Было десять часов вечера. Денби сидел на кровати. Стены у него в комнате все еще были сырые. Постель он решил просушить грелкой. В хорошую погоду он выносил матрас на солнце. Уже несколько недель они жили без электричества, потому что в доме нужно было менять проводку. К счастью, при соблюдении всех формальностей правительство брало на себя расходы, связанные с этими работами. К счастью, и погода выдалась на редкость теплая.

Комната Денби не очень пострадала от наводнения. Разве что ил трудно было соскрести с пола. Удивительно, сколько вода принесла с собой ила. Правда, ковер и раньше был грязного цвета, а вот по стенам метра на полтора от пола разбежались потеки. Бессмысленно начинать ремонт, пока не высохнут стены. Слава Богу, и ремонт оплачивало правительство. Денби, ночевавший на втором этаже, спустился вниз посмотреть, нельзя ли к вечеру перебраться назад, к себе в комнату. Ему не нравилось спать наверху, хотя, конечно, там он был ближе к Бруно, когда тот звал его по ночам. Но Бруно теперь вообще редко звал его. Он как будто стал лучше спать, да и днем почти все время дремал.

Денби не ходил в типографию, проводил целые дни дома. Кто-то же должен быть с Бруно. Найджел исчез куда-то, оставив свои вещи, и Денби понимал, что при нынешних обстоятельствах нанимать кого-то другого нет смысла. Доктор удивлялся, что Бруно еще жив. Вечерами почти каждый день приходила Диана, и, пока она сидела с Бруно, Денби выходил подышать воздухом и заглядывал в бар. Мимоходом он слышал, как Диана о чем-то разговаривает с Бруно, но о чем, никогда не спрашивал. Сам Денби говорил с ним немного, только о самом насущном — о еде, о погоде, о его комнате. Старик вполне здраво рассуждал, но в глубине его сознания будто что-то сдвинулось, и Денби часто ловил на себе его недоуменный взгляд — Бруно словно бы не понимал, кто такой Денби, но не решался спросить. И на Диану Бруно часто смотрел с недоумением, хотя Денби повторял при каждом удобном случае: «Это Диана, ты же знаешь — жена Майлза». Но кто он сам такой, Денби не объяснял. Ему не хотелось напоминать Бруно о Гвен.

Между Дианой и Денби установились теплые отношения с оттенком грусти, словно у супругов, которые давно развелись. Они пожимали друг другу руки и подставляли щеку для поцелуя. Уход за Бруно связал их торжественно-печальными узами. «Ну как он сегодня?» — «Ничего. Поел супу». Денби знал — Диана боится, что Бруно может умереть, когда она с ним в доме одна. Она и не заикнулась ни о чем подобном, но Денби понимал, что она имеет в виду, тревожно спрашивая: «Ты ненадолго?» Что-то странное, чудовищное было в этом их ежеминутном ожидании смерти. Каждое утро Денби просыпался с мыслью, не умер ли Бруно ночью, но, увидев, как по-прежнему слегка приподнимается и опадает одеяло, испытывал облегчение и боль. Его любовь к Бруно в последнее время стала абстрактной, почти безличной, и теперь он с особенной ясностью ощущал, какая пропасть между тем, есть человек или его нет. Бруно, несомненно, пока присутствовал в доме, и это согревало Денби. Но жила лишь телесная оболочка Бруно. И Денби безрадостно предвкушал, как, вернувшись домой, где уже нет Бруно, он снимает пальто и достает бутылку виски. Но до этого предстояло еще пережить нечто невообразимо страшное.

После падения с лестницы Бруно и внешне изменился. Он перестал надевать вставные челюсти, и щеки у него ввалились. Голова как бы усохла, поскольку спала одутловатость, из-за которой его лицо выглядело странно опухшим. Остатки шелковистых седых волос выпали, вытерлись о подушки, и череп совершенно оголился. Только глаза оставались прежними — слезящиеся, полные тревожного замешательства и тайного раздумья узкие щелки. Враждебным, пугающим взором следил он с недоумением за людьми, которые ухаживали за ним. Только при виде Дианы Бруно порой щурился, выражая удовольствие, и морщины у него на лице растягивались в улыбке.

