— Что такое, Уэн? — спросила я, не выдержав.

— Ничего, миледи. Я… — она замялась.

— Уэн? — произнесла я еще раз, когда служанка молчала слишком долго.

— Миледи, паж, принесший вчера подарок от принца, передал мне от своего хозяина несколько слов. — Побледнела Уэн пятнами.

— Почему ты не сказала раньше? — я не хотела, чтобы вопрос прозвучал грозно.

— Я… миледи, простите! Я забыла! — неприкрытая мольба сочилась меж ее словами.- Увидев этого волка, я совершенно позабыла о словах, но сейчас вспомнила.

— Уэн, — я едва не засмеялась. Молодая служанка иногда поражала своей невинностью и желанием делать для меня все безупречно. — Так говори сейчас.

— Хорошо. — Она глубоко вздохнула. — Паж сказал: «Сверкающий секрет не станет преградой на пути к вашему сердцу».

Уэн замолчала. Служанка явно не поняла послания, которое содержалось в этом простом предложении. Силенс дал мне понять, что он осознал свою ошибку, обвинив меня в негодности. И теперь даже мой Динео не повлияет на развитие наших отношений. Я неожиданно испытала облегчение, ведь теперь я видела Силенса совсем в ином свете.

— Ох, милая, спасибо…

— Но я не понимаю, миледи!

— Тебе и не нужно, — таинственный ответ еще больше заинтересовал ее, но зашедшая вихрем Дикси не дала ей возможности обрушить на меня шквал вопросов. Этим занялась сестра.

Дикси на миг застыла, придирчиво рассматривая мое платье, но после довольно кивнула и посмотрела мне в лицо.

— Тебе невероятно идет это платье! — честных слов вполне достаточно.

— Спасибо, Дикс.

— Волнуешься? Или не желаешь?

— Скорее, первое, чем второе, — пожав плечами, я не задумалась над ответом. Дикси просияла.

— Дорогая Эв! — воскликнула она. — А что это? — Вопросительный взгляд предназначался кулону.

Холодное серебро скользнуло меж пальцев, и я подала голову волка Дикси.

— Прелестное украшение!

— Да, мне тоже очень нравится…

— Но?

— Но вызывает настороженность, потому что вот уже несколько ночей во сне я вижу волков. Желтоглазых. А по дороге в Дейст видела парочку, когда сильно оторвалась от кортежа. — Глаза Дикси округлились.

— Странно, но от кого он?

— От принца.

— Вы начали общаться? — мягко предположила она. Как хотелось сказать, что это правда, но пока положено было лишь начало.

— Он сказал, что мой Динео не станет между нами, вот и все. Пока, я думаю.

— Вот видишь, Эв, а ты сомневалась! — Руки мои тряслись, и я торопливо спрятала их за спиной.

Дикси подошла ко мне сзади, убрала волосы с шеи и застегнула крошечный замочек. Я даже не успела возразить.

— Ему будет приятно, — надавила Дикси, и я сдалась.

Поглядев в зеркало, я отчетливо заметила сверкающую голову волка между косточками ключицы. Она сияла в лучах солнца, а желтый глаз наливался золотым блеском.

— Прекрасное украшение, прекрасное! — в очередной раз повторила Дикси.

— Не преувеличивай, сестрица, — я хотела усмехнуться, но вышло что-то из рук вон фальшивое, а как неправильно звучал мой голос.

Зеленые отцовские глаза Дикси добродушно меня оглядывали. Я считала сестру очень красивой — красота была не только очевидная внешняя, но и скрытая внутренняя. Поэтому иногда возникало впечатление, будто лицо Дикс сияет изнутри, по крайне мере я замечала это презамечательное свойство. Сейчас сестра надела неброское платье цвета ранней листвы, выгодно оттеняющее ее глаза и белоснежную улыбку.

— Не волнуйся так, Секевра Эверин, все будет хорошо. — Пфф, такая официально привычная фраза не придавала ни капли уверенности в себе, но деться было некуда — сестра решительно взяла меня за руку и потащила вон из комнаты, вниз по ступенькам к задним дверям замка.

Двери выходили в сад, где едва-едва на ветках проглядывала первая зелень, а земля покрылась жесткой, короткой травой. Солнце в этот день заметно пригревало все вокруг, становясь пышущим жаром на лице и ладонях. В саду стоял дух ранних весенних цветов, чахло колыхающихся на легком ветерке в тени фруктовых деревьев. Извилистая дорожка, обложенная по краям камнями, углублялась куда-то в заросли вишневых деревьев, которые, несмотря на раннюю весну, уже распространяли знакомый терпкий запах коры. Но Дикс уверенно тащила меня за собой, не обращая внимания на красивые статуи, расставленные в особом порядке. Глаза мои успели мельком заметить скамейки, блестящие свежим деревом, разносившие по саду запах струганной древесины. Чем ближе мы приближались к тому месту, куда так целенаправленно шла моя сестра, тем сад становился более очеловеченным — на голых ветках развесили гирлянды из цветов, растущих в зимнем саду замка, трепетали разноцветные шелковые ленты, привязанные к сучкам, слышались голоса и далекие напевы менестрелей, собравшихся засвидетельствовать нашу с принцем помолвку. Наконец, когда я увидела наскоро сделанный помост, возвышающийся над головами все прибавляющихся людей, до моего сознания дошло, что здесь состоится церемония.

Лорды и графы смеялись над невинными шутками леди, пока слуги разносили прошлогодние фрукты на подносах, слегка сморщившиеся яблоки и подсохшие вишни. Трели птиц не возвращали мне привычной собранности, а запах столь близкой природы отнюдь не влиял на улучшение настроения. Где-то неподалеку в кустах притаился волк, выжидательно смотрящий на копошащихся людей, морща нос от неприятных запахов алкоголя. Королевской четы я нигде не нашла, так что предпочла одиночество бессмысленным чванствам гостей. При этом я заметила, что приглашены были только значительные герцоги и графы — более мелкая аристократия не получила такого проявления монаршего уважения. Я намеренно не подошла к своим родителям, даже не посмотрев, наблюли ли они меня, просто взволнованно мерила шагами землю перед помостом. Он, сколоченный из свежих сосновых досок, устланный коврами, принесенными из замка, представлял для меня источник волнений и переживаний. Слегка косые ступеньки вели наверх, но они поднимались от центра помоста и были широки, из чего я сделала вывод, что по ним поднимется принц, и я вместе с ним.

Когда беспокойное ожидание достигло апогея, а гости вкусили достаточно вина и бурбона, на дорожке появился король, гордо шедший возле своей прихрамывающей жены. Лайс выглядела не лучшим образом, быть может, болезнь настигла ее в обманчиво теплое время весны? Но я не успела обдумать это, заприметив идущего с прямой спиной принца. Как я и предполагала, Мэйк сотворила для него костюм в тон моему платью. Длинные полы темно-синего камзола спускались ниже пояса к черным штанам из какой-то мягкой ткани, приятно обхватывающей его сильные ноги. Сапоги, начищенные до ослепительно блеска, поднимались до колена резким росчерком, а на широком поясе я так и не отыскала ножен — принц явился на помолвку без оружия. Под камзолом серебрился воротник гладкой рубахи, отогнутый к бронзовой шее мужчины. Пуговицы мерцали, похожие на драгоценные камни, при каждом его свободном и непринужденном движении. Синий сапфир пылал в центре серебряного обруча. Дрожь пробежала по моему телу, когда взгляд Силенса коснулся меня, выдававший неподдельное восхищение моей скромной красотой. Потом принц посмотрел на резную голову волка, и довольная улыбка коснулась его бледно-розовых губ.

В торжественной тишине король и его королева взошли на помост, и старый мужчина повернулся лицом к своему народу, гордо выпрямившись и улыбаясь. Силенс остановился у ступенек, взглядом приглашая меня. Я не стала ждать слов Энтраста и поспешила на зов принца. Жар его тела будто касался моей кожи даже сквозь слои одежды, меня это смутило, но я прямо держалась, ожидая речи моего короля.

— Герцоги Королевства Дейстроу! — разговоры мгновенно смолкли, и некоторые закивали в ответ королю. — Сегодня мы собрались здесь на помолвку моего единственно сына Силенса, — в голосе Энтраста дрожала горечь о смерти Ялдона. — Древний обычай обязывает нас совершать этот союз на просыпающейся земле, среди деревьев и птиц! — Он махнул рукой в сторону близкого, натужно шумевшего леса. — То есть мудрая традиция — закладывать плодородие в основу брака юного принца и его принцессы. — Слова короля зажгли во мне фантастический огонь. Я замерла. — Я помню день, когда сам почти так же смотрел на своего отца снизу вверх, Силенс! — громовые звуки из груди короля разливались по всему саду. Наверное, даже слуги в замке застыли, прислушиваясь. — Так же моя леди стояла по правую руку от меня, но другие мысли были в моей голове. Я не задумывался о прошедшей войне, через которую прошел ты, не знал, что такое обязанности короля до смерти отца. К сожалению, твой дед ограничивал меня во власти. — При упоминании о своей молодости Энтраст ни капли не изменился в лице. — Ты еще не стал королем, но уже познал тяготы этого бремени. Я не страшусь давать тебе жену, сын.

— Будь твоя воля, отец, — нецеремониально ответил Силенс. В словах сквозило уважение и благодарность.

— Моя, — отозвался король, — моя, — глуше повторил он. Помолчав с минуту, он вновь поднял голову и продолжил. — В жены я даю тебе дочь из дома Фунтай. Девушку с огнем в глазах и кротостью в помыслах. Обладать таким даром будет сложно, сын мой, но твой разум позволит тебе укротить зверя, водящегося в ее мятежной душе. — Характеристика короля меня взволновала и затронула до самого «Я», потому что он чуть ли не угадал моих тщательно охраняемых мыслей.

Я кожей ощущала на себе десятки глаз, словно вихрем проносились чужие мысли в моей голове, ведь я невольно открылась сама, позволяя черпать из себя плещущую энергию. Принц ровно дышал подле меня, но беспокойство волнами исходило от него и передавалось мне. Волк в кустах встал и навострил уши, ловя любой звук. Все люди странно застыли и ждали слов какого-то пахнущего старостью человека.

— В час Долгого Сияния Солнца в саду Плачущей принцессы я призываю богов Света и Тени стать свидетелями помолвки двух юных сердец! — древние слова с легкостью слетели с губ короля. — Лайт и Дарк, да прибудет ваша сила!

— Сила! — эхом отозвались герцоги Королевства Дейстроу.

«Сила», — одними губами повторил Силенс, с сияющими глазами смотря на отца, являвшего собой давно позабытую мощь.

— Веди свою нечерию, сын! — отступил король от официальной речи.

Силенс с готовностью сжал мои пальцы своей рукой, которая оказалась покрытой мозолями, и патетично повел меня вверх по ступенькам. Поднимаясь, я разлилась мыслями по всей округе. Ощутила вкус моря, прохладу ветра, шум деревьев, крики птиц, ржание лошадей и бьющую ключом жизнь. Все питало меня, все с готовностью отзывалось на мою робкую и несмелую просьбу. Серебряная шерсть засверкала на солнце, волк подобрался, готовый к прыжку. Второй оскалился в приступе злобы, но люди вокруг вряд ли замечали незначительные для них звуки. Прохлада коснулась моих полыхавших жаром щек, когда ноги несмело ступили на помост. Разглаженное в тихой радости лицо короля показалось мне совсем молодым, даже седина словно отливала пеплом. В глазах мужчины светилась мудрость и гордость, когда он смотрел на сына. Силенс почти не дышал, разделяя со мной сладкое волнение и предвкушение чего-то особенного и необычного. Незримо для себя, я разобщила с ним свое сознание, доверчиво открывшись чувствам принца, пробуя на вкус его тревогу, робость и странное, хрупкое счастье где-то в самых глубинах разума. Горячая рука Силенса стала проводником к нашему единению на помолвке.

— Принц Силенс Скопдей Могучий! — даже ветер, казалось, перестал шалить вокруг нас.- Ты подтверждаешь свои намеренья взять в жены юную Секевру Эверин Фунтай в жены?

— Да, отец.

— Дабы боги засвидетельствовали помолвку между вами, соедините сознания, — приказал король, хотя надобности в этом уже не было — я влилась в принца, как свежая вода, а он этого даже не заметил.

На миг я стала принцем, он стал мной. Горячая тяжесть тела, нудящая боль от шрамов, тревоги, стесняющие грудь, встретили меня в нем. Потом наваждение исчезло, и я вновь стала легкой девушкой на помосте. Король подошел к нам, поднял мою левую руку и правую принца, показывая их солнцу. Потом обвязал мягкой черной тканью, отдавая дань богу Тени. Силенс опустился на колени, и я торопливо последовала его примеру. Энтраст едва коснулся моего лба двумя сложенными — указательным и средним — пальцами, обмоченными в вине из последних ягод прошлого урожая. Прохладная жидкость потекла по лицу, оставляя ощутимый след. На губах появилась сладковатая горечь, а в сердце надежда на то, что все не так уж ужасно, как мне представлялось. Прикосновение руки принца не вызывало дискомфорта, и я по приказу короля переплела пальцы с пальцами принца под черной тканью.

— Теперь вы официально, со свидетельством богов, считаетесь невестой и женихом! — начал заключительную часть речи Энтраст Справедливый, с высоты своего роста смотря на нас, стоящих на коленях. — Да прибудет с вами воля богов!

Наконец, сад наполнился криками торжествующих герцогов, заглушающих друг друга и птичьи трели. Король улыбался, а Лайс с любовью глядела на своего сына, чувство одиночества полыхнуло во мне ярким огнем.

— Теперь твой принц покажет тебе, нечерия, твое будущее Королевство Дейстроу, — обратился ко мне Энтраст, назвав древним именем предназначенной невесты принца.

— Да, мой король! — краем глаза я отметила, что двое конюших ведут в поводу белоснежную мускулистую лошадь.

— Да, мой король! — отозвался принц на невысказанный приказ отца и помог мне подняться с колен.

Мы спускались с помоста, так и не развязав ткань, соединяющую наши руки. Пальцы до сих пор лежали под ней переплетенными, но принц лишь крепче сжимал хватку. Конюшие в безмолвии отдали поводья белой лошадки принцу, и он первым вскочил в седло, держа руку ниже крупа, так, чтобы ткань продолжала связывать нас. Предупрежденная Дикси, я надела под платье синие леггинсы, так что, неумело задрав юбки одной рукой, поставила ногу в стремя и с легкостью перенесла свой вес на спину лошади. Она даже не шелохнулась от двух седоков, послушно стоя без приказа. Силенс увлек мою руку, понукая прижаться всем телом к его спине, и положил перевязанную левую длань к себе на живот, так чтобы и мне было удобно. Взяв поводья другой, он коленями приказал лошади двигаться, и мы стремительно выехали из сада.

Когда Дейст остался позади, Силенс придержал лошадь, и она перешла на ровный шаг. Дыхание ее даже не участилось, хотя она несла удвоенный вес. Я слегка удивилась.

— Она для этого и была выращена, — будто читая мои мысли, ответил принц. — С юности ее учили выносить двух седоков. Крупинка росла для этой церемонии.

— Крупинка, — тихо отозвалась я, невольно уткнувшаяся в его спину. Жар мужского тела приятно согревал, но мне вовсе не хотелось такой очевидной близости к Силенсу.

Лошадь, понукаемая принцем, принесла нас на вершину скалы. Путь выдался нелегким на подъеме, но все прошло без происшествий. Мы несколько раз останавливались, чтобы напоить Крупинку, но пока не проронили и звука. Теперь же, сидя на лошади на вершине скалы, я инстинктивно прижалась к Силенсу, испугавшись открывшемуся виду. Буйное море бесновалось далеко внизу.

Южнее от скалы плескалось бескрайнее море, темная вода бушевала от ветра, пенилась и поднималась, лизала скалы и мелкие острова. Оно срывалось в бесконечность, поглощая лучи медленно опускающегося солнца. Севернее расстилались холмистые земли герцогства Хилленгрин, переходящие в горные пики земель Маунта. Снежные шапки окрасились в красный цвет, но величественно обозревали свои владения. Я приметила знакомые земли герцогства Фунтай и Дейст, замок последнего виднелся возле хорошо отсюда обозреваемой пристани. Обернувшись, я могла увидеть равнинные земли Йелоусанда, усеянные озерами и пустынями, за которыми, по известным мне данным, на границе с Красной страной лежало герцогство Вондэр. Рядом с ним, тоже в пограничных отношениях с другим, воинственно настроенным государством Ейс, находились просторы влажного Рийвэра.

— Как прекрасно! — сдавленно от восторга сказала я принцу. Я не видела его лица, но почувствовала искреннюю улыбку.

— Да, моя принцесса, и все это будет вашим. — Тихие слова принца отрезвили.

Боги стали свидетелями нашей помолвки, я принадлежала принцу по древним обычаям. Да, это была еще не свадьба, при которой мне присвоят третье имя, каким у Силенса являлось «Могучий», но теперь ни что бы ни помешало ему воспользоваться данной королем и богами властью надо мной. Предательская дрожь выдала мои чувства, глаза разочарованно наблюдали за опускающимся солнцем, зажегшим закатное небо.

— Вы замерзли? — принц удивился.

— Нет, нет, — слишком торопливо ответила я. Принц напрягся, я ощутила его каменные мышцы непослушным телом.

— Тогда чего вы испугались?

— Что лошадь не найдет дороги в темноте! — неуклюжая ложь выдала мое смятение.

— Эверин, что вы? — выдохнул Силенс. Казалось, я его оскорбила, но вот чем, не понимала. — Вы опять пользуетесь этой магией! — ну вот загадка перестала быть непонятной.

Только после этих слов я поняла, что волк присутствует во мне и наблюдает за всем человеческими глазами. Узнав, что Силенсу известно о его вторжении, он поспешно удалился, причинив мне некоторую боль и усилив одиночество. Я поняла, когда позвала его в себя.

— Я, нет, я…

— Я чувствовал! — возразил он. — А теперь это ушло…

Он неудобно повернулся в седле, но заглянул мне в лицо, пальцы все еще были сплетены, так что я физически ощутила его недоумение.

— Я сказал вам, что ваша магия не встанет между нами, но вы не оставляете! — обиду он не скрывал.

У меня задрожал подбородок, предупреждающий о походящих слезах, но я лишь крепко сжала зубы и через некоторое время ответила:

— Я ее и не признавала, мой принц. Она владеет мной, а не наоборот. Я даже не чувствую того, что доступно вам. Я не знаю, когда она есть, а когда нет! — голос в конце сорвался. — Да поймите же наконец! — я перешла на крик. — Что в моих мыслях не было вас предавать или причинять вам боль, просто вышло так, что я вас не люблю. Да и когда? — в отчаянии спросила я, лицо принца вытянулось от недоумения. — Я знаю вас три дня, четвертые сутки лишь на исходе от нашего знакомства! И что вы хотите? Мою любовь и покорную преданность? — Не сдержавшись, я разрыдалась. О, как давно я не плакала.

Смятение, тревога, страх и смущение волнами исходили от принца, он нервно сглотнул. Не в силах сдерживать свои эмоции, я беззвучно плакала, не зная куда деть свое раскрасневшееся влажное лицо. Не найдя более удачного выхода, я уткнулась лбом в спинку камзола принца, который вздрогнул от неожиданности. Слезы лились ручьем, пропитывая соленой влагой ткань хорошего качества, но Силенс и ухом не повел, сидя неподвижно в седле Крупинки, которая начала нервничать от долгой неподвижности. Солнце практически закатилось, едва заметно освещая расстелившееся море, но через некоторое время и вовсе потухло, предоставляя нам скудный свет только-только загорающихся звезд.

Силенс повел лошадь вниз по склону, а я все беззвучно плакала в его камзол, ставший мокрым хуже, чем от проливного дождя. Кожа принца покрылась мурашками от прохладной ткани, но он стоически переносил все неудобства, даже не пытаясь мешать мне плакать. Я была благодарна принцу за то, что он не произносил лишних слов, крепче и крепче сжимая мои пальцы под черной тканью, тем самым поддерживая меня. Как я ни старалась, но моя усталость и обиды все не иссякали. Слезы должны были давно кончиться, а я все плакала, вдыхая приятный аромат принца. Дрожь беспощадно била тело, я продрогла в ночном холоде, но сама стала виновницей своего положения. Не надо было давать волю чувствам. Принц хотел бы снять свой камзол, но не имел права развязать черную ткань, так что просто вынудил меня крепче прижаться к своей спине.

Слезы высохли, но глаза болезненно щипало, лицо опухло, а голова закружилась от резко нахлынувшей боли. Принц милосердно не стал въезжать в главные ворота, где все нас ждали, а тихо провел лошадь вдоль каменной стены, ища там достаточный проход. Спрыгнув на землю, он без спроса подхватил меня на руки и поставил на ноги. Наши руки лишь крепче вцепились друг в друга. Силенс молча протиснул меня в узкую щель, следом поспевая за мной. Принц беззвучно ступал по оживающей земле, чего я сделать, как ни пыталась, так и не смогла. Он умело обходил людные места, и совсем скоро мы вошли замок через незнакомую мне дверь. Силенс вел меня по коридорам, вталкивая в темные ниши, если слышал шаги, угрюмо смотрел вперед, но ничего не говорил.

Принц увлек меня в какую-то темную, совершенно неосвещенную комнату. Ставни, надежно запертые, вовсе не пропускали лунный свет, но запах здесь стоял жилой, все еще витало тепло от камина, но стояла пугающая тишина. Ленс, а за ним и я по пятам, подошел к окну, распахнул его, запуская в комнату прохладный воздух вечерней ночи. Потом все так же уверенно прошел к очагу, одной рукой наложил дров и разжег огонь. Древесина весело затрещала, а Силенс с лучиной кружил по комнате, зажигая свечи. Я, неуклюже спотыкаясь, след в след шла за ним. Левая рука заныла от неудобного положения, тупой болью отзываясь в плече. Но наследник трона продолжал свои незамысловатые действия. Взял кувшин и налил воды в небольшой таз на сундуке, а я сумела, наконец, оглядеться.

Покои Силенса выглядели на военный лад. Гобелен на стене висел только один — в изголовье кровати, тщательно заправленной темно-красным покрывалом. Камин освещал большую часть комнаты, но в темных уголках прятались лишь тени и призраки моих страхов. Добротный дубовый сундук блестел своей покрытой лаком поверхностью в отблесках пламени, на нем стоял таз, кувшин и несколько свечей. У камина рассыпались дрова, а чуть подальше от них я заметила разбросанные вещи — принц в спешке собирался на помолвку. Устоявшийся дух Силенса стал для меня привычным, и наше соприкосновение уже не казалось мне необычным, но когда он резко провел рукой по моей спине, заставляя нагнуться, я едва не закричала в протесте. Более собранный принц ладонью омыл ледяной водой припухшее от слез лицо, и легко провел пальцами за ушами, предварительно убрав мешающие волосы за спину. Оттолкнув меня бедром, Ленс сам умылся той же водой, и выпрямился, приглаживая растрепанный воинский хвост.

Я на миг залюбовалась им. Небрежно расстегнутый камзол открывал серебристую шелковую рубаху, распахнутую у горла. Я успела заметить зарубцевавшийся шрам под виском, который раньше скрывали волосы. Смугловатая кожа в свете очага казалось золотой, а серые глаза превратились в черные, но все также рвали меня на части.

— Как вы?

— Простите…

— Не надо, Эверин, не надо, — покачал головой Силенс. На губах дрогнула грустная улыбка. — Я понял все, что вы хотели мне сказать. И это я хочу попросить у вас прощения.

— Не надо. Я уже вас простила, — второй раз я говорила принцу эти слова, а он все мне не верил.

— Хах, — усмехнулся принц и перевел глаза на черную ткань. — Нам снимать ее нельзя, но что ж, придется перешагнуть через традиции. — Он положил левую руку на узел.

— Нет! — резкий окрик заставил его замереть. — Не надо!

— Но… мне надо спуститься и сказать, что мы вернулись. — Он пожал плечами.

— Я пойду с вами. — Гордо вздернув подбородок, я выпрямилась. Не хотелось видеть красные от слез глаза и распухший нос, но я должна выполнить свой долг, а, значит, созерцание собственного несовершенства не поможет мне на это решиться.

— Уверены? — Принц откровенно насмехался.

— Да.

Он лишь кивнул и пошел к двери, увлекши меня за собой. Я, как маленький ребенок, шаткой походкой поспевала за его широкими шагами. Силенс уверенно спускался в Сверкающий зал, теперь уже не скрываясь от слуг и прочих чужих глаз, которые удивленно останавливались на нас.

Зал взорвался криками, когда мы с принцем переступили порог, король поспешно встал, негромко крякнув от напряжения. Казалось, только королева никак не отреагировала на наше появления, продолжая тупо смотреть в пол помоста, на котором стояло ее кресло.

Принц легкой походкой взлетел по ступеням, едва не лишив меня равновесия, и, почтительно преклонив голову, застыл перед отцом. Энтраст радостно улыбался, щеки порозовели от выпитого алкоголя, глаза блестели, огоньки сечей плясали в них.

— Нечерия! Принц! — провозгласил он. — Вы взглянули на свои будущие владения, а теперь можете разделить с нами празднество вашей помолвки! — Король под восторженные восклицания развязал черный узел ткани, крепко связывавшей нас. Я не отняла руки, и принц продолжал ее сжимать.

— Теперь ты скажешь, когда состоится наша свадьба? — Сердце оглушительными ударами сопровождало слова Силенса. Король нахмурился от недовольства, которое, впрочем, вскоре улеглось.

-Свадьба принца Силенса Могучего и нечерии Секевры Эверин пройдет в день Первого Ветра! — по всеуслышание объявил Энтраст. Я задрожала. Так скоро!

Волк пронзительно завыл за стеной замка, наверное, только я и принц, не одурманенные алкоголем и радостью, услышали этот печальный, пронизывающий до костей звук. Поклонившись, Силенс спустился с помоста, держа меня за руку. Мы отошли к большому окну, и я оперлась о прохладную поверхность зеркала, успокаивая расшалившиеся нервы и чувства. Принц сочувственно смотрел на меня с высоты своего роста, но ничего не говорил. Горячие пальцы с неохотой покинули мою руку. Из моей груди едва не вырвался вздох сожаления и протеста.

— Сегодня был сложный день, не так ли? — спросил он риторически, но я все равно кивнула. — Я многое узнал.

— И я.

— Да, — согласился принц. — Скажите, Эверин, как вы…

— Я ведь говорила! — обиженно прервала я.

— Нет-нет, постойте! — взмолился принц, заметив, что я хочу уйти. — Вы не так меня поняли, — после некоторого молчания добавил он.

— Но как вас еще понимать? Вас тревожит лишь мой Динео!

— Вы надели его, — неожиданно сказал Силенс. Я удивленно опустила взгляд. Голова волка серебрилась между ключиц.

— А не должна была?

— Ну что вы, — тихо ответил он. Казалось, это сильнее всего за весь долгий день поразило принца. Пфф, подумаешь кулон, надетый едва ли не насильно моей сестрой. Я хотела в этом признаться принцу, но почему-то быстро передумала.

— Так что вы хотели спросить? — я вывела его из размышлений.

Принц непонимающе посмотрел на меня, несколько секунд молчал, а потом вышел из своего странного оцепенения.

— Как вы вошли в мое сознание? Вы ведь не можете обладать еще и Королевской магией!

— Что? — У меня едва рот не открылся от удивления, потому что я сделала это — проникла в принца — совершенно неосознанно, повинуясь велению собственной магии. — Я могла применить Динео.

— Он на это не способен, — категорически возразил принц.

— Откуда вам известно? — отозвалась я достаточно резко.

— Но…

Он замолчал, лишь смотрел на меня. Я ощущала, как что-то в нем поднимается, отражаясь на лице, и отвернулась. Мне отчего-то не хотелось этого видеть. Силенс печально вздохнул.

— Вас проводить до покоев?

— Не стоит, — покачала я головой. — Вам надобно остаться подле отца, я думаю, — добавила я уже мягче. Принц просиял, как мальчишка.

— Хорошо. Знаете, Эверин, я хотел бы сказать, что я…

Его голос был прерван испуганными криками, и принц мгновенно встрепенулся и твердо двинулся в сторону помоста. Там творилось что-то неладное. Я, обессиленная и опустошенная, последовала за ним, чуть ли не хватаясь пальцами за полы его синего камзола.

Охмелевшие люди стопились вокруг помоста, не давая даже возможности протиснуться ближе — между ними и мышь бы не проскользнула. Потерпев несколько неудачных попыток отодвинуть гостей в сторону широким плечом, принц повысил голос, и гости расступились, повинуясь властному приказу своего будущего монарха. Я вцепилась в его локоть и во все глаза глядела вперед.

Королеве стало плохо, она безвольно повисла на руках своего мужа. Заметив то же, что и я, Силенс рванулся наверх по ступеням, невольно оттолкнув меня назад. Чуть не свалившись, я твердо решила подняться за ним. В то время как невидимая картина предстала перед моими глазами, принц уже подхватил свою мать и, оторвав ее от пола, понес из Сверкающего замка. Старая женщина тяжело и хрипло дышала, слабо цепляясь пальцами за рубашку сына. Силенс что-то ласково ей шептал, а напряженный король следовал за сыном — он был ниже сына и тощим, так что я не сразу его заприметила.

Когда наследник трона проходил мимо меня, я обмерла, взглянув на лицо Лайс. Старое морщинистое лицо желтоватого оттенка ужасно осунулось, выдавая признаки скоропостижной болезни. Опухшие веки прикрывали розовые от лопнувших сосудов белки глаз. Губы слабо шевелились в попытках что-то произнести, но медовый голос принца легко перекрывал эти невнятные звуки. Мне показалось, что королева заметно похудела за эти дни, что я ее не видела — ничего удивительного, что в руках принца она выглядела будто плохо сработанная марионетка. Ноги болтались, как тряпичные, подбородок дрожал, по нему стекала тягучая бесцветная слюна. Руки, оставив попытки держаться за рубашку принца, вяло покачивались от широких шагов Силенса. Глаза скользили вниз по оттекшим суставам и синюшным пальцам, точно бы королева страдала от сурового зимнего холода. Седые волосы грязным жиром блестели в свете Сверкающего зала — у нее явно не было сил ухаживать за собой, как и другим позволять это делать. Неприятный запах немытой, потной кожи подтвердил мои опасения, хотя еще утром женщина выглядела и пахла не так плохо. Я поняла, что болезнь цепко схватила ее в свои объятия. Лицо принца было темно, но он с легкостью вынес королеву из зала и начал подниматься к ее покоям. Я следовала за его широкой спиной, подгоняемая сзади лекарем, поспешно вызванным Энтрастом.

В покоях королевы пахло застоялой болезнью и старостью, нос инстинктивно морщился, защищаясь от неприятного, режущего ноздри запаха. Увидев грязные, пожелтевшие простыни от облегчений королевы, испуганный принц дрогнувшим голосом приказал немедля переменить постель матери. Слуги, дрожащие от ужаса, который внушал грозный принц, спешно выполняли его приказания.

— Как такое могло произойти? — громогласно допытывался он от отца. Король рассеяно пожимал плечами и качал головой.

Выгнав всех слуг, кроме лекаря, принц бережно опустил свою мать на свежую перину, и промокнул ей лоб влажной тканью. Лайс слабо зашевелилась, но опухших век поднять не смогла. Дребезжащий хрип вырвался из ее отощавшей груди, и она подняла руки, туго обтянутые пергаментной кожей, покрывающейся странными пятнами.

— Я не знаю, что с ней, — беспомощно развел руками лекарь и с проклятьями был выгнан Силенсом из покоев королевы.

Женщина тяжело дышала, а принц торопливо обмывал ее потное лицо. Тряпка в его руках осталась безобразно грязной, а лимонная кожа приобрела нормальный для ее возраста цвет, желтизна исчезла. Принц еще раз грязно выругался и попросил меня принести чашку чая. Я поспешно повернулась к камину, обнаружив чайник покрытый слоем пыли, а чашки усеянными мелкими трещинами. Отправив слугу за свежей водой и травами, я быстро отмывала чайник от грязи и пыли. Он поспешно избавлялся от нее, меняясь в своем цвете от серо-желтого к цвету слоновой кости, совсем как кожа королевы. Оправленный мною паж вернулся очень быстро, так что я поставила чайник, отмерила горстку трав на чашку и вернулась к кровати.

Выглядела Лайс не лучше, но зато дышала ровнее, хотя прерывалась на судорожные хрипы. Бледный Силенс сжимал в своей ладони ее тощие пальцы и что-то шептал, но женщина не отвечала.

— Отец, как ты мог такое допустить? — обвинительно начал принц.

— Сын, мальчик мой, я ничего не знал — она перестала допускать слуг в свои покои еще месяц назад, но я не придал этому значения. — Глаза принца расширились, он едва сдержал свой гнев. Закипевший чайник заставил меня отвлечься, но я прекрасно слышала их разговор.

— А ее внешность? Запах? Состояние? Не подсказали, что что-то не так? — Грозовые нотки гремели в принце. Не только в голосе.

— Я думал, это старость! — неумело оправдывался король, непривыкший это делать. — Я сам начинал себя так чувствовать, вот и решил…

— Решил! — прошипел принц. Его мать жалобно застонала, он наклонился над ней, но та ничего не смогла ответить. Я подала принцу чашку с чаем.

Лайс судорожно глотала чай, конвульсивно вздрагивая время от времени. Мое сердце сжималось от жалости к ней, но я боялась и рта открыть, так как этого от меня не просили.

— И теперь мы не знаем, что с ней! — горестно воскликнул принц. — И вынуждены наблюдать за ее страданиями!

— Сынок…

— Оставь! — прервал его принц. — Лучше объясни мне, куда ты смотрел? На молодых продажных девиц, что ты все прочил мне с совершеннолетия? — оскорбление даже не было смягчено голосом.

— Да как ты смеешь так говорить со своим королем! — взорвался Энтраст, воинственно распрямляясь.

— Королем? — горько усмехнулся принц. — Разве прежний Энтраст допустил бы, чтобы его королева потеряла свою жизнь в ее грязных и больных руинах? — принц обвел рукой комнату Лайс. Король сжал губы и угрюмо посмотрел на сына.

— Нет! — признал он.

Принц ничего не ответил, продолжая поить мать остывшим чаем, в глазах блестели слезы, которые Силенс тщательно скрывал даже от самого себя. Сердце в моей груди болезненно зашевелилось, понукая сделать хоть что-то полезное.

— Как? Как? — все повторял наследник трона, сжимая и сжимая пальцы матери. Женщина никак не реагировала на его действия, слабо дыша и выкатывая глаза. Сквозь веки было видно, как она напрягает глазные яблоки, но все тщетно — открыть глаза толком не удавалось. Она лишь тихо стенала старческим голосом. Принца трясло.

— Это все не просто так! — ядовито воскликнул король. — Это ты! — он указал исхудалым пальцем на сына. — ТЫ!

— Что я? — устало спросил Силенс, словно лишившись всех остатков сил. Помолвка обернулась трагическим вечером.

— Ты сделал так, чтобы твоя мать заболела!

— Что ты несешь! С какой стати? — гнев рокотал в горле молодого мужчины.

— Чтобы твоя жена стала единственной королевой замка!

Звонкая пощечина разнеслась по комнате громовым раскатом, ноздри принца расширились от ярости, глаза сверкали, зубы были стиснуты, а кулаки прижаты к бокам. Покачнувшийся от удара король, потряс головой, как мокрая собака, только что вышедшая из реки, и потер ушибленную щеку.

— Я совсем обезумел… — промямлил он. Монарх совершенно не производил впечатления сильного правителя.

— Да! — разъяренно согласился Силенс. — Да! — еще раз для убедительности прозвучало короткое слово. — С тех самых пор, как умер Ялдон! Ты не только сам медленно истлеваешь в живом теле, так и других тащишь за собой в бессмысленную могилу! Сколько можно по нему горевать? Мне тоже не хватает брата, но мне хватает кое-чего другого — он бы не умер, если бы не хотел принести пользу своему королевству! А ты только бездействуешь и убиваешь своих любимых! — гневным шепотом начал свою тираду принц. — Хватит, отец! Очнись от этого горестного сна. Ялдон мертв! — Король отшатнулся от сына, как от прокаженного. — Мертв! И никогда не будет живым! — Подсыпал соли в рану сын. — Может, ты поймешь, что нужен и мне? И своему королевству? Проснись, проснись, отец, проснись для жизни! — умолял Силенс.

Глаза пылали, грудь вздымалась, а голос звучал твердо и убедительно. На кровати зашевелилась королева и что-то нечленораздельно прошептала. Сын поспешно склонился над матерью, ловя каждое ее слабое слово. Кивнув мне, он сел и стал ждать, пока я наполню опустевшую чашку остывшим чаем. Он благодарно, почти мимолетно, коснулся моей руки и начал вновь поить мать. Королева увереннее глотала чай, и лицо ее медленно разглаживалось.

— Ты прав, Ленс, — полушепотом сказал король. Сын оглянулся на отца. — Мне пора перестать горевать по Ялдону. — Слезы сверкнули в напряженных глазах. — Я знаю это, но сделать ничего не могу, — сокрушенно признался Энтраст.

— Я больше не могу тебе доверять, — принц бросил резкую фразу и отвернулся к Лайс.

Я стояла посреди комнаты и не знала, куда себя деть. Слушать разговор отца и сына было неудобно, но и уйти я не могла, принц нуждался в моей безмолвной поддержке. Мне до боли страшно наблюдать за страданиями королевы, но ничего толкового предложить не могу. Кровь панически застучала в ушах, мысли оживленно начали искать пути к успеху. Каждое новое раздумье представлялось мне хуже предыдущего, но я с настойчивостью пыталась найти хоть какое-то полезное явление для своей королевы.

Сознание неожиданно ринулось к волку, как к спасительному кораблю кидается изнеможенный человек, несколько часов пробывший в открытом море. Из последних сил я тянулась к нему и с облегчением поняла, что он отзывчиво отвечает мне и пускает свой волчий рассудок в мою голову.

Нос недовольно поморщился от омерзительного запаха, захотелось зарычать — здесь витала смерть. Люди не умеют себя вылизывать, слабо подумала я, но отмахнулась, так как она настойчиво требовала какой-то помощи. Внимательно вглядевшись в лежащую женщину, поняла, что это она так плохо пахнет. Она мертвая? Нет, глаза говорят, что грудь еще вздымается. Вожак сжимает ее руки. Он делает ей больно.

— Силенс! — первый раз обратилась я к принцу по имени. Он потрясено посмотрел на меня. — Не сжимай ее пальцы — ей больно! — Принц мгновенно убрал свои руки за спину, словно опасаясь, что те без спроса вновь продолжат свое занятие. Я была удостоена еще одного изумленного взгляда, когда женщина промямлила что-то благодарное.

Она была недовольна моей помощью и требовала еще. Я поняла, что женщина умирала не от этой боли и приоткрыла рот, чтобы втянуть воздуха. Запах смерти поднимался от живота сморщенного человека, такой запах бывает у разлагающихся трупов. Я поморщилась. Женщина не ухаживала за собой, она ела не свежую пищу. Внутри нее гниль. Она ужаснулась и поспешно, но с благодарностью, вытолкнула меня из себя.

— Королева больна внутри! — прошептала я Силенсу, не зная, как прямо сказать то, что сообщило мне сознание волка.

— Что вы имеете в виду? — Я была благодарна всем богам, что он не спросил, откуда я это знаю.

— Я не знаю, как сказать. — Ощутив молящий взгляд принца, я сдалась. — Она… у нее… гниют внутренности. — Слова дались не просто с трудом, а с ужасным и немыслимым усилием.

Принц побледнел и часто задышал от волнения. Он больше не смотрел на меня — его вниманием овладела мать. Лайс успокоилась, грудь ее мерно вздымалась и опускалась, но слышались отчетливые хрипы. Как это связанно с внутренними заболеваниями, я не знала.

— Чем я могу тебе помочь? — спросил он у королевы, не надеясь получить ответ.

Волк торжествующе проник в меня. Я вздрогнула, но не выгнала его из себя, потянувшись, укрепила связь. Он понукал меня взять королеву за руку. Не обращая внимания на недоуменный вопрос принца, зачем я это делаю, я легко сжала пальцы королевы. Волк взял меня под свой беспредельный контроль.

Я шкурой ощущала смерть этой женщины, но не могла отказать вожаку в помощи, он изнывал от горя, наблюдая за страданиями невежественной суки. Наверное, он был ее щенком. Когда она коснулась пальцами иссохшей кожи, я ринулась вперед в умирающее тело. С трудом я смогла пробить высокие стены сознания старой женщины, она отчаянно сопротивлялась моим действиям, моей помощи, но вскоре затихла. Тело не просто пронизывала ужасная боль, оно буквально состояло из нее. Женщина давно мучилась этой болью, но никому не сказала об этом из своей стаи. Чувство сожаления давило на ее слабые виски, но она не могла уже ничего не исправить. Я чувствовала в ней горечь оттого, что она лишилась своих друзей, когда болезнь подступила к ней. Отослала из своей комнаты, чтобы те не ощущали запах гнили. Я знала, что сука обливалась пахучими жидкостями, чтоб другие не почувствовали этого и не заподозрили ее в слабости. Все ее чувства передались мне — она делилась своими воспоминаниями. Живот горел в адском огне, и постоянно хотелось пить. Жажда не просто сковывала горло, внутри нее будто все ссыхалось от недостатка воды. Глупая сука. Нужно было поесть целебных трав, тогда этого можно было избежать, но сейчас, как бы ни хотел этого вожак, исправить что-то невозможно. Старая женщина это понимала не хуже меня, поэтому с отчаяньем пыталась что-то прорычать щенку, но вожак не понимал ее невнятного скуления. Я раздраженно подтолкнула ее, но сука не отреагировала, но почувствовала мое стремление. Спустя некоторое время, она открылась мне, и я смогла дать ей немного сил. Женщина с силой молодой волчицы втянула воздух в грудь и решительно открыла отяжелевшие веки.

Я вернулась в не «отвергнутую», но тут же была выпровожена ею. Зарычала я уже в своем теле.

— Что ты сделала с ней? — оглушительно громко и яростно закричал принц. Для него все происходящее произошло за несколько секунд. Я своими глазами видела, как королева бьется в судорогах, пока волк помогал ей, ломал ее стены.

— Сынок, — достаточно уверенно сказала королева, и он потерял ко мне интерес. — Твоя невеста помогла.

Силенс посмотрел на меня со смесью благодарности и еще не остывшего гнева.

— Дала мне силы на этот последний разговор…

— Не последний! — по-детски запротестовал принц.

Королева некоторое время молчала, собираясь с данными моим телом, но сознанием волка, силы.

— Поверь мне, и поверь своей невесте — она сказала правду, я гнию изнутри, — призналась королева, не скрывая глубокой боли в своих словах. Сын дернулся вперед, но мягко положил свои пальцы на руку матери.

— Не говори так, — опять обиженно ответил принц на безрадостные признания королевы. — Можно что-нибудь сделать, я уверен. — Лайс печально улыбнулась.

Дыхание королевы стало прерывистым, ее муж хмурился и поглядывал на меня, но ничего не говорил. Я, вспомнив чувства королевы, быстро налила чая и поднесла к ее губам. Она признательно посмотрела на меня.

— Ты уже так много для меня сделала, — прошептала женщина.

— Но я ничего не делала, — возражение вырвалось самовольно.

— Нет, Эверин, нет, ты позволила мне быть спокойной. — Она прервалась, восстанавливая быстро тающие силы. — Спокойной насчет моего сына, — заключила она.

Я помрачнела, ведь мне вовсе не казалось, что я стану хорошей женой для ее сына, но переубеждать больную женщину не хватило духа. Тем более Силенс любовно глядел на мать, что разрушать его надежды вовсе не возникало желания.

— Король, — прошептала Лайс, он наклонился к ней. — Твое правление вышло долгим, победным и проигрышным. Смерть старшего сына сломила твой дух, и ты пал вместе с ним. Ох, Энтраст, ты совсем позабыл, что Ленс остался у нас, что он станет достойным королем. Ты тихо лелеял свою боль, считая, что только у тебя есть такие невыносимые страдания. — Она говорила прерывисто и медленно. — Теперь же ты должен понять, Энтраст, что он достоит стать королем.

— Мама! — прервал принц.

— Ох, Ленс, мальчик мой, не горюй так! — попыталась его успокоить Лайс. Вряд ли ей это удалось. Двадцатилетий сын смотрел на престарелую мать и не скрывал своего горя. Как же только он родился, подумалось мне, ведь уже тогда королева была немолода.

— Не надо говорить о смерти и безысходности, всегда есть выход! — упрямо произнес Силенс. Он не хотел примиряться с горькой правдой.

Королева слабо рассмеялась, но вряд ли этот скрипучий звук можно было назвать смехом при других обстоятельствах. Король непреклонно молчал, даже не ответив жене на ее слова, словно свои собственные у него кончились.

— Так говорил Ялдон, — печально выдохнула Лайс и погладила пальцем руку младшего сына. — Ты станешь не худшим королем, чем он…

— Разве это важно? — раздражение явилось противодействием подступающему горю.

— Конечно, важно, глупый, — как к малому ребенку, обратилась она к сыну. — Но я уверена, все буде прекрасно. — Королева остановилась и отдышалась. — Спасибо за эту уверенность твоей будущей королеве.

— Она даже еще не принцесса! — Протест короля прозвучал как-то абсурдно в этой интимной обстановке признаний.

— Молчал бы ты, Энтраст! — резко одернула его Лайс. Никто не ожидал такой силы в ее голосе. — Ты сам это прекрасно знаешь, ты ведь не зря хотел ее выбрать, хотя волхвы советовали отвергнуть.

— Что-что? — Силенс недоуменно вертел головой, поворачиваясь то к отцу, то к матери. — Какие волхвы?

— Советники, помогающие выбрать невесту, — на выдохе пояснила Лайс. — Они настаивали на отказе Эверин, но уверяли, что из Шорлен выйдет из рук вон плохая королева. Она разорит казну, сведет тебя в могилу раньше времени и развалит Королевство. Ее сила тщеславия слишком велика, а избалованность ненужное качество для королевы.

— Да, — подтвердил ее слабые слова Энтраст. — Но также они сказали, что не видят будущего Королевства Дейстроу в иных вариантах. Они редко его видят, — добавил он.

— И вы выбрали ее? — подытожил принц.

— Ты выбрал, Ленс, — тихо ответила мать. — Ты не знал нашего решения, ты нарушил традицию, но сделал правильный выбор.

Я дрожала от их слов, но чувствовала себя чужой в этой душной и тесной комнате. Хотелось бежать по земле, ощущая сильные лапы, ветер в шерсти и…

— Волхвы предсказали отцу Энтраста, что я рожу двух наследников. Больше они не видели ничего в будущем Дейстроу, их видения не стабильны и не всегда верны.

— Но… почему я о них ничего не знаю?

— Узнаешь, со временем, — заверил его отец.

Ощутив некий призыв от королевы, я вновь поднесла чашку к ее губам. Та жадно пила несколько минут.

— Но почему вы не обратились к лекарю? — робко спросила я. Принц вздрогнул от моего искаженного болью и страхом голоса. Я до сих пор частично разделяла страдания королевы, чтобы той было легче переносить разговор.

— Я не видела в этом смысла. Отрава шла изнутри, сделать что-то было просто невозможно.

«Ошибаетесь!» — хотела сказать я, но сдержалась, пожалев чувства принца. Королева поняла, что я знаю правду. Она не хотела себе помогать.

— Если бы я был в замке…

— Нет, Ленс, не смей винить себя! — грубо прервала его мать. — На то воля богов!

— Боги, — фыркнул принц.

— Да, мальчик мой, именно боги. — Не заметив усмешки в его словах, произнесла королева сдавленным голосом. Кожа ее бледнела, становилась практически серой, ближе к землистому оттенку.

— Иногда нужно делать все самим! — упрямо возразил Силенс.

— В этом ты не похож на брата, — тихо прошептала Лайс. Она становилась к Ялдону ближе, так она считала.

— Я на него не похож.

— Похож.

— Да, — вмешался король. Я так и не поняла, кого он поддерживал.

Поленья трещали в очаге, почти умиротворенная картина могла нарисоваться в этот вечер, но скверный дух болезни портил все окружающее. Королева в молчании лежала на кровати, глядя на своего единственного сына, который дрожал вместе с ней. Я тоже разделяла это чувство, точнее, острую боль в районе живота, которая разливалась по всему телу. Я знала, это лишь отголоски, королева испытывает еще большие мучения, но ни слова не произносит.

— Сегодня был хороший день, — внезапно для всех снова заговорила королева. — Я видела, как сын начал свое соединение с достойной женщиной. — Хрипота становилась все более отчетливой. — Совсем еще юной, но с огнем в душе, с пониманием в разуме и зачатками любви в сердце. — Я не стала опровергать ее последние слова насчет чувств к ее сыну. Что толку расстраивать королеву? — Я видела своего сына взрослым мужчиной, смотрящим пронзительным взглядом далеко в будущее. С мудростью, решительностью внутри и страстью в глазах. — Сын жалобно запротестовал, но был остановлен слабым жестом руки. — Черная ткань на ваших руках…

Оглушительный треск полена заставил всех вздрогнуть. Момент заработал свою печальную торжественность.

— В день нашей помолвки Энтраст снял ее, как только мы отъехали достаточно далеко от замка — ему было неудобно, — скорбно призналась королева в давнем грехе своего мужа. — Нарушив традицию, он поломал наш брак. — Король заскрежетал зубами. — Я долго вымаливала сыновей у Богов, я знала, их должно быть двое, и после тяжелого рождения Ялдона продолжала свои молитвы. — Королева дышала все прерывистей. — Наши предки не зря придумали свои традиции.

Мы с Силенсом переглянулись. Наш узел развязал сам король — мы не открывали рук для солнца целый день.

— Вы…

— Да, мама, нашу ткань снял только отец. — Королева довольно улыбнулась, даже тень радости промелькнула на ее осунувшемся лице.

— Я горжусь тобой, Силенс…

Гул горящих поленьев становился для меня все громче, а дыхание королевы все тяжелее. Все сильнее отголоски боли разливались от нее по моему телу, все чаще она начинала задыхаться. Сердце мое отчаянно искало выхода для боли, но лишь билось о преграду груди.

— Я видела… видела ее во сне… верхом… верхом на… — невнятно говорила королева, но мы ловили лишь кусочки ее фраз. — Ветер…

— Что? — ласково спросил сын, ближе придвигаясь к матери. Лайс собрала остатки своих усилий.

— Со временем ты поймешь, Ленс, не сейчас, — умиротворенно произнесла королева.

Энтраст возбужденно ходил вокруг кровати, явно раздражая принца, но Силенс был поглощен матерью.

— Конечно, как скажешь, — принц согласился достаточно покорно, ему не хотелось тревожить любимую мать.

— Знаешь, Энтраст, я всегда любила тебя… — Король встрепенулся и пораженно посмотрел на свою жену. Шок в глазах не являлся поддельным. Теперь стало ясно, почему он был почти равнодушен к изменениям, которые происходили с ней.

— И тебя, Ленс, маленький сорванец, — сквозь жалкую улыбку, сделала она еще одно признание. Алмазные слезы блеснули в серых глазах принца.

Я не могла поверить в то, что сейчас происходит, напряженно хмуря лоб, я вглядывалась в черты лица старой женщины. Глупая сука — так сказал волк. Нет, мудрая королева.

— Эверин, пусть твоя страсть не погаснет, — едва слышно выдохнула Лайс.

Угли зашипели от попавшей на них воды из чайника. Комната словно покачнулась от нескольких догоревших и резко погаснувших свечей. Дыхание королевы стало громким, хриплым и медленным.

Болезненное дыхание королевы резко прервалось. Грудь не вздымалась. Жизнь в ее теле прекратилась.

 

III. Тень

Лицо Лайс приятно разгладилось, вернув себе несколько лет от молодости, кожа приобрела ровный, бледно-синий цвет, но не выглядела уже такой болезненной. Ресницы умиротворенно лежали на исхудалых щеках, еще теплые руки лежали на животе, куда она положила их в предсмертных мучениях, а сальные седые волосы потеряли всякий блеск. В комнате повисла горестная тишина, сочившаяся тяжелой болью.

Король с пустыми глазами стоял посреди комнаты, едва освещаемой огнем, а Силенс застыл, будто статуя из сада, со скорбью глядя на мать. Я понимала их боль, чувствовала ее отдаленное эхо, но не так долго знала и не так сильно любила королеву, чтобы с полнотой разделить бескрайнее горе. Принц с усилием поднял голову и встал с кровати, ему стало тяжело прикасаться к ее стремительно коченевшему телу. Я прижалась к его груди, в надежде хоть как-то утешить, и Силенс ответил мне на это желание благодарным вздохом. Слегка приобняв меня одной рукой, он лицом ткнулся в мою макушку, зарывшись им в густые волосы. Беззвучные слезы сотрясли могучее тело принца, я безропотно приняла его скорбь и постаралась облегчить страдания, крепче прижалась к нему, обхватывая мускулистое тело руками. Я чувствовала влагу на своих волосах, но позволяла поделиться болью со мной, понимая, что больше никто не сможет помочь ему. Принц быстро взял себя в руки, мягко отстранившись от меня, застыл с каменным лицом. Я осторожно вытерла пальцами его слезы и одобрительно погладила по щеке. Силенс немного оживился и обернулся к отцу. На лице не осталось и следа от пролитых слез.

— Я сделаю все сам. — Король кивнул, а принц мягко подтолкнул меня к дверям. Я повиновалась.

Я понимала, что принц хочет в одиночестве подготовить тело своей матери к погребению. Я вышла из покоев умершей королевы вслед за королем, слыша, как льется горячая вода из чайника в небольшой таз. Принц начал отдавать первые почести своей матери.

Энтраст размашистыми шагами достиг лестничного пролета и скрылся из виду. Я не знала, что мне делать, обернувшись, увидела занимающийся рассвет в распахнутом окне, и ощутила навалившуюся усталость на тело, но решительно отказала себе идти в комнату. Оглядевшись, заметила стул, пристроенный в одной из ниш, из которой можно было рассматривать висящий напротив гобелен. С трудом дотащив стульчик до покоев Лайс, потому что силы меня почти покинули — я отдала большую их часть королеве — я приставила его к стене. Устроившись напротив небольших темных дверей, я тяжело опустилась на жесткий стул и стала терпеливо ждать появления принца.

Глаза едва не слипались от усталости и пережитого, но я упрямо сидела и ждала его. За пределами замка зажегся новый день, в Дейсте забурлила жизнь, окрашенная горькой скорбью. По коридору не прошел ни один слуга, все давали возможность Силенсу отдать дань уважения своей матери. В тяжелом ожидании я начала бродить туда-сюда по коридору, не чувствуя ног, с каждым новым шагом я иссякала все больше. Дверь открылась слишком тихо, я, опустившая взгляд в пол, не заметила вышедшего из комнаты принца. Удивленный возглас заставил сфокусировать внимание на нем. Если бы не фаталистическая меланхолия, я бы участливо задала какой-нибудь вопрос.

— Эверин, что ты… вы здесь делаете? — запнувшись и справившись с удивлением, выдавил из себя принц. Несмотря на горе внешне, кроме бледного лица и печальных глаз, он никак не изменился. Я отчетливо помнила, как он стал выглядеть старше после моих слов во время прогулки. Этот факт меня заинтересовал.

— Я не хотела оставлять вас совершенно одного, — честно ответила я. Врать было не нужно и даже абсурдно.

Признательность, сиявшая в его опустошенных смертью матери глазах, являлась лучшей наградой за все переживания этой страшной ночи. Он даже не сказал «спасибо» — это стало бы просто-напросто лишним. Силенс распрямился, остатки слабости стерлись с его лица, в движениях пропала скованность, и он решительно направился в сторону лестницы. Я почему-то последовала за ним, упершись взором в синий камзол.

Принц быстро спустился на первый этаж и прошел на кухню, где отдал приказание о поминальном обеде. Я впервые была в этом помещении и тайком оглядывалась, пока Силенс что-то объяснял бледной поварихе. Средние размеры квадратной комнаты создавали обманчивое впечатление маленького помещения, наполненного разнообразными запахами готовящихся блюд. Над большим очагом висел свиной окорок, обливающийся жиром, подпекающийся от жара углей, время от времени его поворачивал какой-то мальчишка. Возле стола стояли слуги, ловко резавшие овощи для обеда, а их соседи разламывали горячий, еще дымящийся хлеб. Желудок свело судорогой, и это напомнило мне, что я ни крошки не съела в течение суток. Рот наполнился слюной, а горячий окорок, с которого срезали куски мяса заходившие как к себе домой солдаты, показался неожиданно привлекательным кушаньем.

— Эверин, — тихо позвал принц, и я с сожалением поплелась за ним, не особенно понимая, зачем это делаю.

После всяческих хлопот в замке, Силенс вышел на улицу, где тут же приказал грумам и стражникам сложить погребальный костер для королевы. Глубокой печали на лицах людей я не замечала, так что можно было понять, что Лайс не особенно любили в Дейсте. Может, в других герцогствах, куда с рассветом были отосланы гонцы, ее будут оплакивать? Надежда слабо билась у меня в голове. Странно.

Я знала, что волки бродят вдоль замковой стены и уже обнаружили провал, через который прошлой ночью мы с принцем попали в Дейст, но хищники не решались зайти на земли, где так отчетливо несло человеческим присутствием. Так что пока они держались достаточно далеко от камней замка, но их постоянное нахождение вблизи со мной отчего-то пугало, хотя я охотно прибегла к волчьей помощи в критической ситуации. Я запыхалась, поспевая за принцем, и почти не ничего не видела перед собой, поэтому врезалась в его спину, когда он резко остановилась.

— Вы в порядке? — Вопрос прозвучал участливо.

— Да, просто вы так…

— Нет, я не про это, — прервал Силенс. — Ваша душа?

— Душа? — эхом повторила я.

— Ну…

Принц замялся. Он явно хотел сказать мне что-то важное, но никак не решалась. Потом, видимо, сделав выбор, Силенс отмахнулся.

— Ваша помощь оценена мною. — «Помощь — это просто ходить за вами?» — Но я хотел бы, чтобы вы отдохнули перед церемонией прощания с… королевой, — принц запнулся.

— Как пожелаете, мой принц.

— Силенс. — Хмурый взгляд на мгновение ожил красками. — Силенс из ваших уст звучит привычнее.

Он кивнул каким-то своим мыслям и ушел дальше по коридору, а обнаружила себя возле дверей в мои покои. Наспех сняв потрепанное и мятое платье, я повалилась на кровать в приступе сильной усталости. Со стоном закрыв веки, я мгновенно провалилась в беспокойный сон. Уэн что-то говорила, но голова просто отказывалась работать.

Пробуждение выдалось болезненным. Я категорически не хотела открывать глаза, но чьи-то сильные пальцы настойчиво теребили меня за плечо. Со звуком протеста я попыталась глубже зарыться в одеяла, но человек, по-видимому, ужасный эгоист, рывком стащил меня с постели. Я хлопала ресницами как сонный месячный щенок, тело постепенно замерзало от холода, от которого едва ли защищала тонкая ночная рубашка. До сознания начал доходить смысл слов.

— Эверин! Проснитесь же наконец! — принц взмолился из последних сил. До меня дошло, что я стою перед ним практически без одежды, и я метнулась обратно в постель, спасаясь от его взгляда под одеялами. — Ну хватит!

— Нет! — протестующе завопила я, он застыл. — Я проснулась! — сообщила для надежности моя уязвленная гордость.

Принц смутился, осознав то, что я поняла за несколько секунд до него, но потом тут же стал серьезным.

— Я пришел разбудить вас, — сухо сообщил Силенс, я кивнула.

— Дайте мне несколько минут.

Принц выразил свое согласие взглядом и вышел из комнаты, плотно притворив за собой дверь, спасая от пронизывающего сквозняка. Соскользнув с кровати, я босиком прошла к комоду, в котором лежала моя одежда. Не задумываясь, я выбрала черные рубашку, штаны и короткую куртку с глубоким капюшоном, которым при желании можно скрыть лицо до подбородка. Мой траурный наряд завершили глянцевитые сапоги до колен. Завязывая стягивающие шнурки непослушными пальцами, я старалась не думать о том, что сейчас чувствовал Силенс. Торопливо пригладив блестящие волосы щеткой, я вихрем вылетела из комнаты, наткнувшись на принца. От неожиданности он сомкнул свои руки на моем горле, я испуганно взглянула на его лицо. Глаза мужчины налились яростью, он крепко сжимал пальцы, воздух в горле стал обжигающе горячим, но, слава богам, Силенс, опомнившись, отшатнулся. Я, запыхаясь, жадно хватал воздух. Вены вздулись у висков и наполнились противной болью.

— Я забылся! — извиняющим голосом воскликнул принц.

— Не надо просить прощения, — немного хрипя, ответила я, справляясь с головокружением.

— Я…

— Силенс, — остановила я. Принц тяжело вздохнул, виновато понурил плечи и шаркающей походкой поплелся в сторону лестничного пролета. Поправив куртку, я застегнула ее до горла, чтобы никто не заметил красные следы от пальцев наследника, и поспешила за ним.

Улица встретила хмурым полднем, бросив в лицо порыв ледяного, не по весне, ветра. Люди столпились у дров, сложенных для погребального костра. Королева лежала немного поодаль на покрытом белоснежной скатертью столе, Энтраст, скорбно склонив голову, стоял подле нее. Подойдя ближе, я внимательно вгляделась в лицо Лайс и не узнала свою королеву.

Женщина заметно помолодела — смерть сделала ее привлекательнее, нежели она выглядела при жизни. Лицо, слишком тусклое для живого человека, сохранило на себе умиротворенное выражение. Бледные губы с синеватым оттенком тонкой линией вычерчивались над подбородком, светлые брови с некоторым укором улеглись над закрытыми, избавившимися от опухолей, веками. Морщины сгладились, стали какими-то смазанными, словно лишними на ее спокойном лице. Седые волосы бесцветные, но чистые, словно цыплячий пух, легко трепетали от ветра. Истощенные из-за болезни руки лежали на груди, единственные не скрытые белой тканью погребального савана. Королева стала такой маленькой, такой хрупкой, что создавалось впечатление, будто ее можно сломать пополам одним движением руки.

Силенс подошел к матери, поцеловал ее в лоб, горестно всхлипнул от сухих слез, и вместе с королем отнес тело матери на погребальный костер. В полном молчании совершалось это действо. Принцу подали зажженный факел, и он поднес его к веткам будущего костра для королевы Лайс.

— Королева Лайс не зря носила имя Необыкновенная, — глухо начал король. — Она была такой по своей сути. — Принц кивнул ему. — Она останется той, кем была для нас. Да почтят ее боги своим присутствием. — С последним словом короля принц прижал факел к веткам, и огонь начал быстро охватывать сухие дрова.

Погребальный костер запылал. Дрова трещали, тело королевы постепенно скрывалось в дыму и стене огня. Неприятный запах горящей плоти распространилась по двору замка, хлопья пепла летели в разные стороны, а ветер упрямо пытался затушить пламя. Принц, заведя руку за голову, своим кинжалом отсек от хвоста длину большого пальца и бросил волосы в костер. Энтраст принял холодный клинок у сына, и отрезал волосы у самого узла, оставшиеся в беспорядке полезли в лицо. Серые пряди мгновенно вспыхнули в костре. Каждый сам решал, какой траур ему нести.

Я понимала, отчего принц так мало остриг от своего воинского хвоста. Несмотря на похороны матери, после траура состоится наша свадьба, где он должен будет предстать воином. А длинные волосы значили в ритуале его принадлежность к мужской состоятельности. Я покачала головой и подошла к нему. Взяв кинжал, я уверенно срезала волосы, такой же длиной, что и принц, и бросила в костер.

Запах горящих волос и паленого мяса удушающим кольцом обвивался вокруг шей людей, и те спешно покидали двор, удаляясь в замок на поминальный обед. Равнодушие в них меня убивало.

Глядя на пляшущий огонь, я растворялась в этой стихии, отпуская вдаль свой разрозненные и невнятные мысли. Смерть пришла к королеве задолго до погребального костра — она могла избежать его жара. Но почему-то Лайс отказалась себе помочь, предпочтя медленную и болезненную смерть своей жизни. Почему? Это не давало мне покоя. Неужели горькая печаль по первому сыну заставила королеву так поступить, но почему она тогда отчитывала мужа за подобные действия? Она гордилась Ленсом, значит, понимала, что тот станет не худшим монархом, нежели его старший брат. Видимо, причина была слишком глубокой, чтобы я, находившаяся в замке меньше пяти дней, смогла в ней разобраться. Но запах горящего тела и пепел, летящий в лицо, заставляли возвращаться к безответным вопросам. Совсем ясно я поняла, что нечто подобное могло бы случиться и со мной — ежели бы король отверг меня. Но… все это показалось мне таким сложным, что я перестала копаться в темных размышлениях и отбросила их подальше.

Принц одиноко стоял возле неутихающего пламени, опустив голову и безвольно свесив руки. Я озабоченно поглядывала на его фигуру, и сердце жалостливо сжалось от мысли о том, чтобы оставить его тут скорбеть. Сделав два шага, я встала ближе к его руке, и так же, как он, безмолвно уставилась в пламя. Силенс тяжело дышал, с трудом перенося запах погребального костра, но даже не думал покинуть свой пост.

Солнце стремительно опускалось к горизонту. Силенс молча отдавал уважение праху своей матери, пока угли не превратили его в ничто. Только когда последняя красная точка безжизненно потухла, принц развернулся и наткнулся на мою маленькую фигуру. Выглядело так, будто он впервые меня видел, но на самом деле принц просто не ожидал, что кто-то кроме него будет стоять и ждать последних отблесков погребального костра, ведь на Дейст опустился темный, промозглый вечер. Весенний холод был не по погоде обжигающим, но полезно охлаждал страстно злые мысли.

— Эверин, вы опять?

— Что опять? — встрепенулась я, ощущая себя нахохлившейся курицей.

— Подпитывали меня силой, — сказал он достаточно прямо, но я его решительно не поняла, ощущая тлеющую магию в своих венах.

— Я не понимаю, о чем вы.

— Вас нужно учить, — только и сказал принц, и, подхватив меня за руку, повел в Дейст.

— Не хочу туда, к этим кукольным людям, — как ребенок заплакала я. Силенс оцепенел, медленно-медленно переводя на меня вопросительный взгляд. — Они не любили ее, — пожаловалась я. — А Лайс так старалась, так сильно. Она…

— Откуда вы знаете? — замешательство мешалось в нем вместе с любопытством.

— Она поделилась со мной своими воспоминаниями, — без запинки ответила я правду, не ожидая от себя этого.

— Я не понял?

— Это Динео. Я поделилась своими силами с ней, но вместе с тем получила все то, что она в себе хранила. — Я покраснела от его восхищенно пораженного взгляда. — Я не хотела …

— Нет, Эверин, что вы! — горячо начал принц. — Хоть кто-то среди этих людей меня понимает.

— Да, понимаю, — повторила я его слова.

— Слов благодарности будет мало, Эверин! — Глаза принца торжественно блеснули, грудь поднялась от глубокого вздоха. — Я клянусь вам…

— Не надо! — умоляюще воскликнула я.

— …в верности так, как может поклясться подданный перед своей королевой! — Силенс опустился на одно колено передо мной, охваченной оторопелым ужасом. Склонив голову, он властно потянул мою руку, и горячо поцеловал пальцы, после этого положив мою ладонь на свой затылок. Просидев в таком положении некоторое время, принц поднялся и отряхнулся.

— Зачем? — я смогла выдавить из себя только это слово.

— Вы…

— Нет!

Я отвернулась от него и почти бегом отправилась в замок. Тепло его стен приятно удивило, когда я зашла в каменные своды. Из Зала Обедов слышались приглушенные голоса, но идти туда не просто не хотелось, я подумала об этом с содроганием.

Спешным шагом я начала бродить по замку. Ноги привели меня в главную сторожевую башню замка, которая являлась его осью. Она имеет в своем основании квадрат, даже изнутри я заметила, какие толстые тут были стены. Крутая винтовая лестница неприветливо мерцала в слабом свете единственного факела, стражи не наблюдалось. Я мягко, почти беззвучно, поднималась по ступеням, постепенно погружаясь в неприятную темноту. Двигаясь на ощупь, ведя пальцами по шершавой поверхности стены, размышляла о том, в чем поклялся мне принц. Глупая улыбка расплылась на лице, я сурово себя отчитала и, наконец, уперлась лбом в прохладное дерево двери. Потянув за ручку, я с удовлетворением отметила, что петли легко поддались моему движению. Я зашла в небольшую комнату, освещенную лунным светом. Серебристые линии вырисовывались под ногами и на стенах, белые прожилки в камне, из коего был сделан замок, заманчиво переливались, и создавался необычайный эффект магического сияния. Разглядывая свои руки, ставшие полупрозрачными в этой комнате, я подошла к окну. Прекраснейший вид открывался из него, но по большей части обзор рассчитывался на то, чтобы предупредить о наступающем враге. Замок Дейст мерцал в ночной темноте, лишь в некоторых окнах второго этажа я видела свечи, но и те вскоре затухали. Только Обеденный зал кипел жизнью, где поминальный обед превратился в услаждение пустого брюха и пьяного ума. Я отвернулась от отвращения и неожиданно четко почувствовала присутствие волка. Опустив взор, я увидела его лежащим в проломе защитной стены. Шерсть приятно серебрилась, а желтые глаза внимательно смотрели на меня. Несмотря на высоту, он сумел меня обнаружить, хотя я едва различала его морду в тени от стены. Волк устало положил тяжелую голову на лапы, и я заметно успокоилась от этого движения. Он не навязывал своего общения.

С отяжелевшим сердцем я спускалась вниз, и на крайней ступеньке поскользнулась и неловко завалилась вперед, стукнувшись лбом о стену, и шаркнув скулой об пол. Злобно шипя и ругая на чем свет стоит безруких слуг, не следящих за вверенными им обязанностями, я неуклюже встала, цепляясь ободранными пальцами за стену. Неприятное жжение на лице и необычная теплота сообщили мне о том, что я ушиблась, что ж, не так уж страшно, хоть шею не свернула. Все еще досадуя за свою оплошность, я вышла из замка через задние двери и оказалась в погруженном в ночь саду. Теперь он выглядел несколько иначе, но все равно вызвал во мне противоречивые чувства, так что я поспешила от него прочь к конюшням, в которых надеялась отыскать теплоту и успокоение у Шудо.

Идя мимо главного входа в замок, я заметила сидящего на нижней ступеньке человека, который пусто смотрел впереди себя. Силенс был погружен в свои мрачные мысли, а я, к своему раздражению, не сумела пройти мимо него. Подойдя ближе, убедилась, что он меня не заметил, только выйдя в свет одиноко горящей смеси в чаше, я заставила его вздрогнуть.

— Вы меня напугали, — он со свистом выдохнул. — Почему вы бродите ночью по двору?

— А вы сидите на ступеньке? — Принц пожал плечами. — Вот и я не знаю. — Я повернулась в сторону конюшни, опрометчиво позволив Силенсу увидеть мою ушибленную скулу.

— Вас кто-то ударил? — он стремительно поднялся.

— Нет, что вы, мой принц, — поспешила я его заверить, он недоверчиво косился на разбитую скулу. Подтянув меня ближе к свету, он придирчиво ощупал пальцами припухшую кожу, чем заставил ее вновь кровоточить, потом он поднял мои ободранные руки и покачал головой.

— Неужели вы с кем-то дрались? — Я тяжело вздохнула.

— Мой принц, я просто свалилась с лестницы, — стыдно было признаться, но, думаю, другое объяснение его бы не устроило.

— Как вы умудрились? Везде полно света! — подивился принц.

— Я ходила во Фридскую башню, там горел всего один факел, и до того было слишком далеко, чтобы его свет мог мне помочь увидеть скользкую ступеньку, — равнодушно пояснила я.

— Куда?

— Во Фридскую башню, — повторила я достаточно раздраженно.

— Давненько я там не бывал, — мечтательно сказал принц, вновь опускаясь на ступеньку. Он расстелил рядом с собой свою куртку и жестом предложил мне присесть, я не отказалась.

Принц смотрел на выжженную землю, которая осталась от погребального костра. Мужчина постепенно справлялся со своим горем, остатки скорби виднелись в уголках его губ и в некоторых жестах, но в целом Силенс всеми силами стремился выглядеть, как ни в чем не бывало — на него навалилось еще больше проблем, которые требовали внимания и заботы.

— Я часто бывал там ребенком, — я не ожидала, что он заговорит. — Раньше в верхней комнате стоял стол и несколько стульев. Мы с братом часто раскладывали на деревянной столешнице карты, и он объяснял мне расположение войск. Только Ялдон мог заставить меня учиться, — улыбка из дальних лет коснулась лица Силенса, он стал похож на мальчика. — Ялдон.

— Каким он был? — спросила я, осознавая, что принцу приятно вспоминать о своем детстве.

— Высокий, синеглазый с густой черной бородой. Он отпустил ее еще в двадцать один, тем самым скрывая свою молодость перед советниками чужих королевств и стран. Ялдон воспитал во мне воина, а я дал ему практику в воспитании детей, о которых он мечтал, — печально усмехнулся мужчина. — Я всегда верил, что буду стоять по правую руку от его трона, но никак не думал восседать на нем. — Принц тряхнул головой. — Как видите, лишь мать в это верила после его смерти. Отец погрузился в вечную меланхолию.

Я замерзла и инстинктивно прижалась к принцу. Он был не против.

— Думаю, королева заслужила свой отдых, — сказала я очень мягко.

— Да, вы правы, моя принцесса.

— Я не принцесса…

Принц грустно рассмеялся, словно мои слова явились для него печальной шуткой, я лишь задумчиво посмотрела на его профиль. В очередной раз Силенс поразил меня своей красотой смешанной с мужественностью. Шрам на виске отчетливо темнел от падающих красных бликов огня из чаши. Подбородок покрылся жесткой короткой щетиной, а несколько прядей темных волос колыхались от ветерка.

— А как росли вы?

— Я… — недоуменное чувство разлилось по сознанию. — До шести лет я не особо контролирую свои воспоминания, приходят только мелкие картинки каких-то ярких праздников, а потом… Я начала учиться быть принцессой.

— С шести лет? — зрачки принца еще больше расширились.

— Да, мой принц, — утвердительный кивок, — грамота, манеры, музыка. Многое стало постигаться мной. Немного позже мне позволили обучаться второй судьбе — быть «отвергнутой». Это привлекало меня гораздо сильнее. Охота, лошади, свобода и природа.

— Вы любите охоту? — принц уточнил это чересчур любезно.

— Да, Силенс, — с трудом вывела я. — Но охоту не ради развлечения, а ради пищи. Животные прекрасные и умные создания, чтобы убивать их ради потехи. Нет, даже мех на моих одеждах был взят у тех или иных животных, которые и иным путем послужили моей семье.

— Для смазывания сбруи мог пойти жир…

— Или лекарю в палатке, — продолжила я его мысль.

— Это нас объединяет.

— Что? — Я не совсем понимала.

Ленс задумчиво шевелил губами и сплетал пальцы, притопывая носком сапога по земле. Мне почудилось, что он забыл мне ответить, и уже хотела молчаливо уставиться в темноту, как он заговорил:

— Наша любовь к простым вещам, несмотря на положение в обществе.

Я мысленно согласилась с принцем. Это действительно нас связывало, причем эта связь являлась естественной и приятной, ведь любить то, что не любят чаще всего другие, это так приятно. Дарить счастье окружающим просто так, не задумываясь, ответят ли нам тем же. Да, Силенс воевал, но делал это во благо своего народа, не рассчитывая на его благодарность.

— Вы похожи на дикобраза, — заявление принца заставило улыбнуться.

— Почему это? — ничуть не обижено поинтересовалась я.

— Не доверяете даже своим из «стаи» и никого не подпускаете ближе, чем длина ваших защитных иголок.

— Это так.

— Но почему, Эверин? — Серые глаза заглянули прямо в душу.

— Наверное, я боюсь, что мне сделают больно, поэтому оставаться в одиночестве, когда вокруг тебя беснуется толпа, довольно безопасно.

— Хах, вот уж не думал, что вас заботить собственная безопасность, миледи.

Я не ответила, и молчание послужило наилучшим ответом. Ночь набирала свою силу, и холод вокруг нас становился все более ощутимым, огонь в чаше погас, погружая нас в лунную темноту, но никто почему-то не спешил возвращаться в замок. Оттуда перестали доноситься звуки оживленного ужина, даже отблески огней из окон вскоре потухли. Замок уснул. Лишь недалекое пофыркивание лошадей свидетельствовало о жизни в Дейсте.

Волк решился пройти на территорию человека и брел к крыльцу, на котором сидели мы с принцем. Я видела его глазами высокие стены замка, дерево сараев и амбаров, вместе с ним морщилась в ответ на резкие незнакомые запахи. Наконец, я изумленно отметила, что вижу себя, прижимающейся к боку принца.

Она сидела возле вожака и жалась к его жалкому теплу человеческого тела, явно замерзшая. Смотря прямо на меня, поражалась, что видит при этом и себя. В моем горле довольно зарокотало, и я устало опустилась на землю, не чувствуя своих лап. Не сводя с нее взгляда, я положила голову и тряхнула ушами. Хотелось спать, но она меня звала, и я пришла.

— Там волк! — предостерегающе воскликнул принц, соскакивая. Я в панике приказала хищнику убираться отсюда, а сама поспешила отвлечь Силенса.

— Где? Наверное, вам показалось! — слишком быстро заявила я.

— И еще… вы пользовались своей магией сейчас, принцесса.

— Нечерия, — поправила я. — Еще не принцесса, — с трудом признание врывалось из груди.

— Это ваш волк?

— Что? Я похожа на дикую сумасшедшую? — насмешливо спросила я. — Нет, я впервые его вижу, думаю.

— Значит, вы не уверены?

— Угу, — угрюмо подтвердила я слова Ленса, он выжидательно постукивал пальцами по камню перил. — Я видела его на пути в Дейст в кустах, но он не причинил мне вреда. Прошу, не объявляйте охоту!

— Я, как и вы, не приемлю бесполезное убийство.

— Спасибо…

— Не стоит, — отмахнулся он. — Но я еще раз напомню вам, что нужно учиться. Вы обладаете какими-то способностями, жаль, не умеете их контролировать.

— А какой магией обладаете вы? — спросила я недолго думая.

— Я… — запнулся Ленс. — Королевской магией, — и престранно пожал плечами. — Ее так и называют.

— И?

— Это достаточно сложно объяснить, моя принцесса. — Я поморщилась. — Мне доступны не многие возможности, я привык работать топором.

Я улыбнулась его откровенности. Эта ночь обещала быть сложной, и она таковой оказалась, не забыв принести в мою жизнь толику интереса.

— Расскажите. — Непростая просьба, но он согласился, вновь приглашая меня присесть. Даже угроза замерзнуть не остановила меня.

— Меня начал учить Ялдон, слишком рано, чем положено, но он уже не мог выносить моих ребяческих проделок с помощью Королевской магии. Это нечто управления предметами, а иногда и действиями человека. Я мог увлечься, и заставить служанку пересыпать соли в обед брата, или портниху слишком далеко завести ножницы, и она портила почти готовый костюм для какого-нибудь торжества. Я был слишком юн и не понимал, чем грозят подобные действия. Ведь это казалось таким веселым — заставлять совершать другого человека пакости, о которых ты втайне мечтаешь, но не смеешь претворить в жизнь. Не задумываясь о последствиях, я плел мелкие паутинки по всему замку, пока по глупости не решил воздействовать на Ялдона. Тот, конечно, ощутил прикосновение моей магии, как и приказ, но вместо того, чтобы расплескать чернила по листку бумаги, на котором он писал письмо какому-то герцогу, брат отодрал меня за уши, а потом всыпал несколько раз розгой. — Принц усмехнулся. — Получил я тогда наказание не только от Ялдона, но и от отца, узнавшего, что это я портил некоторые обеды и одежду, и король приказал мне стать пажом на три месяца. Но тяжелая работа не пугала меня, мальчишку, полного энергией, тогда Ялдон осознал, что меня надобно учить, иначе Королевская магия потечет не в нужную сторону. Втайне от отца он проводил уроки во Фридской башне на рассвете, где я с воодушевлением слушал его мудрые слова. Множество из них мне были непонятны в силу возраста, но я, словно губка, впитывал знания и с удовольствием употреблял их на практике. Брат оставался доволен моими успехами, а магия в моем юном теле медленно, но верно развивалась. Теперь я мог фокусировать более широкий приказ, мог даже испугать человека. — Силенс улыбался во весь рот, слепо глядя в темноту кустов. — Но Ялдон строго-настрого запретил мне пользоваться способностями в его отсутствие и без приказа, и я, боящийся потерять наши предрассветные уроки, беспрекословно его слушался.

Приятный баритон принца окутывал меня со всех сторон, успокаивал и согревал, прогоняя тревоги и ужасы прошедших суток. Все вокруг стало ничтожным и неважным, лишь тихие воспоминания о прошедшем детстве…

— Ялдон не отличался сдержанностью, да и разница в семнадцать лет между нами давала о себе знать. Он относился ко мне скорее как к сыну, нежели как к младшему брату, чем, конечно, льстил, — продолжал Силенс. — Но брат никак не мог смириться с тем, что моя магия стала постепенно превышать его способности, ведь дальше учить меня становилось опасно — он и сам-то не знал, к чему это может привести. Утренние уроки прекратились. — Отдаленный стон сожаления сотряс его тело. — Заставить Ялдона возобновить занятия не вышло, а, значит, я остался на уровне его способностей, хотя втайне научился скрывать от него свои магические действия.

— Брат вам завидовал? — спросила я недоверчиво.

— Нет, что вы! — мгновенно ответил принц. — Ялдон всего-навсего боялся за меня и за то, что может произойти, если мы продолжим эксперименты. Он не должен был рисковать ни собой, ни мной, чтобы удостоить мою магию практикой. Так что я обходился простыми поручениями, помогающими моему брату в его дипломатических миссиях. Также я первый узнал, что он умер — он предупредил меня. «Королевство в твоих руках, Ленс, маленький сорванец» — вот его последние слова. — Он печально замолчал. — Их я передал лишь матери, — подтвердил принц мои подозрения. — Отец остро воспринял его смерть, так и не сумел ее перенести, но я его не виню. На тот момент Ялдону было двадцать семь — согласитесь, немаленький срок для того, чтобы полюбить сына, будущего наследника? Энтраст так и не поверил в то, что я стану достойным приемником, поэтому бесстрашно отпускал меня на границы, куда с трудом отправлял старшего сына. — Слабая усмешка. — Нет, это меня не оскорбляло, я, напротив, с неистовством накидывался на порученные мне задания и вскоре завоевал любовь простых стражников и солдат, а это дорогого стоит, моя принцесса. К Ялдону, несмотря на его смерть в сражении, относились с опаской, понять кою я так и не смог, к сожалению.

— Вы воевали с шестнадцати? А что же теперь, мирное время?

— Пока, думаю, да, а заглядывать в будущее и видеть там беспрестанные войны с Красной страной я не хочу. Они слишком кровожадный и властолюбивый народ, не хотят мириться с тем, что мое королевство им не покоряется. Но мы одержали убедительную хоть и печальную победу, с тех пор они не суются на нашу землю со своими бандитскими рейдами. — Силенс задумчиво откинулся на верхнюю ступеньку. — У Красной страны нет взгляда в мир — они видят свое будущее лишь в войне, а это нехорошо для их соседей. Но правитель Красного народа не желает ничего другого, кроме как завоеваний. Даже если он и сделал нам передышку, то небольшую. Восстановив силы, они вновь попытаются отбить у нас Вондэр, а если их союзником выступит Ейс, с посягательством на Рийвэр, наше Королевство займет не самое завидное положение, — ум принца устремился в рассуждения о войне, я хмуро улыбнулась. В его словах слышался не только глава армии, но и аккуратный дипломат, рассуждающий о возможностях мира.

— Но почему Красная страна?

— Они прозвали себя так за цвет земли, которая не по природе своей приобрела такой оттенок. Слишком долго там шли междоусобные войны, такие, что пролили немало крови — так много ее никогда не видел мир. Теперь там красная земля, до сих пор не сумевшая исторгнуть из себя кровь.

— Какой ужас! — воскликнула я, мой голос эхом прокатился по спящему двору.

— Ужас в том, что из них теперь получилось государство-завоеватель, — отрицательно покачал головой Силенс. — Это грозит всем опасностью, а Дейстроу, с его огромными самостоятельными частями — тем более.

— И в этом мне предстоит провести жизнь.

Он кивнул.

— Не возникает такого желания, — кисло призналась я.

— Я понимаю, что обрек вас на такую жизнь, и да простите вы меня за такой выбор, но слушаться своего сердца — так для меня непривычно.

— Сердца? Вы знали меня несколько секунд, о какой любви…

— А не о любви речь идет, — перебил Силенс. — Я увидел в вас королеву, да, еще только просыпающуюся, но королеву. — Я покраснела. — А она нужна этой стране, после того как я взойду на трон. Кто, как не вы, будет управлять государством, пока я стану сражаться на границах, отстаивая свою правоту на эту землю?

— Я…

— Понимаю, в это трудно поверить, но что ж, со временем вы поймете, моя принцесса, поймете, и тогда многое перестанет казаться вам настолько сложным.

Слова принца что-то затронули в моей душе, и я неосознанным порывом поверила ему, хотя категорически отказывалась это делать. Ему поверила не только часть меня, но и волк за замковой стеной, резко вскинувший голову, он сонным взглядом смотрел сквозь все постройки туда, где сидели мы с принцем. Предательское доверие хищника подтолкнуло и меня к тому же, хотя моя суть «дикобраза», как выразился Силенс, отчаянно сопротивлялась. Но принц говорил так убедительно, что просто не оставалось выхода, кроме как самой поверить в это и воплотить в жизнь.

Он ждал от меня преданности его королевству, и я с готовностью могла присягнуть в ней ему, как совсем недавно на коленях принц клялся мне в верности, как своей королеве. В том в очередной раз проявилась наша незримая связь, коя появилась в день помолвки — когда черная ткань на весь день связала руки двух чужих людей. То был непростой ритуал, я утвердительно кивнула давешним словам королевы — боги не просто так оставили его нам в наследство. Эта нехитрая уловка помогала найти общности у двух совершенно разных людей — девушки из знатной семьи и наследного принца. Силенс любил простое и доступное, я любила тоже самое. Он рисковал собой ради своего народа, я смирилась со своей судьбой принцессы ради своих родителей. Не это ли в нас сходство? Самопожертвование и искренность? Не эти ли два чувства давали мне силы в одиноком обучении быть принцессой? Не они ли вдохновляли принца, когда тот размахивал топором и рубил на куски врагов, угрожающих его земле? Людям, которых он любил просто так за то, что те стали гражданами его Королевства? Связь показалась мне такой естественной и нужной, что я, наконец, смогла отбросить все свои сомнения. Что бы ни происходило, это должно произойти.

Волк внутри меня внезапно заметался, протестуя. Он рвал когтями землю, разбрасывая клочья в разные стороны, дикий рык утробно вырывался из его горла, а желтые глаза яростно сверкали в лунной темноте ночи. Волк прорывался в мое сознание, но не смог этого сделать — меня окружала высокая, надежная стена, закрывающая от его атак. Я почувствовала себя одинокой — пропало постоянное присутствие хищника, к которому я так незаметно привыкла. Но животное отказывалось оставлять свои попытки, бешено кидаясь на мою стену, не останавливаясь, а лишь еще неистовее принимаясь за свою работу.

Она грубо закрылась от меня, выстраивая защиту вокруг своего сознания глупыми мыслями о преданности короне. Сначала я поддержала ее, но когда почувствовала швырок, то испугалась. Она не просто закрылась на время, она запечатала свой рассудок от моих вторжений, и как бы я не пыталась, порвать эту печать мне не удавалось. Жалостливый, полный боли вой разлился по долине, окутывая и замок, в котором пряталась «неотвергнутая». Я знала, что та вздрогнула и посмотрела вдаль, но не так, как умела это делать со мной, не открываясь окружающему миру.

Он прижался к моему тяжело вздымающемуся, вспотевшему боку, и ласково ткнулся мордой в плечо, успокаивая. Его действия были мне не нужны — я упустила свой шанс, проиграла битву за наши жизни, а он проявляет ко мне милосердие? Грубо оттолкнув волка, я сделала несколько шагов и бессильно повалилась на землю. Не обращая внимания на протестующий рык, глупый кобель подошел и лег рядом, делясь своим живым теплом. Мне же хотелось закоченеть от холода и умереть голодной смертью. Я проиграла. Отпустила ее. Позволила избавиться от себя. Они сделали ошибочный выбор — я не подошла для этой миссии. Волк жался ко мне, разделяя мою скупую, тупую, но поглощающую все на своем пути, боль. Тихий скулеж заставил меня раздраженно щелкнуть зубами перед влажным носом кобеля. Мне не нужна жалость! Я резво вскочила на усталые лапы. Мышцы запротестовали, загудели, заболели, но я упрямо протиснулась сквозь кустарник и потрусила вверх по склону, зная, что волк неотступно следует за мной. Может, это он должен был держать ее? Они выбрали нас обоих. Может, я ошиблась, решив, что должна познакомить ее с нами сама? Нет. Я отбросила глупые сомнения. Он даже не выносил ее нахождения во мне, а если бы уж она попыталась проникнуть в него…

Запах кролика даже не привлек мое внимание, хотя желудок сжимался в комок от голода. Лапы несли меня вперед и вперед, ветер трепал шерсть на загривке, а горячее дыхание наполняло пространство вокруг моего носа. Останавливаться даже для охоты я не желала. Я знала, что нужно бежать медленнее — его лапа до сих пор еще плоха, но ярость не позволяла мне рассуждать трезво, и, поймав наш застарелый запах, я мчалась по склонам к ним. Они не будут благородны, они могут нас убить, но другого пути не видно. Нужно во всем признаться, тогда, может быть, милосердие постигнет нас. Нет, глупо на это надеяться, очень глупо. Волчьи инстинкты заставили меня остановиться. Он едва не врезался в мой хвост, тяжело дыша, мгновенно вывалил свой язык. Прохладный ветерок остудил и мою голову.

Что делать? Вернуться к ним с пустыми лапами обозначало бы верную смерть — они отыщут других, и те-то уж точно не потерпят неудачу, не обращая внимания на силу «неотвергнутой». Вернуться к ней и продолжать биться о защитные стены? Я повернула ушастую голову в сторону человеческого логова. Оно слабо выделялось на фоне темных скал. Нет уж, так я только быстрее и вернее убью нас. Но что же тогда делать?

Он нетерпеливо заскреб землю под своими лапами и заскулил. «Цыц!» — рыкнула я и отвернулась в противоположную сторону от логова «неотвергнутой». Там лежали холмы, ведущие к ним. Долгий путь по камню вновь сотрет подушечки лап в кровь, а там нас могут только хладнокровно убить. Я с сожалением поглядела на волка. Его глаза выражали беспокойство, но покорность. Он пойдет со мной куда угодно — на смерть, на мучения. Но не в одно из этих состояний приводить волка я не хотела, кобель и так двигался на пределе своих возможностей. С укором, отметила, что рана на его плече открылась и кровоточит, пачкая серебристую шерсть лап. Он даже не пожаловался, а помочь ему сейчас было сложно — нужные травы даже ростков еще не дали. Я раздраженно зарычала. Почему мы должны страдать из-за нее?

Мой взгляд обратился в сторону от моря, не по одному из выбираемых мною пути? Отправится к Иным? Примут ли они пару блуждающих волков, сбежавших от своего предназначения? Имелись на моей памяти подобные случаи? Но жалость к волку переборола все сомнения. Я решила отправится к Иным.

Волк ощутил мое решение и задрожал всем телом. Жалобно заскулив, он мотнул большой головой, и махнул хвостом в сторону морского побережья. Нет уж, друг мой, солью твою рану уже не излечишь, нам помогут только Иные. Повелительно зарычав, я толкнула его мордой в бок, ткнулась носом в его влажный нос и побежала вниз.

Лапы пружинили по прогретой днем солнцем земле, которая сейчас прохладно отдавалась в подушечках. Я свернула с человеческой тропы, и мы помчались по первой весенней траве, все дальше и дальше удаляясь от логова, в котором пряталась моя неудача. Не позволяя себе думать об этом, я бежала и бежала, мечтая только том, чтобы Иные нас не отвергли. Тогда нас ждет не просто смерть, а вечный позор всему нашему роду. Мы отреклись от них, я не смогла перебороть «неотвергнутую», я предала свой долг и честь, но это был единственный верный путь в моей жизни.

Но все-таки сердце сжималось от горечи — мне не хватало ее. Она так привычно и легко вошла в мою жизнь, я легко примирилась с ее незримым присутствием, делилась с ней своими чувствами, оказывала помощь в ее начинаниях, а она отвергла меня. Боль несвойственна волкам, но даже те несколько дней и ночей, проведенных в компании «неотвергнутой», позволили мне перенять человеческие привычки, и в них присутствовало и сожаление. Я скорбела вместе с ней над смертью глупой суки, слушала вожака в его странных рассказах о чем-то непонятном. Разделила боль ее падения, даже охраняла сон, когда та устало закрывала глаза. Предательница! Нет… Это я не смогла удержать, укрепить нашу связь, не сумела удержать ее в своем рассудке. Поэтому она перешла в другую стаю, в которой нет места для меня и моего волка.

Он зарычал, поняв, что я опять думаю о ней, но я только отмахнулась, осознавая, что никогда не сумею себе этого простить. Меня учила мать, седая волчица отдала свою жизнь, чтобы я обрела эти сознательные возможности вторгаться в человека, но вот как все вышло. Ее жертва оказалась напрасной, бессмысленной и ненужной. Волк вновь сердито зарычал, обгоняя меня. Сверкнувшая ярость в глазах позволила смириться со свершившимся, и я стала волчицей. Не думающей волчицей, как человек, не страдающей, а только лишь мечтавшей о еде и отдыхе. Я радостно припустила, уловив сочный запах добычи. Зубы торжествующе вонзились в плоть, теплая кровь побежала по губам, желудок в восторженных судорогах заурчал в животе. И тут я поняла, что только после моего окончательного отрешения наша связь с «неотвергнутой» звонко лопнула. Ненужное тело кролика полетело вниз.

Я глубоко вздохнула, освобождаясь от влияния волка. Он бесповоротно разорвал нашу связь, ощущения было пренеприятным, но оставалось лишь стискивать зубы и терпеть. Все произошло слишком быстро, принц даже не заметил моего мысленного отсутствия.

— Я даже уверен в этом, — продолжал Силенс. Я с трудом вспомнила, о чем он говорил. Неужели волки могут так быстро двигаться? Нет, тут какой-то секрет, заключила я.

— Почему вы решили, что тот волк принадлежит мне? — совершенно неосознанно спросила я.

— Волк? Какой… ах это, — принц тоже позабыл о такой мелочи, как появление хищника в замке, хах. — Просто он так осмысленно на вас смотрел, а вы на него, между вами будто существовала связь, из чего я и сделал такие выводы.

— Странно, — пробормотала я.

— Что именно, моя принцесса?

— Прекратите, — заявила я упрямо.

Принц замолчал, но улыбка появилась на его лице. Ночь показалась мне бесконечной, последний контакт с волком и его разрыв измотали меня донельзя.

— Вы пользуетесь Динео и даже не замечаете этого. — Он явно говорил свои мысли вслух.

— Я им не пользуюсь, мои способности неустойчивы и слабы…

— Это так, но все же они есть, и отдаленно Динео напоминает мне Королевскую магию, иначе бы я не слышал, как вы его используете. — Брови принца шевелились от тревожащих его размышлений. — Постойте! Это пропало?

— Пропало что? — я уточнила, опасаясь, что принц имеет в виду нашу связь с волком.

— Звучание вашей магии, — заявил принц и, повернувшись, пронзил меня своим серым взглядом, я невольно отвернулась.

— Не понимаю, о чем вы, — тихо ответила я, хотя в действительности все прекрасно понимала. Волк отказался от меня.

— Нет, вы определенно что-то ощущаете…

— Может, вы ошибаетесь? — предположила я, принц остался недовольным моим уходящим от истины ответом.

Я сама задумалась над его фразой. Я определенно что-то ощущаю, но… что? Сожаление? Да, оно наличествовало в моем существе, жалобной ноткой отдаваясь в голове, как раненное животное, не могущее смирится со своей откушенной капканом лапой. Боль? И она тоже явственно откликалась в моей опустевшей от чего-то душе. Чувство, что меня предали? О, оно ярче всего полыхало в моем сознании! Волк меня отверг! А ведь я ему доверяла! Даже просила о помощи!

В растерянности оглядев двор, я поняла, что-то изменилось. Краски вокруг меня померкли, даже лунный свет не особо помогал разглядеть расположение зданий. Темные тени стали просто непроглядными, а доселе четкие звуки спящих лошадей из конюшни пропали. Словно у меня забрали чувствительность слуха и зрения. Я поняла, что та была заслуга волка, который постоянно во мне присутствовал где-то на задворках моего «я», направлял и помогал.

Тоска по волку охватила меня, и я задрожала, словно хотела заплакать от обиды, как маленький ребенок, обнаруживший свою любимую игрушку сломанной. Слабыми пальцами обхватила свои плечи и начала раскачиваться, в бесплодных попытках успокоить свой скулящий разум. Принц уловил перемены во мне и мягко коснулся рукой коленок, которые я подтянула к подбородку.

— Вы в порядке? — озабоченно и уже не в первый раз спросил Силенс. — Эверин?

— Да, — жалобно закричала я, надеясь, что мой крик обманет его хоть на какое-то время, чтобы он оставил меня в покое.

— Нет, — перевел он мои слова на свой лад. — Что такое, Эверин? — мягкий и вкрадчивый голос не сумел меня обмануть.

— Я ясно сказала, что все прекрасно! Замечательно! — Истерика рокотала в горле, с трудом не вырываясь наружу. Я зажмурилась, надеясь, что таким способом избавлюсь от тьмы, которая начала наступать на меня. Почему предательство волка так повлияло на меня? Будто других проблем мне мало…

— Со мной вы можете поделиться, — ласково настаивал принц.

— Силенс! — взмолилась я. — Могу, но не хочу, это так сложно понять? — Грубый тон заставил его отшатнуться. Жар его пальцев пропал с моих колен.

— Как пожелаете, — холодно ответил принц.

Я его обидела. О боги, но за что? Я только начинала выстраивать наши отношения, которые помогут мне в будущем справляться с проблемами, а этот чертов волк норовил все разрушить своим предательством, которое по-детски задело и не давало возможности успокоиться и собраться с разрозненными мыслями, нуждающимися в срочном порядке.

— Вы невиноваты, мой принц, простите, — выдавила я из себя. — Не знаю, что нашло на…

— Правда? — доверчиво уточнил Силенс. Стало жаль его чувства.

— Конечно, вы сами говорили, что я дикобраз. — Он слабо улыбнулся. И отчаянно захотелось, чтобы наступил рассвет, но ночь тягуче плескалась вокруг нас.

— Я не совсем это имел в виду, — он загадочно ухмыльнулся. — Но, может, вы и правы, Эверин.

— Вы не устали, мой принц?

— А вы? — ответил он вопросом на вопрос.

— Немного устала, — признание не показалось даже сложным, так как наверняка мое лицо это выдавало.

— Что ж, не смею вас долее задерживать, — принц встал и отряхнулся. Он подал мне руку и помог подняться, другой рукой сгребая свою куртку.

— Спокойной ночи, мой принц, — вежливо сказала я и направилась к дверям. Силенс продолжал стоять на месте.

— И вам, моя принцесса, — наконец произнес он, когда я уже прикрывала за собой дверь в большой створке.

Шаги тяжело отдавались в промерзшем и задеревеневшем из-за долгого сидения теле. Спина нещадно ныла, и я мечтала лишь о том, чтобы поскорее оказаться в постели.

Коридор второго этажа был слабо освещен одной свечой, стоящей на подоконнике среднего окна. Почему-то эта странность не показалась настораживающей, и я продолжала идти к своим покоям. Замок все еще спал, хотя утро должно уже приблизиться и разбудить слуг. Но ночь стала невероятно долгой, медленной и томительной, видимо, для всех, а не только для меня. Откровения принца, предательство волка в эти темные часы совсем разбередили мою душу, не позволяя мыслям привычно течь в голове. Я забыла даже о смерти королевы, о ее погребальном костре, полыхающем на ветру. О пепле, который осел на моем лице, когда я вместе с принцем глядела на уходящую из тела всяческую жизнь — даже ее форму. Как закатные лучи окрасили тухнущие угли, будто окропляя их невидимой кровью, как тяжело дышал принц, и я делила с ним его страдания. Все эти воспоминания таинственным образом стерлись из моей памяти, оставив лишь горьковатый привкус незавершенности и неполноты. Это все, потому что я делила их с волком, он их и унес со своим уходом, оставив меня какой-то ополовиненной, не целой.

Теперь злость властвовала надо мной. Да как он посмел?! Это мои воспоминания, он просто не мог взять их и отобрать! Так нечестно! Единственный, с кем я делила свои мысли и переживания, предал меня ради чего-то другого, более важного. Это заставляло меня мучиться и терзаться, я слишком болезненно восприняла уход волка. Неужели он значил для меня так много? Да. Он стал моей магией, моим слабым жужжащим над ухом принца Динео, который вселял в меня уверенность в своих поступках. Теперь этого не было. Исчезло. Стерлось. Но я заслужила такой поступок, поэтому волк ушел. Но чем? Я делилась с ним собой, а этого оказалось недостаточно, чтобы удержать его рядом? Но что еще большее я могла дать ему? И зачем он вообще появился в моей жизни? Тысячи вопросов обрушились на мою голову, но ни на один из них я не знала ответов, хотя с упорством копалась в известных мне данных. В свитках о Динео ни о чем подобном речи не велось. Там в принципе было мало информации, но даже она охватывала все то, чем я могла управлять, а вышло совсем иначе. Мои неустойчивые способности нашли контакт с хищником, или животное само навязало мне это? Нет, я поспешно отмела обвинительную мысль. Сейчас во мне говорила гордость, не желающая примиряться с отвержением волка. Но не об этом ли я мечтала, когда стояла возле помоста короля? Я хотела, чтобы меня отвергли. Но теперь испытав это, я не чувствовала никакого торжества или радости, напротив, меня наполняла боль и опустошенность. Неужели ни для чего негодна? Не быть женой принца, не быть спутницей волка? Я не знала, почему прямо продолжаю об этом думать, но шаг мой замедлился, почти остановился.

Я стояла возле горящей свечи и зачарованно смотрела на маленький язычок пламени, заставляющий воск плавится от своего крохотного жара. Вид этой стихии поглотал меня. Вот она первобытная сила, что наполняла мое тело и разум, когда волк проник в королеву. Наша магия являлась естественной и нужной нам, как огонь нужен человеку, чтобы согреться, разогнать тени ночи и приготовить пищу. Осознание явилось горьким оттенком моим и без того опустошенным чувствам.

Шорох за спиной заставил резко обернуться, но кроме черной тени я не заметила ничего, и лишь пожала плечами, продолжая глядеть в огонь свечи. Воск медленно таял под его упорством, распространяя приятный аромат. Запах какого-то растения затуманил мое сознание, тело непослушно покачнулось, пальцы схватились за каменный уступ стены. Головокружение едва не вызвало приступ тошноты, и я со стоном попыталась собраться с духом, но запах свечи окутывал со всех сторон.

Рука дрожала, как у разбитого старческими судорогами человека, но я непреклонно тянулась к свече. Наконец, спустя бесконечную минуту, пальцы дотронулись до теплого воска и с огромным усилием опрокинули свечу на пол. Избавившись от большей части дурманящего дыма, я торопливо затоптала огонек для надежности, все еще опираясь о стену. Странное растение, ароматы которого впитал в себя воск при изготовлении мастером свечи, отрицательно влияло на мои движения и мысли. Я будто вся была поддернута туманной дымкой непонимания. Руки и ноги показались ватными и непослушными, хотя до моих покоев оставалось каких-то несколько шагов. Если бы я смогла услышать звуки просыпающейся кухни, то наверняка позвала бы на помощь, но кровь оглушительно грохотала в ушах, не позволяя этого сделать. Глаза заволоклись соленой дымкой, а дыхание стало слишком тяжелой работой.

Боль с яростью накинулась на мой разум, я застонала, но звук получился слишком глухим, потому что во рту пересохло от удушливого запаха свечи, который до сих пор витал вокруг меня. Язык распух, стал похож на огромную ватную подушку, и не желал шевелиться. Нос отказывался вдыхать пары ядовитого растения, но дышать было жизненно необходимо. Я в панике заметалась внутри своего тела, ставшего предательской камерой, после которой меня ждала верная смерть. Тень, которая некоторое время назад привлекла мое внимание шорохом, шагнула вперед и остановилась расплывающейся картинкой перед глазами. Горло стиснуло рвотными судорогами, по лбу ручьями лился пот, даже если бы зрение не отказало бы мне, я вряд ли увидела что-нибудь сквозь его липкую пелену.

Я судорожно втягивала ядовитый воздух, не думая о том, что тень пришла мне не на помощь, лишь потянулась к спасительному существу и захватила рукой пустоту. Тень отступила на шаг, она не предпринимала попыток мне помочь. Я едва не заплакала. Так что же тогда она здесь делает? Так сложно хоть как-то меня поддержать? Еще чуть-чуть и свалюсь головой вниз! Но я упрямо цеплялась второй рукой за стену, хотя уже согнулась пополам от давящих на меня слабости и боли. Слезы смешались на лице вместе с потом, я не могла перенести такого позора, а тень не хотела мне помогать.

Виски запульсировали огнем, вот-вот я лишусь сознания, но нужно как-то дать знать еще кому-то об этом. Распухший язык не давал никакой возможности произнести не то что слово, хотя бы вразумительный стон. Я с отчаяньем искала выход и наткнулась на стену вокруг своего сознания. Истово застонав в пределах своего рассудка, начала ломать и крушить ее камни. Это оказалось не так-то просто. Выстроенные в порыве признательности принцу, они крепко стояли на месте, но я уперлась в мысль о том, что разрушив их, смогу дотянуться до волка, пусть тот и отверг меня. Иного путь просто не было. Камни мысленной защиты начали медленно поддаваться, а я тратила свои быстро тающие силы на то, чтобы они развалились.

Защита пала. Но ее падение позволило не только мне добраться до волка, но и странным атакам тени проникнуть внутрь меня. Безнадежно сцепившись со своим мысленным невидимым врагом, свободной своей частью я потянулась к хорошо знакомому животному. Волк застыл посреди дороги.

Я вскинула голову. В ушах громозвучно взорвался ее полный боли и моления крик. Она звала меня, звала так сильно и неистово, что вновь установила ниточку связи между нами. Даже он застыл, нервно дергая хвостом и оглядываясь в ту сторону, где за холмами лежало логово людей. С ней произошло что-то нехорошее.

Шерсть на загривке встала дыбом в предупреждающем жесте, но человек, дурно пахнущий, не заметил этого и продолжал приближаться к ней. В руках у него сверкало что-то плохое, оно испугало меня, я знала, что надо это как-то остановить. Но даже если я помчусь со всех лап к замку, я не успею — человек окажется быстрее меня. Отвратительный запах мужчины, который скрывал свою морду под чем-то черным, щипал ноздри и глаза — он весь пропах белладонной и волчьей ягодой. Его опасная поступь говорила о том, что он собирается причинить вред «неотвергнутой», но та ничего не видела. Не знаю, как я вырвалась за пределы наших общих сознаний и смогла наблюдать картину со стороны, но это у меня получилось. Она стояла, согнувшись пополам, и тяжело хватала воздух, истратив последние силы на призыв, направленный мне, но я не пришла на помощь. Когтями и зубами, как надеялась она. В безысходности завыв, я попыталась мысленно атаковать человека, но тот не обратил на мои бесплодные попытки внимания, продолжая наступать. Ее сознание подсказало, что в руках у черного меч.

Я в бессилии заскребла землю, поскуливая и оглядываясь по сторонам, осознавая, что сознание ее померкло, и я вновь оказалась в своем животном теле. Умоляюще посмотрев на него, я не заметила ничего, кроме мрачной отрешенности.

Волк мне не помог, так что оставалось рассчитывать только на свои силы. А дышать с каждой секундой становилось все сложнее. Тень зашевелилась и медленно пошла ко мне, обнажая меч. Я испугалась, но даже страх не помог мне исторгнуть из себя крик. Только мысли достигли волка, больше никто не захотел мне помочь. Втайне я надеялась, что Силенс ощутит вспышку моей магии, но принц не придал этому значения, поэтому в коридоре дышали только двое. Я и тень.

Она все надвигалась на меня, словно сама смерть претворилась в ее образе, внушая мне первобытный ужас. Но мое тело не сделало никаких попыток пошевелиться, даже слабые пальцы соскользнули со стены, я начала медленно оседать на пол. Но сильные руки подхватили меня и выпрямили. Я прижалась влажной спиной к холодной стене. Резкий контраст горячей, полыхающей кожи и льда камня заставил еще сильнее задрожать, сознание едва заметно прояснилось, но я ничего не успела понять.

Яркая вспышка где-то над едва ли не ослепшими глазами сообщила мне, что тень занесла надо мной руку с мечом. На сопротивление не хватило сил, я безвольно ожидала удара, и он не заставил себя долго ждать.

Огненная боль пронзила мою грудь от кости правого плеча, через ключицу и до левой подмышки. Почудилось, будто кровь раскаленным дождем хлынула из рассеченной плоти, покрывая липкостью тело и одежду, заволакивая в манящий мир темноты и спокойствия. Цепкое сознание тени не давало мне погрузиться в небытие, и я трепыхалась, захлебываясь кровью, в сильных руках неизвестного человека. Казалось, все вокруг плескалось, обжигалось, наполнялось отвратительным влажным запахом. Я не могла кричать, даже стонать мне не удавалось из-за распухшего языка и будто ссохшегося горла, только билась в безмолвных судорогах в жестоких объятиях моего убийцы. Боль стала мною, я стала болью. Рана на груди мешала дышать, кровь точно бы лилась в мое горло, мой разум, во всю меня, болезненным потоком разнося яд по истощенным венам. Ничего подобного я раньше не испытывала, но понимала, что ничем себе помочь я не могу. Я почти сразу отпустила волка, чтобы тот не разделял боли, это оказалось бы бесполезным — только еще одно существо страдало бы попусту. Смерть гнилым дыханием коснулась моих перепачканных кровью волос, моего влажного соленого лица, пульсирующей раны на груди и рассеченной плоти, которую я не видела, но прекрасно ощущала. Как потоки ядовитого дыма касаются рваных краев, как он попадает внутрь, в без того им опоганенную, лишая всяких способностей сопротивляться неизбежному. Кровь лилась из раны, словно тень пересекла артерию, я знала, что давно бы лишилась сознания, если бы не холодные пальцы магической силы, вцепившегося в него. Она хотела, чтобы я страдала, и я страдала.

Отвратительное чувство наполнило все мое существо, когда пальцы тени дотронулись голой плоти в рассеченной ране. Грязные, покрытые тем же ядом, что был в свече, пальцы возились в моей груди, раздирая и без того располосованную кожу. Я корчилась, молилась, кричала всеми своими способностями.

Не зная иного выхода, я потянулась к Силенсу. Наша магия была различной, но он сам говорил, что слышит, как я пользуюсь Динео. Принц, устало распластавшись на постели в одежде, мирно спал. Даже взрыв моих способностей не заставил его проснуться, когда я разрушила стены вокруг себя, но он был моим последним шансом на спасение, иначе тень не отпустит меня, пока я не испущу последний дух. Бессильно зарыдав, дернулась в грубой хватке убийцы. Динео колотился о Королевскую магию принца. Последнее, что я успела заметить это то, как он резко сел и огляделся по сторонам. Напрягая все свои физические и не физические силы, фаталистически напрягая свое горло, я закричала, что было духу. Крик неистовой вспышкой отозвался в рассеченной ране, само пламя ада охватило ее края. Тень грубо оттолкнула меня, и я повалилась на пол лицом вниз в лужи собственной крови.

Наконец, все закончилось. Я с благоговением погрузилась во тьму.

Сквозь острую боль и пелену яростного протеста, мое тело сообщило мне о новом страдании. Кто-то слишком резко поднял меня на руки, я глухо застонала, хотя язык все еще мешал мне дышать и распухшей поверхностью упирался в зубы. Воздух, попадавший в горло, казался мне расплавленным железом, которое огнем стекало внутрь. Ободранная ядом плоть болезненно реагировала даже на необходимость дышать. Шаги несшего меня человека омерзительно отзывались в моей груди, застилая сознание бредом и пыткой дрожащего тела. Вновь спасительная тьма обступила со всех сторон.

Я протяжно выла в небо среди расцветающего утра. Ей было слишком больно, она могла не проснуться к ночи, чтобы разделить со мной радость охоты. Он подталкивал меня, и мы брели в сторону Иных, все сильнее отдаляясь от «неотвергнутой», хотя она звала и звала меня своим жалобным скулением. Но я понимала, что уже сделала выбор, как это понимал и он, поэтому раз за разом влажный нос толкался в пушистый бок. Путь казался бесконечным, потому что я ощущала эхо ее страдания, но не могла его отвергнуть, заставив тонуть человека в океане собственной боли. Печально передвигая лапы, свесив голову чуть ли не до земли, я плелась за упрямым волком, хотя мое сердце билось где-то возле «отвергнутой».

Очередное пробуждение не принесло облегчения, тем более я провела в сладостном мире без чувств совсем мало времени. Человек опустил мое слабо сопротивляющееся тело на жесткую кровать, стон извергся из моей груди, я мгновенно об этом пожалела — горло охватила обжигающая вспышка. Слабый запах дыма и очага не давал мне разорвать связь с этим безжалостным миром, потому что обоняние волка ловило все вокруг, дабы понять, где я нахожусь — в безопасности или нет.

Человек бережно коснулся пальцами кожи над раной, но тут же я позабыла о его заботе — на пульсирующую линию на груди полилось что-то омерзительно пахучее, вызвавшее во мне еще больший приступ судорог и боли. Я попыталась поднять руку, в надежде прекратить его пытки, но это едва ли у меня вышло, даже пальцы не шелохнулись от моего намерения. Кожа вокруг рваных краев онемела, почти не ощущая прикосновений человека. Он что-то озабоченно бормотал, потом с силой открыл мой стиснутый рот и пораженно охнул. Поток воздуха сообщил мне, что он отошел от кровати, и я заметно расслабилась. Мое затуманенное сознание сообщило, что яд все еще оставался в теле, но как сообщить об этом странному человеку? Он вернулся, приставив к губам теплую поверхность чашки. Я не поняла, что человек от меня хотел — глотать я боялась, потому что знала, как это мучительно скажется на моем горле. Но он властно запрокинул мою голову, и жидкость с привкусом незнакомых мне трав полилась в рот. Человек не обращал внимания на мои слабые протесты, а я, находясь в безвыходном положении, глотала мучительную воду, которая острым потоком разливалась по горлу и ниже в живот.

