б121: Анекдот про девятых людей

Анекдот про глупых людей, которые не могут сосчитаться, сохранился по меньшей мере в шести русских записях. В сказке сборника Старая погудка на новый лад 1794-95 годов, скорее пересказе чем записи, сын ищет по свету людей умнее его матери, а находит еще глупее;

(1) потом лежала ему путь-дорога мимо лесочка, где, увидев несколько человек, сидящих в кружке и обедающих, подошел к ним и поклонясь сказал: «Хлеб да соль вам, добрые люди!» Они пригласили его к себе обедать. Прохожий, садясь подле них, рассуждал сам в себе, что нашел умных людей. И как только все пообедали, то мужики просили прохожего, чтобы он пересчитал их, все ли они тут. «Мы уже раз двадцать считались сами. — говорили крестьяне, — но всё одного не досчитались». Сие самого прохожего привело в удивление, и он спросил их: «Сколько вас было?» — «Нас из двора, батюшка, пошло десятеро, — отвечали мужики. — а теперь по нашему счету только осталось девятеро: и мы не можем домекнуться, кого из нас нет; кажется, по виду мы все, а по счету не все». Прохожий велел им при себе сделать счет, и который считал, тот себя никак в число не включал. Прохожий, засмеявшись глупости сих людей, перечел их, и они были сим довольны.

(Ск. ранн ., 51). Такая же составная сказка Лутонюшка , записанная в Тамбовской губернии, есть в собрании Афанасьева (НРС , 406). Найдя много разных глупцов, Лутоня повернул домой, к матери, и

(2) набрел на дороге на артель работников; сидят вместе да обедают. «Хлеб да соль!» — «Садись с нами». После обеда стали они считать, все ли налицо. Но сколько ни считали, всё одного не досчитываются. «Пожалуйста, добрый молодец, пересчитай нас; отпустил нас хозяин всего-навсего десять человек, а теперь сколько ни считаем — всё одного не хватает». — «Да вы этак никогда не досчитаетесь! Каждый из вас как станет считать, себя-то в счет и не кладет: полно хлопотать попусту, вы все налицо!» — «Спасибо, добрый человек!»

Отдельный вариант анекдота из Олонецкой губернии известен в пересказе (Сл. олон ., с. 18.— в АТвс не учтен):

(3) Девяты люди (Заон.) дразнят обывателей с. Кузаранды в Заонежье. Причиной этой клички, по уверению крестьян, служит старинное предание: обыватели с. Кузаранды в количестве 10 человек отправились в путь; после какой-то переправы они вздумали проверить, все ли они налицо, но сколько ни считали, кто ни принимался считать, всех участвующих в путешествии оказывалось уже не 10, а 9 человек. Как погиб один из товарищей и кто он такой, они никак не могли припомнить и сильно горевали. Кто-то уже посторонний пересчитал их, нашел, что они все налицо, и объяснил им, что все считавшие забыли сосчитать самих себя.

В 1926 Н. Ончуков записал на Урале сказку Вáньцы, составную, где сменяются глупости одних и тех же глупцов.

(4) Отправилися в полё, вышли — гречуха расцвела белая. Они думали, что озеро.

— Давай купаться.

Их было десять человек. Разделись, покупались, вышли, оделись.

— Много ли нас?

— Было десять человек, надо посчитать.

Считали-считали, одного нет — сам себя не считат. Пересчитали, всё одного нет. Идет мужик.

— Вы чего, Вáньцы, считаете?

— А вот купались в озере, да человека не хватат, один, видно, утонул.

— А вас много ли было?

— А десять человек.

— Да ведь вас десять!

— Нет, одного нет.

Лежит говно коровье.

— А не верите, дак тычьте носами в говно, после дырочки пересчитали.

Перетыкались носами в говно, сосчитали — все Ваньцы.

(изданные только сейчас Завет, ск., 71). Еще одна запись сделана в Литве в 1964. это сказочка Глупый сынок (Литов ., с. 332) с признаками вырождения; здесь мальчик идет искать людей глупее не его матери, а его самого:

(5) Ишел-ишел, видит — десять человек стоят и плачут, за головы хватаются и думают, как жить на свете — не бедовать. Мальчик подходит и говорит:

— Что вы, друзьи, плачете?

— Одного товарища втеряли. Вчера было десять, а сегодня девять.

Считают-считают, не могут сосчитать. Мальчик сметил, что каждый других считает, а сам себя пропускает. Он и говорит:

— Я вам помогу.

— Ой-ой, если поможешь, сколько денег проси, все отдадим.

Мальчик всех их пересчитал.

— Ай, господи, все деньги тебе отдадим.

— А я не возьму. В Америке и то людям помогают.

Встретились девяты люди и в Карелии 1980-ых как «насмешливое прозвище жителей д. Суйсарь Прионежского р-на», по отдаленному пересказу Л. Михайловой (ЯРФ , с. 119) оно

(6) связано с преданием о том, что на сарае одного из домов деревни десять мужчин шили лодку; желая проверить, сколько человек работает, считающий всякий раз находил девять человек, забывая о себе (в роли считающего побывал каждый из работающих, и результат счета был у всех одинаков).

(↓1: Сюжет Десятеро без одного .)

б122: Собственная исключительность.

Кажется, по виду мы все в записи 121 (1): говоря о людях, мы естественно не имеем в виду себя; себя никак не могли припомнить считавшие (3): «Как про кого говорят, себя не помнят» (ПРН , с. 620). «Имя свое вся к знает, а в лицо себя никто не помнит» (с. 308, ср. на с. 704), а в анекдоте как раз хотят узнать, все ли налицо (2)/(3), Вот в точности свидетельство мальчика шести с половиной лет: Я себя не вижу, а других вижу! Мне только счастье видеть других. «„Я-то один, а они-то все“, — думал я и — задумывался», признаётся «антигерой» Достоевского (Записки из подполья . 2.1) и добавляет: «Из этого видно, что я был еще совсем мальчишка.» Сюда же насмешливые пословицы (ПРН , с. 733. и Р. нар. посл ., с. 139) «Все равны бобры, один я соболек» и Всем по семь, а мне восемь. Эта собственная исключительность — «первичный факт человеческого сознания и человеческой жизни», говоря выражением М. Бахтина из его заметок о чужом слове (ср. там же «первичные реальности» — ЭСТ , с. 348 сл.). Я иной, мы иные по отношению ко всем людям, другим для меня и чужим для нас. Есть пословица-тип Люди то, а мы другое, обобщающая множество пословиц (ППЗ , с. 94), ср. людской «чужой» (СРНГ 17, с. 244) или господское название слуги человек. Я, считающий, сам не в счет, понадобился прохожий (1), посторонний (3), иной, чтобы учесть нас всех: со стороны-то виднее: вот шутка (ПРН, с. 465, 624 и 850): Отойдем да поглядим, каково-то / хорошо ли мы сидим. Лишь потом мы включаем в людей себя—И я такой же человек или Все мы люди, все человеки (с. 303). — и мне или нам противостоят уже не люди, а другие или чужие. (↓1: К «Я-то один, а они-то все». — 2: Из Бахтина об отношении «я» — другие. — 3: Примеры на «Люди то, а мы другое».)

б123: Круглое число, неполное и сверхполное.

Считающихся в анекдоте по всем шести источникам 10, заведомо круглое (К), полное число, но поскольку каждый из них самому себе иной, для каждого людей всего 9, неполное (К-1) число, а чтобы стать 10-ым, мне нужен иной для всех включая меня, 11-ый; 11 сверхполное (К + 1) число. Датских считающихся пошехонцев семеро (Мудрые деяния , 8). есть варианты с таким же круглым 12, относительно которого 11 уже неполное. Круглое число с его общезначимым прообразом — для 10 это пальцы рук, а пальцы в фольклоре связаны с детьми. — число всех членов ряда, всех частей целого, завершено и потому совершенно. Это оно служит единицей счета, получает особое, несоставное имя, например русское сорок или датское snes «20», считается счастливым. В волшебных сказках герой замыкает собою ряд как носитель полноты-целостности или же находится вне ряда как особенный, иной: герой не становится К-той жертвой сказочного «вредителя» (к этому термину Проппа см. М. Вайсколф в НЛО . № 24. с. 53–58) или забирает его К-тую дочь, а сам остается К-тым или даже К + 1 — ым среди своих помощников. А неполное число выражает лишенность, ущербность, предзнаменует поражение и гибель вредителя. Например, в сказке НРС, 159 (Марья Моревна ) кругом дома бабы-яги 12 шестов, на 11 по человечьей голове, только один незанятый: герой приходит к ней за конем и не лишается головы, наоборот, он добывает лучшего коня, а баба-яга его не догоняет и падает в огненную реку. Другой случай: купец нанимает героя копать золото на неприступной горе, оставляет его там на голодную смерть вслед за 99 нанятыми, но герой спасается и делает сотым самого купца (НРС . 243). И когда в предании Про Мамая безбожного (НРС . 317) Мамай посылает против русского посла «сильных, могучих богатырей тридцать человек без одного», уже этим сказано, кто кого побьет. Без круглого числа нет сказочной задачи на узнание с ее тождеством, то есть совпадением лиц во всём (волос в волос, голос в голос) кроме их мест. В одном варианте сказки Морской царь и Василиса Премудрая у морского царя 13 дочерей (НРС . 222), сверхполное число, а не круглое 12. 3 или 77 (НРС , 219, 220, 224 и 225, где и задача на узнание). Василиса Премудрая — 13-ая, и Иван-царевич не узнаёт по примете, а просто выбирает ее (из-за этого у морского царя оказывается без Василисы Премудрой круглое число дочерей вместо положенного ему неполного). В силу своего вхождения в один ряд все его члены однородны и могут отождествляться.,ср. в Первоосновах теологии Прокла «Всякое множество тем или иным образом причастно единому.» «Если же многие причастны единому, они тождественны в отношении этого одного.» (1 и 66): задача на узнание предполагает такую одинаковость и круглое число. А сверхполное число обозначает иного. Это один, единственный в своем роде, он же другой, отличный от всех (само слово иной общего происхождения с один, праслав. *jьnъ(jь): *еd-inъ), некто и никто. Иное двойственно, в нем сходятся крайности: 13 «несчастное число» (ПРН, с. 556). чертова дюжина, но недюжинный человек, изрядный, а не рядовой, тоже ведь 13-ый, как Василиса Премудрая в одном случае или Иисус Христос над двенадцатью апостолами, caput omnium ipse tertius decimus, у Кассиодора (X. Майер и Р. Сунтруп, Сл. числ. знач… стб. 647). вот и Набоков назвал один свой сборник Nabokov's Dozen: 13 Stories , а 5-лелестковый цветочек сирени — «счастье». О неполноте и сверхполноте ср. Ян Гонда, Избыт, недост .: к мифологии чисел см. В. Топоров. Числ. арх. и статью Числа в МНМ 2, ср. его же Число и текст . (↓1: Круглое число. — 2: К 29 богатырям Мамая. — 3: Порядковое число. — 4: К сверхполному числу.)

б124: Включение иного во всё.

Все и иной, или еще один, всё и иное. Всего без иного нет, как нет правила без исключения, но есть включение, приобщение иного, отраженное в схеме натурального ряда n → n + 1. то есть К —→ К + 1. Малый ряд рано или поздно оказывается неполным: находится дополняющий его иной, включаемый в счет и делающийся рядовым. Ряд растет, круглое число становится всё круглее (К + 1 = К'). Но большинство математиков под давлением «догмата натурального ряда» (П. Рашевский, Догм, нат .) готовы переходить к следующему натуральному числу слишком последовательно, до бесконечности. Безудержное, не признающее смысловых границ обобщение приводит в основаниях математики к противоречиям. Вот одно из них — парадокс Рассела в шутливой передаче. Деревенский парикмахер по указу должен брить всех тех и только тех мужчин деревни, которые не бреются сами. А кто будет брить парикмахера? Спрашивающий не находит непротиворечивого ответа. Тогда он решает, что указ нелеп, отменяет его и впредь таких указов силится не допустить: отсюда расселовская теория типов и другие средства. Но не указ сам по себе виноват, а спрашивающий математик, включивший иного во всех. Вопрос математика не возникнет при «исключающей интерпретации переменных» по Яакко Хинтикке (Тождество ), при гуманитарном возврате к меньшему ряду и восстановлении в правах иного. — «Не это, не это, а что-то за этим. Определение всегда есть предел, а я домогаюсь далей, я ищу за рогатками (слов, чувств, мира) бесконечность, где сходится всё-всё.» — так, повторив na iti па iti «„не“, „не“» Бриха-дараньяка-упанишады, описал Набоков (Дар , 5) чувство иного и стремление, тягу к нему. Флоренский: «Святой — это прежде всего, „не“.» (Освящение реальности в БТ 17. с. 149), то есть прежде всего иной. И в Беседах Эпиктета (1.9.4): «ЙЙЙесли кто понял устроение мироздания и постиг, что самое великое, самое главное и самое всеобъемлющее среди всего это система, состоящая из людей и богаЙЙЙ». а бог у Эпиктета — «иной». ăλλος (1.25.13, 30.1. 2.5.22, 3.1.43. 3.13. 13.13 и 4.1.103). (↓1: Всё и иное. — 2: Иное и рост. — 3: Пример на «чертову дюжину». — 4: Тяга к иному. — 5: Святой и бог.)

