Проснувшись, Кул почувствовал прохладу. Он все еще лежал, наслаждаясь легким бризом, ласкавшим обнаженное тело, нежась в мягкой и чистой постели. Хотя солнце едва поднялось над горизонтом, комната была полна света. Мириады насекомых, изгнанные ветром с моря, трещали где-то за домом, в джунглях. Вдали тарахтел мотор, и он помрачнел, но потом сообразил, что это электрогенератор.

Проведя рукой по постели, он обнаружил лишь смятую простыню.

– Серафина!

В ответ – лишь шорох прибоя и шум ветра в зарослях.

Кул сел в постели, огляделся и обнаружил, что в комнате никого нет. Странно, что он проспал так долго тяжелым сном без сновидений. Во рту остался терпкий привкус от вина, голова гудела с похмелья. Но выпил-то он слишком мало, чтобы так себя чувствовать. В животе бурлило.

– Серафина!

Дом был молчалив и безлюден. Он поднялся – и будто тяжелый молот ударил по затылку. Кул застонал, но обратно не лег. Он побрел к двери и выбрался в гостиную, окна которой смотрели на море. При каждом движении его пронзала мучительную боль. Он снова позвал Серафину, хотя уже понял, что в доме ее нет. Она ушла, хотя это было выше его понимания.

В висках стучало, голова разламывалась. Он успел добраться до ванной, прежде чем желудок взбунтовался и его вырвало. Никто не пришел на помощь. Он вцепился в дверцу аптечного шкафчика и распахнул дверцу. Его пальцы коснулись флакона, перед глазами зарябила этикетка. Этикетка нью-йоркской аптеки. Хлоралгидрат. Когда он открыл флакон и понюхал, его чуть не вырвало снова. И он понял, что именно эту отраву выпил вчера вместе с вином.

Кул с горечью подумал, что девушка подсунула отраву прямо перед тем, как затащить его в постель. Так что она успела вдоволь насладиться, прежде чем отправить его в нокаут. И ускользнуть.

Он нахмурился, в затуманенном сознании стали всплывать кое-какие мысли. К тому времени, когда появилось вино, конверт Серафина не вскрывала. И не знала, что письмо ничего не стоит. Следовательно, все, что произошло, спланировано с самого начала путешествия. Вынужденная посадка на пляже тоже была слишком удачной, слишком близкой к дому, чтобы быть случайной. Тем более до тихоокеанского побережья они могли добраться только миновав всю страну и ее столицу. Он ругал себя последними словами, что не сообразил этого раньше.

Внезапное озарение придало четкость и стройность всему случившемуся: именно обладание письмом завело его так далеко. Именно его постоянная настороженность стала причиной выбора такого отдаленного места, где его можно было предательски бросить. Его захлестнула холодная ярость.

Спазмы в желудке прошли, и он выпил немного воды, потом добрел до кухни, зажег плиту и разогрел оставленный кофейник. Чашка горячего, крепкого кофе помогла – руки дрожать перестали.

Потом он вернулся в спальню, нашел свои вещи и оделся. Маленький пистолет, который он забрал у Серафины, исчез. Продолжая поиски, Кул обнаружил, что исчезли и все деньги, которые он снял из банка в Филадельфии.

Бумажник был пуст. Пропали деньги, карточки, все, что могло подтвердить его личность, даже фотография Элис. Он оказался один в чужой стране, разыскиваемый полицией, подозреваемый в убийстве.

Кул готов был сломаться. Птицы в джунглях приветствовали пением новый день, море отвечало им гулом волн, а Кул задавался вопросом, что делать. Прошлой ночью он готов был верить Серафине, но ночь наслаждений осталась позади, а теперь он, совершенно беспомощный, оказался в ловушке. Отчаяние нарастало, им снова овладела паника, возникло исступленное стремление бежать, бежать куда угодно, но только не сидеть на месте.

Какая-то часть сознания подсказывала махнуть на все рукой. Ничего не поделаешь, скоро за ним придут и так или иначе все будет кончено. Эта мысль возмутила его и разожгла такую ярость, что он готов был крушить все кругом. Кул с трудом заставил себя спокойно смотреть на море.

Пляж был пуст, никого не видно.

День разгорался, начинали ощущаться жара и влажность. Что-то в нем изменилось. Он понял, что играл роль пешки в опасной, хитрой и предательской игре, и в результате его как барана привели на это место для заклания. Причина теперь не имела значения. Сейчас он был один, избавленный от заблуждений, но все еще живой. И собирался им оставаться.

Интересно, есть ли возможность подняться в горы к столице? Если бы он смог туда добраться, то сумел бы обратиться к Тиссону. Оставался шанс, что про Рамона Гомеса тут еще не знают, но это почти ничего не давало. Он вспомнил слова Серафины, что до цели осталось семьдесят пять миль – слишком много для пешей прогулки. Слишком далеко, если учесть, что он не знает, по какой дороге идти. И притом большую часть пути пришлось бы одолевать крутые горы.