Облегчение пришло не сразу, но оно пришло. Голова избавилась от тумана яда, а язык постепенно вернул привычные формы, но вот от боли убежать все равно не удалось. Человек тяжело дышал в другом конце комнаты, напрягая мои и без того натянутые нервы. Я боялась шевелиться, пульсация в груди ни на секунду не прекращалась, а пахучая жидкость заглушала мое обоняние, еще из-за нее рот наполнялся неприятной слюной. Сглатывать я тоже не хотела, ведь ободранное горло тут же отзовется судорогой и жжением, терпеть которое не было ни сил, ни желания.

Человек подошел. Донесся слабый запах пепла и дыма, я пошевелилась, думаю, просто попыталась открыть веки, но он это остановил.

— Тише, тише, я помогу, — успокаивающие звуки обхватили меня, и я доверчиво провалилась в небытие. Сознание в который раз покинуло мое мучившееся тело, когда мужчина коснулся краев разодранной мечом плоти.

Крик почти подсознательно вырвался из груди, пронзительным звуком распространяясь по замку. Я очнулась от этого, но глаз открыть так и не смогла — тут обрушилась новая волна мучений.

Холодная сталь вонзалась в мою плоть и также резко выходила из нее. Вонзалась. Выходила. Вонзалась. Выходила. Я потеряла счет ее движениям, чувствуя, как за сталью тянется что-то неприятно шершавее, длинное, плотное, и оно тоже пронзает мою кожу, причиняет страдания, невыносимый огонь разжигает в моей груди. Я стонала, попыталась дернуться, но сильные руки уверенно прижимали меня к кровати, а сталь все продолжала ходить по моей коже. В комнате дышало еще два человека, словно они делали что-то невероятное сложное. Еще раз безуспешно попытавшись вырваться, я завопила, дабы они оставили все как есть. Где-то далеко послышался раздраженный стук в двери, и закричала еще громче, чтобы просьбу о помощи услышали и спасли. Но человек, державший меня, что-то зло крикнул, но слов я не разобрала. Стук прекратился. Я отчаянно забилась в объятиях моего истязателя, но крепкие руки не позволяли даже на дюйм сдвинуться.

А сталь все ходила и ходила туда-сюда по моей ране. Запоздало до меня дошло, что ее зашивают. Иголка и есть сталь, а что-то еще — это нитки. Я прекратила свои попытки вырваться и покорно застыла под умелыми руками. Человек облегченно вздохнул, но я не могла сосредоточиться на чем-то определенном, все полностью затмевала боль.

Наконец, он закончил и плеснул что-то адски огненное на мою рану. Теперь пронзительный крик лишил сознания, а не вывел из небытия.

Треск поленьев в очаге сопровождал мое прерывистое хриплое дыхание. Пот на лице смешался со слезами, оно пылало, горело в лихорадке. Все тело стало липким, неприятным, влажным и каким-то чужим. Шевелиться категорически не хотелось, я бы даже перестала дышать, если это стало возможным. Росчерк от меча мучительно горел, распространяя лихорадку по моему телу. Даже мысль причиняла осязательную боль. Я так часто молилась в те часы о смерти, что не знаю, как боги вытащили меня из ада. Но теперь я лишь жалко корчилась от мук, ноющей остроты, и даже глаз не могла открыть.

Холодная ткань аккуратно прошлась по влажной коже. Я благодарно застонала, и человек, воодушевившись, стал протирать мое вспотевшее лицо. Скоро привкус соли на губах сменился приятной свежестью воды, неожиданно ясно захотелось пить, но человек продолжал обтирать мое лицо, медленно спускаясь от подбородка к шее. Журчащий звук сообщил о том, что мужчина ополоснул тряпку, и вновь прохладная ткань коснулась моей кожи. Он осторожными, ласковыми движениями дошел до шва, который нещадно горел. Как только ткань подобралась слишком близко, я в протесте застонала, и человек поспешно отнял руку. Шевеля губами, я требовала воды, но вместо нее в мое горло полился жидкий огонь. Бурбон. Хотелось отплевываться и грязно ругаться, но я послушно глотала, чувствуя силу ладони, поддерживающей мой затылок.

После того, как человек напоил меня бурбоном, он продолжил обтирать мое тело, откинув одеяло. Только теперь я осознала, что совершенно обнажена — моя кожа не потрудилась сообщить мне об этом раньше. Но не было желания сопротивляться действиям мужчины, ведь прохладная ткань приносила такое облегчение, отгоняя лихорадку подальше от моего измученного организма. Тихий стук в дверь заставил его прекратить обтирать меня, он убрал тряпку и накрыл меня одеялом. Я с сожалением застонала.

— Кто? — устало спросил человек, заботящийся обо мне.

— Я, — коротко и емко ответил другой, более взрослый, но тоже знакомый мне голос. Память упорно отказывалась давать им имена.

Человек-из-сна открыл дверь и впустил еще одного мужчину в комнату, поспешно заперся. Чего он боялся, я так и не поняла, да и в принципе не смогла бы понять при всем своем желании.

— Как она? — озабоченно спросил только что вошедший мужчина.

— Не знаю, — сокрушенно признал человек-из-сна. — Лихорадка то подступает, то отходит, она постоянно мечется и бередит рану.

— Это плохо! — взволнованно воскликнул его собеседник.

— Думаете, я не знаю? — грустно отозвался тот.

— Конечно…

Оба замолчали. Каждый грустил о чем-то своем, не обращая внимания на то, как мне больно, и как отчаянно хочется почувствовать влажную ткань на теле. Я застонала.

— Эверин! — горестно воскликнул гость человека-из-сна. Я метнулась на постели, спасаясь от громкого и пугающего голоса — тень надвинулась на меня, внушив мне ужас.

— Не пугайте ее! — взмолился человек-из-сна. — Она боится резких движений, видимо, сквозь веки видит тени, они внушают ей ужас.

Его пальцы успокаивающе коснулись моей щеки, я доверчиво потянулась к этому прикосновению. Человек-из-сна обмакнул ткань в воде и положил ее на мой раскаленный лоб. Полегчало.

— Опять приступ, — выдохнул он.

— Когда же она придет в себя? — спросил второй.

— Я не знаю. Ей тяжело оправиться из-за того, что помимо раны как таковой, в ней был еще и яд — она не только надышалась, эта тварь занесла ее и в рану. — Мужчина яростно заскрежетал зубами.

— Успокойтесь, вы ей нужны больше, чем голова этого преступника, — примирительно произнес старший мужчина.

— Знаю, — признался человек-из-сна, но в голосе прозвучало сожаление. — Я бы с удовольствием свернул бы шею этой крысе, — закончил он.

— Опомнитесь…

— Не стоит, — прервал человек-из-сна. — Я здесь, а значит, могу отвечать за свои поступки. Меня убивает, что в замок могла попасть такая крыса, и не просто попасть, а еще причинить вред будущей принцессе и остаться безнаказанной! — громыхал он, я протестующе застонала — звуки были слишком громкими для меня, истощенной болью.

— Я не знаю, как выразить…

— О чем речь? Это мой долг, — опять прервал человек-из-сна своего гостя. — Просто невозможно смотреть на то, как она страдает. Еще эта лихорадка… — усталость и озабоченность в его голосе звучала все резче и резче с каждым словом.

— Вы спали? — заботливо спросил гость. Я буквально почувствовала, как человек-из-сна покачал головой.

— Когда? — вопросом на вопрос ответил он. — Боюсь, я не смогу оставить ее хотя бы на час…

— Неужели, вы мне не доверяете? — спросил его гость.

— Конечно, доверяю, но дело совсем в другом.

— В чем? — допытывался мужчина.

— Она привыкла ко мне, не боится. Вы сами были свидетелем того, как она буйно реагировала на то, когда лекарь попытался ее осмотреть, как мы совместно с вами зашили ее рану. Запах или что-то другое — но ей не нравятся незнакомые люди. Даже на вашу тень, — я содрогнулась при этом слове, — она реагирует так яро и неистово, что я боюсь оставлять даже вас возле нее.

— Поверьте, я справлюсь, вам нужно поесть и поспать, — настаивал второй мужчина. Человек-из-сна сокрушенно вздохнул.

— Вы правы.

Влажная ткань в последний раз коснулась моего лица, и он поднялся с моей кровати, которая распрямилась, избавляясь от его веса, при этом движение ужасно отозвалось в моей ране. Я застонала. Человек-из-сна счел это протестом.

— Не могу, — прошептал он, касаясь пальцами моего лба. Кожа потихоньку остывала.

— Иначе вы ей не поможете, поймите…

— Да. — Тихий звук посреди пустой, как мне казалось, комнаты. Только мое тяжелое дыхание разносилось по ее пространству. — Я отдохну. Присмотрите за ней, я вас умоляю.

— Конечно, — поток воздуха сообщил мне, что человек-из-сна отошел от кровати. Волчье чутье предупредило, что приближался знакомый незнакомец.

Звуки его шагов привычно отзывались в моих ушах, я точно знала их. Запах, сопровождающий его, даже ритм дыхания являлись отдаленно знакомыми. Человек-из-сна вышел из комнаты, и, будто бы вместе с ним, меня покинули всякие силы. То ли сон, то ли бред овладел мною.

Я тряхнула головой, разметав капельки воды в разные стороны. Он обтряхивался неподалеку, мы только что переплыли реку, ледяная вода обжигала кожу под шерстью, но мы упорно плыли на другой берег. Иные были совсем близко, он тоже это чувствовал, я начинала бояться. Тем более, чем дальше мы уходили, тем тоньше становилась связь между мною и «неотвергнутой», которая болела. Я, как могла, делилась с ней своими способностями, но волк постоянно меня одергивал, не позволяя тратить понапрасну силы на нее. Я не слушалась и упорно следила за ее безопасностью.

Сейчас человек возле ее кровати стал другим, но даже рыжим он не внушал опасения, она считала его запах знакомым, а я ей доверяла, так что позволила поспать. Ее слабое человеческое тело с трудом справлялось с раной, а «неотвергнутая» ее даже не вылизывала. Как она себя излечит? Но за ней ухаживали, что меня несколько успокаивало. Злобный рык волка заставил меня вернуться в свое тело.

Он с ненавистью смотрел на меня, ему не нравилось то, что я помогаю человеку, который, по его мнению, нам больше не нужен. Но она обратилась ко мне за помощью! Как я могу бросить ее, когда «неотвергнутая» потратила последние силы, чтобы докричаться до меня? Объяснить это волку я не сумела, поэтому, как могла, скрывала от него свои действия.

Шкура стала тяжелее в несколько раз от воды, но у нас не имелось времени, чтобы остановиться, вылизаться и просушиться. Я бежала к Иным. Теперь и они нас звали. Разум рвался на несколько частей.

Следующий приход в сознание сопровождался диким отчаяньем — я хотела встать, сесть, хотя бы пальцем пошевелить, открыть веки, в общем, сделать хоть что-нибудь. Но мучительно боялась даже дышать, хотя вдохи и выдохи мерно поднимали и опускали мою саднящую грудь. Человек-из-сна сидел рядом — волчье обоняние дало знать о нем почти мгновенно. От него исходил запах кожи от сбруи и жира, он что-то чинил, убивая время. Я пошевелилась.

— Эверин? — с надеждой спросил до боли знакомый голос, но ответа он не получил. Я лишь застонала.

Вода полилась в горло, все еще обжигая его поверхность. Желудок отчаянно хотел поесть, но я боялась, как отреагирую на еду после яда. Да и как о ней попросить я не знала. Казалось, забыла, как нужно шевелить ртом и языком, чтобы получались членораздельные и понятные другим людям звуки.

Человек-из-сна озабоченно вздохнул и поставил чашку на что-то деревянное. Характерный звук заставил меня задуматься. Я вспомнила! Дерево! Деревянный стол. Память возвращалась какими-то кусочками, но болезненно сжатое сознание почти не реагировало на мои успехи, оно устало билось о череп, в надежде вырваться в здоровое тело волка. Я себя отдернула.

Яростный голос и сотрясающий, чудилось, саму меня стук разбередил весь хрупкий покой. Человек-из-сна тихо гортанно выругался и подошел к двери.

— Что? — достаточно медленно спросил он.

— Впусти меня, взбалмошный юноша! — ответил ему визгливый, слишком громкий для меня женский голос. Я застонала — иного способа выражать чувства пока что не нашлось.

— Говорите тише! — негодующе бросил человек-из-сна. — Вы причиняете ей дискомфорт! — уже спокойнее добавил мужчина.

— Я сказала, впусти меня! — чуть смирнее настаивала женщина.

— Она не готова для таких темпераментных гостей, — пояснил человек-из-сна и вернулся к своему занятию. Женщина несколько минут колотила в дверь, раздражая меня, пока кто-то ее оттуда не увел. Я спокойно выдохнула.

— Буйная женщина, не так ли? — спросил человек-из-сна. Я замерла. Неужели он считал, что я способна говорить? — Ведь ты слышишь, Эверин. Ты не спишь! — радостно, почти торжествующе заключил мужчина. — Я вижу, как трепещутся твои ресницы! Открой же глаза, Эверин, открой, перестань нас мучить неизвестностью!

Я с удовольствием бы это сделала, если бы могла. Но нет, это мне было недоступно. Человек-из-сна не понимал, почему я этого не делаю, хотя лихорадка и не отступила полностью, он считал, что я достаточно сильна для разговора. Или нет?

— Эверин, я так жду, когда ты ответишь! — продолжал человек-из-сна. — Что готов уже говорить, что угодно, лишь бы ты пришла в себя полностью. Ты нужна нам, — уверенно прошептал мужчина, а потом до меня донесся звук чинимой сбруи.

Неожиданно резко заныла зашитая рана, я громко застонала, бессильная, заметалась по постели. Боль разливалась от краев, глубже в меня. Откуда она взялась, это я хотела бы знать, но огонь продолжал жечься, обжигая зашитые края, будто выплеснутый алкоголь на голое кровоточащее мясо. Я закричала.

— Эверин! — умоляюще ответил крик человека-из-сна. Он схватил меня за руки и прижал к постели.

Мне чудилось, что в ране ковыряются грязные, покрытые ядом пальцы моего убийцы. Он с садистским удовольствием продолжал свои действия, а я все кричала и звала на помощь, но почему-то никто не приходил, а пальцы все глубже и глубже раздирали рану. Нитки глухо рвались под его движениями, кровь вновь хлынула в разные стороны, обхватывая липкостью влажное тело. Я заметалась, истошно завизжала, но перед глазами была только тьма, как ни старалась, веки не открывались. Я вырывалась из сильных рук, плакала, кричала, звала на помощь, а пальцы все глубже впивались в мою плоть. Звуки стали хрипящими, а я оставила попытки вырваться. За дверь послышались взволнованные голоса.

— Что он там делает с моей девочкой? — пищала женщина.

— Тише!

Я закричала громче, срываясь на хрип, а яд растекался от грязных пальцев. Тень склонилась надо мной, я с новыми силами рванулась от него. И больно шлепнулась об каменный пол. Голова с силой стукнулась, сознание покинуло измученное тело.

Мой язык вывалился из пасти, шерсть клочьями торчала в разные стороны, а взгляд устало скользил по равнине. Мы пришли к Иным. Он дрожал у моего бока, передавая свой страх.

Иные лежали в тени лысых деревьев и мирно спали. Один из них поднял голову при нашем появлении, но тут же без интереса опустил голову. Мы двинулись ближе. Иные дышали и не обращали на нас никакого внимания, пока наши лапы беззвучно ступали между ними. Я ощущала тревогу, загривок невольно топорщился, а зубы с болью стиснулись.

Наконец, они поняли, что мы не просто волки. Один из Иных уставился на меня своими огромными глазами. Я задрожала, пронизанная его взглядом. Иной заинтересованно разглядывал нас, внушая ужас и вместе с ним спокойствие. Они нас не убили, они нас приняли. Я умиротворенно села, волк последовал моему примеру, обвив пушистым хвостом лапы. Иной продолжал смотреть на нас, к нему присоединялись другие, медленно просыпаясь. Мы пришли слишком рано — весна еще не успела их разбудить до конца.

Но мы пришли. Пришли! — громом отозвалось эхо в наших головах.

Я задрожала, чувствуя на себе неизведанную доселе мощь. Иной поднялся на лапы.

— Что опять? — голос гостя человека-из-сна вывел из забытья.

— Да, вновь этот приступ, — согласился молодой голос.

Запахи вокруг стали менее резкими. Волк, к сожалению, меня покинул, увидев какого-то загадочного Иного. В моей голове это укладывалось с трудом, сейчас все было подчинено боли.

— Как вы это объясните? — Страдание явственно слышалось в этом вопросе.

— Ее мучают кошмары пережитой ночи, — спокойно ответил человек-из-сна. Под маской спокойствия таилась настоящая тревога. — Но она справится.

— Объяснять это другим все сложнее, — сокрушенно признался гость.

— Я понимаю, и должен сам рассказать правду, но оставлять ее еще раз я не хочу.

— Но…

— Дело не в вас. Приступы стали случаться чаще. Боюсь, она совсем обезумит от вашего присутствия, если боится даже меня во время … этого.

— Не может же это продолжаться вечно, — слезы зарокотали в его горле.

— Не может, — согласился человек-из-сна. — Я намерен вытащить ее из кошмара, но на это понадобятся огромные силы.

— Я готов их предоставить! — Молодой мужчина грустно рассмеялся. — Почему нет? — удивился его гость.

— Силы не для меня, а для Эверин. Боюсь, она не сможет их принять от вас, — я почувствовала, что он пожал плечами. Движение привиделось мне смутно известным и понятным. Ноздри защекотал запах дыма и леса. Где я его слышала?

— Вы пытались ее кормить?

— Едва ли бы это увенчалось успехом. Она с огромной неохотой пьет, — печально пояснил человек-из-сна.

— Она так совсем истощает!

— О да, — усмехнулся молодой голос. — Куда ей уже тощать…

Эти люди страдали из-за моего увечья. Понимание медленно приходило в меня, после того как скупой животный разум покинул мою голову. Я начала по-настоящему возвращаться в свое тело.

— Лихорадка отступила, — известил человек-из-сна.

— Это радует, — уныло ответил его гость.

Я попыталась открыть рот. Губы с сухим треском разошлись в стороны, уголки болезненно растянулись, наверное, я давно не пила. Хотелось сказать, что мне гораздо легче, чем они думают, но из груди вырвались лишь хрипящие звуки.

— Эв! — воскликнул гость моего заботливого человека-из-сна.

— Спокойнее! — предупредил его молодой голос.

Тень надвинулась на меня. Инстинктивно мне захотелось сжаться в комок, скатиться с постели, лишь бы спрятаться от нее, но другая часть моего рассудка сообщила, что тот кошмар закончился, это друг.

— Удивительно! — выдохнул человек-из-сна. — Она перестала так явно бояться теней!

Так, значит, еще и этим я пугала моих названных лекарей. Вот бы вспомнить, кому принадлежат эти знакомые голоса.

— Может, Эверин возвращается в себя? — предположил гость. Да, да! Хотелось закричать мне, но ничего не удалось, лишь очередной хриплый звук прокатился по заживающему горлу.

— Вполне возможно, — человек-из-сна согласился с огромной охотой, будто сам мечтал о том же.

— Эверин, скажи хоть что-нибудь! — Я отчаянно захрипела, давая понять гостю, что это и есть слова.

— Подождите! — человек-из-сна как будто догадался. — Думаю, она просто не может говорить, хотя пытается! — Я согласно захрипела. — Тише, тише, Эверин, не напрягайся. Ты можешь открыть глаза? — Я ничего не могла ответить, как и сделать. — Что ж, то, что ты понимаешь нас, уже хорошо. Хочешь поесть? — заботливый голос позволил расслабиться. Я постаралась вложить в свой короткий ответ все возможное согласие, и он понял.

Человек-из-сна отошел к очагу, я отметила, что ориентируюсь с закрытыми глазами не хуже, чем ясно видящая и здоровая. Вскоре до носа донесся слабый запах каши на молоке. Мужчина сел на мою кровать, приподнял мою голову и поднес к губам ложку. Она приятно обожгла губы, а в горло полилась жидкость. Каша пламенем охватила мое израненное горло, я закашлялась, но продолжала есть почти жидкую молочную овсянку.

— Достаточно, ты слишком давно ничего не ела. — Давно? Захотелось узнать, сколько же времени я провела в забвении, но ответа на этот вопрос не получила, а человек-из-сна встал, унося с собой приятное тепло, которое грело мое бедро. Я поежилась, или попыталась это сделать, непонятно.

Звон чашек и звук воды дал мне понять, что обладатель молодого голоса моет посуду. Это показалось мне забавным, мне захотелось улыбнуться, но ничего не получилось.

— Замерзла? — спросил он, вытирая руки о полотенце. Я прохрипела что-то непонятное даже для себя. Одеяло приятно согрело мое уставшее, болящее тело. — Лихорадка ушла окончательно, — обратился человека-из-сна к своему гостю, который в молчании сидел где-то далеко от моей кровати.

— Она поела, — как-то странно сказал мужчина.

— Да, — подтвердил на всякий случай человек-из-сна. — Вы в порядке? У вас… вы плачете? — удивился он.

— Эверин будет жить, — застонал гость.

— А вы в этом сомневались? — Человек-из-сна отшатнулся в сторону.

— Стыдно признаться, но я склонялся к ее долгой и мучительной смерти.

Неприятное молчание повисло в пространстве комнаты, лишь огонь все трещал и трещал в очаге. Мужчины молча смиряли друг друга взглядами, я это чувствовала.

— Как вы могли лишиться надежды?

— Она была отравлена и серьезно ранена, о какой надежде идет речь? — раздраженно ответил гость человека-из-сна.

— Уходите. — Тихий голос был обманчив.

— Но почему? — недоумевал второй мужчина.

— Она все слышит, не думаю, что ей приятно, — заключил человек-из-сна, а я не поняла, почему должна что-то испытывать из-за этого разговора. Воспоминания все еще не вернулись ко мне окончательно.

Гость встал и вышел из комнаты, глухо хлопнув дверью, тем самым выражая свой протест против приказа человека-из-сна.

Желудок наполнился приятной, забытой тяжестью, и я разомлела, впервые за долгое время избавившись от голода и ноющей боли. Она, конечно, стала постоянным оттенком моих чувств, но сейчас не так остро отзывалась в груди от дыхания. Я со спокойной душой, под защитой человека-из-сна, уснула.

А он сидел и напряженно чинил сбрую, не зная, куда деть свои руки, и хмуро поглядывал на хрупкую фигуру девушки, лежащей на его кровати.

Иные приняли нас радушно. Они позволили поохотиться на их угодьях, поесть и восстановить силы. Относились к нам не так, как я предполагала, поэтому постоянно была напряжена, ожидая нападения со спины. Но Иные и не думали нападать, предоставляя свою защиту, пока мы с ним спали.

Невольно я проникнулась к ним доверием. Они объяснили нам мою связь с «неотвергнутой», предупредив, что ему тоже предстоит установить такую же. Он недовольно рычал в ответ на их слова, но спорить у волка не хватило духа, а я и так давным-давно об этом знала.

Но Иные отправили нас обратно в ее логово, сказав, что наша помощь нужна ей. Когда придет время, мы покажем дорогу «неотвергнутой» сюда, и она тоже увидит их. Я не хотела покидать Иных, но они настаивали. И вот волк бежал поодаль, тяжело пыхтя. Рана на его плече затянулась благодаря их знаниям в травах. Они завоевали нашу верность.

Но я волновалась за нее, ведь никак не могла дотянуться до ее сознания. Неужели «неотвергнутая» умерла?

Просыпаться совершенно не хотелось, ведь я действительно спала, а не уходила в забвение. Вокруг ничего решительно не менялась, возбуждая некоторое беспокойство. Я с наслаждением отметила, что рана перестала так остро ныть, позволяя почти беспрепятственно дышать. Может, сегодня удастся поговорить с человеком-из-сна?

Стоном я возвестила его о своем пробуждении, он подошел уже с чашкой и торопливо напоил водой, а потом принялся кормить. Знакомый вкус жидкой каши разлился по рту, но я жадно ела, когда человек-из-сна хотел убрать миску, я с протестом вцепилась зубами в ложку. Он рассмеялся. Искренне, не печально.

— Ты такая голодная? Ну, хорошо, еще немного! — радостно сказал он, тщательно скрывая в голосе напряжение. Несколько ложек вновь согрели мое почти зажившее горло. — Какая хорошая девочка! — похвалил человек-из-сна. Медовые переливы его оттаявшего моими действиями голоса становились все более знакомыми.

Он встал, поставил миску на стол и вернулся на свое место. Шершавые пальцы коснулись лба, потом скользнули к ране. Он бережно ощупал кожу вокруг шрама и довольно хмыкнул.

— Похоже, заживает, — сообщил он мне. Человек-из-сна? Нет, кто-то другой…

Я не заметила, как он отлучался, но на мою рану уверенными движениями стали накладывать пахучую мазь из смеси трав и жира какого-то животного. Она благотворно повлияла на горячую пульсацию в болезненном росчерке.

— Что ж, моя принцесса, тебе гораздо лучше. — Мозг отчаянно рылся в памяти, пытаясь понять, кто же так меня называл. О боги! Силенс! Знание обрушилось ледяной кадкой воды на голову.

Я решительно открыла глаза. Слабый свет от очага и нескольких свечей на некоторое время ослепил меня, привыкшую долгое время полагаться только на слух. Потолки комнаты мучительно кружились над моей головой, но вскоре, покачнувшись, остановились. Я заморгала, стараясь избавиться от слез, увлажняющих поверхность непривыкших глаз. Моя кровать стояла в комнате принца, узнавание пришло почти мгновенно. Рассудок вернулся в мое разбитое, но восстанавливающееся тело.

— Эверин! — радостно, со смесью слез, чуть ли не криком позвал меня принц. Я перевела на него слабо фокусирующийся взгляд.

Скулы резко выделялись на бронзовом лице. Серые глаза потемнели от тревоги, под ними пролегли синяки от недосыпания, щеки едва заметно впали от недоедания. Подбородок казался мне каким-то напряженным. Я заторможено его разглядывала, потом попыталась открыть рот, моля всех богов, чтобы у меня получилось.

— Силенс, — прохрипела я. Принц поднес к губам чашку. Вода приятно смягчила гортань. — Силенс, — немного увереннее повторила я. Слова зудяще отзывались в росчерке шрама, но говорить было вполне терпимо, а не так ужасно больно, как я предполагала.

— О, Эверин, ты вернулась! — В глазах блеснули алмазы слез, но он их не стыдился.

— Я не уходила, — едва заметно улыбнувшись, ответила я жутким хрипящим голосом.

— Не напрягайся! — предупредил принц и схватил мои пальцы, вкладывая их в свою ладонь.

Я пораженно смотрела на свои тонкие, белые пальцы, которые показались мне чужими. На самом деле я отвыкла от своего тела, от его вида, поэтому так недоуменно смотрела на его руку на своей, он истолковал мой взгляд иначе.

— Прости…

— Что вы, я просто смотрю на свои пальцы, — медленно проговорила я, слабо ворочая непривыкшим языком.

Глаза принца сверкали от счастья. Хоть он и не потерял надежды, как мой отец, Силенс очень страдал, что можно было сказать, просто посмотрев на его осунувшееся лицо.

— Как ты? — Достаточно глупый вопрос. По-моему, мой природный яд начал ко мне возвращаться.

— Не то чтобы прекрасно, но гораздо лучше, чем… эм… ну не знаю когда… — Я просто-напросто даже не предполагала, какой временной промежуток провела в забвении.

— Четыре недели назад? — уточнил принц.

— Сколько? — Я изумленно посмотрела на него. Принц кивнул. — О боги! Как долго!

— Тебе нужны были силы, Эверин, — он неожиданно запнулся. — Вам… — Я попыталась отмахнуться, но движение отозвалось болью в шраме. — Осторожнее!

— Не привыкла, — виновато оправдалась я. Опустив взгляд, я увидела розоватый шрам, пронизанный нитками. — Когда их вытянут? — с содроганием поинтересовалась я.

— О, Эверин, ты оправдываешься! — засмеялся принц сквозь беспокойство. — Откуда у тебя эта дурная привычка?

— Не знаю, — ответила я, даже не пытаясь пожать плечами. Тут тело сообщило, что на мне лишь одеяло. Я смущенно покраснела.

— Не подумай ничего…

— Я ничего и не думала, это слишком утомительно! — Мое заявление заставило Силенса в очередной раз улыбнуться. — Человек-из-сна.

— Что? — не понял он.

— Я так называла вас, когда на некоторое время выныривала из небытия. Я не могла вспомнить, кому принадлежит медовый голос, и прозвала вас про себя человеком-из-сна.

Он внезапно помрачнел, и губы превратились в узкую полоску, крепко сжав мою руку, принц спросил:

— Что произошло той злополучной ночью? — выдавил он из себя через некоторое время. Я оторопела.

— Что?

— Кто ранил тебя, Эверин?

— Тень, — тупо ответила я, не зная, что еще можно ответить. Принц решил, что память не совсем вернулась.

— Значит, попробуем позже…

— Нет, Силенс, я действительно видела только тень!

— Так вот почему ты боялась! — воскликнул он. Я кивнула, припоминая, как шарахалась от теней, которые видела под закрытыми веками.

Принц схватился за голову и встал, начал расхаживать по комнате, заставляя следить за его движениями. Глаза недовольно сообщили мне, что они устали. Я закрыла веки.

— Ты устала?

— Немного, — призналась я. — Вы тоже устали, Силенс, вам нужно отдохнуть, — надавила я. Вновь открывая глаза.

— Знаю, твой отец говорил об этом, но теперь я не хочу допускать к тебе даже его.

— Почему? — я действительно изумилась.

Силенс пожал плечами. Ответа не последовало.

— Я не могу тебя оставить.

— Отдохните прямо здесь, — настаивала я, кивая в сторону кресла возле очага. Голова шевелилась с трудом, но без боли. Мне нужно как можно скорее вновь научиться двигаться.

— Ты права.

Принц подошел к креслу и устало опустился в него. Глаза почти сразу закрылись, но потом он вновь встрепенулся.

— С тобой ведь не случится ничего плохого? — смятенно спросил он.

— Не случится, — заверила я Силенса, и мужчина почти мгновенно уснул.

Некоторое время я вглядывалась в его четкий профиль, а потом и сама закрыла глаза. Болезненная усталость до сих пор владела моим телом, и мне ничего не оставалось, как тоже погрузиться в сон.

Мы стояли с волком на вершине скалы. Под нашими лапами расстилалось логово «неотвергнутой». Я наконец-то вернулась к ней, ее сознание было поддернуто защитной дымкой, но она жива. Тряхнув головой, я не стала тревожить ее и разрывать защиту, лишь улеглась на весеннюю траву, подобрав под себя гудящие от долгого и быстрого бега лапы.

Он опустился рядом и принялся вылизывать мою всклоченную шерсть. Я недовольно зарычала, но волк и ухом не повел, продолжая свое занятие. Опустив голову на лапы, я попыталась уснуть, и равномерные движения его шершавого языка способствовали установлению спокойствия в моей душе.

— Нам повезло, что рана не загноилась, — по привычке говорил со мной принц, обрабатывая ее какой-то мазью, как он делал это, стремясь вывести меня из забытья.

Я затрепыхалась под его пальцами и открыла глаза. Принц изумленно посмотрел на меня.

— Я ведь вернулась, Силенс, вы забыли? — ласково спросила я, почему-то сжалившись над его встревоженным лицом.

— Я думал, это приснилось. — Честное и наивное признание. Мне, наконец, удалось улыбнуться. Сухие губы неприятно защипали.

— Можно воды? — голос срывался на хрип.

После того, как принц, не обращая внимания на мои протесты, накормил меня с ложки немного более густой кашей, чем прежде, он позволил мне сесть. Далось это только с помощью Силенса, и притом с болью в росчерке на груди, но уже не такой острой, как прежде.

— Легче? — Участие, как я от него устала.

— Да, немного легче, болит уже не так сильно. И, кажется, кошмары отступили.

— Ты тоже о них помнишь? Бедняжка! — жалостливо заметил Ленс.

— Я доставляла много хлопот. Да? — с опаской спросила я.

— Нет! — резко ответил принц. — Ты просто многое пережила и нуждалась в поддержке. — Он вздохнул. — Было страшно, когда ты в истерике отмахивалась от меня, отодвигалась, и, если вырвалась, падала с кровати и утихала, но исправить что-то я не мог, тем более винить тебя в твоих кошмарах.

— Какой ужас! — с отвращением выдавила я. — Препротивное, думаю, зрелище. — Принц лишь отмахнулся.

— Почему ты сразу не позвала на помощь?

Ужас той ночи ворвался в меня беспардонно и грубо, но я сумела справиться с паникой. Картинками приходили подробности, Силенс молчаливо ожидал моего ответа. Я вспомнила резкий запах трав.

— Белладонна и волчья ягода! — я сказала это на выдохе.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво покосился на меня наследник трона. Пфф, принц, который месяц ухаживал за человеком, как обычный лекарь.

— Я вспомнила запах свечи, а потом всплыли названия, мне их… — Я запнулась. Сказать, что о них мне поведал волк, было бы ошибкой. — …показывал отец, когда говорил об опасных травах, — соврала я не очень виртуозно, но принц поверил.

— Язык распухает от порошка этой омерзительной ягоды. — Он чему-то кивал. — Поэтому не смогла кричать? Ну, а потом? Я слышал твой крик.

— Да, я сделала это из последних сил, когда убедилась, что разбудила вас магией.

— Так это тоже была ты?

Принц изумленно осел на кровать. Он слегка побледнел и пораженно смотрел на меня.

— А кто же еще? — я спросила это чисто их любопытства.

— Это неважно, — проскользнул мимо щекотливой темы принц. — Твоя магия сильнее, чем ты считаешь. Я выстроил защиту перед тем, как уснуть.

— Поэтому я так долго об нее билась, — кисло заметила я. Лицо принца вытянулось. — Я дотянулась до вас, потому что находилась в отчаянии, панике, боль пронзала меня, а тень ковырялась в моей ране пальцами…

— Что делала? — принц привстал.

— Ну, пальцами разрывала рану еще сильнее. Их подушечки, видимо, были тоже смазаны ядом.

Силенс молчал. Изумление явно овладело принцем, и он погрузился в свои размышления. Я лишь могла нетерпеливо пыхтеть и ждать, пока наследник трона наконец обратит на меня внимание.

Яростный стук в дверь и громкие проклятия моей матери заставили вздрогнуть. Она поносила принца на чем свет стоит, и я невольно улыбнулась. Силенс сверкнул глазами, но сам едва не расхохотался, поднимаясь и открывая дверь. Герцогиня безумным порывом энергии ворвалась в комнату.

— Девочка моя! — почти закричала она звонким голосом, я съежилась от громкого звука.

— Говорите тише, — предупредил принц, — иначе мне придется проводить вас вон, — мягко надавил он. Лендри зло повиновалась.

— Как ты, Эверин, рыбка моя? — зашептала она, схватывая мою руку. Я едва различила слова.

— Но не так же тихо! — расхохотался принц, награжденный еще одним недовольным взглядом матери.

— Я лучше, мам, — почти не соврала я. Глаза матери заметили шрам и по тому, как расширились ее зрачки, пришло понимания, что он отвратителен. Я отвернулась, пряча подступающие слезы. Принц неодобрительно покачал головой.

— Очень больно? — взволнованно продолжала вопрошать мать.

— Нет, — сухо отвечала я. Она причинила мне большую боль, испытав отвращение при виде моего шрама. Во взглядах принца я видела лишь заботу, тревогу и ласку.

— Почему ты так? — удивленно спросила она.

— А как мне еще быть? — бросила я раздраженно. — Было бы тебе так больно, поняла бы! — Я смягчилась. — Но никому такого не пожелаю.

Глаза цвета бренди помрачнели, но я не жалела, в них хотя бы погасло отвращение, которое ранило меня острее меча.

— Я очень волновалась за тебя!

— Не стоило, — прервала я, не желая слушать поток теперь притворных слов. Ей было неприятно смотреть на розовый рубец поперек моей груди, а я не хотела терпеть эти взгляды.

— Что ж, принц хорошо о тебе заботится, — начала она, поднимаясь с кровати и оправляя платье. — Зайду как-нибудь позже. Поправляйся, дочка, — сухо закончила герцогиня и ушла.

Я ощущала злость, закипавшею в глубине моей обиженной души, но потом устало оставила свои попытки сделать хоть что-то, чтобы ее остановить.

— И что это было? — поинтересовался принц.

— Я не понимаю.

— Понимаешь, Эверин.

У меня не возникало желания объяснять это принцу, но кому я обязана своим выздоровлением? Разве не ему? Ведь отец потерял надежду увидеть меня живой.

— Она с таким отвращением посмотрела на него. — Я дернула подбородком в сторону груди. — Даже не с сожалением или болью, а с омерзением! — обида рокотала в горле.

— Что вы, Эверин, в вас нет ничего омерзительного! — поспешил заверить меня принц. Я верила ему, потому что серебристые глаза подтверждали и слова.

— Не знаю, — ответила я, справившись с эмоциями. — Но в ее глазах было отвращение…

— Дайте ей время привыкнуть, — спокойно рассудил Силенс, подсаживаясь на край кровати. Его пальцы привычно обхватили мое запястье, я успокоилась. — Не устала?

— Нет, — правда оказалась по крайней мере утешительной. — Я должна дольше бодрствовать, и нужно начать шевелиться.

— Согласен, — принц расстроил мое самолюбие, которое надеялось на его заботливые уговоры. — Хотя так не хочется, чтобы ты испытывала боль, — добавил Силенс.

— Вы так много для меня сделали…

— Я поклялся в верности своей королеве. — Фраза до основания разрушила мои глупые романтические надежды. — Но даже если бы клятва не прозвучала, я не смог бы поступить иначе. — Внутри потеплело.

— Я еще никому так не доверяла.

Это было правдой. С детства привыкшая быть в одиночестве, я действительно никому не доверяла до такой степени, чтобы позволять видеть меня обнаженной, при этом не испытывая сильного стыда. Я не смогла даже представить, что бы стало с моим внутренним миром, если бы это делал лекарь. Принц сохранил мои чувства нетронутыми, и благодарность наполнила меня до краев.

— Спасибо.

— За что же? — удивился Силенс.

— Ответьте на этот вопрос сами, — отозвалась я.

Волк дотронулся до меня, и я отзывчиво потянулась на его прикосновение. На минуту покинула себя.

Я стояла под каменной стеной, вновь ощущая запахи логова «неотвергнутой». Замок. Сообщила мне она. Мне понравилось, с какой радостью она ответила мне на мой зов и потянулась к волчьему телу. Оно давало ей чувство легкости и избавляло от боли. Я с радостью предоставляла себя для ее робких экспериментов.

Ведь Иные сказали, что так надо и так будет, а я верила Иным. То были мудрые и древние существа, и если они приняли нас с волком, значит, так должно быть. Он недоволен всем этим, но тоже повиновался более сильной, чем его сопротивление, воле. Но волк все еще не мог примириться с ее прикосновением к моему телу. Я, разозлившись, послала ее сознание в его сторону.

Противоборство оказалось сильным. Он отчаянно выставлял защиту, но «неотвергнутая» была сильной, поэтому она сломала ее и оказалась внутри волка. Он недовольно рычал, брыкался, метался, а потом стих, смирившись. Я внимательно наблюдала за ним. Поняла, что тот принял эту связь и прочувствовал ее глубину, как я на человеческой дороге, когда впервые увидела «неотвергнутую».

Волк с уважением заскулил и отпустил ее обратно в собственное тело. Желтые глаза сообщили, что он осознал. Я прижалась щекой к его влажному носу, ощущая умиротворенное дыхание.

Я испытывала противоречивые чувства. Волк отправил меня в сознание другого волка, который отчаянно этому сопротивлялся, но я его сломила, и он покорился. Ощущение превосходства наполнило рассудок, но я поспешила избавиться от предательского поступка. Я не властвовала, а делила волчье тело и разум, это мне нужно уяснить.

Сердце гулко билось в груди, спокойствие впервые за несколько дней коснулось моего тела. Здоровая усталость от физических нагрузок, пусть и таких смешных, наполнила меня. Я довольно улыбнулась.

— Ты опять пользовалась Динео, — изрек принц. Я посмотрела на него. Он не осуждал, просто говорил, что ему известно.

— Да, Силенс, думаю, только он и спас меня от верной смерти.

— Я тоже так думаю, — легко согласился принц. — Но тебе необходимо учиться.

— Вы это уже говорили.

— Знаю, — упрямо стоял на своем Ленс.

Его забота была такой привычной, что я немного испугалась своей глупой наивности. А что если все сделанное — чувство долга? Постойте, но на что я еще надеялась? Я специально подняла руку и оправила волосы. Боль, конечно, сопровождала это движение, но не сумела перекрыть изумление, когда под пальцами я ощутила чистые, словно шелк, волосы.

— Они чистые, — тупо сказала я.

— Да, — ухмыльнулся Силенс. — Вымыть их в первый раз казалось непосильной задачей. Тем более не хотелось тревожить тебя, но я сумел.

— Принц, вы волшебник! Даже Уэн не могла так прекрасно их укладывать!

Силенс расхохотался. Смех был заразителен, и я тоже улыбнулась.

— А Дикси сказала, что вы не умете смеяться, — заявила я.

— Ваша сестра говорила обо мне? — Силенс был слегка удивлен.

— Да, она рассказывала о своих днях в Дейсте, и там неизменно появлялись вы.

— Приятно слышать, что давние друзья не забыли меня.

Улыбка принца получилась теплой, мягкой и такой естественной, такой, что я задумалась, почему Дикс называла его хмурым человеком. Месяц назад у него умерла мать, а теперь он сидит на краю кровати своей раненой невесты и искренне улыбается простым воспоминаниям. Силенс удивительный человек!

— Такого человека трудно забыть, — неожиданно для себя самой сказала я.

Взгляд принца обжег мою душу. Серые глаза, полные признательности, сверкали точно драгоценные камни.

— Правда?

Детский вопрос заставил меня широко улыбнуться. Горячие пальцы принца на моей руки приятно согревали, мне было спокойно, я чувствовала себя неожиданно свободной. Та самая мечта какой-то своей частью воплотилась, когда я, с огненным шрамом поперек груди, полулежа, смотрела на принца.

Силенс наклонился. Глаза сверкали, губы изогнулись в доброй усмешке.

— Почему вы так смотрите на меня, моя принцесса? — официально обратился он.

— Вы ответили на свой вопрос «За что?»? — я была действительно заинтересована в его отклике.

Горячее дыхание Силенса обожгло мой подбородок.

 

IV. Cвадьба

Принц сильно наклонился вперед и почти дотрагивался своим носом моего лица. Обжигающее дыхание касалось моего подбородка, взгляд пронизывал до костей, я не могла отвести от него глаз. Ртутное море манило к своему спокойствию, медленно, но верно, я тонула, чувствуя, как горячая волна прокатывается по всему телу, на несколько мгновений прогоняя из него боль.

Наша близость стала просто невыносимой, тяжелые вздохи принца эхом отзывались во мне, а его горячие руки сильно стиснули мои пальцы. Ресницы мои затрепетали, дрожь охватила не только разум и тело, но и даже волков за замковой стеной. Я невольно закрыла глаза, когда Силенс наклонился еще ближе. Его губы коснулись моих губ.

Мой первый поцелуй сладким жаром пронзил неискушенную плоть, и сладостное тепло разлилось от нежных прикосновений, прогоняя остатки острой боли в груди. Губы принца казались спасительным кругом в этом безжалостном море проблем, и я кинулась к нему, ныряя без остатка в диковинные для меня ощущения. Робко и невинно я отвечала на его поцелуй, но Силенс со всей серьезностью отвечал на мой порыв. Страстные, твердые губы бережно ласкали всего несколько коротких мгновений, которые показались сладостной вечностью. Силенс мягко отстранился, не спуская с моего потрясенного раскрасневшегося лица своих глубоких серых глаз.

— Когда-нибудь я отвечу на твой вопрос, — тихо выговорил принц. Эти слова быстро вернули к реальности, но я отчаянно хваталась за мгновения мечты.

Невероятная смесь из самых разных чувств бережным пламенем теплилась на моих губах. Страсть, ласка, нежность и горячность поцелуя принца так воодушевил, что фантазия рисовала самые радужные картины развивающихся отношений между нами. Почему Силенс сделал это? Вопросы, как и ответы, являлись излишними, я лишь с наслаждением сползла на кровать, и коснулась головой подушки. Он с улыбкой сидел надо мной, поправляя одеяло, а моей душе до странности стало спокойно. Я закрыла глаза и впервые уснула в сладостном предвкушении грядущего дня.

Предвкушение оказалось напрасным, потому что при пробуждении голова моя напоминала мне огромную перезрелую репу. Слишком утомленная своей раной, теперь я не могла шевелиться, а, если честно, не хотела этого делать. Принца в покоях не нашлось, пришлось бороться с жаждой до его прихода. Ну, а пока появилось время внимательней осмотреть покои принца.

Они слегка изменились за прошедший месяц. Стол и сундук уставлены баночками с мазями, травами и настоями, и повсюду витает запах палатки лекаря. Возле очага слишком много чашек, хотя чайник один единственный, там же сушатся куски ткани, послужившие мне отличными холодными компрессами. Одежда принца в беспорядке развешана на спинке кресла, да и повсюду ощущается легкая захламленность, видимо, Силенс не допускал слуг в свои комнаты за время моей беспамятной лихорадки. Шрам, еще не заживший, болезненно отзываясь, напоминал об ужасе пережитой ночи. Но сколько можно об этом вспоминать? Я порядком устала жить прошлым, поэтому решила смотреть в будущее. Там ждал брак с Силенсом.

Вчерашний поцелуй мог оказаться красочным сном, но, то, что принца действительно не было в комнате, говорило о реальности произошедшего. Может, он просто смущен своим поступком? Я отбросила свои вопросы, не желая тратить свое бесконечное время на подобные нюансы. С трудом переведя свое положение в более-менее вертикальное, я огляделась по сторонам в поисках какого-нибудь свитка. К сожалению, отыскать ничего не удалось. Оставалось покорно ожидать Силенса.

Но это явилось непосильной задачей. Я сокрушенно вздохнула от скуки, наверное, никогда раньше мне не было так одиноко. Принц зря приучил к своему постоянному присутствию. Немного поколебавшись, я потянулась ко второму волку.

Он не сразу сумел ответить на мой зов и почти неохотно впустил в себя, хотя в нем ощущалась покорность и уважение. Сознание этого волка показалось мне чересчур животным — в мыслях первого иногда мелькали детали, присущие человеку. У него было несколько желаний — еда, сон и подруга. Я не находила в этом ничего предосудительного, но наблюдать его глазами за травой на ветру быстро наскучило. Я кинулась к первому хищнику. В разуме волка плескалась радость.

Я приняла ее легко, такого с нами еще не случалось. «Неотвергнутая» по собственному желанию потянулась ко мне и добилась успеха. Иные предупреждали, что я буду получать удовольствие от контакта с ней, но предостерегли оставить волчью часть сознания только в мое распоряжение. Она это понимала и не затрагивала те части души, поэтому считала меня волком, а не волчицей. Я пошевелила носом — сонная пчела села на него и щекотала. «Неотвергнутая» почему-то ушла.

Тяжелая рука мягко опустилась на мое плечо, я вздрогнула и слишком резко дернулась в сторону, шрам запылал. Неприятная, почти забытая боль вновь охватила грудь. Я тихонько застонала.

— Ох, Эверин, прости! — зашептал взволнованный Силенс.

— Не надо… Я сама виновата, — справившись с ненавистным ощущением, ответила я.

— Динео? — только и сказал принц.

— Да, — призналась я, так как не видела причин ему врать.

— Я же сказал, тебе нужно сначала научиться, а потом пользоваться магией! — строго отчитал меня принц, как маленькую девочку. Пропасть четырехлетней разницы в возрасте стала заметней ощутима.

— Не надо, мой принц, — язвительно начала я, — вы прекрасно понимаете, что я контролирую свои действия.

Принц побледнел, а я не совсем поняла, что его так расстроило.

— Что-то не так?

— Все…так.

Силенс отвернулся и подошел к окну, тут до меня дошло, что мужчина не оценил неумелой шутки. Я обращалась к нему на «вы» и с титулом после нашего ночного поцелуя… Глупо.

— Силенс, я не хотела тебя обидеть, — наступив на горло своей гордости, выдавила я. Принц обернулся, во взоре плескалось недоумение. — Мне стало скучно, вот я и потянулась… — заминка. — …к Динео.

Мужчина облокотился о стену, сложив руки на груди. Тут только я заметила, что принц в свежей одежде, причесан, умыт, и сбрита жесткая черная щетина. Он заметно помолодел со вчерашней ночи, в лице появилась живость и страсть.

— Обещай, что больше не будешь пользовать свою магию одна, — слышались нотки властности.

— Я не могу такого обещать, — виновато ответила я. — Она контролирует меня, а не я ее.

— Ну, хотя бы сама не тянись к магии. Хорошо?

— Угу, — угрюмый ответ.

— Я не приказываю, я прошу, — добавил Силенс Скопдей Могучий. — Как твои ощущения?

— Терпимо. — Я продемонстрировала принцу, что могу шевелить рукой, пусть и с трудом. — Больно, но, думаю, хватит бездельно лежать на постели.

— Не торопись, Эверин.

— Я знаю, — раздраженно дернув подбородком, бросила я.

— О, — выдохнул Силенс. На губах заиграла улыбка.

Я проспалась для жизни так же, как и природа просыпалась за пределами замка от зимы. Ранняя весна за время моего беспамятства окрасилась сочным красками, прибавила листвы и звуков живности, но до лета оставалось полным-полно времени. Ведь именно на Первый Жаркий День перенесли нашу свадьбу, чем разозлили. Моей традицией дома было купаться в этот первый летний день, но кто бы это выслушал? Решение принял король.

Встала я с постели достаточно скоро, но не потому что уже была готова к этому, а потому что устала лежать практически неподвижно, да и забота принца начинала порядком раздражать. С трудом удалось его уговорить переложить свои обязанности о моем уходе на Уэн, девушка сияла от предоставленной ей чести. Да она уже загрустила за полтора месяца бездействия в замке.

Уэн восхищенно поведала о сплетнях, ходящих по замку. Самая громкая заключалась в том, что я сражалась на мечах с двухметровым воином у покоев короля и одержала победу, при этом получив смертельную рану. Но сообщник воина отравил меня и утащил труп своего друга. Я рассмеялась. Еще одна, но достаточно тихая сплетня, говорила о том, что принц в приступе бессилия и страха рубанул меня мечом, а потом опомнился и начал самолично выхаживать меня. По замку ходили самые удивительные рассказы, но ни один из них не был похож на правду. Меня это смутило. Значит, Силенс держал в тайне действительную причину моего ранения? Уэн выжидательно смотрела на меня, но я не могла ей ничего рассказать — ведь как только девушка появится на кухне, ее начнут расспрашивать, желая получить историю из первых уст. Я отрицательно покачала головой, она расстроилась.

Взгляды Уэн на розовый шрам, с которого медленно уходила опухоль — ведь принц уже вытянул нитки — подтвердили мои опасения. Хотя голова моя последнее время была занята одним и тем же воспоминанием. Жуткий вечер казался мне бесконечным, когда принц вошел в комнату и разложил на сундуке у своих ног травы, склянки с алкоголем и многое другое. Он уверенно протер зашитую рану тряпкой смоченной в виски и сосредоточено пощупал края. Я трепетала. Ножницами он подхватил кусочек нитки, и я в бессилии закрыла глаза, не стерпев отвратительного зрелища. Принц тоже дрожал, что мешало ему правильно выполнять работу, поэтому он попытался успокоиться. Нитки сухо трещали под его руками, каждый их разрыв отдавался в моем теле неприятным содроганием, но я стоически терпела эти неприятные ощущения. Силенс отложил ножницы и начал пальцами аккуратно вытягивать остатки ниток, заставляя меня даже не дышать, дабы не помочь ему растеребить рану. Все закончилось плеском жаркого виски на мою грудь, и я откинулась на подушки, с трудом выравнивая дыхание. Росчерк от меча тени полыхал, как когда-то в ночи беспамятства, знакомая боль разливалась по телу, но я безмолвно, не шевелясь, лежала под взглядом принца. У меня начался жар, но умелые познания Силенса в травах, и его заботливые руки, наложившие холодный компресс, почти сразу прогнали лихорадку.

Я в очередной раз поежилась от неприятного воспоминания. Теперь же Уэн показала, что никогда больше не придется носить платьев с хоть немного открытым декольте. Сказать, что я почувствовала разочарование, было трудно. Я всегда предпочитала простую одежду платьям. Но как теперь я буду выглядеть на свадьбе? Отчего-то этот вопрос волновал больше всего.

Прогулки в сопровождении служанки пришлось начать втайне от принца, который пришел бы в ярость, что я вообще встала с кровати. Но я недолго прохаживалась по коридорам, опираясь на руку Уэн. К сожалению, усталость быстро приходила, и потом нужно было долго отдыхать. Появилась неприятная отдышка и слабые головокружения. Моя неуклюжесть достигала фаталистических вершин, мое раздражение распространялось даже на неправильной формы ложку. Мое тело отчаянно тосковало по седлу, а душа по Шудо. Я никак не могла привыкнуть двигаться так мало, а лежать так много и столько же есть. Сначала появился страх, что я прибавлю в весе, и вся одежда станет мне мала. Но когда я примеряла ее для прогулок, то ужаснулась.

Я заметно похудела, можно даже сказать, истощала. Ребра отчетливо выделялись под кожей, руки стали тонкими, а ноги потеряли свою былую силу. Остервенение прокатилось по моей душе. С тех пор я ела плотно, двигалась чаще и больше, и лежа в постели постоянно тренировала ноги. Бездействие теперь казалось не отчаянной скукой, а верным путем к смерти. Я не хотела походить на скелет, обтянутый кожей, поэтому неистово принялась приводить себя в порядок.

Спустя три недели отчаянной борьбы за собственную красоту, я критически рассматривала себя в зеркало. Щеки вернулись на место, придавая лицу приятную форму, как и раньше. Глаза перестали быть единственным живым местом в моем образе. Теперь и губы пылали обычным розовым цветом, кожа приобрела спокойный ровный оттенок без признаков на болезненную серость. Страшный шрам, пересекающий ключицу, все равно заставил содрогнуться, конечно, он портил всю красоту, но избавиться от него стало невозможным. Цепочка, на которой висел кулон в виде головы волка, была перерезана мечом тени, и вот уж не знаю, куда она потом делась в той суматохе. Руки перестали напоминать тонкие ниточки, возвратив себе былую силу, которой я обладала благодаря родным конюшням. Ноги тоже заставили восхищенно фыркнуть, и еще больше захотелось запрыгнуть в седло. Ребра перестали так явственно выпирать, а прежняя одежда оказалась впору.

Не предупредив ни принца, ни Уэн, я, надев костюм для верховой езды, выскользнула из замка, слава богам, никем не замеченная, к конюшням. Тут моя задача оставаться невидимкой переросла в нечто невыполнимое. Повсюду сновали грумы, многие из них чистили лошадей, другие таскали сено, в общем, жизнь в конюшне текла своим ходом. Наконец, мое терпение было вознаграждено — они разошлись на обед. Выскользнув из-за бочек, послужившими мне отличным прикрытием, я поспешила к стойлу Шудо.

Жеребец восторженно заржал, заслышав мои шаги. Я торопливо заставила его умерить свой пыл, и, взнуздав его, тихо, постоянно оглядываясь, в поводу повела из конюшни. Как только мы зашли с ним за поворот от большого здания, я ускорила свой шаг и направилась к разлому в стене, знакомому мне с ночи помолвки. Как только Дейст остался за спиной, облегченный вздох прокатился по всему телу.

Я осторожно забралась в седло Шудо. Шрам неприятно заныл, но я мало внимания обращала на его извечное напоминание о себе. Оправив рубашку, тронув коленками жеребца, направила его подальше от напоминания человеческой жизни. Холмы встретили меня проснувшейся живостью, покрытые зеленой травкой. Птицы весело распевали свои трели над моей головой, а я лишь восторженно смотрела по сторонам, соскучившаяся по природе. Запахи наполнили мою душу, нежно ласкали кожу под одеждой и розовый росчерк. Я невольно разомлела в воздухе подступающего лета, расслаблено опустила поводья Шудо, вцепившись пальцами в его шелковистую гриву. Жеребец не понес, чувствуя мою легкую скованность и заботясь обо мне. Благодарность к нему за понимание наполнила меня.

Резкий, неприятный, но знакомый до ужаса запах заставил грубо натянуть поводья моего вороного. Жеребец опасливо повел ушами, а я осматривалась, пытаясь найти причину моего беспокойства. На краю тропы виднелся кустик волчьей ягоды. Я задрожала, страх мечтал вернуться в мой ослабевший дух, но я лишь стиснула зубы и прямо смотрела на его причину. Яд, что отравил меня, содержался в ягодах, которых на кусте пока не наблюдалось, но опасливость все равно проснулась во мне. Шудо перенял мое беспокойство и заржал, я успокоила его похлопыванием по шее, он дернул головой и пошел дальше. Долго мой взгляд не мог оторваться от неприметного кустика, еще после этого я напряженно размышляла о нем, а потом отбросила в сторону все свои сомнения. Тень напала на меня, воспользовавшись невежеством, больше никому не предоставлю такого случая.

Но не только вопрос мести заставлял возвращаться к тени, но и вопрос, объясняющий ее поступки. Я всего лишь нечерия, не принцесса, а меня захотели из-за этого убить? Такой вариант отдавал абсурдностью, и мыслями я устремилась к другим путям. У тени имелся другой мотив? Но какой? Моя магия? Но как ее кто-то мог заметить? Ведь только принц слышал, как я ее пользуюсь, но он обладал Королевской магией! Мысль о том, что это было предательство Силенса, который уже не мог отказать, но и не хотел жениться из-за паршивой магии Динео, категорически не нравилась. Я не хотела представлять себе, что это правда. Принц не смог бы так поступить. Постой, но откуда ты знаешь? Может, неудавшееся покушение сталось причиной показать благородство наследника трона? Но я поспешно отбросила предательские размышления. Ни одна актерская игра не могла изобразить чувств, тех самых, что Силенс показал мне, когда поцеловал. Нет, принц не смог бы. Не смог.

Резко отшатнувшийся Шудо прервал мои размышления. Жеребец почуял волков. Я зачарованно смотрела на хищников.

Густая серебристая шерсть переливалась в солнечных лучах. Несколько черных крапинок на боках, хвостах и мордах ничуть не портили их магического сияния. Умные, желтые, такие глубокие и чарующие глаза проникали в меня без остатка. Я пригляделась. В их движениях ощущалась сонность. Конечно! Обычно в это время волки спят, ожидая лучшего времени для охоты. Оба волка оказались примерно одинаковых размеров, но все равно походили на две серые громадины. Один, тот, который стоял ко мне ближе не только на дороге, но и в плане мыслей, был слегка поменьше в холке второго, державшегося особняком. Уши настороженно стояли торчком, хвосты тоже напряжены, их смущала лошадь. Угрюмый волк переминался с лапы на лапу, и на левом плече я увидела кусок розовой кожи, непокрытый шерстью. Шрам. Боль в моей собственной отметине горьким оттенком обнажила наше сходство.

Волки в нерешительности постояли некоторое время возле края тропы, а потом скрылись за холмом. Я не открылась Динео. Я обещала принцу, что сначала научусь, и намерена сдержать данное слово. С тяжелым сердцем я позволила Шудо перейти на рысь, который уносил меня все дальше и дальше от Дейста. С каждым новым пройденным холмом, чувство свободы усиливалось. Я предоставила жеребцу выбирать дорогу самостоятельно.

Вороные бока лошади густо переливались на солнце, шелковистая грива и хвост развевались на ветру, а копыта мерно отстукивали по проснувшейся земле проложенных по холмам троп. Через некоторое время Шудо свернул в траву и принес нас к берегу неширокой реки и принялся жадно пить. Я озабоченно смотрела на противоположный берег, он начал окрашиваться предзакатным светом. Но не это беспокоило. Отчаянная сила тянула туда. Противоположный берег стал похож на островок надежды в океане страстей, до которого не составит труда доплыть. Я уверенно взяла поводья Шудо и направила его в воду. Жеребец, недоуменно прядая ушами, вошел в реку по брюхо и встал. Я опустила руку в воду, ощущая ледяное жжение. Пальцы мгновенно покрылись мурашками, и я оттерла их о свои штаны. Еще одно движение пятками, и Шудо сделал неуверенный шаг. Мои сапоги по щиколотку погрузились в лед реки. Дрожь пробила тело, шрам протестующе зажегся в острой боли, но я уверенно понукала коня идти вперед. Когда холодная вода добралась до голени, я опомнилась.

Шудо с радостью вернулся на берег, я поспешила направить его в сторону замка — мое противоборство с магией воды заняло слишком много времени. На Дейст опустилась ночь. О боги, меня ведь потеряют! Шудо сорвался в стремительный галоп, а я лишь прижалась к его шее, пытаясь остудить свой полыхающий шрам. Будто он предостерегал перед магией берега. Впервые я была благодарная за это ранение, оно спасло от наваждения.

Быстрый галоп не стал для меня утомительным, что я с удовольствием отметила, но на похвалы самой себя не оставалось времени, поэтому мы просто мчались по холмам герцогства Дейст. Мы уехали от замка слишком далеко. И как я только такое допустила? Луна властно засияла на небосклоне, и на черном полотне зажглись тысячи звезд. Полночь близилась, я пришпорила Шудо. Он удивленно отреагировал на мой приказ, но послушно поскакал быстрее.

Разлом в стене стал невыносимо тесным, я с трудом протиснулась в него и дернула поводья коня. Он недовольно зафыркал, сетуя за такое грубое отношение. Некормленый весь день, Шудо поминутно опускал голову и принимался щипать траву. Я властно тянула его к конюшням, застыв у большого темного здания, прислушалась. Звуков суматохи до меня не донеслось. Конюшня мирно спала. Я завела Шудо в его стойло, расседлала и щедро насыпала овса в кормушку. Конь принялся с удовольствием уплетать угощение. Я его покинула.

Замок тоже спал. Неужели, меня не хватились? Я тихо поднималась к покоям принца, ставшим моими. Проскользнув в дверной проем, я поспешно притворила за собой. Комнату освещал лишь очаг, в кресле, сонно похрапывая, сидела Уэн. Обернувшись на свою кровать, я увидела человека под одеялами. Недоуменно шевеля губами, подошла ближе и коснулась его. Под рукой провалилась ткань. Отбросив одеяло, я увидела мою тщательно уложенную одежду, замаскированную под меня. Я усмехнулась. Уэн не стала открывать мои планы принцу, хотя и сама о них не подозревала. Она со мной почти одиннадцать лет, наверняка, догадалась, что я пошла к Шудо. Очень часто, еще не до конца выздоровев, я просила ее скрыть от родителей мои отлучки. Уэн покорно соглашалась.

Все еще улыбаясь, я забралась в кровать, торопливо раздевшись и сбросив фальшивую Эверин на пол. Блаженно устроившись на перине — принц сжалился надо мной и приказал устлать почти голые деревянные доски — закрыла глаза. Но сон не пришел, как и не сделал этого в последующие ночи.

Я бродила по замку бесплотным духом, стараясь не попадаться на глаза прислуге и, конечно, принцу Силенсу. Я знала, что вскоре он меня навестит, чтобы справится о моем выздоровлении. Принц не смог это делать чаще, потому что на него навалились государственные проблемы, я его не винила. И вот так, скитаясь по мертвым коридорам, я проводила свои дни. Опасность отправиться с Шудо к той странной реке предостерегала от поездок верхом втайне от всех. Ну, а чтобы позвать себе сопровождение, хотя бы Уэн, я должна была получить официальное разрешение Силенса ездить верхом. Он до сих пор думал, что я не встаю с постели. Я презрительно фыркнула, кутаясь в свой плащ, по коридорам Дейста гулял промозглый сквозняк.

Мои контакты с волками ограничивались лишь их вторжениями, я оставалась верна слову. Хотя моя душа с тоской металась в груди, мечтая о свежем ветре в шерсти, сильных лапах, бегущих по земле, и радости добычи на охоте. Но я продолжала упорно ограничивать свою связь через Динео.

Шрам постепенно начал сдавать в своих позициях причинения нечеловеческой боли. Прогулки по камню замка становились все продолжительнее, уставала я все меньше. Исчезла ненавистная отдышка, я чувствовала себя здоровой. Конечно, рана сохранила свои последствия и не только в виде шрама на груди, но и рубца на моей душе. Теперь я отчаянно боялась коридора, в котором едва не распрощалась с жизнью. Вид крови внушал мне первобытный ужас, а запах белладонны покрывал кожу мелкими мурашками. Я с отвращением отзывалась на свою реакцию при виде теней, и садистки заставляла себя закрывать глаза и смотреть в потолок, стремясь избавиться от страха. Мои попытки увенчивались успехом, я перестала быть дрожащей слабой девушкой. Во мне просыпалась сила и жестокость.

Гобелены стали моими единственными проводниками в мир природы, а замковые кошки одинокими спутниками. Я реагировала на них противоречиво. Какая-то часть моей души, принадлежавшая незримо волку, с остервенением относилась к появлениям этих грациозных существ, а другая часть, истосковавшаяся по общению, с радостью принимала в сопровождение кошку. Через несколько дней одна из них стала моим постоянным сателлитом. То была прекрасная гладкошерстная кошечка с приплюснутой мордочкой. Грациозные движения выдавали в ней принадлежность к благородному роду, а короткий хвост к охотничьей породе. Пятнистая шкура заманчиво переливалась в свете горящих факелов и свечей, упругие мышцы мягко перекатывались под ухоженной шерстью. Она почти не издавала звуков, отличаясь от своих предшественниц, лишь молчаливо изредка касаясь меня своим поджарым боком. Такая компания со временем пришлась по душе. Уж лучше кошка, чем гуляющий по коридорам ветер.

Однажды я проснулась от жуткой головной боли. Волк отчаянно бился о мои защитные стены, я недоуменно их опустила. Он с благоговением проник в мой рассудок, но боль не отступала, я поморщилась от сухости в горле. Не выдержав ограниченности своего тела, метнулась в волка и заметно расслабилась.

Я стояла на берегу реки, через которую лежала дорога к Иным. Она беспокоила «неотвергнутую» в снах, я решила показать, что в ней нет ничего опасного. Темная вода мерно текла, трава поднялась по берегам, и в ней сновала мелкая живность. Влага стояла вокруг, я с наслаждением вдыхала несоленый воздух, смягчающий мою чувствительную гортань. «Неотвергнутая» обеспокоенно завозилась, я повторила ее движение, скребя землю. Река все равно не внушала ей доверия. Она ее боялась и хотела сбежать, но я цепко держала часть «неотвергнутой» в себе. Она сопротивлялась недолго, обмякла, и продолжала смотреть на воду моими глазами.

Постепенно вид реки ее успокоил. Не было той страшной магии, что тянула ее тело на тот берег. Я волчица, не отзывалась на этот музыкальный голос, просто знала, что путь приведет к Иным. «Неотвергнутая» даже не понимала, кто они такие, но так страстно желала попасть на ту сторону реки. Я насторожилась. Нельзя ее пускать сюда.

Волк достаточно резко вытолкнул меня из своего сознания, я хватала воздух, как выброшенная на берег рыба, и размахивала руками, словно падала с огромной высоты. Наваждение исчезло. Я обмякла в постели, ощущая соленый привкус пота на губах. Шрам отзывался дискомфортом, но я бросила все силы, чтобы не обращать внимания на дикую пульсацию в висках. Где-то сбоку журчала вода — Уэн наполняла ванну. Я тяжело села.

— Доброе утро, моя госпожа! — радостно воскликнула служанка. Я поморщилась от ее громкого голоса и встала, стягивая с себя ночную рубашку. Меня не нужно было долго уговаривать, я с наслаждением опустилась в горячую воду.

Приятные запахи трав и розового масла прогнали остатки тревоги, навеянной магической рекой. Вода ласково касалась шрама, вытуривая и оттуда остатки неприятной боли. Я погрузилась в ванну с головой, смачивая волосы и пульсирующие виски. Ароматические травы благотворно повлияли на мою голову, боль капитулировала.

— Позволите? — мягко напомнила служанка. Я промычала в ответ что-то непонятное, но Уэн взяла в руки мыльный корень и принялась за мои волосы.

Фантазия нарисовала картину моей ушедшей болезни. Силенс, намыливающий мою голову, напряженно стискивает зубы от своих действий. Я прыснула. Образ получился настолько ярким, что я расслабилась под пальцами Уэн, позволяя ей делать с моей головой все, что ей заблагорассудиться.

Стук дверь вырвал из сонного небытия. Уэн подошла к двери и вежливо поинтересовалась:

— Кто?

— Принц Силенс, — сообщил тягучий медовый голос. Я испугалась.

— Простите, мой принц, но миледи принимает ванну…

— Не имеет значения! — возразил мужчина.

— Имеет! — обиженно крикнула я. Даже сквозь дверь я ощутила его недоумение. Неужели он считал меня настолько слабой?

— Хорошо, я вернусь чуть позже. — И удаляющиеся шаги.

Уэн вернулась к ванне и продолжила намыливать волосы. Уснуть второй раз под ее мерными движениями не удалось. Тревога засела в душу перед предстоящим визитом принца. Служанка почувствовала мою напряженность.

— Все будет хорошо, миледи, вы прекрасно выглядите, — заверила девушка. В словах мне послышалась неуверенность, я раздраженно зашипела. — Простите!

Теплая вода перестала расслаблять тело, а чистые волосы не принесли никакого удовлетворения. Хмурая, я вытиралась мягким полотенцем, наблюдая за выбирающей мне наряд Уэн. Она разложила на кровати прелестное темно-зеленое платье.

— Нет, Уэн, что-нибудь попроще, — приказала я. Фраза вышла властной, даже немного грубой по интонации, но я не заострила на этом своего внимания. Уэн продолжила обиженно копаться в сундуке.

Потеряв терпение, я отстранила служанку и, придерживая одной рукой полотенце, выбрала темные леггинсы, серую тунику и мягкие домашние сапоги. Уэн осталась недовольна моим выбором, но я хотела мягкую и удобную одежду, а что об этом подумает принц уже не моя забота.

Одетая, я отметила свежесть своего лица, румянец щек и блеск глаз. Чистые волосы свободно ниспадали на плечи, серая туника приятно оттеняла мед их цвета, а янтарные глаза как нельзя кстати запылали на общем фоне. Я себе очень понравилась, что случалось достаточно редко. Уэн же, напротив, недовольно ворчала, но быстро утихла после моего окрика. Я ждала принца.

Время для меня превратилось в какую-то медленно стягивающуюся петлю у горла, которая патетически прерывала все мои попытки сопротивления. Воздуха я вдыхала все меньше и меньше, словно боялась, что из-за выдоха или вдоха не услышу шагов принца, а он все не приходил. Вечер мучительной волной окутал с ног до головы, тепло свернулось вокруг ног, но я ничего категорически не замечала. До рассудка дошло, что вскоре состоится свадьба. Я стану принцессой. Отчего близость этого события пугала сильнее, чем предстоящие проблемы? Неприятное, змееподобное чувство тревоги овладело мною. Я не могла отыскать успокоения даже в волке, потому что обещала не контактировать с ним.

Уэн вежливо попросилась уйти, так как время близилось к полночи, я рассеянно ее отпустила. Силенс так и не пришел. Я чувствовала разочарование? Да, и очень сильное. Несмотря на то, что я боялась отчего-то предстоящего между нами разговора, желание увидеть его оказалось сильнее. Это незнакомое чувство появилось во мне и тревожило, но не хотелось давать ему волю и позволять пускать корни. Силенс останется для меня только моим королем. Такое решение было принято.

Когда отчаянно захотелось спать, а голова тяжким грузом клонилась к желанной подушке, в дверь достаточно робко постучали. Я встрепенулась, поправила одежду и, мягко встав, отворила дверь. Силенс стоял на пороге. Взволнованный и смущенный он виновато смотрел на меня, я вопросительно изогнула бровь.

— Простите, что заставил вас так долго ждать, моя принцесса. — О боги, что за ненужный фанатизм? Он шагнул в комнату, дверь за ним плотно закрылась.

— Не нужно, — остановила я открывшего рот принца. Он не ожидал такого резкого поворота событий и озадаченно стоял с открытым ртом, потом все же взял себя в руки.

— Я принес вам это. — Силенс раскрыл до сих пор сжатую в кулак ладонь. На шершавой мозолистой коже лежал, переливаясь, кулон.

— Откуда он у вас? — Мне не удалось скрыть удивления.

— Я нашел его, когда… осматривал место, где нашел вас, — с задержкой объяснил мне принц. Лицо помрачнело после слов, ему явно неприятно воспоминать о той ночи, я прикусила язык.

— Спасибо…

Я взяла с его ладони кулон, и какое-то странное воодушевление наполнило меня. Голова волка с тихим звоном легла в мою руку, я ощутила ее легкий вес и продолжала рассматривать резную поверхность. Желтый глаз мерцал от огня из очага, напоминая о моих знакомых волках. Принц выжидательно стоял некоторое время, а потом забрал цепочку и подошел ко мне со спины. Отведя нежным движением в сторону мои волосы, он застегнул маленький замочек. Кулон как-то до странности привычно поместился между моих ключиц, едва касаясь поверхности шрама, грубо темнеющего на фоне белоснежной кожи.

— Ты прекрасна.

Густые хрипловатые слова принца вызвали приступ раздражения и злости. Я не была прекрасной! Уродливый шрам все портил! Мне так безнадежно захотелось отомстить своему несостоявшемуся убийце, что даже зубы свело дикой судорогой. Никто в замке и пальцем не пошевели, чтобы найти его! А принц! Я себя отдернула, вспомнив слова Силенса о крысе. Он не меньше моего хотел отыскать эту тень, но тогда просто не смог покинуть меня, лежащую в лихорадке и верно умирающую. Только его забота и вера в мое исцеление помогли мне встать на ноги. Я должна быть благодарной ему за все это, но почему он так жестоко со мной поступает?

— Не нужно врать, мой принц, мои глаза мне не лгут, я прекрасно вижу свой невежественный и отвратительный недостаток. — Холодный голос отдавался осколками льда и жестокости.

Силенс изменился в лице, но серьезно посмотрел в мои глаза — он осознал, что я не лгу. Рот его беспомощно приоткрылся, принц не находил слов, чтобы ответить мне. Конечно, трудно оправдать ложь, когда она раскрыта. Я прекрасно это испытала на себе в детстве, с тех пор предпочитала говорить правду — от нее не отвертишься, что есть немаловажное условие. Но дикая воздержанность на чувства всю мою сознательную жизнь сейчас кричала в иссохшей от тоски душе. Горькая инфантильность моих поступков сейчас как никогда раньше запахла фальшивостью.

— Позволь тебя огорчить, — все струны души натянулись от физического мучения, — но ты не права, — закончил принц, и все мои убеждения осколками рассыпались у его ног.

Я озадаченно переводила свой взгляд от одного предмета в комнате до другого, вслушиваясь в его мерное дыхание. Привычный запах дыма и земли от принца осязаемо влиял на мое успокоение.

— Эверин, шрам ничуть не ухудшает твоей красоты, — я фыркнула, — он наоборот говорит о твоей силе. — Удивленный взгляд. — Ты смогла это пережить, сумела выкарабкаться из лап смерти…

— Только благодаря тебе…

— Не только! Твоя сила духа победила все страхи, ты смогла принять то, что произошло, и продолжать жить дальше! Не это ли истинная красота, Эверин?

— Может быть, но люди чаще всего смотрят на внешность! — Яд в моем голосе был опаснее того, что витал в коридоре возле моих покоев той ужасающей мое сознание ночью.

— Тогда ты, может, заметишь, что и на твою внешнюю красоту люди обращают внимание, — совсем тихо произнес Силенс. Я невольно подняла на него свой взгляд. Серые глаза выражали страдание и боль, он не хотел, чтобы я себя корила за то, чего предотвратить бы все равно не сумела. Искренность в его лице тронула.

— Я не понимаю…

Принц подошел и крепко обнял, так сильно сдавив ребра, что я боялась дышать. Но знакомое тепло и запах быстро окутали меня, я расслабилась и прижалась к нему. Он уткнулся в мою макушку и тяжело дышал в волосы. Действия Силенса такие естественные, вызвали бурю чувств. Если бы я не выплакала годовой запас слез в прошлый раз в синий камзол принца, то теперь бы тоже непременно намочила его рубаху. Я просто стояла и успокаивалась в его объятиях.

Ленс внушил чувство безопасности, то самое ощущение, которого мне не хватало все эти долгие дни выздоровления. Постоянно казалось, что тень может вернуться и закончить свое дело, как я не мужалась, в глубине души все равно тряслась от страха, а теперь… Легкость наполнила меня, счастье и что-то пронзительно острое и хорошее, но я не поняла что.

Мысли перестали нестись бешеным потоком, сливаясь в мирную, спокойную реку, отдаваясь в моем теле умиротворением. Боль куда-то исчезла, уступая свое место расслабленности, пусть и бессилию. Я поняла, в чем смысл моей судьбы. Давать такое же спокойствие моему принцу, тому, кто станет впоследствии моим королем. Но верность династии Предназначенных не исключает использование Динео. Облегчение пришло за осознанием. Принц истолковал мой вздох иначе и выпустил из своих объятий. Я с сожалением поежилась.

— Не нужно слов, — резко прервала его я, он с пониманием кивнул и протянул мне свою мозолистую ладонь. Я вложила в нее свою руку. Губы принца мимолетно коснулись кончиков моих пальцев, от прикосновения я затрепетала, но он почти сразу отпустил меня.

— Я пришел сказать тебе, Эверин, что отец перенес свадьбу на Первый Жаркий День. — Я это уже знала, но не стала разочаровывать Силенса. — Думаю, в скором времени тебе начнут шить платья. И..постой, ты стоишь? — с запозданием понял принц. — И я тебя обнимал. Эверин, тебе не больно?

Я покачала головой и глупо улыбнулась. Взгляд принца, наконец, заметил во мне существенные изменения, я больше не походила на белесую тень с болезненным лицом, а вновь стала нечерией, правда, с новым шрамом.

— Ты так…изменилась.

— А вы не заметили этого, когда говорили, что я прекрасна? — насмешливо поинтересовалась я.

— Заметил…

Восторженный взгляд принца Силенса явился лучшим комплиментом моей внешности, который я когда-либо получала в своей жизни. Губы мужчины слегка приоткрылись в удивленном жесте, глаза засверкали, а бронзовые щеки впервые на моей памяти покрылись румянцем.

— Прелестная принцесса…

— Нечерия, — строго перебила я, не скрывая веселых искорок в глазах.

Принц продолжал рассматривать меня, словно никогда раньше не видел, а его молчание начинало раздражать. Я недовольно дернула плечом и фыркнула.

— Так о чем вы еще хотели мне рассказать?

— Я… — принц опомнился. — Ах да, свадьба… — Глаза вновь коснулись моего лица. — Платье…

— Вы уже сказали, мой принц, — подтолкнула моя нетерпеливость.

— Да, да, — поспешно заверил Силенс. — А потом тебе предстоит мне помочь в подготовке церемонии, — закончил принц. — Формально ты еще даже не принцесса, а фактически единственная женщина из династии Предназначенных в замке.

Я не совсем понимала, что он хочет этим сказать, или отказывалась понимать. Принц выжидательно постукивал пальцами по каминной полке.

— Чувствую себя в своей комнате гостем, — мягко рассмеялся он.

Не обращая внимания на принца, я села и подтянула колени к подбородку. Уставившись в пламя, я ушла куда-то далеко из ставшей мне тесной комнаты Силенса.

— Эверин? — вопрошал мужской голос.

Вожак стоял надо мной и тряс за плечи. Что он от меня хочет? «Неотвергнутая» так неожиданно ворвалась внутрь и вытеснила в свое тело, что сбила с толку. Теперь я была в теле девушки. Неприятное ощущение, да еще и вожак что-то кричит, да так громко, что я не могу разобрать его скуления. Да и смогла бы?

Я поняла, что стала волком, только когда чей-то влажный нос ткнулся в мой бок. Зарычала, на загривке встала шерсть. Так вот как проявляется раздражение у животных? Я принюхалась. Запахи были необычайно ярки и красочны. Мир вокруг бурлил жизнью, движением, где-то в кустах шуршала полевка, неподалеку паслись олени. Мы на них охотимся, поняла я. Лапы сделали несколько неуверенных шагов. Так странно, идти на четырех лапах. Постойте!

Я опомнилась.

Резко отведя взгляд от огня, я наткнулась на принца. Он яростно сжимал кулаки. Увидев осознанное выражение на моем лице, гнев его отошел, уступив место беспокойству.

— Что с тобой было? — громогласно спросил он.

— Магия… Динео…

— Я понял, — прервал принц. — Зачем ты ей пользовалась в моем присутствии?

— Я просто посмотрела в огонь, и она меня захватила! — честно ответила я. — Это мной не контролируется, Силенс!

Он разозлился, отвернулся и стал расхаживать по комнате мерными длинными шагами. Я тупо наблюдала за его действиями.

— Ума не приложу, где отыскать тебе мастера Динео! — озвучил он, наконец, свои мысли. Я была удивлена.

— Я не знаю, мой принц…

— Оставь, Эверин, а то ты у всех на глазах станешь «моей королевой», — заговорщически улыбнувшись, предостерег Силенс. Я картинно изобразила страх.

— По крайней мере, выглядеть будешь глупо именно ты, — ядовито ответила я, вызвав улыбку на лице принца.

В нем что-то разительно изменилось, и я это понимала. Исчезла скорбь по матери, нет, конечно, он не забыл о ее смерти, но сейчас у Силенса было слишком много забот, чтобы нести долгий траур. В жестких чертах лица появилась некоторая задумчивость, лучезарность и даже тени улыбки. Он будто весь смягчился. В движениях ощущалась прежняя сила и предостережение, но читалась и осторожность. Словно Силенс держал в руках невероятной работы хрустальное изделие и всем своим существом восхищался мастерством ремесленника.

— Мне нравится, что ты перестала меня бояться.

— Я тебя и не боялась, — гордо возразила я. — Просто опасалась.

— Почему же? — удивился Силенс, темная бровь изогнулась в вопросительном жесте.

— От тебя пахнет опасностью — Принц изумленно принюхался, я невольно улыбнулась. — И не пытайся со мной спорить.

— Хорошо, моя королева…

— Прекрати, я еще не привыкла к «принцессе»…

Пальцы принца коснулись моей шеи, он так неожиданно подошел, что я вздрогнула. Подушечки ласково скользнули по цепочке к шраму, Силенс методично его ощупывал, пробираясь под тунику.

— Хорошо зажил, — наконец, отметил Силенс. Я бросила на него мрачный взгляд. — Мне нужно было убедиться, — развел руками принц. Потом он оценивающе посмотрел на мои руки, скользнул по ногам и вернулся к лицу. — Как давно ты встаешь с постели?

Я замялась. Сказать принцу правду обозначало навлечь на себя его гнев.

— Не так давно, как хотелось бы. — Что ж, полуправда еще не ложь.

— Да? А Гирцита вот уже несколько дней, как минимум, разгуливает с какой-то девушкой по верхним этажам слуг. — Я зарделась.

— Гирцита?

— Угу, пятнистая охотничья кошка одного из знатных вельмож, — принц откровенно надо мной насмехался.

— Ну да, я уже давно гуляю по замку, — скрипуче произнесло мое смущение.

— Знаю, но зачем было приручать мою кошку? Сегодня она таскалась за мной весь день и настойчиво требовала отыскать Златоглазку.

— Кошка требовала?

— Да, с помощью Королевской магии, конечно. Я ее понимаю, так как нашел еще совсем котенком. Она спала на мне, когда я занимался магией, поэтому стала предрасположена к ней. Но Гирцита считает вполне естественным делиться своими мыслями. — Пространно пожал плечами Силенс, для него это тоже выглядело неким обычным событием.

— Какую Златоглазку она искала? — Принц рассмеялся.

— Я тоже сначала не понял, о ком она говорит. Вечерами она рассказывала о девушке, с которой гуляет днем. Поначалу я решил, что это какая-то служанка, которая остается без дела, но когда сегодня Гирцита показала твой образ, понял, что ошибался. — Принц с улыбкой глядел на меня, в лице не читалось и следа укора. — Златоглазка. Я бы назвал тебя принцессой.

— Как банально, — фыркнула я.

— Дикая невежественная нахалка! — расхохотался Силенс. Я улыбнулась против воли. — Я никогда не слышал, как ты смеешься, — заявил вдруг принц, я потупилась. — Почему?

— Не знаю. Меня трудно рассмешить.

Силенс задумчиво всматривался в мое лицо, стало неловко от его горячего взгляда. Он выражал такую преданность и покорность, которая должна сейчас литься из меня за его поступки. Но я лишь стояла в стороне, сложив на груди руки, и грозно поглядывая в его сторону.

— В чем тебе помочь по части подготовки? — инициативно поинтересовалась я.

Силенс нахмурился, потому просчитал что-то в уме, и спрятал руки в карманах, словно они замерзли. В комнате было слишком жарко.

— Пожалуй, с выбором цвета для моего наряда, — насмешливо ответил принц. Он еще не знал, как я ненавижу «общение» с одеждой.

— Хорошо, — кисло отозвалась я. Принц прекрасно понял мою реакцию, но дерзкая улыбка говорила о том, что он уже отлично осведомлен. — И белье? — наивно спросила я. Принц залился краской.

— С этим справлюсь сам, — сквозь смущение пролепетал принц. Я попала прямо в точку.

— Хорошо, мой принц, — я вежливо присела в реверансе.

— Черт, сущий черт в женском обличии! — раскатывался хохот принца по коридору, когда я нагло выпроводила его вон.

Устало сползя по стене, я осталась сидеть на полу. Объятие принца принесло удовлетворение, но его слова о подготовке вновь разбередили душевные тревоги. Чем ближе становилась дата Первого Жаркого Дня, тем сильнее волновались волки. Тем отчаяннее звало куда-то мое сердце, но я стоически сопротивлялась, и вскоре перестала слышать жалобный зов.

Но принц предоставил еще одну задачу. Нужно выбрать для него наряд, что само по себе могло показаться абсурдным. Я бы всегда хотела видеть его в простой одежде, в которой он выглядит как нельзя лучше, но нельзя не согласиться с тем, что даже элегантный камзол и леггинсы подчеркивают красоту принца. Ленс оставался прекрасен в любом образе, чего не скажешь обо мне. Шрам придется каким-то образом скрыть, даже не хотелось показывать его портнихе Мэйк, но другого выхода не было.

Усталость от бушующих мыслей сморила быстрее, чем смог бы это сделать тяжелый день в седле. Кое-как добравшись до постели, я прямо в одежде повалилась на перину и уснула крепким, здоровым сном.

Последующие дни потекли своим чередом, я постепенно восстанавливала силы, но каждый раз откладывала поход к Мэйк. Но вот настало утро, когда сделать это оказалось невозможным. Уэн возмущенно отчитывала меня за то, что портниха даже не принялась за работу. До свадьбы, по ее мнению, оставалось совсем мало времени, и мне нужно срочно отправляться к мастерице Мэйк.

Красная и злая от причитаний Уэн я брела вверх по лестнице от покоев принца к портнихе. Злоба бушевала во мне. Прошлым вечером приходила мать и тоже отчитывала за медленно продвигающуюся подготовку к этому великому событию. Замок вновь наполнился жизнью — неспешно прибывали гости, приглашенные на свадьбу, да и те, кто просто хотел посмотреть, как принц сочетает себя браком с необычной нечерией. Из уст Уэн слухи обо мне ходили самые разнообразные, что перечислять их просто не хватит сил.

Мастерица Мэйк встретила меня доброжелательной улыбкой, от ее доброго лица стало не по себе. В руках женщина держала длинную бечевку, с черными метками, а за ее спиной я заметила аккуратно разложенную белую ткань. Теперь страх стал практически осязаемым.

— Ну, что, милочка, вы готовы? — без приветствий начала мастерица Мэйк. Я неуверенно кивнула, хотя выбора и не оставалось. — Принц сказал, что вы сами пожелали выбрать фасон и цвет его наряда.

Я поперхнулась, возмущенно стиснула зубы и ответила портнихе что-то невнятное. Несносный негодник! Он сделал это мне назло.

Волк тревожно меня коснулся, я лишь отмахнулась, уверив, что все прекрасно. Хищника это не удовлетворило. Он продолжал настойчиво пробираться в мой рассудок, но я грубо оттолкнула его. Волк обиженно заскулил.

— Что-то не так, нечерия? — добродушно поинтересовалась мастерица.

— Нет-нет, — поспешила я ее заверить.

Мэйк начала кружить вокруг, уточняя мерки, которые сняла для помолвки. Она возмущенно охала, что я немного похудела в талии, увещевая, что на кости надевать свадебное платье она не будет. Я поморщилась. Мастерица приказала избавиться от верхней одежды, я с опаской обнажалась до белья.

Мне понравился взгляд доброй портнихи, брошенный на мой шрам. Он не горел отвращением или страхом, она лишь недовольно покачала головой и начала прикидывать фасон платья, который поможет скрыть мой недостаток. Булавки, появляющиеся из ее бездонных карманов, беспрестанно меня кололи, но я молча стояла перед портнихой, пока та кружила по комнате.

Когда терпение начало подходить к концу, мастерица Мэйк выпрямилась и заявила:

— Через три дня придешь на первую примерку, милочка. — Она задумчиво перебирала пальцами белоснежную ткань, которую скрепила булавками. Теперь гладкий шелк собрался в красивые складки, но то были только наброски. — А принцу какой наряд ты выберешь?

Моя память пыталась отыскать в себе хоть какие-то знания о сочетании цветов и форм. На своем белоснежном платье я не заостряла внимания, решив, что наряд принца не должен так яро с ним гармонировать.

— Хм-м, мастерица Мэйк, — женщина по-детски зарделась. — Думаю, белоснежная батистовая рубашка с воротником, простой серый жилет, а поверх него камзол с недлинными полами цвета жженого сахара, может немного светлее или темнее, брюки в тон им, ну и черные сапоги до блеска начищенные подойдут сюда для общего ансамбля. — Мэйк пораженно на меня смотрела, я потупилась. — Простите, если что-то не так, я не сильна…

— Что ты, милочка! Хорошо продуманный наряд! — заявила портниха. — У тебя есть определенный вкус!

— Да, и отдаю я предпочтение не платьям, — усмехнулась я.

Мастерица смерила меня недовольным взглядом, будто я сказала, что Силенс — принцесса.

— Это все ваше воспитание! — возмутилась она наконец. Я отчего-то улыбалась этой доброй женщине с мягкими руками, и тревоги понемногу отступили на второй план.

— Ну все, все, ступай, — прогоняла она меня.

Я послушно присела в реверансе и ушла из комнаты портнихи, взяв свой путь на кухню. Тут, как обычно, кипела разношерстная жизнь. Взглядом поискав повариху, я направилась к ней. Женщина увлеченно объясняла своим подопечным, как правильно запечь свинину, я с интересом прислушалась. Повариха готовила своих подчиненных к торжественному пиру в честь свадьбы и стремилась как можно быстрее вбить в их головы знания о различных приготовлениях пищи.

Плотная в теле, но не тучная, повариха Жэдэ раздраженно поправляла густые, смоляные волосы, угрюмо нахмурив брови. Я подошла к ее подчиненным и пристроилась, но вскоре терпение мое лопнуло, и тихо прозвучали мои слова:

— Повариха Жэдэ, можно вас отвлечь от рассказа ненадолго?

— Почему я должна уделять время тебе отдельно, когда и другие тоже нуждаются в обучении?! Мне некогда с тобой перешептываться! — резко бросила женщина, едва коснувшись моего лица своим взором. Слуга, стоявший по правую руку от меня, узнал в просто одетой девушке будущую принцессу и смертельно побледнел, пытаясь хоть как-то остановить Жэдэ. — Если тебе не хочется слушать, иди, принеси несколько ведер воды из колодца и заведи тесто на пирожки! — Несчастный слуга едва не плакал, но повариха едва ли заметила его манипуляции.

— Но принц Силенс послал меня, — робко ответила я, не спеша разубеждать повариху.

— Принц? И что? — грубо бросила Жэдэ. — Завтрак и обед ему отнесли, а распоряжения насчет торжества должна давать нечерия!

— Но Жэдэ… — начал бледный слуга.

— Молчать! И без вас некогда! А еще эта несносная девчонка где-то ходит, неужели не понимает, что уже обязана дать распоряжения!

— Я это прекрасно понимаю, оттого и прошу уделить мне некоторое внимание, — достаточно сдержанно я произнесла. Повариха неожиданно осела на стул, который упирался ей в ноги, и побледнела, повторяя выражение лица слуги.

— Я не хотела вас… Я…

— Оставьте, — прервала я поток бессмысленных лепетаний. — Уж лучше займемся делом.

Женщина согласно закивала и в спешке разогнала своих слуг, беспрестанно поправляясь и краснея.

Мы сошлись во мнениях с поварихой, она быстро понимала, что я хочу от торжественного ужина. Жэдэ не задавала лишних вопросов, не советовала что-то переделать, так как я практически угадывала ее желания и уже некоторые исполненные предписания. Она, к сожалению, постоянно смущалась тому инциденту, но теперь я ощущала в ней стойкое ощущение и благоговение. Повариха не боялась, что ее вышвырнут из замка за такое поведение, но постоянно была напряжена словно перед ударом. Вскоре она измотала меня своим подозрениями, я поспешно покинула кухню, а вместе с ней и замок. Двор встретил доселе невиданным возбуждением.

В Дейст все пребывали и пребывали гости. Тут столпились не только лорды и графы, но и герцоги и герцогини Королевства Дейстроу. Разные цвета гербов, костюмов, попон смешались в единый буйный оттенок. Множество человеческих запахов тревожили волков под замковой стеной, поэтому они углубились в лес, откуда могли спокойно наблюдать за Дейстом.

Я как можно незаметнее проскользнула к конюшне, которая встретила гулом лошадиного ржания. Каждое стойло оказалось занято, а некоторых коней перевели в дополнительные конюшни. Теперь здесь стало жарко, как в соседних банях — так много животных тут дышало. Конюхи сбивались с ног, стараясь угодить всем — и лошадям, и их господам. Но им явно не хватало численного превосходства над своими гостями, потому что лица грумов печально оглядывались в мою сторону.

Шудо нервничал, непривыкший к такому количеству соседей, но мое появление заметно его успокоило. Я с сожалением поглядела на свое седло, которое висело тут же, и лишь принялась вычищать своего жеребца. Щетка скользила по гладкой шкуре, а жеребец нежился под моими действиями., но даже его присутствие и тепло не смогли меня саму успокоить. Я отчаянно боялась свадьбы, которая неумолимо приближалась, скоро она изменит мою судьбу самым кардинальным образом. Смогу ли просто выехать на лошади из замка без своры слуг? Звание принцессы отяготит.

Я с неохотой покинула конюшню, пробираясь по пестрой толпе. На меня мало обращали внимания, еще почти никто не знал нечерию в лицо, а те, кто был на помолвке, не увидели в простой девушке нареченную принца. Поэтому я спокойно, без официальных приветствий прошла в замок. Дейст так же встретил странным и непривычным оживлением. Оно как-то не замечалось поутру, а теперь явственно стояло в воздухе.

Песни менестрелей доносились из разных уголков каменного замка, по коридорам сновали слуги, гуляли господа, стояли постоянные разговоры и звенел смех. Я почувствовала себя лишней на этом празднике жизни, и, недовольно ежась, едва сумела пройти в свои покои без остановок. На каждом углу собирались группки аристократов, и не желали пропускать служанку сквозь свое сборище. В конце концов, разозлившись, я использовала свое звание нечерии и почти беспрепятственно добралась до покоев принца, ставших моими.

День оказался слишком долгим и полным событий, чтобы я смогла обдумать его и хоть на минуту не мечтать о сне. Так что я спала, а сознание волка отстранено наблюдало за неподвижно сидящим вожаком, который с непонятным выражением лица вглядывался в спящую «неотвергнутую».

Короткие дни пролетали так быстро, словно какой-то проказник постоянно переворачивал песочные часы времени. Не успевала я открыть глаза задолго до рассвета, как на меня тяжелым грузом обрушивалась поздняя ночь. Недосыпания сказывались на недостатке концентрации внимания и вечной рассеянности, которую я проклинала каждый раз, как пропускала мимо ушей какой-нибудь вопрос.

До гостей в замке медленно дошло, что взлохмаченная девушка в извечной одежде охотницы — это будущая принцесса. Теперь мне, к сожалению, почти не удавалось проскальзывать мимо их пустословных сборищ, поэтому приходилось с вежливой улыбкой выслушивать сладкоголосых болтунов. С каждым днем они раздражали все больше и больше, и возникало впечатление, что вот-вот моему безграничному терпению придет конец. Но в этой апогее постоянных дел меня застал принц. Силенс ужаснулся моим синякам под глазами и слегка впалыми щеками. По его приказу меня кормили за четверых мужчин, а Уэн следила за тем, чтобы я много спала. Я была одновременно раздражена и рада заботе принца, но моя отчетливая усталость больше поддерживала меня во втором мнении.

Силенс же с каждым прошедшим часом становился все более оживленным и возбужденным. В нем загорелась искра жизни и страсти, все это отмечали на ужинах в Обеденном зале. Принц преобразился не только во внешнем смысле, но и внутреннем. Скорбь о королеве Лайс стала отложенной на неопределенный срок, мне это не нравилось. Уж лучше бы отложили свадьбу. Но Дейст по-прежнему собирал в себе гостей и прибавлял своим коридорам жизни и воодушевления.

Мои волки, как я их безмолвно нарекла про себя, не пытались выйти на контакт и не настаивали на предназначенном общении или использовании магии. Я благодарна им. По крайней мере, они не отвлекали от важных дел, сохраняя силы для других занятий, хотя и без них странные мысли о загадочных Иных постоянно тревожили мое существо.

Но когда сегодня утром я открыла глаза, то со стоном протеста снова зарылась в одеяло. До свадьбы оставалось три считанных дня. Близился Первый Жаркий День. Сейчас предстояла последняя примерка у мастерицы Мэйк.

Уэн поспешно согнала меня с постели, заметив, что я не сплю, а просто отчаянно боюсь встать, и приготовила горячий чай на малине. Я с удовольствием, но слишком быстро, выпила одну чашку и помчалась к портнихе. Ее загадочные фразы вчера возбудили мое любопытство. ведь принц остался доволен своим нарядом.

Добрая женщина в нетерпении плела кружева, сидя на большом сосновом сундуке у распахнутого навстречу теплому весеннему утру окна. Я в восхищении замерла перед своим платьем, которое бережно разложенное покоилось на кровати. Странное благоговение и какой-то оттенок ужаса охватили меня. Портниха превзошла саму себя. Мои глаза жадно скользили по белому шелку, по вставкам из ткани цвета слоновой кости и золотистой отделкой, так яро напоминающей мне о цвете глаз моего волка.

Платье легло по моей фигуре идеально, я не могла выразить свое восхищение словами, лишь беспомощно то открывала, то закрывала рот в попытках сказать хоть что-то стоящее такого наряда. Но мастерица Мэйк радостно кивала и тоже пребывала в молчании, словно она сама осознавала, что создала просто великолепное платье, так сильно подходящее именно мне.

— Вы…

— О, не стоит, моя принцесса! — неожиданно уважительно отозвалась Мэйк. Я покраснела. — О, обязательно сделайте то же самое на церемонии, вы прекрасно выглядите, когда краснеете!

Вот уже третий человек делал подобный комплимент относительно моего столь нелюбимого румянца, но я послушала совет доброй портнихи и почтительно кивнула, решив, что слова здесь действительно излишни. Чем дольше я находилась в Дейсте, тем сильнее убеждалась в том, что для того, чтобы общаться со слугами этого замка мне достаточно просто взглядов и жестов, рот при этом можно практически не открывать — они и так прекрасно понимали, чего именно я в тот или иной момент хотела. Этого не скажешь о местных вельможах…

После примерки, оставаясь до сих пор в прекрасном восторге, я по привычке побрела к Жэдэ. Повариха, расположившаяся ко мне после нашего общего взаимодействия, заверила, что на торжестве все будет выглядеть в лучшем виде. Завтра на закате они приступают к приготовлению блюд, уже сейчас на кухне царило доселе невиданное возбуждение. Я с сожалением посмотрела на их мирские заботы и бесцельно продолжила слоняться по замку, ведь дела, доверенные мне принцем, уже завершены.

Неизвестность и отсутствие хоть какой-то цели перед церемонией наводили на всяческие мысли, которые я, впрочем, не пыталась воспринимать всерьез. Хотелось знать немного больше о Красной стране, предоставляет ли она опасность Королевству Дейстроу на данный момент или нет? Я думала, какие обязанности будут возлагать на мои плечи, после того как я стану принцессой. Множество мыслей скопились в моей голове и беспомощно трепыхались на волнах моего беспокойства. Принц тоже не способствовал избавлению от тревоги. Его блестящие ртутные глаза дразнили меня своей радостью и напущенной беспечностью, но Силенс явно наслаждался своим званием жениха.

Одно рассуждение завело меня в тупик. А если моей первой обязанностью принцессы станет рождение наследника? Я не горела желанием стать матерью, как и стать женой, если говорить честно. Ну, а что если для того король и женит своего сына? Чтобы стать свидетелем рождения внука? Или внучки? С тех пор я думала о свадьбе с содроганием. Мне не могло прийти даже в голову, что принц станет уважать мою волю, поэтому последние дни я достаточно кисло отзывалась на попытки Силенса завязать разговор.

Почему мысль о ребенке вызвала такое отвращение, объяснить я не смогла даже волку, который неустанно твердил, что щенята — залог большой стаи, но я отмахивалась от его звериных рассуждений, пытаясь отыскать причину в себе. Она ускользала и ускользала из моих пальцев, как мимолетное счастье, которое случается так редко. Вот и догадка никак не хотела даваться проторенным путем. Спросить кого-то я не получилось бы, да и не хотелось. Должна же я сама приходить к выводам?

А вывод оказался не утешительным. Я боялась стать похожей на свою мать, которая забыла о существовании мужа после появления на свет второго ребенка, хотя и не переставала любить герцога. Она просто обросла коркой льда, не выпуская чувств наружу, а может, я страшилась за дитя, которое начнет свою жизнь в опасности и вечном преклонении? Его обязательно захотят убрать с политической доски, как пытались это сделать со мной. Принц не смог бы жениться после моей смерти достаточно продолжительное время, так как церемония помолвки состоялась, где он поклялся в своих намерениях. Горькая усмешка обожгла губы. А что если мой убийца затаился и ждет окончания церемонии венчания? Тогда уже никакие законы не позволят принцу Силенсу жениться в ближайшие сорок лет. Трон в таком случае мог остаться без наследника.

Но все эти странные размышления принадлежали Дейсту и его атмосфере. Дикая и хамоватая женщина, которую принц увидел при нашей первой встрече, превратилась в пугливую девочку, неспособную даже выехать верхом из замка на собственном жеребце. Магическая река соблазняла, манила на противоположный берег и в дальний путь, но я твердо сопротивлялась, но для надежности решила не покидать замковых стен. Волки не одобряли моего решения.

Я страшилась рассказать принцу, куда увели меня истоки моей магии, но вместе с тем отчетливо понимала, что долго скрывать волков не удастся. Кто-нибудь да заметит множество следов хищников около провалившейся стены, поэтому я несказанно рада, что животные решили держаться в роще. Хотя одного из них это не устраивало, он хотел быть ближе ко мне, чтобы в случае опасности оказаться поблизости. С трудом удалось убедить его, что пока рядом Силенс, мне ничего не грозит. Он покорно согласился передать меня на попечение вожака. Я озадаченно отреагировала на это имя принца в его мыслях. По нашим законам, сейчас Энтраст был вожаком, но волк упорно так называл именно Силенса. Еще одна загадка, требующая моего внимания.

С завидным упорством я отгоняла от себя чувства радости и торжественности, словно поддавшись им, потеряю бдительность и тогда уже не найду в себе силы спастись от омута переживаний. Уэн не разумела моей мрачной отрешенности, заявив, что вела бы на моем месте себя, как самая счастливая невеста на свете, ведь принц такой красивый мужчина. Я лишь фыркала в ответ на ее слова, но ее поразительный восторг Силенсом разбудил до сих пор неизвестное ядовитое чувство, которое стало замечать любое слово, сказанное в адрес наследника трона. Я раздражалась на себя все сильнее и сильнее, теряя умиротворенный и сосредоточенный контроль.

Утро свадьбы встретило дрожью в коленках. Глаза открылись, лениво пробежавшись взглядом по потолку, ощутила на коже свежий воздух Первого Жаркого Дня. Я потянулась и села, встревожено оглядываясь. Уэн уже вовсю хлопотала вместе с мастерицей Мэйк. И как я не услышала раньше их оживленное перешептывание? Они расправляли складки на платье и поочередно восклицали комплименты в его адрес. Созерцание белоснежной ткани отбило всякое желание вставать с постели.

— Миледи! — воскликнула Уэн, заметив мое неосторожное движение, я не успела закрыть глаз. — Добро утро! Можно даже сказать, день!

— Как день? — ошеломление слегка отрезвило.

— Уже почти полдень, моя леди, — добавила служанка и продолжила помогать мастерице Мэйк. Женщина улыбнулась вместо приветствия.

Ворча на себя за долгий сон, я опустила голые ступни на прохладный пол. Свежесть воздуха в комнате говорила об открытом окне, легкий запах дыма о зажженном очаге, а дух трав о свежезаваренном чае. Неожиданно проснулся аппетит, и я, оставаясь в ночной рубашке, с удовольствием прикончила принесенные пажом булочки с маслом и запила все это маленькое пиршество чаем. Уэн заварила успокоительный отвар, в котором приятно благоухали корни малины, листья мяты и листочки медуницы. Потом я с сожалением рассталась с ночной рубашкой, а Уэн едва ли не насильно запихнула меня в ванну с горячей водой.

Тепло благотворно, как и всегда, повлияло на тело, и оно расслабилось. Намыленная губка тщательно отмывала мою кожу, ведомая рукой Уэн. Волосы неприятно потяжелели от воды, когда девушка принялась и их приводить в чистоту. Вскоре я стояла посреди комнаты, завернутая в полотенце и дрожащая от легкого ветерка из окна. Мастерица Мэйк и Уэн спорили, какой комплект белья мне надеть под платье. Вскоре они сошлись на батисте, и я мысленно согласилась с выбором.

До меня долетел гул замка, когда все торжественно замолчали, облачая невесту в свадебный наряд. Уэн блаженно улыбалась, аккуратно складывая ткань по фигуре, а мастерица безмолвно руководила ее действиями. Это занятие показалось бесконечным, и я быстро заскучала, но продолжала отмечать отменно сшитое платье. Оно приятно охватывало меня, но не стесняло движений. Широкие юбки красиво струились по бедрам, я видела это, даже не пользуясь зеркалом.

— Теперь осталось ждать служанок, — сообщила портниха, оправляя последние складки.

— Зачем? — не поняла я.

— Как это зачем, нечерия? — в свою очередь удивилась Мэйк. — Они закроют вас черной тканью и поведут в Сверкающий зал так, чтобы никто не смог увидеть вас до церемонии, — объяснила она нечто важное маленькому и глупому ребенку.

— К чему такие сложности? Какая разница — увидят ли меня до церемонии или во время? — вопрос получился прозаическим.

— Нет, нечерия! Разница есть! — возмутилась портниха. — Наши предки не просто так придумывали эти традиции, мы должны их соблюдать! Или ты хочешь опозорить дом своей семьи?

— Н-нет, — выдавила я, ошарашенная ее гневом.

Мастерица кивнула, не в силах подобрать слов, чтобы вновь не приняться браниться. Я виновато потупила голову и уставилась в одну точку на полу. Время превратилось в тягучее и вязкое вещество, которое отвратительным потоком обволакивало тело. Шрам на груди неприятно заныл, словно тянул куда-то в сторону, но я старалась не обращать на эту боль внимания. Я смиренно ждала служанок с черной тканью.

Теперь я часто вспоминаю те минуты ожидания, осознания и понимания. Наверное, именно там, в комнате, возле своей служанки и портнихи, Эверин Фунтай превратилась в истинную принцессу. Именно мои мысли, мой разум привели к этому состоянию, а не громозвучные слова короля. Но тогда я этого не понимала. Лишь стояла и томно раскачивалась на пятках, дрожа от страха, нетерпения и боли в шраме.

— С вами все в порядке, миледи? — обеспокоенно поинтересовалась Уэн, заметив мою нездоровую бледность. Я попыталась ей что-то ответить, но из горла вылетели какие-то невразумительные звуки. Теперь всполошилась и портниха, торопливо отойдя к очагу. Чашка, обжегшая мои пересохшие губы, вернула к реальности, я глубоко вздохнула, и румянец вернулся на бледные щеки.

— Да, да, просто… — я забыла, что хотела ответить, и вернулась в мир безмятежности и спокойствия.

— Миледи! — чуть ли не кричала портниха. Я вновь бессмысленно перевела на нее свой взгляд.

— Все хорошо, — заверила я женщину в том, в чем сама очень сильно сомневалась.

Волнение слишком глубоко проникло в сознание и теперь пыталось всячески предотвратить церемонию венчания. Оно решило привести меня в ступор, чтобы все испугались за мое здоровье и поспешно перенесли торжество. Я загорелась злобой. Волк подхватил это чувство. Едва ли не рык вырвался из моей груди, рассудок прояснился, осталось лишь легкое беспокойство перед предстоящим действом. Стук в дверь окончательно разогнал наваждение.

— Минуточку! — вместо меня ответила Уэн и повернулась лицом. — Вы в порядке, миледи? — вновь повторила служанка.

— Да, Уэн, теперь все действительно хорошо, — эхом отозвалась я.

Портниха впустила гурьбу служанок, но те практически сразу остановились и уставились на меня. Восхищенные лица подтвердили мои предположения, я выглядела великолепно благодаря работе Мэйк. Потрясенные, служанки зашли в покои и в нерешительности остановились поодаль, держа в руках черную ткань.

— А ну за работу! — пригрозила портниха, и девушки вышли из оцепенения. Я, смущенная их взглядами, покорно ожидала, пока они встанут по периметру, черная ткань развернулась.

Я не ожидала такого. Полотно оказалось широко и длинно. Я очутилась в небольшом черном цилиндре, даже лучи света не пробивались сквозь туго сплетенные нити. Мне предстоит идти в слепую, надеясь на указания служанок. Девушки шепотом переговаривались друг с другом, а потом начали медленно покидать покои.

Наше шествие напоминало маленький корабль во время ночной бури, а я явилась в образе его капитана. Слепо доверяя своей команде, я шла за ними, вверяя в их уверенные руки свою судьбу. Черные тканевые стены вокруг трепетались, стали слышны звуки замка. Повсюду, где проплывал наш корабль, прокатывался удивленный шепоток, и гости стали стекаться в Сверкающий зал. Места для всех там явно не хватит, отметила я про себя. Но увидеть лица людей я не могла, лишь слепо следовала движениям служанок. Я не хотела знать, как девушки отвечают на взгляды гостей, но молилась, чтоб служанкам удалось скрыть восхищение, которое овладело ими в моих покоях.

Теперь я ступала по полу, который был устлан коврами — в честь свадьбы тростник в Сверкающем зале заменили ими. Ноги непривычно гулко ударялись, а сердце повторяло далеким эхом эти странные звуки. Гул голосов и песни менестрелей долетали так тяжело, что я испугалась за свой слух, но среди всего множества звуков я отчетливо различила пение Онливана.

Старый арфист успокоил мое сознание ласкающими звуками, плавно переходящими в динамичную песню. Создалось впечатление, что поет он только для меня:

Онливан безошибочно угадывал мои чувства. Неужели он придумывал песню на ходу? Но каким образом арфист мог узнать о моих мыслях? Я решительно отогнала мысль о том, что песня исполнена экспромтом.

И эти слова тоже оказались горькой правдой. Я разительно изменилась с тех пор, как впервые попала в замок Дейст. И принц Силенс участвовал в моих трансформациях, но я не придавала особое значение всему происходящему. До слов Онливана.

Иные! Как? Как? Онливан просто не способен на то, чтобы читать мысли! Я уверяла себя в этом, но постоянно находила ошибки в своих рассуждениях. Как же арфист узнал о существовании Иных, которые действительно тревожили мое сознание? Они послали волков обратно ко мне. Но как? И почему они сделали это? Вопрос об Иных извечно сопровождали мои дни и ночи.

Арфист замолчал, а я с сожалением вздохнула. Его мелодия так благотворно влияла на меня, несмотря на то, что слова сильно взволновали. Онливан пел о таких подробностях, какие были известны лишь мне. Я в очередной раз уверилась в том, что старик обладает какими-то магическими способностями. В этом просто не может быть сомнений, но отчего-то стало не по себе. А если другие в зале возмутятся песне менестреля? Спросят о том, кто такие Иные? Гул голосов мерно продолжал свое течение, а Онливан молчал, но будто пронзал черную ткань своим бесцветным взглядом. Я четко ощущала его взгляд. Дрожь вновь охватила меня, теперь я боялась менестреля.

Запах еды упоительно ворвался в нос, неожиданно проснувшийся голод забрыкался в моем животе. Я улыбалась такой простой реакции организма на такое торжественное событие, но сама не могла так же легко отдаться радости. Я волновалась, что сказать, сегодня я стану женой принца. Не девушкой, предназначенной ему, не нечерией, не пациентом и не другом, а женой. Это звание вызвало сочетание экстаза и страха. Я не знала, какие чувства питаю к принцу, но и не сказала бы, что Силенс мне абсолютно безразличен.

Патетичная тишина, воцарившаяся в зале, сказала о том, что король прибыл на церемонию. Только дыхание людей сливалось в неприметный гул. Шаги Энтраста гулко отдавались по коврам, потом по ступеням помоста и вот он остановился.

— Люди Королевства Дейстроу! — голос короля показался невероятно сильным и уверенным, я едва его узнала. — Сегодня Первый Жаркий День! — Аплодисменты взорвали пространство. — Сегодня день свадьбы моего единственного сына и наследника престола династии Предназначенных! — Мужчина был горд, я чувствовала это кожей. — Принц Силенс Скопдей Могучий! — вместо своего менестреля провозгласил Энтраст.

Я заволновалась, видя перед глазами только черную ткань, отчаянно захотелось избавиться от этого плена.

Шаги принца по звуку были увереннее, нежели поступь состарившегося короля. Дыхание принца тяжело раздавалось за занавеской, мужчину снедали волнение и беспокойство. Восхищенный шепоток, который возник при появлении наследника трона, стих. Король вновь заговорил.

— Ты стал мужчиной, когда на границах с Красной страной воевал за свой народ! — патетично продолжал Энтраст. — Теперь я дам тебе жену! И да будешь ты, сын мой, чтить ее, как собственную королеву!

Эхо радостных восклицаний и пораженные вопросы пронеслись по залу, охватив волнением и меня.

— Нечерия Секевра Эверин Фунтай! — громозвучно объявил король. Черная ткань пала. Служанки вместе с ней незаметно убрались от помоста.