б125: Заморышек.

Включение иного в число, мена типа числом происходит в сказке про Заморышка (НРС. 105). Вот начало сказки:

Жил-был старик да старуха: детей у них не было. Уж чего они ни делали, как ни молились Богу, а старуха всё не рожала. Раз пошел старик в лес за грибами: попадается ему дорогою старый дед. «Я знаю. — говорит. — чтó у тебя на мыслях; ты всё об детях думаешь. Поди-ка по деревне, собери с каждого двора по яичку и посади на те яйца клушку: что будет, сам увидишь!» Старик воротился в деревню: в ихней деревне был сорок один двор; вот он обошел все дворы, собрал с каждого по яичку и посадил клушку на сорок одно яйцо. Прошло две недели, смотрит старик, смотрит и старуха, — *-а из тех яичек народились мальчики; сорок крепких, здоровеньких, а один не удался — хил да слаб! Стал старик давать мальчикам имена; всем дал, а последнему не достало имени. «Ну, — говорит. — будь же ты Заморышек!»

Здесь, как в анекдоте про девятых людей, две точки зрения, со стороны в «ихней» деревне 41 двор, но для самого старика, «обошедшего все дворы» кроме своего, их 40, заведомо круглое число. Из своего-то, заведомо сверхполного 41-ого яйца — приходит догадка — и родился у старика со старухой неудачный мальчик по прозванию Заморышек: свое-иное не в счет и безымянно. «Сорок молодцев в поле возятся, а Заморышек дома управляется», но дальше этот Заморышек по-богатырски ловит морскую кобылицу, которая пожрала один из 40 смётанных его братьями стогов сена. Он пригоняет домой 41 жеребенка кобылицы, ее награду, и говорит: «Здорово, братцы! Теперь у всех у нас», т. е. у каждого, «по коню есть; поедемте невест себе искать.» Отроду иной, герой впервые сам через попарное соотнесение «всех нас» с морскими конями вошел в число. Именно однородные, составившие круглое число братья способны долго искать по белому свету 41 невесту от одной матери (однородных невест) и заехать за тридевять земель к бабе-яге, у которой как раз 41 дочь. Братья справляют свадьбу, ночью баба-яга пытается их погубить, а губит своих дочерей, головы дочерей попадают на спицы — число не названо — кругом стены (палаты бабы-яги обведены стеной) вместо голов братьев. Круглость числа, необходимую в пути, ведь «В дороге и отец сыну товарищ», то есть должен помогать (ПРН , с. 275, 775 и 834) как брат, как равный, тем более необходимую за тридевятью землями, в ином месте, сообщили братьям кони, а поддерживают эту нестойкую круглость 41 столб у ворот бабы-яги, 41 ее дочь и столько же, наверно, спиц кругом стены. Сперва спиц не было, был 41 железный столб у ворот и братья привязали к столбам коней, но когда дело дошло до голов, появились железные же спицы, числом 41, если это бывшие столбы. Такие переделки на ходу встречаются в сказках, а слово кругом подтверждает, что спиц столько: 41 внутри сказки круглое число, поэтому 40 неполное. Случай с шестами, спицами или тычинками для голов у дома вредителя, как и задача на узнание, требует круглого числа (чтобы самих жертв было К— 1, положенное вредителю неполное число), и его круглость наглядно сказывается в расположении спиц вокруг дома. Устойчивый тип числа похож на главное значение слова, неустойчивый на неглавное: 41 сверхполное взято готовым, а 41 круглое сложилось внутри сказки, там оно и остается. (↓1: Круглое 40 и круглое 41.—2: Тридевять. — 3: Пушкинские 33 богатыря.)

б126: «Если нет Бога, то я бог».

Считающихся в анекдоте 10. устойчиво круглое число, причем по записи 121(1) они сидят в кружке, а по (2) это артель с ее круговой порукой: Все за одного и один за всех (артель ярко изображена у Мельникова-Печерского — В лесах . 1.15). К тому же они в пути, а путникам необходима круглость числа, равенство. Но без иного для всех каждый для себя иной, вот идея анекдота. Своим «Если нет Бога, то я бог» высказал эту идею Кириллов Достоевского (Бесы , 3.6.2), ср. у него же «атеисты, ставшие богами» в черновике речи о Пушкине или «„Я сам бог“ — и заставляет Катю себе поклоняться.» в набросках Житие великого грешника, еще ср. заборную надпись «Бог это я» бунтующих парижских студентов в мае 1968, Ni maître, ni Dieu. Dieu, c' est moi. (Граффити , с. 152), «Бог — я» помешанного Батюшкова и то же самое, но в сослагательном наклонении у Декарта. Размышления о первой философии, 3. (↓1: «Бог это я». — 2: Религиозность герменевтики. — 3: Не я и не все, а чужой.)

б127: Включение себя.

В противоположность «еще совсем мальчишке», думавшему «Я-то один, а они-то все» (Записки из подполья ), старый механик Андрея Платонова знает: «А без меня народ неполный!» Допустим, и я, артельщик из анекдота, понял наконец, что я сам — десятый; что произошло? Я самоотчужденно, глазами встречного Лутони или отпустившего нас хозяинаЙЙЙ

ЙЙЙ я и другие движемся в разных планах (плоскостях) видения и оценки (действительной, конкретной, а не отвлеченной оценки), и чтобы перевести нас в одну и единую плоскость, я должен стать ценностно вне своей жизни и воспринять себя как другого среди другихЙЙЙ. Но это предполагает авторитетную ценностную позицию вне меня.

(Бахтин в Авторе и герое , с. 54). — самоотчужденно «положил себя в счет», для меня наконец сложилось круглое 10 и сменило тип, стало неполным круглое 9. Память о таком включении иного хранят слово сам-десят, вообще сам-«последний*. правило поведения „Я — последний“ и даже схема натурального ряда. Но пока включения себя не произошло, пока сосуществуют круглое для артельщика 9 и круглое для постороннего 10, мены типа нет. Так же нет ее в начале сказки про Заморышка, где сосуществуют 40 и 41, с той разницей, что число дворов, яиц и мальчиков без иного — устойчиво круглое, а число артельщиков без иного — неустойчиво круглое. 9 у девятых людей есть дурацкое 10. как 13 есть „чертова дюжина“, сюда же неполный „глупый человек“ (СРНГ 21, с. 117) и не все дома у кого; 9 предполагает 10, первенствующая точка зрения у человека не нашего десятка, 11-ого. „Никто не может, так Бог поможет“, „Друг по/обо друге, а Бог по/обо всех“ — печется. „Перед Богом все равны“ (ПРН , с. 35 сл. и 39). Чем я должен быть для девятерых, тем одиннадцатый является для меня, это и есть „завершение“ по Бахтину: „Но я-для-себя — другой для Бога. — Чем я должен быть для другого, тем Бог является для меня.“ (Автор и герой , с. 52), ср. в дневниковой записи Льва Толстого под 27.3.1910 „Ты о людях, а Б[ог] о тебе.“ — Анекдот-притча про девятых людей говорит слушателю „Десятый это ты“, он как зеркало или как лубочная картинка с подписью „Два дурака дерутся, а третий смотрит“, но без третьего на картинке (ПРН , с. 267, 437 и 574, ср. на обложке Рус. толк .), (↓1: Парадокс собственной исключительности. — 2: Порядковое числительное. — 3; Последний и первый. — 4: Не все дома. — 5: Десятеро. — 6: Люди, „я“ и бог.)

б131: Глупость и мудрость.

К двойственности дурака: греческое μωρóσοφος „глупо-мудрый“ и английское sophomore „второкурсник, недоучка“;

Иду я слободой, а мне кричат:

— Дедушка Яша, куда ходил?

— Пруды прудил.

Все смеются… И дурак я, и как бы и профессор.

(Сарат . 1. 440) — самооценка одного балагура. В образе дурака сходятся глупость и мудрость, обе отличные от ума-хитрости. „Но человеческая глупость — очаровательная вещь“, сказал Вячеслав Иванов М. Альтману 12.2.1921. „Человек должен быть мудрым и глупым: всего хуже умники — и они-то наибольшие дуракиЙЙЙ“ (Разговоры с Ив .). А вот Юнг: „Поглупеть легко без всякого искусства; но извлечь из глупости мудрость это, пожалуй, целое искусство. Глупость, вот мать мудрецов, а никак не смышленость.“ — Парацельс как духовное явление (4А/ЮСС 13.222); это искусство и есть герменевтика. „Мудрость измеряется мерой понимания собственной своей глупости.“ — Борис Кузин, Похвала глупости (ВПП . с. 247). сюда же пословица (ПРН , с. 483) „На всякого мудреца довольно простоты“. Еще см. У. Кайзер. Мудрость дурака в Сл. ист. идей 4. с. 515—20.

б132: Сократ.

Верный заповеди самопознания Сократ с его глупо-мудрым „Я знаю только, что ничего не знаю“ как сказочный Незнайка, он философский богатырь под видом дурака, точнее силена, сатира: нос картошкой, глаза навыкате, но лысый. А в школьном силлогизме „Сократ человек, а все люди смертны, следовательно Сократ смертен“ он уже близок Пушкину выражений вроде А кто знает, Пушкин? Ср. о Сократе у М. Бахтина — Эпос и роман (ВЛЭ, с. 467 сл. = Л КС, с. 412 сл.). „Сократом в нас“ назвал спрашивающее начало Р. Коллингвуд, Автобиогр ., 5.

б133: К фольклорному дураку.

И со смертью, с инобытием связывает дурака его инакость, а не „темнота“ или „прожорливость“, вопреки Ольге Фрейденберг в Поэтике сюж ., с. 141—44/129—31 и 234 сл./210 сл. К фольклорному образу дурака см. хотя бы Н. Сумцов. Анекдоты глуп .; В. Розанов. Литературно-художественные новинки . 3 (в его книге Среди художников): Е. Трубецкой. „Иное царство“ , 5 и 7; М. Бахтин. Слово в романе , 5 (с. 213—20). и Формы времени , 6 (Функции плута, шута, дурака в романе ); В. Иванов и В. Топоров, Иван Дурак в Миф. сл .; Тийна Харьюла, Ск. глуп. Карел .: А. Синявский, Иван-дурак , 1.4; А. Дуров. Дур. древн .; Энид Уэлсфорд. Дурак ист .; У. Уилфорд. Дурак жезл ; М. Леве. Ист. шутов . Некоторые разновидности дураков: ребенок и пьяный — дураки на время, юродивый — „Христа ради дурак“. шут — царский и барский, скоморох или клоун — на потеху, цирковой, джокер — карточный: деревенский дурачок, пошехонцы и подобные местные дураки. Иван-дурак — общенародный. Зло обругал Иванушку-дурачка Набоков в связи с Идиотом Достоевского, которого терпеть не мог (Лекции рус. лит .). и в противоположность Розанову. (41: Джокер и его предшественник. — 2: Деревенский дурачок.)

б141: Стоéнь, лежень, сидень.

Дурак стоймя стоит, торчилом торчит, стоит как нáдолба, т. е. столбик, как пень, так торчилом меж людей и торчит (ПРН, с. 515. 436 и 310). его прозвания стоёнь „болван, олух, дурень“, столóб/столбéнь, остолоп „глупый верзила“ и ослóп „неуклюжий и рослый невежа“: столп, дубина, дуботолк, ср. ванька-встанька— „детская игрушка, куколка, которая становится всегда на ноги, как бы ее ни кинуть; Чебурашка“ при Иван-дурак, Иванушка-дурачок (СВРЯ , ст. Стоёк, Столб. [Столбень], Остолоп. Ослоп, Дуб и Ванька). „Эх, мои братцы без шапок стоят!“ — пожалел дурак верстовые столбы и понадевал на них купленные горшки (НРС , 401, сюжет АТ 1681 А), в другом анекдоте (АТ 1643, например НРС . 402) дурак говорит на равных со скрипучей березой или с пнем, отвечая за него. Важно, что „Стоя растешь вдвое“, дурак и есть стоеросовый „здоровенный“. причем само здоровенный одного корня с дерево, отсюда поговорки „ростом с Ивана, а умом с болвана“, „с осину/оглоблю вырос, а ума не вынес“ (ПРН , с. 515 и 435: СВРЯ , ст. Вдвое). Ср. ванька-встанька „легко возбуждающийся мужской член“ (Сл. блат… с. 40). стоеросовый хуй, глуп как хуй, дурак „член“, „Дурак да хуй [с] оглоблю — посадским бабам находка“ (Завет ., с. 490). Дураками свет стоит/красится, крепок, но мир-община, мир-сходка тоже столбом стоит, „Мир — велик человек“, он „силен как вода, а глуп как дитя“. „Велика Федора, да дура“ — о России, „Мужик умен, да мир дурак/ дурен“. „Ум с умом сходилися, дураками расходилися“ (ПРН , с. 437. 404, 406, 547, 441 и 445; Кн. посл ., с. 74; Крыл. сл. Урал . с. 80). отношение человек — люди, все как один, это отношение умный — дурак. „Ум любит простор“, а „Дурак давку любит“, „Свалка — дураков простор“; „Рад дурак своей масти“, „Дурак дураком и тешится“. „Связался дурак с дураком — не разрубишь их и топором“; „На Руси, слава Богу, дураков лет на сто припасено“. „У нас дураков непочатой угол/косяк“ (ПРН , с. 431, 437, 444 и 438). Мирская правда рогатиной/копылом торчит (с. 198), но торчит/балдеет и тот, кто принял наркотик. „Торчи где воткнут“, сказала жена А. Мейера решившему уехать за границу Георгию Федотову (Е. Федотова в предисловии к Лицу России , с. xix), на что он отозвался, написав (Тяга в Россию ): „Растение, вырванное из почвы, засыхает. Человек свободно движется по лицу земли. Но русский человек всё еще слишком похож на растение.“ Или же дурак лежит, сидит: „Незнайка лежит, а знайка бежит“. „Знайка дорожкой бежит, незнайка на печке лежит“, при этом „Печка дрóчит“ — нежит, пучит, — „а дорожка учит“, ведь „Печь нам мать родная“, а дурак — матушкин сынок, бабин (сын), он же лечушник „лентяй“, запечник „домосед, бабий прихвостень“, есть и глуп как печка; „Лежень лежит / сидень сидит, а всё растет“, „а часть его растет“—лежень „лентяй“, сидень „кто не ходит“ (ПРН , с. 489, 429, 275, 589, 436, 383, 304 и 69: СВРЯ , ст. Печушник и Запечный). В сказке сосновый чурбан стал на печи мальчиком, он вырастает в Сосну-богатыря (НРС , 142), Илья Муромец сидел сиднем до тридцати лет, но потом вышел в путь, на подвиги, а лежебок Емеля-дурак (165, ср. 166, сюжет АТ 675). так и не сходя с печи, едет на ней во дворец. „Дураку, что большому чину, везде дорога/простор“, но он непутный/беспутый „бестолковый“ (ПРН, с. 446; СРНГ 21. с. 136. и 2. с. 276). К стоянию дурака см. В. Топоров. „Стоять“. (↓1: Рост дурака. — 2: Матушкин сынок.)

