а121: Обмен злом и добром.

При равном возмездии зло возвращается к злодею, отраженное в зеркале талиона; это взаимность как возвратность, ср. возвратное -ся как взаимное друг друга. Но оттого что между «я» и другим, между своей болью и чужой изначальная разница, для равного ответа нужен третий, судья. Так и толкователь третий между чужим словом и своей мыслью. Не только возмездие бывает большим, есть и обмен добром по правилу «Даю, чтобы ты дал больше» — так называемый потлач. В сказке АТ 170 За скалочку гусочку хитрая лиса раз за разом выменивает лучшее за худшее, но под конец теряет богатую добычу и даже жизнь, а в противоположной сказке 1415 Мена глуповатый мужик раз за разом променивает лучшее на худшее и остается ни с чем, но под конец его утешает жена и он даже получает больше чем было вначале (ср. противоположные сказки АТ 532 Незнайка про богатыря под видом дурака и 1640 Фома Беренников про дурака под видом богатыря); сюда же пословицы «Добра на худо не меняют». «Кто меняет — дурака на придачу берет» (ПРН , с. 123 и 535). К обмену см. Индоевр. установл . 1 Э. Бенвениста. 1.5–7, о происхождении мести и благодарности из обмена говорил Ницше в Человеческом, слишком человеческом . 92; Алексей Ухтомский о законе возмездия — ИС, с. 478—81.

а122: Самооценка.

«Он дурак», «ты дурак» и «я дурак»: разные степени бранности, от сильной до слабой и двусмысленной, ведь первичное, детское, от матери идущее самоощущение — «я лучше всех». Двусмысленное самовосхваление Сократа: Я мудрее всех, потому что знаю, что ничего не знаю (Платон, Апология Сократа , 20d—23с). «Слияние хвалы и брани нейтрализует ложь», записал Бахтин (набросок Риторика, в меру своей лживостиЙЙЙ БСС 5. с. 65) в скобках. Так и христианин надеется, что он лучше других, потому что считает себя хуже других; по Честертону (Высокие равнины ) «святой единственно означает человека по-настоящему знающего, что он грешник». Это открывает большие возможности для юродства, ср. сократову иронию, но и для лицемерия. (↓1: Себялюбие. — 2: К самооценке христианина.)

а131: Мандельштам о Достоевском.

«В стихах и в прозе» Мандельштама, замечает Надежда Мандельштам, «есть реминисценции из Достоевского, но он никогда не писал и не говорил о нем.» — Вторая книга (гл. Свобода и своеволие ). Но вот из статьи Литературная Москва . Рождение фабулы (1) всё того же 1922:

Достоевский — отличное застольное чтение, если не сейчас, то в очень недалеком будущем, когда вместо того чтобы плакать и умиляться над ним, как горничные умиляются над Бальзаком и отличными бульварными романами, будут воспринимать его чисто литературно и тогда в первый раз прочтут и поймут.

Это предвидение вышедшей через семь лет книги М. Бахтина может быть и указанием на то, что сам Мандельштам с женой читал вслух Достоевского в 1921.

а132: Анненский против Вяч. Иванова.

Мандельштамовский выпад против русских символистов похож и на реплику Анненского Вяч. Иванову в Воспоминаниях Е. Герцык (4.5): «Но с вами же нельзя говорить, Вячеслав Иванович, вы со всех сторон обставлены святынями, к которым не подступись!» А вот из письма Анненского М. Волошину от 6.3.1909:

А разве многие понимают, что такое слово — у нас? Да почти никто. — Но знаете, за последнее время и у нас ух! как много этих, которые нянчатся со словом и 1 , пожалуй, готовы говорить об его культе. Но они не понимают, что самое страшное и властное слово, т. е. самое загадоннов — может быть именно слово — будничное. Что сделал с русской публикой один Вячеслав Иванович?ЙЙЙ Насмерть напугал всё Замоскворечье… ЙЙЙМы-то его понимаем, нам-то хорошо и не боязно, даже занятно… славно так. А сырой-то женщине каково?..

(ср. это место в статье Волошина И. Ф. Анненский — лирик ). — «Женщиной сырой» не раз называет себя вдова чиновника у Островского — Бедная невеста . 1.9, 3.7 сл. и 5.10. но Анненский имел в виду, должно быть, купчиху, которая «мудреных слов» боится, из Тяжелых дней (2.2), другой пьесы того же автора; «Уж я такая робкая, право, ни на что не похоже. Вот тоже, как услышу я слово „жупел“, так руки-ноги и затрясутся.»