Первое, что бросилось в глаза, это, к моему удивлению, был переделанный помост. Для нас с принцем установили ступени, какие были в саду на нашей помолвке, чтобы мы смогли подойти к королю Потом я увидела Энтраста, на лице которого и вправду сверкала гордость, которую я слышала. Сверкающий зал оправдывал свое название. Сейчас он действительно сверкал. Миллионами цветов, свечей, блеска, лиц, голосов, запахов — все это слилось в необыкновенное сияние.

Я повернула голову, чтобы лучше рассмотреть принца. Силенс явился образом великолепия и безупречности. Придуманный мною наряд великолепно оттенял его бронзовую кожу и ртутные глаза. Белоснежная улыбка сверкала, а глаза не отрывались от моего образа. В растерянности, я поняла, что все вокруг молчат. Не слышны аплодисменты и крики, восхищения и поздравления нечерии. Я недоуменно оглядывалась и наткнулась на свое отражение.

Дарк и Лайт! Прекрасная молодая женщина в блистательно восхитительном подвенечном платье глядела на меня огромными от страха янтарными глазами. Белоснежная ткань сделала тон ее кожи темнее, оливковый цвет приобрели мои руки и шея. О, мастерица Мэйк! Она умело закрыла мой шрам полупрозрачной тканью, под которой высоко поднималась вырезка из шифона до самого горла. Корсет разделенный на части цвета слоновой кости вставками делали мою талию безукоризненно тонкой, идеальной, а пышные юбки безупречными складками, как потоки воды, обтекали мои бедра, придавая им соблазнительные формы. Обнаженные руки с рукавом до локтя непринужденно повисли по бокам, а волосы цвета прошлогодней смолы аккуратно рассыпались по плечам и спине. Я в экстазе смотрела на себя, не веря тому, что это и есть Эверин. Подвенечное платье было не просто мне к лицу.

Толпу гостей в Сверкающем зале охватил тот же восторг, что и меня. Даже король недоуменно оглядывал невесту своего принца, и не находил слов, чтобы прервать это благоговейное молчание. Но взгляд Силенса стал наилучшим комплиментом, сделанным за этот день.

Упоение, недоумение, страх, обожание и гордость смешались в ртутном море его серебристо-серых глаз. Скулы окрасились легким румянцем, я никогда не замечала, чтобы принц краснел, но и смущение читалось в его прекрасном лице, и последнее чувство, явственнее всех удивившее.

— Перед тобой твоя невеста, сын! — продолжил король. Силенс с трудом оторвался от меня и повернулся к своему королю, став к нему прямо лицом. Я повторила движения принца. Теперь все мое внимание было сосредоточено на Энтрасте. — Нельзя не сказать, что юная герцогиня прекрасна! — смущенно, но уверенно заявил король. Принц согласно наклонил голову. — Сегодня нечерия превратится в принцессу, когда бог Света благословит ваш брак, дети мои!

Силенс сделал уверенный и широкий шаг к помосту. Нечто подобное мы с ним уже прошли, поэтому придерживая полы своего платья одной рукой, а другой неумело цепляясь за локоть принца, я взошла по ступеням и остановилась перед королем. В руках Энтраст держал зажженную свечу. За его спиной только теперь я заметила торжественно одетых слуг, но не успела наблюсти, что они держат в руках.

— Преклоните передо мной свои колени, дети мои, дабы отдать дань уважения нашему почитаемому богу Света! — голос короля слегка дрожал, глаза сверкали, рот улыбался.

Принц увлек меня за собой на пол помоста. Я мягко опустилась на колени перед королем и затаила дыхание, дабы не пропустить из-за его оглушительного звука ни одного слова Энтраста.

— Бог Света Лайт! Да приди ты во свидетельство этого брака! — В руке короля огнем вспыхнула свеча. Без видимого вмешательства, она зажглась на глазах у всех гостей Дейста. Я задрожала от страха. То была древняя Королевская магия, призывающая в свидетели богов. — Он не против вашего брака! — сообщил король, отдавая горящую свечу в руки какого-то слуги. Я заметила в нем черты аристократа. О боги! Герцоги Королевства выступали слугами на этой церемонии!

Силенс тяжело дышал от волнения, но больше в мою сторону так и не посмотрел. Его серебряный обруч на голове сверкал, создавая некое ощущение сияния над принцем.

— Но я должен присвоить твоей невесте второе имя, прежде чем смогу заключить ваш брак! — Голос короля отдавался в моем сердце. — Эверин!

— Да, мой король, — почти беззвучно отозвалась я. Горло перехватило от волнения.

— Теперь ты будешь зваться Эверин Страстная из династии Предназначенных! — Я лишилась имени Секевра, подумалось мне, но потом… Страстная? — В твоих глазах горит это чувство, в твоих руках оно воплощается, а в помыслах придает себе форму. Такая принцесса нужна Дейстроу, такой женщины давно не хватало замку, и только такая девушка способна завладеть сердцем Силенса Скопдея Могучего! Страсть — твое оружие и слабость, юная нечерия. Она привела тебя к исполнению твоей цели, она спасла твою жизнь, когда на нее хотели покуситься, — взволнованный шепот пробежался по залу, — с помощью страсти ты смогла разрушить стены недоверия моего сына. Страсть, страсть смогла разбудить во мне разум, что дремал со смерти Ялдона. — Король почтительно замолчал. — Ты вселила ее в Силенса, он отдал ее мне. Это хорошее начало для принцессы, Эверин Страстная!

Гости захлопали, оглушительный звук слабо раздался в моем разгоряченном словами короля сознании. Я понимала, это часть ритуала — объяснение данного нечерии имени. Но эмоции Энтраста выглядели искренними.

Еще один слуга, герцог Фунтай — я едва узнала отца — подошел к королю и подал ему какую-то деревянную чашу.

— Сим движением я отмечаю ваше единомыслие, — король начал ритуал венчания. Пальцы на мгновение опустились в чашу, а когда он вынул их, то подушечки оказались окрашены в красный цвет. Энтраст подошел ко мне и оставил между бровями отпечаток, потом проделал то же самое с Силенсом. Принц торжественно молчал. — Красный цвет принадлежит гребу Королевства Дейстроу, но теперь этот цвет будет принадлежать Эверин! — сообщил он. — Ярче, гуще и пурпурнее нашего герба! То будет твоя страсть! — От следа между бровями король провел пальцем вверх по лбу. — Да будут твои мысли соответствовать чувствам! — Он отошел к Силенсу. Король обмакнул два больших пальца в чашу, которую теперь вновь держал мой отец, и от пятна принца провел две лини, расходящиеся к вискам и проходящие над бровями. — Пусть твоя мощь отвечает твоим рассуждениям. — Я чувствовала дрожь Силенса, хотя сама заметно успокоилась. К королю подошел герцог Рийвэра, невысокий человек с гладкой черепушкой и шаткой походкой. Он подал ему внушительного вида веревку. — Сок малины, что впитан в эти путы, пусть благодарствует появлению будущих наследников! — Энтраст поднял над головой веревку. — Крепость дубовых листьев да принесет этому браку несокрушимость внешним изъянам! — Люди торжественно подхватывали его слова. — Да пусть бузина служит вам опорой и верностью, а узлы — благосостоянием! — Король подошел к нам, наклонился, как когда-то в день помолвки взял руки. На этот раз узлы, которыми он нас связывал стали крепче, да и их стало больше. Король совершал этой действо сосредоточено и честно. У меня даже запястье неприятно заныло от тугих пут, но горячая кожа принца придавала уверенности. — Лайт выступил свидетелем вашего сочетания, я, король Энтраст Справедливый, подтвердил его одобрение! — Тишина зазвенела вокруг нас, переливаясь магическими отсветами в зеркалах. — Да будет воля богов и короля Дейстроу — отныне Эверин Страстная будет считаться женой принца Силенса Могучего! Да благословят их брак боги! — громогласно, на высокой ноте закончил церемонию венчания король. — Но! — прервал он возгласы и поздравления. Я затрепетала. — Сейчас юная жена принца, считавшаяся до сих пор нечерией, станет принцессой! — Пальцы принца одобрительно сжали мои. — Эверин Страстная, клянешься ли ты в верности династии Предназначенных?

— Клянусь! — тихо, с легким хрипом, но все же ответила я. Энтраст добродушно мне улыбнулся с отеческой гордостью.

— Да будет так! И станешь ты принцесса Эверин Страстная! — Гром его слов прокатился по застывшей толпе. Еще один герцог подошел к королю, держа в руках подушку, на которой бережно лежал серебряный обруч.

Энтраст взял его в руки и вернулся ко мне. Слезы мешали разглядеть выражение его лица, а кровь, по привычке стучавшая в ушах, не давала услышать церемониальных слов. Но вот король сделал последний шаг, который нас разделял, и осторожно возложил на мою голову обруч. Тот идеально обхватил мои мысли. Прохлада серебра приятно остудила лоб, пересекая полыхающий огнем развод краски от пальца Энтраста. Словно для этого обруча я была и рождена, он не показался чуждым или неудобным, напротив, с ним я ощутила себя полноценной. Нет, вместе с принцем и званием принцессой я наконец-то нашла свое внутреннее спокойствие.

Король подал мне руку, и мы с Силенсом одновременно поднялись с колен, не спуская глаз с Энтраста. Старик улыбался, и слезы блестели в зелени его глаз, лицо стало совершенно сморщенным, но в нем я заметила невиданную прежде живость и упорство. Король проснулся.

— Люди Королевства Дейстроу! — опять громко произнес монарх. — Перед вами ваша принцесса и ваш принц! Да присягните им в верности!

К моему удивлению, каждый в Сверкающем зале опустился на колени. Мужчины — на одно, женщины — на оба. Где они нашли место в этом просторном помещении, чтобы преклонить колени, я не понимала. Я лишь ошарашено глядела на всех этих людей, даже на герцогов на помосте. Но это было лишь началом моего продолжительного шока. В тишине сам король спустился с помоста и встал перед нами, только значительно ниже. В окружении своих подданных король встал на одно колено и гордо поднял голову.

— Клянусь! — произнес Энтраст.

— Клянусь!

— Клянусь!

Эхом повторялись его слова во всем Сверкающем зале. Я вся тряслась от страха и плакала, не чувствуя слез по своим щекам. Мой муж… О боги, мой муж! Он стоял рядом и не выражал никаких признаков беспокойства, хотя поступок отца его заметно разволновал.

— Сегодня все Королевство Дейстроу, от Фунтай до Рийвэра узнает о свершившемся браке между Силенсом и Эверин! — сказал король с тихим удовлетворением. В его движениях, походке, взгляде, лице, во всем читалась гордость за сына. Он поднялся с колен, и гости в зале повторили его движение. Лишь герцоги оставались коленопреклоненным. — Каждый герцог возвестит об этом событии своему народу! Каждый будет знать, что у Дейста появилась своя принцесса!

Теперь радостные возгласы ничто не могло заглушить, даже мое волнение. Даже слезы не помешали видеть счастливые лица людей, и ничто, никакие приличия, не воспрепятствовали мне посмотреть на своего мужа. Мужа, повторила я, как бы привыкая к этому новому слову.

Силенс мягко улыбнулся, дождался каких-то слов Энтраста, которые я благополучно пропустила мимо ушей, и притянул меня к себе. Под гул криков, свиста менестрелей, хлопанье ладош, он меня поцеловал. Так пылко и страстно, что сердце, совершив два оглушительных удара, застыло в груди от волны чувств, исходящих от его губ. Он называл меня своей королевой, когда мы были наедине. Он говорил это серьезно. И сейчас я по-настоящему стала его королевой. Даже толпа людей вокруг не смогла остановить его, когда он страстно приник ко мне всем телом, неловко заведя связанные руки за мою спину. Принц объяснял что-то своими действиями, чего я не понимала, но вот эта сладостная секунда закончился, и Силенс отстранился, хватая воздух, будто тонущий.

— Да начнется празднество! — разрешил король, и в зал начали заходить слуги с подносами в руках.

Я, ведомая своим мужем, отошла к креслам, которые расположились возле трона короля. Сегодня, в день нашей свадьбы, спинки наших кресел оказались выше, чем спинка трона короля. Это говорило о том, что сегодня принц и принцесса только-только сочетались законным браком. Я осторожно села, положив связанную с Силенсом руку на подлокотник.

Только теперь, расслабившись, я огляделась по сторонам. Сверкающий зал был украшен к празднику, но еще что-то в нем разительно изменилось. Потолок. Теперь он сверкал так же, как и стены. И когда только мастера успели установить там зеркала? Но факт оставался фактом, теперь и потолок в зале стал Сверкающим. Такого богатого разнообразия яств на столах я никогда прежде не видела, хотя подробно обсуждала блюда с главной поварихой, но в воплощении все выглядело просто роскошно. Реки бренди и вина, вермута и виски лились на этом празднике, а подсчитать, сколько было съедено, просто невозможно. Целиком запеченные поросята в бруснике, множество жареной птицы, окорока, бульоны, супы, свежеиспеченный хлеб. Более изысканные блюда не особо интересовали, я привыкла к простой пище. Сначала я попыталась поесть, но потом бросила это бесполезное понятие, я даже пить не могла, чтобы успокоить себя. Поэтому лишь оглядывала гостей, постоянно ощущая жар принца, разговаривающего то с королем, то с герцогами.

— Принцесса, — мед голоса Силенса смягчил мои напряженные нервы. Я невидяще уставилась на него. — Ты в порядке? — резко сменил он официальный тон, переходя на интимную беседу. Горячее дыхание принца обожгло, но и вернуло к сознательной деятельности.

— Я просто не верю, — честно призналась я.

Молодой мужчина как-то странно улыбнулся.

— Если честно, то я тоже. Я теперь женат, — восхищенно произнес он. Ртутное море в его глазах заплескалось безудержной радостью, он свободной рукой опрокинул в себя стакан янтарного бренди. Глядя на остатки, принц сказал: — А твои глаза все равно выразительнее…

Я слушала Силенса в пол-уха. Волки разделили мой страх и мою радость, завыв за замковой стеной. Кроме меня вряд ли кто-нибудь услышал этот властный и сильный звук, но я слышала. Слышала. Волки радовались и грустили, они испытывали человеческие чувства, потому находились в некотором смятении.

Я шкурой чувствовала ее волнение, поэтому поддержала, хотя мне было чуждо то притяжение, что влекло ее к вожаку. Он же в свою очередь смотрел на нее так, как на меня смотрит мой волк, пусть вожак и был человеком. Я понимала важность человеческого ритуала, они создали, как и мы, пару на всю жизнь. Но при этом жжение в ее груди тянуло ее, боль не позволяла полностью отдаться празднику, который устроили люди в ее логове. И я понимала ее в том, что ей нужна поддержка. Я бы тоже ринулась к верному волку, если бы такое почувствовала в когда-то сломанной лапе. Воспоминания об этой боли, конечно, по-волчьи не осталось, но иногда она давала о себе знать, зудя в месте раздробленности.

И теперь подобное мучение тянуло ее куда-то, но туда я дороги не знала, поэтому оставалось лишь поддерживать «неотвергнутую» в ее стремлении противостоять этому отвратительному зову. Можно было только догадываться о пределе ее сил. Вожак что-то настойчиво ей прорычал. Я отпустила ее в человеческое тело.

— Эв! — резко позвал Силенс. Он так коротко меня назвал, или мне показалось? Запоздалая мысль оттянула мой ответ. — Эверин!

— Да, да, я просто отвлеклась, — оправдалась я, пальцами чувствуя напряжение его тела.

— Ты пользовалась…

— Она пользовалась мной, она, — упрямо возразила я, хотя четко понимала, что первая потянулась к волку.

Силенс нахмурился, но просто не мог долго злиться на меня в день нашей свадьбы.

— Ты так прекрасна, — почти прошептал принц. Я залилась краской. На меня тут же обратились взгляды многих гостей.

— Что вы…

— Перестань! — почти взмолился мужчина. — Ты теперь моя жена! Моя! — для убедительности повторил Силенс. Я удивленно посмотрела на моего мужа.

— Действительно, — тупо сказала я, но принц отчего-то рассмеялся. Смех показался мне заразительным, и я последовала его примеру. Силенс резко прекратил сове прекрасное занятие. — Что? — обиженно спросила я, невольно отворачивая от него голову.

— Ты смеялась.

— Да, это плохо?

— Нет, так звонко, — в голосе принца сочилось ошеломление.

Теперь удивил он, но потом я быстро поняла причину его замешательства. Еще никогда прежде я не смеялась перед Силенсом.

— Да, — повторила я. — Тебе не понравилось?

— Напротив, даже очень. — Обожание в его серебристых глазах бросало меня в дрожь, хотя я и не находила объяснения такому поведению.

— Силенс, ты так смотришь на меня, я не понимаю…

Принц наклонился чуть ближе, и губы изогнулись в загадочной улыбке.

— Теперь я могу ответить на твой вопрос.

— Какой? — недоумевала я. Поведение Силенса меня сильно раздражало, хотя сейчас я мечтала только о спокойствии и тишине, но нет, мне предоставляли все условия нервной обстановки.

— За что. — Повторил он мой давешний вопрос.

Я отвела глаза, не в силах смотреть в его сияющее лицо. Никакой Сверкающий зал не шел в сравнение с тем буйством красок и счастья, что светилось в очах принца. Но это причиняло боль, причину которой я отыскать так и не сумела. Шепоток в зале, и движение короля спасли меня от ответа.

— А теперь молодые муж и жена отправятся на реку Риддл, где смогут отдать дань богу Тьмы! — Герцоги довольно улыбались и кивали, а я испугалась, вспомнив магию темной воды. Неужели это та самая река? Но принц не раздумывал, а лишь резко поднялся со своего кресла и увлек меня за собой.

Приноровившись к его шагу, я поспевала за Силенсом кое-как, пока он уверенно шествовал в потоке торжественных возгласов и криков к конюшне, где нас ждала взнузданная Крупинка. Принц слишком резко и нетерпеливо запрыгнул на лошадь, веревка больно впилась в мое запястье. Злобно, но тихо выругавшись, я поставила ногу в стремя. Едва ли я оказалась верхом, как мой муж пустил лошадь быстрым шагом, а за пределами замковой стены Крупинка сорвалась в галоп.

Я не ожидала такой резвости от столь массивной лошади, да еще и с двумя седоками, но Крупинка уверенно неслась по земле, разметывая из-под копыт клоки земли и травы. Солнце медленно спускалось к горизонту, Первый Жаркий День подходил к концу. Красные лучи приятно окрасили зеленую листву деревьев и волны травы, еще не в полную силу вытянувшуюся по холмам. Но мой страх не давал наслаждаться прекрасными пейзажами. Путь, что избрал Силенс, точно вел к страшной для меня реке, а когда он повел лошадь по дороге, которая вилась именно к той переправе, я испуганно прижалась к принцу.

Силенс не понял моего страха, а точнее и вовсе его не заметил, просто счел правильным то, что я прижимаюсь к его спине, дабы не свалиться с Крупинки.

— Ну вот и приехали, — радостно сообщил он.

Черная вода манила к себе. Опять это странное наваждение с удвоенной силой навалилось на плечи, в висках отчаянно запульсировало, а грудь наполнилась тупой болью.

Иди… иди к нам…

Я зачарованно слезла с Крупинки, принц просто мне повиновался, а я нетвердыми шагами побрела к берегу. Вода вблизи стала еще более привлекательной, а ее чернота становилась глубже с каждой минутой, ведь солнце садилось и переставало бросать лучи на ее поверхность. Принц вытащил что-то из кармана и бросил в реку, но я мало обращала внимания на то, что делает он. Вся я была поглощена магией.

Иди же…

Чтобы прийти к ним нужно всего лишь переплыть реку. Я с уверенностью сделала шаг, остановившись у кромки воды. Силенс молчал, посчитав, что я прониклась ритуалом. Еще шаг. Нога в воде. Еще. Стоп. Как я смогла в свадебном платье оседлать лошадку? Опустив взгляд, я с разочарованием увидела разорванный шов и прокляла свою неуклюжесть. Но река продолжала манить. Теперь мои шаги заметил и принц.

— Эверин, что ты делаешь?

Но я только еще глубже заходила в воду. Силенс резко дернул меня назад, я с криком протеста лишилась влажной прохлады и бросила на мужчину озлобленный взгляд.

— Не смей ей мешать! — моим, но искривленным голосом приказали странные обитатели реки.

— Пошли прочь! — грозно закричал Силенс. Тут я ощутила мощный удар его магии.

Он толкнул меня магией, даже не подумав, что эти таинственные существа вовсе не во мне, а в реке. Я болезненно покачнулась от его мысленного удара, шрам на груди взорвался оглушительной болью. Согнувшись пополам, я хватала воздух, но успела отметить, что наваждение исчезло. Я доверительно шла за Силенсом, который бережно вел меня к Крупинке.

— Больно? — сочувственно поинтересовался мой муж.

Я ничего не ответила, все еще не способная собраться с силами, лишь благодарно пожала его пальцы, которые беспрестанно лежали на моей руке. Шрам все не унимался и горел мучительным пламенем, но самое страшное осталось позади, странный зов стих, я смогла думать трезво.

— Что это было? — спросила я у Силенса.

— Я думал, ты мне это скажешь, Эв, — удивился принц.

Но я не могла ему сказать, так как и сама мало что знала об этом. Что это? Магия? Порча? Или это были Иные? Кто так отчаянно звал меня, что даже не мог думать о том, чтобы сохранять мою жизнь в целости? Но сознание отказывалось работать, обессилено расслабившись. Я мельком ощутила на своей талии руки принца, хотя и моя рука согнулась под неестественным углом от его движения, но он посадил меня в седло. Потом аккуратно забрался сам.

В тишине мы добрались до замка, и все это время я прижималась вспотевшим от напряжения лбом к спине принца. По тому, как он сидел, я понимала, что Силенс напряжен и озадачен. Он сам не совсем понял, почему использовал Королевскую магию, и почему она все-таки подействовала и на меня, и на моих таинственных обидчиков. Но потом посетила мысль.

Я теперь принцесса. О ужас! Не смогу самостоятельно вести свою жизнь, буду постоянно находиться под присмотром придворных леди и их компаньонок. Даже сейчас мы с принцем вернемся на празднование нашей свадьбы, хотя мое тело отчаянно хотело погрузиться теплую ванну. Но это невозможно. Долг принцессы еще отяготит меня, я это понимала, но изменить что-то… Да и зачем? По-моему, мне нравилось находиться возле Силенса…

Наверное, я задремала, потому что удивленно оглядывалась по сторонам, когда принц стянул меня со спины Крупинки. Лошадь тут же подхватили под уздцы конюхи, но я услышала, как мужчины рассыпаются в поздравлениях. Болезненно поморщившись, я оправила юбку, замаскировав разорванный шов, и побрела вслед за высоким молодым мужчиной. Ах да, это же принц…

Странные затемнения в моей памяти вызвали во мне волнение. Которое высушило рот и горло. Что такое? Понимание пришло так же — толчком, будто я знала это когда-то раньше, а теперь воспоминание вернулось. Побочное действие Королевской магии. Она использовалась не только на войне, но и во имя дипломатии, дабы заставить заключить упрямого правителя договор. Память к нему возвращалась, но не скоро, так что человек просто не успевал расторгнуть сделку и лишь разводил руками. Только с Красной страной и Ейсом не удавалось проделать такого фокуса, а вот со мной у принца великолепно получилось.

Я непривычно поежилась, когда мы взошли на помост. Гости вряд ли обратили на нас какое-то видимое внимание, с наслаждением уничтожая свадебные угощения и выпивку. Король раскраснелся и глупо улыбался, из чего последовал вывод, что монарх немного перебрал. Запахи еды возбудили дикий аппетит и напомнили, что с утра в моем рту не было и крошки хлеба.

На нашем столе я увидела многочисленные блюда с едой. Мне приглянулся запеченный рябчик с брусникой, и я, недолго думая, принялась за еду. Неприятное жужжание над ухом подсказало, что кто-то пристально наблюдает за мной со стороны. Волчий инстинкт заставил застыть и не двигаться.

— Что, наелась? — ласково спросил принц. Я расслабилась и продолжила жевать нежное мясо.

— Неприятно, когда на тебя смотрят, — разозлившись, бросила я, поняв, что Силенс продолжает свое занятие. Это еще и смущало.

— Прости, — я обернулась. В глазах не было и капли раскаянья, а мужчина продолжал разглядывать меня.

— Будто ты никогда не видел, как ест женщина!

— Видел, но как ест принцесса — еще нет, — насмешливо передразнивая мою манеру говорить, усмехнулся принц.

— Ты издеваешься, да? — жалобно спросила я, откладывая недоеденного рябчика на тарелку. Аппетит куда-то бесследно исчез.

— Нет, что ты, Эв, — оправдался принц и принялся наливать в мой бокал темно-красный густой вермут.

Я назло принцу опрокинула бокал, ощущая, как сладковато жгучая жидкость растекается по горлу к желудку, гордо вскинула подбородок. Ртутное море торжествовало, а Силенс довольно откинулся на мягкую спинку своего кресла.

Зуд в шраме милосердно стих, я с благодарностью глубоко вздохнула, и повернулась к мужу:

— Если ты теперь всегда будешь действовать мне на нервы, то я…

— Что? Что бы ты не сделала, я всегда буду только рад тебя поддержать, — резко оборвал принц мою тираду, не дав эффектно завершить угрозу. Я обиженно моргала и открыла рот, но тут же его закрыла и опять отвернулась.

Взор заскользил по залу, и я поморщилась. Гости больше своей частью были пьяны, и медленно ворочали языками, перемывая кости своим соседям. Одна красная, как рак, блондинка что-то оживленно рассказывала своему спутнику, который привалившись на локоть, мерно похрапывал за столом. Женщина решительно этого не замечала. Другая дама, с огненно рыжей копной волос, со слишком серьезным лицом злобно смотрела на свою дочь. Девчонка, разгоряченная вином, первый раз в жизни ею попробованным, неумело флиртовала с каким-то парнем, на вид приличным повесой. Слуги устало ходили между столами, убирая грязные тарелки и чашки. Некоторые гости до сих пор что-то яро обсуждали между собой, а другие уже порядком заскучали, поэтому менестрели, воспользовавшись моментом, заиграли песенку. Онливана среди них я не заметила и разочарованно вздохнула.

Тут мое внимание привлек статный мужчина, скромно сидевший на краю скамьи у самого дальнего стола. Обычно там праздновала почетная королевская стража, но на свадьбе сегодня я никого из нее не видела. Мужчина сердито хмурился, морща лоб и стиснув зубы. Мужественное лицо выдавало в нем воина, а бордовая форма указывала на то, что он стражник. Но змея на его груди оказалась вышита золотыми нитками, значит, он занимал не последнее место в казарме. Черная грива волос была тщательно собрана в густой воинский хвост, который болтался между лопаток. Несколько седых волос прибавляли ему солидности. Гладко выбритый подбородок сверкал от огня свечей, а прямой, четкий нос спускался к выраженным губам. Широкий лоб и грозно нависшие над карими глазами брови создавали впечатление опасности, а темно-бордовый шрам от правой ноздри и до правого уха производили и без того отталкивающее впечатление. Стражник казался каким-то квадратным. Широкие плечи, туго обтянутые тканью формы, такие же руки, широкие красные ладони и толстые пальцы. А немного грубоватый меч, который едва был виден мне из-за стола, на его поясе довершал впечатление его массивности.

— Куда ты так внимательно смотришь? — спросил принц, но я даже не отвела взгляда от серьезного стражника. Он выглядел абсолютно трезвым, да на лице не было и следа праздника.

— Что это за мужчина? — задала вопрос я, так как мое любопытство зажглось где-то на задворках рассудка.

— Где?

Я движением подбородка указала ему на стражника. Казалось, мужчина вовсе не замечал моего внимания, или привык к подобным явлениям.

— А, этот… — расслабился Силенс, словно он ожидал увидеть какого-нибудь слащавого красавчика. — Это капитан моей стражи, — пожав плечами, закончил он, ощутив на себе мой недовольный взгляд.

— Он такой…

— Грозный? — Мой кивок. — Не сомневаюсь. Я потому и назначил его капитаном, он просто умеет подчинить себе стражников. Солдаты ведь обычный народ, подходы аристократизма не для них.

— Как его имя? — отчего-то настаивала я.

— Бииблэк.

— Как странно…

Я опять посмотрела на Бииблэка. По-моему, теперь его черты казались мне знакомыми. Я ведь дружила с его дочерью! Или сестрой?

— У него есть родственники?

— У кого же их нет? — вопросом ответил Силенс. — Только дальние, он очень нелюдим. А что?

— Я общалась когда-то с девушкой по фамилии Бииблэк, они похожи.

— Нет-нет, — перебил меня принц. — Это его имя, Эв, не фамилия.

— Но Инопа так похожа…

Я запнулась. Бииблэк перевел на меня свой карий взгляд. Я замерла на своем кресле, так сильно он пронизывал. Но в глубине глаз плескались веселые искорки, словно за всей этой стеной опасности и грозности скрывался весельчак.

— Его дочь, — как-то угрюмо произнес Силенс. — Умерла.

Мне стало холодно от его слов. Вот откуда маска ненатуральности на лице Бииблэка, смерть дочери сломала его, но он не смог полностью отказаться от своей сущности веселого и добродушного человека.

— Так жаль его…

— Да, но он отомстил, как видишь. — Я не поняла. Как я могла это видеть? — Убийца его дочери оставил ему вечное напоминание на лице, Бииблэк не любит зеркал.

Теперь я полностью осознала, почему этот человек неспособен радоваться за своего принца. Ведь повсюду зеркала, он не может избежать созерцания своего отражения, поэтому чувствует себя так неуютно.

— Зачем он здесь? Отпусти его, Ленс.

Принц застыл, услышав короткое имя из моих уст, я довольно улыбнулась, ощущая на себе взгляд Бииблэка. Стражник тоже оказался чем-то удивлен.

— Он празднует мою свадьбу, — простодушно пояснил Ленс.

— Разве ты не видишь, как ему здесь неприятно? Повсюду зеркала! — возразила я.

— Ты права.

Силенс посмотрел на капитана стражи и кивком голову подозвал его к себе. Мужчина поднялся со скамьи и широкими шагами пошел через зал к помосту. Он поднялся по ступеням и замер, будто изваяние, перед своим принцем.

— Бииблэк, ты можешь быть свободен, — мягко приказал принц.

— Да, мой принц, — покорно отозвался капитан стражи.

Он уже хотел было сойти с помоста, как Силенс его остановил. Я впервые видела в своем муже столько властности и царственности. Истинный будущий король.

— И впредь, друг мой, говори, если тебе неприятно находиться среди зеркал. — Таким же мягким, переливчатым, но вместе с тем повелительным тоном добавил принц к своему приказанию.

Я неотрывно глядела на Бииблэка и заметила, как расширились его зрачки от удивления, и слегка вытянулось лицо. Видимо, стражник не привык к тому, что его чувства становятся разгаданными.

— Что вы…

— Не надо, — резко прервал Силенс. Я заметила, что принц вообще любит мешать другим договаривать до конца.

— Да, мой принц, — эхом повторил свои слова Бииблэк. Теперь он осмелился посмотреть и на меня. Не знаю, что такого мужчина увидел во мне, но лицо его приятно разгладилось. — Принцесса, — уважительно произнес он и пал передо мной на колено. Я вздрогнула.

— Что вы! Встаньте! — взмолилась я. Бииблэк повиновался, но успел прижаться губами к моим пальцам, руки я не вырвала.

— Моя принцесса, не сочтите за грубость, — виновато сказал капитан стражи. — Я поклялся в верности принцу Силенсу, я отдам за него жизнь. И могу сказать вам, что эта клятва распространяется и на вас.

— Зачем такие громкие слова? — поморщилась я. — У меня вовсе не возникает желания, чтобы кто-то умирал за меня!

Оба мужчины ошеломленно застыли. Принц, сидящий подле, и Бииблэк, только что стоявший на коленях у моих ног, мысленно сошлись друг с другом во мнениях.

— Вы — принцесса, не пристало принцессам умирать зря, — возразил капитан стражи. В глухом баритоне послышалась упрямости.

— Может, и так, но все же я еще и человек.

Бииблэк задумчиво наклонил голову. Я смутилась под его внимательным, изучающим взглядом. Еще ни один стражник или слуга, да и лорд или граф, не смотрел так смело. Стражник явно изучал меня, но все равно чувство беспокойство зудело, как толстая черно-желтая пчела. Силенс был не против такого поведения своего капитана, поэтому на помощь не пришел. Я ерзала и ежилась под его взглядом, жар возник в груди. Глаза капитана стражи несомненно разглядели под слоем шифона розовеющий шрам.

— Немногие леди смогли бы пережить такое, — учтиво сделал Бииблэк комплимент. Хотя… можно ли назвать это комплиментом?

— Откуда вы знаете? — Мужчина озадаченно посмотрел на меня. — Встречали ли вы многих леди с подобными шрамами? Вот и я думаю, что нет. Не стоит судить предвзято, Бииблэк, это может обойтись в разы дороже при оплате.

Опять внимательный взгляд, улыбка, кивок принцу, будто они обменялись мыслями, и теперь ему было разрешено их высказать. Мне не особо нравилась эта таинственная связь между ними, но что могла бы я сказать против? Что я ревную принца? О боги, ну, что за бред! Я чувство подобного никогда не испытывала, и вдруг оно проснулось? Нет, Бииблэк — капитан стражи принца, и они обязаны быть связаны меж собой.

Бииблэк продолжал слабо улыбаться, преображая свое лицо. Из мрачного и серьезного оно стало добрым, даже отзывчивым и понимающим. Ощущение «квадратного» человека исчезло, на его месте стоял искренний стражник, до невозможности верный своему принцу. Это знание взялось в моей голове спонтанно, словно из ниоткуда. Волк зарычал, загривок опасно вздыбился — мимо него пронесся человек на лошади, от него несло запахом страха. Я почти не обратила внимания на вторжение хищника, рот стражника приоткрылся.

— Теперь я понимаю, почему принц так безумно в вас влюбился и отдал вам свое сердце, принцесса, — размеренно начал Бииблэк. Я приросла к своему креслу. — Подобной дерзости в леди сейчас и не встретишь, а о смелости и страсти я вообще молчу. Принцесса Эверин, вы…

Он не успел закончить, как и я не успела осознать смысл его слов, которых Силенс не отрицал. В зал вихрем ворвался запыхавшийся гонец. Его тревожное, перекошенное от страха лицо и судорожно зажатая в руке красная лента заставила принца резко встать, веревка врезалась в мое запястье.

 

V. Долг

Силенс не обратил ни малейшей чуткости по поводу моего болезненного стона, подтащил меня к краю помоста и почти столкнулся с гонцом.

Я во все глаза глядела на причину своих беспокойств, и, как я потом решила, уничтожителя моей свадьбы. Совсем еще юный мужчина, даже можно сказать, мальчик, запыхаясь, поднял руку, обвязанную красной лентой. Пухлые щечки залились краской, на белесом лбу выступил пот, а огромные детские голубые глаза выражали страх и смятение. Мальчик весь дрожал и едва мог связать хоть какое-нибудь слово. Взволнованный и мрачный Силенс приказал его напоить. Только в спешке осушив чашку холодной воды, гонец смог внятно объяснить суть своего послания.

— Красная страна… — запинаясь, начал мальчишка. — На границе с Вондэром… напали на наши патрули, а теперь пробиваются к Клоколу… — Набравшись воздуха в грудь, он остановился. — Они взяли Нотвар и поселение Пэопэл.

— Что?!! — гневно воскликнул Силенс. Его возмущение подхватил герцог Вондэра, соскочивший со своего места, заслышав только словосочетание «Красная страна». Мужчина посерел и умоляюще глядел на пьяного короля. Крепко сбитый, но постаревший герцог Дайк Вондэр всем сердцем переживал за вверенный ему народ, а Красная страна и так сполна выпила его крови.

— Я прискакал от мистера Рату Фенегена, он молит о помощи, — поспешно добавил испугавшийся гонец.

Принц еще больше нахмурился, отдал Бииблэку резкий приказ готовить стражников и сообщить резервам армии о выходе на рассвете. Хмурый, сосредоточенный он предстал передо мной совсем в ином свете, теперь я в нем видела будущего монарха, а не доброго и заботливого мужчину. Сколько нужно иметь силы и воли, чтобы не поддаться панике, а мысленно составлять план будущих действий, даже не зная о том, что творится на поле боя?

Бииблэк поспешил выполнять его приказание, а бледного гонца увели на кухню, где отпоили ромашковым отваром, чаем с медом и до отвала накормили. Мальчишка так испугался, что его уложили спать до того момента, как соберется отряд стражи принца, который выдвинется раньше основной действующей силы.

Силенс взволнованно посмотрел на меня и остался недоволен моим видом. Аккуратно развязав веревку, что стягивала до жжения мою кожу, он бережно потер пальцами мое натертое запястье. Я понимала, что сейчас принц развернется и уйдет воевать. В ночь после нашей свадьбы, и может случиться так, что мой муж не вернется. Мне до безумия захотелось оказаться с ним наедине, чтобы можно было спокойно обнять этого могучего война.

— Все будет хорошо, Эв, я вернусь, — будто читая мои мысли, успокаивал Ленс, но я ему не верила. Я и себе-то теперь не верила.

— Вернись ко мне, Ленс, вернись, — для собственной уверенности повторила я слова принца, мужчина мне улыбнулся, хотя из серых глаз не пропала ни тревога, ни сомнения.

Он прижался ко мне губами, совершенно не скрывая страстности поцелуя перед своими поданными. Некоторые из них потупились, сообщил мне волк, другие смущенно отводили взгляды, но никто не мог обвинить принца в бестактности — он прощался со своей женой. Силенс так крепко прижал меня к себе, что шрам под тканью мучительно натянулся, и стон сорвался из моей груди, заглушенный его губами. Горячее дыхание на подбородке и шершавые пальцы на лице, огромные серые любовно глядящие глаза явились красноречивее всяческих слов.

— Обещаю, — сдавленно прошептал Силенс, приглаживая мои растрепанные волосы. Я поверила этому страстному слову настоящего принца и знала, что он вернется. Обязательно.

Он отстранился и мгновенно посерьезнел. Нежность пропала с его лица, глаза стали похожи на грозовые тучи, складывалось впечатление, что вот-вот они начнут метать молнии. Принц легко сбежал с помоста и направился в толпе придворных к своим покоям. Я безвольно осталась стоять там, где он меня оставил, а потом, сжимая в руке веревку со свадебной церемонии, нетвердо побрела к выходу из замка, подобрав шикарные юбки, которые как-то поникли от тревожных вестей.

Во дворе воцарилась суматоха. Стража принца спешно выстраивалась в ряды, постоянно пополнявшаяся встрепанными и сонными солдатами. Небрежно одетая форма выглядела мятой, вряд ли многие из них вообще ложились спать, пьяный блеск множества взглядов подтверждал мои размышления. Но перед лицом общей опасности хмель спешно покинул разумы верных стражников. Бииблэк властно ходил между рядами, поправляя их и отдавая четкие и ясные приказы. Когда он успел переодеться, осталось для меня загадкой, но сведенные на переносице брови и громкий голос превратили его в капитана стражи, а не сшитая с иголочки форма.

На крыльце появился принц. Я едва узнала Силенса. Даже не его разительно изменившееся лицо способствовали этому. Он был облачен в кожаные штаны, такого же цвета удобные мягкие сапоги, кожаную куртку с высоким воротом и серую домотканую рубаху. Аристократический меч на его поясе сменился внушительным топором, блики на лезвии которого заставили меня нервно сглотнуть. Отполированная рукоятка топора тускло поблескивала от света факелов, за спиной у Силенса я заметила лук, оперение торчало из колчана над его левым плечом.

Передо мной стоял предводитель, воин, принц — один человек, сумевший все это в себе совместить и не потерять ни одну из частей столь яркой и сильной личности.

— Стража отправляется со мной, подкрепление поскачет следом, но чуть позже, когда все будут готовы, — повторил свои слова Силенс в полнейшей тишине, за исключением вечного звука моря и кряхтенья лошадей. — На время моего отсутствия замком Дейст будет управлять моя жена, — у меня непроизвольно опустилась челюсть, — будет она помогать другим герцогствам, если у таковых возникнут проблемы. — Меня знобило от его слов, я протестующе качала головой, но мой муж даже не смотрел в мою сторону. — Все мои послания и донесения должны попасть сначала в руки принцессы Эверин, и если она сочтет нужным, король Энтраст тоже их прочтет. — Я понимала, откуда взялось неуважение к королю. Он слишком много воли себе дал и перебрал, непозволительно для монарха, никакой повод не мог довести его до беспамятства. — Все вы присягнули ей, и теперь я с тревожными мыслями о Вондэре, но со спокойной душой о Дейсте, покидаю замок, вверяя ее заботам оставшуюся часть моего Королевства. — Стража загудела. Многие гости были тут и поддерживали принца, но Силенс отмахнулся и почти тут же вскочил в седло своей Грэйст.

Я растерянно смотрела в след его кобылы и не могла понять, что он сделал — оказал доверие или свалил непосильный груз. Прямая напряженная спина принца не дала мне ответов на мои вопросы, как бы этого не хотелось. Вложив всю силу в свой приказ, я заставила одного из волков последовать за Силенсом. Он с трудом повиновался, но послушно потрусил на безопасном расстоянии от лошадей.

Я зарычала. Она отправила его вслед за вожаком, мне не хотелось его отпускать, но и «неотвергнутую» я бросить не могла, а волку дали приказ. Ослушаться оказалось просто невозможным. Недовольно взрыв землю когтями, я подобралась ближе к замку, но не стала рисковать сегодняшней ночью и пристроилась в тени камней, устало закрыв глаза. Жаль, больше никто не будет прикрывать мою холку, пока я путешествую по снам.

Утро следующего дня началось с тупой головной боли, которая с настойчивостью дятла пробивалась в мое сознание. С пренеприятным ощущением сухости во рту я тяжело встала с постели.

— Миледи… — прошептала Уэн. Я даже не посмотрела на нее, просто не желая видеть чувство жалости на ее миловидном лице. Быстро одевшись, я поспешила вон из своих покоев, которые так отчетливо напоминали о принце. Уэн едва успела расчесать меня, а завтрак так и не попал ко мне в рот.

Я уверенно, хмуря лоб, шагала по замку, стремясь к залу для аудиенций. Если пришли какие-нибудь извести от Силенса, что маловероятно, то гонец там, так же как и другие люди из герцогств будут отправляться именно туда. Каково было мое удивление, когда ко мне подошел главный конюх и попросил распоряжений. Я с минуту смотрела на него и не знала, что сказать, но ведь именно меня Силенс оставил управляющей замком. Тяжело вздохнув, я указала высокому мужчине на дверь зала для аудиенций, до которого я почти дошла в одиночестве.

В комнате было пусто, и несколько пахло затхлостью. По-видимому, залом давно не пользовались, но тщательно вычищали комнаты. Ночью слуги сменили на полу тростник и взбили от пыли все подушки и диваны. Я распахнула ставни, и комната показалась мне уютней. Каменные стены, не увешанные по обыкновению Дейста гобеленами, мрачно чернели даже на свету, а массивные канделябры усиливали и без того неприятное впечатление. У северной стороны стояло два невычурных кресла, обитых красной тканью. Я направилась в ту сторону и села в одно из них. От кресла пахло пылью, но оно выглядело чистым. Я лишь пожала плечами. От моей правой руки стоял стол с выщербленной и выцветшей до невозможности столешницей, и стул, такой же старый на вид, как и его сосед. Определенно этим залом давно, очень давно не пользовались.

— Так что вы хотели от меня, Шолд? — мягко поинтересовалась я, пытаясь скрыть в голосе неуверенность и страх.

— Распоряжения, моя леди, принц Силенс всегда мне давал их с утра, — очень вежливо отозвался Шолд.

Я зарезала в своем кресле. Нужно было больше внимания уделять тому, что делает принц, но потом во мне проснулась память, сообщившая о том, что я делала нечто подобное, когда жила в своем поместье. Конечно, конюшня там несколько меньше, но все же, я думаю, принцип работы у слуг один. Догадка так развеселила и расслабила меня, что даже на мгновение я забыла про существование Шолда.

— Думаю, главный конюший, вы и без меня прекрасно знаете, чем заняться. — Мужчина кивнул в подтверждение моих слов. — Правильным будет вычистить стойла лошадей, что покинули Дейст на рассвете вместе с подкреплением. — Опять безмолвное согласие. — И перевести животных гостей в освободившуюся конюшню.

— Да, моя принцесса. — Я поморщилась.

— И еще, — Шолд вытянулся, чтобы лучше слышать. Неужели он глух? — Если будут прибывать гонцы, то немедленно позаботьтесь об их лошадях и приготовьте свежих в том случае, если он немедленно отправится с ответом.

— Да, моя леди, мудрое решение, — позволил он сделать мне комплимент, тем самым одобряя мои действия.

— И если завидишь гонцов, Шолд, отправляй слугу сюда тотчас же, чтобы я сумела встретить посланника.

— А ежели он прибудет ночью?

— Все равно, — фыркнув, ответила я. — Можешь идти, — запоздало вспомнив о конюшем, приказала я. Шолд, поклонившись, незаметно удалился из зала, оставив наедине с моими размышлениями.

А мысли мои незаметно перетекли к волку. Он лежал там же, где я его оставила прошлой ночью, словно даже не шевелился за все время. Но хищник вскинул голову, как только я к нему потянулась. Тут впервые за весь период нашего единения возникла проблема. Мне хотелось задать прямой вопрос, чтобы понять, следует ли его брат за принцем, но я не знала, как это сделать. Волк в свою очередь, жаждал дать мне ответ, но тоже натыкался на границу непонимания. В конце концов, я просто разделила с ним себя.

Она влилась в меня, как весенний дождь попадает в обмельчавшую реку после засухи, и я открылась ей навстречу. Но «неотвергнутая» мечтала лишь о том, чтобы узнать следует ли мой волк за вожаком. Зарычав от досады, я потянулась к нему.

Волк откликнулся на наш обобщенный с его братом зов. Я почувствовала, что вижу мир желтыми глазами хищника. Он тяжело дышал, прячась под кустом, внимательно ловя носом каждый запах. Отчетливый соленый запах крови и отзвуки битвы сказали о том, что принц Силенс уже настиг своих врагов. Но волк никак не мог подобраться ближе. В обход идти стало бы слишком долго, а по периметру перед битвой, которая велась далеко впереди, был расставлен лагерь, где стонали раненые.

Волку не нравилось это место, он с трудом удерживался от побега, но все-таки выполнял мой приказ и следил за тем, что ему было доступно. Вот какая-то немолодая уже женщина подошла к громко стонущему человеку и сменила отвратительно пахнущую повязку, от коей несло так, что даже в кустах он ощущал этот смрад. Раненый лишь глухо откликнулся на ее действия. Потом целительница пошла по рядам лежащих прямо на земле людей, это волку тоже не нравилось, потому что ото всех пахло смертью и страхом. Некоторые уже мертвы, сообщал его чуткий нос, некоторый близки к этому, а другие умирают от жажды, от третьих пахнет испражнениями, но никто из них не нравился волку. Вожака он не видел с рассвета.

Картинка воспоминания хищника ворвалась в меня, как вихрь. Он показал мне то, что видел на рассвете. Взмыленная лошадь принца ворвалась во вражеский, спящий и оставивший на ночь боевые действия лагерь. Силенс издал боевой клич, и отряд его стражи последовал за ним. Больше волк не мог сообщить мне ничего. Люди решительно оттеснили его к кустам, в которых он до сих пор и прятался, изнывая от жары и голода. Я с тяжелым сердцем позволила ему поохотиться.

Я устало открыла глаза. Динео буквально высосал из меня все силы, хотя полученные сведения ничуть не облегчали моего беспокойства. Сейчас велось сражение, и неизвестно кто первый из соперников его уступит. Так же осталось непонятным, жив ли принц или уже нет? Сколько воинов от Красной страны? И почему они напали? Множество вопросов тревожили, а еще неизвестность… просто убивала. Понимание, что намерения Красной страны вряд ли обойдутся одним сражением, и все это может перерасти в войну, содроганием охватило мое юное тело. Тоска по Силенсу стала невыносимо терзать сердце.

К моему превеликому счастью, к концу этого дня у других герцогств не возникло никаких проблем, но и гонца от принца так и не появилось. С чувством сожаления и удовлетворения я поднималась по лестнице, только сейчас покинувшая зал для аудиенций. Проведенный в одиночестве день благотворно повлиял на мои мысли. Я научилась их контролировать, а еще поняла, что нужно ранним утром и поздним вечером отдавать четкие приказы прислуге. Теперь же я шла спать, после того, как убедилась, что все мои распоряжения либо выполнены, либо их условия уже узнаны исполнителями, так что можно было хоть немного отдохнуть.

Прошел только день с отъезда принца, а мне уже стало тошно от того, что предстояло делать ежедневно. А если… Я оставила попытки задавать себе вопросы, потому что смысла в этом не было, ответы все равно останутся безмолвными. Но тут мое тело сообщило, что оно утомилось и проголодалось, так что я обрадовалась, увидев подстывший ужин на столе, и жадно набросилась на сказочное угощение. Взбитая постель манила своей мягкостью, но не суждено мне было выспаться.

— Принцесса! — закричал кто-то так яростно, что я испуганно отскочила к комоду, в одежде которого лежал мой спрятанный меч. Рукоять прохладно отозвалась горячему прикосновению дрожащей ладони.

— Посланник от будущего короля Силенса! — продолжил все тот же возбужденный голос.

Я облегченно вздохнула, одновременно ощущая в груди нарастающую тревогу, и быстро открыла дверь. Спустившись вниз к залу для аудиенций за высоким Шолдом, я нетерпеливо ожидала гонца.

Мужчина зашел в зал, и я обмерла, таким знакомым он мне показался. Фантазия сыграла со мной злую шутку, но зрение быстро подсказало, что передо мной не Силенс, этого быть просто не могло. Высокий с бронзовой кожей стражник выглядел уставшим и запыленным, но, как сказал мне Шолд, отказался от еды и ванны, просил аудиенции у принцессы.

— Миледи, — прошептал он сдавленным сиплым голосом. — Письмо от будущего короля. — Мужчина поднес мне конверт.

Я задумчиво смотрела на запечатанное письмо и не решалась сломать печать. Но ведь принц смог мне написать! Значит, он жив. Облегченно улыбнувшись, я приказала посланнику отдохнуть, умыться и поесть, хотя он категорически отказывался.

— Ничего не измениться, если я буду читать и писать ответ при тебе, или ты потратишь это время на восстановление сил, — против этого довода гонец, по имени Куко, не смог ничего сказать и, сокрушенно понурив голову, побрел на кухню в сопровождении Шолда.

Дрожащими пальцами я сломала печать с изображением змеи династии Предназначенных. Так же неловко извлекла из конверта письмо и развернула желтоватый свиток. Почерк у принца оказался приятным, слегка косым, но сильным:

«Эверин!

Принц Силенс.»

Красная страна решительно вступила в бой не только с моей стражей, но и с подошедшим к обеду отрядом подкрепления. Наши силы не равны, но первый бой закончился победой, пусть и с большими потерями. На момент, когда я пишу тебе, мои люди изранены и голодны, многих лошадей увели солдаты противников. Прошу тебя отправить с Куко двадцать конных солдат из личной стражи короля и начать подготовку основной армии, которая расположена в герцогстве Дейст, немного южнее столицы. Отправь голубя капитану гарнизона, его зовут Ворнинг Коктон. Именем короля и принца отправь его ко мне на помощь, я нахожусь у поселения Строкт, что неподалеку от Клокола.

И все. Ни слова лично мне, ничего того, что могло бы меня успокоить. «Со мной все в порядке, Эверин» — не написал принц. Я не стала давать обиде пустить корни в моей душе, а, развернув чистый свиток, начертала послание Ворнингу Коктону, где передала четкий приказ принца. Только после этого я написала ответ Силенсу:

«Мой принц!

Эверин.»

Ваше приказание будет исполнено. Почтовый голубь уже на пути к капитану Южного гарнизона. Двадцать конных прибудут вместе с Куко, вы сами станете тому свидетелем.

Сдержанные строки показались мне чересчур строгими, но я не стала терять время и отправилась на кухню за Куко. Сообщив Шолду свой приказ, я наблюдала за тем, чтобы посланник поел и напился воды. К тому времени, пока мужчина доедал последний кусок хлеба, двадцать конных солдат в нетерпении выстроились в темноте ночи во дворе.

Передав гонцу ответное послание, я некоторое время задумчиво смотрела на удаляющихся солдат, а потом медленно поднялась в покои принца. Сны получились беспокойными и короткими, я едва ли отдохнула за прошедшую ночь.

Последующие дни неизвестности после отъезда ночного посланника окончательно расшатали мои и без того обостренные чувства.

Постоянное ощущение того, что принца убили или взяли в плен мешали мне спокойно и спать и даже есть. Мясо вставало комом в горле — а вдруг Силенс голодный? Чай тоже не пился — может, его мучает жажда? Только голова касалась подушки, как возникала мысль, что наследник трона не спит уже четвертые или пятые сутки подряд. В общем, мой отдых и сон превратились в жуткую и медленную пытку. Да и волк никак не ублажал моего болезненного любопытства. Люди в сражении отходили все дальше, а женщина-пахнущая-травами не сдвигала своего логова, так что хищник продолжал оставаться в плену кустов.

Заботы о замке тоже не приносили должного удовлетворения. Постоянно причаливающие корабли поражали своим разнообразием и товарами, но раздражали тем, что я обязана была разрешить или запретить торговлю. Это не являлось сколько-нибудь утомительным, но очень сильно меня злило, и причину злобы отыскать я так и не смогла. Торговцы не вызывали чувства отвращения, но их лица настораживали, а иногда и условия торговли тоже. Со мной неотступно следовал Шолд, который не пренебрегал своими обязанностями главного конюшего, но просто не мог оставить меня наедине с проблемами.

Да, Дейст требовал своего внимания, но в целом распоряжение Силенса не доставляло хлопот. Больше всего я переживала за самого принца, ведь уже минуло несколько дней с его отъезда, а кроме ночного гонца источником новостей никто не являлся. Беспокойство не столько тревожило, сколько упорно мешало жить, когда расслабленность была просто жизненно необходима. Я даже не выезжала с Шудо за пределы замка, хоть и река отпустила меня со своим наваждением. Я просто боялась пропустить посланника из герцогства Вондэр, поэтому с отчаяньем бродила по коридорам замка.

Уэн каждый вечер снабжала порцией свежих слухов, но дельных вещей в толках из кухни не было, хотя на что я рассчитывала? Однообразие и нервный подтекст каждого дня испарял мои силы, я медленно таяла под гнетом собственных сомнений, но на помощь никто не спешил. Ни гонец, ни голубь, ни даже мысли моего волка. Осознание того, что мои поступки сейчас так ничтожно никчемны, стало горьким, когда мои глаза в очередной раз встретили рассвет. Словно явилось нечто несправедливое в том, что моя жизнь встретила новый день, а где-то умирают другие.

Смерть в таком явном, чистом проявлении напугала. Как только раньше это не приходило мне в голову? За что умирают солдаты? Они могут бежать вглубь страны, могут покориться своим завоевателям, в конце концов, свои последние мгновения жизни эти люди имеют право разделить с семьей. Но почему же тогда молодые люди добровольно идут в армию и стражу? А сейчас отдают последнее дыхание своим окровавленным мечам? По той же причине, по какой наследный принц бросался в гущу боя с поднятым над головой топором.

Они боролись со смертью за жизнь. Они теряли свою душу, но спасали сотни и тысячи других. Военный человек умрет, забрав с собой врага, а крестьянин едва ли сможет противостоять жестокому мародеру Красной страны. Солдат зарубит противника, но сам падет от руки его брата, а миловидная девушка вряд ли сумеет убежать от толпы диких и жадных насильников. В том смысл войны, которую вело Королевство Дейстроу. Оно не нападало, а защищало. Принц думал о своем народе и мечтал лишь о том, что в его землях люди смогут дышать полной грудью и светлым взглядом смотреть в будущее.

Но в противоборство этому пониманию пришел вопрос о Красной стране. Зачем они затевают войны? И причины не таились вовсе, их просто не желали замечать. Алчность и жадность стала важнее людям этого государства, нежели корни их будущего и будущего детей своих. Было откровенно плевать на то, сможет ли убежать дочь их народа от насильника-врага, или крестьянин защитить свою семью. Презрение ярким огнем вспыхивало в добродетельном существе, когда речь заходила о подобных людях. Жители Красной страны не знали, что есть честь и польза. Жажда власти и завоеваний затмевала естественные инстинкты природы человека, и они шли убивать, как обезумевший лев, забывший, что он охотиться только для того, чтобы утолить голод. Как больное животное, Красная страна металась по своей карте, предполагая в той или иной черте увидеть слабую линию, которую можно повторить чуть дальше нынешней границы. Их народ не нуждался в новых землях, численность могла удовольствоваться уже имеющимися территориями. Торговлю с ними вели пусть и неохотно из-за воинственного характера. Солдатам и правителям Красной страны нужен был сам факт убийства, наслаждения от красной от крови земли под босыми стертыми в мозоли ногами. Бездушно, бессмысленно они убивали.

И с этим обезумевшим и потерявшим инстинкты зверем боролся мой принц. Боролся оружием своего противника — когтями и зубами, ведь увещевания рассудка не действовали на Красную страну. Вот почему Силенс избрал путь воина, а не дипломата. Вряд ли вам удастся уговорить покрытого слюной от бешенства медведя не рвать несчастную девчушку, что попалась на его пути. Увенчается ли ваша попытка успехом? Вот и принц предпочитал не рисковать чужой жизнью мирного населения и примерял на себя маску ожесточенного завоевателя, которая теснила его свободную душу, но ослабляла зудящую боль в сердце по своему Королевству.

Эти вещи стали похожи для меня на простоту самых элементарных выводов. Казалось бы, ничего проще на свете быть не может, но почему таким долгим путем я пришла к этому? Ну, хотя бы моя тревога отошла на второй план, и я перестала планомерно издеваться над своим телом. Смогла поесть, умыться и даже хорошенько выспаться, поручив свои обычные дела Шолду. Возникло впечатление, что главный конюший превратился в советника принцессы. Но никто и рта не мог открыть в противоречие моему решению. Так что Шолд уверенно исполнял свои обязанности.

На этот раз сон повлиял на меня благотворно, а мое душевное равновесие словно воззвало к рассудку принца Силенса, и ближе к вечеру в Дейст примчался гонец на взмыленной лошади. Знакомый мне Куко с доброй улыбкой передал мне два увесистых конверта. Парень был явно чем-то обрадован и не отказался ни от отдыха, ни от еды, сообщив, что принц велел выехать из замка на рассвете, чтобы его принцесса к тому времени смогла закончить ответ.

— Значит, все не так уж плохо? — робко спросила я посланника, ощутив на себе взгляд Шолда на своих лопатках. Конюх превратился в нечто среднее между телохранителем и советником. Мне очень повезло, что мужчина до поступления на службу в конюшни служил в страже короля Энтраста.

Да, кстати, о короле Энтрасте. Монарх практически отошел от дел и даже не отреагировал на мой давний рапорт, когда принц просил подкрепления. Он не выявил никакого желания, когда пришло согласие Южного гарнизона прийти на помощь к Силенсу немедля. Король, показавшийся проснувшимся на свадебной церемонии, вновь погрузился в небытие, сделав своими спутниками алкоголь и уныние. Красная страна вновь напомнила ему о смерти Ялдона.

— Да, моя принцесса, — запоздало ответил посланник, прерывая течение моих мыслей. — Мы одержали пусть и тяжелую, но победу. — Он замялся, намериваясь что-то добавить. — Принц Силенс советовал сначала вскрыть письмо с красной печатью, — подытожил Куко.

В ответ на его слова я кивнула и поднялась в зал для аудиенций, который превратился несколько в мой кабинет. Я обставила его новой мебелью, несмотря на тревожную обстановку в своей душе. Теперь комната не казалась массивной и неприветливой, Шолд отметил, что здесь видна частичка меня.

Усевшись за стол, новый, как и стул подо мной, я стала разглядывать конверты, ощущая жжение нетерпения в кончиках пальцев. Один достаточно пухлый был скреплен красной печатью, другой, менее внушительный, чем первый, на своей печати носил личный герб принца. Он мало отличался от герба Дейстроу, но в не присутствовало изображение топора и волка. Хищник меня удивил, но я лишь пожала плечами, и непослушными пальцами вскрыла первый конверт.

«Принцесса Эверин!

Ваш принц Силенс.»

Мы отбили Строкт, который был взят Красной страной несколько дней назад на рассвете, когда прибыл Южный гарнизон, посланный тобой. Победа оказалась тяжелой, но она существенна. Враг оттеснен от Клокола, и теперь мы в некотором смысле спокойны. Я решил вам в подробностях рассказать о битве.

Все случилось, когда Коктон ворвался в наш лагерь, будто свежий ветер надежды. Его сильные и здоровые воины подняли в моих стражниках боевой дух, а остатки резервного подкрепления наконец почувствовали себя армией, а не разрозненной частью огромного мясного пирога. Ворнинг оправдал мои надежды и принял непосредственное участие в составлении плана об отбитии Строкта. Мы напали на рассвете, когда день только-только занимался, и наши тени стали тенью смерти для врагов. Жаль, не для всех. Я мог бы проявить милосердие, но разве проявили бы они его, оказавшись в Клоколе? Я видел сгоревший Строкт и не желал, чтобы основной город Вондэра потерпел такое же ужасающее поражение.

Я повел своих стражников в обход, где нас ждал поднятый по первому зову защитный круг Красного предводителя, самостоятельно поведшего своих подданных в бой. Мои воины дрались, как львы, но многие пали от мечей наших противников, отряд стражи поредел, хотя резервы напротив воспряли духом и получили незначительные потери. Коктон тоже потерял не больше десятка солдат, зато отбил в Строкте знамена Красной страны, и противник отступил. То наша первая победа, теперь мы ждем удобного случая, чтобы прогнать их из Пэопэла и Нотвара. Рату Фенеген, капитан отряда, который обмельчал до тридцати солдат, присоединился к нам и складно рассказывает о расположении войск Красной страны.

Армия обрела надежду. У нас появился шанс победить, если нам удастся прогнать налетчиков на их же земли.

Письмо выглядело официальным, таким, какое предоставляет подданный своей госпоже в виде рапорта. Я почему-то не расстроилась, когда поняла это, ведь на столе лежал еще один конверт с личной печатью принца. Что если первое письмо было рассчитано на то, что и король захочет прочесть и узнать хотя бы незначительные подробности победы в Строкте?

Синяя печать принца охотнее сломалась под моими пальцами, она сама ждала этого момента с не меньшим нетерпением, чем я. Рука осторожно скользнула по бумаге свитка, я бережно его развернула и стала внимательно читать.

«Милая моя принцесса!

Твой Силенс.»

Мне так жаль, что в прошлом послании я не смог, да и не успел написать тебе о том, что меня тревожит или не тревожит. Я испытал стыд, когда прочел твой ответ, но понадеялся на то, что ты войдешь в мое положение и не станешь затаивать обиду на своего принца. Теперь все будет иначе.

Дабы избавить тебя от душевных терзаний, которые ты, несомненно, испытываешь, я скажу, что цел и здоров, что даже дух мой не сломлен, и я готов рваться вперед, чтобы защитить свой народ и тебя, моя принцесса. В первой схватке меня царапнули мечом по плечу, но рана зажила, так что причин для беспокойства просто нет. Я гораздо более встревожен положением других раненых солдат. Но целительница Варто делает все, что в ее силах.

Хотелось бы спросить, зачем ты послала за мной своего волка. Он вот уже несколько дней сидит в кустах и упорно наблюдает за лагерем целительницы. Я заметил его еще в Дейсте, потому что от него отчетливо исходило твоей тревогой и страхом, просто он не мог остаться мной незамеченным. Предполагаю, что он явился либо мне на помощь, либо волк предназначен для того, дабы сообщить тебе, если я умру или окажусь раненым. В любом случае твоя забота трогает мое сердце.

Но впервые в своей жизни я испытывал страх. Не то чтобы меня пугали озлобленные и безжалостные враги, страх перед ними всегда есть в любом, даже самом мужественном человеке, то был ужас совсем иной сути. Когда я замахивался топором на очередного противника, то неожиданно во мне проснулась бережливость. И при этом вспыхнула праведная ярость. В сочетании этих чувств я стал обличием демона в глазах Красной страны, так говорили мне мои стражники, они видели их опустошенные ужасом лица. Я впервые боялся за свою жизнь, не потому что я тщеславен или так ею дорожу, но потому что у меня появилась иная цель. Теперь ты моя жена, и умереть с моей стороны оказалось бы непростительным. Но это меня смущает. Никогда прежде страх до такой степени не владел моим существом. Но солдаты говорят обратное, особенно Бииблэк. Капитан сказал, что никогда не видел меня таким взбешенным, что даже во время сражения я не слышал ничего и никого вокруг. Да, это так, признаю.

Для меня в такие мгновения существовал лишь топор и враг. И работал своим оружием, кося своих врагов как жухлую траву по осени. Столько сил мое тело не получало никогда. И причина в тебе, моя принцесса, я уверен в этом абсолютно точно. И даже глупо говорить только о моих чувствах.

Эверин! Прекрати меня питать своей магией, прошу тебя. Я понимаю твое беспокойство, но разве это разумно? Я не привык ощущать себя полным жизненных сил после изнурительной битвы. Это неестественно, понимаешь. Далеко не сразу я постигнул, что причина кроется в тебе. Но когда присмотрелся к волку, то сомнений просто не осталось. Я выглядел как он. Сильный, быстрый и безжалостный хищник, затаивший свои силы до момента битвы. Таким я стал благодаря твоему Динео, Эверин. Прошу, не используй магию, ведь ты не знаешь, какие последствия могут быть.

Но в любом случае я тебе благодарен. Мои люди вдохновляются, глядя на меня, пусть сила во мне неоправданна физически или душевно. Они должны быть вдохновлены своей принцессой. Поверь, даже находясь вдали от замка, они понимают всю твою роль. Чего стоил Коктон, который прибыл к нам на помощь. Ты явилась тем, что подтолкнуло его на борьбу. Мой голубь не долетел до Южного гарнизона. Отчего же твой выполнил столь трудное задание? Динео. Вот ответ. Милая моя принцесса, прекрати расточительно относиться к своим способностям, я беспокоюсь за тебя гораздо больше, чем за себя, даже когда на меня мчится озверевший берсерк Красной страны.

Отправь Куко на рассвете, думаю, ему полезен отдых, как в прочем и всем нам, но он верный гонец, верный слуга и мой воин. Не пренебрегай его доверием, принцесса, в будущем он может стать полезным. Я напишу тебе, как только случиться что-нибудь знаменательное, но продолжаю настоятельно просить не помогать мне Динео. Волнение за твое здоровье может оказаться сильнее сил, которые ты дашь. Хотя я очень сомневаюсь, что внемлешь моему совету, взбалмошная грубая женщина на вороном коне…

Слезы на моих щеках не были притворными, они искренне полились из моих глаз совершенно непроизвольно, когда я прочла строки о его признании в страхе. Теперь я окончательно уверилась в том, что принц ко мне неравнодушен, не зря ведь он не отрицал слов Бииблэка в Сверкающем зале. Но все это вместе со сладкой радостью пугало больше, чем верная смерть под копытами взбешенного коня. Уж лучше бы я была там, вместе с ним, и вместе с принцем поднимала свой меч во благо защиты своего народа. Да, мое фехтование не так плохо, но сумела бы я убивать людей? Пусть не корысти ради или каких-то других мерзопакостных целей, но убивать? Я глубоко в этом сомневалась.

Где только Силенс брал мужество для этого. Где только это мужество брали остальные солдаты? То загадка, которая останется навечно без ответа для меня, но часть души так яро жаждала узнать ту силу, коей обладает принц. Но все-таки остается что-то в наших жизнях, что недоступно, и понять, как убивают солдаты во благо, я не могу. По мне так можно обойтись вообще без войн, но это абсурдно, если посмотреть на мужчин — они не могут жить без будоражащих кровь событий.

Но положение Королевства до сих пор оставалось достаточно непрочным, ведь мы отбили только Строкт. Думаю, после поражения воины Красной страны еще ожесточеннее возьмутся за завоевания, и это пугало. Оттого ли, что я волновалась за свою страну или за своего принца? Этот вопрос заставил покрыться краской стыда. Это неправильно, решила я.

Взяв в руки перо, обмакнув его в чернила, я задумалась над тем, что в ответ написать принцу. Он на многое открыл мне глаза.

«Силенс!

Я не знаю, что ответить тебе по поводу моего волка. Да, я отправила его за тобой в порыве страха и отчаянья, но вернуть его я никак не смогу. Он исполняет приказ магии и вернется только за твоей лошадью, когда ты въедешь в Дейст. Но у меня нет причин оправдываться или просить прощения. Как я тебе уже говорила, магия владеет мною, все происходит достаточно инстинктивно, нежели осознанно. Волк будет оставаться в своем укрытии.

Насчет того, что я подпитываю тебя Динео… Думаю, ты ошибаешься, Силенс, это не так. Да, я последнее время чувствовала себя просто ужасно, но дело совсем не в использовании магии, а в волнении за тебя и неизвестности. Это чувство лишает меня сил. Как долго я ждала твоего письма! Сомневаюсь, что у меня бы хватило ума направлять тебе энергию, это просто ошибка. Быть может, ты сам стал сильнее и мудрее в вопросах сражения, ведь опыт сказывается, мой принц. Так что тебе не стоит беспокоиться, я не буду поддерживать магией, так как вовсе этого не делала.

Я не знаю, почему голубь из Дейста долетел до Южного гарнизона, а отправленный тобой — нет. Это такой же вопрос для меня, как и для тебя. Я решительно не понимаю, почему каждую случайность и мой поступок ты пытаешься объяснить с помощью моего Динео. Это немного абсурдно, все происшедшее просто стечение обстоятельств.

Хочу отметить, что в Дейсте и герцогствах все в порядке, по крайней мере, мне не сочли нужным сообщить о проблемах, если таковые имеются. Главный конюший Шолд стал для меня неким советником, и я благодарна ему за оказанную помощь. Наверняка я буду принимать ее и впоследствии, потому что мой опыт ведения быта в поместье Фунтай разительно отличается от того, что нужно делать здесь, в замке.

Король совершенно отошел от дел, мой принц, и как бы мне не хотелось тебя расстраивать, но это так. Теперь Энтраст находит утешения в бутылке, чем очень пугает, но власти я не имею, которая распространялась бы и на него. Все чаще пьяные разговоры монарха заходят о далеком прошлом, в то время, когда его старший сын погиб в войне с Красной страной. Нынешнее положение дел совсем выбило его из привычной колеи, и отчасти я понимаю его. Боль потери зажглась с новой силой от столь явного напоминания, но все это печально. Твой отец вовсе не интересуется тем, как проходят военные действия в Вондэре. Его мир сузился до бокала бренди и своей спальни.

Я обеспокоена тем, что ты начал испытывать страх. Может, это ненужно на войне? Хотя ничего изменить уже нельзя, принцесса Эверин уже является таковой. Твоей женой. Но я очень тебя прошу, Силенс, не цепляйся в мыслях за меня, это лишь может тебе помешать. Ведь так странно. Благородный воин теперь боится, и из-за кого? Какой-то девушки. Глупо, Силенс, очень глупо.

Насчет того разговора между Бииблэком и мной в вечер нашей свадьбы в Сверкающем зале. Ты не отрицал его слов, и я хотела бы…»

Внезапная усталость навалилась на мои плечи, я мягко осела на стуле и положила голову на разложенные бумаги, очень быстро погружаясь в сон.

Неожиданно громкий и отвратительный стук в дверь разорвал сонную магию. Я тревожно подняла голову от стола, щека стала неприятно плоской на ощупь и занемела. Стук продолжался.

— Войдите, — сказала я, и гость не заставил себя уговаривать.

— Миледи, гонец ждет ответа, — учтиво сообщил Шолд.

— Дайте мне еще минуту. — Мужчина поклонился и скрылся за дверью. Я опустила взгляд на недописанное письмо.

«Хотя, впрочем, это не так уж и важно, мой принц, мы сможем поговорить об этом, когда вы ко мне вернетесь.

Эв».

Те чувства, которые я вчера хотела излить бумаге, немного улеглись, а, значит, можно повременить со сложными объяснениями. Расстояние между нами, да и война вряд ли подходящие факторы развития чувств. Поэтому, запечатав письмо, я направилась к Куко, нетерпеливо ждавшему во дворе.

Только боги знали, скольких мучений стоило ожидание следующего послания. После того, как Силенс сказал, что Строкт отбит я ощущала постоянную тревогу, причем необъяснимую. Мерещилось, что воины Красной страны свихнулись и режут солдат принца, как поросят на весенних праздниках, что сам наследник трона пал от руки жаждущего крови ублюдка. Перед глазами возникали самые жуткие картины, хотя волк убеждал, что все хорошо. Лагерь целительницы передвинулся вперед, многие раненые были отправлены в Дейст, где их встретили семьи, поэтому палатки пропахшие травой заметно опустели. Хищник упорно давал понять, что вожак не ранен и ранен быть не может, я беспричинно терзала свою душу.

С каким-то остервенением я накидывалась на дела внутри Королевства. Мне было все равно, что я истощаю себя и свои резервы, но все равно не спала ночами, составляя депеши и подобные документы для разных герцогств. Со дня на день я ожидала герцогов Фунтай и Йелоусанда. Я смущалась тому, что отец предстанет передо мной как поданный, а не как близкий родственник. Хотя герцог вряд ли предполагал, что дела в Дейсте перешли в мои руки так скоро. По Королевству, конечно, ходили слухи о войне, но наиболее правдоподобные были только в Дейсте и Вондэре.

Ох, не знаю, что бы стряслось, если бы не верный Шолд, который неотступно следовал за мной, словно какая-то вторая часть меня. В этом мудром мужчине сочеталась дипломатия и ожесточенность. Он был груб и требователен, но вместе с тем достаточно мудр и рассудителен. Очень часто его советы спасали в, казалось бы, безвыходных ситуациях. Он дал понять, что нужно отослать денежные награды тем семьями, чьи воины получили раны в сражении под Строктом. Шолд не беспокоил с делами о замке, где присутствовала хозяйственная часть, чаще всего справляясь сам. Это радовало меня и пугало. Могла ли я доверять этому конюшему? Но просто не оставалось выбора, так что я покорно принимала помощь Шолда.

Вот и сейчас, сидя в кресле в своем зале, как я нарекла комнату для аудиенций, я смотрела на его четкий профиль. Шолд, даже стоя на ступеньку ниже, возвышался над моей головой. Высокий, с грозным лицом он внушал некоторый ужас. Буйная грива кое-как собрана в воинский хвост, верхняя губа топорщится, создавая впечатление надменности. Он сложил руки на груди и мрачно смотрел на двери, которые только что закрылись за пажом, сообщившим о прибытии герцогов. Шолд, видимо, разделял мои ощущения тревоги и смущения, и я, благодарная ему, слегка кивнула.

— Принцесса, все будет хорошо, я думаю, — мягко сказал он. Я удивленно посмотрела на Шолда, но потом решила не опровергать его выводов.

— Надеюсь, — коротко ответила я. Стук натянул мои нервы в нечто невообразимо напряженное.

Двери открылись и в зал вошли двое. Герцога Йелоусанда я видела на помолвке и свадьбе, так что я без особого внимания оглядела его бледно-зеленый камзол, всклоченные каштановые волосы и обворожительную улыбку, вызывающую морщинки у глаз. Я остро смотрела на отца, который в нерешительности застыл на пороге. Его зеленые глаза наполнились изумлением, даже подбородок чуть опустился вниз, он с усилием шагнул в зал, и паж закрыл за его спиной дверь.

— Мое почтение, герцог Фунтай, герцог Йелоусанд, — едва ли не дрожащим голосом произнесла я. Мужчины поклонились, но после начали подозрительно коситься на Шолда. — Это мой советник, — объяснила я, увидев, как зарделся главный конюший после этих слов. Он явно польщен. — Что же вы хотели со мной обсудить? — я не знала, какие именно вопросы задавать, поэтому пришлось импровизировать.

Отец еще находился в состоянии шока, так что герцог Йелоусанд вышел вперед и повторно поклонился мне, очень смутив.

— Моя принцесса, я пришел с добрыми вестями, — я заметно расслабилась, — и с предложением помочь нашему принцу в борьбе с Красной страной.

В горле пересохло, я не могла удерживать взгляд на герцоге, постоянно украдкой посматривая на отца. Рыжий мужчина хмурился и непонятливо шевелил губами, словно размышляя, что здесь происходит.

— Спасибо вам, герцог, но принцу, к счастью, пока не нужна помощь. Он вернул Вондэру Строкт. — Глаза человека в зеленом камзоле удивленно расширились. — Южный гарнизон оказал нам поддержку, — добавила я. — Но я и королевская семья рады тому, что герцоги не оставляют своих соседей на произвол судьбы. Примите мою благодарность. — Шолд молча стоял рядом, опустив руки, тем самым поддерживая лучше вопящих дам.

— О, моя принцесса, я приятно удивлен, и рад, что принц вернул Строкт, — почтительно произнес мужчина. — Я хотел бы преподнести дары моей принцессе…

— Что вы, герцог, не стоит, — смутилась я, уже глядя на слуг, что входили в зал.

— Принцесса Эверин, все это мои подарки к вашей свадьбе, столь омраченной новой войной, — почти торжественно выговорил Йелоусанд.

Первый слуга сделал шаг навстречу и показал роскошный плащ, отстроченный белым мехом. Гладкая поверхность серебрилась на свету, напоминая волчью шерсть в полнолуние. Я восхищенно потянулась к капюшону, чувства под подушечками пальцев невероятную мягкость. Кивнув, я позволила слуге положить плащ на стол.

— Этот плащ сделан из ткани степных горсаков Йелоусанда, очень редкие животные, моя леди, но вычесывая их шерсть, мы получаем отличную пряжу. — Тихие пояснения герцога мне нравились. Второй паж держал в руках хороший лук. Мои руки задрожали от волнения, такое прекрасное оружие редко встретить среди символичных даров герцогов к королевской семье. Но лук был великолепен, сделан из прекрасного дерева, туго натянутая тетива так и просилась в мои пальцы. — Это оружие сделано великим Кулком, мастером своего времени.- У меня едва рот не открылся, когда я услышала имя мастера.

Последним подарком преподнесли кожаные завязки на руки. Они должны были обхватывать руки от кисти до локтя изобретательными переплетениями. Приятная на ощупь кожа темного цвета служила одновременно украшением и защитой от случайного клинка. Нет, конечно, завязки не остановят меч, но хотя бы замедлят его ход.

— У нас их называют «голыми перчатками», — продолжал Йелоусанд. — Обычно, охотники любят надевать подобные завязки, да и воины тоже.

— Спасибо, герцог Йелоусанд. — Щека отца дернулась при моих словах, я же не заметила, что употребила свое влияние. — Ваши дары пришлись мне по вкусу.

— Ох, моя принцесса, миледи, я очень рад, — поклонившись в третий раз, почти прошептал молодцеватый мужчина.

— Что ж, новость, что в Йелоусанде все в порядке порадует не только меня, но и принца Силенса. Это поддержит дух стражников на поле боя, герцог, — ответила я размеренно, взвешивая каждое слово. К своему удивлению я обнаружила в себе зачатки царственности.

Мой выжидающий взгляд устремился на отца. Даже Йелоусанд начал переминаться с ноги на ногу, пока Фунтай задумчиво разглядывал свою дочь. Я нервничала.

— Герцог Фунтай, с чем вы пришли в замок Дейст? — Едва не сказав «в мой замок», я покраснела.

— Хотел увидеть свою дочь, но как вижу вместо нее теперь принцесса, — сдержанно ответил отец. Я застыла. Что он имел ввиду? Пытался ли он оскорбить меня или похвалить. — Также сообщить, что в Фунтай все на удивление в порядке. Поля засеяны, овцы на выпасе, и мы начали торговлю с пограничной страной Понца. Они охотно привозят в наши земли шелк, выменивая его на прошлогодние фрукты и шерсть.

— О, это хорошая новость. Я знаю, что Фунтай давно пыталось установить рыночные отношения с Понца. — Я прекрасно это помнила, сама ездившая на территорию этой страны. Что ж, мечта отца сбылась. — Герцог Йелоусанд, не могли бы вы нас покинуть? — достаточно мягко приказала я. Мужчина кивнул и слишком спешно удалился. Шолду не надо было говорить лишних слов, он выскользнул из зала почти бесшумно.

Отец поднял на меня свой взгляд. Пронзительно яркие зеленые глаза проникали в самую душу, но не давали мне ответов.

— Отец? — прошептала я, поднимаясь с кресла.

— Я уж думал, что принцесса забыла своего отца, — хрипло ответил Содлон. Слезы блестели на его щеках, но он их совершенно не стеснялся. Я привычно прижалась к его широкой груди. Знакомый запах дома защекотал ноздри, и я сама чуть не расплакалась, вовремя взяв себя в руки.

— Как ты мог такое подумать, — ему в плечо сказала я.

Он прохрипел в ответ что-то невнятное, плача в мою макушку. Я не совсем понимала причину такого яркого выражения эмоций.

— Что случилось?

— Я горд.

Мне не хватило воздуха, когда я в следующий раз попыталась его в себя втянуть. Даже голова немного закружилась от волнения и радости, хотя их источник достаточно примитивен.

— Спасибо…

— За что? Я такой гордости никогда не испытывал, Эверин, а теперь…Я очень горд тобой, очень, — серьезно ответил мне отец. Он не врет, это совершенно верно, поэтому я покраснела после его слов. — Что ты, Эв! Ты истинная принцесса! Когда я вошел, то обомлел, увидев тебя в этом кресле. Ты сидела так, будто под тобой трон, держалась правильно, говорила то, что нужно, — начал перечислять мои достоинства Содлон.

— Прекрати…

— Нет, — упрямо возразил Фунтай. — Я не хочу молчать о том, что я видел. Я восхищен. Ты станешь истинной королевой. — Тут я еще больше смутилась и отошла от отца, он покорно меня отпустил. Стало тяжело выдерживать его неприкрыто восхищенный взгляд.

— Принц там, а я здесь. Мне это не нравится, — вдруг высказала я свою мысль, увидев письма Силенса на столе.

— Что ты! Решила размахивать мечом на поле боя? И думать забудь! — строго, хмуря брови, закричал отец. — Тебя не для того воспитывали, чтобы ты пала на войне с Красной страной.

— А для чего тогда? — резко обернувшись, бросила я. — Я принцесса! И хочу защищать свой народ, а не сидеть в замке, как курица на насесте! Польза может быть существенной, а не такой! — Яростный взгляд испугал отца, я отвернулась к окну и слегка коснулась мыслями спящего волка. Он успокоил своим умиротворением.

— Ты говоришь, как королева, — ошарашено выдавил герцог Фунтай.

— А много ты королев слышал? — ядовито, с болью поинтересовалась я, опустив плечи.

Но отец молчал. Его глаза и лицо говорили сами за себя. Ему плевать, сколько королев произносили речи на его памяти, главное, что дочь смогла стать той, о ком он мечтал. Теперь можно гордиться ей в полную силу, это читалось во всем герцоге.

— Я всего лишь делаю то, что мне велел принц, — стараясь преуменьшить свою особу в глазах отца, я оправдалась. Глупо.

— Но ведь делаешь. — Упрямое возражение заставило улыбнуться.

Мысли потекли совершенно в ином направлении. Я неожиданно подумала о том, что испытываю к принцу. Сердце болезненно сжалось в груди, находя ответ на этот невысказанный вопрос. Но что есть любовь? Пустая привязанность к идеалу, который придумывает сам человек. Нет, нас с Силенсом связывало нечто большее, нежели любовь. Уважение? Да, оно, конечно, присутствовало в наших отношениях, как и невысказанные тайны, неловко висящие теперь передо мной. Но главное совершенно не это. Выше любви был долг. Долг. Именно он так крепко связывал нас с принцем, делал меня сильнее и внушал царственность. Далеко не влюбленность совершила со мною эту метаморфозу. Горькое сожаление охватило меня. Неужели нам вечно придется думать прежде о долге, а не о чувствах друг к другу? Я предназначенная невеста, а он наследный принц. Между нами просто не может быть ничего иного. И это причиняло боль, хотя я отчаянно отгоняла ее от себя, потому что она будила во мне жуткие воспоминания о мучениях в постели принца. Он тогда ухаживал за мной, лежащей в полубреду и постоянно погружающейся в непонятные кошмары. Неужели только долг заставил Силенса это делать? Романтическая часть сопротивлялась ответу «да», но почему-то я не сказала бы «нет». Какое-то сомнение затаилось в душе, природу которого выяснить не удавалось.

Резкая боль в шраме вырвала из размышлений, со стоном я согнулась пополам, едва успев ухватиться пальцами за стол, иначе свалилась бы ничком. Пульсации распространялись по всему телу, сковывая жутким страхом и мучением не только физическим. Казалось, эти горячие волны доходили и до сердца, и до сознания, и до моих волков, которых скрутило болезненной судорогой. Я застонала, заплакала, не желая, чтобы кто-то еще страдал, кроме меня. Но приступ не проходил. Сквозь мучительные ощущения долетали возгласы отца, доходили прикосновения горячей руки до плеч, но ответить ему стало явлением из разряда невероятных. В судорожной попытке я потянулась к принцу, не понимая, отчего решила его потревожить. Силенс вскинул голову, слыша в ушах звонкий крик такого до боли знакомого голоса, и мученически обвел взглядом поляну, на которой раскинулся лагерь его маленькой армии. Но меня он нигде не заметил и лишь хмуро поджал губы, направляясь широкими шагами к кустам. Мое сознание уступило бешеным попыткам второго волка ворваться внутрь.

Она послала мне адский огонь, даже зубы врагов не причиняли такой боли. Я вытянулся всем телом и дико зарычал, но моя волчица мучилась так же где-то очень далеко и не могла помочь. «Неотвергнутая» корчилась от подобной боли в своем логове. Я рвал когтями землю, дергая головой из стороны в сторону. Когда мягкие руки человека коснулись моей шкуры, я дико зарычал, дернувшись в сторону, но сил в теле не осталось, поэтому мог лишь скалить зубы. Запах вожака ворвался в ноздри вместе с палящим воздухом, я по-щенячьи заскулил, надеясь получить помощь хотя бы от него. «Неотвергнутая» доверяла вожаку, значит, и я могу, решение было принято мысленно, но в горячке мучительных волн, которые отходили от девушки. Человеческие руки скользили по шерсти в поисках источника боли, но как прорычать ему, что она исходит изнутри. Вожак, видимо, догадался об этом, и практически сразу я ощутил прикосновение прохладной руки. Но только до моего сознания, которым раньше управляла только «неотвергнутая». Я ощетинился, шерсть слабо поднялась на загривке, вялое сопротивление не остановило вожака.

Три существа одновременно истошно завопили. Но каждый по-своему. Я кричала из последних сил в инстинктивной попытке звуком отогнать свою боль. Мой отец шарахнулся в сторону, я растянулась на полу. Мои волки вторили крику захлебывающимся воем, но я знала, что Силенс должен помочь. Постепенно все стихло. Я уткнулась лбом в прохладный пол, тяжело дыша, даже не пыталась встать. Мои волки в таком же изнеможении валялись на земле.

— Эверин! Но ответь же мне! — взмолился отец, трогая за плечи. Я не шевелилась, опасаясь, что боль может вернуться, потянувшись к принцу.

Принц озабоченно глядел на тяжело вздымающийся бок волка. Я осознала, что Силенс тоже слышал наш тройной крик, но не вразумил, откуда взялся второй животный вой. Пальцы лежали на сером боку, он ощупывал горячую шерсть. Потом поднес мех с водой к раскрытой пасти волка. Животное слабо сглотнуло воду и продолжило тяжело дышать. Я спокойно отпустила его сознание, вернувшись в свое измотанное страшной пыткой тело.

С трудом заставив себя открыть глаза и сесть, я держалась за тяжелую голову руками. Что это было? Но только теперь, я ощутила, что отголосок боли остался в шраме и, причиняя страдание, тянул куда-то. Я стиснула зубы.

— Эверин! — все кричал отец. Я поморщилась. Слух вернулся.

— Все…в порядке, — прерываясь, прохрипела я. Голос показался шаркающим камнем по камню.

— Что это…

— Сама не знаю, — честно ответила я, принимая руку герцога. Нетвердо сделав два шага, опустилась в кресло и потянулась к подносу, на котором стоял бокал с вином. Все же лучше, чем ничего.

Отец нахмурился.

— Не знал, что ты пристрастна…

— Глупости, — оборвала я. Голос прозвучал слишком повелительно. Герцог Фунтай это тоже заметил. — Я не хотела. Просто привычка, — потупилась я.

— Перестань, Эверин, ты принцесса, — мягко успокоил Содлон.

Да, принцесса. Как-то странно это теперь звучит. Я встревожено коснулась рукой шрама под тканью платья, наткнулась на кулон, подаренный принцем, и как-то успокоилась. «Вожак защитит», — пульсировала мысль в головах моих измученных волков. Я резко встала.

— Мне нужно идти, — бросила я огорошенному отцу и быстрыми шагами покинула зал. До боли хотелось увидеть своего волка.

Я нашла его там, где видела во сне. Он тяжело лежал на боку и прерывисто дышал. Розовый язык вывалился из огромной пасти и разметался по земле. Я капнула на него воды из меха, который прихватила в караулке, когда шла сюда.

Волк слабо отозвался на воду, с хриплым звуком сглотнул и опять застыл. Я с опаской положила руку на серебристую шерсть. Бок волка мерно поднимался и опускался, вскоре дыхание хищника выровнялось. Жар под моими пальцами спал, животное нервно дернуло ушами и подняло голову.

Так близко в глаза волку я еще никогда не смотрела. Я чувствовала на своей шее его дыхание, видела глубину черного зрачка, на меня волнами накатывала его сила. Что-то странное произошло, я потянулась и крепко обняла севшего волка. Обхватив руками его массивное тело, прижалась щекой к гладкой ухоженной шерсти и почувствовала себя маленькой и ничтожной, но защищенной. От волка пахло лесом, травой и свободой. Тем самым чувством, которого не хватало, но я постаралась отбросить соблазнительные мысли и еще глубже зарылась в густой мех. Слезы алмазами скатывались по гладкой поверхности, кое-где пропитывая солью шкуру, волк, как показалось, теснее прижался к моему телу. Вдоволь выплакавшись, я отстранилась от своего животного. Только сейчас я отчетливо осмыслила, что он принадлежит мне. Волк поддался вперед и лизнул в щеку, будто маленький нежный щенок. Я пораженно смотрела в его желтые глаза и не сумела скрыть своего восхищения. Волк отвернулся, но вся его морда выражала удовольствие.

Потянувшись ко второму волку, я убедилась, что с ним все в порядке, хотя и не понравилось, что Силенс перенес его в свою палатку. «Стражники слишком зло смотрели на меня», — сообщали мысли животного. Но изменить решение принца не в моих силах.

Я поднялась на ноги, оттряхивая юбки от налипшей земли, чувствуя на себе взгляд мудрых желтых глаз. Наша физическая близость дала понять, что волк будет верен мне до последней капли крови. Пусть это не по-волчьи — защищать человека. Но для него я явилась неким образом совершенства, чего нельзя сказать воистину.

Волк в палатке Силенса вскочил на лапы и утробно зарычал, я видела все его глазами, потому что не успела разорвать контакт. Динео стал проводником в сражение, отзвуки которого донеслись до чутких ушей животного. Принц удивленно посмотрел на волка, а потом и сам услышал голоса нападавших и, схватив топор, бросился на улицу. Волк последовал за ним. Я даже не приказывала ему.

Воины Красной страны напали с востока от лагеря принца, тесня людей Королевства Дейстроу к занятому, но оставленному позади, Строкту. Они не желали подпускать врагов к Пэопэлу. Я закричала в своем теле, но поспешно вернула себя в волчье сознание. На Силенса бросился загорелый, без передних зубов мужчина наперевес с огромным двуручным мечом.

Отвратительный скрежет металла о металл судорогой отозвался в моем напряженном от переживаний теле. Налитые кровью глаза впились в лицо моего принца, волк застыл перед прыжком, ну, а Силенс смело встретил своего врага. Он зарычал, как зверь, и бросился на эту кучу мяса. Первый удар не достиг своей цели, зато второй лаконично прошелся по уху, отсекая нежную плоть. Здоровяк заревел, но продолжал замахиваться своим мечом, казалось, кровь, заливающая его квадратное лицо, нисколько ему не мешает. Обнажив широкие лошадиные зубы, он кидал свой меч вперед, словно совершенно не умел им пользоваться. Силенс кружил вокруг него, отыскивая слабое место. Соленый запах крови, не такой грубый, как у здоровяка, дал мне знать, что принца тоже задели, но как я успела пропустить этот момент? Силенс бросился вперед, коленом выбил из рук внушительный меч, и сделал широкий замах топором. Он склонился над визжащим умирающим здоровяком, грустно покачал головой и опять бросился в битву.

Я не знаю, как описать все то, что я ощущала, когда смотрела на бой глазами волка. Всю мою душу растерзали на куски, каждый норовил отхватить кусочек побольше и утащить в свою норку. Мои глаза слезились, я цеплялась за шерсть своего волка, но не могла прекратить это, не могла заставить себя разорвать контакт и не видеть Силенса. Но ужас, который я испытывала, он неописуем. Как цвет неба можно увидеть, так только на поле боя ощутить этот страх.

То самое, что могло бы напугать любого, заставляло принца бросаться в самую гущу сражающихся людей. Мне невыносимо было видеть искаженные болью лица, даже неважно кому они принадлежали — людям Красной страны или Королевства Дейстроу. Та искренняя и чистая мука выражалась в них в последний момент жизни, когда смерть уже хватала их в свои объятия. Глаза меркли. Из объятых яростью красных угольков они превращались в безликие омуты мольбы и отчаянья. Каждый, каждый молил о пощаде, но чаще всего никто ее не получал. Лишь единицы спешно уносились из-под града колющих и рубящих мечей в палатку целительницы. Не думаю, что та поспевала оказать помощь каждому, но ее стремление просачивалось сквозь расстояние, и я бросала все свои возможности магии, дабы дать ей силы. Ведь Силенс в них не нуждался. Ему помогали волки.

Он сам превратился в зверя, но не утратил своей души и сердца, как это сделали его враги. Та праведная правота, что несло лезвие его топора, словно луч света прорезала всю смазанную кровавую картину. Среди воинов Красной страны не отыскивались храбрецы, какие с воплями воодушевления бросались из наших рядов. Среди могучих плеч настоящих бездушных воинов все чаще и чаще появлялись трусы, беспечно сбегавшие из-под натиска стражи принца. Я ошарашено глядела на сражающегося Бииблэка, и если бы могла говорить в тот момент, то наверняка бы потеряла бы дар речи. Чернохвостый воин раскидывал своих противников, как щуплых котят разбрасывает озверевший тигр. Загорелое лицо, покрытое темной, запекшейся кровью, представляло собой искаженную бешенством маску настоящего демона. Не в силах отвести взгляд от его лица, я с каждой минутой все глубже погружалась в трясину, объяснение которой кроилось под толстым слоем запеченной корки. Бииблэк обладал магией. И теперь она бушевала, как расшалившееся море во время нескладной бури. Она приводила воинов Красной страны в смятение, когда те приближались к капитану стражи. Озадаченно вертя головами, они пытались отыскать источник своего замешательства, но натыкались лишь на меч Бииблэка, рубившего их в ожесточении свихнувшегося мясника. Но под его лезвием гибли вовсе не свиньи. В предсмертных судорогах корчились твари пострашнее. Я поняла их суть, когда ощущала чутким носом волка запах гнилой крови и видела последние моменты жизни этих жалких существ.

У меня сложилось впечатление, что из них выжгли все хорошее. У них нет даже понятие о семье, им неведом страх за чужие жизни, они просто-напросто не понимают, что такое доброта и ощущение души и сердца в груди. Это были не мыслящие и жестокие убийцы, целью которых была и будет оставаться до последнего издыхания смерть. Лицо их не разглаживалось после милосердия Сестры Жизни, они не становились похожи на лучший свой период существования. Прежняя злоба искажала губы и морщила нос. Как и раньше, они отталкивали от себя, внушали отвращение и ужас. Если на умерших солдат Королевства Дейстроу я смотрела с благоговением, жалея и лелея их бессмысленно отданные войне души, то к мертвым Красной страны я не испытывала ничего.

Страх стал владеть мною. И кровь льющаяся на поле чуть ли не рекой не была тому причиной. Те люди, что бросались на принца, не отдавали себе отчета в том, что они делают. Это уже не люди. Далеко не люди. Неужели никто не может этого заметить? Но вряд ли в пылу сражения такое возможно. От моих мыслей и созерцания грубо двигающегося Силенса отвлекло неожиданное ощущение.

На шерсть капала кровь. Загривок вздыбился от возмущения, а губа поползла вверх, обнажая белоснежные и смертоносные клыки. Я обернулся. Массивный человек смотрел на меня пустыми глазами и беззубо улыбался кровавой улыбкой. С губ капала кровь, которая и попала на ость. В руках человек держал нечто острое и опасно серебрящееся. «Неотвергнутая» назвала это «меч» про себя, я уже слышал это странное человеческое название. Я успел упустить битву, и она отодвинулась южнее, так что взгляд странного человека был совершенно точно обращен на меня. В жадной ухмылке он поднял руку и замахнулся. Я успел отскочить, напружинив лапы, и оказался от него немного левее, все еще ощущая порыв ветра, который обжег мой бок, когда блестящий меч скользнул по пустоте. Теперь я зарычал, предупреждая врага об опасности. Но человек не дрогнул, упрямо тараща свои заплывшие жиром глазки, которые напоминали маленькие камешки с берега темной реки. Еще один злобный рык не остановил его, когда мужчина сделал широкий шаг мне навстречу. Припав животом к земле, чувствуя, как мех на нем пропитывается кровью из лужи, я ощетинился, осознавая, что так этого врага не остановишь. Как только воин опять поднял надо мной меч, я скользнул между ног, пользуясь преимуществом меньшего, чем у него, роста, одновременно прихватив лодыжку жестким укусом. Но удерживать его у меня бы не хватило сил, поэтому прокусив кожу, я поспешно метнулся за кусты. С дикими нечеловеческими воплями мужчина помчался за мной, и я припустил. Неприятный вкус человеческой крови обмывал мои десны, отчаянно захотелось остановиться и потереться языком о траву, но мой упорный бег продолжался. Тяжелые, громкие звуки оповещали о том, что враг поспевает за мной, к тому же я никак не мог ускориться, потому что постоянно натыкался на дурно пахнущие тела. Огненная вспышка на спине сказала мне, что враг близко. Слишком близко.

Стараясь не обращать внимания на липкую жидкость, которая хлынула из раны, я упорно переставлял лапы в поисках более удобного пути, но теперь я натыкался не только на трупы, но и на разбросанное повсюду оружие. Наконечник стрелы, сказала «неотвергнутая», болезненно впился в чувствительную подушечку, я тонко заскулил, но продолжал петлять, стремясь оторваться от обезумевшего врага.

Но мужчина с настойчивостью озверевшего охотника загонял меня в тупик. Я оказался зажат между ним и огромным валуном, по сторонам которого разместились палатки со стонущими больными. Широкоплечий мужчина не обращал на них никакого внимания, все оно было устремлено только на меня, словно я причинил ему самую ужасную боль на свете. Потом его инстинкты стали мне ясны. Я укусил его. Теперь только моя смерть смоет нанесенное ему оскорбление. Несмотря на то, что он был человеком, рассуждал мужчина по-волчьи. Я зарычал и изготовился к длинному прыжку, прижав хвост к земле. Враг счел это проявлением трусости и сделал еще несколько шагов, сокращая между нами расстояние. Когда до человека оставалось два кроличьих прыжка, я еще раз его предупредил. Но рык получился каким-то смазанным из-за нанесенной раны, никто не счел это предсмертным предостережением.

Неожиданно волк вытолкнул меня из пределов своего сознания, но я продолжала оставаться рядом с ним, просто наблюдая со стороны. Он прыгнул, превратившись в единый серый росчерк для того, кто заметил бы этот бой случайно. Верзила Красной страны не ожидал такого поворота событий и запоздало попытался наколоть волка на меч, но не тут-то было. Хищник оказался быстрее неповоротливого и массивного человека. Челюсти с неожиданным хрустом сомкнулись на темной грязной коже шеи. Мужчина закричал так пронзительно, что не видь я все перед собой, посчитала, что кричит девушка. Он вцепился толстыми пальцами в шкуру волка, отбросив бесполезный меч, и пытался сдернуть его с себя. Но мое животное сомкнуло зубы на его шее и не желало выпускать добычу. Будь мужчина менее крупным, он умер бы сразу, но толстая кожа и прослойки жира не позволяли волку завершить свое смертоносные тиски последним решающим укусом.

Человек заметался по поляне, болтая тело волка, как безвольный мешок с картошкой, но хищник твердо упирался лапами ему в грудь, нанося урон еще и когтями. Воин Красной страны чуть ли не расплакался и осел.

Волк одержал победу еще до того, как окончательно сомкнул зубы, убивая своего врага. Мужчина сдался, осознав, что все его попытки вырваться бесполезны. Торжество ли, содрогание ли, но тело волка затряслось мелкой дрожью. Он оторвал окровавленную морду от умершего. Вся шерсть шеи была пропитана липкой жидкостью, темная кровь туго срывалась каплями и разбивалась о кожаную куртку трупа. Желтые глаза смотрели в пустоту, постепенно, я начала видеть ими. Волк осмысленно пошевелился, встряхнулся и рысцой побежал туда, где его уши уловили битву. Царапина жгла спину, но хищник упорно двигался вперед. Ему не меньше, чем мне хотелось оберегать Силенса, или хотя бы наблюдать за ним.

Прихрамывая, волк пришел к битве и жадно начал искать вожака. Я облегченно вздохнула, когда, наконец, увидела его крупную фигуру. Он работал топором, как дровосек, и мне было ничуть не жаль поваленных «деревьев». Теперь, когда один из воинов Красной страны напал на моего волка, я перестала испытывать к ним ненависть. Во мне жило лишь сожаление. Человек, который в отчаянии собственной слабости бросается на животное, дабы утолить жажду убийства, не стоит ничего кроме жалости.

Как я не пыталась, но разбудить в себе ненависть или прежнее отвращение я не могла. Лишь сожаление, легкая грусть касалась моих мыслей, ну и, конечно, беспокойство за Силенса. Теперь я смотрела на сражение совсем другими глазами, и волк поддерживал меня. Он не осмысливал свое согласие, для волка не существовало дальновидных мыслей, он также не любил убивать просто так. Этот хищник охотился лишь тогда, когда был голоден. Он не задумывалась над тем, чтобы оставить еду про запас, также как и не решался поймать какого-нибудь кролика ради забавы. Поэтому волк совсем не понимал, зачем люди режут друг друга просто так. Он видел, как те закапывали мертвых, значит, они вели охоту не ради еды. Волк сочувствовал людям, но не только воинам Красной страны. Для волка все были одинаковы.

Теперь меня поглощало само сражение. Самоотверженность на лицах солдат, громкие хрипы Бииблэка, отрывистые движение топора в руках Силенса, далекое ржание лошадей, ненавистные плевки верзил из Красной страны, вопли раненых и тихие стоны умирающих. Чарующая музыка охватила меня, я отдалась ей без остатка.

Но глаза неотрывно следили за ним. Волк не сопротивлялся моим желаниям и покорно водил головой из стороны в сторону, едва поспевая за быстрыми движениями Силенса. Восхищение возникло в нас обоих. Я признала в нем мужественного воина, а волк отличного охотника, хотя он морщился из-за бесполезного убийства. Захотелось объяснить ему, почему вожак так поступает. Я никак не могла подобрать слов и мыслей, чтобы передать их волку. Идея прошлась по моему сознанию почти мимолетно. Детеныши! Он защищает детенышей, чтобы стая продолжала развиваться. Волк понял и довольно зарычал.

Но сердце отчаянно сжималось, когда на него кто-нибудь бросался с откровенной злобой. Страх такой я никогда не испытывала раньше, потому что боялась за другого человека. Принц был без обруча, на войне его принадлежность к трону не имела никакого значения. Из хвоста выбились короткие волосы, которые спускались ниже ушей и поэтому плохо держались повязкой. Его куртка с воротником перепачкалась в крови, как и кожаные перчатки, в которых он сжимал рукоять своего верного боевого топора. Лезвие оружия давно приобрело черный цвет. Многие воины шарахались от него, потому что ощущали невиданную силу. Мы с волком невольно отдавали ему свои силы. Принц красиво замахнулся, если вообще может быть красота на поле боя, и застыл, согнувшись. Красная линия на его плече подтвердила мои опасения. Силенса ранили.

Неожиданные крики возле замковой стены заставили меня ненадолго покинуть второго волка, но я легонько продолжала касаться сознания, расплывчато видя перед собой картину сражения. Замок погрузился во тьму. По двору ходили люди, видимо, Шолд собрал поисковый отряд, поэтому я поспешила в замок.

Мой советник стоял на крыльце в привычной позе, скрестив руки на груди, и что-то мрачно объяснял капитану стражи короля. Но тот только разводил руками. До меня донесся обрывок разговора.

— Его величество не приказывал искать принцессу, Шолд, значит, я этого делать не буду, — твердо стоял на своем капитан.

— Но… — Глаза Шолда наткнулись на мои неуверенные шаги, он облегченно вздохнул. — Моя принцесса, — и подал мне руку.

Я виновато покосилась в его сторону и пролепетала что-то невнятное. Капитан стражи короля почтительно поклонился и слишком быстро ушел.

— Моя принцесса, миледи, где вы были? — осмелился спросить Шолд, когда вызвался проводить меня до покоев. По-видимому, он взгромоздил на свои плечи абсолютную заботу обо мне.

— Приходили какие-нибудь вести? От принца, из Королевства? — пропустив его вопрос мимо ушей, резко сказала я.

— Нет, принцесса Эверин, все тихо, — мрачно отозвался он. — Но вам не следует в одиночестве покидать замок.

— Я была не одна. — Неожиданное заявление остановила размеренную походку Шолда.

— А…

— Это не имеет значения, — достаточно грубо прервала я советника и поспешила подняться по лестнице. Что себе удумает Шолд уже не мои проблемы, хотя мне не хотелось бы, чтобы тот решил, будто я изменяю принцу и короне.

Напряжение повисло между мной и советником, когда я остановилась у дверей в свои покои. Он хмуро смотрел на меня, понимая, что не имеет права допрашивать принцессу, но вместе с тем его честь не позволяла откланяться и оставить это дело в покое. Щека у Шолда поддергивалась, дыхание стало практически бесшумным.

— Принцесса…

— Шолд, — опять прервала я. — Я была не одна, но это не значит, что меня сопровождал человек, — сказать полуправду еще не значит солгать.

Лицо мужчины удивленно вытянулось, но он утвердительно кивнул, а потом, вспомнив о манерах, произнес вслух:

— Спасибо, что объяснили, моя принцесса, хотя не обязаны это делать, миледи. — Голос у советника приятно дрожал. Он был рад, что служит честно принцессе. Я удивилась такому искреннему чувству.

— Да, Шолд, да, — неизвестно чему согласилась я. — Теперь можешь быть свободен.

— Спасибо, принцесса Эверин, да придут в ваши сны картины о будущем. — Он встал на колено, поцеловал кончики моих пальцев и скрылся в темноте. Всегда смущал этот ритуал прощания, которому неизменно следовал главный конюший. Было неловко только оттого, что он встает передо мной на колено, вовсе не возникало желания, чтобы такое происходило каждый день из раза в раз.

Я зашла в комнату и без предварительной подготовки повалилась на постель. На мне надето еще вчерашнее платье, прошлую ночь я провела сидя во сне, а теперь не нашлось сил, чтобы просто-напросто раздеться. Страшно представить, во что превратились волосы, нечесаные несколько дней. Но даже голод не сумел бы сейчас заставить встать с постели, потому что ее мягкость и тепло манили, но вместо того, чтобы уснуть, я потянулась ко второму волку. Он все продолжал наблюдать за битвой, которая и не думала стихать с наступлением ночи.

Теперь кровавая поляна освещенная луной еще больше напоминала какую-то больную иллюзию, но все люди были реальны. Они по-настоящему страдали и кричали, взаправду разили своих врагов. Теперь различить воина Красной страны и солдата Королевства Дейстроу казалось почти невозможным. Я смотрела на мир волчьими глазами и все прекрасно видела, но этого не скажешь о людях, которые сражались в полутьме, но не решались уступить право победителя своему сопернику.

Силенс был бледен. Губы стали синим росчерком на его неожиданно побелевшем в темноте лице, вся бронза будто мигом слетела с его черт. Растрепанные влажные волосы обрамляли лицо, хвост воина сбился, но принц все еще твердо стоял на ногах. С левой рукой Силенс осторожничал — его действительно ранили. Запекшаяся красная корка мешала свободно двигать рукой, да и он беспрестанно морщился от дискомфорта. Но топора не оставил. Принц все также продолжал воодушевлять своих воинов, бросаясь в бой при любой возможности. Силы его истощились, это разительно бросалась в глаза по его ссутулившемся плечам, если выдавалась минутная передышка от постоянной рубки. Грязь, кровь перепачкала его, жажда наверняка мучила горло, но наследник трона продолжал делать то, что считал нужным. Защищать свою страну.

Когда на его пути вырос огромный «красный», принц помедлил, оценивая противника и расстояние до него. Мужчина был выше Силенса на две головы и шире в плечах, даже невооруженным глазом можно заметить, что шансы на победу в этой одиночной сходке у принца ничтожно малы. Силенс не обернулся, прикидывая путь к отступлению, он не позвал кого-то на помощь по силе равному этому громиле, принц лишь крепче двумя руками сжал рукоять топора и оскалил белоснежные зубы. То явился инстинкт волка, который оставил в нем свой след.

Верзила не смутился, поигрывая своим обоюдоострым мечом, скривившись в плотоядной ухмылке. У меня мурашки пробежали по коже от его лица, которое на миг осветилось вышедшей из-за тучи луной. Исполосованное шрамами оно больше напоминало срез дерева, нежели человеческое лицо. Разорванные губы, срезанный нос, неестественно близкие нижнее и верхнее веко правого глаза — перешиты нитками. Окропленное кровью и немытое уже несколько дней оно совершенно утратило свою человечность. Это стоял зверь. Голодный обезумевший зверь.

Принц отступил, увеличивая дистанцию для работы топором, и поднял его над головой. Противник лишь весело ухмыльнулся, если эту гримасу можно вообще как-то охарактеризовать. Первый замах Силенса встретил воздух вместо отскочившего в сторону здоровяка, наследник явно не ожидал такой прыти от подобной кучи мяса. Но «красный» оскалился в ответ на выпад и провел тяжелый рубящий удар. Силенс скользнул влево, защищаясь топором. Жуткий скрежет наполнил меня. Мои пальцы схватились в простыни так, что костяшки побелели, а ногти болезненно впились в кожу даже сквозь ткань. Но я не чувствовала свое тело. Я жила только глазами волка.

Злобный хохот верзилы смутил Силенса, но он опять поднял топор. Мужчина пропустил удар, но лезвие только прошлось толстой коже куртки, не причинив никакого вреда. Воин сделал ответный выпад. Принц ушел от него, но мужчина тут же провел обманный удар и, когда Силенс хотел защититься от восходящего удара, «красный» подрубил его лодыжку. Я закричала. Волк зарычал. А принц только стиснул зубы и, неуклюже завалившись на правую здоровую ногу, отстранился от противника. К счастью, враг не подрубил сухожилия, просто лишил возможности опираться на ногу. Силенс еще сильнее побледнел.

— Зачем вы защищаете слабых духом и телом крестьян? — неожиданно для всех — для меня, волка и принца — спросил воин Красной страны. Голос походил на скрежет металла в кузнице, но он задал его из интереса, а не в попытке отвлечь Силенса.

— Но это то, что мы выбираем, — достаточно странно и сдержанно ответил принц.

Громадный мужчина поднял свободную руку и почесал макушку, ответ его озадачил.

— Я не понимаю, — слегка пораскинув мозгами, ответил он. Битва вокруг стихала потому, что стеснялась к югу. Кто-то явно побеждал, но вот только кто оставалось непонятным.

— Вы убиваете просто так. У вас нет выбора. — Голос Силенса чуть не дрожал, но он держал себя в руках. — Поэтому мой ответ таков — это то, что мы выбираем, потому что у нас есть такая возможность.

Уродливое лицо «красного» воина исказилось в гневе.

— У тебя нет выбора, ублюдок, я тебя просто убью! — прошипел он.

— Вот. Ты подтверждаешь мои выводы.

Это не понравилось тугодуму, и он кинулся на принца с яростью молодого быка. Пара жестких атак мечом была тяжело встречена топором, все-таки нелегко совмещать в бою два таких различных оружия. Принц сражался, стиснув зубы, он смотрел сквозь противника — создавалось такое впечатление. Очередная атака вновь отбита, но тут воин сделал кое-что совершенно неожиданное. Он резко ударил принца гардой меча под челюсть и, воспользовавшись замешательством, провел четкий удар кулаком по носу, но костяшки соскользнули на губы. Силенс удивленно охнул и отступил назад. Верзила злорадно расхохотался и, не давая никакой передышки, продолжил свое безумство.

Разбитая губа кровоточила, пачкая его подбородок, шею и куртку. Она мешала сосредоточиться, постоянно садня и напоминая о себе. Мы с волком напряженно застыли, наблюдая за этим жутким боем. Нам было также больно, как и принцу, мы разделили это страдание с ним, чтобы Силенс хоть как-то избавился от смутного наваждения. Теперь волк тяжело дышал, открывая пасть, полную крови. Удар разделили на троих.

На какое-то мгновение во время этого сражения я потеряла себя, потому что представила, что принц проиграет. Странное чувство наполнило меня до краев, уцепилось холодными пальцами и начало тянуть в пучину отчаяния. Едва удалось избавиться от этого иллюзорного страха. Смерть принца разрушила бы меня до конца, никто, даже волки, не спасли бы от этой пучины. Настораживало такое отношение к Силенсу, но одновременно с этим я просто не сумела бы испытывать к нему только равнодушие. Просто все получилось таким сложным и запутанным. Меня влек Динео, который помогал принцу, я беспокоилась за волков, но вместе с тем утопала в чувствах к Силенсу. Что это?

— Твое Королевство падет, — выдавил воин Красной страны. — Мои глаза станут тому свидетелями.

— Нет, — твердо возразил принц. — Я не позволю.

— Твой принц позволит. Где же он? Почему ты сражаешься один? А он прячется в своем замке?

— Нет, — упрямо повторил Силенс, не желая раскрывать свою принадлежность к королевской семье.

— Да! — расхохотался мужчина. — До нас дошли слухи, что он женился…

Вены взбухли на шее принца, морщина пролегла на лбу, с лица исчезло сострадание к себе, он выпрямился.

— И что? — настороженно спросил он, когда понял, что воин не собирается ни нападать, ни продолжать.

