Начало войны с Турцией, несмотря на многочисленные сообщения разведки и дипломатов, застало Россию врасплох. Для кавказско-малоазиатского направления существовало три варианта действий: 1) в случае изолированной русско-турецкой войны Кавказский военный округ, состоявший в мирное время из трех корпусов – 1, 2 и 3-го Кавказских армейских, усиливался на 4–5 корпусов и выполнял задачи наступательного характера; 2) в случае одновременной войны с германо-австрийской коалицией из округа изымался один корпус, и ослабленная армия решала задачи пассивной обороны; 3) в случае, если война с Германией и Австро-Венгрией начиналась при нейтралитете Турции, из округа изымалось уже два корпуса1.

При этом уже в ходе кампании 1914 г. части 2-го и 3-го Кавказских корпусов перебрасывались на австро-германский фронт (за исключением 2-й Кавказской казачьей дивизии), в результате к вступлению Турции в войну Кавказский фронт имел 85 батальонов, 143 сотни и 262 орудия. Эти силы могли получить поддержку только в результате переброски на Кавказ из Туркестана 2-го Туркестанского армейского корпуса2, а для этого требовалось время.

Тем не менее Кавказская армия перешла в наступление. Продвижение русских войск сначала развивалось успешно: 21 октября (3 ноября) был занят Баязет, 24 октября (6 ноября) – Кепри-Кейская позиция, являющаяся ключом к дороге на Эрзерум3. После этого движение было приостановлено – развивать его было нечем, а уже 25 октября (7 ноября) турки перешли в контрнаступление. На высотах Кепри-Кея завязались бои, охваченные во фланг русские войска вечером того же дня начали отступать, а к 30 октября (12 ноября) командир 2-го Кавказского корпуса генерал Г Э. Берхман израсходовал практически все свои резервы. 31 октября (13 ноября) он получил подкрепления, которые помогли стабилизировать положение4.

5 (18) ноября штаб Кавказской армии сообщил: «Продвижение нашего авангарда на эрзерумском направлении закончено»5. К 8 (21) ноября бои здесь практически прекратились, наступило затишье6.

Главнокомандующий армией сосредоточился на других вопросах. 12 (25) ноября 1914 г. он отдал приказ: «Вся мощь нашего оружия обращена исключительно против вооруженного неприятеля. Мирное население, к какой бы нации и вероисповеданию оно ни принадлежало, должно пользоваться одинаковым нашим покровительством. Мусульмане должны пользоваться таким же положением, как и христиане. Грабежи, убийства, разбои и нарушения права собственности в занятых нами областях отнюдь не допускаются. Виновники этих преступлений без различия национальности должны предаваться военному суду»7.

Это было весьма показательное и своевременное выступление. Штаб Кавказской армии получал сообщения о том, что в начале ноября 1914 г. в Эрзеруме состоялся большой митинг, на котором распространялись слухи о грабежах и насилии над мирным турецким населением, которые якобы производили русские войска. 6 (19) ноября из этого города в Сивас было вывезено казначейство, местным крестьянам раздавалось оружие для организации партизанских отрядов. Эти меры были легко объяснимы. Среди мобилизованных было много необученных (особенно христиан), солдаты дезертировали группами и поодиночке8. Мобилизации подлежали лица от 23 до 30 лет – в действующую армию, от 30 до 38 лет – в запасные части, от 38 до 45 лет – в ополчение. Всего было мобилизовано 23 возраста9.

Практически сразу после начала войны произошло обострение армянского вопроса. Младотурки стремились освободиться от только что данных ими обещаний. 26 января (8 февраля) 1914 г. в Константинополе было подписано русско-турецкое соглашение о начале реформ в Западной Армении, предполагавшее разоружение иррегулярной курдской кавалерии, сокращение срока службы в ее рядах до одного года, создание органов власти в автономии, при этом генеральные советы вилафетов Вана и Битлиса формировались по принципу равного представительства армянской и мусульманской общин, остальные – на основе национальной пропорции населения10. Теперь, воспользовавшись мобилизацией, турки приступили к привычному для них массовому террору.

Со своей стороны, представители армянской общественности, предвидя неизбежность вступления Турции в войну, выдвинули предложение об активном участии в ней на стороне России, однако это не вызвало заинтересованности ни в Тифлисе, ни в Петербурге11. Армян не держали в неведении. 6 (19) августа 1914 г. М. Н. Гирс сообщил в МИД: «Телеграфирую в Ван: «Какие бы то ни было выступления армян без предварительного с нами соглашения были бы для нас нежелательны. Приступить же к таковому возможному в ближайшем будущем все же еще рано, так как мы находимся в мире с Турцией. Мы никоим образом не желаем разрыва с нею»12. Как часто бывает, нежелание воевать не стало гарантией мира ни для кого. В Западной Армении начались погромы. Эти новости из Оттоманской империи вызвали возмущение в России. Начался приток армян-добровольцев в русскую армию. Настроения были чрезвычайно тревожными13.

Уже в ноябре 1914 г. корреспондент «Голоса Москвы» сообщал из Тифлиса: «Армянский народ переживает трагедию: в Турецкой Армении стоит призрак погрома, резни и пожаров»14. Вскоре этот призрак превратился в реальность. В Карскую область потянулись беженцы-армяне из Турции15. Одновременно в Турции развернулись широкие репрессии против греков. В самых широких масштабах они начались еще перед войной, когда младотурки приступили к депортации греков из района Смирны и побережья Средиземного моря в глубь страны16. Это население вынуждено было массами покидать родные места, многие предпочли оставить страну. В кратчайший срок в Россию и Грецию переехали около 100 тыс. человек17.

С самого начала мобилизации османской армии христиане и иудеи не вызывали доверия у турецкого правительства и отправлялись в рабочие батальоны. Что до мусульман, несмотря на то что война с Россией была вообще популярной – она воспринималась как враг номер один, многие воевать вообще не хотели. В принципе, как и ожидалось, противоречия между турками и нетурецким мусульманским населением на русской границе были быстро забыты, но уже в арабских провинциях реакция на начало войны оказалась отнюдь не единодушной. Среди арабских призывников нередко происходило членовредительство18, а ведь многим из них предстояло идти на русский фронт или штурмовать Египет. Люди устали – с итало-турецкой войны, с 1911 г., это была уже третья война, в которую вступала Турция.

Необходимо было поднять дух аскеров. На границе с Россией была развернута 3-я турецкая армия. В начале войны она состояла из 9, 10 и 11-го корпусов 2-й регулярной кавалерийской дивизии (девять дивизий, 35 эскадронов, 244 орудия)19. Вместе с ними действовали четыре дивизии и бригада иррегулярной курдской кавалерии, 15 пограничных и один жандармский батальон: всего около 140 батальонов, 128 эскадронов, 250 орудий и около 8-10 тыс. курдов. С учетом подкреплений, подошедших к 3-й турецкой армии в конце ноября – начале декабря 1914 г., ее численность выросла до 190 тыс. человек, не считая курдов: 160 батальонов, 128 эскадронов, около 300 орудий20.

По плану, разработанному советником военного министра Энвера-паши полковником Ф. Бронсартом фон Шеллендорфом, она должна была провести наступление во фланг и тыл русским войсками – на Сарыкамыш21. Это был небольшой городок, расположенный у подножия горы Саганлуг, в 58 верстах от Карса и 30 верстах от турецкой границы22. В 1911 г. в нем насчитывалось 260 домов, здесь жили русские, лезгины, осетины, греки и армяне23. В мирное время здесь находились штаб-квартира и казармы 156-го пехотного Елисаветпольского генерала князя П. Д. Цицианова пехотного полка и значительные военные склады: Сарыкамыш лежал на прямом пути из Карса в Эрзерум и был последней станцией русской железной дороги на этом направлении24. Если бы 3-й турецкой армии удалось овладеть Сарыкамышем, то положение выдвинутых после открытия военных действий вперед русских войск быстро стало бы критическим. Эрзерумская группировка, насчитывавшая 63,25 батальона, 39 сотен, 12 инженерных рот, 166 орудий, была самой сильной в Закавказье, остальные 30,75 батальона, 66 сотен, три инженерные роты, 90 орудий были равномерно развернуты вдоль 550 верст границы, а еще шесть батальонов выделено на охрану побережья. Учитывая то, что основная группировка была разделена на передовую (три четверти) и резерв (четверть), противник мог обладать решающим превосходством в силах при наступлении – около 150 тыс. против 50 тыс. человек25.

Задолго до этих событий при оценке возможных действий турок в случае войны штаб Кавказского военного округа исходил из того, что главным объектом действий противника станет Тифлис, при этом основное направление его движения пройдет по линии Эрзерум – Карс – Тифлис (463 или 483 версты в зависимости от маршрутов). Этот выбор объяснялся желанием турок прикрыть свою главную базу снабжения – Эрзерум и его долину, а также наличием самого удобного шоссе26. Гораздо более близкий к Тифлису Ардаган не давал такого преимущества. Кроме того, обе дороги, идущие от него к главному русскому военно-административному центру Закавказья, Ардаган – Ахалцих – Тифлис (388 верст) и Ардаган – Ахалкалаки – Тифлис (382 версты) легко перекрывались в дефиле у Бакуриан, где можно было бы сдержать крупные силы наступавших27.