б142: Волосы растут

Волосы растут, оттого-то так густы они у стоеросовых дураков. „С дурака только горсть волос“. „Волос глуп — везде /ив жопе растет“. „Хоть на голове-то густо, да в голове пусто“. „Под носом взошло, а в голове и не засеяно/посеяно“, „Волос долог, а/да ум короток“ — у бабы, а „Что ни дурень, то и бабин“ (ПРН, с. 439, 315, 350. 311, 316, 435 и 437: Завет ., с. 489); „заметьте эту удивительную черту, страсть к женским волосам!“ — Бунин (Слава ) о юродивых, но и священники долгогривы. У дурака волосы стоят дыбом, шишом (у беса тоже, а есть и лысый чёрт/бес), это клиновая голова „глупая“. ср. бунинское макушка клином, сюда же „Раздумаешь умом, так волосы дыбом“, „Такие чудеса, что дыбом волосá“ (СРНГ 13, с. 298; ПРН , с. 432 и 573), волосы торчат от страха и вообще в ином состоянии (ср. санскритскую формулу „волоски поднялись на теле“ — от наслаждения, восторга и т. п.; по-русски это мурашки забегали, мороз по коже), состоянии дурака-иного, но и доброго молодца, богатыря с его буйной (: бу`ять „расти“) головой. При этом дурак рыжий, судя по клоуну-рыжему, цирковому шуту, и по шуточному А я что, рыжий? т. е. не как все; „Рыжий да красный — человек опасный“, ср. „От дурака, хоть полу отрежь, да уйди!“ (ПРН , с, 312. 474 и 446, но ср. НРС . 498). Напротив. „Умная голова волóс не держит“. „У умного волос сам лезет, а у дурака не вытянешь“. „Седина в бороду — ум в голову“, но „До лысины/старости дожил, а ума не нажил“, „Волосом сед. а совести нет“ (Р. послов, пог… с. 344; ПРН, с. 353 сл… 435 и 355). Сюда же „Курчавый волос — кудрявые мысли“. „От радости кудри вьются, в печали секутся“. „Сталось у нас раздумье да в голове почесушки“ (встречается дурная привычка, думая, ерошить или вырывать свои волосы — трихотиломания), рвать на себе волосы — в гóре, „Поневоле волос вянет/лезет, когда/коли за него тянут“, таскать кого за волосы, чтобы „дать ума“, например юродивый потаскал глазевшего с разинутым ртом мальчишку за волосы, тот разревелся, а бабы-его утешают; „вырастешь большой, ума у тебя много будет“ — Мельников-Печерский, ср. у Лескова: „У меня, извольте видеть, от больших наук все волоса вылезли“ — иронически; „душевное горе — не молодит, а косицу белит“ (ПРН , с. 312. 139, 220 и 835; На Горах , 3.3. и Красильниковы , 1, ср. ПРН, с. 140; Железная воля , 14). О волосах есть статья Н. Толстого и В. Усачевой в Слав. др . 1, с. 420—24. (↓1: Волос вянет. — 2: Солнечные лучи-волосы.)

б143: „Глупый что малый“.

„Малый что глупый, а глупый что малый“, но „Старые дураки глупее молодых“, „От старых дураков (и) молодым житья нет“ (ПРН , с. 358, 354, 438, 298 и 355): мир глуп как дитя. Сравнение дурака с ребенком подразумевает прежде всего время, когда ребенок уже стоит и лепечет, но еще не ходит и не говорит членораздельно, ср. дубóк/дыбóк стоять — о младенце, стоять д`убом/д`ыбом (СРНГ 8, с. 239 и 289): дуб, дубина (праслав. *dub-/*dyb-: *do¸bъ, как бы ни оценивать это соотношение, см. О. Трубачев в ЭССЯ 5. с. 145, 197 сл. и 95 сл.). У дурака-малого гладкое „лицо как яйцо“ (Бунин), он узколобый „тупой, недальновидный“, безлобый „глупый“ (СВРЯ , ст. Узкий и Безлобый с дополнением по 4. с. 1597) и безбровый, поскольку в противоположной дурацкому настроению мрачной задумчивости брови и лоб нахмурены, насуплены. „Брови нависли — злоба/дума на мысли“ (а Деметрий Фалерский „говаривал, что брови у человека хоть и невелики, но мрачности от них хватит на целую жизнь“ — Диоген Лаэртский , 5.82), „По небу облака, по челу думы“ (ПРН, с. 312 и 493: СВРЯ . ст. Небо); примеры наугад из Достоевского, Бестужева-Марлинского, Лермонтова: „ЙЙЙчуть не с содроганием ответила Дуня, нахмурила брови и задумалась“ и „другой раз сидит по целым часам пасмурный как ночь, нахмурив свои густые брови“ (Преступление и наказание , 3.3, и Игрок , 16), „С думою на угрюмом челе пустился он далее.“ (Роман и Ольга , 5), „широкий лоб его был — мрачен как облако, покрывающее солнце в день бури“ (Вадим . 1). (↓1: Детина.)

б144: Глаза и рот.

„Подслеповатый с придурью, пучеглазый с дурью“, „Рожа — клюковка, глаза — луковки“, ср. лупоглаз „ротозей, дурак“, „бесстыдник, наглец“ (ПРН, с. 317 и 309: СРНГ 17, с. 202). Дурак „ртом глядит, ничего не слышит“, вместо глаз, этих „окон души“. в которые, сказал Лесков, „внутренний человек смотрит на свет из своего футляра“ (Островитяне, 3), глаз, способных плакать, у дурака способный смеяться разинутый рот, дверь тела: „Рот брюха не выдаст, а душу продаст“: „Ртом глядеть—разиней быть“, ср. рото-зей/ зево-рóт, полоротый „крикун, хохотун“, „глуповатый“ (ПРН , с. 444; РПП , с. 209: Р. послов, пог … с. 401; СВРЯ , ст. Зевать и Полоротина). „рот до ушей, хоть завязочки пришей“. Вот Божий человек у Ивана Шмелева:

Смиловался Господь, такого сынка послал — на небо прямо просится, одни только ноги на земле: всех-то архиереев знает, каждый день в церковь ходит, где только престольный праздник, и были ему видения: одни дураком зовут, что рот у него разинут, мухи влетают даже, а другие говорят — это он всякою мыслию на небе.

(Лето Господне . 2, гл. Крестный ход ). Так и в гротескном образе лица по Бахтину господствует разинутый рот, а глаза если и существенны, то выпученные, см. Творч. Рабле , с. 343/351, а еще Ю. Акопян. Чел. карик . „Дураку всё смех на уме“, „всё смешно“, „Смех без причины — признак дурачины“, „Где умному горе, там глупому веселье“. „Умный плачет, а глупый скачет“, „Из дурака и плач смехом прет“, но есть и „смех плачем“, ведь дурак — Божий человек, а „Бог и плач в радость обращает/претворяет“, „У Бога всегда праздник“, „что день, то и праздник“; „У праздника не без дурости/глупости“, „Праздник — Иван-проказник“, „Рад дурак празднику“ (ПРН, с. 443. 144. 871. 867, 821 и 786; Р. послов, пог ., с. 323; Крыл. сл. Урал . с. 71). На Творч. Рабле опирается Смех Др . Р. Д. Лихачева. А. Панченко и Н. Понырко, отталкивается от Бахтина Л. Карасев, Филос. смеха . Смех можно определить как отклик дурака на иное, а дураку всё иное; ср. А. Григорян. Смех и слово . Дурак сияет как солнце, вместе с тем „Осла знать по ушам, медведя по когтям, а дурака по речам“. Кир из рассказа Юрия Казакова картавый, загугнил, как будто нос у него заложен. „У дурака дурацкая и речь“, „С глупою речью сиди за печью“. „Из-за печи не лепечут“ — о малопонятных словах. „Лучше не бай, глазами мигай, будто смыслишь“, „Когда дурак умен бывает? — Когда молчит“, „С дураком, что с другом, не натолкуешься“, причем „Глупый говорит / люди говорят на глум, а ты бери на ум!“, ср. „Пойми пьяного речи, поймешь и свиное хрюканье“, но и „Душа с Богом беседует“ — об отрыжке или икоте; в сказке Не любо — не слушай дурак рассказывает небылицы (ПРН , с. 701. 444, 446. 475, 800. 680 и 819; Нестор и Кир , 2 сл.; Р. посл, погов ., с. 70; Крыл. сл. Урал , с. 65; СВРЯ , ст. Натолковать; НРС . 418 и 422, но ср. 421). В одном ряду с „блаженным, бессмысленным словом“ (Мандельштам) и смехом находится соитие. Это ряд дурака, того, кто весь обращен на других (дураков), а умному с его обращенностью на себя, возвратностью остаются мысли — слова к себе, плач — „Друг на друга глядючи, улыбнешься; на себя глядючи, только всплачешься“ (ПРН , с. 778) — и самосоитие». (↓1: Смеющийся Вл. Соловьев. — 2: Праздник. — 3: Слово, смех, соитие.)

б145: Уши и нос.

Дурак — лоп(о)ýх «ротозей, дуралей», лох(м)о-ухий «разиня», вислоухий «простофиля», ср. развесить уши, хлопать ушами, у него «уши как папуши», т. е. булки, «а глаза как бураки», но «Глупый ртом глядит, брюхом слушает», отсюда «Слушай ухом, а не брюхом!»: вместо глаз у дурака рот, а вместо ушей, этих «врат понимания», — живот, чрево, брюхо, ср. о казаке-изменнике: «Взял он от царицы золото, оно ему ум отшиблоЙЙЙ Глаз-то у него не было, животом гляделЙЙЙ» (СВРЯ . ст. Лопоух. Лохма и Висеть; ПРН, с. 317 и 484; Старин, посл. пог … с. 30; Ск. пред. некрас ., 30). Живот, фалл и рот — самые существенные части гротескного тела по Бахтину, Творч. Рабле , с. 343/351 сл. Дурак «в одно ухо слушает, в другое выпускает», ср. «У сонного нет ушей» (ПРН , с. 484, и РПП , с. 214). сюда же родство слов глух и глуп, глум, см. ЭССЯ 6. с. 146 сл. и 151 сл. «Дурак дураком и уши холодны(е)», в сказке чёрт «вынул мысли» у врача и тот «сделался совсем дурак дураком, уши холодные. Не понимает ничего»; при этом дурак любит тепло, Емеля-дурак ответил с печи «Мне и тут тепло!» посланному привезти его к королю, «ибо он ничего кроме тепла не любил» (Крыл. сл. Урал , с. 45; Р. послов, пог ., с. 119; Ленингр. обл ., 32; НРС , 165). — Что касается носа, то «Высоносы — лоботрясы», дурак-зазнайка поднимает или задирает нос, он но-сопыря «упрямец, бестолочь», а «С умом носу не подымешь» (ПРН , с. 730 и 445; СРНГ 21, с. 293). в задумчивости голову и нос вешают, сказочная формула—невесел, голову повесил. «Птицу видно по полету. а дурака по зеленым соплям», т. е. гнойным, при названии гноя дурь. дур(н)ость. есть и дурно-сóп «дурак»; в сказках: «Да куды ты. Иван-дурак? Сиди на печке да сопли мотай на кулак» и «Иван дурачок, сопли на кулачок», «Вот он подходит к дому соплеватой, возгреватой, слиноватой.» (Старин, посл, пог ., с. 36; СРНГ 8. с. 271—73; Белоз., 93 и 78). Оставить кого с носом значит то же, что оставить в дураках, одурачить. Задранный нос дурака, конечно, соответствует его члену, а сопли — семени. Сюда же высунутый язык и слюни. (↓1: К теплолюбию дурака. — 2: Нос.)