— А то, что ты тут сейчас умрешь за него, а он кувыркается со своей грязной шлюхой! — ядовито заявил воин. Он действительно хотел пошутить.

Принц взорвался. Эмоционально, конечно. Ярость перекосила прекрасные черты лица, он зарычал, так низко и утробно, что его рык слился со звуком из пасти волка, честь которого тоже задел воин Красной страны.

— За оскорбление моей жены ты падешь от моей же руки! — гнев рокотал в его горле. Он испугал воина.

Мужчина и изуродованным лицом даже просел от удивления. Скорее не столько из-за того, что перед ним принц, а из-за того, что он в нем увидел. То была рука правосудия.

Атаки принца стали напористее и ожесточеннее, теперь он бился не только за свою страну, но и за честь своей жены. За меня. Верзила совершенно не ожидал, что в ослабленном человеке может таиться такой запас силы, ошарашено отбиваясь от смертоносной прыти принца. Жесткий удар отозвался его криком. Лезвие топора вошло в плечо почти наполовину, но раненый дернулся вправо в безумной попытке вырваться. Постанывая, он занес меч над Силенсом. Принц играючи отбил его оружие, металлическим блеском оно упало в траву. Безоружный «красный» затрясся перед своим противником. Силенс плюнул на землю, отвернулся и пошел прочь, к битве. Не в его правилах убивать безоружного.

Но верзила оказался вероломнее Силенса. Он подхватил с земли чей-то меч и метнул его в спину принца. Волк зарычал, магия тяжелой волной ударилась о сознание принца.

Он резко обернулся и успел пригнуться. Выпрямившись, Силенс решил отобрать жизнь у врага таким же способом. Боевой топор тяжело полетел в грудь «красному». Тот крякнул и завалился на землю. Силенс подошел и грустно посмотрел в пустые мертвые глаза, с трудом выдернул топор из грудной клетки, забрызгав кровью сапоги, и также мрачно поплелся по полю боя, отыскивая своих воинов. Первым оказался волк. Он благодарно опустил руку на холку хищника. Я подняла волчий взгляд на принца. Силенс как-то странно смотрел на животное, не подозревая, что глазами волка на него смотрю я. Пальцы бережно ощупали рану на спине, наследник трона недовольно зацокал языком. Меня поразило его возмущение. Он сам был ранен, но прежде всего подумал о своем помощнике…

— Ты спасла меня, — прошептал он слабым голосом. Перед волком не нужно было притворяться, что еще до утра он может рубиться. Я ошарашено отпрянула, внезапно ощутив, что тело волка принадлежит мне полностью, хозяин только наблюдает со стороны. Я удивленно прядала ушами и опять подняла голову к принцу.

Он слабо улыбался и гладил волчье тело по шерсти, потом поднялся и потянул меня за собой. Силенс безошибочно нашел лагерь, который разбили его воины. Тут же была и целительница Варто. К нам с принцем подскочил Бииблэк, который угрожающе подставил меч к боку волка. Я испуганно заскулила. Мои чувства странно отзывались в этом чуждом животном теле.

— Оставь, Бииблэк! — сурово приказал принц для достоверности вновь опуская руку на мою шею. — Она… — Силенс запнулся. — Он спас мне жизнь.

— Но, мой…

— И все. Отныне этот волк под моей защитой, — прервал его принц и выжидательно посмотрел на капитана стражи.

— Мой принц, мы одержали победу. — Силенс облегченно вздохнул. — Большие потери в Южном гарнизоне, ваша стража отделалась лишь царапинами, что удивительно, и резервы имеют всего несколько мертвых и раненых.

— Как Коктон? — спросил принц о капитане Южного гарнизона.

— Ранен стрелой в плечо, ваше величество, но не серьезно, — Бииблэк понизил голос. — Говорит, что это славная победа, мой принц. Мы отбили Пэопэл и спугнули их даже от Нотвара. — Лицо принца вытянулось от удивления. — Теперь можно просто прогнать с нашей земли!

— Они слишком быстро сдались, — задумчиво произнес принц. Потом он вспомнил о чем-то важном. — Варто свободна?

— Да, — ответила вместо капитана стражи высокая светловолосая женщина. — Вы ранены? — Потом она заметила волка. Мне был неприятен ее запах, чувствительный нос волчьего тела улавливал каждую тонкость.

— О себе я позабочусь сам, — отмахнулся принц. — Но у меня нет уверенности в том, как помочь е… ему, — вновь запнулся принц. Конечно, перед ними стоял самец, это, безусловно, но Силенс заподозрил, что я могу находиться тут же.

— Вы собрались врачевать волка? — поразилась целительница. Наследник нахмурился.

— Да, он спас мне жизнь, предупредив о вероломстве врага.

— Но каким образом? — выдохнул Бииблэк.

— Зарычал, — замявшись, ответил принц. Ему было бы сложно рассказать о природе магии, он отчего-то хотел умолчать об этом.

— Что ж, я посмотрю его рану на спине, если кто-нибудь обмотает веревкой морду и лапы свяжет между собой, — холодно ответила целительница. Принц возмущенно вздохнул.

— Его морда тоже повреждена, — принц машинально провел рукой по окровавленным губам, и тут до него дошло, почему у волка разбиты губы. Он опустился на колени и присмотрелся к задней лапе. Несомненно, она тоже подрезана. — Поразительно, — прошептал он.

Я только теперь поняла, что и мое тело ранено также. На мгновение покинув волка, я резко села в постели и ощупала ногу, губы меня не особо беспокоили. Рана получилась на такой глубокой, как у второго волка и Силенса. Мне даже почудилось, что первый волк не пострадал от удара в ногу. Поэтому я опять откинулась и вернулась к телу волка. Тот опять потеснился под моим сознанием, уступая место.

— Что, мой принц?

— Нет, ничего, — в ответ отмахнулся он. — Можете спокойно оказывать ему помощь. Посмотрите заднюю лапу, спину и морду. Он вас не тронет. Да? — мягко спросил он, наклоняясь к волчьей морде. Я попыталась выразить во взгляде согласие. — Не тронет, — утвердительно повторил принц.

— Если вы так пожелаете, — скривилась целительница.

— Да, пожелаю, приведите его в мою палатку после.

Принц поднялся с земли и с сам пошел к месту, где располагались запасы трав, чтобы позаботиться о себе. Целительница решила управиться тем, что было в ее заплечной сумке. Бииблэк стоял возле нас, подозрительно косился на волка, держа наготове обнаженный нож. Когда принц направился в свою палатку, чистый и немного взбодренный, он строго отчитал капитана.

— Убери! Я сказал, что он не тронет!

Бииблэк послушно спрятал нож, но продолжал наблюдать. Я сомневаюсь, что волк бы позволил целительнице о себе позаботиться, если бы обладал властью над своим телом. Но он мирно теснился на задворках сознания и тянулся ко второму волку. Я не мешала. Все-таки они был братьями.

Варто наносила на шерсть какую-то мазь, после того как отчистила раны от грязи. Пока она занималась лапой, я извернулась в инстинктивном порыве и принялась вылизывать росчерк на спине.

— Бестолковое животное, — проворчала женщина. Я подняла голову и, будь я в человеческом теле, нахмурилась. Целительница пораженно застыла.

— Нет, Варто, языком он лишь втирает мазь в рану, — возразил Бииблэк, тоже заметив мою осмысленную реакцию.

Женщина тихо продолжала работу. Ранки неприятно щипали, но самое ужасное случилось тогда, когда целительница принялась за морду. Дух трав свалил бы меня с лап, стой я на них. Бииблэк остановил ее, прежде чем она начала наносить мазь.

— Выбери что-нибудь менее пахучее, — посоветовал он сопровождаемый недовольным ворчанием Варто.

— С какой стати?

— Он волк. Запахи более острые для него, не мучь животное, а позаботься, как тебе велел принц. — Она спрятала баночку с подкорневой пижмой, заменяя ее медом с каким-то животным жиром. — Вот так-то лучше, — поддержал ее капитан стражи.

Когда Варто закончила я поднялась на лапы, неуверенно ощущая себя в волчьем теле, но оно само подсказывало нужные действия. Бииблэк посмотрел мне в глаза и кивнул. Вскоре он проводил меня до палатки принца. Когда я трусила за его мощной фигурой, то постоянно ощущала на себе удивленные взгляды, слышала пораженные возгласы, но капитан стражи мало обращал внимания на подобную реакцию солдат.

Из небольшой палатки отчетливо пахло принцем, пояснил чувствительный нос. Там кто-то возился, помогли уши. Бииблэк откашлялся.

— Мой принц, волк…

— Спасибо, ты можешь идти, Бииблэк. Заходи, — это он обратился ко мне. Капитан стражи непонятливо покачал головой, а потом посмотрел на меня.

— Защищай его ночью, — шепотом произнес он и, мимолетно дотронувшись пальцами до головы, ушел в темноту.

Я неуверенно протиснулась в палатку. Знакомый и приятный запах, который известен моему человеческому носу, слишком резко ударил в ноздри. Я фыркнула и смешно чихнула, услышав, как засмеялся Силенс. Осторожно повернув голову, заметила его стоящим в двух шагах от меня. Принц приблизился и сел на колено передо мной, руки легли на могучую волчью шею, но глаза смотрела прямо в мою душу.

— Ты спасла меня, — повторил он. Я недовольно дернула головой, мол, я волк, а ты ко мне так обращаешься. Он понял и улыбнулся. — Эверин, неужели ты думаешь, что я не узнаю твоих глаз? — Я испуганно прижалась к полу, шерсть на загривке поползла вверх. Ну почему в животном теле так сложно скрывать свои чувства! — Что ты? — удивился Силенс, поглаживая по шерсти.

Осторожные прикосновения принца успокаивали, но как хотелось почувствовать их на себе, а не через волчье тело. Я ткнулась головой в его могучую грудь и постаралась к ней прижаться. Задача оказалась выполненной, но Силенс озадаченно перестал шевелиться, потом крепче обнял мускулистую шею. Прикосновения стали такими далекими, что я невольно вернула себя в тело волка, боясь потерять хотя бы эти мгновения.

— Эверин, ты рисковала и собой, и своим волком, — в шерсть прошептал принц. По шкуре волка побежали мурашки, которые отвечали моим чувствам, я отстранилась и улеглась неподалеку, боком касаясь его ног. Он тоже уселся на пол. — Ответить ты мне все равно не сможешь. Но, думаю, писать письмо тебе не надо? — Я положила голову на лапы и исподлобья бросила на него взгляд. — О, даже в теле своего волка ты не утратила своей дерзости! — рассмеялся принц. Я резко отвернулась, ощутив неожиданную обиду. — Эв? — позвал принц, он решил, что я покинула тела волка, такое желание и вправду у меня возникло на некоторое время.

Желтые глаза волка, наполненные моей душой, взглянули на принца. Мне стало легче. Чистый он выглядел куда более лучше, чем когда перепачканный грязью и кровью сражался на моих глазах. У принца блестели глаза, несмотря на усталость, он держался бодро, я только удивленно дернула ушами.

— Как интересно, что бы ты сейчас ответила, — тихо произнес принц, поглаживая пальцами по шелку на щеках волка. — Такая мягкая шерсть. Ты ухаживаешь за своим волком? — Опять шевельнулись уши. — Значит, он сам заботиться о себе, — самостоятельно сделал выводы принц.

Силенс осторожно скользнул пальцами возле раны на спине и покачал головой.

— Это ты получила самостоятельно, — угрюмо произнес он, а потом его хмурым взглядом удостоилась моя морда — разорванная губа, и задняя лапа. Я смиренно позволяла себя ощупывать.

Волк на задворках сознания задремал, успокоенный тем, что его брат цел и здоров, спит в безопасном укрытии, а ему самому не нужно страдать от ран в теле, потому что я — «неотвергнутая» — пока что заняла его. Это ничуть не беспокоило хищника.

— Как же так получилось, что у тебя такие же раны? — задумчиво прошептал принц, зрачки его расширились. — Только не говори, что на твоем теле такие же отметины? — испуганно спросил Силенс. Я и не сказала. Принц оценил иронию ситуации. — Как же ты скажешь… — усмехнулся он. Но по моим глазам прочел ответ на свой вопрос и еще больше помрачнел. — Ты не должна была этого делать! Себя мучила, животное, хотя… да, меня ранили не так серьезно, как могли бы, если бы не ваша помощь, — с горечью торжества сделал он выводы. — Но, подожди, был кто-то третий, — припоминая, прошептал Силенс. Интересно, что подумали бы его воины, застав в палатке разговаривающим с волком? — Да, точно, третий. Но кто? — Силенс опять грустно улыбнулся. — Наверное, придется дождаться возвращения в замок, прежде чем получить ответы на все мои вопросы.

Я согласно опустила голову на лапы, после того как в негодовании поднималась. Сладкая усталость наполнила волчье тело, но и мое, настоящее, тоже страдало.

— Думаю, ты скоро покинешь меня? — с сожалением спросил Силенс. Я виновато шевельнула хвостом. — Я понимаю, — выдавил принц.

Но глаза говорили совсем о другом. Наверное, самое большее, о чем сейчас мечтал принц, так это оказаться рядом со мной. Его усталость упала на меня тяжелой волной Королевской магии, невольный звук вырвался из гортани, принц удивленно перевел на меня взгляд.

— Ты стала к ней так чувствительна, — вымолвил Силенс. — Эверин, ведь что… тогда… — Ему не нужно объяснять, что он имеет в виду. Принц говорил о том, как заболел мой шрам. — Откуда такая жуткая боль? Она исходила от тебя и касалась их… их… — он резко замолчал. — У тебя два волка, верно? — Я недовольно отвернула голову в сторону от Силенса. — Почему же ты мне не доверилась? — почти обиженно потребовал ответа принц. — Хотя когда, — горькая усмешка.

Этот странный монолог с моими безмолвными ответами надолго врезался в мою и волчью память. Теперь этот опасливый и отчужденный волк до глубины своей дикой души любил и уважал вожака, увидев в нем силу и мощь. Я же за все время нашего знакомства никогда не была близка к принцу так, как в эту ночь, когда он без устали разговаривал с немым волком. Силенс тоже осознавал всю важность момента, когда вдруг перестал метаться и спокойно прислонился ко мне.

— Ты в волчьем теле, но все равно хорошо с тобой, — тихо выговорил мужчина. — Пусть ты и ослушалась и использовала Динео, но… твоя забота несоизмерима с тем, что я делал для тебя, когда ты была ранена. — Тяжкое признание, которое неприятно отдалось в моих воспоминаниях.

Его дыхание тяжело передавалось мне, растекаясь по телу горячей волной. Так приятно и естественно лежать, прижимаясь к нему, пусть даже сейчас я была волком. Такие мелочи сейчас казались ничтожными и смешными, потому что для наших душ не существовало преград, и волчье тело тоже не могло стать таким вот препятствием.

— Эверин, — прошептал принц. — Ну почему ты пришла ко мне волком, — с оттенком сожаления произнес он. Я задрожала. Чувства испытывала моя душа, но тело покорно ей отзывалась, и это отчего-то беспокоило. — Ты так и не стала моей женой, — как-то загадочно сказал Силенс. Я удивленно подняла голову. — Нет-нет, моя принцесса, забудь об этом…

Уши уловили тихие шаги и почти сразу полог откинулся. В палатку без приглашения вошел Бииблэк. Если бы я не была так увлечена принцем, то услышала его приближение задолго до появления.

— Мой принц, — сдавленно сказал он. Силенс непонимающе посмотрел на своего капитана.

— Что, Бииблэк?

— Вы не хотели бы отправить гонца принцессе, чтобы сообщить о принцессе? — ответил капитан сдержанно, но размеренно. Я отметила, что о короле речи и не шло.

— Нет, — не задумываясь, ответил Силенс, а потом понял свою ошибку.

— Но почему? Вы не хотите успокоить свою жену? — поразился мужчина и странно подбоченился. Принц пригласил его сесть, капитан с готовностью принял его предложение. Комфортно устроившись на полу, он поднял на своего принца выжидательный взгляд.

— Это сложно объяснить, Бииблэк, — ответил Силенс. Его рука лежала на моей шее, он боком прижимался ко мне, наш контакт стал теснее, чем мог бы быть между человеком и диким животным, спасшем его. Капитан это приметил.

— Я не отличался глупостью, — настаивал Бииблэк. Серьезный взгляд прямо смотрел на моего принца, я бы сломалась, подумалось мне.

— Не сомневаюсь, мой друг, именно поэтому ты так близок мне, — тепло начал Ленс. — Но это действительно находиться за пределами даже моего понимания. Как я могу объяснить тебе то, что сам до конца не осмыслил? — рассудительно предположил наследник трона. Но капитана его стражи это не смутило.

— Вы выглядите с ним, будто давно знаете друг друга, — заявил он, кивая на меня. Я невольно ощетинилась, губа поползла вверх. Принц удивленно заглянул в желтые глаза, убедился, что моя душа все еще здесь, и еще не до конца выйдя из состояния шока, произнес:

— Быть может, нас связывает общее противостояние врагу, — небрежно предположил Силенс. Бииблэк ему не поверил.

— Может, — немного согласился мужчина. — Но ни одно дикое животное не позволит вот так с собой обращаться. — Он в очередной раз выразительно посмотрел на лежащую на шерсти руку принца. Я недовольно зарычала. Какая ему разница?

— Тише, — прошептал Силенс, вызвав еще большее удивление капитана стражи. Бииблэк заерзал на своем месте, попеременно бросая взор то на тело волка, то на своего монарха.

— И вы говорите, что впервые увидели его только сегодня? — насмешливо спросил капитан, заметив, что я успокоилась.

— Нет, — согласился принц. — Я видел его в кустах с начала нашей стоянки, — пояснил он удивленный возглас.

— И не приказали его убить?

— Не приказал.

— Почему? — настойчиво допытывался мужчина. Меня поражало то, что Ленс позволяет такое к себе обращение. Видимо, их действительно связывала дружба.

— Не примелю убийства без смысла, — злясь, ответил принц. — И почему он тебя так беспокоит, Бииблэк? Он никого не укусил, не причинил вреда…

— И вы называете его «она», — подчеркнув предпоследнее слово, надавил Бииблэк.

— Ты не ответил на мой вопрос, капитан, — грубо откликнулся Силенс, нахмурив лоб.

Бииблэк молчал, чем удивлял. Я внимательно вглядывалась в его загорелое лицо, не заботясь о том, что это может его смутить. Он уже выказал ко мне недоверие, отчего волку инстинктом не относиться к нему настороженно? Шрам странно побагровел, словно он очень напрягался. Я ощутила какое-то покалывание в затылке, дернула головой и подозрительно уставилась на его расплывающуюся улыбку. Глаза изменили свое выражение, и капитан расслаблено откинулся на какой-то тюк. Он понял, что я его разгадала.

— Беспокоит? О нет, мой принц, он меня интересует, — задумчиво улыбаясь, протянул Бииблэк.

— И чем же? — нетерпеливо подтолкнул Силенс.

— У него глаза, как у вашей принцессы. — Его слова стали шоком для принца, но не для меня. Я поняла, что он знает мою тайну еще до того, как Бииблэк вошел в палатку. Он не просто так защищал волка перед целительницей Варто. Но у принца не находилось слов для ответа. Я ободряюще подлезла головой под его ладонь, он рассеяно погладил широкий лоб.

— Но как ты узнал? — наконец, найдя, что ложь тут излишня, тихо вымолвил принц. Силенс думал, что это тайна безраздельно принадлежит только ему.

— У вашей принцессы удивительные глаза цвета безупречного янтаря. У волков они желтые. Я тоже видел этого волка, — признался капитан стражи. — Глаза у него были как глаза, — пожал он плечами.

— А теперь? — задумчиво уточнял принц.

— Теперь как у вашей принцессы, — удивился он простоте вывода.

— Странно, я видел только ее глаза, — прошептал Силенс, скорее всего, сам себе. Бииблэк таинственно вглядывался в меня, мне не нравилось это.

Волку это тоже не нравилось. Мы с ним обнаружили то, что может нас рассекретить. Цвет глаз менялся, когда я проникала в его сознание.

— Но что это, мой принц?

— Динео, — не видя смысла что-то скрывать, просто ответил Силенс, погруженный в свои размышления.

— Но как?! — резко выдохнул Бииблэк. — Эта магия есть у отвергнутых!

— Я знаю, — пространно усмехнулся принц. — Но я не могу лишить ее магии, она присуща ей с рождения.

— Ее кто-то обучал, выходит так?

— Нет, друг мой, она не прошла обучения…

— Ведь это опасно! — опять сорвался на крик Бииблэк. Силенс только поморщился и ласково пожурил мне пальцем.

— Разве ей объяснишь? Я предупреждал, чтобы она не пользовалась магией, но эта вздорная девчонка…

Я зарычала. Силенс явно пользовался моментом, потому что словесно я не сумела бы ему ничего ответить.

— Да уж, действительно девчонка. Так юна, а ей дали магию, которой даже не обучили, — покачал головой Бииблэк.

— Она женщина, — твердо возразил принц, хотя сам несколько секунд назад так меня называл. Бииблэк смущенно покраснел, это было занятно, такой могучий воин, а что-то для него неприлично. — Нет, — опять возразил Силенс. — Душой она женщина. В ней есть тот дух.

— Да, мой принц, есть, — согласился Бииблэк, все продолжая напряженно вглядываться в волчью морду. Такое положение вещей начинало надоедать. Я встала.

— Куда ты? — Я дернула головой, пустила волка в пределы своего сознания. Силенс заметил, как мутнеет цвет и переходит к желтому. — Будь осторожна. — Он последний раз коснулся шерсти, и волк начал полностью обладать своим телом, но я все еще какой-то часть присутствовала в палатке. Волк шарахнулся от руки вожака, недовольно вздыбил шерсть, бросил суровый взгляд на Дикого и протиснулся вон из палатки. Уши волка уловили последнюю фразу принца.

— А глаза и вправду другие…

Я вернулась в себя. Это оказалось сложнее, чем я думала, потому что тело неприятно ломило. Жажда, голод и головная боль, как назойливые осы набросились на меня, жаля, жаля, жаля… В этом бесконечном круговороте физических потребностей я уступила права сну.

Дни, которые последовали после моего двухсуточного сна, превратились в смазанную картинку в воспоминаниях. Пока от недомогания, усталости и боли я пребывала в беспамятстве, до Дейста дошел слух о победе под Пэопэлом и Строктом. Королевство торжествовало, ведь захватчиков Красной страны осталось лишь прогнать за границу, и тогда все, включая и герцогство Вондэр, смогут вздохнуть полной грудью.

Но я разделяла беспокойство принца. Мне тоже не верилось, что эти безжалостные убийцы сдались так просто, это не похоже на их предшествующее поведение. Ожесточенность, с которой они набросились на Вондэр, поражала, как и то, что они быстро оставили захваченные земли. Да, резервы Дейста, Южный гарнизон и стража принца понесли потери, но армия не двинулась к границе Вондэра — король не отдавал такого приказа. Так что короткую войну, если ее так можно сказать, выиграли небольшие резервы, кучка воинов, охваченная безумной гордостью за свой народ. Но убийцы Красной страны не сумели бы удовлетвориться таким раскладом, поэтому их затишье беспокоило, причем не на шутку. Хотя… если признаться честно, все мои мысли крутились вокруг Силенса и волков.

Услуга второго волка очень сильно нас сблизила, но и не отдалила первого хищника от нашего союза. Теперь я явственнее ощущала нашу связь через магию и довольствовалась ею, утешалась, и даже находила некое упоение. Теперь я не боялась использовать свой Динео, пусть он и оставался слабым и неизвестным мне, но в нем я отчего-то становилась сама собой. Но дни ожидания принца слишком травили меня, так что даже магия не спасла от странной тоски.

Но теперь мою тайну знал не только Силенс, но и Бииблэк, хотя я не тревожилась — капитан стражи производил впечатление надежного человека. И вот я в очередной раз обходила владения замка, пересекла двор и в задумчивости остановилась у крыльца. Мой взор устремился к дороге, на которую открывался вид из ворот. Топот копыт перестал мерещиться, я отчетливо услышала четкие звуки. Потом заметила первых лошадей. Серая кобыла была узнана мною тотчас же.

По бокам от него скакали Бииблэк и, я мысленно решила про себя, Коктон. Мужчина прямо держался в седле, прижимая к груди раненую стрелой. Копна светлых, почти выгоревших волос тщательно уложена в воинский хвост. Задорные голубые глаза сверкали, как аквамарин. Коктон в моем воображении являлся мудрым, взрослым мужчиной, едва ли не стариком, но передо мной на белоснежной лошади восседал молодой, веющий красотой и силой юноша.

— Принц Силенс Скопдей Могучий! — торжественно объявил менестрель из этой военной процессии. Музыканты очень часто сопровождали вождей и героев в их путешествиях, чтобы достоверно описать прошедшие события. Этот рыжеватый с сединой мужчина в душе был явно веснушчатым мальчишкой.

Я не в силах сдержать своего изумления, приблизилась к Грэйст, когда Силенс спрыгнул на землю. Не стесняясь никого, я с успокоением прижалась к нему, вдыхая приятный, знакомый, обостренный волчьим обонянием, запах. Принц крепко сомкнул вокруг меня свои горячие руки, я чуть не расплакалась от счастья. Я знала, что он жив и здоров, он касался шерсти волчьего тела, но теперь он рядом. Со мной.

— Моя принцесса, — таинственно прошептал мне на ухо принц. Я подняла к нему свое сияющее лицо. — Я обещал вам, что вернусь, вот только не ожидал, что вы будете оказывать всяческую поддержку мне в этом, — посмеиваясь, пояснил он.

Последующие часы слились в меня в монотонное, раздражающее мгновение. Поздравления, крики, комплименты, все сливалось в единый звук и, как рой пчел, безостановочно гудело в моей голове. Принц смущенно принимал все это, но перекладывал все заслуги на плечи своих воинов. Солдатам было разрешено обедать в Сверкающем зале, честь, оказанная королем, воспринялась, как уважение от принца.

Король Энтраст разочаровал сына, явившись на такой значительный для Дейстроу праздник уже пьяным. Силенс мельком посмотрел на исхудавшую фигуру отца, покачал головой и решил, что займется им позже. Обед плавно перетек в вечер, и празднование все продолжалось. Я сидела по правую руку от принца, он называл меня своей женой и совершенно обескуражил, когда взял за руку и вывел из Сверкающего зала. Мы покинули шум и гам и окунулись в приятную тишину пустынных коридоров.

Я не помнила, сколько времени прошло с тех пор, как принц покинул замок после приезда гонца. Я не помнила, когда стала его женой. Но теперь между нами все стало гораздо проще, чем раньше. Мы обходились без слов, но не существовало и маленького намека на какие-то либо чувства. Я отчетливо помнила свой вывод. Нас с Силенсом сильнее всего связывал долг, который и отправил принца на войну с Красной страной. Даже если между нами родилась хрупкая любовь, ее сила никогда не превысит мощи этого чувства. Долг.

Но тепло его руки приятно согревало, я покорно шагала рядом с ним по коридорам, поднималась по лестницам. Сначала мы в молчании бродили по замку без цели, без желания натыкаться на людей. Беспокойство уходило, даже тянущая боль в шраме притихла в этот вечер. Обруч непривычно обхватывал мою голову — принц приказал его носить, когда узнал от Шолда, что я ни разу не показывала народу свою привилегию к королевской семье. Непривычное ощущение оказалось и приятными, да и обруч принца сделан в одном стиле с моим.

Мы подошли к моим покоям. Ну, откровенно говоря, к покоям принца. Посомневавшись немного, я решила. К нашим. Силенс осторожно притворил за собой дверь, когда пропустил меня вперед. Я пораженно застыла, увидев свечи, расставленные повсюду, взбитую перину, полную горячей дымящейся воды ванную и уловила приятный запах цветов.

— Помнишь твой вопрос? — хрипло спросил Силенс.

Я обернулась. Ртутное море бушевало, бесновалось, сверкало. Столько разных эмоций в нем перемешалось, у меня не хватило бы фантазии все это описать. Глаза стали такими глубокими и манящими, потемнели и выражали лишь одно чувство.

— Твой вопрос? — Он кивнул. — За что? — предположила я.

Принц повторно кивнул, красивые губы изогнулись в доброй улыбке.

— Я могу на него ответить, — хрипло, но насмешливо заявил он. Руки вызывающе уперлись в бока.

— И каков же ответ?

Дыхание принца стало тяжелым. Он подошел ко мне и крепко поцеловал. О, как же я соскучилась по этим губам, почему же мне их так не хватало. Надежные объятия обжигали, его кожа казалась раскаленной, но мне все равно было невыносимо приятно стоять в кольце его рук.

Мои мысли разбежались, разлетелись, будто испуганные бабочки на лугу. Лето побежало по моим жилам, зажгло мою кровь, но я напряженно вслушивалась в окружающую тишину, чтобы не пропустить его слов. Силенс глубоко вздохнул, слегка отпрянул, посмотрел в глаза и одними губами произнес:

— За любовь.

Может быть, где-то в эту ночь и страдали люди, может, радовались, но я потеряла свою голову, безнадежно отдав свое сердце моему принцу, стараясь не обращать внимания на зов, который начинался в жгучем шраме на груди. Губы Силенса смогли прогнать даже это наваждение.

Серебряный взгляд пронзил меня до самых душевных глубин.

Он будет принадлежать только мне.

 

VI. Судьба

Я почувствовала себя живой, когда принц вернулся в Дейст. Ожили все вокруг. Особенно король. Я помню долгий разговор между Энтрастом и Силенсом, свидетелем которому стала невольно. Отец хмурился, сын ругался, потом они обсуждали военные действия, и, в конце концов, пожали друг другу руки в знак примирения. Но я знала, что Силенс не простил монарха за то, что он поддался слабости и прибег к алкоголю. Для него это в своем роде было предательство.

Не знаю, как так получилось, но я вжилась в роль принцессы. Силенс даже ухом не повел, когда я спросила, как ему передать управление замком.

— Теперь ты его принцесса, — заявил он и отвернулся к бумагам. У меня не осталось выхода — Дейст теперь полноправно подчинялся моей воле.

К моему сожалению, принц критически отнесся к Шолду, заявив, что главный конюший не подходящий человек, но спорить не стал.

— Если ему доверяешь ты, то и я тоже, — просто ответил он и мягко поцеловал меня в лоб.

Я обиженно смотрела ему вслед и хмурилась, потому что Силенс начинал раздражать. Он обращался со мной как с ребенком, хотя я с невероятной дрожью во всем теле вспоминала ночь после его приезда. Но я никак не могла найти оправдания его последующим поступкам, хотя и винить тоже не имела права. Силенс погрузился в заботу о Королевстве, и на меня у него просто не оставалось времени. Сначала обида зрела во мне, как колючая крапива, но потом я с корнем вырвала этот ненужный сорняк. Я жена принца, а не графа, который может прокутить свое состояние за неделю и даже не задумывается над своими поступками. С одной стороны, быть принцессой невероятно тяжело, а с другой я имела много возможностей и свобод, если бы Силенс их не ограничивал, поэтому приходилось довольствоваться окрестностями замка Дейст в сопровождении десятков вельмож.

Иногда складывалось такое впечатление, что меня заперли в золотой клетке, но потом я передумала и решила, что в ней нет ни капли золота. Даже принц обходил вниманием. Лето только начинало расцветать, а я медленно увядала в темнице собственных забот и сомнений.

И вот теперь я спускалась с крыльца, надеясь найти утешения в моем любимом Шудо. Возле конюшни я заметила принца, который разговаривал с Шолдом, это насторожило. К тому же вороной жеребец стоял возле людей и нервно взрывал копытом землю. Узды, зажатые в руке Силенса, опасно натягивались, но Шудо и не думал причинять себе боли.

— Почему? — задав странный вопрос, я остановилась перед своим конем. Пальцы привычно легли на белую звезду, сразу стало тепло и спокойно.

— Нам показалось, что ты зачахла, — прямо ответил принц, передавая поводья. Я неуверенно взяла их, не понимая, кто из них прочел мои мысли.

— Спасибо.

Силенс кивнул, тут же озабоченность вернулась на его лицо, и он ушел в замок. Дипломатические отношения с Красной страной не складывались, они не желали принимать того факта, что нарушили границы и были прогнаны с наших земель. Предводитель, тот самый, который самолично сражался на поле, категорически отрицал все слова Силенса. Принца это начинало раздражать, он не знал, что их может убедить.

Недоверчиво покосившись на Шолда, я забралась в седло, приятно ощущая, как натянулась кожа новых охотничьих штанов. Мастерица Мэйк запомнила мои слова о том, что я не люблю платья, и сделала мне подарок. Новая одежда оказалась не просто в пору, она села идеально. На моих руках тоже был дар, только от герцога Йелоусанда. Так называемые «голые перчатки» стали удобным атрибутом во время верховой езды. Рукава куртки не сползали до запястья, оставались подвернутыми у локтя, да и вообще это во всех отношениях приятная вещь.

Запахи летнего леса головокружением опустились на плечи, я в наслаждении закрыла глаза, отпустила поводья и охватила руками мускулистую шею жеребца. Никогда я не уходила от мира природы злой, рассерженной. Спокойствие, красота, жизнь — все влилось в меня сумбурной смесью, которая приятным теплым огнем разлилась по венам, проникла в сознание, даже волосы заблестели от удовольствия. Такого единения с окружающим миром я еще никогда не испытывала, поэтому с упоением отдавалась неизведанному блаженству, дающему силы. Я огляделась по сторонам, проникая взглядом под каждую сочную травинку, под каждый трухлявый пень, ловила терпкие запахи мелкой живности, приметила белую шерстку кролика, уши поймали звук проснувшейся птичьей семьи, трели наполнили меня, тело расслабилось, и только в этот момент я поняла, что смотрю на лес глазами волка. Я встрепенулась и выпрямилась в седле, но единение с природой никуда не исчезло, оно, напротив, обострилось, зажглось в моем сердце и отозвалось невероятной болью в шраме. Но я научилась ее терпеть. Теперь я могла заглушить этот мучительный зов, но он настойчиво продолжал раздаваться. Пытаясь найти объяснение этому явлению, я только усилила влияние болезненного голоса в груди. Тянуть куда-то в дорогу шрам продолжал. Природу этой боли разгадать сталось практически невозможно, и достаточно скоро я бросила столь бесполезное занятие, находя покой в своих волках.

Шудо уловил запах хищников почти сразу же и шарахнулся от края дороги, где среди зеленых кустов скользили серые тени. Желтые глаза росчерком мелькнули, уши навострились, а волки уселись посреди зеленой полянки, которая едва-едва просматривалась сквозь ветки густой листвы молодого дуба. Я ощущала их призыв, то была сладостная музыка, она ласкала и обволакивала, инстинктом взывая к себе.

Осторожно спрыгнув на поверхность дороги, я отвела Шудо в противоположную сторону от поляны и привязала его поводья к невысокому дереву, чтобы конь при желании имел возможность пощипать свежую травку. Жеребец ничуть не возражал, но подозрительно косился на молодой дуб — ветер доносил до него волчий запах. Я усмехнулась, поражаясь обонянию своего Шудо, и с опаской пошла на поляну. Нет, конечно, я их не боялась, но почему-то испытывала тревогу, может, радость, я с трудом разбиралась в собственных мыслях.

Волки лежали в тени дуба и внимательно следили за мной. Я пересекла поляну и остановилась в двух шагах от них. Один поднялся на лапы и приблизился ко мне, боднул головой опущенную руку и сел возле ноги. Я безошибочно определила, что этот волк оставался возле замковой стены, когда принц покидал Дейст. Для человека, который их никогда не видел, волки выглядели одинаково, но я замечала существенные различия. Один несколько крупнее второго, и морда у него массивнее, шерсть у обоих серебристо-серая, но у того, что сидел возле меня, рыжая крапинка у носа. Я так и не поняла, какую природу она имеет — просто грязь, нежелающая отмываться, или врожденное пятно. Волк повторно боднул мою руку, я обратила на него внимание и слабо улыбнулась. Когда они находились в такой близи, я просто не имела представления, как с ними общаться. Когда волк в очередной раз коснулся головой моей руки, я заподозрила, что тот желает мне что-то сказать. Неуверенно обернувшись к дороге, за которой стоял Шудо, опустилась на колени и посмотрела в его глаза. Совершенно инстинктивно положила ладонь между ушей, ближе ко лбу. И магия Динео потекла сквозь меня.

Внезапность этого действия вскружила голову, я пошатнулась, осела и уперлась свободной рукой в землю, но контакта с волком не разорвала. Магия влекла.

Я просто не имею представления, каким образом описать то, что случилось между нами тогда на поляне. Просто все слова станут слишком мелкими, просто ничтожными по сравнению с теми впечатлениями, что пронзали и тело, и душу, и сердце, и Динео, и волка, и всю природу, ставшую случайным свидетелем древнего таинства. Не просто единение, не связь через магию, нечто большее и просто невообразимое, такое, что повергло бы в шок даже знающего человека. Если я когда-нибудь и испытывала нечто подобное, то память в тот день отказала, она не в силах была выудить мельчайшие подробности даже спустя пять минут. Но каким словом назвать это? Все теперь кажется таким никчемным и ненужным. Я испытывала только жажду быть со своими волками, погружаться в их неизведанный и таинственный мир. Я впитала в себя все их знания, как губка, так же быстро и неотвратимо, чтобы избавить от того, что я узнала, нужно просто меня уничтожить.

Перед моими глазами пронеслась вся жизнь волка и волчицы, как мне подсказал Динео. Я сначала не поверила, неужели я способна допустить такую ошибку, но нет, память моих животных доказала свою правоту. Сокрушенно извиняясь перед ней, я пропитывалась снисхождением и прощением, такая острота являлась настолько невыносимой, что, стискивая зубы, можно было мечтать только о невероятной свободе. Экстаз, опьянение, удовольствие, можно назвать это по-разному, но так и никогда не подобраться к истине. То древнее и необъяснимое чувство разделили мы втроем. Лежащий неподалеку волк, чье сознание слилось с нами также легко, как капля попадает в лужу, я, неуверенный в своих способностях человек, и верная волчица, ничуть не оскорбленная моим невежеством.

Тонкая паутина магии окутала нас со всех сторон, мы стали единым существом, и это не описать никак — ни словами, ни кистью, ни мыслями. Как можно передать безудержную радость, такую сильную, что в глазах от нее темнело? Как рассказать о торжестве, таком великолепном, что закладывало уши от восторга? Как разделить на предложения те эмоции, вызванные болью, которые мы разделил поровну и честно? Скажите, скажите, каким образом можно передать единение трех сознаний в сумасшедшем водовороте природной жизни и унисоне наших бьющихся сердец? Это просто невозможно.

Как я ни пыталась, так и не удалось понять, почему наши чувства сплелись в единый и плотный узел, похожий на бьющиеся сердца. Почему мы дышали одинаково, почему мы воспринимали все так ярко и свежо. Лес окрест преобразился, когда волки в полной мере поделились своими способностями, а не лишь полутонами. Но уже тогда я наслаждалась своими преимуществами, но после этого невообразимого контакта мир вдруг стал фантастическим. Я внятно услышала дыхание Шудо, шуршание мышки под соседним корнем, мой нос остро воспринимал запахи травы, слышался недавний кроличий след. Трава передо мной перестала быть зеленым ковром, каждая травинка поражала своей безупречностью. Мне и подумать страшно, что волки обладают такой остротой восприятия мира, но, скорее всего, дело в нашей общей магии.

Я медленно втянула воздух, вспомнив, что это нужно делать, и убрала затекшую руку. Шея пылала от лучей солнца, которые подобрались ко мне за время этого действа. Волчица мягко легла возле меня, ткнулась холодным носом в ладонь и устало закрыла желтые глаза. Ниллица. Так ее зовут. Ведь волчица показала всю свою жизнь.

Ее мать, мудрая самка вожака стаи, учила ее с самого детства. Едва малышка Нилли открыла глаза, как на ее плечи возложили огромную ответственность. Маленьким щенком она не понимала, что должна привыкать к человеку, а, напротив, чуждалась его и боялась, но однажды под боком матери Ниллице приснился сон, в котором она увидела меня. С тех пор то, чему ее учили, не выглядело в ее глазах абсурдным и ненужным волку, все это обрело весомое значение. Страх перед людьми исчез, и мать перестала ее водить к человеческим логовам, ведь и так понимала, что дочь увидела свою судьбу. Магия, которою ей показывали, пугала и манила одновременно, но волчицу расстроили тем, что она слишком слаба и, когда придет время, может не услышать зов Иных. Теперь Ниллица уверена в том, что не оправдала слабых надежд своих преподавателей — она не только уловила звуки манящей магии, но и пришла к высшим существам на встречу. Единственное, чем бы не могла гордиться ее мать, если бы осталась в живых, так это ее связь с Алди. К удивлению ее стаи, волк тоже обладал магией, хотя по древним законам Старых Волков, подобное животное рождалось лишь одно в своем поколении. Потом вожак понял свою ошибку. Да, Алди был восприимчив к магии, но ему требовался проводник, каким и стала Ниллица. Теперь их союз не считался предосудительным, хотя пара волков точно знала, что им никогда не суждено иметь детенышей. Двух животных просто-напросто связывала любовь, такая прочная и сильная, что инстинкты на ее фоне выглядели, как назойливое жужжание ос.

Алди, Ниллицу и меня связывала судьба, древнее предназначение, которое я, к своему сожалению, осмыслить так и не сумела, хотя получила все воспоминания волков. Даже Иных я не разглядела, видимо, потому что для этого еще не пришло именно мое время.

— Алди, — вслух произнесла я. Волк поднял с лап голову и сонно посмотрел в мою сторону. Теперь в нем я не заметила и капли отчуждения и равнодушия, он стал такой же полноправной частью стаи, как и Ниллица. Но почему они называют Силенса вожаком? Ведь по сути, я играла эту роль среди них, но Нилли раздраженно встряхнула головой и обнажила клыки. Я сдалась в попытках ее предупредить и мягко дотронулась до шерсти. На ощупь мех походил на струящийся шелк, как ей только удавалось так тщательно вылизываться? Заботились волки о себе отменно, этого у них не отнимешь.

Как и то, что волки теперь стали моим продолжением, живым, подвижным, разумным продолжением. Да, в нас появлялась целостность, когда мы устанавливали контакт с помощью нашей магии, но в других случаях они продолжали мое тело, мои желания и мысли. Это пугало и радовало, отталкивало и притягивало, сущность этого становилась неким противодействием всему тому, что я знала до этого. То, что описывалось в свитках про Динео, вышло на деле полной чушью, это записывал тот, кто ничего не знал о магии. Просто теперь на опыте я пропустила все это через себя и понимала, что такое нельзя записать на бумаге, эти знания нетленны, но они не могут передаваться на свитках, сохраняясь лишь в сознаниях тех, кто их впитал с молоком матери, как моя волчица.

Я откинулась назад и легла спиной на мягкую, такую близкую теперь траву. Почему я не родилась волком? Чтобы с рождения испытывать этот восторг от простого дерева, от листочка или дичи. Все было просто. Хочешь есть — ешь, умираешь — находи из этого выход, одинок — найди стаю. Волки не придумывали себе сложностей, и это до безумия радовало мою душу, которая, как доверчивый щенок, откликнулась на естественное ей явление. То, что билось в моей груди — душа в сочетании с сердцем, хранило память, когда все эти непревзойденные возможности находились в обиходе человеческого восприятия. Но почему мы утеряли эти знания? Скорее всего, люди перестали пользоваться ими во благо, поэтому способности теперь давались выборочно, смотря на то, достоин или не достоин человек этого бесценного дара. Неужели во мне есть что-то, способное сохранить эту глубокую и древнюю магию? Дыхание волков в моих ушах дало ответ.

Я стала целым существом, объединившись с волками. К сожалению, связь с Силенсом отдалилась куда-то, я не могла найти туда дорогу, поэтому со вздохом отпустила сладостные воспоминания, решив, что так надо. А если в этом состоит моя судьба? Я настолько запуталась во всех возможных ее путях, что опрометчиво отмахнулась от этого рассуждения, как от надоедливой мухи на конюшне. Но что было ответом? Я не знала, да и не хотела знать. Сейчас, в эти минуты, лежа на родной, приятно благоухающей земле моя память выбросила из себя все лишнее, оставив место лишь для Ниллицы и Алди.

Страшное угрызение совести зажглось во мне. Я почувствовала себя предательницей, одним из самых ужасных людей на свете. Взяла и так просто перечеркнула все то, что родилось на тонком доверии, но на почве долга, между мной и Силенсом. Жуткая головная боль в наказание обрушилась на мое сознание, смутив даже волков, ведь на природе я вся дышала, не только носом, но и телом, а теперь боль… Она чужда такому месту. Но я не ошиблась. Горечь, обида, боль сочились в меня, как лекарство медленно проникает в рану, но только сейчас происходило не исцеление, а заражение. Заражение жутким ядом предательства.

Силенс склонил голову над бумагами, чернила на письме перед ним растекались от влаги, горло свела судорога. Я ясно видела вздувшуюся на лбу от напряжения вену, его лицо смертельно побледнело, испуг охватил меня. Отбросив все свои предшествующие мысли, я потянулась к принцу, он попытался отстраниться, но я настойчиво окутывала его своей магией. Дрожь могучего тела успокоилась, лицо разгладилось, вернулись краски. Я облегченно вздохнула, но ртутное море было полно боли, это вынести просто невозможно. Не в силах ждать, когда я доберусь до Дейста, напрягая все свои возможности, я всей душой отдалась ему, окунула его в себя, свое существо и прошептала:

— Я люблю тебя.

Слова обжигом сорвались с алых губ и прямиком устремились в его разум и сердце, вызвав новый приступ дрожи, но теперь трепетной и сладкой. Принц откинулся на спинку кресла, и его лицо озарилось расслабленной улыбкой, прозрачные слезы, скатившись, оставили мокрые дорожки на его красивых скулах, но теперь счастье сияло в нем. Он прикрыл глаза и мягко оттолкнул меня, чтобы я не растрачивала свои силы просто так. Я ошарашено оглядывалась вокруг.

Только что я произнесла те слова, которое не дались мне до сих пор, смысл чей и сейчас был недоступен, но Силенс поверил и простил предательство, покорился моей волчьей натуре. Я застыла, мечтая, чтобы мир перестал меня замечать, но солнце все так же натужно спускалось к горизонту, погружая лес в приятную вечернюю дымку. Глаза заслезились, но усилием воли я не позволила себе расплакаться. Ошибка, мною совершенная, теперь навсегда останется безмолвным упреком, между волками, но радостным вожделением и торжеством в душе моего принца. Что я сказала бы себе в оправдание? Я могла выбрать ненависть со стороны принца или легкое пренебрежение волков. Может, не было выбора? Нет, он есть всегда, пусть его путь нам и не нравится.

С тяжелым сердцем поднявшись с земли, поняла, что на Дейст опустилась летняя ночь, но воздух вокруг ласкал теплыми потоками. Будто сквозь туман я побрела к Шудо, нетерпеливо топтавшемуся на месте, он съел всю траву, до которой мог дотянуться, а его жалобный взгляд яснее слов объяснил, что жеребца мучает жажда. Почти не подумав, я повела Шудо под уздцы к темной реке.

Конь жадно пил, а я зачарованно смотрела на воду, но теперь странные голоса не пробивались в мой рассудок, рассчитывая на это, вокруг сознания воздвиглась стена. Но мое тело не могло противостоять этому немому очарованию, а зов огненной стрелой пронзил грудь, напомнив об ужасной линии. Я растерянно коснулась пальцами куртки, где под одеждой прятался отвратительный шрам, и поморщилась. Я так противна стала себе в этот момент, что теперь не магия реки, а мое собственное сознание пожелало кинуться воду и покончить жизнь самоубийством. Злорадно усмехнувшись, я поежилась от отвращения к себе. Конечно самый малодушный и эгоистичный поступок в мире. Самый легкий способ избежать неотвратимых трудностей судьбы, но это не мой путь, шептала Ниллица мне на ухо, я должна пройти совершенно по другой дороге, извилистой, каменистой, с ухабами и ямами, но предназначенной именно для моих ног. Благодарность затопила меня, я ласково коснулась своей волчицы. Да, самоубийство для слабых, окончательное решение уже давно принято.

Шудо напился, я спокойно вскочила в седло и погнала коня к замку. Не дайте боги, там уже начался переполох, положение принцессы отрицательно давало о себе знать.

На крыльце засыпающего замка меня встретил хмурый Бииблэк. Багровый шрам устрашающе выделялся на его лице, а сведенные на переносице густые брови еще больше усилили мою тревогу.

— Что-то с принцем? — прямо спросила я, сползая со спины лошади и небрежно отдавая поводья конюшему мальчику, который сонно протирал глаза перепачканной в грязи рукой.

— Нет, моя леди, король… — Бииблэк запнулся. Я подумала о самом худшем. — Король Энтраст желает с вами поговорить, — с трудом выдавил капитан стражи. Я удивленно на него посмотрела. — Как можно скорее, моя принцесса.

— Прямо сейчас? — недоуменно уточнила я.

— Да, моя принцесса, да, — кивая, убеждал статный мужчина.

Я только пожала плечами и поплелась за его мощной фигурой, ощущая себя рядом с ним маленькой мышью. Его тяжелые шаги гулко отзывались в пустотах коридоров, наводя меня на нервический ритм, стиснув пальцы, я продолжала упорно смотреть в его широкую спину.

Стражник у дверей покоев короля пропустил нас в угрюмом молчании, даже не бросив ни одного взгляда в нашу сторону. Бииблэк никак на это не отреагировал, а я подозрительно покосилась по сторонам, хотя, какая опасность может ожидать у короля?

Энтраст сидел в глубоком кресле возле полыхающего камина, который отбрасывал причудливые тени на исхудалое старческое лицо, окрашивал желтизной пергаментную кожу и усиливал глубину морщин. Король мерно дышал с закрытыми глазами и никак не отреагировал на наше появление. Переплетенные тонкие пальцы подрагивали от привычных судорог, а белесые виски создавали впечатление призрака, я нервно сглотнула. Треск поленьев нарушал тишину, но больше никаких звуков в комнате не было. Я огляделась по сторонам и только теперь в ночных тенях увидела сидящего на краю кровати принца. Лицо Силенса напряглось от моего взгляда, и я поспешно отвернулась в другую сторону, не до конца понимая его реакцию. Какой-то червь сомнения грыз мое сердце.

— Отец, — тихо, едва ли не одними губами, прошептал принц. Веки Энтраста слабо затрепетали, громкий вздох сочетался с хрипом, и король слабо пошевелился, меняя свою позу. Глаза его с трудом открылись, мне почудилось, что Энтраст застонал.

— Принцесса вернулась? — скрипуче поинтересовался он, глаза его недоуменно наткнулись на мою замершую фигуру. Инстинкты волка говорили — не шевелись, и тебя не заметят.

— Да, мой король, — подтвердил его предположение хмурый Бииблэк. Мрачная торжественность этой комнаты абсолютно не нравилась.

— Подойди ко мне, — обратился он к кому-то, но я сочла это обращением к себе и несмело сделала один короткий шаг, сократив расстояние между собой и креслом короля до возможного минимума. Мужчина поднял руку и положил свои сухие пальцы на мое запястье. Я вздрогнула не столько от неожиданности, сколько от удивления. Кожа короля на ощупь напоминала жесткую осеннюю траву, сильно пересушенную на солнце. Мерзостное, скажу честно, прикосновение.

Силенс вытянулся на своем месте, пытаясь не упустить ни одной детали, теперь пришла моя очередь хмуриться. Интересно, что здесь происходит?

— Сын, — принц с готовностью поднялся с постели и подошел к королю. Его мозолистые пальцы легли на иссушенное возрастом запястье. Энтраст прикрыл глаза, губы мелко задрожали, но на бледное лицо вернулся привычный румянец. Мое непонимание билось о стены обиды и гордости, но я молчала, плотно стиснув зубы. Силенс даже не мог посмотреть на меня, это тревожило. Ведь не так давно я призналась ему в своих чувствах. Несуществующих?

— Еще, — требовательно заявил Энтраст окрепшим голосом. Я переводила недоуменный взгляд с принца на короля, но ответ ни от одного из них не получила. Тут только мое внимание привлекли руки Бииблэка, которые лежали на плечах монарха, губы стражника превратились в тонкую бледную линию, густые брови угрожающе нависли над полыхающими карими глазами. Он смотрел в пустоту.

— Я…

— Тише, Эв, — одернул принц, приоткрыв один глаз, но практически сразу Силенс вернулся к своему занятию. Я напряженно сжимала и разжимала пальцы свободной руки. От скуки, когда это странное действо все продолжалось и продолжалось, я потянулась к волку, и не думая, что это может как-то навредить не поведанному мне ритуалу. Бросив мимолетный взгляд на напряженных мужчин, я фыркнула.

Ниллица откликнулась мгновенно, можно сказать она тихо дремала где-то во мне, потому что связь наша стала практически вечной и нерушимой. Алди недовольно зарычал, когда понял, что я хочу остаться наедине с волчицей. Озорная улыбка тронула мои губы, никто в комнате даже этого не заметил.

Волчица показала берег темной реки, на котором они блаженно отдыхали после нашего совместного трудного дня. Насторожило то, что они выбрали именно то место, в котором принц прогнал странные голоса из моего рассудка, но потом, списав все на свою излишнюю маниакальную подозрительность, я махнула на эту мелочь рукой. Серебристая шерсть трепетала на легком летнем ветру, ноздри наполнялись влажным свежим воздухом, а ночь играла тысячами манящих звуков. Но волки не пожелали охотиться, пренебрегая голодом ради полноценного отдыха. Я слилась с их ощущениями, под лапами трава, над головой лунное сияние, а вокруг родные и близкие. Мой волк, моя волчица, я. Даже воображение не в силах представить себе то, что когда-то жизнь обходилась без этих существ, теперь все изменилось, все стало иначе. Может, так как я мечтала, а…

— Прекрати! — твердо прервал король мои сладкие мысли, я в испуге открыла глаза. Мужчина передо мною преобразился.

Нет, конечно, король не помолодел, но ушла из его тела и лица эта мерзостная старость и близость скорой смерти, глаза засверкали, приобрели глубокий цвет, щеки покрылись румянцем. Он с легкостью убрал свои длинные пальцы от моей руки, строго поглядывая в мою сторону. Отчего-то стыд охватил меня, я переступила с ноги на ногу, ища поддержку в принце, но тот лишь хмуро молчал, заложив руки за спину.

— Объясни, — потребовал монарх, приосанившись и устроившись в кресле комфортней. Седые волосы отливали пеплом.

Я замялась, в растерянности теребя свои «голые перчатки», спутывая отдельные лоскуты кожи. Пот выступил на лбу, приближалась нервная тошнота, но я никак не находила нужных слов. Тут заговорил принц.

— Отец, ты сам прекрасно понял, что…

— Прекрати. — Может, он перестанет говорить со всеми в повелительном тоне? Меня возмущала надменность, что появилась в его окрепшем голосе, черты лица исказились от присущей почти всем властителям гордости, это вызывало раздражение.

— Зачем ее мучить? Она сама и не знает, — упрямо продолжил сын. Его решительный взгляд говорил сам за себя — принц не намерен повиноваться даже отцу, по крайней мере, сейчас.

— Это не меняет того, что принцессе неизвестно об этом ничего стоящего, — мягко, но как-то угрожающе произнес король. Я внимательно наблюдала за Силенсом. Лицо его побледнело, растерянность ярче вспыхнула в прекрасных чертах.

— Но отец… — умоляюще начал он, но замолчал, когда монарх нетерпеливо поднял руку.

— Это не будет обсуждаться, Силенс, — жестко ответил король на невысказанную просьбу сына. Я категорически не понимала, что сейчас происходит, но отметила, что принц на грани срыва.

Тяжелое молчание повисло в темной, освещенной лишь нестройным светом от камина, в комнате. Бииблэк громко вздохнул, я не решалась отвести глаз от моего принца, который все продолжал избегать моих попыток к контакту.

— Что ты скажешь народу?

— Несчастный случай, — пренебрежительно отозвался Энтраст. Сердце предостерегающе забилось в груди, давя на ребра, зажигая боль в шраме, я ощутила, что не дышу.

— Ты не можешь! — запротестовал принц.

— Могу, отнюдь, — уверенно заявил король и поднялся из кресла. Он обошел меня по кругу и остановился, вглядываясь в лицо. Проницательные глаза напрягали, я не находила в себе смелости поднять голову. — Очень жаль, — тихо сказал король.

— Отец, прошу. — Я еще никогда не слышала, чтобы в голосе принца звучало столько мольбы, если бы он мог, то преклонил бы колени перед своим монархом.

— Зачем ты усложняешь мою задачу, Силенс? Ваше короткое замужество не стоит твоих просьб. — Я до сих пор решительно не улавливала смысла в их словах. — Так продолжаться не может.

— Но чем она плоха? Такая же магия, как и наша, — упрямился принц. Речь идет о моем Динео? Волки жалобным воем отозвались на мою нарастающую тревогу, которая горячим комом поднималась от груди к горлу, стискивая и лишая способности мыслить.

— Не представляйся дураком, Силенс! — резко оборвал его король. — Динео есть только у отвергнутых!

Я задохнулась. Мне стало невыносимо больно. Но если раньше жуткие мучения поднимались от шрама, то теперь физически никак и ничего во мне не отозвалось. Сокрушающая огненная эмоция прожгла мое сознание, крик в одно мгновение сорвался с моих губ, в глазах потемнело, и я потеряла себя. Волки отчаянно зарычали, но никак не могли прогнать моего невидимого врага, хотя ненависть и решимость защитить меня пылали в них ярче огня, который жег рассудок и мысли. Я не почувствовала, как руки принца подхватили безвольное тело, скорее, предугадала его действия. Промелькнула только одна мысль. Может, хватит с меня боли?

-Ты же видишь! — оглушительным звуком ударил голос принца, я застонала. Атака на мое сознание не прекращалась, но я практически сразу пришла в себя, безвольно повиснув в объятиях Силенса, который крепко прижимал меня к своей широкой груди.

— Принцесса покажет мне еще несколько фокусов? — ехидно усмехнулся Энтраст. — Конечно, какой предательнице хочется покидать насиженное место принцессы…

— Замолчи! — громогласно взревел принц. — Дотронься до нее, старый балбес! — Яд лился из него, но винить Силенса абсолютно не в чем.

— Ты…

— Я сказал: дотронься ! — угроза в голосе уже была осязаема. Король недовольно заворчал, шаркающей походкой сделал ко мне несколько шагов, и моя кожа сообщила о прикосновении. Сухие пальцы будто с отвращением скользнули по моей руке.

Король отпрянул, как ошпаренный, защитная вспышка магии, которой он инстинктивно ударил в меня, еще большим мучением отозвалась в голове, которая уже была готова взорваться от невыносимого напряжения.

— Что это? — в благоговейном ужасе прошептал Энтраст. Я слышала, как он судорожно оттряхивает руку, словно только что испачкал ее в отвратительной грязи.

Волчий слух заменял глаза и чувство реальности, крепкие руки принца не позволяли провалиться в беспамятство, а холодные щупальца неизвестного мучения безжалостно вцепились в мое «я».

— Я знаю не больше твоего, — ответил принц, я чувствовала его взгляд на своем лице. — Она в сознании, бедняжка, — заключил мой муж по трепещущим ресницам.

— Это мучает ее, — все также шепотом произнес король. Дыхание Бииблэка служило фоном напряженному диалогу отца и сына.

— Очень мучает, — горько подтвердил принц, он не решался пошевелиться, дабы не потревожить мое то беснующееся, то страдающее сознание. Даже дыхание вдруг стало изнурительной работой, я с наслаждением пропускала несколько вздохов.

— Ты говоришь, она не контролирует свою магию, — неожиданно оживился король, даже сквозь пелену боли я ощутила недоумение принца, — но почему же тянется к волкам?

— Волкам? — эхом повторил принц.

— Да, она тебе даже не рассказала? — посмеиваясь, седлал вывод король, но резко его смешок прекратился. — Может, она сама не так давно узнала, что их двое, — мягко предположил Энтраст, поняв, что ступил на нетвердую почву.

— Вполне, — с натяжкой согласился Ленс.

Очередная волна боли накатила на меня, стон вырвался из груди, отозвавшись эхом огня в груди, я запротестовала, не желая, чтобы это мучение перенеслось еще и на тело. Силенс напрягся, всеми силами пытаясь помочь, но его магия имела другой характер, мой муж оказался бессилен.

— Боги, как ей помочь? — в молитве прошептал он. Думаю, его слова слышала только я, но все равно они сломали во мне что-то.

Я напрягала все свои силы и потянулась к своим обидчикам. Те, кто причинял мне боль, явно этого не ожидали, поэтому опешили, заприметив мою силу. С отчаянным оцепенением и криком я бросилась к ним со своей магией, словно волки мчались по моим бокам, будто ветер гнал нас вперед. Но все это происходило мысленно и с удивительной быстротой. Я наткнулась на защитную стену, но во все глаза глядела на своего обидчика.

Молодой мужчина сидел на простом деревянном стуле с опущенными веками, напряженно закусив нижнюю губу. Капелька крови сползала по его подбородку, он даже не замечал силу своего напряжения. Моя атака превзошла его ожидания, даже защита трещала под натиском Динео и свирепости волков. Мужчина побелел, вцепился пальцами в столешницу и тихо застонал, но на помощь ему никто не пришел, поэтому он продолжал самоотверженно держать защиту вокруг своего сознания, пока волки, свирепо рыча, жаждали ее сломать.

Скуластое лицо покрывала жесткая светлая щетина, русые брови изогнулись в напряженном недоумении, а кожа на лбу сморщилась в смешные складки. Стройное тело скрывалось под грубой тканью рубахи и такими же в цвет штанами. Вокруг правой руки от запястья и до плеча намотана тонкая веревка из какого-то черного материала, а, может, она была просмолена. Впечатление, что путы перетягивают его кожу, не выглядело ложным, но я лишь заинтересованно разглядывала незнакомца. Его глаза резко распахнулись, хоть он и с трудом сдерживал напор обезумевших Алди и Ниллицы. Взгляд совершенно точно был направлен на меня, хотя я сама толком не осознавала, каким образом могла его видеть. Но пронзительно синие с черной глубиной глаза упрямо вглядывались в мое лицо.

— Умна, — гордо произнес мужчина переливчатым голосом менестреля. Я отозвала своих волков, те недоуменно зарычали, но не смели противоречить. — Уходи, — надавил парень. — Ты не нужна здесь в облике сознания. Хватит тянуть. Твое время пришло. — Он с силой вытолкнул меня из плохо освещенной комнаты, и я с ярким разочарованием вернулась в свое ослабленное тело.

— …поэтому не смогу ее убить, — закончил свою фразу король. Я недоуменно потянулась, словно привыкая к чужому телу, но нет, оно было мое, поэтому, осмелившись, открыла глаза. Мягкий свет камина не повредил, я блаженно посмотрела на принца.

Поджатые губы и взволнованное лицо тронуло мое сердце, я прикоснулась к его бронзовой коже бледными пальцами и постаралась слабо улыбнуться. Принц облегченно вздохнул.

— Эв, — любовно произнес он, король презрительно фыркнул.

— Не престало принцу влю…

— Любить свою жену? — дерзко перебил его Ленс, я прижалась к нему еще плотнее, потянувшись к горячему теплу мужского тела.

Король осекся, поморщился, а потом отвернулся.

— Какая разница? Это вздорная девчонка…

— Которая стала моей женой, — закончил принц.

Энтраст бросил на него озлобленный взгляд, но смолчал, за что я ему была благодарна, потому что напряжение Силенса достигло своих пределов.

— Почему мне нельзя оставаться женой принца и пользоваться Динео? — дрожащим, но уверенным голосом спросила я. Лицо короля вытянулось от изумления, но Энтраст отличался способностью быстро брать свои чувства под контроль.

— Эта магия присуща лишь отвергнутым, ты не можешь быть принцессой, как выяснилось, я сделал ошибку, не послушав волхвов. — Я слабо кивнула, слегка дернув подбородок вправо, слова монарха расстроили.

Я слышала сердцебиение Силенса и ждала его слов, но их не последовало.

— Вы ошибаетесь, мой король, — смущенно произнес Бииблэк. На него устремились три пары удивленных глаз. — Я…

— Продолжай, капитан, — позволил Энтраст, выжидательно сложив тощие руки на впалой груди.

— Я помню еще нечерию Дикси, — он запнулся, приняв тот факт, что напомнил королю о смерти Ялдона, — но… не видел в ней такого… света, как в принцессе Эверин. — Энтраст выжидательно молчал, ему не хватало этих доводов. — Чувствуя ее посредством этой… связи, я знаю… я… — он растерялся.

— Бииблэк, говори все, что посчитаешь нужным, — одобрил его Силенс.

Капитан стражи нахмурился, насупился, и я уже решила, что он промолчит, хотя мне, как и всем остальным хотелось узнать, что же затеял Бииблэк.

— Она сильна, — почти с напором проговорил он. — И это не совсем Динео, мой король, — переходя на шепот, продолжал мужчина. — Это странное сочетание… я даже не знаю, как объяснить…

Лицо принца недоуменно вытянулось, король поперхнулся собственной слюной.

— Что ты несешь? — вознегодовал Энтраст. — Это невозможно.

Бииблэк недовольно поджал губы, преобразив их в тонкую бледную нить.

— Я тоже так думал, мой король, но я ошибся, — все-таки почтительно ответил он. — Как и вы говорили, что я не могу обладать магией, но принц вам это доказал.

— Бииблэк, это лишнее, — фыркнул монарх, косясь на меня, но тут же поймал на себе гневный взгляд Силенса. — Ну?

— Так вот, — откашлявшись, продолжал капитан стражи. — В принцессе странное сочетание Динео и Королевской магии. Но сдается мне, это что-то иное…

— Вот почему тогда на берегу я сумел тебе помочь, — прошептал Ленс. — И волку, — пораженно выдохнул он.

— Потому что между нашими магиями существует сходство? — предположила я все еще дрожащим голосом, мои пальцы цеплялись за куртку Силенса.

Король задумчиво тер подбородок, а седые волосы теперь в беспорядке обрамляли его худое лицо. Только сейчас я поняла, насколько Энтраст стар, и даже подобие жалости зашевелилось где-то на задворках моего понимания. Но все же поведение короля отталкивало и даже настораживало, ведь во мне никогда не возникло желания уважать сломавшегося человека. Отчасти я понимала Энтраста, который потерял не только старшего сына, но и будущего монарха, того, кого он учил с самого раннего детства всему тому, что должен знать наследный принц. Король сомневался в своем младшем сыне, потому что полагал, будто тот совершенно ничего не знает о дипломатии и Королевской магии. Но Ялдон мог предвидеть и такой исход событий, именно поэтому он начал учить своего брата всем этим искусствам. Я осмыслила эти факты и в который раз убедилась в том, что Энтраст недооценивает своего младшего сына, и зря ему дано имя Справедливый. Во всех поступках монарха сквозило критически противоположное чувство. Он слишком пренебрежительно относился к тому, что делал для Королевства Дейстроу принц Силенс. Даже недавняя тяжелая победа на границе Вондэра ни капли не затронула его чувств, хотя мое обладание Динео заставило престарелого мужчину очнуться от своего гнетущего забвения. Но какая в том польза для Ленса? Мой муж едва не потерпел неудачу, сражаясь за мою жизнь с собственным отцом. Я не была глупой, и понимала, что король хотел инсценировать мою смерть как несчастный случай. Я ощутила непомерное облегчение, отчего-то это очень радовало, хотя совсем недавно приходили гнусные мысли. Отныне у меня были волки, это мое будущее, так же как и любовь принца, они поддержат в любой ситуации. К тому же любопытство никогда не забудет странного молодого человека, что мучил меня и звал куда-то в неизвестность. А эта черная веревка на руке…

— Это никогда не встречалось нам ранее, — пробасил Бииблэк. Я теперь абсолютно уверена в том, что он больше, чем просто капитан стражи.

— Да, да, но… — король замолчал, перебирая пальцами завязки на рукавах своей шелковой блестящей рубахи.

— Нам нужно найти ответы на эти вопросы, — подал голос Силенс. Я наконец додумалась опустить ноги на пол, выпрямилась и отстранилась от мужа, тот с сожалением отпустил. Видимо, держать меня на руках не составляло для него большого труда. — И как можно скорее, — подытожил он.

— Ты прав, сын, прав, — все также задумчиво вглядываясь в черноту угла, почти промямлил король.

— Принцесса не должна пользоваться магией, пока мы не поймем ее природу, — твердо сказал Бииблэк и приосанился. Его не смутил мой ненавидящий взгляд, я зашипела от досады.

— Пожалуй, это что-то из разряда невероятного, — усмехнулся мой муж. — Запретить ей общаться с волками, это все равно что не позволять ей дышать, друг мой. — Он озабоченно потер наморщенный лоб, обруч отчетливо блестел на фоне темноватой кожи. — Это невозможно.

— Но… — начал Бииблэк.

— Я ведь объяснил, — развел руками Силенс. — Ничего тут не поделаешь, я уже пытался оградить ее от использования магии, но мне не удалось.

— Это странно, — неожиданно для всех заговорил Энтраст. — Она ставит выше своих волков перед долгом династии Предназначенных? — сурово спросил он, но смотрел только на своего сына.

— Это совсем другое! — возразил тот.

— Нет, Силенс, это как раз и есть предательство, о котором я тебе говорил. Она будет верна им, а не тебе, поверь мне на слово. Именно поэтому магия проявляется только у отвергнутых — им нечего больше терять, как и приобрести они ничего не могут. Если девушка родилась в семье предназначенных невест, она просто не может выйти за другого, даже если королевская семья откажется, ты знаешь это лучше меня, — с каждым словом тон короля становился все жестче. — У них появляется Динео, от которого возникает только одна преданность и только одна любовь, но эти оба чувства принадлежат лишь предписанному судьбой животному…

— Что такое, отец? — взволновался принц, когда Энтраст вдруг смолкнул на полуслове. Взгляд монарха блуждал по невиданным нам краям.

— Судьба отвергнутых, — прошептал Энтраст.

— Это мы уже слышали, — досадовал мой муж.

— Как ты не понимаешь, Силенс? — вознегодовал король. — Динео предназначен для связи с одним животным. С одним, — надавил он на последнее слово.

Я задумчиво наморщила лоб, кожа собралась аккуратными складочками, а вот мысли, напротив, не желали последовать такому замечательному примеру. Воспоминания подсказали, что я действительно читала нечто подобное в тех свитках, что были доступны, но только теперь в полной мере осознала, что не замечала этого на протяжении всего нашего общения с волками. Почему их двое?

Я знала и не знала ответ одновременно. Ниллица показала свое прошлое, в котором присутствовало обучение связи с человеком, волчица с рождения предназначалась именно мне. Ее яркие воспоминания о мудрой матери и о братьях, которые не получили таких знаний, как она. Все в стае ополчились против Алди, когда узнали, что у волка тоже есть подобные способности, это было противоестественно даже для животных. Потому что они совершенно точно, лучше, чем люди, понимали этот странный закон. Одно животное в одно поколение, в одном маленьком сообществе лишь один на то способный член. Алди стал исключением из правил. Но почему тогда между нами возникла связь? Он никогда не предназначался мне в отличие от Ниллицы, волк даже боялся меня поначалу. Эта магия, что связала нас, никоим образом не относилась к Динео, через которое я должна была обращаться к Ниллице. Только странное сочетание чего-то привело к такому эффекту. Я никогда не любила сталкиваться с загадками, но это не просто загадка, это тайна, ответы на которую я найду лишь у того странного светловолосого человека. Отчего такая уверенность? Но все равно, нам нужно узнать, почему в одном союзе три члена. Кто лишний? Алди? Нет, он испытывал такие же чувства, что и мы с волчицей, он разделил с нами восторг единения, ему не нужны были ни слова, ни рычание, ни звуки, чтобы понимать меня. Ниллица? К ее душе у меня имелись такие же прочные нитки, что и к существу волка. Я? Но как бы иначе возникла эта магия, не существуй я в этой троице? Сложные вопросы растревожили.

— И что теперь? Ты хочешь сказать, что Эверин обладает какой-то другой магией? Но какой? — тут же напал на отца сын. Его сомнения отчасти оказались поняты мной, но я придерживалась мнения короля. Это не Динео. Это даже не Королевская магия. Либо это что-то больше, либо меньшее, либо просто имеет совершенно иную природу. Я хмыкнула. Иную. Шрам призывно отозвался болезненной вспышкой.

— Это никому из нас неизвестно, Силенс, но я намерен докопаться до истины, слово короля, — слишком торжественно поклялся Энтраст, так, что слова прозвучали фальшиво. Смешок принца свидетельствовал тому неоспоримым доказательством.

Бииблэк бросил хмурый взгляд в сторону своего принца, но смолчал. Теперь я совсем по-другому смотрела на этого хмурого человека. Что-то в нем ярко пылало, он с ожесточением пытался это скрыть за внешней суровостью, за уродливым шрамом, но свет лился из его карих глаз. Непомерный ум таился в их глубине. Но почему он обладает Королевской магией? Я не успела задать свой вопрос.

— Попрошу меня оставить, — учтиво, но как-то презрительно сообщил нам Энтраст.

— Спокойной ночи, мой король, — покорно согласился Бииблэк и выскользнул в коридор. Я бросила ему в спину недоверчивый взгляд.

— Да приснится тебе благополучие, — слегка склонив голову набок, тихонько произнес принц и увлек меня из покоев, я даже не успела произнести слов приличия.

Оказавшись в коридоре, я вздохнула свободнее, но с разочарованием убедилась, что за окнами просыпается день. Темно-бордовая дымка уже окрасила верхушки гор и начала медленно отвоевывать темное небо у ночи, то сдавалось неохотно, пока всю его поверхность не пронзили яркие золотистые лучи. Бииблэк, к моему удивлению, стоял чуть поодаль от покоев короля, мирно прислонившись к грубому камню стены.

— Почему он обладает Королевской магией? — не выдержав, выпалила я. Стражник недовольно отвернулся, а на лице мужа расцвела хитрая улыбка.

— Я обнаружил у него способности, когда мы как-то раз сражались с ним спина к спине. Я ощутил такой непомерный прилив сил, что даже голова закружилась, а когда попробовал применить против врага магию, то тот свалился без сознания, — радостно объявил принц.

— Я не столько обладаю магией, моя принцесса, сколько умею отдавать на нее силы. Но продолжительный опыт общения с принцем позволил мне усовершенствовать свои умения. Теперь я отдаленно чувствую проявления магии или ее отголоски.

— Это он сообщил мне о безумном всплеске силы где-то в лесу, как раз после того, как… — принц ошарашено запнулся, видимо, только сейчас оценил всю глубину и искренность моих слов.

— Значит, вы чувствуете и Динео? — повернувшись к Бииблэку, спросила я. Меня жгло любопытство. Вдруг он тоже отдаленно слышит этот зов?

— Я же сказал, что это магия несколько другого рода, поэтому не могу с уверенностью сказать, что слышу Динео, — прямо ответил капитан стражи. С каждым мгновением он нравился все больше и больше.

Принц озабоченно уставился в окно, наблюдая за плавно просыпающимся утром. Зрелище поистине великолепное и достойное тихого восхищения.

— Думаю, нам пора расходиться, чтобы хоть немного поспать, — объявил он и, кивнув своему стражнику, увлек меня в спальню, где почти насильно затолкал в постель.

Он все напряженно ерзал на перине, а я все глубже и глубже погружалась в такой необходимый сон. Новая связь с Ниллицей и Алди пульсировала невиданными оттенками силы.

Нельзя назвать утром тот период времени, когда я наконец лениво открыла глаза и сладко потянулась. Ленс давно уже покинул постель, в воздухе уже успел выветриться его приятный дымно-лесной запах, который с упоением щекотал мои ноздри. На Дейст неумолимо наступал вечер. К своему огорчению я проспала весь день, хотя как только открыла глаза, пожелала повидаться со своими волками. Недолго раздумывая, я оделась в охотничью одежду, для приличия пристегнула к бедру меч и побрела к кабинету принца, которого я там и застала.

Силенс устало поднял голову от кипы бумаг, красные глаза с непониманием разглядывали мою фигуру, а потом он облегченно откинулся на спинку своего массивного кресла.

— Принцесса, — только и сказал он.

Я осторожно зашла в комнату и огляделась.

Здесь что-то изменилось с моего последнего визита, твердил внутренний голос, но полки по-прежнему завалены свитками, стол блестит темной вишневой панелью, желтоватые пергаменты рассыпаны по полу, пальцы принца все также привычно испачканы в чернилах, а на краю столешницы лежат поломанные перья. Внешне все осталось неизменным, но обостренное чутье волка сообщало все новые и новые подробности.

Силенс сидит уже несколько часов не вставая, отчетливо поняла я, потому что запах дыма и мужчины практически исчез, заменив собой неприятный дух пыли кабинета и бумаг. «Он устал, у него ноет спина», — говорил мой улучшенный Динео. По его лицу, без прочих вспомогательных факторов, я заключила, что Ленс голоден и жаждет отдохнуть.

— Силенс, я хотела у тебя просить разрешения…

— Постой, Эв, о чем ты? Ты принцесса и вольна делать все, что пожелаешь, — смеясь, ответил он. Мне понравилось, что я помогла уйти напряжению из его тела.

— Нет, ты не совсем меня понял, — насупилась я и стала похожа на нахохлившуюся курицу. Силенс расхохотался.

— Я правильно тебя понял, — произнес он после продолжительного смеха, который несколько смущал, потому что я не совсем понимала его причину. — Куда ты так воинственно экипировалась, Эв?

— Вот об этом я и хотела спросить, — почти беззвучно ответила я, опасаясь гнева своего мужа, но тот и не думал выходить из-под контроля.

— Говори уж, — надавил Ленс, насмешливо хмуря брови, пытаясь изобразить суровость и серьезность, те чувства, которые мигом слетали с его оживленного подвижного лица, стоило нам остаться наедине.

— Отпусти меня на ночную охоту. — Он привстал от удивления.

— Ты с ума сошла?!

— Нет, — честно призналась я и улыбнулась своему ответу. Внутренне я склонялась к «да».

Принц сел на место, теперь напряжение в нем не выглядело притворным или забавным, он действительно разозлился.

— Хорошо, — вдруг сказал принц, но так резко, что я вздрогнула от звука его голоса походящего на скрежет.

— Я тебя чем-то обидела? — озабоченно произнесла я, не сводя внимательного взгляда с мужа.

— С чего ты взяла? — слишком грубо бросил он, выдавая себя с головой.

Я со вздохом подошла ближе к его креслу и мягко коснулась рукой напряженной маски, которую он натянул на себя, дабы скрыть ненужную боль. Наклонившись, запечатлела на его губах легкий поцелуй и посмотрела в его глубокие серебристые глаза сверху вниз.

— Я не придаю своим волкам большего значения, чем тебе, Ленс, — он все еще недоверчиво на меня поглядывал. — Просто вчера произошло нечто такое…

Молчание тяжело повисло между нами, неловкость сковала мой язык и горло.

— Такое, что ты не можешь мне рассказать, — печально заключил Силенс.

— Могу, — возразила я, но не нашла подходящих слов, принц помрачнел.

Он отвернулся, но нужные предложения так и не срывались с моих губ. Может, принц отчасти прав, и волки важнее, ведь я неуверенна в том, что люблю его.

— Просто я не сумею выразить это… так. Даже мыслями я не объясню тебе всего того, что произошло вчера между мной и ими, — попыталась я донести хоть кусочек правды. Надежда, блеснувшая в нем, поразила.

— Действительно? А могу я знать их имена?

— Волчицу зовут Ниллица, а волка — Алди, — не сомневаясь в правильности того, что я сейчас делаю, пояснила я. — А тебя они называют вожак, мне так и не удалось объяснить им, что в нашей стае вожак — король Энтраст.

Удивление приятно согрело мои окаменевшие чувства, на губах принца появилась недоуменно-радостная улыбка, он заметно расслабился.

— Я не предпринимаю попыток скрыть от тебя правду, Ленс, она часто просто-напросто не поддается человеческому способу общения. Иногда и я не понимаю, что происходит или произошло в той или иной степени.

— Теперь я смыслю, — кивнул Силенс. — Это подобно тому, если бы ты попросила рассказать тебе о принципе действия Королевской магии. Я ее понимаю, но обличить в слова знания очень сложно. Даже Ялдон учил посредством мысленного контакта. Так что я не вправе на тебя злиться, — сквозь улыбку произнес он. — И я, конечно, отпущу тебя на охоту. С волками тебе нечего бояться.

— О да, — хмыкнула я, впервые задумываясь о силе своих животных. Алди победил крупного воина, хотя сам практически не пострадал. Если бы он понимал смысл схватки, то «красный» вообще не сумел бы его ранить. Если что-то пойдет не так, они защитят.

Теперь тишина в кабинете не отягощала нас, просто мы передавали друг другу свои чувства, от этого приятно затеплилось в груди.

— Знаешь, они атаковали того человека, что причинил боль моему сознанию, — вдруг призналась я, почувствовав, что у меня нет причин скрывать это перед своим мужем. Хотя о зове, что начинался в шраме, решила пока что умолчать.

— Человека? — пальцы принца успокаивающе коснулись меня.

— Ну да, я увидела его благодаря Ниллице, которая решила его атаковать. Когда они набросились на него, меня неожиданно вытолкнуло за пределы волчьих сознаний. В какой-то комнате я увидела мужчину, можно сказать, парня. Он молод и светловолос.

— Почему же…

— Не думаю, что королю было бы интересно, — пояснила я, пожимая плечами. «Не думаю, что ему вообще что-то интересно», — саркастически добавила я про себя.

Силенс переплел пальцы и в задумчивости положил подбородок на сложенные руки. Его искренность приятно радовала мою душу, которая рядом с ним чаще всего избавлялась от тревог.

— Это интересно, нужно его поискать, — начал рассуждать Силенс вслух, но осекся. — А пока ты можешь отправляться на охоту, принцесса, — язвительно ухмыляясь, вспомнил принц о моей странноватой просьбе.

Я тоже улыбнулась и в спешке покинула его кабинет, постоянно чувствуя его взгляд промеж своих лопаток. Он мне не доверял? Да нет, скорее всего, принц просто задумался над моими словами. А что если Силенсу удастся разрешить вопрос о зове? Просто теперь эта чарующая музыка влияла на меня сильнее. Слова светловолосого парня расшевелили что-то еще в моей душе, которая теперь металась, как дикая птица, неожиданно попавшая в чуждую ее природе клетку. Она разбивала в кровь свою покрытую шикарными перьями грудку, но не оставляла бездумных попыток освободиться. Это сравнение испугало. Неужели я тоже так явно мечтала о свободе, чувствуя давящие прутья золотой клетки?

Вскоре я вышла через разлом в стене, решив, что Шудо не место на этой ночной охоте и побрела туда, где поджидали волки.

Ниллица нетерпеливо дергала хвостом, когда я узнала две серые тени под высоким раскидистым дубом. Увидев это дерево, неожиданно замерла, и широко распахнутыми глазами начала разглядывать могучий и древний ствол, будто бы раньше я никогда не видела таких растений. Шок от дуба все не проходил, а Алди начал озлобленно рычать, с трудом оторвавшись от созерцания твердой коры, медленно пошла вслед за ними.

Теперь я могла вдоволь насладиться красотой хищников. Бугристые и эластичные мышцы красиво перекатывались под блестящей шкурой, внушая истинный ужас. Движения волков размеренные и точные вызывали восхищение, животные явно не собирались тратить энергию попусту. Каждая шерстинка в их шкуре лоснилась от ухоженности, сверкала, переливалась в лунном свете, который нежной молочной волной накрыл мгновенно потемневший лес. Шелестящие листья колдовской музыкой окутывали меня, делая воздух тугим и упругим, и он неохотно расступался перед моими шагами. А покалывание по всей коже приводило в неописуемый экстаз, и в сочетании головокружительных запахов, которые врывались в сознание в смеси соленого морского воздуха, духа свежей травы и цветов, это просто сводило с ума. То, что давала связь с волками, не купишь ни за одни деньги мира, никакие сокровища не сравнятся с тем, что может дать природа в своем девственном и чистом проявлении. Это было, что ни на есть, настоящее, в котором хотелось не существовать по привычке, а жить. Жить мыслями и чувствами, единением с миром и таинственной магией, которая дрожащей пульсацией, как свежий приторный мед, сладостно разливалась по венам. Какое удовольствие может заменить это? Просто абсурдно, комично предполагать, что какие-то человеческие придумки способны затмить это не просто головокружительное и сногсшибательное впечатление, а верх гениальности окружающего мира? Все людские пороки вдруг предстали в смехотворном виде, меня поражало это тупое неведенье, когда человек вырубал лес, дабы построить себе никчемную хижину или таверну, в которой он будет до посинения накидываться алкоголем. Зачем? Почему остальные не могут увидеть этой первозданной красоты, ощутить в легких неподдельную свободу и, самое главное, отпустить себя на волю мира, в котором суждено родиться?

Это понимание шокировало не просто глубины моей души, оно затмило все то, что я знала и любила раньше. Почему магия с волками привела к такому умопомрачительному эффекту, я совершенно не предполагала, но мне не жаль. Каждое мгновение похожее на бесконечную тягучую каплю проведенное этой ночью в полном загадок и тайн живом летнем лесу изящным узором вплелось в мою память. Что-то лишнее ушло из меня, я была полностью открыта этому ощущению, осознавая, что Ниллица и Алди подвержены такому же всепоглощающему благоговенью, как и я. Союз трех молодых уверенно бьющихся сердец открыл нам нечто невообразимое и фантастическое, но самое обидное, что это чудо не пряталось никогда и ни от кого. Любой человек, любое животное, да кто угодно, в конце концов, сумел бы увидеть эту природную магию, если бы захотел смотреть. Но люди… как они разочаровывали. Вот оно — счастье. Оно лежало у них на ладонях, оно сочилось меж их невежественных пальцев, глаза их видели его, но сознание отказывалось воспринимать. Человеку хотелось нечто существенное, придающее ему вес в обществе, то, чего не было у других. Моя раса просто сознательно отказывалась воспринимать истину в чистейшем виде, предпочтя природную естественность, красоту и то благоговейное счастье, что они дарили, своим грязным порокам, в рутине которых все становилось ничтожным и глупым. Почему? Ну почему?! Мне так яростно захотелось рассказать об этом чуде всем и каждому, чтобы они сумели обрести счастье в полном его проявлении, но решительно понимала, что это человеку не дано. Нынешнему человеку. Он не хочет замечать того, что у него под носом. Очень жаль. Я бы наверняка расстроилась, если бы мое тело и сердце не были полны первозданным и древним счастьем, что сочилось ото всюду. Если бы я показала бедняку раскрытые пустые ладони, он посмеялся бы мне в лицо, не заметив того, что видела я. А там было оно. Счастье.

Задыхаясь в эйфории, я скользила по ночному лесу, постепенно изумление уходило на второй план, уступая место неописуемому спокойствию, которое все усиливалось и усиливалось. Теперь мне не надобно специально настраиваться на этот океан природных возможностей, отныне он плескался во мне, бескрайний и привлекательный. Вдруг стало отрадно оттого, что Алди и Ниллица со всей животной искренностью разделяли мой детский, слегка безумный восторг.

Мягкая земля под ногами приятно пружинила, полная жизненных сил и скрытых от глаз потоков. Теперь магия сочилась везде, как надкушенный свежеиспеченный пирог с клубничным вареньем, но я не умела ею пользоваться, поэтому лишь с наслаждением оглядывалась вокруг, примечая яркие вспышки. То были самые разные животные, чья внутренняя энергия казалась ярче солнца, которое взошло бы над головой с утра. Разноцветные огни плясали в глазах, кружа голову, но я не могла остановиться, отдаваясь потокам этой радостной, полной жизни магии. Ниллица странно рычала, счастливые нотки звучали в этом отчасти угрожающем звуке, а наши ноги и лапы все шагали и шагали. И кисель магии, что так неспешно раздвигался от движения, все глубже и глубже втягивал нас в сладкие объятия. Но я не боялась. Нет, я не сумею потерять разум здесь и сейчас, это стало бы просто чем-то невозможным и нереальным, даже смешным, быть может, просто необъяснимым явлением. Я смело шла навстречу тому, что призывало меня, но теперь боль преобразилась в наслаждение. За долгое время я превратилась из принцессы в свободную птицу, ту самую, что билась грудью о клетку и все-таки вырвалась наружу. Теперь ее перья надувал ветер — магия, что витала вокруг, душа птицы пела — музыка леса из шорохов и завываний ветра, грудь ее наполнялась восторгом — запахи природы, естественные и нужные. Не просто целостность, что возникла между мной и волками, теперь существовала, а единение с тем миром, что беспрестанно находился перед моим взором. О боги, Лайт и Дарк, все невозможное в этом мире, вы открыли мне истину.

Опьяненная и счастливая от полыхающей вокруг ночи, я остановилась и прислушалась к себе. Эйфория отступила, оставив место успокоительному восхищению. Я часто заморгала, вновь привыкая к обычной лунной ночи без великолепных вспышек жизни, прекращая видеть тягучие потоки силы и магии. Но я не переставала быть счастливой ни на секунду, просто это отошло в глубинные и потаенные уголки моего боязливого сердца, чтобы никто не сумел воспользоваться этой моей слабостью. С горькой усмешкой на губах, вспомнила о шраме, и разгладившаяся под впечатлением экстаза от природы кожа вновь сморщилась, напоминая о нелепом ранении. О, если бы я знала эту истину раньше, то смогла бы предотвратить это событие. Но что за дело жалеть об увядшей весне, когда в моем сердце и разуме полыхало вечное лето?

Обостренный от близости к моим волкам нюх уловил слабый след кролика, но я с уверенностью последовала за хищниками, осознавая бесполезность меча, который периодически похлопывал по бедру, создавая приглушенный звук. Я доверилась их охотничьему опыту, ни капли не сомневаясь в умениях Ниллицы, ее лапы звонко шлепали по влажной земле, я мало обращала внимания на капли густой грязи, брызгавшие на меня. Алди зорко оглядывался, постоянно открывая пасть для того, чтобы улавливать запахи еще отчетливее, чем на это был способен его подвижный влажный нос. Видимо, у моих волков оставалось еще множество секретов, которые предстоит еще узнать, но я испытывала четкую уверенность в том, что сейчас происходит нечто важное, оно приведет именно на тот путь, о коем были мои мечты. Свобода покалывала ступни даже сквозь подошву сапог, а улыбка, не переставая, сияла на моем осчастливленном лице. Постоянство уверенности в том, что я делаю, поддерживало мои силы.

Я едва не налетела на волчицу, которая остановилась так резко, что стала похожа на огромную, неизвестно откуда взявшуюся на моем пути каменную глыбу. Тоже заметив белую шерстку кролика, подобралась и опустилась на уровень моих волков, потому что высокий рост в охоте на мелкую дичь, особенно с дикими животными, не давал никаких преимуществ. Алди удивил меня, распластавшись на земле, но желтые глаза, не отрываясь, следили за добычей. Я села на колени, опершись на руки, наблюдая за той же картиной, что и они. Видимо, волк позволил Ниллице добыть первого кролика, поэтому так расслабился. Она же, напротив, вся напрягалась, напоминая о стреле, приставленной к натянутой тетиве мощного боевого лука, и в любую секунду волчица могла сорваться с места и быстро и точно прикончить несчастное животное.

Но мы вели охоту не ради удовольствия. Волки голодны, а кролики для того и существуют — дабы стать полезной и питательной пищей, чтобы животные могли выжить. Теперь, слившись с сознаниями хищников, я ни капли не сомневалась в их суждении, да и, думаю, согласилась с ними, обладая человеческими инстинктами. Если бы никто не убивал животных, то вскоре наш мир трещал бы по швам от бесчисленности существ, населяющих его. Простота и обыденность моих мыслей расслабляла, я давно не была сама собой. С Алди мы стали некими наблюдателями, понимая, что вскоре тоже примем участие в охоте. Но теперь над нами главенствовала Ниллица, которая придвинула правую переднюю лапу на один короткий шаг вперед.

Мышцы на ее лапе перекатились, повторяя движение своей хозяйки, морда волчицы подалась вперед, а желтые глаза вспыхнули яростным огнем желания, заглушая все иные чувства. Она подобрала задние ноги и серой неумолимой молнией прыгнула вперед. Мощные лапы одним коротким ударом оглушили ошалевшего от ужаса кролика, белоснежные клыки запятнали шерсть темно-бурыми пятнами. Сладостный запах крови распространился по поляне, наполняя не только воздух, но и мое сознание, которое податливо отдавалось во власть адреналина охоты. Глаза Ниллицы загорелись неестественным светом, излучая мощь и силу, превосходство и гордость, по широкой серебристой груди скатывались густые черные капли. Волчица самодовольно тряхнула головой, безжизненное тельце болтнулось в ее пасти, словно марионетка в руках шута.

У меня не нашлось сил, чтобы оторвать свой взор от этого прекрасно ужасающего действа, от уходящей из тщедушного тельца жизни и торжества победы во всем образе серебристо-серой волчицы. Ее шерсть невообразимо мерцала в косых лунных лучах, создавалось впечатление фантастического объема, грозности и массивности. Я впервые отметила, что мои волки массивные и крупные, тренированные бойцы, что сказать. Ниллица не просто сияла, довольство собой волнами исходило от ее поджарого и сильного тела.

Мысли Ниллицы гудели как полный пчелиный рой, дикий и разбушевавшийся от неосторожного вторжения медведицы. Она с вызовом зарычала, бросила тельце кролика к моим ногам и начала демонстративно вылизывать свою грудь. Розовый язык влажно скользил по запекшейся крови, растворяя ее грязную скованность. Я медленно посмотрела на кролика, волчица охотилась для меня. Моя рука потянулась к ней, но Ниллица отшатнулась от перепачканной в грязи ладони, шкура на морде собралась в недовольные складки, но потом волчица все-таки позволила себя погладить. Я слегка испачкала ее, но зато Нилли заметно успокоилась, а я наконец смогла избавиться от сильнейшего наваждения, вызванного кровью, и у меня получилось убедить волчицу, что я не голодна, и кролика она может съесть сама. Ниллица недовольно зафыркала носом, пододвинула кролика к себе и распорола шерсть зубами.

Наблюдая за тем, как волчица ловко разрывает кролика на части, я задумалась о жизни. Человек ее ценит? У меня отпадали всякие надежды на положительный ответ. Мне нравились мысли волков — они не заботились о будущем, не размышляли о проблемах, а жили настоящим моментом, который позволял им есть и дышать. Большего они и не требовали, большего им и не надо.

Алди нетерпеливо поднялся на лапы и повел носом к восточной части леса, его подруга тут же вскочила, оставив от кролика лишь обглоданные косточки. Недоуменно проследив за направлением их взглядов, я уловила слабое, едва заметное движение среди кустов. В лунной ночи сверкнули оленьи рога. Началась настоящая охота.

Ниллица и ее друг сорвались с места так быстро, что я даже не сумела бы их различить, не знай я, что они где-то рядом. Лапы беззвучно касались земли, они летели, как беспощадная и неуловимая смерть. Олень тревожно поднял голову, и только тогда я поняла, что мчусь вслед за ними. Животное издало какой-то неопределенный испуганный звук, но охотники были уже близко. Как только олень переставил копыто, чтобы пуститься в бегство, на него прыгнул Алди, повалил парнокопытное на землю сильным толчком. Ниллица подоспела вовремя и вцепилась зубами в поджарую сильную ногу, которой олень пытался лягаться. Но волк не собирался его убивать, я уверенно положила руку на рукоять меча и поспешно вытянула его из ножен. Блеск металла меня никоим образом не привлек, я очутилась во власти несчастных глаз пойманного моими волками животного.

Лезвие свободно прошлось по толстой шкуре горла, и черная кровь брызнула на коричневую шерстку, сползая ужасающими гроздьями на траву, впитываясь в землю все глубже, глубже. Конечно, меч не предназначен для охоты, но это животное мои волки поймали именно для меня, поэтому я не нашла в себе смелости отказать им, ведь это действительно высокая честь — убить жертву, что загнала вся стая. Так говорила Ниллица.

Алди устало сполз с тела оленя, опасливо поглядывая на устрашающие копыта, безвольно лежавшие на траве, потом его зубы впились в толстую шкуру. Я помогала ему своим клинком, свежуя труп, ощущая горячность еще не остывшего оленя. Я не видела в убийстве животного ничего предосудительного, особенно когда тебе хочется есть, но теперь это была прерогатива волков.

Не насытившаяся кроликом Ниллица пристроилась с другого бока оленя и принялась трепать темное, едва парившее мясо. Их окровавленные морды заставили меня отвернуться к лесу, там я нашла утешение. Они волки. Есть для них сырое мясо также естественно, как для меня приготавливать свою пищу, я не испытывала осуждения, просто мне пока что сложно привыкнуть к такой простоте и искренности. Они не пытались скрыть того, что являются дикими животными, оттенок благодарности зашевелился в моей душе, но теперь, когда Алди и Нилли немного отдалились, поглощенные едой, надо мной главенствовало любопытство. Я жаждала увидеть светловолосого мужчину.

Я решила пойти на неоправданный риск и, закрывшись от волков, потянулась по той нити, которая все еще мерцала после его вторжения в мое сознание, когда он мучил меня и заставлял прийти куда-то. Дрожало сердце, которое отчаяннее всех боялось боли.

Моя магия застала парня все в той же комнате, он неприятно морщил нос, светлая кожа мягкими складками собралась на его лице, русые волосы трогали уши. Нетрадиционная для взрослого мужчины прическа навела меня на мысль, что он еще не достиг зрелости, поэтому не имел права носить воинский хвост. Либо недавно он отрезал свои волосы в жертву траурной традиции.

Парень лениво ковырял ложкой печеные овощи на своей тарелке и постоянно неприятно ворчал, как только ему приходилось открывать рот, для того чтобы съесть эту неаппетитно выглядящую пищу. Одинокая свеча освещала его трапезу, воск медленно скатывался к блюдцу, где растекался небольшим озерком. Огромный черный кот забрался на стул и поставил лапы на столешницу, но парня это вовсе не заботило, он с неприятной гримасой продолжал поглощать свой ужин. Я затаенно наблюдала за ним, опасаясь, что тот может меня обнаружить и тогда без поддержки принца и моих волков мне несдобровать. Паренек легко встал, его рост оказался не выше моего, и отнес пустую тарелку куда-то в темноту, туда мой мысленный взор проникнуть не мог. Кот заинтересованно за ним наблюдал, а потом на миг встретился со мной глазами. Я замерла.

— Езкур! Убери свои грязные лапы со стола! — сурово отругал его парень, кот мгновенно потерял ко мне внимание, обиженно спрыгнув на дощатый пол, резко шлепнув хвостом хозяина по голени.

Паренек добро усмехнулся, никак не укладывалось в голове то, что он мог так хладнокровно и рассчитано причинять невообразимую боль. Быть может, его кто-то заставлял это делать? Это юное лицо, не очерненное никакими людскими пороками, синие глаза и светлые волосы никак не вязались в моей голове с образом моих мучителей-иных и неудавшегося убийцы. В это время парень неспешно разделся до нижнего белья и скользнул под тяжелое шерстяное одеяло. Странно, ведь на улице давно стоит лето… Он даже меня не заметил. Я расслабилась и всего на секунду опустила свою защиту, дабы вернуться в тело, но допустила жутчайшую ошибку.

— Тапки Дарка! — выругался паренек, скатился с кровати и обрушил на меня болезненный удар, но я едва смогла его отразить. — Я не хочу! — закричал он. — Я не буду причинять тебе боль, если ты не ответишь тем же! — неожиданно заявил паренек, его тощая грудь тяжело вздымалась.

Я недоуменно застыла, осмысливая его слова. Можно ли ему доверять? Взгляд случайно коснулся ранки на губе, которую он кусал, атакуя меня, и сердце сжалось от жалости к его молодости. Хотя вряд ли я была старше его лет, но я принцесса, вспомнилось мне.

— Как ты меня видишь? — вырвалось первое, что пришло в голову, хотя этот вопрос действительно тревожил.

— Я не вижу, — просто ответил парень, с опаской опускаясь на стул. — Я чувствую твою магию, такую крепкую, как хорошо спаянная цепь. Но ты не умеешь ей управляться, не умеешь прятать, поэтому я так отчетливо вижу образ.

— Образ?

— Угу, — он по-мальчишески кивнул, разметав светлые локоны. — Образ твоей цепи, она сейчас висит безвольно, а не петлей, когда я защищался.

— Я тебя не атаковала! — возмутилась я.

— Это тебе так кажется! — огрызнулся он, но осекся. — В каком смысле? Как это? Но… — парень запнулся.

Я внимательно, даже с маниакальной ожесточенностью вглядывалась в черты его лица, стараясь запомнить их до мельчайших деталей.

— Зачем ты причинял мне боль?

— Разве непонятно? Ты не идешь, а твое время пришло, мне как-то нужно привести тебя сюда, — беспечно ответил паренек.

— Я не знаю, куда мне идти! — взмолилась я, слыша его странные слова во второй раз.

— Послушай свое сердце, а потом уже делай такие выводы, — по-простецки отозвался паренек. — Меня зовут Роуп, надеюсь, ты не воспользуешься моими именем, чтобы причинить мне вред, — ритуально сообщил он о себе свою самую интимную информацию. Ведь для него я — человек без лица, но обладая его именем, могу сделать с ним все, что пожелаю.

Я пожала плечами, забывшись, даже не могла предположить, как образ цепи это отобразил.

— А как тебя зовут? — мягко спросил он.

— Ты не знаешь? — изумилась я.

— Нет, и как ты меня видишь? Я похож на веревку? — восторг заблестел в его глазах, мне не захотелось его разочаровывать.

— Я вижу тебя светловолосым парнем, но вокруг твоей правой руки обмотана черная веревка, — честно ответила я. Лицо его вытягивалось с каждым моим словом.

Рука метнулась тут же к веревке, пальцы бережно ощупали края, он сморщил подбородок, задумчиво потер лоб и опять коснулся черных волокон.

— Как ты можешь видеть ее там, где я спрятал? — тихо прошептал Роуп. — И меня в образе человека. Точнее, в истинном виде.

— Я… я не знаю, — скупо ответила я.

— Наверное, меня еще этому научат, — насупился паренек, обиженно теребя края своей ночной рубашки.

— Ты живешь один? И кто заставляет тебя звать меня? Почему?

— Эй, эй! — оборвал он. — Столько вопросов, на которые я не могу дать тебе ответы, безымянная. Как и не имею права сейчас разговаривать с тобой.

По его напряженному лицу я поняла, что Роуп не врет, он действительно сейчас рискует, но зачем он это делает, если понимает смысл своего поступка?

— Отчего не имеешь? — Роуп искренне задумался над моим вопросом, тонкие пальцы в задумчивости коснулись воска оплывающей свечи, а синий взгляд ходил по комнате абсолютно бесконтрольно.

— Хотя бы потому что Круэл это не понравится, — он резко захлопнул рот, когда до него долетел звук его голоса. Он только что открыл мне еще одно имя. — Сжалься надо мной, — полушепотом произнес он, бросив отчаянный взгляд на меня.

— Я не собиралась причинять тебе вред, просто интересно, почему я должна сюда прийти, — я пространно обвела рукой всю комнату.

— Как ты с ней ловко управляешься, — протянул Роуп, откинувшись спиной на стену, но тут же от нее отшатнулся, побледнев. — Пойми меня правильно, безымянная, я не могу тебе сказать. Ты должна увидеть все собственными глазами. Это твоя судьба.

Я усмехнулась. Я нередко слышала эти слова из уст своих родителей, твердивших, что моя судьба — это стать женою принца, на пути которой я сейчас и стояла. Но теперь какой-то незнакомый паренек утверждает, что все это ошибка, и мое предназначение состоит совершенно в другом. Я невольно впала в меланхолию.

Как он может знать, каковая моя судьба? Меня раздражали эти слова, мне становилось тошно, стоило только подумать, что мое замужество — это ошибка. Я тряхнула головой, отгоняя отвратительные предательские мысли, которые жаждали прочно пустить корни в душе.

— Откуда ты можешь знать? — горько прозвучал мой вопрос.

— О Иные! — воскликнул Роуп, глаза его стали похожи на огромные омуты удивления. — Это знаю все, с рождения! — произнес он так, будто объяснял ребенку, что песок кушать нельзя.

— Моя судьба — быть женой принца Силенса! — по-детски обиделась я.

Роуп расхохотался, щеки порозовели от удовольствия, а синие глаза засверкали, словно первые звезды на черном небе.

— Это тебе пытались внушить, безымянная..

— Ты до сих пор не понял, как меня зовут? — Мое удивление было оправдано, ведь я опрометчиво выдала имя принца.

— Нет, — пожал он плечами, но это нисколько его теперь не заботило. — Я даже не знаю, кто такой принц Силенс. — Задумчиво почесав подбородок, Роуп улыбнулся. — А может быть, и знаю, я теперь не помню.

— Как это?

— Приходи ко мне и тогда многое станет понятно, безымянная, твое место здесь, но знаешь, если…

— Роуп! — громовым раскатом ворвался в дом неприятный женский голос. Парнишка тут же побледнел, метнулся к кровати и спрятался под одеялом, успев шепнуть:

— Уноси отсюда ноги, пока она тебя не заметила!

Я послушалась его совету и разорвала ту самую невидимую нить, что привела меня к Роупу. Я дрожала от холода, ведь долгое время мое тело обходилось без движений, судорожный вздох обжег мое горло свежим и холодным воздухом, я осела на землю. Голова пошла кругом, а к горлу подкатила тошнота, неприятным ощущением отозвавшаяся во всех мышцах.

Ниллица с окровавленной мордой подскочила ко мне и виновато засеменила, волоча хвост по земле. Хотелось отмахнуться от ее странных извинений, но у меня не хватало сил. Мудрый Алди подставил мне свой могучий бок, растянувшись за моей спиной. Я облегченно облокотилась на его горячее, приятно пахнущее лесом и охотой тело. Шерсть ласкала даже сквозь кожу куртки, постепенно умиротворение охватило меня, а сознание перестало болезненно пульсировать. Использование Динео отрицательно сказывалось на моем физическом состоянии, хотя я не так долго разговаривала с Роупом. Роуп…

Рассвет коснулся моих ресниц едва заметно, окрашивая побледневшее от усилий лицо в золотистый цвет. Я тяжело открыла глаза, тут же поморщившись от яркости красок, и еще глубже зарылась лицом в шерсть размеренно дышавшего Алди. Волк едва заметно пошевелился, но не показал виду, что я его потревожила. Пролежав так несколько минут, я с сожалением поняла, что должна вставать и возвращаться в Дейст.

Лень камнем охватила все мои мышцы, мне удалось лишь огромным усилием воли заставить себя подняться с земли. Задеревеневшее от неподвижности тело трещало, как старые доски под ногами бравых солдат. Суставы ломило от холода земли, на которой я провела ночь, недовольно поведя плечом, убедилась, что шрам некрасиво натянулся и весь день будет причинять дискомфорт. С трудом приведя свои волосы в порядок, я собрала их в хвост, чтобы их не ухоженность не так бросалась в глаза. Алди заинтересованно наблюдал за моими действиями мудрыми желтыми глазами, уши его слегка подрагивали, но Ниллицы я нигде не замечала, хотя свежие следы вели к ручью.

Недовольно покачав головой, я принялась оттирать запекшуюся кровь от клинка травой, потому что более подходящего материала под рукой не оказалось. Желудок жалобно пробурчал, напоминая, что я ела очень, очень давно, но я лишь продолжала с упорством очищать меч. Алди вскоре потерял ко мне интерес и отошел к недоеденному оленю, принявшись за завтрак. Я с сожалением смотрела на поднимающееся солнце, понимая, что позавтракать здесь не удастся.

Медленно, очень медленно поднявшись на ноги с колен, отметила легкое головокружение и раздраженно фыркнула. Поведение моего организма на магию Динео категорически не нравилось, поэтому я лишь сердито притопнула, напугав мирно евшего Алди. Волк вскочил на лапы и начал подозрительно озираться по сторонам, и тут из кустов появилась Ниллица, чистая и сверкающая здоровьем. Я с завистью посмотрела на ее блестящую шкуру, еще немного влажную от воды грудь, и отвернулась.

Волки беззвучно последовали за мной, когда ноги повели обратно в Дейст. Я и предположить не могла, что мы прошли такое огромное расстояние, но теперь оставалось лишь только медленно шагать, что я, собственно, и делала. Алди и Ниллица разыгрались, беспрестанно щелкая зубами и добродушно рыча друг на друга. Сытые и довольные своей жизнью они радовались настоящему моменту, полностью отдавшись своим волчьим инстинктам. Я озабоченно смотрела на солнце, которое ползло к полуденной отметке, и надеялась, чтобы принц не забил тревогу из-за моего отсутствия. Благоразумие должно восторжествовать над беспокойством, решила я и продолжила свой нелегкий путь.

Оказывается, идти по пыльной летней дороге в нарастающей жаре на голодный желудок занятие не самое приятное. С каждым шагом мое тело все больше и больше сопротивлялось какому-либо движению, а сухая жажда завоевывала горло. Я старалась не замечать своих неудобств, думая, что до Дейста осталось совсем немного, ведь не могли же мы с волками за короткую летнюю ночь уйти так далеко? Но с каждой минутой эта уверенность таяла.

Нилли злобно зарычала, когда до нас донесся запах людей, но мой нос ничего не почувствовал, забитый пылью. Я щурила глаза от яркого солнечного света, но все-таки сумела разглядеть четкий силуэт замка, выглядящий таким спасительным.

Алди скользнул в кусты, за ним последовала Ниллица, я облегченно вздохнула, хваля их благоразумность и начала подниматься по холму к замку. У меня не оставалось большого выбора, и я пошла к главным воротам. Нужно было видеть лица стражников, которые недоуменно переглядывались друг с другом, не решаясь пропустить меня в замок. Но когда подошедший Бииблэк узнал во мне принцессу, то им порядочно влетело.

Грязная, голодная и уставшая я едва добрела до своих покоев, где меня встретила взволнованная Уэн.

— Моя госпожа! — испуганно воскликнула она, заприметив пыльную одежду и всклоченные волосы, собранные в хвост.

Я не сумела ей ничего ответить, лишь устало опустилась на пол возле ванной. Пока Уэн хлопотала, наполняя ее горячей водой, я лениво стягивала с себя одежду, отметив, что куртка и брюки забрызганы темной кровью. Теперь можно понять удивление стражников.

— Моя принцесса, — прошептала Уэн, и я с ее помощью забралась в горячую воду, приятно расслабившую мои мышцы.

Отдавшись на волю умелых рук своей служанки, я, наверняка, задремала в ванне. Разбуженная настойчивой рукой Уэн, я что-то недовольно пробурчала и с неохотой покинула уже остывшую воду. Запах чистоты приятно обволакивал со всех сторон, когда я куталась в мягкое полотенце. Как есть, я повалилась на кровать, свинцовые веки тут же закрылись, и сквозь пелену взволнованного голоса своей служанки я погрузилась в странный, немного жуткий сон.

Мне снился Роуп с несчастными глазами полными ужаса. Его красивое лицо было обезображено следами побоев. Лиловые синяки отвратительно красили бледную кожу, разбитая губа распухла, портя природную симметрию. Он хмуро смотрел в пол, раскачиваясь из стороны в сторону. Я едва различала женщину, которая ходила перед ним взад-вперед и вела какую-то гневную тираду. Смысл ее слов сначала мною не воспринимался.

— Почему я должен это делать? — хрипло спросил он, морщась от вновь открывшейся ранки на губе. Его подбородок был черен от крови.

— Должен и все! — грозно прошипела женщина.

— Нет, это ты вбила себе в голову! И пытаешься меня подчинить себе! Он говорит, что ты не имеешь права! — голос парнишки едва не срывался на слезы, но он держался с достоинством.

— Прекрати! — завизжала она. — Я делаю все, что захочу! — нагло заявила она. Ее смутный образ совершенно мне не нравился.

— Да, это так, — покорно согласился Роуп. — Но это не значит, что и я обязан делать все это. Я больше не буду ее мучить, — он поднял голову и вызывающе посмотрел на женщину.

Звонкая пощечина разорвала повисшую тишину, от неожиданности Роуп воскликнул, в защитном инстинкте поднимая руки.

— Я позову его! — женщина застыла, услышав его слова, и отпрянула от парнишки, будто тот сказал ей, что прокажен какой-то отвратительной болезнью. — Мне надоело! Она придет тогда, когда посчитает нужным, мы не можем ускорить этот процесс. А то, что твое желание присвоить себе ее появление среди нас не будет исполнено, мне наплевать! — ядовито бросил Роуп и твердо встал. — А теперь уходи. Я больше не желаю видеть тебя в своем доме.

Я не видела женщину, но прекрасно ощущала ее недоумение, смешанное с разочарованием и злостью, она явно не рассчитывала потерять его покорность так легко.

— Ты глуп, Роуп! Они накажут тебя, они…

— Прекрати лгать! — оборвал он. Женщина от удивления захлопнула рот, прекращая изливать из своего нутра отвратительно неприятные звуки. — Теперь я все знаю, — надавил парнишка. — Он решил мне рассказать, теперь я не поверю в ту ересь, что ты пыталась выдать за правду. Тобой движет лишь тщеславие, Круэл, уходи, повторяю! — теперь угроза в его голосе не казалась фальшивой. Женщина фыркнула.

— Ты еще пожалеешь!

— Быть может! — слишком быстро согласился Роуп. — И ты бы молила меня о пощаде, не будь я так благосклонен к женщинам! Уходи! Пока я не решил, что ты все-таки не женщина, а существо совсем иного рода! — разбитые губы изогнулись в презрительной ухмылке.

Круэл выдохнула от удивления, но воспользовалась предупреждением и выскользнула за дверь. Я так и не сумела ее разглядеть.

Роуп тяжело сел на стул, потирая разбитую скулу, кот прильнул к его ногам, урча, как несколько маленьких довольных пчелок.

— Езкур, — благодарно прошептал он, слабо трепля кота за шиворот. Умные глаза тут же устремились на меня, пушистый хвост дернулся.

Роуп проследил за взглядом Езкура и окаменел, попытался отвернуться так, чтобы свет не падал на его юное избитое лицо.

— Уходи, — умоляюще прошептал он, я заметила катившуюся по щеке слезу, которая прокладывала себе путь по запекшейся крови.

— Что случилось, Роуп? — мягко спросила я, приближаясь к нему. Парень вздрогнул, ведь видел только цепь.

— Уходи, — повторил он, уже не пытаясь скрыть слезы.

Я не знаю, что я сделала, но если бы мое тело было там, я бы бережно обняла парнишку и попыталась его успокоить. В принципе, я так и поступила, не рассчитывая, что мой мысленный образ — это цепь. Но Роуп благодарно всхлипнул.

— Спасибо, безымянная, — прохрипел парнишка, мягко меня отстраняя. Тыльная сторона ладони прошлась по влажным векам и щекам, еще больше размазывая кровь и грязь по лицу. — Я ее ослушался, как видишь, — он пространно обвел руками себя. — Но он мне все рассказал. Теперь я знаю, что не должен был причинять тебе боль, призывая к нам. Но, к сожалению, Круэл не единственная, кто хочет возложить на себя почести. И…

— Подожди, — мягко прервала я. — Какие еще почести?