Альтернативой оставался Сан-Хосе, куда прошлой ночью отправился Джонсон. Но на дорогу нужны были деньги.

Он остановился, осматривая комнату в поисках чего-нибудь полезного. Его взгляд упал на стол резного красного дерева в стиле испанского барокко. Замысловатый сверкающий медный замком словно подмигивал ему, и Кул шагнул к столу, чувствуя, как медленно возвращаются силы.

Стол был накрепко заперт. Он потянул за крышку, но тяжелая панель красного дерева не поддавалась. Пришлось пойти на кухню поискать подходящее орудие. В комнату он вернулся с ключом для открывания консервных банок и маленьким молотком, и взялся за дело, безжалостно уродуя изумительное дерево. Казалось, прошло бесконечно много времени, прежде чем удалось проковырять дырку и ослабить замок. Консервный ключ и молоток полетели на пол, он открыл стол и зарылся в бумаги.

Там были главным образом всяческие деловые бумаги и счета, причем на испанском, за исключением небольшой пачки расписок, написанных готическим шрифтом. Прочитать он ничего не мог, уносить с собой не собирался, даже если бы и сумел судить о ценности бумаг. Но в маленьком ящике справа нашлось то, что ему было нужно – кожаная папка хрустящими купюрами: несколько сот гватемальских кетсалей и почти триста долларов мелкими купюрами, максимум в двадцать долларов.

Он рассовал это богатство по карманам, и тут в последним отделении нашел фотографию. Обыкновенный снимок, но на обороте красивым женским почерком написано: "Гидеону – со всей моей любовью, Мария".

Кул перевернул фотографию и посмотрел на девушку, позировавшую на фоне старинных руин в красивой кружевной мантилье. Тут волосы у него встали дыбом, и неудержимая дрожь пробежала по телу.

С фотографии – предполагаемого снимка погибшей девушки – на него смотрела Серафина Дельгадо.

Дрожащими пальцами он перевернул кожаную папку и увидел тисненые золотом инициалы, на которые вначале не обратил внимание: "G. C." – Гидеон Кул.

– Стерва! – прошептал он охрипшим голосом. – Стерва!

Темное пиво оказалось приятным на вкус. Судя по этикетке, оно было произведено в городе Гватемале. Кул выпил две бутылки и съел сандвич с ветчиной, после чего счел, что готов отправляться в путь. Нокаутирующее действие снотворного уже закончилось. Когда он вышел на улицу, солнце палило во всю. Последний раз он оглядел фальшивую идиллию, которую являли этот дом и пляж. Теперь он понимал, что времени в обрез. Его заманили сюда, чтобы задержать, – это ясно, но только ли за этим? Вспоминая Серафину Дельгадо, он пришел к выводу, что не в состоянии понять, где кончается истина и начинается ложь. Приходилось начинать все с начала, не зная ничего определенного и не имея отправной точки.

Тропинка через джунгли оказалась лучше, чем он ожидал, но воздух был тяжелым, влажным, и вокруг постоянно вились мириады голодных насекомых. Корни деревьев выбивались из-под земли и сплетались с побегами, но почва под ногами была твердой, и идти удавалось достаточно быстро. Припекало все сильнее. Его неопытным глазам дорога представлялась заброшенной, многие месяцы никем не хоженой.

Через несколько минут тропа расширилась, и идти по ней стало легче. Он остановился, разглядев на другой стороне маленькую хижину, наполовину скрытую лианами и деревьями. Какое-то время он прислушивался к крикам птиц и любовался мгновенными вспышками красок на фоне темной зелени. Хижина казалась заброшенной, однако из осторожности он решил себя не обнаруживать.

Едва Кул сделал несколько шагов, как в дверях, зевая во весь рот и потягиваясь, появился человек. Это был Ток Джонсон. Увидев его, пилот изумился. Его нижняя рубашка была в грязи, широкое лицо из-за отросшей щетины отливало синевой. Он был босиком, штаны цвета хаки помялись, будто он в них спал. В тот миг, когда они увидели друг друга, Кул понял, что Ток ночью не ушел дальше этой хижины, он был здесь в качестве охраны, и судя по его удивлению, не ожидал увидеть Кула. Возможно, Серафина ошиблась в дозе снотворного, которое ему дала.

В руке Джонсона, как по волшебству, появился пистолет.

– Ладно, Педро, стой на месте.

В притихших джунглях хриплый голос прозвучал неестественно громко. Глаза громилы лучились от радости, он ухмылялся.

– Подожди, – сказал Кул. – Не спеши.

– Я у тебя в долгу, Педро. Вчера кое-что произошло. Мне кажется, я тогда проспал, верно?

Что делать? Если он побежит, Джонсон станет в него стрелять, и причем с удовольствием. Довольный собой, сейчас он двигался навстречу Кулу разболтанной походкой, покачивая потными красными волосатыми плечами и легко поигрывая "люгером" в толстых пальцах.