а133: «А = А» у Мандельштама.

Манифест Утро акмеизма (5): «А = А: какая прекрасная поэтическая тема. Символизм томился, скучал законом тождества, акмеизм делает его своим лозунгом и предлагает его вместо сомнительного a realibus ad realiora.» Мандельштам хвалит логический «закон (принцип) тождества» как фигуральное выражение принципа индивидуации, говорящего, что все вещи разные, двух одинаковых не найдешь. Ср. у него же через несколько лет

Возьмем, к примеру, розу и солнце, голубку и девушку. Для символиста ни один из этих образов сам по себе не интересен, а роза — подобие солнца, солнце — подобие розы, голубка — подобие девушки, а девушка — подобие голубки. Образы выпотрошены как чучела и набиты чужим содержанием.ЙЙЙ

ЙЙЙНи одного ясного слова, только намеки, недоговаривания. Роза кивает на девушку, девушка на розу. Никто не хочет быть самим собой.

(Дальше — уже приведенное место, похожее на «По-моему, метла так метла и есть; ухват так и есть ухват!»)

ЙЙЙАкмеизм возник из отталкивания: «Прочь от символизма, да здравствует живая роза!» — таков был его первоначальный лозунг.

— O природе слова . «Первоначальный лозунг» акмеизма находится в примечании дневниковой записи Блока от 17.4.1912: «ЙЙЙутверждение Гумилева, что „слово должно значить только то, что оно значит“, как утверждение глупо, но понятно психологически как бунт против Вяч. Иванова и даже как желание развязаться с его авторитетом и деспотизмом»; ср. в гумилевском манифесте Наследие символизма и акмеизм «непознаваемое, по самому смыслу этого слова, нельзя познать», «все попытки в этом направлении — нецеломудренны». Мнимо глупому утверждению (вероятно, устному) «Слово должно значить только то, чтó оно значит» и верны у Мандельштама А = А (ср. пояснения Н. Мандельштам. Вторая книга , гл. Трое ), бесподобие живой розы и поздний стих Не сравнивай: живущий несравним. Это не отменяется, но обостряется сказанным в черновой записи к Разговору о Данте , что «ЙЙЙнет бытия вне сравнения, ибо само бытие есть — сравнение» (СК. с. 161, № 25). (↓1: «Роза это роза». — 2: «Равное себе» и «большее себя».)

а151: К попу Семену.

Священник, поп, он же ученый («Неуча в попы не ставят» — ПРН , с. 424), — иной человек, особенный, но дурак и пьяный тоже иные, поэтому они легко соединяются со священником в двойственный образ. Краткий вариант поговорки умен как поп Семен (ППЗ , с. 133) держится на таком образе и на значимости имени Семён, по Сл. блат ., с. 221, значащего «глупый, недалекий человек»; к семантике Семена см. В. Топоров. Госп. Прох ., с. 152 сл. и 164 сл., он же в тезисах Имя, с. 69–91. Соименником и чуть ли не сыном (так Топоров — Имя , с. 74) попу Семену приходится явно иной Сенька Попов из выражений вроде А свет кто тушить будет. Сенька Попов? Встречается отдельно и вторая половина книги/книгу продал да/а карт купил (ППЗ , с. 87, и Поcл, нар ., К76), ср. смотрит в книгу, а видит фигу (ПРН , с. 480, ср. на с. 419 и 454). Другие варианты: умен как поп Семен: купил вместо книги карты (Волог., с. 195). у Лескова: Ты, милый, умен как дьякон Семен, который книги продал да карты купил. (На ножах , 1.5). умен как наш Семен — (СВРЯ , ст. Карта) — мы тоже иные, ср. пословицы типа «Люди то, а мы другое» (ППЗ . с. 94). Поговорку использовал Вяземский в картежном стихотворении Выдержка :

(↓1: Иные люди.)

а152: Овин и церковь.

Есть и вариант с прибавкой умен как поп Семен: книги продал — карты купил, сел в овин да играет один (Р. посл, погов ., с. 72. ср. РПП . с. 162. и Мудрое сл … с. 80 и 215). Ср. о пастухе, тоже ином:

Иван Александрович был не очень умен. Сидит на полянке, вокруг спят коровы. Он же сам с собою играет в карты, в «Окулю». на две руки, «Ну теперь ты ходишь! — Пастух брал карту из руки воображаемого партнера. — Вот! Опять ты проиграл, тебе тасовать».