б146: «На дурака мухи падки».

«На дурака и мухи садятся/валятся», «На дурака мухи падки», недаром он бес-солый «недогадливый. бестолковый», пресный. «Плут на закваске» испечен, «а дурак на пресной водичке». «В воре что в море, а в дураке что в пресном молоке», причем молоко определяется и как сладкое, ср. сладострастие, сладкоречив, а думы и слезы горькие: «ЙЙЙбез соли смех», «стал/отошел/глядит словно нéсолоно хлебал». «Пресное тухнет, а в сол`и да в квасу хоть терпнет, да крепнет», отсюда совет «Ешь солоно, пей кисло, помрешь — не сгниешь», а в сказке змей спрашивает «Что это у нас пресным телом пахнет?» вместо «русским духом» других сказок, и дается пояснение: «человеческо-то тело пахнет пресно» (ПРН, с. 445 сл… 812, 494 и 280: Кн. посл ., с. 52: СРНГ 2. с. 277: Омск … 9). Он под мухой — о пьяном. Из Лескова Пришвина и Бунина: «По лицу у него скользнула какая-то тень, и волнение его стало несомненно: он торопливо бросил плед и побежал, крикнув на бегу: — Прощайте: я, должно быть, муху сожрал.» (Шерамур. 17): на вопрос, отчего он такой бледный, Курымушка тоже отвечает «Должно быть, муху проглотил» (Кащеева цепь , 1, дважды): у «нашего» солдата в противоположность «ихнему», сказал Иван Василич, «в голове мухи кипят» (В саду ), к обороту мухи в голове см. О. Терновская, Бзык .

б147: Зеленый и красный.

Синонимический ряд: Он дурак прирожденный, самородковый, круглый, зеленый: в сказке типа Незнайки про богатыря под видом дурака (АТ 532) герой Иван-охотник, «сделавшись дураком», отвечает на всё зелё-о-но вместо обычного не знаю и получает прозвище Зелёной вместо Незнайка, младшую царевну приехали сватать, а она: «Я не пойду за того, пойду за Зеленого» — «О-о! да куды с таким дураком сопливым»: зелено говорить значит «говорить глупо», а зéлено/позеленело в глазах—«стало дурно», ср. у тебя иванчики скачут «тебе померещилось» или мухи/мушки в глазах «пятнышки, летучая рябь» (ПРН , с. 437 и 401: Омск ., 2: СВРЯ , ст. Зелие, Иван и Муха), сюда же тоска/скука зеленая, позеленел от зависти, злости или страха, зеленый змий. — «Рад дурак красному», при этом Что пестро, то дураку и красно. «Всякий дурак красному рад» или «любит красненькое». «Дурак любит красно, солдат любит ясно», т. е. чистится, «В красной шапке узнáешь дурака», «Коли барский дурак, так и красный колпак» (ПРН , с. 443, 862, 710. 702 и 717: ППЗ , с. 135: СВРЯ . ст. Красный). Слово красный, кроме того что оно цветообозначение, значит «красивый, прекрасный, лучший», «счастливый, здоровый, сильный», но и «дикóй, полоумный» (СРНГ 15, с, 189 сл., и. СВРЯ ), красными зовутся дéвица и мóлодец, солнышко и огонь, утро и день, весна и лето. Слова тоже красные — красное словцо, красноречие, краснобай. — а мысли, думы черные. Пословица Дураками свет стоит или красится/красуется (ПРН , с. 437, и Кн. посл ., с. 48) принадлежит типу То-то тем-то краснó/красится или крепко или же сто`ит, так что красное крепко и стойко как дерево, столб. Красный иной цвет и цвет иного положения или состояния, дурак рад в красном своей масти («Рад дурак своей масти» — ПРН, с. 443). Зеленый тоже цвет иного, но несовершенного, это цвет растущего, молодо-зелено, а красный — цвет выросшего. О красном и желтом как цветах святости и зеленом как цвете «предсвятости» при возведении слав, к «набухать, возрастать» см. В. Топоров, Святость 1. с. 476 с прим. 66 на с. 544, о желтом, зеленом и красном как цветах глупости — М. Леве. Ист. шутов , с. 57 и 59; о красном как синониме благого — Марина Бобрик в НЛО. № 39 (1999), с. 31–37. (↓1: Зеленый и желтый. — 2: Красный. — 3: Красота. — 4: Пословицы типа Что чем краснó/крепко/сто`ит.)

б148: Иван.

«Иван, самое обиходное у нас имя (Иванов что грибов поганых), переиначенное из Иоанна (коих в году 62). по всей азиатской и турецкой границе нашей, от Дуная, Кубани, Урала и до Амура, означает русского. В сказках поп Иван. Иван царевич, Ивашка белая рубашка. Иванушка дурачок занимают первые места. Вообще, Иван простак и добряк.» — Даль, СВРЯ . О выражении во всю ивановскую «во всю мочь» см. В. Мокиенко, Образы р. речи , с. 43–53. Мировой человек Иван и иванчики «человечки, мальчики в глазах» соотносятся как тысячеглавый, тысячеглазый, тысяченогий первочеловек Пуруша Ригведы , 10.90, и пуруша «человек» в глазу, образ «внутреннего правителя» атмана «души» (Брихадараньяка- и Чхандогья-упанишада ). К русскому Ивану: колокольня Иван Великий и ванька-встанька «кукла-неваляшка», «легко возбуждающийся мужской член», строить из себя Ивана «важничать» или блатное Ивана разыгрывать «пытаться верховодить», сам себя ивáнит о том, кто превозносит себя, иван`иться «форсить, задаваться» и валять ваньку «дурачиться» (истолковано через ваньку-встаньку в Этим, фразеол. Н. Шанского и соавторов, с. 24), рифма Иван — болван «чурбан, истукан», «грубый неуч, глупец», блатное ваня «глупый, недалекий человек», «малограмотный»: ванька «плохой извозчик», иван-чай «кипрей» — плохой чай, иванушко или ивашко-другон «плохое пиво», в одном варианте сказки Правда и Кривда (АТ 613) Правде соответствует Наум (: на ум), а Кривде Иван, герой другой сказки Василий-царевич побеждает Ивана русского богатыря, «рожа шитая, нос плетеный, язык строченый, ноги телячьи, уши собачьи», сказочные герои Буря-богатырь Иван коровий сын. Иван Быкович. Иван Сученко, т. е. сукин сын, но не в голо бранном смысле. Ивашко-Медведко, Иванко Медведко — все к инакости дурака, нéлюди, нéруси, сюда же почетное, но и шуточное прозвание немцев или калмыков Иван Иванович, ср. Всякий чёрт Иван Иванович, а у блатных это презрительная кличка интеллигентов, «фраеров», по свидетельствам Шаламова, но и название прокурора (СВРЯ , ст. Иван. Болван, Ванька и Чорт: Сл. блат ., с. 40 и 94; СРНГ 12. с. 53. 55 и 57: 21, с. 76 и 147; НРС . 118, 233. 136 сл… 139. 141 и 152); булгаковский Иван Бездомный, поумневший (в гл. 11) дурак. «А Иван был дурак, но очень умный». «Ванюшка не хитёр, не мудёр, а куды смысловат!». говорится о младшем, третьем брате, герое сказки (Сев. ск … 241. сюжет АТ 301А, В Три подземных царства , и НРС , 296. сюжет Незнайка ), который станет царем, последний — первым.

б149: Василий Розанов в Опавших листьях (2):

С выпученными глазами и облизывающийся — вот я.

Некрасиво?

Чтó делать.

Такой автопортрет уже в Уединенном, запись Удивительно противна мне моя фамилияЙЙЙ . Вообще Розанов и правда «гениальный выразитель какой-то стороны русской природы, русской стихии» — Бердяев. О «вечно-бабьем» в русской душе. Розанов гениально представляет Ивана-дурака, насколько это возможно писателю, а Что ни дурень, то и бабин (ПРН, с. 437). отсюда у Розанова бабье, о котором он сам говорил. Он был по многим признакам морософ, похожий на Сократа или христианских юродивых, но больше в фольклорном духе. Вот хотя бы: «„я—есмь“ „растущий“», пишет Э. Голлербаху 29.8.1918, его фаллизм — тому же 6.10.18, «Волоса прямо огненного цвета (у гимназиста) и торчат кверхуЙЙЙ» из записи Удивительно противна мнеЙЙЙ , «Всякое движение души у меня сопровождается выговариванием.»— Уединенное — причем с необычной для отдельного человека само-противоречивостью, он любил тепло, он писал в защиту Иванушки-дурачка — Литературно-художественные новинки. 3 (в книге Среди художников ), «Хороши делают чемоданы англичане, а у нас хороши народные пословицы.» — Опавшие листья (2). «Вообще я люблю вздорное, глупое, „ни на что не похожее“.» в Мимолетном под 13.4.1915, «Мы», русские, «глупы и должны оставаться глупымиЙЙЙ» в Последних листьях под 11.3.16, «Васька дурак Розанов» — подписано письмо к Н. Макаренко от 20.1.19. О фольклоризме Розанова ср. А. Налепин, Роз. нар. культ . (↓1: Варварин. — 2: Розанов о росте. — 3: Роза-новский фаллизм. — 4: Розанов о своей двойственности.)

б211: Сам себе рад.

Поговорка Он сам себе рад. «т. е. негостеприимен» (ПРН , с. 790, и СВРЯ , ст. Сам), может быть получена по правилу «Если никто, то сам» из *Он никому (чужому) не рад. И наоборот, поскольку «сам» есть «не кто другой», «никто», из поговорки получается исходная фраза. То, что кто-то рад самому себе, нельзя понимать буквально, принимать за правду, ведь «Сам на себя никто не нарадуется». «Сам себе на радость никто не живет». «Моя радость хоть во пне, да не во мне», «Друг на друга глядючи, улыбнешься: на себя глядючи, только всплачешься» (ПРН, с. 778, у Мельникова-Печерского «Живучи вдвоем, друг на дружку взглянешь да улыбнешься, а живучи в одиночестве, на себя глядя, только всплачешься…» — В лесах . 3.16): так уже в Брихадараньяка-упанишаде (1.4.3): «тот. кто одинок, не знает радости». Так и М. Бахтин в работе об авторе и герое (ЭСТ 1 . с. 93 и 120): «моя жизнь-пребывание не есть радостное пребывание с самим собою как качественно определенною и любимою личностью». «Другость моя радуется во мне, но не я для себя.» Даже дурак рад не «сам себе». «Рад дурак своей масти» (ПРН , с. 443). Поговорка фигурально и потому усиленно отрицает, что негостеприимный, нелюдимый, одинокий человек хоть кому-нибудь да рад, эта замена никто на сам и делает правду, голую речь («Голая речь не пословица» — с. 859 и 972) пословицей, поэзией. Ср. У него гостят четыре угла — «никого», только с богами своими — «с образáми» — и знается или У него один замок гостит, да и тот на пробое висит (с. 791). (↓1: Гость. — 2: К радости о себе.)

б212: «Я» — никто.

Я сам — безымянный никто, отсюда псевдоним Анненского Ник. Т-о. к нему см. А. Аникин. Псевд. Анн . Часто у Бродского: Нарисуй на бумаге простой кружок. | Это буду я: ничего внутри. (То не Муза воды набирает в ротЙЙЙ ),

(В горах , 1. 3, 5 и 16). И если кто-нибудь спросит: «кто ты?», ответь: «кто, я? | я — никто», как Улисс некогда Полифему. (Новая жизнь , концовка), — | я, иначе — никто, всечеловек, один | изЙЙЙ (В кафе ), еще ср. Келлолляки (13), Посвящен ие, Вертумн (3).

б221: Еще раз «закон тождества».

Под действием «Если никто, то сам» возник и испорченный буквализацией «закон/принцип тождества» А = А, он имеет смысл только как фигуральный, усиленный вариант принципа индивидуации А ≠ Б; так и берет закон тождества Мандельштам в Утре акмеизма, ср. его же упрек русскому символизму «Никто не хочет быть самим собой.» Пословица «Всяк человек равен самому себе» (Север , с. 110), т. е. никому не равен «кроме самого себя», и пословицы «Бог и лесу не сравнял» и «Бог и пальцев на руке не уравнял» (ПРН , с. 856), использующие фольклорную связь человек — дерево или ребенок — палец, говорят об одном: все люди разные, двух одинаковых не найдешь. Сюда же, конечно, английское identity «тождество» и «личность, своеобразие, неповторимость». Ср. Николай Бахтин о «рационально пустой формуле» А = А по изложению его лекций Современность и наследие эллинства : «Но в этой формуле вскрывается самая сущность подлинного выбора: избрать в вещи можно только ее самое, единственное в ней и неповторимое.» (ЖИ . с. 139): и «Тавтология — предельный допускаемый языком способ обозначения предмета как единичного, непохожего.» — В. Просцевичус, Прямое знач . (с. 18). А когда Флоренский в Столпе , с. 25–29, протестовал против А = А или когда Михаил Бахтин в Поэт. Дост . сказал «Человек никогда не совпадает с самим собой. К нему нельзя применить формулу тождества: А есть А.» (с. 100), они отвергали уже обессмысленную окаменелость. К критике выражений тождества см. в Трактате Витгенштейна. 4.241–243, 5.53—5352. и Тождество Я. Хинтикки. (↓1: К критике закона тождества.)