В случае успеха турок у Сарыкамыша возможности компенсировать поражение в ближайшей перспективе у русского командования не было. Под угрозой падения оказывался Карс – оплот русского могущества в регионе28. Падение этой крепости открывало бы дорогу в Закавказье для турецкой армии. Энвер-паша мечтал о походе на Каспий, строил планы о выходе к Поволжью, мобилизации сил мусульманских народов для дальнейшего движения на Афганистан и Индию29, и для этого были определенные основания. В Персии у турок были сторонники еще со времен революции. Что касается Кабула, то еще в начале Первой Балканской войны эмир Хабибулла-хан обещал поддержку султану и заявил, что Османскую империю и Афганистан объединяют интересы и враги30.

Уже в конце 1914 – начале 1915 г. русскому командованию пришлось учитывать возможность обострения ситуации в Персии, где турецкие и германские агенты развернули весьма успешную пропаганду «священной войны» против России и Англии (особенно среди курдов, в районе озера Урмия, то есть в зоне русского влияния), пользуясь сочувствием, а иногда и прямой поддержкой местной жандармерии, находившейся в значительной степени под контролем шведских офицеров-инструкторов31. Увеличение количества немцев и турок в Персии было заметно, они быстро распространяли свое влияние на полудикие племена пограничья, не особенно церемонясь в средствах. Особенно удачной по действенности находкой стали слухи о том, что германский кайзер принял ислам32. Твердо полагаться власти могли только на Персидскую казачью бригаду, действовавшую под командой русского генерала и русских инструкторов. В 1911 г. в Персии появилась новая сила – жандармерия, которую тренировали шведские инструкторы, с момента своего создания она стала гораздо большей силой, чем казачья бригада. Уже в 1911 г. насчитывалось 5700 рядовых жандармов. Кроме того, штат инструкторов из Скандинавии (34 человека) превышал число русских офицеров (не более 10 человек). В результате резко ослабла роль той силы, которая традиционно была проводником русского влияния в стране33.

Казачья бригада, находившаяся под русским командованием, по сравнению с жандармами в 1914 г. была относительно невелика (1,2 тыс. сабель), к тому же почти полностью задействована для охраны шахского двора и 450 км дороги Энзели – Решт – Казвин – Тегеран. Это шоссе, построенное русскими инженерами, в 1914 г. было главной транспортной артерией, связывавшей столицу Персии с Россией34. К июлю 1914 г. шведы создали 11 жандармских полков, примерно по 1 тыс. человек в каждом, расположенных в разных городах и провинциях Персии. Столичная полиция и жандармерия также находились в руках шведов. Жандармы и полицейские были хорошо обучены и вооружены35. С конца 1914 г. инструкторский кадр этих частей получил еще один источник пополнения – за счет бежавших из русского плена австрийцев и турок36.

С началом войны задачи по охране дорог, государственных учреждений и русского имущества стали гораздо более сложными, роль Персидской казачьей бригады для их решения резко возросла37. Большие опасения вызывали и шахсеваны: 45 кочевых племен на юге провинции Азербайджан практически не подчинялись Тегерану и в 1911–1912 гг. доставили немало забот русским властям, дело часто доходило и до нападений на пограничные посты и селения38. В сентябре 1912 г. глава шахсеванов Баграм-хан сдался русским войскам под Ардебилем и поклялся, что больше не будет воевать против них. Следует отметить, что большая часть кочевников в 1914–1915 гг. выполнила это обещание39. Накануне начала войны уверенности в этом, разумеется, не было. Русский контроль над Персией был явно незначителен и не гарантировал порядка и безопасности на фланге Кавказской армии в случае войны с Турцией.

По данным, полученным в Ставке на 12–13 (25–26) декабря 1914 г., наиболее крупные силы турецкой армии были сгруппированы: в районе Константинополя и Босфора – 1-я армия в составе двух корпусов (70 тыс. человек); в районе Адрианополя и Дарданелл – 2-я армия в составе четырех корпусов (130 тыс. человек); на сарыкамышском направлении – 3-я армия в составе трех корпусов и одной дивизии (до 150 тыс. человек); в Сирии – 4-я армия в составе двух армейских, одного запасного корпусов и одной дивизии (до 115 тыс. человек); в Аравии и Месопотамии – еще два корпуса40. Это расположение полностью соответствовало плану турецкой мобилизации, составленному Ф. Бронсартом фон Шеллендорфом, считавшим необходимым удержание центра стратегической тяжести Турции – Константинополя любой ценой41. В этой обстановке началась Сарыкамышская операция.

Ей предшествовала демонстрация в Аджарии, где в ноябре туркам удалось занять часть Батумской области42. Еще в октябре 1914 г. русская разведка докладывала о том, что турецкое правительство начало собирать отряды добровольцев для вторжения в Аджарию, для чего местная администрация пошла даже на освобождение годных к службе арестантов. Они вооружались и включались в «шайку Аслан-бека Абашидзе» – представителя местного владельческого рода43. Этим донесениям не поверили, поскольку губернская администрация была полностью уверена в лояльности местного населения, остававшегося спокойным даже в смутные годы первой русской революции44. Большую часть населения Зачорохского края составляли аджарцы (около 80 тыс.), лазы (около 5 тыс.), весьма значительным был и процент турок. Основная часть аджарцев и лазов проживала и в пограничных районах Турции – это были потомки тех, кто покинул Батумскую область после перехода ее в руки русских45.

В предвоенный период штаб Кавказского округа не ожидал наступления противника со стороны суши46. Наиболее возможным вариантом действий турок считалась высадка десанта с целью овладения Батумом. Город прикрывала крепость, но его исключительно пестрое население вызывало опасения. В 30-тысячном городе жили 28,9 % грузин и мингрелов, 22 % русских, 14,3 % греков, 13,5 % армян, 5 % евреев, 6,5 % остальных народностей. При этом треть населения города была представлена иностранными подданными, из них 7 тыс. человек имели подданство Турции, 2 тыс. – Греции, 640 – Персии и около 250 – остальных стран47. 1 (14) ноября сконцентрированные на русской границе отряды численностью до 5 тыс. человек начали вторжение в Аджарию48.

Лояльность местного населения не вызывала сомнений у русских военных властей49, тем не менее оно восстало. Жители пограничных районов традиционно промышляли контрабандой: они формировали многочисленные вооруженные турками банды, служили проводниками для отрядов вторжения, перевозили грузы и прочее. Следует отметить, что основной целью восставших стал грабеж городов и поселка горнопромышленной компании50. В результате небольшой пограничный отряд – взвод пехоты и сотня пограничников – вынужден был отступить на Ардаган. Остальные войска отошли за реку Чорох, от которой их пытались отрезать башибузуки. С помощью восставших турки и отряд Аслан-бека Абашидзе поставили на короткое время под контроль часть Верхней Аджарии, сожгли медеплавильный Дзансульский завод и ограбили поселок при нем51.

Развить этот успех они не сумели, поскольку отряды лазов и аджарцев, в высшей степени эффективно действовавших в лесисто-горной местности, не могли быть использованы для атаки на Михайловскую крепость.

Оправдался предвоенный прогноз: пока эта позиция находилась в наших руках, она обеспечивала контроль (или возможность его восстановления) над Черноморским побережьем Закавказья52. Действия противника были столь неожиданны, что русское командование поначалу не смогло определить с точностью масштаб вторжения. Оно было убеждено лишь в том, что он значителен53. Уже 20 ноября (3 декабря) 1914 г. было принято решение перебросить подкрепления из Ардагана и Батума для скорейшего умиротворения Чорохского края54. Практически одновременно с Аджарией турки активизировались и на ванском направлении, где с середины ноября они попытались перейти в наступление55.

Бои носили упорный характер и затянулись до 7 (20) декабря, когда наступление противника было парировано. Еще через два дня на ванском направлении турки перешли к обороне56. Задачу отвлечения внимания от эрзерумского направления и Сарыкамыша германо-турецкое командование выполнило. В какой-то степени этим планам способствовал и визит императора в Закавказье. 26 ноября (9 декабря) 1914 г. Николай II прибыл в Тифлис, где посетил православный Свято-Сионский и армяно-григорианский Ванский соборы, мечети обоих течений ислама, встретился с экзархом Грузии, католикосом армян, шейх-уль-исламом шиитов и муфтием суннитов. 30 ноября (13 декабря) император приехал в Карс, а 1 (14) декабря – в Сарыкамыш. Формально поездка прошла весьма удачно. Встречи и приемы следовали один за другим, император посещал храмы, госпитали и учебные заведения, проводил смотры воинских частей, представители разных групп населения, народов и вероисповеданий заявляли о своей полной лояльности57.