Тасовать, однако, приходилось каждый раз самому, поскольку Иван Александрович был в двух ипостасях: и проигравшего и выигравшего.

— Белов, Лад (1). Кроме игры в карты наедине с собой, не по-людски, поговорку хорошо продолжает овин, это можно видеть по загадке про него Стоит поп разинувши рот (ПРН , с. 961) — как дурак, и по пословице Аминь, аминь — а головой в овин. «т. е. на распутство». ср. это игумен в(о)круг гумен или такой игумен, что ходит по гумнам (с. 49 и 748). Овин, гумно — противоположность церкви, монастыря, как и кабак, баня, мельница, кузница, но все они иные места по отношению к жилью. В сказочном сюжете АТ 1323 мельницу или кабак принимают за церковь; пьянствующий лесковский персонаж просит: «Преставьте меня либо к матери Божией — она мне заступница, либо пойдемте в кабак — мне целовальник в долг даст.» (Юдоль , 3): В кабак далеко, да ходить легко. — 6 церковь близко, да ходить склизко. — пословица в записи Пушкина (ср. ПРН , с. 42, или СВРЯ . ст. Церковь): а еще у Булгакова (Мастер и Маргарита , 5): «Нам таких швейцаров в ресторане даром не надо. Ты в церковь сторожем поступи.» (↓1: К инакости пастуха. — 2: Баня в пословицах.)

а153: Карты и книга.

Противопоставленность карт (церковной) книге при общем для них слове лист обыгрывается в выражении читать часослов/книжку в пятьдесят два листа (Лесков. Маленькая ошибка . 2 и 6; ПРН, с. 825) — «ходячем травестирующем обозначении» игры в карты, ср. у Рабле (1.22 и.18) «прекрасные деревянные Евангелия, то есть шашечные доски» и «святая водица из погреба»— это, сказал Бахтин, «ходячее травестирующее обозначение вина» (Творч. Рабле 2 , с. 240). Сюда же глумливые переносы в блатном языке (Сл, блат ., с. 107) книга «бутылка водки или вина», книги читать «пить спиртное», книжник «пьяница», книжничать «пьянствовать». Есть гадание по книге (по Псалтири. Евангелию) и есть на картах, карты заменяют молитвенник или Библию в сказках типа АТ 1613. а изготовленные из книги карты были у лагерных блатарей. Вот забавный пример соотнесения книг и карт из Лескова (Смех и горе . 51): священник защищает свои книги удачной игрой в карты (в дураки и в короли).

— говорят игроки у Лермонтова (Маскарад , 1.1.2). имея в виду карты. Писемский:

— Что ж, господа, ученое звание, про вас и говорить! вам и книги в руки! — сказал Прохоров, делая кочергой на караул.

Петру Михайлычу это показалось обидно.

— Что ж книги в руки? В книгах, сударь, ничего нет худого: тут не над чем, кажется, смеяться, — заметил он.

— Что ж, плакать, что ли, нам над вашими книгами? — сострил Прохоров.

Все засмеялись.

(Тысяча душ , 2.1) — этот Прохоров не только чисто делает ружейные артикулы, он и картежник (см. 2.8); так и в начале Выдержки Вяземского: Мой ум — колода карт. — | Вам, господа, и книги в руки!

а154: Близорукий.

Поговорка тебе и карты в руки и слово близорукий оба возникли от шутовской подмены: карты вместо книг, руки вместо глаз. Варианты близорукого: близкорукий, близоглазый, близорокий, близорочник, близорочный, близый в СРНГ 3, близкозоркий, близкозорый, близоглазый, близорокий, близорочный в Псков, сл. 2, близ(к)оокий, близкорукий, близоглазый в СРЯ-XVIII 2: «ЙЙЙприлаг. близорукий. переделанное из близорокий или правильнее близзорокий (зоркий), которое до сих пор сохранило свою настоящую форму в Псковской губ. (см. Опыт областного словаря)» — Филол. разыск . Я. Грота, прим. на с. 158. Еще один случай подмены это ироническое значение «побои» у слова рукоприкладство «подпись». Не «народная этимология» в снисходительном смысле невежественного сведения чужого к своему образовала форму близорукий, а народная ирония, ср. насмешливые очкарик, четырехглазый: сюда же прозвание очки в записи Е. Иванова: И очки наш Иван Петров! Пришел плешивый, а он говорит «позвольте щипцами волосики подвить?» И, что думаете, подвил бока! Мы со смеху чуть не перемерли. Вот вертушка! (Моск. слово , с. 220. на с. 222 очки пояснено как «плут, насмешник», а вертушка как «чудак»).