Два или три раза заглядывал Майлз, его беседы с Бруно скорее походили на монолог. Проходя однажды мимо двери, Денби слышал, как Майлз говорил что-то о крикете, а Бруно молчал. От Майлза веяло полной безмятежностью. Он был почти весел. Денби невыносимо раздражало то, как он бодро входил к Бруно, заинтересованно выспрашивал, что говорит доктор. Он вел себя как человек, который исполняет свой долг и очень собой доволен. Казалось, он оставался совершенно безучастен к их боли и к таинству, которое им предстояло пережить. Он уходил, отрешенно улыбаясь, бормоча что-то себе под нос. Майлз теперь вызывал у Денби отвращение. То странное чувство — едва ли не любовь, — которое Денби когда-то питал к нему, исчезло безвозвратно. Денби больше не находил в нем даже сходства с Гвен. Майлз представлялся ему огромной улыбающейся крысой. Денби ощущал, что неприязнь Майлза к нему тоже усилилась, и спрашивал себя, уж не рассказала ли ему обо всем Диана. Скорее всего, нет.

Известие о замужестве Аделаиды расстроило Денби и в то же время принесло ему облегчение. Теперь, когда он был избавлен от ее слез, Аделаида вспоминалась ему во всем своем очаровании. Она была хорошей подружкой эти годы, и он испытывал к ней смешанную со стыдом благодарность, которую ему хотелось как-то выразить. Он собрался уже было сделать ей свадебный подарок — пятьдесят фунтов и даже чек выписал, но потом засомневался, удобно ли посылать деньги. Все сложилось из рук вон плохо, и он не знал, как быть. В конце концов он не отправил чека. Уилл разорвал бы его на клочки и отослал обратно.

Денби подошел к окну задернуть занавески. Была темная безлунная ночь, накрапывал дождик. Он сходил проверить, не захлопнулась ли дверь пристройки, которую он оставлял открытой на случай, если позовет Бруно. Когда Денби заглядывал к нему недавно, старик крепко спал. О Боже, пошли ему умереть во сне, с болью в сердце подумал Денби, пошли ему умереть во сне. Но только не сегодня. Бедный Бруно. Денби откинул одеяло и простыню, проверил, высох ли матрас. Кажется, высох. На Стэдиум-стрит Денби никогда не чувствовал себя как дома, однако любил свою комнатку с окошком, выходившим в унылый дворик. Дворик занесло илом, в ясную погоду он высыхал, покрывался трещинами, а в дождь земля превращалась в вязкое, клейкое месиво. Надо бы очистить дворик, но как, Денби плохо себе представлял.

Он присел на кровать и посмотрел в зеркало на туалетном столике. Дородный мужчина с сильной проседью, с хорошо сохранившимися зубами. Денби вздохнул. Если б он не встретил Лизу, если б не открылось для него что-то совершенно другое, настоящая жизнь, что ли! Он был вполне счастлив в постели с Аделаидой, вполне счастлив, флиртуя с Дианой. Конечно, это объяснялось его ограниченностью, поверхностностью. Благодаря Лизе среди ночи воссияло солнце, мир стал красочным, призрак обрел плоть. Он просто забыл, что так бывает. Может, и снова забудет. Может, пройдя через все испытания, он успокоится у каких-нибудь мирных берегов, где солнце не столь беспощадно. Может, он будет безмятежно жить, как удалившийся на покой старичок, найдет тихое, уютное пристанище, где не будет ангелов. И женщин. Мог ли бы он полюбить другую? После встречи с Лизой ни о ком другом он и думать не хотел.

Где же она теперь, размышлял он, в каком невообразимом чертоге счастья со своим избранником? В его представлении она обитала совсем в ином мире, дышала иным воздухом. Она представлялась ему посланницей далекой галактики, возвратившейся теперь в светящейся капсуле назад, в другое, неведомое пространственно-временное измерение. Этот расплывчатый образ умерял его ревность и страсть. Что недосягаемо, тою и желать не приходится. А Лиза была видение, призрак, она была недосягаема. Но как бы Денби ни обманывал себя, он знал, что видел живую женщину и — о Боже! — прикасался к ней, и она могла бы его полюбить.