б231: К возвратно-страдательному -ся.

Возвратному -ся соответствует в санскрите или греческом средний залог, о значении которого Ян Гонда высказался так:

«Полупервобытный» — и архаичный человек явно испытывал желание избежать по разным соображениям активной формы и предпочитал употребить более или менее «эвентивное» выражение. Вместо того чтобы отнести совершение действия (process) к субъекту, который во многих случаях не был или же лишь смутно был ему известен, он делал субъектом лицо (или предмет), бывшее «седалищем» действия, связывая того с медиальным глаголом. Ничего не скажешь, это даже для нас во многих случаях более легкое и очевидное дело — утверждать нечто о том, кто (или том, что) подвергается действию и кто как правило хорошо известен, чем о силе, существе, сущности или явлении, которое, говоря с научной объективностью, есть автор или инициатор этого действия.

— Индоевр. медий (с. 180 сл./150 сл… дальше среди примеров польское mnie się chce в отличие от ja chcę. К страдательным оборотам с агентом и без агента см. Санскр. пассив Гонды, с. 4–6 и 77 сл. Агентивное дополнение трехчленной страдательной конструкции, вторичной по сравнению с двучленом без такого дополнения, вероятно, бывшее инструментальное. Ср. в Санскр. пассиве «ЙЙЙя бы предпочел считать, что индоиранский твор. деятеля развился из твор., обозначающего karana». т. е. средство, орудие (с. 81. дальше Гонда сравнивает со славянским творительным по Миклошичу); о происхождении категории субъекта из «инструментального» локуса — В. Топоров. Др.-греч. SĒM- . с. 13 сл. = Случай *ĜEN -, с. 139 сл.

б241: К инакости бани:

«ЙЙЙСейчас же скажи его имя: кто он такой? — Ох, да никто! — отвечала, терзаясь, девушка. — Никто?.. Как это никто? что ж это в бане, что ли, к тебе пристало?» — Лесков (Старые годы в селе Плодомасове . 2.2), ср. в бане пристало о чем-то заразном (ПРН, с. 400 и 584). Дальше забеременевшая сенная девушка боярыни Марфы Андревны признаётся ей, что виноват сын самой боярыни. «В игре что в бане» — все равны (с. 825), так и Розанов в статье О писателях и писательстве , которую он закончил похвалой русской бане (Вел. инкв ., с. 346 сл.): «Идея равенства удивительно в ней выражена.»

б242: К Мир один Бог судит и Мир несудим

К Мир один Бог судит и Мир несудим см. В. Топоров. Элемент *MIR -, прим. 70 на с. 88 сл… с заключением «„Митраическая“ транскрипция русского Бог судит мир, взятого в историческом плане, означала бы приблизительно следующее: Митра (бог) судит мир (людей). — с тонкой игрой на грани между авторефлексией („мир судит мир“) и ее отсутствием („Митра судит мир“).»

б251: Пушкин и Сенька Попов.

Когда у меня не было общего понятия об ином, я пытался на примере Пушкина из выражений вроде А кто знает, Пушкин? растянуть до будущего «Если никто, то иной» менее общее правило «Если никто, то сам», беря «сам» и как «большой человек». На это Владимир Топоров ответил мне в письме от 1.2.1977:

Такого рода конструкции мне постоянно приходилось слышать в детстве (сейчас они, кажется, сильно сократили сферу своего употребления). Пушкин и чередующийся с ним во всех возможных ситуациях Сенька Попов —ярчайшие примеры прономинализации Nom. propr.: Пушкин или Сенька Попов, т. е. некто, кто-то, неизвестно кто, и вовсе не обязательно «большой человек» (Сенька Попов как раз актуализирует тему «маленького человека» или «мастера на все руки»).

— Пушкин и Сенька Попов, теперь можно сказать, сходятся в двойственном ином, ср. Бог ведает/знает, но и чёрт знает. Да и сам Сенька Попов — соименник потешного, вдвойне иного глупого попа Семена, который «книги продал, да/а карты купил», «книги продал — карты купил, сел в овин да играет один» (ПРН , с. 256 и 438; Р. посл, погов ., с. 72); по догадке Топорова в тезисах Имя «небезызвестный Сенька Попов — сын попа Семена и, следовательно, Семен Семеныч» (с. 74). Правда, мне рассказывали о пьянице, то и дело поминавшем не Сеньку, а просто Попова, и подразумевался, может быть, русский изобретатель радио, то есть опять же большой человек. Есть еще Ванька Петров: «Позже, вспоминая этот эпизод. Н. И.» — Бухарин — «шутил как человек, знавший себе цену: „Я тебе не Женька Сокольников и не Ванька Петров (неизвестный Ванька Петров заставлял нас обоих смеяться), чтобы мне такие записочки в двери оставлять!“» — А. Ларина, Незабываемое ; Здоров, здоров, Иван Петров, отвечает прибауткой на приветствие кукольного Петрушки Музыкант (Р. эрот ., с. 323), ср. будь здоров. Иван Петров! в стихотворении Бориса Кузина — ВПП , с. 313.

б252: Анекдоты про Пушкина.

Топоров в письме от 15.6.88. по прочтении моей заметки о Пушкине и Сеньке Попове:

Кстати, к «полуфольклорному» иначенью относится и Пушкин анекдотов, которых, по моим воспоминаниям о 30—40-х годах, было очень много (некоторые из них по своей абсурдности без всякой правки могли бы войти в собрание Хармса). И Пушкин в этих анекдотах всегда был иной «неприличный», нецензурный, не только неофициальный, но сознательно «противо-официальный».

Еще см. И. Морозов и О. Фролова в Жив. ст ., 1999, № 4, с. 21–23. Только в июле 1991 мне удалось прочесть начало книги Абрама Терца (А. Синявского) Прогулки с Пушкиным , а начинается она прямо с фольклоризованного Пушкина:

Итак, что останется от расхожих анекдотов о Пушкине, если их немного почистить, освободив от скабрезного хлама? ЙЙЙОстанутся вертлявость и какая-то всепроникаемость Пушкина, умение испаряться и возникать внезапно, застегиваясь на ходу, принимая на себя роль получателя и раздавателя пинков-экспромтов, миссию козла отпущения, всеобщего ходатая и доброхота, всюду сующего нос, неуловимого и вездесущего, универсального человека Никто, которого каждый знает, который всё стерпит, за всех расквитается.

— Кто заплатит? — Пушкин!

— Что я вам — Пушкин — за всё отвечать?

— Пушкиншулер! Пушкинзон!

О выражениях «с Пушкиным» ср. Елена Рабинович, Ритор, повседн ., с. 123—31: с ее мыслью, что эти выражения имеют в виду статую Пушкина, при всём желании невозможно согласиться.

б261: Иной и другой.

Иной больше чем другой, он «совсем другой». Других двое или много, а иной один-единственный; другой не как один, а иной не как все. Я сам иной, но не другой. Слово обращено к другому, другим, а молчание к иному. Превосходная степень обозначает иное, сравнительная другое. Для отличения инакости от другости в языках с неопределенным артиклем «один» можно обойтись без особого слова «иной», вообще-то достаточно взять слово «другой» с этим артиклем, например в датском (den) anden «другой», «второй», но en anden «иной» (: anderledes «по-другому, иначе», «инакий, отличный»): английское another так и получилось. В латинском два слова, alter «другой» и alius «иной», в древнегреческом и армянском тоже по два, δτερος или uriS и άλλος или ayl  соответственно, но есть и определенный член. Эпиктет несколько раз называет бога άλλος без члена (Арриан. Беседы Эпиктета , 1.25.13, 30.1, 2.5.22, 3.1.43, 3.13, 13.13 и 4.1.103), У. Олдфадер перевел это слово английским Another, т. е. «один-другой», которое точнее русского перевода другой Г. Тароняна, ср. «das Ganz andere» — божественное по Рудольфу Отто. Je est un autre из «писем ясновидца» Рембо от 13 и 15.5.1871 (Ж. Изамбару и П. Демени, см. Письма ясн .) по-русски будет Я это иное или нечто другое, а не просто другое. Не различающая другости и инакости новейшая философема «другой», например der Andere, так же условна как противопоставление «одного» и «другому» и «иному» без различия у Платона в Пармениде или противопоставление «Ничто» — «нечто», das Nichts — etwas у Хайдеггера в Что такое метафизика?. Об этом свидетельствует русский язык с его разными до противоположности другой и иной и всё еще единым один-иной или нечто-ничто. (↓1: Иной-другой. — 2: Юнг против «das Ganz andere». — 3: К «Я это иное» Рембо.)

б262: Слова корня ин -.

Одного корня с иной слово úнок «монах», но и диалектное инóк «разбойник», оба одиночки, сюда же др. — рус. иногъ «гриф», см. ЭССЯ 8, с. 231—33. Инакий и одинакий, инако-вый и одинаковый, инок и одинец «кому или чему нет ровни, дружки», иначе и однако. Древнерусское ин(о)рогъ «единорог» вместе с úндрок/ úндрик «сказочный зверь» (но см. к этому слову Вяч. Вс. Иванов в Этим. '75 (1977), с. 148—53), в Стихе о Голубиной книге Вындрик-зверь всем зверям мать. Иначить, переиначить. Аналитическое ино-язычник (например в Братьях Карамазовых , 3.7, дважды), сложение слова язычник «иноплеменник-иноверец» с вышедшим наружу собственным отличием, так и иностранный. Инóкто, инóчто «неравно кто или что; иной кто или иное что»: Инокто придет, увидит. Иночто бери, это не годится. Инóкому дай, «другому кому»; инóчем изворотись, «чем-либо иным» — СВРЯ , ст. Иной, ср. англ. another, есть и ктóино/ктоúно (СРНГ 15. с. 374): к связи «кто» и «другой» см. В. Топоров. Прус. I — К. с. 256 сл., и К — L. с. 40. Бранное инýх/инýха про чужака (СВРЯ 3 ): Ишь ты инух пришел, к своей полосы ступай, прибивная колода. Ин/ин-(н)ый «будущий» год при úнгóд/úнгодь «иногда», «в другой раз, не теперь» (СРНГ 12. с. 203 и 196). Всегда и противозначное ему иногда, всюду и др. — рус. инуду «в другом месте», давшее отнюдь; везде и úнде «в другом месте, в другое место», «кое-где», от которого народная этимология, кажется, производит Индия, индейский, ср. Они (перелетные птицы) летят в Индию?.. А Мушфики никогда не увидит иные страны, иные земли?.. Неужели он никогда не побывает в ИндииЙЙЙ?.. — Тимур Зульфикаров (Книга детства Мушфики , гл. Охота ). Частицы ин, úнда, инды с выделительно-ограничительным, усилительным, отрицательным значением (СРНГ 12. с. 195, 197 и 199). И найнóй/нáйный (СРНГ 19, с. 301: найной год) — иной, само усиленное приставкой на-«сверх», ср. набольшóй /нáбольший (там же, с. 127). наибольший.

б263: Царь.

Вот формула инакости: cet homme unique et différant de tous les autres hommes «человек единственный в своем роде и отличный от всех прочих людей — Кюстин о царе Николае! (Россия в 1839-ом, 11), это у красноречиво-проницательного маркиза не случайность, а проявление герменевтической установки, которую он сам сознавал („Говорящий человек есть для меня орудие БожьеЙЙЙ“ — там же. 13). Царь иной человек, он сам и самый (к „сам“: Бенвенист. Семант. реконстр., 9); царьком или корольком называется „красивый и редкий выродок“ — белая мышь, ласточка, воробей (СВРЯ ), царь-птица это орел или гриф, царь зверей лев. Царь-пушка и Царь-колокол выставлены напоказ в Кремле. „Царь да нищий без товар`ищей“. „Нищему нет друга“ — нищий нищему завидует (ПРН , с, 778): первый человек одинец. но и последний одинец, высший и низший оба иные, а принц и нищий Марка Твена даже двойники. Аглицкий король в письме Хлестакова — „Помнишь, как мы с тобой бедствовали, обедали нашерамыжку и как один раз было кондитер схватил меня за воротник по поводу съеденных пирожков на счет доходов аглицкого короля?“ (Ревизор , 5.8) — это иной-никто, ср. играть на Демидов/Шереметьевский счет. т. е. не на деньги (ПРН, с. 825, и СВРЯ 3 , ст. Играть): король, заморский для большей инакости царь богат (: бог), а нищий у-бог, он не-бóга. Такую же двоицу составляют с царем раб, палач, шут. Царская порфира и красная рубаха палача или клоун-рыжий, не как все: красный — цвет инакости, это цвет красоты-святости, но и уродства-юродства (красный: краса или прекрасный. свят-: свет: цвет, польское uroda „краса“: урод; еще см. Топоров, Святость 1. 3.2 сл.). „Народ — тело, царь — голова“ (ПРН , с. 243, ср. царство как тело царя по Артхашастре — В. Романов. Древнеинд. цар .). он главный и говорит о себе „мы“, во множественном числе, а царь в голове это ум. „Свой ум — царь в голове“, „У каждого свой царь в голове“ (ПРН , с. 440). отсюда, догадался Василий Князев, поговорка без царя в голове про дурачка (Кн. посл., с. 98. есть и „У всякого своя дурь в голове“ — с. 49), сюда же не все дома у кого. Хотя „Артели думой не владати“, царь и его дума „совет“ это тот умный и те десятеро, кто рассудит: „Глупый осудит, а умный рассудит“. „Трое осудят, десятеро рассудят“ (ПРН , с. 406, 434, 466 и 440). Царь— вольный человек (НРС . 163: Сев. ск… 2). так и „Ум любит простор“, а „Дурак давку любит“ (ПРН, с. 431 и 437). Я тоже сам, думая, я говорю с самим собою — с самим царем в голове, ср. От чего у нас ум-разум? — У нас ум-разум самого Христа. | самого Христа, царя небесного в Стихе о Голубиной книге (Калеки пер., 82.38 и.64 сл., 86.24 и.51 сл.). диалектное боговать „думать“. Сюда же правящий всем самовластный „Ум“ Анаксагора (voũç;, фрагмент 12 по Дильсу) и Платон, Филеб. 28с. (↓1: Одинец, князек, царек, королек. — 2: Первый человек.)