а211: «Говорить» для говорящего.

Спросив себя, что значит слово сказал, я вопреки очевидности приму, что оно знак, чуть ли не символ по Вячеславу Иванову (Поэт и чернь . 7 — ИСС 1, с. 713): «Символ только тогда истинный символ, когда он неисчерпаем и беспределен в своем значении, когда он изрекает на своем сокровенном (иератическом и магическом) языке намека и внушения нечто неизглаголемое, неадекватное внешнему слову. Он многолик, многосмыслен и всегда темен в последней глубине.» Место такому знаку в темном лесу или в храме, не дома, а если и дома, то как гостю, чужому — в красном углу под иконами, не на печи («Кто сидел на печи, тот уже не гость, а свой» — ПРН, с. 781): но «говорить» для говорящего свое, домашнее, запечное словцо, возразили бы Ростанев Достоевского и Мандельштам. Но для слушателя «говорить» значимо. Вот из Слова в романе Бахтина, 4: «Если прислушаться к обрывкам сырого диалога на улице, в толпе, в очередях, в фойе и т. п… то мы услышим, как часто повторяются слова „говорит“, „говорят“, „сказал“, и при быстром разговоре людей в толпе часто всё сливается в одно сплошное — „он говорит… ты говоришь… я говорю...“» (с. 151). Этимологизация говорить как «коровить» у В. Топорова — «Коровье-бычья» констр ., с. 515—18. О символе см. В. Бибихин, Язык филос ., 13.

а212: Говорить в толковых словарях

Говорить в толковых словарях: «выражать мысли свои изустно» — САР . «выражать изустно свои мысли; произносить словá» — СЦСРЯ . «произносить слова; выражать мысли свои; сообщаться устною речью, даром слова» — СВРЯ . «произносить слова. — выражать изустно свои мысли» — СРЯ , «выражать устной речью какие-н. мысли, устно сообщать что-н.» — ТСРЯ , «выражать, изъяснять устно какие-либо мысли; сообщать что-либо» — ССРЛЯ, «выражать в устной речи какие-л. мысли, мнения, сообщать факты и т. п.; произносить что-л.» — СРЯ-4 . Другие значения в словарной статье еще дальше отстоят от говорить при прямой речи либо еще меньше похожи на значение. — Прометеево «говорить» как «выражать мысли», ср. высказываться). высказывание. это говорить не слова, а словами.

а213: К триаде мысль, слово и дело.

Две пословицы (ПРН , с. 408 и 430) с триадой: «На думах что на вилах, на словах что на санях, а на деле что в яме», т. е. мысли двоятся, всё сомнительно, а на словах всё легко и быстро, а дело-то не идет, и «Сам не смысли, добрых людей не слушай, пойдет дело на лад» — бестолочь, пожалуй, мнимая, ср. «С умом — подумаем, а без ума — сделаем» (с. 445). В Братьях Карамазовых Иван думает об убийстве отца. Митя говорит, а Смердяков его совершает. Из концовки Князя Серебряного А. Толстого: «-ничто на свете не пропадает, и каждое дело, и каждое слово, и каждая мысль вырастает как древоЙЙЙ». К этой «основоположной триаде» см. Этим. MYSLЬ , В. Топорова, с. 11 сл., и в других его работах (жаль, что особой статьи до сих пор не появилось). МСД В. Ав. Б. Шлерата и еще А. Григорян. МСД три сф .

а221: Слово и высказывание.