Поскольку наместник граф И. И. Воронцов был тяжело болен и вынужден придерживаться постельного режима, почти всем распоряжался генерал А. З. Мышлаевский. Уже в эти дни он начал проявлять первые признаки беспокойства, которое вскоре переросло в откровенную панику58. В отличие от А. З. Мышлаевского Г Э. Берхман, корпус которого выдержал бои с противником, был уверен в том, что турки в ближайшее время начнут наступление большими силами, не сомневался он и в конечном исходе операции, а потому просил приехавшего накануне императорского визита В. Ф. Джунковского приложить усилия к тому, чтобы Николай II посетил войска на границе. Эта просьба была доведена В. Ф. Джунковским до адресата, который воспринял ее чрезвычайно благоприятно59.

А. З. Мышлаевский приложил все усилия, чтобы не упустить представившуюся возможность, и сосредоточился на демонстрации своей распорядительности в типичном для русского чиновника стиле. В частях получили приказы наводить порядок и чистоту и проследить за тем, чтобы при проезде монарха никто не сидел на заборах при наличии таковых60. Сопровождавший императора в поездке из Сарыкамыша к границе А. И. Спиридович вспоминал: «Порядка мало. Изредка попадаются около шоссе питательные или санитарные пункты. Новые вывески, новые флаги, недоделанность кругом заставляют думать, что этого всего не было и устроено ввиду приезда Государя. Наскоро, напоказ»61. То же самое отметил и историограф Николая II генерал Д. Н. Дубенский62. Тем не менее император был доволен, особенно сильное впечатление произвели на него посещение Сарыкамыша и автомобильная поездка к границе63. Смотр войск корпуса Г Э. Берхмана прошел великолепно, сам генерал поцеловал руку монарха перед войсками под крики «Ура!»64. Солдаты радовались возможности увидеть императора65. Как часто бывает в такого рода случаях, неприятности последовали позже.

9 (22) декабря началось наступление противника на Сарыкамыш. За два дня до этого был взят в плен командир полка курдской иррегулярной конницы. На предварительном допросе он показал, что на сарыкамышском направлении ожидается наступление. Из штаба дивизии под казачьим конвоем пленного офицера направили в штаб корпуса, но туда он так и не прибыл: конвоиры зарубили курда по пути, и полученная информация не была принята к сведению66. «На сарыкамышском направлении незначительные столкновения», – гласило сообщение штаба Кавказской армии от 7 (20) декабря67. Русское командование не верило в то, что противник сможет перейти в наступление, и поначалу не восприняло активизацию турок как серьезную опасность. Даже в день начала сражения помощник командующего Кавказской армией генерал А. З. Мышлаевский счел появление их батальонов на сарыкамышском направлении ошибкой, допущенной при движении68.

Это тем более удивительно, что в середине июля 1914 г. под руководством генерала Н. Н. Баратова в Сарыкамыше была проведена военная игра по отражению возможной турецкой атаки на этот город, в ходе которой оборонявшиеся потерпели поражение69. А. З. Мышлаевский явно проигнорировал ее результаты. Объяснить такое поведение генерала может тот факт, что при оценке местности он опирался на довоенный обзор театра военных действий. Его автор полковник С. А. Виберг утверждал, что перевал Бардуз является труднодоступным для движения даже малых отрядов пехоты и в летнее время70. Перевал Бардуз и одноименное селение находились в четырех верстах от Верхнего Сарыкамыша. Перевал нависал над городком, расположенным в котловине, и представлял собой естественный ключ к нему. На Бардуз из Сарыкамыша вела скверного качества колесная дорога, движение по которой зимой действительно было чрезвычайно сложным. С другой стороны, в случае появления на перевале артиллерии противника под огнем оказывались бы и железная дорога и шоссе Сарыкамыш – Карс. Окруженные лесистыми горами, расположенные в узких и глубоких выемках в них, дороги исключали возможность маневра. Движение по ним под огнем было практически невозможно71.

С другой стороны, подходы к Сарыкамышу через Бардуз считались невыгодным для противника маршрутом. «Обход Саганлуга с запада, – гласил обзор, – помимо трудностей движения по плохим дорогам, доступным для движения лишь небольших сил с легким обозом и артиллерией, крайне опасен, т. к. противник должен будет совершать фланговый марш перед фронтом нашей главной позиции»72. Опасение вызывало более или менее благоустроенное шоссе Караурган – Карс (96 верст), но даже и оно становилось труднопроходимым на нескольких участках. Более того, даже по самому лучшему шоссе и именно на участке в турецком тылу движение зимой останавливалось на несколько недель из-за сильных снежных заносов73. Следовательно, теоретически наступление противника в этот период было почти невозможно, а через Бардуз – практически невозможно74. Штаб Кавказской армии заявил о том, что 9 (22) декабря на сарыкамышском направлении был отбит ряд атак противника75.

Это была полуправда. Несколько отбитых атак не помешали туркам овладеть инициативой, они сумели сосредоточить на решающем направлении превосходящие силы, и русские вынуждены были проводить перегруппировку, в связи с чем на несколько дней оборонявшиеся уступали наступавшим почти на всей протяженности фронта76. Сил было совершенно недостаточно, а генерал А. З. Мышлаевский, вмешиваясь в управление частями, своими распоряжениями лишь усложнял задачи77. Для обороны города был сформирован Сарыкамышский отряд во главе с командиром 1-го Кавказского армейского корпуса генералом от инфантерии Г Э. Берхманом78, который сдерживал наступление турок до концентрации сил 2-го Туркестанского корпуса79. В командование корпусом должен был вступить генерал-майор М. А. Пржевальский, командир прибывшей в город 1-й Кубанской пластунской бригады80.

11 (24) декабря А. З. Мышлаевский прибыл в город и именем главнокомандующего отстранил от управления войсками Сарыкамышского отряда генерала Г Э. Берхмана, лично возглавив группировку. В тот же день в 16 часов 30 минут приказом № 1 он разделил отряд на два корпуса – 1-й Кавказский армейский и Сводный и два отряда – полковника С. А. Довгерда и генерал-лейтенанта Н. М. Истомина81. 1-й Кавказский корпус переходил в подчинение Г. Э. Берхмана, Сводный – под командование прибывшего с А. З. Мышлаевским генерала Н. Н. Юденича. В состав Сводного корпуса вошла часть 1-го Кавказского и 2-го Туркестанского корпусов82. Так, фактически во главе туркестанцев стал начальник штаба Кавказской армии – Н. Н. Юденич, а командир корпуса вскоре получил другое назначение83.

Г. Э. Берхман должен был энергично атаковать турок в направлении на Кеприкей, Н. Н. Юденич – нанести удар по их левому флангу, Ольтинский отряд Н. М. Истомина (две бригады с батареями, ожидавшимися из Карса) – выбить турок из Ольт, а отряд С. А. Довгерда (18-й стрелковый полк с одной батареей, ополченцами и пограничниками) – держать Бардузский перевал и обеспечивать связь между войсками Н. Н. Юденича и Н. М. Истомина84. Вся эта лихорадочная деятельность никак не способствовала упрощению положения на фронте и в тылу85. Над русскими войсками в этот день уже витала опасность окружения. 12 (25) декабря авангард обходящей колонны противника, легко сбив небольшие ополченские заслоны на перевалах, вышел на позиции в 6–7 км от Сарыкамыша. У городского вокзала находились значительные склады боеприпасов и продовольствия86. Н. Н. Юденич отдал распоряжение подтянуть к Сарыкамышу резервы, но поскольку они находились на расстоянии от 70 до 100 км от города, возможность их быстрого подхода исключалась87.

Штаб Кавказской армии издавал успокаивающие сообщения, в которых читалась рука А. З. Мышлаевского: «На ольтинском направлении бои развиваются. На сарыкамышском направлении наши войска, перейдя в наступление, сбили передовые части турок на всем фронте»88. Между тем 12 (25) декабря, в день опубликования этого известия, гарнизон Сарыкамыша состоял из двух дружин ополчения, вооруженных берданками89. Ополченцы совершенно не годились для выполнения сколько-нибудь серьезной задачи: они имели по 15 патронов на винтовку, были практически не обучены и использовались для караульной службы на складах и вокзале90. По счастливой случайности 12 (25) декабря в Сарыкамыш прибыли для дальнейшего следования в Тифлис кадры для формирования нового 23-го Туркестанского полка: для этого каждый полк 2-го Туркестанского корпуса выделил по одному взводу, а сам корпус – взвод легкой артиллерии и гаубичный взвод. В тот же день из Тифлиса с последним поездом прибыли молодые офицеры, выпущенные из Тифлисского военного училища91. Не было в городе и старшего офицера, который смог бы возглавить эту разношерстную массу и сделать из нее нечто боеспособное.