б311: Круглое число и тождество.

Сказочный герой забирает у морского царя К-тую дочь или не становится К-той жертвой колдуна, а сам остается К-тым среди своих молодцев, герой замыкает собою круглое число как носитель полноты, а неполное число у вредителя выражает его лишенность, ущербность, предзнаменует его поражение и гибель. Без круглого числа (3. 12. 30. 77) задачи на узнание нет, неразличимые все как один или одна предполагают различающихся, но однородных всех. При отождествлении сохраняется количество членов ряда, но не их порядок; номер — порядковое число — узнаваемого условен; „я буду третий с правой руки“ (НРС . 250). Одинаковость превращенных в задаче с превращением это почти что одинаковость инородцев. „всех на одно лицо“. Неверно о Хитрой науке В. Пропп: „Ученики колдуна мыслятся в состоянии смерти, и все они равны.“ — Историч. корни . 9.18 (Узнать искомого ), „состояние смерти“ лишь частный случай иного состояния. А близнецы и двойники оттого так притягательно-отталкивающи (двойственность иного), что являют собой умозрительное тождество — совпадение лиц или вещей во всём (волос в волос, голос в голос) кроме их мест.

б312: Отождествление и обобщение.

Члены рода или ряда, части целого отличны друг от друга, согласно принципу индивидуации, например пословице „В лесу лес не ровен, в миру люди“ (ПРН , с. 308). но в силу своего вхождения в один род, в одно целое все они имеют общее и могут мысленно отождествляться; так уже Прокл в Первоосновах теологии (1 и 66): „Всякое множество тем или иным образом причастно единому.“ „Если же многие причастны единому, они тождественны в отношении этого одного.“ Равные, тождественные все как один — иные относительно различающихся всех, одинаковые инаковы (праслав. *ed-in: *jьn-). Отождествление делает разное одинаковым, а обобщение делает разное одним. Ср. о связи одного и иного-чужого А. Пеньковский, Семант. катег. чужд. К обороту все как один: все до одного, все на одного. Все за одного и один за всех, все на одно лицо, всё одно/равно, все и каждый, (не) как все, один к одному, один в одного, заодно/заедино, жить душа в душу: к разнице между единым целым и множественным всем см. В. Топоров, Цел. расчлен… с. 218. сюда же противозначные всего и целых.

б313: „Если никто, то все“ у Достоевского.

„Если и только если никто в отдельности, то все как один“ — таково правило, вид правила „Если и только если никто, то иной“, например „Где все виноваты, там никто не виноват“ или „В миру виноватого нет“ (РПП , с. 71. и ПРН , с. 405). Достоевский о любви ко всем и ни к кому: „ЙЙЙА я — я ведь никого не люблю… Я всех люблю. Я назначена всех любить. Стало быть, никого.“ (черновой набросок к Подростку ), „Кто слишком любит человечество вообще, тот, большею частию, мало способен любить человека в частности.“ (из записной тетради 1872-75) и „ЙЙЙчем больше я люблю человечество вообще, тем меньше я люблю людей в частности, то есть порознь, как отдельных лиц. — чем более я ненавидел людей в частности, тем пламеннее становилась любовь моя к человечеству вообще.“ (Братья Карамазовы , 2.4). Ср.: „я никогда не мог понять, как можно любить своих ближних“, говорит Иван Карамазов (5.4). а по слову его отца он „никого не любит“ (4.2). „Именно ближних-то, по-моему, и невозможно любить, а разве лишь дальних. — Отвлеченно еще можно любить ближнего и даже иногда издали, но вблизи почти никогда.“ О вере в Бога (Подросток . 1.3.6): „многие из очень гордых людей любят верить в Бога, особенно несколько презирающие людей. — Тут причина ясная: они выбирают Бога, чтоб не преклоняться перед людьмиЙЙЙ“, так и Музиль:

Есть ведь очень известный способ отдать себя всему человечеству — не уживаться со своим соседом, и точно так же скрытая и глубокая потребность в Боге может возникнуть из того обстоятельства, что асоциальный экземпляр оказался наделенным большой любовью. [46]

(Человек без свойств . 2.31); короче. Если некого любить. | люди любят Бога. — Лев Лосев, Песня. Обращение ко всем и ни к кому у Достоевского: „ЙЙЙЯ и вправду, братцы, изнеженный человек, — отвечал с легким вздохом Скуратов, как будто раскаиваясь в своей изнеженности и обращаясь ко всем вообще и ни к кому в особенности“ и „ЙЙЙПрежде, братцы, я много вина подымал, — заметил он с серьезною важностью, обращаясь как будто ко всем и ни к кому в особенности“ (Записки из Мертвого дома. 1.6 и.10) и еще „ЙЙЙИзвините, что я, может быть, прерываю, но дело довольно важное-с, — заметил Петр Петрович как-то вообще и не обращаясь ни к кому в особенности. — я даже и рад при публике.“ (Преступление и наказание , 5.3). Ср. „ЙЙЙИ кто догадался ломать эту барку? — промолвил один как бы про себя, ни к кому впрочем не обращаясь“ (Записки из Мертвого дома , 1.6) — по правилу „Если (и только если) никто другой, то сам“, другому виду правила „Если никто, то иной“; сюда же театральная реплика „в сторону“ — ни к кому не обращаясь, а значит, к себе. Правилу „Если никто, то все (как один)“ следует и употребление в неопределенном смысле форм множественного числа, например говорят, когда все равны, как в задаче на узнание: нет своих собственных лиц, имен, мест, нет порядка, только количество: ср. с этим отождествлением обобщение в немецком man (: Mann) sagt или французском оп (: homme) dit. Параллельное говорится и вообще страдательное значение возвратного — ся основывается на правиле „Если никто, то сам“. (↓1: Розанов против любви ко всем и ни к кому. — 2: Три инакости.)

б314: Когда все равны?

„В лесу Бог лёсу не уравнял, в народстве людей“, „Бог и пальцев на руке не уравнял“ (ПРН , с. 856 сл.). когда же все равны? „В кулаке все пальцы равны“, их не видать, „В игре что в бане“, „что в поле“ — все равны, „В дороге и отец сыну товарищ“ — должен помогать как брат, как равный (причем „В игре да в дороге/попутье людей узна`ют“), „В такой день“ — праздник годовой — „у Бога все равны“. „Перед Богом все равны“ (ср. насмешливое „Все равны бобры, один я соболек“), „У смерти на глазах все равны“, „Смерть (голову откуситЙЙЙ) всех поравняет“ (ср. „У всех душа одинакова: что у Васьки, что у Якова“, „У голыша та же душа“), говорят пословицы (ПРН, с. 849. 825, 275, 821. 39. 733. 283 и 95; Мудрое сл ., с. 75), а баня, поле, дорога, игра, праздник. Бог, смерть — иные, это иные места, иное дело, иной день, иной для всех включая меня, инобытие. Монахи, иноки тоже одинаковы в своей инак(ов)ости; но и пьяные:

Они выпили и еще выпили, радостно уподабливаясь и понижая уровень. Они говорили как один человек, обрадовавшись себе, как обществу. — Они говорили как один человек, как один такой громоздкий, неопределенно-глиняных черт человек, который, вобрав в себя всех, обновил все стертые слова тем одним, что никогда еще их не произносил именно этот глиняный рот, что никто еще их же из этого рта не слышал…ЙЙЙ

Как странно они говорили! Словно раздав всем поровну ровненькие дощечки и обмениваясь ими, одинаковыми.ЙЙЙ

ЙЙЙ И в этом глиняном водовороте общего голоса лишь изредка ловлю я фразу, принадлежащую кому-то, различаю чей-то голос.

— Битов, Пушкинский дом (3. гл. Невидимые глазом бесы ), ср. у Платонова „Хватишь сотку — сразу тебе кажется и равенство и братство“ (Чевенгур ). „Все женщины одинаковы“ мужское высказывание, а „Все мужчины одинаковы“ женское: взаимная инакость женщин и мужчин. Владимов (Верный Руслан , 3):

— Стюра, а этот-то, наш-то, гражданин начальничек, он как — ничего был мужчина?

— Дался тебе начальничек! Обыкновенный, как все.

— У, как все! Ты всех, что ли, тут привечала? Так знала бы, что все по-разному. Это вы все одинаковые.

(↓1: К иным местам. — 2: Инакость женского в языке.)

б315: Еще примеры на „все как один“:

„И вышли все сыны Израилевы, и собралось общество, как один человек — И восстал весь народ, как один человек, и сказал — И собрались все Израильтяне против города единодушно, как один человек.“ — Книга судей (20.1—11), „При наступлении дня Пятидесятницы все они были единодушно вместе.“ — Деяния апостолов (2.1). но и после „введения единомыслия в России“ Юрий Казаков: „Всё пишете… Дадим двести процентов плану! — противно растянул он. — Все как один! Единодушно одобрили…“ (Нестор и Кир , 4): и у Набокова в Отчаянии , романе против двойничества (2 и 9):

Но я действительно так думаю, т. е. действительно думаю, что надобно что-то такое коренным образом изменить в нашей пестрой, неуловимой, запутанной жизни, что коммунизм действительно создаст прекрасный квадратный мир одинаковых здоровяков, широкоплечих микроцефалов. и что в неприязни к нему есть нечто детское и предвзятоеЙЙЙ

Мне даже представляется иногда, что основная моя тема, сходство двух людей, есть некое иносказание. Это разительное физическое подобие вероятно казалось мне (подсознательно!) залогом того идеального подобия, которое соединит людей в будущем бесклассовом обществе — Мне грезится новый мир, где все люди будут друг на друга похожи, как Герман и Феликс, — мир Геликсов и Ферманов. — мир, где рабочего, павшего у станка, заменит тотчас, с невозмутимой социальной улыбкой, его совершенный двойник.

И Мы Замятина с его нумерами: „Это потому, что никто не „один“, но „один из“. Мы так одинаковы…“

Каждое утро с шестиколесной точностью, в один и тот же час и в одну и ту же минуту, — мы, миллионы, встаем как один. В один и тот же час, единомиллионно, начинаем работу — единомиллионно кончаем. И сливаясь в единое миллионорукое тело, в одну и ту же назначенную Скрижалью секунду. — мы подносим ложки ко рту. — и в одну и ту же секунду выходим на прогулку и идем в аудиториум, в зал Тэйлоровских экзерсисов, отходим ко сну…

Мы идем — одно миллионоголовое тело, и в каждом из нас — та смиренная радость, какою, вероятно, живут молекулы, атомы, фагоциты. В древнем мире — это понимали христиане, единственные наши (хотя и очень несовершенные) предшественники: смирение — добродетель, а гордыня — порок, и что „МЫ“ — от Бога, а „Я“ — от диавола.

(2 сл. и 22) — но сказать о себе „мы“ может не только „один из“, это множественное скромности, но есть и множественное величества, „один“ тоже может. (↓1: Еще раз множественное представительства.)

б316: Мировой человек.