Денби чувствовал, что еще немного — и он заплачет. Он давным-давно забыл, что такое слезы. Но в последнее время, по утрам и особенно ближе к ночи, Денби стал плакать. Это приносило ему облегчение, успокаивало, снимало внутреннее напряжение, в котором он постоянно находился. Только нужно было постараться, чтобы Бруно не заметил, что у него глаза на мокром месте. Денби встал, подошел к двери, прислушался. Наверху было тихо. Денби решил проверить для порядка, заперта ли парадная дверь, и на цыпочках поднялся по ступенькам. Слава Богу, что Бруно хорошо спит по ночам.

На половике лежало письмо, которое пришло с вечерней почтой. Денби увидел незнакомый почерк и сразу подумал, что письмо от Лизы. Торопливо, дрожащими руками он вскрыл конверт. Письмо было очень длинным, оказалось, что оно от Найджела. Денби запер входную дверь, накинул цепочку и медленно пошел к себе. Некоторое время он сидел неподвижно, уставясь в пустоту, сжимая в руке письмо Найджела. Если б только не эти тщетные надежды, обманчивые мечты, неосуществимые желания! Денби закрыл глаза, и слезы покатились у него по щеке. Потом принялся читать письмо.

Дражайший Денби!

Надеюсь, Вы простите меня за то, что я нарушил свой долг — ушел, не предупредив, не согласовав этого с Вами, не испросив позволения. Жаль, что мне пришлось покинуть Бруно, я хотел быть рядом с ним до самого конца. Надеюсь, он не встревожен, и я бы просил Вас передать ему мой сердечный поклон, если бы полагал, что он еще помнит Найджела, но я уверен, что он уже забыл обо мне, к счастью. Поскольку Найджела в некотором смысле никогда не было, обо мне и помнить невозможно — я не отбрасываю тени. Я пишу Вам в первый и последний раз, ибо беседа с Вами — для меня истинная радость (почему — Вы узнаете из письма), к тому же мне необходимо объяснить свой уход. Это и еще кое-что.

Любовь — это странная вещь. Без сомнения, она правит миром, она, и только она. Любовь — самое главное в жизни. Все прочее — тлен, суета и томление духа. Но тем не менее она и великий смутьян, это уж точно. Она побуждает мечтать о несбыточном, поклоняться идеалу. Странно, любить дозволено кого угодно и как угодно. Природа этого не запрещает. Кошке не возбраняется смотреть на короля, негодяй может любить благородного человека, благородный человек — негодяя, хороший — хорошего, мерзавец — мерзавца. Ал-ле оп: вспыхивает свет, и мы то ли наяву, то ли во сне. Увы, дражайший Денби, любовь часто бывает одинокой, замкнутой, безысходной и тайно разъедает душу. Условности тут ни при чем. Любовь не знает условностей. Случается все что угодно, и в некотором смысле слова, в самом, самом широком смысле, нет ничего невозможного. Ах, я и об этом думал, мой дорогой, и от этого я тоже много страдал. Вы могли полюбить меня. Увы, теоретически это было вполне вероятно. И я ушел не потому, что воображаемое несбыточно, а потому, что знал, сколь разрушительна моя великая любовь. Если бы я был святым, а я вполне мог бы им быть, я любил бы Вас, и поведал бы Вам об этом, и остался бы рядом с Вами, не причинив Вам никакого вреда, и Вы бы привыкли ко мне, как к воздуху, который вдыхаете, и даже не замечали бы, как я Вас люблю. Но поскольку я все-таки не святой, стихийная небесная сила, вырвавшись однажды из своих темных недр, повлекла бы нас — куда? Не знаю, но только вниз. Вам пришлось бы играть ненавистную роль. А я…

Кто другая моя великая любовь, Вы легко догадаетесь сами. Я и представить себе не мог, что вы оба у меня на глазах будете наводить друг на друга заряженные пистолеты. Но когда это произошло, вы были точно глина в моих руках [36] . Оказалось, очень легко было заставить вас делать то, чего хотел я! Но мне не должно думать о моей богоподобной власти, этот путь пролегает через самые немыслимые мучения, которые я уже изведал до конца. Ведь наша дуэль была великим испытанием, не так ли? Со своим непредсказуемым исходом она обернулась горней мукой, русской рулеткой души. Простите меня.