Также случайно выяснилось, что на вокзале находится какой-то полковник, который пьет чай в буфете, ожидая поезда, чтобы направиться в свою часть. Им оказался начальник штаба 2-й Кубанской пластунской бригады полковник Н. А. Букретов, возвращавшийся после болезни в строй. А. З. Мышлаевский отдал ему по телеграфу распоряжение организовать оборону города до прихода подкреплений. Н. А. Букретов сформировал роты из 2 тыс. запасных, прибывших на вокзал, использовав для этого 120 прапорщиков, получивших свои офицерские погоны 1 (14) декабря. Кроме того, ему удалось найти на складах трехлинейные винтовки и частично перевооружить ими ополченцев. Полковник присоединил к импровизированным ротам две пулеметные команды (16 пулеметов), следовавших в его бригаду, и выдвинулся вперед, к позициям на Бардузском перевале. Укрепиться на них не удалось. В тот же день, 12 (25) декабря, турки атаковали перевал. Долго удержаться с ополченцами и наспех сбитыми из резервистов частями Н. А. Букретов не мог92.

12 (25) декабря А. З. Мышлаевский все еще считал, что турки на этом направлении появились случайно, в результате ошибки, допущенной при движении, но в общем обстановку под Сарыкамышем он уже признавал угрожающей93. Утром 13 (26) декабря 29-я турецкая дивизия начала атаку Бардузского перевала и днем оттеснила сводный русский отряд – он стал откатываться в город. В тот же день сюда начали стягивать все, что было возможно: 80-й пехотный Кабардинский полк, 1-й батальон 18-го Туркестанского полка с двумя орудиями, 1-й Запорожский казачий полк с четырьмя орудиями94. В решающие для обороны дни Сарыкамышский отряд не мог рассчитывать на поддержку. Выдернутые для контрудара с фронта части только начали перегруппировку. За Сарыкамышем находился Карс, практически лишенный гарнизона, а в тылу Кавказской армии имелись только формирующаяся 3-я Кавказская стрелковая бригада (прикрывала Карс), 66-я пехотная дивизия, 3-я Кубанская пластунская бригада (прикрывала Ардаган)95.

До Бардуза к моменту начала турецкого наступления дошел лишь батальон 18-го стрелкового Туркестанского полка, который и встретил 13 (26) декабря атаку 29-й дивизии противника. Подтянуть приданные ему два орудия (в армии шел переход с шести– на четырехорудийные батареи, и эти пушки были случайно, но весьма своевременно присланы в гарнизон в качестве кадра для новой четырехорудийной батареи), на перевал так и не удалось. Сбив туркестанцев с перевала, турки овладели господствующими над Сарыкамышем и дорогами к нему высотами. Развивая этот успех, они попытались спуститься вниз. Очевидно, посчитав, что у русских нет артиллерии, турецкие артиллеристы вывели свою четырехорудийную батарею на открытую позицию для непосредственной поддержки пехоты. Она мгновенно была обстреляна двумя орудиями, приданными отступившему батальону, и, потеряв три орудия, была принуждена к молчанию96.

Без поддержки артиллерии наступление турок затормозилось. К тому же на подходе к городу их пехота попала под огонь восьми орудий, имевшихся в гарнизоне, и понесла большие потери. Не ожидая встретить такого сопротивления, командир 29-й турецкой дивизии подумал, что в город подоспело подкрепление, и остановился, ожидая подхода остальных дивизий 9-го армейского корпуса – 17-й и 28-й. В результате весьма ослабленному батальону 18-го Туркестанского полка удалось удержать вокзал, а войскам Н. А. Букретова – закрепиться на окраинах97. Фактически эта передышка стала залогом спасения Сарыкамыша и, как следствие, гибели армии противника98. Ночью полуокружение стало очевидным для всех: «Турки жестоко страдали от мороза и не скрывались от русских, развели огромные костры и всю ночь, а может быть, и днем тоже, жгли костры вдоль всей линии на верхушке горы над вокзалом»99. Утром 14 (27) декабря турки начали артобстрел русских позиций, после чего пошли на штурм с трех сторон. Но в этот день гарнизон получил первое подкрепление, атакующим удалось занять лишь три сакли на окраинах города. Гарнизон был измучен непрерывными боями и ослаблен потерями100.

Далеко не лучшим образом обстояло дело и с командованием, в котором поначалу царила неразбериха. К ночи с 14 на 15 (с 27 на 28) декабря в штабе А. З. Мышлаевского поняли, что Сарыкамыш находится под ударом пяти дивизий противника, к тому же выяснилось, что передовые части турок перерезали железную дорогу на Карс101. В конце концов, запутавший все А. З. Мышлаевский 15 (28) декабря вместе со своим начальником штаба генерал-майором Л. М. Болховитиновым покинул Сарыкамыш на автомобиле, направляясь кружной дорогой на Александрополь и Карс. Причиной оставления войск в критическом положении была болезнь главнокомандующего (на самом деле с начала войны больной И. И. Воронцов не покидал постели)102. Положение было весьма сложным, окружение стало почти свершившимся фактом, а по дороге на Карс автомобиль А. З. Мышлаевского был обстрелян турками. В возможность счастливого для Кавказской армии исхода событий он уже не верил103.

Очевидно, это и стало причиной сбивчивых распоряжений генерала, отданных в этот день. Перед отъездом он назначил двух равноправных начальников – Г Э. Берхмана и Н. Н. Юденича и приказал им при необходимости начать отступление на Карс, организовав сильный заслон. Оставшиеся должны были ни в коем случае не допустить разгрома наших сил104. Держать оборону в городе, в окружении гор, занятых противником, было невозможно, оставаться в нем – тоже. Ко времени отъезда А. З. Мышлаевского на продовольственных складах имелось запасов на 8-10 дней, 19 декабря 1914 г. (1 января 1915 г.) ежедневная выдача хлеба в войсках была сокращена до одного фунта105. Между тем перед отъездом генерал отдал распоряжение не только об общем отступлении от города, но и об уничтожении складов. В случае выполнения этого приказа катастрофа была неминуема: уступавшие противнику по численности и на три четверти окруженные части были бы уничтожены106. Вероятно, понимая, что произойдет в случае выполнения этой директивы, А. З. Мышлаевский не подписал ее, ограничившись передачей по телеграфу107. Он уже явно готовился к оправданию после поражения.

Суммируя его распоряжения, можно заметить, что генерал одновременно приказывал готовиться к отходу, но поскольку отступить в порядке и сохранить обозы и артиллерию на обледенелых спусках и подъемах горных дорог было весьма сложно, он призывал «напрячь все силы, чтобы отбросить турок от Сарыкамыша»108. На отход наших войск от города весьма рассчитывал и Энвер-паша. В своем приказе от 12 (25) декабря он отмечал: «Если русские отступят, то они погибли». Н. Н. Юденич на свою ответственность отказался выполнять приказ А. З. Мышлаевского, предпочтя активную оборону. Сохраненные склады затем сослужили добрую службу Кавказской армии, обеспечив ее бесперебойное снабжение109. 15 (28) декабря бой на окраинах города возобновился, но турки уже не штурмовали, они также были измучены. Вечером того же дня в город прибыл генерал М. А. Пржевальский с пятью батальонами пластунов и возглавил оборону110.

Энвер-паша поначалу находился в Эрзеруме: по сообщениям русской разведки он собирался войти после победы в Карс и провозгласить себя гази, то есть победителем111. Турецкая пропаганда напрягала усилия для того, чтобы вызвать восстание против России. Одна из прокламаций сообщала народам Кавказа о том, что 100 тыс. аскеров перешли русскую границу, и призывала: «Мусульмане! Из гранитных гор Кавказа слышна хвала Аллаху и героизму мусульманских войск. Привет тебе, мусульманский народ

Кавказа, от имени наместника великого пророка Магомеда Халифа. Ныне он призывает тебя к священной войне… Мусульмане-кавказцы! Теперь вы должны, как и прочие мусульмане, восстать против врагов нашей веры и крови – русских и объявить им священную войну… наступило время гонения на нашу веру, шариат и Коран. Сплотитесь и вооружайтесь ружьями и кинжалами против врага Корана и именем священной войны изгоните его из пределов нашей Родины, всячески препятствуйте прибывающим на помощь русским войскам из России; разрушайте железные дороги, мосты, телеграфы и телефоны; организуйтесь, нападайте на врага и преследуйте его. Слушайтесь прибывших из Турции организаторов, указывайте им дороги и слушайте их, ибо они ваши кровные братья»112.

Убедившись в удачном начале операции, турецкий военный министр принял решение лично возглавить армию. 16 (29) декабря к Сарыкамышу подошел свежий 10-й турецкий армейский корпус. Утром того же дня Энвер-паша повел решительное наступление на город всеми силами, поставив во главе атаки 10-й корпус113. Поначалу она имела успех: днем турки уже прочно перерезали дороги на Карс, Сарыкамыш был окружен, но только на несколько часов – к трем часам дня противник был выбит с позиций, ведущих в русский тыл114. 16 (29) декабря, в тот день, когда происходили эти трагические события, в собственноручном и последнем своем приказе № 51 А. З. Мышлаевский поручил командование Сарыкамышским отрядом Г Э. Берхману. Пожалуй, ликвидация двоевластия в окруженной группировке, судьбу которой решали если не минуты, то считаные часы, была его единственным правильным решением, принятым за время всей Сарыкамышской операции.