Отождествление легко переходит в обобщение, множественные все как один незаметно сходятся в единственном „всеедином“ человеке, мировом человеке пословицы Мир — велик человек (; мир — велико дело) или Мир — большой человек, ср. Кто больше мира будет?. Мир одиначеством велик, Одиначесгвом мир силен (ППЗ . с. 143 и 157; Кн. посл. , с. 74; ПРН, с. 404 сл/, записи Кольцова, с. 275; СРНГ 23, с. 27; СВРЯ , ст. Один), к мир „община, сходка“ — сербохорв. задруга „семейная община“, дружина „артель“, „войско“, согласие „сходка“, у раскольников „секта“, собор. совет. В пословицах вроде Мирская шея толста, „т. е. много снесет, сможет“, и Где у мира рука, там моя голова (ПРН, с. 405) проглядывает тот же мировой человек, на это любезно обратил мое внимание В. Топоров; о мире в связи с Митрой см. его Элемент *MIR- . Мири воля и другие работы. О великане, большом человеке в фольклоре и у Рабле см. Формы времени Бахтина, 4 и 9 (с. 299 сл./ 185 сл. и 389 сл./273 сл.). Тысячеглавый, тысячеглазый, тысяченогий первочеловек Пуруша Ригведы (10.90), но и „единое миллионорукое“, „одно миллионоголовое тело“ из Мы — вот мифологический образ мирового человека. Его продолжает „полнота человечества“ у Григория Нисского, объятая уже в Адаме, битовском „громоздком, неопределенно-глиняных черт человеке“. А согласно Паскалю „вся вековечная череда людей должна рассматриваться как один и тот же человек, всегда сущиЙЙЙ“. и дальше: „этот всемирный человек“, homme universel. — Предисловие к трактату о пустоте . Эта „удивительная мысль“, считал Петр Чаадаев (Философические письма , 7, ср. в 5), „когда-нибудь должна стать не образным выражением отвлеченного положения, а реальным фактом человеческого разума“; так и Вяч. Иванов в Кручах (3.1: Монантропизм) о „постижении, что все мы — единый Адам“. Наконец, говорящий „один-единственный человек всех времен“ по О. Розенштоку-Хюсси уже не мифологема, а герменевма. Снова Битов:

— Лес, оказывается. — с надеждой продолжил Монахов. — не просто много деревьев, а что-то вроде сообщества, даже коллектива. Деревья растут не поодиночке, а как бы всем лесом. Мы этого не видим, поэтому не предполагали, а все деревья связаны между собою корнями в единую систему. И не каждое дерево, а лес в целом существует как единый организм…ЙЙЙ

И если лес — одно, то отец и он — просто одно дерево, — Монахов ощутил стремительное расширение своего бытия — отворилось — он как бы повис в воздухе над кроватью. — Впервые не порознь выступили дни и переживания его, а все вместе, как и были они — все вместе, всегда: и вчера, и завтра — как сейчас, в едином пространстве, в одной душе, помещающей в себя все души, как и одно дерево вмещает в себя весь лес, поместивший в себя это дерево.

— Улетающий Монахов (Лес , 5). к фольклорной связи человека и дерева см. А. Афанасьев, Поэтич. воззрения 2, 19. Мировой человек соотносителен с мировым деревом — о нем см. Топоров. Древо жизни, Древо мировое и Древо познания в МНМ 1. Тексты мир. дер. и другие его работы, а еще Философское дерево Юнга (ЮСС 13.304–482) — и похож на сердцевину в деревьях по описанию загадки „С лесом вровень, а не видно“ (ППЗ . 4. ср. 301 сл… 662 и Заг… 1701—05. ПРН, с. 956). Вместе люди свободны (слобода: свобода), мировой человек всемогущ, способен на всё, он мудр и глуп, вообще двойствен, ведь он иной, в ком сходятся крайности. Фольклор это словесность мирового человека. (↓1: „Как“. — 2: Первочеловек. — 3: „Бесперое двуногое“. — 4: Единение.)

б317: Дурак как мировой человек.

Дурак — образцовый мировой человек. Мир „силен как вода, а глуп как дитя“. „Мужик умен, да мир дурак“. „Ум с умом сходилися, дураками расходилися“ (ПРН , с. 406. 441 и 445). Мир столбом сто`ит, ср. Правда рогатиной/копылом торчит (с. 404 и 198). а можно сказать и *Мир дураком стоит, ср. Дураками свет стоит/красится (с. 437); дурак тоже стоит: стоёнь „болван, олух, дурень“ (СВРЯ . ст. Стоёк). ванька-встанька при Иван-дурак, эпитет дурака стое-росовый. Мировой человек растет на месте подобно дереву, но это общее место, то есть путь, дорога (которая сама загадывается через упавшее мировое дерево или лежачий брус на всю Русь), а „Дорожка глохнет, так и мир сохнет“ (ПРН , с. 406), ср. в сказке (НРС . 11) „ЙЙЙПоди, кума, на Русь, — говорит волк лисе — А лиса ни слова в ответ и шмыг на Русь. Выбежала на дорогуЙЙЙ“. Мир и дурак оба несудимы: „На мир и суда нет“, „Мир несудим, а мирян бьют“ — „На пословицу, на дурака да на правду и суда нет“, „Дураку закон не писан“ (ПРН , с. 404, 195. 246 и 444). А имя Мирон в смотреть Мироном „быть с виду простоватым“ и в прикидываться Ми-рошкой, т. е. дурачком (СВРЯ , ст. Мирон, и ПРН , с. 665), производно не от чего другого как от мир, ср. добавленное Бодуэном де Куртенэ в СВРЯ , ст. Мирить, „шут. презр.“ мирон, мироха, мирошка, т. е. мировой судья: к инакости Мирона (СВРЯ ): Мирон—имя — из ряду вон и Ты. Мирон, поди вон. От мир произведено и мирон „незаконнорожденный“ или Отец был Флор, а детки Миронычи — по правилу „Если никто, то все“, ср. Бог-данушке все батюшки (СВРЯ , ст. Мирон, и ПРН , с. 748), у Достоевского „Божье дитя-сирота — всем родня“ (Братья Карамазовы . 3.2), а еще в Мастере и Маргарите не помнящий родства Иешуа, „подкидыш, сын неизвестных родителей“ (2 и 26), он же евангельский „Сын Человеческий“ и „Сын Божий“. (↓1: Мужик умен, да мир дурак. — 2: Богатырь и дурак. — 3: Двойственность дурака.)

б318: „Я сам народ“.

Мировой человек и светский человек, крестьянский мир и дворянский свет. Светский человек есть душа общества. Он говорил пошлости, говорил о пустяках, только не надо брать „пошлое“ — ходячее слово, общее место — и „пустое“ в голо отрицательном смысле. Лев Толстой в молодости хотел быть светским человеком, а потом мировым; „я сам народ“, сказал его любимый герой Лёвин (Анна Каренина . 8.15: „ЙЙЙНарод услыхал о страданиях своих братий и заговорил. — Может быть. — уклончиво сказал Левин, — но я не вижу этого; я сам народ, и я не чувствую этого.“). У другого Толстого говорит „Я ведь тоже народ“ Поток-богатырь. А Достоевский не поверил Лёвину-Толстому, что он „сам народ“ (см. Дневник писателя за 1877, июль-август, 2 сл.), это Пушкин „сам вдруг оказался народом“ (там же, декабрь, 2.2). это Пушкин — „наше всё“ (Аполлон Григорьев ), русский „всечеловек“. Двойственному мировому человеку соответствуют у Достоевского благой всечеловек и дурной общечеловек:

Зато как же мы теперь самоуверенны в своем цивилизаторском призвании, как свысока решаем вопросы, да еще какие вопросы-то: почвы нет, народа нет, национальность — это только известная система податей, душа — tabula rasa, вощичек, из которого можно сейчас же вылепить настоящего человека, общечеловека всемирного, гомункула — стоит только приложить плоды европейской цивилизации да прочесть две-три книжки.ЙЙЙ

ЙЙЙ Не думайте, что я стану доказывать, что душа человеческая не tabula rasa, не вощичек, из которого можно слепить общечеловечка—

(Зимние заметки о летних впечатлениях , 3. ср. общечеловеческий/общечеловечный идеал в статье того же времени Два лагеря теоретиков), „Виргинский — общечеловек“ при „Виргинский серьезный социалист.“ (Бесы , 2.1.3 и в подготовительных материалах). „Видите ли-с, любить общечеловека — значит наверно уж презирать, а подчас и ненавидеть стоящего подле себя настоящего человека.“ (Дневник писателя за 1873, 5. — еще один пример на „Если никто, то все“): „Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только (в конце концов, это подчеркните) стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите.“ (речь о Пушкине), (↓1: Лев Толстой. — 2: И Вяч. Иванов. — 3: К Пушкину-всечеловеку. — 4: „Народность“. — 5: Всечеловек и общечеловек. — 6: Мировой человек и бог.)

б319: Иван-дурак и Пушкин.

Есть два русских образа мирового человека, Иван-дурак и Пушкин, причем возвышенного Пушкина писателей дополняет Пушкин глазами Ивана-дурака — сниженный Пушкин детских сказок, нелепых анекдотов и фраз вроде А кто знает, Пушкин? Вот в записи Софьи Федорченко безымянный солдат, представитель Ивана, против Пушкина:

Один другому говорит, тот, говорит, не человек, который Пушкина да еще там каких-то не читывал… Ты подумай, чего такое загнул, а?.. Да никто их, почитай, не читывал, а неужли мы не люди?.. Вот он и читал, а ничего в ём путного нету… Хилый телом, и душа хилая. Боится, на себя и на людей злобится… Не человек, а сопля, вот те и Пушкин!.. А промеж нас чистые богатыри есть… Забыть его не могу, изобидел так…

— Народ на войне . 1.3. А вот Набоков, писатель пушкинской стороны, против Ивана в связи с непереносимым Достоевским:

Так, любимый герой старинного русского фольклора Иван Дурак, кого считают слабоумным путаником его братья, но кто на самом деле омерзительно хитер и совершенно безнравствен в своих поступках, фигура непоэтичная и отталкивающая, олицетворение тайного пронырства, торжествующего над большим и сильным. Иванушка Дурачок, это произведение народа, которому пришлось страдать за двоих, есть любопытный прототип князя Мышкина, героя романа Достоевского Идиот, положительно прекрасного человека, чистого наивного дурачка, образца смирения, самоотречения и духовного покоя.

— Лекции рус. лит . (с. 103) — в дополнение к возвышенному образу народа-богоносца. (↓1: Нас возвышающая правда. — 2: Русистика.)

б331: Иное место и время.

Иные места: гора и остров, лес и пещера, поле и дорога: алтарь, церковь, монастырь, но и кабак, баня. овин, кузница, мельница: край, предел, граница, межа; красный/передний, но и печной угол в избе или же круглая середина зала, ср. диалектное круг „передний угол“ (СРНГ 15, с. 293); уборная, „кабинет задумчивости“. В ином месте человек один или же там все равны, одинаковы, это как инородцы все на одно лицо. Былинное `инишное царство (Вавило и скоморохи ), сказочный зачин В некотором царстве, не в нашем государствеЙЙЙ. За тридевять земель, в тридесятом царстве —. но и с такой прибавкой: В некотором царстве, в некотором государстве, именно в том, в котором мы живемЙЙЙ; пустой город Ничто, откуда герою сказки НРС . 215 велено принести неведомо что, а еще Страна нетов Кржижановского, см. А. Страхов. Простр, небытия , и В. Топоров. МРСО , с. 476–574. Пустыня, пустынь (: пустой), но и праздник (порожний), „карнавальное“ по Бахтину. Страна Кокань, Шлараффенланд. Для русских иная страна теперь Америка, а раньше была Индия, потом Китай. Китайская трава, т. е. чай. китайская грамота, китайские церемонии, вообще китайщина (о шуточном „китайском“ стихотворении А. К. Толстого Сидит под балдахином — см. Ю. Лотман, Анализ поэтич ., с. 215—22). Иностранное, чужеземное, заморское. Райский `Ирей/В`ырей, где зимуют птицы, праведное Беловодье (к первому названию — Топоров, Опт. с. 131—33. к обоим — О. Трубачев, Этноген. культ, слав., с. 174 и 237). которое русские искали и в Японии, на островах. Окруженный водой остров в противоположность материку (: мать), „большой земле“ иная земля, это как бы дитя материка: иное как малое и новое. Но „историческая инверсия“ делает новое и важное старым, исходным, а „незавершенное настоящее“ (Бахтин) далеким прошлым. „Время сновидения“ у австралийских аборигенов. Золотой век. Хождение за три моря Афанасия Никитина, литература путешествий и приключений, фантастика. По мере освоения пространства (: про-стереть, про-стор, сторона, странный. см. Простр , текст Топорова) иное отдаляется, после географических открытий мир стал тесен; „пришельцы“. Движение по пути шаг за шагом или постепенный рост на месте, растительный рост ребенка, дурака, народа. Бахтин о росте у Рабле:

Между ценностью, какова бы она ни была — еда, питье, истина, добро, красота, и пространственно-временными размерами нет взаимной вражды, нет противоречия, они прямо пропорциональны друг другу. Поэтому всё доброе растет, растет во всех отношениях и во все стороны, оно не может не расти, потому что рост принадлежит к самой природе его. Худое же, напротив, не растет, а вырождается, оскудевает и гибнет, но в этом процессе оно компенсирует свое реальное уменьшение лживой потусторонней идеальностью. Категория роста , притом реального пространственно-временного роста, одна из самых Основных категорий раблезианского мира.

— Формы времени , 7 (с. 317/202). „Настоящее в его незавершенности“, здесь-и-сейчас и есть хронотоп роста за счет иного, включения иного в ряд, перехода иного в рядовое через положение последнего, потом предпоследнего. Само слово на-стоящий значит прежде всего „спелый, зрелый“, „плотный, дородный“, „рослый, большой“ (СРНГ 20, с. 197), ср. настойчивый, настоятельный: отсюда „подлинный, истинный“ и „нынешний, теперешний“. Так и спелый, спорый, спех или пóрный „зрелый, крепкий, дородный“, порáто „очень“, пора или дебелый, добрый, дóба „пора“ или годный, год. На вопрос, какой час важнее всех, мудрый ответ — „Теперешний“, самое важное время — сейчас (Лесков, Час воли Божией , 9; Лев Толстой, Три вопроса ). Шутка „Это было давно и неправда“: что было и прошло, чего нет в настоящем, то ненастоящее-нестбящее. (↓1: Угол. — 2: Америка. — 3: Индия.)