— Э, — замялся парень. — Честь оттого, что привели нового человека, — его объяснение показалось мне неполным.

— Зачем я должна прийти? — наставила я.

— Это твоя судьба, — упрямо повторил Роуп. — Я не могу дать тебе другого объяснения, безымянная, прости.

Я задумчиво посмотрела на парнишку. Он сказал, что Круэл не единственная, кто желает привести меня к ним. Значит, кто-то так же, как он страдает, пытаясь притянуть меня сюда? Но зачем? Это странное упорство удивляло, но зов в шраме теперь стал понятен. Это чья-то магия, кто-то тоже отчаянно пытался меня призвать. Я закусила губу.

— Интересно увидеть тебя, безымянная, — вдруг сказал Роуп. — Ты такая добрая, — смущенно произнес он, краска стыда залила его щеки. — Я прич…

— Не надо, все в порядке, — теперь я понимала, почему парнишка так поступал со мной. Доказательства его мучений перед моими глазами оказалось достаточно.

— Хорошо, — слишком покорно согласился он, надо это как-то исправить, решила я про себя.

— Я приду к вам. — Роуп испуганно посмотрел на меня. Нет, на цепь. — Но скажи остальным, что это ты призвал меня. — Челюсть юнца медленно опустилась. — Не по приказанию Круэл, не из-за мучений, а из-за тебя.

Я оборвала этот мысленный диалог прежде, чем он успел ответить что-то внятное, и со стоном открыла глаза в своей постели. Лучи восходящего солнца щекотали меня. Неужели, я спала так долго?

— Уэн, — слабо позвала я. — Принеси еды, прошу, и после этого прикажи на кухне собрать припасов на одного человека в дорогу. — Девушка удивилась, но покорно кивнула.

Когда она вышла, я покинула теплую постель, стараясь не обращать внимания на головную боль и слабость, вызванные использованием магии. Заварив себе крепкий чай из укрепляющих трав, я добавила в котелок ложку сушеной валерьяны и жадно выпила несколько чашек. Одевшись, причесавшись и освежив лицо прохладной чистой водой, я с сожалением оглядела свои покои. Бережно уложила обруч принцессы на подушечку и спрятала его в глубину своего сундука. Наконец, пришла Уэн, и я набросилась на еду.

Свежий хлеб с маслом, сыр и еще горячее мясо приятно отяжелили мой желудок. Я еще долго смаковала приятный тягучий вкус во рту, пока ходила по комнате, решая, что мне взять с собой.

В мою заплечную сумку был уложен плащ, подаренный Йелоусандом, толстое шерстяное покрывало, несколько смен белья, запасные сапоги. Еще некоторые мелочи, которые могут понадобиться в дороге. Кошелек с деньгами и кремневым камнем, иголкой и мотком ниток. Колчан стрел и увесистый запас трав. Бережно укладывая вещи, я постоянно ощущала на себе недоуменный взгляд Уэн.

— Ты сказала поварихе? — спросила я, нарушив неприятное молчание.

— Да, миледи, она сказала, что все будет готово, как только вы придете на кухню.

— Она даже не поинтересовалась, сколько будет длиться путешествие? — изумилась я, припомнив, что не уточнила этого.

— Нет, моя принцесса. — Я рассеяно кивнула, положив заплечную сумку на кровать. Возле нее лежал лук, чуть подальше — вычищенный меч в ножнах, а рядом новенький нож, который может очень даже пригодиться мне в пути. Хотя я в принципе не знала, как долго продлиться мое путешествие, теплую одежду я с собой не взяла.

Не сказав Уэн ни слова, я спустилась на кухню, где и нашла Жэдэ. Повариха властно отдавала приказания и самолично заводила тесто на хлеб.

— Здравствуйте, моя принцесса! — расплылась она в улыбке, заметив меня. — Ваша просьба исполнена. Я собрала запас еды на три дня, так как продукты быстро портятся. А теперь хотелось бы узнать, сколько еды уложить для последующего путешествия?

Я ответила ей нечто неопределенное, но Жэдэ все равно меня поняла, начала торопливо сновать по кухне. Мой взгляд упал на сложенные вместе сыр, холодное мясо и фрукты. Сочные сливы отливали золотом, а еще зеленые яблоки навеивали мысль о кислинке, что содержится в их глубине. Заботливая Жэдэ заводила тесто на хлеб, который отправиться со мной в путь, я это поняла не сразу. На другом конце стола лежало сушеное мясо и крупы, пшеница и кусочки тростникового сахара. Тут же бережно упакованный в мешочек лежал чай, запах которого доносился еще с порога. Сказав ей, что заберу запасы еды на обратном пути, я направилась в кабинет Силенса. Сейчас предстояло самое сложное.

Я застала принца стоящим возле окна, его взгляд озабоченно скользил по земле, расстилавшейся перед замком. Отчасти я разделяла его тревогу, ведь дипломатическое соглашение с Красной страной еще не подписано, и Силенс сомневался, что такое вообще может произойти, но не оставлял попыток заключить с врагами пусть и хрупкий, но мир. Эти мысли постоянно заботили его, не оставляя места для собственных желаний, это немного обижало, но я тут же вспомнила причину своего визита.

— Ленс, — тихо начала я, принц повернулся ко мне. Красивое лицо преобразилось, когда он узнал меня.

— Бииблэк сказал, что тебя не узнали стражники, — насмешливо сказал Силенс, облокачиваясь о подоконник.

— Так получилось, — смутилась я, пряча руки в «голых перчатках» за спину.

— Почему ты так одета? Неужели хочешь вновь отправиться на охоту? — удивился принц, заметив мою одежду. Но тут же он изменился в лице. На мне был удобный дорожный костюм.

— Нет, Силенс, я пришла к тебе с иной просьбой, — я запнулась и замолчала.

Во мне бушевали самые разные чувства, и мое сердце не знало к какой волне ему примкнуть, как этого не знала и я. Одна часть жаждала остаться с принцем, тепло и надежность которого безоговорочно подкупали, но я помнила о том, что дала обещание Роупу. Я просто не могу его нарушить, иначе молодого человека ждет незавидная судьба, почему-то эта уверенность лишь крепла во мне с каждым прошедшим мгновением. Но эта борьба сводила с ума.

У меня не хватало духа смотреть в эти глубокие серебристые глаза, в которых безошибочно зажглась тревога. О боги, как мне будет сложно сказать ему правду. Но я ведь должна? Я не сомневалась в этом, но вот как объяснить это всему своему существу? Тут на меня накатило одобрение и радость волков.

Ниллица вскочила с земли и начала радостно кружиться, Алди разделял ее восторг. Они в бездумном экстазе носились по цветущей и резко пахнущей цветами поляне, расшевеливая пыльцу и насекомых. Эта искренняя радость в своем первозданном проявлении тронула, но все-таки очень сложно отделаться от чувства предательства, которое с садистским удовольствием разливалось по моему телу. Я с горечью отметила возобновившуюся боль в шраме, но теперь он пульсировал по-другому. Словно ощущая свою близкую победу, мой невидимый мучитель решительнее набрасывался на меня, подчиняя своей отвратительной власти. Неожиданно все стихло. Шрам кололо от такой резкой перемены воздействия. Боль исчезла. Роуп рассказал людям, что его окружали мое ночное обещание, теперь я вовсе не могла нарушить данное слово. Жалость к парню перевешивала мои собственные желания.

Но одного взгляда на принца оказалось достаточно, чтобы пошатнуть мою и без того хрупкую уверенность. Силенс послушно ждал моих слов, поджав губы и сложив руки на груди. Вся его поза отдавала вызовом, а от него, как обычно, пахло опасностью. Этот воин сейчас находился в моей власти, это сильно растревожило и заставило задуматься.

Даже если я не была уверена в том, что испытываю к принцу любовь, быть может, в силу своей извечной подозрительности и опаски, это совсем не говорило о том, что Силенс врал о своих чувствах. Эта простоя истина так шокирующее на меня подействовала, что на секунду мое сознание помутилось. Но я не упала, не показал виду, я просто ощутила эту страшную боль, которую я могу причинить Ленсу своими словами. Но что же делать? Мой выбор не в пользу принца, но исправлять что-то не возникало желания. По-моему, я ступила на тот самый путь, о котором мне твердили с детства, только совсем на другой перекресток, не на тот, куда пытались подтолкнуть. Нет, слова Роупа не просто так выглядели такими завуалированными, он не хотел совершать со мной того, что преднамеренно делали родители.

Он опасался сбить с моего пути, того самого, что ведет к себе. Вот почему паренек так страдал, когда пытался болью по приказанию Круэл призвать меня к себе. Он не желал нарушать тот порядок, что был заведен в том месте, где он жил. Роуп понимал — я обязана сделать выбор сама, и ничто не имеет права способствовать или, напротив, противоречить лишь моим суждениям.

Глубоко вздохнув, я решилась рассказать принцу то, что сейчас колючим кустарником тревожило мою душу. Но в последний момент передумала.

— Я прошу отпустить меня, мой принц.

Лицо Силенса преобразилось маску. Мне показалось, что с него стерли все эмоции, даже хоть какой-нибудь намек на них, передо мной предстало живое каменное изваяние.

— Что ты имеешь в виду? — взяв в себя руки, уточнил Силенс, хотя отчетливо услышал в моих предшествующих словах правду. Королевская магия не зря дана династии Предназначенных.

Я не знала, как обличить в слова то, что сейчас происходило в моем сердце, тщетно бьющимся о грудь.

— Отпусти меня из замка, Ленс, ненадолго, я обещаю — я вернусь, — это объяснение вышло единственно правильным из всех, что волчком вертелись у меня на языке.

Но принц помрачнел, лицо как-то сразу осунулось, а серебряные глаза утратили свой живой блеск.

— Ты хочешь перестать быть принцессой Королева Дейстроу? — медленно, разделяя каждый слог, задал он свой каверзный и жестокий вопрос.

Я едва не задохнулась от его обвинительного предположения, но во время до меня дошло, что принц имеет на это право.

— Нет, я прошу отпустить меня ненадолго, мой принц, — умоляюще произнесла я, опасаясь поднимать голову. Мне было невыносимо тяжело глядеть на его погасшее лицо.

— Уходи!

Я подняла голову и недоумевающее открыла рот.

— Не сейчас! Уходи! — почти кричал принц. Он весь раскраснелся, на лбу вздулась вена, а я почувствовала на коже волны магии, которые исходили от него. — Уходи! Немедля!

Я не могла ослушаться такого явного и грозного приказа и молнией вылетела из кабинета Силенса. Прохлада коридора стала для меня удивительным открытием — возникло впечатление, что эта комната одно из помещений бань. Но это был некий иной жар. Магия. Что там произошло? И почему принц меня выгнал?

Кто-то напал на него через Королевскую магию! Запоздало подумала я.

Но дверь открыть мне не удалось, как я не упиралась ногами в пол, тяня ручку на себя — она не сдвинулась ни на дюйм. Разочарованно выругавшись, спустилась на кухню, где Жэдэ бережно закутывала хлеб в ткань. Увидев меня, она вновь широко улыбнулась.

— Жэдэ, — позвала я и отошла в сторонку, так чтобы мы могли поговорить без лишних ушей. Слуги усердно делали вид, что им совершенно не интересен наш диалог.

— Да, принцесса Эверин, — послушно отозвалась женщина.

— Прошу, выполняй указания Шолда и Бииблэка по поводу приготовления пищи и меню, потому… — глаза женщины округлились.

— Что вы?! Этих неотесанных мужланов…

— …потому что, — продолжала я, — они, скорее всего, предоставят тебе выбирать блюда, которые будет подавать кухня. Доверься мне, Жэдэ. — Повариха медленно кивнула.

— Но, моя леди, почему бы мне, как обычно, не советоваться с вами?

— Думаю, это будет невозможно, я надеюсь на твое благоразумие, — мягко надавила я, — надеюсь, никто не узнает о том, что…

— Конечно, конечно, — перебила она, ни капли не смущаясь. Я коротко улыбнулась, действительно благодарная главной поварихе Дейста, которая отличалась способностью не задавать лишних вопросов и закрывать глаза на то, что должно быть покрыто тайной.

Захватив заплечную сумку из своих покоев, я на кухне аккуратно уложила в нее провиант, отметив, что та изрядно потяжелела, но я не позволила своему самолюбию жалеть себя. Озабоченно оглядываясь, я вышла из замка и направился к Шудо. Там я припрячу сумку до ухода.

Жеребец как обычно радушно встретил меня, но тут же уловил странные нотки в моем поведении. Я как будто с ним прощалась, что, по сути, почти являлось правдой. Я не предполагала, когда вернусь, да и вернусь ли вообще, печально напомнила себе. Но мой конь отказывался в это верить и упирался, не позволяя мне обнять его мускулистую черную шею. Шудо сдался, и я с благоговением прислонилась к нему, вдыхая аромат овса и сена, приятно ласкавший и мое тело. Теперь душа успокоилась, сердце точно знало нужный ответ, а сознание связывало все эти мысли в единое целое. Но вот только язык никогда бы в этом не признался.

Остановившись возле казарм, я заметила Шолда спорившего с Бииблэком, убедившись, что сделала правильно, спрятав вместе с сумкой и мое оружие. Мужчины меня не замечали, полностью поглощенные друг другом. Раскрасневшийся Шолд твердил что-то о лишних ртах, а капитан стражи принца с честью отстаивал чьи-то привилегии. Поодаль стоял Коктон, хмуро прислонившийся к каменной стене замка.

— Шолд, — главный конюший прервался на полуслове и поклонился мне. — Я могу отвлечь тебя от этого спора?

— Конечно, моя принцесса, — вежливо отозвался Шолд, покосившись на Бииблэка. Тот фыркнул и хотел уже уйти, но я его остановила.

— И с вами я хотела бы поговорить после. — Капитан удивленно кивнул, но отступил на несколько шагов, чтобы не стеснять своим присутствием разговор между мной и Шолдом.

Я пыталась разглядеть в главном конюшем следы недовольства или раздражения, но не заметила ни того, ни другого.

— Шолд, прошу приглядывать за моим конем, — он открыл рот, но я не дала ему и звука издать, — он никого не пускает в седло, кроме меня, но способен бежать за человеком, если взять его под уздцы. Шолд благоразумный конь, пожалуйста, отдавайте ему должное внимание.

— Да, моя принцесса, я лично буду ухаживать за вашим жеребцом, можете в этом ни капли не сомневаться, — смиренно отозвался главный конюший на мою просьбу.

Я пожевала губу, не находя каких-то подходящих слов, но вскоре выказала ему свое желание насчет кухни Дейста, и мой советник все также со мной соглашался.

— Что же, теперь можешь быть свободен, — слишком властно сказала я, и Шолд поспешно удалился в конюшню. Ко мне подошел Бииблэк.

Седина отчетливо виднелась в его черной гриве густых волос, а шрам неприятно багровел на темном лице. Карие глаза с излишней строгостью смотрели на меня.

— В чем дело, Бииблэк? — спросила я, не выдержав его угрюмого молчания.

— Ваш советник, миледи, утверждает, что гарнизону Коктона пора бы покинуть замок, потому что Дейст не в силах прокормить такую ораву народа.

— А ты как думаешь? — с улыбкой позволила ему высказать собственное мнение по этому щепетильному вопросу.

— Я думаю, что Коктон внес немаленькую толику своих усилий в победу нашей армии над Красной страной! — горячо начал капитан. — Он имеет право на то, чтобы отдохнуть и набраться сил.

— Что ж, — протянула я, бросив мимолетный взгляд на приосанившегося Коктона, который, наконец, меня заметил, — прав ты, Бииблэк. Делай так, как считаешь нужным. Это приказ.

Капитан стражи принца благодарно кивнул, и мрачное лицо даже преобразилось от такой хорошей новости, напряжение ушло из него, шрам заметно побледнел. Коктон расплылся в улыбке и, насвистывая какой-то незатейливый мотивчик, побрел в свои казармы.

— Но это еще не все, Бииблэк, — я доверительно коснулась пальцами сгиба его локтя. Древний знак, говоривший о том, что человек обращается к другому с серьезной просьбой, а, может быть, и тайной. Капитан стражи вновь напрягся и посерьезнел. — Ты должен присмотреть за Силенсом.

Бииблэк не совсем понял мою просьбу, поэтому ждал последующих объяснений, но они так и не бы произнесены вслух. К нам подошел паж от принца, объявивший, что Силенс желает видеть меня. Я насупилась, но послушно последовала за мальчишкой, последний раз обернувшись в сторону капитана стражи. Мужчина озадаченно смотрел мне вслед, переваривая смысл сказанных слов.

Шаги давались с трудом, я поднималась на второй этаж с таким тяжелым сердцем, что мне думалось, будто именно оно тянет вниз и не дает идти. Мальчишка несколько раз нетерпеливо оборачивался, а потом я его отпустила, чем вызвала взрыв благодарности и уважения. Все так же медленно переставляя ноги, я дошла до порога кабинета принца и робко постучала. Ответа не последовало. Тогда я осмелилась и открыла дверь сама.

Принц стоял спиной так же, как в мой первый визит, но теперь в плечах и осанке читалось напряжение, которое ни с чем не спутаешь. В комнате повисла неприятная липкая тишина, которая мешала дышать.

— Мой принц, — прозвучало слишком робко. Силенс тяжело повернулся.

— А теперь изложи свою просьбу еще раз, — приказал он. О, да, это бы именно приказ, властный и беспрекословный.

— Я прошу отпустить меня на некоторое время из Дейста, — покорно повторила я свои давешние слова.

— Что ж, — протянул принц. — Я не могу этого допустить.

Мою душу окунули в кадку с ледяной водой, ведь я уже был готова услышать согласие Силенса, а теперь он так жестоко разбил мои планы. Все перемешалось в голове, я решила, что была глупой, посчитав, что принцессу так легко отпустят из замка.

Мою горечь разделяли волки, вдруг переставшие бесноваться от радости. Казалось, только теперь они проснулись от той волны торжества, которая настигла их вместе с моим решением. Ниллица разочарованно смотрела в пустоту, а Алди недоверчиво шевелил носом, будто через запахи хотел уловить ложь. Но принц не лгал. Он и не думал отпускать меня из замка.

— Но почему?

— Потому что это мое решение, — жестко ответил он.

Черты его лица лишились прежней доброты и мягкости, теперь передо мной стоял неумолимый монарх, а не любящий муж. Казалось, своей просьбой я уничтожила все то хорошее, что когда-то происходило между нами. Это ранило сильнее, нежели самый острый клинок на свете, но я лишь высоко вздернула подбородок, выпрямила согнувшуюся от горя спину, и посмотрела прямо в его глаза, успев заметить в них настоящее удивление, смешанное с тоской.

— Но, мой принц, это очень важно, отпустите меня. — Слава богам, мой голос не дрогнул, мое лицо не выдало истинных чувств.

Принц прошелся по кабинету и сел в свое глубокое массивное кресло. Красивая красная ткань обивки приятно блестела в лучах полуденного солнца, я ощущала жар дня, который плескался за стенами замка. То отдаленное чувство счастья, испытанное во время ночной охоты, эхом отозвалось в моем сознании, я чуть не улыбнулась, потому что магия тягучей силой вновь накрыла меня. Я закрыла глаза и невольно потянулась к Роупу.

Паренек взволнованно отмерял травы для чая, что-то вдохновенно нашептывая себе под нос. Он преобразился, словно светился изнутри, даже ужасные синяки и разбитые губы сейчас не выглядели такими отвратительными. Он ловко подхватил чайник и налил горячей воды в чашку. Я едва уловимо узнала запах малины.

— О, тапки Дарка! — выругался он, видимо, своим любимым выражением. — Не пугай так, безымянная, это не очень приятно! — укоризненно раскачивая пальцем, отчитал он меня.

— Ты такой счастливый, Роуп, — тупо сказала я.

— О да! — воскликнул парнишка. — Они поверили! Они знают, что новый человек придет благодаря мне! — Синие глаза посветлели, приобрели цвет сочной лазури, его глубокий взгляд так и сиял гордостью за себя и чем-то еще непонятным. — А все благодаря тебе, безымянная! — почти закричал Роуп. — О, как бы я тебя сейчас обнял! — печально вздохнул парень, глядя на образ цепи, что виднелась ему.

— Я рада, что тебе поверили.

Кем являлись эти загадочные они, мне было совершенно неинтересно. Меня занимала лишь детская радость парнишки, с удовольствием причмокивающего малиновый чай. Она заполнила сознание, прогнала мои тревоги, и я с еще большей уверенностью убедилась в правильности своего решения.

— Как мне тебя найти, Роуп? Я не знаю, куда идти, — только сейчас эта истина стала прозрачной.

— О, я помогу, безымянная, слушай свое сердце — оно приведет тебя туда, куда надо.

— Очень хорошее объяснение! — вознегодовала я. — Как я могу понять, сколько дней проведу в пути?

Роуп удивленно посмотрел на меня, таким же взглядом, как порой на меня смотрела мать в детстве. Видимо, парнишка только казался юным.

— Неужели ты не достанешь себе пропитания?

Я задумалась. Действительно, у меня есть волки, которые уж точно не оставят мой желудок пустым. Я облегченно улыбнулась, поражаясь простоте решения Роупа.

— Ты уже в пути? — неожиданно спросил он.

— Почти, — ответила я и вернулась в кабинет Силенса.

Он неодобрительно смотрел на меня, хмуро поджав губы, его широкая грудь вздымалась о напряжения.

— Что это было?

— Динео.

Одно слово привело моего принца в негодование, он соскочил со своего кресла и яростно сжал кулаки.

— Даже серьезно разговаривая со мной, ты находишь наглость общаться со своими волками, — ядовито прошипел он. Я никогда еще не слышала в его голосе столько обиды.

— Но я…

— Мне не нужно твоих оправданий!

Я столкнулась с праведным гневом богов, так мне показалось. Обрушившаяся волна ненависти и злости, облаченная в форму с помощью Королевской магии, привела в замешательство. Нет, боли не было, просто странное чувство, будто я заглянула в мысли Силенса. Он держался из последних сил.

Напряженный взгляд и натянутая тишина выбивала из меня остатки сил и самоуверенности, а ненависть принца вышибла из моего тела весь дух. Мне как никогда раньше захотелось очутиться в лесу, уткнуться лицом в шерсть Алди и так лежать бесконечно долго, вдыхая терпкий аромат здорового животного. Просто стало очень страшно, а что если я допускаю ошибку?

Но отступить теперь было просто невозможно, да и глупо. На меня надеялся Роуп, этот осчастливленный моим обещанием парнишка. Просто не найдется объяснений дл него, я не сумею разрушить мечты и надежды юного сердца, это равносильно жесткому убийству или мародерству, поэтому…

— Твоя судьба быть принцессой, она предписана тебе с рождения, — размеренно заговорил Силенс, справившись со своим гневом. — И ты должна понимать всю важность того, что делаешь. Замок Дейст по праву управляем тобой, ты не можешь от него отвернуться и оставить на произвол случая. Это не допустимо для принцессы, Эверин Страстная. Я не в силах отпустить тебя, как будущий монарх. — Он немного помолчал. — Но и как муж я вряд ли бы сумел это сделать. Неужели ты думаешь, что все мои слова лишь итог нашего заключенного брака? Ох, если бы я не увидел в тебе тот огонь, когда зашел в Сверкающий зал, я никогда бы не прервал отца. А еще лучше бы отказался от женитьбы. Тогда мне казалось, что это абсурдно, у меня нет времени на жену. Но, Эверин, ты изменила мои мысли, ты изменила меня, дала тот шанс, о котором я так давно просил. Теперь я дышу. — Он прервался. — Твоя судьба быть моей женой и принцессой Эверин Страстной Королевства Дейстроу.

Я долго смотрела в его бушевавшие глаза, а потом решилась на самый опрометчивый шаг в своей жизни.

— Моя судьба? Откуда тебе известны такие подробности, принц? — почти насмешливо спросила я. — Я отвечу тебе такими же трезвыми доводами. Моя судьба быть собой, и сейчас это предназначение не связано ни с Дейстом, ни с титулом, ни с тобой.

Силенс ахнул.

 

VII. Цепь

Сначала им овладело недоумение, потом свою арену занял гнев. Лицо принца побагровело, глаза вспыхнули, как угольки, а кулаки предупреждающе сжались.

— Что ж, в таком случае, можешь отправляться куда угодно! И поверь мне, никто даже не вспомнит о тебе, и ты можешь не возвращаться! — ядовито зарычал он. — По тебе не будут скучать даже по ночам!

Я сердито развернулась и слишком спешно покинула кабинет, звучно хлопнув дверью. Слова принца поразили точно в сердце лучше, чем это могла бы сделать стрела самого лучшего в мире лучника. Наконечнику негде завязнуть — остались лишь осколки.

Боль превышала все те ощущения, что когда-либо причиняли страдания. Нет, принц не разбил мне сердце, он уничтожил всю меня. Будто под напором его слов сминались мои ребра, осколками впиваясь в вопящее от ужаса сердце. Это был истинный ужас в своем проявлении, я понимала, что испытывала к принцу нечто большее, чем чувство долга. Зачем в напутствие он произнес такие слова?

Я ошибалась в Силенсе. Теперь достаточно ярко предстал его образ перед глазами, но я зажмурилась, чтобы не дать волю глазам. Воспоминания терпкого вкуса его губ и силы рук безжалостно впивались в мой мозг, оставалось лишь безропотно терпеть. Но что за удовольствие, знать, что тебя предали и не будут ждать? Теперь я вряд ли вернусь в Дейст. Этот мир не для меня. Он решил вышвырнуть принцессу, как непоседливую курицу-наседку.

Мои шаги гулко отдавались в пустой груди, воля и поддержка моих волков не дали сломаться под напором самых отвратительных и ужасных эмоций, когда-либо испытываемых мною. Жар полуденного солнца неприятно обжег кожу, я поморщилась и уверенно направилась к конюшням. Последний раз прижавшись лбом к своему жеребцу, я взяла заплечную сумку, пристегнула к портупее меч и нож, пристроила лук и вышла наружу.

На меня удивленно смотрел Бииблэк, который раздавал приказания стражи, застыв на полуслове. Карие глаза блестели недовольством, но я не остановилась попрощаться, размеренной походкой направляясь к воротам. Как только стражники оказались за моей спиной, я прибавила шагу, чтобы поскорее скрыться в спасительной роще, ну или хотя бы исчезнуть из обозрения обитателей замков. Кровь оглушительным звуком отдавалась в моей пустой, будто замороженной голове, несмотря на то, что надо мной безжалостно палило солнце. Пыль быстро проникла в горло, но я упрямо шагала вперед, надеясь, что только так сумею избавиться от боли там, где раньше было сердце. Осколки ребер упирались в пустоту.

Ниллица неожиданно прижалась к моей ноге, я испуганно вздрогнула. Нет, меня напугала не волчица, а то, что ее могут заметить из замка. Но до нас не долетели испуганные крики, даже гул голосов куда-то отодвинулся. Я резко остановилась и обернулась — Дейст лежал далеко позади, а я в горячке все шла и шла по раскаленной вытоптанной дороге. Алди бежал впереди, периодически оглядываясь и проверяя, поспеваем ли мы за ним. Волчица бережно толкнула ногу, подгоняя идти вперед. Я как в тумане двинулась от ее понукания, до сих пор не осознавая, где нахожусь и что делаю.

Я очнулась на берегу той самой реки. Странные голоса не обступали со всех сторон, зов в шраме больше не беспокоил, напоминая только о полученной ране, а вода сейчас не казалась такой темной и опасной. Передо мной плавно текла самая обычная река в герцогстве Дейст. Близость воды смягчала горячий воздух первого летнего месяца, я опустилась на сочную зеленую траву на берегу, стянула сапоги и опустила ноги в реку. Приятная прохлада тут же охватила меня. Наклонившись, я сполоснула лицо и только теперь сумела действительно соображать.

Переплывать реку придется, но как сохранить мои вещи сухими? Я задумчиво провела рукой по волосам, стараясь отыскать единственно правильное решение. Ниллица зашла в реку по брюхо и довольно нежилась на солнышке, а Алди не решался к ней присоединиться. Серая шерсть намокла, сменив свой цвет к более темному, но волчицу это явно не беспокоило. Блестящая рыбина завлекла ее внимание, плавая перед носом, раздразнивая охотничий инстинкт. Алди недоверчиво косился на реку, прежнее знакомство с ней не оставило положительных эмоций, поэтому волк стоял на твердой, пусть и влажной, земле.

Поразмыслив, я стянула с себя рубашку и штаны, оставшись в одном белье, постоянно оглядываясь по сторонам, но никто и не думал наблюдать за мной. Взяв заплечную сумку в руки, я вручила Алди в зубы лук, постаравшись, чтобы волк не сильно повредил его, перехватила поудобнее меч и вошла в реку по колено. Прохладная поначалу вода обожгла ледяным холодом, но контраст окружающего жара помог стерпеть это досадное ощущение. Заметив наше движение, волчица радостно плюхнулась в воду и загребла лапами, распространяя от себя причудливые полукруглые волны.

Вода подобралась уже к моим бедрам, но я все еще надеялась, что удастся перейти реку, а не переплыть, потому что на вид она выглядела не такой уж и глубокой. Алди упорно плыл возле меня, держа голову над водой и фыркая потому, что лук мешал ему дышать по нормальному. Ниллица уже топталась на противоположном берегу, раздраженно дергая влажным хвостом. Ее мокрая шерсть успела распушиться от горячего воздуха, и в этот момент моя волчица походила на породистую горную собаку, чем вызвала мою искреннюю улыбку. Боль, которая своими корнями уходила в слова Силенса, отступила на второй план.

Обжигающий холод коснулся моих плеч, вызвав опасение, но я упрямо шла вперед, едва справляясь с течением вокруг себя. Алди не вытерпел моего медленного темпа и уплыл вперед, обдавая пенистыми брызгами из-под своих лап. Сердито морщась, я отплевывала воду и продолжала идти. К моему облегчению, река скоро начала спадать. Я вышла на берег с сухой заплечной сумкой, и довольная собой, положила ее в траву.

Ниллица жалобно скулила, я пугливо оглянулась вокруг. До нас доносился запах костра и отчетливый мужской говор, мои внутренности стиснула ледяная змея, и холод речной воды не сравнить с этим морозным страхом. Стоянка находилась совсем недалеко, я старалась двигаться бесшумно, подняла свою сумку и скользнула в кусты. Конечно, редкие заросли и невысокие деревья нельзя назвать безопасным убежищем, но, по крайней мере, под их защитой я сумела переодеть белье и надеть свою пыльную одежду — у меня не так много комплектов, чтобы можно было так расточительно пользоваться чистой сменой. Кожа неприятно зудела от сухости песка, но я ничего не могла поделать. Вернувшийся Алди понуро опустил голову — он не нашел обходного пути, придется идти навстречу стоянки неизвестных людей. Поправив волосы, для надежности проверив, легко ли меч выходит из ножен, я осторожно вышла на дорогу.

Каждый мой шаг давался с мучительным трудом, я боялась невидимого врага, но все равно продолжала свой путь. Влажные от плеч волосы странно шлепали по спине, разбрызгивая капельки по пыльной дороге. Говор мужчин стал различимее, а аромат жареного мяса разбудил мой не такой уж и сильный голод. Очередной поворот окончательно лишил нас защиты деревьев.

На поляне, которая ровным склоном спускалась вниз, южнее от дороги расположился небольшой лагерь. Костер весело трещал, его окружали пятеро мужчин, на вертеле крутился небольшой лесной поросенок, от него-то и распространялся запах. Мужчины громко смеялись и перекидывались громкими шутками, но как только я ступила за поворот дороги, голоса смолкли. На меня устремилось пять пар глаз, приводя в замешательство. Ниллица и Алди ступали по правую и левую руку от меня, но все равно чувство незащищенности предательскими клешнями вцепилось в мой мозг. Я нервно сглотнула и, стараясь не смотреть на путников, пошла вниз по дороге. Нас остановил заливистый свист.

— Куда спешишь, красавица? — грубо спросил один из них, поднимаясь с примятой травы. Желтая улыбка виднелась сквозь космы черной грязной бороды.

— Оставь, Лонк! Пусть идет своей дорогой, — предупредил его спутник, с тревогой поглядывая на двух массивных волков.

— Шавок испугался, Жундо? — расхохотался третий долговязый громила с безобразно вывернутой наружу верхней губой.

— Это волки! — обиженно отозвался названный по имени Жундо. Четвертый, рыжий парень, самый юный из всей компании, напряженно поджал губы. Видимо, знал, чем обычно заканчиваются подобные разговоры.

Из их толпы выступил пятый — крупный, широкоплечий, слегка подплывший жиром мужчина. Зубы цвета слоновой кости виднелись в нехорошей ухмылке, а большая, похожая на непропорциональный кочан капусты голова блестела в солнечном свете.

— Цыц! — прикрикнул он и повернулся ко мне. — Леди не хочет разделить с нами скромный завтрак?

Я положила руку на холку более крупного, нежели Ниллица, Алди. Волк предостерегающе зарычал, главарь отпрянул в сторону.

— Нет, благодарствую за приглашение, путник, — максимально вежливо ответила я и отвернулась.

Мною было сделано два шага.

— А ну стоять! — заревел надрывный голос лысого.

Рык Ниллицы слился со звуком из глотки Алди и моего собственного горла, я повернулась к своим возможным обидчикам. Слившись в этот момент со своими волками, я стала не менее опасна, чем обычный хищник. Рыжий парнишка смертельно побледнел.

— Ты мне не все сказал? — Рука инстинктивно легла на рукоять меча, которая приятно охладила вспотевшую от волнения и жары ладонь.

— Да! — дерзко отозвался главарь банды, так я решила. — Не сопротивляйся, тогда тебе не будет больно!

В тот момент я не испугалась, меня посетила одна странная мысль. Даже не выйдя за пределы герцогства Дейст, я уже умудрилась попасться в лапы бандитам, что же тогда может ожидать впереди? Но если ответ оставался неясным, то рычание волков давало о себе знать.

— Поделом тебе, Крюк! — крикнул Лонк, первый обратившийся ко мне. Главарь не отреагировал на свое имя, продолжая прожигать своим неприятным взглядом черных глаз.

Алди припал на задние лапы, когда лысый мужчина сделал несколько шагов к нам навстречу, губы Ниллицы поползли вверх, обнажая клыки. Крюк остановился, вздохнул и опять начал приближаться. Теперь утробный рев волков не был предупреждающим, он давал последний шанс на бегство. Но глупец им не воспользовался.

Волк прыгнул на него, как когда-то на воина Красной страны, и повалил на землю, но теперь был менее милосерден. Опасные челюсти сомкнулись на шее, Крюк захрипел, захлебываясь кровью, и почти сразу же притих. Алди с отвращением разжал челюсти и спрыгнул с трупа, возвращаясь к моей ноге.

— Сделайте хоть шаг ко мне навстречу, и вас ждет аналогичная судьба, — предупредила я и, не оглядываясь, поспешила прочь от ненавистного вида смерти. Меня знобило.

Лицо мертвого Крюка возвращалось ко мне и возвращалось, теребя и без того кровоточащую душу, а черная морда Алди усиливала отрицательное впечатление этой стычки. Теперь не находилось причин быть неуверенной в своих волках, которые с легкостью отдадут за меня свои жизни. Я благодарно погладила волка по голове, все еще не чувствуя собственных рук и ног, двигаясь просто по привычке.

Дневной жар уже не тревожил, ведь холод пустил свои корни внутри, а этот досадливый дискомфорт просто смехотворен в сравнении с тем, что творилось сейчас в моей голове. Я категорически отказала себе в просьбе поговорить с Роупом. Еще не время, убеждала я себя, хотя моя душа требовала человеческого участия. Нилли тревожно смотрела на меня, бегущая впереди и высматривавшая дорогу, а однообразный пейзаж заставил заскучать.

Мимо мелькали деревья и кусты, с каждым пройденным длинным переходом они становились все гуще, пряча нас в своей спасительной тени. Я предположила, что мы до сих пор на территории Дейста, хотя полной уверенности в этом не нашлось. Ведь в единении с волками я проходила гораздо больший путь, чем смогла бы себе позволить в одиночестве. Вот теперь, когда мой взгляд блуждал по кронам тянувшихся ввысь дубов, я мечтала навсегда остаться с Нилли и Алди.

Когда над нами сгустились сумерки, я только и думала о привале. Ноги неприятно зудели от долгой и монотонной ходьбы, желудок отчаянно требовал пищи, а пересохшее горло выпрашивало хоть глоток воды. Я осторожно смочила пересохшие губы, языком пробуя живительную влагу. Я экономила свои запасы воды, ведь кроме реки нам пока не встретился ни один источник, пригодный для того, чтобы наполнить мех. Я проклинала свою недальновидность, но тяжесть заплечной сумки к концу дня разубедила в том, что одного меха мало.

Волки отправились на охоту, а я ходила неподалеку от полянки, которую мы выбрали для ночлега, и разыскивала топливо для костра. Сухих веток тут нашлось в достатке, поэтому совсем скоро огонек ловко занялся на их поверхности. Я сразу же расстелила на земле толстое шерстяное одеяло неподалеку от пяточка света, ведь темнота уже сковала лес в свои жуткие объятия. Вытащив из сумки нагретый солнцем хлеб, чуть подтаявший сыр и добрый кусок холодного мяса, я жадно набросилась на еду. Эта простая пища всегда мне нравилась больше изысканных деликатесов, которые подавали на стол королевской семье. С приятной тяжестью в желудке я растянулась на одеяле, тут же боком ощутив камень, и уставилась в ночное небо. Взгляд блуждал от одной яркой точки к другой, а пальцы ловко вытаскивали из-под одеяла неприятную бугристость.

Ниллица появилась в отсветах от костра первой, слишком довольная и счастливая. Она улеглась на землю неподалеку, от нее доносился запах сырого мяса, хотя на морде не обнаружилось и капельки крови. Алди лег возле меня, любезно предоставив свой пушистый бок для моего удобства. Я с радостью облокотилась на него и блаженно вздохнула, привыкая к ароматам костра, волков и леса. Приятная волна накрыла с ног до головы, и я плавно погрузилась в сон.

Меня разбудили тревожные звуки, но открыв глаза и резко сев, я убедилась в своей ошибке. В кронах деревьев над нашими головами просто проснулись птицы и распевали свои незатейливые куплеты. Поднявшись на ноги, я неодобрительно оглядела свои грязные штаны и решила переодеться. Порыскав немного по ближайшей роще, я нашла небольшой ручеек, где смогла освежиться и надеть чистую смену белья. Наполнив мех водой, я вернулась к нашему маленькому лагерю. Волки до сих пор устало спали.

Я заботливо пригладила вздыбленную шерсть на лбу у Алди, ощущая себя такой счастливой, что даже осколки ребер в пустоте моей груди не казались таким ужасным явлением. С волками я знала, что жива, что они никогда меня не предадут. С каким-то тяжелым одиночеством я потянулась к Роупу. Ошибка.

Парнишка перебирал пальцами свою черную веревку и что-то воодушевленно рассказывал какой-то миловидной девушке, державшей на коленях огромного Езкура. Счастливое щебетанье Роупа навело на мысль, что парень влюблен.

— Но почему я не почувствовала? — нахмурилась девушка. — Да и вообще никто этого не понял, кроме тебя?

Синие глаза Роупа заговорщически засверкали, даже побои сейчас не могли скрыть его торжество.

— Наверное, она выбрала меня! — в его глоссе прозвучало что-то большее, чем гордость.

Девушка расхохоталась, да так звонко, что я сама невольно улыбнулась. Что-то в чертах ее лица чудилось мне знакомым.

— Да, наверное, ты хвастунишка, Роуп! — сквозь приступ смеха, выдавила она.

— Я не придумывал, — огрызнулся парень. — И это не твое дело, Лимма!

— Да что ты! — но девушка старалась улыбаться не так открыто.

Роуп понурил голову, светлые локоны разметались в разные стороны, а длинные пальцы переплелись на столе. Он продолжал разглядывать свою веревку. Та вдруг неожиданно пошевелилась и потянулась к его руке. Обвив его рукав, веревка точно утонула в ткани рубашки, но я все равно продолжала ее видеть.

— Скучаешь по нему?

— Конечно, — признался парень, все еще не сводя взгляда с черной веревки.

Девушка протянула к нему свою руку и доверительно положила ее на пальцы Роупа. Теперь я не сомневалась, что это влюбленная пара.

— Он скоро вернется, — попыталась она его утешить.

— Ты не понимаешь, Лимма, это так мучительно, — простонал Роуп и неосознанно потянулся ко мне.

Парень встрепенулся, ощутив мое близкое присутствие, и бросил мимолетный взгляд в угол, где я обычно появлялась. Его удивленное лицо сказало, что он меня заметил.

— Лимма, тебе не пора к Тхину? — натянуто поинтересовался Роуп, заметно напрягшись.

— С каких пор ты выгоняешь меня? — вознегодовала девушкам, приставая, кот с недовольным ворчанием спрыгнул с ее колен.

— Что ты! — поспешил исправиться Роуп. — Просто я поинтересовался, как твой…

— Хватит, — оборвала она и обиженно хлопнула дверью.

Роуп тяжело вздохнул и повернулся ко мне, но глаза его выражали радость и торжество.

— Ты пришла! — воскликнул он, как будто это могло оказаться не правдой.

— Да, прости, что пришлось обидеть твою возлюбленную…

Меня прервал смех Роупа. Заливистый звук прокатился по комнате, и я вспомнила о голосе парнишки, похожий на голос менестреля.

— Лимма, конечно, хороша собой, — он слегка порозовел, — но она моя сестра. — Смущение относилось к его гордости за родную кровь. — Последнее время мы с ней не очень много общались, поэтому она так обиделась, — оправдался Роуп.

Его преображенное радостью лицо выглядело так молодо, что я засомневалась в его возрасте.

— Сколько тебе лет, Роуп?

— Пятнадцать, — парнишка густо покраснел, краска добралась даже до его ушей.

— О, как ты юн! — выдохнула я, вызвав очередной приступ смущения у Роупа. Он теребил свою рубаху, как будто та была виновата в том, что на нем одета. — Хотя мне тоже всего шестнадцать, — не запланировано призналась я, припоминая, что скоро исполниться семнадцать, но разочаровывать парня мне не хотелось.

— Ого! Так мы почти ровесники, — заявил Роуп, постепенно лишаясь розоватого оттенка щек. Синяки пока и не думали сходить с его стройного лица. Неожиданно для себя я заметила, что щетины у Роупа нет. Но как такое возможно? Я совершенно точно ее помню.

— Ты побрился? — глупо спросила я.

— Я? Нет, — удивился парнишка, потом его губы расплылись в лукавой улыбке. — Все-таки первый раз ты меня увидела не в истинном образе. Я хотел выглядеть старше, — признался Роуп.

Ниллица потянулась ко мне, дуновение легкой магии коснулось моего затылка, я отдалась в ее власть.

— Мне нужно идти. И еще ты обещал помочь.

Я успела заметить только короткий кивок головы, и вот уже перед глазами замельтешила взволнованная морда Алди, который лизал мое лицо огромным розовым языком. Улыбка распылалась на моем лице, но я неожиданно вспомнила о своей сестре, с которой даже не попрощалась. Милая Дикс наверняка расстроиться, когда узнает о моем исчезновении. Что ж, принц Силенс не дал мне с ней проститься, так что упрекать меня не в чем. Тяжелый вздох прогнал положительные эмоции, я устало отстранилась от Алди.

Волк обиженно дернул хвостом, но послушно спрятал язык, и потрусил вперед, чтобы разведать дорогу. Наскоро перекусив слегка помявшимися фруктами, я скатала одеяло, осторожно на дно сумки уложила грязную одежду, затоптала черные угли и отправилась по волчьему следу.

К полудню однообразные пейзажи сменились на новые живописные картины, мы с волками ступили на землю Рийвэра. Удушливая пыльная жара отступила, предоставляя место тяжелой влажности, которая почти ощутимыми каплями воды висела в воздухе. Зелень здесь окрасилась в густые темно-зеленые краски, трава высоко поднималась до пояса толстыми сочными стеблями, а макушки деревьев едва различимые в вышине, словно касаются верхними ветками облаков. Массивные, покрытые мхом стволы лиственных деревьев создавали подобие живого туннеля, по которому и вилась наша дорога. Сухой песок сменился влажной, но не утоптанной землей, поэтому идти стало сложнее. Я не знала, куда приведет этот путь, но подчинялась совету Роупа — слушала свое сердце, и оно показывало мне именно эту дорогу.

Легкие благодарно отозвались на мягкий, пусть и влажный воздух, щеки, горевшие от прямых лучей солнца, похолодели, а волки перестали двигаться, как замороженные мухи, бодро вздыбив шерсть на загривках. Несмотря на жуткую грязь под ногами мы начали двигаться быстрее, мне отчего-то хотелось как можно скорее закончить это путешествие. Глаза, привыкшие к палящему солнцу, с удовольствием скользили по мощным веткам, в листве которых рассеивались стрелы золотистого света. Легкий полумрак лежал впереди, обхватывая корни и высокую траву, но приятная мгла только радовала — долгожданное спасение от жары. В кустах лениво копошились зверьки, по запаху мыши, но слишком крупные, я удивленно пожала плечами. Может, плодородные земли кормят их лучше, чем просторы Дейста? Волки приободрились предстоящей вечерней охоте, а я брела за ними, вслушиваясь в музыку чваканья грязи, шелеста листьев и протяжного гула длинного природного туннеля.

Через некоторое время туннель стал темнеть, лучи солнца с трудом пробивались сквозь густые ветви и листву, но влага в воздухе продолжала тяжело висеть, согревая со всех сторон. Моя одежда быстро промокла, и я поминутно морщилась, моля Лайта, чтобы природа оставила заплечную сумку в сухости. Меня не прельщала перспектива спать на влажном одеяле и есть мокрый хлеб. Раздражение мое нарастало с каждым шагом, с каждым шлепком красноватой грязи. Птицы постепенно смолкали, их трели не лились уже бесконечными ручьями, ветерок прекратил тревожить листву, на природный туннель из деревьев медленно опускался вечер. Давно идущая по полумраку, я не сразу заметила наступление сумерек, хотя и ноги гудели, как потревоженные пчелы. Волки нетерпеливо бегали взад-вперед, я принюхалась, ощущая волчьим обонянием опустившийся вечер.

С трудом продираясь через ветвистые кусты, я кое-как нашла более-менее расчищенное от деревьев место, и начала торопливо приминать высокую траву. Сочные стебли неохотно ломались под моим напором, а волки уже умчались на охоту. В тяготящем одиночестве я отыскала веток, конечно же, почти только сырых и с превеликим трудом разожгла костер, над которым подвесила котелок с водой. Сегодня я решила побаловать себя горячим чаем.

Я с остервенением выдирала траву, чтобы разложить одеяло для ночлега, но ее края лишь резали мне пальцы, вызывая неприятное жжение. С трудом очистив немного поверхности, посетовала на влажную землю. Расстелив одеяло, я со вздохом опустилась на него, сжимая в руках горячую походную чашку с пахучим брусничным чаем. Сладкий отвар приятно смягчил горло и успокоил нервическую дрожь.

С сожалением выкинув в кусты пропавшее мясо, я покрутила в руках кусок прелого хлеба, закинула его в рот, сопроводив маленьким кусочком оставшегося подтаявшего сыра. Концом моей трапезы стало прекрасное кислое зеленое яблоко, абсолютно никак не изменившееся от трудностей пути. Подбросив влажного хвороста в костер, подождала, пока он разгорится, и свернулась на своей импровизированной постели калачиком, подложив под голову заплечную сумку.

Возможно, я дрейфовала на грани сна и бодрствования, перед глазами плясали тонкие язычки оранжевого пламени, скакали искры. Неожиданно появлялось лицо принца, потом вновь сознание обретало силы, над головой кружилось темное ночное небо, то хмурый Бииблэк за что-то меня отчитывал, то опять я видела черные стебли, и так без конца и края. Время тянулось бесконечно долго, а Нилли и Алди все не возвращались. Я присела и подкинула топлива в огонь, потому что влажная ночь отдавала прохладой, все-таки густые ветки пропускали не достаточно света, чтобы прогреть мокрую землю основательно.

Спина протестующе заныла, когда я во второй раз за ночь растянулась на одеяле. Затылок приятно холодила импровизированная подушка, я попыталась расслабиться, но у меня плохо получалось. Вдруг я почувствовала, как вокруг ноги что-то обвивается, металлическим прикосновением смыкается вокруг нежной кожи. Дрожь пробила тело, но пошевелиться не удалось. Я с ужасом и отчаянием ощущала это скользкое ледяное тело, наплетающее узоры сначала на лодыжке, потом к голени и все выше и выше. Когда холодная жирная нить подобралась к бедру, мое горло исторгло крик, но звук вышел смазанным и невнятным. Я отчаянно заколотила руками по земле, но не могла дотянуться до отвратительного нечто. А змея неизвестным мне способом переползла по коже к моему животу и, тошнотворно скрежеща, обматывалась вокруг талии. Теперь я боялась даже пошевелиться, даже сделать мимолетный вздох. Металлическая гадюка обвила меня с ног до головы — так показалось, и все стискивала в своих ледяных и пугающих объятиях. Когда ее голова коснулась моего шрама, я стиснула зубы, приготовившись к ужасной смерти от змеиного яда. Но толстая нить только стискивала меня, мешая дышать и рассуждать здраво, а холод металла и мерзкая слизь сводили с ума своим противным прикосновением.

Я резко села, тяжелые вздохи сотрясали и без того трясущееся тело. Холодный пот заливал глаза, тяжелыми каплями срываясь на колени, туго обтянутые кожей штанов. Проведя рукой по лбу, шее и бедрам, облегченно вздохнула, сетуя на ужасный сон. Но он показался мне настолько реалистичным, что лед металлической змеи до сих пор холодил мою ногу.

Тут из кустов, наконец, появился Алди, заразительно зевнувший. Он по привычке подпер своим боком меня с левой стороны, и я с благодарностью прижалась к теплой шерсти. Вздрогнув от прикосновения Ниллицы, еще больше расслабилась в тесных объятиях двух волков.

В эту ночь наши сознания стали единым целым. Я делила их яркие и живые сны об охоте, просторе и мягкой земле под лапами. Ветер шевелил шерсть между ушами, нёбо щекотал запах дичи, сердце рвалось прочь из груди, навстречу бескрайним просторам, полных охотничьих угодий. Я мчалась, как дикий хищник, приобретя форму волка в их ярком, живом сне. Мои лапы тяжело ударялись о земли и приминали траву, мой хвост распушался, мой язык ловил самые мимолетные запахи, янтарные глаза видели каждое мелкое движение. Забыв о том, кто я есть на самом деле, в ту ночь я целиком и полностью преобразилась в волка, разделив с Нилли и Алди всю полноту их настоящей жизни.

Меня разбудил прохладный ветерок, сумрачный свет едва пробирался на маленькую полянку, но по четкому запаху грозовой тучи, я поняла, что собирается дождь. Поспешно собравшись, почти не поев, мы отправились в путь. Дорога и так предстояла нелегкая, но земля может еще больше размякнуть от дождя. Суетливо оглядываясь, я нашла выход из кустарниковой рощи высотой в человеческий рост, мои ноги звонко зачавкали по слякоти.

Мысли то и дело предательски обращались к Дейсту, но я это объясняла не принцем, а моим любимым Шудо. Но каждый раз приходилось сокрушенно себе признаваться в том, что судьба Силенса интересует гораздо больше, чем душевное состояние вороного жеребца. Но как не были сильны мои попытки, достучаться к его Королевской магии, к сожалению, это не удавалось. Я постоянно натыкалась на что-то, но не совсем осмысливала эти стычки, списывая все на свою неопытность. Магия черпала мои жизненные силы, но я упрямо билась в стены Силенса, в жажде прикосновения к нему, хотя бы мысленно.

Во время одной из таких попыток на меня накатила невообразимая человеческой фантазией сила. От удивления я осела на дорогу, неприятно плюхнувшись в грязь, но решительно этого не замечая. Чье-то огромное, просто бескрайное сознание коснулось меня, точнее это я, по своей неумелости вместо принца Силенса наткнулась на это невероятное нечто. Существо едва ли не поглотило меня, но, вовремя спохватившись, я с усилием закрылась от всякого вторжения Динео, спасаясь трусливым бегством. Я до сих пор задыхалась от сильнейшего контакта, опасаясь даже подниматься на ноги, потому что голова предупредительно кружилась, а темно-зеленая листва вокруг превратилась в единую размазанную кляксу. Кое-как приведя свои истощенные силы в порядок, опираясь о холку Алди, с трудом встала, ощущая себя новорожденным котенком, впервые пробующим свои лапы.

Мир для меня стал таким же удивительно новым, как и способность ходить. Надобность же делать вздохи вообще выглядела абсурдной, но Ниллица с тревогой убедила, что в противном случае я просто умру. С нескрываемым энтузиазмом я оглядывалась по сторонам, словно мои глаза никогда в жизни не видели зеленых листьев, грязи и серых волков. Воспоминания и знания возвращались постепенно. В чистое сознание вливалось все то, что было насильно отобрано этим огромным существом. Я с детским страхом принимала назад то, что по праву принадлежало мне. Когда в меня ворвалось воспоминание о чувствах к Силенсу, я с усилием попыталась вытолкнуть их назад, но любовь к принцу гноившейся занозой засело в моем постепенно крепнувшем после его предательства сердце.

Путь стал первой тропой в жизни, в этом пытался убедить меня мой разум, но когда я вновь превратилась в целостного и помнящего свое прошлое человека, категорически отмахнула эту мысль в сторону. Пустой желудок болезненно сжимался от подступающего голода, но я упрямо шла вперед потому, что инстинкт тащил туда, где, по словам Роупа, была моя судьба.

Вспомнив о парнишке, я безрассудно потянулась к нему, окончательно позабыв прикосновение огромного сознания. После долгого пути в компании волков человеческое общение стало необходимым атрибутом кончившегося дня.

Впервые я застала Роупа не в его доме. Парнишка сидел на травянистом склоне, подтянув колени к подбородку, и загадочным взглядом блуждал по просторам. Но я не видела ничего, кроме парня и кусочка холма, который он занимал. Все остальное проваливалось черную тень.

— Роуп, — позвала я. Парнишка со счастливой улыбкой повернулся в мою сторону и вдруг побледнел. — Что такое?

— Ты… — он запнулся. — Теперь вместо цепи нечеткие очертания. Просто силуэт, который мог бы принадлежать абсолютно любой девушке, — прерывисто сказал мне парень, не сводя глаз с меня. Я чувствовала себя неуютно под его взглядом — ведь он меня никогда не видел воочию.

За его спиной сияла луна, я отметила, что там, где был Роуп, уже наступила ночь. Тихий ветер трепал траву и его светлые волосы, розовость щек была невидна под тенью постепенно меняющих цвет от синего к лиловому синяков.

— Может быть, ты просто знаешь, что я девушка, и пытаешься придать мне привычную форму? — мягко предположила я, усаживаясь рядом с ним на траву. Парнишка вздрогнул, ведь я быстро училась управлять своими мыслями, пока ноги несли мое тело дальше по дороге. Ниллица поняла, что я собираюсь делать, поэтому удержала кусочек сознания в теле, позволяя мне двигаться.

— Вполне, — покорно согласился Роуп, он машинально почесал заживающую щеку и тут же поморщился.

— Кто это сделал? — осторожно спросила я, опасаясь задеть чувства моего странного друга.

— Круэл, — спустя некоторое время все-таки ответил Роуп. — При помощи магии, конечно, — поправился он, услышав мой удивленный вдох. — Правда, на большее она не способна. Поэтому использовала меня, чтобы притянуть тебя к нам.

— Глупая она, — саркастически заявила я, мысленно составляя образ Круэл. Жестокая, честолюбивая и эгоистичная хамка. Наверное, так.

Роуп выдавил из себя слабый смешок.

— Давай не будем говорить о Круэл? — застенчиво попросил он, я задумчиво кивнула, забывшись о своем образе в его глазах.

— Конечно. Расскажи мне лучше о себе, Роуп.

— Я…

Парень серьезно задумался, положив подбородок на подтянутые колени, руки обхватили ноги, поза его выглядела до боли детской.

— Даже не знаю, что тебе можно рассказать.

— Ты не хочешь мне доверять?

— Нет, что ты, безымянная, я не желаю соблазнять твою душу, рассказывая об этом месте. Просто… я почти не помню своей прошлой жизни. Сюда я попал почти мальчишкой. Оборванный и голодный я пришел в такое место, которое сумел назвать настоящим домом. Память моя начинается с восьми лет, безымянная, и начинается она здесь. — Он широко обвел рукой вокруг себя, немного откинувшись назад и распрямив ноги. — Ах да, ты видишь только меня, — он заговорщически улыбнулся.

— Это неприятно, тем более я сейчас иду сюда, — протянула я.

— Идешь? — парень встрепенулся. — Но как?

— Моя волчица отвоевала кусок сознания, который остался там, так что я в полглаза наблюдаю за раскисшей дорогой и туннелем из деревьев, — не скрывая, пояснила я, не видя в этом ничего предосудительного.

— Занятно, — протянул он, в своей странной манере потирая подбородок, но тут же отдергивая руку от непривычного синяка. — Как же я не люблю эти физические увечья, — пожаловался Роуп.

— А кто-нибудь их любит?

— Тебе еще повезло, ты девушка, — продолжал сетовать парень. — Никогда не испытывала боли от ран.

Шрам в груди неожиданно отозвался протестом, словно пытаясь убедить Роупа в том, что мое тело испытывало некоторую боль.

— Это не сравнить с теми страданиями, что ты причинял мне магией, — сказала я, не обращая внимания на его странное высказывание.

— Наверно, — он пожал плечами. — Значит, остальные не врали?

— О чем? — не поняла я.

— О том, что пытались тебя притянуть, разжигая боль в шраме?

Я сглотнула. Мне до тошноты не хотелось обсуждать эту тему с Роупом. Я испытывала к парню какое-то доверие и подобие дружбы, нас даже связывало нечто большее, чем просто человеческие отношения. И этим была моя клятва. Благодаря обещанию Роуп обрел вес в своем обществе, но если я не исполню своих обязательств, то парнишка попадет в большую передрягу.

— Да, это правда, — с усилием выдавила я охрипшим голосом.

— Ты… тебе больно вспоминать? — испугался парень. — Прости, я не хотел, — честно смутился он.

— Ничего, — я постаралась, чтобы ответ прозвучал беззаботно, но это оказалось непосильной задачей.

Роуп насупился, злясь на самого себя. Я внимательно вглядывалась в него, с каждым новым контактом с помощью Динео замечая в нем новые подробности. Теперь казавшиеся тощими плечи немного раздались, жидкие волосы стали гуще и чуточку темнее, глаза напоминали мне о сапфирах. Руки парня лишились женственности, длинные пальцы перестали быть изящными. Передо мною сидел совершенно новый для меня человек — парень, превращающийся в мужчину.

— Просто это случилось не так давно, — тяжело сказала я. Сердце пропустило два удара перед следующей фразой. — И шрам несколько обезобразил меня. — Слова колючками впивались в мою кожу.

Парень вскочил на ноги от возмущения, на лице появилась маска непонимания и даже злобы.

— Этого не может быть! — воскликнул он. — Ты такая добрая! Какой-то шрам не мог тебя испортить! — кричал Роуп.

— Что ты так разволновался? — удивилась я, наблюдая за сменой эмоций на его лице.

За возмущением последовало смущение, потом непонимание и, в конце концов, успокоение.

— Да ничего, безымянная, — отозвался он, возвращая себе позу на примятой траве. — Может, я когда-нибудь тебе расскажу.

Моей кожи коснулся прохладный ветерок, Ниллица обеспокоенно тыкалась носом в ладонь, тщетно пытаясь сообщить мне, что пора обустраиваться на ночлег. Я с сожалением посмотрела на Роупа.

— Мне пора.

— Уже? — расстроился парень.

— Да и ты среди ночи не разгуливай, — отчитала его я, точнее, попыталась это сделать.

— Я ждал тебя, — признался он. — Причем не в мысленном образе, я смотрю на дорогу, — пояснил Роуп, указывая пальцем в черную пустоту перед моим взором.

— Ты думаешь, я приду так скоро?

— Нет, но все равно продолжаю тебе ждать. Ведь я сказал всем остальным, что ты придешь, но никто из них не поверит, что мы общаемся с тобой посредством мысли. Они не верят мне, — он фыркнул. — Ну и пусть.

— А Лимма?

— Она вообще… — парень замялся. — По-моему ты собиралась уходить? — робко напомнил он. Я невольно улыбнулась.

— Да, до встречи, Роуп.

Парень странно улыбнулся и лишь кивнул на прощание, а мое сознание целостно вернулось в тело. Усталость огромным булыжником навалилась на мои плечи. Рубашка неприятно липла к влажному телу, а глаза закрывала мокрая челка.

Нелегкое и загадочное путешествие продолжалось.

Так прошло около трех дней. Мы с волками тяжело, но в едином темпе передвигались по живому туннелю, останавливаясь только на ночлег. Однажды мне даже удалось отыскать ручеек и постирать одежду забрызганную грязью. Даже мои чистоплотные волки выглядели не лучше, чем бездомные собаки. Настроение с каждым днем все ухудшалось, а с Роупом я старалась не говорить, ведь Динео просто напрочь высасывал мои силы, так что не стоило рисковать.

Из запасов еды осталось только сушеное мясо и черствый хлеб. Стараясь не обременять своих волков, я довольствовалась этой скудной пищей, иногда отыскивая в буйных зарослях съедобные коренья. Ягоды еще не подошли, кончался только первый месяц лета, поэтому приходилось обходиться тем, что было под рукой. Постоянное движение и небогатый рацион быстро лишили меня излишков веса, которые я набрала, постоянно находясь в своем зале за письменным столом. Наверное, я даже стала стройнее, чем когда-либо была, а ноги быстро привыкали к постоянной ходьбе, восстанавливая долголетний опыт. Теперь наш путь приближался к своему логическому завершению быстрее, чем когда мы шагали по просторам Дейста. Но мое сердце продолжало тянуть нас вперед, так что о близком конце, даже о сне на обычной кровати, я пока что даже запрещала себе мечтать. Путешествие такое привлекательное во снах на деле вышло неблагодарной работой.

Когда мы, наконец, покинули живой туннель, мое душевное состояние оставляло желать лучшего, ведь сердце беспрестанно тянулось к принцу. Мой муж никогда не допускал меня к своему сознанию, не специально или намеренно — знать мне не дано. Но даже если я использовала Динео, то он безуспешно ударялся о глухую стену непонимания и отторжения. Силенс стал для меня далек, как когда-то моя семья. Если между нами что-то и осталось, так только долг.

Когда за нашими спинами сомкнулся живой туннель, мы с волками медленно перешли границу Йелоусанда, покинув Рийвэр, и чутье подсказывало, что теперь мы находимся на территории чужой страны. Но рассудок жгуче напоминал нам о важной миссии, так что даже возможность стычки с пограничным патрулем не оказала должного влияния на нашу сознательность. Я лишь мельком смогла оглядеть просторы Йелоусанда, «голые перчатки» из которого красовались на моих руках. Теперь они стали неотъемлемой частью моего туалета, хотя одежда не отличалась особым разнообразием. Пара кожаных и тканевых штанов, сапоги, да рубашки в компании легких туник. По ночам я замерзала, а днем умирала от жары, так что не могла с уверенностью сказать, что одежда радовала в этом путешествии.

Вскоре дорога превратилась в дикую тропу, и мы начали продираться сквозь многочисленные заросли. Мой нож очень пригодился, когда на пути неожиданно вырастал какой-нибудь огромный, ветвистый и колючий куст, который обойти не находилось возможности. Рубашки заметно поистрепались после путешествия сквозь колючки, да и кожа обиженно жаловалась на острые шипы, чешась под палящим солнцем. После приятной влажности живого туннеля летний зной представлялся настоящей пыткой, а жажда мучила практически ежеминутно. Единственное, о чем я мечтала, шагая по дороге, так это об огромной полноводной реке, где могла вдоволь искупаться и постирать грязную и потрепанную одежду. Сейчас я походила скорее на нищую путешественницу, нежели на принцессу династии Предназначенных.

Пограничные отношения этой чужой страны с Йелоусандом остались далеко за спиной только на пятый день пути по сухой нехоженой тропе. Теперь откуда-то с юга доносился влажный воздух, и над нами шумно заходили пузатые тучи. Радости нашей не было предела.

Отыскав огромное с раскидистыми корнями дерево, я спрятала там свою заплечную сумку, вытащив оттуда всю грязную одежду и мыльный корень. Нам с волками крупно повезло — мы набрели на реку, достаточно глубокую, чтобы можно было временно сделать из нее ванну.

Положив одежду на каменистый берег, я разделась и решительно вошла в воду. Вздох наслаждения безропотно сорвался с моих губ, и я сделала еще несколько шагов, погружаясь глубже. Когда нежные волны ласкали мой шрам на груди, опустила голову, смачивая волосы, и начала яростно натирать себя мыльным корнем. Течение уносило с собой грязные, почти черные воды, но я не замечала этого, наслаждаясь самим процессом очищения. Выбравшись на берег, на влажное тело я натянула единственный сухой котт и принялась за стирку. Когда мои рубашки только намокли и коросты засохшей грязи кое-как начали отставать от ткани, небо извергло из себя дождь.

Ничуть не смущенная хлеставшими меня плетями теплого летнего дождя, я продолжала стирать, радуясь тому, что подумала спрятать свою сумку. Одеяло для постели останется сухим, да и есть вымокшее сушенное мясо меня не прельщало. Отстирав одежду настолько, насколько это было возможно в прохладной речной воде, совершенно мокрая, я распрямилась, наблюдая, как тучи медленно уползают в сторону. Скорее всего, землям Йелоусанда сегодня повезет омыться влагой.

Тщательно встряхнув кусты от капель воды, на нижних ветках я развешала свою одежду, надеясь, что к утру хоть что-то просохнет и пошла к дереву, под которым спрятала свою главную ценность. Серебряный кулон, подаренный Силенсом, оставался в Дейсте, сорванный в порыве злости на мужа. Я с трудом разожгла костер, огонек кое-как лизал влажные ветки, но вскоре приободрился и разгорелся в полную силу. Над моей головой медленно выползла пополневшая луна, делая ночь почти такой же светлой, как и день. Прохладный ветерок приводил в дрожь, но я решила, что лучше быть чистой и замерзшей, чем грязной, но согревшейся.

Из кустов слишком резко выскочил Алди и бросил к моим ногам тельце кролика. Я удивленно вздрогнула и посмотрела на волка, тот мотнул головой и вновь скрылся в густых зарослях. Мясо предназначалось мне. Вспоров брюшко, я вывалила требуху в кусты подальше от костра, освежевала тельце и проткнула толстой палкой, смастерив подобие вертела.

Запах жареного мяса возбудил во мне дикий аппетит, и я не могла дождаться, когда же молодой кролик, наконец, прожариться. Чтобы отвлечь себя от мыслей о еде, я порылась в заплечной сумке, вытащила оттуда пакетик с травами, положила на камень, который лежал на границе костра, и направилась к реке, чтобы наполнить котелок. Когда кролик зажарился, я не спешила есть, а завернула его в крупные листья щавеля и отложила в сторону. Затушив костер водой из котелка, при помощи веток с буйной листвой, отодвинула кострище в сторону и возобновила пламя. Теперь на сухой земле расстелила свое одеяло, вновь сходила до реки, поставила греться воду на чай, а сама с диким аппетитом хищного животного вцепилась в жареное мясо.

Нежный кролик стал лучшей едой, какую я ела за последнее время, и даже отсутствие хлеба и сыра не сделало его невкусной трапезой. Нежное мясо как будто таяло во рту, а запитое горячим чаем из куманики просто приводило меня в подобие экстаза. Получив от ужина массу положительных впечатлений, в почти просохшем нижнем платье, я свернулась клубочком на одеяле, поджидая своих волков. К моему счастью, Алди почувствовал мою потребность в нем и вскоре согрел своей теплой шерстью. И вот так, лежа на земле на толстом одеяле, в одной ночной рубашке, обнимая правой рукой массивную шею своего волка в приятном, давно невиданном спокойствии я погрузилась в сладкий сон.

Но когда я проснулась, мысли мои с содроганием потянулись к недавнему воспоминанию о странном кошмаре. Присутствие той ужасной змеи стало практически ощутимым, я испуганно плотнее прижалась к боку своего волка, но это не помогло. Металлический запах, даже ледяное прикосновение явились такими настоящими, что я действительно испугалась. Но как только мне удалось открыть глаза, наваждение испарилось, лопнуло, как мыльный пузырь, я глубоко вздохнула, сдабривая свежестью свой закостенелый мозг. Алди внимательно вглядывался в меня, я отвела взгляд, не выдержав этой эмоциональной силы желтых угольков. Янтарь моих глаз поймал солнечный луч, и волк без интереса отвернулся.

Я встала, ощущая некоторую скованность в районе поясницы, но, встряхнувшись, как волк, побрела к кустам, где на ночь развесила одежду. К моему удовольствию и радости рубашки и штаны подсохли, так что я нетерпеливо натянула чистую ткань на себя.

Дорога в этот день отнеслась к нам более благосклонно, нежели вчерашняя тропа, я почти не доставала свой нож, а волки свободно по очереди убегали вперед, словно без них у меня бы не вышло отыскать нужное направление. Но вело нас мое сердце, мы разделяли сознания и чувства друг друга, они стали чуть человеком, я чуть волком, но, по сути, наша связь лишь крепла. Теперь контакт с Нилли и Алди не выглядел предосудительным, когда Королевство Дейстроу лежало за спиной, но легкости моей походке это не придавало. Напротив, с каждым шагом на меня наваливался груз ответственности, но я спешила его прогнать, прикладывая попытки заменить эти чуждые мысли чем-нибудь ярким и фантастическим.

Почему-то лишь воспоминания о разговорах с Роупом могли в полной мере прогнать чувство стыдливости и отчужденности, стоило выудить из своего сознания звук его голоса менестреля, как я превращалась в свободную птицу. Парень точно станет моим другом, теперь эта уверенность не просто крепла, а прочно пустила корни в моей душе. С каждой нашей магической встречей его внешний образ менялся, но внутренний мир лишь окрашивался более яркими красками в моих глазах. Несмотря на возраст, он представал настоящим мужчиной, неспособным ударить женщину, но вместе с этим в нем еще оставалась детская наивность и доверчивость. Его синие глаза темнели с каждым разом, и я начала задумываться об их истинном цвете. Парень вызывал жгучий интерес, удовлетворить который входило в мои намерения. Мне нужен друг, человек, доверяющий мне, какому смогу и я открывать самые сокровенные мысли своего сердца. Что-то было такое в этом молодом человеке, что подкупало и заставляло верить. Может быть, я поступала глупо, но нужда в дружбе настолько ярко пылала в моей осиротевшей после предательства мужа душе, что сознание не внимало доводам здравого рассудка.

Но если я обращалась к Роупу, то мысли неизменно останавливались на черной веревке, обмотанной вокруг его руки. Загадка этого странного атрибута почему-то не давала покоя, и я напряженно пролистывала в своей памяти все знания о подобных явлениях, но натыкалась на озадаченную пустоту. Но веревка не могла быть просто прихотью парня, он жил среди людей, которые магией пытались заставить меня прийти к ним, а такое поведение говорит о многом. Или ни о чем не говорит.

Каждый день пути разжигал интерес, мне не терпелось увидеть это странное селение, в котором обитают люди, поголовно наделенные магией. Мне представлялось, что там исчезнет чувство одиночества и непохожести на других, а если со мной рядом будет Роуп, то тогда я наконец-таки обрету свое полноценное счастье. Но любовь к Силенсу не позволяла полностью погрузиться в эти сладостные мечты, болезненными осколками впиваясь в медленно заживающее сердце. Смысл того, что теперь муж для меня просто муж, так раздражал, что порой возникло желание разрубить какой-нибудь куст на мелкие-мелкие веточки. Но я сдерживала свою ярость, тренируя не только тело, но и дух.

Это путешествие дало возможность не только натренировать мое отвыкшее от физических нагрузок тело, но и усовершенствовать буйную, страстную душу. Теперь слова Энтраста не выглядели непонятными, я старалась следовать его предписании, хотя мысль о том, что король мог меня убить без всяческих колебаний, отторгала всю симпатию от этого старого человека. Но принц ведь защищал… Я поспешила выбросить его из головы и еще крепче стиснула зубы, продолжая смотреть в бесконечно расстилающуюся даль. Зов в груди пульсировал отчетливее.

Моя внутренняя погруженность в размышления не позволяла в полной мере прочувствовать окружающий мир, пока в это же время волки купались в наслаждении от смены запахов, новых территорий и впечатлений. Я ошиблась, когда решила, что они знают дорогу. Нилли и Алди никогда не бывали там, куда мы направлялись. Но это не имело никакого значения, а феерия разных красок составляла основу наших ярких впечатлений. Если мы шли через лиственные рощи, то волки поминутно охотились на мышей, немного утоляя свой голод, но не используя в полной мере весь свой талант. Мышка — отличный трофей для волчонка, но не для взрослых хищников. Если под нашими ногами и лапами шелестели мягкие зеленые иголки, а ноздри заполнял тяжелый смолистый аромат, то на ужин Нилли и Алди притаскивали какого-нибудь оленя или зайца. Кролики попадались нам в степях, а дикий поросенок только раз попался в челюсти Алди, когда слегка зазевался под зеленеющим дубом. Разнообразная мясная диета укрепляла мои силы, давала энергию на долгий летний переход, но никоим образом не влияла на мое внутреннее состояние, которое все глубже пряталось на задворки наших объединенных рассудков.

Я сидела, скрестив ноги, у самодельной маленькой коптильни и подкидывала в маленький костерок сосновых иголок и переворачивала тонко нарезанные куски мяса. Сегодня Алди притащил такого крупного оленя, что даже тройными усилиями мы не сумели прикончить огромную тушу до конца. И вот теперь, с полным желудком, слипающимися глазами я смотрела на коптящееся мясо. Приятный запах не возбуждал никаких аппетитов, даже созерцание ночной природы не будило интереса, холодная отчужденность наполнила мой рассудок до краев. Машинально переворачивая куски мяса, пыталась вглядываться в огонь, но даже пляшущие оранжевые язычки и мелкие искорки не приносили должного умиротворения. Не возникало и желания потянуться к Роупу, как и коснуться волков, которые обеспокоенно скулили, прячась на границы тьмы и света. Настолько все надоело, что жизнь почти покинула мое тело, оставив невнятный след интеллекта в опустевшей голове. Одиночество плохо влило на мое душевное состояние.

Ясный образ холодной металлической змеи из моего кошмара предстал перед глазами, он обвился тугой петлей вокруг меня, притягивая душу обратно, туда, где ей было место. Я ошалело сопротивлялась, пока руки машинально выполняли свою работу. Но лед упорно тянул обратно, просто не находилось сил сопротивляться, я с отчаяньем чувствовала, как снова обретаю форму собственного тела. Тут же обрушилась волна радости и торжества волков, едва не уронившая меня на землю. Инстинктивно вцепившись в камни коптильни, привыкала, словно новорожденный щенок, к окружающей обстановке, пока не умудрилась принять то, что я — это я. Холодная змея меня спасла.

Отдышавшись, я попыталась занять себя чем-нибудь дельным. Начала спокойно заворачивать мясо в листья лопуха, не придавая значению дрожи в пальцах, продолжала неистово сворачивать зеленые складки. Когда мясо кончилось, я резко встала, уложила завернутое мясо на дно сумки, предварительно обмотала тканью, в которую Жэдэ сложила мне еду. Когда все мои короткие дела закончились, я в бессилии опустилась на шерстяное одеяло и подобрала колени к подбородку, повторяя давнюю позу Роупа. Я хотела к нему потянуться, но тут же отвергла эту мысль, продолжая упорно глядеть в пляшущие язычки костра возле походной постели, теребя пальцами шерсть Алди.

Я всяческими способами безделья и деятельности старалась отвлекать себя от размышлений о змее, что спасла меня. Или это что-то иное? Не в силах разобраться с этим, просто боялась прикасаться к привлекательной загадке, занимая себя совершенно ненужными занятиями. Когда ночь вокруг наконец-то сгустилась окончательно, с опаской легла спиной на одеяло, вглядываясь в бесконечную черноту. Звезды вспыхивали на небесном полотне неожиданно, но красиво. Отвлеченная этими яркими всполохами, я постепенно забывала то, что произошло со мной, погружаясь в полудрему. Но как только глаза закрылись, образ металлической живой нити схватил меня в свои безжалостные объятия. Я думала закричать, но потом не увидела смысла в этом отчаянном поступке ничего разумного.

Но холодная змея даже в мыслях не имела такого предположения, чтобы причинять мне боль или страдания. Она просто по привычке обвивалась вокруг меня, доходя до шрама. Когда, наконец, змея достигла шеи, я затрепетала. Металлическая нить скользнула вниз, каким-то мистическим образом стянула с меня ремень, который держал неснятые потертые штаны, и заняла его место. Поначалу тонкая, она расширялась, пока не отяжелела и потеплела из-за температуры моей кожи. Потом ледяной холод ужаса отпустил мою душу, но убегать и прятаться уже не возникало желания. Я благодарно вздохнула и уснула.

Наутро, проведя рукой по одеялу, я наткнулась на свой ремень и удивленно села. Алди спал в двух шагах от меня, а к нему прижималась хрипло посапывающая Нилли. Повертев в руках старый ремень, я опасливо опустила взгляд на свою талию.

Там действительно красовалось нечто серебряное и на ощупь металлическое. Только гладкое длинное тело приобрело некоторую раздробленность. Моему вниманию предстала красиво скованная серебряная цепь, не слишком изящная, но и не массивная, как могло показаться. Аккуратно скользя подушечками пальцев по округлым, слегка сужающимся к концу звеньям, я благоговела перед этим предметам, хотя причину восхищения отыскать представлялось невозможным. Лед змеи из моего кошмара сменился приятным, покалывающим кожу холодком, который был таким естественным, что возник вопрос, как я раньше обходилась без этого ощущения. Слабое сияние, исходившее от цепи, не вызывало во мне никакого удивления. Просто так должно быть.

Поднявшись на ноги, я попыталась вытянуть цепь из штанов, но у меня ничего не получилось. Пальцы скользнули по ткани, но не нащупали там звеньев цепи. Недоуменно глядя на серебряные блики, я вспомнила реакцию Роупа, который поразился тому, что я увидела «спрятанную им веревку». Сейчас моя цепь, видимо, сделала то же самое — она укрылась от посторонних глаз. Но вот как только взять ее в руки? Этот вопрос занимал меня весь следующий день, хотя из-за упрямства я решила не спрашивать об этом Роупа.

Беспокойство за парня начало тревожить, но не значительно, поэтому я не спешила тратить свои силы для использования Динео, желая поскорее добраться до таинственного места и уже воочию увидеть все там происходящее. Волки одобрительно обнюхали цепь, которую, к моему превеликому удивлению, они заметили, и продолжили исследовать дорогу на предмет опасностей. За последние дни это стало таким привычным, что я почти не замечала, как переставляю ноги и быстро поспеваю за Алди.

К моей благодарности волки перестали называть Силенса вожаком, помня, как он обошелся со мной. С одной стороны во мне преобладал оттенок злорадства, а с другой стороны я задумалась над тем, зависит ли мое отношение к принцу к их мнению о нем. Но этот вопрос к большому неудовольствию оставался без ответа, а раздраженная чем-то в этот день Ниллица лишь отмахивалась своим пушистым хвостом.

Смена местности вдоль дороги благотворно повлияла на хищников — они вновь приобрели благородный вид, отчистившись от грязи, которая сопровождала нас в природном туннеле. Пусть палящее солнце часто обжигало мою кожу, но свободный простор привлекал больше, чем нависшие повсюду пушистые ветки. Распустив свои длинные волосы, я прикрывала лицо от прямых лучей, сожалея, что не прихватила с собой плащ полегче, нежели чем тот, что лежал в моей заплечной сумке.

Звуки дыхания волков, шлепанье меча по бедру, шелест листьев и травы, криков птицы и отдаленного журчания воды наполняли все мои дни. В какой-то из одиноких вечеров моим ушам так страстно захотелось услышать человеческую речь, что я поразилась своей зависимости перед людским обществом. Быть может, это происходило со мной от не привычки, а, может, я действительно плохо переносила свое время в компании природы и волков.

Но только по ночам наступали сладостные и долгожданные минуты. Цепь на моей талии оживала, и я сидела с закрытыми глазами и баюкала ее на руках. Иногда она позволяла себя держать даже в предрассветные часы. Я сумела разглядеть на внутренних сторонах звеньев странные узоры, или какие-то письмена — я не могла точно разобрать. Сделанные в более темном и резковатом стиле они не особо вписывались в образ цепи, которая стала для меня единственным отрадным событием в веренице бесконечных и до боли похожих друг на друга дней.

Я совершенно точно ощущала магию, исходившую от цепи, она приятно щекотала мои ладони и кожу талии, но понимание этой мистике не давалось мне категорически. Если я начинала нетерпеливо теребить звенья, то цепь змеей ускользала по моей руке к месту ремня и оставалась там столько, сколько считала нужным меня наказывать. Это некое одушевленное поведение решительно неживого предмета и пугало, и радовало одновременно. Ведь кроме волков у меня появилось подобие собеседника, хотя цепи не нужно было облекать мысли в слова, она и так прекрасно понимала все. Но как только мой мозг подбирался к разгадке странных иероглифов на ее звеньях, она своенравно ускользала. Это дразнящее поведение будило живость и желание стремиться вперед, хотя до ее появления я оказалась на грани отчаянья, такого сильного, что едва не покинула собственное и родное тело. Теперь, когда цепь меня спасла, нас связывала не только магия, запрятанная в ее звеньях, но и пугающе странное чувство благодарности.

Наше знакомство с металлической змеей составляло все мои развлечения, а сердце с каждым дневным переходом начинало ныть и рваться вперед все сильнее. Что-то подсказывало, что конечная цель совсем близко, но от этой непосредственной близости отпадало желание торопиться. Теперь цепь, а не образ жизни наделенных магией людей занимала меня. И мое увлечение категорически не нравилось волкам, хотя они и признали власть над этой цепью. Все-таки Алди постоянно недовольно рычал, как только заставал меня за разглядыванием исписанных звеньев, а шерсть на загривке у Нилли тут же поднималась дыбом, стоило цепи проявиться в реальности, а не только в поле нашего обозрения. Все чаще мои сны принадлежали именно холодной змее, толстой металлической нити, а не верным волкам, которые защищали и кормили.

Но моя неуемная увлеченность объяснялась простым любопытством, ведь не могла простоя цепь появиться из воздуха и обвить талию человека? От этого в некотором смысле даже абсурдного и детского вопроса я и отталкивалась, когда пыталась объяснить Алди, почему должна знать правду. Но волки все равно не смирились с тесным общением неодушевленного предмета со мной.

Каждый день давал мне убеждение в том, что цепь обладает вполне реальной душой, которая таиться в ее нутре. Об этом говорило множество незначительных деталей. Во-первых, характер цепи оказался действительно своенравным и даже строптивым. Она, как вполне обычный человек, подвергалась резкому смену настроений и имела свое собственное мнение по тому или иному поводу. Во-вторых, несмотря на открытое неодобрение волков, она любила их с такой же силой, что и я. Чувство, что она все понимает, волной прокатывалось по моему телу, стоило ее прохладной поверхности коснуться моей кожи. В-третьих, в моих снах цепь иногда представала в самых разных образах. То молодой кудрявый мужчина, то умудренный годами и жизнью старик, то маленький озорной кареглазый мальчишка. Несмотря на свою явную принадлежность к женскому полу, она всегда принимала образ мужчины, отдавая предпочтение мужской непосредственности.

Так что если бы мне сказали, что я свихнулась и общаюсь с неживой цепью, то я бы посмеялась ему в лицо. Жизнь текла по ней, как кровь мчится по моим венам, настроение ее менялось, как погода над моей головой, хоть и мысли цепи доходили до меня с оттяжкой, и я редко разбирала какое-нибудь отдельное слово. Но мы с металлической змеей понимали друг друга даже общими, не точечными мыслями, и были вполне этим довольны, пусть и вызывали возмущение моих волков.

Несмотря на то, что день ото дня я все больше общалась с цепью, а не с Алди и Ниллицей, Динео мой креп. Обычно испытывающая легкое головокружение от прикосновения приятного холодка, я отметила за собой, что больше не слабею так быстро от нашего взаимодействия. Цепь все дольше оставалась в моих руках, но я до сих пор боялась делать с ней то, что желала душа. Ведь своенравный характер давал о себе знать, понимаете ли. А долгое ее отсутствие в реальности несколько сводило меня с ума и приводило в жутчайшее нетерпение.

Становление отношений между мной и цепью отодвинуло на дальний план воспоминания о принце, и я с благодарностью испытывала это новое состояние. Осколки не жалили сердце, просто получилось на время отстраниться от воспоминаний о его предательстве. Мой муж превратился в смазанное пятно из нехорошего прошлого. Теперь существовало только «сейчас».

И я была несказанно рада этому, со всей силой чувств отдаваясь каждому мгновению прожитой жизни. Цепь научила меня общаться и с ней, и с волками, не разрывая контакт ни с кем. Или это рассказала ей я, оставалось непонятным. Наши мысли просто перемешивались в дикую и буйную смесь, отыскивать в которой себя я не видела смысла. Ведь цепь не причиняла мне боли, она приятно холодила кожу, отодвигала неприятное в прошлое, не пропуская и капельки негативных эмоций в наше общее «сейчас». Радуясь, как ребенок, я шла навстречу своей судьбе. И цепь тоже соглашалась со мной, деля все мои чувства надвое, словно это естественно и полезно.

Общаться с волками получалось все осмысленнее, возникло впечатление, что после долгого взаимодействия и разделения сознаний между собой, мы сможем обмениваться даже отдельными фразами, но загадывать я не стала. Простая волчья логика и политика цепи — живи сейчас и наслаждайся тем, что доступно. Алди и Нилли в этом мнении совершенно точно сходились с моей цепью и даже перестали относиться к ней так презрительно и предвзято. Общая дорога и трудности сделали нас единым существом, с едиными мыслями и потребностями. За исключением того, что цепь не нуждалась ни в еде, ни в сне, ни в умывании и тому подобном. Но все-таки, несмотря на эту незначительную мелочь, мы преобразились в одно животное — человек-два-волка-цепь.

Я не пыталась отделиться от общего сознания, наслаждаясь настоящим моментом, поэтому потребность обнадеживать Роупа отпала сама собой, как нечто ненужное и неправильное. Но тогда было не заметно, как я теряюсь в этой смеси сознаний и мыслей. Я переставала быть Эверин, хотя решительно этого не замечала, считая, что это моя судьба. Не думаю, что цепь совершала это преднамеренно, но ее чарующая магия действовала на меня, и постепенно воспоминания прошлого безропотно переходили в ее блестящие звенья.

Лежа ночью на спине, я отдавала свою память, связанную с детством, не замечая, как моя душа, отрываясь кусками, переходит в цепь. Все для меня было нужным и правильным — в этом убедила металлическая змея. Но, признаться честно, отдавая ей то, что причиняло мне боль, я освобождалась от тяжкого груза. Но вместе с горем цепь пыталась высосать и положительные эмоции, и сладостное воспоминание о вкусе губ Силенса, и ночах, проведенных в разговорах с ним. В такой момент я и очнулась от таинственного гипноза, навязанного цепью.

С трудом нашарив округлые звенья пальцами, я с силой дернула цепь. К моему удивлению она поддалась и выскользнула из штанов. Я откинула ее в ближайшие кусты, жадно хватая ртом воздух, впитывая в себя простые, но приятные и настоящие запахи. Потрясла головой для верности, словно проверяя, на месте ли она, но эта предосторожность могла иметь свое логическое объяснение. Цепь едва не лишила меня души, которую зачем-то спасла тогда.

Все те люди, что являлись ко мне в общих снах — это души тех, кто не нашел в себе силы сопротивляться этой магии, и если бы я отдалась на волю гипноза, то закончила свою жизнь в холодных звеньях мистической цепи. Страх улегся, душевное оцепенение растворилось в неизвестных далях, я поднялась на ноги и подошла к кустам. Теперь цепь стала послушной, словно признала мою власть над ней. Она не была похожа на серебряную палку, когда обычно вредничала, а перегибалась в звеньях. Я смотрела на цепь совсем другими глазами.

Раньше она владела мной, теперь цепь принадлежит мне.

— Ты моя, — для убедительности произнесла я вслух.

Послушное мерцание послужило согласием на мои слова, ныне я не опасалась магии, которой она могла бы раньше зачаровать меня. Цепь сама признала, что принадлежит мне — беспредельно и навсегда. Совсем иная сила пробежалась по ее нутру, даже мои пальцы ощутили это, пусть и слабо. По линиям подушечек пробежался практически заряд неистовой энергии, я взвесила цепь. Она обладала тремя, как минимум, человеческими душами, значит, магии в ней предостаточно, и теперь эти сила в полном моем безрассудном или разумном распоряжении. Я пока что не решила, как с ней все-таки поступить. Бросить в кусты на произвол судьбы, или дать шанс реабилитироваться?

Но я с мрачной уверенность сжала кулак, звенья впились в мою ладонь, но это были просто мелочи по сравнению с тем, что воцарилось в душе. Все-таки цепь вобрала в себе воспоминания, которые по праву принадлежали только мне, и большей своей частью то были дни и часы, связанные с болью. И теперь, когда пальцы сжались на металлической поверхности, признавая свою власть, все эти воспоминания хлынули в меня единым потоком. Я пережила в одно мгновение, что стоически выносила на протяжении всей своей короткой жизни. Ощущение, честно признаться, не самое приятное. Как будто вам разбили сердце, тут же исполосовали мечом, на ваше окровавленное тело поплевали родители, на вас потоптались друзья и сестра, и муж покрошил над головой стружку предательства и презрения. Эта смесь коварства и боли стала такой невообразимой, что я не понимала, каким образом хранила все это в своей голове.

Но вместе с мучительными воспоминаниями вернулись и счастливые моменты, сладким вкусом оттеняя общую горечь моих эмоций. Когда я сумела открыть глаза, то щеки пылали от пролитых слез, а веки неприятно опухли и даже мешали видеть. Шаркающей походкой я кое-как добралась до походной постели и повалилась лицом вниз на одеяло, бессильно окунаясь в беспробудный сон.

Волки поведали мне, что два дня я спала, словно умерла, даже волчья невозмутимость сменилась в них на беспокойство, когда я, едва дыша, лежала на одеяле. Но все обошлось. Я все-таки пришла в себя и осмыслила жизнь, как нечто нужное.

Теперь цепь подчинялась мне и, можно сказать, насильно накормленная убитым и едва приготовленным на костре мною же кроликом, я экспериментировала с новыми качествами одушевленного предмета. Тусклое сияние усиливалось, стоило моим пальцам коснуться серебряной поверхности, а темные иероглифы становились четче в своем изображении, но я все равно не понимала странный и неизвестный язык. По наитию я использовала цепь, как хлыст, но особого успеха в этих попыток не получила. Удрученная и мрачная, я сидела на одеяле, искоса поглядывая на цепь, лежащую рядом. Сердце бешено колотилось о ребра, предсказывая, что конец пути катастрофически близок. День, от силы два дня пешком и я окажусь там, куда стремлюсь.

В безнадежном одиночестве я потянулась к Роупу. Парнишка так бурно и радостно встретил мое прикосновение к нему, словно ждал меня, ведь раньше мой образ он замечал лишь спустя некоторое время. Положительные эмоции плескались в нем, как разволновавшееся море во время прилива. Я нашла его на уже знакомом холме в той же обстановке звездной ночи. Второй месяц лета близился к своей середине, так что теперь темный период суток стал теплее и мягче.

Синяки окончательно покинули его юное лицо, но сейчас я отметила в нем некоторые изменения. Они оправдывались возрастом Роупа, когда парень постепенно превращается в мужчину. Черты лица немного заострились, скулы стали чуть отчетливее, появилась некоторая мужественность и твердость в его образе. Некогда висящая на нем почти мешком рубаха теперь натянулась в швах от раздавшихся плеч. Руки окончательно лишились изящества, на ладонях красовались мозоли от простой работы человека с земли. Белая кожа приобрела золотистый оттенок, цвет волос стал глубже, напоминая мне блики золота. Синие, безумно глубокие глаза, как драгоценные сапфиры сияли на его счастливом, белозубо улыбающемся лице.

— Безымянная! — закричал он, и я поморщилась. Своему другу я так и не открыла своего имени, но исправлять ситуацию почему-то не спешила.

Прочувствовав его загрубевший слегка голос, улыбнулась, глядя на этого парня, верно вставшего на путь становления мужчины.

— Привет, Роуп, — ответила я на его безумный эмоциональный порыв.

— О боги! — все продолжал он слишком громко для такого близкого собеседника, как я. — Мне показалось, что ты отказалась от своих слов и вернулась туда, где я тебя впервые нашел, — с ноткой самоосуждения сообщил мне Роуп.

— Нет, я не могла так тебя подвести. — Парень засиял, пыша молодостью и жизнью, энергией и зарождающейся мужественностью.

Он провел рукой ото лба до затылка по золотистым отросшим до середины ушей волосам и восторженно продолжал.

— Они перестали мне верить, — почти со злобой пожаловался он. — Но я старался не терять надежду, безымянная. И оказался прав — я чувствую тебя так сильно, что у меня возникает сомнение… Ты совсем близко, ведь так? — мольба в его голосе не была притворной.

— Да, я тоже так думаю, — легкое согласие. — Но сам понимаешь, Роуп, я не могу знать наверняка, но сердце так очумело рвется вперед, что я не нахожу в себе способностей успокоить его, — тоже пожаловалась я. Роуп смутился.

— Я не хотел давать тебе такую сильную наводку, — оправдывался он. — Просто чем ближе ты подходишь ко мне, тем сильнее оно начинает торопиться, — пояснил Роуп, по привычке потирая подбородок. Я усмехнулась этому движению.

Пытаясь хоть что-то разглядеть в густой тьме границы моего мысленного взора, я постепенно успокаивалась в его обществе. Роуп стал для меня неким воплощением умиротворенности и дружбы. Даже понимания. Хотя причин для такого мнения, в принципе, пока не находилось.

— Роуп, а ты в кого-нибудь влюблен? — неожиданно даже для себя поинтересовалась я, наблюдая за лицом парня.

— Это странный вопрос, — покраснел Роуп. — Я не имею представления, как на него ответить, — стараясь уйти от сути, извернулся он.

— Не смей водить меня за нос, а говори правду, — я пригрозила ему сурово, хотя в душе плясали веселые искорки. Да и в глазах, наверное, тоже.

— Ну, правда, — заупрямился Роуп. — Я вроде влюблен в девушку, но никогда ее не видел.

Теперь настала моя очередь смущаться, хотя я молила Лайта, чтобы его слова оказались шуткой. Если он говорил обо мне, то нашей дружбе никогда не сбыться.

— Меня? — с опаской задала я свой вопрос.

— Нет, — рассмеялся парень. Мои мышцы расслабились. — Я вижу ее во сне, но наяву никогда не встречал, — еще больше краснея, продолжал рассказывать Роуп. — Сестра надо мной смеется, — сокрушенно вздохнул парень. — Но я ее не виню, — он пожал плечами. — Хотя своего Энджа она тоже увидела во сне, вот только парень явился в нашу деревню на следующий день, а моя таинственная возлюбленная мелькает лишь во снах.

— И ты действительно ее любишь? — удивилась я. Испытанные в действительности чувства к Силенсу никогда не смогли бы быть по-настоящему привлекательными в царстве снов.

— Да. — Короткий, но честный ответ не вызвал у меня сомнений. — Ты тоже можешь надо мной посмеяться, — грустно усмехнулся Роуп. — Но она такая… такая… идеальная.

Я закусила губу, размышляя о том, какая должна быть девушка, чтобы выглядеть идеальной в глазах такого неординарного парня.

— Расскажи о ней, — попросила я, продолжая наблюдать за лицом парня, беспрестанно менявшегося от порывов эмоций.

— Она добрая, любит животных, в особенности лошадей, наверное. Девушка со мной не говорит, к сожалению, я не понимаю, почему это не происходит, — горько сообщил Роуп. — Она безупречно красива. Я никогда не видел таких женщин, просто… богиня, — благоговейным шепотом продолжал парень. — А глаза…такие живые и радостные, но с оттенком печали. Всегда. Она всегда о чем-то грустит, иногда даже не смотрит на меня, а порой улыбается. Я не понимаю этого, — повторил Роуп. — В нашей семье суженную…

— Подожди, — прервала я. — Ты ведь сказал, что мальчиком попал в это селение? А сестра? Откуда она? И твоя семья?

Раздался слабый смешок, Роуп глубоко вздохнул. Пальцы нервно теребили траву возле моей ноги, но вряд ли он различал что-либо, кроме нечеткого силуэта.

— Лимма была здесь еще до моего прибытия, ее отправили родители, которые подозревали, что она обладает магией. А я… — он надолго замолчал. — Надо было увидеть ее удивление и радость, когда она узнала меня. Вся семья считала, что меня загрызли волки в лесу, а я просто заблудился, где в первый… — он замолчал. — В общем, подробности тебе не так важны. Придя сюда, я обрел сестру и семью.

— Так что насчет суженной? — возобновила я разговор, который прервала.

— Ну, — протянул парень, снова окрашиваясь в пурпурный цвет. — Суженная или суженный снится нам ночью, а на следующий день он нам встречается. Поэтому моя сестра надо мной смеется.

— Эта девушка так давно тебе снится?

— Да, уже около пяти лет, — смутился Роуп. — Да, это еще одна причина насмешек сестры. Она говорит, что я просто придумал идеал девушки, ведь был слишком мал, чтобы в действительности влюбиться, а теперь жду эту несуществующую суженную, как дурак, лелею каждый сон с ее участием. — Голос парня дрожал. От чувства раздражения к благоговению и влюбленности он менял свои тона, но уверенность преобладала над всяческими оттенками.

Мне было интересно узнавать то новое, в чем сейчас так страстно нуждалась, ведь компания волков предоставляет впечатления только окружающей природы, а не странные предания самых разных семей.

— И ты каждую ночь с ней? — мягко продолжила я свой мучительный для Роупа допрос. Но парень приободрился, видя, что я не собираюсь смеяться над его любовью к воображаемой девушке.

— Почти, — кивнул он. — Я же говорил, она немного странная. Никогда со мной не говорит. И это после стольких снов, что она посетила! — воскликнул Роуп от негодования.

Смесь обиды и страсти до глубины души изумила меня. С начала его рассказа, мое мнение совпадало с суждениями сестры Роупа, но эмоции, отражающиеся на его лице, говорили обратное. Парнишка действительно, со всей силой и честностью, страстью юности и искренностью любил эту девушку-из-мечты.

— Может, еще не пришло ваше время, — попыталась я его приободрить.

— Наверное, — согласился Роуп слишком поспешно. Ему было больно думать, что его возлюбленная просто не желает с ним общаться. — Но девушки, лучше, чем она, я никогда не встречу. Она совершенна, хотя и имеет свои недостатки. — Он слегка порозовел, но тут же помрачнел. — Хотя я не считаю шрамы чем-то ужасным и отвратительным, я тебе говорил.

— У нее тоже есть шрам?

— Угу, — буркнул Роуп. — Но она не хочет мне его показывать. То ли на лице, то ли на груди, она постоянно скрывает волосами левый висок и скулу и никогда не являлась в моих снах в открытых платьях. — Я машинально провела рукой по прядям и заправила их за правое ухо, ощущая, как ночной ветерок ласкает кожу.

— Неужели там, где ты живешь, нет достойных девушек? — отчего-то чувства Роупа и вправду меня беспокоили.

Он фыркнул.

— Конечно, есть, но все они… слишком блеклые на ее фоне.

— А если Лимма права? Ты придумал идеал, а на самом деле его не существует, а ты не можешь влюбиться наяву, когда не спишь? — подбирая слова, очень осторожно я решилась задать этот каверзный вопрос. Вполне возможно, что парень оскорбиться, но меня беспокоила его сильная любовь к девушке-из-мечты.

— Нет, безымянная, нет, — покачал головой Роуп. — Она реальна, как луна над моей головой, она жива, как и я, но она совершенство. Я должен научиться терпеть и ждать, прежде чем встречу ее, понимаешь? — Нет, я его не понимала, но причинять боль не имела желания. Он вздохнул. — Может, ты станешь свидетельницей ее появления, и тогда я не буду казаться смешным.

Я хотела возразить, но не стала, слова были бы излишни. Мы молча сидели на невидимом для меня склоне. Я вглядывалась в сосущую темноту, он в прелесть ночи, и каждый из нас спокойно и тихо доверял другому. Наша дружба пустила свои корни.

— Может, и ты ей снишься, — стараясь приободрить, Роупа предположила я, затаив дыханье.

— Не знаю, — отозвался парнишка. — Я редко думаю о том… — Он замолчал.

— И о чем же? — слегка надавила я, действительно желая услышать окончание его фразы.

— Стараюсь не думать, знает ли она меня, — неохотно продолжил Роуп. — Что если девушка никогда не видела меня или вообще не подозревает о моем существовании? — почти с болью спросил парень, его щеки порозовели, но от ночного ветра или от смущения и обиды — неизвестно.

Алди запрокинул голов и завыл, я чувствовала это своим телом, ушами, сердцем, но до нас с Роупом донесся протяжный звук. Я вздрогнула.

— Волки, — протянул парень. — Никогда еще не слышал волков так близко.

Во рту у меня пересохло. Сомнений быть не могло — мы оба услышали вой Алди, а не какого-то другого хищника. Значит, я даже ближе, чем предполагала, и это отчего-то испугало меня. Поймав удивленный взор Роупа, я поспешно отвернулась.

— Почему твой силуэт не стал четче? — разочаровался Роуп. — Я думал, что в следующий раз хотя бы увижу отдаленные черты, — он действительно на это надеялся.

— Не волнуйся, друг мой, совсем скоро Динео не понадобиться нам, чтобы общаться, — произнесла я, наблюдая за реакцией собеседника. Но Роуп ничего не стал опровергать, значит, я все-таки обладаю именно этой магией?

Разницы во времени теперь не было, и я обеспокоенно косилась на висевшую луну. Ночь перевалила далеко за полночь, а мы все продолжали сидеть на траве холма и разговаривать, тратя силы на использование Динео, хотя я могла встать и прийти сюда.

— Ты скоро ко мне придешь? — спросил он еще раз.

— Да, я обещаю. А теперь мне пора.

— Спокойной ночи, безымянная, — откликнулся Роуп, устраиваясь на холме поудобнее. Он явно не собирался покидать насиженное местечко, а я лишь пожала плечами.

Костер почти прогорел, красные угли сердито светили мне в лицо, и я поспешила подкинуть пару веток. Огонь радостно начал лизать молодую кору, и вскоре я согрелась, невзирая на промозглый ночной ветерок. Алди обеспокоенно ходил кругами вокруг моей походной кровати, нервно дергался кончик его хвоста, а шерсть мерно поблескивала в молочном свете луны. Волка явно что-то тревожило, но он категорически не впускал меня в мысли, даже Ниллица обиженно рычала на него, но все без толку.

Списывая все на волнение перед встречей с людьми, в которых они ощущали преимущество магии и сил, я растянулась на шерстяном одеяле, понимая, что эта ночь вполне может оказаться последней проведенной мной под куполом ночного неба. Цепь звучно гудела, в ней плескалась энергия и способности всех тех людей, что она смогла заманить в себя. Легонько коснувшись ее, я уснула, сетуя на свою странную судьбу.

Утром мне вообще не хотелось просыпаться, только от безнадежно постоянного тыканья носом в мое лицо, я открыла глаза. Недовольно что-то пробурчав, перевернулась на другой бок, подбирая под себя ноги, но волчица упрямо спихивала меня на землю. Бросив ей что-то вразумительное, я попыталась натянуть на себя остатки быстро улетучивающегося сна, но пальцы безуспешно хватали пустоту. Я сердито села, сверля злобным взглядом Нилли, но та даже ухом не повела, нетерпеливо обнажая белые клыки. Алди поблизости не оказалось, мое сознание привычно потянулось к нему, но опять напоролось на вчерашнюю стену, которой он себя надежно окружил. Теперь беспокойство Ниллицы передалось мне и усилилось в стократ. Закусив губу, я поднялась на ноги, вглядываясь в следы на земле. Отчетливые отпечатки волчьих лап вели куда-то в кусты.

Быстро покидав вещи в заплечную сумку, я бросила ее у корней дерева, которое отметила по странной форме ветки, и закидала свои скудные пожитки травой на всякий случай. Все это время Ниллица скулила, подталкивая меня начать путь.

Совместными усилиями нам удалось отыскать след Алди в лесу, он отклонялся от нашего обычного пути к востоку, волк определенно что-то искал. Сломанные кое-где ветки говорили о его спешке, а места, где он останавливался и рвал землю когтями, только подтверждали предположения о том, что Алди был чем-то сильно взволнован. Как только мы вышли на небольшую лесную опушку, покрытую жесткой короткой травой и какими-то мелкими желтыми цветами, порыв ветра донес до нас хорошо различимый опасный запах. Ниллица распахнула пасть, чтобы чувствительный язык уловил аромат лучше, и я услышала ее испуганный скулеж. Когда волчица поделилась со мной своими знаниями о запахах, я тоже содрогнулась и едва не застонала. Тут проходил медведь.

След Алди сливался с корявой медвежьей поступью, не возникало сомнений, что волк намеренно шел за ним. Но смысла в его действиях я не видела, поэтому начала волноваться о своем животном еще больше. Ниллица припустила, и я едва поспевала за ней, хотя достаточно легко переходила на бег. Отталкивающий резкий дух медведя и пугал меня, и будоражил разбушевавшуюся кровь.

Лес вокруг просыпался, я мельком замечала зашевелившуюся жизнь. Тонкие ветки хлестали по лицу, но тропа оказалась широкой и хорошо проходимой, все-таки ее прокладывал медведь. Запахи обоих животных усиливались с каждым новым шагом. Мы отбежали от нашего лагеря не так далеко, но все равно, чем дальше я отходила от Роупа, тем болезненнее на это реагировало мое сердце. А когда шрам на груди горячо натянулся, я испытала настоящую панику, но оставить Ниллицу одну не хватило бы духу. Поэтому в легком помутнении разума я сбежала вниз по холму в небольшую прогалину, где взор мой наткнулся на четкий серый волчий силуэт и огромную, возвышающуюся над ним фигуру медведя.

Два хищника смотрели друг на друга так яростно, что дрожь волной пробежалась по коже, волосы на затылке встали дыбом. Ледяной ушат воды обрушился на мою разгоряченную бегом голову, а пылающие угольки медвежьих глаз и вовсе чуть не выбили почву из-под ног. Алди низко рычал, но этот утробный звук утопал в шелесте листьев деревьев, который будто стена окружали прогалину. Даже если бы волк побежал от медведя, спастись ему не удалось бы — мы сами себя привели в ловушку, тем более что тут находилась берлога.

Испуганные и невнятные звуки из кучи земли за спиной медведя опрокинули мою решимость навзничь. Это самка, и она будет защищать своих детенышей до последней капли крови, ее никто и ничто не остановит во время выполнения этого долга. Два волка и человек не совладают с рассвирепевшей матерью, это понятно даже малому ребенку, так что я удрученно понурила плечи. И зачем только Алди понадобилось выслеживать медведицу?

Но волк упрямо продолжал рычать и даже не подумывал о бегстве, странное чувство наполняло его — это и не давало нам с Нилли проникнуть в его сознание. Я никогда еще не видела столько ярости и недоверия в Алди, даже когда он сражался с «красным» воином, такие эмоции не зарождались в нем. Серебристая шерсть искрилась от напряжения, которое плотной ватой окутывало нас со всех сторон, мышцы на лапах и груди были готовы в любой момент распрямиться, чтобы пустить волка в прыжок. Алди стал похож на смертоносное оружие без владельца.

Но глаза медведицы испугали еще больше. Нет, в них не было ни капли ярости, злости или чего-то похожего на эмоции Алди. Даже суровой животной сосредоточенности не наблюдалось. Но взор медведицы выражал такую мудрость, что мне стало не по себе, не может животное обладать такими глазами. Карее понимание плескалось в умиротворении и спокойствии, даже не всякий умный человек обладал такими сильными и неподдельными чувствами. До меня тревожно доходило понимание, что медведица не просто дикое животное, в ней есть что-то даже очень таинственное и магическое. Но Алди не внимал моим просьбам, он вообще отказывался слушать нас обеих, доводя меня до кондиции истерики.

Медведица ощерилась, и это стало пределом терпения моего волка, неконтролируемая сила его мощного тела рванулась вперед, но, к своей озадаченности, напоролась на каменную стену сопротивления. Два сильных животных сплелись в невообразимом танце смерти, покатившись по короткой, почти вытоптанной траве. Коричневая шерсть блестела матовым цветом, серый комок пытался слиться со своим соперником, чтобы зубы поплотнее прижались к чувствительному горлу. Огромные лапищи вцепились в загривок Алди, черные когти глубоко впились в шкуру моего волка, протяжный вой послужил свидетельством силе этой неконтролируемой атаки.

Мое сердце покрывалось кровоточащими ранами, когда медведица наносила увечья моему волку, я во все глаза глядела на эту ужасную картину, дыхание мое болезненно прерывалось. Наконец, я моргнула и поняла всю силу своего заблуждения, которое сумело обмануть не только мое зрение, но и душу.

Волк и медведица стояли все в тех же позах, с таким же утробным рычанием Алди сопровождал свою атаку на сознание противника. Они дрались посредством Динео. Я же восприняла это так близко, что сражение развернулось не только перед моим мысленным восприятием, но и отражалось в янтарных глазах. Дрожь сотрясала меня, ведь ошибки быть не могло — медведица обладает магией, причем это животное кому-то принадлежит. И этот человек вполне может затаить на меня злобу. Ведь волк, признанный мною, напал на его вторую целостную часть. Алди не понимал всей ужасной глубины своего поступка, продолжая нападать на медведицу.

Душа затрепетала от легкого ветерка Динео, человек прикоснулся ко мне очень осторожно, надеясь, что я не замечу этого деликатного вторжения. Он был определенно связан с медведицей, которая в полсилы отвечала на нападки Алди. Нет, она могла с легкостью переломить неокрепшие способности моего любимого волчонка, но не видела никакой пользы в этом. Сила ее Динео поражала, но и то, что медведица не использовала все свои способности, затмевало удивление. Теперь близость людей, наделенных такой же магией, что и я, стала ощущаться в воздухе, тугими потоками хлеща мое тело и даже душу.

В страхе захотелось метнуться в сторону, но ничего не вышло. Моя магия с упоением вливалась в поток невиданной силы, который доселе мною незамеченный лился тут постоянно. Недалекое поселение людей было спрятано в просторах неизвестной мне страны, на много дней пути не находилось еще какой-либо деревни. Магия обитала здесь, она стала неотъемлемой частью леса, листьев, травы, даже мышек в кустах — все они дополняли этот огромный мир Динео. Упоительные мягкие волны подхватили мое неопытное сознание, утянувшее за собой Алди и Нилли, я благоговейно растворялась в бесконечном прекрасном море неизвестности. Мне не было страшно, я просто растекалась, каждой клеточкой тела ощущая себя сразу всем и вся.

Тревожный окрик Роупа вырвал из великолепного забвения, я затрепетала и нашла в себе силы вырваться из этого ласкающего наслаждения. До меня отдаленно доносился обеспокоенный и злой голос парнишки, который кого-то очень строго отчитывал. Человек, уведший меня в поток Динео, смутился от его слов, магия медведицы отпустила нас троих, и я обессилено рухнула на землю. Противник моего Алди презрительно фыркнул и скрылся в берлоге, где верещали перепуганные медвежата.

Зубы Ниллицы мягко стиснули мое запястье, я сумела выкарабкаться из отчаянного наваждения. Тошнотные рефлексы стискивали горло, даже лежа на земле, неподвижно и спокойно, меня не покидало ощущение головокружения. Алди вылизывал мое лицо, понукая открыть отяжелевшие веки, которые все не хотели этого делать. С тяжелой головой, полной жужжащих пчел, мне удалось с огромным усилием сесть. Свет светло-красной пеленой проникал через мои веки, но я все равно боялась видеть яркое солнце воочию, но настойчивость волков заставила это совершить.

Лучи ослепили, несмотря на кажущуюся рассеянность в зеленой листве. Горячий воздух жег мои полыхающие щеки и такую же огненно горящую душу. Я представлялась себе выпотрошенной шкурой мертвого животного — настолько Динео слизал всю мою энергию, даже самые критические резервы. Очень долго не удавалось шевелиться в принципе, но когда медведица обеспокоенно завозилась в берлоге, издавая нечленораздельные, но предостерегающие звуки, мне пришлось заставить свое тело вспомнить, что значит двигаться.

Ноги показались чужими, абсурдными и ненужными, понукаемая волками, я медленно-медленно поднималась на опушку леса из прогалины, хотя тошнота, которая все сводила спазмами гортань, мешала соображать. Так что не имея иного выбора, мое повиновение Ниллице стало абсолютно безропотным и податливым, хотя пульсирующая на талии серебряная цепь начала восстанавливать кое-как тлеющие силы. Магия, заключенная в звеньях благодаря выпитым душам, сумела удержать мой рассудок в голову, хотя пребывание в потоке Динео практически лишило всяческих возможностей ощущать себя. Но я точно помнила, как Роуп заступился за меня, как человек смутился от его слов, даже прощальное прикосновение магии выглядело, как извинение. Неужели парнишка имел такую власть над своими соплеменниками?

Обратный путь к дереву, под которым я спрятала свои пожитки, стал бесконечно долгим и невыносимым, ведь тело не слушалось. Хотя цепь разительно мне помогла — сила подкрепила меня, почти опустошенную. Да и волки ориентировались лучше меня, казалось бы, Динео никак на них не повлиял, может, просто со мной что-то не так? Но отвечать на собственные вопросы не предоставлялось никакой возможности.

Тяжело опустившись в траву и прижавшись спиной к нагретому солнцем стволу, я расслаблено закрыла глаза, пытаясь успокоить тошноту и не замечать тысячи иголок, которые кололи мой шрам. Алди понимающе устроился рядом, предоставив свой бок как опору, а Ниллица куда-то умчалась, но говорить со своей волчицей мне не хотелось. Мое плачевное состояние заставило потянуться к принцу. Глупо.

Но впервые за все мои безуспешные попытки мне удалось пробиться к мужу, нет, этот контакт не происходил, как разговор между мной и Нилли, к примеру, я просто могла наблюдать за Силенсом со стороны. И сердце мое отрадно запело, невзирая на все то, что произошло между мной и наследником трона в последний день в замке Дейст. Теперешнее состояние отчаянья и потребности в ком-то знакомом просто не позволяло задумываться, поэтому оставалось лишь удивляться, как моя любовь смогла пережить жестокие слова Силенса.