При этом он по-прежнему упорно предлагал Г. Э. Берхману невыполнимые решения: «Ввиду прорыва турок у Новоселима и создавшегося положения у Карса предлагаю Вам вступить в командование войсками первого Кавказского и Сводного корпусов. Совместно с генералом Юденичем, который останется у Вас, Вы должны разбить турок у Сарыкамыша и открыть себе выход на Карс вдоль железной дороги, а при невозможности – на Каракурт и даже по обходным путям в направлении к Карсу, уничтожая турок, которые перебросились с ольтинского направления на пути между Сарыкамышем и Карсом. Для облегчения Вашего движения можно уничтожить часть Ваших обозов и бросить лишние тяжести. В случае недостатка продовольствия широко пользуйтесь местными средствами. Сам я переезжаю в Александрополь, чтобы принять дальнейшие меры». Связь ввиду создавшейся ситуации предлагалось держать летучей почтой, и это было единственное предложение, реализация которого была возможна и не угрожала гибелью русским войскам115.

Совершенно непонятно, как и где эта группировка нашла бы «местные средства» для продовольствия, неясно и то, как и куда она смогла бы отойти, в то время как турки постоянно наседали на русские позиции уже в самом Сарыкамыше. В городе до вечера шел исключительно упорный бой, во многих местах переходивший в штыковые атаки. Противник овладел казармами 156-го Елисаветпольского полка и вокзалом. Победа была вырвана у турок буквально в последний момент, в двух шагах от успеха. Вечером М. А. Пржевальский бросил в бой свой последний резерв – две сотни пластунов. Их ночная контратака на несколько дней остановила натиск турок. Турецкий штурм был отбит, противник выбит из города и из здания вокзала. Лишь полтора батальона турок по-прежнему удерживали казармы елисаветпольцев. Успех позволил оборонявшимся провести перегруппировку и усилить оборону116.

17 (30) декабря на позициях под городом было относительно спокойно117. В этот день войска гарнизона приступили к зачистке от турок саклей, находившихся на высотах у города. Эти каменные здания были прекрасно приспособлены к обороне и фактически превращены в маленькие крепости. Одну из них пришлось взорвать с помощью минной галереи, весь ее гарнизон погиб, после чего оставшийся пункт обороны немедленно прекратил сопротивление: три старших, семь младших офицеров и 300 солдат во главе с командиром полка сдались в плен. Одновременно блокированные в казармах Елисаветпольского полка турки вынуждены были сложить оружие. Эта неудача была компенсирована ими успехом на другом направлении. 17 (30) декабря 1-я Константинопольская дивизия противника оттеснила 3-ю пластунскую Кубанскую бригаду и двумя полками захватила Ардаган, который туркам удавалось удерживать за собой в течение пяти дней118.

18 (31) декабря войска Кавказской армии начали фланговое движение против группировки Энвера-паши, а она вновь атаковала город. Гарнизон отбил три штурма, под вечер в резерве М. А. Пржевальского остался только один взвод, но больше атак не последовало119. Сражение еще не было выиграно ни одной из сторон. В это время русская Ставка опасалась, что турки начнут переброску сил из Фракии и Константинополя на Кавказский фронт. Именно тогда великий князь Николай Николаевич (младший) в разговоре с Дж. Генбери-Вилльямсом высказал просьбу о союзнической военно-морской демонстрации против Турции, чтобы облегчить положение русского Кавказского фронта. Эта мера, по словам главнокомандующего, облегчила бы положение русских войск, не имеющих резервов, которые были взяты командованием на австро-германский фронт120.

Неудивительно, что 18 (31) декабря Ставка опасалась поражения в первом же сражении в Закавказье. Верховный главнокомандующий хотел уже только компенсировать моральные потери. «Эту моральную сторону следует иметь в виду нашим союзникам, – писал об этом разговоре министра иностранных дел его представитель в Барановичах. – Если они с этим согласны, то желательно их воздействие на Турцию в наиболее уязвимых и чувствительных ее местах. У Турции таких мест много, где воздействие на нее может компенсировать успехи на Кавказе, даже забыть о ее успехах, обратив подъем духа в панику»121. При этом, обращаясь и к Г. Китченеру, и Ж. Жоффру, великий князь счел необходимым добавить, что «мы ничего у союзников и ни о чем не просим; хотим их успокоить насчет наших дальнейших военных действий»122.

18 (31) декабря Дж. Генбери-Вилльямс был командирован в Петроград вместе с главой дипломатической части Ставки князем Н. А. Кудашевым для переговоров с С. Д. Сазоновым и послами Антанты. Самым решительным способом оказать помощь России в Ставке считали прорыв Дарданелл. Моряки с самого начала сомневались в том, что союзники пойдут на такую сложную операцию ради чужих интересов, но заявили о своей готовности поделиться с ними информацией по Проливам123. Выбора не было – в этот день Николай Николаевич (младший) предельно точно и ясно ответил на очередной запрос С. Д. Сазонова: «Одни мы захватить Проливы не можем ни под каким видом»124. Николай Николаевич еще не имел последних новостей из Закавказья. Связь поддерживалась только с Тифлисом и Карсом. От А. З. Мышлаевского приходили маловразумительные сообщения, вроде официального: «В районе Сарыкамыша бои продолжаются»125.

Дело в том, что еще 12 (25) декабря одним из первых турецких снарядов была разрушена единственная в Сарыкамышской группе радиостанция, а 14 (27) декабря турки перерезали и телеграфную линию, соединявшую город с Тифлисом. Только 18 (31) декабря радиостанция была исправлена и связь с Тифлисом восстановлена. В этот день Сарыкамыш еще штурмовали войска Энвера-паши, и только к вечеру русская оборона стала окончательно стабильной и уверенной126. Наступление турецкой армии было отмечено массовым грабежом и насилиями над христианским населением – русскими, греками, армянами и грузинами127. Отсутствие связи с Сарыкамышем и взятие турками Ардагана ставило под вопрос безопасность Тифлиса. В случае победы противника дорога на административный центр Кавказа и Закавказья была бы открыта. Приехавший сюда А. З. Мышлаевский 16 (29) декабря начал эвакуацию семей служащих, архивов и ценностей128.

Эти действия вместе с появлением беженцев из пограничной полосы вызвали панику в городе. Жители начали в спешке покидать Тифлис, и 18 (31) декабря городской голова А. И. Хатисов вынужден был собрать Думу для того, чтобы обсудить меры по урегулированию отъезда обывателей и кампанию по борьбе со слухами129. В этот день В. А. Сухомлинов в письме к Н. Н. Янушкевичу с горечью констатировал: «…от гр. Воронцова-Дашкова я получил телеграмму с просьбой о присылке войск и с таким заключительным аккордом: «положение, угрожающее потерей Тифлиса», и пленением наместника, конечно, т. к. он уже не встает с постели. Во всем этом узнаю г-на Мышлаевского, орудующего там всем и создавшего совершенно невозможное положение. Очень трудно сказать, что теперь делать, но несомненно, что на Кавказе сейчас два врага: турки и Мышлаевский – и оба действуют успешно»130.

Вскоре кризис был преодолен. Воля, энергичность, инициативность, отсутствие боязни ответственности за принимаемые решения, прекрасная организация штабной работы – все эти качества генерала Н. Н. Юденича помогли ему справиться и с А. З. Мышлаевским, который после восстановления связи с Сарыкамышем по-прежнему норовил вмешиваться в командование войсками из Тифлиса, и с Энвером-пашой, стремившимся переломить ситуацию и вновь бросить войска в бой. Проведя перегруппировку, Н. Н. Юденич начал контрнаступление. 19 декабря 1914 г. (1 января 1915 г.) русские части стали наступать на Бардузский перевал и в три часа дня взяли его, окружив правый фланг противника. Утомившиеся и исчерпавшие свои возможности турки начали отступать. На следующий день наши войска наступали уже по всему фронту, противник еще оказывал сопротивление, но вскоре оно прекратилось131. Вечером 20 декабря 1914 г. (2 января 1915 г.) к городу подошли подкрепления – 1-я Кавказская казачья дивизия и 2-я пластунская бригада132.

21 декабря 1914 г. (3 января 1915 г.) было восстановлено движение по железной дороге Карс – Сарыкамыш133. К этому моменту русская победа была уже очевидной: за два дня в плен сдались 5 тыс. турецких рядовых и 40 офицеров, противник начал оставлять орудия134. 3 января 1915 г. Энвер-паша покинул армию, а на следующий день отступление его подчиненных превратилось в бегство135. Необходимость в помощи союзников на турецком направлении надолго отпала. Быстро исчезла и паника в тылу Кавказской армии. Еще 21 декабря 1914 г. (3 января 1915 г.) тифлисский губернатор обратился к населению с воззванием, в котором убеждал жителей, что городу ничего не угрожает. Выезд из Тифлиса не ограничивался, но за распространение панических слухов вводилось наказание – штраф 3 тыс. рублей или трехмесячное тюремное заключение136.