Мы говорим словами и сложными высказываниями как простыми словами наподобие того что считаем мы единицами и круглыми числами как единицами. Круглое число это единица счета, а высказывание — единица речи. М. Бахтин, Проблема речевых жанров (БСС 5, с. 159 слл.): «Использование языка осуществляется в форме единичных конкретных высказываний (устных или письменных) участников той или иной области человеческой деятельности»; высказывание, от однословной реплики бытового диалога до большого романа, это «реальная единица речевого общения», имеющая автора и адресата. Ср. Форм, апп. выск . Э. Бенвениста; к слову как высказыванию см. пятую главу Поэт. Дост . Лингвистическому «отдельному», «самостоятельному» слову соответствует отдельный, наименьший возможный говорящий человек. Есть еще словесность самого языка, это фольклор, и есть хозяин языка, это говорящий мировой человек, но лингвист так не считает. (↓1: Хармс о числе и слове.)

а222: К ответности слова.

Отдельное слово-ответ восполняется за счет вопроса, на который оно отвечает, до предложения. К ответности слова — бахтинская запись 1970/71: «Смыслами я называю ответы на вопросы. То, что ни на какой вопрос не отвечает, лишено для нас смысла.» (ЭСТ1 с. 350), ср. в Автобиогр . Р. Коллингвуда, 5 (важная глава Вопрос и ответ ): «Истинно данное предложение (proposition) или ложно, значимо или бессмысленно, зависит от того, на какой вопрос оно намерено было ответить; и всякий, кто хочет знать, истинно данное предложение или ложно, значимо или бессмысленно, должен выяснить, на какой вопрос оно намерено было ответить.» Так и Г.-Г. Гадамер о тексте — Истина и метод . 2.2.3 ср (Логика вопроса и ответа , со ссылками на Коллингвуда). и о высказывании (Aussage) в статьях Что есть истина?. Человек и язык. Классическая и философская герменевтика (с упоминанием Коллингвуда), Семант. гермен., Язык и понимание .

а223: Неединственность мысли.

а224: Слово и имя.

Слово это то, чтó говорится, что сказано и услышано, а чтобы говорить кому-то и о чем-то, нам нужно имя адресата, или имя собственное, личное, и имя предмета речи. Адресата зовут — называют-призывают, а предмет речи упоминают — память это мысль об уже отсутствующем; легок на помине тот, кто при его упоминании является как на зов. Слово входит в триаду мысль, слово, дело / дело, слово, мысль, связанную с путем, а имя входит в триаду вещь, имя, образ, связанную с местом: вещь лежит, стоит, дело идет. Имя предмета речи, или термин, определяется — «А есть Б», слово толкуется — «А значит Б». (↓1: Память об умершем. — 2: Легок на помине.)

а231: Бахтинское «чужое слово».

Бахтин для ненаписанной статьи о чужом слове (в записях 1970/71 — ЭСТ 1 , с. 347 слл.):

Я живу в мире чужих слов. И вся моя жизнь является ориентацией в этом мире, реакцией на чужие слова (бесконечно разнообразной реакцией), начиная от их освоения (в процессе первоначального овладения речью) и кончая освоением богатств человеческой культуры (выраженных в слове или в других знаковых материалах). Чужое слово ставит перед человеком особую задачу понимания этого слова (такой задачи в отношении собственного слова не существует или существует в совсем другом смысле).

Ср. под именем В. Волошинова о «задачах, которые ставит именно чужое слово сознанию, — разгадать и научить разгаданному» — Маркс, филос. яз ., 2.2. «Это распадение для каждого человека», продолжает Бахтин,

всего выраженного в слове на маленький мирок своих слов (ощущаемых как свои) и огромный, безграничный мир чужих слов — первичный факт человеческого сознания и человеческой жизни, который, как и всё первичное и само собой разумеющееся, до сих пор мало изучался (осознавался), во всяком случае, не осознавался в своем огромном принципиальном значении.ЙЙЙ

ЙЙЙВ жизни как предмете мысли (отвлеченной) существует человек вообще, — но в самбй живой переживаемой жизни существуем только я, ты. он. и только в ней раскрываются (существуют) такие первичные реальности, как мое слово и чужое слово, и вообще те первичные реальности, которые пока еще не поддаются познанию (отвлеченному, обобщающему), а потому не замечаются им.

А «Поиски» писателем «собственного слова на самом деле есть поиски именно не собственного, а слова, которое больше меня самого; это стремление уйти от своих слов, с помощью которых ничего существенного сказать нельзя.» (из записи 1970/71, с 354). — Три бахтинские категории «другой для меня», «я для себя» и «я для другого» позволяют различать чужое слово, свою мысль и свое слово соответственно, причем чужое слово, это «почти колумбово открытие в филологии Бахтина» (С. Бочаров, Событие бытия , с. 510), оказывается открытием чужести первичного слова. Чужое слово—аналитическое сочетание. (↓1: Лидия Гинзбург о чужих словах. — 2; Чужое слово, своя мысль и свое слово.)