Принц стоял посреди широкой дороги, которая уходила в замок Дейст, насколько я знала. Возле него с ноги на ногу перетаптывался Шудо, раздраженно дергавший головой. Его шелковистая грива развевалась на ветру, красиво струясь, делая моего жеребца еще более привлекательным, чем он был на самом деле. К моему удивлению, Шудо был взнуздан и даже спокойно реагировал на то, что узда зажата в руки Силенса. Откуда-то снизу, куда мой взор не проникал, доносился низкий голос Бииблэка, что-то кому-то увещевавший.

Конь фыркнул, топнул копытом и нетерпеливо потянул поводья, но принц одернул его, и Шудо повиновался. Лицо Силенса оставалось мрачным, даже немного печальным, глубокая морщина появилась посреди лба, говорившая о том, что в последнее время мой муж часто хмурился, это он делал и сейчас. Черные синяки под глазами портили его мужественную красоту, а еще сильнее заострившиеся скулы так вообще сделали его почти не узнаваемым для меня.

— Бииблэк, ну, где ты там? — раздраженно крикнул Силенс. В ответ донеслось нечто непонятное, и принц раздраженно заворчал себе под нос. Но его бормотание не выглядело беззаботным или добродушным, мой муж напоминал мне натянутую тетиву — напряженный и злой. Я никогда не видела его таким.

Вскоре в холм взобрался капитан стражи верхом на лошадке принца. Грэйст спокойно реагировала на нетерпеливость своего седока, понимая, что тот все равно не заставит ее двигаться быстрее. Очередная напряженная гримаса уже на лице Бииблэка заставила меня занервничать.

-Это бесполезно, мой принц, вы сами понимаете, — удрученно сообщил Бииблэк. Они явно никуда не спешили.

— Понимаю. — Его согласие далось ему с трудом, рука беспрерывно гладила Шудо между ушей. — Но я не смогу успокоиться…

— Да, мой принц, — легко отозвался Бииблэк, но в его голосе не было и капли радости того, что он поддерживает своего принца.

— Как я мог так глупо поступить? — ни к кому конкретно не обращаясь, грустно спросил Ленс. Он смотрел глаза в глаза гнедому жеребцу, тот, казалось, полностью разделял тревогу принца.

— Вы просто отличаетесь крутым нравом…

— Прекрати, — раздражился Силенс.

Его внешность и поведение совершенно мне не понравились, тем более некоторая болезненность в чертах и напряженность во всем, что он делал, наводили на некоторые мысли. Но как дотянуться Динео до Королевской магии? Алди тревожно попытался прервать мой контакт с принцем, но я категорически отказалась это делать, хотя прекрасно знала, какой слабостью закончится использование магии. Цепь странным образом обхватила меня вокруг талии, питая все мои возможные и невозможные способности.

— Вы же не знаете наверняка… — опять успокаивающе начал стражник. Ответом ему послужил свистящий ветер, который всколыхнул густые шевелюры мужчин и гривы лошадей. Трава переливчатой волной поменяла свой цвет, а потом вернулась к исходному состоянию. Где-то далеко раздался крик чайки, я чувствовала солоноватый йодистый запах моря, который уже успел порядком стереться из памяти, а размеренный шум набегающих на берег волн и вовсе был для меня новым явлением.

— Что если принцесса мертва? — горько выплюнул из себя Силенс и тут же отвернулся от своего друга и стражника в одном лице. Боль, перекосившая его испорченные тревогой черты, ужаснула.

— Мой принц! — взмолился мужчина. — Не смейте корить себя в том, чего не знаете наверняка! — горячо заговорил Бииблэк. — Я не верил в смерть своей дочери, пока сам не увидел ее мертвое тело, — поникшим голосом продолжал он. — Вы не должны убеждать себя в том, что Эверин погибла. С ней был ее волки.

— Ты помнишь их слова, — возникло впечатление, что принц уже не в первый раз повторяет эту фразу своему капитану стражи, но тот, как назло, отказывается понимать ее смысл.

Шудо резко дернулся. Из всех присутствующих на дороге, он ощущал мое почти неразличимое присутствие. Конечно, я провела с этим жеребцом большую часть его жизни, и он, как животное, ощущал потоки Динео. Но как Шудо мог рассказать об этом страдающему принцу, дабы смягчить его боль, которую только что конь делил вместе с ним? Он не знал, как и я вовсе не предполагала такую возможность.

— Они тоже могли ошибиться, мой принц, не всегда волхвы могут быть правы, — сурово напомнил Бииблэк, воинственно распрямляясь в седле. Его уверенность в том, что я жива, приятно грела душу. Несмотря на то, что со стражником мы не были близки, я чувствовала в нем родственную связь. Простую и легкую.

— В таком случае, почему она даже письма мне отправить не может? — обиженным тоном маленького мальчика требовательно спросил принц у Бииблэка.

Капитан стражи замялся, его суровые черты окрасило смущение, ведь сейчас он впервые в своей жизни напомнит своему принцу о совершенной ошибке. Теребя свой дублет, Бииблэк глубоко вздохнул.

— Мой принц, а вы вспомните слова, что сказали ей на прощанье. — Этот горький яд дался мужчине с превеликим трудом, и тут же попал в гноящуюся рану Силенса. Принц смертельно побледнел, наверное, даже забыл дышать, но вскоре сумел совладать со своими эмоциями, видимо, последнее время это искусство самоконтроля совершенствовалось им во всех отношениях. Кулаки мужа то сжимались, то разжимались, он в ярости кусал свои губы, а я опасалась за его душевное состояние.

— Да, такого человека можно только ненавидеть, — печально заключил Ленс. Бииблэк тяжело вздохнул, словно не мог объяснить маленькому ребенку что-то очень важное.

Стражник поднял голову, когда я, приложив все усилия, постаралась коснуться его, ведь Ленс был напрочь закрыт от разных посторонних вмешательств, видимо, таким образом пытался справиться со страданиями, которые мучили его также сильно, как и те слова, сказанные мне при нашей последней встрече.

— А вы не могли предположить, что принцесса до сих пор в дороге и просто не имеет возможности отправить вам весточку? — Бииблэк всяческими способами пытался успокоить душевную бурю наследника трона. Капитану явно больно смотреть на то, что происходило с его принцем, которому он присягнул верностью и жизнью.

— Так долго? — не унимался Ленс, отвергая все положительные предположения Бииблэка о моей судьбе. Его печальный настрой начал вызывать не сочувствие, а раздражение. Обратившись к своей цепи, я опять потянулась к капитану стражи.

Использование магии в такой явной попытке связаться с человеком выпивало меня с такой же скоростью, что и привлекательность потока Динео, в который меня увлек непонятный недоброжелатель, связанный с медведицей. Но теперь я самостоятельно бросалась в эту пока что неизведанную мной силу, хотя осознавала всю отчаянность своего безрассудного поступка. Но любящее сердце просто требовало хоть как-то успокоить беспокойство супруга, пусть это все выглядело комично и глупо. Но если я во что-то упиралась, то уже не находила выхода их ситуации, кроме как победу над ней.

— А Королевская магия? Вы еще раз пробовали отыскать принцессу Эверин? — продолжал задавать наводящие вопросы Бииблэк.

— О, мой друг, тут, как обычно, глухая пустота, хотя раньше я всегда чувствовал и даже слышал, как она использует свой Динео, — сдавленно прошептал Ленс. Он уткнулся лицом в мускулистую шею Шудо — я всегда так делала, когда пыталась скрыть от других свои слезы. Но принц просто не знал, куда деть свое бессилие и отчаянье, в которое он не впадал даже будучи стоявшим перед врагом с одной палкой в руках. Силенс считал, что всегда знает, что нужно делать.

Яростные волны ненависти супруга к самому себе мешали мне сосредоточиться, не выходило направить точечную мысль Бииблэку, но стражник и так обострил все свои чувства, но, жаль, он обладал малой толикой Королевской магии, а не Динео. Теперь после общения с потоком наслаждения этой естественной и природной магии, я понимала всю разницу между двумя этими явлениями. Но даже это знание не давало никакого преимущества в моих тщетных попытках.

— Все же вы зря отчаялись, — упрямился Бииблэк.

Принц резко повернулся в его сторону, мне в глаза бросилась отросшая щетина, каковую я никогда не видела на его всегда гладко выбритом лице.

— Но где она? Где? Неужели способна так мучить меня? — воскликнул он. В его тоне что-то показалось до боли знакомым — такое же отчаянье и мольбу я слышала в ночном разговоре с Роупом. Парнишке также искренне, как мой муж свою принцессу, любил девушку-из-мечты. Это открытие несколько придало мне сил. С новым рвением я ринулась к Бииблэку, надеясь, что суровый мужчина услышит этот отчаянный сигнал.

— Мой принц, откройтесь магии! — удивленно прошептал капитан стражи. Ленс лишь устало посмотрел на него, но никак не отреагировал на совет своего друга. — Поверьте мне! Она здесь! — закричал Бииблэк, предполагая, что громкий звук более побудит принца к действиям, нежели умоляющий тон.

Силенс действительно встрепенулся и опустил стены, защищавшие его от нападок чужих сверхъестественных сил. Я с упоением дотронулась до него, да так легко, что даже испугалась. Но ведь Бииблэк был лишь отчасти предрасположен к Королевской магии, поэтому достучаться до него с помощью Динео вышло таким изнурительным занятием. Принц пораженно вздохнул, ощущая мое присутствие так же явственно, как если бы я стояла рядом и касалась его руками. Радость его на миг захлестнула все мои чувства и эмоции, я не понимала слов, которые он пытался до меня донести, но когда поток ликования поутих, Силенс принялся сокрушенно корить себя и извиняться. Эта виноватость, которая сочилась сквозь него, будто мед через соты, тронула мое сердце. Даже заживила раны, которые мой супруг сам и нанес. Теперь я понимала причину той резкости, я просто тронула его за больное место, пожелала оставить моего принца, когда ему так требовалась поддержка.

Когда поток его самобичевания иссек, Ленс прислушался к своим ощущениям, удивление окатило меня с ног до головы. Принц явно не церемонился в обращении со своей магией, поэтому сразу заметил присутствие цепи, которая питала мои силы и позволяла держать наш хрупкий контакт. Но с упорством молодого быка мой муж хотел поговорить со мной, а не только почувствовать мое сознание, поэтому Королевская магия бросалась в огонь моей души, как обезумевший мотылек.

— Эверин! — его одно-единственное слово громовым раскатом обрушилось на мою голову, я в инстинктивном порыве закрыла уши ладонями, хотя это все равно бы не помогло. Он говорил в моей голове. — Эверин! — также болезненно для меня повторил Ленс.

— Не так громко! — взмолилась я, практически вдавливая пальцы в барабанные перепонки, даже не задумываясь над тем, что это бесполезно.

Озадаченность принца пронзила мое тело. Теперь я знала, что Силенс применил Королевскую магию, которую доселе никогда не испытывал на мне.

— Эв? — он постарался уменьшить силу своего отчаянно-страстного зова.

— Да, Ленс, это я, — мой ответ в сознании оказался шепотом. Что ж, это можно объяснить невероятной слабостью.

Алди попытался вмешаться, но я строго приказала этого не делать. Я нуждалась в том, чтобы поговорить с принцем. Теперь эта возможность стала реальной.

— Где ты, Эв? Позволь мне приехать и забрать тебя? — Он прислушался к тому, что говорили ему способности. — Ты в лесу? — удивился принц.

— Да, я возле дерева, — ответ получился слишком слабым. — Но меня не надо никуда забирать, Ленс, я почти добралась туда, куда отправилась.

— Но где ты? Куда ты идешь? — Еще несколько вопросов я просто не сумела разобрать. Тревога и любовь в его голосе смешались в единую эмоцию, которая пробивала мою физическую скованность и эмоциональное безразличие.

— Я не знаю. — Еще одно недоумение с его стороны. — Честно, не знаю, Силенс. Я просто слушаю свое сердце, оно привело меня сюда.

Молчание Силенса затянулось, я даже начала беспокоиться, не потеряли ли мы связь. Но хриплый голос продолжал.

— Я думал, твое сердце приведет тебя ко мне.

Я не нашла быстрого ответа, как и более вразумительного, чем тот, что все-таки впоследствии озвучила.

— Да, я тоже так думала, Ленс, — он затаил дыхание, даже Королевская магия перестала меня вдавливать в землю, — но так вышло. Я шла туда, откуда доносился зов.

— Это странно! Как можно доверять только наитию? — возмутился принц, обдавая волной ярости.

— Если бы ты меня выслушал тогда, то теперь бы понял, но… — я замолчала, неприятно ощущая его возобновившуюся привычку себя винить. — Но ты не смог. Оно и понятно. Ты принц.

Алди начинал беспокоиться, что я так долго позволяю себе находиться под влиянием этой плохой магии, как выражался он, ведь она не только позволяла говорить с принцем, но и прищемляла все мои желания. Я дышала-то с трудом.

— Эв, прости меня, прости, — зашептал принц. Теперь его воздействие ласкало, а не причиняло боль. Не знаю, за что именно извинялся Силенс — за грубость, или за Королевскую магию. — Ты же знаешь, я люблю тебя сильнее…

— Не надо, Ленс, прошу, не надо, — взмолилась я. В нынешнем положении слышать от него слова о любви, было равносильно вновь испытать те чувства, когда он буквально выгнал меня из Дейста.

— Но…

— Тебе будет достаточно того, что я это действительно знаю? — сдалась я, не желая слышать недоуменные вопросы мужа. Он уже закидал меня ими, хотя сил давать ответы просто не было. Нет, их не существовало.

— Да, Эв, да! — горячо согласился принц, мягко обволакивая волнами магии. Сила, которая начала вливаться в мои вены, испугала, но безумно обрадовала волнующегося Алди.

— Не надо! — закричала я. Теперь принц был оглушен силой моего голоса в его сознании.

— Тебе сейчас это нужно, а я отправлюсь в замок с Бииблэком и просто хорошенько высплюсь, — попытался убедить в правильности своих действий муж, но я все равно предпочитала самостоятельно восстановить собственные силы, чтобы оттянуть свое появление в поселении, где меня ждал Роуп. Нет, я не хотела предавать своего друга. Просто…

Энергия, хлынувшая в тело, затмила все чувства, даже контакт с принцем, казалось, померк на фоне усилий Силенса, делившимся со мной не только силой, но и Королевской магией. Безумная смесь наших разных предрасположенностей к необычным способностям лишала способности дышать, мыслить, знаний о том, что есть тело и нужно им пользоваться. Все стало ничтожным и несравненным. Но присутствие Алди не позволяло полноценно отдаться этом, поэтому, почувствовав достаточный прилив сил, я мягко отстранила щедрого Ленса. Он ошарашено подчинился.

— Ты стала сильнее в Динео, — с некоторым удивленным уважением произнес принц.

— Да, общение с волками идет только на пользу, — подтвердила я его некоторые сомнения. Укол ревности принца передался и мне, потому что через Королевскую магию Ленс не мог контролировать разделение наших чувств.

— У тебя появился друг, — так же ревниво продолжал муж.

— Хоть я его никогда не видела, — не видя смысла врать, опять согласилась я, привычно улыбнувшись, вспоминая Роупа.

— Ты идешь к нему? Это к нему стремиться твое сердце? — уже оскорблено спросил принц. Угроза в его голосе стала почти осязаемой.

Я едва не рассмеялась. Силенс впервые ревновал меня, пусть совсем недавно убивался из-за того, что считал меня мертвой.

— Нет, он просто помог мне найти дорогу, Ленс, вот и все, — как можно мягче пояснила я. Но мужу этого оказалось недостаточно.

— Правда? — в последней надежде услышать что-то большее, ведь в его голове уже представлялись самые разнообразные лживые пути развития наших отношений с Роупом.

— Конечно, мой принц, я не могу врать вам, — съехидничала я, желая насолить Ленсу. Теперь, когда часть его сил перешла ко мне, чувствовала себя гораздо увереннее и спокойнее под воздействием мужа.

— Тогда твой новый друг сможет тебя оберегать, раз уж ты так далеко от меня и даже не можешь сказать, где находишься, — наполовину честно сказал мне принц. Его раздражало то, что какой-то мужчина будет находиться рядом со мной, вместо него, несмотря на то, что нас с Роупом связывала лишь дружба, которая и то только-только зарождалась. И могла быть разрушена. Легко.

— Ему всего пятнадцать, глупый, — прыснула я.

— Что-о? — протянул мой муж. Эх. Жаль, я не видела его лица в этот момент, а то наверняка бы запомнила эту гримасу на всю жизнь.

— Да-да, — все смеялась я, но потом вдруг посерьезнела. — Мне пора, Ленс, иначе все твои труды пойдут прахом, — чувствуя, как силы опять стремятся покинуть меня, произнесла я.

Силенс вздохнул с сожалением, но и сам прекрасно понимал, что я ему не лгу.

— Что ж, я буду ждать тебя, моя принцесса, сколько времени на это не потребуется. — Мне показалось, будто он поцеловал меня в лоб — приятное прикосновение согрело покрытую холодным потом кожу.

И принц отпустил меня, Королевская магия перестала давить на плечи, я в полной мере ощутила ту энергию, каковой со мной щедро поделился муж. Весело потрепав Алди за ушами, широко улыбнулась собственным радужным мыслям. Отыскав засыпанную травой заплечную сумку, я бодро выпрямилась и попыталась отыскать Ниллицу. Волчица вскоре присоединилась к нам.

Хоть я и знала, что дорога сегодня будет совсем недолгой, путь стал для меня гораздо легче, чем все те дни, что я провела в терзаниях и мыслях о словах Силенса. Его раскаянье и любовь излечила раны на сердце, радостно рвущееся навстречу интересным, как хотелось, приключениям. Даже волки приободрились моим хорошим настроением, хотя волчица недоверчиво шевелила хвостом, словно непривыкшая к радости, давно не посещавшей меня. Все трое мы неохотно вспоминали стычку с медведицей, поэтому решили отдаться этому детскому предвкушению нового, чем печально отчитывать друг друга за необдуманные поступки.

На несколько мгновений став одним целым волком, мы поделились друг с другом мыслями и опасениями, радостью и страхом, а когда вновь стали Ниллицей, Алди и Эверин смотрели на мир совершенно другими глазами. К сожалению ли, к счастью, я была не совсем человек, они не совсем волки. Динео прочно связывал не только наши мысли, жизни и сознания, но и судьбы, сплетшиеся в единый, тугой и прочный узел. И держать его в руках было невероятно приятно. И впервые за долгий период своей жизни я ни капли не сомневалась в том, что делала. Причем делала то, что действительно хотела.

Волки и я нашли друг друга, предназначение решило наши судьбы давным-давно, но нам не дано знать все превратности и опасные повороты, но мы в этом и не нуждались, прекрасно обходясь просто наличием родственных связей. Нет, даже не Динео спел три души в одно целое, а просто понимание человека и волка, которое почти никогда не возникало в реальной жизни. Но все-таки история знала такие случаи. И вот подобная случайность произошла и с нами, безумно обрадовав всех троих. Мы шли вперед навстречу чему угодно — лишь бы преодолеть это вместе.

Когда я взобралась, наконец, в самый высокий холм, то местность показалась мне до боли знакомой. По мере того, как мы спускались и делали достаточно резкий поворот, уверенность моя возрастала. И когда дорога открыла очередной зеленый склон, сомнений быть не могло. Именно здесь мы сидели и говорили с Роупом прошлой ночью — он, живой и настоящий, и я, лишь мысленный образ, легкий призрак магии Динео.

Опустив взор ниже, я увидела раскинувшееся в долине большое поселение. У подножья холма стояло несколько человек. Динео приветственно коснулось меня.

 

VIII. Ошибки

Мои ноги задеревенели, но я продолжала делать широкие шаги, почти не ощущая под ступнями утоптанной земли. Я не знала, куда деть свой взгляд, который метался то к очертаниям людей у подножья дороги, то к раскинувшейся в долине деревне. Из нескольких труб поднимались тоненькие серые нити дыма, даже до меня доносился запах свежего обеденного хлеба. Блеяли овцы, где-то на окраине возмущенно мычала недоенная корова, лай собак разливался звонким звуком, заставляя моих волков недовольно шевелить носами. Нилли и Алди разделяли мое смущение, даже они чувствовали эту магию, которой те пытались пробиться к нам и поздороваться. Но я уверенно выставила стены защиты, опасаясь, что опять могу попасть в поток наслаждения Динео и потерять себя. Цепь на моей талии неожиданно прошла сквозь кожу штанов, я удивленно ощупывала то место, где она только что поблескивала. Глаза мои ее видели, но вот пальцы не нащупывали. Она спряталась от чужих глаз, удивленно поняла я.

С моим приближением к людям возрастало и беспокойство, оно обрушивалось на голову, как молот кузнеца падает на наковальню. Меня бросало то в жар, то в холод, и волки, прижимающиеся к ногам, не успокаивали, хотя и внушали некоторое чувство безопасности. Вскоре я могла разглядеть лица, которые со вниманием смотрели в нашу сторону. Прибавив шагу, я в несколько мгновений преодолела расстояние, разделявшее нас.

Двое молодых людей в первую очередь привлекли мое внимание. Роуп и Лимма, те единственные, кого я видела собственными глазами, пусть и посредством Динео. Но мой новоиспеченный друг выглядел несколько иначе, чем в наших мысленных разговорах. Он оказался на голову выше меня, широкоплечий, с оформившимися уже мускулами молодой мужчина. Несмотря на его юный возраст, синие глаза полыхали мудростью и знанием, светлые брови были сведены на переносице. Золотистая кожа приятно сочеталась с густыми, того же, но более темного оттенка, волосами. Слишком короткие они трепыхались на ветру, и парень беспрестанно их поправлял, чтобы не лезли в глаза. Приятные, немного заостренные черты лица сначала окрасились радостью, но как только я оказалась в тени небольшого дерева, под которым они стояли, положительных эмоций и след простыл.

Лицо Роупа перекосилось от потрясения, золотистая кожа смертельно побледнела, даже рот слегка приоткрылся от накативших чувств. Черные зрачки расширились, делая сапфировые глаза настолько привлекательными, что у меня задрожали коленки. Но парень даже вздоха не мог сделать, боль на лице смешалась с удивлением, он резко развернулся и убежал к деревенским домам, где и скрылся от моего взора в косых переулочках. Я с оттенком сожаления смотрела ему вслед. Почему он бросил меня?

Я посмотрела на его сестру, но наткнулось на тоже выражение ужаса и удивления. Разозлившись, нахмурилась и решила никак не реагировать на эту парочку. Отвернувшись от Лиммы, в полной мере почувствовала волны любопытства, которые омывали нас со всех сторон. Дискомфорт сковал меня — я не привыкла, чтобы окружающие люди постоянно воздействовали магией на мое сознание.

— Безымянная, — прошептала Лимма, вновь обратив мое внимание на себя. Я посмотрела на девушку, та уже успела справиться со своими чувствами.

— Кто вы? — я задала то вопрос, который мучил меня с самого начала путешествия к этим странным людям.

Заговорил невысокий мужчина, с глубокими морщинами на лице и уверенность и властностью в голосе. Посмотрев на него, к своему облегчению, не обнаружила удивления или страха. Что за странная реакция Роупа?

— Мы те, кто поможет тебе, безымянная, — ответил мужчина. Ха, как будто бы это удовлетворило любопытство, жгущее все внутренности!

— Это я уже слышала. Но хотя бы имена вы можете свои назвать? — более смело спросила я, осознав, что вреда причинять они не желают.

— Мое имя Морп, безымянная, — с достоинством произнес мужчина, выпрямляясь. — Это Лимма, — он показал на сестру Роупа. — И моя жена Рейзар. — Женщина наклонила голову, в знак приветствия. Я с интересом оглядывала невысокую, полную от возраста Рейзар, и удивлялась живости на ее лице. Но общие черты были какие-то колючие, хотя это и не отталкивало от нее.

Убедившись, что я услышала названные им имена, Морп сложил руки на груди, сразу сделавшись каким-то суровым. Ясные карие глаза напоминали мне о Бииблэке, да и в лице Морпа было нечто схожее с чертами капитана стражи.

— Что ж, — протянула я, раздумывая над тем, действительно ли называть себя. — Мое имя Эверин Страстная, так вы можете ко мне обращаться.

На лице Рейзар расплылась теплая, материнская улыбка. Лимма тоже попыталась изобразить доброжелательность, но удивление и страх до сих пор отставляли на ней свою печать.

— Что ж, пусть будет так, — согласился Морп, как будто не совсем доверяя моим словам. — Мы живем далеко от Королевства Дейстроу, но слышали имя принцессы, если ты хочешь взять его, пусть так.

— Нет, — прервала я его. — Вы ошибаетесь, Морп. Это имя действительно принадлежит мне. Как и титул принцессы моего Королевства, но судьба выбрала иной путь.

Теперь изумление коснулось всех, к моему удивлению. Алди озлобленно зарычал, ему это тоже совершенно не нравилось, хотя Нилли держалась более достойно своего друга. Шерсть ее искрилась от волнения, она разделяла со мной еще и благоговение перед этими людьми.

— Я не жду и не приму, — продолжала я свою размеренную речь, — каких-либо знаков почтения или что-то вроде этого. Мой путь привел меня сюда, вы ждали, и я пришла. Что ж, тогда помогите.

Морп сумел скрыть гримасу поражения со своего лица, провел рукой по густым усам и многозначительно посмотрел на свою жену. Та кивнула.

— Хорошо, Эверин Страстная, здесь ты будешь нам равной, — заключила Рейзар, так и не дождавшись слов мужа. Лимма нервно сглотнула, теперь ее ужас стал более ощутим, это приводило в дикое раздражение. — Наверняка ты хочешь отдохнуть после путешествия. Пока мы отведем тебя в свой дом, — продолжала женщина. — Но позже выберем, где ты будешь жить. Таков наш первый закон.

Я не придумала ничего лучше, как кивнуть, будто бы у меня закончились слова, да и мысли, признаться честно, тоже. Несмотря на щедрую энергию Силенса, усталость внезапно навалилась на плечи, стоило услышать намек на обычную кровать и человеческое жилище.

— Пойдем, Эверин, — женщина властно оттеснила рычащего Алди и взяла меня за руку.

— Но как же мои волки? — неожиданно я вышла из ступора. Ниллица не выражала собой никакого беспокойства, только недовольно поглядывала на своего друга.

— Они могут охотиться на наших просторах, — Рейзар обвела рукой обширную долину, холмы, ее окружающие, и густой лес к востоку от селения. — Все животные теперь предупреждены. Случай с медведицей всех переполошил, но наши животные умеют принимать новых членов семьи.

Я коснулась пальцами лба Алди, пытаясь его успокоить, опустилась на колени и крепко обняла за шею. Волк перестал рычать, а Нилли прижалась к нам с другой стороны. Так я рассказала им о том, что охотничьи угодья в их распоряжении.

— Теперь идем, — кивнула я, но отказалась от руки жены Морпа. Женщина спокойно отреагировала на это и повела меня в их деревню. Лимма и Морп молча следовали за нами. Мне не нравилось напряжение, которое появилось между мной и девушкой, но я его категорически не понимала. Неожиданно обида завладела сознанием, ведь Роуп почему-то сбежал и даже не пожелал поговорить со мной. Неужели я не оправдала его ожиданий?

Деревня давным-давно кипела дневной жизнью, но в действительности она оказалась не такой огромной, как мне показалось с дороги. Деревянные дома свободно стояли на достаточном расстоянии друг от друга, только семейные жилища жались одно к другому, сохраняя свои особенные традиции. То тут, то там сновали куры, деловито ищущие что-то на земле. Мимо нас прошла коза, удивленно шарахнувшаяся от меня, колокольчик на ее шее приятно забренчал. Повсюду лились звуки голосов, детский смех, возмущение животных. Когда нам навстречу выбежала стая вихрастых мальчишек, я испуганно отпрянула, но они скользнули в проулок, мной незамеченный. Визгливые поросята пронеслись между наших ног, абсолютно несмущенные присутствием людей. Огромная жирная свинья следовала за ними, сердито шевеля розовым с черными пятнами носом. Мы почтительно расступились, давая ей дорогу. Деревня была полна жизни.

Над каждой дверью я заметила вырезанное из дерева изображение какого-то животного. Где-то щурился кот, у кого-то росомаха и даже бык. Люди с интересом разглядывали меня, обменивались короткими радостными репликами, повсюду царило возбужденное оживление. Людей в деревне, несмотря на ее немаленькие размеры, было не так много, как могло показаться, но от каждого веяло радушием и искренностью. Я с трудом сдерживала свои чувства в окружении стольких животных — большинство из них полыхало Динео, хотя магией они не обладали. Наверное, так проявлялись мои способности.

Сердитая собака преградила нам путь и, наградив меня презрительным взглядом, хрипло забрехала. Рейзар ласково погладила ее между ушей, и та успокоилась. Живость, проскользнувшая в этом прикосновении, поведала мне, что они давно уже вместе. Морп кивком головы указал на большой дом, который возвышался справа от сидящей посреди дороги собаки. Лимма не сумела раствориться в деревенской толпе.

Над входом в дом висело изображение собаки. Я опасливо поднялась по ступеням и коснулась дверной ручки, тепло дерева приятно согрело мои похолодевшие от волнения пальцы. Рейзар радушно кивала и помогла мне справиться с застенчивостью, толкнув простую без изысков дверь. Все еще настороже я вошла в сладкую прохладу темного дома. Усталость показалась еще более ощутимой, чем она была под деревом у дороги. Но одобрение Нилли помогало справляться не только с волнением, но и поддерживало в начинаниях.

Мне понадобилось некоторое время, чтобы глаза привыкли к полумраку дома. Его убранство понравилось, хотя немного удивило, ведь все было обустроено непривычно для меня. Дом предстал одной-единственной большой комнатой, разделенной на части мебелью или почти прозрачными занавесками. В восточном углу стояла большая с объемной периной двуспальная кровать, покрытая шерстяным покрывалом, в ее изголовье красовалось еще одно изображение собаки, а на мягких складках посапывал пушистый белый кот. Легкая занавеска отделяла спальню, наверное, от подобия гостиной. Коротконогий стол держал на своей цвета дикого меда столешнице кипу желтоватых свитков, которые валялись и на подушках деревянных кресел. Одинокая оплывшая свеча смотрела на меня грустным погасшим фитильком. Слева от входа расположилась еще одна кровать, но узкая и не такая привлекательная на вид, как первая. Справа, отделенная от спальни высоким комодом, расположилась кухня. Очаг мерцал остатками углей, в воздухе все еще витал аромат съеденного обеда. Обычный добротный стол стоял посреди этой части комнаты, четыре стула окружали его. Тут же стояла ваза с фруктами — зелеными яблоками и желтыми сливами. Под полотенцем лежал обеденный хлеб. Несколько крошек на столешнице только подтверждали недавно оконченную трапезу, как и грязные тарелки и ложки у очага. В темном углу разместили пузатую бочку со свежей водой, с ее края свешивался ковшик, зацепившийся своей ручкой за бортик. Весь дом был пропитан запахом пшеницы и уюта, мне стало невероятно приятно под его защитой. Легкий полумрак получался из-за недостатка света. Здесь было всего четыре окна — по одному на каждую сторону света, и те были занавешены шторами. Приятная прохлада ласкала разгоряченную на солнце кожу, только в помещении я поняла всю плачевность состояния моего шрама, который болезненно пульсировал под тканью запыленной рубахи. С запоздалым стыдом, поняла, что выгляжу как оборванка, но думать о своем внешнем видеть было уже поздно. Убрав, наконец, руку с рукояти меча, я позволила себе немного расслабиться, а запахи жилого дома с готовностью в этом помогали. Деревянные полы здесь были покрыты свежей травой, а не тростником, как в замке, но даже этот надоевший во время путешествия аромат диких полей сейчас показался таким невероятно сладостным, что я глупо улыбнулась собственным мыслям.

За ширмой, в самом дальнем от меня углу, примыкающем к спальне, стояла объемная ванна, пустая, к моему огромному сожалению. Я сухо откашлялась, и Рейзар подала мне ковш, полный свежей воды. Напившись, изогнулась и сняла с себя сумку вместе с луком, не пригодившимся мне в дороге. Женщина заботливо смотрела на меня, и от этого стало не по себе, я озадаченно на нее взглянула.

— Можешь положить свои вещи туда, — она кивнула в сторону своеобразной гостиной, — а отдохнуть на этой кровати, — к моему удовольствию жена Морпа указала на большую хозяйскую кровать. Лимма сердито поджала губы, ей явно надоело тратить свое время.

— Теперь мы тебя оставим, — сказал Морп и хотел выйти из дома, но я его остановила.

— Подождите! — воскликнула я слишком громко. Три человека удивленно на меня посмотрели. — Я передумала, — неудовольствие отразилось на каждом лице. — Пусть остальные знают меня под именем Эверин, не стоит никому говорить, что я принцесса. — Морп утвердительно кивнул.

— Это останется в этих стенах. — Лимма испуганно замотала головой. — Клянусь своей каплей крови. — Мне показалось, что он щелкнул пальцами, но на пол звонко упала тугая темная капелька. Его слова и движения повторила Рейзар, а вот девушка медлила. Но под суровым взглядом мужчины, она гордо вскинула голову.

— Клянусь своей каплей крови, — эхом отозвались ее слова простым движениям, но я видела, что она не хочет этого делать. На ум сразу же вернулся Роуп.

— А когда я смогу увидеться с тем, кто привел меня сюда? — Лимма сердито пробурчала что-то непонятное.

— Юный Роуп должен был встречать тебя, Эверин, но по какой-то причине он покинул Веху Под Деревом, — скупо отозвался Морп. — Я отведу тебя к нему, как только ты отдохнешь.

— Хорошо, — покорно согласилась я, и все вышли из дома. Тишина приятной волной окутала мои уставшие от постоянных звуков леса уши. Хотя сквозь стены до меня приглушенно доносились звуки деревни, они были гораздо приятнее сейчас, чем щебетание птиц или шелест ветра в листве. Даже треск костра привел бы меня в дикое раздражение — так сильно мне хотелось чего-то человеческого.

Не отыскав более лучшего решения, я сполоснула только лицо холодной водой из бочки. Положив свои пожитки на деревянное кресло, стянула себя пропыленную и несвежую одежду, критически отнеслась к своему телу, но все-таки с удовольствием скользнула в мягкие складки кровати, потревожив покой белого кота. Он недовольно зашипел, принюхался, смерил сердитым взглядом голубых глаз и спрыгнул на пол. Я прислушивалась к его мягким шагам, он подошел и обнюхал мою грязную одежду и, чихнув, вернулся в постель. Потоптавшись на моем животе, белый кот свернулся клубочком, и я, наверняка, уснула одновременно с ним, разделяя кусочек сознания со своими дремавшими под тенью веток волками.

Я тревожно втягивала воздух, новые запахи приятно наполняли легкие, а пасть заливалась голодной слюной, но сегодня будет охотиться мой волк. Нам будет сложно привыкнуть к отношениям с другими животными, но мы сумеем различить дичь от тех, кто такой же, как и мы. Алди это не нравится, и я отчасти его понимаю, но моя душа спокойна, пока она находиться среди этих людей. Иные ручались за их доброжелательность и радушие, и предоставленный местным вожаком дом подтверждал эти заверения. Мне, конечно, было непривычно, что мы находимся на таком большом расстоянии друг от друга, дорога сблизила не только наши души, но и усилила способности. Так говорила она. Эверин. Я пробовала на волчьем языке произнести ее имя, но ничего не получалось, так что приходилось пользоваться человеческой частью разума, чтобы понимать это.

Мой волк бросил к лапам жирного кролика, я голодно впилась в него зубами, легко разрывая тельце на несколько кусков. Алди с готовностью принял половину тушки, и мы разделили еду в тени дерева, которое считали безопасным местном. Неподалеку тек ручей, его влажный запах заполнял нос, так что отыскать воду не составляло труда. Волк так же, как и я, не мог привыкнуть к ее физическому отсутствию, но понимал — ей нужен человеческий комфорт. Мы все знали, что уже не являемся теми, кем были раньше. Даже мои мысли и мысли Алди преобразились и приняли некоторый облик человеческого мышления, хотя мы все еще оставались волками. Так же как и Эверин была человеком, но в ней жила порядочная часть хищной сущности.

Управившись с кроликом, я вылизала морду своего волка и благоговейно прижалась к его безопасному боку, решив, что на сегодня хватит переживаний, и можно просто отдохнуть. Алди разделял мои желания, и любовь его приятно грела не только тело, но и душу. Наши общие сны — общие с «неотвергнутой» — были полны простора, свободы и едва ощутимого счастья. Но это хорошо. Хорошо…

Я проснулась от приятного запаха готовившейся пищи, нежный аромат каши показался самым приятным ощущением в жизни, мой желудок скрутила бы судорога тошноты, если бы мне предложили мясо. Сев, я медленно открыла глаза. Недовольный кот жался к ногам хозяйки, хлопотавшей на кухню. Мне было отрадно смотреть на Рейзар, которая чувствовала себя явно в своей стихии, скользя от стола к очагу, помешивая кашу и отмеривая чай.

— О, ты проснулась! Ну, наконец-то! — радостно воскликнула она. — Ты так устала, что проспала два дня.

— Два дня, — удивленно выдохнула я, запутываясь пальцами в всклоченных волосах.

— Да, а теперь поднимайся. Тебе еще нужно успеть помыться, — она указала рукой на ширму. Немного смущаясь, я выскользнула из-под одеял, абсолютно не задумываясь над тем, что мне не было жарко под шерстяным покрывалом летом.

Полная ванна отрадно порадовала мое тело, давно не знавшее теплой воды, я быстро помылась, распутала волосы. Они мгновенно стали шелковистыми, как обычно, а я яростно проводила по ним раз за разом щеткой, выуживая колтуны. Вода после меня в ванной стала ужасно грязной, но я старалась на нее не смотреть, размышляя, в какую же одежду теперь облачиться, но меня выручила Рейзар.

— Я сшила тебе новый комплект белья, — ее протянутые руки подали мне тонкую рубашку. — И, думаю, это тебе подойдет.

Поверх рубашки с объемными рукавами до локтя и разрезом, спускавшимся до груди, с перекрещивающимися тонкими полосками ткани, выгодно скрывавшими мой шрам, лег красный корсаж на шнуровке. Объемная, но не пышная юбка того же цвета тоже пришлась мне в пору, вместе все предметы туалета составляли обманчивость платья.

-Спасибо, это просто великолепно! — без тени притворства поблагодарила я, выходя из-за ширмы. Рейзар застыла, не сводя с меня полного изумления взгляда.

— А красный цвет тебе действительно к лицу, если бы я даже не знала, что ты принцесса, то у меня бы возникли сомнения, — протянула она медленно, но, совладав с собой, кивнула на стул, я не преминула воспользоваться приглашением.

— Вы так добры, — тихо сказала я, жадно глядя на то, как она накладывает кашу. Как только дымящаяся тарелка оказалась передо мной, я быстро заработала ложкой, заедая кашу куском хлеба с сыром. Простая и вкусная пища окончательно прогнала из меня остатки сна, который пытался еще внедриться в сознание.

— Пустяки, — отозвалась Рейзар, белый кот все ластился к ее ногам, она все-таки налила ему молока из глиняного кувшина. — Теперь все в твоих руках, Эверин. Захочешь ли ты принимать ту помощь, которую мы в силах тебе предоставить.

Я прекратила пить пахучий облепиховый чай и застыла. Да, слова Рейзар застали меня врасплох — ведь я правда не задумывалась, что буду делать после того, как попаду к этим людям. Нет, я думала. Я хотела поговорить с Роупом.

— Когда я смогу увидеть Роупа? — Лицо жены Морпа вытянулось, появилась собачья настороженность, какую я не раз наблюдала у гончих в псарне замка.

— Он сказал тебе свое имя?

— Да, — поколебавшись, все-таки призналась я.

— Значит, ты уже завоевала хоть чье-то доверие, — проговорила Рейзар, мало обращая внимания на то, что я все еще продолжаю сидеть перед ней на стуле. — Роуп хороший мальчик, но горячность молодости его когда-нибудь погубит, — печально сказала мне она, присаживаясь напротив.

Я вглядывалась в ее морщины, но не отыскивала там ничего, кроме спокойной мудрости. Теперь я была согласна со своими волками — Морп тут вместо короля в замке Дейст, а его жена — верный помощник и советник. Легкая седина коснулась ее волос у висков, но все равно жизнь текла сквозь женщину, и это отрадно привлекало меня. Неужели Динео имеет такую большую силу?

— Скоро закат, — сказала Рейзар. — Ты можешь сходить к нему, думаю, он будет рад. — Но слова прозвучали как-то горько, она правильно истолковала мой взгляд. — Просто эти два дня он сам не свой, твердит что-то про сон, хотел отправиться в путешествие, чтобы подумать, но Морп отказал. Он выбрал его. Ты будешь жить в доме Роупа.

— Но… почему? — удивилась я. Конечно, радость тут же наполнила сознание, но кто еще мог знать о нашей дружбе?

Дрова в очаге весело потрескивали, но не разгоняли прохладу, которая царила в доме постоянно — по крайней мере, я не ощущала, чтобы становилось теплее.

— Он горяч. Ответственность может его утихомирить, да и одиночество, знаешь ли, не идет на пользу взрослеющему парню. И тем более Езкур будет очень полезен, — я удивленно открыла рот, чтобы задать вопрос, — ты потом это поймешь, — не дала она сказать. Я обиженно поджала губы, но спорить не стала. Если честно, их слова-загадки начинали меня раздражать, но оставалось только терпеть.

Допив чай, я нетерпеливо заерзала на стуле, но Рейзар не спешила заканчивать свою трапезу, заведя ничего не значащую беседу. Ее спокойный голос только раззадоривал мое любопытство, да и желание поскорее увидеть и поговорить с Роупом усиливалось с каждой минутой. Наконец, к моей радости, женщина поднялась, отнесла грязную посуду к очагу и пошла к двери.

Улицы деревушки Динео, как я окрестила ее про себя, так как о моем географическом местоположении мне не сообщили, давно опустели. Местные жители явно не любили разгуливать вечерами, хотя закатное солнце только-только скрылось за западным кряжом. Удивленно оглядывая новые для меня улицы, утоптанную землю, выложенную камнем одну единственную улицу, дома с интересными крышами, как будто тянущимися к солнцу, и толпы самых разных животных. Все это наполняло ум живостью и активностью, так что я, как маленький ребенок, впервые попавший на городскую ярмарку, разглядывала каждую деталь во время нашего короткого пути к дому Роупа. Рейзар остановилась у небольшой хижины из хорошего соснового сруба, но выкрашенной, как и все дома в этой деревне, впрочем, странным цветом-хамелеоном. Над дверным косяком красовался огромный кот — я безошибочно узнала в этой фигуре Езкура.

— Что ж, раз вы знакомы, то я оставлю тебя. Если Роуп сегодня еще не приготовил для тебя жилого места, что ж, ты найдешь дорогу к нашему дому, — подчеркнуто официально сказала жена Морпа. — Я всегда буду рада тебе, — уже мягче и теплее добавила она. Я видела в ней странные метаморфозы, но не понимала их смысла. С одной стороны Рейзар была женою Местного Вождя, а с другой — просто женщиной, явно обделенной вниманием занятого мужа. Отчасти я ее понимала — жизнь принцессы постоянно проходила в таком состоянии.

— Спасибо, Рейзар, — я присела в реверансе, так как юбка позволяла соблюсти этот этикет. Женщина смущенно порозовела, вызвав мою озорную улыбку. — До встречи.

— Хорошей охоты, — странно отозвалась она, но скорее всего обращалась к волкам, которые только проснулись и собирались поживиться какой-нибудь дичью. Я в который раз изумилась силе магии этих людей и робко сделала несколько шагов к крыльцу.

Дверь резко распахнулась и из дома вылетела бледная Лимма, отшатнувшаяся от меня, как от призрака. Несколько мгновений она колебалась — войти обратно в дом и предупредить брата о моем приходе или все-таки уйти, по-видимому, они поссорились. Но девушка гордо вскинула голову и выбрала второй вариант, торжественно прошествовав мимо по узкой тропинке у дома. Я осторожно поднялась по ступеням и постучала в дерево косяка.

— Да заходи уже, — ответил раздраженный мужской голос, — я же знаю, ты не можешь долго на меня злиться. — Я озадаченно остановилась. — И закрой дверь.

Дом Роупа несколько отличался от жилища Рейзар и ее мужа, и не только меньшими размерами. Здесь было две комнаты. Одна совсем маленькая, почти каморка, которая отделяла входную дверь от основного зала дома. Притворив за собой, я с некоторым оттенком страха вошла в соседнюю комнату, к счастью, никаким боком не похожую на каморку.

Высокий потолок блестел темноватым деревом, я не нашла ни одной щели, такие же доски были уложены в пол, а поверх них насыпана свежая трава, видимо, Роуп любил просыпаться и засыпать в свежести, а не затхлости и пыли. Аккуратный очаг размеренно потрескивал, над огнем висел закопченный котелок, в нем весело побулькивала вода.

— Будешь чай? — спросил Роуп, не оборачиваясь. Он до сих пор принимал меня за свою сестру, но я пока не спешила его в этом разубеждать. Несвязно промычав нечто одобрительное, я облегченно вздохнула, когда парень начал отсыпать травы в две чашки, и у меня появилась возможность дальше осматривать жилище моего странного друга.

Простая кровать, которую я видела во время наших мысленных разговоров, все так же стояла в углу, аккуратно застеленная все тем же шерстяным покрывалом. Стол стоял правее от нее, два стула, приставленных к стене, довершали композицию кухни, да и очаг, что был сделан в нескольких шагах. Но вторую часть комнаты я никогда не видела. Здесь стоял еще один столик, на подобие того, что был у Морпа в доме. Два кресла окружали его с противоположных сторон. Слева от них примостилась еще одна кровать, немного больше, чем первая, от нее веяло свежестью и новизной — было видно, что она появилась в доме совсем недавно, может быть, даже сегодня. Правее же от кресел расположился комод, который использовался в качестве перегородки от жестяной ванны в самом дальнем углу. На крышке комода стояло несколько свечей, а на стене возле него висело небольшое, но чистое и новое зеркало. Я пораженно отметила, что окно тут только одно, и это меня пугало, потому что даже оно было занавешено тяжелыми шторами. Роуп не любит свет, или причина таиться в другом?

Я ощущала запах Роупа и трав, кажется, медуницы и крапивы, но кожу пока непривычно покалывала постоянная прохлада комнаты. Без приглашения присев на стул, наблюдала, как парень ловко разливает кипяток по чашкам. Не поднимая головы, он поставил их на стол. Взгляд его остановился на юбках.

— Ты ведь была в зеленом платье? — Синие глаза медленно поднялись к моему лицу, парень отпрянул, как ошпаренный, но ужаса на его лице я не прочла — только удивление и даже оттенок смущения. — Безымянная? — прошептал он бледными губами. Почему в реальности я производила на него такое шокирующее впечатление, оставалось загадкой.

— Меня зовут Эверин.

— Эверин, — эхом повторил Роуп, не сводя с меня своего пронзительного взора. Зрачки то сужались, то расширялись, и меня удивляло это несвойственное обычному человеку действие.

— Роуп, почему ты убежал? — едва ли не обиженно спросила я, надеясь скрыть истинное чувство под рутиной вопроса.

— Я… ты… — Парень смущенно покраснел. — Будешь чай? — повторил он, но теперь спрашивал меня, а не предполагаемую сестру.

— Да, с удовольствием, — я одобрительно смотрела на него, когда он осторожно пододвинул вторую чашку, но тут же отдернул длинные пальцы, словно боялся ко мне прикоснуться.

В глухом молчании я выпила чашку чая, не сводя недоумевающего взгляда с моего, как мне казалось, друга, но Роуп смущенно отворачивался, поминутно краснел и даже если начинал что-то говорить, тот тут же замолкал. Такое его поведение вовсе не нравилось, я начинала нервничать, ведь надеялась встретить в деревне Динео друга, а не боящегося меня маленького мальчика.

— Ну, и что происходит? — не выдержала я. Роуп попытался сделать шокированное лицо, но у него не очень-то получилось. Насупившись, парень тяжело задышал, краска опять залила его лицо.

— Ничего, — выпалил он. — Просто непривычно видеть тебя по-настоящему, — слишком торопливо объяснял парень. — Я представлял тебя немного другой.

— Какой?

— Более красивой, — ляпнул Роуп и мгновенно залился краской.

Я невольно скосила взгляд на блузку, которая могла благодаря своей странной шнуровке показать парнишке мой шрам, но нет, даже пытливое рассматривание ничего не дало. Смущенно заерзав, поняла, что мне нечего сказать в ответ на его слова. То ли он меня обидел, то ли я не так растолковала его реплику. Но Роуп краснел все гуще и гуще, возникла мысль, что он сейчас лопнет от стыда, но не желала его спасать. Парнишка, наверное, оскорбил мою гордость, но все же…

— Что ж, прости, что не оправдала твоих ожиданий, — натянуто бросила я, стараясь не смотреть на покрасневшего парня. Теперь цвет его лица совпадал с оттенком моих юбок.

— И выглядишь ты старше, не на шестнадцать. — Кинув мне еще одно оскорбительное замечание, Роуп совершенно смутился, осознавая свои ошибки, хотя в принципе понять его было можно — он вырос в деревне, откуда здесь светские манеры?

— Да и по тебе не скажешь, что ты пятнадцатилетний юноша, — парировала я, хотя на самом деле делала Роупу комплимент. Парень тоже это понял, и прохрипел:

— Спасибо. — Такую хрипотцу я слышала только у Силенса, когда мы оставались наедине, может быть, это было смущение? Другой мысли у меня просто не могло возникнуть.

Разочарованно глядя на своего неудавшегося друга, я позволяла обиде и горечи растекаться по телу и сознанию. Волки тревожно тыкались в защитную стену, но я не подпускала их ближе — такова была сила моей печали, хотя Роуп в действительности приходился мне лишь проводником в деревню Динео.

— Я солгал, — выпалил парень все с той же хрипотцой. Я не понимала, почему он красный, как вареный рак, но списывала это на то, что он невольно нанес оскорбление девушке.

— О чем? — оживилась я.

Роуп глубоко вздохнул, краска сползла с его щек, открыв мне капельки пота на лбу, и уже сровнявшимся голосом, он продолжал:

— О том, что представлял тебя красивее. — Роуп не покраснел и не смутился, он уже сумел совладать со своими эмоциями. Взор мой случайно коснулся черной веревки на его руке, я рефлекторно коснулась своей талии, но несмотря на то, что грязные штаны лежали в доме Морпа, цепь продолжала оставаться на прежнем месте. «Значит, она принадлежала не одежде, а телу», — заключила я.

— А какой тогда? — Обида прошла, но я все равно оставалась слепа к истине.

— Ну, не такой, это точно, — туманно ответил Роуп. — Слушай, без…

— Эверин, меня зовут Эверин.

— Да, да, я знаю, — горячо согласился парнишка, но осекся. — У тебя есть серебряный кулон в форме волчьей головы с желтым камнем, Эверин?

Рука моя метнулась к шее, хотя сознание совершенно точно знало, что украшение, подаренное принцем, осталось в Дейсте, сомнений быть не могло.

— Но как ты узнал?

— Значит, есть, — удрученно сделал выводы Роуп. Лицо его еще больше побледнело, но теперь от волнения.

Глубина сапфировых глаз скрывала какую-то тайну, но я не желала ее разгадывать, да и не задумывалась об этом, приняв выражение его лица за смущение или любопытство. Передо мной сидел молодой парень, мало ли какие мысли могут быть у него на уме?

— Расскажи о девушке-из-мечты, — неожиданно попросила я, облокачиваясь на стол, чуть поддавшись вперед. От изумления у Роупа приоткрылся рот, он несколько минут смотрел на меня без слов и все с той же маской смущения и изумления.

— Я ведь уже рассказывал. Она совершенство, — выдавил парень. — Правда у нее есть шрам.

— Ты говорил, — напомнила я.

— Угу, теперь я знаю где, — слова дались парнишке с трудом. — На груди, достаточно болезненный и причиняющий дискомфорт.

— Как я ее понимаю, — совершенно искренне посочувствовала я девушке-из-мечты.

— О да, — иронично согласился Роуп, скривившись в ядовитой ухмылке.

Я задумчиво провела пальцами по волосам, не замечая сопровождающего мои действия восторженного взора парнишки, и поддалась еще чуть вперед, упираясь рукой в подбородок.

— Жена Морпа сказала, что я буду жить здесь.

— Да, — кивнул Роуп. По тени, промелькнувшей на его лице, убедилась, что эта мысль категорически не нравится парню. — Он думает, что Езкур тебе поможет. Что ж, я не в том положении, чтобы обсуждать решение Авлонги.

— Авлонги? — повторила я.

— Да, возглавляющий народ Динео. Такой вот у него так сказать… титул.

Я откинулась на спинку стула, позволяя напряжению уйти из моего тела, ведь Роуп принял меня, не прогнал, что действительно радовало. Мой взгляд невольно коснулся его зажившего лица, я содрогнулась.

— Почему ты ей позволял себя бить? — шепотом произнесла я, опасаясь бурной реакции парня, но он только презрительно фыркнул.

— Круэл была моей наставницей, я не имел права противиться ее решениям, — совершенно спокойно ответил Роуп. — Теперь я самостоятелен, мне дали те знания, что требовались.

— Выходит, теперь ты мой наставник? — Запоздалая мысль лениво появилась в моей голове.

Роуп рассмеялся и опять смущенно покраснел, но самообладание помогло парню придать своему лицу серьезность.

— Нет, может, я просто буду немного помогать, но чтобы стать для кого-то Первым Светом… я слишком молод для этого, проще говоря, — тщательно подбирая слова, пояснил Роуп. Его сдержанность говорила о том, что пока еще многие из тайн в деревушке Динео тщательно скрывались от моей неуемной любознательности.

Мой взор наткнулся на царапину на его пальце, я протянула руку и осторожно коснулась красноватой линии.

— И даже не перевязал, — посетовала я, но Роуп отдернул руку так резко, что я едва не упала от неожиданности. Недовольно стреляя глазами, насупилась и сложила руки на груди. — Я всего лишь хотела помочь, — пожаловалось мое самолюбие.

— Я…

Роуп сконфузился, но не мог дать объяснений своего поведения, он просто беспрестанно краснел, опасался меня касаться, да и вообще что-то странное было в его действиях.

— Где я буду спать? — я решила не расспрашивать его о странном поступке, ведь все равно ответа не получу.

— Вот, — он указал на новую кровать.

Я пожала плечами, подошла к ней, села, ощущая, как подо мной промялась перина, довольно улыбнулась.

— В комоде твои вещи, их принесла Рейзар, — скупо сообщил мне Роуп. — Не знаю, почему леди поселили со мной… — негодовал он. — Я выйду, чтобы ты смогла приготовиться ко сну. — И не дождавшись ответа, парень выскользнул наружу.

Ко сну? Я ведь проснулась только на закате, но, по-видимому, Роупа это не интересовало, поэтому я последовала его примеру, переодевшись в ночную рубашку. Оглядев свои скупые пожитки, бережно погладила пальцами ножны своего меча, который все-таки мог бы меня защитить, если б волков не оказалось рядом. Немного пораздумав, я захватила с собой нож, спрятав его под подушку. Нет, я доверяла Роупу, но мало ли еще людей живет в этой деревне? Да и, признаться честно, не знаю, как они ко мне относятся и рады ли моему появлению? Все-таки столкновение с тенью сделало меня подозрительной.

Я отвернулась к стене, когда скользнула под спасительное теплое одеяла, и отвернулась к стене, не желая стеснять Роупа. Услышав, как он заходит и запирает за собой дверь на засов, заметно расслабилась, но тут же внутри всколыхнулась обида на парня. Почему он теперь так ко мне относился? Ведь казалось, что мы можем стать друзьями, а так… Если Роуп постоянно будет стесняться меня и шарахаться, как от прокаженной или безумной, то вряд ли между нами может возникнуть дружба. Прислушиваясь к его размеренному дыханию, звуку шелестящей одежды, я постепенно успокаивалась, покачиваясь на волнах полудремы. Часть меня объединилась с волками, которые лежали сытые после удачной ночной охоты, но оба скучали по мне, так же как и я по ним. Роуп глубоко вздохнул, будто собираясь с мыслями, но сама я едва могла сфокусироваться хоть на какой-то собственной.

— Спокойной ночи…

Его последние слова потонули в дымке сна.

Последующие дни в моей памяти представляются как смазанная, плохо прорисованная художником картина с множеством доработок и проблесков. Наверное, такой бурной моя жизнь не была со времен свадьбы с принцем, но я охотно отдалась этой головокружительной суматохе потому, что душа совершенно истосковалась по человеческому общению. Даже буйство новых впечатлений и знакомств не сломили моего энтузиазма, и я бросалась на каждое новое дело с упорством пьяного барана. Даже волки озадаченно отдалились на второй план в моем восприятии, что, конечно же, им не понравилось, но спорить у них не хватило духу. Я вживалась в новое для меня положение, понимая, что эти люди не знают, кем явлюсь на самом деле, но этого становилось только легче. Сложно привыкнуть к незнакомым людям, если они будут глядеть на тебя с благоговением, что постоянно раздражало в знати Королевства. Теперь я превратилась в Эверин, девушку, которую призвал Роуп. У меня была лишь возможность убедить их в том, что парнишка действительно принял в моем путешествии непосредственное участие, многие, если честно, не доверяли его словам, и это опечаливало. Ведь именно искренность Роупа и подкупила меня, они и заставила противоречить воле принца и отправиться навстречу новым приключениям, которые не всегда будут безопасными.

Но вскоре люди из деревушки Динео поверили Роупу, чем обострили нашу странную связь с ним, но это только радовало, действительно, мне не хватало его дружбы. Но, несмотря на все это, парень продолжал вести себя со мной подозрительно странно, но я прилагала все свои усилия, чтобы не задавать вопросов, и плоды моих трудов не заставили себя ждать. Роуп перестал от меня шарахаться, если я заходила в его дом без стука, гримаса удивленного ужаса тоже покинула его лицо, да и чувствовать себя он стал немного свободнее в моем обществе. Он не краснел, не путал слова, тщательно контролировал то, что говорил, да и вообще вел себя, как подобает настоящему хозяину, который принимает в своем доме гостя. Так мне казалось поначалу, но потом стало ясно, что этот дом теперь принадлежит нам обоим, слова Морпа не могли истолковываться иначе. Роуп в очередной раз не пришел в восторг от приказа своего Авлонги, но делать было нечего — я безоговорочно повиновалась и теперь имела в своем распоряжении целый дом.

Я зря опасалась враждебности местных жителей, прихватывая под подушку нож, они встретили меня с радушием, даже какой-то фанатичной радостью, из чего я сделала вывод, что новые люди тут появляются нечасто. К своему удивлению, обнаружила, что здесь не все обладают магией Динео, множество детей бегающих по косым переулкам поселения были самыми обычными. Это открытие стало некоторым облегчением, значит, все-таки не каждый человек может почувствовать мое эмоциональное состояние, ведь в познании магии здесь все превосходили меня по умениям и мастерству. Но я не теряла своего боевого настроя, с нетерпением ожидая, когда же начнется мое обучение, или, как они выражаются, когда мне будет оказана помощь. Но Морп поспешно уехал после моего появления по, якобы, каким-то неотложным делам, а мне не успели назначить Первый Свет (нарицательное имя наставника, которое я узнала от Роупа), поэтому мне оставалось только слоняться по деревушке и узнавать новых людей.

Интересно, что даже изображения животных над дверными косяками не всегда говорили о том, что живущий в доме человек связан с этим зверем. Многие обладатели Динео лишь удивленно пожимали плечами, когда я спрашивала их о связи с каким-нибудь существом. Я ошиблась. Изображения над дверьми просто указывали к какому клану принадлежит тот или иной человек, а не обличали его связь с животным.

Оказалось, что таких людей в деревне мало, очень мало. А точнее, нас всего трое. Это я и мои волки, Брокенджав и его медведица, и Хитроус с лисой. У последнего не было имени, только прозвище, которое он получил, скорее всего, из-за своей спутницы. Меня удивляло, что Динео в их понимании совершенно иная магия, нежели те представления, которые имели в Дейстроу, но так все обстояло на деле. Связь с животными являлась скорее исключением, чем законом этих способностей, но таких людей побаивались, потому что суеверие брало верх над человеческим рассудком. Но в деревне Динео это было излишним, тут даже самые обыкновенные люди считали себя причастными к таинству, ведь так и было. Правление Морпа приветствовалось на ура, поэтому немногие желали покинуть селение, да и к тому же такой возможности не предоставлялось никому, кроме Авлонги.

Брокенджав произвел на меня самое сильное впечатление, человек сильный и уверенный в себе он внушал не то чтобы ужас, но благоговение перед ним испытывали все. Можно было догадаться, почему судьба избрала ему в спутники медведицу — он сам мало отличался от своего животного. Огромный, широкоплечий, походящий на высеченную из камня статую, мужчина извинялся передо мной за поведение Квести, своей медведицы, а я дрожала под его проницательным темным взглядом. Жесткие волосы были кое-как собраны в хвост, цвета жженого сахара они странно блестели на солнце, а загорелая кожа отдавала таким де оттенком. Его имя оправдывало внешний вид — когда-то сломанная челюсть некрасиво скосилась влево, портя черты лица. Этот же недостаток и делал Брокенджава похожим на матерого бандита, хотя сердечный утробный голос создавал впечатление доброго малого, но в полном сочетании он приводил меня в содрогание. Его Квести тоже пришла в деревню, чтобы принести извинения — это она повела волка по своему следу, приманивая магией, дабы мы не пришли к нему на помощь. Алди и Нилли тоже приняли ее объяснения, и теперь между мной и Брокенджавом восстановилось некое подобие хороших отношений, хотя я сомневалась в том, что они когда-нибудь смогут перерасти в дружбу. Но самое главное он был одним из тех, кто понимал мою странную связь с волками, хотя непременно цокал языком, когда я напоминала ему о том, что животных двое. Это явно не нравилось человеку, который провел в союзе с единственной медведицей вот уже восемь долгих лет, такая дружба заслуживала уважения.

Предположение правящей династии Предназначенных, что человек, обладающий Динео, должен быть обязательно связан с животным, оказалось ошибочным. Теперь и мои представления о магии меняли свой облик, и не только благодаря этому общеизвестному факту. Я находилась в постоянном потоке силы, которая чаще всего ласкала, нежели делала больно, но это состояние только отнимало энергию, и в конце дня мой разум превращался в апатичное существо. Но постоянное ощущение Динео обостряло способности, несмотря на катастрофическую усталость, я все-таки была благодарна этой странной атмосфере в деревне.

Хитроус вызвал противоречивые чувства, когда Рейзар впервые представила нас друг другу. Его лиса была далеко, но от него так несло мускусным запахом этого животного, что у меня возникли подозрения, не спрятал ли он ее за пазухой. Прозвище совершенно точно описывало его внешнее и внутреннее свойство. Закрученные к верху усы и колкий, неприятный взгляд наводили мысли о подозрении или недоверии, даже предательстве и вероломстве. Лицо мужчины постоянно менялось, было очень сложно уловить хоть какую-нибудь более или менее продолжительную эмоцию, так что его искреннее отношение ко мне осталось загадкой. Лиса Хитроуса повторяла своего спутника в животном обличье, такая же вертлявая с распоротой белой щекой она напоминала мне злобного предателя. И я никак не могла заставить себя доброжелательно улыбаться, когда Хитроус наконец решил покинуть наш с Роупом дом. Даже оттенок облегчения охватил мою душу, когда мужчина косой походкой сошел со ступеней крыльца.

— Хитроус и есть Хитроус, — ответил Роуп на мой безмолвный вопрос, я лишь пожала плечами, решив, что мне с этим мужчиной никаких дел не вести, и даже если я захочу иметь наставника в Динео с животными, то мой выбор всегда мог пасть и на Брокенджава.

Я все не решалась рассказать Роупу про цепь, да и вообще никому не могла почему-то доверить этот маленький секрет. Иногда казалось, что все знают о серебряной нити, которая обвивает мою талию, но слова Роупа о том, что ее не могут видеть, обнадеживали. Думаю, я видела черную веревку парнишки потому, что между нами возникла особая связь проводника и ведомого, наверное, она и помогала нам поддерживать долгие мысленные контакты.

Но я оставалась прежней, я была все та же Эверин Страстная, и, к удивлению, мне вдруг стало сложно скрывать то, что среди них живет принцесса. Это странная досада пыталась отравить мое существование в деревне Динео, но я не позволила ей это сделать, раздраженно напоминая, что раньше одно упоминание титула приводило в ненавистную дрожь. Скорее всего, причиной тому был Силенс, который магией не только ворвался в мое сознание, но и исправил мои некоторые убеждения и взгляды на мир.

Непонятными оказались для меня и обычаи этой деревни. Во-первых, покидать ее мог только Авлонга, или человек, получивший его официальное согласие. То есть если ты сюда попал, то вряд ли уже когда-нибудь вернешься к обычной жизни, но я старалась не думать о будущем, ловя настоящий момент. Так не приходилось думать о Ленсе. Во-вторых, мужчиной становились только те, кто женился, вот почему, несмотря на кажущийся облик взрослого мужчины, Роуп продолжал оставаться парнем. В-третьих, здесь не говорили об Иных, так что я так и не смогла понять, кто они такие на самом деле. Это слегка озадачивало, но потом я решила, что лезть в чужую жизнь со своими привычками будет очень глупо, поэтому просто продолжала наблюдать за бьющей вокруг магией жизнью.

Постепенно я привыкла к постоянному потоку силы, и это даже без обучения, меня все продолжали держать на расстоянии от знаний, которые они так бережено хранили. Роупа дома не было, его вызвал Морп, который благополучно игнорировал меня вот уже несколько дней. Середина лета уже миновала, мне не терпелось заняться чем-нибудь новым, что приблизит к заветной, тайно полыхающей в груди цели, но нет, Авлонга молчал.

И вот Роуп шумно зашел в дом, хлопнув дверью, и тут же заложив засов — на улице действительно стояла уже темная ночь. Я сидела на своей кровати, подобрав ноги под себя, в одной ночной рубашке и халате, неприятно ежась от прохлады дома — тепло от очага до меня не доходило. Гримаса недовольства исказила красивые черты лица, золотые локоны в полнейшем беспорядке лежали на его голове, он постоянно раздраженно отбрасывал их назад, будто волосы были виноваты во всех его проблемах. Роуп пересек комнату, остановился перед столом, не обращая на меня внимания, начал стягивать сапоги, а потом и вовсе забрался под шерстяное одеяло.

— И ты мне ничего не скажешь? — увидев, как он отворачивается к стенке, решилась я.

Роуп недовольно заворчал что-то себе под нос, повернулся ко мне, но продолжал упрямо стискивать зубы, так, что желваки заходили.

— А должен? — издевательски спросил парень, я хотела оскорбиться, но потом поняла его тактику.

— Должен, — согласилась я, гордо вскидывая подбородок. Благодаря волчьему зрению я увидела, как расширились его зрачки от удивления, но не придала этому никакого значения. — Что сказал Авлонга?

Роуп вздохнул и сел, все-таки преодолев свою мальчишескую упрямость.

— Морп приказал мне учить тебя, — насупился он.

— Ты будешь моим Первым Светом? — даже поперхнулась я от удивления, дрожь охватила мое тело. Мне вовсе не хотелось иметь в наставниках человека, который едва ли не боится меня.

— Нет, — резкость кольнула в сердце. — Я слишком юн, я уже говорил тебе, — раздраженно продолжал Роуп. — Он просто приказал учить тебя обращаться с кнутом или чем там…

— С кнутом? — не поняла я.

— Да, — огрызнулся Роуп, но потом понял, что я не являюсь причиной его раздражения. — Прости, — коротко извинился он и продолжал. — Если ты попала в деревню, если сумела увидеть дорогу, которая спускается в нашу долину, то ты должна обладать либо кнутом, либо веревкой, либо цепью, нитью… В общем, неким подобным предметом. — Глаза Роупа пронзили меня своей синевой, выжидательно наблюдая за моим лицом.

— Ты прав, — сдавленно прошептала я, рука сама скользнула под подушку, где свернулась цепь. — У меня есть такой предмет.

Как только подушечки пальцев коснулись гладких звеньев, жизнь пробежалась по всей поверхности цепи, серебро замерцало, и она перестала маскироваться. Я вытащила цепь из-под подушки и задумчиво приподняла над коленями, позволяя Роупу разглядеть мой небольшой секрет. Но взор не мог оторваться от серебряных звеньев, цепь будто налилась неведомой силой и теперь, как сытая раздувшаяся змея, мечтала куда-нибудь употребить эту энергию. Видимо, наслаждение Динео влияло не только на меня.

— Цепь, — хмыкнул Роуп. У него не было необходимости снимать свою черную веревку с руки — я ее и так видела. — Вот, — констатировал он, словно другие слова только опошлили его тайну.

Я без особого интереса пробежалась взором по его веревке, постоянно видной мне, когда она обвивала руку парнишки от запястья и до плеча. Но теперь она также таинственно мерцала, как и моя цепь.

— Я видела ее, — последовал ответ.

— Что? Ты… Так значит, ты не врала мне? — заикаясь от страха, уточнил Роуп.

— Нет. А зачем мне это делать?

— Не знаю. Это очень странно. Ведь веревка прячется от всех взглядов, даже Морп не видит чужих Хлыстов. А ты видела нить Лиммы?

— Нет, — отрицательно покачала я головой.

— Значит, ты видишь Хлысты не у всех.

— Постой! Какие еще Хлысты? — то он говорил о нити и веревке, а тут речь зашла уже о других вещах.

— Так сказать, нарицательно имя наших предметов, — Роуп поморщился. — Но если он приказал учить тебя обращаться с Хлыстом, то вряд ли будет против, что я рассказал тебе.

— Сколько Морп будет скрывать от меня всю правду? — вознегодовала я.

— Как посчитает нужным, — покорно отозвался парень, задумчиво закусив губу, тем самым повторяя мою давнюю привычку. Скорее всего, он перенял ее от меня. — Он Авлонга. Пойми, Эверин, здесь он имеет почти безграничную власть. Его слово — закон. Так решили Иные.

— Но кто они?

Роуп открыл рот, но тут же его захлопнул, недоверчиво изучая мое лицо, но я лишь сверкнула в его сторону глазами, ненавидя его за нерасторопность. Сплетя пальцы, он сложил руки на груди, расслаблено откинувшись на подушку, теперь озорная улыбка освещала его лицо. Наверное, только теперь я поняла, насколько он юн и красив. Молодость плескалась в нем, она светилась в каждой черте его лица, даже золото волос наводило мысль лишь о чем-то свежем и неповторимом. Загорелая кожа приятно контрастировала с общей темнотой комнаты, и Роуп преобразился в какой-то лучик света в доме, странно затрагивая струны моей души. Тоска по принцу захватила меня.

— Как забавно, — насмешливо произнес Роуп. — Ты даже не знаешь про Иных. Я мальчишкой пришел сюда, он меня позвал, Иной, но я знал, кто он такой, а ты, — он еще раз задумчиво улыбнулся. — Теперь я буду учить тебя с удовольствием, — щурясь, как довольный кот, заявил парнишка. — Стать свидетелем твоего понимания дорого стоит.

— Мне не нравится твой тон, — обиженно сообщила я, но Роупа это нисколько не смущало.

— Все равно, — эхом повторил он во второй раз. — Я буду учить тебя, Эверин.

— Можно называть меня и «Эв», — раздражилась я.

— Хорошо, Эв, — согласился Роуп, полностью поглощенный своим неожиданным открытием, которое меня, напротив, выводило из себя.

Он наградил меня такой озорной и счастливой улыбкой, что у меня засосало под ложечкой. Злость и страх смешались в моем сознании опасной кашей, пульсирующей в затылке. Мне не нравилось это неведенье, а это явное удовольствие, которое Роуп получал от моего невежества, еще больше усиливало во мне негодование. Морп показался сварливым гордым человечком, по собственному желанию не позволявший узнать больше, чем следовало. Но я понимала, что Авлонга лишь соблюдает законы и традиции, оставленные Иными — Роуп помог открыть на это глаза. Я отказывалась следовать этим глупым, по моему мнению, законам, ведь любопытство с каждым днем становилось все сильнее, жажда знаний превысила все возможные показатели. Сомневаюсь, что прежние учителя узнали свою своенравную ученицу, какой я не хотела стать теперь. Но Авлонга запрещал. Бунтарь во мне уже поднял флаги и вымпелы, он был готов бороться за справедливость, но на меня снизошло непонятное спокойствие. Отдаленное прикосновение большого сознания повеяло, успокаивая, волки, как и прежде, с восторгом и страхом отозвались на это. В ту минуту я осознала, как ничтожно мало времени уделяла Нилли и Алди, но они оставались какой-то частью сознания, это придавало сил и сглаживало мой жгучий стыд. Но то сознание… Я не могла найти ни слов, ни объяснений даже для самой себя. Незнание этого великого существа пугало, но одновременно тянуло меня. Как когда-то Роуп с помощью такой же магии привлек меня в деревню Динео, так и это могучее сознание убеждало слушаться Авлонгу.

Меня в эту ночь посещали только тревожные сны, полные страхов и жара, который пек изнутри, будто выдавливая слезы. Кошмары властно врывались в уставшее от постоянного напряжения сознание, отождествляя с неким неживым существом. Ко мне вернулся не состоявшийся убийца, и его грязные пальцы все продолжали скользить по голой плоти, боль была почти ощутимой, теперь огонь шрама стал просто невыносим. Сквозь кошмар я слышала собственный отчаянный и полный страдания крик, но никак не могла заставить себя проснуться, поэтому тень с садистским удовольствием продолжала издеваться надо мной.

Неожиданно чьи-то сильные руки прогнали тень, крепко обхватив меня. Я в надежде прижалась к спасительному теплу и телу, жадно вдыхая человеческий запах, но неожиданно осеклась — обоняние подсказывало, что это не Силенс. Но он так крепко обнимал не только тело, но и душу, так что я, испуганная, разрыдалась на чьей-то незнакомой груди, безостановочно цепляясь пальцами за его руки, обнаженную кожу, даже за горячее тепло и терпковатый запах лета. Где-то далеко за пределами моего сознания недовольно замяукал кот, но его просто снедало тоже беспокойство, что и моего спасителя, которое волнами разбивалась о стены дома. Но я боялась открыть глаза и увидеть темноту, она проложила бы дорожку кошмару, и тогда ничьи руки не спасут меня. Сквозь пелену страха стал пробиваться успокаивающий мягкий голос менестреля, еще больше расслабляя мою напряженность. Я лишь благодарно сопела распухшим и, наверняка, покрасневшим носом, прижимаясь к бьющемуся сердцу этого человека. Вдруг я стала совсем маленькой и глупой, все происходившее когда-то давно превратилось в смазанную картинку, даже воспоминания убегали испуганными мышами. Теперь мой страх преобразился в слепое доверие человеческому теплу и сильным рукам. Пока мое сознание отчаянно отыскивало какие-то слова благодарности, а память старательно пыталась нашарить сведения об этом запахе лета, который трепетно трогал мои ноздри, я все больше отдавалась силе человека, крепко и уверенного прижимавшего меня к себе. Наверное, никто кроме Силенса не внушал мне такого же доверия и чувства безопасности, которые возникли, пока моя щека прижималась к гладкой кожи напряженной от волнения груди, а пальцы шарили по тугим мышцам живота. Я старалась найти хоть какой-то островок сознательности.

Пушистый бок Езкура, который прижался к моей обнаженной ноге, наконец, отрезвил спутанные мысли, и я испуганно отпрянула от спасительной мужской груди, но Роуп лишь крепче сжал меня, опасаясь, что кошмар опять посетил мой тревожный и беспокойный сон. Вырываться не было сил, тем более его тепло дарило такое успокоение, но я отдернула себя, пользоваться добротой парнишки просто некрасиво, ведь он наверняка и сам хочет спать. Моя вторая попытка практически увенчалась успехом, мне удалось оторвать лицо от гладкой кожи и вместе с этим открыть глаза, чтобы тут же увидеть перед собой тугие напрягшиеся мышцы. Теперь я в еще большом страхе в смеси с благоговением отпрянула от Роупа, чувствуя, как его запах впитался в мои волосы, а тело с сожалением реагирует на разрыв этого спасительного контакта. Пылающие тревогой синие глаза почти в совершенной темноте — лишь тлеющие угли очага бросали на нас отсветы — казались черными и бездонными, вызвав во мне очередной приступ дрожи. Словно я смогла отыскать в своем сознании образ тени, и этот взгляд так сильно совпадал с теми глазами, что наблюдали за мучениями со стороны, но я поспешила отбросить отвратительные мысли в темный пыльный угол.

С трудом восстановив сбившееся дыхание, ощупывала пальцами распухший и горячий шрам, с мрачным удовлетворением убеждаясь, что это был не просто кошмар. Пусть и не так давно, но рана зажила, ее хорошо зашили, без чьего-то вмешательства она просто не могла начать беспокоить меня на пустом месте. Но в данном случае это не пустяк. Покалывание в шраме не было придуманным моей фантазией, а горячая, точками расходящаяся от него кровь лишь подтверждала сомнения, которые немедля возникли в почти окрепшем сознании.

Оказывается, теплые пальцы Роупа до сих пор лежали на моем похолодевшем от страха запястье, я удивленно направила вниз свой взор, смотря на них, как на нечто непонятное и неправильное. Но парень лишь крепче сжал мою руку, придавая уверенность присутствию в реальном мире, которое все норовило ускользнуть из моего понимания, хотя Нилли и Алди отчаянно боролись пробиться сквозь толстые стены защиты. Но я успокоила их только легким поглаживанием, не в силах объяснить волкам произошедшее прямо сейчас, да и прерывистое дыхание Роупа не позволило бы сосредоточиться на магии, наверно, поэтому он и не разрывал физический контакт.

— Я в порядке, — прохрипела я, вздрогнув от звука собственного голоса. Слова были чужими, даже интонации вышли корявыми, но моя очередная попытка вырывать свою руку из сильных пальцев Роупа удалась.

Страх в его глазах не исчез, но уступил место удовлетворенности, которая смягчила заострившиеся от тревоги черты, всклоченные золотые волосы слиплись от пота, а грудь покрывали маленькие соленые капли. Я удивленно моргала, не понимая причины такого внешнего вида парня, ведь он выглядел, будто только что махал топором несколько часов. Да и плечи вдруг резко поникли, на щеках играл румянец усталости, а напряженные каменные мышцы лишь подтверждали мои подозрения.

— Что с тобой? — недоверчиво хмуря брови, спросила, нет, даже потребовала ответа я, легонько касаясь пальцами обнаженной кожи. Роуп вздрогнул под моим прикосновением.

— Нет, что с тобой, — возразил парень, но получил на свои слова только недоуменный взгляд и невнятное мычание. — Он тебя так беспокоит? — почти с ужасом выговорил он, скосив взгляд на шрам, который не был скрыт под слоями одежды. Ночная рубашка не предназначалась для того, чтобы прятать мой недостаток.

— Это был кошмар, — Роуп удивленно икнул, вызвав улыбку. — Или даже больше. Шрам опять распух и болит, — не выдержав, пожаловалась я, потирая пальцами покрасневший рубец.

— Но как?

— Мне приснилась та самая ночь, когда меня ранили, — стараясь не сорваться, начала я. Комок слез и бессилия подступал к горлу. — Как будто я вновь пережила это. И вот шрам заболел…

— Не придумывай, — одернул Роуп, по-хозяйски ощупывая красный рубец. Лицо его перекосились, когда подушечки пальцев ощутили жар и пульсацию росчерка на груди. — Ты не врешь, — заключил он, в ответ я нервно фыркнула. Словно у меня были причины лгать. — Значит, твой лекарь просто плохо обработал нитки или рану…

— Нет! — горячо возразила я, всеми силами души бросаясь на защиту Ленса, Роуп даже рот закрыл от неожиданности. — Ведь шрам не беспокоил меня долгое время, если бы лекарь ошибся, то проблема проявилась бы давно, — поспешила я исправить свой слишком пылкий протест. Мне почему-то не хотелось говорить Роупу о муже.

— Ну, допустим, — уступил Роуп. — Тогда как ты объяснишь это?

— Не знаю, — честно призналась я. — Но ты так и не ответил. Что с тобой, Роуп?

— А ты не поняла? — он слегка отшатнулся от меня. — Вытащить тебя из кошмара оказалось очень тяжело. Будто ты не желала избавляться от дурного сна, я приложил все свои силы, Эв.

— Меня держали! — догадалась я, поражаясь собственной глупости.

— То есть, по-твоему, кто-то с помощью магии мучает тебя? Но, тапки Дарка, зачем? Ты что, принцесса благородной крови?

Я сомкнула зубы так резко, что болезненный стук пронзил мою челюсть, отдаваясь в виски. Мне не хотелось открывать эту тайну даже Роупу, раз уж в деревне Динео ничего не знали о Королевстве Дейстроу, так как лишь Морп покидал селение, то не возникало никакого желания посвящать их в превратности придворной жизни. Я сокрушенно призналась себе, что просто не смогу общаться с парнем, если он будет видеть во мне принцессу Эверин Страстную, а не просто Эв.

— Ну вот и я о том же! — неправильно истолковав мое молчание, воскликнул Роуп слишком громко, Езкур недовольно поднял голову и смерил своего хозяина презрительно-кошачьим желтым взглядом. Недовольно пошевелив хвостом, кот опять устроился у моей ноги и сладко замурлыкал, стало невообразимо хорошо. — Так что это просто глупые фантазии. Твой лекарь не отнесся к работе добросовестно.

— Он не мог, — упрямо возразила я. Тогда принц дорожил мной, как единственным сокровищем, тогда Силенс влюбился в меня, тогда только его поддержка и забота помогли мне встать на ноги. Он просто не мог безалаберно зашить мою рану. Он лучше бы отрубил себе руку, чем заставил бы меня страдать впоследствии. Но объяснять все это Роупу просто не было смысла, поэтому я грустно-молчаливо смотрела в его молодое лицо, пока он бормотал о безрукости лекаря, хотя все во мне кричало и требовало возразить ему. Мне проще всего было отдаться спокойствию, которое внушал мурлычущий Езкур, чем пытаться приводить какие-либо факты. Сейчас я наконец поняла, что имел ввиду Роуп, когда говорил, почему Морп выбрал его дом для моего проживания. Видимо, коты обладали странной чувствительностью, и черный добряк оказывал мне самую неоценимую помощь. Он приводил в чувство душу.

— Что ты его так защищаешь? — потребовал ответа Роуп, вместо того, чтобы бросаться риторическими фразами.

— Он хороший человек…

— Но плохой лекарь!

Я не стала возражать, устало покосившись на Езкура, который вновь недовольно глядел на хозяина. Роуп поймал кошачий взор и замолчал.

— Ты наверняка хочешь спать, — почти нежно произнес парень, вызвав приступ очередного недоумения. Не только у меня, у кота тоже. — Я вряд ли усну, так что не беспокойся, кошмарам до тебя не добраться.

Ничего не ответив, я сползла на подушку, ощущая, как разглаживается перина после того, как парень встал. Меня не смущало то, что он был в белье, как и то, что мое тело прикрывала только ночная рубашка. Я мечтала лишь о сне. О спокойном сладком сне в царстве Лайта.

Роуп действительно стерег меня до утра. Кот тому был свидетелем.

Наутро Роуп, как и обещал, начал меня учить, невзирая на мои бесконечные жалобы относительно жужжащей головной боли и неприятного покалывания в шраме. На мольбы он ответил:

— Морп приказал. Его слово не обсуждается, Эв, мне искренне жаль тебя, но сегодня первый день твоей Помощи.

Я только фыркнула в ответ. Они постоянно говорили какими-то странными терминами, утверждали, что помогут, но никак не хотели открывать свои тайны. В очередной раз проклиная Авлонгу, я со всей старательностью прилежной ученицы принялась слушать парнишку, но слова его безнадежно проходили сквозь мое сознание — никак не получалось сосредоточиться из-за пульсации в голове.

Мы сидели на резной скамейке неподалеку от деревни, до нас доносились приглушенные звуки работающих людей и разных животных, поглощаемые густой листвой, даже легкий летний ветерок уносил разговоры в другую сторону. Но запах травы и леса только возбуждал во мне волчицу, нежели настраивал на хорошее обучение, я мысленно ругала Роупа за выбор места, хотя парнишка явно наслаждался окружающей природой, которая в такт пульсировала общему наслаждению Динео. Мои волки пристроились неподалеку в кустах, так, чтобы мой «учитель» их не заметил, но я прекрасно видела.

— Эв! — раздраженно, видимо, не в первый раз окликнул Роуп. Я неохотно оторвала свои мысли от Нилли, которая рассказывала мне о ночной охоте и об Алди, недоумевающем тому, что мы можем отделяться от него, если захотим.

— Да, — поспешила отозваться я, поймав на себе злой взгляд бушующих сапфиров.

— Ты меня слушала?

— Я пыталась, честно.

Роуп шумно вздохнул и картинно шлепнул себя ладонью по лбу, мол, на что это мне сдалось. Пфф, как будто я в восторге от нашего занятия. Цепь туго обхватывала мою талию, слабо мерцая от магии, окружающей нас, и оставалась довольна даже этим. Ведь она не пыталась меня затянуть в свои звенья?

— А сколькими душами обладает твой Хлыст? — полюбопытствовала я, заметив, что Роуп снял с руки веревку, и теперь она лежала у него на коленях, свернувшись подобием черной змеи.

— Что-о? — протянул Роуп. — Ты рехнулась?

— Нет, — обиделась я. — Моя цепь имеет несколько душ, — вильнув, поясняла я, хотя уже кожей чувствовала неодобрение и недоумение Роупа, — она и меня пыталась забрать, но мне помогли волки.

Он причмокнул губами, почесывая себя за ухом, словно это телодвижение могло помочь сделать глубокомысленные выводы. Какая-то птица пронзительно закричала над нами, тут же неподалеку пролетел кречет, сказала Нилли, но я старалась не отвлекаться на контакт с волками, иначе слова Роупа могли ускользнуть от меня.

— Странно. Я не думал, что Хлыст тебе уже рассказал, а уж тем более пытался забрать…

— У меня цепь, не надо ставить ее в мужской род, — как-то обиженно попросила я, словно моими губами говорили серебряные звенья. — И для чего она вообще нужна?

— О! — загадочно воскликнул Роуп. — Это уже обязанности Первого Света, а не мои, Эв. — Его хитрая улыбка начинала меня порядком нервировать, а эти таинственные взгляды и легкая пренебрежительность в голосе так вообще доводили до точки кипения, так что я была готова вцепиться зубами в артерию на шее моего «учителя».

— А что должен делать ты?

Роуп обиженно насупился, демонстративно сложив руки на груди, его мрачное выражение лица, к его разочарованию, не произвело должного впечатления.

— Ты вообще меня не слушала! — заключил он, когда я никак не отреагировала на его разыгранную обиду.

— Я говорила с волками…

— Ты как Брокенджав, я знаю… Они где-то тут? — Он энергично завертел головой, заставив Алди и Ниллицу глубже уйти в зеленые заросли, их явно раздражало поведение этого человека. Как и меня.

— Ты им не очень нравишься, — честно сказала я, Роуп обиженно-удивленно открыл рот. — По их мнению, ты слишком… подвижен. Волки не приветствуют трату энергии без результата.

— Действительно, — проворчал парнишка, сделавшись похожим на сварливого старика, я не удержалась от улыбки. — Может, они просто меня не знают? — надежда прозвучала в его вопросе слишком откровенно и слишком необычно.

Я вздохнула и решила дать ему шанс, потянувшись сознанием к Нилли. Мне с трудом удалось уговорить Алди показаться человеку, они все еще не могли привыкнуть к тому, что в деревне Динео наша магия не нуждается в маскировке. Волки вышли из густой зелени, испугав Роупа — он не ожидал, что они появятся оттуда. Мягкими шагами, которые приятно отдавались в волчьем теле, они подошли ближе ко мне и уселись перед скамейкой. Желтые глаза недовольно смотрели на меня, напоминая о недовольстве Езкура. Неужели они были связаны с Роупом? Нет, тогда бы об этом знал Морп. И все.

— Это Алди, — я погладила огромного волка между ушей, с удовольствием ощущая под пальцами шелковистую шерсть. — А это Ниллица. — Волчица преданно ткнулась влажным носом в мою ладонь, прогнав всяческие сомнения. Даже головная боль испуганно покинула меня, я с упоением вдыхала воздух и запах чистого и здорового волка. Как бы я обходилась без чувств Алди и Нилли, я не знала. Уже привыкнув к постоянной остроте зрения, вкуса, запаха, слуха, я не нашла бы в себе сил отказаться от этого, тем более что и мои хищники не представляли, как будут обходиться без моего высокого роста.

— Так лоснятся, — прошептал Роуп. Его глаза округлились от удивления, но любопытство преобладало в нем, поэтому парень придвинулся ко мне, тем самым сократив расстояние между собой и волками.

Алди предупреждающе зарычал, когда Роуп задел меня рукой, неосторожно совершив попытку подсесть еще ближе. Как только парень разорвал со мной физический контакт, волк успокоился, но вызвал мой неподдельный интерес. В принципе, также себя вела и Нилли. Почему они не одобряют того, что какой-то человек касается меня? Я задумчиво глядела на своих волков, но те и не думали открывать своих мыслей. Иногда это выводило из себя, ведь мы были единым целым, а эти секреты только делали нас слабее, но потом надо мной возобладало благоразумие — все мы имеем на кусочек собственной жизни.

— Это ты за ними ухаживаешь? — не унимался Роуп. Я только покачала головой, погруженная в Динео, я не считала человеческие слова хоть сколько-нибудь пригодными для общения. — Я никогда не приносил с охоты таких шкур, — злобный рык Алди, — но теперь я вряд ли смогу убивать волков, — поспешил добавить парнишка, чувствуя реальную угрозу в виде белоснежных клыков огромного самца.

— Что ты, — усмехнулась я на его слова. — Они сами прекрасно справляются, — мой волк заслужил еще одно поглаживание между ушами, Алди блаженно закрыл глаза, щурясь от удовольствия.

— Он достаточно крупный самец, — протянул Роуп, все еще не отрывая глаз от волков, шерсть которых заманчиво серебрилась в рассеянных лучах.

— Наверное, — для меня это было абсолютно неважно, ведь между нами существовала связь более глубокая, нежели просто дружба волка и человека. Мне удалось это понять именно в тот день, когда Роуп оценивал их как животных, а не как существ, обладающих сознательным мышлением.

Это пренебрежение одновременно раздражало и вместе с тем радовало. Ведь я-то могла видеть в волках нечто больше, чем крупное тело и лоснящаяся шерсть, большее, чем опасные клыки и кровожадный взгляд. За всей этой внешней враждебностью скрывались чуткие создания с определенными мыслями и чувствами. Я поняла, почему между нами возникла связь. Благодаря своему Динео я видела то, что другие отказывались видеть, даже те же люди, что обладали той же магией, что и я. Вот почему Брокенджав так не похож на своих соплеменников.

— Но мы отвлеклись, — сурово напомнил Роуп, будто это я вытащила волков из зарослей и заставила его познакомиться с ними. Дернув плечом, я попросила волков отойти, но так, чтобы парнишка всегда мог их увидеть. Я кожей ощущала его напряжение от взгляда Алди, который неодобрительно рычал, поглядывая в сторону моего названного учителя.

— Угу, — согласилась я, когда Нилли ласково прижалась к боку своего друга. — Продолжим?

— Отлично, — просиял Роуп и с ухмылкой потер руки. — Хлысты бывают совершенно не похожи друг на друга, это ты понимаешь. У моей сестры нить, у меня веревка, у других есть бичи, кнуты, самые разные веревки. Цепи это уже редкость, потому что они часто определяют сущность… — парень запнулся, но пальцы его прошлись по серебряным звеньям цепи, которая лежала на моих коленях. — В общем, это редкость, — закончил он, что-то явно не договаривая. — У нашего Морпа золотая цепь, и с ней он не расстается вот уже тридцать лет, судя по разговорам.

— Сколько? — Морп не выглядел человеком старым или немощным, если только Хлыст не отыскал его еще в раннем детстве.

— Никто не знает, сколько лет Авлонге, — отмахнулся Роуп. — Это нас не очень-то и интересует, ведь Иные выбрали его. Значит, Морп будет служить людям Динео до тех пор, пока его место не займет новый Авлонга, но это произойдет, скорее всего, нескоро. Ведь только если Морпа убьют… — он задумчиво почесал подбородок. — Хватит, не в этом суть, Эв. — Я обиженно нахмурила брови, мне явно не доставало знаний, которые мог бы дать Роуп, если бы захотел.

— Значит, у нас двоих из всех людей Динео Хлыст виде цепей? — Первым ответом послужил заливистый смех.

— Кто сказал тебе, что эта деревня единственная в своем роде? — он таинственно обвел рукой вокруг себя. — По истории Динео обычно существует три Авлонги, то есть три селения, куда стекаются люди либо обладающие магией, либо предрасположенные к этому, либо предназначенные в наши семьи. — Слово «предназначенные» прозвучало из его уст очень странно на мой слух, я с горечью вспомнила о своем муже. — Никто, кроме Авлонги не может получить золотую цепь. Серебряные уже редкость, но они все-таки есть, может быть, десяток или около того. А бронзовые цепи встречаются частенько, но периодично.

— И что все это значит? — непонимающе полюбопытствовала я, бросив взгляд на мерцающую цепь.

— Сейчас идет то самое время, когда бронзы в Хлыстах нет, как и серебра. Так что вполне может случиться и такое, что вы с Морпом действительно единственные обладатели цепей.

— А отчего зависят периоды?

Рассказ Роупа получился долгим и пространным, и я отругала себя за то, что слушала его так невнимательно вначале занятия. Но паренек успокоил меня, заявив, что болтал всякую чушь, проверяя мою сосредоточенность, а потом и вовсе сделал вывод, что в близком присутствии волков я лучше всего воспринимаю информацию. В этот день Роуп поведал мне многое, хотя на самом деле догадывалась, что это только части Великой Помощи.

Роуп поведал мне об истории Хлыстов. Действительно, бронзовые цепи появлялись в истории людей Динео с определенной периодичностью, так что если в период Сна Бронзы появлялись подобные Хлысты, то это всех удивляло. Но многое зависело не только от сути предмета, которым мы обладали, Роуп как-то туманно объяснил, что это связано с Иным, но я так и не сумела понять, как именно. Несмотря на весь интерес к истории, которая приятно лилась из его уст обволакиваемая голосом менестреля, эти уступки и недоговорки ужасно портили общую картину впечатления. Иногда мне казалось, что парнишка забывался, и рассказ его тут же наполнялся красками и эмоциями, такими, что у меня захватывало дух, я отделялась от окружающего мира и погружалась в слова Роупа. Но потом мой учитель неожиданно осекался, некоторое время молчал, а потом вновь продолжал свои «недосказанности».

Но еще было много сказано слов об истории Трех Авлонга. На протяжении долгого существования мира в отдельных частях света жили три человека, трое лучших из лучших, которых избрали сами Иные. Долг Авлонги — это честь и ответственность, но об этом мечтает каждый человек Динео. Легенды говорили о том, что такому избранному давалась сила, долгая жизнь и неизмеримая мудрость, вот почему предводителям так безропотно и чистосердечно верили. Авлонга не имел права употреблять свою власть себе во благо, иначе его наказывали Иные и с позором изгоняли из этого мира, пути куда не знал никто, кроме этих презираемых всеми и вся изгнанниками и изменниками.

Если человек обнаруживал свой Хлыст, и то оказывалась золотая цепь, то сердце вело его в ту деревню Динео, где народ потерял своего Авлонгу. Даже если этот человек уже жил среди людей обладающих этой магией, он должен был отправиться в другую часть света, дабы исполнить свой долг. Роуп презрительно фыркал, говоря о том, что некоторые считают Бронзу и Серебро как бы следующими по силе за Золотом. Но Иные не подтверждали этих предположений, так что оставалось только догадываться, так ли это в действительности.

История народа Динео оказалась непомерно велика, даже существование Королевства Дейстроу в сознаниях этих людей было отодвинуто на второй план. Если человек проходил обучение, то вся его память была отдана Помощи, вот почему очень часто они не знали очевидных фактов и событий, которые происходили в мире. Вот почему Роуп даже не подозревал, что я уже стала принцессой, что это не просто судьба, в важности которой меня пытались убедить. Он и не знал, что я являюсь Силенсу женой. Но его вдохновенный рассказ не позволил теперь сообщить ему правду, это было бы слишком жестоким, ведь парень уже сделал какие-то выводы, а Роуп и так редко что узнавал от окружающего его мира.

— Поэтому мы не интересуемся возрастом Авлонги, — продолжал мой молодой учитель. — Ведь нам не дано знать, сколько жизни ему даровали Иные, это вопросы, которые никогда нельзя задавать им, ибо гнев тогда падет на головы всего народа, а не одного человека.

— Ты видел их когда-нибудь? — мне стало безумно интересно, что же он ответит.

— Да, — слишком легко отозвался Роуп. — Но это не значит, что я буду рассказывать тебе, как они выглядят. Они просто Иные, Эв, ты когда-нибудь это поймешь, а теперь слишком рано об этом говорить.

Порой мудрость в его словах поражала мое сознание, ведь, по моему мнению, он был слишком юн, хотя нас разделяла разница в один год. Наверное, причиной моего заблуждения была его золотистая кожа и короткие волосы, которые не были присущи взрослым мужчинам в нашем Королевстве. Только траур мог заставить воина остричь свой воинский хвост так коротко, обычно после ритуала Посвящения они отращивали волосы с целью показать, что являются настоящими мужчинами.

— А ты нашел себе невесту? — глупо спросила я, отведя нас совсем в другую сторону. Хотя я и не забывала о девушке-из-мечты.

— Я же говорил тебе, — терпеливо разделяя слова, сказал Роуп, — что невеста приснилась мне во сне, такова судьба моей семьи.

— Значит, до тех пор, пока она не придет в деревню, ты будешь считаться мальчиком?

— До тех пор, как она не станет моей женщиной, — поправил Роуп. — Но да, ты права, я не буду мужчиной до того момента.

— Думаю, это глупо, — фыркнула я, убирая с лица отросшую за время путешествия челку. Надо будет попросить у Роупа ножницы или…

— Почему же? — как-то грубо огрызнулся Роуп. — Я же не виноват, что моя се…

— Да нет же, пустоголовый, — засмеялась я. — Это глупо, считать мужчину мальчишкой, только из-за того, что у него нет жены. В Королевстве Дейстроу ты бы в четырнадцать лет прошел ритуал Посвящения.

— Что еще за ритуал? — заинтересовался Роуп.

— Я, конечно, воинственная, но не очень похожа на мужчину, согласись? — ядовито отозвалась я. — Откуда мне знать? Это тайна, которая переходит от одного поколения мужчин к другому.

Роуп некоторое время задумчиво молчал, а сапфировый взор гулял по буйной изумрудной зелени.

— Надеюсь, когда ты станешь женщиной, с тобой рядом будет достойный мужчина.

— Я…

Запнулась и слегка покраснела, отвернулась, в надежде, что Роуп не заметит моего смущения. Может, все-таки стоит рассказать ему о том, что я замужем? Но почему-то делать этого совершенно не хотелось, какое-то хрупкое доверие восстановилось между нами после моего прихода в деревню Динео. Я не желала рушить эту связь, хотя не понимала, как мой муж может повлиять на нашу дружбу. Но пришлось лишь поджать губы, виновато посмотреть на него и сохранить свою тайну в темных глубинах только своей души. Нилли понимающе заскулила, ей тоже приходилось скрывать свои способности, когда они с Алди шли ко мне, ведь на пути попадалось множество волчьих стай, в которых никогда не знали о щенках с магическими способностями.

— Знаешь, на сегодня хватит, Эв, — как-то печально выдавил из себя Роуп и тяжело поднялся со скамейки.

Он уходил в деревню, а я непонимающе глядела ему вслед, но думала совсем о другом человеке, который внушал мне почти такое же доверие и чувство безопасности. Силенс. Что с ним теперь? Как Королевство Дейстроу? Красная страна все-таки подписала соглашение? Эти вопросы обрушились на меня внезапным шквалом стыда и упрека, ведь я была принцессой для своего народа и так просто сумела их бросить тогда, когда они нуждались в моей помощи и поддержке. В сердце защемило, Нилли прижалась к моим ногам, в надежде успокоить, а я бросила все свои силы, чтобы вновь отыскать лазейку в магии и дотянуться до принца.

Боги услышали мои молитвы, попытка коснуться Ленса Динео увенчалась успехом, мой муж встревожено поднял голову, не понимая, откуда исходит этот почти неразличимый зов. Он встал с кровати, над Дейстом только занимался рассвет, и подошел к окну, недоуменно оглядывая раскинувшиеся под замком просторы. Я настойчиво повторила свои действия, только теперь принц догадался, кто потревожил его в этот ранний час.

Его магия обрушилась с такой силой, что вышибла из меня весь воздух, легкие стали абсолютно пусты, а голова слегка закружилась. Надеясь, что во второй раз мне будет легче переносить Королевскую магию, я самонадеянно решила поговорить с Силенсом, но вновь мои способности подвели. Горячей волной обдавала его могучая сила, могучая… Так вот почему король Энтраст Справедливый нарек сына таким именем, он просто охарактеризовал Королевскую магию, что течет в благородной крови. Но Силенс не сдерживался, а, может, и делал это, но я вовсе не замечала каких-либо усилий.

— Эверин! — страстно прошептал он, но этот звук эхом разнесся по моему сознанию. Интересно, принц знает, что делает со мной?

— Я говорила с тобой не так давно, но…

— Я скучал, — просто, может быть, даже скупо, но искренне сказал принц, мои сомнения тут же отпали. Неважно, сколько времени и расстояния разделяло нас, он всегда будет готов прийти ко мне на помощь, если я того захочу. Но я в ней не нуждалась, хотя муж категорически в это не верил, считая, что принцесса должна жить в замке.

Силенс прощупывал меня так же легко, будто я была перчаткой в его руках, и он проверял надежность и плотность ткани. Мои воспоминания стали для него так же ясны, как и для моих волков, он неодобрительно отозвался о странных законах деревни Динео, получив обещание, что я вернусь в замок. Ему не понравилось то, что Роуп ночью обнимал и прогонял кошмары, это подняло мое возмущение, ведь если бы не паренек, я бы мучилась. Принц смягчился, но как-то туманно отозвался о моем друге, бросив пару странных фраз в его адрес. Он читал меня, как свиток, и не смущался, это казалось ему правильным и естественным.

— Эв, возвращайся домой, — попросил муж, закончив осматривать мои мысли с хозяйской важностью.

«А где мой дом?» — едва не спросила я, но вовремя прикусила язык, а точнее придержала мысли, ведь принц находился в моем сознании, накрыв безумной волной прилива. Сердце странно отозвалось на эти слова, я действительно не знала, где мне будет лучше. Среди людей Динео или в замке Дейст. Но Морп еще ничему не научил меня, так что я с удовольствием отложила этот выбор в пыльный сундук, чтобы никогда об этом не вспоминать. Отчего-то горечью отзывались мысли о спокойной жизни в Королевстве.

— Я не могу, Силенс, — ответила я, мои пальцы смущенно вцепились в край скамьи, как будто он видел меня.

— Почему? — разочаровался мой муж, как-то поникнув даже душой, не то чтобы мыслями.

— Авлонга еще ничему меня не научил, ты знаешь это, зачем же покидать деревню, если я не получила того, зачем пришла сюда? — Ответом послужил лишь очередной разочарованный вздох, который в сознании отзывался странным и интригующим прикосновением. Словно ты идешь босой по шелковистой траве, но под внешней мягкостью могут скрываться камни или даже змеи. Вот и разочарование в мыслях представлялось именно таким: блаженство с привкусом опасности. Я удивленно впитывала в себя эти знания, ведь даже они когда-нибудь обязательно пригодятся. Хотя мой интерес, скорее всего, был оживлен потому, что среди людей Динео много скрывалось от жаждущего любопытства. Силенс разделял эти чувства, ему самому не терпелось узнать, из-за чего все-таки принцесса Дейста покинула безопасный замок.

-Силенс, я очень устала, — умоляюще прошептала я, ощущая, как Королевская магия отнимает драгоценные силы. Муж встрепенулся и тревожно ощупал мое сознание, результаты его не удовлетворили, и он сердито выпихнул магию за пределы восприятия.

— Я буду ждать, — только это сказал он, и я вновь оказалась властной над своим телом и головой.

Алди недовольно зарычал, но явно был рад. Впереди ждало долгое и утомительное путешествию к дому Роупа, ведь Королевская магия едва не лишила почти всех сил.

Роуп не обманул, когда вечером сообщил, что нас теперь ждут тяжелые дни обучения, непохожий на этот ознакомительный разговор, и он сдержал свое слово. Сейчас я с меньшим энтузиазмом смотрела на свое обучение, хотя Морп намекал, что это только начало, но и от этого было не легче. Мой Первый Свет так и не назначался, так что я полностью вверилась урокам, которые преподавал друг, поэтому страх перед трудностями немного отступил.

Обращение с цепью обрастало все новыми и новыми возможностями, и то была не только маскировка, науку которой я почти не постигала — серебряная змея понимала и так желания своего обладателя. Но Роуп подошел к своему заданию с полной ответственностью, несмотря на мои заверения, он упорно учил скрывать Хлыст на своем теле. На самом деле цепь сама выбирала место, где прятаться, обычно это было сосредоточение силы в человеческом теле. Мой Хлыст выбрал талию, и Роуп как-то неприлично усмехнулся, сверкнув глубокими сапфировыми глазами. Я смутилась под этим взглядом, но напомнила себе о девушке-из-мечты. Он любит ее. Так что вскоре наша дружба приобрела очень личный характер, почти не допускающий никого больше в общий круг общения.

Теперь, когда звенья касались моей кожи, я могла точно определить какое настроение сейчас у Хлыста. О да, бывало и такое, что цепь просто отказывалась помогать мне учиться, и мы с Роупом немного расстроенные и немного радостные тому, что пораньше освободились, уходили в уютный домик на чай. А если Хлыст пребывал в приподнятом душевном возбуждении заключенных там людей, то все то, что показывал Роуп, спорилось и в моих руках.

Я пораженно открыла рот, когда Хлыст впервые изменил свои размер и форму, чем вызвала приступ хохота Роупа. Но я даже не удостоила своего нетактичного учителя словом, полностью поглощенная созерцанием первозданного и такого странного явления. Звенья вытянулись, стали тоньше, теперь цепь больше походила на тонкую серебряную нить, она туго обматывалась от запястья до локтя, преображаясь в некие доспехи для руки. Длину цепь тоже меняла, могла стать короче или длиннее, все зависело от моих пожеланий, хотя мысли в голове хаотично метались. Дыхание подчинялось движению цепи, которая подвижной змеей извивалась в пальцах, обхватывая, то стягивая туго, так что пальцы белели, то расслабляясь, словно вовсе ее и не было на руке. Порою я понимала, что связь между цепью и большим сознанием существует, и что посредством общения с Хлыстом я контактирую и с тем существом. Но все равно все это были лишь слабые отголоски, вряд ли была возможность разобрать какие-то отдельные фразы, просто ощущение огромное волной накрывало с ног до головы.

Роуп постоянно роптал на меня из-за того, что я слишком глубоко погружаюсь в Динео, если мы начинали использовать магию для общения со своими Хлыстами. Он очень долго бился над этим, пока сама цепь не разъяснила мне, что это чревато упадком сил, и не только физических, хотя я до последнего отказывалась верить. До того самого момента, кода внезапно очнулась на своей кровати в доме и не увидела над собой бледное и взволнованное лицо юного учителя. Я слишком переусердствовала, ворчал он, и тогда у меня появились основания верить тому, что он говорил. Действительно, стоило только довериться знаниям Роупа, как обучение вошло совершенно в иную колею.

Уроки из утомляющих превратились в некоторое развлечение, которое ко всему прочему еще и приносило пользу. Я с детским восторгом наблюдала за метаморфозами своего хлыста, отметив довольство Роупа, когда цепь разрослась до невероятных размеров. Наверное, даже самый большой корабль из всех тех, что я видела на верфях, не отважился бы взять такую цепь на борт. Хлыст тоже разделял триумф и радость победы, каждый раз наливаясь магией, которую не надо было искать, пока мы находились в деревне. Похвальбы Роупа стали для меня неким сладостным вознаграждением, и я хватала их, как мышка хлебные крошки.

Но Роуп никогда не распространялся о своей жизни, что немного озадачивало, хотя я и сама скрывала некоторые факты из своей биографии. Он даже не называл своей фамилии, быть может, здесь, в деревне Динео, в этом не было нужды, но все-таки отчаянно хотелось узнать о близком друге как можно больше интересных моментов. Мне с трудом удавалось разговорить его, и когда мое терпение было вознаграждено, я с замиранием сердца слушала его достаточно туманные, но все-таки интересные истории. Он вышел бы отличным менестрелем, в который раз думала я, и дело заключалось не только в великолепном переливчатом голосе, но и в его умении рассказывать. Я слушала Роупа так вдохновенно, словно вновь превратилась в маленькую девочку, которая притаилась в тенях Каминной комнаты в отцовском поместье и затаенно слушала сказки менестреля для детей старшего возраста. Тогда юный учитель пробудил во мне тягу к новым открытиям, опять-таки преобразив мой внутренний мир в чистый и девственный мир ребенка. Я как с чистого листа начинала свою жизнь, но в моем сердце все равно оставалось место для мужа и Королевства. В какой-то из вечеров сладостно признала, что Силенс уже никогда не покинет ни мою душу, ни воспоминания, ни даже сознания волков. Он навсегда останется рядом, что бы ни случилось в будущем, хотя на это время я смотрела достаточно критично. Ведь Морп все молчал, я даже не знала, когда смогу окончить свое обучение, а если речь шла о возвращении домой, о котором просил принц, то просто впадала в немой ступор.

Столько отчаянно интересного я приобрела в эти дни, они показались мне сладостной вечностью, целой жизнью, которую я прожила бок о бок с лучшим другом. Да, да, наши отношения с Роупом разительно переменились, и это вполне устраивало все мои душеные потребности. Парнишка научился доверять мне, как и я ему, хотя в действительности иногда по вечерам в комнате ощущались недосказанности. Он что-то умалчивал о своем прошлом, я упрямо продолжала от него скрывать, что вышла замуж на принца. Не раз я ловила на себе недовольный взгляд Езкура, кот как будто видел насквозь все мысли и чувства, и был явно зол на нас обоих за то, что мы действительно что-то скрывали друг от друга. Это прозрение черного здоровяка пугало поначалу, но потом получилось не обращать внимания на его раздраженное мяуканье, ведь коты не умеют разговаривать, убеждала я себя.

Но я постоянно натыкалась на открытое, почти враждебное неодобрение Лиммы, которая извечно встречала мое появление кривой гримасой и морщила носик, сообщая всем вокруг, что от кого-то несет псиной. Мне не нужно было принюхиваться, чтобы убедиться в том, что ее слова пахнут ложью, но я никак не понимала ее необоснованной ревности. Роуп тоже постоянно расстраивался из-за поведения сестры и вовсе рассвирепел, когда та бросила ему оскорбительные слова в лицо. Мол, он, пожив с волком в женском обличье, теперь готов променять семью на какую-то приблудную суку. Я постаралась не среагировать на это заявление, хотя все внутри кипело и негодовало, если бы не сдерживала Алди, то тот бы обязательно перегрыз взбалмошной девчонке горло. Да, я не воспринимала ее как женщину, несмотря на то, что Лимма была старше меня, да и замужем. Тоже. Тихонько подумала я. Ведь девушка поклялась, так что даже брату Лимма не могла открыть того, что я принцесса. Может, поэтому она так меня ненавидит? Но истинной причины я все равно не знала.

Но возмущение Роупа росло, он не слушал заверений в том, что его сестра несколько не обижает моих чувств, хотя это и вправду была ложь. Мне казалось, что Лимма опомниться и хотя бы перестанет оскорблять брата, но, видимо, благоразумие покинуло ее вместе с появлением принцессы Эверин в деревне Динео. Ее отношения с братом достигли своего апогея, и всегда сдержанный в отношениях с сестрой Роуп взорвался. Ныне они даже не разговаривали, хотя девушка и прекратила бросать в нашу сторону бредовые реплики, но от этого стало только тяжелее. Сердце болело за парнишку, ведь сестра была его единственным родным человеком в этой деревушке, неужели они могли так просто разорвать свои кровные узы? Но когда мы, занимающиеся на своем обычном месте, увидели проходящих мимо Круэл и Лимму, которые держались по-дружески за руки, я разочаровалась в сестре своего друга. Она не просто забыла связь между ними, она просто наплевала на нее, а потом еще и притоптала грязным сапогом. Роуп тогда весь побелел и злобно рыкнул, когда я попыталась его успокоить, он оттолкнул меня, но я оказалась упрямее. Прижав к груди сопротивляющегося парня, а это оказалось нелегким делом, ведь он был выше, я кинула все свои способности на то, чтобы обласкать его. Даже подозрительно относящийся к нему Алди прижался к ногам Роупа, когда тот странно притих на моей груди. Он тяжело втягивал воздух и справлялся со своей обидой.

Но даже ссора с сестрой и начавшийся ближе к концу второго летнего месяца сезон дождей не сломили решимости Роупа научить меня всему тому, что он получил сам от своего Первого Света. Я допытывалась до парня, но так и не узнала его имени, так что каждый из жителей деревни мог оказаться наставником друга, хотя и скрывался под маской таинственности, которая стала привычным явлением. Мы перенесли наши занятия в дом, потому что дождь лил не прекращая, даже волки сконфуженно попросили об укрытии и теперь жили в маленькой комнатке, которая отделяла основной дом от входа. Роуп ни капли не возражал, но тактично спросил, чем они будут питаться, за что и получил легкий прикус от Алди, который сидел возле меня. Я ощущала себя дома. Хотя по-настоящему боялась признаться себе в этом. И каждый вечер, засыпая на своей кровати, я ласкала рукой шерсть одного из своих волков и задумывалась над тем, захочу ли вернуться в Дейст. Но даже дождливое утро не оставляло времени на размышления.

Роуп был строгим учителем, я к этому привыкла, но было странно наблюдать за тем, как волки единогласно поддерживают парнишку, так что даже если что-то не получалось, меня лишь заставляли делать это еще раз, а не по-дружески утешали. Вскоре я разучилась ждать поблажек, и юный учитель это ощутил, увеличив дневные нагрузки. Очень часто мы не ели, обходясь только наспех заваренным чаем, так что вечер превратился в некий островок «сытости и спокойствия». Но я не жаловалась, напротив, когда мы вплотную взялись за сближение магии Динео и цепи, с энтузиазмом бросалась в самые опасные эксперименты. Приходилось, конечно, выслушивать недовольное ворчание Роупа и волков, которые не одобряли такой спешки, но я все-таки научилась наслаждаться процессом. Но было странно сталкиваться с душами людей, заключенных в звеньях. Ведь именно они служили надежным мостиком связи с Хлыстом, это, наверное, больше всего и удивляло тогда, но после я научилась справляться с этим. Теперь, когда я знала их беззвучные имена, души стали неким подобием человека, теми, кто они были до того, как не справились с искушением цепи. Я узнала, что эти люди тоже направлялись в деревню Динео, так же, как я, отыскали цепь, но не сумели сопротивляться ее могучему соблазну. Именно поэтому сама по себе магическая цепь напитывалась от наслаждения Динео, ведь она приобрела эти способности от загубленных душ, поэтому цепь никогда не попадала к человеку абсолютно пустой.