К этим мерам не пришлось прибегать, уже на следующий день в город стали приходить радостные новости с фронта137. 22 декабря 1914 г. (4 января 1915 г.) был возвращен Ардаган – Сибирская казачья бригада выбила противника из города кавалерийским ударом138. В тот же день в два часа дня сдалось то, что осталось от 9-го армейского турецкого корпуса139. При отсутствии налаженного снабжения и слабом уровне командования, не справившегося с управлением войсками, 3-я турецкая армия фактически распалась на отдельные части. 22 декабря 1914 г. (4 января 1915 г.) русские войска одержали победу под Сарыкамышем и вплоть до следующего дня осуществляли преследование, выйдя на позиции, которые они занимали до начала турецкого наступления. Русская армия потеряла 20 тыс. убитыми, ранеными, больными, более 6 тыс. человек пострадали от переохлаждения140.

Именно Г. Э. Берхман как командир Сарыкамышского отряда известил в этот день об успехе главнокомандующего Кавказской армией больного наместника: «Безмерно счастлив от лица всех чинов вверенных мне войск горячо поздравить Ваше Сиятельство с большой и славной победой. Доношу: сегодня 22 декабря в 5 часов вечера решительно определилось полное поражение 9-го и 10-го турецких корпусов под Сарыкамышем»141. Штаб Кавказской армии поначалу ограничился сообщением об изгнании противника из Ардагана и дал более скромное описание победы: «Под Сарыкамышем нанесено полное поражение турецкой армии. Девятый турецкий корпус уничтожен»142. Но уже на следующий день, 23 декабря 1914 г. (5 января 1915 г.), штаб армии официально сообщил о победе над наступавшей группировкой противника и пленении значительной ее части.

Угрозы вторжения на русскую территорию больше не существовало: «Под Сарыкамышем вчера к вечеру наши славные войска одержали полную победу над турками. Нами разбиты 2 турецких корпуса, причем один из корпусов взят в плен целиком вместе с корпусным командиром, тремя начальниками дивизий и вообще всем своим составом. Успевшие прорваться небольшие партии турок нами энергично преследуются и уничтожаются»143. После того как стала известна эта новость, Тифлис украсился флагами, улицы и площади города заполнили ликующие толпы, шумно праздновавшие победу русской армии.

Через два дня на вокзал стали прибывать первые эшелоны с пленными144, вид их был ужасен. На последнем этапе боев неизбежно сказалась слабая подготовка тыла и снабжения противника: резервисты, особенно набранные в Сирии и Ираке, были одеты в летнюю форму и обувь. Все это быстро превращалось в лохмотья, не спасавшие от горных морозов. Многие из арабских солдат вообще впервые в жизни увидели снег, плен для них становился спасением, и они охотно клали оружие145. Среди партий пленных, которые прибывали в Тифлис, были и турецкие армяне, которых также бросали на фронт146. Все пленные выглядели одинаково. «Голь, абсолютная голь! – писал встречавший в Тифлисе эшелон с пленными из-под Сарыкамыша журналист. – В какой вагон не заглянешь, везде бледные лица, на которых застыл ужас прошлого боя, босые ноги, грязные истрепанные фески»147.

23 декабря 1914 г. (5 января 1915 г.) последовала первая награда войскам и их командиру. И. И. Воронцов-Дашков в своей телеграмме благодарил начальника Сарыкамышского отряда, командиров и подчиненных «за стойкую службу Царю, Родине и Кавказу», после чего приказывал Г Э. Берхману передать командование отрядом начальнику полевого штаба Кавказской армии генерал-лейтенанту Н. Н. Юденичу как старшему в должности. Он и должен был организовать энергичное преследование отступавших148. Г Э. Берхману, пораженному и уязвленному таким необычным способом благодарности, оставалось только подчиниться. На следующий день он издал приказ по Сароыкамышскому отряду, в котором прощался с войсками и передавал командование своему преемнику149.

Русские войска шли вперед, сталкиваясь на своем пути с типичными результатами деятельности турок и примкнувших к ним разного рода башибузуков150. До войны район Карса – Ардагана, то есть территорий, присоединенных после Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., имел смешанное население: 46,6 % армян, 20 % закавказских татар, 5 % турок, чуть более 7 % курдов и прочие151. В наиболее опасном положении находились армяне, русские власти не допускали грабежей и насилия, обычных для турок и курдов в османских владениях, что немедленно сказалось на благосостоянии и вызвало недовольство, очевидное задолго до 1914 г. Уровень национального противостояния был высок, и каждая из сторон готовилась к защите и нападению.

«Армянское население, – гласил обзор Кавказского военного округа за 1911 г., – поставленное со стороны Турции под первый удар, с кровавой местью курдов за его экономические успехи в течение 35 лет русского господства, естественно, стремится объединиться. Труды партии «Дашнакцутюн» сплотили все приграничное армянское население в одно целое и придали ему боевую организацию. Тайно существующие, тайно обучающиеся «строевые части» этой армянской милиционной армии, несомненно, носят в себе признаки антиправительственной организации. Но, находясь на самой границе и спасая собственное существование от ужасов курдского набега, армяне тем самым являются и первыми борцами за нашу государственную границу»152. Очевидно, так думали и турки. Узнав об отходе русских войск, армянское население спешно последовало за ними, опасаясь резни153. Эти опасения быстро оправдались.

Формально в турецкой армии существовали правила, ограничивавшие традиционные для турок способы ведения войны. Памятки солдатам гласили: «Никогда не оскорбляй веры неприятельских солдат или мирного населения: не причиняй вреда его храмам. Аллах заповедывал нам уважать все религии на свете. Аллах не любит ни жестокости, ни жестоких людей. Аллах проклинает их. Жестокость создает нам врагов даже из наших друзей и таким образом увеличивает количество наших врагов. Жестокостью никогда не победишь… Без специального приказания своего начальника не жги и не разрушай неприятельской деревни или домов»154. Действительное значение этих деклараций сразу же было проверено на практике. Недолгое пребывание турецкой армии в Ардаганском уезде не прошло без следа: все русские и греческие селения были сожжены, начались массовые убийства христиан155.

Армянские селения, оказавшиеся в руках турок, полностью уничтожались156. Резня, организованная турецкими военными властями, была массовой157. «Трупы армянского населения валяются там всюду, – отмечал в письме русский военный врач, – ими набиты все колодцы»158. Практически то же самое происходило и в греческих поселениях, в лучшем случае в живых оставляли молодых женщин, которых уводили в рабство. Масса таких пленниц была освобождена русскими войсками из рук турецких и курдских убийц и грабителей. Богатейший до войны уезд был почти начисто разорен ими159. «Сплошь и рядом после учиненного турками разгрома, – отметил в своем интервью возглавлявший на этом участке фронта санитарный отряд думы М.-Ю. Джафаров, – встречались селения, совершено опустошенные, причем мы находили в них только женщин и детей, так как турки беспощадно убивали мужчин»160.

Эта информация позже нашла подтверждение в комиссии о нарушении правил и обычаев войны на турецком фронте. В частности, под Ардаганом были вскрыты массовые захоронения жертв турецких зверств. В основном убитыми были армяне – мужчины в возрасте от 12–13 лет и старше. Их уводили за город, где убивали и закапывали в огромных рвах-могилах. После этого начинался зверский погром оставшегося населения – женщин и малолетних детей. Особенно изуверскую изобретательность турки проявляли по отношению к церквям. Присутствовавшие при этом германские офицеры ничего не делали для того, чтобы остановить эти убийства161. Не удивительно, что после этого от более чем двухтысячного населения Ардагана (50 % – армяне, 30 % – турки)162 практически никого не осталось.

«Громадный квартал в центре города, – отмечал приехавший туда через несколько дней после его взятия журналист, – застроенный магазинами и торговыми помещениями, был выжжен»163. И это было сделано менее чем за пять дней! Расплата пришла быстро. Турки намеревались закрепиться в Ардагане, однако контрнаступление русской армии не дало им осуществить эти планы. Мечети города и площади перед ними были забиты трупами аскеров и курдов, убитых в боях164, позже под Ардаганом захоронили еще 1,5 тыс. трупов. Было захвачено знамя 8-го турецкого пехотного полка165.

Сводки из Закавказья приносили в Ставку только радостные известия. Турки попытались перехватить инициативу и оказать поддержку своим войскам, отходившим от Сарыкамыша. Решающим местом их контратаки стал Караурган – небольшое местечко, конечный пункт шоссе Карс – Сарыкамыш, за которым начиналась условная дорога до Эрзерума, проходимая для колесного транспорта только в сухое время года166. Решающую роль должен был сыграть 11-й армейский корпус противника, получивший значительные подкрепления из Эрзерума, – его численность на этот момент оценивалась приблизительно в 50–60 тыс. человек против 25–30 тыс. обычного штата. Попытка ослабить давление на отходивший 10-й корпус не завершилась успехом, хотя несколько дней турецкая пехота исключительно упорно атаковала занимаемые нашей армией Саганлукские позиции. После окончания этих боев турки отошли на позиции под Зивином, где попытались перейти к обороне. Все эти попытки завершились неудачей167.