Я решил, что мне в моем положении остается лишь уехать из Англии. Один друг помог мне получить работу в Индии в Комитете защиты детей, и я улетаю в Калькутту. Я не оставляю обратного адреса и не подписываюсь. Я Ваш добрый дух и останусь таковым, независимо от того, будете Вы помнить обо мне или нет. Припадаю к Вашим стопам.

Денби смотрел на письмо. Оно причинило ему сильную, неизведанную боль. Если бы он знал раньше, что Найджел любит ею! Но что бы он сделал тогда? Стал бы играть «ненавистную роль»? Да, действительно, любовь — смутьян. Каждый человек жаждет любви, но сколь редко она взаимна. Найджел любит его, он любит Лизу, Лиза любит… Безумие, тоска. Господи, я так одинок, подумал Денби. Он безошибочно распознал голос любви, пусть не тот, что был ему нужен, но донесшийся из того же таинственного реального мира. Глаза его снова наполнились слезами. Он чертыхнулся, смахнул слезы, снял пиджак, развязал галстук. Лучше всего лечь в постель и постараться уснуть, а не травить себе душу. Во время душевных передряг он всегда крепко спал, как и после выпивки. Денби постоял немного, прислушиваясь к усиливающемуся дождю, к ветру, от которого дребезжали оконные стекла. Расстегнул рубашку.

Неожиданно он услышал рядом с собой отрывистый размеренный стук. Денби застыл как вкопанный, запахнул рубашку. Раздалось еще несколько громких ударов. Кто-то настойчиво стучал в окно. Уилл! Да, это Уилл. Пришел окончательно со мной разделаться. Денби не двигался. Снова стук в окно, упорный, требовательный, яростный. Он сейчас разобьет стекло, подумал Денби. Что же делать? Вызвать полицию? Притвориться, будто меня нет? Может, он видит меня через щелку в занавесках? Господи, зачем все это? Денби чувствовал себя старым и уставшим. Ему хотелось спать. Он вовсе не желал драться с каким-то бесноватым молодым человеком. Все это нелепо.

— Кто там? — спросил Денби.

Ему не ответили, только продолжали яростно стучать в окно. Денби постоял в нерешительности. Потом тихо прошел из комнаты в кухню, достал большой нож для разделки мяса. Положил его на место. Вернулся в комнату, подошел к окну.

— Кто там?

Снова стук, еще и еще. Денби отдернул занавески. Дождь, непроглядная тьма, ничего не разглядеть. Денби рывком поднял раму и отскочил от окна. Через подоконник тотчас перекинулась длинная нога в грязном башмаке. Нога была женская.

— Ну что же вы, помогите мне, — сказала Лиза.

Денби закрыл окно и задернул занавески. Лиза сидела на кровати. Плащ она сбросила и теперь снимала полуботинки.

Голова ее была непокрыта, волосы слиплись и мокрыми колечками падали на шею.

— Извините, — сказала она, — что я забралась к вам в окно; я бы никогда не решилась на это, если бы знала, сколько натащу грязи. Не хотелось звонить в дверь из-за Бруно. Будьте добры, принесите полотенце.

Денби сходил на кухню и вернулся с полотенцем. Лиза принялась вытирать голову. Денби стоял у окна, прислонившись к комоду, и смотрел на нее, открыв рот. Внутри у него все горело, будто его проткнули раскаленным прутом.

— Извините, что я пришла без предупреждения, — сказала Лиза. Ее густые волосы, вытертые полотенцем, рассыпались мелкими кудряшками, она пыталась их пригладить. — Вы не одолжите мне расческу?