Юный учитель рассказал мне, что Золотые Хлысты самые жадные на души, но это на деле оказывалось так. Никто не знал, сколько душ было в цепи Авлонги, но ее сияние и сила наводили на соответствующие мысли. Конечно, фыркал Роуп, не может же главенствующий над нами не иметь превосходства, в противном случае люди просто не верили бы ему, поэтому бы и отказывались жить под его началом. Не зря Авлонгу награждали именно золотой цепью, это тоже глубоко внедрялось в сознание человека, оставляя там неизгладимый отпечаток. Хотя я, признаться честно, не видела в этом ничего особенного, наверное, потому, что, думал Роуп, сама обладала цепью, пусть и серебряной. Но я придерживалась другого мнения, но предпочитала отмалчиваться на наших уроках, ведь стоило мне открыть рот, как учитель прекращал свой рассказ, и мы начинали заниматься извечным повторением знакомых упражнений. Роуп настаивал, что я должна знать их в совершенстве.

Хотя цепь перестала соскальзывать с пальцев, когда я закручивала ее вокруг какого-нибудь предмета, Роуп все оставался недоволен. Может, дело в непрекращающемся дожде за окном, предполагала я, но тут же отвергала все свои загадки. В последнее время настроение парнишки разительно ухудшилось, и вечера стали не такими приятными, как были раньше. Скорее всего, он переживал из-за того, что его сестра опасно сблизилась с Круэл. Опасно, говорил Роуп, потому, что он совершенно точно знал, что эта дружба не много стоит, ведь когда-то он сам поверил этой женщине, за что и поплатился. Морп соблазнился их дружбе и сменил наставника парнишки, потому что с предыдущим у него не сложились отношения. Когда я спросила, были ли для него Круэл Первым Светом, он отрицательно покачал головой, ко всему прочему сообщив, что и тот наставник им не являлся. Я окончательно запуталась, когда Роуп сказал мне, что Первый Свет связан с Хлыстом, и парень должен научить меня устанавливать эту связь. Смерив его взглядом умного человека, заметившего другого за беспардонным ковырянием палкой в тухлой туши коровы, отвернулась от учителя. Впервые я не понимала, что Роуп хотел от меня, хотя все предыдущие уроки схватывала на лету, даже странные упражнения казались мне не такими удивительными, потому что легко давались. Сейчас же юный наставник требовал чего-то невозможного от моих способностей, и это очень задевало душу.

Последние уроки Роуп был постоянно мной недоволен, все ворчал и ворчал, но никак не мог сосредоточить свои претензии на одном каком-то аргументе. Он говорил, что я не открываюсь для Динео и Хлыста так, как надо, я в свою очередь спрашивала, как это делается, а парень смущенно опускал взгляд в пол. Юный учитель явно не знал, как преподнести мне это знание и злился по этому поводу, находя выход своему раздражению только отчитывая нерадивую ученицу. Смиренно терпя эти выходки, изо всех сил старалась сделать то, что он так пламенно требовал, но, к сожалению, ничего не получалось. Парнишка хватался за голову, все кричал о тапках Дарка, даже какая-то мочалка Лайта всплыла, но никак не находил слов, чтобы объяснить суть того, что надобно сделать. Сначала я ненавидела его за постоянные упреки, потом себя за вечные провалы, и, в конце концов, злость достигла точки кипения, и я излила ее на принца, который в самый неподходящий момент накрыл своей магией. Роуп удивленно хлопал глазами, чувствуя, что в комнате присутствует кто-то еще, а я старалась прогнать Силенса и не обидеть его при этом. С трудом справившись с этой задачей, бросилась на указания Роупа, как голодный волк на жирного зайца, стараясь пропускать мимо ушей непрекращающиеся вопросы своего наставника о только что произошедшем в доме. Но я не нашла бы подходящих слов, поэтому отгораживалась от него, стараясь найти ту самую «дорожку».

Да, Роуп наконец смог хоть как-то обличить в слова то, что требовал от моей магии и цепи. Он объяснял, что я бросаюсь в целый поток силы Динео, не разбирая отдельных путей, который могли бы привести меня к какому-то отдельному человеку или существу, это, наверняка, больше всего и злило Роупа. Он пытался добиться того, чтобы я донесла до него какую-нибудь свою мысль именно через поток, но пользуясь отдельной нитью. Объяснение наставника о том, что, научившись это делать, через цепь я дотянуть до своего Первого Света. И тогда Роуп прикусил язык. Так вот почему Морп не называл имя! Потому что он сам не знал, кто станет наставником нового человека. Случайная оговорка Роупа открыла на много глаза. Вот почему парнишка так негодовал, когда Авлонга приказал ему научить гостью пользоваться цепью — ведь на деле это самый ответственный момент. Именно с помощью знаний, которые даст мне Роуп, я сумею наконец отыскать свой Первый Свет.

Но даже если попытки отыскать эту «дорожку» выглядели невозможными даже для Роупа, я не никак ее не находила. Теперь это злило не только наставника, но и меня, и постоянно огрызаясь на его замечания, потихоньку отдалялась от своих волков, хотя те не обижались. Они больше моего понимали, что это обучение нужно, просто необходимо, хотя порою выглядело не с лучшей стороны, но он было интересно. И я каждое утро начинала со своих тщетных попыток отыскать «дорожку» к Роупу, и каждый вечер заканчивала с тем же, с чем и начинала. Но услышав негромкую фразу своего несдержанного наставника, что даже самые глупые ученики умеют это делать со второй попытки, я загорелась желанием доказать свои способности. Пусть Роуп и извинялся, сваливая все на то, что он тоже устал от бесплодного ожидания, я не находила в себе сил простить. Нет, не его, а именно свое допущение. Как так? Думала я, ведь не может быть такого, что не подастся моему восприятию и интеллекту. Посмотрев на задание с другой стороны, ощутила невиданный прилив сил.

Я сидела на стуле, Роуп — напротив меня, за окном хмурилось тучами и дождем утро, но нас это не интересовало. Окунувшись в поток наслаждения Динео, сосредоточилась так, как никогда не пыталась, и вглядывалась в плещущуюся силу вокруг себя. Тускловатые из-за непогоды вспышки живых существ поначалу отвлекали, но потом удалось отыскать точку равновесия, когда всполохи жизни отодвинулись на второй план зрения. Все мое внимание пало на Динео, я изо всех сил стремилась отыскать ту самую «дорожку», о которой бесконечно толковал Роуп. Но теперь я пошла от конечной точки своей цели к начальной, а не наоборот, как я это делала раньше. И, клянусь, глаза открылись на то, что раньше действительно дрейфовало на поверхности магии. Тонкая нить, не «дорожка», это слишком громкое название, тянулась к Роупу, и я сумела по ней последовать и наладить контакт с парнем, как будто бы я его коснулась. Чуткий волчий слух уловил, как наставник вздрогнул от неожиданности — он уже потерял надежду, что я когда-нибудь сумею это сделать.

«Наглый мальчишка», — сообщила я ему и, довольная собой, открыла глаза.

На лице Роупа смешалась гордость и обида, но все-таки преобладало первое чувство, и для меня оказалось слишком приятным слушать его похвалу.

Но на этом мои мучения не закончились. То что я дотянулась до Роупа, еще не означало, что получиться сделать тоже самое и наконец узнать свой Первый Свет. Об этом мой друг любезно напоминал мне каждый день, и я только уныло терпела его мелкое ехидство — паренек явно обиделся мысли, которую передала ему при контакте. Теперь если выдавался удобный случай, то Роуп обязательно ядовито шутил, вечно сбивая с толку. Я попыталась объяснить ему это, но юный учитель только отмахнулся, сказав, что просто пытаюсь найти причину уберечься от его остроумных слов. Не стала разочаровывать парня, что шутки его были скорее средней тухлости, напоминая о гниющей рыбе на побережье, чем остроумными. Но парнишка не отличался такой же тактичностью, что и я, так что каждый провал встречался его странным восторгом в сочетании с раздражением. Помимо усмешек он успевал еще излить кучу претензий и недовольств.

Наконец, через несколько дней, яд истощился в Роупе, появился шанс реально концентрироваться на своей задаче, и я продолжала изводить себя в бездумных попытках. Волки теперь не так радужно отзывались об обучении, ведь не возникало желания тратить время даже для того, чтобы поесть или поспать. Роупу приходилось почти насильно кормить мое тело и укладывать в постель, в то время, как сознание беспрестанно тянулось к Первому Свету, образ которого я даже не могла удержать в голове. Но вечные окрики учителя вернули к реальности, получалось отрываться от своей напряженной работы, хотя и удавалось это с трудом и не надолго, к сожалению. Роуп старался радоваться хотя бы моим успехам. Я без труда отыскивала нити к людям, которых знала мельком, случалось даже так, что общалась с Морпом, сидя в своем доме. После этого случая Авлонга похвалил моего наставника за упорные труды, и загадочно бросил пару слов о Первом Свете, не подозревая, что друг уже проболтался мне на эту тему. Предавать Роупа не было в планах, так что приходилось делать удивленный и радостный вид, хотя сознание в это время страстно желало продолжить свои попытки дотянуться. Но к неудовольствию, волчьему и моему, вскоре Роуп запретил это делать, и если ловил за этим занятием, то я получала нехилую выволочку, хотя парень даже пальцем меня не касался, поэтому Алди не находил причины перегрызть ему горло. Но в тайне от наставника я упрямо искала свой Первый Свет, это преобразилось в некое маниакальное желание разума.

И вот все мои труды заслужили оглушительный шквал радости и восторга. Даже Роуп не сумел скрыть своего удивления, но вместе с тем и бездумной гордости за свою ученицу, ведь мне действительно удалось дотянуться до Первого Света. Не знаю, что мог чувствовать наставник, когда я это ощутила, но память мне отказывала. Как я не пыталась вспомнить потом, образ ускользал из поля зрения и восприятия, раздразнивая и зля, но способности не унимались, теперь отчаянное любопытство завладело мыслями. Пусть я не могла точно сказать, кого или даже что видела, сознание прекрасно воспроизводило тот экстаз, который захватил полностью и без остатка.

Это было похоже на то прикосновение большого сознания, с которым я столкнулась на дороге, но только в несколько раз приятнее и глубже. То же самое огромное существо ворвалось в пределы рассудка, обволакивая наслаждением и радостью. С доверием бросившись к нему, прочувствовала крепкую нить, которая так же, как и та между мной и Роупом, дрейфовала постоянно на маги незамеченная. Проклиная свою глупость, со всей силой и страстью отдавалась Первому Свету, который я обрела именно в тот момент. Да, тогда-то я и поняла, почему люди Динео выбрали такое имя наставникам для себя. Словно глаза открылись на то, что было привычным, будто трава стала вдруг зеленее, а воздух свежее. Нет, здесь ничего не напоминало о любви или мечтах, просто мир фантастический преобразился после этого единения. Даже волки понимали всю серьезность и нужность Первого Света. Нет, они даже ему безгранично доверяли, как будто знали его уже очень давно, такое в Алди и Нилли я увидела впервые после того, как они пришли от Иных. К ним они испытывали то же самое, что и к Первому Свету. Но я не в силах строить умозаключения, потому что экстаз и радость рассудка и тела возобладала над прочими сомнениями, пусть что-то казалось необычным или даже абсурдным, мой мозг не был в состоянии конструктивно мыслить или совершать какие-либо выводы. Я послушалась совету Роупа, которому неизвестно как удалось пробиться сквозь пелену удовольствия, туго обвившую тело, и отдалась этому огромному сознанию, тут же испытав нечто среднее между рождением и смертью. Да, не знаю, как облечь это в слова, но именно так все и было. Я умерла, но тут же родилась, но с другими представлениями о мире. Контакт с Первым Светом убедил, что Роупа необходимо слушаться.

— Это…

— Не надо, Эв, я сам это пережил, — перебил Роуп, но я не обиделась, потому что, признаться честно, не сумела бы рассказать ему всей правды.

— Первый Свет приказал тебя слушаться, — задумалась я, пытаясь отыскать на разглаженном спокойствием лице наставника признаки обеспокоенности.

— Отлично, вот сейчас ты и займешься Хлыстом, — я недовольно сморщилась, мне казалось, что все уже давалось с легкостью, — да, Эверин, — надавил Роуп.

— Но все и так получается! — попыталась я возразить, но наткнулась на синий лед в его глазах.

— Нет, Эв! — разозлился Роуп. — Когда все будет «и так получатся», я начну учить тебя другому! — он осекся, но было уже поздно.

— Что? — заискивающе подтолкнула я, загораясь непомерным любопытством, которое усилилось из-за ускользания образа Первого Света, наслаждение от встречи с которым до сих пор не покинуло ни тело, ни душу.

— Я буду для тебя Первым Наставником, — вздохнул парень.

— Ты врал, — неожиданно заключила я. — Ты никогда бы не смог стать для кого-нибудь Первым Светом, а ты списывал это на молодость! — обвинительные слова сами сорвались с языка.

— Да, я не хотел смущать тебя, Эв.

— Не хочу учиться у тебя!

— Таков приказ Морпа, — устало отозвался Роуп, я вдруг пожалела о своем заявлении. — Он тоже считает, что я слишком юн для того, чтобы учить кого-то, но он, — я как-то сразу поняла, что последнее слово парень относил не к Авлонге, — показал мне все. Тем более твой Первый Свет так решил. И приказал тебе слушаться меня. Так что принимайся за работу. — И Роуп вышел под проливной дождь, немного обиженный и оскорбленный, так что я не успела принести ему своих извинений.

Рассерженная я принялась за тренировки со своей цепью, она недовольно извивалась, пребывая в нехорошем настроении, но упрямство возобладало над сознательностью. Хлыст противился занятиям, постоянно меняя траекторию броска, отскакивая в другую сторону, больно шлепая по запястьям, но не находилось сил, чтобы отложить его в сторону. Серебряная змея недовольно вертелась, нагреваясь от напряжения.

Какая-то часть разума осознавала, что надо остановиться, а другая спорила с ней, поэтому руки продолжали кидать цепь, стараясь сделать петлю и зацепить стул, чтобы перевернуть его. Жар очага только раздражал, повернувшись к нему, принялась кидать Хлыст на чашку, которая стояла неподалеку от аккуратно сложенных дров. Огонь не только не отвлекал меня, а наоборот разжигал мой собственный жар. Я едва заметила, что в дом вошел Роуп, сел на кровать и начал заинтересованно наблюдать за экспериментами, явно не замечая, что Хлыст не в духе. Наставник первым прекращал занятие, если наблюдал плохое настроение цепи.

Звенья вдруг тонко вытянулись, цепь зазвенела, даже пальцы ощутили неожиданную остроту серебряной поверхности, но я не успела остановить свою руку, которая бросила кончик хлыста к очагу. Своенравная змея удлинилась, в этот же момент с кровати вскочил Роуп, поняв, что что-то тут не так.

Кончик тонкой заострившейся цепи коснулся углей, мгновенно почти до половины погружаясь в красный полыхающий жар. Огонь двинулся по всей поверхности звеньев к моим рукам, но я не могла разжать пальцев — Хлыст плотно обвернул их, не предоставляя такой возможности.

Конец цепи из-за моего резкого движения взметнулся вверх.

 

IX. Гордость

До абсурда привычное пламя боли обожгло мою левую скулу, я закричала, освобождая свои легкие от последнего воздуха, но все это стало мелочами на фоне того, что вновь испытало тело. О боги, как это отвратительно неприятно возвращаться к страхам, которые и так постоянно тебя мучают и не дают надежды на радужное будущее. Такие пространные мысли наполнили сознание вместе с горячей болью, похожей на росчерк на груди, которая вилась от кончика левой брови ближе к уху и резкой дугой подбиралась к подбородку. Я инстинктивно вскинула руку, в надежде защитить полыхающую скулу, но в тот момент острый хвост серебряной цепи, которая сейчас валялась в углу, уже рассек кожу лица. Но пальцы в надежде ткнулись в кровоточащую рану, тут же отдернувшись в сторону от обжигающей крови, которая вязкостью мгновенно сковала все внутри странным, неуместным здесь холодом.

Очередной крик выбил из меня последний дух, но когда Роуп схватил меня, я бросила все силы на то, чтобы отдать эту боль, безосознанно используя Динео. Парень захрипел от напряжения, но даже не попытался оттолкнуть меня или разорвать магический контакт, наоборот, он ближе притянул мое безвольное тело к себе, стараясь шептать что-то успокаивающее. Хотя я точно знала, что пламя от раны на скуле передается ему, потому что нить между нами была, и я прекрасно ею воспользовалась, когда не пожелала терпеть это в одиночку. Но стыд и жалость к другу взяли вверх над страхом, пришлось почти заставить себя разорвать Динео, и я тут же бессильно рухнула на пол, сраженная совсем неожиданной резкой болью. Белая вспышка пронзила мой разум, и тогда уже все чувства лишились способности воспринимать что-либо правильно.

Но по странной закономерности я не могла лишиться сознания, то ли на это повлиял Роуп, сжимающий мои запястья, то ли сама не позволяла себе уйти от страданий, которые так пугали по ночам. Парнишка отчаянно работал магией, это ощущение приятно ласкало распухшую скулу, резко контрастируя с обжигающим огнем, который пек рваную рану. К тому же в ноздрях стояла отчетливая вонь паленого мяса, ведь цепь успела забрать энергию от красных углей и не преминула обжечь скулу. Тихие стоны срывались с пересохших губ, но все что я могла, так это цепляться за Роупа, который был на грани потери себя, но пытался держать в руках все свои эмоции. Дверь нашего дома распахнулась, кто-то злобно выругался, запнувшись о застывшего от изумления Алди, которому я успела приказать не предпринимать никаких попыток к моему спасению. Интересно, как волк может помочь мне в такой ситуации?

Гость принес с собой в дом запах дождя и свежего ветра, я неожиданно расслабилась от этого приятного сочетания, но запротестовала, когда Роуп поднял меня с пола и уложил на свою кровать, которая оказалась ближе. Чей-то ласковый женский голос трепетал на грани восприятия, но слов было не разобрать, хотя я в этом и не нуждалась, просто наслаждаясь какой-то странной материнской заботой. Женщина все ворковала над скулой, а в голове клубилось головокружительное сочетание боли, жжения и запаха грозы. Я, как парусная лодка, отдавалась этим течениям и ветрам, которые властно захватывали даже тело в свою непобедимую и безграничную власть, в принципе, медленно теряя саму себя.

Скулу опалило, а в нос ударил резкий запах яблочного вина, которое отыскалось в личных запасах Роупа. Я сумела только невнятно поморщиться, ведь вся левая половина лица непривычно онемела и ныла, хотя кожа подсказывала, что рассечена только скула. Но даже это утешение не казалось таким уж приятным, поэтому только горечь сожаления жгла душу и трепещущееся сердце, готовое вырваться прочь из обессилевшего тела. Кто-то надежной хваткой сжимал мои безвольные холодные пальцы, и только это прикосновение не позволяло отдаться такой желанной утопии, хотя смерть явно не грозила от такой раны, я все равно отчаянно стремилась к ней в те мгновения. Если бы не верный друг, то вряд ли бы это упущение повлияло на выбор собственного тела и духа, которые превратились в непомерно жалующихся на жизнь стариков. О да, эти ошибки, совершенные мною, теперь отдавались в душе и сердце и тянули тяжелым камнем на безызвестное дно. Возникало желание найти виновного моему несчастью, но на ум приходила только собственная безалаберность и глупость, впервые в жизни показавшиеся мне такими огромными и ужасными. Роль принцессы не пугала так сильно, как осознание собственной тупости, кое ядовитыми когтями вцепилось в душу и не выказывало никаких признаков жалости или сожаления. Но нет, я не хотела обманывать себя, и как только глаза приоткрывались, они безошибочно находили в густом полумраке сверкающую покрытую красным налетом огня цепь в углу.

Только горячие пальцы Роупа держали меня в этом мире и его короткие, но раздражающие женщину реплики. Он все не мог остановиться и постоянно ей мешал, за что и получил, в конце концов, звонкий шлепок по затылку. Я почти чувствовала, как он уязвлено потирает ушибленное место, но благоразумно молчит, пытаясь разглядеть на моем лице хоть какие-то признаки отчуждения от боли. Его сапфировые глаза практически прожигали кожу там, где прошелся острый кончик серебряной цепи, но отчего-то я не смущалась ни этого взгляда, ни того, что парнишка стал свидетелем моей слабости и глупой ошибки. Наверняка, Роуп сможет понять, почему я так поступила, и я могу рассчитывать на его сожаление. Неожиданно с отвращением оттолкнув в себе эти мысли, ощутила терпкий запах белладонны, так крепко врезавшийся в сознание после нападения тени, и теперь он растекался вокруг тела и души, исходя от внешне доброй женщины.

Я забилась, не желая, чтобы этот запах ко мне прикасался, до ушей донесся четкий приказ женщины, и Роуп придавил меня к кровати всем своим весом. Задыхаясь от его предательства, мотала головой, приводя свое состояние в плачевное, пыталась хоть как-то отстраниться от надвигающейся смерти. Неужели это она? Та самая тень? Но тут к скуле прижалась холодная ткань, пропитанная экстрактом белладонны. Внезапно пламя боли поутихло, приятное онемение и покалывание заменило мученические страдания, я расслабилась под хваткой Роупа, хотя все еще недоверчиво по-волчьи шевелила носом.

— Странная реакция на попытку помочь, — недовольно проворчала спасительница, я узнала голос. Рейзар заботливо пробежалась пальцами по онемевшей коже, все-таки взывав приступ боли. — Сложнее, чем я думала.

Тихий шелест стали заставил вздрогнуть, но Роуп все еще придавливал меня к кровати, так что даже если бы я захотела вырваться, это вряд ли бы увенчалось успехом. Едва ли не чувствуя, как Рейзар продевает нитку в игольное ушко, я вся трепетала в ожидании. Неужели еще один шрам будет украшать меня? Как я смогу предстать перед своим принцем вновь изуродованная? Мириады вопросов кружились в голове, Динео бился в защитные стены, которыми закрывались Рейзар и мой друг, дабы на них не обрушилась боль из раны. Но я не находила выходу тому гневу, что неожиданным льдом сковал все внутренности.

О, как я ненавидела себя в те минуты, когда гладкая сталь вновь пронзала мою плоть, аккуратно зашивая рваную рану на левой скуле. Я тихо и безропотно отдавалась во власть этой женщины, но слезы жгли глаза, стекая по щекам, смешиваясь с кровью и остатками вина, превращаясь в яд, который рвался прочь из израненной души. Тугая нить стягивала рваную плоть, но она никогда бы не сумела заживить испуганное и потрепанное событиями сознание. Голос Рейзар прогонял темных демонов, женщина чувствовала мою внутреннюю скованность и принялась петь детские песни, вызвав этим самым недоумение Роупа. Но я была благодарна целительнице за то, что она увидела корень моих страданий, и благоговейно отдалась волнам ее ласкающих колыбельных. Сладкие звуки ласкали изнутри и снаружи, простая детская песенка успокаивала лучше каких-либо увещеваний о том, что все будет хорошо, и тело вкупе с душой расслаблялось от чарующей музыки слов Рейзар.

Легкими движениями она последний раз обработала зашитую рану, плавно выводя из состояния полудремы, которое было так сейчас необходимо. Я запротестовала, когда Роуп попытался перенести тело, едва владеющее духом, на соседнюю кровать, но Рейзар властно его остановила, скорее всего, не заметив, а почувствовав мое неодобрение.

— Оставь ее здесь, — приказала она. — Ей нужен отдых, не надо попусту тревожить тело. Ведь рана нанесена Хлыстом, — как-то многозначительно пояснила Рейзар, обращаясь больше ко мне, чем к Роупу.

— Конечно, — покорно согласился Роуп, в нем ощущалась горечь и вина.

— И прекрати это, — предупредила Рейзар и, не попрощавшись, покинула наш дом, уже более доброжелательно отозвавшись о волке. Вскоре на пороге появилась ничего незнающая Нилли, она обеспокоенно заскулила, но последовала примеру Алди.

Роуп тревожно заходил по комнате, потом бережно снял мои сапоги, накрыл шерстяным одеялом, тяжело вздохнул и продолжил свое самобичевание. Глаза распухли от слез, они не отрывались, а говорить не просто не хотелось — зашитая рана странно стягивала все лицо, создавалось впечатление, что вся кожа пала жертвой нитки и иголки в руках Рейзар. Донесся запах заваренного с мятой чая, Роуп принялся медленно глотать жидкость, напоминая моему пересохшему рту и горло о жажде. Вскоре парень догадался, уж не знаю каким образом, и поднес к сухим губам чашку. Некоторое время он молча сидел на краешке кровати, а потом принялся рассказывать разные истории, которых я никогда не слышала.

Голос потенциального менестреля ласкал, но проходящее онемение от примочки белладонны мучительно возвращало из полудремы к бодрствованию. Начавшийся жар и вовсе прогнал всякую надежду на отдых, но Роуп, по-видимому, решил, что я уснула, и замолчал, хотя он позволял не погрузиться в забытье. Я боялась этого состояния, потому что бред никогда хорошо не влиял ни на сны, ни на общее состояние организма, но открыть род не удавалось, так что друг продолжал молчать, сжимая мои пальцы в своей руке. Мне было спокойно, но оттенок ужаса, который щекотал волосы на затылке, не позволял полностью отдастся удовлетворению и расслабленности, поэтому тело мое стало похоже на натянутую тетиву, готовую вот-вот лопнуть от напряжения. Мышцы задеревенели, повторяя состояние закостеневшего духа.

— Я должен был помнить, — сокрушенно и неожиданно прошептал Роуп, я едва не вздрогнула от резкого и низкого звука. — Вот почему ты прятала еще и лицо, — захотелось недоуменно замычать, но тело протестовало и не желало делать вообще что-нибудь. — Ох, девушка-из-мечты, я должен был, должен был помнить!

Онемение на скуле возобновилось, как и во всем теле и сознании, после того, как слух донес до меня смысл последних сказанных Роупом слов. Фальшью тут и не пахло, парень искренне признался мне в том, что пытался скрыть долгое, долгое время. Внезапно все кусочки головоломки сложились в единую и целостную картину. Его странное поведение, когда я появилась на дороге, недовольство по поводу того, что Морп приказал здесь жить, его наставничество… Все Роуп делал через себя, через огромное физическое и душевное усилие, он просто ждал меня так долго, и вот я пришла, но парень уже пообещал свою дружбу, отчего и смущался того, что уже любит. Захотелось закричать и выбежать вон, но, казалось бы, незначительная царапина приковала тело к постели, а мозг к затылку, наверное, поэтому думалось так чертовски плохо. Теперь я вряд ли смогу рассказать Роупу о муже, пусть мой друг считает, что я сплю и ничего не слышу, все равно… Не найдется в моей душе столько смелости, чтобы разбить парню сердце.

Наверное, волки почувствовали прилив негативных эмоций, и под свешенной с кровати рукой оказалась мягкая шерсть. Я не стала выдавать себя поглаживанием, стараясь глубоко и ровно дышать, а Роуп все продолжал что-то сокрушенно, но вдохновенно шептать. Ком отчаянья подбирался к горлу, но каким-то удивительным образом удавалось каждый раз отгонять его глубже. Еще одна простоя истина стала прозрачна в моих глазах. Роуп будет для меня Наставником, Первый Свет так решил, и какой-то частью себя я, безусловно, понимала, что ослушаться его просто невероятно. Я не желала предавать тех законов, которые царили среди людей Динео, но это относилось к разряду просто невыполнимого, я бы сама не преступила приказание Первого Света. Ощущение этого огромного сознания просто лишало всяческих воспоминаний о прошлом и мыслей о будущем, когда оно властвовало надо мной, тогда я просто прекращала думать и находила в себе силы и желания только для подчинения. Если бы даже сейчас кто-нибудь спросил меня о тех днях, я бы скупо пожала плечами. Я должна была повиноваться, остальные мысли надежно покинули голову.

Я лежала на спине и глядела в потолок, прислушиваясь к каждому удару своего сердца. Воздух помещения уже раздражал мои ноздри, а звук льющегося наружи дождя так и манил к себе, но сил, чтобы подняться с кровати и выйти на улицу, не было. Поэтому я просто лежала и слушала свое сердце. Алди неодобрительно зарычал, последние три дня он только и делал, что критиковал мое поведение, но огрызаться не хотелось. Ничего не хотелось.

Я ощущала себя полным ничтожеством, и причины этого скрывались под толстым слоем недоумения и ярости. Не знаю, каким образом во мне смешивались безразличие и гнев, но так оно и было. Эти чувства ядовито клубились в голове, не давая покоя телу, которое жаждало движения и жизни, но этого дать ему нельзя. Не сейчас. С каждым проведенным в одиночестве днем я маниакально погружалась в состояние одиночества, со мной даже не находилось человека, с которым я могла бы поделиться своими утопическими настроениями. Нет, Роуп постоянно ухаживал за мной и присматривал за зашитой раной, но после его признания ему доверять… глупо. Я так решила, так что никто не оспаривал моих выводов, и утопические мысли продолжали планомерно изъедать внутренности. На сопротивление не находилось желания, так что я безропотно воспринимала изменения собственной души, кляня себя за глупость и совершенную ошибку.

На мое раздражение никто не поддерживал этой мысли. Рейзар заявила, что своенравные Хлысты порой калечат своих владельцев, а Роуп так вообще увещевал, что это его вина, да так яро, что иногда хотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым, но обычно об его лицо ударялась подушка. Они так яростно принимались меня кормить или вызывать на разговоры, что порою я притворялась спящей, чтобы занудное жужжание их заботы не отвлекало от демагогии, что развернулась на амфитеатре моей жизни. Ничто не пробуждало мысли к жизни или радость, я думать забыла о шраме, который наверняка появиться на скуле. Мне было плевать на то, что происходит вокруг, я полностью и без остатка погрузилась в созерцание руин своего обучения.

Наверняка, эти дни самые странные в моей жизни. Еще никогда мысли о собственной ничтожности не посещали так часто и так красочно, что иногда хотелось дотянуться до кухонного ножа и покончить с этим ничтожеством. Но безропотная лень настолько овладела молодым телом, что мысль о столь незначительном движении приводила в уныние все мое состояние. Я с трудом заставляла себя вставать с постели и проводить необходимые телу процедуры, очень часто Роупу приходилось почти насильно запихивать в мой рот ароматную и горячую еду, и только с помощью волков ему удавалось уговорить мое безразличное сознание принять ванну. Все потеряло краски, вкус и запах, волки не переставляли удивляться моей глухости — ничто не привлекало рассеянного внимания. Но я никогда бы не догадалась, что причиною этому всему была не ошибка, а отвратительное влияние владеющей несколькими душами цепью.

Однажды наш дом посетил Морп, но он так и не дождался какого-либо вразумительного ответа моими словами, на его вопросы отзывался только Роуп. Я уже в то время дошла до состояния полного безразличия, каждый час казался мне бесконечным, а болезнь — вечностью, хотя я пролежала на кровати всего три дня. Но это время переменило всю внутреннюю суть, сейчас я с содроганием реагирую на то, что менялось в голове и сердце. Даже Силенс ощущал тревогу, но я решительно отталкивала наплывы Королевской магии, хотя постоянно задавалась вопросом, откуда в тот период взялись силы и воля на это. Но результат оставался очевидным, как принц не желал этого, попасть в мой разум ему не удавалось, как и завладеть телом. Хотя, признаться честно, я бы с удовольствием отдала этот безвольный мешок костей в чье-нибудь пользование, вот только, к сожалению, никто не хотел им пользоваться, так что я продолжала влачить свое существование в этой отвратительной телесной оболочке. Нилли, как волчица не признающая движение без пользы, начала протестовать моей неподвижности, и как-то вечером попыталась стянуть с постели мое тело, вцепившись зубами в запястье. Но она боялась причинить мне боль, поэтому захват казался слабым, как и ее усилия, ведь волчица не желала причинять еще больший дискомфорт и еще глубже загонять в раковину мое опасливое сознание. Роуп тщетно пытался вызвать меня на разговор, но чаще всего в ответ получал безраздельное мычание, короткие кивки или выразительные взгляды.

Я с интересом наблюдала за своим телом, которое все замедляло ход своей деятельности. Сначала дыхание стало более глубоким и размеренным, потом сердце с готовностью подстроилось под медленный ритм, а там и сон стал глубоким и почти беспробудным, а бодрствование превратилось в бесконечную и нудную рутину. Жила я от ночи к ночи, в такие моменты душу покидали сомнения, и можно было полностью уйти во власть замечательных снов, но и эту искорку радости волки опошляли мыслями о том, что я прекрасно могу получить все это и в реальности, если только заставлю себя встать с постели. Но я им не верила. Мягкая перина кровати казалась самым безопасным местом на свете, а долгожданный сон просто глотком свежего воздуха в легких человека проведшего долгие годы в затхлом закоулке темницы. Я плевала на те радости, что раньше оживляли тело, и планомерно лелеяла жалость к себе в бесконечном молчании. Это напоминало глупое занятие маленького ребенка, который знает, что нельзя купаться ранней весной, но все равно лезет в воду, а потом шмыгает носом до лета. Так же и я погружалась в ледяную воду безразличия, осознавая, что потом придется платить за эти мгновения, проведенные в состоянии утопии. Но порой рассудок отказывает человеку, когда он вдруг понимает, что всего его предыдущие действия были ошибкой, что друзья на самом дели лгали, и что самые близкие люди слишком далеко, чтобы понять тебя. Разум не властвовал над телом, он безразлично отстранился, предоставляя свою жизнь случаю. Но как это неуместно и глупо безвольно качаться на волнах судьбы. Нет, эта истина тогда не интересовала меня, я просто хранила в себе сгустки боли и все упорно обвиняла себя во всех своих бедах. Мне стыдно, от того, что я ступила на дорогу жалости к себе, ведь только тогда, как мои ступни коснулись этого пути, я и превратилась в ничтожное подобие слабого человека. Пропала вся сила духа и страсть, о которой так искренне говорил пусть и затуманенный давним горем король Энтраст. Тот самый свет, который полюбил во мне принц Силенс, померк, и моя душа не хотела пробуждать в себе эти утраченные качества, убеждая и меня, что мы слишком устали, чтобы бороться. Вот это раздумье и пульсировало в моей распухшей от раны и сомнений голове, я постоянно пыталась доказать кому-то невидимому, что силы покинули мое тело и душу окончательно, и никогда уже не вернуться. Почему-то мне было важно рассказать это ему, но кому… я не вспомню даже сейчас.

Лишь отвращение спасло когда-то уверенную в своих действиях девушку от верной гибели безвольного человека. На четвертый день странного недуга во мне проснулось жуткое отторжение самой себя, которое и вернуло все прежние убеждения в голову. Неожиданно ясно перед глазами предстала картина произошедшего, краски впервые появились на холсте, и я восторженно соскочила с кровати, не чувствуя резкого жжения в скуле, потому что в тело вернулась жизнь.

Она радостно плескалась внутри, оживляя, взывая ко всему, что заключалось внутри. Но теперь я знала одну простую истину. Вот что значит Первый Свет. Он пришел, никем, ни мной, ни Роупом, незамеченный, и вернул недостающий отколовшийся кусок души лично мне в руки, и я сама вернула его на место. Да, при контакте с Первым Светом я потеряла его, вот почему не желала ни слушать Роупа, ни внимать уверениям рассудка, что Хлыст не в духе. Я потеряла часть себя и каким-то образом пыталась возместить эту горькую утрату, но Первый Свет понял, что натворил, и поспешил исправить то, что сделал случайно. Слезы жгли мои щеки, алмазными каплями разбиваясь о густую шерсть Алди, которого я обняла в порыве невероятного воодушевления. Иногда мы воспринимаем что-то как должное, вот и целостность моей души, яркой точкой полыхающей в груди, казалась неким само собой разумеющимся. Но стоило утратить это на столь непродолжительный срок, как жизнь потеряла всякий смысл. Нет, даже не так, жизнь просто покинула все мои составляющие части. Сердце возобновило яростно-быстрый темп, который был присущ моей страсти, что горела во мне, я понимала все то, что пытался сказать мне когда-то Силенс. Все то, за что он меня благодарил. Я могла любить, но не говорить и слова об этом, но при этом мое чувство искренне полыхало вокруг объекта воздыхания. Он знал это, как и знал то, что я сдержу свое обещание и вернусь в Дейст, чтобы быть там принцессой. Но все это превратилось в ничтожные мелочи по сравнению с тем восторгом близким к экстазу, который головокружительными волнами налетал на меня со всех сторон. То самое, что не хватало раздробленной душе, было простое, но важное чувство значимости. Потеряв его, я разорвала все нити, что связывали меня с другими, лишилась собственного понимания себя, и это и губило изнутри, ведь не что так не ломает тебя, как собственная ненужность и никчемность. Ничто.

Первый Свет хотел научить чему-то, и я, о да, приняла эту истину с должным вниманием прилежного ученика. Он показал, что нужно ценить каждое мгновение, что я провела в душевной целостности и во внимании своих близких людей. Теперь ценность дружбы в глазах цвета янтаря вознеслась до самых небес, но благодарности моей не было предела. Столь ценный урок мог быть преподан только Первым Светом, и эта суть тоже являлась особым нравоучением. Не возникало сомнений, что Роуп не станет плохим Наставником, раз он так решил, значит, так должно. Не возникло ни протеста, ни противоречия, ни недоумения, все ясно и просто, как день, что сияет над головой, как и то, что солнце будет постоянно вставать утром и садиться вечером. Естественность прельщала волчью натуру, честность привлекала человека, а в едином союзе они полноправно владели моей преданностью и возможностями. Радовало и то, что волки откликнулись на это с той же сердечной простотой, что и я.

Я была готова ринуться к новым знаниям, как шквальная волна во время шторма, но чувства окрашивались не только стремлением, какой-то золотистый оттенок, переданный от Первого Света, преобладал над любопытством в несколько раз. И то явилась гордость. С безумным энтузиазмом можно было наброситься на любое дело, но именно ощущение значимости того, что совершено, придаст вкус окончательной победы. То явилась не моя мечта, нет, такие мысли я хранила глубоко под сердцем, боясь, что это когда-нибудь осуществиться, ведь в ином раскладе дел, куда начнет стремиться душа, если потеряет эту сладостную надежду на осуществления желания? Гордость стала воплощением того, что яро искалось мною в окружающих людях, наверное, только в Силенсе я натыкалось на это тихое понимание. Король смог утратить эту способность, потеряв старшего сына, принц же нашелся со смекалкой и хранил эту силу. Силу, что имела безграничную власть, а в сочетании со спокойным осмысливанием просто не имела себе равных на доске дипломатии. Но для меня все приобретало не вид политических дрязг между странами, что пытался предотвратить Силенс, для меня это была просто жизнь. Та самая, в которой обличался образ судьбы, к коему так страстно стремилось мое существо. Но это знание было даровано Первым Светом, а не собственной сознательностью, но горечь моей глупости просто не сумела бы затмить торжество триумфа.

Даже если возникали сомнения, то они появились уже после того, как я приняла решение получить все знания, коими обладал Роуп, несмотря на его неразделенную любовь. Нет, я не позволяла думать себе о том, что возникнут трудности или невыполнимые задания на этому пути, вдохновенность Первого Света превышала все «против». Оставалась решимость, крепкая и непоколебимая, что, безусловно, приведет к безраздельному успеху. Но для начала нужно отыскать силы и поднять все резервы, казалось бы, приличных способностей и бросить их на прохождение этого пути. О да, дорога к деревне Динео не зря проводилась под руководством какого-то отдельного человека, и не зря путешественник шел один. Это морально приготавливало к той цели, что поставит перед ним Первый Свет. Морп тренировал в людях этой магии терпение и повиновение, которые тоже пригодятся в общении с этим таинственным наставником. Учитель из этой деревни просто подготавливал к тому, что даст Первый Свет. Вот откуда безмерная мудрость в глазах юного Роупа, парнишка не раз говорил мне, как и Круэл, что он ему все рассказал. Не было сомнений, что он — это его Первый Свет. Я простила своему другу даже недоговорки. То была не его вина или его недоверие, то являлась в устах воля Первого Света. Я уважала ее, а значит, полностью готова повиноваться Роупу.

Любовь же Роупа перестала казаться такой разрушительной и ужасной, ведь все чувства человека должны в полной мере уважаться другим, на которого они направлены. Это было несвязной истиной до контакта с Первым Светом, когда тот вернул недостающий кусок души. Роуп не виноват в том, что в его семье есть традиция видеть во сне суженного или суженную. К его сожалению, в деревню я попала, будучи замужем за принцем Силенсом Могучим, и эту тайну точно решила не доводить до ушей юного наставника. Пусть между нами останется легкость, чем вырастет стена недоверия и глубокого оскорбления, которые возникнут после моего признания. Эх, если бы не воля Первого Света, то я не злоупотребляла бы нашей дружбой и рассказала все, как есть. Но мне не представлялось обучение у Наставника, который какой-то частью себя будет ненавидеть свою ученицу. Такая перспектива не только не прельщала, но и заставляла испуганно вжать голову в плечи. Но страх превратился в смешное подобие истинного чувства, он лишил меня этой абсурдности, за что я испытывала смесь благодарности и сожаления. Без гниющей руки, отнятой лекарем, все равно непривычно.

Может быть, я буду неловко себя ощущать, когда посмотрю в глаза настоящей опасности, но Первый Свет посчитал, что так лучше, значит, так оно и есть. Безропотное доверие распространялось на всё, на все его действия и даже бездействия, но грело сердце еще и то, что волки никоим образом не выражали своего недовольства, коего и в помине не существовало. Значит, то был не плод больной фантазии раненой девушки, так пришла правда в образе мудрого существа. Наверное, вы были начали задаваться вопросами, пожелали бы узнать, кто он, этот Первый Свет, а я… Может быть, поступала глупо, но не сомневалась в своих поступках, что не появлялось в моей жизни очень-очень давно. Он вселил уверенность, которой часто не доставало, он показал мне безграничность моих возможностей и даже приоткрыл полотно судьбы, что длинной сотканной из сотен и тысяч жизней тканью накрывала каждого человека с головой. Каждый день — это опыт, опыт, что нужно употребить во благо достижения заветной цели. Каждое утро — это новая жизнь, что может быть прожита тобой или кем-то другим. Каждый вечер — это короткая передышка в бесконечной погоне за счастьем. Каждая ночь — это таинство, что на следующий день показывает несколько нитей из своего полотна. Все это то единственно нужное человеку. Но каждый раз, размышляя о своей судьбе, мы отталкиваемся только от себя и собственных целей, забывая, что твой сосед точно так же мечтает о будущем. Если бы только люди умели видеть все нити, то силы их стали б безграничны, поэтому я понимала, отчего не всем дано получить это знание. Знание опасно, коль попадет в руки дураку, а представьте кровожадного убийцу, который сумеет проследить судьбу и мечты своей жертвы и просто обрубить очередной узел интриг грязным от крови ножом? Нет, вот почему Первый Свет так осторожно подготавливает меня к тому, что ждет впереди, что уже испытал Морп, Рейзар, Роуп и многие живущие в этой деревне. Три Авлонги, три простых истины, что когда-нибудь откроются и моему невежеству, вот этот намек дало огромное сознание, что абсолютно без усилий подчиняло себе людские сознания. Иные, то, кем они являлись, не понять всем, но я отметила, что волкам не нужно было разъяснять таких простых истин. Животные почти на уровне врожденных инстинктов обладали этими же знаниями, но были не в силах показать их человеку, оттого и существовали в моем мире Иные, носители информации, самой драгоценной, взятой из нутра сердец.

Я устало отняла лицо от шерсти Алди и поднялась на ноги, запах волка прочно впитался в мои волосы. Проснулась нужность в принятии ванны и пищи, так что пришлось поспешить и нагреть воду до того, как Роуп вернется домой. Вдруг простые действия вызывали привлекательность и давали нечто схожее с наслаждением, так что купание превратилось в некий ритуал очищения от прежних неправильных мыслей — вместе с телесной грязью уходила и грязь душевная. Расчесывая волосы, задумалась над тем, как теперь выглядит мое лицо, и с замиранием сердца подошла к зеркалу с зажмуренными глазами. Когда, наконец, набралась смелости посмотреть на свое отражение, то застыла немного ошарашенная увиденным.

Ровная, почти растянутая дуга тянулась от кончика левой брови через скулу, дотягиваясь до мочки уха. Но я заметила ее лишь тогда, когда убрала волосы, которые привычно спадали на лицо, это меня и удивило. Мое предполагаемое уродство отлично скрывалось, да и шрам не обещал быть таким отвратительным на вид, как тот, что покоился на груди. Тонкая серебряная цепь оставила болезненный, почти аккуратный росчерк, а, может быть, это руки Рейзар так умело зашили рану, что теперь она казалась вздувшейся царапиной. Не знать этого не казалось ужасным, поэтому я разглядывала свое лицо, отмечая глубокие синяки под глазами, оставленные короткой болезнью. Я поражалась им, ведь обычно по ночам беспробудный сон овладевал телом, так почему же лицо выглядит настолько уставшим, как будто я провела в седле, не слезая на землю, около недели? Наверное, сказывалось мое душевное состояние, вот и кожа так реагировала на яд, что растекался в сердце. Но изменения не заставили себя ждать. С упоением наблюдала, как прежний страстный блеск оживляет распахнутые от изумления янтарные глаза, как легкое сияние касается темных длинных густых волос, которые уже следовало бы постричь, но все не доходили руки. Они просто уставали. Такая знакомая на ощущение улыбка отразилась в гладкой поверхности зеркала, подивив своей озорной искоркой и искренностью, а милые морщинки у глаз не чуть не делали мою внешность близкой к старшему возрасту. Передо мной стояла женщина, странным образом заключенная в тело молодой и полной жизни девушки. Нет, я не забыла урок Первого Света, поэтому наслаждалась вниманием, которое, безусловно, будет обращено на мою личность, как только я сумею вновь преобразиться в принцессу Эверин Страстную без недомолвок.

Увлеченная необычным преображением в саму себя, я не чувствовала восхищенного взгляда Роупа, который мокрым обнаженным плечом прижался к дверному косяку. Глаза лишь случайно наткнулись на его силуэт в зеркале, едва не вырвав из горла испуганный крик. Я слишком резко повернулась к нему, испытав легкое головокружение с непривычки и от недостатка движения. Невольно я залюбовалась парнем, нет, мужчиной, мускулы которого опасно бугрились под золотистой кожей. Видимо, Роуп сильно намок под дождем, отчего и решил избавиться от рубашки. С сожалением подумав, что сердце парня отдано в мое глупое неведенье, постаралась приветливо улыбнуться, хотя губы до сих пор плохо слушались приказов.

— Вижу, тебе лучше, — только и сказал он, вызывающе оскалившись, белые зубы странно блеснули в полумраке плохо освещенной комнаты. Легкой походкой он подошел к бочке, что примостилась в углу, и осушил целый ковш холодной ключевой воды. Словно он вошел в дом с жаркого дня, а не скрылся от проливного дождя.

— Да, — неуверенно ответила я, снова пробуя на вкус привычные слова. Голос немного дрожал, но все же прозвучал не так плохо, как я предполагала. — Намного лучше, — тверже добавила я, ощущая нарастающую уверенность.

Роуп усмехнулся и подбросил в огонь пару поленьев, а потом повесил над очагом котелок, полный воды. Заинтересовано оглядывая наши запасы, он ничего не говорил, но его одобрение так и стояло в комнате, делая воздух упругим и покалывающим. Я пересекла комнату и осторожно опустилась на его кровать, критично поглядев на деревянный стул. Роуп колдовал над котелком с водой, кроша туда овощи и травы, мяса, к сожалению, он не отыскал. Алди оживился и тут же вскочил с пола, уловив мое мимолетное желание, и помчался в мокрый лес на охоту. Его оживление не казалось абсурдным, ведь впервые за несколько дней я по-настоящему чего-то захотела. Конечно, это обрадовало моего волка, который так любил жить текущим моментом, а не смотреть тем мертвым взглядом в будущее, что сопровождал во время болезни мой лишившийся силами дух. Нилли лишь устало подняла голову с вытянутых лап и как-то странно посмотрела на меня, но тут же вернулась к блаженным снам об охоте на оленей на бескрайнем зеленом просторе.

— Надеюсь, и аппетит проснулся? — предположил Роуп, желудок отозвался жалобным звуком, вызвав улыбку на губах друга. — Отлично, — он потер руки друг о друга в своем излюбленном жесте и оседлал стул, уперев локти в спинку. Задумчивые синие сапфиры внимательно изучали мое лицо, будто бы я могла неожиданно вернуться к своему прежнему состоянию и впасть в настроение близкое к безумству. Но я все так же уверенно встречала его взгляд, заставляя губы Роупа изгибаться в насмешливой и довольной улыбке, которая приятно смягчала печать горечи. — Я…

— Не стоит, — прервала я, неожиданно осмыслив, что паренек сейчас будет просить прощения и винить себя в случившемся. — Нет, ты не прав, в этом виновата только моя глупость, Роуп. Оставь.

Он удивленно приоткрыл рот, но ничего не сказал, чем вызывал приступ облегчения, волной накативший на тело и разум. Я заметно расслабилась после того, как избавилась от вероятной возможности услышать признания своего друга наяву, как он считал. Нет, наша дружба должна пережить даже судьбу, так что пусть это останется кодексом молчания.

— Завтра ты сможешь учиться, — многозначительно закатив глаза, сказал Роуп, и начал разливать наваристую похлебку, что-то вдохновенно насвистывая.

Юный наставник действительно не разбрасывался словами попусту, и на следующее утро я разбуженная на рассвете принялась за обучение. Ныне более полное, чем то, которое он давал раньше, хотя я готова была согласиться только на упражнения с цепью и Динео. Передо мной на столе Роуп разложил самые разные травы, коренья, шишки и листочки, которые в общем сочетании болезненно отзывались в моем чувствительном носу. Алди так и вообще вышел из дома, постоянно чихая, и недовольно поглядывая на Наставника, притащившего всю эту пахучую гадость в дом. Так что на меня волнами накатывало плохое настроение волка, чья шкура тяжелела и мокла под откосными струями дождя. Он несколько тысяч раз на древнем животном языке проклял парнишку, даже Роуп стал озираться по сторонам, потому что угрозы в моей голове слышались самые отвратительные и ужасные. Но я согласилась бы с волкам, если бы не Первый Свет, убедивший в знаниях друга.

— Быть человеком с Первым Светом, это значит не только обладать Динео и управляться со своим Хлыстом, — голосом замкового писца начал Роуп, мгновенно переключив все мое внимание на обучение. — Ты должна уметь врачевать большинство недугов, которые можешь получить. Это, знаешь ли, просто необходимо, когда-нибудь ты будешь благодарна мне за эти уроки. — Он взял в руки какое-то широколистное растение, недурно пахнущее, но незнакомое мне. — Я мог бы и сам зашить твою рану, — резко переменив тему, признался Наставник, — но посчитал, что Рейзар справиться лучше. Она у нас лучший лекарь. — В ответ я только кивнула, колющая боль в скуле постоянно напоминала о глупой оплошности. — Это донник, — продолжал паренек, поднеся растение поближе к моим глазам, — запомни, как он выглядит. Очень часто при гниющих нарывах спасают только припарки из его листьев, а если рана не открыта, то примочка из сока корней спокойно может совершить эту грязноватую работу. — Он поднял веточку с несколькими красными некрупными ягодами, оно было мне знакомо. — Это барбарис. Настой из коры или даже простой чай снизит жар и при большей дозе прочистит весь желудок и кровь. При отравлениях советую именно барбарис, хотя многие склонны не верить его потогонному свойству, но при укусах лесных шымов рекомендую его листья. — На ум сразу пришел образ маленького лесного зверька с противной мордой, похожей на крысиную, и короткие зубки, имеющие секрет опасного, но не смертельного яда. — Это трава Брокенджава, так мы ее называем, потому что именно он на охоте со своей медведицей столкнулся с этим растением. — Ничем не примечательный пучок зелени, только на стебельках кое-где имелись белые крапинки. — Это, напротив, отравитель, при сушке приобретает запах волчьей ягоды, — если бы я была волком, то шерсть на загривке сейчас непременно собралась бы гармошкой, — а в сочетании с белладонной усиливает свои смертоносные свойства. Но может человека зрения, при больших дозах полностью, вызывает разложение открытой раны, а еще первые признаки отравления — распухший язык. — Все внутри похолодело, мне даже вздохнуть было страшно потому, что на столе лежали эти самые травы, которыми тень когда-то пыталась убить меня. Это воспоминание липкой паутиной наползло на неокрепший дух, и паук сомнений продолжал ткать свою изворотливую ложь. Ведь я так и не узнала, кем был мой неудавшийся убийца, пусть и не жаждала отмщения.

— Распухший до невероятных размеров язык, — саркастически отметила я, с отвращением осматривая пятнистую траву с запахом волчьей ягоды. Кто только приписал этим плодам славу благородных волков?!

— Не знаю, не пожелал бы себе испытать эту дрянь на собственной шкуре, — усмехнулся Роуп.

— Вот и я не желала, но все же испытала. — Парень смертельно побледнел. — Только не надо трагедий, — остановила я начинающуюся панику. — Несостоявшийся убийца изготовил свечу с этими травами, а потом еще пытался занести яд в рану, — я машинально погладила пальцами розоватый шрам на груди.

— Вот почему он в тот раз вспух! — выдохнул Роуп. — Я ошибся: лекарь сделал все правильно. Я не зря рассказывал тебе об этой комбинации двух ядов. Точнее, белладонна сама по себе безобидна, но в этом сочетании несет смерть. Но самое главное, что пораженная таким ядом рана может впоследствии подчиняться воле человека. Только тому, кто обладает Динео.

— Я же говорила, что кто-то держал меня в кошмаре, — обиженно бросила я, все еще скользя пальцами по росчерку от меча. — Но кому это могло понадобиться…

— Не знаю, — грустно ответил Роуп, напряженно оглядывая травы на столе. — Но когда-нибудь тебе помогут избавиться от этой власти, не волнуйся так, Эв, — успокаивал он, скорее всего, самого себя. — Продолжим, — он тщательно откашлялся, прочищая горло. — Это кора новодня, очень редкого дерева, собираются только на рассвете, как ты могла догадаться. При ожогах самое лучшее средство, поверь моему опыту, волдыри проходят быстро, да и краснота с опухолью спадают. В общем, кора новодня незаменимая вещь в обиходе людей Динео, — мне показалось, или он запнулся? — Даже те же Хлысты, — продолжал Наставник, не придавая значения моему удивленному взгляду. — Если неправильно сделать захват или метнуть его во время изменения, то можно обжечь пальцы, или даже хуже, — помрачнел он на окончании фразы и посмотрел на розоватую царапину левой скуле. — Если ты заметила, то такие деревья вокруг нашей деревни не редкость, хотя я и говорил, что они встречаются нечасто. По всему свету есть только три места — три деревни Динео, где растет дерево новодня. Это удивляет многих лекарей, которые встречают эту кору в наших запасах, если мы вдруг попадаем в чужие земли.

Вот так-то! Значит, о том, что лишь Морп имеет права уходить из селения, тоже ложь? Сколько же тайн мне еще предстоит узнать, прежде чем я пойму, зачем явилась к этим людям. С каждым словом, казалось, парень нервничает все больше, видимо, учить обращаться меня с Хлыстом, не так сложно, как говорить о лечебных травах. Наверняка, он до сих пор испытывал стыд, что не сумел помочь и предотвратить последствия глупой ошибки. Но я не винила никого, даже себя, ведь моя душа лишилась составляющего кусочка, интересно, как получилось бы остановиться при всем желании?

Слова Роупа лились неумолимой рекой, заполняя пустоты в моей голове надежно и прочно, так что к концу дня нельзя было вспомнить, знала ли я о свойствах сушеной крапивы, или это Наставник поведал тайны листьев. А может кора бузины использовалась в поместье Фунтай, а что если эти странные ягодки под названьем «грустные лики» я когда-то ела в замке, понукаемая заботливым принцем? Или он мне давал вот эту запаренную кору литвийника от жара или вовсе не использовал эти травы, а предпочитал плоды илиссы, чтобы подкрепить мои силы? Чертополох и береза, даже самые простые кустарники, казавшиеся мне с детства самыми непримечательными и не лечебными, имели разнообразные полезные свойства. Алди реагировал на все это так же сварливо, как и я, волчий нос просто не мог терпеть такой взрывной смеси лесных запахов, отчего-то я порою отвлекалась на его мысли, за что и была отругана Роупом в конце дня. Это досадное открытие. Странно, когда тебя отчитывает пятнадцатилетний мальчишка, и только сознательность и уважение к моему другу не позволяли бросить все эти корешки и убежать на улицу. Хотя у Нилли так и чесались лапы, но волчица старалась, напротив, направлять меня на путь обучения, не спуская никакого невнимания. Так что оккупированная ею и Роупом, я постигала тонкую науку лекаря. Порой возникала мысль, что он учит убивать людей, когда парнишка с уверенностью бывалого убийцы рассказывал о том, как можно смешать яды в определенных пропорциях и дозировках. Но цель из использования так и оставалась туманной, потому что Наставник вдруг замолкал, стоило спросить, зачем это вообще нужно. Мои знания пополнились так же и противодействующим смесям, на тот случай, если повториться история с тенью, которую пришлось детально пересказать Роупу.

Пальцы тоже неблагоприятно отзывались о наставнике, окрашенные в зеленый цвет из-за самых разных пахучих соков, я стояла и с трудом отмывала руки в мелком ручейке, который вился между камней чуть ниже деревни. Мыльный корень никак не хотел избавлять кожу от следов, и с каждым новым старательным движением я проклинала своего Наставника все чаще и все ожесточеннее, но когда Роуп, мило улыбаясь, появился из-за кустов, злость каким-то чудодейственным образом испарилась абсолютно. Бедро горело от висевшей цепи на ремне, скрученной в несколько плотных колец. Шрам на лице напоминал, что не стоит пользоваться Хлыстом, когда он не в духе, но я и не собиралась этого делать — просто мой друг советовал везде и всегда носить цепь с собой, что ж, с Наставником не поспоришь, хмуро думала я, прикрепляя звенья понадежней.

Все с такой же обворожительной улыбкой Роуп принялся собирать в руки песок по бережку ручейка, и зеленая краска мигом исчезла с его пальцев. Скрежеща зубами, повторила пример своего мудрого учителя, и ехидно скривив губы, последовала за ним домой. Парень обещал, что на сегодня уроки не окончены, расстроив окончательно все планы на вечер, ведь волки так давно не охотились в моей компании, но что поделаешь… Поэтому я плелась за ним с закушенной, как у обиженного ребенка, губой и хмуро придумывала самые изворотливые способы убить этого своенравного юнца. Жаль, что Роуп на деле доказывал свои обширные знания, так что Первый Свет не простит мне, если моя разгневанная рука падет правосудием на парнишку. Ну да, конечно, я в любом случае не сумею от него избавиться, дружба Роупа грела душу, иногда забывалась его глупая любовь из-за судьбоносных снов. Тут я резко остановилась.

Он рассказывал, что во сне к каждому члену его семьи приходил человек, впоследствии связывающий свою судьбу с тем, кому приснился. Дрожь сделала кожу гусиной, и холодок злорадствующей змейкой подобрался к глубине сердца, но самообладание не позволяло поддаться панике. Неужели я стану судьбой для Роупа? Но это просто невозможно! Я жена принца! Какой-то до боли горький оттенок пронесся вихрем по затуманенному сознанию. А что если я выбрала не ту дорогу, и вообще не должна была стать принцессой? Ведь я снилась Роупу задолго до того, как дала обет верности Силенсу. Нет, это просто не укладывалось в голове, а если я в это поверю…

— Ты там голого Дарка увидела? — крикнул через плечо Роуп, поставивший одну ногу на первую ступеньку крыльца.

Я благополучно пропустила его замечание мимо ушей и сердито толкнула его в дом, когда большими шагами сократила расстояние, что разделяло нас. Парень засмеялся, короткие волосы разметались, невероятно отливая золотом в предзакатных лучах. Но потом Роуп посерьезнел, подошел к небольшому столику, что стоял подле двух деревянных кресел, встал перед ним на колени и разложил свою черную веревку, пальцем поманив меня к себе. Послушно наблюдая за его действиями, восхищалась размеренной сосредоточенности на его лице, она всегда появлялась, стоило только парнишке заняться чем-нибудь важным для него.

— Смотри, — позвал он, и я опустилась на колени напротив него. — Хлыст не просто обладает душами или имеет формы, он умеет подчинять. — Откуда он только взял эту маленькую мышку? Но серое существо шустро выскользнуло из его раскрытой ладони, но внезапно замерло, разве что короткие усики напряженно шевелились. Крошечные глазки уставились на черную веревку, чудным образом подрагивающую от нетерпения. Стоило мышке чуток выставить лапку вперед, как Хлыст Роупа стал тонким, почти как нить, и кругом обвился вокруг шеи мышки. Существо тонко запищало, а потом затихло — веревка явно не причиняла ей каких-либо телесных увечий, просто подчиняла. Я понимала это на каком-то подсознательном уровне, без объяснений Наставника. Когда черная нитка спала на столешницу, мышка уже и не думала когда-нибудь покинуть Хлыст. Роуп странно улыбнулся и щелкнул пальцами по маленькому носу. Серый комочек возмущенно пискнул, неуклюже свалился на пол и короткими, но быстрыми перебежками прошмыгнул наружу. — Но для этого ты и твой хлыст должны быть настроены в унисон, связь возникнет такая сильная, что единое целое — слишком мягкое название этого контакта. Наверное, что-то подобное ты испытываешь со своими волками, — моя бровь удивленно взметнулась вверх, — я много и внимательно слушал Брокенджава. Так что, надеюсь, у тебя получиться настроиться на такой же лад с цепью.

— И мне это делать сейчас?

— Да, — коротко констатировал Роуп.

— Неужели это не может подождать до утра? — спросила усталость во мне, но Наставник был неумолим.

Пришлось превратить свой разум в плоскую ледышку, чтобы получилось уловить тонкую ниточку, что тянулась к моей цепи. Она недовольно трепыхалась под неумелыми пальцами шаткой магии, постоянно выскальзывая, таясь за скрывающими стенами. Мне никак не удавалось прочно захватить этот слабый след связи, ведь я почти разорвала все между Хлыстом и собой, когда получила свежий шрам на скулу. Но сапфировые глаза, напряженно наблюдавшие за робкими действиями ученика, подстегивали, и я вновь и вновь старалась ухватиться за призрачный хвостик. Пот выступил на лбу, дыхание нехорошо сбилось, но прерваться — означало сдаться. Динео упорно тянулся к подобию души, что сплелась из разных людей в звеньях серебряной цепи, но натыкался на холодное безразличие. Я уже слышала голос Роупа, который печально говорил, что можно еще раз попробовать завтра, но сама не желала сдаваться, упрямо не поддаваясь на увещевания рассудка. И старания мои были вознаграждены.

Наверно, прикосновение крыла бабочки с этим ощущением было сравнимо с твердым подзатыльником — так зыбка связь между мной и Хлыстом. Но упорство и желание увидеть гордость на лице Наставника тащили вперед, так что я пробиралась по этой тонкой нити к цепи. Серебряные звенья опасно натянулись, издав протяжный звук, они ощущали приближение моей магии. Наблюдая за ней, я наступала со своими силами на ее решимость, как сделала это когда-то в прошлой жизни на поляне. Все сейчас превратилось в единую точку, в которой существовали только я и цепь, а время лишь подобием чего-то человеческого мерцало на задворках нашего объединенного понимания.

Нет, это не было похоже на то единение, что возникло между моими волками и мной, как я предполагала, слушая слова Наставника. Роуп прав, это нечто большее, чем единое целое. Это чувство не поддается описанию в словесной форме, я не сумела бы даже себе объяснить, как и что произошло, но внезапно мир вокруг изменился. Не так, как это произошло из-за Алди и Нилли, но все-таки изменился. Странная и пугающая власть появилась в моих руках, и Хлыст безраздельно был готов ей подчиняться. Сложная сеть образов связывала магию Динео с душами в звеньях цепи, и окутывала их легко, но прочно, как смертоносная паучья паутина. Отсюда нельзя выудить информацию, можно принять сам факт тонкой, но надежной связи между Хлыстом и мной.

— Ты оправдала надежды Первого Света, — гордо произнес Роуп, прикосновением горячих пальцев выводя меня из дрейфующей в комнате магии. — Я быстро справился с этой задачей в свое время, но я знал, что должен это сделать с детства. — Его рука странно коснулась груди, а потом лба, словно он связывал свою судьбу из сердца с мыслями из головы.

Слов не нашлось для ответа, и Наставник это прекрасно понял, поднялся на ноги и, напевая себе под нос веселую песенку, принялся за ужин. Запах жарящегося мяса побудил внутри дикий волчий голод, а Роуп все колдовал над хлебом, который принес из дома Рейзар. Тут же нашелся круглый сыр и наполовину красные яблоки. Паренек пригласил меня сесть, а сам отрезал куски мяса от поросенка, жир капал на угли, распространяя характерный запах по дому. Ловко нарезав сыр, Роуп уселся за стол, почти тут же впиваясь зубами в сочный жирный кусок мяса. Я давно привыкла к простой пище, так что быстро последовала его примеру. Но привкус разных трав, что давал мне на пробу Наставник за сегодняшний урок, перебивал вкус свинины и не давал в полной мере насладиться ужином.

— Спасибо, Роуп, за ужин, — саркастически заметила я, откладывая в сторону безвкусный жареный кусок.

Парнишка удивленно оторвался от еды.

— Эти травы не дают мне чувствовать вкус, — пожаловалась я, с завистью глядя на здоровый аппетит своего Наставника.

— Прости, — только и сказал он, принимаясь за горячую свинину, словно в моей жалобе не нашлось ничего стоящего его драгоценного внимания.

Я разглядывала свои руки, пораженно отмечая мелкие царапины, которые оставляла цепь, они раньше оставались мною незамеченными, так что этот факт удивил. Постукивая пальцами по столешнице, все ждала, пока Роуп закончит трапезу и расскажет мне очередную историю из жизни людей Динео. Любовь к этим балладам или просто рассказам возникла сразу, как только мой друг решился поведать мне их. Даже охота не манила в лес, любопытство жаждало услышать о приключениях очередного героя. Он часто говорил туманно, напоминая песню Онливана в караване у костра, все также рассказывая о таинственных существах, которые летают над нами. Я все пыталась найти связь между Динео и этими сказками, но ничего не получалось, поэтому я просто довольствовалась неполными словами Наставника.

Когда он убрал посуду, уселся на свою кровать и впился зубами в сочное яблоко, я выжидательно посмотрела на него. Роуп задумчиво окинул меня взглядом, а потом, к счастью, широко улыбнулся и похлопал рукой в изножье кровати. Я быстро устроилась в ногах у Наставника, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками. Наверное, то, что больше всего нравилось в этой деревне, так это необязательность соблюдения всех манер и аристократических правил.

— Я расскажу тебе предание об Ином, который влюбился в человека. — Лицо Роупа как-то сразу осунулось и помрачнело. — Нас все время предупреждают этой историей, поэтому и запрещают испытывать подобные чувства к Иным. Романтические. Ведь мы и так их любим, как братьев, — загадочно улыбнулся в отсветах догорающей свечи Роуп. — Иной был Золотом, которое правдой искрилось в драгоценных лучах солнца. Он узнал Авлонгу Третьей Семьи, — я сморщила лоб, пытаясь вспомнить эти названия. Ах да, третья деревня! — То была прекрасная девушка, тоже дитя солнца, как и он. Рыжие волосы сияли днем и освещали дороги ночью, россыпь веснушек печатью неба хранилась на ее лице, а зелень огромных глаз не вяла с приходом осени. Медовыми переливами звенел ее почти детский голос, да и по возрасту девушка оказалась намного младше Иного. Намного. Но он был очарован природной красотой Светлистой, он позабыл наставления предков, и вручил свое золотое сердце в руки неумелой красавицы. Но она человек, это знал Иной, на это решил закрыть глаза и поплатился. Нельзя нарушать законы, что нерушимой стеной стоят среди нас с Древних Времен. Золото посчитал это давнишними сказками чудаковатых стариков из прошлого нашего мира, наплевал, ну, а потом было поздно что-то исправлять. Светлистая умерла, как только признала любовь Иного к себе, как и свою к нему. Это больше, чем извращение. Все равно, что человек бы решил завести семью с собакой, — с оттенком отвращения процедил Роуп. — Они нарушили закон. Закон! — голос его сорвался. — Золото и Светлистая были наказаны. Он — одиночеством, она — смертью. Говорят, этот Иной жив до сих пор, но он никогда не сумеет завести пару с себе подобной. На его голову пало древнее проклятье, от которого нас и уберегали предки. Но, по крайней мере, Иной жив, а девушка умерла. В позоре, с язвам по всему юному и хрупкому телу, лицу, по всей коже. Вместе с ней умерла и их любовь, ставшая страшным уроком для всех.

— Как ужасно, — только и сумела ответить я, крепче охватив себя за колени. — Но почему Авлонга была такой… юной?

— О, очень просто, она недавно стала заведовать народом Динео, вот и все…

— Но…

— Нет, Эверин, это все, — отрезал мой друг, стягивая через голову льняную рубаху, впитавшую запах его тела. Чуткое обоняние волка иногда вредило моей сосредоточенности, улавливая каждый нюанс.

— Мне так надоели эти загадки, — фыркнула я, поднимаясь с кровати. Алди успокаивающе прижался к моим ногам, мешая дойти до двери, потрепав его между ушами, я обеспокоенно потянулась до Нилли, но волчица рыскала где-то по влажным зарослям, полная охотничьего азарта. Она отмахнулась от Динео, как от надоедливой мухи, я недовольно поджала губы и забралась под одеяло.

— А у тебя нет секретов от меня? — вдруг спросил Роуп, глядя в неосвещенный потолок. Блики молний плясали за окном, неожиданный громовой раскат потряс меня до глубины души.

Ком встал в горле. Я не могла вот так признаться своему другу, что являюсь принцессой, пусть и врать ему было бы уже абсурдом.

— Важных секретов нет, Роуп, но ведь у всех нас есть свои тайны, — слишком туманно и прерывисто ответила я, надеясь на то, что любопытство Наставника будет удовлетворено.

Но он не ответил и все молчал, блуждая по собственным мыслям, я лишь пожала плечами и попыталась погрузиться в сон, ощущая, как распространяется слабая пульсация от скулы, ожог давал о себе знать, хоть и Рейзар сделала все возможное. Печально вздохнув, я уснула в мечтах о своем принце, а сердце Роупа с каждой секундой отмеривало более быстрый такт, волнение охватывало молодое тело. Но в моем сне царствовал Ленс, увлекая в глубину серебристых прекрасных глаз. Но что в нем так сильно изменилось? Острые черты, странные слова и… и…

Странный сон преследовал меня все утро, пока я тщетно пыталась сосредоточиться на своей цепи. Хлыст описывал резкие дуги, сверкал в полумраке влажного воздуха, разбивая капли, которые брызгами летели в мое лицо. Струи дождя не способствовали хорошему настроению.

— Наверное, Дарк расстроил Лайта, вот он и плачет, — протянул Роуп, вполне комфортно ощущая себя под дождем.

Сегодня он решил, что мне нужно больше пространства для занятий, и мы спустились еще ниже от деревни, пересекли ручеек, вчера казавшийся таким приятным и прохладным. Уже через несколько шагов я промокла насквозь и морщилась от влаги, что пробралась под воротник. Сапоги неприятно чавкали по грязи, глаза кое-как могли различать что-либо в дождливой мгле, если бы не Алди я вряд ли вообще сумела ориентироваться на улице. Густая завеса мешала даже дышать, а, может, и думать, но в моей голове уж точно не было ни одной мысли. Я только размышляла, куда же уходит вода, которая льется с неба? Она наверняка стекала в низину, но потоп пока что не выгонял нас из своих домов, хотя по количеству воды, что низверг Лайт, этого следовало ожидать. Я решила, что внизу есть какие-то пещеры или река, где и скапливаются дождевые капли. Все равно от этого легче не становилось. Мокрые волосы липли к лицу, неприятно щекоча кожу, но охлаждая припухший шрам. Ночью я слишком беспокойно спала, так вертелась на своей перине, что содрала кожу, и теперь скула саднила и постоянно увлажнялась от сукровицы. Ну, это в сухом доме, а теперь мне казалось, что я сама состою из воды, но вот Наставнику было вполне комфортно. Он остановился посреди довольно большой поляны и кивком головы приказал мне начать заниматься.

И вот мой Хлыст метался в разные стороны, глубоко вспарывая сырую землю, комьями разлетавшуюся. Змея извивалась в моей руке, прочно обвив одним концом запястье, уловив чуткое желание, так что даже если пальцы соскальзывали из-за капель дождя, цепь не падала прямиком в грязь, а, натянувшись, оставалась на мне. Звенья натужно звенели, сливаясь с переливчатыми звуками, под одобрительное хмыканье Роупа то растягивались, то становились массивными, но при этом вес оставался прежним, так что руки мои не испытывали никакого неудобства. Разве что кожа медленно, но верно натиралась под металлом, но Наставника это не беспокоило, и на мои вопросы он либо не отвечал, либо виновато разводил руками, коротко и ясно объясняя всю ситуацию. Роуп все не успокаивался, даже когда принесенный им черный кролик попался во власть подчинения Хлыста. Наш успех был очевиден, животное не получило никаких телесных повреждений, доверчиво нюхая звенья.

Вскоре мне стало казаться, что сегодня ничто не устроит моего Наставника, который воротил нос от любого общего успеха с Хлыстом. Быстрый контакт, единение, подчинения, нахождение нити, Прежние Души — ни одно упражнение полностью не отвечало высоким требованиям Роупа. Он беспрестанно ходил вокруг меня кругами, наводя на грешные мысли, его чавкающие шаги сбивали с толку, я боялась задеть его Хлыстом, но парень и ухом не вел, пока на него сурово не зарычал Алди, полностью разделявший мое раздражение. Наставник строго, почти грубо отчитывал за любую самую ничтожную ошибку, едва не ядовито критиковал правильные действия, у меня закралось подозрение, что я чем-то лично ему не угодила. Нет, он определенно решил сегодня довести меня до сумасшествия, и когда Роуп в пятидесятый раз сказал, что я неправильно держу Хлыст, цепь озлобленным щелчком по носу вернула Наставнику с реальности. Парень побледнел, с лица слетела вся надменность и напыщенность гордого павлина, он бросил в мою сторону виноватый взгляд, и поправлял уже гораздо реже, если я действительно ошибалась.

Поведение Роупа мне не нравилось, когда я успела заслужить его пренебрежительное отношение, ведь вечером все еще было хорошо. Отрезвить его сумел только Хлыст, спустя несколько часов, выбитая из сил, я, наконец, поняла, что сделала. Объединилась мыслями с цепью, которая решила осадить Наставника, не причинив физических страданий. Опустив взор на серебрящиеся звенья, впервые за весь день прочувствовала эту связь, которую Роуп называл куда более серьезной, чем единое целое. Она пульсировала между нами, жизнью и магией Динео. Торжество сладким бальзамом смягчило зарубцевавшееся от нанесенных ран сердце, глупая улыбка тронула губы. У меня получилось! Роуп не будет разочарован, когда я закончу обучение, ведь он постоянно повторял, что Хлыст и я должны явиться общностью, в глазах чужих просто неразделимым. Так, словно я родилась в руках с серебряной целью. Холодный металл теперь теплел в моих руках, она чутко отзывалась на каждое легкое движения. Цепь стала моим оружием, естественным и нужным продолжением, новая уверенность появилась внутри, когда пальцы нащупывали под собой продолговатые звенья. Это были сила, огонь, страсть и чужие души в единой смеси, которую я решительно укротила. Часть меня самой извивалась в руках, но это не пугало, а обнадеживало.

Скула отошла, жжение отступило в сторону, поверженное признанием моего Хлыста, который стал незаменимым оружием. Магией, серебряной цепью, трепещущей в руках. Вот, наверное, чего хотел Роуп. Вот, что я видела, когда он с затаенным дыханием касался черной веревки, что постоянно обвивала его руку. Парень не испытывал дискомфорта, его Хлыст всегда и везде сопровождал хозяина, ведь как без него обойтись? Оружие, помощь, надежность, сила, магия. Все это было в Хлысте, продолжении нашего Динео. Пульсирующая и яростная жизнь в каждом кусочке надежном серебряном плетении. Я хмыкнула, обернулась и опять наткнулась на гордость в темных сапфировых глазах, цвет которых был чуть светлее, чем небо над нашими головами. Серая пелена не в силах скрыть довольной улыбки, что озарила молодое лицо. Для юного Наставника мои успехи были таким же наслаждением, ведь я оказалась его первой ученицей. Ему всего пятнадцать, напомнила я себе. Мой друг только привыкает к такому высокому статусу, сам Первый Свет выбрал кандидатуру Роупа на эту роль. Это приятно радовало, но и смущало, ведь если бы не судьба, то кто бы был Наставником? Даже… даже кем бы была я, случись все иначе?

Сердце радостно трепетало, принимая выбор Первого Света, допуская в себя норовистый Хлыст, но все в моих глазах было правильным и, самое главное, нужным. Это ощущение так редко посещало ветреную голову, так что я наслаждалась этим, отыскав взглядом две серые тени. Мокрые, голодные, но довольные волки грели часть души, бережно охраняя меня всю. Такой короткий срок был историей нашей связи, но и теперь я не сумела бы представить свою жизнь без Алди и Ниллицы. Это не просто магия, это моя жаждущая страсти душа воплотилась в могучих волках. Мысли бережно потянулись к Силенсу, с которым остался очередной кусочек сердца. Он радостно поднял глаза к окну, но не стал обрушивать на меня силу Королевской магии. Следующим был Роуп, который в своем кармане тоже хранил часть души Страстной. О, нет, я не жалела, я была рада тому, что появился верный и необходимый друг. В нем уверенность превышала симпатию, эта дружба сохранится надолго. Никаких сожалений, мои тайны уже не представали в таком предательском свете, его недомолвки не выходили злость во мне. Гармонию подарил мне Хлыст, уравновесив каждую часть меня, столь разную, но до боли неповторимую, что возникало впечатление, будто это незнакомые люди.

— Хватит, Эв, нам пора, — крикнул Роуп, слова его едва не потонули в дожде, резко усилившемся.

— Пора? — я удивилась, куда нам было спешить. В наш уютный… сухой дом, вспомнила я и воодушевилась, следуя за ним.

Но после горячей ванны, пока Роуп смущенно ожидал меня на улице, я почти не успела расчесаться, Наставник сообщил, что Морп ждет нас обоих на ужин. Накинув на плечи плащ, спрятавшись в глубине капюшона, я шагала по мокрой улице, пытаясь хоть как-то спастись от влаги. Тепло дома Авлонги приятно обрадовало, ведь почти всегда в этих стенах меня встречала легкая прохлада, странно колющая кожу.

Резко остановившийся Роуп насторожил, я недовольно заворчала, снимая капюшон. Взгляд наткнулся на знакомое надменное красивое лицо. Круэл криво улыбалась, вздернув подбородок.

Глаза удивленно скользили по знакомым чертам, но находили в них все больше нового. Мягко сглаженные скулы спускались к изящному полукруглому подбородку, голубые с серым отливом глаза смотрели дерзко и чуть насмешливо, розовые полноватые губы изогнулись в самодовольную улыбку, прямой аккуратный нос продолжал безупречность черт ее красивого лица. Аккуратные почти прямые брови довершали образ гордой женщины, вполне довольной своей красотой. Красное платье из шелка, чудом не заляпанное уличной грязью, выгодно подчеркивало изящную талию и высокую пышную грудь, а глубокое декольте недвусмысленно говорило о ее намерениях. И эта улыбка. Надменная и колючая. Обнаженные руки как бы бросали вызов непогоде, что шумела за стенами дома Авлонги. Черные волосы короткими волнами, как будто в спешке срезанными, спадали едва ли ниже плеч, прямая челка делала лицо миниатюрным и еще больше красивым. Круэл прекрасно знала о своей красоте и наслаждалась произведенным на нас эффектом. Подобие ревности кольнуло меня, когда я заметила ошарашенное лицо Роупа, но я не знала, что удивление предназначалось Лимме, которая стояла за спиной его бывшей Наставницы. Ну, а мое внимание было полностью приковано к горделивой Круэл, которая будто злила меня, улыбаясь с закрытыми губами. Я размышляла, какой мужчина может устоять перед такой вызывающей красотой, и почти восхищалась стойкостью Роупа, ведь он все продолжал любить девушку-из-мечты. Черт.

— Здравствуй, дорогой мой, — жгучим ядом полился ее грудной голос, обволакивая нас в свои щекотливые объятия. В ответ Роуп только фыркнул. — Ну, и тебе, Эверин, — пренебрежительно бросила женщина в мою сторону.

Рейзар поднялась на ноги и гостеприимно улыбнулась, вызвав внутри порыв нежности и какой-то детской любви.

— Я вижу, твоя рана уже превратилась в шрам, — вежливо сказала женщина, без смущения касаясь пальцами рубца. — Почти невидно, — довольно заключила она и пригласила нас к столу.

— Мало нам уродца со сломанной челюстью, так еще пропахшие псиной девки с тошнотворными лицами, — почти скалясь, как бы в невзначай бросила Круэл немного бледноватой Лимме.

Светлые волосы в беспорядке разметались по плечам, а лазурные глаза подрагивали неуверенностью. Слишком розовые губы напоминали о глазурном пирожном, резко выделяясь на белой коже. В ней не было и оттенка золота, который скрашивал красоту Роупа, но общая линия лба, скул и носа выдавали их близкое родство. Но что-то отчужденное таилось в хрупких чертах Лиммы, даже ее миниатюрная фигура, столь разительно отличающаяся от телосложения брата, внушала мне какое-то недоверие. Девушка предстала передо мной совершенно в ином свете, словно ее подменили послушной, искусно вырезанной марионеткой, нитки от которой цепко держала властолюбивая Круэл.

Я немного неуверенная в своем положении села напротив Морпа, но сидящий по правую руку друг успокаивал одним взглядом, пусть на дне сапфиров и плескалось беспокойство. С грациозным изяществом на стул опустилась Круэл, привлекая к себе всеобщее внимание, поведение ее меня раздражало, а восхищенный взгляд Лиммы, как у преданного щенка, и без того расстраивал Роупа. Парень хмурился, то белел от злости, вспоминая слова Круэл о псине, то багровел от ярости, потому что его сестра безропотно подчинялась жесткой женщине. Наставница. Осознав только сейчас, какую огромную власть имела над ним она, я содрогнулась. Первый Свет избрал ее. Роуп не смог бы не повиноваться, оттого и мучил меня, оттого и оказался жестко избит Хлыстом, в этом не было сомнений. Я не видела ее Хлыста, но предполагала какой-нибудь бич, черный и разящий, такой же отвратительный, как и она, как и магия, которая негативом распространялась от нее по комнате.

Рейзар подала чудесную похлебку на кролике с ячменем и морковкой, но спокойно есть не удавалось. Глаза Круэл неотрывно следили за каждым моим движением, так что вскоре аппетит покинул меня, оставив пустой желудок беспомощно стонать в собственных пустотах. Роуп даже не притронулся к еде, хмуро поглядывая на Лимму, сведя брови на переносице. Какая-то угроза толчками исходила от его напряженного тела, мускулы бугрились под рубашкой, четким рельефом выступая на поверхности ткани, будто парень едва сдерживал свою ярость. Хотя, думаю, так и было.

— Неужели Авлонга позвал нас только для того, чтобы вкусно накормить? — предельно контролируя свои эмоции, спросил Роуп, терпение которого таяло быстро, как свежее масло на горячем полуденном солнце.

— Ты думаешь, я не мог бы этого сделать? — в тон парню ответил Морп. Суровый взгляд карих глаз коснулся Роупа, но тот не дрогнул. И опять я заметила сходство между Авлонгой и Бииблэком, будто дух капитана стражи воплотился в этом мужчине.

— К чему все это, — одернула мужа Рейзар. — Объясни все мальчику. — Последнее слово кольнуло меня в сердце. Перед ними сидел настоящий мужчина, тот, что уже имел ученицу, а они до сих пор считали его мальчишкой? Глупые традиции людей Динео в этот вечер показались мне просто абсурдными.

— Твое нетерпение, женщина, будет наказано гневом Золота, — полушутливо отмахнулся Морп. Сердце удивленно подпрыгнуло в груди, вспомнилась история о Ином, который нарушил древние законы. О, нет, скорее всего Авлонга имел в виду свой Хлыст. — Но ты прав, юный Роуп из клана Черного Кота, — я впервые слышала такое обращение, хотя и знала предназначение фигурок животных, что висели над каждой дверью, — я собрал вас здесь не по собственной прихоти. Круэл пожелала просить меня о помощи. Как Авлонга я не сумел ей отказать, — Роуп поморщился, как от пощечины. — Она хочет стать Наставницей для Лиммы.

— Но ей не нужна Наставница! — вскипел Роуп, порываясь вскочить на ноги, только моя рука на его колене воздержала от такого поступка.

— Я знаю, — гневно ответил Авлонга, сверкнув глазами в сторону парнишки. — Но Первый Свет Лиммы не выказал никакого недовольства, он сказал, что девушке не помешает освежить свои знания и избавиться на некоторое время от его влияния.

— Это не слова Тхина! — Первый Свет мог иметь какое-то другое имя, запоздало думала я. — Наверняка…

— Молчи, юноша, пока Иной не явился к нам, и твоя кровь не окропила полы моего дома. Воля Авлонги должна стать выше твоих предрассудков, или ты забыл, что говорил твой Первый Свет?

Роуп потупился, опуская голову, так что подбородок уперся в грудь.

— Не забыл, — послушно отозвался парень, но он резко выдохнул, глаза страстно засверкали, превращаясь в бушующее во время бури море. — Как и не забыл того, какой Наставницей была для меня Круэл…

— Оставь…

— …как она обращалась со знаниями, — невзирая на просьбу Авлонги, продолжал Роуп. — И как обманом просила привести сюда Эверин. Как и не забыл того, что она лишена многих способностей! Как она может научить Лимму, которая уже давно знакома с Древними Заветами?

Морп выдержал пронзительный взгляд Роупа, но что-то в нем дрогнуло, так мне показалось, по крайней мере. Мужчина шумно выдохнул и заговорил:

— Ты прав, Роуп, прав, — согласился Авлонга. — Но Круэл мудрее тебя в некоторых вопросах, этому она и сможет научить твою сестру, мальчик. Не противься этому. Постарайся забыть, что когда-то эта женщина причинила тебе боль. — Молчание в комнате напряженно касалось кожи. — Незачем списывать ее отказ на…

— Что? — возмутился Роуп. — Какой еще отказ?

— Как? — вопросительным эхом прозвучал голос Морпа. — Круэл отказала тебе, как женщина, и ты начал к ней так…

— Ну что за чушь! — почти выплюнул парнишка. — Вам бы не знать о традиции нашей семьи, Морп. Я люблю девушку, что предназначена мне предками свыше. — Лимма еще больше побледнела после его слов, как и я, наверное. — Круэл никогда бы не привлекла мое внимание.

— Что ж, — осунулся Морп. — Я дал свое разрешение Круэл, неважно, что ей удалось обмануть меня, — карие глаза укоризненно покосились на женщину. — Пусть так, пусть так, — как-то совсем печально и устало проговорил Авлонга. Я видела в строгих чертах его мудрость, что накапливалась долгими, долгими годами. Возраст пролегал в едва заметных морщинах, но что-то в Морпе заставляло трепетать.

Молодость Светлистой из легенды вдруг предстала в ином свете. Роуп говорил, что Иной до сих пор жив, но страдает от одиночества. А что если, когда новый Авлонга приходит в Семью, Иные делятся с ними своим долголетием? Ведь Морп давно охранял интересы людей Динео, никто бы не взялся с уверенностью указать его возраст. Печать десятков лет на лице не могла скрыться под внешней молодостью, старость потихоньку подбиралась к Авлонге, но медленнее, чем к обычному человеку. Что стоило Морпу переживать все то, что случалось в этой деревне? Сколько Иных он видел и почему так пламенно охраняет их тайну даже от новых людей, таких как я. Что заставляло этого человека верно служить кому-то, почти забывая о собственных желаниях. Неужели только дарованное долголетие? Или причина таилась не здесь? Схожесть с Бииблэком усилилась не только общими чертами, но и той спокойной уверенностью, в которой мой принц находил собственное утешение. Этому человеку не нужно было признание его мудрости, он сам прекрасно это знал, и нес это знание с честью и гордостью, резкими чертами выдававшими его страдания. Что-то таинственное, а, может быть, до абсурда понятное было в Морпе. Авлонга своего народа, тот, что стоял главным над всеми, но употреблял не власть, а растрачивал душу ради этих людей. Если моя борьба с серебряной цепью была настолько сильной, то, что испытал Морп, встретившись с Золотом? Наверняка, мощь этого Хлыста превосходила возможности других. Насколько сильным нужно было быть самому, чтобы удерживать его в руках? Морп под внешней сдержанностью и мудростью таил в себе пламя, которое спалило бы и меня, и Роупа, и весь этот дом до последней щепки. Магия завибрировала в моем сознании, когда истина выплыла на поверхность. Тугие волны звонко разбивались о мои щеки, но, казалось, никто больше не замечает этого. А Динео все омывал меня, когда я настраивалась на силу Хлыста нашего Авлонги, возникло какое-то притягивающее напряжение, которое кололо до самой души. Лицо Морпа странно насторожилось, он нервно потер свои руки, переплетая пальцы. Мой взгляд расфокусировался, рассеиваясь, но все равно мужчина стоял перед глазами — просто смутное пятно. Но одна яркая точка горела на его руке, ярким лучом она пробивала тьму, которая заменила мне привычные декорации. Наконец, удалось поймать фокус, и на среднем пальце Морпа я увидела печатку — нечто среднее между тонкой цепочкой и кольцом.

Я не ожидала, что Хлыст Авлонги примет такую изобретательную форму, не предполагала, что цепь может уменьшиться до таких почти ничтожных размеров. Она сама выбрала это место, так же как и серебряная змея теперь привычно обвивала мою талию. Это не являлось предметом туалета или украшением в случае Морпа, но они прочно примостились на выбранном участке тела. Роуп так и не смог объяснить мне это свойство Хлыста, хотя очень старался. Он говорил, что маскировку обнаружить никто никогда не пытался, ведь все и так ощущали Динео, если люди с магическими способностями появлялись в деревне.

— Что это ты сделала? — заинтересовался Морп, опустив взгляд на золотой перстень, что только что обозначился на его пальце для моего зрения. Желтая змейка соскользнула с руки, несколько увеличилась в размерах, и все в комнате немного удивились появлению Хлыста Авлонги.

— Я просто посмотрела, — туманно отозвалась я, пораженная бьющей ключом силой, что переливалась от одного звенья к другому. Блестящая поверхность была изукрашена непонятными мне письменами, подобные присутствовали и на моей цепи, но только Хлыст Авлонги трансформировался под эти символы. Складывалось впечатление, что звенья состоят из букв — резные боковые части, сплавленные между собой, все они представляли собой длинный рассказ на древнем языке.

— Да, и о… — Морп вовремя закрыл рот, ощутив разгоревшееся любопытство Круэл, которая непонимающе переводила взгляд то на меня, то на Хлыст Авлонги.

Круэл уязвлено поджала губы, Лимма нервно посмотрела на брата, но Роуп ответил ей кривой саркастической улыбкой. Он один из всех знал мой секрет, хотя я до сих пор сомневалась, что это такое — видеть спрятанные Хлысты. По незаметному знаку Авлонги Наставница и ее ученица поднялись из-за стола и без прощальных слов, накинув плащи, покинули дом Морпа. Мужчина только покачал головой, словно признал, что действительно ошибся, это было не свойственно для его мудрости и рассудительности. В глазах его будто читалось, что он неуверен в выборе Иных. Я покачала головой, и Морп удивленно раскрыл рот, так, словно я проникла в его мысли и совершенно случайно ответила на невысказанную мысль. Масса эмоций пробежалась по разглаженному лицу, резко выделяя пролегшие морщины, он как-то сразу постарел.

— О, значит, легенды о Серебре не лгут, — вдохновенно проговорил он, расслабившись. — Оно и правда видит истину.

— Я не совсем понимаю, о чем вы, — уязвлено заявила я, вздергивая подбородок, краем глаза замечая довольную ухмылку Роупа.

Брови Морпа удивленно взметнулись вверх, Рейзар успокаивающе мне улыбнулась, но чувство исключения из этого общества надежно засело в голове.

— Наши легенды говорят, что Серебро — то есть, человек Динео, обладающий серебряной цепью, видит даже замаскированные Хлысты. Мне еще не доводилось видеть это удивительное свойство, я не успел познакомиться с последним Серебром, что жил в этой деревне, — размеренно объяснял Авлонга, ничуть не уменьшая моего тихого гнева. — До сегодняшнего вечера я считал это сказками. Что ж, мне дано дважды ошибиться в этот день. — Грустные слова сами собой сорвались с его языка, лицо дало это понять.

— А когда вновь настанет время Бронзы и Серебра? — тая свою надежду, задала я свой вопрос.

— О, это сложно, Эверин, сложно, — едва не добавив к моему имени «Страстная», отвечал мужчина. — Может, Первый Свет и расскажет тебе об этом, но не я.

— Когда же я его увижу? — все не успокаивалось во мне зерно недовольства.

— Как только он решит, — все в той же спокойной манере сказал Морп. Глубокая мудрость была в нем, но и ощущалась непривычная слабость, как будто мужчина устал от груза ответственности, что давил на его плечи. Жена понимающе коснулась его рукой, едва заметно грустно улыбнувшись. Она прекрасно понимала мужа, ведь, по-видимому, шла с ним по этой сложной непроторенной дороге.

— Роуп, когда ты повстречал свой Первый Свет? — мягко поинтересовалась Рейзар, словно читая мои мысли. Женщина, конечно, знала ответ, но хотела мне как-то помочь. Я оценила ее участие.

— Три года назад в конце лета, — пожал плечами Роуп.

— И сколько же ты учился?

— Всю свою сознательную жизнь, — ответил он мне, сердце мое упало, и я разочарованно опустила взгляд в пол.

Неужели моим надеждам не суждено оправдаться, и я не вернусь к принцу этой осенью? Его одиночество обрушивалось на меня каждую ночь, в попытках добраться до сознания, но терпеть это просто было выше моих сил. Тем более что я сама отчаянно хотела прижаться к Силенсу и ощутить ту безопасность, которую давали его сильные руки. Даже заботы в замке Дейст не казались теперь такими уж ужасными, торговцы с кораблей не выглядели отвратительными, а поведение короля не было абсурдным. Я готова закрыть глаза на любые недостатки, что раньше отталкивали от Дейста, лишь бы вернуться в его чертоги. К принцу. К мужу, неожиданно заключила я.

Более разговор о том, когда я встречу Первый Свет, не велся. Наверное, Роуп понимал мою скованность и некоторую отстраненность от занятий, он пытался расспросить меня о той жизни, кою я вела до того, как попала в деревню Динео, но не раскрыв ему секрет о моем замужестве, я не могла рассказать ничего. Так что парень получал в ответ угрюмое молчание, а потом он в отместку делал мне замечания. Это нелепое противостояние ученика и Наставника интересным образом подстегивало меня к улучшению своих навыков, Роуп это видел, специально продолжая делать короткие упреки. Критика теперь смешивалась в его устах с похвальбой, что мотивировало сильнее всякого вознаграждения.

Несколько раз мне удавалось коснуться Первого Света. Но сила его сознания была настолько велика, что очень часто я ничего не помнила о наших разговорах, а ведь успех сказывался на моих желаниях. Роуп удивленно пожимал плечами, ему не нравилась моя спешка, он мирился с ней скрежеща зубами, скорее в эти мгновения становясь моим другом, а не Наставником. А я со всей своей душевной страстью стремилась к загадочному Иному, чье великолепие восхищало даже в слепом тумане. Не находилось слов, чтобы описать мою любовь к нему, пусть я и не подозревала, что это за существо. Да, Роуп совершенно точно описал это чувство — Первый Свет стал воплощением родства, подобием брата или сестры. Поначалу Алди ревновал, но спокойная уверенность его подруги повлияла и на мнение самого волка. Он будто бы вспоминал что-то, а когда отрыл это в своей памяти, то вся настороженность по отношению к Первому Свету отпала. Это было странно, даже больше, чем странно. Волки так легко принимали нашу связь и с цепью, и с Иным…

Привычка к наслаждению Динео сказывалась на моем терпении, раньше я не сумела бы усидеть на месте и нескольких часов, а теперь, если того требовали занятия, провела бы неподвижно целые сутки. Роуп каждый раз удивлял меня своими познаниями, пусть я давно привыкла к тому, что в нем живет мудрость. Возмущало только то, что к нему относились, как к мальчишке, и каждый раз глядя на его короткие волосы, которые росли непомерно быстро — он подстригался чуть ли не каждый день — я с сожалением думала о том, что у него нет жены. Дрожь тут же охватывала тело, ведь память услужливо вылавливала в себе подробности из истории семьи Роупа. Сон о суженном никогда не являлся ошибочным.

Мне не хватало духу пойти к Брокенджаву и просить его рассказать о связи с животными, да и волки не одобряли этой идеи, так что я благополучно постаралась забыть о своих намерениях. Наверное, мой интерес большей частью вызывала Квести, а не мужчина. Ведь медведица воспитывала медвежат, но при этом оставалась связанной с Брокенджавом. Нилли говорила мне, что вряд ли сможет обзавестись потомством, что не останавливало Алди, который был готов следовать за подругой куда угодно. Может, в ее стаи решили так потому, что до этого сталкивались только с эгоистичными людьми? Этот интерес не перевешивал страха перед массивным мужчиной со сломанной челюстью, так что я наблюдала за ним только со стороны. Мурашки пробегались по коже, стоило только ему поднять на меня свой глубокий взгляд. Он знал, что я разрываюсь между желанием пойти к нему и страхом, но только приветственно кивал и проходил мимо. Брокенджав не давил, позволяя сделать выбор самостоятельно.

Сложно было сосредоточиться на каком-то отдельном знании из всех тех, что давал мне Роуп. Просто иногда он рассказывал о травах, я боялась, что не сумею запомнить все названия и свойства, но под чутким руководством Наставника по вечерам составляла целебные мази и смеси трав для укрепления сил. Когда парень объяснял мне что-то про Хлыст, я слушала почти вполуха, потому что между мной и цепью установилось прочное взаимопонимание. Честно признаться, все слова Роупа казались уже где-то услышанными, будто контакты с Первым Светом наполняли меня тайными знаниями людей Динео. Но со всеми этими новыми занятиями я не находила времени для своих волков.

Мои хищники выглядели гораздо лучше, чем в то время, когда я первый раз увидела их на дороге из Фунтай в Дейст. Леса и холмы вокруг деревни Динео кишели дичью, так что очень скоро Алди и Нилли прибавили в весе, разорванная губа волка выглядела уже не так ужасно, да и царапина на спине стала почти незаметной. Нет, шерсть на ней не выросла, но соседний густой подшерсток надежно прикрывал розовую линию. От них пахло лесом и свободой, мышцы опасно взбухли на плечах, словно волки продолжали расти, это можно было ожидать, ведь они совсем молоды. Роуп относился к ним настороженно в те дни, когда Нилли и Алди не уходили на охоту — желудки их полные от съеденной накануне дичи предостерегали от любого ненужного движения. Парень же не мог терпеть постоянного покоя, в этом волки и он не находили общего языка, балансируя на краю резонанса тонких отношений.

Отрадно глядеть на то, как твои волки становятся день ото дня все крупнее, сильнее, выглядят здоровыми и сытыми. Мое сердце часто тянулось в лес, к дикой охоте, к просторам, к быстрому бегу, но времени от обучения оставалось очень мало. Я едва успевала поесть, вымыться и поспать. Наверное, втайне я мечтала поскорее закончить все это, и вернуться в Дейст. Принц не применял больше Королевскую магию, наверное, догадался, что это выбивает из меня все силы, так что я жила в неведении о своем Королевстве.

Несмотря на все трудности, скуку и оттенок одиночества, я не была никогда так счастлива, как в эти дни. Природа жила вокруг меня, дышала полной грудью, Динео сладостно впитывал все это в себя. Со мной рядом жил настоящий друг, который безмолвно успокаивал по ночам, если вдруг кошмары стучались о стены мысленной защиты, который понимал и с радостью рассказывал мне историю своего народа. Нет, моего народа. Динео стал воплощением правильности и необходимости, я нуждалась в этом с детства, когда не желала тратить время на манеры и вышивание. Не зря так манила природа. Все это стало просто прекрасным. Магия была естественной, пусть и загадочной. Мне не нужно окидывать ее придирчивым взглядом, зачем? Ведь я все это приняла и честно полюбила. Да, именно глубокая любовь ко всему, что тогда было, делала меня счастливой. Эта легкость иногда пугала потому, что сознание настороженно оглядывалось по сторонам — все так хорошо, когда же будет опять плохо?

Были и такие дни, когда мы с Роупом уходили от деревни к югу, туда, где протекала полноводная спокойная река. Сезон дождей ушел на восток, оставив за собой влажные и полные зеленой жизни земли, наполнил реки и озера, напоил воздух свежестью и силой. После этого тут же установилась почти удушливая жара, мешавшая заниматься на открытом пространстве. Поэтому когда мы все-таки выбирались из прохладных домов, после жаркого дня под палящим солнцем Роуп добродушно разрешал пойти искупаться.

Река эта была больше похожа на вытянутое озеро, берега которого не виднелись из-за густых зарослей кустарника. Течение спокойно, почти лениво переливало прозрачные воды. Песочный берег приятно жег голые ступни, когда я обнажалась до одного нижнего платья, ветер приятно раздувал легкую ткань. В некоторых местах ветки ив касались зеркальной поверхности, шелестя мелкими листочками, высоко над головой щебетали птицы, летали кречеты и орлы. Мне не хватало одиноких криков чаек, но я поспешно отгоняла тоску от себя. Прохладная вода ласкала кожу, но ощущения волков превосходили мои. Они с удовольствием прыгали в реку, разбрызгивая добрую половину воды. Шерсть быстро намокала и тяжелела, так что они не плавали, а просто стояли на отмели, наслаждаясь прохладой. Мои чувства сливались с их сознаниями, и вода переставала быть простой жидкостью, преображаясь в волшебный поток силы.

Наверное, вода просто отчищала нас от лишних мыслей, страхов, грязи и пороков. Нежными волнами уносила прочь боль и темные воспоминания, мне это нравилось. Я была поражена, когда волки сообщили мне, что это воды той самой темной реки из Дейста. Сколько расстояния она пересекла, как трансформировалась… Может поэтому, она так манила меня к себе? Поэтому люди Динео так легко дотянулись до меня, когда мы с принцем оказались на ее берегу? Позже я высказала свои сомнения Роупу, осторожно умалчивая о муже. Парень со мной согласился, потому что в Семьях Динео считали, что вода способна передавать мысли и сообщения. Таким способом передачи информации пользовались редко, но порою это помогало и спасало некоторых от гибели. Паника и ужас утопающего струилась по волнам, человек Динео ощущал это кожей и мог предотвратить трагедию. Еще было несколько сказаний о том, что Иные, живущие отдельно от людей Динео, так способом обменивались новостями или даже приказами. Существовали люди, попеременно следящие за водой.

Наверное, поэтому я теряла бы себя в этом потоке, если бы Роуп не находился поблизости, постоянно отвлекая меня от чужих чувств. Спокойные мысли рыб, мечущиеся искорки в головах мошкары или тихое присутствие камней, пульсация водорослей или размеренное бормотание рыбаков, все это плыло по медленному течению, оказывая воздействие на мое сознание. Друг очень быстро замечал отстраненность в моем лице, хватал за руку и горячим прикосновением выводил из состояния транса.

— Осторожней, Эв, — говорил он, и с каждым разом уговорить его пойти к реке становилось все сложнее и сложнее. Только волчье вмешательство перевешивало сторону весов в мою сторону.

Единственным отрицательным моментом в моей жизни была Круэл. Ну, если откровенно, она просто портила настроение Роупу, который срывал свою злобу на мне, а я не смела ему возражать, ведь жалость к другу перевешивала самолюбие. Эта женщина распространяла на сестру паренька все большее влияние, почти полностью подчиняя волю двадцатипятилетней девушки. Я сначала не поверила Роупу, когда он назвал ее возраст, такой юной она выглядела со своей бледной кожей и почти прозрачными волосами. Мой друг сварливо замечал, что до дружбы Лиммы с Круэл девушка выглядела так же живо, как и он, но в это верилось с трудом.

Я не находила в себе сочувствия Лимме, но переживала за Роупа, поэтому волей-неволей думала и о его сестре. Мне тоже не нравилась Круэл, и даже не в силу того, что когда-то она с помощью боли хотела призвать меня сюда, просто было в ней что-то такое, чему не находилось приличного слова. Роуп рассказал, что у нее никогда не будет Первого Света, она не слышит магию Динео, она получила в дар только Хлыст. И этим она заслужила себе репутацию, мастерство владение бичом превосходило способности многих, поэтому Морп позволял ей жить здесь и даже обучать начинающих… тут парень в который раз запнулся, а потом смущенно проговорил «людей магии Динео». На мой вопросительный взгляд, он скупо пожал плечами, а потом и вовсе заявил, что не желает говорить о Круэл.

Но женщина в красном платье не шла у меня из головы. Что-то в ней было такое, что настораживало волков, они неприятно рычали, когда она проходила мимо. И дело не только в моей неприязни к ней, Алди был самостоятелен и имел собственное мнение, а я привыкла доверять чувствам своих хищников.

Однажды я застала Круэл, которая обучала Лимму. Более неприятной картины, наверное, я не видела. Девушка дрожала то ли от холода, то ли от боли, красные разводы украшали ее белую ночную рубашку, и только луна являлась свидетельницей этого странного урока. Я не слышала слов, но если Круэл что-то не устраивало, кончик ее черного бича опускался на тело Лиммы. Девушка стискивала зубы, плакала, но не кричала и не сопротивлялась. Перед глазами развернулось подобное действо, то же самое эта жестокая женщина совершала и с Роупом, когда тот просто не мог не повиноваться ей, как Наставнице. Сердце болезненно сжалось, но я знала, что не сумею остановить Круэл, я не имею здесь никакого слова. Вдруг захотелось, чтобы власть принцессы распространялась не только на людей Королевства Дейстроу.

Зрелище темной крови, расплывавшейся по белой ткани, заставляло содрогаться, но довольная улыбка на красивом лице Наставницы еще более откровенно приводила в ужас. Женщина явно испытывала удовольствие от того, что причиняла кому-то боль. С отвращением я подумала, что если бы Роуп не воспротивился, то сейчас бы он получал четкие звонкие удары ее Хлыста. Это тоже меня возмутило! Ведь каждый ребенок в деревне знал, что раны Хлыстом заживают дольше, да и они болезненней. Лимма заметила меня, но лишь сморщившись, отвернулась в другую сторону. Я с сожалением покачала головой и ушла в свой дом.

Мрачный Роуп не говорил со мной, я сделала вывод, что он в курсе того, что происходило этой лунной ночью. Он был непривычно бледен и взволнован, я осмелилась спросить его о причине беспокойства, но получила только невразумительное ворчание. Отчего-то это задело меня за живое, и я ушла в ночь.

Волки давно ждали этой охоты, но хороший жирный олень не успокоил моего беспричинного гнева. Алди прикончил его быстро и чисто, запачкав кровью ослепительную серебряную морду. Они принялись пировать, а я впервые смотрела на труп животного с сожалением. Ведь он тоже жил, так же, как и я, может, мечтал о чем-то или ухаживал за своей самкой, а мы вот так просто забрали его жизнь. Неожиданно ярко вспомнились воины Красной страны. Нет, этой ночью мы убили с пользой — волки будут сыты и когда-нибудь отплатят природе за столь ценный дар. Но те люди убивали просто так. Из-за прихоти. Из-за глупости.

С тяжелой от мрачных мыслей головой я вернулась домой и наткнулась на мудрый взгляд блестящих в ночи кошачьих глаз. Желтые угольки горели чарующим огнем, я нервно сглотнула, бросив взгляд на спящего Роупа. Он свесил с кровати ногу и шумно дышал, но спал. Кот пошевелился в темноте, мой чуткий слух уловил слабое движение, и упругое тело взметнулось вверх. Мягкая перина моей кровати прогнулась под ним, и Езкур принялся топтать свое место.

Я зажгла свечу и поставила ее на пол возле массивной деревянной ножки, пока переодевалась, кот с особым вниманием наблюдал за мной, вызывая некоторый дискомфорт. Потом он недовольно замяукал, когда я оттеснила его с середины кровати, укладываясь ко сну. Все никак не получалось отвести от него взгляд надолго, кот так и притягивал и манил. Почему Роуп никогда не говорил мне о великом значении, которое придавали этим животным люди Динео?

Езкур широко зевнул, обнажив аккуратные острые зубки и розовую пасть, лениво облизал губы и опять уставился на меня. Я не сумела задуть свечу и лечь спать, медленно вовлекаемая в тайну его магического желтого взгляда. Непомерная мудрость таилась на дне этих шафранных пуговиц. Езкур словно хотел мне что-то сказать, но кошачий язык оставался вне зоны моего понимания, оттого упрямый здоровяк пытался передать мне это через таинственные взгляды. Но очень сложно, знаете ли, разгадать замыслы кота.

Черная шерсть гладкой поверхностью поблескивала в неожиданно заколебавшемся свете, на улице натужно загремел гром, вызвав мое изумление, ведь сезон дождей отступил, Рейзар говорила, что теперь вода польется на их землю лишь в середине осени. Теперь же только приближался конец лета. Наверняка в Дейсте скоро начнут готовиться к Прозрачному Воздуху, первый день наступившей осени. Вдруг мысли перекинулись совершенно на другой предмет, что интересовал меня, позабыв о мурлычущем коте на моих коленях.

Действительно ли я хотела вернуться в Королевство Дейстроу? Престол манил меня или принц? Скука по Шудо или любовь к Силенсу звали меня в чертоги замка Дейст? Или желание увидеть беснующееся море, к которому я так успела привыкнуть? А может, просто ностальгия размягчала мое сердце, в надежде увидеться с родителями? Или с Уэн, которая порой разделяла мои секреты? Или с Дикси?

Недовольный кот предупреждающе зашипел, возвращая меня в темную комнату дома в деревне Динео. Я удивленно заморгала, не понимая причину его неистовой злости, которая окрасила магию вокруг в красный цвет. Взгляд желтых глаз притягивал, я не сопротивлялась, вливаясь в кота, как маленький ручеек становится частью полноводной реки. О, вот оно, вот значение воды, которая несет в себе тайны и мысли, запоздало вспомнила я свои вопросы к Роупу. Езкур же хотел показать мне что-то другое, и как-то пренебрежительно фыркнул, утягивая за собой.

Я никогда бы не подумала, что этот черный ленивый здоровяк управляется с Динео лучше меня, да я даже не предполагала, что кот обладает этой магией — так умело он скрывал свои способности. Сначала закралось подозрение, что он связан с Роупом, но Езкур пренебрежительно заскрипел, отвергая мое глупое предположение. Ведь мой друг не стал бы скрывать столь важное знание. Кота это не волновало, и он с жесткостью, присущей только прямой логике животных, тащил меня сквозь потоки Динео к Первому Свету. Это сердце подсказало мне ответ — Езкур и не думал объяснять мне, хотя теперь, находясь в его сознании, я бы обошлась и без понимания кошачьего языка.

Черной молнией он поднимался по потоку реки, я восхищенно отметила место, где переплывала ее в первый день своего путешествия, но мысленный путь кота двигался выше и выше. Езкур уверенно, почти непринужденно несся по течению магии, которое так чутко улавливал мой диссонанс, передавая мысли всех тех, кто тем или другим образом касался воды. Река совершенно точно вела к Иным, я могла даже не спрашивать об этом у кота, и не только потому, что он мне не ответит. Сердце радостно трепетало, я знала, что сейчас увижу Первый Свет. Увижу, увижу! А не почувствую прикосновение его огромного сознания, от этого все внутри наполнялось блаженством и предвкушением. Еще ничто не казалось таким желанным, таким страстно желанным, как это стремление увидеть Иного. Наконец, на многие мои вопросы я найду ответы, просто воочию узрев своего Наставника Среди Иных. Роуп всегда умалчивал об этих моментах, но теперь его недомолвки не казались мне такими предательскими, я понимала своего друга, как никогда. Я просто не сумела бы описать этот восторг, близкий к безудержному безумию. Ведь меня касался и страх, и экстаз, и любовь, и вдохновение.

И Езкур привел мое сознание к Иному. Первый Свет. Мой. Мой Иной. Я едва не задохнулась от счастья, что заполнило до краев обезумевшее сердце. Оно рвалось наружу, чуть не ломая ребра, в эйфории заходясь бешеным темпом. Кровь шумела в ушах, горячей смесью удовольствия и сладковатой боли разливаясь по всему телу, наслаждение овладело каждым моим сознательным чувством. Счастье предстало передо мной с обнаженным прекрасным лицом. Это был он.

Чистое серебро, самое чистое и благородное на свете. Безупречное сияние, великолепная глубина, блеск, который слепил глаза, красота, не встречающаяся в обычной жизни, среди людей. Все превратилось в черную точку небрежности и глупости рядом с ним, Иным, коему я принадлежала полностью и без остатка. Да, он был моим Первым Светом, но для него я являлась единственной и неповторимой девушкой. Я узнала, что он ждал меня долго, очень долго для его возраста. Но терпение Иного было вознаграждено — я пришла, и он разделил со мной этот восторг. С уверенностью знала, что кто-то на этом свете разделяет мои чувства совершенно точно и одинаково. Первый Свет переливался в моих глазах, сверкал, бросал лучи на темную землю, покрытую ночью. Восхищение — это слишком мелкое слово для того, чтобы описать те чувства, что вызывал он, такой прекрасный и восхитительно безупречный.

Он стал воплощением сна в реальности, наслаждение в сочетании и с терпкой горечью труда, награда, идущая под руку с испытаниями, он был всем тем, чего не хватало моей душе. Короткие контакты с ним не передавали всей полноты души, что таилась в этом прекрасном существе, просто это был бы абсурд, ведь он так безграничен, так бесподобен в своем истинном обличье.

Серебро. Оно стало для меня дыханьем и светом, что лился в меня свободным потоком ярких эмоций. Его воздух сладостно обжигал мою кожу, его мысли с благоговением обмывали мое трепещущее под этими робкими и ласковыми прикосновениями сознание. Мир, что окружал Иного, стал моим миром, в котором я нуждалась только в своем Первом Свете. Я представила себя младенцем, который только-только издал первый победный крик. Да! Я родилась в то мгновение, возвещая всему миру, что ему не удалось долго удерживать меня в стесняющей оболочке. Да, моими первым дыханием стал именно Иной.