4 (17) января 1915 г. штаб Кавказской армии известил о завершении этих боев: «Караурганское сражение, происходящее последние три дня при непрекращающейся метели, закончилось полной нашей победой. Усилиями доблестных кавказских и туркестанских полков и равно сибирских казаков последнее сопротивление противника было сломлено. Его арьергарды, прикрывавшие отступление, почти уничтожены, и остатки турецкой армии, теснимые с флангов и фронта, бегут к Эрзеруму»168. В плен попали три командира турецких полков, шесть полков, то есть две трети корпуса, уничтожены и пленены169. Противник был в очередной раз разбит и на ардаганском направлении. На Ольтинском шоссе Сибирская казачья бригада добила ускользнувшую из Сарыкамыша 30-ю турецкую дивизию170: казаки совершенно неожиданно для противника атаковали пехоту сомкнутым строем и почти полностью уничтожили ее, было захвачено два орудия171.

7 (20) января стало известно о масштабах победы: два турецких корпуса разгромлено. Остатки 9-го корпуса вместе с его командиром Али Исханом-пашой, 200 офицерами и 7 тыс. аскеров, всей артиллерией, обозами, припасами и оружием стали добычей русской армии. Остатки 10-го корпуса обратились в бегство, преследуемые русскими войсками172.

В боях под Сарыкамышем, Ардаганом, Караурганом и Ольтами было захвачено 108 орудий – турки лишились 18 батарей173. 6 (21) января в Тифлис прибыло 24 вагона трофеев из Караургана174. На следующий день экзарх отслужил на главной площади города благодарственный молебен в честь победы, собравший огромное количество людей175. 13 (26) января на центральной площади Тифлиса у военного собора была организована выставка части захваченного у турок имущества: 25 горных орудий «Шнейдер – Крезо», 12 полевых орудий Крупа, 16 пулеметов, винтовки Маузера, передки, зарядные ящики, патроны, снаряды, цейсовские дальномеры, бинокли, телефоны, компасы и другое вооружение и военное имущество (в основном немецкого производства), оставленное 9, 10, 11 и 1-м армейскими корпусами противника176. К сожалению, отсутствие под Сарыкамышем резервов исключало возможность энергичного и глубокого преследования противника177.

«Отступление турок, теснимых нами во всех районах, – писал 4 (17) января военный журналист, – переходит в бегство. Наблюдается одна и та же картина. Обессиленные, голодные неприятельские части, уцелевшие от нашего огня, умоляют прежде всего накормить. Пленные едва держатся на ногах от усталости и голода. Офицеры удручены неповиновением солдат, бросающих ружья и бегущих к русским сдаваться»178. Далеко не всем повезло попасть в плен. Отступление турецкой армии проходило в чудовищно сложных условиях: температура в горах опускалась до минус 40 градусов по Цельсию, снежный покров достигал 50–60 см. На перевалах замерзли тысячи турок179. В лесах под Сарыкамышем можно было наблюдать страшные картины: многочисленные трупы солдат и офицеров вражеской армии стояли, сидели и лежали в тех позах, в которых их застала смерть180. По официальным данным, из 150 тыс. человек, начавших наступление на Сарыкамыш, в составе 3-й турецкой армии на 10 (23) января 1915 г. насчитывалось только 12 400181. Вечером 14 (27) января 1915 г. были добиты остатки 30-й дивизии: оружие сложили ее командир вместе со штабом, 16 офицерами, 350 аскерами и были взяты три горных орудия182. Русские войска овладели Ольтинской и Зивинской позициями, отошли от Ардагана на 80 верст183.

В первых числах января Приморский отряд во главе с генерал-майором В. П. Ляховым начал вытеснение противника из Зачорохского края, русское наступление здесь ввиду сложности рельефа и малочисленности войск шло медленно, но неуклонно184. Большая часть Батумской области была освобождена, но полностью вытеснить турок не удалось, тем более что сюда отошли часть разбитого 10-го турецкого корпуса и 3-я дивизия 1-го корпуса. После победы под Ардаганом часть русских войск из Ольтинского отряда – 16-й и 17-й Туркестанские стрелковые полки, 3-й Горно-Моздокский полк и одна горная батарея – была переброшена к побережью185. Их появление на фланге противника оказалось внезапным и способствовало его поражению186. В боях подтвердились предвоенные донесения русской разведки. «В настоящее время выясняется, – гласило официальное сообщение губернатора Батумской области от 12 (25) января 1915 г., – что под маской регулярных войск в Зачорохском крае орудуют арестанты, выпущенные турками из трапезундской, ризской, эрзерумской и других тюрем. Война в Зачорохском крае является исключительной по трудности. Приходится каждую пядь земли брать приступом, до такой степени турки сражаются упорно. Турецкие лозистанские четники прекрасно вооружены и хорошо знают местность»187.

В тыл с Кавказского фронта шел постоянный поток пленных. С 1 (14) декабря 1914 г. по 20 января (2 февраля) 1915 г. в Тифлис прибыли 14 220 турецких солдат и 326 офицеров188. С начала войны до середины февраля 1915 г. через станцию Минеральные Воды в Россию были отправлены 49 тыс. турецких солдат и 527 офицеров189. Пленные принесли с собой многочисленные болезни, в том числе и тиф. Медицинское состояние турок требовало немедленных и решительных мер, иначе эпидемии грозили перекинуться и на территорию империи. В результате вскоре было принято решение выдерживать пленных в шестинедельном карантине, после чего их отправляли на остров Нарген у входа в Бакинскую бухту, где был создан большой лагерь для военнопленных190. Угроза эпидемии была снята, а армия, с которой наступал Энвер-паша, фактически прекратила свое существование.

Все лавры победителя достались Н. Н. Юденичу, неоднократные попытки Г Э. Берхмана добиться пересмотра решения И. И. Воронцова-Дашкова закончились без успеха. Николай Николаевич (младший) отказывался пересматривать этот вопрос, и только осенью 1915 г., после доклада императору нового начальника штаба генерала М. В. Алексеева, на Кавказ был направлен для рассмотрения этого вопроса генерал Ф. Ф. Палицын191. Проведя тщательное расследование, он сообщил о результатах в обстоятельном докладе на высочайшее имя192. На основании этого документа император принял решение восстановить справедливость и 21 июля (13 августа) 1916 г. Г. Э. Берхман заслуженно получил орден Св. Георгия 4-й степени за победу под Сарыкамышем193. Только ко второй годовщине начала этого сражения он публично был назван его героем194.

Победное окончание Сарыкамышской операции сказалось и на положении в Персии. В самом начале турецкого наступления русское командование, опасаясь катастрофы на карском направлении, приказало Азербайджанскому отряду генерал-майора Ф. Г Чернозубова (12 батальонов, одна дружина, 24 сотни при 24 орудиях) покинуть Северную Персию. Несмотря на протесты Ф. Г. Чернозубова, ему пришлось отступать, бросив при этом склады195. Командир отряда был образованным офицером, прекрасным знатоком региона, в совершенстве владевшим персидским и курдским языками, лично храбрым человеком, но при этом скорее администратором, чем военным, и не сумел настоять на собственном мнении196. Воспользовавшись отходом русских сил, турецкие войска и иррегулярные части просачивались в Персию, дойдя 1 (14) января 1915 г. до Тавриза. Задача была очевидной – обойти Кавказскую армию через территорию Персии и вторгнуться в русский Азербайджан197. Решение этой задачи облегчалось наличием вполне приличной дороги, на которую выходил противник.

Шоссе Тавриз – Джульфа, построенное русскими инженерами, было основной коммуникационной линией, связывающей южный и северный Азербайджан и важнейшим торговым путем для русской торговли в Персии198. Влияние России на экономику этой страны было весьма значительным. В 1912–1913 гг. общий торговый оборот Персии равнялся 180,704 млн рублей, из которых на долю России приходилось 113,374 млн, или 62,7 %. В 1913 г. русский импорт (на сумму 59,216 млн) составил 58 % всего ввоза Персии, а экспорт (54,158 млн) – 68,9 % от общего вывоза. Россия ввозила почти 90 % стали и железа, 76 % спичек, 94 % стекла, 85 % фарфора, потребляемых персидским рынком199. Поспешное отступление русских войск резко и негативно сказалось на престиже России среди местного населения, прежде всего курдов, которые начали переходить на сторону турок и совершать набеги на города, склады и дороги200.

Вторгнувшись в нейтральное государство, турки грубо нарушали основы международного права, при взятии одного из городов ими был убит русский консул А. И. Ияс. Его голову насадили на пику и возили по городам в качестве демонстрации победы. С этим трофеем 25 декабря 1914 г. (7 января 1915 г.) в Тавриз вошел отряд из 1200 аскеров и приблизительно 3 тыс. курдов201. Верные принципу поддержки сильнейшего, местное население и власти Тавриза устроили вошедшим в город войскам «восторженную встречу». Однако это помогло не всем. Чиновники и представители местной знати, подозреваемые в русофильских настроениях, были расстреляны. Этой судьбы не избежали даже несколько ханов и губернаторов. Пострадало и христианское (в основном армянское) население города202.