а232: Кто говорит?

Не я сам, по-бахтински я-для-себя, и даже не ты, другой мне, а все другие вместе, ср. язык «(чужой) народ». Это вы субъект говорения, собирательный хозяин языка, вы говорите мне через тебя, тобой. Ты говоришь мне как ваш представитель и орудие, ср. язык «пленник, которого допрашивают». А я только для другого говорящий, для себя же я слушатель, (не)понимающий и думающий. Ведь «для меня в жизни», сказал Бахтин в работе об авторе и герое (ЭСТ 1 , с. 23 и 48). отношение «я и другой». «я и все другие» «абсолютно необратимо и дано раз и навсегда». Дальше: «Другость моя радуется во мне, но не я для себя.» (с. 120) — говорит тоже моя другость, но не моя думающая самость. Но индивидуалист этого уже не знает, он привык считать, что его «я» нераздельно. К связи мысли и «я» см. В. Топоров. И.-е. *ЕС'Н-ОМ: *MEN -, сюда же ответ семилетней девочки в записи М. Гаспарова (Зап. вып ., с. 339):

«ЙЙЙчто важнее — что ты думаешь или что ты делаешь?» — «Именно я?» — «Именно ты». — «Я — что думаю, а другие — что делают». И объяснила: она-то знает, что толкнулась в коридоре не нарочно, а учительница не знает, видит только то, что сделано, и записала выговор.

С триадой мысль, слово и дело связана триада я, люди и весь мир («личность, общество, природа»); мысль связана со мною, а слово с людьми, миром-общиной. Может быть, про другость говорящего шумерская пословица «Мой рот равняет меня с людьми». (↓1: Ответы на вопрос о говорящем. — 2: Говорят и мировой человек. — 3: Множестве иное представительства. — 4: К необратимости отношения «я» — другой.)

а233: Разделение себя у Борхеса и Льва Толстого.

Борхес и я : уже с заглавия и почти до конца этого одностраничного рассказа, вошедшего в сборник Создатель (El hacedor , I960), Хорхе Луис Борхес отделяет свое я-для-других, то есть для нас, его читателей, от я-для-себя, говоря этико-эстетическими категориями Бахтина, прежде всего работы Автор и герой . Именитый Борхес с «его литературой» — «другой» самому себе, еl otro (так будет позднéе назван рассказ о встрече двух Борхесов, старика и юноши); в этом отчужденном su //-teratura «его писанина» слышна концовка верленова Искусства поэзии Et tout le reste est littérature, как и в яростной Четвертой прозе Мандельштама. Художественному разделению себя у Борхеса соответствует, кроме бахтинского философского, исповедальное разделение в дневнике Льва Толстого под 8, 11 и 18.4.1909:

Как хорошо, нужно, пользительно, при сознании всех появляющихся желаний, спрашивать себя: чье это желание: Толстого или мое. Толстой хочет осудить, думать недоброе об NN, а я не хочу. И если только я вспомнил это, вспомнил, что Толстой не я, то вопрос решается бесповоротно. ЙЙЙТебе, Толстому, хочется или не хочется того или этого — это твое дело. Исполнить же то, чего ты хочешь, признать справедливость, законность твоих желаний, это — мое дело.ЙЙЙ

Не знаю, как это покажется другим, но на меня это ясное разделение] себя на Толстого и на Я удивительно радостно и плодотворно для добра действует.

Толстой забирает силу надо мной. Да врет он. Я, Я, только и есть Я, а он, Толстой, мечта и гадкая и глупая.

Да, Толстой хочет быть правым, а Я хочу, напротив, чтобы меня осуждали, а Я бы перед собой знал, ч[то] Я прав.

Вспоминается еще Мандельштам: О, как противен мне какой-то соименникЙЙЙ | то был не я, то был другой. (Нет, никогда ничей я не был современникЙЙЙ ). Но не подходит сюда хитроумное разделение себя, которое проделал своим Вид. невид . Яков Друскин. (4–1: К бахтинским «я для себя» и «я для другого». — 2: Борхес и я .)

а234: Слово и пословица.