б341: Примеры на стоеросовый.

Шуточное стоеросовый в Старьевщике Ивана Кокорева (1848):

Понятливость ребенка развивалась разговорами вроде следующих: „А какое это, Ванюша, дерево?“ спрашивает дядя Игнат, показывая обломок стула. — „Да спереди словно крашеная береза“, отвечает ученик. „Ан врешь: это дерево стояростовое“. — „Какое, дядя?“ — „Стояростовое. Ну а это?“ (показывается ратовище метлы) — „Рублем прост буду, это береза!“ — „Болтаешь, дурак: и это стояростовое“. — „Что ты, дядя? Ведь то совсем не такое…“ замечает Ваня в недоумении. — „Глупый! всякое дерево стояростовое, оттого что стоя растет.ЙЙЙ“

Слово стоерос(т)овый не отвечает на вопрос, из какого дерева что-то сделано, оно говорит, каково дерево вообще, это аналитический эпитет дерева, например в сказке: срубил дерево стояростовое и поставил столб с надписью (НРС, 578, перепечатка из сборника 1838 года: есть и дерево стоячее). Здесь можно было бы сказать дерево здоровенное, получается этимологическая фигура, праслав. *derv- и *sъ-dorv- (сюда же здоровый) с общим признаком крепости и при связи человек — дерево (у Мельникова-Печерского, В лесах , 1.16: „Эка здоровенный игумен-от какой, ровно из матерого дуба вытесан… — думал, глядя на него, Патап Максимыч.“). „Рязанцы — у! это народ великорослый, коломенской, столбовой, стоеросовый!“—вот выразительный синонимический ряд из воспоминаний А. Афанасьева (Московский университет в Нар.-худ ., с. 312), причем повторявший это профессор сам был рязанец. У Лескова плут приказный с притворным самоумалением говорит немцу (Железная воля , 14):

— Помилуйте, Гуго Карлович, — мне ли в вашем присутствии сидеть, у меня ноги русские, дубовые, я перед вами, благородным человеком, и стоять могу.

ЙЙЙ

— Право, Гуго Карлович, мне перед вами стоять лучше: мы ведь стоеросовые и к этому с мальства обучены, особенно с иностранными людьми мы всегда должны быть вежливы.

„...Вот баба стоеросовая, все чисто стекла высадит, ее задницу и вставлю“, — мелькнула у Ионы мысль» (В. Личутин. Иона и Александра , 1) — про жену, ласкательно-бранно. А целиком бранное употребление относится не к себе или своему, а к другому и чужому: «Ты балда! — сказал вдруг Вертлюга сердито и громкоЙЙЙ.— Балда! Разве я про палку?.. Дерево стоеросовое!» (А. Грин. Наказание , 5).

б342: Рост вверх.

С этим прилагательным соотносится (собирательное) существительное стоерос, не дошедшее до Игоря Добродомова, автора заметки Дубина стоеросовая в РР, 1968, № 5 (с. 144): «не дошедшее до нас слово „стоерос“». Есть пословица Из стоероса лежни кладут—«угроза» (ПРН , с. 737. и СВРЯ . ст. Лежать). противопоставлены стоячее и лежачее: Лесков пишет слово через я и противопоставляет прямое и кривое: «укрепите то, вокруг чего вы хотите согнуть стоярос в круглый обод» (О рожне, 7). Хуже то, что до И. Добродомова не дошел сам смысл слова стоеросовый (Стоя растешь вдвое, ср. здоровенный), и он с помощью Ж. Варбот решил, будто это семинарская переделка греческого οτανρóς «кол, шест, свая», «крест». — там же и в РР. 1987. № 1. с. 136 — реконструкция без толкования. Вспомнил бы хоть, что про выросший мужской член говорят встал и сто`ит! Говорят и стоеросовый хуй или просто стоеросовый, заменяя этим то же трехбуквенное существительное. Вообще возрастание идет снизу вверх, ср. латинское summa «итог (сложения)» < «высшая», ряд совершенный — совершённый — завершенный — законченный или выражения верх блаженства и сойти/свести на нет; отсюда значимость подъема, восхождения, пути вверх, о котором см. В. Топоров. Простр. текст , с. 261/490, и «Стоять». Могут ответить за подростка на предложение сесть шуткой: «Ничего, пусть еще подрастет». Но говорят, что маленькие дети растут во сне, а значит лежа. Впрочем, «стоять», «сидеть» и «лежать» равны перед «идти», ср. Лежень лежит или Сидень сидит, а всё растет и Стоя растешь вдвое (ПРН, с. 383. 304 и 515).

б343: Рост и движение.

Дурак тоже стоеросовый, ведь он тоже сто`ит, торчит: стоéнь «болван, олух, дурень» (СВРЯ . ст. Стоёк), ванька-встанька при Иван-дурак или так торчилом меж людей и торчит (ПРН, с. 310). ср. торчать и балдеть о действии наркотика, но и Правда рогатиной/копылом торчит или Мир (община) столбом стоит (с. 198 и 404). «Глуп ведь как дерево» (Мертвые души , 1.6 — Плюшкин о Прошке), «глуп как пень» — сравнение с образцом. В сказочном сюжете АТ 1643 дурак говорит на равных со скрипучей березой или с пнем, отвечая за него. Дурак-незнайка «с осину/оглоблю вырос, а ума не вынес» (ПРН , с. 435), вырос на месте, а в путь не выходит, не то что Илья Муромец: «Знайка дорожкой бежит, незнайка на печке лежит» (с.429). Рост вверх на месте (быльё: быть, встать × стать) и движение вперед по пути — таково противопоставление. Может быть, переходом именно от роста к движению надо считать семантический переход «поднимать(ся)» > «двигать(ся)» в части продолжений праслав. *dvigati по этимологии О. Трубачева — Этим. ' 64, с. 4—6. и ЭССЯ 5. с. 168 (так и В. Иллич-Свитыч об индоевр. *h ų er- в Опыте ностр . 1. с. 254): еще см. Топоров, «Стоять» , с. 13–25, о русском подвиг — В. Виноградов. Ист. слов , с. 475—84. Значения от «вставать» до «идти» соединяет в себе диалектное дыбать (СРНГ 8, с. 288, ср. однокоренные). А судя по загадкам про дорогу вроде «Когда свет зародился, тогда дуб повалился, и теперь лежит» и «Лежит брус на всю Русь, а станет — до неба достанет» (Заг… 2700 и 2719), по тому, что дорогу не только торят, но и прокладывают, она лежит, и по латинскому pons «мост»: путь, путь это лежачее бревно, упавшее мировое дерево. (↓1: Дурак как дерево. — 2: Люди-растения. — 3: Дерево и река.)

б351: Верность Флоренского своему имени.

Снова о своей тяге к иному Флоренский сказал в письме из Соловецкого лагеря от 23/24.10.1936 дочери Ольге:

У меня с детства был особый нюх на явления и вещи, которые магически привлекали мое внимание без какого-либо явного повода. От них волновался не только ум, но и всё существо, билось сердце, пробегал по спине холод. Уже много лет спустя, потом открывалось, что это явление или вещь в самом деле представляют исключительный интерес, что они — «особые точки» (выражаюсь математически) мировой ткани и что в них — ключи к пониманию глубокого прошлого мироздания или каких-либо затаенных его уголков.

(ФСС 4, с. 582). Для самого Флоренского это «мучительно властное желание увидеть или услышать» иное, это «хочется» (Детям моим, 5) значило, что он с детства был верен своему имени: «Павел есть прежде всего хотение, влечение, томление.»—Имена , 2.15.

б352: Розанов об ином раньше Флоренского:

«Нет правила без исключения» — на этом основан мир.

Если бы «без исключения» — с миром был бы столбняк.

И Бог особенно любит «исключения». Они-то и полагают космологическую «свободную волю».

— Мимолетное , 13.7.1914. И в Последних листьях под 11.3.1916: «У человека есть жажда „другого“. Бессознательно. И из нее родилась метафизика.» Из иного мира сновидений выводил метафизику Ницше — Человеческое, слишком человеческое , 5.

б361: Читать непонятное.

Из разговора со «слугой старого века» Валентином у Гончарова:

— Ты всё понимаешь? — спросил я, любопытствуя узнать, как он объясняет себе отвлеченные выражения Жуковского.

— А вы понимаете? — вдруг скороговоркой спросил он. Он живо снял очки, положил книгу и пристально посмотрел на меня.

— Как же: конечно, понимаю! — ответил я, озадаченный его вопросом.

Он недоверчиво усмехнулся.

— Вы и это тоже понимаете? — насмешливо спросил он, взял книгуЙЙЙ

— Что ж, вы и это понимаете? — насмешливо повторил он.

— Да разумеется. Что ж тут непонятного? ЙЙЙ А ты разве этого не понимаешь? — спросил я озадаченный. — Зачем же ты читаешь?

Он оторопел на минуту и замялся.

— Если всё понимать — так и читать не нужно: что тут занятного! — отозвался он. — Иные слова понимаешь — и то слава Богу!ЙЙЙ

Хорошо не понимать, Розанов прав, потому что чтение понятного, но не «занятного» показывает нам внешний мир, а чтение-почитание непонятного помогает «разуметь про себя», по пословице Всяк Еремей про себя разумей! (ПРН, с. 440. ср. у Гончарова дальше), родственной заповеди знать самого себя. Непонятное, бессмысленное, заумное своим действием похоже на случайные чернильные пятна в тесте Роршаха, оно подталкивает читателя к самораскрытию. Вот замечание Юнга: «А где бы человек ни встретил нечто таинственное, он проецирует туда свои допущения без малейшей самокритики.» — Психология и религия (2/ЮСС 11.95), так уже Джамбаттиста Вико — Новая наука . 1.2.1 и 2.2.2.1. Бахтин в Проблеме текста (БСС 5, с. 319): «Принципиальная ответность всякого понимания. „Канитферстанд“.» (↓1: Непонятный Драгомощенко .)

б 362: К «Простые люди не любят простоты»:

«Но они не понимают, что самое страшное и властное слово, т. е. самое загадочное — может быть именно слово — будничное.» — Анненский в письме М. Волошину от 6.3.1909 о тех, кто последнее время во множестве «нянчатся со словом и, пожалуй, готовы говорить об его культе». Есть насмешливая, двуголосая пословица «Что наше, того нам и не надо» (ПРН , с. 614).

б381: «Слову противопоказана остановка».

К иначащему «твержению» — В. Бибихин в Языке филос . (с. 93):

Не только в своем смысле, но и в своем звуке слово вне контекста тает; повторенное несколько раз, оно слышится не только утратившим смысл, но и невозможным, нереальным, неуместным. Этот общедоступный опыт, похоже, не совсем безобиден. Слову противопоказана остановка. Как мяч в древней священной игре, оно требует однократного прикосновения.

Сюда же Эпиктет о разнице между пользованием и пониманием.

б411: Целое и часть.

Целое имеет часть, а часть имеется, есть у целого. Слово «иметь» в смысле отношения целого ко всякой его части, позднем по сравнению с иметь «держать»: имáть/ять «брать, взять» и простейшем, не толкуется, но предполагает, что части множественны, а целое едино. Часть может быть отдельная или составная, общая или отличительная, внешняя или внутренняя, главная или второстепенная, старшая или младшая.

б412: Слово как сам говорящий.

Произведения Пушкина для нас сам Пушкин, ср. читать (: почитать) Пушкина. Пословицы это наши предки. Человек остается в своем слове, становится словом; вероятно, отсюда перевернутая мифологема «Слова, ставшего плотью» (Иоанн, 1.14). Слово как сам говорящий и афонское имеславие, к его критике см. В, Бибихин, Язык филос , с. 10.

б413: Родной язык это вторая природа.

Бахтин под именем В. Волошинова: «Свое слово совсем иначе ощущается, точнее, оно обычно вовсе не ощущается как слово — Родное слово — „свой брат“, оно ощущается как своя привычная одежда или, еще лучше, как та привычная атмосфера, в которой мы живем и дышим.» — Маркс, филос. яз ., 2.2. Язычник от язык «чужой народ», знать язык(и) — кроме своего родного, книга на языке — на иностранном. Но для лингвиста-полиглота родной язык почти что иностранный, а иностранные языки тоже «естественные». Первый язык, «материнский», ср. «первое слово мама»; филология родного языка — первая наука, «мать всех знаний». А «Грамота — второй язык» (Р. послов, пог ., с. 109, и Жемч. мудр ., с. 155). Изучение родного языка (против него Бибихин в Языке филос., с. 57–59) относится к самопознанию, оно герменевтично. «Русский как иностранный», но не для иностранцев, а для русских, не усвоение посредством перевода, а самоотчуждение посредством толкования. Мой родной язык, которым я обязан моей русской бабушке, и фольклор на нем защитили меня от всякого внешнего внушения, будь то советский марксизм, антисоветская семиотика или доброе старое христианство.

б421: Внешняя простота и сложность.

Толкуемое слово внешне просто, а значение внешне сложно, но если в «А значит Б» оба просты, тогда, может быть, А значит то же, что Б. либо Б — род значения А; если оба сложны, тогда толкуется часть А либо сразу не одна часть; если же простота и сложность поменялись местами, А это кеннинг, а Б его отгадка.