Никогда я бы не сказала, что моя любовь к Силенсу была фарсом, но и чувства к Иному зажглись невообразимым огнем, правда, это было больше похоже на любовь к брату. За которого умрешь, которому поможешь, отдашь свою душу в неумелые руки. Но то была Истина. Но самое удивительное, мы не нуждались в словах. Кодекс молчания незримо встал между нами, уравновешивая столь разные возможности. Я просто знала, что могу дать ему руку и остаться самой собой, но ощущать в себе эту первобытную мощь. Интересно, что если сравнивать наши магии, то я была жалким бережком, а он бушующим диким морем. Именно такая бездумная сила плескалась в нем, но отчего-то ограничивалась мной, поэтому он так долго ждал меня. И ждал бы еще, если бы то потребовала судьба, которая сплела нас воедино одним легким стежком. Костлявая рука смерти заберет одного, но коса будет трепетать над шеей другого, болезнь поразит первого, а второй будет мучиться. Это не единство с волками, это не смешивание с Хлыстом, это просто две силы, которые не могут существовать раздельно. Каждая будет ждать прихода второй, использовать собственные внутренние резервы, но разразиться настоящей магией лишь в компании собрата. Я была берегом, а Иной — морем. И в этом гармоничном сочетании мы оставались теми, кем родились, но осознавали и принимали существование другого. Наверное, ни одно сухое слово не способно передать это понимание. Даже большее, чем Древнее Писание или история народа Динео. Нет, это слишком колоссальное познание, чтобы оно могло передаваться посредством чьей-то руки. Только единым и страстным соприкосновением сознаний. Не знаю, как только я не потеряла себя в этой мудрости, но, наверное, мой Первый Свет не позвал бы к себе, коль не был бы уверен в моих способностях. Это льстило какой-то части души, но вторая уже принадлежала Иному, а он был горд и доволен.

Но чего-то определенно не хватало. Он не показал мне тайных знаний, кроме нашего душевного переплетения, я не знала того, что раньше оставалось в тени — оно благополучно продолжало там оставаться. Словно для этого нам требовался физический контакт, нечто большее, чем наша магия. Динео связывал мысли, но не мог смешать нашу кровь, ярким фонтаном он заполнял голову, но не нашел бы способа соединить наши пальцы и глаза. Глаза в глаза. Вот чего не хватало. Чтобы Иной действительно дышал тем же воздухом, что и я, чтобы подтверждение нашей судьбы слилось в чьем-то другом внимании.

Передо мной явилось чистое Серебро, от взора которого не скрылось бы ничего и никто. Вот что отличало его от Золота. Красота, что существовала с начала времен, не могла быть просто безупречной или великолепной потому, что этого мало, этих слов недостаточно, все просто мелко. Да. Я повторяюсь, но все эти чувства до боли похожи, но имеют категорически разные оттенки, в коих я пыталась разобраться. Все это было одно. То самое, что составляло целую меня. С детства не покидало это ощущение отчужденности и половинчатости, которое мигом покинуло мой разум сегодня. Сейчас.

Мое время сузилось до единого момента. Не «завтра» или «вчера», не «месяц назад» или «когда-нибудь через сезон». А «сейчас» в компании «здесь». Прошлое и будущее утратили свои краски, поблекли, как нечто ничтожное и маленькое, а настоящий миг раздулся до размеров огромного мира. Это не пугало, нет, только вызывало восхищение. А ласкающее прикосновение Иного, которое все не прекращалось на протяжении уже долгого времени, избавляло от страхов и опасений. Его спокойная уверенность, полутон какой читалась в Морпе, теперь передалась и мне, конечно, не в полной мере, но Иной обладал именно этим ярко выраженным качеством.

Я не знала, где он находился, хотя глаза мельком видели поднимающийся путь по реке, не предполагала, сколько Иных его окружает, насколько сильна его магия или какие он имеет намерения. Все было ясно и так. Он ничего не скрывал, но такие мелочи меня просто не интересовали. Я просто была. Была.

Езкур недовольно потянулся назад, близился рассвет, отдаленное эхо волчьего сознания взволнованно скулило за гранью восприятия. Я не желала отрываться от Иного, мечтая лишь навеки слиться с его безумной силой. Но Первый Свет мягко оттолкнул мой разум, напоминая, что мы не должны терять сами себя. Это можно было бы назвать болью, если бы я не испытывала истинное счастье. Нет, он меня не предал, убеждал Иной, он просто хотел, чтобы я пришла к Авлонге и рассказала о том, что Первый Свет призвал свою ученицу. Он как-то странно, почти как Роуп, запнулся на этом слове. Будто другое понятие должно стоять на этом месте, но я не допытывалась, а покорно согласилась исполнить волю Иного, считая это не просто своим долгом, а целью всей жизни.

Собственное тело показалось мне до боли чужым и неуклюжим, хотя я не помнила, чтобы ощущала размеры и возможности тела Иного. Просто я рассталась с ним, пусть и ненадолго, по крайней мере, он так обещал. Все равно холод, пробежавшийся по коже, затекшая от долгого неподвижного сидения спина, онемевшие пальцы на руках, которые с остервенением вцепились в простыни, головная боль от слишком напряженной работы Динео — все это не способствовало моей радости. Я с трудом пошевелилась, выпрямила спину, застонала от резкого щелчка в суставах и, наконец, сумела открыть глаза.

Свет больно ударил по глазам, словно ослепив на некоторое время, воздух был слишком холодным, дрожь пробрала до костей, но потом утро перестало выглядеть так невыгодно. Я еще раз потянулась и быстро оделась, не взглянув на своего Наставника. Когда же я, наконец, вспомнила об его существовании, то в это же мгновение почувствовала на себе тяжелый взгляд. Роуп сидел на своей кровати, угрожающе сложив руки на груди. Хмуро сведенные брови не предвещали ничего хорошего.

— Ты проспала, — сурово напомнил он.

— Я…

— У тебя нет оправданий, — жестко отчитал Роуп. Наверное, что-то случилось с Лиммой, иначе он не был бы так жесток.

— Первый Свет позвал меня, — прежде чем он успел открыть рот, почти выкрикнула я, — Езкур отвел…

— Что? — выдохнул и побледнел Роуп.

Я удивлено пожала плечами, а потом кивнула, надеясь, что парень сумеет понять мое невнятное объяснение. Восхищение и гордость, та самая, что редкими лучами пробивалась в нем в моменты моих успехов, вспыхнули в драгоценных сапфирах, окрашивая расцветшую на губах улыбку. Мне стало отрадно, что Роуп так искренне радовался вместе со мной.

— О, это неописуемо, — только и сказал он в ответ на мое смущение. Роуп соскочил с кровати и крепко обнял меня, я по-дружески прижалась к нему, впитывая его одобрение и радость. Тепло родного существа ласкало душу, которая все скучала и рвалась к Иному. Это помогло принять мне, что наше единение с Первым Светом не будет постоянным, и я не должна забывать то, чем жила раньше. Наверное, ничто бы не рассказало мне об этом так ярко, как простое дружеское объятие.

Он отпрянул от меня, все еще лучезарно улыбаясь, грусть и злоба исчезла с его лица, Роуп превратился в наивного мальчишку, и это грело мое сердце. Я переживала за своего друга.

— Значит, на этом мои дела закончены, — почти грустно признался он.

— Я тебя не понимаю.

— Ведь Первый Свет призвал тебя. От Наставника ты получила все, что должна была, остальное тебе объяснит именно он, не сомневайся, Эв.

Только тут я осознала, что, может быть, смогу вернуться в Дейст до начала осени. Ведь теперь мне оставалось только найти Иного, который и привел меня к людям Динео. Знания получены, кровь окрашена стремлением, душа получила свою долю экстаза.

— Ты бы хорошим Наставником, — смущенно произнесла я, касаясь его руки. — Думаю, если бы не ты, эта история получилась бы совершенно другой. Несмотря на то, что иногда я слышала недовольства из твоих уст, благодарность моя превыше всего, — слова эти лились из сердца, из самых его глубин, — и без тебя… Да, я была бы совсем другой. То была бы уже не я. Спасибо тебе, спасибо.

Роуп счастливо улыбался, вполне разделяя мой восторг, и вот еще одна истина стала для меня прозрачна. Не только с Иным я могу разделять одни и те же чувства, мои друзья способны и на это тоже. Приятно знать, что кто-то согревается душой подобным с тобой образом. Роуп был для меня первым, наверное, другом, которому я останусь верна и через долгие годы.

Еще не зная всего, я почему-то строила планы, как буду навещать Семью Динео летом, как они все увидят моего Иного. Серебро. Я знала это, но все равно даже мысленно не могла придать ему какую-то определенную форму. Это пугало, но завораживало, так что я с беспечностью ребенка отдалась в силу обстоятельств и течениям судьбы. Пока что бороться не было необходимости. Все то, что требовала моя страсть, она получила. Имя мое оправдано принадлежало мне. Эверин Страстная. Она родилась в эту ночь, в согласии с Иным, пусть и скрывавшем свой лик, я преобразилась, обновила себя всю, стала целой и нерушимой. Магия Динео, волки, цепь, даже мой Наставник — все они сыграли непомерную роль во всем этом, чтобы привести мой путь к логичному завершению.

Роуп необычно покраснел, такого с ним не случалось с момента моего прибытия. И тут он разрушил прекрасность настоящего, омрачив и будущее.

Пламенные губы Роупа обожгли меня, как лучи солнца самого знойного дня в полдень, почти безумным шоком обрушиваясь на душу и сознание. Инстинктивно я подалась навстречу этому обжигающему сердце поцелую, отдалась на волю сильных молодых рук, которые властно прижали мое тело к телу Роупа, едва ли не лишив последних остатков дыхания в легких. Он обрушился на мои губы, как дикий сноровистый жеребец, побуждая только к страсти и решительным действиям, лишая способности мыслить и осознавать, что же я такое творю. Поцелуй словно бы раздел мою душу до стыдливой наготы, он, как пытка растекался во мне, не сочетаясь с моими представлениями о любви и страсти.

В Силенсе была надежность, уверенность, он внушал чувство безопасности и защищенности. Его любовь нежно ласкала меня, притягивала своей простотой и душевностью. Я отчетливо помнила вкус его твердых губ, запах его тела, но все это было одним чистым проявлением настоящей любви, какая только может быть между мужчиной и женщиной. Ленс был для меня воплощением настоящего мужчины, воина, защитника. А еще он являлся принцем, которому я поклялась в верности. Он был моим мужем, и этим тоже окрашивалась наша любовь. Спокойной правильностью и уверенностью друг в друге. Принц был старше меня, пусть и не намного, но он воевал, оттого в моих глазах представал более взрослым и мудрым мужчиной, чем мог соответствовать своему двадцатилетнему возрасту. Зародившееся между нами чувство будет существовать на протяжении долгих лет, я почти уверена в этом, да и моя душа спокойно отдалась в его покрытые мозолями от топора руки. Воин-принц, мужчина-дипломат, мой муж. Все это в нем так влекло и трогало меня, что остальные представители мужского пола просто меркли рядом с ним. Я это знала. Но об этом не догадывался влюбленный Роуп.

Я солгу, если скажу, что поцелуй Роупа не тронул. Да, я сгорала, словно бабочка, от этого пламенного чувства, что начиналось от его горячих мягких страстных губ. Он ласкал и обжигал одновременно, изгоняя мысли из головы, я уже просто не отвечала ни за что. Этот поцелуй был похож на безумную атаку молодого быка, в нем не присутствовало и капли спокойствия и уверенности, молодость его жгучей любви поражала. Я даже боялась, что просто умру в его объятиях от переполнявших голову парня эмоций потому, что Динео прочно связал нас.

Я ощущала телом его напряжение, едва ли мысли вернулись в меня, далеко оттолкнувшись от настоящего момента, погружаясь в сладостное наслаждение бесконечного тесного контакта. Наверное, я мечтала, что мужские губы принадлежат Силенсу потому, что эта страсть не была похожа на все то, что испытывала я рядом со своим мужем. Но от этих дерзких пыток любовь к Ленсу только окрепла.

Попытка вырываться из твердых объятий Роупа провалилась, а жадные губы все целовали и целовали мои уста, едва давая возможность дышать. Воздух стал тугим от напряжения, хотя сознание до сих пор протестующе билось, не желая отпускать прекрасность момента прикосновения любви Роупа. Но я очнулась от дикого оцепенения, оттесняя от себя парня. Он удивленно отпустил меня, но я тут же утонула в потемневших от страсти глазах, он не скрывал больше своей любви, вожделения юного тела, как и желания, которое яркой печатью пылало в драгоценных сапфирах. На дрожащих ногах я отступила на шаг от Роупа, он открыл рот, и я уже слышала признание, но резко подняв руку, заставила его остановиться. Лицо удивленно нахмурилось, но глупая блаженность не исчезла из его красивых черт.

— Роуп, не говори того, о чем потом пожалеешь, — тихо попросила я.

— Я не пожалею! — горячо возразил Роуп. — Я люблю тебя, Эверин, люблю! — пламенно начал парнишка, я болезненно поморщилась от произнесенных вслух слов. — Никто не полюбит тебя так сильно, как я, клянусь тебе, клянусь! Поверь мне, я смогу дать тебе все то, о чем ты пожелаешь, Эверин! — Я хотела возразить и остановить поток этих признаний. — Я знаю, ты сейчас скажешь, что я слишком молод для таких заявлений, но, пойми, для Всадников возраст очень растяжим…

— Для кого? — выдохнула я, теперь настала очередь Роупа морщиться.

— Это неважно, скоро ты все поймешь, но, Эверин. — Он замолчал, переводя сорвавшееся дыхание. — Я никого не полюблю, я знаю. Судьба нас свела вместе. Я видел тебя во сне в течение долгих лет, хотя должен был бы увидеть только за одну ночь до твоего появления. Но это только уверяет меня в том, что ты предназначена мне богами. — Сердце мое сжалось от жалости к нему и от нежелания говорить ужасающую правду. — Я могу подбирать неверные слова, может быть, но душа и сердце давно поклялись тебе в любви, которая никогда, никогда не умрет…

Я долго молчала, не решаясь произнести страшные для Роупа слова.

— Я должна пойти к Авлонге, — неожиданно вспомнила я, надеясь уйти от ответа на завуалированный вопрос Роупа.

Но полный надежды взгляд Роупа сломил меня, я тяжело вздохнула, осознав, что сейчас придется разрушить ту единственную дружбу, кою удалось обрести.

— Роуп, мое полное имя Эверин Страстная. — Роуп, конечно, жил далеко от Королевства Дейстроу, он говорил также о недостатке воспоминаний из-за общения с Иными, но слышал это имя. Лицо его непонимающе вытянулось. Мои руки сами собой сжались в кулаки. — Раньше меня звали Секевра Эверин Фунтай, нечерия принца Силенса Скопдея Могучего, — с каждым произнесенным словом лицо Роупа бледнело. — Теперь же я… принцесса. Принцесса Королевства Дейстроу, жена будущего короля.

Что-то сломалось в нем, потухло, разбилось, я отвела глазах, не в силах выдерживать вид померкшей жизни на его смертельно бледном, почти восковом лице. Хриплое дыхание Роупа разрывало тяжелую тишину, что давила на плечи, будто непомерно огромная ноша.

— Ты никогда не вернешься в Дейстроу, — полился яд из его охрипшего от боли горла. Я вскинула голову, не веря своим ушам. — Я никогда не отпущу тебя отсюда.

— О чем ты…

— Я не дам разрешения. Ты никогда не найдешь свой Первый Свет, — горько, с усмешкой заявил он. Непомерная гордость звучала в его голосе. Совсем иного рода, нежели когда Роуп гордился моим успехом.

— Что?

 

X. Янро

— Как… — я замолчала, удивленно закрыв рот, возникло предательское ощущение, которое жгло сердце.

Роуп осел на кровать, весь бледный и несчастный, закрыл лицо руками и судорожно вздохнул. Широкие плечи поникли, словно живость исчезла из него дочиста, даже волны магии, что обычно упругими вибрациями исходили от него, стали каким-то вялыми, почти неощутимыми. Я с затаенным дыханием смотрела на него.

— Я не должен был, — непонятно пробормотал он. — Прости… — Роуп запнулся, наверное, извинений должна здесь просить я. — Нет… не так. Я не должен был такое говорить, не бери в голову, Э… безымянная, — странно поправился парень, так и не отнимая рук от лица.

— Роуп… — тихо прошептала я и положила руку на его задрожавшее плечо, он дернулся, как от удара, сама я едва не отпрянула от него.

Винить парня было не за что, моя тайна действительно оказалась предательством чистой воды, особенно после этого пламенного поцелуя… Я постаралась отогнать ощущения, которые всплывали в сознании из-за этого воспоминания. Но на страсть Роупа реагировало не мое сердце, а только тело, поддавшееся жару его сильнейшей любви. Мне было стыдно из-за того, что я ответила на его порыв, но еще не представляла, каким образом нам удастся сохранить дружбу, и удастся ли это вообще.

— Я хотела сказать сразу, но…

— Но? Что, Эверин? Что удержало тебя от этих слов? Тогда бы… Кого я обманываю, я любил тебя уже очень давно. Слишком давно, чтобы вот так просто отказываться от своих чувств, — сдавленно зашептал Роуп дрожащим голосом. — Но я и подумать не мог, что предки уготовили для меня такую судьбу. Одиночество на всю жизнь. Звание мальчишки.

— Роуп! — закричала я. — Не говори так! Может, эти сны были ошибочными, ты еще…

— Нет, Эв, на протяжении нескольких поколений ни один из нас не ошибся — каждый видел своего суженого во сне. Каждый, — он надавил на последнее слово. — Да я и не желаю полюбить другую. Ты совершена. Для меня.

— Это ерунда, — запротестовала я, уже понимая, что это бесполезно. Юношеская упрямость говорила в Роупе ярче любых слов.

— Эверин, ты женщина, которую люблю. И знаешь, муж не такое уж серьезное препятствие к счастью, — с уверенностью заявил Роуп, выпрямляясь.

— Ты не учел того, что…

— Я все учел. Никто не запретит мне добиться тебя, Эверин, — почти сухо отозвался парень. — А сейчас, я думаю, нам нужно посетить Морпа. Ты отправишься к Первому Свету как можно скорее, но это не значит, что ты больше никогда меня не встретишь.

Покачав головой в ответ на его слова, я поплелась за Роупом, как потерянный ребенок. Он что-то перевернул во мне, наверное, мое отношение к нему, теперь парень представлялся не только другом, но и мужчиной, который, к моему неудовольствию, будет стремиться завоевать меня, как женщину. Отличная перспектива, ко всему прочему, если Силенс воспользуется Королевской магией, то узнает о поцелуе. Интересно, как объяснить мужу, что это тело истосковалось по ласке, а не я предала наши чувства?

Даже будущая встреча с Первым Светом не выглядела уже такой радужной, так что идти к Авлонге категорически не хотелось, но я продолжала шагать за Роупом с опущенной головой, мельком примечая просыпающуюся в деревне жизнь. Парень не сказал мне больше ничего, но, думаю, я бы не нашла для него хоть какого-нибудь ответа. Внутри все перемешалось, и его слова, которые были вызваны болью, что я ему причинила, и воспоминания о поцелуе, и сладостная дрожь от единения с Первым Светом. Чистое Серебро, вспомнилось мне, и желание просить разрешения у Морпа вспыхнуло в душе с новой силой.

Авлонга удивленно поднял взгляд от упряжи, которую чинил, заметив серьезное выражение лиц, он отложил промасленную кожу и вытер руки, мрачно сдвинув брови на переносице. Рейзар заинтересовано косилась на нас, не переставая мыть посуду в теплой воде возле очага.

— Что-то случилось? — не выдержав молчания, спросил Морп, пытаясь отыскать хоть какие-то эмоции на каменном лице Роупа.

— Да, Авлонга. Первый Свет решил, что она готова, — медленно ответил Роуп, разделяя каждое слово, будто это давалось ему с огромным трудом. — Она сегодня же отправится Вверх.

— Так скоро? — удивился Морп, справившись с изначальным изумлением. Видимо, мои способности не предполагали такой скорой встречи с Первым Светом.

— Да, я так решил, — неумолимо стоял на своем Роуп, хотя мотивов его я не понимала, ведь я вряд ли уже вернусь в деревню, он просто хочет от меня избавиться?

— Что ж, ты ее Наставник, Роуп, значит, как только Эверин будет готова, она может отправляться в путь. Даю разрешение кровью и словом Авлонги. — Знакомый мне щелчок пальцев, и звонкая капля подтвердила посулы.

Мне захотелось как-то возразить, но во рту пересохло, а язык отказывался ворочаться, да и Нилли жестко ощетинилась на этот мой порыв. Все так жарко поддерживали поспешность Роупа, что я вдруг обиделась даже на своих волков. Неужели мои чувства тут никого не интересуют? Действительно, зачем же здесь оставаться, печально подумала я.

Сборы получились хаотичными и не принесли должного успокоения, настроиться на предстоящее путешествие никак не получалось, хоть пульсирующая точка в моем сознании уже давала о себе знать — Иной принялся нашептывать маршрут дороги. Пусть мои желания и не ставились в расчет, я покорно приняла то, что должна покинуть деревню Динео уже сегодня вечером. Роуп отмел идею о том, что можно выйти утром, он упорно уверял Морпа в том, что выйти я должна немедленно. Не знаю, как он только позволил мне собрать вещи и взять немного припасов, будь его воля, я бы ушла из его дома с пустыми руками. Единственное, что казалось оправданием этой спешки, так это неприятная неловкость между мной и Роупом, я вспыхивала, стоило мыслям наткнуться на воспоминание о горячем поцелуе, а Роуп бледнел, вызывая в памяти мое признание о замужестве. Привычная легкость исчезла, от дружбы не осталось и тени, по крайней мере, сейчас, установился спокойный нейтралитет — сухие отношения Наставника и ученицы. Это отчасти ранило, но и приносило облегчение — он меня не ненавидел, может, это могло бы стать радостной новостью, если бы я так болезненно не реагировала на его видимые страдания.

Волки разделяли между собой необъяснимое нетерпение, постоянно крутились у меня под ногами, словно были обычными собаками, вызывали раздражение и задевали мои чувства. Как будто никого не интересовало, что хочу я. Впрочем, это я уже решила. Главное, больше никогда не возвращаться в Семью Динео, иначе не получиться заставить Роупа забыть о своей юной и глупой любви. Но каждый раз я мрачно улыбалась, вспоминая те теплые моменты, что все-таки бывали между нами, и вдруг становилось невыносимо горько, и хотелось действительно превратиться в воющего волка. Нилли только строго отдергивала мои мысли каждый раз, не позволяя погрузиться в мрачное настроение, но это все равно не приносило облегчения. И вообще, что сейчас может меня обрадовать? Да. Именно Иной понимал и пытался утешить.

Его прикосновения были почти неощутимыми, но все равно мне становилось легче и спокойнее, я увереннее собирала вещи, понимая, что Серебро ждет меня. Я не приду к нему неожиданным гостем.

— Ты отправишься к Равнине Иных, — резко прервал молчание Роуп, когда я уже сделала несколько шагов от раскидистого дерева. Первая Веха теперь оказалась за спиной, это оказалось странным ощущением.

— Куда? — мрачно спросила я, сетуя, что Наставник не позволил даже попрощаться с Морпом и Рейзар.

— К Равнине Иных, Эверин, — выдавил он из себя мое имя, которое с утра давалось ему так легко. — Там ты и встретишь свой Первый Свет.

— Спасибо, Роуп.

Он сдержанно поджал губы, но выступившая на щеках краска выдала его волнение с головой. Я непонимающе смотрела на парня, который так разительно переменился в моих глазах всего за один день. Раньше я видела рядом с собой добродушного парнишку, еще не мужчину, но по поступкам и мыслям он был близок к этому званию. Но все равно, я воспринимала его, как мальчишку. Теперь же передо мной стоял настоящий мужчина, с сурово сведенными на переносице бровями, тяжелым синим взглядом и вопиющей сдержанностью в каждом движении. Веселый Роуп с золотистыми волосами спрятался где-то в глубине его раненого сердца.

Я невольно скользнула взглядом по его веревке.

— Ты никогда не показывал мне свой Первый Свет, — тупо вспомнила я, ощущая некоторую обиду. — И не рассказывал о нем.

— А ты не рассказывала о муже, — парировал Роуп, смерив меня осуждающим взглядом. Я вспыхнула от его слов.

— Что ж, — с той же сдержанностью отозвалась я. — Прощай, Роуп.

— До свидания, Эверин, — упрямо настаивал мужчина.

Я тяжело вздохнула и отвернулась от него, поднимаясь на крутой склон. Дорога под ногами отзывалась сухим песком, а душа так же хрустела под моими ступнями, мне было все-таки больно покидать деревню Динео и знать, что я больше никогда здесь не окажусь. За спиной оставались воспоминания, которые будут принадлежать только этому месту. Неожиданная апатия цепко схватилась за слабо сопротивляющуюся душу.

Обратный путь к верховьям реки показался мне совершенно другим. Я знала куда иду и зачем я это делаю, но легче от этого почему-то не было. Волки, как и прежде, сопровождали меня, охотились, обеспечивали свежим мясом, пытались хоть как-то скрасить однообразные дни. Но я все равно с каждым днем становилась все мрачнее и мрачнее, вскоре закрывшись даже от своих волков потому, что ощущала слабое щекотание Королевской магии, но была пока не готова объясняться с Силенсом. Ноги все несли тело вперед, хотя сердце упрямо тянулось к деревне Динео. Но упорство и упрямость возобладали над страхом.

Сложнее всего было преодолеть соблазн, когда мы с волками вышли на дорогу и увидели противоположный берег темной реки в Дейсте. Всего до полудня я могла бы дойти до замка, отдохнуть, поговорить с принцем, а потом отправиться в путь. Но я поспешно отмела эту идею, потому что Иной настойчиво пробирался в мое сознание, его не останавливали даже защитные стены Динео, так что, вздохнув, я побрела дальше вверх по реке. Сердце мое неуклонно стремилось к стенам замка, как будто отгородившись от Серебра, но сознание отвечало жестким отказом. К вечеру я смирилась с этим, принимая своего Иного, как нечто большее, чем судьба. Он стал для меня неожиданно всем и вся, даже нельзя было сказать, что весь мир сосредоточился только на нем. Он и являлся моим миром, к которому я неосознанно стремилась всю свою жизнь.

Что-то вело меня вперед, я не пыталась различить какие-то оттенки собственных чувств, с каждым днем влияние Иного усиливалось. Я шла быстрее, спала и отдыхала меньше, пусть и утомление приходило каждую ночь, отказаться от этой дороги просто не могла. Мои желания ограничивались пылью под подошвами почти стертых сапог и коротких прикосновений сознания Серебра. Если бы не поддержка волков, то я не знаю, чем бы ограничивался мой дневной рацион. Только свежие порции едва прожаренного мяса и какие-то сладкие коренья поддерживали жизнь в моем теле, хотя оно казалось мне до боли абсурдным и неповоротливым. Я не уразумевала, что эти мысли принадлежали Иному, иногда он просто сливался со мной так легко и незаметно, что я замечала его присутствие спустя долгие часы. Этим он вызывал восторг в волчице, суть которого оставалась непонятной для нас с Алди. Может, она знала нечто большее? Но каверзные мысли не задерживались в моей голове.

Когда я перешла на бег, сознательность ко мне не вернулась. Наоборот, сладкое безумие завладело мыслями, я не спешила ему сопротивляться потому, что близость Иного стала невыносимой. Мы почти ощущали его терпкий, ни на что не похожий запах, почти слышали его размеренное четкое дыхание, спокойные удары сердца, знали, что скоро, наконец, узрим невообразимую красоту. Ноги сами несли меня вперед, волки в восторге бежали по моим бокам, высвобождая все свои внутренние резервы.

Моя собственная ловкость поражала, еще никогда в жизни я не ощущала себя настолько легкой и сильной. Тугая тяжесть цепи стала напоминать о себе, но это лишь прибавляло остроты моим чувствам, волки тоже были удивлены моей беззаботной животной живостью. Я жила настоящим моментом, прекратив строить планы на будущее, надеяться на какие-то определенные исходы, все зависело только от протяжного мгновения нынешнего времени.

Думаю, именно Иной так разительно повлиял на мое мировоззрение, хотя нечто подобное уже давно клубилось где-то глубоко внутри. Все-таки тесная связь с волками просто не могла сказаться на моем отношении к жизни, а логика Серебра почти совпадала с мыслями Нилли и Алди, так что мне стало только проще принять такой компромисс полемики.

Но каждый раз я убеждалась в своих ошибочных выводах, ведь продолжала строить в своем сознании образ Иного. Он выглядел по-разному. Иногда это был огромный человекоподобный волк, а иногда даже виделись гигантские птицы, но я никак не останавливалась на какой-то определенной внешности, казалось, что любое предположение окажется ошибочным. Действительно, позже я усмехалась собственной глупости, нельзя представить Иного с помощью воображения. Он совершенен.

Настал день, когда жжение по всему телу и сознанию стало просто невыносимым, оно причиняло почти ощутимую боль. Иной был в опасной близости, это радовало и пугало, это щекотало мои расстроенные нервы, но изгоняло из головы все прочие мысли. Просто решила отдаться на волю событиям, как это делала Нилли, отчего-то уверенная в том, что мы делаем. Я не понимала мотивов волчицы, но предполагала, что не зря нас свела судьба. Быть может, Нилли и Алди должны были привести меня сюда? Быть почетным эскортом магии Динео?

Стоял спокойный день, но для меня воздух был каким-то тугим, почти вязким, даже шаг становился тяжелой работой, но мы бежали. Слух едва касался звуков живого лета, который чувствовал приближение осени. Птицы мерно щебетали вокруг, сливаясь в единый мелодичный гул, который благотворно влиял на мое волнение. Лес, пронизанный лучами, неожиданно кончился, мы вынырнули из влажноватой жары, немедленно погружаясь в жгучий и сухой воздух равнины. Но никто не задумался над тем, стоило ли передохнуть.

Мы уверенно поднимались в крутой холм, который казался здесь абсурдной ошибкой, путаясь в густой зеленой траве. Наш бег замедлялся, но легкие горели от жаркого воздуха, что их стеснял. Мир снизошел на равнину, коснувшись и моих плеч, неземное счастье едва не затмило сознание, но магия Динео осторожно проскользнула мимо, чуть не овладев нами полностью и без остатка. Это было сравнимо с потоком Динео в деревне, но ощущения совсем иначе сказывались на моих способностях. Как будто это предназначалось мне.

Я застыла на краю оврага, он круто срывался в распростертую равнину. На ней с некоторой периодичностью раскинулись высокие вековые дубы и кучи рассыпанных как будто в спешке камнях. Они больше походили на скалы, если бы только не размеры деревьев, что исполинскими стволами возвышались над ними. Какое-то движение сбоку привлекло мое внимание, но я не успела разглядеть кучу мха под одним из дубов.

Моя душа оказалась в его власти. Он. Серебро.

Наверное, эти глаза пронзили меня до самых костей — такой проницательности я не встречала негде. Мне не нужно было объяснений, чтобы понять, что именно мой Иной обратил свой взор в нашу сторону. Это излишне. Мы узнали друг друга мгновенно, хотя до этого имели контакты только посредством связи через сознания.

Но серебряный взгляд захватил в плен мою трепещущуюся душу, хотя она и не сопротивлялась вовсе. Глубина черных продолговатых узких зрачков получила безраздельную власть над нами троими. Все то, что было в прошлой жизни, уныло померкло на фоне того, что ожидало в будущем. Любовь к Силенсу, дружба с Роупом, обучение Динео, статус принцессы. Все это смешно! Эта мысль принадлежала и мне, и Иному. Но кое-что еще я нашла в этой чарующей черной глубине.

Он будет принадлежать только мне. Нет, Иной не получит власти над моею душой, если я не получу такой же власти над ним. Эта связь явилась взаимным соглашением. Серебро будет разделять мое сознание, будет проникать в мое тело, овладевать им полностью и без остатка, не оставляя место для меня самой, но я смогу проделать тоже самое и с самим Иным. Гораздо большее, чем просто Динео в единый миг скрепило наши столь разные сердца. Но я была готова к этому. Полностью и без остатка отдаться в лапы своему Первому Свету.

Иной открылся для меня не только внешне, но и душой, ноги мои несли тело к нему, приближаясь, ощущала силу, которая, будто натянутый канат, вибрировала между нами. Каждый шаг отдавался сладкой болью в голове. Волки ползли рядом, прижимая животы к земле в щенячьем инстинкте. Они тоже ощущали мощь этого существа, и дикий хищник в них уступил место повиновению и благоговению. Я удивлялась этому потому, что ощущала себя рядом с Первым Сетом равной. Видимо, он пытался это внушить, не желая установления подчиняющей связи между нами. Это были попытки научить доверять ему, так же, как и он доверял мне.

Чистота и духовность Первого Света поражала, я дрожала от новых эмоций, которые властно завладели рассудком. Не возникало даже оттенка страха, Иной действительно помог поверить в него. Да я и не могла не поддаться этому сладкому искушению. Та магия, что пульсацией бежала по венам, приносила наслаждение, но оно отдавало привкусом горечи. Иной это знал и предупреждал меня, внимательно его слушая, я продолжала подходить к нему, чтобы завершить соединение физическим контактом.

Неожиданная острая боль пронзила шрам на груди, но я не закричала, не заплакала, даже не согнулась под натиском этой жестокой атаки. Иной почувствовал это. Он с диким ревом бросился на тайного врага, разрывая прочную магическую ниточку, что брала начало в горячем шраме на груди. Громкий мужской визг на миг ошеломил — еще никогда мне не приходилось слышать настолько женский умоляющий крик из уст мужчины. Но это случилось. И мой неудавшийся убийца поплатился за свои попытки лишить меня жизни. Я вспомнила слова Роупа, который сказал, что Иной избавит от этого. Тогда я еще не верила своему Наставнику до конца, теперь же доверие к парнишке избавилось от всяческих границ, словно Первый Свет поделился мотивами своего выбора.

Рука коснулась гладкой прохладной поверхности, дрожь пронзила тело, эмоции вихрем пронеслись по мне в лихорадке, выбивая пот. Во рту пересохло от волнения, я отпустила на шаг. Наше единение было закончено, теперь глаза увидят не только Серебро, а истинную оболочку моего Первого Света. Я слышала громкое, но размеренное дыхание, которое в унисон сливалось с моим, как и отчетливое сердцебиение, что повторяло мое собственное. В неуверенности я сделала еще несколько шагов назад, чувствуя, как, повизгивая, к моим ногам прижимаются волки. Все не решаясь открыть глаза, я пыталась выровнять дыхание, выбитое из легких тем оглушительным потоком силы и магии, который обрушился на меня от физического контакта с Иным.

Я открыла глаза и обомлела.

Перед нами на траве в тени грандиозно огромного дуба лежал серебристый дракон. Его исполненные мудрости глаза со вниманием уставились на меня, а я просто не могла поверить собственным глазам. Это существо дышало силой и магией. Сомнений быть не могло — это мой Первый Свет.

Мелкие чешуйки переливались в лучах солнца, если свет случайно попадал на гладкую поверхность. Они напоминали искусные доспехи, в какие облачили дракона. Но даже самый виртуозный кузнец не сумел бы так точно выковать грани, сделать их такими сглаженными, блестящими, идеальными до последнего дюйма. Свет играл на этом серебре, на чистом серебре, его драгоценность не подвергалась сомнению. Я заворожено глядела на это сверкающе чудо, чувствуя, как внутри поднимается невообразимый восторг.

Взгляд скользнул по точеной морде. Она выглядела аккуратной и острой, но при этом угрожающе смотрелись острые белые клыки, выглядывающие из приоткрытой пасти. Широкие ноздри плавно сужались, уходя вверх по линии морды. От подбородка к скулам тянулся жесткий гребень, косыми росчерками поднимающийся ко лбу. Он разделенными секциями делал морду дракона еще более утонченной и красивой. Серебристые глаза, утопленные в глубине черной грубой кожи, заставляли все внутренности замереть в ожидании, но я запретила бы себе перестать оглядывать эту великолепную красоту. Дыхание перехватывало от этого чуда.

Гребень ото лба спускался по шее к хребту, а над бровями расходился двумя плавными узкими росчерками, спокойно прижатыми к голове. Мощная мускулистая шея переходила в массивное тело, покрытое мелкими аккуратными чешуйками. Передними лапами Иной упирался в землю, пронзая острыми когтями плодородную почву. Поджарое гладкое тело оканчивалось длинным изящным хвостом.

Широкие пластины, начинающиеся от шеи, защищали широкую грудь, похожую на нос корабля. Пластом находившие друг на друга, они выглядели надежными, под них не проберется даже самая тонкая игла — зазоры безукоризненно были сотворены самой природой.

Неожиданно дракон расправил огромные крылья. Разделенные на части выступающими перегородками они все равно производили неизгладимое впечатление. По размеру близкие к парусам большого военного корабля они усиливали величие Иного и его силу. Я знала, что он с легкостью может подняться в небо, где ему и было самое место.

Красота Иного не просто поражала, она лишала всяческих мыслей и чувств. Никогда прежде я не испытывала такого восхищения, радости и гордости. Ведь он принадлежал мне. Это исполинское древнее существо было моим. Судьба свела наши дороги, Динео связал наши сознания, а прикосновение навеки скрепило безмолвную сделку. Теперь дракон никогда не сможет стать свободным, как и я не избавлюсь от его могучей власти. Все это приводило в состояние эйфории, которое кололось внутри.

Иной потряс большой головой и разинул пасть, обнажая розоватую глотку. Белые острые зубы опасно высунулись наружу, оплетенные тонкой паутиной слюны. Благоговенье и ужас охватили меня, но я все-таки продолжала смотреть на него, завороженная и восхищенная до самых потаенных глубин. Первый Свет легко поднялся на лапы, показывая грацию и силу своего гибкого, но массивного тела. Я в страхе съежилась, но потом гордо выпрямилась. Глупо бояться того, что является частью тебя.

Мышцы напряглись, они красиво перекатывались под подвижной чешуей, которая больше напоминала прочную, но эластичную кожу. Более сильного существа просто не могло быть. Восхищение мое не знало предела, а Иной все приближался ко мне. В его поступи присутствовала и уверенность, и гордость, но меня поразила еще и робость, какую он испытывал, сокращая расстояние между нами.

Волки испуганно заскулили у моих ног, но во мне пробудилась лишь четкая уверенность в том, что так должно. Иной легко растянулся возле меня, я почти инстинктивно подняла руку и коснулась пальцами его гладкой чешуи между лба. Металлическая поверхность с готовностью отозвалась на человеческое тепло, как и магия, что разлилась во мне с силой молодой реки, только что наполненной летними дождями.

Ну, здравствуй.

Это прогремело в моей голове, я невольно вздрогнула, но голос принадлежал Иному. Я недоверчиво смотрела в глубокие серебристые глаза, так отдаленно напоминающие о моем принце.

Страстная.

Еще один приступ дрожи от сладостного громкого, но такого мягкого звука. Его голос просто невозможно описать словами. Он не был низким или высоким, он не обладал хрипотцой, не являлся басом. Голос просто звучал в моем сознании, а я не знала, как ему ответить.

Смелей, Страстная, это очень просто.

Он пытался меня приободрить, это выявляли не только слова, но и легкие прикосновения Динео, бережно ложившиеся на плечи.

Первый Свет?

Робкий звук, легкое напоминание о моем голосе, о той силе, что действительно присутствовала во мне.

Да, моя Всадница, это я.

Детский восторг наполнил мысли, и дракон снисходительно усмехнулся такой реакции, но в нем не появилось и оттенка осуждения или раздражения. Он относился ко мне бережно, как к хрупкой снежинке.

Всадница?

Во второй раз я слышала это. Сначала Роуп, когда признавался мне в любви, сказал «Всадники», а теперь Первый свет решил так обратиться.

Да.

Короткий, но емкий ответ. Он попытался показать тот смысл, который вкладывал в это слово. Но все получилось достаточно сумбурным и почти непонятным, так что пришлось удовлетвориться только этим объяснением. Наверное, нервное непонимание не могло взять вверх над радостью, которая преобладала над всеми моими чувствами. К этому, конечно, примешивался страх волков.

Ты дракон?

Он коротко рассмеялся, словно услышал болтовню ребенка.

Конечно, Страстная, а ты ожидала увидеть тщедушную ящерицу?

Иной не был обделен способностью находить глупость в самых безобидных вопросах, но это не задевало. Сам диалог приносил мне гораздо большее удовольствие, что перекрывало обиду.

Первый Свет.

Мне хотелось это повторять, чтобы весь мир понял, какое сокровище я обрела просто по праву рождения. Я не знала, кто решил, что по моим жилам побежит древняя магия, ведь ни отец, ни мать не выказывали никаких признаков Динео.

Янр О , моя Всадница, меня нарекли Янро.

Янро.

Я пробовала на вкус его звучное имя, такое же короткое и емкое, как и он сам. Что-то в Ином тянуло меня, так влекло, что сопротивляться было глупо. Он снисходительно оттолкнул сознание в сторону, но не разорвал контакт. Первый Свет гораздо умнее, чем Всадница.

Моя рука все так же лежала между его глаз, и нам не требовалось усилий, чтобы разговаривать с помощью мыслей. Это ни на что не похоже. То, чувство, что прочно укрепилось между нами, было гораздо более весомым, чем любовь. Кого-то это бы испугало, но сейчас я отдана только своему дракону, а остальное просто не имело никакого значения, поэтому счастливо улыбаясь, я окуналась в магию сильнейшего существа.

Я думала, это сказки…

О! — Он рассмеялся. Смех дракона не походил ни на один из всех, что мне приходилось когда-либо слышать. — Разве люди помнят нас? Мы позаботились об этом.

Но зачем? — Детское любопытство было сильнее всяческих других эмоций.

Тебе бы хотелось, чтобы вокруг нас сейчас вилась толпа незнающих глупцов? Мы оберегаем знания и магию, что даровала природа. Если ты дашь ребенку в руки свечу, он обязательно обожжется, потому что чистое дитя не знает, что делать с огнем. — Он замолчал на некоторое время. — Так и люди, обделенные магией, захотят получить власть над Иными. Нам это неинтересно, Страстная.

Мудростью были пропитаны его слова, и я сначала млела от этого, лишь немного погодя понимая смысл. Сложно привыкнуть так быстро к тому, что ты связан с драконом, чье сознание настолько велико, что ты можешь просто заблудиться в его бескрайних просторах. Этого я не боялась. Со мной Янро. Этого достаточно. Вполне.

Я не желаю получить власть над тобой. — Остановилась, смакуя сказанное. — Я просто имею на это право.

Я не ошибся. — Он добродушно улыбнулся, думаю, человеческое лицо никогда бы не сумело выразить такую искреннюю эмоцию. — Они не ошиблись. Я не зря ждал.

Его короткие, почти отрывистые фразы сначала резали мой слух, но потом я заметила за собой то же самое. Наверное, все дело в том, что мысленные слова мы сопровождали образами, это исключало необходимость пользоваться распространенными эпитетами.

Как долго?

О, Всадница, ты все равно не поймешь мой ответ, даже если бы я ответил.

Я не стала допытываться правды, лишь узрев глубину его почти бесконечного одиночества. Он действительно очень долго ждал, пока я приду, но кто-то таинственный стоял над моим появлением в его жизни, Иной не находил образов, чтобы описать это, но я принимала его правду легко, безропотно. Магия моя усилилась от этого тонкого, но долгого прикосновения. Теперь уже ничто не сможет повлиять на наше подчинение друг другу.

Меня обрадовало то, что Янро не был против моей любви к Силенсу, он почти понимающе отнесся к этому, не возникло никакого запрета насчет этого, но я уже не задумывалась над тем, когда вернусь в Дейст. Разлука с драконом буде мучительным испытанием, его дыхание было бесконечным, и я находилась в этой атмосфере магии и силы. Я действительно стала частью мира, в котором существовал Янро. Стала той, кем должна быть, дракон отчистил душу от любых сомнений, он избавил волков от страха, внушил веру в будущее. Иной принес в мою жизнь нечто невообразимое и неописуемое, что не подвергалось никакой критике или не поддавалось логике. Объяснить это с помощью человеческих знаний не просто невозможно, а глупо, ведь знания Первого Света превосходили все.

Перед глазами явился бешеный бой — человеческой сознательности и животной непосредственности. Отыскав островок равновесия, я с умиротворением заняла прочную позицию, ощущая, как нити стягиваются вокруг, вплетают меня в полотно судьбы, что так ярко развернулось из-за близости Иного. Раскинувшийся Динео сообщил мне, шокированной, что равнина полна драконов. Я тяжело задышала, но Янро поспешил успокоить мой разгорающийся страх.

Ты Всадница. Никто из них никогда не причинит тебе вред.

Я поверила Янро потому, что у меня не было оснований ему не доверять, к тому же душа честно отдалась в его когтистые лапы, но шок все еще не проходил. Некоторые драконы дремали, просто проживая время в ожидании своего Всадника, другие трепетно ожидали призыва партнера, третьи просто существовали. Время уже не наградит их этой связью, но смерть просто не могла забрать их в свои владения. Куча мха у оврага преобразилась в старого зеленого дракона, который потерял интерес к тому, что происходило на равнине. Он медленно дряхлел, отдаваясь потокам магии, сознание почти лишилось жизненных сил, хотя тело было способно еще на многое.

Мне до сих пор не было понятное это звание, что присудил мне дракон. Он называл меня Всадницей.

Всадница Ветра, Страстная.

Я вздрогнула. Мысли затуманено наткнулись на слабую догадку, но оттенок трусости пытался отвергнуть это понимание. Неужели…

Да, Страстная. — Мгновенная реакция Янро смущала, но потом я привыкла к этой тесной близости. С волками такого не было, поэтому смущение сначала преобладало над всем, но все-таки над ним взяло верх любопытство, что всегда толкало на необдуманные поступки.

Кто такие Всадники Ветра?

Ответом мне послужил заливистый смех дракона, странно искаженный мысленными волнами. Он, конечно, не смеялся на самом деле, выражение морды до сих пор говорило только об интересе, в глазах, как могло показаться, не плясали веселые искорки. Янро просто не был человеком, поэтому и не обладал характерными особенностями людской расы. Но он перенимал от меня манеру общаться, обращал свой древний язык на тот манер, что я сумею понять.

Твой вопрос найдет свою истину только в сердце.

Я раздраженно мотнула головой, никогда не испытывала любовь к загадкам, а теперь придется действительно рассмотреть вариант, что предложила человеческая сознательность. Или волчья практичность? Неужели мне придется летать на этом драконе?

Я же говорил.

Довольство звучало в его словах, даже нечто близкое к отеческой гордости. Мы не нуждались в том, чтобы рассказать друг другу о тех чувствах, что были между нами. Наверное, это меня и прельщало. Ведь вам не нужно видеть ухо, чтобы знать, что оно есть.

Это просто невозможно…

Как и невозможно существование драконов, — парировал Янро.

Истина действительно нашла себе выход в моем сердце, я задрожала от этого знания, голова закружилась, только представив, что мне придется сделать это. Я оседлаю ветер, находясь на широкой спине этого великолепного существа.

О, как я была слепа. Как я могла этого не видеть?

С мешком на голове? Брось. Как можно увидеть что-то сквозь мешок?

Он мог не объяснять смысл того, что только что сказал. Ведь я и вправду была, словно человек с мешком на голове. Все это стало доступно мне, как только большое сознание Янро коснулось меня на дороге к деревне Динео. Дракон не скрывал ничего и никак не пытался это сделать, просто человеческое начало нуждалось в фактах, которые я и получила от своего Наставника.

Тебе еще многое предстоит узнать.

Ты мне это расскажешь?

Страстная, неужели ты не поняла?

Я глубоко задумалась над его вопросом. Быть может, в нем тоже было много непонятного, но что-то такое задело за душу, будто он пытался рассказать…

Прекрати. Не нужно искать логику. Не будь человеком. Просто откройся.

Дракон говорил это раздраженно, словно разубеждал ребенка, который говорил, будто трава синяя. Эта ласковая отцовская пренебрежительность отеплила сердце.

Я все знаю?

Да.

Но…

Я же сказал, — опять раздражился Янро, — тебе просто нужно открыться.

Честно попытавшись это сделать, я грустно опустила взгляд в землю у ног, не выдерживая мудрости Серебра в его глазах. Как мне отыскать то, что и вправду спрятано в глубине моего разума? Слишком много нового и поразительного навалилось в этот день, так что я просто отказывалась это обдумывать.

Отдохни, Страстная. Я с тобой.

Эти простые слова успокоили и напомнили об усталости, рука тяжело соскользнула с его гладкого лба, и я сползла на землю. Свернувшись калачиком, прижалась к необычно теплой лапе дракона, которая была просто огромной, ощутила мягкие бока волков, что улеглись возле меня. Сон все дрейфовал вокруг, но никак не желал захватить мой рассудок в свои мягкие объятия.

Ну-ну, — ласково обратился ко мне Янро. — Расслабься, Страстная. Ты нашла меня. Нашла.

И я мгновенно уснула потому, что мечущаяся в груди душа внезапно успокоилась, заметив надежный берег в бушующем море событий и страстей моей судьбы.

Просыпайся.

Властный и сильный толчок вывел мое сознание из сладкого состояния сна, я протестующе застонала, но дракона не волновало мое неудобство, когда я больно шлепнулась, потеряв опору его лапы. Протирая глаза, неуверенно села, ощущая гудение в костях из-за сна на голой земле, и тупую головную боль в затылке. Все же лето близилось к концу, а ночи не были уже такими теплыми, как в то время, когда я только покинула Дейст. Почти раздраженно подумав о том, что привело меня сюда, тяжело поднялась на ноги и обмерла, когда взгляд почти мимолетно скользнул по Равнине Иных. Она оправдывало свое название.

Вчера я смотрела на них сквозь сеть магии Динео, я видела их воочию, и теперь просто обомлела от фантастического зрелища.

Я никогда бы не поверила, что в нашем мире существует так много драконов, хотя здесь были далеко не все Иные. Янро услужливо объяснил, что многие остаются со своими Всадниками. Но все равно это зрелище приводило в трепет. Под огромными деревьями дремали массивные драконы самых разных цветов, каждый из них отличался неповторимой особенностью, не нашлось ни одного Иного, который был бы похож на другого. Встречались одинаковые цвета, но не формы тела, головы, чешуи. Серебра мой взгляд больше не нашел, и я испытала некоторое разочарование. Неужели Роуп ошибся, и Семьи Динео пока обладают только одним Серебром? Но не нашлось возможности размышлять в этом направлении, Янро порывисто прервал это.

Перестань, Страстная. Это не так важно.

Покорно приняв почти грубое объяснение Янро своего интереса, я стала ожидать от него чего-то еще, но дракон стал похож на чистое тихое озеро. Сознание так же гладко расстелилось вокруг меня, Иной явно привык проводить время в бездействии. Он резко дернулся, как будто перешел в состояние ожидания совершенно невольно.

Я ждал тебя долго, ты знаешь, иногда трудно так легко осознать, что обрел Всадницу.

Понять его было очень легко, ведь я испытывала почти то же самое, хотя и не ждала Янро вовсе. Моя душа искала свою судьбу и предназначение, но нашла их в мудром сознании дракона. Неужели каждая отвергнутая девушка из семьи Фунтай обретала себя, как Всадница? Ведь в Королевстве Дейстроу верили, что отказом награждают девушку Динео, и поэтому она отправляется в путь, в поисках своей миссии.

Нет.

Ленивое отрицание Янро убедило в очередном заблуждении моего народа. Сколько же тайн все-таки скрывало Динео? Почему некоторые имели еще и единение с животными, а остальные даже не подозревали об этом? Отчего я обрела эту магию? Она жила в памяти крови моей семьи? Но Янро не желал давать ответы на эти вопросы, заявив, что все есть внутри моей души, я просто отказываюсь принимать очевидной, и буду такой, пока не избавлюсь от оков человечности.

Несмотря на заверения Янро в порядочности дремавших на равнине драконов, у меня подгибались коленки, стоило окинуть взглядом простор. Огромные существа вызывали первобытный ужас, ко всему прочему, я не заметила ни одного человека, так что вместе со своими волками казалась мелкой букашкой на фоне Иных. Но Нилли и Алди хоть и боялись их, держались они уверенно потому, что уже приходили к ним, когда волчица оказалась на перепутье. Янро только усмехнулся, когда я пораженно отметила, что видела его — гигантского и серебристого — в воспоминаниях Ниллицы. Проклиная себя за невнимательность, я неожиданно ощутила голод.

Но даже если я действительно хотела что-то поесть, голод этот был другой сути. Мне внезапно захотелось взлететь в небо, расправить тяжелые крылья, отдаться на волю нежных воздушных потоков. Отметив, что связь с драконом не исчезла после того, как рука покинула его лоб, я ошарашено привыкала к этому — полному разделению ощущений. Когда дракон широко зевнул, мне тоже захотелось вздремнуть в тени дуба. Но тут Иной как будто вспомнил, что его нашла Всадница, и взбодрился, хотя только напугал меня этим. Он хотел летать.

Я не могу.

Слабое сопротивление в ответ на его могучую волю, Иной недовольно поморщился и нервно дернул длинным хвостом. Кончик взметнулся вверх и упал на землю, распоров ее, будто бич.

Ты так долго шла ко мне, чтобы мерить Равнину короткими шагами своих маленьких конечностей?

Я оскорблено хотела возмутиться, но потом поняла, что дракон прав. Сердце вело сюда, оно рвалось на простор — в голубое до пронзительности небо. Но как побороть свой страх? Он прочно засел у меня в груди и, кажется, не желал покидать насиженное местечко.

Это не так страшно. — Пренебрежительное пофыркивание. — Если ты не попробуешь, то никогда не сумеешь это сделать.

Обида не могла разрастись в моей душе, Иной прочно отвоевал мое доверие, и я просто не находила в себе сил для сопротивления его мудрой настойчивости. Что-то манило меня, но при этом останавливало, ошпаривая, как кипяток из объемного котла. Сложно внушить своему рассудку, что я теперь, образно выражаясь, способна летать.

Ну же, Страстная, даже щенки не против.

Щенки?

Алди обиженно дернул хвостом, а меня будто парализовало от корня белладонны в смеси с мухомором. Прозвучавший в голове озлобленный рык принадлежал волку, в этом сомнений быть не могло, но как?

Алди?

Что?

Недовольное волчье ворчание поразило еще больше, я нервно сглотнула, не сводя взора с его вихрастой головы. Волк лениво поднял заднюю лапу и почесался, разворошив когтями густой подшерсток.

Как это возможно?

У меня не нашлось ничего лучше, чем задать очередной глупый вопрос. Со стороны Иного ударила волна раздражения, он не желал тратить время на разговоры, но вместе с этим уважал мою волю, поэтому ему приходилось ждать. Дракон привык это делать, но не мог смириться с тем, что теперь его воля подчинена человеку. Или я не могла с этим смириться?

Ты разговариваешь с Иным. — Раздраженно дернул серой мордой. — Отчего удивляешься моим словам?

Просто раньше…

Раньше ты была слепа! — Громкий рев Янро заставил мелко задрожать, и энтузиазма к предстоящему полету не прибавилось.

О! — Кисло рассмеялась Нилли, вызывав еще один приступ недоумения. Я не знаю, как описать их голоса, это нечто в смеси волчьего рычания и человеческих слов. Будто они и говорили так, как общались между собой, просто с помощью своей магии я их понимала. — Наконец, «неотвергнутая» нас услышала.

Нилли!

Волчица шутливо схватила меня за руку, чуть придавив своими огромными челюстями. Я с сожалением смотрела на белые следы, оставленные ее зубами.

Волчий юмор! — Усмешка Янро отчего-то задела меня, и я обиженно уселась на землю, демонстративно протестуя против нашего полета. Дракон недоверчиво посмотрел в мою сторону, осторожно наклонив голову набок. Серебряные глаза едва не сломили решимость, но я уверенно отвернулась в другую сторону.

Лучше расскажи мне о Всадниках Ветра.

Моя просьба получилась слишком грубой, да и дракон не горел желанием рассказывать, но наш союз основывался на взаимоуважении и понимании желаний другого. Это я поняла и без посторонних объяснений.

Я могу рассказывать тебе до конца зимы, Страстная.

Тогда, поведай то, что мне нужно.

Все равно мы не уложимся до зимы.

Его сарказм меня обижал, но я не знала, сколько действительно тайн скрывает магия Динео, и какими из них обладает дракон. Поглядев в его глубокие глаза, предположила, что всеми. Мудрость не была поддельной, то явилось настоящее, чистое и невообразимое нечто. Чистота в самом чистом проявлении.

Люди Динео. Это… неправильно?

Конечно. Вы называете себя Всадниками Ветра, это скрывается от новичка. Возможность обладать драконом не должна прельщать того, кто обладает этой магией. Только выбор, сделанный сердцем, может в итоге получиться правильным.

Я была согласна со словами Янро. Наверное, я бы испугалась такой возможности, а не испытала какое-то особенное чувство. Может быть, сейчас это предстает в таком свете, а на самом деле все бы вышло совсем по-другому. Иной обладал мудростью, но сколько он прожил?

У людей не найдется для этого объяснения. — отозвался Янро почти без энтузиазма. — Я получил знания своих предков по праву рождения. Все это в моей крови, Страстная. Магия обитает во мне. Это память крови. От нее не убежишь и не скроешься. Если ты обладаешь Динео. Дракон как будто замялся, давая название этой понятной ему магии. Ты будешь обладать им всегда.

Неужели?

Фыркнув, Янро пропустил вопрос мимо ушей. Иной поражал меня своим невозмутимым спокойствием, быть может, это способность драконов? Но лично я испытывала некоторую тревогу, связь с Янро не выглядела такой уж безобидной. Я сомневалась, сможет ли он понять некоторые мои эмоции или желания, даже боялась, если дракон вдруг решит взять меня под свою власть, противиться которой я не сумею просто физически, а о душевных и магических способностях и речи быть не может. А если…

Я бы не лежал тут, если бы возжелал подчинить тебя себе. Я бы не ждал так долго человека, из которого бы захотел сделать куклу. Доверься мне, Страстная, я говорю тебе это во второй раз.

Отчаянно хотелось сделать это, ведь на словах все звучало очень просто и легко. Я проклинала страх, что подобно густому меду растекался внутри, подчиняя себе, хотя душу доверительно отзывалась на каждое слово Янро. Он не представлялся мне жестоким хищником, который запросто может уплести на ужин пару тройку коров, а человека использовать в качестве десерта. Дракон не внушал мне ужаса, который возникал, если я думала о стычке с медведицей, которая могла с легкостью переломить мой хребет. Иной обитал в моем сердце, но не находил способа пробиться глубже, в те потаенные места, куда я не допускала никого. Вот почему я не готова стать его Всадницей.

Тяжесть цепи напомнила мне о Хлысте.

Зачем же нужен он? — Я кивнула в сторону серебряной змеи вокруг моей талии, не сомневаясь, что дракон видит ее.

А ты собралась удержаться на мне, хватаясь за чешую?

Я досадливо поморщилась, принимая свой промах, но неприятно было еще и оттого, что волки разделяли насмешку Иного. Словно они прекрасно знали, для чего предназначалась цепь, только вот мне забыли об этом рассказать. Злясь только на себя, я сжала кулаки, глубоко вздохнула и сумела-таки совладать со своими эмоциями.

Хлыст привычно скользнул по моим пальцам, цепь с готовностью отозвалась на мое прикосновение, и сползла на колени. Звенья напряженно натянулись между собой, она вибрировала в руках, дрожа от нетерпения. Близость Иного сделала ее почти несговорчивой.

Ты не сможешь оседлать Ветер, если будешь подчиняться Хлысту. Возьми его в свои руки. Покажи власть, а не слабость.

Я задумчиво склонила голову, не поднимая взора на дракона — я и так ощущала его мягкое одобрение, ведь внутри проснулось что-то новое. Он был прав. Я подчинялась настроениям своего Хлыста, а не властвовала над ним. Да, цепь действительно содействовала моим желаниям, но она никогда не отдавалась в мои руки полностью. Раздраженная тем, что Наставник не сумел показать мне такую очевидность, принялась вертеть звенья в пальцах, отыскивая какую-нибудь слабость.

Металл прогибался под прикосновениями, цепь извивалась, не давалась, словно предчувствуя мое покушение на ее странную независимость. Но Хлыст принадлежал только одному хозяину. Он не мог разделить свои силы между цепью и мной, значит, сейчас я должна показать ей, что души, которые заключены в ее нутре, не дают право управлять человеком. Хлыст мой. Хлыст мой.

Это простое утверждение помогло мне поверить в собственные рассуждения и найти слабости в несокрушимости серебра. Цепь прекрасно знала, что безраздельно принадлежит мне, власть моя над ней безгранична и сильна, но она пыталась оставить для себя хоть какое-то подобие самостоятельности и собственности. Но Янро показал, что так быть не должно. Если я захочу вдруг оседлать Ветер… странное выражение… То не должна зависеть от Хлыста. Его магия должна зависеть от моей, а не наоборот.

Уже лучше. Ты слишком лояльна и боишься проявить свои силы. Все Всадники, что проходили мимо меня за эти годы, были в стократ увереннее, чем ты. Динео силен, в ком бы он не был. Магия в каждом одна, и она одинакова. Просто человек решает, каким ему быть — сильным или слабым.

Я сильная!

Возражение получилось, к моему неудовольствию, каким-то неубедительным и даже отчасти детским, и я еще больше разозлилась на себя, но каким-то образом в мою голову пришла мысль совсем иной природы.

А что тогда Королевская магия?

Дракон и вправду задумался, словно не решался мне рассказать что-то, но потом видимо победило обещание, негласное данное человеку Иным.

Древний закон, который не может быть нарушен.

Изначально она являлась составляющей Динео. Мои предки обладали этой смесью сил, но со временем магии разделились, представляя собой способности другого характера. — Он замолчал, будто проверяя, верю ли я ему или сомневаюсь, но я верила. — Те, кто обладает Королевской магией, тоже происходят из Древнего рода. Но интереснее тот факт, что при смешении Динео и Королевской магии, как вы ее называете, может получиться то самое, искомое. Это не так уж и редко, никто не удивится такому ребенку, признаться честно.

Существуют такие люди?

Конечно. Ну, или существовали. На моей памяти люди Динео не встречались среди простыней с теми, кто обладает Королевской магией.

Невольно залившись краской, я низко опустила голову, принимая это деликатное замечание без возражений. Неужели ребенок, которого может зачать принц, будет обладать изначальной магией? Прародительницей Динео?

Это необязательно. — Его наглое вмешательство в мои интимные мысли смутило, но я обещала себе привыкнуть к этому. — Должно быть идеальное сочетание крови, Страстная. Идеальная пропорция Динео и Королевской магии. Что ж, — он едко ухмыльнулся, — если твой маленький принц сумеет зачать такое дитя, я преклоню перед ним свою голову.

Сначала хотела возразить, что принц не маленький, но потом сопоставила размеры Янро и Силенса, и благоразумно закрыла рот, и вот только теперь поняла, какую клятву дал дракон. Она была такой же древней, как обещание на капле крови.

Я рад, что ты все-таки кое-что знаешь о Древних Традициях. — Тяжелый вздох. — Но этого слишком мало, хотя чего я ожидал? Выбрать в Наставники мальчишку…

Но это был твой выбор!

Как и твой!

Слова Янро открыли на многое глаза. Действительно, Первый Свет просто воплотил в жизнь мое желание, в котором даже самой себе я не сумела бы признаться. С тех самых пор, как я нашла Семью Динео, мне хотелось, чтобы Роуп был рядом со мной почти постоянно. Я просто желала обрести друга, а не заметила в нем какие-то особенности или глубокие познания.

Ты понимаешь, я не имел права пренебрегать твоим желанием. Ты получила Черного парня…

Как ты его назвал?

Ах да, он же тебя не просветил. — Если бы Янро был человеком, то он цокал бы языком. — Его дракон это Уголь, черный цвет вместо твоего серебра к примеру. Поэтому мне проще назвать его Черным парнем, чем запоминать это заковыристое человеческое имя. Я вообще не понимаю этой вашей традиции.

Твое имя не менее заковыристое!

Дракон только самодовольно низко загудел, я с непривычки вздрогнула — рядом с таким существом я была просто маленькой мышкой.

Его мне дали предки.

Как и ему.

Ты вредная сумасбродная человеческая девчонка!

Я засмеялась от его притворного раздражения, чувствуя себя непомерно счастливой. Наверное, дело в том, что я нашла Иного, судьбой с которым была связана еще до рождения. Порой, даже сейчас, я не нахожу зерно этого явления, путаясь в паутине времени. В голове не укладывается, как кто-то мог знать о моем появлении на свет задолго до того, как род Фунтай начал свое существование.

Я тоже не понимал. Все придет со временем, Страстная.

Страстная? Мое имя Эверин.

Да? — Притворное удивление, он прекрасно это знал. — Что ж, я буду называть тебя Страстная.

Король Энтраст дал мне это имя.

О, он не так глуп, а я то уж боялся, что твой принц не сможет сопоставить пропорции.

Мне хотелось дать ему увесистый подзатыльник, но это была невыполнимая задача, так что оставалось только кипеть от негодования. Получится ли привыкнуть к этому беспардонному вторжению в мою голову.

Это не вторжение. Если бы ты была внимательна, то поняла, что имеешь точно такой же доступ в мои мысли и прекратила этот глупый допрос.

Я ошарашено втянула воздух, но не нашла в себе смелости заглянуть в мысли древнего дракона, решив, что это слишком поспешно. Нельзя вот так просто открыть все тайны, что тревожили душу, хотя отчаянье доходило до безумия, я не позволила себе это сделать. Наверное, мне не хотелось оставлять перья, вместо прекрасных крыльев тайны, которые поднимали меня все выше и выше к заветной цели. Может, так и должно быть? Человек не будет стремиться вперед, если ему буду доступны все знания сразу — без стараний, без учения, без испытаний. В таком случае они просто потеряют свою ценность, и информация будет равносильна грязному слуху на дешевом портовом рынке.

Слышать это от тебя гораздо интереснее.

Меня смерили недовольным взглядом, но испытание того стоило — я не желала получать что-то с легкостью. Нельзя стать волком, если ты родился человеком, но оказался под теплым шерстяным боком. Я не хотела легкости, может, это глупо, но тогда не получиться оценить всю силу знаний, которые в себе таит магия Динео.

Я не люблю болтать попусту.

Это не так! — Он не отреагировал на мое возражение, бесцельно блуждая взглядом по равнине. — Ты сделаешь меня цельной, а не склеенной кое-как и наспех.

Иной напрягся, мышцы на его шее опасно бугрились, перекатывались, но на дне серебра плескалась радость, удивление, сплетенные в гобелен гордости. Он приосанился и выставил вперед массивную лапу, неприятно заскрежетав когтями по земле.

О, как это приятно слышать! Я рад, что ты не соблазнилась.

Не понимаю…

Ты бы ничего там не нашла. Ведь я умею скрывать сокровенное от чужих любопытных глазок.

Ты… — возмущение мое росло одновременно со стыдливостью, ведь дракон увидел все, что я так бережно и рьяно охраняла от постороннего вмешательства.

И тебя я тоже этому научу.

Мне было сложно поверить ему теперь, но наши отношения не смогут начаться с положительной ноты, если я запрещу ему находиться в моих мыслях. Да и на протяжении утра я, наверное, уже привыкла к этому, отчасти. Щекотание магии Янро оставалось за гранью моих ощущений и это вполне устраивало мои чувства. Надеясь, что дракон сумеет научить меня скрывать то, что впоследствии поможет мне скрывать от него моменты, которые будут принадлежать только моей душе и сердцу. Я заливалась краской, думая о том, что Янро стал невольным свидетелем моей близости с Силенсом, моего поцелуя с Роупом, причем имел доступ и к моим чувствам, которые я тогда испытывала. А это пока что самое сокровенное, что свершалось в моей короткой жизни. Самые яркие моменты чувственности и любви, гордости и стыдливости, возвышений и падений, любви и предательства. Интересно, если мне шестнадцать…

Как ты юна!

Его удивленный выдох через широкие ноздри обдал меня горелым запахом, и я неприятно поморщилась, значит, и легенды о дыхании дракона тоже правда.

Но что так тебя удивляет?

Слишком юна!

Нет! Она настоящая волчица.

Это ощетинился Алди, вскочивший от лапы и чихавший от запаха гари, которым выдохнул Янро. Что-то в его позе говорило об опасности, что даже такое огромное существо, как дракон, не пожелало спорить.

В этом я с тобой согласен, щенок. — Иной пропустил мимо ушей озлобленное рычание волка. — Я тоже считал, что она старше. Что ж, не могу же я прогнать тебя, Страстная.

Мы на всю жизнь останемся вместе?

А ты думаешь, я похож на комнатную собачку?

Я не понимала, откуда в Ином столько сарказма и попыток пошутить, но все равно его колкие замечания выходили на непонятный манер, сказывалось драконье происхождение.

А твои родители живы?

Дракон был обескуражен вопросом, это выдали не только его мысли, но и выражение увенчанной гребнем мордой. Пасть приоткрылась в задумчивости, обнажая грубую, но розоватую кожу.

Нет, обычно драконы заводят потомство на закате жизни. Или же в самом ее расцвете. Мои родители выбрали последнее, вместе с моим рождением отдав мне свою смерть.

Внезапно перед моими глазами предстала до боли отчетливая яркая картина. То были два дракона на фоне заходящего солнца — их гладкая чешуя блестела в кровавых расплывающихся лучах. Драконица лежала на земле и истошно стонала, этот звук был похож на ужасный скрежет, но даже в нем различалось страдание. Она смотрела на тщедушного дракончика, сердце которого не билось — до меня не долетал ритмичный звук. Зеленоватый супруг наклонился к своей подруге и коснулся носом лба, успокаивая, потом он дотронулся до своего сына — и жизнь померкла в желтых глазах. Истошный вопль драконицы повторился, но она последовала примеру своего друга, отдав еще одну жизнь тощему серому детенышу.

Так родился я, забрав жизни своих родителей. — Оттенок печали металлом звенел в его мыслях, я сочувственно дотронулась до чешуйчатого бока. — Маленькая ящерица, которая осознала себя возле двух еще теплых трупов. Но они отдали мне свои знания, я знал, кто я, что я и зачем я.

А имя? Как они нарекли тебя?

Последнее слово матери, которая верила, что я стану Серебром, хотя родился серый детеныш. Отец не верил. Она просто знала.

Но дракон сумел быстро справиться со своей печалью, наверное, время стирало остроту боли, которую он когда-то ощутил.

Неужели такая судьба ждет каждого дракона-родителя?

О, нет. Просто они слишком долго ждали. Я не успел бы родиться в срок — мать была близка к смерти. Ей пришлось это сделать. Но вот отец… он был молодым драконом, в сравнении с ней. Он не желал уходить так скоро, но не мог перенести страдания своей любимой.

И все это…

Я понял только из их воспоминаний, что по сей день есть в моем сердце.

Я до конца не понимала, какое же существо попало под мою власть, и кому я теперь подчинена до конца своей жизни. Да, ошибки быть не могло. Моя судьба сплелась с древним существом, полным мудрости и горести прожитых лет в одиночестве.

Молодые драконы проще обзаводятся потомством, но им нечего предложить детенышам из собственного опыта — только то, что они сами получили от собственных родителей. Поэтому мы каждый раз останавливаемся на перепутье. — Я хотела задать вопрос, но он меня опередил, уже давая ответ. Я не решился завести детеныша потому, что не смог бы рассказать ему, каково это — иметь Всадника.

За всю твою жизнь ты никогда этого не испытывал?

О, Страстная, Всадник один для одного дракона. Один для одного. Для убедительности повторяю. Это судьба, ты понимаешь. Она не может вдруг раздвоиться и начать вплетать нити в чужой гобелен. Я был рожден, чтобы когда-то стать твоими Ветром. Ты родилась, чтобы быть моей Всадницей. Не появись я на свет, не получилась бы возможность и твоей жизни. Древние придумали законы, которые просто не могут быть нами нарушены, сама природа их прилежно соблюдает.

Но что будет, если один из нас погибнет?

Что ж. Вечное одиночество для дракона, короткое мучение, длиною в человеческую жизнь, для Всадника. Но…

Он внезапно замолчал, словно не желала продолжать мысль, которую начал совершенно неосознанно. Я выжидательно смотрела на своего Иного, и трепет радостью растекался по груди. Наконец, заметив, что жгучая боль из шрама ушла вместе с грязной магией неудавшегося убийцы, я осторожно провела пальцами по розоватому рубцу. Теперь он даже не имел в моей памяти своего куска, боли не было, я отчистилась от нее.

Но что? — Терпение мое явно не превышало лимита драконьей созидательности.

Родись у тебя дети, я бы остался с ними. Нет, между нами не возникнет подобной связи, но защищать их я бы смог. Да.

Неожиданно для меня такой расклад показался более вероятным, чем смерть Янро, ведь человеку отпущено меньше, чем Иному. Эта природа разделяла нас в некоторых аспектах и сближала в других. Он мог поделиться со мной впечатлениями о прошлой жизни, а я могла дать ему чувства краткости момента, счастье в единый миг, не варварски растянутое на столетие.

Запомни свои слова, Янро. Ты обещал.

Я не обещал.

Покачав головой, я отмела все его попытки отказаться от своих слов, и дракон покорно согласился, в конце концов, пусть и неохотно. Видимо, ядовитый свинцовый сон без движения прельщал его больше, чем возня с человеческими детьми.

Ты права, это яд, от которого очень сложно отвыкнуть. Даже разговаривая с тобой, я иногда ощущаю эту тяжесть в висках и веках. Снова хочется уснуть на долгое время, отстраниться от жизни, что бурлит вокруг. Но если появляется пара Всадник и Иной, то она обязательно сделает что-то полезное.

Обязательно?

Конечно, иначе зачем Древние оставили бы эту закономерность? Зачем существовали бы Иные и люди, обладающие Динео, если бы они не приносили пользу миру? Это все равно, что лошади, которые не возят на спинах людей, а скачут рядом за компанию.

Мне было приятно, что он привел аналогию из моего мира, а не из своего. Это каким-то образом еще больше сблизило нас.

Тебе нужно хранить для себя хоть какую-то часть своего сознания. — Ворчливость принадлежала его возрасту. — Просто перестань быть распахнутой настежь, открытой будь.

Я затравленно глянула в его сторону, словно была забитой собакой, мне не нравились постоянные загадки, и я когда-то надеялась, что Первый Свет избавит от этого, а не прибавит еще кучу подобных вопросов. Но сознание напряженно билось в моей голове, пытаясь следовать совету. Я была либо распахнутой полностью, либо абсолютно закрывалась от него, вызывая драконье раздражение. Никак не выходило отыскать идеальное равновесие, и Янро усмехался, утверждая, что я похожа на своего принца. Я вспыхивала и бросалась на задние с еще большим рвением.

Спина неприятно затекла, и я слабо пошевелилась, вспомнив, что это надо делать. Дракон виновато опустил голову — он мог провести без движения почти год и невольно прививал свои привычки моему телу. Ощутив боль затекшей мышцы и приток крови, который приятно согрел кожу, я наконец наткнулась на тот островок равновесия. У меня получилось спрятать самое сокровенное от всевидящего ока Янро, но при этом оставлять место для него в своем сознании.

Хорошо, а то мне надоела эта стыдливая краска на твоих белых щеках.

От этого замечания я в очередной раз покраснела, услышав злобное шипение, которое исходило от самого дракона, а не от его сознания в моей голове. Удивительно, ведь он тоже обладал телом! Я ненамеренно улыбнулась, замечая за собой очередную глупость.

Чему это ты там скалишься, Страстная?

Я не обратила внимания на его замечание, поглаживая большими пальцами ровную чешуйку. Металл приятно теплился под этим прикосновением, возникало впечатление, что он просто нагрелся от солнца, лучи которого серебрили бока дракона долгие годы.

Просто для тебя я живой.

Пораженно отметив, что его дыхание размеренно разносилось отчетливым звукам в моем сознании, что я чувствовала тепло, гибкость его чешуи, что он действительно не походил для меня на кучи мха, как первый дракон у оврага.

О, он слишком стар, чтобы заводить самку и уже потерял своего Всадника. Люди, знаешь ли, не вечны.

Я отчего-то усмехнулась этому замечанию потому, что приписала его себе. Мог ли Янро задумываться, что когда-нибудь потеряет меня? Конечно. Но дракон только что обрел свою Всадницу, так что не позволял демагогии разрастись в своей душе, пресекая всяческие попытки гадких сорняков сомнений пустить корни.

Даже Иные не вечны, Страстная. Ничто в этом мире не вечно, как и сам мир. Когда-то были Древние, теперь их тоже, наверное, нет.

Кого ты называешь Древними?

Первых Богов.

Моя глупость поражала сознание Первого Света, который считал это действительной очевидностью, которую должен знать даже самый маленький человеческий ребенок.

Дарк и Лайт?

Да, вы их так называете. Для Иных они Древние. Они оставили нам законы, которые мы соблюдаем, дали знания первым драконам, крутанули колесо судьбы, что и сейчас безостановочно вращается.

Как закон, запрещающий Иному любить Всадника?

И тебя поучали этой глупой историей одного недалекого дракона и его Авлонги? — Пренебрежение так и сочилось в его словах.

Он еще жив?

Кто?

Золото, который полюбил Светлистую.

Отчего ему быть мертвым? Вон там греет свои гнилые кости. — Янро качнул головой в сторону восточной части равнины, мое зрение едва различило золотящуюся точку. — Он ошибся, а всем мы должны платить.

Он нарушил закон.

О, ерунда! Ему хотелось рвать и метать, я чувствовала это кожей. — Он просто выбрал Авлонгу, которая никогда бы не сумела полюбить Иного. Она любила только себя. Древние ее наказали, а Всадники раздули из этого душераздирающую историю. Оттенок какой-то неудовлетворенности сквозил в его мыслях. Я сам помню, как мы скрещивали два своих рода. Иначе откуда появились бы вы, Всадники, с магией Динео и те люди, что владеют другим видом?

Мы ваши потомки?

О, Страстная, не будь такой глупой! Конечно. Ну, а теперь Всадники смертельно боятся любить драконов, и так раса прекратила свое существование, оставив за собой лишь потомков. Если так и пойдет, то вряд ли некоторые Иные когда-нибудь дождутся своих Всадников.

Но как это… возможно?

Дракон не ответил, раздраженно дернув хвостом, который опустился всего в нескольких дюймах от меня. Я испугалась, хотя и понимала, что Иной не посмеет причинить мне боль.

Просто это глупо! Как они родятся, эти люди? Никак. Только остается уповать на память крови, что хранит в себе эти магии, хотя… я начинаю сомневаться.

Но я здесь.

Ты здесь.

Он был рад, что все-таки дождался свою Всадницу, но Янро искренне сочувствовал тем, кто будет проживать свои дни в одиночестве, или вообще не родиться потому, что судьба не отыщет похожей нитки среди людей для гобелена его жизни.

Тогда драконы исчезнут. И это еще страшнее, чем любовь Иного к Всаднику.

Но если Дарк и Лайт создали вас, они не позволят вам исчезнуть!

Я, помнится, говорил тебе о мешке…

Замолчав, я крепко задумалась над тем, что рассказал Янро. Не было у меня права рассуждать в этом направлении, я слишком юна для этого, Иной прав. Чтобы понять такие глубокие истины нужно нечто большее, чем стыдливые воспоминания о любви.

Тоска по принцу внезапно ярко заполыхала в груди, я давно уже ощущала его робкие попытки пробиться в мое сознание, но просто не могла позволить ему применить Королевскую магию. Тогда поцелуй с Роупом всплывет наружу. Потерю другу я пережила, но вот если от меня отвернется муж, думаю, что даже Иной не сумеет скрасить мои печальные дни. Янро не отрицал того, что все мы нуждаемся в любви. Он сказал, что не завел своей семьи потому, что не смог бы дать своему потомству достаточных знаний, дракон ответственно относился к этому, и даже в такой ситуации я сумела гордиться.

Светлистая разрушила этот порядок, поделом ей смерть.

Не будь так жесток, Янро. Разве Золото не виноват?

Как он может быть виновным? В том, что полюбил Авлонгу? О, не думаю. Если бы я упрекал тебя за любовь к принцу, то ты бы только ощетинилась. — Он резко замолчал. — А Золото и так страдает. Смерть драконицы можно пережить — она умрет почти одновременно с тобой, но любовь, что ушла на твоих глазах из жизни, такой короткой, оставляет болезненный и глубокий след.

Почему же Иные не рассказывают правду своим Всадником?

Я это сказал? — Дракон притворно задумался. — Но не все верят нам в этом вопросе. Они считают, что нам это не доставит никаких неудобств — их смерть, но Иные прекрасно знают цену этого ужаснейшего из кошмаров.

Тебе будет больно?

Или тебе. — Он сурово покосился на меня, испугав до самых костей, у меня даже щека задергалась от этого взгляда. — Очень. Это не описать словами, даже мыслями я не возьмусь объяснить это тебе. Я помню и знаю это лишь благодаря знаниям своих родителей. Они оба пережили своих Всадников и просто нашли утешение друг в друге.

Твои родители не зря отдали свои жизни в тщедушное серое тельце. — Слова могли показаться жестокими, дракон удивленно выдохнул облачко черного дыма.

Не…

Из тебя получился лучший из Иных.

Янро застыл от моих слов, будто он никогда такого не предполагал. Но дракон был для меня не только Иным, но и Первым Светом. Я — его берег, он — мое море. Я это понимала, хотя Янро упрямо отказывался это делать, пусть и твердил, что именно я не вижу то, что спрятано именно в моей груди. Дракон, как ни смешно, боялся. Этот союз являлся для него таким же пугающим и полным загадок, что и для меня и волков, что смело разделяли мое сознание. Вот только Нилли и Алди уже приняли это, а Янро пока что не принял чистой сути. Меня удивляло то, что такая истинная мудрость может сомневаться перед таким шагом. Подлинно веря в мое появление, он не сумел подготовиться к тому, что, безусловно, возникнет и возникло в реальности между нами. Дракон звал, притягивал, учил, но не принимал все это всерьез, какой-то частью себя отказываясь верить.

Не считай, что ты умнее дракона.

Его назидательное замечание рассмешило, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы скрыть это от Янро, иначе, думаю, моих волков ждала бы на ужин человечина. Я быстро приняла то, что дракон не терпел критики и не мог признавать своей слабости, быть может, это порок всех Иных, а может и только моего Первого Света. Теперь надобно научится не задевать эти хрупкие стороны его души, которая, казалось бы, прячется в таком крепком и сильном теле.

Самоуверенность тебя погубит, Страстная.

Я не удержалась от смеха потому, что дракон был похож на обиженную ящерицу, которую согнали с нагретого камня. Янро оттаял, понимая, что был сам не прав, но все равно осторожно об этом промолчав. Природа Иного удивляла своей похожестью на мою душу, или это просто было последствие нашего союза. Он пытался быть похожим на меня или перенимал человеческие привычки, ведь я же копировала некоторые повадки своих волков. Я замирала, если хотела, чтобы кто-нибудь меня не заметит, принюхивалась, если ощущала опасность, и по-волчьи скалилась при виде врага или предполагаемого недруга. Всем этим наградили мое тело именно волки, хотя я безропотно и почти с радостью принимала это. Острое зрение, слух и способности различать вкус более отчетливо, чем человек, не были плохими качествами.

Не сравнивая связь со щенками и союз со мной.

Почему?

Это другая природа, Страстная. Совсем другая.

Может, ты объяснишь мне, почему я связана еще и с волками, а не только с тобой?

Вопрос вырывался почти непроизвольно, но, к счастью, это не обидело Нилли и Алди. Они и сами мучились этим вопросом, поэтому были бы рады услышать ответ мудрого дракона, перед которым, несмотря на оттенок раздражения, все равно благоговели. В волке проснулось жгучее любопытство, и он весь подобрался, словно близость к телу дракона поможет ему отчетливее услышать мысли Янро. Иной пренебрежительно фыркнул, покосился на серый комок у своих лап, и тяжело вздохнул, осознавая, что не может мне отказать. Я пользовалась его добротой, чувствуя себя какой-то черствой.

Ответы на все вопросы не получить в один день, Страстная.

Но сейчас ты можешь ответить.

Могу. Слишком легкое согласие. Но ты все равно не поймешь того, что я тебе скажу, как и твои щенки. Для этой тайны слишком рано, поверь мне, поверь.

Я обиженно нахмурилась, хотя тайно разделяла мнение дракона, ведь внутри у меня бушевало множество вопросов и недопониманий, он дал обширную почву для размышлений, которыми нужно будет заняться в самое ближайшее время. Запрет на любовь, Дарк и Лайт, цепь, подчинение… все смешалось в одно яркое пятно.

А теперь пора сделать то, о чем я тебя просил.

Он уверенно подтолкнул меня мордой в спину, тем самым не просто понукая встать, а поднимая на ноги. Я возмущенно сложила руки на груди и вздернула подбородок, но раздражение Янро оказалось сильнее моего, и поэтому пришлось наклониться и поднять цепь с травы.

Но я не знаю, что делать!

Просто не хочешь знать!

Иной был неумолим, он полон решимости полетать, его крылья давно этого жаждали, волны нетерпения накрывали меня с ног до головы, едва не сбивая с толку. Он весь внутренне горел, предвкушая это, но один бы не полетел, в этом я была уверена почти полностью.

Почему бы…

Нет.

Попытка сделать это предложение провалилась, и я устало скосила взгляд на звенья, которые по мере возрастающего желания во мне увеличивались в размерах. Цепь складывалась у моих ног аккуратными кольцами, удлиняясь и становясь массивнее и внушительнее. Но вес ее не менялся, и я все так же легко держала ее в руках и непонимающе глядела на блестящую поверхность. Категорически не предполагая, что нужно делать дальше, я вздохнула поглубже, насыщаясь силой предзакатной природы. Открываясь навстречу Динео, который уж точно подскажет мне выход.

Вспышки жизней вокруг заполыхали яркими красками, я едва не ослепла. Даже в дремлющем у оврага драконе пылала такая сила, что я чуть не задохнулась от его напора. «На то они и Иные», — подумалось мне и я потянулась к Янро.

Дракон удивленно дернулся от мягкого прикосновения, но я была настойчива, и сердце Янро подсказало выход.

Я подняла руку и сделала небольшую петлю, которая увеличиться при броске, сдерживая бешеный напор эмоций, постаралась привести голову в порядок, но у меня мало что получилось. Цепь взметнулась вверх, закручиваясь, свистя, разрывая тугой от напряжения воздух, сердце отмерило всего два удара, когда петля обернулась вокруг мощной шеи Янро, который неуверенно переминался с лапы на лапу.

Цепь туго обвилась, почти сливаясь с серебром его чешуи, она тяжело натянулась, понукая меня сделать несколько шагов вперед, ближе к дракону. Бок Янро тревожно поднимался и опускался, я разделяла его беспокойство, но и сладостное предвкушение чего-то особенного посетило теперь и мое сердце. Оно зазвенело во мне, заплескалось, как молодой ручеек разливается от сезона дождей.

Чего ты медлишь?

Мальчишеская задорность заразила и меня, я сделала несколько неуверенных шагов к нему и остановилась в замешательстве. Дракон проворчал что-то нечленораздельное и разлегся передо мной, прижимая бок к земле. Я с замиранием сердце поставила ногу в кожаном сапоге на чешуйчатый бок и затаила дыхание.

Его тело подо мной родило невероятное ощущение, даже на Шудо я не испытывала такой радости обладания каким-то животным. Сила и мощь его тела играла подо мной, я чувствовала перекатывающиеся мышцы, когда он поднялся на мускулистые лапы, я обхватила руками его шею, но Хлыст змеей обвился вокруг моей руки, соединяя нас еще теснее. Это просто неописуемо, потому что я оседлала дракона. Янро не гарцевал как лошадь, не проявлял теперь нетерпения, он покорно ждал, что же я сделаю дальше.

Но я лишь прижималась к нему, ощущая кожей, даже сквозь слои одежды, его мускулистую шею. Тепло приятно грело меня, сердце пульсировало под пальцами, отдаваясь тяжелыми ударами во всем теле. Контакт Динео стал теснее, я разделила с ним все, хотя сознательно к этому не стремилась, просто отдавалась чувству чистейшего серебра. Он был живее всех живых, я цеплялась за него, хотя цепь прочно удержала бы меня на месте у основания его длинной шеи так близко к тому месту, откуда начинались огромные крылья.

Страстная!

Это был призыв, полный отражения моего имени. Я отдалась своей характеристике, этой страсти, что бурлила во мне, как весенняя горная река. Она полилась сквозь меня, передаваясь Янро, что с готовностью и почти поспешностью принял мой щедрый дар, так же самозабвенно отдаваясь сладостной свободе.

Волки в ужасе отпрянули от Иного, когда тот пошевелился всем телом, пробуждая каждую свою мышцу к жизни. Длинный хвост взметнулся вверх — его блеск ослепил Алди, что за стороны наблюдал за этим чудом, и меня вдруг охватил ужас. Янро с диким первобытным ревом распахнул могучие крылья. Серебряное сияние разлилось повсюду, расстилаясь по траве, волчьей шерсти, по моим волосам, впитываясь в широкие звенья цепи. Я застыла от восхищения, глядя на все это благодаря ошарашенному Алди, который по привычке делился со мною ощущениями.

Янро во второй раз утробно заревел, весь собрался, словно приготавливаясь к сильному прыжку, чуть прижал крылья к бокам и резко взметнулся вверх. Он действительно подпрыгнул, и когда его лапы оторвались от земли, оставляя за собой глубокие рваные борозды, крылья, сопровождаемые ослепительной вспышкой, расправились. Нас подхватил ветер.

Как я была благодарна богам, которые создали драконов, которые решили дать им Всадникам. Я была безумно счастлива от того, что во мне текла эта странная, но такая манящая магия. Ликование разливалось по сердцу, смягчая раны, нет, царапины, бальзам для души нежно ласкал огонек в моей груди. Я сделала то, к чему так стремилась. Подо мной был истинный Ветер, над головой только распростертое небо, а внизу стелилась земля. Вот для чего я была рождена, моя судьба гармонично вплелась в гобелен Янро. Дракон тоже этого ждал и теперь почти с наивным восторгом отдавался полету в моей компании. Годы, века или неисчислимое время он ожидал меня ради того, чтобы принадлежать и властвовать. Почему так распорядилась наша судьба, я не знала, да и не желала этого знать. Только один протяжный миг моей жизни сейчас стал важен. Стерлись границы, ушла неуверенность, все в действительности стало мелким — я видела лишь слабые очертания прошлой жизни, над которой теперь парила верхом на драконе.

Тугие порывы ветра хлестали меня по щекам, трепали распущенные по плечам волосы и заворожено холодили полыхающее в огне сердце. Чистый воздух наполнял легкие, я дышала прерывисто, постоянно забывая, что это нужно делать, и каждый раз сбивалась, но потом возвращалась к прежнему занятию. Мысли метались как перепуганные светом мыши, кидаясь то к небу, то к дракону подо мной, то к восхищению волков, что наблюдали за первым полетом с земли. Я не могла определиться, что я чувствую — страх или восторг. Нет, даже эйфорией нельзя назвать этой действо, даже безумием. Как… как это описать…

Ветер струился под нами и вокруг нас, он осторожно подхватывал парящего в потоках воздуха дракона. Янро без труда управлял силой этой неистовой стихии, умело делая глубокие взмахи, поднимаясь все выше и выше. Острые кончики крыльев рвали прозрачные облака, они сладостью терзали мою душу, я доверительно прижималась к теплой шее, пытаясь ее обхватить, цепляясь закоченевшими от холода пальцами. Но даже ледышки вместо рук не убавляли моего дикого, почти сумасшедшего энтузиазма, что передавался и дракону.

Янро был рад, что смог с кем-то поделиться этим великолепием. Распростертые внизу земли восхищали, заполняли своими размерами все мое сознание, и без того полное до краев новыми и пугающими впечатлениями. Я видела серую блестящую змею — извивающуюся реку, которая привела меня к Равнине Иных. Показалось даже, что отсюда виден Дейст, но это воображение играло со мной злую шутку. Я отчетливо различала беспрестанно двигающееся полотно моря, которое волновалось и переливалось в лучах заходящего солнца. Будто густая алая кровь разливалась по земле, но это не пугало, напротив, восхищало до неистовства, которое все толкало и толкало вперед.

Дракон проревел в воздухе, распахнул пасть, и до меня донеслись всполохи искр и запах гари. Пламя, наверное, могло бы сжечь меня заживо, если бы Янро вдруг вздумалось подпалить собственную шею. Но я понимала, какой жар только что вырвался из его нутра — от шеи исходило почти колючее тепло. Я еще теснее прижалась к серебристой чешуе, пытаясь хоть как-то согреть закоченевшее тело, хотя душа и сердце просто порхали в восторге и радости, им было все равно на то, что я могу просто замерзнуть до смерти.

Иной совершенно неожиданно сложил крылья и отвесно спикировал вниз. Я, задыхаясь от удивления, страха и бьющего в лицо воздуха, просто вжалась в его тело, мечтая слиться с его кожей в единое целое, потому что ветер нещадно трепал мое тело в попытках сорвать его со спины дракона. Он обжигал холодом, хлестал по щекам, резал глаза, если мне хватало глупости их открыть. Но иногда любопытство пересиливало благоразумие. И я широко распахнутыми глазами глядела на стремительно приближающуюся землю. На миг показалось, что это будет последнее, увиденное мною в этой жизни, но дракон явно не желал покончить жизнь самоубийством.

Почти достигнув поверхности равнины, он вновь расправил крылья и чуть приподнялся в воздух, скользя над самой землей. Его живот, покрытый широкими пластинами, что отходили от подбородка, почти касался высокой, непримятой здесь травы. Запах ошеломил меня, потому что на высоте я ощущала только чистый воздух, только неистовство ветра, это сладкое безумство неуправляемой стихии. Теперь чувства вернулись ко мне. Во рту появился солоноватый привкус крови — в волнении я закусила губу. Голова слегка кружилась от перенесенных переживаний, руки дрожали от слабости и едва удерживались на твердых чешуйках. Пальцы заледенели, посинев, и вовсе не слушались, хотя цепь покорно обвивала мои запястья.

Я постаралась перехватить Хлыст поудобнее, но из этого не получилось ничего хорошего. Я все еще не могла справиться с воспоминаниями о полете, который до сих пор продолжался. Просто Янро парил невысоко, щадя мои расшалившиеся ощущения. Восторг понемногу отпускал горящее в груди сердце, пальцы оттаивали, но душа хранила этот вечный отпечаток. Ничто и никогда не сможет изгладить его из меня. Полет!

Полет! Настоящее ощущение от парения над землей, это естественное проявление силы и власти над ветром. Да, он хлестал меня, пытался сорвать с дракона, но потом помогал Янро ловить воздушные потоки. Я оседлала Ветер. Я стала Всадницей Ветра.

О да, Моя Страстная.

Одобрение и восторг Янро, который все работал мощными крыльями, приятно согрели даже тело, а я все продолжала улыбаться тому, что только что произошло. Объяснить это… Сколько за последнее время в моей жизни появилось необъяснимого? Новые чувства, связи, отношения, неизвестная магия и Иные…

Я случайно заметила две серые тени, которые мчались по бокам от дракона на порядочном расстоянии друг от друга, едва поспевая за его медленными, но размеренными взмахами. Улыбнувшись тому, что волки вполне принимали произошедшее и вместе со мной разделили восторг первого полета, я ощутила себя счастливой полностью. Неожиданно остро захотелось потянуться к Силенсу, найти Роупа, все они были составляющими моего счастья, как Нилли и Алди, как многовековая мудрость Янро.

Дракон сделал большой круг и вернулся к своему, по-видимому, дереву. Легко, почти грациозно приземлившись, он оповестил всех на Равнине об этом. Я сползла с его шеи, позволяя цепи ослабить хватку и сползти к моей талии. Цепь быстро вернула себе изящные размеры и обвила меня, придавая привычную тяжесть моему телу. В изнеможении я растянулась прямо на земле, инстинктивно шаря руками по траве, пальцы нащупали густую шерсть, и я благодарно прижалась к боку Алди. Волк сочувственно ткнулся влажным носом в ладонь, но я уже почти уснула.

Только тяжелое прикосновение Янро, который устраивался рядом не позволяло полностью погрузиться в сладостную потребность. Не понимая, как он может быть таким огромным и таким осторожным, я с упоением пересматривала наш первый полет — то глазами волка, то глазами Янро, то собственным взором. Каждый раз мое отношение к этому менялось, но неизменным оставалось одно. Я Всадница Ветра.

И ты не одна, Страстная. Вас много.

Я не нашла сил для того, чтобы ответить ему, напрягать даже сознание казалось мучительной пыткой, поэтому дракон недовольно зашипел.

Всадники Ветра существуют давно, очень давно. Иначе не было бы и самого Ветра.

Это я понимаю.

Усталость тяжело навалилась на плечи, такой желанный с утра и днем разговор с Иным сейчас предстал в отрицательном свете, мои желания сузились до потребности в сне и отдыхе. Первый полет измотал меня, ведь я не привыкла ощущать эту эйфорию, этот колючий холод, силу животного подо мной, его мудрость, спокойствие и уверенность, это неописуемое чувство, когда твои глаза видят земли далеко впереди, видят расстелившееся перед тобой море. Интересно, а я вообще когда-нибудь к этому привыкну или нет?

Сомневаюсь, Страстная. Каждый новый полет — новое открытие, новый восторг.

Он так прекрасен…

Да, Страстная. — Он задумчиво замолчал, прощупывая мое уставшее сознание бережным прикосновением. — Отдохни, моя Всадница, отдохни.

Я не сопротивлялась его совету, ведь в прошлый раз это тоже мне помогло, и с благоговением погрузилась в сон. В эту ночь меня преследовала только свобода, ветер, шумящий в ушах, и громко колотящееся в груди сердце.

Во сне я опять оседлала Ветер…

Пробуждение получилось тяжелым, желудок болезненным спазмом напомнил о своей пустоте, а ноющие кости о сне на твердой, стремительно холодеющей земле. Онемение в каждой мышце болью отдавалось от любого самого незначительного движения, а проведенное время на спине Янро сказывалось противным покалыванием в пальцах.

С трудом приведя себя в вертикальное положение, я поплелась в сторону дуба, где на корнях лежала моя заплечная сумка. Черствый хлеб показался мне просто божественным, а застоявшаяся в меху вода самым сладким на свете вином. Утолив свой голод, с сожалением подумала о травах, которые могли бы избавить меня от головной боли, но тут проснулся Янро, громогласно оповещая о своем пробуждении.

Тебе обязательно это делать?

Я поморщилась от усилившейся пульсации в затылке из-за громкого рева дракона.

Да, теперь я действительно обрел свою Всадницу.

А что получила я? Головную боль и ноющие кости?

Ты получила Ветер.

Короткий ответ пробудил во мне трогающие за сердце воспоминания. Полет на спине дракона не с чем было сравнить в моей жизни, простое, но великолепное ощущение овладевало сознанием полностью. Стелящаяся внизу земля… Наверное, это вдохновило меня больше всего, потому что мысли предательски метнулись в сторону моего Королевства — Дейстроу пригодился бы Иной для защиты от постоянно нападавших на нас Красных воинов.

И я благодарна Ветру.

Янро только усмехнулся, как-то странно оскалив морду, я немного вздрогнула от этой искаженной улыбки дракона, но все равно испытывала к нему только теплые чувства. Роуп говорил, мы любим их как братьев, и душа моя действительно тепло трепетала, когда глаза находили серебристую чешую.

Брат.

Иной вскинул голову, пытаясь отыскать во мне лживые эмоции, но мог удовлетвориться только разочарованием, ведь я не лгала, а говорила правду, которая исходила из моего сердца.

Брат.

Я обращалась уже к волку, который непроизвольно вздыбил шерсть на загривке и мрачно глядел на дракона, он явно не понимал, почему я терплю такие физические страдания, лишь бы быть с Иным рядом, пусть и безмерно уважал его. Нилли настороженно навострила уши, как будто не доверяла собственным чувствам, даже привстала, неуклюже выставив лапу вперед.

Сестра.

Волчица расцвела от моего обращения, в желтых глазах блеснула любовь смешанная с преданностью, и она прижалась к моей ноге, подставляя моим ловким пальцам свой лоб. Шерсть скользила под моей рукой, а я упивалась чувством родства с волками и драконом, оно наполняло меня, давало новые силы, открывало глаза на прежние возможности.

Сестра!

Голос Янро слился с обращением Алди, но сделали они это намеренно, вызвав мою искреннюю и теплую улыбку, которая очень им понравилась. Дракон бы тоже прижался ко мне, вот только это было бы последнее, что он сделал бы со мной, так что он только наблюдал, обвив хвостом свои задние лапы. Он возвышался надо мной и волками, как огромная серебристая, беспрестанно переливающаяся в солнечных лучах гора. Он защищал нас, давал чувство безопасности и уверенности, но его опасно острые зубы могли напугать, но только не нас. Здесь. Сегодня. Сейчас. Мы связали наши судьбы еще плотнее, признав нашу дружбу кровным родством. Теперь никто и никогда не предаст брата или сестру. Каждый сначала испустит свой дух, прежде чем позволит другому умереть за себя. Самопожертвование… Нет, это кровные узы.

Я буду защищать вас!

Заявление Иного меня насторожило, ведь я не ждала никаких опасностей, по крайней мере, я о них не подозревала. Его спокойная уверенность внушала доверие, которое приятно грело сердце и душу, ведь обещание защиты от такого существа давало не просто чувство безопасности, но и прогоняло всяческие сомнения. Но Янро не отказывался от своих слов, все также гордо восседая, нависая над нами. Его чешуя серебрилась, переливалась, резала глаза, но вызывала восхищение.

Спасибо, брат.

Волчье одобрение привлекло внимание Янро, но он снисходительно посмотрел на серый комок у своих лап. Комок шерсти и когтей, который скорее умрет, чем даст меня в обиду.

Не за что, брат.

Я порадовалась, что дракон не назвал его щенком, и заметно расслабилась, понимая, что между драконом и волками установились определенные отношения. Это выглядело радужной перспективой.

Я буду всегда жить здесь?

Янро задумчиво растянулся на траве, устало расправляя, а потом осторожно складывая крылья. Видимо, дракон тоже забыл, что такое полет, и наш вчерашний опыт не обошелся ему даром. Интересно, как долго он не летал?

Нет, Страстная, я последую за тобой, куда бы ты меня не повела, если ты того пожелаешь.

Обмерев от его слов, я попыталась восстановить сбившееся дыхание. Неужели я смогу вернуться в Дейст? Быть там принцессой и не отказаться от судьбы Всадницы? Неужели жизнь преподнесла мне столь щедрый дар? Я задыхалась от счастья, которое светлыми теплыми лучами лилось на меня, даже жжение на щеках от палящего солнца не беспокоило. Сердце подпрыгивало в груди, как бешеная молодая лошадь, так и стремилось разрушить оковы моих ребер, но это было сладкое ощущение, а не мученическое страдание. Неужели… Неужели все так просто? И теперь, когда у меня есть Янро и волки, я сумею обрести еще и Силенса. А может, и Дейстроу. Что если моя магия позволит мне завоевать людей Королевства? Что если из меня еще может получиться неплохая принцесса, приносящая пользу своей стране?

Но много противоречивых фактов преграждали путь к счастью. Как я сумею совмещать свое единство с волками и любить Силенса так же сильно и ярко, как сейчас? Не прогонят ли полеты на Янро воспоминания о прекрасных мгновениях, которые я провела вместе с принцем? Не отберет ли Динео у меня простые человеческие радости? Возможно ли совмещать такую непостоянную магию с мирскими проблемами?

Но люди Динео! Они ведь живут в деревнях, объединенные общей целью, общей магией. Да, в этом-то и проблема — они живут в постоянном потоке силы, который питает их и не дает возможности соблазну проникнуть в их жизнь. Янро никогда не говорил мне, что все Всадники ветра выбирают жизнь в Семьях. Значит, существуют и такие, кто сумел совместить простые желания своей души и желания Всадника, какой неизменно присутствует в душе каждого, обладающего Динео.

Ведь не все Всадники живут в Семьях?

О, что ты, только те, кому это необходимо. — Он помолчал. — Кому-то так проще — быть постоянно рядом с теми, кто воспринимает магию Динео всерьез.

Но почему вы пытаетесь скрываться?

Мы не пытаемся. Люди сами забывают. Всадники, знаешь ли, не любят красоваться своими драконами. Ведь многие захотят иметь такую же игрушку…

Ты не игрушка!

Так считаешь ты, Страстная, Всадница, призвание к этому текло по твоим жилам задолго до того, как ты впервые ощутила мое легкое прикосновение.

Я…

Нет, моя Всадница, в тебе есть любовь к живому и понимание. Ты знаешь, что я не просто животное, которое можно использовать ради своих благ. Даже твой Шудо получал вдоволь любви и ласки за то, что возил тебя на своей спине.

Мне не нужно было спрашивать, откуда Янро это узнал. Он проник в меня полностью, захватил все мысли, даже самые мелкие и незначительные. Пролистав мою душу, словно не слишком интересную книгу, он вежливо удалился из разума, но все-таки оставил в нем неизгладимый отпечаток Иного.

Ты впитала это вместе со своей магией, это помогает тебе понимать то, что я говорю.

Да, и ты всегда понимала то, что хотим мы. Пусть и не одобряла некоторые наши поступки.

Нилли была очень мягка, она не желала пугать меня своим вторжением, так что ее голос прозвучал очень осторожно и ласково, почти тепло, словно она была со своими неразумными волчатами. Неожиданно захотелось стать маленькой девочкой, которую заботили только высота яблоневых деревьев и сладость меда из пчелиных сот. Когда-то я не была обременена мыслями о том, что стану принцессой, или о том, что должна управлять жизнью дракона. Когда-то давно все было так просто. Но как бы я не хотела, того времени уже не вернуть, и глупо жалеть об обожженной руке, когда ты уже бережно обвязываешь ее бинтом.

Жизнь всегда сложна. Это сейчас тебе кажется, что детство было простым. Девчонкой ты боялась темноты, теперь боишься преступников, которые могут из нее прийти. Страстная, это твой выбор и твоя жизнь. Ты Всадница Ветра, но твоя судьба лежит не среди себе подобных. Я это знаю, твои волки это знают. Остаешься ты. Сделай выбор и пойми, что необходимо тебе. Мы последуем за тобой, куда угодно.

Куда угодно.

Ответ волков вторил словам Янро, и я ощутила, как на глаза наворачиваются слезы, но плакать не хотелось. Я решала и действительно думала, пусть и то, что сказал Иной, тронуло до глубины души. Они пойдут за мной. Но куда желала пойти я?

Ответ мог бы быть простым, но мой выбор повлияет на жизни еще трех существ, я просто не нашла бы в себе сил поступить так эгоистично. Конечно, моя дорога привела бы меня к принцу, но туда ли лежали пути Алди, Нилли и Янро? Чего хотели они? Да, было бы глупо спрашивать, потому что ответ очевиден — я для них жизнь, а, значит, они не сумеют предать мои желания. Но как тогда я бы предала их желания? Сложность этого раздражала, ведь было не легко найти нужный ответ. Но как же хотелось наплевать на мои добрые намерения и получить то, что действительно необходимо. Или долг, который теперь казался превыше всего, был навязан родительским воспитанием? Желала ли я это на самом деле или просто боялась разочаровать отца?

Нельзя сказать, что человеческая судьба ограничена какими-то определенными и единственными факторами, но отчего-то она все равно зависит. Все чаще я склоняюсь к тому, что боги — Дарк и Лайт — предсказали наше будущие, и мы были вынуждены его повторять и проживать. Но мог ли человек изменить то, что было ему предписано? И могла ли я думать так, как делали это Древние?

А что если они предписали мне остаться среди Всадников Ветра, жить скрытой жизнью и никогда не показать всему миру своего великолепного дракона? А если они хотели, чтобы я вернулась в Королевство Дейстроу и вписала в историю этого государства свое имя — Эверин Страстная? Что закладывали боги в мою душу, когда придумывали мою судьбу? И задумывались ли они над тем, что когда-нибудь я окажусь перед сложным выбором?

Что если кто-то предоставляет нам испытания, которые мы должны либо пройти, либо не пройти. Или все это хорошо отыгранная пьеса, а всем мы — марионетки в руках у искусного кукольника? Вдруг все это, вся наша жизнь — песнь менестреля, и нам только кажется, что мы живем, а на самом деле мы лишь пустые слова? И кто делает так, чтобы жизнь каждого не была сахарно-приторной? Отчего не даровать всем счастье, ведь тогда бы закончились войны, болезни, смерти. Мой мир бы процветал. Но очень скоро он бы исчез.

Почему? Люди остались бы без выбора. Да, быть может Дарк и хотел, чтобы мы играли отведенные нам роли, но Лайт предоставил нам возможность выбора. Перепутье делает нас людьми — только размышляя о будущем, мы можем его творить. Не правда, что если плыть по течению реки, ты обязательно попадешь море. Как бы не так! По течению встретиться множество разных опасностей, и если человек будет вольготно трепыхаться на волнах, они очень быстро его сломают. Это лодка без рулевого, это корабль без капитана. Я видела команды, которые заходили в порт Дейста после смерти капитана. Болезнь ли его сломила или сражение с пиратами, которые частенько нападали на суда, но у этих людей не было единства. Да, они все также в одном ритме поднимали и опускали весла, подвязывали канаты, крутили штурвал, но сердце их остановилось. Исчез тот человек, который вносил душу в эту команду. Он сам был душой, он их направлял, он взял в руки их жизни.

Я была душой этой странной компании. Два волка-скитальца, человек и дракон. Но я была тем самым звеном, которое все это скрепляло в прочную цепь, как та, что утяжелял мою талию. Их жизни принадлежали мне. Пусть так, значит, я буду управлять ими.

Я не знаю.

Страстная, ты теперь знаешь. Не обманывай себя.

Он был прав, Янро очень часто был прав, хотя наше знакомство сводилось к нескольким дням. Родство, что было между нами, сильнее всего отдавалось в мою душу. Я не хотела рушить их надежды, но не могла дать шанс и себе.

Мой выбор заставит вас всех сделать то, что вам не нравится.

А кто тебе сказал? Может, ты наконец снимешь этот мешок?

Алди насмешливо отозвался, опередив Янро. То, что он употребил слова дракона, сблизило их с Иным. Видимо, волк отличался таким же странным юмором, что и мой Первый Свет. Интересно, я когда-нибудь смогу понимать их животные шутки?

Дело не в том, где все мы будем находиться, а в том, что все мы будем делать, Страстная.

Я благодарно вздохнула, чувствуя искренне участие Нилли, которая раздраженно укусила своего друга за шею, заставляя воздержаться от шуток, которые меня смущали. Ее душа понимала мою, наверное, потому что волчица тоже обладала этой странной мягкостью. Что ж, может, у меня появиться и подруга…

Цепь соскользнула с моей руки, обвиваясь тугим кольцом вокруг драконьей шеи. Сейчас я уверенно взобралась на спину Янро, который удивленно дернулся от прикосновения металла, но принял мою решимость, колко ухмыляясь. Я не прислушивалась к его едким замечаниям.

Взгляд мой устремился в небо. Нежная лазурь ласкала, но и манила, кожа вспомнила прикосновения порывистого ветра и то, что с утра казалось мучительной пыткой, теперь предстало в виде самого прекрасного наслаждения. Волки неуверенно глядели на меня снизу вверх, понимая, что нам предстоит путь. Янро и мне — по небу, а им — по земле. Что ж, волчьим лапам не привыкать мерить землю широкими шагами. Они не врали. Они пойдут за мной куда угодно, и сердце таяло от этого осознания, медленно заходясь в счастливом ритме.

Куда?

Вопрос Янро пошатнул мою решимость, но я поудобнее устроилась на нем, вцепившись пальцами в чешую. Цепь туго обвилась вокруг запястья.

Домой.

И я прижалась к горячей шее Иного, отправляясь в новое путешествие. Разум был полон надежд, душа мечтала о свободе, а сердце неуклонно тянулось к мужчине всей моей жизни…

 

Эпилог

Принц Силенс стоял посреди дороги, которая плавно спускалась вниз к его замку, но мужчина не смотрел на Дейст — взгляд его с надеждой блуждал по просторам герцогства. Глаза его неуклонно искали маленькую фигурку женщины, которой принадлежало его сердце, верность и душа. Наверное, ни одна клятва вассала не перенесла всего чувства преданности, какое он испытывал к своей жене.

Отец принца, король Энтраст Справедливый, выбрал для него невесту, и Силенс всегда считал, что не полюбит свою жену. Но судьба пошутила с его уверенностью. Он получил не только настоящую принцессу, которая теперь смогла бы отдать жизнь за свой народ, но и женщину, доверительно поверившую ему свою любовь. Это вдохновляло принца, вместе с тем остужая пыл долга, перед которым поступиться было бы позором.

Да, он и сейчас бы бросился в пыл битвы, поднимая топор ради своих крестьян, солдатов, но душа уже не являлась такой отчаянной — принц не хотел умирать, он знал, что теперь в холодном замке его ждет желанное тепло. Быть может, это смутило бы Ялдона, но не Силенса, который чаще всего доверялся сердцу в своей жизни, а не холодной расчетливой логике.

Он ждал ее нескончаемо долго. Это было первое лето, которое показалось ему бесконечностью. Даже Королевская магия не спасала от одиночества, каким он наслаждался всего год назад. Теплый взгляд янтарных глаз, мягкость волос и нежные губы изгнали из него любовь к уединению. Теперь в его сердце была только она. Эверин Страстная. И страсть ее поражала, он упивался ею, готов был всю жизнь держать ее в своих объятиях и не отпускать. Но было в его жизни почти столь же ценимое, как и она.

Королевство Дейстроу было в его сердце еще до того, как он осознал себя принцем. Все изменилось, как только Силенс стал носить звание будущего короля. Вера отца в своего сына пошатнулась, но юный принц стерпел и это, стараясь доказать Энтрасту, что оправдает его надежды. Но всегда ему не хватало чего-то.

И вот он стоял посреди дороги и ждал, когда Эверин вернется в его жизнь и вновь наполнит ее красками и счастьем. Силенс ждал этого с таким нетерпением, что просто не мог усидеть в замке — своей магией он ощущал ее приближение. Кто-то был рядом с ней, но принц не сумел распознать это существо.

В холм начал подниматься человек, Силенс замер, надеясь увидеть горячо любимое лицо, но фигура, которая обрисовывалась на фоне заходящего солнца, не была похожа на Эверин. Нерешительность шевельнулась внутри, мужчина нахмурился и скрестил руки на груди.

К нему навстречу шел человек в изодранной в клочья одежде. Грязная кожа неприятно темнела сквозь огромные прорехи, а запекшаяся кровь приклеивала истрепанную ткань к нанесенным ранам. Спутанные волосы, лицо, покрытое густым слоем пыли, шаткая походка насторожили принца. Он бросился к человеку.

В руке оборванца трепетала красная лента. На Королевство Дейстроу напали.