Бандитов оказалось пятеро. Ну, вернее, их было шестеро, но самому храброму — или тупому, тут уж как посмотреть — Кроконяшка демонстративно отсекла хвостом голову, после чего я так же демонстративно, с помощью гладиуса и чьей-то матери, порезал эту голову на куски и засунул в задницу трупу.
Больше желающих корчить из себя героев не нашлось и они, тихо обосравшись, скромно уселись в одной из открытых их же ключами камер.
— Что?! — рявкнул я на уставившихся на меня спутниц.
— Андрэ, милый, с тобой все в порядке? — осторожно уточнила Жанна, нервно перебирая подол платья Химэ.
— Нет, блядь, я в неадеквате! — оскалился я, действительно чувствуя какую-то эйфорию и оторванность от реальности.
Как после пары рюмок хорошего полынного абсента.
При этом я прекрасно осознавал, что со мной творится что-то не то, но поделать ничего не мог. Да и не хотел, если честно.
— Проверьте остальные камеры, а я дальше побежал, — бросив ключи от темницы Ваське, я развернулся и неторопливо зашагал по ведущей наверх лестнице.
— Раз, два, три, четыре, пять… Иду я жопы ваши рвать! Если кто не спрячет попку, то получит в нее пробку…
Остановился где-то на середине оказавшейся довольно длинной лестницы.
Темно. Холодно. Мокро.
Пахнет дерьмом и кровью. Причем, по большей части от меня самого.
— Так, Андрюша, успокойся, — пробормотал я, проведя грязной рукой по лицу. — Что-то тебя, гопота ты контуженная, конкретно не туда понесло…
В чем была причина такого неадекватного состояния я примерно догадывался.
Бездна.
Вернее, не сама Старушка, а ее сила, которая так и бурлила, прося выхода. Прося крови, смертей и разрушений.
А еще эти глаза…
— Нужно поскорее найти какой-нибудь светлый арт… — пробормотал я, продолжив подъем. Но уже через пару шагов отпустивший было приход ударил по мозгам с новой силой. — А, к черту! Кажется, сегодня ночью этот клоповник ожидает знатный шухер! Вот только нужно постараться сдержаться и не начать кромсать всех направо-налево…
В конце лестницы обнаружилась распахнутая дверь, за которой была небольшая каморка. Шесть стульев вокруг столика, на котором тусклой блестящей горкой лежали медяки и пара игральных костей. На стене горела масляная лампа. В ее свете в углу желтела куча соломы, игравшая роль кровати. Из каморки вели всего две двери, не считая той, через которую я вошел.
— Маленький мальчик нашел пулемет… — пробормотал я, тыча поочередно пальцем в каждый из выходов. — Больше в деревне никто не живет. Кроме деда Архимеда, у которого была торпеда.
Перст судьбы в виде моего грязного пальца остановился на правой двери.
— А вот хрен вам! — уверенно зашагал к левой, чувствуя как губы сами собой растягиваются в такую лыбу, что аж щеки трещат, а глаза становятся уже, чем у желтолицых любителей резать врагов до пятидесятого колена. — Папкам всем наперекор, краб сжигает вражий кор!
Подойдя к двери, особо не раздумывая, опять выбил ее с пинка. Тяжелая деревяшка с грохотом завалилась внутрь помещения. Причем, судя по отчаянному писку, еще и кого-то придавила. Чтобы проверить данное предположение, встал на эту деревяшку и пару раз подпрыгнул.
Писк перешел в бульканье и хрип.
Точно придавил.
— Сорян, бедненький чувак, конкретно ты попал впросак, — пробормотал я, подпрыгнув еще раз. Просто так. Из вредности.
— Ты, блядь, кто такой?! — отвлек меня от этого удивительно интересного занятия раздавшийся откуда-то спереди вопль.
Подняв голову, я с удивлением огляделся.
Просторное помещение без окон, освещенное все теми же масляными лампами. Судя по антуражу, какой-то притон. Воздух заполняет вонючий сизый дым от самокруток. Десятка три зверских немытых харь, сидящих за грязными столами. На столах глиняные кружки с желтоватой пенной жижей, разное колюще-режущее железо, горки монет, карты, игральные кости, какие-то свитки и куча подобного барахла. Тут и там виднеются тушки полуголых баб самого потасканного вида.
— Буду резать, буду бить, колбасу из вас варить! — громко проскандировал я, доставая гладиусы.
По залу разнесся чей-то безумный смех.
Оглядевшись, я не нашел смеющегося. Только глаза.
— А, точно! — хлопнул себя по лбу. — Это ж я смеялся!
— Чего стоите?! — взвизгнул какой-то лысый, лоснящийся от пота бородатый жиробас, поднимаясь из-за столика. — Кончайте его!