Еле двигаясь от боли, неловко наклонившись, Денби подал ей расческу. Он стиснул зубы, чтобы они не стучали.

Лиза расчесывала волосы. Это оказалось делом нелегким.

— Ну и ночь, — сказала она.

— Господи! — произнес Денби. — О Господи!

— Сядьте, Денби. Сядьте вон там, у окна. Ну, как Бруно?

Денби одеревенело опустился на стул. От боли он охнул. Закрыл лицо руками, охнул снова. Запинаясь, тихо спросил:

— Зачем вы пришли?

— Я спрашиваю, как Бруно?

— Ничего. То есть как ничего? Умирает. Но тихо, хорошо. Зачем вы пришли?

— Сейчас объясню, — сказала Лиза. — Прежде всего я должна извиниться перед вами. Может быть, лучше было вам написать. Я долгое время жила в сомнениях, а когда наконец все определилось, мне захотелось сразу же повидать вас и объясниться, — спокойно сказала Лиза, глядя на Денби и продолжая расчесывать волосы.

— Вы сами не понимаете, что наделали, — сказал Денби.

— Пока, может быть, и не понимаю. Но время покажет.

— Зачем вы пришли? Мне от этого только во сто крат тяжелее. Объяснять мне нечего. Я ведь не жаловался. Даже не пытался увидеться с вами. Помочь мне вы все равно не в силах. Я уже притерпелся к своему горю. Господи, лучше бы вы не приходили!

— Боюсь, вам все-таки придется выслушать мои объяснения, — сказала Лиза. — Мне это просто необходимо.

— Что тут объяснять? — сказал Денби. — Просто я люблю вас как последний идиот. Любить всем дозволено. Негодяй может любить благородного человека. Кошке не возбраняется смотреть на короля, на королеву, на принцессу, на ангела. Я должен стиснуть зубы и перетерпеть. И я не нуждаюсь ни в вашем сочувствии, ни в ваших чертовых объяснениях!

Лиза смотрела на него с легким недоумением, недовольно надув губы и насупясь. Лицо ее раскраснелось оттого, что она крепко терла его полотенцем. Потемневшие от влаги волосы, зачесанные назад, кольцами спадали ей на шею. Она подобрала под себя ногу в мокром чулке и, положив под спину подушки, откинулась на них. Удобно устроившись, она сказала:

— Теперь выслушайте меня.

— Прямо хочется попросить вас уйти, — сказал Денби. Он чувствовал непонятную злость.

— По-моему, на это вы не способны…

Она права, подумал он. О Господи Боже мой, за какие грехи?

— Я хочу рассказать вам кое-что и кое о чем у вас спросить, — сказала Лиза. — Начну с вопроса. Когда вы приходили в ту ночь на Кемсфорд-Гарденс, Майлз сказал вам, что я кого-то люблю. Вы знаете, кто этот человек?

— Нет.

— Это Майлз.

Денби опустил глаза. Он медленно наклонился и, опершись локтями о колени, закрыл лицо руками. Только бы не заплакать, думал он. Если я заплачу, то не смогу остановиться. Майлз. Майлз! Денби молчал.

— Простите меня, — произнесла Лиза. — Я знаю, что причиняю вам боль, но сказать это было необходимо. Я любила и люблю Майлза. Я полюбила его с первого взгляда, в день свадьбы Дианы. Я любила его все эти годы и думала, что он никогда об этом не узнает.

Денби молчал, прижав пальцы к глазам.

— Только недавно он узнал об этом, вернее, я ему сказала. Я не должна была выдавать своей тайны, но так получилось… Трудно было поступить иначе, психологически трудно. Потому что он сказал мне, что любит меня.

Денби продолжал молчать.

— Я не знаю, давно ли он меня полюбил, — продолжала Лиза так же спокойно, отчетливо, ровным голосом, — ему кажется, что давно. Но подозреваю, что на самом деле это случилось совсем недавно.

Денби поднял голову. На глазах у него были слезы, и он уже не пытался их скрыть.

— Боже милостивый, ну что вы мучаете меня своей проклятой любовью!