К слову как «услышанному»: «Лишь потом, в других десятилетиях и полушариях, я понял: слово должно быть сказано и услышано (двумя или тремя), иначе оно не слово, а только звук.» — В. Яновский, Поля Елисейские , 7. И Топоров, Святость 1 (из прим. 46 на с. 207 сл.):

Вообще Слово — это то, что может и должно быть услышано , предназначено к услышанию, т. е. то. что предполагает не только Я, субъект речи, автора Слова, но другого (Ты) и, как правило, завершенность коммуникации в слове, иначе говоря диалог , который имел место. — в отличие от сказать (говорить), не требующего непременного участия воспринимающего сказанное друг [ого] и, следовательно, диалога (ср. глас вопиющего в пустыне, повисающий в одиночестве невоспринятости) и — в случае сказать —апеллирующего к феноменальному (зрение — показ: с-казать, но ис-чезать).

— Да, но «Я», которое есть субъект речи, автор Слова, подобает одному Богу, можно сказать вслед за цадиком Аароном из Карлина (по Буберу), а для меня самого говорящий — другой. Идею чужести слова обновляет слово по-словица. от формулы следования и цитирования по слове/слову. обновляемой в по пословице. «Не всякое слово пословица» (ПРН, с. 972), но это позднéе, когда чужесть в слове ослабла, а первоначально всякое, ср. древнерусское и диалектное пословица «слово (языка)»: первоначально слово есть чужое-общее высказывание (общий: польское obey «чужой», но ср. своеобщий). по котором/которому я делаю и говорю. Пословица—слово мирового человека, кому я пословен, послушен. Близко слову-пословице обозначение священного писания индуистов śruti- с тем же индоевропейским корнем «слышать, слушать», впрочем см. В. Семенцов, Интерпрет. брахман ., 1.8. Сюда же санскр. mantra-, о котором см. Инд. мантру Яна Гонды, и церковное пареми`я «чтение из Священного писания» при паремúя фольклористики (παροιμíα). О пословице ср. А. Григорян. Посл, посл. , прим. 11 на с. 226.

а235: Гомеровы призывы к Музе

Гомеровы призывы к Музе и поэт как «толковник богов» у Платона, oi δέ ποιηταϊ ούδέν άλλ* ή έρμηνής είσΐ των βεών (Ион, 534e), и Горация, sacer interpresque deorum | — Orpheus (Искусство поэзии . 391 сл.). свидетельствуют об исконной чужести слова, понимание которой вернул нам Бахтин. А Вергилий, начавший Энеиду от себя, стал образцом для европейской поэтической отсебятины — все эти «пою» (их упоминает С. Аверинцев. Поэтика ранневиз ., гл. Слово и книга ) или «певец» как самоназвание того, кто пишет стихи. К порицаемому в Искусстве поэзии зачину «киклического писаки» «fortunam Priami cantabo et nobile bellum» (136 сл.) см. Ч. Бринк. Гор. поэз . 2. с. 214; сходство с Arma virumque Энеиды здесь не отмечено. К чужести слова ср. «Дух Господень говорит во мне, и слово Его на языке у меня.» из Второй книги царств (23.2) или «Ибо не вы будете говорить, но Дух Отца вашего будет говорить в вас.» из Матфея (10.20). О говорении того, чтó «хочет Бог, чтобы я говорил», есть запись Слияние своей жизни — в Уединенном Розанова. Но вот как криво истолкован праведный зачин Илиады у Григория Паламы: «Гомер тоже призывает богиню воспеть через него человекоубийственный гнев Ахилла, давая этому демону пользоваться собой как орудием и возводя к той же богине источник своей мудрости и красноречия.» — Триады в защиту священно-безмолвствующих, 1.1.15; это победное, торжествующее выставление языческого божества бесом называется interpretatio Christiana, (i↓1: Мифологема божественного слова. — 2: «Христианское толкование».)

а236: Писатель.

а237: Мандельштам о Данте

(Разговор о Данте . 10):

Секрет его емкости в том, что ни единого словечка он не привносит от себя. Им движет всё что угодно, только не выдумка, только не изобретательство. Дант и фантазия — да ведь это несовместимо!.. ЙЙЙКакая у него фантазия? Он пишет под диктовку, он переписчик, он переводчик… Он весь изогнулся в позе писца, испуганно косящегося на иллюминованный подлинник, одолженный ему из библиотеки приора.