— А вот с тебя и начнем, — улыбнулся я ему.
Толстяк почему-то побледнел и, еще больше покрывшись потом, схватился за сердце.
Приступ что ли? Ну дык, помочь надо человеку! Вдруг у него жена и дети? А сам он на самом деле агент империи благородных рептилоидов под прикрытием?
Оттолкнувшись от двери так, что из-под нее во все стороны брызнула кровь окончательно раздавленного бедолаги, уже через секунду затормозил прямо перед толстяком.
— ААААА! — завопил тот, заваливаясь обратно на широкий стул.
— Ой, сорян, рефлекс, — виновато улыбнулся я ему, вытаскивая клинки из жирного брюха. — Ты там как, жив еще?
Толстяк сделал большие-большие глаза, чем-то похожие на те самые, и пытался собрать обратно вываливающиеся кишки.
— Подожди, подожди, щас помогу! — захлопотал я, отсекая ему руки и засовывая их в разрез на животе. — Вот, так лучше? Что молчишь? Я тут стараюсь, помогаю, а он… Эх, свинья ты неблагодарная.
Сделал шаг в сторону, пропуская летевший в мою голову топор. Лезвие оружия, увлекаемое набранной инерцией, со смачным аппетитным хрустом вошло в голову толстячка.
— Изыди, сила нечистот! — увидев харю «держателя топора», меня невольно передернуло и руки сами собой сделали двумя клинками «ножницы» ему по шее. — Вооот, без головы намного лучше! Поверь, ты мне еще спасибо скажешь за подобную охуенную пластику, когда все дуллаханы на районе станут на тебя вешаться!
Тут зал уже целиком заполнился воплями баб, гневными криками братков, звоном бьющихся кружек и прочим весельем. Как будто мне глаз мало было…
— Какие же вы все шумные, — поморщился я, зажимая уши. — Кажись, кому-то [щас будут бить морды]…
Где-то в груди пробежал холодок, а вокруг наступила гробовая тишина. Но все это длилось буквально мгновение. А потом шум поднялся едва ли не втрое больший!
— Ой-ё-о-о-о-о… — протянул я, — однако, [я не бэтмен], чтобы влезать в каждую драку…
Подпрыгнув, я уцепился пальцами за потолок и, с комфортом устроившись на балке, принялся наслаждаться зрелищем, периодически подбадривая особо выдающихся участников.
А внизу, должен признать, происходило действительно нечто! Грандиозная свалка «все против всех», где в ход шло все, что только подвернулось под руку: глиняные кружки, ножки стула, мечи, топоры, кинжалы, бутылки, колготки, расчески… Особенно я аплодировал одной шалаве, которая затолкала бывшему клиенту собственную отрубленную руку в глотку.
Уже через минуту во всей этой вакханалии в живых остался один израненный бугай с двумя топорами. Судя по его зверской роже, немного крупноватым клыкам и оливковой коже, в роду верзилы явно затесались орки.
Пошатываясь, он безумными глазами обвел порушенный притон, который сейчас больше напоминал поле какой-то жестокой битвы или плод фантазии какого-то вконец упоровшегося кофеечком художника.
— Браво! — крикнул я, свесившись вниз головой с потолочной балки и искренне ему аплодируя. — А на бис не выйдешь? Нет?
— ГРААА!!! — взревел верзила и метнул в меня топор.
Поймав за рукоять летящий снаряд, я придирчиво его осмотрел.
— Хрень, — вердикт был быстрым и вполне справедливым. — За подарок верному зрителю спасибо, но я больше по клинкам и копьям специализируюсь. Так что, дорогой мой сперматозавр-чемпион, лови обратно! Че молчишь? Не поймал что ли? Печаль-печаль, такого человека потеряли…
Спрыгнув на пол, осмотрелся.
— Какой бардак! Нет, товарищи, так не пойдет! Ну-ка, быстро, бабы в одну сторону, мужики в другую, конечности в третью, потроха в четвертую, а всякий мусор вон туда, к дверям — пусть баррикаду изображает на случай, если фараоны нагрянут! Что молчим, не шевелимся?! Вы что, меня игнорить вздумали?… А! Наверно просто устали, так? Ну ничего, за такое шоу я вам помогу привести все в порядок!
Минут десять ушло на то, чтобы разобрать эти завалы по трем неравным кучкам. Несколько особей активно сопротивлялись, что-то вереща, пытаясь уползти и не желая расставаться с органами и конечностями, но я быстро помог им гладиусами.
— Уф, управился, — довольно вытер я заляпанное потом и кетчупом лицо. — Стоп, откуда тут кетчуп? А, это же кровь! Ну окей, тогда порядок! Ладно, раз с этим разобрались, то… то-о-о-о… То что?
Я закусил ноготь и задумался.