Турецкие солдаты и курдские ополченцы начали повальный грабеж и насилия, которые старался пресечь американский консул, население было обложено налогом «на нужды священной войны»203. В сторону Джульфы под защиту русской армии потянулись спасавшиеся от резни беженцы: армяне, айсоры, персы. Но дорога к спасению для многих стала могилой. «Трудно описать картину массового бегства мирного населения, – отмечал военный корреспондент. – Тысячи женщин, стариков, старух, детей сотни верст прошли по снегу, пока добрались до Джульфы. Многие беженцы так и не дошли до Джульфы: кто замерз, а кто умер от болезни или голода»204. Тем временем шах и меджлис заняли выжидательную позицию, не торопясь принимать чью-либо сторону. После разгрома 3-й армии Энвера-паши инициатива вновь вернулась к русской стороне205.

У селения Софиан, в 27 верстах от Тавриза, на шоссе, ведущем в Джуль-фу, успехам турок и курдов был положен предел206. Попав в засаду, курдская кавалерия и пехота низама попали под пулеметный огонь с флангов с расстояния 200–300 метров и побежали, оставив на поле боя около 1 тыс. трупов207. «В боях под Тавризом, – сообщил 18 (31) января штаб Кавказской армии, – турки потеряли 4 горных орудия, боевые и продовольственные припасы и, будучи отрезаны от Тавриза, понесли большие потери и бежали. 17 января Тавриз занят нашими войсками»208. Потеряв около 2 тыс. убитыми, ранеными и пленными, бросив артиллерию, обозы и склады, турки и курды бежали из города. Предварительно они повесили персов, не желавших продавать им товары за бумажные деньги, разграбили их имущество и сожгли базар209. 18 (31) января 1915 г. Ф. Г Чернозубов въехал в Тавриз – его приветствовали тысячи людей и представители власти. «Турки, – отмечал русский журналист, – встреченные вначале довольно приветливо тавризцами, после двукратного поражения и позорного бегства потеряли весь престиж»210. 21 января (3 февраля) в город вернулся русский консул, и поскольку русское консульство было разграблено и сожжено, он остановился в здании турецкого консульства, куда, кстати, была перенесена значительная часть награбленного211.

Почти одновременно с действиями в Персии была завершена операция по очистке Аджарии. 21 февраля (6 марта) от турок и повстанцев был освобожден Дзансульский завод, а к 28 февраля (13 марта) противник полностью выбит из районов медных рудников в Мургульском ущелье. Уходя, турки и мятежники уводили за собой местное население. Часть жителей пряталась в лесах, откуда потом выходила к русским войскам. 11 (24) марта был взят город Артвин. Здесь была та же картина, что и в Ардагане: все казенные здания и частные дома были разграблены и сожжены. Войдя в город, турки обложили армянских жителей контрибуцией. Собрав таким образом 70 тыс. рублей, они приступили к казням. Из населения в 7680 человек в городе осталось не более 1 тыс. Русские войска перешли через реку Чорох, и турецкие регулярные части стали покидать территорию империи, а местное население, участвовавшее в мятеже и грабежах, сдавало оружие. К 25 марта (7 апреля) территория Чорохского края была очищена, русские войска начали переходить государственную границу – война и здесь была перенесена на территорию Турции212.

Естественно, военные действия привели к потерям среди повстанцев и разорению территории213. Масштабы потерь подытожило Особое совещание, проведенное под председательством генерал В. П. Ляхова в конце октября 1915 г.: если до войны население Батумской области составляли 180 тыс. человек, то в ходе этих действий оно сократилось на 50 тыс. Беженцы шли тремя потоками – в Карскую область, Кутаисскую губернию и Турцию214. Репрессий со стороны русских властей по отношению к местному населению не последовало. Исключение составили руководители, уже имевшие проблемы с законом в довоенное время. «Выясняется, – сообщал русский корреспондент, – что отдельными отрядами командовали и руководили лица, долго жившие в Аджарии. Многие из них имеют богатое уголовное прошлое; формуляры их весьма интересны»215.

Наместник Кавказа предложил лишить русского подданства всех участников мятежа – мусульман Батумской и Карской областей, с последующей конфискацией имущества и выселением в Турцию по окончании войны. Освободившиеся земли планировалось передать «под переселение русских людей». Против этих планов выступили министры юстиции и иностранных дел216. 28 апреля (11 мая) Совет министров, поддержав проект И. И. Воронцова-Дашкова, отметил необходимость распространять карательные меры исключительно против изменников217. Следует отметить, что с самого начала речь не шла о распространении ответственности за мятеж на все мусульманское население означенных территорий.

Уже 6 (19) апреля 1915 г. генерал-губернатор Батумской области разрешил всем лицам мужского пола, выселенным в начале боевых действий из района Михайловской крепости, вернуться назад. Одновременно это разрешение было распространено и на жителей верхней и нижней Аджарии и Артвинского округа218. Этот приказ вызвал повсеместную радость, поскольку крестьяне получили возможность вернуться к своим полям во время посева219. Возвращение растянулось почти на полтора года. Многие из ушедших в Турцию опасались возмездия и выжидали. Сомнения были окончательно преодолены весной 1916 г., после взятия Трапезунда. Русскими военными властями был отдан категорический приказ, запрещавший разрушение домов в покинутых деревнях, за все продовольствие и фураж армия расплачивалась на месте деньгами.

Немаловажное значение имел и тот факт, что фронт все дальше уходил в глубь турецкой территории, земли за Чорохом превращались в безопасный тыл. Убедившись в этом, аджарские беженцы (в основном старики, женщины и дети) стали охотнее возвращаться к родным местам. Фелюги с такими пассажирами под белым флагом курсировали между турецким и русским берегами, и флот их не трогал220. Совершенно по-другому вели себя турки. Воспользовавшись относительным затишьем на приморском участке фронта, которое установилось летом и осенью 1915 г., они провели ряд карательных акций против армянских сел, расположенных за Чорохом, на турецкой территории. В результате целый район обезлюдел, его население, которое, кстати сказать, соблюдало полное спокойствие, было в значительной части уничтожено, возвращаться к пепелищу было некому221. Следует отметить, что турки вообще не отличались гуманными действиями, и это добавляло проблем русской администрации в Закавказье. Остатки разбитых под Сарыкамышем частей по пути в глубокий тыл предавали огню и мечу встречавшиеся им христианские селения222.

Вслед за преследовавшей их русской армией возвращались беженцы-христиане, многие из которых хотели поквитаться за пережитое. Только в Карской области было разорено и уничтожено 50 греческих селений, их жители частично бежали, а оставшихся или вырезали, или увели в качестве заложников223. Ввиду роста «антимусульманского движения» в области ее генерал-губернатор вынужден был издать воззвание к спокойствию и предупредить все население «об ответственности по всей строгости военного времени»224. 3 (16) марта главный начальник Кавказского военного округа также издал обязательное постановление о запрещении распространения устным и печатным образом «сведений, касающихся целой народности или отдельных ее представителей, направленных к возбуждению национальной или религиозной вражды между различными частями населения Кавказского края. Виновникам грозит штраф 3000 руб. или трехмесячное заключение»225.

Проблема сохранения спокойствия в тылу осложнялась появлением значительного количества беженцев из Западной Армении. В начале февраля 1915 г. только в районе города Игдырь на границе с Ереванской губернией скопилось от 30 до 40 тыс. беженцев-армян, в основном это были женщины и дети226. Их общее количество в Ереванской губернии и Карской области равнялось приблизительно 80 тыс. человек227. Вскоре к ним начали присоединяться беженцы из Северной Персии228. Бежавшие отсюда турецкие части действовали так же, как и под Сарыкамышем: персидское подданство не защищало христиан, турки методично расправлялись с ними или натравливали на них курдов. Судьба армян и несториан-ассирийцев была страшной. За попытки укрывательства турки безжалостно расправлялись и с персами229.

«К нам бежит армянское население с турецкого театра войны, – гласила статья «Беженцы», опубликованная в начале 1915 г. в «Речи». – У этого населения нет иного выхода. Те, которые не бегут, будут поголовно вырезаны, замучены, истерзаны не только вооруженными ордами, но и местным «мирным» населением, курдами, турками. Эти новые армянские беженцы отличаются от других тем, что никогда, уже не один век, не знали мирного, спокойного существования. Периодически, а то и непрерывно оно подвергалось погромам. Их громили и за то, что они «неверные» или иноверцы, их громили и за то, что они инородцы. Их громили и тогда, когда они сидели смирно и никто не мешал погромам. Еще больше их громили, когда они жаловались и за них заступалась Европа»230. Именно это и произошло вскоре с армянским населением Османской империи, которое было объявлено младотурками виновником катастрофы под Сарыкамышем. На самом деле, ее основной причиной было отсутствие в тылу турецкой армии надежных коммуникаций.