К этому месту есть пояснение Надежды Мандельштам:

Мандельштам утверждает, что «ни одного словечка он (Данте) не привнесет от себя… он пишет под диктовку, он переписчик, он переводчик…» Литературовед этого бы сказать не мог. Это мог сказать только поэт, на собственном опыте познавший категоричность внутреннего голоса. Из приведенной цитаты следует, что в поэтическом труде немыслим никакой произвол, ни выдумка, ни фантазия. Все эти понятия Мандельштам относил к отрицательному ряду. ЙЙЙФантазия и вымысел дают фиктивный продукт — беллетристику, литературу, но не поэзию. ЙЙЙЕсть эпохи, когда возможно только литературное производство, фикция, потому что внутренний голос заглушен и «душа убывает».

— Моцарт и Сальери (гл. Две стороны одного процесса ). — Но ведь «внутренний голос заглушен» уже у Вергилия, вожатого Данте; нелитературная поэзия это, строго говоря, недостижимый для частного автора идеал дописьменной словесности, идеал фольклора.

а241: Говорить с кем.

Собеседник отличается от адресата как разговор от слова, как говорение с кем-то от говорения кому-то. Го верить с кем, совершенный вид поговорить, а не сказать, не управляет винительным падежом: говорящий с кем-то начинает разговор, обычно спрашивает, а тот отвечает; говорят оба, ср. раз-говаривать с кем.

а251: Параллель к «Сказал значит сказал»

На вопрос, чтó есть человек, биолог в Птицах Битова (Оглашенные , 1) отвечает «Человек равен самому себе. На большее он не способен.» Так и сказал по первому ответу на большее не способно.

а321: «Закон тождества».

Вот как раз математик по образованию, для которого фигуральный «закон тождества» уже пресная истина: «Но поскольку голое утверждение типа „А есть А“ лишено остроты (point'а), постольку пословицы, основанные на тождестве (тавтологии). несут в себе, имплицитно или эксплицитно, своего рода эпистемологический ореол удивления (что-то вроде: „Как это ни удивительно. А есть А“).» — Юрий Левин. Логико-семиотич… 0.2. Удивление тут мандельштамовское, из Утра акмеизма (5): «Способность удивляться — главная добродетель поэта. Но как же не удивляться тогда плодотворнейшему из законов — закону тождества? Кто проникся благоговейным удивлением перед этим законом — тот несомненный поэт.» А что формула А = А голая и лишена остроты. это у Левина от себя. Например, пословица «Всяк человек равен самому себе» (Север , с. 110) на самом деле замысловато говорит, что каждый никому не равен, т. е. никому другому.

а322: Осуществленная значимость сказал .

Толкуя слово сказал, мы всяким прямым ответом на вопрос, что оно значит, подтвердим предпосылку вопроса — значимость слова. А непрямой первый ответ ответил на эту предпосылку, не на сам вопрос, причем ответил отрицательно, он отказал слову в значимости. Но неверно думать, что вопреки вопросу о значении сказал это слово незначимо: напротив, значимость слова осуществляется благодаря вопросу о его значении. Хотя даже ребенок не задаст наш отправной вопрос, он уже задан и сказал стало знаком, а толкуемость слова надо будет принять хотя бы для того чтобы можно было потом от своего допущения отказаться.

а323: Синхрония как «большое время».

а331: Семиотика рядом с герменевтикой.

а431: Канетти против толкования.

Похож на Витгенштейна Элиас Канетти, он тоже против толкования: «Их ЙЙЙ целостность почти свята для меня. Мне претит расчленять их», т. е. слова. «Мания величия интерпретатора: он чувствует себя на свою интерпретацию богаче, чем произведение.» «Не толкуй ничего, не разъясняй ничего.» «Не верю никаким толкованиям снов. Не желаю верить никаким толкованиям.» «Что касается языка, то ты святоша. Он для тебя неприкосновенен. В тебе вызывают отвращение даже те, кто его исследует.» — из записей 1947, 58. 77, 81 и 85 годов. — У обоих ан-тигерменевтическая установка на описание, изображение словами. Так и Набоков с его отрицанием всего общего или его сумасшедшим комментатором Кинботом. До чего по-разному говорят о вопросе и ответе Коллингвуд в Автобиогр . (5) и Канетти в Массе и власти или же Набоков о бабочках и Розанов о бабочке в Апокалипсисе нашего времени, 8/9 (О страстях мира).