— Нужно, чтобы все было ясно. Я люблю Майлза, и он любит меня.

— Пожалуйста, уходите отсюда! — сказал Денби.

— Но, — продолжала Лиза, не обращая на него внимания, — дело в том, что Майлз — муж Дианы.

— Просто кошмар какой-то, — сказал Денби. — Зачем вы все это мне говорите? Ох, Лиза, Лиза, то ли вы не понимаете, в каком я состоянии, то ли вы просто глупая и жестокая женщина. Лучше бы мне с вами никогда больше не встречаться. Я быстрее избавился бы от своей боли. А вы приходите сюда и говорите — Майлз, Майлз, Майлз, Майлз. Сумасшедшей нужно быть, чтобы так измываться над человеком.

— Простите меня, — сказала Лиза, — но потом вы сами поймете, что это было необходимо.

— Необходимо? Для чего? Если хотите видеть, какую власть имеете над человеком, тогда конечно. Если хотите видеть человека, доведенного до…

— Да перестаньте, слушайте.

— Я уж тут было успокоился, смотрю за Бруно. Ну не успокоился, во всяком случае, спустился с небес на землю. Стал думать, что вы были просто видением. И вот вы явились и все испортили. Вы даже не представляете себе, что вы наделали…

— Естественно, вы начали приходить в себя…

— Ничего я не начал! Мне никогда не прийти в себя! Будьте вы прокляты, будьте прокляты!

— Не кричите. Вы меня будете слушать? Мне нужно, чтобы вы мне помогли.

— Помог заполучить Майлза? Ах, вот оно что! Господи, Лиза, не хотите ли вы сказать… Нет, не может быть… — Денби поднял голову, взглянул на нее, его лицо исказилось от боли.

— Что-что?

— Впервые вы увидели меня, когда я, покарай меня Бог, обнимал Диану. И как я мог надеяться, что вы поверите в мою любовь, в то, что я полюбил вас глубоко, серьезно? Поймите, с Дианой было совсем другое. Вы думаете, я просто волокита какой-нибудь. Думаете, раз я был увлечен Дианой… Хотите, чтобы я взял ее на себя, устранил с вашего пути, а вы с Майлзом… Вы сущий дьявол! — Денби вскочил и угрожающе поднял руки — жест его был полон отчаяния.

— Сядьте и перестаньте на меня кричать.

— Дьяволом, дьяволом нужно быть. Вы меня с ума сводите. Хотите, чтобы я убил вас?

— До чего же вы глупый. Не смейте меня трогать!

— Трогать! Да я готов задушить вас! — Денби застонал, отвернулся и, прислонившись к комоду, закрыл лицо руками. — Лиза, Лиза…

— Я хочу, чтобы вы меня выслушали, и я хочу, чтобы вы подумали. Если бы вы рассуждали здраво, вы бы никогда не договорились до такого. Я вовсе не хочу, чтобы вы отобрали у Майлза Диану. Да вам это и не удастся.

Денби снова застонал.

— Мы с Майлзом понимали с самого начала, что не можем быть вместе. Мы ведь не такие люди, чтобы…

— Вы прежде всего влюбленные люди, — сказал Денби.

— Романтическая любовь — это еще не все.

— У влюбленных своя логика.

— Они все преувеличивают. Кроме того, они одумываются. Даже вы начали одумываться!

— Я не начал. Так же как и вы. Вы ведь сами говорите, что любите Майлза много лет.

— Разлука лечит от любви.

— Вы с Майлзом найдете выход. Вы же оба чертовски умные.

— Послушайте. Наша любовь безнадежна. Майлз не может бросить Диану. Она его жена, она отдала ему жизнь. А после того, как я призналась ему, что люблю его, и узнала, что он тоже меня любит, мне нельзя было оставаться у них в доме.

— Но в Лондоне, слава Богу, домов хватает.

— Это не выход для нас с Майлзом.

— Откуда вы знаете? Вы были близки? — Денби продолжал стоять спиной к Лизе, пристально глядя на щетку для волос.

— Нет, конечно нет.