Все мышцы Кула напряглись и затвердели. Но он старался, чтобы голос звучал нормально.

– Убери пушку, Ток. Нам нечего делить.

Джонсон ухмыльнулся.

– Ты так думаешь?

До него оставалось не больше шести футов. Толстяк слизнул соленый пот с верхней губы.

– Как прошла ночка, парень? Как это было, а? Что, получил удовольствие с крошкой, Педро? Будь я проклят, тебя она на славу поимела! Она творит в постели чудеса. Черт побери, крыса проклятая, скоро я займу твое место. Я долго ее ждал, но она выбрала тебя.

Голос у Джонсона срывался, в нем клокотала ярость, подхлестываемая похотью. Рука, державшая "люгер", слегка дрожала.

Кул возразил:

– Ты не прав, Ток. У нее другие планы. Она меня нокаутировала.

– Вина налила, да? – ухмыльнулся Ток.

– Ты угадал. Я только что прочухался.

Джонсон глухо процедил:

– Но перед этим порезвились вы на славу. Не ври мне, Педро. Я эту крошку знаю. Она для того создана. И ты попался под руку, – его глаза сверкали. – Расскажи мне все, Педро, прежде чем я всажу пулю в твои потроха.

– Тут нечего рассказывать. Она меня усыпила, взяла мои деньги и скрылась. Где она сейчас?

– В Антигуа.

– Почему она от нас сбежала?

– От нас? От меня она не сбегала. Только от тебя, Педро. Она с тобой позабавилась. Заманила сюда, где только тебя недоставало, ну а теперь с тобой покончено. Все проще простого. Ты же просто болван. С тобой играли с самого начала. Она сама мне говорила. Ты дал ей то письмо, которое она искала, верно? А больше ей ничего не нужно. Она бы раньше от тебя избавилась, только слишком рискованно делать это в Штатах. Ты не мог спрятать письмо в самолете, но мог в машине или даже на теле. Так что она решила, что ты полетишь сюда с нами. Она очень рассердится, когда я расскажу, что ты проснулся раньше, чем я вернулся в дом. Но как-нибудь переживет. Забавная крошка! Она все это симпатично организовала, только сама не стала бы спускать курок!

– Подожди минутку, – вмешался Кул. – Ты говоришь, со мной играли с самого начала. А как насчет Рамона Гомеса?

Ток усмехнулся.

– Гомес работал на нее. Нужно было запугать тебя до смерти, тогда ты убедился бы, что она на твоей стороне, ясно? Тогда ты сам отдал бы ей письмо. А ты вместо того, чтобы испугаться, убил Гомеса и все перепутал. Пришлось ей срочно перестраивать все планы. На Гомеса ей было наплевать, зато она использовала новую ситуацию, чтобы заставить тебя подчиняться ее указаниям. Ведь ты бежал от правосудия и вынужден был слушаться. Черт побери, она же не хотела, чтобы тебя схватили раньше, чем ты отдашь письмо!

Сознание Кула протестовало против грубых истин, открытых толстяком, на какой-то миг даже мелькнула мысль, что Джонсон лжет, стараясь спровоцировать его ради злобного удовольствия. Но он ее отбросил, заглянув ему в глаза. Нет, этот человек не лжет.

– Значит, она и не думала выручать моего брата из тюрьмы?

– Верно, Педро. Единственное, что нас сдерживало – пистолет, который ты у нее забрал. Не имеет значения, где мы сделаем наше дело, лишь бы нас не сцапали. Она решила – лучше здесь. И после того, как я напортачил в Теннеси, предложила тебе лететь до конца. Никто не знает, где ты, и никто тебя не найдет, да и не хватится, когда я тебя прикончу.

Сверкнув на солнце ярким оперением, через поляну с пронзительным криком стремительно промчался ара. Джонсон на миг отвлекся, но шанса вырвать "люгер" Кулу не предоставил.

Питеру показалось, что он слышит звук мотора, но он не был вполне уверен. Возможно, это в полумиле оттуда шумел океан. Джунгли стояли густой непроницаемой стеной, окружая их со всех сторон, будто они находились в закрытом помещении. Бежать возможности не было, а Джонсон явно собирался его убить.

Ожесточенный безысходностью, он шагнул навстречу, и Джонсон крикнул:

– Стой!

– Давай покончим с этим, – бросил Кул.

– Заждался? – ухмыльнулся пилот. – Не хочешь рассказать, как развлекался прошлой ночью? Последний раз все это было, парень. В следующий раз в ее постель залезу я! Но я-то знаю, что к чему, и не стану пить вина. Ни за что! Однако хорошо малышка, верно? И все при ней. Горячая и сладкая, а? Ты получил свое?

Все же это был звук мотора, а не отдаленный шум океана. Автомобиль пробивался через джунгли. Джонсон тоже его услышал. Похоже, он испугался. По широкой багровой физиономии промелькнуло разочарование, но он тут же поднял "люгер".

– Прощай, Педро, – буркнул он и нажал на спусковой крючок.