Глаза мне не мешали.
А зачем я сюда шел?
За шалавой? Нет, но что-то близкое… Шалава… Клава… Лава-Любава-Юлава-Юля… Юля! Точно, шел за студенткой по имени Юленька!
Огляделся.
— Не, тут ее точно не было. На студенток эти работницы кривых волосатых ножек не тянут ни разу. Выход я завалил и, судя по звуку, там улица…
Присев на корты рядом с кучей конечностей, выкатил кончиком гладиуса несколько головок поцелей и посимпатичней, выстроил их рядком и строго оглядел.
— Итак, товарищи знатоки, вот вам вопрос. Где студентка Юленька?
Головы переглянулись и пожали плечами.
— Не знаете? — удивился я. — Тогда какие же вы знатоки?
Головы удрученно потупили глазки. Все, кроме одной — накрашенной как индеец Куки-Маки блондинки. Она уверенно тыкала синим языком в ту сторону, откуда я пришел.
— Точно! — хлопнул себя по лбу. — Там же еще одна дверь была! Ух, моя ты умница! Дай я тебя в лобик поцелую! — чмок. — Я бы еще тебя и в ротик приласкал-присунул, но у тебя, красавица, зубы не чищены… Точно! Все равно будем Юленьку искать, так и тебе на предмет зубной пасты пошуршим! Ну, что скажешь?
Голова блондинки радостно завиляла хвостиком и пару раз согласно мяукнула.
— Вот и отлично!
Сунув красавицу подмышку, я неспешно отправился обратно. Протопав по выбитой двери, вновь оказался в «помещении охраны».
За столом партию тех самых шестерых неудачников доигрывали четыре собаки: овчарка, пудель, ротвейлер и болонка.
— О, а нас возьмете?
Собачки переглянулись и дружно ткнули лапами в два свободных стула. Присев, я бросил кости.
— Победа! — радостно сгреб к себе все деньги.
— Но так нельзя! — взвыл Барон Мюнхгаузен.
— Можно, можно, — возразила собака Баскервилей.
— Вот именно, — кивнул я, засыпая выигрыш в ротик на голове блондинки. — Подержи пока у себя, милашка, а то мне руки будут нужны свободными.
Встав из-за стола, пошел ко второй двери. С нее на меня печальным взглядом смотрела старая уставшая женщина с доброй улыбкой.
— Внучок, хватит буянить, — мягко произнесла она.
— Бабушка Клавдия, — улыбнулся я двери и, спрятав голову блондинки за спину, скромно пошаркал ножкой. — Извините, больше не буду.
— Опять врешь, — вздохнула она и растворилась вместе с дверью.
— Опять вру, — согласился я, делая шаг вперед и стукаясь лбом о вновь коварно появившуюся дверь. — Ах ты тварь! Подраться хочешь?!
Короткий удар и очередная деревянная преграда влетает внутрь следующего помещения… и с грохотом катится вниз по серым каменным ступенькам.
— Опять лестницы, — вздохнул я.
— Эй, что там, блядь, происходит?! — раздался снизу недовольный мужской голос.
— Хуйня творится, начальник! — крикнул я в ответ. — Негры слоников ебашут, собаки по танцполу пляшут!
Пока внизу переваривали ответ, я быстрыми прыжками спустился по ступенькам, стараясь не наступать на путающихся под ногами змей и хомячков. Пару штук все же раздавил, но они сами виноваты! Нефиг было мне рекламу мыла под нос пихать!
Внизу обнаружилось полутемное круглое помещение, застланное красными коврами, обставленное какими-то безвкусными вазами и деревянной мебелью, кое-как обитой мягкими шкурами. Ну и глаза — куда же от них деться?
В центре стояла огромная кровать, на которой, свернувшись клубочком, плакала ламия, а рядом спешно натягивал брюки какой-то мужик.
— Ты кто? — спросил он, пуча на меня буркалки.
— Хрен в пальто! — радостно оскалился я, распахивая пальтишко и тряся хозяйством. — Видишь, какой длинный?
— Псих какой-то… — попятился тот, протягивая руку к стоящему рядом шестиствольному плазмогану.
— Может быть, — улыбнулся я, бросая в него сюрикэн.
Мужик захрипел и начал заваливаться на кровать, брызгая вокруг радугой из распоротого горла.
— Фи, таким быть, — погрозил я ему пальцем и повернулся к плачущей девице. — Эй, чешуйчатая, ты часом не Юленька?
Та всхлипнула и подняла на меня зареванные глаза.
— Че… Чешуйчатая? — спросила она. — В см… смысле?
— Ну, ты же ламия, — потыкал я пальцем в ее хвост. — Значит чешуйчатая!
— Вы псих? — она попыталась отползти от меня подальше, косясь на блюющего через горло радугой мужика.