— Не понимаю, почему «конечно». Вы ведь не святые.

— Нет, мы разумные эгоисты. Мы не хотим идти путем безумств и разрушений.

— Хорошо, но все же я не понимаю, какие соображения разумного эгоизма привели вас ко мне с этой вашей невыносимой любовью!

— Как я уже говорила, мы решили, что должны расстаться, и я подумала, что будет легче для нас обоих, если я уеду сразу же, и я нашла себе работу в Индии, в Калькутте, при Комитете защиты детей.

— Так почему же вы не в Калькутте, почему вы на Стэдиум-стрит, в моей спальне, сидите с ногами у меня на постели?

Молчание. Денби наконец поднял глаза и встретил ее напряженный взгляд.

— Я решила не ехать в Индию. Это было очень трудное и ответственное решение, — помолчав, сказала Лиза.

— А, значит, вы решили вернуться к Майлзу, а по дороге заглянули ко мне, чтобы все это рассказать!

— Нет, я не собираюсь возвращаться к Майлзу.

— А что же вы тогда собираетесь?..

— Отчасти это зависит от вас, — ответила Лиза.

Денби медленно опустился на стул. Он пристально, свирепо посмотрел на нее.

— Лиза, что вы, собственно, мелете?

Она окинула его почти враждебным взглядом:

— Я хотела, чтобы все было кристально ясно, а это, оказывается, не так-то просто.

— Что верно, то верно!

— Я не хотела вводить вас в заблуждение.

— Вы меня убиваете, а не вводите в заблуждение.

— Я должна была внести полную ясность насчет Майлза…

— Вы внесли полную ясность! Но что вам нужно от меня, Лиза? Может быть, вы хотите вызвать у Майлза ревность?

— Странно, — сказала она, — но, по-моему, именно когда Майлз увидел нас на кладбище вдвоем, его вдруг осенило, что он любит меня, когда до него дошло, что кто-то другой может в меня влюбиться.

— Избавьте меня от ваших трогательных воспоминаний. Значит, вы хотите заставить Майлза ревновать?

— Нет. Мои жизненные планы больше не связаны с Майлзом.

— Не может такого быть, — сказал Денби. — Вы любите его. Он любит вас. Вы мне это уже десять раз повторили. Не может быть, чтобы вы не стремились к нему.

— Может.

— И что же вы хотите от меня?

В первый раз за все это время Лиза смутилась. Она вздохнула, опустила глаза, пригладила еще не высохшие до конца волосы.

— Ну, я решила не ехать в Индию…

— Ну и что дальше?

— Понимаете, я провела все эти годы… в их доме… любя Майлза и зная, что он там, наверху, у Дианы… каждую ночь…

— Короче.

— Я бы могла и дальше с ними жить, до бесконечности, я и думала, что все так и будет продолжаться до бесконечности. Но вот вдруг… он меня полюбил… а я ему сказала…

— Не начинайте по новой, не могу я больше этого выносить.

— Когда я решила уехать, я воображала, будто я такая же, как и раньше. И вот та прежняя «я» и решила уехать в Индию…

— Ну-ну, дальше.

— На самом деле я была уже не прежняя.

— Бога ради, что вы сказали?

— И еще — я хочу, чтобы вы знали, — сказала Лиза, снова глядя ему прямо в глаза, — я верю, что вы меня любите, что это, как вы мне писали, серьезно, мучительно, что это настоящее.

Денби смотрел на нее во все глаза. Он чувствовал, что сейчас потеряет сознание и свалится со стула.

— Господи. Вы ждете от меня утешения, — хрипло проговорил он.

Лиза смотрела на него все так же настороженно.

— Ну, может быть, и да… жду. Я же сказала, это очень трудно выразить словами. Все это… что я пережила… с Майлзом… изменило меня. Возможно, к худшему. Время покажет. Я поняла, что просто не смогу… уехать и быть одна. Теперь мне уже не хочется уезжать.

— Лиза, Лиза, — Денби прикрыл глаза рукой. — Из этого ничего не выйдет. Вы меня в могилу сведете.