— А хуй его знает! — оскалился я и повернулся к голове блондинки. — Милая, я псих?
— Кто знает? — пожала она плечами, прищурившись третьим глазом. — Я всего лишь мертвая отрубленная голова.
Глаза тоже насмешливо прищурились.
— Ну вооот, — повернулся я к ламии, пинком отправляя голову в угол. — Она не знает. Ну так что, Чешуйчатая, ты Юленька или как?
— Юля, — кивнула она и вдруг, выпрыгнув из хвоста, попыталась дать мне коленкой по яйцам.
Я без труда увернулся от этой смехотворной попытки и, прокрутившись как балерун на льду, оказался у нее за спиной. Мягко, почти нежно обхватил за горло и приподнял над землей.
— А я Андрэ, будем знакомы. Только ты, самочка долбокряковая, больше так не делай, а то могу ненароком обезглавить, Егор плакать будет.
Забросив на плечо почти потерявшую сознание девушку, двинулся по направлению к своим.
Те встретили меня гробовой тишиной и ОЧЕНЬ странными взглядами. Особенно Химэ. От ее холодных светло-голубых глазок так и веяло чем-то сильно недобрым.
— Чего? — поинтересовался я, скидывая на пол кашляющую Юленьку.
— Ты понимаешь, что происходит? — уточнила блондинка-биоробот.
— Угу, — кивнул я и постучал костяшками по лбу. — Вот тут что-то начало подтекать. Но вроде бы уже отпускает.
— Это радует, — кивнула она, чуть-чуть, но все же расслабившись.
— Милый… — сделала Жанна осторожный шажок в мою сторону.
— Э-э-э нет! — я шагнул назад в сторону лестницы. — Вон, к тебе новый пациент прибыл. Юленька-Чешуленька. А я пока пойду обратно. Судя по всему, меня еще полчаса как минимум колбасить будет!
— Откуда ты знаешь? — удивилась Васька, помогая Юле подняться.
Я указал на потолок.
— Глаза видите?
Все дружно посмотрели наверх, после вновь перевели взгляды на меня и покачали головами.
— А я вижу, — улыбнулся я и помахал Бездне лапкой. — И слышу ее шепот… Так вот, он уже начал затихать. По крайней мере, теперь я могу отличить его от собственных мыслей. Короче, сидите тут как мышки в норке, а как отпустит, я спущусь.
Быстро поднявшись по ступенькам, я согнал со стола охраны стайку зеленых слоников и устроился на Железном Троне. Посмотрел наверх.
Вместо потолка был провал в пустоту. И из нее глядело бесконечное множество глаз, горящих алым пламенем голодного безумия.
Я показал ей средний палец.
— Не сегодня, Старушенция!
— Ты с кем разговариваешь, червь?! — раздался со стороны входа звонкий и странно знакомый голос.
Повернув голову я с удивлением увидел готик-лоли.
Два длинных светлых хвостика, кроваво-красные глаза, бледная кожа, небольшие клычки, маленький черный зонтик в хрупких ручках…
— Где-то я тебя уже видел… — пробормотал я.
— Червь, как ты посмел забыть! — взвизгнула та.
— О, точно! — поднял я палец вверх. — Ты та самая мелкая дрянь, которую я в подземелье засранца Ма Оу прирезал!
— Я не дрянь! — продолжала она визжать.
Я задумчиво глянул наверх. Потом вновь посмотрел на пышущую гневом и возмущением мелкую вампиршу.
— Стоп, если я тебя пришил, значит ты глюк! — обвиняюще ткнул пальцем в ее направлении.
— Что-о-о-о?!
— И что бы с тобой такого противоестественного сотворить…? — улыбнулся я, чувствуя, как откуда-то из глубины поднимается новая волна безумия.
— Я официальный наблюдатель от Господина! Меня нельзя трогать! — продолжала визжать вампирша, отгородившись зонтиком и начав выделывать какие-то пассы свободной рукой. — Я буду защищаться!
— Трогать?
Я поднял правую руку и посмотрел на нее. Рука посмотрела на меня большим красным глазом. А потом мы вместе глянули на ставшую даже не бледной, а просто белой вампиршу.
Что-то просвистело в воздухе и Железный Трон пронзили острые ледяные сосульки.
— Куда ты делся?! — завизжала маленькая свинка, водя пятачком из стороны в сторону.
Я нежно приобнял ее за плечи. Она замерла. Кожа начала таять под моим прикосновением, словно мороженое. Люблю мороженое. Особенно пломбир.
Нагнулся к ушку и нежно его облизал.
Вкусно.
Глаза, прикройтесь. Не смотрите.
— Ну, сладенькая моя дюймовочка-морковочка, во что поиграем?
— И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-и-и-и-и-и-и-и…!!!