— Может быть. А может быть, и нет.

Денби подался вперед, пристально глядя на нее.

— Теперь выслушайте меня, — сказал он. — Вы себя просто обманываете. Вы говорите, что не смогли бы уехать. И быть одна. Согласен, но какой смысл приходить ко мне, если вы меня не любите, а любите другого? Неужели вы не понимаете, что вам нужно совсем иное лекарство от одиночества? Вы не любите меня. И уж конечно, меня не знаете. Возможно, сейчас вы и благодарны мне за мою любовь. Я могу вас подбодрить, отвлечь на несколько дней, может быть, недель. Но потом вы вернетесь к Майлзу. А я убью себя. Или Майлза. Или вас.

— Нет, — отчетливо произнесла Лиза, почти вплотную приблизившись к нему и впившись в него глазами. — Я думала обо всем этом. Вы должны мне верить. Я не собираюсь возвращаться к Майлзу. Это исключается. Вы должны понять.

— Не понимаю. Когда любят — не существует никаких преград. Вы сумасшедшая. Я вижу, вам и невдомек, к чему может привести ваша игра. Это игра с огнем, Лиза, вы меня погубите!

— Я хочу порвать с Майлзом, — сказала Лиза, — и я это сделаю. И я знаю как. Это принесет страдания и мне, и другим, я знаю. Для Майлза я словно бы ушла в монастырь или умерла. И он спокоен теперь: я ведь для него недостижимый ангел. Но когда окажется, что в конце концов я только женщина, он сразу потеряет покой.

— И тогда он придет и заберет вас.

— Нет. Тогда он перестанет меня любить.

— Значит, все это, чтобы исцелить Майлза!

— Да будет вам! Послушайте, Денби, неужели вы не понимаете, что вы вовсе не оставили меня равнодушной, что в тот день на кладбище и в ту ночь в саду вы разбудили во мне женщину? Я вам благодарна за вашу любовь, но это еще не все. Это очень много, но далеко не все. Я любила Майлза, но ведь и вы были у меня перед глазами. Я бы не пришла к кому попало за поддержкой и утешением. Я думала о вас все это время. Мне незачем ехать в Индию. Что же странного в том, что мне захотелось дать кому-то счастье и быть счастливой самой? Я все вспоминала, как вы тогда ночью упали в золу на колени и как мне захотелось вас погладить. За все эти годы на Кемсфорд-Гарденс у меня притупился инстинкт самосохранения. Я жила точно в темной келье. А теперь я вырвалась из нее. Это очень болезненно, и боль еще будет длиться, конечно, но ее можно вынести, если знаешь, что выздоравливаешь. Я не сумасшедшая, Денби. Никогда в жизни я не была более трезвой, холодно-трезвой, эгоистично-трезвой. Я женщина. И я нуждаюсь в тепле, в любви, в привязанности, в радости, в счастье, во всем том, чего у меня никогда не было. Я не хочу жить на дыбе.

— Но вы меня совсем не знаете…

— О, я прекрасно чувствую вашу душу. Это вы меня не знаете. Вы вообразили, что я добрая. Но все эти наполовину вычеркнутые из жизни годы ничего не доказывают. А вот вы думаете, что я… что я похожа на…

— Нет, — сказал Денби, — нет. Я вижу вас, я вижу именно вас.

— Тогда давайте верить друг другу.

— Подождите-ка, — сказал Денби, — а то я сейчас заплачу. Что же вы предлагаете?

— Ничего особенного. Давайте лучше познакомимся друг с другом. Пригласите, например, меня пообедать.

— Пригласить… вас… пообедать! Должно быть, я схожу с ума, — сказал Денби. Он то ли зарыдал, то ли засмеялся. — Зачем, Лиза? Это каприз. Вы бросите меня, и я умру от горя.

— Ну, если вы предпочитаете не рисковать… — Лиза вытянула длинную ногу и потерла лодыжку. Потом сунула ноги в полуботинки и взялась за плащ.

Денби опустился на пол и положил голову ей на колени. Она устало улыбнулась грустной победной улыбкой и погладила его седые волосы.